Авиация и космонавтика 2015 04

Начальник расчета. Воспоминания

В 1961 г. я окончил Харьковское высшее авиационно-инженерное военное училище по специальности «Электроавтоматические системы и приборы подвижного и стационарного специального оборудования». Так замысловато под этим названием скрывалась специальность инженера по автономным системам управления межконтинентальных баллистических ракет. Тогда многое было засекречено и вот такую мудреную специальность записали в мой диплом. Да и мое родное авиационное училище еще зимой 1960 г. было передано в состав формировавшихся в то время Ракетных войск стратегического назначения (РВСН), сохранив в своем названии слова «авиационно-инженерное…». В 1961 г. это «авиационное» училище произвело первый выпуск инженеров-ракетчиков для РВСН.

…12 апреля 1961 г., зал дипломного проектирования. Рядом со мной сопят за своими кульманами мои товарищи-однокурсники, вырисовывая замысловатые электросхемы… Неожиданно резко открывается входная дверь, и дежурный по курсу Виктор Красноперое кричит истошным голосом: «Человек в космосе!». В моем мозгу лениво проплывает: «в каком космосе… Человек может оказаться за бортом, а не в косм…». Через 2-3 секунды доходит смысл сказанного, и мы, переворачивая стулья и толкая друг друга, бросаемся в коридор, где над столиком дежурного весит репродуктор, из которого доносится могучий голос Левитана:«… выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик старший лейтенант Гагарин Юрий Алексеевич. ..!.

Мы, оглушенные невероятной новостью, слушали молча и почти не верили тому, что слышали, а у меня в душе кипело глухое разочарование: «Великое свершилось…, я опоздал…». Тогда я еще не знал, что буквально через четыре месяца окажусь на той самой земле, откуда человек дерзновенно шагнул в космос.

И вот свершилось: Тюра-Там. Именно так (по названию ближайшей железнодорожной станции) в своей среде мы чаще всего называли НИИП-5 – Научно-исследовательский испытательный полигон №5, известный сейчас всему миру как космодром Байконур. Огорчился ли я и еще десять моих однокурсников, получивших также назначение на космодром, или обрадовался? Возможно, у неискушенного читателя этот вопрос вызовет удивление: мол, радоваться надо работе в таком месте! Но нам была известна другая сторона этой красивой медали: местность там – полупустыня, песок да саксаул, климат – не сахар, быт – неустроенный, театров, концертных залов, музеев, спортивных комплексов – нет, на сотни километров вокруг – ни одного сколь-нибудь цивилизованного города или очаровательного женского общества (и это после Харькова!!!), а работы – непочатый край.

Назначение воспринял спокойно, пожалуй, больше обрадовался, чем огорчился: в глубине души билась мысль – это и есть то самое необыкновенное, интересное, передовое.

…Жарким августовским днем 1961 г. я и двое моих однокурсников – Юра Губарев и Дмитрий Тропин – сошли с поезда Москва – Ташкент на железнодорожной станции Тюра-Там. Бросили свои чемоданчики в кузов грузовичка и через несколько минут оказались в … сказке: чистые улицы, аллеи высоких деревьев, трех-пятиэтажные жилые здания, большая площадь в центре, река Сыр-Дарья с километровым чистым песчаным пляжем, ну просто Канары… Мы оказались на знаменитой жилой площадке №10 (на нашем жаргоне – «десятка»), позднее известной как город Ленинск, а в настоящее время – город Байконур.

Этот город описан довольно подробно в воспоминаниях многих ветеранов Байконура. Поэтому не буду повторяться.

Мы получили назначение в войсковую часть, расположенную на площадках 31 (техническая и стартовая позиции) и 32 (жилая) примерно в 60 км от «десятки». Здесь было кому нас встречать: в этой войсковой части работали офицеры предыдущего (1960 г.) выпуска нашего училища. Здесь я и прослужил ровно восемь лет: с августа 1961 г. по август 1969 г.

Войсковая часть несла боевое дежурство, на ее вооружении состояла мощная баллистическая ракета стратегического назначения Р-7А с дальностью полета до 12000 км. Меня назначили во 2-ю группу (структурно войсковая часть состояла из групп, группы – из команд, команды – из расчетов) начальником расчета автомата управления дальностью (АУД) полета ракеты: именно от этого прибора во многом зависела точность поражения цели, находящейся на расстоянии многих тысяч километров от стартовой позиции.

Начальник расчета – первичная должность молодого инженера-лейтенанта, выпускника высшего училища (или академии). Именно с этой должности в большинстве случаев начинается долгая и трудная офицерская карьера (в хорошем смысле этого слова), именно на этой должности теоретические знания, полученные в учебном заведении, начинают обрастать практическими навыками и опытом, именно на этой должности формируются характер и способности инженера-испытателя, его знания и отношение к технике, во многом определяющие его дальнейшее продвижение по службе. Именно он чаще всего собирает различные испытательные схемы, устанавливает на борт приборы, непосредственно выполняет с помощью специальных пультов автономные и комплексные испытания отдельных бортовых систем или всего объекта в целом, т.е. именно он является тем самым первичным исполнительным винтиком, без которого любой огромный и сложный испытательный комплекс не смог бы работать.

С помощью специального наземного пульта в АУД вводилась информация о дальности полета. На многочисленных тренировках на учебной ракете мы оттачивали эту процедуру до тонкостей. Мне нравился мой пульт: большие, ярко освещенные круглые циферблаты со стрелками, которые вращались с разной скоростью: на одном циферблате один оборот за 0,1 с, на 2-м – за 1 с, на 3-м – за 10 с и т.д. Во время тренировок или испытаний именно за моей спиной больше всего собиралось различных контролеров и представителей: завороженно смотрели на вращающиеся стрелки. А я с его помощью в соответствии с полетным заданием вводил в АУД величину скорости (а значит и дальность полета), при достижении которой от ракеты-носителя должна была отделяться ядерная головная часть, которая несла свой чудовищный разрушительный заряд к запланированной цели.

