Авиация и космонавтика 2015 04

История «Черной Акулы» глазами создателей

Если о турецком тендере АТАК знают многие, то еще один конкурс с участием -Акулы» и «Аллигатора» прошел практически незамеченным широкой общественностью, хотя драматизма было не меньше.

В то время, пока Анкара, объявив «Кинг Кобру» победителем в «чемпионате мира среди боевых вертолетов», пыталась достичь от фирмы «Белл» согласия на трансфер технологий, Сеул также решил не отставать от конкурента за звание «новой региональной державы». 19 апреля 2000 г. в Южной Корее были официально и вполне открыто объявлены требования в рамках запроса на предложение по закупке и лицензионному производству 36 вертолетов «огневой поддержки».

Исходя из размещенной информации, ВВС РК запланировали получить первые машины нового поколения уже в 2004 г. При этом Сеул рассчитывал не просто потратить 1,8 млрд. долл., но инвестировать большую часть этих средств в развитие национального ВПК, создав, наконец, технологическую независимость в сфере разработки и выпуска современной авиационной техники. Ну или, по крайней мере, приблизиться к этой заветной мечте, реализация которой сулила бы южнокорейцам расширение рынков сбыта продукции своей индустрии. Поэтому параллельно было объявлено два конкурса: один – департаментом закупок министерства обороны Южной Кореи (DPA) на прямые закупки, а второй – корпорацией KAI (Korean Aircraft Industry – Корейская авиационная промышленность) на организацию лицензионного производства.

Корейские специалисты осматривают экспозицию «Камова» на авиасалоне МАКС

Фирма «Камов» и ГК «Росвооружение», изучив эти требования, решили принять участие в этом тендере и приступили к подготовке предложений. Тем более, что ход борьбы за право поставлять вертолеты для турецких ВВС вселял оптимизм в части конкурентоспособности Ка-50/52 по пилотажным характеристикам, да и по возможностям оружия. Решение Анкары в пользу «Белла» выглядело уж явно политически мотивированным. Тем более, что менее чем через месяц после опубликования южнокорейских требований, турки, устав от бесплодных дискуссий с американцами, объявили программу АТАК несостоявшейся. Это продемонстрировало потенциальным заказчикам, что Россия действительно выступила с очень качественным продуктом и с крайне выгодным с точки зрения трансфера технологий предложением.

У камовцев по результатам первого круга АТАК накопилось большое количество материала, появился опыт и культура подготовки таких материалов, появилось понимание требований западных стандартов. Самое главное – появилась команда, способная уже самостоятельно выступить на мировой арене. Естественно, при поддержке официального отечественного спецэкспортера – «Росвооружения».

В связи с особенностями корейского подхода сразу же пришлось готовить не один, а два комплекта документов. Причем это были не просто две идентичных копии, а имелись существенные отличия в структуре документов и их содержании, поскольку один адресовался эксплуатантам, а второй – потенциальным производителям машин по лицензии.

Была еще одна особенность обоих тендеров: ни один из участников не имел права прямого выхода на DPA или KAI, эту функцию должен был выполнять корейский посредник. Для российской стороны эта со всех сторон удобная роль досталась широко известная в нашей стране по телевизорам и холодильникам корпорация LG. Выбор был не случаен – LG имела большой опыт работы с вертолетами фирмы «Камов», организовав закупки и послепродажное сопровождение Ка-32А. Сначала корейцы получили несколько машин в счет государственных долгов, которые наделал первый и последний президент СССР, а потом Ка-32 им откровенно понравился, и к моменту начала тендера в южной части полуострова успешно эксплуатировалось более 30 вертолетов этого типа.

А. Вагин, В. Годунов и В. Макарейкин

Г.В. Карфидов, Л.С. Шибанова, Е.М. Деребенцева и А.Ю. Вагин

В рассказе о судьбе «Акулы» и «Аллигатора» фраза «времени на подготовку было немного» встречалась уже неоднократно, но теперь наступило время, спрессованное и не дающее пространство для маневра. Участники команды «Камова» имели, кроме прочего, основные служебные обязанности. И все задачи были срочные, важные и государственные.

В этих условиях Генеральный принял единственно верное решение: часть людей, которая должна была заниматься переводом, набором и компьютерным форматированием, была практически с самого начала подготовки размещена в отдельном помещении, размещавшейся на первом этаже заводской гостиницы. Комнаты были незамедлительно оборудованы новенькой мебелью, компьютерами, оргтехникой и всем необходимым для автономной работы. Эту команду, в состав которой вошли три высококлассных переводчика фирмы Л.С. Шибанова, Л.В. Олоничева и Л.П. Куликова*мастера компьютерной верстки Г.В. Курочкина, Е.М. Деребенцева и Г.В. Карфидова, возглавил Виктор Юрьевич Карфидов – начальник отдела компьютерных технологий КБ. Он блестяще справлялся с этой задачей в рамках турецкого тендера. Сергей Викторович Михеев был уверен, что и в этот раз у Карфидова все будет «как надо». Впоследствии жизнь подтвердила эту уверенность.

