Приходите, покатаем, Под сиреной полетаем Белыми ночами ленинградскими. Возле "Медного коня" Поцелуешь ты меня, А потом домой, на Петроградскую.

— Ах, какой вчера был день

Ах, какой вчера был день Добр и смешон Бабье лето приодел, Будто в гости шел. Плыли листья по воде Красно-желтые. Ах, какой вчера был день В небе шелковом!

И сидел на лавке дед, Солнцу щурился. В сумасшедший этот день Пела улица. И купались воробьи В лужах голубых, А на набережной клен Липу полюбил.

Осень,

Но паутинками сад просит

Не забывать чудеса

Лета,

Когда согрета

Была лучами в траве роса.

И кружилась голова едоверчиво. Я как мальчик ликовал Гуттаперчевый. а перше мечты сидел И глаз открыть не мог. Ах, какой вчера был день, Не забыть его!

Потемнело небо вдруг, Стихло все окрест, Ветер к вечеру подул, Закачался шест. Повело мечту к воде, А то в звезды костер. Ах, какой вчера был день Добр и хитер.

Разгадал я хитрость ту И пошел домой, А заветную мечту Прихватил с собой. Как-нибудь, устав от дел, очью до утра Вспоминать я буду день Тот, что был вчера.

— КРУГ ЗА КРУГОМ /Монолог цирковой лошади/

Бич, как выстрел, я Снова выхожу на круг, Люди по краям Будут мять мой круп. Выбегаю на манеж я, Морду опускаю вниз, Шелковистой кожей нежной Ощущаю тонкий свист.

Сумасшедший звук боли,

Раздирающей боли.

Пена на губах, Молотом в глаза плюмаж, Взвизгнула труба у как тут не сойти с ума. Но с галопа мне не сбиться, Будто скаковой на приз, Я лечу по кругу птицей, Только бы не слышать свист.

Сумасшедший звук боли,

Раздирающей боли.

Круг за кругом,

Круг за кругом,

Круг за кругом…

Друг за другом,

Друг за другом,

Друг за другом…

Синие поля

Свист бича

Теплая земля

Свист бича.

В памяти храню я

Запах материнской гривы.

Только снова…

Бич ожег мне грудь, Поднимаюсь на «свечу». Он сегодня груб, Опрометью прочь скачу. Зубы в пыль опилки крошат, Только помню вкус травы, Я не человек, я — лошадь, Не желаю жить как вы.

Не желаю знать боли,

Я хочу домой в поле…

В воздухе артист, Взять бы темпа два вперед, Но все тот же свист И всадник лезет под живот. Раздуваю ноздри зверем, Да не сбиться бы с ноги. Люди, люди, я вам верил! Чем вы платите долги?

Сумасшедшей той болью,

А потом хлебом-солью.

Круг за кругом,

Круг за кругом,

Круг за кругом…

Друг за другом,

Друг за другом,

Друг за другом…

Синие поля

Свист бича

Теплая земля

Свист бича.

В памяти храню я

Запах материнской гривы.

Только снова…

Бич, как выстрел, я Снова выхожу на круг,

на круг,

на круг…

Гоп-стоп

Нет ничего честнее чеснока,

И я "по чесноку", ребята, заявляю,

Что я гуляю, если не стреляют,

А коль стреляю, то наверняка.

И два десятилетия назад

Из своего любимого нагана

По вам открыл огонь я ураганный

И видит Бог, сам черт мне был не брат.

Дурея, в полный рост «винтил» с колена,

Открывши свой, чтоб не оглохнуть, рот.

Я в той стрельбе стране явил Семена,

И он в народе счастливо живет.

Am Гоп-стоп,

E7 Am Мы подошли из-за угла. C Гоп-стоп,

G7 C Ты много на себя взяла,

Dm Теперь расплачиваться поздно, Посмотри на звезды,

Am Посмотри на это небо

Am Взглядом, бля, тверезым,

E7 Посмотри на это море

Am Видишь это все в последний раз.

Гоп-стоп, Ты отказала в ласке мне. Гоп-стоп, Ты так любила звон монет, Ты шубки беличьи носила, Кожи крокодила, Все полковникам стелила, Ноги на ночь мыла, Мир блатной совсем забыла, И перо за это получай!

Гоп-стоп, Сэмэн, засунь ей под ребро, Гоп-стоп, Смотри, не обломай «перо» Об это каменное сердце Суки подколодной. Ну-ка, позовите Херца, Он прочтет ей модный, Очень популярный В нашей синагоге отходняк.

Гоп-стоп, У нас пощады не проси, Гоп-стоп, И на луну не голоси, А лучше вспомни ту малину, Васькину картину, Где он нас с тобой прикинул, Точно на витрину. В общем, не тяни резину, Я прощаю все. Кончай ее, Сэмэн.

— Баловалась вечером гитарой тишина

Баловалась вечером гитарой тишина, Сумерки мерцали огоньками сигарет, Было это в мае, когда маялась весна Песнями в моем дворе.

Расцветали девочки, забытые зимой, Сочиняли девочки любимых и стихи, И все чаще мамы звали девочек домой, Так взрослели девочки.

Юность ворвалась в дом пятиэтажный,

В старый колодец невского двора,

Все, что оставил в нем, теперь не важно,

Завтра не вернешь вчера.

Только почему-то с той поры опять не сплю, Вместо пачки сигарет выкуриваю две, Только почему-то в мае я опять люблю Ту, одну на белый свет.

А мне бы вернуться в дом пятиэтажный,

В старый колодец невского двора,

Все, что оставил в нем, теперь не важно,

Завтра не вернешь вчера.

Бьюсь в стекло, как голубь окольцованный крылом, у, еще чуть-чуть и в небо вылечу я прочь. Вот и воля! Все!

…Да под распахнутым окном Машет мне рукою дочь.

И не вернуться в дом пятиэтажный,

В старый колодец невского двора,

Все, что оставил в нем, конечно важно,

Завтра не вернешь вчера.

— От звонка до звонка я свой срок отсидел

От звонка до звонка Я свой срок отсидел, Отмотал по таежным делянкам. Снег читал мне УК, Ветер вальсы мне пел, Мы с судьбою играли в «орлянку».

оги разрисовал, По пути кассу взял, Только Кланечки не было дома, И у двери меня Старшина повязал По наколке ее управдома.

А когда он меня, Гад, по городу вел, Руки за спину, как по бульвару, Среди шумной толпы Я увидел ее, Понял сразу, что зек ей не пара.

оги длинные, груди И брови вразлет, Что с того, что я МАЗ поднимаю. Ей же нужен английский "С иголочки" лорд Или тот, что в «Мгновеньях» играет.

И пошел я к себе В Коми АССР По этапу не в мягком вагоне, Сигаретку подвесив а «ихний» манер. Не ищите меня в Вашингтоне.

— АМ ИСТИЯ

И откроют врата для нас, И опять перехлест дорог. Мы последний отбойник — в пас, Под амнистией мы, корешок. Эх, начальничек, не томи, А скажи, где маманя ждет. а, возьми у меня взаймы, Я богатенький и не жмот.

аплевать, что ушла жена, Главное, чтоб не ушли долги. Мама, ты у меня одна, Вот такие-то пироги. Слышишь, мама, не плачь, постой, Я устал от рисковых дам, Я сроднился навек с тобой, Мой заснеженный Магадан.

Так что, старая, извини, Не поеду с тобой в Москву, Слишком много там толкотни, Да и мне, впрочем, ни к чему. Вот, что я те скажу: езжай, Поклонись от меня дядьям, А халупу нашу продай. Возвращайся ко мне, слышь, мам.

у, пошел на последний день Во владенья родных границ. А, ну-ка, сбацай мне, Сень, а Сень, Песню про перелетных птиц. А ну наяривай, пой, седой, Чтоб слеза согревала штык. Я ж теперь на всю жизнь блатной. Эх, амнистия, пой старик.

— Меня не посадить

Меня не посадить, я это твердо знаю, Пусть отдохнут пока казенные дома, Меня не посадить, хотя давно пугают, Меня не посадить, я сам себе тюрьма.

Я сам себе тюрьма, нет камеры надежней, Давно томится в ней души моей рассказ. Меня не посадить, хоть это так возможно, Меня не посадить ни завтра, ни сейчас.

Я сам себе тюрьма, я на воде и хлебе, И самого себя мне не освободить. Меня не посадить на суше или в небе, а море иль в горах меня не посадить.

Но как в решетке вдруг забьется ночью сердце О ребра, что его отринули от дня, Когда оно болит и дверь открыта смерти, Я точно знаю, им не посадить меня.

И вспомнив все тепло, что я собрал по крохам, И холод остальных беспечно извиня, Сведенным ртом шепну с последним хриплым вздохом: Я все-таки был прав, не посадить меня.

Мне пел-нашептывал начальник из сыскной

Am Dm Мне пел-нашептывал начальник из сыскной, G C Мол, заложи их всех, зачем ты воду мутишь, Ам Dm Скажи, кто в опера стрелял — и ты сухой,

E Не то ты сам себе на полную раскрутишь.

A7 Dm

А в небе синем алели снегири,

G C

И на решетках иней серебрился.

Dm

Сегодня не увидеть мне зари,

Не Am

Сегодня я в последний раз побрился.

А на суде я брал все на себя, Откуда ж знать им, как все это было. Я в хате был, и не было меня, Когда мента атаха умочила.

И будет завтра ручеек журчать другим,

И зайчик солнечный согреет стены снова,

у а сегодня скрипнут сапоги,

И сталью лязгнут крепкие засовы.

И на свиданьи, руки разбросав, Как чайка крылья, старенькая мама Меня молила, падая в слезах, Чтоб я сказал им все, но я упрямый.

Ах, мама, мама, ты мой адвокат,

Любовь не бросить мордой в снег апрельский.

Сегодня выведут на темный двор солдат

И старшина скомандует им: "Целься!".

А за окном буянила весна, И в воронок меня из зала уводили, И я услышал, как вскрикнула она: — Алеша, не забуду до могилы!

И будет завтра ручеек журчать другим,

И зайчик солнечный согреет стены снова,

Ну а сегодня скрипнут сапоги,

И сталью лязгнут крепкие засовы.

— Лиговка

Есть в Одессе Молдаванка, А в Москве — Хитровка. Деловые спозаранку, Барышни в обновках. Но и Питер шит не лыком, Я-то это знаю, И мне милее всех на свете Лиговка родная.

Лиговка, Лиговка, Лиговка,

Ты мой родительский дом.

Лиговка, Лиговка, Лиговка,

Мы еще с тобою попоем.

Южных нет на ней прихватов И купцов столичных, Тут веселые ребята Без дурных привычек. Если надо — значит надо, Значит так и будет. Приходите, будем рады, Деловые люди.

Было время, всем меняли Имена и даты, Даже евский не спасли, Хоть не виноват он. Было пруд-пруди малин, А что же с ними стало? А Лиговка была тогда И сейчас осталась.

Помню, в мае как-то раз Был не очень пьяный, Залепил кому-то в глаз На углу Расстанной. И упасть-то не успел, А уже сирена. Спрятали меня в себе Лиговские стены.

Катит весело трамвай Посреди аллеи, Здесь гулял и здесь пропал Ленька Пантелеев. Жалко, что его не знал Папа Гиляровский, Он главы б не написал Про воров хитровских.

— аписала Зойка мне письмо

аписала Зойка мне письмо, А в письме два слова: "Не скучай". Мы расстались с ней еще весной, А теперь пора февраль встречать. И пускай не ходят поезда В наш забытый Богом уголок, Разве же тебя, моя беда, Не зовет на северо-восток.

Эх, Зойка, когда я на тебя смотрел,

Зойка, я задыхался и хрипел,

Зойка, ты кровь и плоть моя была,

Любовь мою ты продала.

Как любил я Зойку одевать, Ей что ни надень, всегда к лицу, Для нее ходил я воровать, Кланялся барыге-подлецу. Для нее я песни сочинял И дорогу к дому позабыл, Для нее я жил и умирал Каждый день под небом голубым.

Эх, Зойка, тебя ничем не удивишь,

Зойка, я мог купить тебе Париж,

Зойка, шампань несли нам в номера,

Но это было все вчера.

Сердце не оттает, ну и пусть, Отогрею руки у костра, а холодных струнах моя грусть Будет петь до самого утра. Ну а Зойка жаркая, как ночь Та, в которой были мы вдвоем, Пусть гуляет, коль я ей невмочь, Пусть торгует телом и теплом.

Эх, Зойка, я завязать хотел не раз,

Зойка, но камень мой всегда алмаз,

Зойка, я не жалел, я не копил,

Как я хотел, так я и жил.

Поездка из Одессы в Петроград (На улице Гороховой ажиотаж)

(петь в F#m)

Am На улице Гороховой ажиотаж, A7 Dm Урицкий всю ЧК вооружает,

Dm Все потому, что в Питер

Am

в свой гастрольный вояж

Dm E7 Am С Одессы-мамы урки приезжают.

А было это летом в восемнадцатый год, Убили Мишку в Питере с нагана. На сходке порешили отомстить за него Ребята загорелые с Лимана.

Майданщик, молдаван и толстая Кармен, Что первая барыга на Привозе, Четырнадцать мокрушников с собой взял Сэмэн, Горячий был народ на паровозе.

Уже чух-чух, пары, кондуктор дал свисток, Прощальный поцелуй, стакан горилки, С Одессы-мамы, с моря дунет вей-ветерок До самой петроградской пересылки.

Начальник посетил шикарный наш вагон, Просил, чудак, навязчиво билеты. Пришлось ему в раздельный предложить выйти вон, Слегка качнув у носа пистолетом.

И всю дорогу, щеки помидором надув, Шмонали фараонщики по крышам. Шестерок Сема сбросил под откос на ходу, И в тамбур покурить устало вышел.

Там женщина стояла двадцати пяти лет И слабо отбивалась от кого-то, Дешевый фраер в кепке мял на ней туалет, И Сеня чуть прибавил обороты.

— Я видел Вас на рейде возле женщины, граф, Стояли Вы, как флагман под парами, Советую на задний ход врубить телеграф, Чтоб не было эксцессов между нами.

Чуть спортив воздух, фраер, как иллюзионист, Под стук колес моментом испарился, Спасенная дрожала, как осиновый лист, И Сеня с чувством долга испарился.

А в поезде мелькали две колоды и нож, Шмат сала, водка, голое колено. Продул армяшка Хачик в карты свой макинтош, А Васька Оське два зуба коренных.

И вот на горизонте Царскосельский вокзал, Встречает урок с мясом пирожками. Сэмэн такую речь задвинул, что зажурчал аш паровоз горючими слезами.

И стиснув зубы, на перрон вразвалку сошла, Как на берег, красавица Одесса, Плеснула в Петроград ее морская душа, И дрогнули со страха райсобесы.

а евском у Пассажа, там, где деньги рекой, К ним на фаэтоне двое подскочили, Но толстая Кармен достала первой свой кольт И над столами в морге свет включили.

— Червончики

Я возвращался поздно лунной ночью, Бродяга-ветер фонари качал, И чтобы путь мой был чуть-чуть короче, Я эту песню звездам напевал:

Я как жену порой ласкал удачу, И плеть обид меня хлестала по спине, Но я был весел, ну а как иначе, Когда карман всегда оттягивали мне

Я много пил и знал красивых женщин, И через шар бил в середину от борта, И не жалел вас: больше или меньше Какая разница, ведь в том и красота.

Порой судьба натягивала вожжи, Свистел аркан, я видел мушку на стволе, Но не давали вы меня стреножить, Всегда стояли ноги твердо на земле.

Червончики, мои червончики,

Милые, хорошие мои.