К счастью моему и, наверное, всего человечества, она ни разу не взлетела со штатной ядерной головной частью. Были пуски на Камчатку, в объявленные ТАСС районы Тихого океана, но это были учебные пуски с головной частью-имитатором.

В 1962 г. к нам на 32-ю площадку для встречи с личным составом приехал космонавт №2 Герман Степанович Титов. На плацу поставили небольшую трибуну, украшенную красным кумачом. Пришли на встречу все, свободные от боевого дежурства: солдаты, офицеры, служащие. Один за другим на трибуну поднимались ораторы и приветствовали космонавта. Ведущий в очередной раз объявляет:«Слово предоставляется старшему лейтенанту Гагарину Юрию Алексеевичу-. Смотрю: у Германа Степановича глаза расширились от удивления. А к трибуне уже спешит тройной тезка космонавта №1 – выпускник (1960 г.) нашего Харьковского училища Юрий Алексеевич Гагарин.

12 апреля 1961 г. после сообщения ТАСС о запуске первого в мире космонавта родители нашего Юры находились в сильнейшем волнении: они знали, где служил их сын, и никак не могли понять, как это он так быстро оказался на орбите. Жена Юры в этот день находилась в роддоме, и когда сестры и врачи вбежали в ее палату с поздравлениями, у нее чуть было не произошли преждевременные роды. Но прошло немного времени, передали биографию космонавта №1, и все стало на свои места: в космосе был другой Гагарин.

Осенью 1962 г. команда по гандболу нашей войсковой части на маленьком автобусе ехала на «десятку» на очередную игру первенства полигона. Подъезжаем к КПП, установленному на развилке с дорогой, ведущей на 2-ю (Гагаринскую) площадку. Увиденное насторожило: шлагбаум опущен, вместо лихо заломленных панам (на полигоне солдаты и офицеры в жаркое время года носили не пилотки и фуражки, а панамы) на их головах красовались каски, через плечо переброшены противогазы, на груди угрожающе висели автоматы. Солдатик открыл дверцу автобуса и не по возрасту серьезно произнес: «Вам приказано вернуться в часть-. Тревожно заныло сердце. Минут через двадцать наш автобус на полном ходу подъехал к МИКу на 31-й площадке. И почти тут же рядом остановился «уазик» командира нашей части подполковника Гонтаренко А.Г. По тому, как он быстро выскочил из автомашины, забыв даже закрыть за собой дверцу, и почти бегом бросился в МИК, где на втором этаже находился командный пункт, мы поняли, что произошло что-то неординарное. Тревожное ожидание усилилось. Мне даже показалось, что день потускнел, а звуки полупустыни приумолкли. Через несколько минут построили личный состав и было объявлено, что наша часть переводится в повышенную боевую готовность. Мы тут же приступили к проведению технологических операций по переводу ракеты в более высокую степень боевой готовности. «Головники» привезли настоящую ядерную головную часть, началась ее пристыковка к ракете-носителю. Все были молчаливы, серьезны, озабочены, выполняли свою работу быстро, четко, без ошибок…

Так для нас начался Карибский кризис. Офицерский состав (включая семейных офицеров, т.е. тех, кто жил на «десятке») был переведен на казарменное положение, поездки к своим семьям на «десятку» разрешались только по уважительным причинам. Ни техника, ни человеческий фактор не подвели: все работало штатно. Ежедневное томительное ожидание команды «Приступить к подготовке ракеты к пуску» тяжелым психологическим прессом давило наши души. Мы эту команду, конечно, выполнили бы, но, честно говоря, очень не хотелось ее получать, прекрасно понимая, что к ракете пристыкован отнюдь не имитатор ядерной головной части.

Слава Богу, пронесло. Благоразумие политического руководства СССР и США предотвратило ядерный конфликт, и через несколько недель, где-то в конце октября 1962 г., наш маленький автобус с командой гандболистов весело бежал на «Десятку» на пропущенную игру первенства полигона.

Р-7А

.„Я уже несколько раз упомянул слово «гандбол». Вопрос досуга на полигоне стоял очень остро. Мы, офицеры-холостяки, жили на 32-й площадке в офицерском общежитии барачного типа. В свободное от службы время деваться просто было некуда: единственным культурным заведением на площадке был солдатский клуб, где несколько раз в неделю крутили фильмы – и только. Добавьте к этому ужасающую малочисленность женского персонала, действующий на полигоне «сухой закон» (на полигоне не продавалось даже пиво), и вы, дорогой читатель, поймете как «весело» там жилось офицерам-холостякам. В резерве оставались книги, спорт, радиоприемник (телевидение в начале 1960-х гг. на полигоне отсутствовало), преферанс по вечерам. Некоторые готовились к поступлению в академию (офицеры со средним техническим образованием) или в адъюнктуру (с высшим).

Особенно было скучно в выходные дни, когда не было испытательных работ. И вот что иногда выкидывали офицеры- холостяки: втроем или четвером на «перекладных» (попутном автотранспорте) добирались до железнодорожной станции Тюра-Там, садились в вагон-ресторан проходящего московского поезда, заказывали закуски и изысканные спиртные напитки и под стук колес неторопливо беседовали о жизни, своих планах, проблемах, родных и близких до ближайшей железнодорожной станции Джусалы (километров 80 южнее Тюра-Тама). Там выходили, переходили на другую сторону платформы, опять-таки садились в вагон-ресторан и двигались в обратном направлении. Иногда, захмелев, проезжали мимо Тюра-Тама и оказывались в Казалинске, расположенном примерно в 100 км севернее нашего родного Тюра-Тама. И снова… в обратный путь в вагоне-ресторане очередного московского поезда, главное – успеть выспаться и не опоздать на развод боевого расчета нашей войсковой части, который в 9.30 утра понедельника обязательно состоится на плацу 32-й площадки и который завершался командой оперативного дежурного:«К боевому дежурству по защите нашего государства – Союза Советских Социалистических Республик – приступить.