А вот разработчикам, во главе которых Михеев поставил заместителя главного конструктора – начальника отдела каркасов А.Ю. Вагина, было намного труднее. Загрузку по текущим НИОКР, которых несмотря на глобальное сокращение финансирования оборонных заказов родным военным ведомством, было более чем достаточно, никто не снял. Поэтому главному технологу Ю.С. Щетинину, начальнику отделения авионики В.Ю. Субботину, начальнику финансового управления А.Н. Аносову, начальнику отделения логистического обеспечения А.Н. Кравцу, начальнику отдела эксплуатации М.В. Карпенко и многим другим приходилось не один раз за день перемещаться между территорией завода и «офисом», как стали называть место подготовки предложений.

Для самого Вагина назначение «главным по Корее» было весьма неожиданным, ведь в рамках первого этапа турецкого тендера он принимал не очень заметное участие, которое в основном ограничивалось фюзеляжем и всем, что с ним связано. Впрочем, Генеральный любил именно таким образом проверять людей на прочность. По мнению Сергея Викторовича, те, кто смог «удержаться в седле», действительно были способны к принятию самостоятельных решений. Александр Юрьевич, слегка ошарашенный инициативой Командира, как называли на фирме Михеева, после непродолжительного размышления согласился. «Ты должен заговорить по-английски- подытожил беседу Генеральный. Впоследствии, по признанию Вагина, полученный опыт неоднократно пригодился в дальнейшей работе.

Перед сформированной командой встал первый и самый, пожалуй, сложный вопрос, который мог определить судьбу проекта. Кто станет интегратором комплекса БРЭО? Вообще-то эту часть работы ни Н.И. Камов, ни С.В. Михеев «на сторону» старались не отдавать. Но тут заказчиком была страна, армия которой формировалась исключительно под американским влиянием и контролем. Южнокорейцы понятия не имели об ОТТ ВВС и ГОСТах. У них царствовал MIL STANDART. В соответствии с этими нормами следовало выполнить бортовую авионику. Да и вооружение в Сеуле предпочитали западное. Кто сможет обеспечить интеграцию всего этого разнообразия?

Первоначально появилась мысль пойти по проверенной дорожке: пригласить фирму IAI, коль скоро кооперация с технической точки зрения была совершенно понятна. Но из Тель-Авива пришел ответ, из текста.которого было ясно – израильтяне окончательно уверовали в свой монополизм. Выставленные условия были еще в меньшей степени приемлемы для «Камова», чем ультиматум Австро-Венгрии в адрес Сербии летом 1914 г.

В Тель-Авив был направлен отказ, оказавшийся для IAI крайне неприятной неожиданностью. Израильские «коллеги» затаились, но, как показало будущее, не оставили попыток «отыграться».

В этих условиях и зародилась идея заявиться с составом БРЭО и вооружения чисто российского происхождения. Такое решение было вполне обоснованным – к данному моменту времени наконец-то уже появились образцы отечественной авионики, не уступающие западным. А стандарт мультиплексного обмена для камовцев, благодаря опять же турецкому тендеру, стал понятным и знакомым. В качестве интегратора пригласили фирму «Р.Е.Т.Кронштадт», возглавлявшуюся тогда контр-адмиралом запаса В.В. Никулиным, «Кронштадт» был «дочкой» набиравшего обороты производителя морских навигационных систем «Транзас». К чести именно этого предприятия надо отметить, что первый и единственный атомный авианосец Франции «Шарль де Голль» получил на борт картографическое оборудование питерского происхождения, хотя формально изготовленное в Лондоне, в отделении Transas-Marine. Техническую политику группы компаний определял талантливый инженер с ленинградской «Светланы» В. Годунов, ныне, к несчастью, покойный.

«Кронштадт» же, кроме прочего, был автором комплекса КАБРИС, о котором уже упоминалось в ходе рассказа, посвященного участию «Акулы» в учениях «Рубеж-2004» в Киргизии. На тот момент летчикам, привыкшим к аналоговым приборам и карте «на колене», подобная навигационная система представлялась сказочным удобством.

Итак, началась подготовка, которая велась преимущественно в «офисе» на улице 8-го Марта в Люберцах. Работать приходилось напряженно, и засиживались все допоздна. Ранее 9 часов вечера уходили редко. Но дата подачи предложения стремительно приближалась, а совмещать основную работу с участием в столь сложном конкурсе становилось все труднее.

К тому же израильтяне попытались вновь вступить в игру. Овадия Харари срочно попросил о встрече с С.В. Михеевым, который в тот момент находился в Турции. Беседа состоялась в VIP-зоне стамбульского аэропорта. Представитель IAI настойчиво пытался убедить Генерального, что без участия Тель-Авива у русских ничего не получится. Здесь надо еще раз напомнить, что в ходе личной встречи Михеева и Керета в Москве перед принятием окончательного решения Сергей Викторович дал согласие о сотрудничестве только по турецкому тендеру и Керет с этим согласился. Глава *Камова» твердо стоял на своем, полагая, что израильское участие слишком дорого обойдется и фирме, и всей стране. Откровенно огорченный Харари буквально за полчаса до своего отлета заявил, что в таком случае ОАО «Камов» не имеет право использовать ни единый документ, ни одно техническое решение, которые появились в рамках турецкого тендера.