Вы мне верные друзья,

С вами я и сыт, и пьян,

Милые червончики мои.

— А Войне как на войне

Грянул выстрел в тишине, Взвил воронью стаю. а войне как на войне Иногда стреляют.

Гимнастерка на спине Расцвела вдруг буро. а войне как на войне Не все пули — дуры.

Пой, голос не жалей,

Он, голос-то, живой,

Встань, милая, с колен,

Спой, милая, мне спой.

а побеленной стене Белые халаты. а войне как на войне Миг до медсанбата.

Отпиши моей жене Письмецо, сестрица. а войне как на войне С мужиком не спится.

Отпиши, что я за ней И в огонь, и в воду. а войне как на войне Десять дней за годы.

Вспоминаю я коней, Лошадей колхозных. а войне как на войне Не все слезы — слезы.

— Выйди из землянки

Выйди из землянки, Посмотри, голуба, Ах, какое утро Свежее полощется, Мягкое и доброе, Как любимой губы. Мне так в это утро Умирать не хочется.

Дай мне минуту,

Дай мне минуту,

Я хочу в последний раз

Тобою надышаться, утро,

Дай мне минуту.

а коня вскочить бы, По росе промчатся, Из реки студеной До пьяна напиться. только вот дела все: Не могу ручаться, Что живым останусь Позади столица.

Будто нарисовано Голубой пастелью ебо над окопами Чистое, бездонное. Будь всегда такое же ад моей постелью, ад землею русскою Мирной и свободною.

— Ша, братва, сейчас скажу

Ша, братва, сейчас скажу Вам без комплиментов, И усвойте, фраера, Суть сего момента. Если кто нахально лезть Будет к тете Песе, Будет он тогда совсем Мне не интересен.

Если делать кому с вас ечего со скуки, Чешет дурь собачая Вам блатные руки, Гадом буду, и тогда Прокляни родитель, Я засуну их туда, В то, на чем сидите.

Тетя Песя — мама вам, Ей уже полста есть. Жеребцы, вам девочек Без нее хватает. Вам, волки позорные, Вечно юбок мало. ас с Сэмэном та мадам С мусоров спасала.

А не с ней ли, корешок, Долболом фиксатый, Отдыхали вы в добре в девятьсот двадцатом. Дай-ка, Сеня, ему в дых, Чтобы все понял он, А теперь стакан воды Эк его проняло.

Урки, я вам все сказал, у а кто не слушал, За ненадобностью тем Я отрежу уши. Если кто-нибудь из вас Будет недоволен, Не прожить ему и дня, Не видать мне воли.

— Я Сэмэн — в законе вор

Я Сэмэн — в законе вор, Сам себе я прокурор, Беня Крик мне друг, сестра — ыхама, А братишкою — прибой, Молдаванка — дом родной, А судьба моя — Одесса-мама.

Где я только не бывал, Что я только не видал, Но всегда к Лиману возвращался. Слал к монахам фраеров И три дня ловил бычков, И на золотом песке валялся.

Я Сэмэн — в законе вор, Быстрым будет разговор, Коли что не так и время вышло. В д'Артаньяны не горазд, Бью я только один раз, у а после этого не дышат.

и за тыщи, ни за грош Тельник свой и брюки клеш а шикарный фрак не променяю. А понадобится вдруг, Я прикинусь так, что Дюк С пъедистала слезет, будь я фраер.

Я Сэмэн, я все сказал, Может, кто-то не догнал, Это дело частное, кто знает. Но хочу предупредить: Очень даже может быть, Старый Герц еще жмура лабает.

— ВАЛЬС А ПЛОСКОСТИ

Их не звали, тут разве до них, Ведь девчонки в войну не играют, Им все больше наряды да вальс Полуночный. Но зажгли бортовые огни, Лучшей доли себе не желая, аши дочки, страны нашей дочки, И пронесся их вальс Вихрем огненных трасс.

Васильковых полей тишина Разорвется вдруг грохотом взрыва. Ах, как жалко, что ты не жена, Не невеста. Долюбить помешала война, И коней перепутались гривы, еизвестно, где ты неизвестно, А дорога длинна, и как хочется в снах Закричать, застонать.

А дом далеко-далеко,

И мир далеко-далеко.

По плоскости стук сапог.

Девчата, вернитесь в срок.

И летят высоко над землей, И под крыльями синее небо. ичего, что бомбежка не женское дело, ичего, что нет силы мужской, Только трусом никто из них не был. Солнце село, за облаком село. Мы вернемся домой, Чтоб с рассветной зарей Снова вылететь в бой.

— СВАТОВСТВО СЕМЕ А

В один из дней с улыбкой на губе В широком, как шаланда, экипаже До Лейба — не последнего из граждан Доехал Ося, ничего себе.

До боли киса стиснула кадык, Манжеты — только утром как от прачки. Лейб Маркович почувствовал задых И слабость членов, как во время качки.

— Лейб Маркович, почту себе за честь Поздравить Вашу дочь с ангажементом, Поскольку ей в тугие косы вплесть Сэмэн решился свадебную ленту.

Все знают, Броха хочет жить семьей, За это вся Одесса говорит стихами, Ей будет контрабандное белье свое, Так как насчет устроить нам лыхаэм?

Моя контора на себя берет Расходы все в размере половины, А если Вам чего не достает, Имейте разговор со мной, как с сыном.

Но Оська не закончил пары слов, "…зато какая ждет Сэмэна с Брохой слава…", Как сухогруз тоннажем в шесть пудов Закрыл все выходы и входы в эту гавань.

— И все налетчики, и я вас не люблю, Она сама себе не знает, что ей делать. Ты слышишь, Лейб, я им не постелю, Чтоб эта банда нас потом имела.

Запахло в доме грозовым дождем, И Оська так сказал: — Мадам Ревекка, у что Вы расшумелись, как паром, Я не прошусь к Вам на закорки через реку.

Я этот туз не в темную сдаю, Мене Ваш гонор не совсем понятен. Жиды, на все недельный срок даю, Фату вам принесут совместно с платьем.

Через неделю Рева Израиль Венчал Сэмэна с Брохой в синагоге, В Одессе в этот день был полный штиль, алетчики отплясывали ноги.

Лейб Маркович нажрался, как свинья, Ревекка тут же отдалась под суматоху. Жить начала счастливая семья, Сэмэн избил до полусмерти Броху.

— Дело было в ресторане, где менты висят

Дело было в ресторане, Где менты висят, Взяли Маню на кармане, Фраернулася. Платье белое в горошек, Опер молодой Шепчет ей: — Скажи, где Леха, Отпущу домой.

А на улице метель, Зла окраина, Не такого насмотрелась За хозяином. — Не скажу тебе, где любый, Не суди, старлей, Ты б продал свою голубу? То-то, киралей.

Маню бросили на нары, Щелкнули ключом. Ты играй, моя гитара, Говори еще. В поцелуях твоих жарких Жизнь фартовая. Пододвинься-ка, товарка Чернобровая.

Как жилось ей, как спалось ей, Знает Бог один. Отсидела Маня восемь Долгих дней и зим. А как вышла, улыбнулась Жизни-то и нет. Вот что значит, фраернулась В двадцать юных лет.

Дело к вечеру. Смеркалось. Фонари стоят. Маня в хату постучалась, Сама не своя. Платье тоже в цвет-горошек Да косынки шелк. — Я вернулась, здравствуй, Леша, Милый корешок.

Эх, судьба — свечи огарок, Воробей в руке. Дверь открыла Мане шмара В рыжем парике. Сытый Леха в коридоре Лампочку крутил. Маня охнула от боли И лишилась сил.

А ну-ка, сделайте мне фото, мсье Жан

Am G C А ну-ка, сделайте мне фото, мсье Жан,

Dm E Am Меня заделайте, чтоб было, как в Париже.

G C А ну-ка, сделайте мне фото, мсье Жан,

Dm E Am Сейчас я Ваш, mon cher, и я иду поближе.

Am G C

А ну-ка, сделайте мне фото, мсье Жан,

G C

Я должен видеть эту девочку счастливой,

Dm E Am

С ней порезвиться ночку я б не возражал.

Am Dm

Давай быстрее, Жан,

E Am

но чтоб не очень криво.

Кого я вижу, нет, мне снится Константин! у что ты встал, как поц, и дрыгаешь, как цуцик? Куда Вы дели, Костя, модный габардин, Который брали мы на Малой Арнаутской.

Я Вас предупреждаю, Костя, тет-а-тет,

Что если дальше будет что-то

в том же духе,

Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,

Что даже чернозем и тот не станет пухом.

Не смею больше Вас задерживать, мсье, Ну покажите, как выскакивает птичка. Извольте дюжину пирожнин для Люсьен, Как жаль, что не смогу презентовать их лично.

Под солнцем южным,

как под грудью у мадам,

Немного жарко, но до одури приятно,

И все фланируют под ним туда-сюда,

А я фланирую под ним туда-обратно.

Откройте свой фотографический секрет, И я скажу Вам строго конфиденциально, Что скоро час, как на изысканный мольберт Всех нас рисует уголовка натурально.

Я исчезаю в духе стильных парижан,

Ведь я сегодня вист,

и два туза в кармане.

Не поминайте лихом Оську, мсье Жан,

Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.

— Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да поседлай-ка ты коня да моего, А я пойду да обниму печаль-жену, Кабы не быть бы ей вдовой.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не печалься, ты свое отвоевал, Ты вон смотри, чтоб сын мой

твой любезный внук Не баловал-озорничал.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не забудь надеть Георгия на грудь, Я тебя, батя, в жаркой сече вспомяну, Когда в штыки проляжет путь.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Был посошок, теперь давай по стремянной, А за курганом, если в поле не усну, Еще добавим по одной.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не серчай, но чует сердце — быть беде, И дай-ка, батя, я в последний раз прильну Щекою к мокрой бороде.

Город негодяев

C G Am F G C Все говорят, а я не знаю, C G Am F G C Есть где-то город негодяев. F G Am И там такое вытворяют F G Am F G C Весь мир рыдает, весь мир рыдает.

Там белый цвет зовется черным, А голубь мира — чистый ворон, Ложь не считается позором, И коридоры, и коридоры. F C G Am Город негодяев, город негодяев, город негодяев. F C G C F G C Город негодяев, город негодяев, город негодяев.

Правитель вроде бы исправный, Но негодяй он самый главный: Он знает все, он вечно правый, Он ищет славы, он ищет славы.

Но слава дело не простое, Одна рука другую моет, Когда не знаешь, кто с тобою, В момент уроют, в момент уроют.

Город негодяев, город негодяев, город негодяев. Город негодяев, город негодяев, город негодяев.

Нинка

Am E Am Нинка, как картинка, с фраером гребет

A7 Dm Дай мне Керя финку, я пойду вперед

G G7 C Поинтересуюсь, а что это за кент Dm Am E Ноги пусть рисует, Нинка это мент, я знаю

Усики блатные, Ручка крендельком, Галифе штабные, Серые на нем, Сладких, опер, ищешь, Ай, не бери на понт, В дуле ветер свищет. инка, это шмон,

Я знаю.

Что же ты, зараза, Хвост нам привела? Лучше бы ты сразу, Падла, умерла, Лучше бы сдохла, Ведь я ж тебя любил, Но теперь засохла Ты в моей груди,

Я знаю.

Сзади налетели, ачали топтать. Кто же мене будет С кичи вынимать? Но время прокукует, И в последний раз инку поцелую Пулей между глаз.

Я знаю.

Жизнь ты блатная, Злая жизнь моя, Словно 102-я «Мокрая» статья. Срок не споловинить, Ах, не скостить ни дня. Черви, буби, вини, А для меня — Кресты,

Я знаю.

— ЗВЕЗДОПАД

ад головой звездопад, Поторопись, загадай скорей. А звезды летят и летят, Коснутся тебя — и в рай быстрей.

А за опушкой весна Упавшей звездой зовет, А на опушке война, И все кричат "вперед!"

Рядом упала звезда, Рядом упал твой брат, Он загадал навсегда. Но что, скажи, молчишь, солдат?

Времени мало дано. Ох, звездный сегодня закат. Падает. Стало темно Под связкой своих гранат.

Флагманский марш

Am (E) Am У нежной тонкой руки

A7 Dm Украл платок свежий ветер,

Dm6 Am И пеленою черный дым

F Dm6 E7 Лег над высокой волной.

Am E Am Блистают тускло штыки

A7 Dm В лучах зари на рассвете.

Dm6 Dm Am Под звуки маршевой трубы

F E Am Идут матросы на бой.

Dm Над морем тучи легли, И враг коварен и злобен, И в вихре грянувшей грозы Нас ждет победы сладкий миг. Идут матросы в поход, И корабли бьет в ознобе, И дудки боцманской призыв К орудьям нас устремит.

Am G7 C

Мы в кильватерном гордом строю

G7 C

Сбережем честь и славу свою.

Dm6 Am

Так веселей играй труба,

H7 E7

И пусть горчит поцелуй на губах.

Зашит прощальный наш крик Морской суровою ниткой, И в небо чайкой не рвануть Ему из флотской груди. Прощай, прощай, материк, Ты проводи нас улыбкой, Не скоро свидимся вновь, А что там ждет впереди?

И вот сыграли «аврал», И командир встал на мостик, «Славянка» с берега гремит, И флагман вышел на рейд.

— РАЗГОВОР, ПОДСЛУША ЫЙ В ЭЛЕКТРИЧКЕ ЛЕ И ГРАД-МГА

Я жил — горел, Я матерел, Мужал не по годам, Но рассудила все судьба иначе: Меня нагрел один пострел, Я сел, а он остался цел, Уйти сумел, гад, между дел Как с трехи сдача.

а зоне был Не фраерил, Там это ни к чему. Я молча пил, А лес валил Летели щепки. «Хозяин» бил Я не скулил, И сил упадок не косил, А срок костил Я не просил, Я парень крепкий.

Пришла весна, За ней война, Кайло сменял на ствол. Пять лет без сна, Огня стена Штрафная рота. Где чья вина, Где чья жена Жена теперь нам не нужна, Теперь страна у нас жена, Давай, пехота.

Я кровью смыл, Я искупил, Я землю обнимал, Я выл, когда меня тащил К нам в тыл братишка. Ганс отступил, И я остыл. Глаза открыл Бел свет не мил, Не счесть могил, Я матом крыл Без передышки.

Фронтам отбой, А мне — домой, Куда — не знаю сам. В родной забой С одной рукой Не по здоровью. Там подо Мгой Я был герой Крутой и как собака злой, А щас больной, Рукав пустой И малокровье.

Я было сунулся к родне, У тещи дом свой в Фергане, Да не по мне — все мочи нет, Все в рот глядела. И я пошел по всей стране В разнос — весь в бабах и вине, Ведь были мужики в цене, Хоть плох, да дело.

— Мы с ним росли в одном дворе

Мы с ним росли в одном дворе, И я открою вам секрет: У нас с Сэмэном папа был один. и он, ни я его не знал, По детям папа не скучал, Держал галантерейный магазин.

Известно, детям без отцов Так не хватает леденцов, И мама вечно пьяная домой. И вот в семнадцатом году Сэмэн в горячечном бреду Поклялся сделать папе, Боже мой!

За двадцать пять «лимонов» он Купил подержанный «Виссон» И в магазин зашел, как джентльмен, Снял шляпу, в розыск позвонил, И полобоймы разрядил Папане в пузо, точно в манекен.

Они приехали тотчас И били Сеню сгоряча, За это он люто невзлюбил. Едва завидев легаша, Кричал себе Сэмэнчик: — Ша, Ты помнишь все, ты их приговорил.