До полигона все мы учились в крупных городах Советского Союза, многие из нас там серьезно занимались различными видами спорта. Выяснилось, что среди нас имеются спортсмены-разрядники по гандболу (как и по другим видам спорта). Провели определенную работу и с помощью пришедшего нам на встречу командования полигона организовали первенство полигона по гандболу, которое оказалось неожиданно популярным среди жителей «десятки» (все игры проводились именно на ней) и офицеров полигона.

Лично я очень благодарен гандболу, украсившему нашу холостяцкую жизнь, играл с большим увлечением и отдачей. Игра стремительная, с быстрыми переходами от атаки к защите, допускавшая плотный физический контакт с противником, она приносила истинное наслаждение настоящим мужчинам. А огромный эмоциональный заряд, который мы получали даже в случае проигрыша, позволял нам легко переносить немалые физические нагрузки при проведении испытательных работ на технической и стартовой позициях, которые зачастую длились по 16-24 часа в сутки.

Нам, офицерам, более-менее свободным в своей жизни и поступках, было трудно с досугом. А что говорить о солдатах, которые рядом с нами тянули тяжелую лямку своих обязанностей: строевые и политические занятия, караульная служба, уборка помещений, перетаскивание с места на место различных ящиков с оборудованием (некоторым, с хорошим образованием, правда, посчастливилось работать и за испытательными пультами, и кабельные сети собирать). Кино в солдатском клубе, футбол на песчаном поле, баскетбол (волейбол) на асфальтовой площадке… Но вот как однажды отметили очередную годовщину Великой Октябрьской революции солдаты расчета радиосистем.

В предпраздничный день расчет заканчивал профилактические работы: волноводы высокочастотного радиооборудования промывались спиртом, который после этого уничтожался. Оставшиеся два-три литра чистого спирта командир подразделения вылил из канистры из-за отсутствия другой тары в шарообразный стеклянной плафон, чем-то его накрыл и поместил в небольшой металлический сейф. Сейф закрыл ключом, опечатал, и уехал на «десятку» отмечать праздник со своей семьей. На следующий день к нему на квартиру прибыл посыльный и доложил: «Ваши солдаты напились, Вам приказано выехать на 31-ю площадку». Чертыхаясь, с больной головой командир более часа добирался на перекладных до площадки. Вошел в комнату своего расчета в МИКе, где его уже ждали подчиненные (младший сержант и два-три солдата). Взглянул на сейф: сейф закрыт, печать цела. «Где взяли спирт?- – спросил у сержанта. Тот молча кивнул в сторону сейфа. -А как вскрыли?-. «А мы не вскрывали: столкнули его со стола на бетонный пол, плафон внутри разбился, а мы подставили свои металлические кружки к щелям сейфа …». Вся часть хохотала над незадачливым офицером…

Спускаемый аппарат спутника-разведчика «Зенит-2»

В 1963 г. наша 31-я площадка стала готовиться к кардинальным переменам: предстояло нашу войсковую часть снять с боевого дежурства (состоявшая на ее вооружении баллистическая ракета морально устарела), стартовое сооружение переоборудовать под старты ракет, способных выводить в космос спутники-разведчики, на технической позиции (в МИКе) смонтировать новое оборудование для проведения автономных и комплексных испытаний этих спутников. Предстояло также подготовить офицерский состав для работы на новой космической технике.

С этой целью группу офицеров 31-й площадки направили на площадку №2, где проводились летно-конструкторские испытания первого в истории Советского Союза спутника-разведчика «Зенит-2» (в дальнейшем – объект) – космический аппарат, оснащенный фотоаппаратурой и специальной разведывательной радиоаппаратурой. После завершения полета на орбите фотоаппаратура вместе с заснятой фотопленкой доставлялась на землю на спускаемом аппарате для дальнейшей обработки. Данные, добываемые разведывательной радиоаппаратурой в ходе орбитального полета, передавались на наземные пункты управления полетом по радиоканалу.

В состав этой группы включили и меня. В качестве дублеров офицеров боевого расчета технической позиции площадки №2 мы учились работать на наземном контрольно-испытательном оборудовании, изучали устройство бортовых систем, техническую документацию. Работали охотно, увлеченно, радуясь, что нам предстоит в скором времени самостоятельно работать на сложнейшей космической технике. Окончательная сборка, автономные испытания бортовых систем и комплексные испытания объекта проводились в МИКе (монтажно-испытательном корпусе) на специально выделенной площадке. В нескольких метрах от этой площадки в этом же МИКе проводилась сборка и наземные испытания ракеты-носителя.

Однажды на площадке появился Космонавт №1 – Гагарин Юрий Алексеевич. Пришел один, без всякого сопровождения, оваций и аплодисментов. Остановился у объекта и молча наблюдал за работой боевого расчета. Конечно, его заметили, но никто не бросил свою работу, каждый продолжал выполнять возложенные на него технические операции. Царила обычная трудовая атмосфера, каждый занимался своим делом, и только команды по громкоговорящей и шлемофонной связи да мерцающие транспаранты наземных пультов говорили о том, что идут испытательные работы. Я достал из кармана записную книжку и авторучку, подошел к Юрию Алексеевичу и попросил автограф. Он молча ее взял, расписался на первой странице и также молча вернул. Прошло столько лет с того памятного для меня дня, а я до сих пор храню эту неказистую записную книжку с автографом Первого Космонавта. Жалко только, дату он не поставил.