Необходимая работа выполнена

Комплекс зданий компании LG в Сеуле, где работала команда >камовцев-

Тогда Генеральный принял решение отправить всю команду Вагина на две недели в Южную Корею, где уже можно было бы сосредоточиться только на подготовке тендерной документации с учетом требования, чтобы в ней не было следов от совместной с IAI программы.

С LG была достигнута договоренность об организации на ее территории такого же отдельного офиса для подготовки тендерной документации. Корейская корпорация подошла к вопросу с должной ответственностью, и к приезду камовцев на 33 этаже одного из 36-этажных зданий LG в Сеуле был организован отличный офис, где в распоряжении группы Вагина было все: компьютеры, оргтехника, канцелярские принадлежности и все, что нужно для работы. Мобильные телефоны в России тогда были еще в диковину, да и о роуминге в нашей стране пока не думали. Так что LG пришлось предоставить еще и телефонную связь с Россией.

Надо сказать, что по сложившейся на «Камове» традиции в условиях Кореи также начали работать едва ли не круглосуточно. Сначала у местных коллег это вызвало удивление, а потом уважение. Они неожиданно для себя убедились, что к ним приехала опытная команда, с высокой работоспособностью и не менее высокой квалификацией. Сотрудники LG, впечатленные таким стилем работы, старались оказать любую поддержку. А ведь без их помощи условия подачи документов на конкурс вряд ли были бы соблюдены. Ведь Сеул требовал предоставления предложений на английском и корейском языках. Так что коллегам предстояло перевести с английского на корейский язык довольно большой объем документов. Забегая вперед, надо сказать, что к сроку им это сделать не удалось, но последовавшее вслед за этим обращение руководства LG в тендерный комитет нашло понимание, и российская оферта была принята через две недели после официального закрытия приема материалов.

Две недели пролетели очень быстро, и настало время распечатать и сброшюровать то, что наготовила группа А.Ю. Вагина. За сутки до подачи материалов было принято решение прекратить вносить какие-либо изменения в соответствии с принципом «лучшее – враг хорошего». Принялись размножать и брошюровать тома. И, как положено в триллере, неожиданно вышла из строя копировальная установка, которая могла печатать по 4 требуемых экземпляра. Теперь «ксекоркс» был способен «выплевывать» за раз только одну страничку. Это была почти катастрофа: при получившемся объеме томов такая скорость размножения не позволяла закончить работу в срок, даже если работать всю ночь. Однако камовцы продолжали работать, а коллеги из LG бегали по всему многоэтажному зданию в поисках техники, которую можно было бы подключить к процессу. Так прошла вся ночь… К собственному восторгу и удивлению корейцев к 7 часам утра все было подготовлено и сброшюровано. Оставшимся на ногах участникам оставалось только упаковать тома в большие коробки. До времени окончания подачи материалов в тендерный комитет оставалось три часа…

Главной интригой того дня был уже не вопрос, успеют ли камовцы заявиться, а совсем другой – кто еще в числе претендентов на победу. Александр Юрьевич вспоминает, что все были уверены – уж Boeing со своим «Апачем» и Bell с «Королевской Коброй» точно придут, они всегда присутствовали в Южной Корее. Но будут ли участвовать в малом чемпионате» европейцы: те же итальянцы со своей так и не пристроенной никуда «Мангустой» или франкогерманский альянс с «Тигром»? По турецкому опыту не исключалось появления и южноафриканских гостей из Denel с «Руиволком». Более того, ходили слухи, что МВЗ им. М.Л. Миля тоже собирается принять участие с вертолетом Ми-28, который теоретически мог представить другой российский спецэкспортер. Да-да, тогда технику могла продавать не только Государственная компания «Росвооружение», но и ФГУП «Промэкспорт», во главе которого стоял мало кому тогда известный Сергей Викторович Чемезов. Попытки «росвооруженцев» выяснить позицию собратьев по торговле натыкались на стену молчания, что вселяло некоторое напряжение: неужели это очередной тур «бесконечного конкурса»?

Для того чтобы наверняка узнать состав участников, решено было применить «военную хитрость»: надо было приехать для подачи материалов минут за 15 до истечения срока и постараться посмотреть, кто подал материалы. Начали быстро грузить коробки в машину много помогавшего камовцам представителя «Росвооружения» в Южной Корее В.И. Лебедя, но ее багажник неожиданно «кончился» – места уже не было, а материалов было еще много. LG тут же выделила еще один «борт», и делегация во главе с Вагиным помчалась через город в надежде все-таки понять, против кого придется играть. Пока представители тендерного комитета с недоверием разглядывали объем подготовленной документации, поскольку это явно расходилось с их представлением о стиле работы постперестроечной России, наши принялись высматривать соперников.

Удалось убедиться, что свои материалы уже привезли фирмы Boeing и Bell. Причем Boeing притащил полностью комплект своей эксплуатационной документации, по объему примерно вдвое превышающей наш объем, a Bell привез примерно столько же, сколько и камовцы. Больше никого не было. До окончания времени подачи материалов оставались считанные минуты. Вагин с Лебедем сделали вид, что им крайне необходимо перекурить, прежде чем покинуть здание DPA, а сами твердо решили дождаться «закрытия лавочки». Ожидания увенчались успехом: минут за пять до истечения срока приехала еще одна машина, из которой с рваной картонной коробкой в руках вышли два корейца и направились к группе, принимавшей документы. Александр Юрьевич рассказывал, что испытал что-то вроде шока при виде этих аборигенов: практически «до пупа» расстегнутые рубашки, небольшая рваная картонная коробка в руках одного из них…И ни одного европейского лица в сопровождении.