Шикарно жить Сэмэн любил, И он с любою властью был В принципиальных разногласиях. За иколашкой он сидел, Керенский дал ему расстрел, Совдепы им Кресты украсили.

Но он нигде не кочумал, Он риск любил, он риск искал, И он себя, конечно ж, не сберег. Две пули в голову ему Во время шухера в «Крыму» Влепил голубоглазый паренек.

В руке холодной нож сжимал, Дождь кудри темные трепал, А он лежал и в сумерки глядел. Прошло неполных тридцать лет С тех пор, как к астеньке в буфет Зашел король галант и прочих дел.

— Ах, если б знали вы, что за деликатесы

Ах, если б знали вы, что за деликатесы ам подавали в «Метрополи» две принцессы. Ах, эти ночи, ночи, ночи, ночи, ночи… Вы ж не забудьте снять колечко, между прочим.

Сэмэн, бегите, подавайте телеграмму: "Пардон, мсье, мы потревожим Вашу даму", Что Федя вновь в Одессу прибыл с бенефисом И в «Орхидее» выступит сейчас на бис он.

Пардон, мадам, снимите Ваше ожерелье, у-ну, не плачьте, я ж Вас до смерти жалею, Снимите, будьте так добры, Вас умоляю, Прошу учесть, что два раза не повторяю.

А Вы, Сэмэн, я Вас прошу, займитесь дядей, Его макушку, помню, брил я в Петрограде. Ах, эти ночи, ночи, ночи, ночи, ночи… Вы ж не забудьте снять колечко, между прочим.

— а одесском на майдане шум переполох

а одесском на майдане Шум переполох: Полицмейстер Геловани Проглотил свисток, Потому что утром рано У его жены Кто-то из моих жиганов Позабыл штаны.

Бедный обер-полицмейстер Бегает, кричит, А его мадам без чувств Бледная лежит. Не могла она Сэмэну очью отказать, Видно, мужа нету дома, Видно не с кем спать.

Мой братан для марафету Бовочку одел, а резном ходу штиблеты Лорд их не имел, Клифт парижский, от Диора, Вязаный картуз Ох, кому-то будет ссорость, Ой, бубновый туз.

Ровно в полночь на диване Сема, сняв костюм, Кушал с бабой Геловани Вяленый изюм. Словно луч от паровоза Взгляд его скользит По буфету, где, наверно, Золото лежит.

Губы жаркие целуют Девичье лицо, А пальцы цепкие снимают С камушком кольцо. Но темперамент ее южный Он не рассчитал, И в момент не самый нужный Урка закричал.

Тут ворвался Геловани В вязанном белье, И увидел уркагана В женином колье. И пока он свою челюсть Двигал взад-вперед, Князь и гордость Молдаванки Двинул в огород.

— Открылась дверь — и я в момент растаял

Открылась дверь — и я в момент растаял В прекрасной паре глаз бездонной глубины. Диванчик плюш, болванчик из Китая И опахало не известной мне страны.

Я на окне задернул занавеску, Пусть смотрят на цветы — кому какое что? И ей сказал: — Послушайте, принцесска, Я был бы очень Вам обязан, сняв пальто.

И в этот миг она меня узнала И прошептала тихо: — ет, не может быть… И, вероятно, в обморок упала, Но я успел ее роскошный бюст ловить.

Ты помнишь, Муся, когда учились в школе, Я с кистенем тебя до дома провожал И для тебя, век не видать мне воли, У Двойры булочки с изюмом воровал.

Куда ж ты, Муся, еще не все я вспомнил, Когда твой папа в «яму» сел, его я спас, Я взял ломбард, а он, такая погань, Тебя извозчиком отправил в Арзамас.

Я эти дни не знаю где скитался, Но я нашел тебя, ведь я тебя искал. А ты, пока я в зоне надрывался, мой кровный, Муся, проживала капитал.

у вот и все. Теперь ты можешь плакать, Пришла пора за все платить по векселям. Мне негде жить, и я хочу, чтоб маклер

дядя Изя Твой уголок на два похуже разменял.

А если — нет, мне будет очень больно, И я, наверное, с ума сойду от слез, Когда тебя пришлют на двор на школьный Всю в белом и в венках из хризантем и роз.

— Как стало ночью тихо на фонтанах (адоело нам)

Как стало ночью тихо на фонтанах И у Лимана, и в ресторанах, Отправил в отпуск я своих жиганов, И как на странно, ну как ни странно

адоело нам на дело

Свои перышки таскать.

Мамы-папы, прячьте девок,

Мы идем любовь искать.

адоело нам волыны

Маслом мазать день-деньской.

Отпусти, маманя, сына,

Сын сегодня холостой.

астали дни балдежные для граждан, Тузов вальяжных и касс багажных. Пусть станет хорошо орлам отважным, Пускай на пляже ребята ляжут.

алетчики устали от налетов Всю ночь работать кому охота? Все ночи напролет одна забота Искать кого-то под каверкотом.

Срывают на ходу ребята розы, За эти слезы прости, угрозыск, Но если урка грудь верпит заноза, То эти розы — уже не проза.

И пусть спокойно дрыхнет полицмейстер а теплом месте хотя бы месяц. Пока мои орлы в «очко» замесят, Пусть станет тесен госбанк в Одессе.

— КАРАВА

Не привыкнуть никак к тишине а войне, на войне, на войне… Тишина — это только обман, лишь обман. По тропе крутой, По земле чужой Мы выходим на караван.

Караван — это радость побед

и потери боль.

Караван, вновь жду встречи с тобой.

Караван. Розовеет от крови Афганистан.

Караван, караван, караван…

Не привыкнуть к «гражданке» никак, Там все ясно, там друг есть и враг, Здесь же души людей тяжело

разглядеть сквозь туман. Жалко, нет его, Друга одного, авсегда его забрал караван.

Караван — это фляга воды,

без которой — смерть.

Караван — это значит суметь.

Караван. Убивать шурави им велит коран.

Караван, караван, караван…

Не привыкнуть к тому, что совсем Мне не тянет плечо АКМ И в кустах придорожных нет мин. Здесь нет «духовских» банд, Только где-то там По моим следам Кто-то снова берет караван.

Караван — это сотни снарядов,

не легших в цель.

Караван — это соль на лице.

Караван. Третий тост. Помолчим.

Кто пропал, кто — пан.

Караван, караван, караван…

— Фраер, толстый фраер на рояле нам играет

Фраер, толстый фраер а рояле нам играет, Девочки танцуют И пижоны поправляют свой кис-кис. Сегодня Лонжерон гуляет, Сегодня Беллочка справляет Свою помолвку, Просим петь ее "на бис".

у-ка, Белла, не ломайся, Не рассказывай мне майсы, Помнишь, Белла, как в Херсоне Мы давали изумительный гастроль, Хрусты летели и летели… Но мы с тобой давно вспотели, Мы танцевали нежный танец каранбой.

А потом прощались Темными ночами. адо было что-то где-то И кому-то вставить в бок. Но мой знакомый опер, сука, Меня замел в тот день у Дюка, И нам пришлось с тобой расстаться, Вышел срок.

Что-то мало света, Не пройти ль нам в кабинеты, Толстый лабух нам сыграет. Эй, маэстро, колыбельную давай! Мужчина, я прошу гарсона, И чтоб извозчик был с фасоном, А если будут беспокоить, То стреляй.

Катим в дилижансе. Шухер! Впереди кожанки. Вот непруха, это ж надо, А какой чудесный вечер был. В петлице ландышей букетик, У Беллы дамский пистолетик, Который я на Пасху Белле подарил.

Господа и дамы, Выходите прямо, Я пошел налево, Guten Abend, meine Liben, Белла-киса, не скучай. Сэмэн, ходите рядом сбоку, Без Вас мне жутко одиноко. Холера, ясно, Сема, прыгайте в трамвай.

— Придет пора и золотым дождем

Придет пора и золотым дождем Осыпет Петербург торжественная осень, И каждый будет думать о своем, И мы друг друга ни о чем не спросим.

И сфинксы над евой, от холода дрожа, акинут на плечи тепло лучей под утро, И ветер, яблоню к земле прижав, Разденет сильною рукой ее, беспутный.

По евскому пройду булыжной мостовой. Грохочет по камням далекая пролетка. Куда же ты, убогая, постой, Не исчезай, прошу, за поворотом.

Придет пора и камни на дворцах Дыханьем ледяным зажгут огонь в каминах, Отхлынет кровь от бледного лица, Свеча вдруг вспыхнет пламенем карминным.

Кудрявый мальчик вдруг склонится над листком, От рифмы от нечаянной хмелея. И небо смотрит с грустью и тоской а памятник у Русского музея.

— ДАГОМЫС (РОМА)

На модном пляже в жаркий летний день Среди шезлонгов и гальки раскаленной, Где все живое тянется к воде, Я повстречал ту самую девчонку.

Прошло лет десять с той лихой поры, Когда мы вместе радовались жизни. Придет разлука, — всем кричали мы, Когда на горке нашей рак протяжно свистнет.

А дни летели ураганом,

И денежки — рекой,

Двери в бары-рестораны

Открывал ногой.

Тачки, шмотки из коттона,

Видеомагнитофоны

Ах, как было клево той весной.

Но вот однажды утром к бате в трест Зашли два дяди в сереньких костюмах, Как оказалось, ОБХСС. Все было тихо, без пыли и без шума.

И мой пахан в «столыпине» глухом Уехал в край, где жизнь прожить не жалко, А мне оставил свой роскошный дом, поделенный судом на коммуналки.

Моя маманя не перенесла Конца своей Крутой карьеры светской дамы, И в ту же осень от соседа понесла, О чем я бате дал на зону телеграмму.

Узнав об этом, старый крайне возбудил Свой пьяный мозг и начал дело о разводе. А наш шофер, подлец и жулик икодим, Забрал все то, что мама прятала в комоде.

И вот я как тогда иду к воде, Я весь козырный, как положено мужчине, Да только вот костюм динамовский одет, Она ж в прикиде Серджио Точчини.

— ЗООПАРК

Очень много пап Ходят в зоопарк Утром в воскресенье и в субботу. Только в эти дни Для детей они Забывают про свою работу.

Там на солнце греются мишки

И скачут мартышки, и ходит лиса,

Там тигрята — плохие мальчишки

Маму-тигрицу не слушаются.

В облаках задремали жирафы

А в воде зеленой спит бегемот.

Там жует батон Вислоухий слон, Хоботом своим он нам помашет. Лебеди плывут, Смотрит вдаль верблюд, Журавли поют и утки пляшут.

В зоопарке смех и веселье,

Детям раздолье, сказочный сад.

Покатаемся на каруселях,

В небо качели забросят ребят.

ам покажут веселые фильмы

Про далекие моря и леса.

Летом и зимой Есть там эскимо, Есть конфеты, пряники и плюшки. Всем там хорошо, Кто туда пришел, Распрощавшись со своей подружкой.

— ПЕС Я ЕВРОПАТОЛОГА (Я стать хотел геологом)

Я стать хотел геологом, Дермато-венерологом, Потом решил я быть Как мама генекологом,

А стал невропатологом

азло врагам,

Теперь стучу их молотом

По головам.

Люблю иголкой ткнуть в живот, Люблю спросить, кто с кем живет, Еще люблю, когда У Вас не перекошен рот,

И если быть параличу,

То я лечу,

Мне, брат, такое по плечу,

Но я молчу.

Больной стучится — ну, артист, Ведь узкий я специалист, И чтоб ко мне попасть Спустись на два пролета вниз,

Постой за номерочком

Месяц или два,

А там, глядишь, пройдет

Больная голова.

А вот освою по весне Иглоукалывание, Тогда без коньяка Вообще не приходи ко мне,

Ведь эта процедура

Очень сложная,

И без полбанки дело

евозможное.

В меня вперяют взгляд, как в мать, Мне надо вдаль заглядывать. у, граждане, кончай! Не всем же вам угля давать,

И если очень заболит

Радикулит,

Иди работай, пусть болит

Не инвалид.

У нас в стране СССР Каждый второй пенсионер, И это хорошо, ам есть с кого всем брать пример.

И мы — невропатологи

Ответствовать

Должны перед историей ответственно.

— Иван Иваныч Иванов прошел войну и был здоров

Иван Иваныч Иванов Прошел войну и был здоров, Хоть регулярно принимал на грудь. Но вот в один прекрасный день Иваныч сел на бюллетень И не встает с него ни на чуть-чуть.

Его стучали молотками академики, Профессора любовно тыкали в живот, но каждый вечер он по понедельникам В лабораторию фекалии несет.

И вот когда герой наш наконец отчаялся, Он с похмела набрал козырный телефон, И молвил слезно, мол, пришлите мне начальника, Я брал Берлин, пущай меня починит он,

Ведь ничего нет невозможного

Для врача для неотложного,

По его квалификации

ет ученых степеней,

И где приносит извинения

аше здравоохранение,

Там кудесники линейные

Вам помогут всех верней.

аталья Мейеровна Кроль Внезапно ощутила боль Чуть-чуть пониже области пупка. Вчера туристский теплоход Привез ее домой с МинВод, И это был залет, наверняка.

Чуть-чуть тошнит и голова легонько кружится. Как было весело, какой там был грузин! Но вот теперь аталья Мейеровна с ужасом Подумала о том, что вскоре ей грозит.

В пяти шикарнейших приемных отделениях Она «косила» десять дней аппендицит, Но вот нарвалась на девчоночку линейную, И та, конечно ж, ей поставила на вид,

Что ничего нет невозможного

Для врача для неотложного,

По его квалификации

ет ученых степеней,

И где приносит извинения

аше здравоохранение,

Там кудесники линейные

Вам помогут всех верней.

В девичестве который год Елена Карловна живет, Ей так не достает любви утех, Болит рука, сжимает грудь И трудно иногда вздохнуть, И слышен по ночам дурацкий смех.

Но ничего нет невозможного

Для врача для неотложного,

По его квалификации

ет ученых степеней,

И где приносит извинения

аше здравоохранение,

Там кудесники линейные

Вам помогут всех верней.

— Мы все поймем, да что там говорить

Мы все поймем, да что там говорить. у, как нам быть, Кого любить теперь, кого теперь любить?

Кому доверить мысли и слова? Идет молва, Что скоро с плеч слетит дурная голова.

Мы все поймем, не надо лишних фраз, Поймите нас, Поймите нас и не прищуривайте глаз.

Мы все повязаны одним узлом, Да что нам в том, Когда мы ходим с черной лестницы в свой дом.

— Марк Шнейдер был маркшейдер

Марк Шнейдер был маркшейдер,

Тогда была зима,

И Сима в эту зиму

Пришла к нему сама.

А.Дольский

Марк Шнейдер был маркшейдер, Тогда была зима, И Сима в эту зиму Пришла к нему сама. а Симе было платье Лиловый креп-жоржет И взят взаймы у Кати В полосочку жакет.

Она была героем Всей шахты и вокрест, И звал ее с собою ПредВЦСПС, Ей руки целовали Всегда директора, И в честь нее давали Рекорды на-гора.

И звали Симу замуж Профессор и артист, С московского «Динамо» Известный футболист, Но надо ж так случиться, Что довелось зимой В маркшейдера влюбиться Всем сердцем и душой.

Марк Шнейдер был маркшейдер, Тогда была зима, И Сима в эту зиму Пришла к нему сама. а Симе было платье Лиловый креп-жоржет И взят взаймы у Кати В полосочку жакет.

— Люблю, — сказала Сима. — И я, — сказал горняк. А дальше пантомима, Ее не спеть никак. Марк Шнейдер был маркшейдер, Тогда была зима, И Сима в эту зиму Пришла к нему сама.