Стажировка на «двойке» продолжалась более месяца. После ее завершения и сдачи зачетов, мы вернулись на 31 -ю площадку, где заканчивался весь комплекс работ по подготовке наземного оборудования к испытаниям и пускам объектов. Меня назначили начальником отделения автономных систем объекта. В отделение входило 5 расчетов: расчет системы ориентации и стабилизации (имевшей поэтическое кодовое название – «Чайка-2»), расчет датчиков системы ориентации, расчет гироприборов, расчет бортовых вычислительных и программных устройств, расчет фотоаппаратуры, всего (по штату) 11 офицеров и 6 солдат.

Вскоре на 31-ю площадку прибыл первый объект и начались рабочие будни по его подготовке к пуску. Работу моих расчетов контролировали инженеры-испытатели 1 -го Испытательного Управления полигона, а также представители промышленности и ОКБ-1 (фирма С.П. Королева). Подготовка объекта к пуску осуществлялась в соответствии с утвержденным технологическим графиком, однако чаще всего уже через несколько дней после начала испытаний мы выбивались из графика (из-за многочисленных «бобов» – так на нашем языке мы называли любую выявленную неисправность) и переходили на круглосуточную работу. Помнится, что первый объект мы готовили к пуску более месяца. Его пуск состоялся, если мне не изменяет память, в апреле 1964 г. («Космос-28»).

В 1965 г. на вооружение был принят модернизированный спутник-разведчик «Зенит-4» с улучшенными тактико-техническими характеристиками (прежде всего ТТХ фотоаппаратуры). Оба типа спутников-разведчиков регулярно запускались в космос в соответствии с заявками военного руководства страны. В средствах массовой информации все они объявлялись как полеты искусственных спутников земли серии «Космос». За все время работы по программе «Зенит» мне довелось участвовать в подготовке к пуску более 20 объектов.

Все расчеты проводили сложную и интересную работу по подготовке своих систем к пуску, но особый интерес вызывала, конечно, работа расчета фотоаппаратуры (в составе трех офицеров из моего отделения). Для проверки фотоаппаратуры на функционирование и зарядки ее фотопленкой в МИКе выделили две смежные комнаты, установили там необходимое испытательное оборудование. Вход в них был строго ограничен и был возможен только после набора специального кода доступа. Работа расчета тщательно и непрерывно контролировалась офицерами Главного Разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР в высоких званиях (полковник или подполковник): все технологические операции на фотоаппаратуре можно было проводить только при их присутствии и участии. Не скрою, меня очень интересовали результаты нашего труда: какого качества, с какой разрешающей способностью получались фотоснимки заданного района земной поверхности, сделанные из космоса фотоаппаратурой, подготовленной нами на 31-й площадке? За все время работы на полигоне мне так и не удалось эти фотоснимки увидеть.

Москва, август 1972 г. После окончания Военно-дипломатической академии меня направляют в службу информации ГРУ. Как ракетчика по образованию, к тому же имеющего восьмилетний опыт работы на испытательном полигоне, мне определяют участок работы: межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования США (в то время системы: «Минитмен-1», «Минитмен-2» и «Титан-2»). Теперь вся информация по названной тематике, поступающая из самых разных источников (из открытых и закрытых источников, от воздушной, морской, космической, радио- и радиотехнической разведок и др.), ложится мне на стол.

Прошла пара-тройка месяцев. Однажды в мой кабинет в очередной раз вошла секретарь по секретному делопроизводству и будничным голосом произнесла: »Николай Григоръевич, распишитесь за получение космических фотоснимков». Я замер…, расписался. Когда она вышла, нетерпеливо вскрыл конверт и впился глазами в фотоснимки: это была одна из ракетных баз иностранного государства. Все элементы инфраструктуры базы прекрасно видны, включая мелкие детали. Наконец-то через несколько лет после моего отъезда с площадки №31 я увидел результаты нашего труда! И пусть эти снимки были сделаны фотоаппаратурой, которую подготовил к пуску совсем другой (не мой) расчет, меня охватила радость и гордость за проделанную несколько лет тому назад работу.

В дальнейшем на своей новой работе мне приходилось много раз изучать космические фотоснимки самых разных военных объектов, как тогда было принято говорить, вероятного противника. Эти фотоснимки принесли неоценимую пользу в деле оценки военного потенциала вероятного противника.

Но вернемся в 1964 г. на 31 -ю площадку. Здесь тогда начались новые грандиозные преобразования: ударными темпами строится огромный МИККО (монтажно-испытательный корпус космических объектов), модернизируется стартовая установка, завозится и устанавливается новое испытательное оборудование – площадка и личный состав готовятся к проведению испытаний и пусков пилотируемых космических кораблей типа «Союз».

В марте 1965 г. я женился. Регистрация брака и свадьба были назначены на субботу 20 марта. Но великий космос вмешался в наши личные дела. За несколько дней до свадьбы ко мне в МИКе подошел командир части Г.А. Гонтаренко и сказал: «Надо перенести свадьбу на неделю: в понедельник 22 марта пуск в космос, а ты пригласил на свадьбу практически всех офицеров боевого расчета. Как они будут работать после свадьбы?- Аргумент весомый и пришлось согласиться: расписались мы 20 марта, а свадьбу перенесли на 27 марта.