Когда «последние в очереди» проходили мимо, камовцам удалось увидеть содержимое коробки. А там… Там были все тома в 4 экземплярах для оформления заявки сразу на два тендера. Но на фоне камовских или американских документов, материалы загадочных корейцев выглядели странно и представляли собой брошюры с серыми бумажными обложками толщиной до 50 листов каждая, перевязанными синей изолентой. По словам А.Ю. Вагина, он испытал смешанные чувства стыда и изумления, когда расслышал, что загадочные корейцы привезли на конкурс… Ми-28. Точнее, Ми-28Н, в смысле «ночной», тогда как заявка «Росвооружения» предполагала поставку Ка-52К, где «К» тогда значила «корейский».

Очередного «тура бесконечного конкурса», по счастью для репутации России не состоялось. В ноябре того же года Президент В.В. Путин подписал указ о создании ФГУП «Рособоронэкспорт» на базе слияния «Росвооружения» и «Промэкспорта». Поскольку один участник мог заявить только один вертолет, то выбирать между Ми-28 и Ка-52 предстояло, можно сказать, в узком кругу и без привлечения иностранных арбитров.

И «Камов», и МВЗ имени Миля горели желанием продолжить участие в конкурсе. Гособоронзаказ был невелик, а средства на сохранение хотя бы интеллектуальных кадров требовались. За спиной Ми-28Н стоял Б.Н. Слюсарь – генеральный директор серийного милевского завода «Роствертол». Авторитету успешного руководителя противостояла харизма С.В. Михеева. Все решалось на совещании в Комитете по военно-техническому сотрудничеству. Без лишних слов Сергей Викторович положил на стол один комплект тендерной документации на Ка-52К и вежливо попросил оппонентов «вскрыть карты». Главе КВТС М.А. Дмитриеву все стало ясно. Не стал возражать и С.В. Чемезов, занявший к тому моменту пост первого заместителя директора ФГУП «Рособоронэкспорт». Решение в пользу «Камова» было принято практически безоговорочно, о чем корейская сторона была официально извещена.

Однако Сеулу выход из тендера одного из участников явно не понравился: во-первых, конкурс выглядел и так хилым, а без Ми-28 становился совсем невзрачным на фоне «турецких страстей». Кроме того, корейцы быстро раскусили, что тендер – легальная возможность побольше разузнать о потенциальных противниках и выявить их сильные и слабые места. В общем, в Сеуле начали настаивать на сохранении Ми-28 в тендере и до последнего момента не оставляли попыток разузнать о нем что-либо. Это продолжалось вплоть до этапа сравнительных летных испытаний, которые должен был выполнить каждый участник.

Начались длительные переговоры, которые проводились по секциям. Одни обсуждали текст контракта, другие занимались обсуждением технического облика, третьи – логистикой, финансисты спорили о ценах. Во всех этих группах, и прежде всего в контрактной и ценовой, по всем правилам, должны были участвовать представители «Рособоронэкспорта», как компании – участника тендера. «Камов» же, согласно федеральным законам, являлся только головным исполнителем. Но в тот момент этот нюанс, похоже не осознавали даже в «Рособоронэкспорте», который переживал трудности организационного оформления. Так что представители спецэкспортера участвовали в работе апериодически. Состав делегации «Рособоронэкспорта» постоянно менялся, что не самым лучшим образом отражалось на переговорном процессе. Однажды даже руководитель закупочного департамента МО Южной Кореи спросил А.Ю. Вагина: «А с кем мы будем заключать контракт? С •Камовым» или ’•Рособоронэкспортом»? Пока на переговорах мы видим в основном команду -Камова-. Александру Юрьевичу пришлось выкручиваться, стараясь не выйти за рамки закона. Кстати, такой же вопрос позднее официально зададут турки на втором этапе конкурса АТАК. Но обсуждение Федерального закона о военно-техническом сотрудничестве не входит в рамки рассказа о судьбе «Акулы» и «Аллигатора».

Наконец, и в «Рособоронэкспорте» пришли к выводу, что надо бы навести порядок в переговорном процессе. Во главе команды поставили B.C. Макарейкина, который сумел наладить работу по самым высоким стандартам.

Дискуссия в Сеуле проходила непросто. На обсуждение накладывала отпечаток, как это ни странно, подозрительность южнокорейцев. Самое большое опасение у них вызывал тот факт, что какой-либо компонент вертолета, вооружения или авионики может быть известен людям Ким Чен Ира. То, что КНДР никогда не имела дело с продукцией «Камова», да и вообще военно-техническое сотрудничество Москвы и Пхеньяна было заморожено в уже далеких восьмидесятых, вообще не принималось во внимание.