— Встану рано поутру на заре

Встану рано поутру а заре, Салом врежу по нутру Забурел.

Водки съем бутылочку,

Взгромоздюсь на милочку,

А потом в парилочку

Между дел.

Будет милочка шуметь Подо мной, Будет бюстами греметь адо мной.

Водки съем бутылочку,

Взгромоздюсь на милочку,

А потом в парилочку,

Ой-ой-ой.

Вытру грязным тельником Кровь с лица, Отпишу брательнику Письмеца,

Водки съем бутылочку,

Взгромоздюсь на милочку,

А потом в парилочку,

Гоп-ца-ца.

Смачно плюну в потолок Расписной. Огурцом захрумкает Зуб врезной.

Водки съем бутылочку,

Взгромоздюсь на милочку,

А потом в парилочку,

Ой-ой-ой.

Будет банщик спинку мне амывать, Буду милочку свою Вспоминать.

Водки съем бутылочку,

Взгромоздюсь на милочку,

Ох, люблю парилочку,

Твою мать.

— Соня

Азохн вей, шалом алейхм, Крейсман. Я снова здесь, я бархатных штанах. Ай, Соня, не томи зажги мне пламень в бейцах И голову умой в своих духах.

Ты мне прости, что был с тобой не ласков, Что закусил тугие удила. И пусть они уйдут, я не хочу напрасно Попасть на эти мокрые дела.

Ты мне прости, и подойди поближе, Не нервничай, не жми лицо свое, И пусть они уйдут, я их в упор не вижу, И пусть возьмут с собой свое белье.

Ты мне прости, что я немного пьяный, Но я летел к тебе издалека, Я взял слегка на грудь и я пришел не рано, Чтоб дети не проснулись от звонка.

Я не принес тебе подарков, Соня, а дне души все козыри лежат, К обрыву мчат лихие наши кони, Я завернуть хочу коней назад.

Ай, Соня, девочка, ты знаешь, с кем имеешь, Я никогда лажево не свистел. И пусть они уйдут, гони их, Соня, в шеи, Я снова здесь, я этого хотел.

— Жизнь сорвалась, падает с крыши

Жизнь сорвалась, падает с крыши, Криком зашлась, за уступы цепляется. Где ж ваши руки на всякий случай, Может, поймаете, может, поймаете,

Может, подхватите у самой трещины.

Где же вы, где ж вы, мужчины и женщины?

Эхо прокатится в гулкой расщелине,

В жадной, бездонной, и нет в ней спасения.

Скользко да ветер, да черное небо. Сколько их было, а сколько отступятся? Жизнь как песня — толпе на потребу, А на сизифов толпа не поскупится.

Вот и еще одна бьется-колещется,

у-ка, попробуй поставь свои плечи сам.

В пропасть летит она телом израненым,

Что не спасут ее знает заранее.

Жизнь сорвалась, не повезло ей, Сладость вершины, конечно, не каждому, о, люди, оставьте зависть и злобу И протяните ей руку однажды.

Кручи и скалы — упритесь в них намертво.

Жизнь сорвалась — и все в мире замерло,

Только вдруг хлопнули двери парадные…

Падает, падает, падает, падает…

— Песня куренного атамана Гришки,

ПОГИБШЕГО В РОД ОЙ СТА ИЦЕ ГРЕМЯЧЕЙ

ОТ РУКИ СВОЕГО КОРЕША ПО ПЬЯ КЕ

И РЕВ ОСТИ

Лихо, мое лихо, что ж ты не голубишь, Что же ни спиною, ни лицом стоишь? Ой, милый мой товарищ, ой, что ж ты мене губишь, Что же не спросивши в грудь мою палишь.

За чью-то жинку, что не стоит дроби, Засылаешь в дуло пулю из свинца. Ой, милый мой товарищ, ой, что ж ты мене гробишь, Что же ты дырявишь грудь у молодца.

Мама, моя мама, ты не плачь, голуба, С ног сымайте, мама, мои сапоги. Ой, что ж ты, мой товарищ, ой, что ж ты мене, глупый, Я ж еще и года в них не отходил.

Что же скажет батько, коли вин побаче, Оселок казачий ляжет на витру. Ой, что ж ты, мой товарищ, отось яки горячий, Як же ты проснешься завтрачки с утру.

Тай с горы зеленой кровь моя солена, Ручейком из раны вниз бежит, звеня. И дождичком умытый я лежу убитый, А в голове копыто моего коня.

— ПЕРЕД ПОСЛЕД ИМ АКТОМ

Черный дым вместо ярких огней на сцене. Черный дым. Плац склонил пред тобой колени, Лагерный номер четырнадцать тысяч ноль пять. В зале тихо и пора начинать. Вам на выход, больше нечего ждать. Акт последний, и погаснет софит. Ах, как ярко горит!

а лице грим запекся кровавой маской. Третий акт, очень много в нем красной краски, Красные руки и красные лица солдат. Режиссеры — это литерный ряд, И с актеров на них искры летят. А сегодня миллионный концерт И свободных мест нет.

Он готовился к роли этой

Одну зиму и два долгих лета,

И сыграл ее как мечтал,

как мечтал…

До-ми-соль — на подмостках смеялось скерцо, До-ми-соль — а в золе полыхало сердце, Жарким огнем зажигая галерки сердца. И стирая страх рукою с лица, Уходили, не дождавшись конца, Театралы, сжав в руке пистолет, А в догонку им " ет!"

Он готовился к роли этой

Одну зиму и два долгих лета,

И сыграл ее как мечтал,

как мечтал…

— Ворота райские закрыты

Ворота райские закрыты, Фонарь под ними не горит, Крест на крест досками забиты, И Бог под яблонями спит.

Забыта к дереву дорога, И яблоки никто не рвет, ет нынче никого в чертогах, В аду же все наоборот.

ынче не гожи мы,

ынче не вхожи мы

В двери в святая святых.

Может быть, может быть,

Все простишь, Боже мой,

Грешным созданьям своим.

Все индульгенции раздали И греховодники в чести, Хоть мостовые разобрали, Перековали все мечи.

Пусты теперь сады Эдема И нет у ангелов забот. ас после смерти встретит демон И в ад на откуп поведет.

— Песня звонкая да расплескалася

Песня звонкая да расплескалася Жемчугами да по чистому полю. Звезды — месяцу, ветер — облаку, Ручеек — морю, а вольному — воля.

Песня звонкая да очи жаркие, Ай, засверкали да ноченькой темною. Дорогими подарками Откуплюсь от тебя, воля, Лишь бы досыта напиться болью Поцелуев ее огненных.

Песня звонкая да кони шалые. Ай, по струнам по серебряным бей, ромалы. Были деньги, да к чему деньги, Раскидай, цыган карты, Погадай, куда судьба нас денет, Под веселый перебор гитары.

Песня звонкая, речка быстрая, Ай, скачи, цыган, да понахлестывай, Быстрей пули лети, быстрей выстрела, Золотое пей вино да не расплескивай.

— Мне во сне еще летать и летать

Мне во сне еще летать и летать, Оставаясь на земле наяву, Значит, будет еще что вспоминать, Значит, мало я на свете живу,

Значит рано звать нотариуса И могилу под кустом выбирать, Значит, нечего гвардейским усам От тоски по тем годам обвисать.

Тридцать лет еще не песня моя, Песня будет, потому что есть дым, Не бывает ведь без дыма огня, Значит, буду я всегда молодым,

Значит, будет еще много друзей И потерянных я вновь обрету, Значит, верно, есть дела поважней, Значит будем блох ковать на скаку.

А пока еще я день ото дня Сантиметры прибавляю во сне, Значит нечего на долю пенять, Коль такая доля выпала мне.

— Жаркий треск вишневых сучьев

Жаркий треск вишневых сучьев, Искор сноп сжигает небо, Ухожу, там будет лучше, Ухожу туда, где не был,

Где никто меня не знает, Где мой голос будет звонче, В даль, где соколы летают Вслед за стаей быстрых гончьих,

В даль, где соколы летают, Унося на крыльях птичьих Мою душу горностая Долгожданную добычу.

Ухожу, там жизни воля, Там полыни горькой сладость, Обниму ржаное поле То-то будет сердцу радость.

Ухожу, припав губами К ручейку с водою ржавой. Девка с черными глазами, у куда ж ты побежала?

— КРУЧИ А

Ты кручина из кручин, Приходи меня лечить, Зазвони в колокола, Сядь со мною у стола, Станет с горем пополам очь светла.

Ты кручина из кручин, Дикой песней закричи, В океане звуков мир, Волны в нем ты подними, И пусть ударит в берега Ураган.

Пусть вихри нот чудесных

Соединяются в сердца и песни,

Пусть тучи слов от зла

Укроют нашу землю,

И пусть литавр громы

Людей друг к другу бросят

езнакомых,

Пусть флейты дождь прольет покой,

И пусть мир ей внемлет.

Ты кручина из кручин, у подбери ко мне ключи, Грудь немного приоткрой, Поиграй чуть-чуть с душой, И может, станет ей с тобой Хорошо.

Ты кручина из кручин, Приходи меня лечить, Зазвони в колокола, Сядь со мною у стола, Станет с горем пополам очь светла.

— А АФЕМА

Анафема всем тем, кто записал себя в опричники, Войдя в экстаз от маршей культа личности, Всем тем, кто беззаконию потрафили, Вам, френчи на далеких фотографиях, Анафема, анафема.

Тем, кто писал, и тем, кто арестовывал, В этапы втаптывая сапогами головы, Всем тем, кто был на буйстве крови шафером, И вам, воспевшим сталинскую мафию, Анафема, анафема.

Вы всю жизнь боялись суда,

Сны свои зарывая в подушки,

Потому что стучались в них души

Тех, кто милостью вашей страдал.

Но не всех вас призвал прокурор,

Сам Вышинский — и тот был иудой.

Бойтесь времени, время — топор.

Ваши шеи отыщет день судный.

Бойтесь времени, время — топор.

Тем, кто детей оставил без родителей, Своих в «Артек» отправив удивительный, Вам, расстрелявшим армии и кафедры, Вам, кто, убив, читал над гробом эпитафии, Анафема, анафема.

Прославив на века отца Иосифа, Как змеи, сами его имя кожей сбросили, Вождей своих меняли как перчатки вы, Не часто ли, не часто ли?

Да вы и сегодня боитесь суда,

Сны свои зарывая в подушки,

Потому что стучались в них души

Тех, кто милостью вашей страдал.

Но не всех вас призвал прокурор,

Сам Вышинский — и тот был иудой.

Бойтесь времени, время — топор.

Ваши шеи отыщет день судный.

Бойтесь времени, время — топор.

— ВЕСЕ ЕЕ СУМАСШЕСТВИЕ

Потекли ручьи весенние, Только бы любить, да вот некого. Что же это я стал рассеянный И куда же это я все бегаю?

Забываю всех, забываю все,

Где гулял вчера, не помнится.

Только ноги, ноги, ноги все вперед несет,

Сердце в танце зайдет, заколотится.

Фонари кругом, словно лешие, аклоняются ко мне с хохотом. И чего же это я все бешенный, Почему же в голове грохает.

Голубь норовит по лицу ястребом,

Тротуар горит — горячо ногам,

Улицы кричат серум раструбом:

— Повезло же нам, повезло же нам!

Шляпу снял свою, а в руках армяк, Комкаю, плююсь, низко кланяюсь, А в ушах ослиных марши звенят, А в глазах бараньих серые зданья.

Встал на цырлы Брехло — дворовый пес,

а корачках сосед в земле роется.

Ах, куда же это меня черт понес,

Ангелочек мой вот-вот скроется.

Потекли ручьи весенние, Только бы любить, да вот некого…

ГОЛОСУЮ

Am Голосую среди грязи и ненастья.

Dm Слез на грошик, соли на пятак.

E Мне б добраться только до платформы «Счастье»,

Am Пересяду там на товарняк.

Am а подножке захлебнусь холодным ветром.

Dm Позади все в далеке мой дом.

E Я на бревнах наконец дождусь ответа,

Am Для чего на свете мы живем.

Dm E

Туда, сквозь всю страну

Am

Лети, мой поезд,

Dm E

Там в сторону одну

Am A7

Утоптана тропа.

Dm E

Я поклонюсь земле

Am

Колымской в пояс

Dm E

И тем, кто в мерзлоту

Am

Упал.

Плыть по звездам по людскому океану Не устану, слышишь, милая. Средь таежных, кровью политых делянок Отыщу свою могилу я.

Среди поля василькового, грибного, Возле почерневших старых пней Шапку скину и скажу тихонько слово, Может, кто-нибудь ответит мне.

— ГОЛУБИЦА

а гитару мою ночь тихо села, Опустилась мгла на тонкие струны. Вдруг из сердца голубица взлетела И холодный ветер в форточку дунул.

Унесла мою печаль голубица, То-то струны, онемев, замолчали. адо плюнуть бы на все да влюбиться, епривычно как-то мне без печали,

епривычно целый день веселиться, епривычно по ночам спать вполтела. Возврати мою печаль, голубица, Не твоя она печаль, вот в чем дело.

Жили столько лет душа в душу, Где она, где я — сам черт ногу сломит. Зря, видать, я братана не послушал, Стало тесно от гостей в моем доме.

Похохатывает филин в чащебе За сто верст от моего сумасбродства. Заряжу-ка я стволы свои дробью, Глянем, как оно тогда повернется.

Белокрылая тот выстрел услышит И ворованное сердце обронит, И падет печаль дождями на крыши, И рукой братана струны тронет.

— Тетя Маня

Расчудил мороз на стеклах на узорчатых, И Полкан заснул в натопленых сенях. Доставай-ка, тетя Маня, помидорчики, Собирай на стол, любезная моя.

Ах, тетя Маня, что же ты со мною сделала?

К твоим морщинистым рукам я прикипел.

И в лето красное, и в зиму белую

Припасть губами к твоим пальцам я хотел.

Тетя Маня, мы с тобой лет семь не виделись, Все шатало, все носило по углам. Зря ты, тетя Маня, на меня обиделась, Не по доброй своей воле был я там.

Мне часто снился запах яблочек антоновских,

Что на зубах хрустели, падая с ветвей,

Костры далекие, дым над затонами,

В которых я мальцом рыбалил окуней.

Только окунь с той поры в реке не водится. Раскидало, расшвыряло всех ребят. Так давай же, тетя, выпьем за здоровьице, Чтоб его побольше было у тебя.

Ах, тетя Маня, я сто лет тебе намеряю,

Молиться буду, хоть не верую в Христа,

Чтобы ждала всегда и чтобы верила,

И чтобы знала, что такое красота.

— КУКУШКА

Зашуми ты, голова хмельная, Зашуми и как бывало встарь, А я как сивку-бурку, вещую каурку, По крутым тебя по горкам укатаю, оги выкинут коленца, куст обманет И ударит в лоб дорога верстовая.

Зашуми ты, голова, солово, Зашуми и ноги понеси. Возле дома куст черемухи изломан. Дни летели как-то быстро, бестолково, Батька бил, да видно мало, надо б больше, Побегу да меж колен залягу снова.

Слышишь, песню выводит

а опушке кукушка.

Вспоминаю я бабку свою.

И на пне, на колоде

Четвертинку с полушкой

За ее упокой достаю.

Зашуми, пойди опять ты кругом, Голова бедовая моя. Раз отмерю да семь раз потом отрежу, Закушу узду и разорву подпругу. Где-то там вдали живет моя надежда, Где-то там бежит по заливному лугу.

Зашуми ты, голова хмельная, Зашуми и как бывало встарь, А я как сивку-бурку, вещую каурку, По крутым тебя по горкам укатаю, оги выкинут коленца, куст обманет И ударит в лоб дорога верстовая.