Перенести-то перенесли – это не проблема. Но вот проблема: где достать обручальные кольца? На всем огромном космодроме, сосредоточении современнейшей техники и интеллекта, их днем с огнем не сыщешь. По-видимому, руководящая и направляющая сила нашего социалистического общества не предполагала, что молодые люди космодрома будут влюбляться, заключать браки и в соответствии с вековыми традициями обмениваться кольцами. Спасибо, выручили знакомые представители промышленности: они вовремя прислали нам из Москвы и обручальные кольца, и фату для невесты.

Один факт из жизни космодрома меня удивляет до сих пор: первым иностранным гостем космодрома (в июне 1966 г.) был руководитель капиталистического государства (и это в разгар «холодной» войны!) – президент Франции генерал Шарль де Голль. Комплекс мероприятий, посвященных его визиту на космодром, назвали операцией «Пальма». Президенту показали образцы ракетно-космической техники, выставленные специально для его приезда в зале МИККО, и два пуска: один – демонстрационный в космос (космического аппарата «Метеор») и второй – боевой ракеты из шахтной пусковой установки. На безопасном расстоянии соорудили наблюдательный пункт, откуда Шарль де Голль и сопровождавшие его официальные лица наблюдали за пусками. Мощное стартовое сооружение с космической ракетой было видно как на ладони. Раздался мощный грохот, ракета окуталась клубами дыма и огня, медленно и величаво, как бы нехотя, поднялась над стартовым сооружением и, набирая скорость, устремилась в небо. Шарль де Голль неотрывно наблюдал за ее полетом через бинокль, пока она не исчезла в небесной голубизне. «А теперь, господин Президент, посмотрите в этом направлении-. Посмотрел, ничего приметного: такая же полупустыня, до самого горизонта жидкая низкорослая растительность. И вдруг земля вздрогнула: прямо из ее недр, с оглушительным ревом ракетных двигателей, в огне и дыме появилось сигарообразное тело боевой ракеты, которая, не в пример космической, стремительно набирая скорость, через несколько секунд исчезла в небе.

Увиденное произвело сильное впечатление на президента. Франция стала проводить более независимую от США внешнюю политику, вышла из военной организации НАТО (хотя и осталась в политической организации НАТО).

А меня, как участника операции «Пальма», наградили денежной премией в размере 60 рублей.

Политические дивиденды, полученные руководством нашего государства в результате визита Президента Франции на космодром, по-видимому, сыграли свою положительную роль. В октябре 1966 г. на космодроме проводится операция «Пальма-2»: комплекс мероприятий, посвященных визиту на космодром руководителей стран социалистического лагеря. Для них также были организованы показ ракетно- космической техники в МИКе (на площадке 2), пуски космических и боевых ракет.

Летом 1966 г. меня перевели в 1-е Испытательное Управление, знаменитое тем, что именно офицеры-испытатели этого управления осуществили запуски, помимо многих прочих, первого искусственного спутника Земли и первого космонавта. Меня определили в отдел испытаний автономных систем космических аппаратов в лабораторию систем ориентации на должность инженера-испытателя (несмотря на перевод, в дальнейшем я работал только на 31-й площадке).

Я со своими новыми коллегами, которых практически всех знал по совместной работе на 31-й площадке, начинаю вплотную заниматься изучением системы ориентации и управления движением (СОУД) корабля «Союз». Теперь уже мне приходилось контролировать работу ранее подчинявшихся мне расчетов на 31-й площадке. Первый запуск космического корабля -Союз» под названием -Космос-133» с 31-й площадки в беспилотном варианте был осуществлен в ноябре 1966 г. Подготовка его к пуску сопровождалась многочисленными «бобами»: мы выбились из графика (приходилось выполнять много разных частных программ по выявлению причин неисправностей) и перешли на круглосуточную работу. Корабль не удалось вернуть на землю: из-за ошибок в работе малых двигателей системы ориентации спуск начался не по расчетной траектории, и корабль был ликвидирован системой аварийного подрыва. Приступили к подготовке к пуску второго беспилотного корабля «Союз». Картина примерно та же: много неисправностей. Тем не менее корабль прошел весь цикл штатных проверок, был признан годным к запуску и где- то в декабре 1966 г. (дату не помню) был вывезен на старт 31-й площадки, где начались заправка ракеты-носителя и другие предстартовые операции.

Пуск данного «Союза» закончился трагически. Попытаюсь объяснить почему. Корабль «Союз», предназначенный для пилотируемых полетов, оборудован системой аварийного спасения (САС) космонавтов. Она состоит из двигательной установки (ДУ САС), многочисленных датчиков, подающих сигнал на запуск ДУ САС, программного устройства, автономной батареи, парашютной системы. Работает САС следующим образом (не вдаваясь глубоко в технические детали): если ракета-носитель отклонится от расчетной траектории более определенной величины, произойдет уменьшение давления в камерах сгорания, преждевременное отделение боковых блоков, потеря скорости и др., то от соответствующих датчиков поступит команда на запуск ДУ САС, которая уводит отделяемый головной блок (включающий спускаемый аппарат с космонавтами) от аварийной ракеты на безопасное расстояние, после чего происходит отделение спускаемого аппарата и его спуск на парашютной системе.

При пуске этого «Союза» на старте не запустился один из двигателей ракеты-носителя: автоматика ракеты-носителя, согласно заложенной логики, сняла бортовое электропитание, ракета обесточилась. Старт не состоялся. Была дана команда к подготовке ракеты к снятию со стартового сооружения. Боевой расчет начал сосредотачиваться на «нулевой» отметке. Минут через 20 раздался сильный хлопок (это сработала ДУ САС), и все увидели, как от ракеты-носителя вверх и в сторону устремился головной блок. Через несколько секунд произошло отделение спускаемого аппарата, который на огромном красивом парашюте начал спускаться на землю и приземлился в сотне метров от стартового сооружения. Все заворожено смотрели на эту неожиданную и довольно-таки впечатляющую картину. Потом взглянули на верхушку ракеты-носителя – а она горит! И тут началось: все, кто был на стартовой позиции, включая пожарные и служебные машины, бросились в разные стороны. Все успели убежать на безопасное расстояние, когда произошел мощный взрыв, внешне подобный ядерному: это взорвалась ракета-носитель, заправленная жидким кислородом и керосином общим весом более 250 т. Оборудование, многие коммуникации, стартовое сооружение были полностью уничтожены, различные его осколки разлетелись вокруг на сотни метров.