Первой жертвой южнокорейской шпиономании пал российский комплекс электронного противодействия, поскольку в Сеуле опасались, что в случае вооруженного конфликта северные «братья» быстро получат от Москвы все секреты бортового комплекса обороны (БКО), и он станет неэффективным. Взамен камовцы высказали готовность установить английский БКО от BAE Systems 30-мм пушка 2А42 вызвала глубокое неприятие в связи с наличием аналогичного орудия на борту БМП-2 из состава армии КНДР. Интересно, что в то же самое время южане активно использовали российские танки Т-80У, не обращая внимание на наличие у северокорейцев Т-72. Может им никто не сказал, что снаряды идентичны? Так или иначе, но пришлось предложить 20-мм французскую GIAT.

Наши неуправляемые ракеты С-8 тоже не устроили заказчика. На их место пришли 70-мм НАРы по стандарту НАТО и голландское пусковое устройство для НАР от фирмы FZ. Кроме того, естественно, отечественная система «свой- чужой» была заменена на ту, которая действовала в корейской армии. Вместо российского комплекса радиосвязи с закрытыми каналами была выбрана аппаратура от Marconi.

Сеул мечтал о нашлемной системе целеуказания. Это устройство «вошло в моду» сначала на истребителях 4-го поколения, а потом появилось и на вертолетах. Вообще говоря, в этом направлении развития оптико-электроники отечественная промышленность одно время даже лидировала. Еще в середине 70-х годов на конкурсной основе были инициированы НИОКР по созданию нашлемной системы целеуказания. В результате отбора представленных образцов, в 1977 г. было принято решение установить НСЦ «Щель-ЗУ» разработки ЦКБ «Арсенал», (Киев) на опытную партию самолетов МиГ-29. В дальнейшем, модификации этой установки «Щель- ЗУМ» и «Сура» стали одним из важных преимуществ Су-27 и МиГ-29 над «одноклассниками».

Компоновочная схема кабины вертолета

Вторыми стали, естественно израильтяне, которые внедрили на своих машинах НСЦ DASH 200 фирмы Elbit с оптико-электронной системой позиционирования. Незамедлительно свои национальные программы разработки и разносторонних испытаний аналогичных систем для боевых самолетов и вертолетов развернули также США, Англия и Франция.

Американцы практически сразу пошли «на обгон», создав первую в мире интегрированную нашлемную систему индикации и целеуказания IHADSS. Это изделие компании Honeywell (США) было установлено на ударных вертолетах «Апач» и успешно прорекламировано в художественном фильме «Громовые птицы». Британцы пошли другим путем, отказавшись от использования оптических датчиков для определения угла наклона головы летчика. Их Knighthelm фирмы GEC-Marconi Avionics был оснащен импульсной электромагнитной системой позиционирования, которая позволяла пилоту вертолета «Тигр» с большей точностью давать целеуказание на имеющиеся на борту авиационные средства поражения.

Так что вероятный противник почти мгновенно догнал и перегнал нас. ЦКБ «Арсенал» разработало было НСЦ «обзор-800», оптико-электронная система позиционирования которой могла, фиксируя повороты головы пилота в пределах ±60° по горизонтали и -20°…+45° по вертикали, выдавать команды по предварительному целеуказанию комплексу «Шквал-В». Позиционирование взгляда производилось благодаря фиксации положения зеркал, закрепленных на шлеме ЗШ-7В, относительно оптико-электронных датчиков, размещенных в кабине. «Обзор» прекрасно работал в составе БРЭО Ка-50, вызывая исключительно позитивные эмоции у летчиков. Но в 1991 г. «Арсенал» оказался в другом государстве. В отсутствии реально действующей российской НСЦ корейцам была предложена система TOPOWL от концерна THALES.

Кстати, французы с большим энтузиазмом откликнулись на приглашение Михеева к участию в этом тендере. Не отстали от них и британцы, согласившиеся даже на поставку бортового комплекса обороны весьма и весьма секретной системы. В ходе консультаций с Marconi российские специалисты нашли приемлемый способ интеграции БКО в «борт» Ка-52 и согласовали способ его поставки в составе вертолета. Проект становился международным. Это приносило и нам большую пользу: мы научились работать с зарубежными партнерами, научились у них международным «правилам игры», включая маркетинговые «игры» и ценообразование, построение логистического обеспечения, а также многому другому.

В то же время Ка-52К по-прежнему оставался преимущественно отечественным проектом. Кроме самого вертолета российским были комплекс пилотажно-навигационного оборудования от компании «Кронштадт», система мониторинга бортового оборудования от Смоленского «Измерителя» и тульская сверхзвуковая противотанковая ракета с лазерным наведением «Вихрь».

Неожиданно корейские военные попросили проработать вопрос установки на борт Ка-52К израильской ракеты NT-D, управляемой по волоконно-оптическому кабелю.

Надо отметить, что израильтяне в то время активно продвигали эту ракету на рынок, пытаясь убедить всех, что это ракета типа «пустил и забыл», о которой все мечтают до сих пор. На самом деле это ракета скорее типа «пустил и не забудь, что пустил». В основе ее лежит советская «Панорама», которая ушла в Израиль вместе с ее разработчиками в период «перестройки» и была доведена фирмой RAFAEL до серийного производства. При этом израильтянам потребовалось 10 лет. Только в 1997 г. армия обороны Израиля приняла на вооружение семейство ракет Spike, наиболее дальнобойная версия которых поначалу предлагалась под наименованием NT-D (NT-Dandy). Позднее, после своеобразного ребрендинга, NTD стала называться Spike-ER.