— ПЕС Я КРАС ЫХ КО ИКОВ

Под зарю хорошую Скачут в поле лошади, А на конях добрых, лихих Удалые всадники мчат От Семен Михайловича, И копыта дробно стучат По ковыльной по степи.

И за Первой конною Армией Буденного Эту песню люди споют. Не в почете злая печаль У Семен Михайловича. Ты, удача, нас повстречай, Отыщи в лихом бою.

Пой, запевала наш.

Жизнь отписала нам

По полной мерке годов.

Пой, по трубе не плач,

Жив, не убит трубач,

Ему спасибо за то.

Молоды, отчаяны В стременах качаются, И остры стальные клинки. Пьяные от запаха трав, Развились чубы по ветрам, И гремит над степью «ура» От реки и до реки.

Ох, девчата-девицы, Да ну куда ж вы денетесь, До станицы только б дойти. Развернет гармонь в три ряда, Коль полюбишь, то не беда, Кончится война и тогда Доиграется мотив.

Кубанская казачья

(S=46, V=09, T=126, Tr=-2)

Em К дому путь-дороженька Am H Em D Далека, G Да трехрядка рвет меха, D G Ох, лиха.

E7 Am С песнями да гиканьем,

D G С шашками да пиками Am Em Am Едут-едут кубанцы H Em По верхам.

Там, где дурью мается Меньший брат, Зреет-наливается Виноград. За плетнями-тынами Дядьки чарки сдвинули, Ждут батьки родимые В дом солдат.

Am H7 Em

Все ближе-ближе к дому казаки,

Am D G

Уже знакомый ветер у щеки.

E E7 Am

И, подбоченясь, сотник выскочил в галоп

Em C H

Давно отца не видывал малой.

Бабы наряжаются, Борщ кипит, Гуси-утки жарятся Дух в степи. Псы с цепей срываются, Как старухи лаются, А лошади брыкаются У реки.

Девка ошалелая Шасть в сундук, Тащит платье белое Может, вдруг Не мытьем, так катаньем Повезет с солдатом ей, Может быть посватает Милый друг.

Эх, встречай, околица, Эскадрон. Разливай, гармоница, Едем в дом Да по главной улице. Люд от солнца жмурится, Разбегайтесь, курицы, Зашибем.

Вся станица в празднике Дождались. Где — какая разница, Веселись. Девка в белом платьице, Парень, знать, потратится, Взглядом, вишь, как ластится, Не журись.

а колья растащили весь плетень,

То казачки гуляют третий день.

Такая доля — то встречать, то провожать

Своих сынов границы защищать.

— Кандальная

По Большому Сибирскому тракту Далеко-далеко за Байкал С двору от дому Да во Катуй-тюрьму По этапу кандальный шагал.

Год почти он пылил по дорогам В холод, голод, полуденный зной. На побудке крик Да на поверке штык, Рвал унижено шапку долой.

Пес-солдат до смерти бил,

Поторапливал в Сибирь.

Сей теперь сама да жни,

Муж твой нынче каторжник.

Арестанская тяжкая доля: По коротким ночам не до сна. Ох, и глубока Бирюса-река, Как острожная доля черна.

Гонят партию в землю глухую, Во катуйский проклятый рудник. Там плетьми свистият, Там в тифу горят, В небе крест, а свобода над ним.

Бур каленый тук да тук,

Да цепей кандальных звук.

Веселей, ребята, бей,

Сил, ребята, не жалей.

Истоптались тяжелые бродни, Почернело младое лицо, И засватанный Вечной каторгой а тюремное лег он крыльцо.

То не море-окиян

Стонут души россиян,

По судьбе заверчены

Каторгою нерчинской.

— ЧИКАГО

В стольном городе Чикаго, Где гужбанил Эль-Капон, Я себе надыбал «Магнум» И к нему один патрон.

ам всего один и катит, Одного нам за глаза. Мы его уроем, хватит, Мы уроем, я сказал.

Мы его держали в доле, Поднимали, как могли, А он присел в Москве на стольник И продался за рубли.

Мы такой устроим вихрь, Мы такой устроим гам, Мы зашьем его в…. И отправим в Мичиган.

Мне его жены не жалко, Жалко маму и детей, Жить им будет шалко-валко Без папашиных костей.

Не прав, не прав,

Он очень был не прав.

Беспризорник (Кто был никем, тот стал ничем)

Hm Em Я мальчишка беспризорный, голь, сирота, Fm# Hm H7 Революционный сын страны своей босой. Em A Дайте медный грошик, D G Господин хороший, m Fm# Hm H7 Вам вернется рубль золотой.

Em

На грошик этот леденцов в развес

A D H7

Барышне своей куплю любимой.

Em A D

Мимо, не проходите мимо

Em G Fm# Hm

Она ворованых не ест.

Гражданин-товарищ-барин, дай закурить, Табачка дымок щекочет ноздри босякам, А за папироску Тетка очень просто Мне насыпет семечек стакан.

Коммунистический вам шлю привет,

Жулики мои, разрухи дети.

Ветер, всю ночь гуляет ветер,

А в ГубЧК не гаснет свет.

Стало холодать под вечер на чердаке. Грех сказать, но только было при царе теплей. Лужи ночь сковала. Крыша — одеяло, А перина — шкаф без стенок и дверей.

И снится мне, что все наоборот:

Я богат и сыт, живу в Париже…

Ближе, открыл клаза и вижу,

Что рядом спит облезлый кот.

Я мальчишка беспризорный, голь, сирота, Революционный сын страны своей босой. Дайте медный грошик, Господин хороший, Вам вернется рубль золотой.

Я депутат Советской улицы,

Выдали мандат на чердаке мне.

Дремлет старик на лавке древний,

Кто был ничем, тот стал никем.

— Осень

Пусть осень не кончается, И пусть земля отчается Примерить платье белое, Что ей зимою сделали, Сплели из нежных кружев снегири. Любовь мою последнюю За слухами да сплетнями Ты, осень, разгляди да сбереги.

Пусть осень не кончается, В ней счастье повстречается. Два голубя в дом каменный Двой белый, мой подраненый Влетели. Заколдованный был дом. Завяла крона — ствол руби. Согрелись в доме голуби И свили в нем из веточек гнездо.

очь разорвали сполохи. Влюбви сгорели голуби, В нее сердцами бросившись, Увять не дали осени, Чтоб наш цветок зимою не погиб. Любовь мою последнюю За слухами да сплетнями Ты, осень, разгляди да сбереги.

— ТЫ ПОМ ИШЬ, БЭЛЛА?

Ты помнишь, Бэлла, песню за Херсон? Прошло сто лет и я опять освободился, Все снял казенное, побрился и помылся. Поставь мне, Бэлла, на плиту погреть бульон.

Откинь, сестренка, рис и не кричи, Не мни лицо, присядь на краешек постели, Возьми цветы, ведь это я на самом деле, Я сам вошел, ведь ты давала мне ключи.

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

Как хорошо, что ты еще не села,

Хоть есть к кому придти и дать лавэ,

Сесть на тахту и выпить рюмочку «КВ»

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

Ну, как ты без меня прожить сумела?

Давай с тобою сделаем лыхайм.

Сегодня не февраль, сегодня, Бэлла, май.

Ты помнишь, Бэлла, фраера за фно? Сгорел, чудак, беднягу кисой задушили, Его Сэмэн с братвой застукал в спальне Цили, Не в то со страху лабух выпрыгнул окно.

Ну, а про пушку, что тебе я подарил, Мне рассказали люди на командировке, Ее таскать сейчас опасно и неловко, Ведь той волыной кто-то зуба застрелил.

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

Душа больна, но не заледенела,

И в этом виновата только ты,

а зоне стылой грели о тебе мечты.

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

Но белое я видел только белым,

И в черном тоже много красоты,

И я любил, моя, стрелял и сжег мосты.

Ты помнишь, Бэлла, опера, что брал Меня тогда у пьедистала папы Дюка, Он сукой был и он, верняк, остался сукой, И потому большим начальником не стал.

у хватит, Бэлла, это ерунда, Ведь седина, как говорят, бобра не портит. Давай накатим, чай поставь, у нас есть тортик. Скажи мне все, скажи мне «мой», скажи мне «да».

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

А завтра я опять пойду на дело.

Сегодня здесь желаю отдохнуть,

Я не пацан, я не пойду к кому-нибудь.

Ах, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла, Бэлла,

Душа больна, но не заледенела,

И в этом виновата только ты,

а зоне стылой грели о тебе мечты.

— СЕРЕБРИСТАЯ КОЛЫМА

Я был повязан первый раз в тринадцать лет: Залез в ларек — хотелось булочек с корицей. а фарт мне кинули фуфло, Потом поехало-пошло, Не тормознуть, а значит, не остановиться.

Эх, ремеслуха, западло-учителя, Прощай, «фреза», и здравствуй, душный спецприемник. Я так решетки невзлюбил, Что как-то вечером свалил С дружком по шконке, было весело вдвоем нам.

а полдороге струсил друг,

Меня не взяли на испуг,

И я мотался от острога до острога.

Там отъедался, отдыхал,

Потом по новой когти рвал,

И, наконец, на Колыме залез в берлогу.

Ты зныешь, брат, она какая, Колыма? Мне жалко тех, кто края этого не знает. Все говорят: — Она не та. А мне по кайфу мерзлота, Хоть нет тайги, закон — тайга, медведь — хозяин.

Кайлом, конечно, здесь, браток, махать трудней, Но не страшнее, чем очко рвать на делянке. Здесь летом мяса завались, Мошку на всех не разделить, Почти весь год братва катается на санках.

а серебристой Колыме

Мы не скучаем по тюрьме,

Здесь слезы наши до земли не долетают,

а них здесь радуга висит,

У дяди Козина спроси,

А дядя Козин в этой жизни понимает.

Когда вольняшкой я вернусь на материк, Моя звезда на стылом небе не потухнет. Пойдет сухарь под маргарин, О том, о сем поговорим И вспомним светлую агаевскую бухту.

а серебристой Колыме

Мы не скучаем по тюрьме,

Здесь слезы наши до земли не долетают,

а них здесь радуга висит,

У дяди Козина спроси,

А дядя Козин в этой жизни понимает.

— БРАЙТО

У вас на Брайтоне хорошая погода, У нас на Лиговке, как водится, дожди. Как вам живется, дети моего народа, За фунты, доллары, никак не за рубли.

Свалили вы, так дай вам Бог, друзья, удачи, Пусть вам сегодня на Бродвее повезет. А мы живем здесь как и жили, и не плачем, Что Вилли Токарев на Брайтоне поет.

Еще не поздно,

Еще не рано…

Как вам живется за океаном?

Не бойся, Виля,

Я тоже в мыле.

Как вам живется без Привоза, кореша?

У нас у всех до дефицита голод жуткий, Порою просто очень хочется кричать. Давайте честно: мы вам — мысли, вы нам — шмутки, И вам, и нам их просто некуда девать.

Итак, советую: устройте раунд светский, акройте стол, чтоб было выпить и пожрать. Мой друг Михал Михалыч, одессит Жванецкий, Мы с ним подъедим вас немножечко убрать.

Еще не поздно,

Еще не рано

Прислать нам вызов из ресторана.

И если пустят,

Готовь «капусту»,

Мы нашинкуем пару бочек просто так.

И ради Бога, не пугайте наших граждан, У нас бесплатно Обращение к врачу. И мы живем в своих домах пятиэтажных И небоскребов не пугаемся ничуть.

— ВОЗВРАЩЕ ИЕ

Сыро на улице пустынной, Вокруг шумят деревья пьяно. Мама, лишь ты обнимешь сына, Снова я к тебе иду.

Пусто в душе моей кабацкой, Глаза все ночи проглядели. Мама, давно устал я драться, Да кто-то кличет мне беду.

Но лодка моя отчалила,

И мост подо мной качается.

Ох, не знавал печали я,

Какова она, печаль.

А знал я тоску смертельную,

Лютую, подрасстрельную,

Знал, как года свистели мне

В спину пулей палача.

Тени друзей своих встречаю, Иных уж нет, а те делече. Был я до одури отчаян, Да кому сказать о том.

Где ж ты, братва моя лихая? Будь проклят этот теплый вечер. Слезы с небритых щек стекают Позабытым мной дождем.

— КЛЕТЧАТЫЙ

Клетчатый Пиджак надет, отдам швартовы я, Платочек кливером на стакселе Уносит от разлук. Вечером Пойду на улицу Садовую, Где, чуть не доходя Апраксина, Живет мой лучший друг.

Редко мы Теперь с дружком вот так встречаемся, То я отчалю на три месяца, То он на буровой. Жизнь течет, Мы на нее не обижаемся. Растет у Лехи моя крестница, Служить уходит мой.

Собирайся, друг, давно не видились мы,

Не далеко «Метрополь».

Я с рейса, да и ты, видать, в порядке.

Будний день, Он иногда бывает праздником, Всего-то — встретиться с товарищем Да из дому удрать. Мы идем и солнце ласковое дразнится. Да и цветочница товар еще Не продала с утра.

а кармане есть немного, дай-ка нам все,

Беги скорее домой,

Тебя ведь тоже кто-то ждет сегодня.

"Метрополь", Огромный зал не вдохновляет нас, Мы сядем с Лешей в кабинетике а третьем этаже. «Метрополь», Тряхнем мы с другом стариной сейчас, Простят нам жены, на рассвете к ним Вернемся или же…

аливай-ка, друг, давно не видились мы,

Во всю гудит «Метрополь».

Смотри, какие две «козы» напротив.

Клетчатый Пиджак надет, отдам швартовы я, Платочек кливером на стакселе Уносит от разлук. Вечером Пойду на улицу Садовую, Где, чуть не доходя Апраксина, Живет мой лучший друг.

— Все пойми ты, Париж

Все пойми ты, Париж, И, ью-Йорк, мне прости, Я вас видел, вашу музыку слушал, Но эту песню пишу а кабацкий мотив, Чтоб согреть чьи-то блудные души.

Одинаково все: И походка, и масть, Все как там, только в сто раз дешевле. И с негритянским акцентом Про русскую мать, И с прононсом о русской деревне.

Кто-то бард, кто-то панк, Кто-то вдруг шансонье, ынче рокеры модными стали. Да пусть поют, дай им Бог, Только жили бы те, Гуслярами когда-то их звали.

При косе про коней И романс при серьге Боже, где ж вы, мужчины России? Да, бабы нынче правы: Лучше сдохнуть в тоске, Чем быть сильной при вашем бессилье.

Все пойми ты, Париж, И, ью-Йорк, мне прости, Я вас видел, вашу музыку слушал, Но эту песню пишу а кабацкий мотив, Чтоб согреть чьи-то блудные души.

— Низкий старт

Скинь мне, тетка, карту на фарт, Скинь мне козырь, не пожалей. Снова я беру низкий старт С низкого уходишь быстрей.

Скинь мне, тетка, карту на все, Снова я играю ва-банк. Я, рулетки взяв карусель, Ленточку возьму на таран.

Разве в том моя вина,

Что заставила страна

Задыхаться от вина с водкой.

Хватит горе горевать,

Снова надо рисковать,

Надо золото ковать глоткой.

Скинь мне, тетка, карту мою, Я люблю семерку бубей, Все, что есть за ней, отдаю, Окромя сиреневых дней,

Окромя жестоких обид Без обид добра бы не знал, Окромя пилотских кабин Тех, в которых мир излетал.

Дел-то, в общем, на чуть-чуть:

Добежать и раз вздохнуть,

Чтобы самому себе копнуть яму.

А лопату поднесут

Вон они все тут как тут

Крест не тащат, а несут прямо.