Первым иностранным гостем, приглашенным посетить Байконур 25-26 июня 1966 г., стал Президент Франции Шарль де Голль.

«Космос-133»

К сожалению, убежали не все. Майор, инженер-испытатель 1-го ИУ, специалист по двигательным установкам спустился вниз, чтобы осмотреть незапустившийся ракетный двигатель. Услышав хлопок и не поняв, что случилось, он, вместо того чтобы бежать наверх, как это сделали два сержанта, находившиеся рядом с ним, закрылся в одном из бетонных помещений и там погиб. А на следующий день погибли два солдата: они обследовали подземные кабельные каналы на предмет их повреждений в изолирующих противогазах, которые оказались неисправными, и задохнулись.

Почему же сработала САС (причем, отработала она весьма успешно)? После автоматического выключения бортового электропитания ракеты ее обесточенные гироскопы работали на выбеге в течение примерно 20 минут, после чего рамки гироскопа начали складываться и замкнули контакты, которые выдают сигнал в САС в том случае, если угловые отклонения ракеты превышают критические значения. САС имела собственную батарею питания и дальше сработала штатно.

Представители ЦКБЭМ (ОКБ-1 в марте 1966 г. было переименовано в ЦКБ экспериментального машиностроения) и разработчика САС тщательно проанализировали причины аварии и доработали систему таким образом, чтобы подобного в дальнейшем не случалось. Но злые языки после этого случая аббревиатуру САС стали расшифровывать как «система аннулирования старта».

Третий пуск «Союза», также беспилотный, состоялся в феврале 1967 г. «Союз» («Космос-140») выполнил программу полета, однако спуск был неуправляемым, по баллистической кривой, в результате он приземлился на лед Аральского моря. Несколько часов лед терпел незваного космического пришельца, потом покряхтел-покряхтел, треснул и… «Союз» оказался на дне морском. Была проведена уникальная спасательная операция. «Союз» был поднят на землю. Так космическому кораблю довелось «искупаться» в воде относительно небольшого Аральского моря. А вот другому космическому кораблю выпала более высокая честь поплескаться в волнах Индийского океана. Но об этом чуть ниже.

После проведения трех беспилотных пусков корабля «Союз» было принято решение о проведении пилотируемого полета. Решение оказалось роковым.

Весной 1967 г. мы приступили к подготовке корабля «Союз-1». Пилотом-космонавтом был назначен В.М. Комаров, руководителем испытаний от ЦКБЭМ был назначен инженер-космонавт К.П. Феоктистов, летавший на «Восходе» в 1964 г. вместе с В.М. Комаровым и Б.Б. Егоровым.

Как и в предыдущих трех случаях, очень быстро выбились из графика и перешли на круглосуточную работу. Ночами за пультами вместе с нами работал и Феоктистов. Держался он просто, но проявлял высокую требовательность к инженерам-испытателям и жесткость в отношении выяснения причин появления того или иного «боба». Помню одну цифру: в борт-журнал подготовки корабля «Союз-1» к полету только на технической позиции было записано более 100 (более ста !!!) замечаний. По всем им были проведены частные испытательные программы с целью выяснения причин появления и устранения неисправностей, и корабль благополучно запустили.

24 апреля 1967 г. я находился на «двойке», в беседке, расположенной под окнами административного здания, на 2-м этаже которого находились члены государственной комиссии. Нам, рядовым испытателям, уже было известно, что на корабле Комарова не открылась одна панель солнечной батареи, плохо работал солнечно-звездный датчик системы ориентации, что по этим причинам не состоится планировавшийся пуск второго корабля с тремя космонавтами на борту и что принято решение осуществить спуск «Союза-1» досрочно. Было жарко, окна 2-го этажа были открыты, и до нас доносились некоторые отрывки докладов поисково-эвакуационной службы по громкоговорящей связи. И вдруг из окон донеслось: «Космонавту требуется медицинская помощь на месте» и вслед за этим: «Войсковая часть (цифры не разобрал) берет всю связь на себя». В динамиках раздался щелчок, и наступила мертвая тишина. Мы похолодели. Через некоторое время из здания вышел Феоктистов и, не видя дороги, спотыкаясь, пошел в никуда. Стало понятно, что случилась трагедия. Немного позднее мы узнали, что космонавт погиб при приземлении. Все мы, участники подготовки его полета, тяжело переживали тяжелейшую утрату. Впоследствии мы узнали, что в результате конструктивных недостатков основной парашют не смог выйти из контейнера, а купол сработавшего запасного парашюта запутался в стропах тормозного.

Начались доработки системы приземления и других систем, запуски «Союзов» были приостановлены до осени.

Немного забегая вперед: 21 сентября 2006 г., Москва. Из радиоприемника, установленного в моем кабинете, доносятся последние известия, … и вдруг слышу: «Администрация Мещанского района г. Москвы приняла решение снести памятник дважды Герою Советского Союза космонавту В.М. Комарову, установленный возле школы, в которой он учился. Памятник мешал развертыванию дополнительных торговых палаток, торгующих спиртными напитками. С этой целью к нему были направлены бульдозер и экскаватор. И только экстренное вмешательство представителей Роскосмоса предотвратило снос …». Какое кощунство! Вот она, великая «благодарность» чинуш своему земляку, отдавшему свою жизнь за освоение космоса.