Собственно «цимус» Spike состоял в модульности конструкции и применении принципа телеуправления через ракету. В головной части ПТУР устанавливалась либо видеокамера на ПЗС-матрице, либо тепловизор. Оператор после старта ракеты осуществлял управление, видя цель, можно сказать, ее «глазами». При этом пуск можно было осуществлять без первичного захвата объекта под большим углом к горизонту. Ракета набирала высоту и с этого момента можно было видеть даже те цели, которые были до того момента скрыты.

Максимальная дальность пуска NT-D объявлялась фирмой Rafael в 6 км против 8-10 у ракеты «Вихрь». Позднее Spike-ER начал летать на 8 км, но ее скорость все равно оставалась в 4 раза ниже скорости «Вихря». Однако потенциальный клиент всегда прав – закон маркетинга.

Камовцы обратились к израильским разработчикам и тоже получили положительный отклик. Но тут на сцене снова появилась IAI. Из Тель-Авива поступило официальное заявление, согласно которому фирма Rafael лишь производит ракеты, а вот систему наведения и вычислители делает IAI, Именно она и должна будет произвести интеграцию NT-D на борт Ка-52К. Сергей Викторович вздохнул и сказал коллегам: «Ну что ж, старый друг лучше новых двух». По словам Вагина, тогда думали, что уж если с западноевропейскими участниками удалось довольно быстро обо всем договориться, то уж с хорошо знакомыми израильтянами не должно возникнуть проблем.

Однако оптимизм быстро развеялся, когда на «Камов» поступило технико-коммерческое предложение от IAI. Позиция Тель-Авива сводилась к тому, что ракета, дескать, настолько секретная, что к ней должен был прилагаться не только свой вычислитель, но и жидкокристаллический дисплей, а также ручки управления и еще что-то по мелочи, а может быть, даже офицер из контрразведки «Шабак». Все это, включая интеграцию электронного оборудования и пусковых устройств в БРЭО Ка-52К, стоило как большой чугунный мост. Это обстоятельство естественно вело к росту затрат на проект и соответственно снижало коммерческую привлекательность российской оферты в глазах Сеула.

Но главный сюрприз ожидал камовцев в разделе о защите конфиденциальной информации. IAI потребовала, чтобы ни один российский специалист не находился к вертолету ближе, чем на расстоянии 100 м, когда на борту будет установлено это «чудо техники». Такое требование вызвало недоумение не только у русских разработчиков, но и у корейских военных. У кого больше – неизвестно. Особо смутили азиатов именно точно указанные 100 м.

На таких условиях работать с Израилем было невозможно. Однако IAI не удовлетворилась очередным отказом и провела для корейцев собственную презентацию интеграции NT-D на борт Ка- 52К. При этом наши специалисты на мероприятие допущены не были и могли только гадать, что там доложили представители Тель-Авива потенциальным заказчикам.

Шедшие параллельно переговоры с корейской промышленностью тоже были сложными. В них крылись серьезные нюансы: организация полноценного лицензионного производства для 36 вертолетов не могла быть рентабельной по определению – слишком велики затраты на передачу лицензии, подготовку производства, освоение новых технологий и т.п., но от русских требовали максимум, явно для того, чтобы Сеул мог потом определиться самостоятельно: что для него интересно и подъемно, а что – нет.

Как вспоминал А.Ю. Вагин, задача группы переговорщиков с российской стороны состояла в том, чтобы «не раздеться донага» и не выболтать то, что выбалтывать нельзя, и в то же время достаточно полно подать информацию, достаточную для понимания «масштабов бедствия» для нас и корейской авиационной промышленности (KAI). Понятно, что и камовцы пользовались случаем ознакомиться с особенностями построения производства в KAI, их опытом, наличием освоенных технологий, оборудования, глубины освоения зарубежной авиационной техники и прочего.

По словам Александра Юрьевича, скоро нашей делегации стало понятно, что «хрустальной мечтой» KAI было освоение производства динамических компонентов вертолета: несущей системы, трансмиссии. Ведь другие зарубежные партнеры их и близко не подпускали к производству этих узлов. Вот металлический фюзеляж, системы управления, авионика южнокорейцам были не столь интересны: страна являлась одним из мировых лидеров в производстве электроники, а мелкие доработки конструкции зарубежных вертолетов ими были уже освоены. Поэтому Ка-52К для них представлял несомненный интерес – ведь фюзеляж «Аллигатора» на 36% состоял из полимеров. Вожделенно смотрели специалисты KAI на технологии производства композитных лопастей и торсионной втулки несущего винта. Научить изготавливать такие узлы камовцы были готовы, но вот учить южнокорейцев проектировать их – это было бы лишним.