Я низкий старт возьму,

Шиповки ни к чему,

Они мешают разутой душе.

Отчаянный рывок,

Рывок — он одинок,

Но это лучше, чем рай в шалаше.

Дай мне карту ту, что в руке. Не в чем нас теперь обвинять. Я зажму судьбу в кулаке И черта с два догонят меня.

Скинь мне, тетка, карту на фарт, Скинь мне козырь, не пожалей. Снова я беру низкий старт С низкого уходишь быстрей.

— Что-то здесь не так

Доктор, подымим вместе перед сном? Сон короткий у больных. Говорят, что здесь сумасшедший дом, Но ты-то знаешь, кто здесь псих…

Доктор, почему так сложилась жизнь В гребаной моей стране? Что Генштаб, что МУР — по уши во лжи, И главный врач не верит мне.

Что-то здесь не так: бинты кровят по ночам,

Санитары в морду норовят дать врачам.

Из домов своих народ бежит кто куда.

Русские — к жидам, к речке Иордан.

Старшая сестра морфин толкнула в Казань,

Футболистом стал певец хороший — Лоза,

И у пищеблока кошки съели собак,

Что-то здесь не так, что-то здесь не так,

Что-то здесь не так, не так.

Доктор, проходи, что в дверях стоишь, Не боись, не укушу. Если хочешь, покури моих Я забил в них анашу. Доктор, затянись — станет хорошо, В голове затихнет шум. Доктор, отмените мне электрошок, Христом-Богом вас прошу.

Что-то здесь не так, оплавились провода,

Двести двадцать вольт пустяк, для космоса ерунда,

А Байконур казахам нужен как мне

Утром по весне прошлогодний снег.

Повариха, не дожарив рагу,

Отвалила проституткой в Стамбул,

А здесь открыла нам валютный бардак…

Что-то здесь не так, что-то здесь не так,

Что-то здесь не так, не так.

Доктор расскажи, для чего тебе Нужен этот маскарад? На спине от пота задубел Накрахмаленный халат, А под ним татуированный, В зоне колотый орел, Да глядит двухглавый вороном, И не каркает — орет.

Чую, чую головного мозга корой,

Что-то здесь не так,

Члены ПолитБюро крестятся в церквях,

Ездят в Мекку на хадж,

Бога не смутил их партийный стаж.

Говорят что где-то раскопали кости царя,

Да от стыда у умных психов щеки горят!

И на ЭКГ мне сказал последний дурак:

"Что-то здесь не так, что-то здесь не так,

Что-то здесь не так, не так."

Доктор, подымим вместе перед сном? Сон короткий у больных. Говорят, что здесь сумашедший дом, Но ты-то знаешь кто здесь псих, Ты-то знаешь кто здесь псих.

— Скрипач ростовский Моня

* * *

Скрипач ростовский Моня Когда-то бог симфоний Играет каждый вечер

в ростовском кабаке. Костюмчик так, не очень, Но чистый, между прочим, И кое-что в потертом кошельке.

Скрипач еврейский Моня, Ты долго жил — ты понял: Без мрака нету света,

без горя нет удач. Услышь, как скрипка стонет В солдатском эшелоне, Ты вспомни, Моня, вспомии

и поплачь.

Здравствуйте, гости!

Ай, не надо, ай, бросьте.

Здравствуйте, гости

дорогие мои!

Столик ваш справа.

"Моня, бис!" "Моня, браво!"

Моня не гордый,

он живет на свои.

Скрипач а идиш Моня, В своих сухих ладонях Ты держишь мое сердце,

как горло держит стих. Смычком едва касаясь Завитых струн-красавиц, Грехи мои больные отпусти.

Играй, маэстро Моня! Скрипач всегда в законе. Когда задуют ветры

и душу замутит, Тогда к тебе приду я И всех как ветром сдует, И мы споем наш старенький мотив.

Здравствуйте, гости!

Ай, не надо, ай, бросьте.

Здравствуйте, гости

дорогие мои!

Столик ваш справа.

"Моня, бис!" "Моня, браво!"

Моня не гордый,

он живет на свои.

Постушай меня, Моня, Я вечно на перроне, Я трусь об них, как трется

о струны канифоль. Но каждый раз в вагоне Пассажи твои, Моня, Снимают враз мне головную боль.

Здравствуйте, гости!

Ай, не надо, ай, бросьте.

Здравствуйте, гости

дорогие мои!

Столик ваш справа.

"Моня, бис!" "Моня, браво!"

Моня не гордый,

он живет на свои.

Посвящение Б.Окуджаве (Ах, не вините меня в том,)

E7 Am Ах, не вините меня в том,

G7 C Что опоздал чуть-чуть,

Dm Am Грозди рябины под окном

E7 Am A7 Мне не дают никак уснуть.

Dm Am Грозди рябины под окном

E7 Am Мне не дают никак уснуть.

Как часто от себя бежим И долго маемся. За занавесочкою лжи Что ж не раскаиваемся?

Что ж не поверим, не простим, Не подадим руки? Может быть все от глупости, Только не все мы дураки.

Гляньте за птичками в раю Вечная очередь, И я покорнейше стою Вместе со всеми прочими.

— ДУМА

В поле, что за дальним полустанком,

где война рассвет тревожит, Ваня Есипов сказал: "Что ж, мы лошадей с их тонкой кожей На броню пошлем, на танки, нешто вышли из ума?

Братья, кто — то сын здесь, кто — то батя, Кто — то бабу знал, кто юбки не видал, не вышел год. Ляжем все одно на пули вражьи, Да коней гривастых, чутких жалко класть под пулемет.

Отпустите коней, мужики,

отпустите коней мужики.

Отпустите коней, отпустите коней,

отпустите коней мужики.

Братья, как вино на белу скатерть

кровь прольется поутряни, И зима придет ко мне. Братья, видно, вышло помирать нам…" И побрел тихонько Ваня седла стаскивать с коней.

Солнце ковыли зазолотило, казачков перекрестило, Без коней куда уйдут… А кони мчались к дому — не догонишь… Ровно двадцать Ване было в сорок первом злом году.

Каботажный пароход

Cm D+5 Gm Каботажный параход разрезает волны, G7 Cm Юность возвращает нас на теплый юг. Am7-5 D-9 Am7-5 D-9 Пляжа поясок, золотой песок Am7-5 D7 Gm И твои глаза, мой милый, нежный друг. Cm7 F7 Ленивый пляж

B+7 Нас вновь зовет к себе на праздник D-9 Am7-5 D7 Gm Соленых губ и загорелых тел…

Cm7 F7 В сиянье брызг

B+7 Дельфинья стая солнце дразнит…

D-9 D7 Gm Вернемся в дом, который нас согрел.

Cm7 Проснись,

F7 B+7 Пролети, как тогда, над волной…

B7 Eb+7 Этот мир за кормой мой и твой.

D7 Gm7 Cm7 Проснись, коснись,

F7 B+7 Ты руки моей тихо коснись

B7 Eb+7 D7 И, забыв о невзгодах, усни, усни.

Там с крутых отвесных скал мальчики ныряют Бронзовые стрелы в небе голубом. Дни чудесные… Помнишь, вместе мы На камнях замшелых свой искали дом? Прохладой ночь Спускалась к шелесту прибоя, И струны в ней звучали, как орган. В немом кино Нужна нам музыка порою, Чтоб все понять, не глядя на экран.

Проснись, Пролети, как тогда, над волной… Этот мир за кормой мой и твой. Проснись, коснись, Ты руки моей тихо коснись И, забыв о невзгодах, усни, усни.

Каботажный параход разрезает волны, Юность возвращает нас на теплый юг. Пляжа поясок, золотой песок И твои глаза, мой милый, нежный друг. Ленивый пляж Нас вновь зовет к себе на праздник Соленых губ и загорелых тел… В сиянье брызг Дельфинья стая солнце дразнит… Вернемся в дом, который нас согрел.

— МУЗЫКА

Не молчи, рояль, днем и ночью в мире звуков я То звучит в груди любовь моя, то звучит в груди любовь моя. Пусть родиться волшебный свет, что в ночи озарит мой путь, Пусть удачи глотнет поэт в миг, когда больше не уснуть.

И, как птицы, из-под пера в небо ринутся сотни слов, И на клавишах до утра будет торжествовать, любовь. И на клавишах до утра будет торжествовать, Будет торжествовать любовь, любовь.

Не молчи, прошу. Голову мне кружит весен шум, Только лишь любовью я дышу, лишь одной любовью я дышу. Лишь теперь понял я, как стар этот мир, как же он устал, Если даже для нас двоих, он так тесен для нас двоих.

Как же все поместилось в нем, сколько вытерпел этот мир, Если все то, о чем мы поем, разбивалось о твердь земли, Если все то, о чем мы поем, разбивалось о твердь, Разбивалось о твердь земли, земли.

очь прошла, и в ней растворились судьбы двух людей. Одного из них ты пожалей, одного из них ты пожалей. Дай, рояль, мне один лишь шанс, песню дай ту, которой нет. А потом пусть покинет душа мое тело, избавив от бед.

И, как птицы, из-под пера в небо ринутся сотни слов, И на клавишах до утра будет торжествовать, любовь. И на клавишах до утра будет торжествовать, Будет торжествовать любовь, любовь.

— ОСЕ ЯЯ ПЕС Я

Улетают от нас эти теплые дни, Растворятся в былом они. До свиданья, лета дни. Ожерелья жемчужного матовый блеск Вдруг увижу я в росной траве. Как уже по-осеннему холоден лес И прозрачен поляны свет. Осень с себя платье снимает, Катится жизни клубок.

Осень рыжим хвостом заметает следы, Но окутал мой дом лета дым. И, как искорка, в нем вьешься ты. Вдаль поманит вишневого дерева цвет, Запах солнца в ладонях твоих. Но растаял давно в небе солнечный след, Самолетом на черный стих. Тонкая нить соединяет нас паутиной дорог, Тонкая нить…

Улетают от нас эти теплые, Эти теплые летние дни, летние дни.

— Ты когда-то была молодая

Ты когда-то была молодая, Незабудки вплетал в твои косы. Ты судьбою своею играя, Ни часов не считала, ни дней. Сколько их пролетело, бог знает, Сколько в травах оставлено росных… Ты когда-то была молодая Забываюсь и вижу во сне.

Проплывают вдоль берега листья, С кленов падают так неохотно. Осень рыжим хвостом своим лисьим Обметает пустеющий лес. И рябины багряные кисти а природы печальных полотнах, И под крыльями птиц перелетных Ветхий сруб, покосившийся крест.

Это было счастливое время, Время нашей любви упоенной, Время грусти на стылых перронах, Разлучающих не навсегда. И алели тюльпанов бутоны, Разрывая полночную темень, В пору ту, когда голос был звонок И когда ты была молода.

В среброликой ночи пусть в окно Постучит поздний путник. Был я счастлив с тобой, Только время ушло, И взмахнула любовь лебединым крылом, И растаяла в небе несбывшимся сном.

— ПЕС Я О ВЕРЕ

Ничего, что день холодный и серый, И что путь далекий — тоже не важно. Все добро мое сейчас — это Вера, Немудрящий скарб, зато не продажный.

Голубей кормит — не хитра забава, А спроси их, голубей: "Что вам нужно: Воспарить и улететь к росным травам Иль за крошками гонять стайкой дружной?"

Вы не ждите. Не скажу «отрекаюсь». На костре гореть огнем — мое право! Верь мне, Авель, я твой брат да не Каин, Ни кинжала не держу, ни отравы.

Наконец-то в парусах ветер свежий, Суматошных перемен добрый вестник. Вместе с Верою отыщем адежду, А Любовь сама найдет нас по песням.

— Высота одиночества

Высота одиночества — элемент ультраси, И спускаться не хочется, и стоять нету сил, Не надеть джинсы грязные, и не податься в Устюг, И среляться заказано, кровью пачкать костюм.

Высота одиночества — не для слабых ребят. Мозги взорваны строчками, а в сердце пушки звенят, Хоть победа осознанна, но не радует слог, Небо полное воздуха, а дышать тяжело.

А мой дружок по скалам лазает,

А хорошо ему — он в отпуске,

А у меня все будни — праздники,

И ветер тело мое рвет в куски.

Высота одиночества — филосовский мотив. Равнодушие к почестям, вдруг хула восхитит, Вроде солнца немеряно, а в глазах темнота, И как пустыня для дерева, так для меня высота.

А поджилки от усталости,

Все трясутся как осинный лист.

Только радостный оскал спасти

Надо мне, ведь я большой артист.

Высота одиночества — не прощает фолов. Ни на рыночной площади, и не в питье за столом, А мне судбою назначено — вверх ползти по хребту, Пропускаю стаканчик я за свою высоту.

А мой дружок по скалам лазает,

А хорошо ему — он в отпуске,

А у меня все будни — праздники,

И ветер тело мое рвет в куски.

— ПОСМЕРТ АЯ ЗАПИСКА

Как меня этот мир достал. Плод работы нужен только себе, Если честно очень устал. Под окном лай дворовых псов И младеньческий плач, обнаглевших рыжих котов, Надоел хруст рыбьих хвостов, Дом стал просто невыносим, А в гостинницах нету сил, нету сил.

Раздражает ужасно нюх, Запах мух в ресторанном, Разнообразном пухлом меню. Телевизор включаю — тоска… Так и хочется вскинуть, с Афгана не срелявший АК, Давно родной не бился в руках. Грохнуть очередь в дурачков на рекламе окорочков, А потом заорать: "Друзья! Come together, делай как я!" Делай как я!

Боже, не дай мне встать не с той ноги,

И от лукавого храни.

Мою страну убереги,

От шизо- и от френий.

Телефоны, бросание трубок, Слезы, крик, разговоры сквозь зубы, Что в стакане с водой. Артистизм бездарных актеров, Пьяный мат алкашей У забора на котором лицо, И надпись: "Ты всегда с нами Цой", Проповедничество ренегатов, Как же мне все обрыдло ребята, О-ой.

Баркашовцы, фашисты, нацмены, Их родня до седьмого колена, Обломала весь кайф. В этой сучьей, паучьей борьбе, Я противен стал сам себе, И наверняка, вновь сяду на забытый стакан. Стала взрослою дочь, стало незачем жить, В моей смерти прошу никого не винить.

— Обо мне не надо плакать

Песни дочке завещавший, Я уйду, не попрощавшись. Упадет на лист опавший Первый снег. Обо мне не надо плакать, Пусть придет моя собака Поскрести могилу лапой По весне.

Белый пес в сугробе белом, У меня к тебе есть дело, Жил я под созвездьем Девы На Земле, Там где ветер дует знойный, Отыщи ее родной мой, Было с ней мне так спокойно Много лет.

Мир, который был, стал вдруг так далек,

Не махнуть рукой, как прежде, сентябрю,

Знак моей судьбы, ты меня берег,

И я тебя благодарю.

Расскажи ей белогрудый, Что любил и помнить буду, Что недавно день был трудный У меня, Где простил грехи Всевышний, Он же Будда, он же Кришна, Он сказал, что третьим лишним Был не я.

Не скули, поджавши хвост свой, Прошлой жизни верный остров, Знаю будет как непросто Отыскать Мою женщину с глазами, Вечно полными слезами, Жаль, что не смогу я ей Теперь сказать.

Песни дочке завещавший, Я уйду, не попрощавшись. Упадет на лист опавший Первый снег. Обо мне не надо плакать, Пусть придет моя собака Поскрести могилу лапой По весне.

— 18 полезных советов (песня протеста)

Чужим и незнакомым двери не открывай. Не выходи из дома, трубку не поднимай. Деньги держи поближе к складкам на животе. Не отдыхай в Париже, и не торгуй в Чите.