В.М. Комаров

К.П. Феоктистов

В октябре 1967 г. мы приступили к подготовке запуска двух беспилотных «Союзов». Они успешно стартовали, и на орбите была впервые осуществлена их автоматическая стыковка («Космос-186» и «Космос-188»). В апреле 1968 г. была осуществлена вторая успешная автоматическая стыковка «Союзов» («Космос-212» и «Космос-213»). По результатам всех вышеназванных пусков корабли «Союз» постоянно дорабатывались и модернизировались с целью повышения их надежности, что позволило вернуться к пилотируемым полетам. В октябре 1968 г. приступили к подготовке очередных двух «Союзов»: беспилотного «Союз-2» и пилотируемого «Союз-3», на котором полетел Герой Советского Союза космонавт Г.Т. Береговой. В режиме ручного управления он приблизился к кораблю «Союз-2», однако причаливание и стыковку осуществить не удалось.

Зато вторая пара пилотируемых кораблей: «Союз-4» (В.А. Шаталов) и «Союз-5» (Б.В. Волынов, А.С. Елисеев и Е.В. Хрунов) в январе 1969 г. полностью выполнила программу: автоматическое сближение, причаливание, стыковку, переход космонавтов Елисеева и Хрунова из «Союза-5» в «Союз-4» и последующий их спуск на этом корабле на землю.

Здесь мне хочется сказать несколько теплых слов об инженерах гражданского сектора. Поскольку практически все космические корабли того времени не являлись серийными объектами, при их испытаниях на полигоне и подготовке к пуску обязательно присутствовали специалисты заводов-изготовителей того или иного космического корабля или отдельной системы корабля. Часто это были конструкторы или разработчики самой системы, участники заводских испытаний, одним словом, это были люди в совершенстве знающие эти системы. И нам, военным инженерам, не успевающим глубоко, во тонкостей, изучить устройство и работу этих систем из-за их многочисленности и разнообразия, гражданские специалисты («гражданские», как мы их называли в обиходе) оказывали колоссальную помощь особенно в поисках появившихся неисправностей. За восемь лет работы на полигоне мне довелось сотрудничать и работать с десятками таких специалистов. И сейчас, много лет спустя, я вспоминаю их с глубочайшим уважением и благодарностью за оказанную при испытаниях помощь.

Невозможно из-за давности лет вспомнить и назвать все их имена, но одно имя я назову: это – Виктор Томасович Иннелаур, инженер ЦКБЭМ (Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения, фирма С.П. Королева), один из разработчиков и испытателей системы СОУД кораблей «Союз». Почти три года мы работали вместе на испытаниях и подготовке к пуску всех «Союзов» (от заводского номера №1, запущенного в космос под названием «Космос-133» в ноябре 1966 г., до заводского номера №14, подготовка к пуску которого началась в августе 1969 г.). На всех испытаниях он внимательно следил за действиями номеров расчета СОУД, предотвращал ошибочные действия, составлял частные испытательные программы для поиска неисправностей. Его помощь была неоценима.

1978 г. Гаага, Голландия. Сюда с официальным визитом прибыл космонавт, Герой Советского Союза Олег Григорьевич Макаров. Мне, помощнику Военного Атташе при Посольстве СССР в Нидерландах, не пришлось участвовать в официальных мероприятиях. На следующий день после их завершения я был приглашен в кабинет Посла СССР в Нидерландах Романова Александра Иосифовича. В кабинете было двое: посол и космонавт О.Г. Макаров. Посол познакомил нас и, обращаясь ко мне, сказал: «Николай, покажи космонавту Голландию-.

С огромным удовольствием приступил к выполнению этого поручения. Пригласил космонавта в мой служебный автомобиль («копейка», но с дипломатическими номерами) и мы поехали «показывать» Голландию. Посетили Делфт, Амстердам, Роттердам, любовались прекрасными голландскими дорогами, знаменитыми каналами и ветряными мельницами, памятниками архитектуры, красочными витринами магазинов. К концу дня, уставшие, зашли в небольшое кафе перекусить.

А во мне шла нешуточная внутренняя борьба. Так хотелось рассказать о себе, о своей пусть небольшой причастности к программе «Союз» (на этом корабле космонавт О.Г. Макаров трижды летал в космос: в 1973, 1975 и 1978 гг.), да легенда не позволяла: для официальных военных властей Голландии, да и для всех сотрудников нашего Посольства мое предыдущее место работы – преподаватель военно-воздушной академии, на космодроме я никогда не работал.

И я не выдержал: «Олег Григорьевич, а как там поживает Виктор Томасович Иннелаур?». Уроненная вилка космонавта громко звякнула о тарелку. С огромным удивлением он уставился на меня: откуда этот помощник военного атташе знает полузасекреченное имя одного из ведущих инженеров ЦКБЭМ? Я кратко, скороговоркой рассказал о своей работе на 31-й площадке космодрома, о совместной с Виктором Томасовичем испытательной работе по программе «Союз». Знакомые слова (31-я площадка, СОУД, МИККО, испытания и др.), по-видимому, успокоили космонавта, и он ответил:«Виктор Томасович продолжает работать в ЦКБЭМ, занимается системой управления долгосрочной орбитальной станции "Салют". Я попросил космонавта передать ему привет от меня. Не знаю, передал ли. Но до самого конца нашей встречи космонавт бросал на меня заинтересованные взгляды.