Передавать технологию камовцы не боялись. Для всего мира, кроме нынешних отечественных топ-менеджеров, известно, что организация лицензионного производства в другой стране – трансфер вчерашнего дня и гарантия отставания покупателя документации. Главное – не отстать в конструкторской мысли и идти впереди остальных. Тогда и коммерческий успех гарантирован. Для этого надо вкладываться в опережающие разработки. К сожалению, сегодня в российской промышленности успешных менеджеров больше заботит прибыль от продаж, а НИР и ОКР – это только затраты, мешающие получать бонусы в конце года…

Тем временем на тендере появились приятные для наших новости. Один из высокопоставленных корейских военных однажды, не стесняясь присутствия А.Ю. Вагина, с пренебрежительной интонацией обмолвился, что AH-1Z – «бумажный» вертолет. Действительно, в то время «Кинг Кобра» была еще только на бумаге, и это обстоятельство не могло не сказаться на отношении корейских военных к ней: а что, если мы ее выберем , а она не покажет тех характеристик, которые обещаны? Позор и конец карьере?

Переговоры DPA с фирмой Boeing тоже шли очень тяжело, особенно в плане требования южнокорейских военных поставлять не АН-64А, a AH-64D Longbow. Разница в боевых возможностях этих двух модификаций была довольно существенной и в Сеуле понимали, что купив старую модификацию, они будут иметь вариант 70-х гг. XX века, в то время, как на пороге был уже век XXI-й! Однако позиция Госдепа США была непреклонной – Longbow поставлялся только особо преданным союзникам, из рук которых информация не могла попасть ни в Россию, ни в Китай. О передаче этого вертолета в лицензионное производство в том объеме, которого жаждала южнокорейская промышленность, речи вообще не было. По имевшимся у нашей делегации сведениям, максимум, что предлагали американцы – изготовление фюзеляжей для АН-64. По остальным вопросам лицензионного производства был полный тупик.

Так что шансы на победу у «Аллигатора» выглядели вполне весомыми. Однако было ясно, что южнокорейские военные выберут победителем не западного производителя только в том случае, если предложение русских будет не то, что на голову, а на две головы лучше. Поэтому руководители групп сборной «Рособоронэкспорт-Камов» практически каждый вечер собирались в гостиничном номере руководителя Вагина и обсуждали прошедшие в этот день переговоры, анализировали полученную информацию, в том числе предоставляемую фирмой LG. К слову сказать, LG была не просто формальным посредником, а по-настоящему искренним союзником. Заканчивались эти «посиделки» иногда далеко за полночь.

Так прошло два раунда переговоров, после каждого из которых камовцы возвращались домой, проводили срочные встречи со смежниками, в том числе и иностранными, перерабатывали свои материалы в соответствии с достигнутыми соглашениями.

При этом российской делегации приходилось неоднократно снова возвращаться в Сеул, предъявляя письменные доказательства согласия западных фирм на сотрудничество с «Камовым» в данном проекте.

Наконец, наступил этап «Испытания и Оценка». Южнокорейские военные и промышленность должны были «вживую» познакомиться с вертолетом, полетать на нем и посетить основных соисполнителей, оценить реальность того, что было предложено. Это была достаточно сложная задача, но, как и сейчас уверены участники событий, камовцы с ней справились, если не на «отлично», то на твердое «хорошо».

Делегация Сеула посетила в Санкт- Петербурге фирму «Кронштадт» и завод «Красный Октябрь», где производился редуктор. В Москве гостям показали летно-испытательный центр в Чкаловской. Их даже свозили в 344-й ЦБП и ПЛС в Торжок. Там в конце апреля 2001 г. в соответствии с требованиями тендера для летчиков потенциального заказчика были организованы совместные вылеты на вертолете Ка-52, естественно, на все той же 061-й машине, поскольку другой не было.

Надо сказать, камовцы тщательно готовились к летному показу. Одним из условий Сеула было круглосуточность применения, что требовало включение в состав оснащения борта в том числе очков ночного видения. Если на Ка-50 полеты в ОНВ уже совершались, то на «Аллигаторе» это предстояло пройти в первый раз. Для проведения экспериментов В-80Ш2 был перебазирован в Луховицы на аэродром завода РСК «МиГ», благо фирма «Камов» к тому моменту была включена в состав этой корпорации – руководство страны пыталось создать две конкурирующие структуры на базе «Микояна» и «Сухого». Идея была не лишена смысла, но, как говаривал легендарный Председатель Правительства B.C. Черномырдин, «хотели как лучше, а получилось как всегда».

Для реализации программы испытаний неоднократно упомянутой ранее фирмой «НПО Геофизика-НВ» были выделены очки ГЕО-ОНВ1. Как обычно, на дружеской основе – финансирование работ не было предусмотрено. Впрочем, Генеральному директору предприятия В.В. Солдатенкову нужно было расширять сферу применения своей продукции, которая на тот момент была официально «прописана» только на Ми-8.

К полетам с корейцами были привлечены А.С. Папай и А.К. Смирнов. Александр Сергеевич выполнял программу демонстрации летно-технических характеристик Ка-52, а Александр Константинович показывал применение «Аллигатора» ночью. Естественно, наши испытатели сидели на левом кресле, а представители потенциального заказчика – на правом.