Сделай надпись на окне:

"НЕ! НЕ! НЕ! НЕ!"

Не покупай газеты и не читай реклам. Не ешь котлеты летом, себе не делай зла. Не лезь с утра на площадь, не плюй через плечо. Не делай бизнес с тещей, она здесь ни при чем.

У меня один совет:

"Нет! Нет! Нет! Нет!"

Не лезь в речную воду, ведь океан гниет. Не жди дурак свободы, ее лишь смерть дает. Не думай, что ты умный, не спорь за голоса. В ГосДуме надо думать, а языком чесать

Может каждый, только мне

НЕ! НЕ! НЕ! НЕ!

Чужим и незнакомым двери не открывай… Не выходи из дома, трубку не поднимай…

— ТРИЗ А

Я на похороны что-то зачастил, зачастил. Косяком пошли гробы за облака, Мы живые стали нынче не в чести, Не пробится стало к Господу никак. Стал священик водку злую чаще пить, чаще пить. Наразрыв звенят, гудят колокола, Дьякон свои связки рвет напополам, Отпевать ему труднее, чем крестить.

Кто сказал, что на тризну опоздал,

К смерти смерть, слеза к слезам

Вечно плачут образа.

Кто сказал, что дождем прошла гроза,

Стороной прошла гроза,

Кто сказал? Ну кто сказал?

Я на похороны, что-то зачастил, зачастил. В стороне от всех стою да жмусь к стене. Пропусти меня, архангел, пропусти, С Господом хочу побыть на едине.

Я хочу, чтоб мне Всевышний рассказал, рассказал, Как Он чувствует теперь себя, когда, Поднимая над собою образа, Его дети бьют друг друга по мордам.

Где найти тот берег, на котором верят, В справедливость Твою, Всемогущий мой? Николай Угодник, опусти мне сходни, Я покинуть хочу этот мир чужой.

Я на похороны, что-то зачастил, зачастил. На себя их примеряю как пальто, Мне на этих не хорош казенный стиль, А на тех, а на тех все ничего, да цвет не тот.

Я на похороны, что-то зачастил, зачастил…

— ВЕЧЕР ЯЯ ЗАСТОЛЬ АЯ

Черт с ними, за столом сидим, поем, пляшем, Поднимем эту чашу за детей наших, И скинем с головы иней, Поднимем, поднимем.

За утро, и за свежий из полей ветер, За друга, не дожившего до дней этих, За память, что живет с нами, Затянем, затянем.

Бог в помощь всем живущим на земле людям, Мир дому, где собак и лошадей любят, За силу, что несут волны, По полной, по полной.

Родные, нас живых еще не так мало, Поднимем за удачу на тропе шалой, Чтоб ворон да не по нам каркал, По чарке, по чарке.

Черт с ними, за столом сидим, поем, пляшем, Поднимем эту чашу за детей наших, И скинем с головы иней, Поднимем, поднимем.

— ФРЕДЕРИКО ГАРСИЯ ЛОРКЕ

Если голос мой вдруг замолчит, Ты не плачь гитара, не кричи. Горький вкус лозой рожденных вин И неистовство лавин, Глубину единственной любви зови.

Если голос станет мой немым, Знай, что виноваты здесь не мы, В том вина сошедших с гор лавин, Молодых и терпких вин И моей чуть-чуть не сбывшейся любви.

Если пальцы не коснуться струн, Ты сыграй со мной в мою игру Спой неверно: "до, ре, ми, фа, соль", Фальшь мне причиняет боль И проснуться руки, чтобы быть с тобой.

Научился Бог терпеть, научились птицы петь,

И с тобой мы тоже сможем все преодолеть,

Только об одном я тебя прошу

Не оставь меня покуда я дышу.

Если нот глаза не различат, Ты сумеешь заменить врача Зеленью озерных свежих трав, Ясным отблеском костра, И белоснежной сединой двора, сыграй.

— Воры в законе

Полукруг, полумрак, полутрепетный рот Итальянское тянет вино, И сливается блеклая зелень банкнот С ярким цветом сукна казино. «Бабки» вместо берез шелестят над страной, «Мерседесы» да девки-огонь, Но понятия здесь поросли трын-травой Нарушает закон шелупонь.

Мой товарищ прожил за хозяином жизнь, Уважая своих сыскарей, И его ранним утром патрон уложил На проталину в старом дворе. Но нетронули нас и не тронули их В день, когда хоронили дружка, А сегодня стреляют за пару «косых», Не сумев разделить два «куска».

А воры законные — люди очень милые,

Ну все мои знакомые, а многие любимые,

Вспоминают молодость да ночами маются,

Вера их ломается.

То, что было когда-то до боли родным, То сегодня за грош продадут. Осень рыжим хвостом заметает следы Те, которые к храму ведут. Плачут лики святых православных икон И евреи забыли Талмуд, И играет мышцой у ларьков шелупонь, И поют «петухи» про тюрьму.

А воры законные, да на страну их несколько,

Люди очень скромные, и на правду резкие

А правда вещь хорошая, да только позабытая,

Вдребезги разбитая.

Мне когда-то полярный единственный круг Хоть давным-давно погиб поэт великий, А сегодня я розы для верных подруг Разменяю на розы ветров. Улетают подруги в другие края, За российский больной горизонт, А вот раньше им дома хватало трепья Ведь воры соблюдали закон.

Полукруг, полумрак, полутрепетный рот Итальянское тянет вино, И сливается блеклая зелень банкнот С ярким цветом сукна казино. «Бабки» вместо берез шелестят над страной, «Мерседесы» да девки-огонь, Но понятия здесь поросли трын-травой Нарушает закон шелупонь.

Машка и мышка

Am A7 Dm Месяц май весну принес, сел на ветку грач. G(E7) C(Am) A7 Мир не стоит твоих слез, Машенька, не плачь. Dm E7 Am Не поможешь, Маша, ты горю моему, Dm H7 E7 От твоей, Маша, красоты ухожу в тюрьму. Ухожу на нары я — позвала страна. Все девчата парами, а ты опять одна. Снова будешь по утрам от детей тайком Чай да сахар собирать мне в казенный дом.

A7 Dm

Вор к карману липнет, а к решетке — воробей,

G(E7) C(Am) A7

Он с утра чирикнет и я вспомню о тебе.

Dm E7 Am

Отгуляла, Маша, ты свои семнадцать лет,

Dm (H7) E7

Ровно столько же меня с тобою нет.

Да и я, родная, не с подушек полысел

Хата моя с краю — с малолеток я висел.

Я любовь к «те», Маша, через годы пронесу,

Через контрольно-следовую полосу.

Ты ведь знаешь, по весне я людей люблю. Мышка бегает ко мне, я ее кормлю. Рассказал про домик наш — где чего лежит. Да ты не бойся ее, Маш, если прибежит. Мышка мышкой, только мне без тебя тоска Я вчера, как есть, во сне воду расплескал, Объяснил мне поутру этот сон сосед: Видно скоро я помру на рассвете лет.

Вертухаи мочат с каждым днем все злей и злей, Набухают почки — "на больничку" чтот ли лечь? На больничке, Маша, мне не в хипешь полежать, На больничке, Маша, уркам благодать. Буду спать ложиться, прочитаю "Отче наш", За тебя молиться и за деток буду, Маш, Буду бить поклоны я до самого «звонка» Слово верное даю тебе «зека».

Влез медведь на косогор и спустился вниз. Я ведь, Маша, классный вор, вор-рецидивист. То смотрю в пустой стакан — грустно и светло, То срываю крупный банк, меньше — западло. Маша, Машенька, не плач я поэту внял: Не утонет в речке мяч — это про меня. Я побегаю еще по стране родной, Положу ей рубль на счет и вернусь домой.

Вор к карману липнет, а к решетке воробей, Он с утра чирикнет и я вспомню о тебе. Погуляла, Маша, ты свои семнадцать лет, Ровно столько же меня с тобою нет. Буду спать ложиться, прочитаю "Отче наш", За тебя молиться и за деток буду, Маш, Буду бить поклоны я до самого «звонка» Слово верное даю тебе «зека».

— Извините, что на свадьбах не играю

Извините, что на свадьбах не играю, На застольях, извините, не пою, Ведь фокусник обычно "не катает", А бармены, как правило, не пьют. Извините, что стою посередине Пьяного разбора без ножа, Ведь трезвый лучше пьяного поднимет, Но никогда не будет рядом с ним лежать.

Как было когда-то, так больше никогда не будет.

Простите, ребята, вчера на зоны сели судьи.

Два раза не ступишь, братва, в одну и ту же реку:

Кто продал — тот купит. Но я не лавочник, я лекарь.

Извините, что как в старь я не в фаворе У имущих власть влиятельных друзей, Что как тысячу лет назад живу в миноре И дурею от расхлюстанных газет. Извините, что час от часу правею Да потому что левых бросило в кювет И что в дружбу час от часу меньше верю Их, друзей, навалом в книгах, а в жизни нет.

Извините, что сегодня не болею, А заболею — ящик стругани. Извините, вроде, должен быть добрее, Да вот злее стал — хоть из дому гони. Извините, стало дальше мне до рая, А вообще меня туда и не зовут, Ведь фокусник в безденежье «катает», Ну а бармены от горя тоже пьют.

— РОЖДЕ ЫЙ В РУБАШКЕ

Мама сшила рубашку в тот памятный год, Хотя шить никогда не училась. Кто родился в рубашке, счастливым слывет Со мной именно так получилось. Подмигнула судьба в сентябре, видно, мне, Как доподлинно ныне известно. Петроградской своей золотой стороне Спел я самую-самую первую песню. Я повадками — батя, и батя с лица, Благодарен фортуне за милость, Так как мог бы иметь и другого отца, Если б этого пулей убило. До недавнего жил я дурным пацаном, До недавнего внуком считался. Когда гнуло к земле, шел я к бабушкам в дом И без удержу в детстве зеленом купался. Мне везет, даже если совсем не везет, По пословице старой живу я. Худа нет без добра — зря не скажет народ, Зная жизнь свою непростую. И поэтому я ничего не боюсь: и навета, ни денег, ни драки, И поэтому я слишком часто смеюсь, Даже если мне хочется плакать. Мама сшила рубашку в тот памятный год, Хотя шить никогда не училась. Кто родился в рубашке, счастливым слывет Со мной именно так получилось.

— Недотрога

И белые розы, и красные Обломаны в парке давно, Мы были с тобой очень разные, А помнишь, когда-то весной Сидели с тобою на лавочке Завидовал нам весь детдом Я мял промокашку, грыз вставочку, А ты все твердила о нем.

Недотрога, недотрога, недотрога,

Развела с тобою нас судьбы дорога,

Я теперь свою судьбу рисую сам

Исполнитель популярных фонограмм.

Недотрога, недотрога, недотрога,

Понял я, что десять классов это много,

Ты прости, что из деаятого ушел я

К листьям желтым, к листьям желтым.

С другим в Лужниках ты целуешся, Где я под «фанеру» пою, И, может быть, все же волнуешься, Услышав вдруг песню мою Простую, нехитрую, нежную, Про нашу большую любовь Она, как стихия безбрежная, Меня уносила с тобой.

Быть может, когда-нибудь встретимся Сбываются в жизни мечты Ведь все, кому грустно и весело, Выносят на сцену цветы. И я обниму тебя милую Пусть все нас увидят вдвоем, Забьется с неистовой силою «Фанерное» сердце мое.

Только музыканты музыку поймут мою,

Только музыканты музыку поймут мою.

Недо… Недотрога….

— Днем и ночью

На семи ветрах, на семи холмах, Солнцем он палим — Иерусалим. Масличной горой всех зовет он в бой Сабров и олим — Иерусалим.

Йом ве-лайла, йом ве-лайла

Аколь бе-седер бе Ерушалаим.

Знаешь мама, ходим прямо,

Из Яд-ВаШем сквозь строй в Ерушалаим.

Пришла победа, мы ходим кедер

Аколь бе-седер бе Ерушелаим.

На семи ветрах, на семи холмах, У Стены стою я и тфилу пою. Далека капель, ВеЙшма Исраэль Годы привели в Иерусалим.

Йом ве-лайла, йом ве-лайла

Еврей с судьбою каждый день играет.

Йом ве-лайла, йом ве-лайла

Всех нас зовет к себе Ерушалаим.

Гнула спину мать за сына,

Своих детей теряла Палестина,

Горело небо, сжигали Ребе,

Но помнит мир Синай и гнев Ентеббе.

На семи ветрах, на семи холмах, Я нашел себя и потерял тебя. Только одна цель — Эрец-Исраэль, Только один гимн — Иерусалим.

Йом ве-лайла, йом ве-лайла

Мы говорим Шалом Ерушалаим!

Йом ве-лайла, йом ве-лайла

Для всех для нас господь храни Израиль,

Нам светила сквозь обиды

Шестиконечная звезда Давида.

И нету края, где нас не знают

Аколь беседер бе-Ерушалаим.

— На гору Поклонную влез

На гору Поклонную влез, Но взять ее было непросто. У каждого свой Эверест В прямом смысле и в переносном. Вершина ничтожно мала, Но часто запястья забились. Здесь храмов моих купола, Венчают сосновые шпили.

На север идет самосвал Бок о бок с автобусом красным. Здесь Сталин когда-то стоял В бензиновом облаке трассы. От ветра не спрятаться тут, Морозы особенно люты, Здесь годы короче минут И длятся годами минуты.

Веду я мужской разговор С горою, не знавшей лавины, И блеск бывших графских озер Отчетливо виден с вершины. Не лезть мне по скальной стене Сквозь воздух такой разряженный, И нет в мире неба синей, Чем небо над нашей Поклонной.

— ЧЕТВЕРТИ ОЧКА

Поле наледью покрылось, Я упал — подскользнулся. И четвертиночка разбилась, До нее дотянулся И остатки вылел в рот скособоченно, Может, все же заберет — очень хочется, Может, все же заберет — куда денется, Может, все тогда пройдет и все изменится.

Ах, воротись, вернись ко мне, девчоночка.

Я стогом сена был — ты в нем иголочка,

Сгорит стожек в огне — игла останется.

И по твоей вине, и по твоей вине

Я горький пьяница.

На колени встал, мотаю головой Жалко водки. А ветер гонет листьев стаи И в реке топит лодки, Издевается, подлец, над осиною: Словно бабу гнет к земле — руки сильные, А мою поди согни — ох, намаешься, Год-другой пройдет, пока оклемаешься.

Четвертиночки осколки Прямо в кровь руки режут. Эх! В вагон бы да на полку В месяц раз и не реже! Не берет меня глоток, не берет другой, Не привидется цветок синеголубой. Эх! Пропадать наверно здесь, под березами Одинокому, как есть, да и тверезому.

Окрестись маманя маленьким кресточком

Dm A Окрестись маманя маленьким кресточком

Dm Помогают нам великие кресты

D Gm Может сына моего, а может дочку

Dm A Dm Отобъют тогда кремлевские часы

A

А ну-ка парень, подними повыше ворот

Dm

Подними повыше ворот и держись

D Gm

Черный ворон, черный ворон, черный ворон

Dm A Dm

Переехал мою маленькую жизнь

На глаза надвинутая кепка Рельсов удегающий пунктир Нам попутчиком с тобой на этой ветке Будет только лишь строгий конвоир

А если вспомнится красавица-молодка Если вспомнишь отчий дом, родную мать Подними повыше ворот и тихонько Начинай ты эту песню напевать.