Б.В. Волынов, А.С. Елисеев и Е.В. Хрунов

Когда я в мае 1969 г. поступал в военно-дипломатическую академию, на заключительном заседании приемной комиссии произошел любопытный случай. Председатель комиссии всем офицерам, прибывшим с нашего полигона (а их было 11 человек), задавал один и тот же вопрос: -А за что Министр обороны наградил именными часами сержанта такого-то (к сожалению, фамилию сержанта не помню)?-. Офицеры были с разных площадок, но никто не знал ответа на этот вопрос. Пришла и моя очередь (моя фамилия на букву «Ч», одна из последних в списке). Вошел в комнату заседания приемной комиссии, представился. Мне был задан тот же вопрос. Отвечаю:«Во время заключительных операций по подготовке ракеты с космонавтом на борту к пуску этот сержант, находясь на своем рабочем месте на ферме обслуживания на значительной высоте, на слух определил, что один из бортовых преобразователей напряжения ракеты-носителя работал не штатно (сильно шумел, в последствии выяснилось, что у него сломался подшипник). Удивительно, что прибор, находившийся в подземном бункере и контролировавший работу данного преобразователя, показывал, что величины напряжения и частоты находились в норме. Немедленно на ферму обслуживания был поднят запасной преобразователь, и этот же сержант под контролем офицера заменил вышедший из строя преобразователь на новый. Температура воздуха была ниже десяти градусов, был сильный, пронизывающий до костей ветер, пальцы сержанта прилипали к холодному металлу ракеты, оставляя на ней кусочки кожи, но задачу по замене преобразователя он выполнил блестяще. Космонавт В.А. Шаталов, уже находившийся в космическом корабле, только после возвращения на землю узнал, какую роль сыграл в его судьбе этот сержант-.

Председатель комиссии остался доволен ответом, а я, прибавив себе еще один небольшой «плюсик», был рекомендован приемной комиссией к поступлению в академию (как и еще трое моих коллег по полигону).

О.Г. Макаров

Вот такая замечательная встреча произошла у меня на далекой голландской земле.

Очень поздно, в 1990-х гг. в одной из книг, посвященной освоению космоса, я прочитал, что В.Т. Иннелаур еще в 1979 г. стал лауреатом Государственной премии. Мои запоздалые поздравления, Виктор Томасович…

Но вернемся на полигон… Кроме «Зенитов» и «Союзов», мне довелось участвовать в подготовке на 31-й площадке и других космических аппаратов (точнее, их систем ориентации), запуски которых в космос осуществлялись ракетами-носителями с других площадок: в ноябре 1965 г. – автоматических межпланетных станций «Венера-2» и Венера-3» (последняя впервые в мире совершила межпланетный перелет, благополучно достигла поверхности Венеры, доставив туда вымпел с гербом СССР); в 1965-1966 гг. – космических аппаратов типа «Луна», предназначенных для мягкой посадки на поверхность Луны, в том числе «Луны-9», впервые в мире совершившей мягкую посадку на поверхность Луны; осенью 1968 г. – космических кораблей типа «Зонд», предназначенных для облета Луны и возвращения на Землю, в том числе «Зонда-5» и «Зонда-6»; спутников связи «Молния», метеорологического спутника «Метеор» и др.

«Зонд-5» впервые в мире облетел Луну, его спускаемый аппарат с черепахами на борту благополучно приводнился… аж в Индийском океане («заданный» район приземления из-за отказа звездного датчика ориентации расширился до океана, «пассажиры» остались живы и невредимы). К точке приводнения спускаемого аппарата устремились находившиеся в этом районе американские корабли, но советский корабль опередил их и поднял спускаемый аппарат на свою палубу.

Многие пуски по этим программам были неудачными: отклонялись от расчетной траектории ракеты-носители, не запускались последние блоки ракет-носителей, космические аппараты не стартовали с околоземных орбит в сторону планет, пролетали мимо планет или разбивались о поверхность Луны вместо того, чтобы совершить мягкую посадку на нее и пр. Причем количество неудачных пусков в сторону Венеры, Марса и Луны в те годы во много раз превышало количество удачных.

А с космическим аппаратом «Зонд-6» вообще произошел невероятный случай. ТАСС сообщил, что «Зонд-6» полностью выполнил намеченную программу (облетел Луну и сделал цветные снимки ее поверхности) и приземлился в заданном районе Советского Союза. Сообщить-то сообщил, а вот найти спускаемый аппарат никак не удавалось. Сначала нашли парашют, и лишь затем, уже через несколько часов тщательных поисков, на значительном удалении от него – сам спускаемый аппарат, зарывшийся в песок так, что на поверхности была видна только незначительная его часть. При его обследовании выяснилось, что СА приземлился с не отстреленной (но сгоревшей) остронаправленной антенной (штатно она должна была отстрелиться от СА перед входом в плотные слои атмосферы), а парашют отделился от СА на значительной высоте (штатно парашют отстреливается на земле), задолго до приземления (отчего и находился так далеко от СА). К счастью, информация о полете и цветная фотопленка со снимками Луны, находившиеся в разбившемся СА, оказались не поврежденными. Но самое удивительное было то, что СА приземлился на полигоне в полутора десятках километров (!!!) от стартовой площадки, с которой он стартовал в сторону Луны несколько дней тому назад: неслыханная точность 8 мировой космонавтике. Кстати, солдат, первый обнаруживший зарывшийся в песок СА, получил десятидневный отпуск домой….

Прошли десятилетия, мне уже далеко за 70, но я до сих пор с гордостью вспоминаю восемь незабвенных лет работы на полигоне – полигоне нашей молодости, интересной работы, надежд, любви и спорта.

… «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…». Уверен, останутся, Ведь отпечатки пальцев моих рук и рук моих товарищей уже имеются на Луне, Венере и Марсе: они остались на космических аппаратах, которые готовились к пуску и лелеялись нашими руками и которые достигли поверхности этих планет. Теперь на очереди – следы человека…

В.А. Шаталов