Оценка «Аллигатора» пилотами южнокорейской армейской авиации, никогда ранее не летавшими на соосном вертолете, была практически восторженная. Больше всего их потрясла простота управления столь тяжелой боевой машины. При этом Ка-52 так же легко маневрировал, как легкий вертолет. Степень бронезащиты экипажа также была оценена очень высоко, а возможность катапультирования в экстремальной ситуации вызвала большое уважение к конструкторам, которые так высоко заботятся о сохранении жизни боевого летчика.

Оценка Ка-52 корейским генералом авиации, апрель 2001 г.

После очевидного успеха в Москве и Питере, к третьему, завершающему этапу переговоров, после которого, согласно правилам, должны были объявить победителя, «Рособоронэкспорт» и «Камов» подошли преисполненные оптимизмом. Материалы были готовы, определена дата командировки в Сеул. Но за день до отлета раздался звонок из LG: переговоры переносятся, дата будет объявлена дополнительно.

Однако никто из участников так и не дождался приглашения на продолжение переговоров. Тендер без объявления о приостановке или закрытии тихонько был свернут. До сих пор неизвестно, чем было обусловлено это решение южнокорейских властей.

Одной из причин столь неясного финала тогда казались козни «Белла». Его «Королевской Кобре» ничего «не светило» в Сеуле, но проигрыш в южнокорейском тендере мог негативно сказаться на репутации фирмы в процессе нелегких переговоров с Турцией, где ее вроде объявили победителем. Кто ж знал, что Анкара окажется упрямее Вашингтона и конкурс АТАК «пойдет на второй круг»?

Можно более обоснованной версией следует считать влияние внутриполитических противоречий в самой Республике Корея. Как-то А.Ю. Вагину довелось услышать один из докладов на проводившемся в Сеуле семинаре по развитию авиационной промышленности. Тема выступления представителя одного из крупнейших местных научно-исследовательских институтов CARI звучала вполне амбициозно:

«Как нам в течение 15 лет достичь технологической независимости». Суть сводилась к тому, что в стране есть своя авионика, свои инженеры, студенты, обучающиеся в ведущих технических университетах Запада, опыт модернизации чужеродных летательных аппаратов. Не хватает, по мнению автора, опыта проектирования и изготовления динамических систем, то есть трансмиссии и несущей системы. Отсюда следовал вывод: вместо того, чтобы закупать иностранные ударные вертолеты, надо эти деньги пустить на разработку национального корейского вертолета. А к участию в разработке на конкурсной основе пригласить зарубежные компании, которые в ходе этой разработки и научат их разрабатывать динамические системы. Тогда останется только освоить эти технологии и, сохранив неизменной трансмиссию и несущую систему, на базе нее создать транспортную и ударную модификации вертолета, а затем производить их сотнями, для себя и для рынка юго-восточной Азии и Китая, а также других регионов мира.

«Этот ЖЖЖ – неспроста», – как говаривал Винни-Пух, намекая на то, что жужжание пчел явно сопряжено с наличием меда. Выступление такого рода явно было инспирировано кем-то из капитанов местного бизнеса в надежде «откусить» очередной кусок бюджетного пирога в рамках программы импортозамещения.

В подтверждение справедливости этого следует указать, что через несколько лет после описанных событий Южная Корея инициировала конкурсную программу многоцелевого вертолета КМН (Korean Multirole Helicopter), к реализации которой пригласили Bell, AgustaWestland, Eurocopter и Sikorsky. Первые две совместно предлагали вертолет А149, Eurocopter – вертолет ЕС 175, а Sikorsky – модернизированный вариант вертолета S-76. Вскоре программу КМН признали слишком дорогой и, «поматросив» иностранных участников, закрыли. А в апреле 2005 г. KAI объявила о национальной программе КНР (Korean Helicopter Program), в рамках которой была предусмотрена разработка многоцелевого вертолета KUH (Korean Utility Helicopter). Снова позвали тех же, не забыв и о фирме «Камов», которая в это время начала испытания Ка-60, с параметрами, удивительно схожими с техзаданием на KUH. Но, ознакомившись с условиями Сеула, российская сторона обратила внимание на то, что в них явно виделось желание приобрести навыки проектирования и изготовления упомянутых выше динамических систем, авариестойких топливных систем и, в рамках всего этого, безусловно, навыков разработки вертолета в целом. При этом права собственности и поставок на рынок KAI хотела иметь в своем полном распоряжении, а само проектирование должно было вестись совместными силами преимущественно на территории Южной Кореи. Камовцы отказались участвовать в намечавшемся шоу.

Победителем тендера стала фирма Eurocopter, лихо навязавшая заказчику престарелую «Пуму» в качестве базовой машины. Получившийся в конце концов KUH-1 «Сурион» стал значительно тяжелее, чем предполагалось, а летно-технические характеристики на уровне прошлого века. Зато это – настоящий Корейский Вертолет, который корпорация KAI все еще надеется кому-нибудь продать, кроме собственной армии, и так настрадавшейся от национального танка и БМП.

Вариант боевого вертолета для вооруженных сил Южной Кореи

Статья подготовлена на основании воспоминаний главного конструктора ОАО -Камов- А.Ю. Вагина, записанных им в ноябре 2014 г.

Материал выходит под редакцией Михаила Лисова