— Ах, если б было бы можно,

* * *

Ах, если б было бы можно,

я б всю душу свою промотал у цыган, Ах, если б было бы можно,

я б все деньги свои промотал у цыган, Я б ночами гулял,

золотое вино лил рекою в стакан, Ах, если б было бы можно,

я б всю жизнь свою промотал у цыган!

Я бы пел у костра,

и под бубуена звон там с цыганкой плясал, Я бы звезды ловил,

что упали с небес, и в костер их бросал, И какой-нибудь цыган,

уставший до слез по любви тосковать, Научил бы меня

с перебором, как он, на гитаре играть.

Заиграю, да заверчу,

Да на солового вскочу

воля вольная!

Нет без степи тишины,

Искры пламени нужны

а мне боль моя!

Пусть болит моя душа,

Потихоньку, не спеша

сердце выточит!

Пусть бередит-ворошит,

А ты пляши, цыган, пляши

рвется ниточка,

жизни ниточка.

И среди пляски той

я бы голову вдруг на руки уронил, Задохнулся б от слез

и что было со мной — я б навек позабыл. Запестрели бы платья,

зазвенели б мониста, я б обнял чей-то стан… Ах, если б было бы можно,

я б всю душу свою промотал у цыган!

Ветер тополь раскачал,

Да расцвечены в ночах

плечи смуглые,

Ярко вспыхнет береста,

Где ж ты, огненная? Стань

мне подругою!

Ночь, прошу, не бей кнутом!

Не забыть вовек потом

муки смертные,

Не забыть кибиток скрип

Да как порвались от тоски

струны верные.

— Выбелило волосы бураном,

* * *

Выбелило волосы бураном,

в путь пора нам. Саван шьют ветра по закоулкам,

переулкам. Знать, пришла она, моя пора Лечь как птица телом на ветра. Наконец-то я собой доволен Воли, воли, воли, воли!

Ах, какая ночь перед затменьем

загляденье: Звезды мне подмигивают хитро

на пол-литра, Снова грех я на душу возьму, А потом Полкана обниму И поклонюсь родимому забору Скоро, скоро, скоро, скоро!

Целая жизнь легла в землю проседью, Целую жизнь все бегал по просекам, Целую жизнь я с бору по сосенке

эти слова собирал, Целую жизнь — за счастья билетиком, Целую жизнь за слухами-сплетнями Целую жизнь как будто столетия

этой минуты ждал.

Собираю я свои вещички, шляпу чищу, Приглашал меня к себе Всевышний

да не вышло! Ангел пухлым пальчиком грозит… Сбегай лучше, мальчик, в магазин! Ухожу, надев пиджак двубортный К черту, к черту, к черту, к черту!

Целую жизнь — с друзьями отечными, Целую жизнь — в плевках и в пощечинах, Целую жизнь здоровьем по счетчику

за счастья миг платил. Целую жизнь — со всеми обвенчанный, Целую жизнь — с единственной женщиной, Самой любимой и преданной женщиной

жил.

На огонь котлы поставьте, черти, воду грейте, До красна железо раскалите

рейс мой литер! Получу все то, что заслужил, Тем, что как хотелось — так и жил. Ну-ка, кто теперь меня осудит? Люди — будет, будет, будет!

Целая жизнь легла в землю проседью, Целую жизнь все бегал по просекам, Целую жизнь я с бору по сосенке

эти слова собирал, Целую жизнь — за счастья билетиком, Целую жизнь за слухами-сплетнями Целую жизнь как будто столетия

этой минуты ждал.

— День победы

Заката марево,

Глазенки карие.

Давай с тобою, паря,

Выпьем по стопарику!

Москва нарядная

Звенит наградами,

Голов не сосчитать седых

На свой салют спешат деды.

Пусть над Кремлем плывет Живых цветов ковер, Нас вновь пятьюдесятью залпами

страна зовет.

Она расцвечена

Огнями Вечными.

За всех погибших и живых

Сто грамм поднимем фронтовых.

Сны

полсотни лет нам снятся сны

после войны, Они друзьями и подругами полны, Которых столько натерялись мы, Покуда не дождались той весны.

Прости застолье нам,

Первопрестольная!

Погиб под Прохоровкой Коля

Это боль моя.

Огнем задушенный,

Сгорел в «Ильюшине»

Мой самый верный корешок

И это так нехорошо!

"Был"

я ненавижу это слово за гробы, За земля Братских, наспех вырытых могил, За треугольник похоронки, Да за бабий голос тонкий

у избы.

Добавим, вроде бы

Ее, юродивой.

Прохладно в кителе

Одет не по погоде я.

Хоть горек наш удел

хороший нынче день! Вот угораздило меня

еще полвека разменять!

Да на помин свеча Начало всех начал. Пойдем, помянем-ка

Георгий Константиныча, Ведь это ж — мать честна! Была его война, Он заслужил, чтоб над страной

всегда стоять на стременах!

Сны

полсотни лет нам снятся сны

после войны, Они друзьями и подругами полны, Которых столько натерялись мы, Покуда не дождались той весны.

— Колыбельная

Вечер тает голубой, Спи, я посижу с тобой, Спи и ничего не бойся, Руку к небу протяну, И звезду зажгу одну, Ты ее теплом укройся, Спи — и ничего не бойся.

День еще один прошел, Что-то было хорошо, Что-то, может быть, не вышло Никому не расскажу И твой сон посторожу Он уже идет по крыше Сон к тебе идет по крыше.

Порой

осенних листьев,

Добром

свиданий чистых,

Ветром пронесется

И тебя коснется

сон.

Рождественским весельем

И детской каруселью,

Половодьем весен

Пусть тебя уносит

сон.

Спи, моя хорошая, Боль твоя не прошена, Пусть уходит восвояси, Я ее заколдовал Произнес любви слова, Боль сказала: "Мир прекрасен", И умчалась восвояси.

Усни

в тенистой роще,

Где свет

листву полощет,

Там, где после ливня

Соловей счастливый

пел.

Усни — я буду рядом,

Всегда я буду рядом

В жизни или в смерти

Все, что есть, поверь,

тебе.

Все, что есть, отдам тебе.

Уходить не стану я Спи, моя желанная. Сон уже прилип к ресницам, Тает вечер голубой… А моя любовь с тобой, Пусть она тебе приснится… Сон прилип к твоим ресницам.

Порой

осенних листьев,

Добром

свиданий чистых,

Ветром пронесется

И тебя коснется

сон.

Рождественским весельем

И детской каруселью,

Половодьем весен

Пусть тебя уносит

сон.

— На плантациях любви

Вот снова ночь моя темна, И день мой бел… Кто виноват, что ты одна В моей судьбе? Еще вчера я был другой Я так скучаю по тебе,

моя любовь!

Еще вчера

я этих слов не мог сказать, Когда дарили мне тепло твои глаза, Теперь я стал

твоим рабом И на свободу не прошусь,

моя любовь.

Нет на плантациях любви

Замков, ключей,

Не убегу я, не лови

Меня — зачем?

Когда ты далеко

Не шевельнуть рукой,

И рифмы мне не найти,

Я пробовал петь

Но голос хрипел

И не попадал в мотив.

Мне хорошо, когда огонь

горит в груди, Когда защитой от врагов необходим. Ты прикажи — и в миг любой Стрелу поймаю на лету,

моя любовь.

Струной натянутой звенит, Кричит душа, За то, что будет, извини, Живу спеша. Рожденный от любви

пришел я в этот мир Тебя отыскать в толпе, И за руку взять, Забыв, что нельзя, И эти слова пропеть.

Луч солнца первый, Лампы свет, Остывший чай, Глаза болят от сигарет, Виски стучат… На крыше кот И хвост трубой. Мы с ним скучаем по тебе,

моя любовь.

Нет на плантациях любви

Замков, ключей,

Не убегу я, не лови

Меня — зачем?

Когда ты далеко

Не шевельнуть рукой,

И рифмы мне не найти,

Я пробовал петь

Но голос хрипел

И не попадал в мотив.

— Ночь над Ленинградом

Как-то кто-то, зать их Некто, Когда в городе уснули, И мосты застыли сонно над Невой, В горло Невскому проспекту Шестигранный штык воткнули И пустили кровь по мостовой.

И, от боли рот оскалив, Слова молвить не хотел он, Лишь ручьями слезы тихо полились. Закричали, застонали Все дома осиротело И лошадки на мосту взвились.

И седой старик-ваятель, Тот, что град увековечил Золотой Адмиралтейскою иглой, Раздвигая склепа камни Поминальные жег свечи, Истово вздымая их над головой.

Я хочу спросить у Аникушина Вы же подарили людям Пушкина Это же творенье ваших рук! Ну что же вы со скульпторами сделали? Зодчие, бедняги, мечут стеллами Железобетонную икру!

Как-то кто-то, зать их Некто, Когда в городе уснули, И мосты повисли сонно над Невой, В горло Невскому проспекту Шестигранный штык воткнули И пустили кровь по мостовой.

— Одиночество

В муках извивается струна,

Корчится в звенящей тишине…

Ах, как выпить хочется до дна

За тебя, возлюбленная, мне.

Только вот, в граненый мой стакан,

К сожаленью, нечего налить.

Я давно не видел старика

Года два — с тех пор, как бросил пить.

Рано, вещун, я, послушав тебя, завязал, Рано забыл об одном: двум смертям не бывать, Рано я вставил себе голубые глаза Карие больше идут мне, не буду скрывать.

Два часа, как умер телефон,

До утра его не воскресить.

Мне б строку не спутать со строфой

Сохрани, Господь, и Боже, упаси!

Не угадать бы того, что умом не понять, И не подсмотреть бы того, что сокрыто в ночи, И не услышать бы стона, что не для меня Бьется в горячей подушке у ясной свечи.

Заходи, старик, я вновь один,

Как всегда, со всеми — и ни с кем.

И хоть сердце вроде бы в груди

Кожу рвет мне вена на виске.

Рано, послушав тебя, я, вещун, завязал, Но не страшны мне на стенах теперь зеркала. Время пришло, старичок, отвечать за базар, А без полбанки никак — вот такие дела!

— Ой, да на лугу растет трава

* * *

Ой, да на лугу растет трава Мягкая, зеленая. Ой, лети, лети молва Молва забубенная!

Говорят: опух от сна, Да нутро пропитое, А голова моя ясна, Хоть и крепко битая!

Говорят: за сласть греха Да воздастся сторицей, А рука моя крепка Подходи, поборемся!

Не устал шалить кием, Да шарами-лузами. Будем живы — не помрем, А помрем — так с музыкой!

Ой, да на лугу растет трава Мягкая, зеленая. Ой, лети, лети молва Молва забубенная!

— Посвящение А.М.Городницкому

(на мотив песни "Извозчик")

День такой хороший,

Городницкий крошит

На корме акулам голубей.

С мужеством Гавроша

На своей «калоше»

Обошел он тысячи морей.

Михалыч, поворачивай, родной, Ты, как ветерок, всегда был вольный! Исполком отгрохал нам вокзал морской, Подгребай — останешься довольным.

Михалыч! Два червонца, как с куста, Если в Питер к нам опять вернешься. Там, в Москве, наверно, ты так устал Там, в гостях, у них не распоешься!

Океан открытый,

Все «козлы» забиты,

Кружит твою голову мотив.

Тихо и печально

Парусник отчалил…

Возвращайся к нам — мы все простим!

Махалыч, в Бологом останови, Покемарь, подумай — и обратно: Ждут тебя «Атланты», скажешь им о любви Будет и тебе, и им приятно!

Михалыч, поворачивай, родной! Ты как ветерок всегда был вольный! Мы с тобой в фаэтончике промчим над Невой, Но, чур, не бить коня — ему же больно!

— Посвящение Юрию Кукину

Ноябрь — шоб у лимана не шмонал нас ветер, Мы собрались на сход у зятя тети Пети. Сэмэн собрал, как на пожар, Кричал, шо Кукин — юбиляр И надо с «мамы» отослать ему приветик.

И вот на случай предстоящей коронации Сэмэн решил произвести экспроприацию, Все средства от которой он Отдаст на мрамор и бетон Чтоб Юре с Дюком рядом на века остаться.

И в тот же вечер всколыхнулась вся Одесса, И фраер Костя не пошел в свою Пересыпь, И город взят был на «гоп-стоп», И ГубЧК не дул в свисток, Поскольку к Кукину имел он интересы.

Энтузиазм был такой, что дай вам Боже! Сэмэн кричал: "Братва, давай, кто сколько может!" Привоз был гордым, точно мэр, Поскольку шорник из Бендер На трех коней отдал упряжь из чистой кожи.

Рвались у всех у нас от камушков карманы Не купишь мрамора на Юрины «Туманы», Хотя сказал седой еврей, Шо Кукин выстроит скорей На те «Туманы» себе памятник желанный.

Но, Боже ж мой, ведь мы об нем имеем память, И коль мешает жить Париж — пусть будет с нами. Уверен Юра — може быть На Молдаванке есть, шо пить, И есть, шо есть, так приезжай — с тобою станет!

— Приморский парк победы

Много лет прошло с последней нашей встречи, Ты в порядке — я присел "на подогрев". Время лечит, знаешь, детка, — время лечит, Время, детка, самый главный терапевт.

А я все годы от себя куда-то еду, Выплываю, чтоб опять пойти ко дну… Но когда я вернусь В старый двор, в ту весну, Снова я возьму тебя одну

в приморский парк Победы, И когда я вернусь В старый двор, в ту весну Я с собой возьму тебя одну.

Прогулял я в кабаках немало денег, Назаказывал в них песен — будь здоров, И друзей наковырял — куда всех денешь? Самых разных, от министров до воров.

Но как пес я иногда иду по следу, Что оставила ты, детка, на ветру… И когда я вернусь В старый двор, в ту весну, Снова я возьму тебя одну

в приморский парк Победы, И когда я вернусь В старый двор, в ту весну Я с собой возьму тебя одну.

Бобылем я не живу — холостякую, Иногда, бывает, дамочка зайдет. Ну, мы, конечно, с ней немного потолкуем, И я лежу, пока тоска не заберет.

А потом иду за песнями к соседу Он поет, а я свою баранку гну, Что когда я вернусь В старый двор, в ту весну, Снова я возьму тебя одну

в приморский парк Победы, И когда я вернусь В старый двор, в ту весну Я с собой возьму тебя одну.

Наша молодость безумием прекрасна На дворе трава, а на траве дрова, Но я всю жизнь пролетаю мимо кассы Потому, что не умею воровать.

Но своей жар-птице буду вечно предан, И я пером ее письмо тебе черкну, Что когда я вернусь В старый двор, в ту весну, Снова я возьму тебя одну

в приморский Парк Победы, И когда я вернусь В старый двор, в ту весну Я с собой возьму тебя одну.

— Судьба непростая,

* * *

Судьба непростая,

Другой не хочу

То ночью летаю,

То утром кричу,

То конь мой взлетит на отвесный утес, То лодку стремнина выносит на плес, То мама опять провожает в полет, То где-то разбился не мой самолет, То песни на сто миллионов летят То петь одному человеку не рад.

Судьба непростая,

Да что мне с нее?

Над крышами стая

Все время снует

То ангелов рой,

То чертей кавардак,

То счастье горой,

То все время не так.

И не так — и не эдак,

Ни ночи, ни дня.

Душу до рассвета,

А после — меня:

Душу я за гриф семиструнку свою А утром берутся за шею мою.

Судьба непростая,

Да видно не зря

Я даты листаю

На календарях.

Отчеркнуты даты:

Рожденье и смерть.

Рожденье — когда-то,

О смерти — не сметь!

Не сметь мне грозить — я людьми защищен От сплетников-гадов (а психи не в счет), Завистников разных мастей и пород. Я рот открываю — плюют они в рот!

Загрузка...