Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)

Помню ветры метельные, злые

над Сенатскою однажды…

И замерзшую Черную речку,

и мятежный лед кронштадтский

И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.

И, растворившись в вас, о жители мои, Спешу в любви единственной признаться! Я кожей ощущаю, как горит Огнем сердечным питерское братство! Так век благодарить я буду Фальконе: Он всех нас осенил рукой Петровой… Мой государь на вздыбленном коне! Спешу к тебе за музыкой и словом.

Убаюканный сонною лестью

коль продам я черту душу,

Пусть украдкой меня перекрестит

петербургская старушка…

И напомнит мне Черную речку,

и мятежный лед кронштадтский

И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.

Коль в крепости часы мне дату назовут, Я попрошу Дворцовый мост в награду, Чтоб влиться в мою Неву И вечно, зимний, быть с тобою рядом.

Вечно помнить, как лебеди плыли

по канавке,

по Лебяжьей,

Помнить ветры метельные, злые

над Сенатскою однажды…

И замерзшую Черную речку,

и мятежный лед кронштадтский

И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.

Возвращение в город

Dm Gm Я люблю возвращаться в свой город нежданно, под вечер,

A7 Gm A7 Dm A7/5+ Продираясь сквозь толпы знакомых сплошных облаков,

Dm Gm Gm7 И на летное пол спускаться, хмелея от встречи,

B Gm Gm6 A7 Захлебнувшись прохладой соленых балтийских ветров.

Cm D7 Gm Я люблю возвращаться в свой город прокуренным гостем,

B7 Gm7 Gm6 A7 Сесть в такси на стоянке, которой уютнее нет,

Cm/D Cm D-9 Gm И чуть-чуть тормознуться на улице Зодчего Росси,

A7 Gm6 A7 Dm A7/5+ В ожидании блеска мелькнувших вдали эполет.

Боже мой, как люблю, как люблю я домой возвращаться… Как молитву читать номера ленинградских машин, И с родной Петроградской у старой мечети встречаться, Пролетая по белым ночам опьяненной души.

Льют дожди надо мной, над Невой и святейшим Синодом С той поры, как велел основать этот город петровский указ. Я люблю возвращаться заранее зная погоду, Потому что привык быть обманутым ею за час.

Мы уйдем потихоньку, себе и другим незаметно, А «Авроре» стоять, и огням на Ростральных гореть. Мы уйдем для того, чтобы пели другие поэты, И сияла, гремела оркестров начищенных медь.

Я люблю возвращаться в свой город нежданно, под вечер, Продираясь сквозь толпы знакомых сплошных облаков, И на летное пол спускаться, хмелея от встречи, Захлебнувшись прохладой соленых балтийских ветров.

— ПРЕДРАССВЕТНЫЙ ВАЛЬС

Ленинградцы мои, вы не дети мне, нет, Не Джамбул я, куда мне до старца, ей-богу. Вы мне братья и сестры, и глаз ваших свет Озаряет тернистую эту по жизни дорогу. Ленинградцы мои, вы и гордость и боль, Человечества кроха и центр Вселенной. Я в столице страны и в ауле любом Преклоняю пред знаменем вашим колена.

Двух свечей за столом огоньки,

Как Ростральных колонн маяки.

Сколько зим, сколько лет,

Я, встречая рассвет,

Вспоминаю о вас,

дорогие мои земляки.

В мое сердце вы гордо вошли,

Как в Неву на парад корабли.

С вами веры одной,

И не надо другой,

Снится город один нам

вдали от родимой земли.

Я прошу у судьбы не отринуть меня От проспектов прямых и от статуи гордой. И пусть сердце мое вечно жалит змея, На которую конь опирается твердо.

Пусть на Заячьем острове нам о часах В полдень выстрелом гулким напомнит орудье. И пусть в небе кораблик на всех парусах Вечно мчится к его ожидающим людям.

Ленинградцы мои, вы не дети мне, нет, Дан отец нам один, и не надо другого. Пусть он вечно летит на горячем коне, До скончания века мы — дети Петровы.

Песня о Ленинграде

Am Дождь…

H Над Невой туман,

Dm E Львы намочили гривы. Am H Только портовый кран Dm E Нам разгружает сливы.

Дождь намочил асфальт, Дождь прыгает по крышам. На Театральной альт Мы из окошек слышим.

Дождь на моей руке, Дождь на листве зеленой, Дождь каплей по щеке… А на вкус соленый.

Gm A7

Мне не нужна Москва,

Dm E

Мне не нужна Одесса,

Am H

Видеть бы мне дома

Dm E Am

В белых ночей завесе.

Белая ночь

Остановлюсь на Троицком мосту,

Зависну между небом и водой.

Здесь к Петропавловскому тянется кресту

Мой тезка полководческой рукой.

Качают волны бочки кораблей,

Оставленные Днем морского флота.

И городу опять здаюсь я в плен,

Его стихам, сонатам и полотнам.

Am Белая ночь,

F Не уходи, не хочу, чтобы день наступил,

Dm Белая ночь, Dm7 Dm6 Dm7 Dm E E7 Кровью рассвет окропил даже воды твои.

Am Белая ночь,

F Ты одиноких соединяешь людей.

Dm Белая ночь Dm7 Dm6 Dm7 Dm E7 Am E7 Серая мышь, иногда пробегающая сквозь день.

Белая ночь… Ей укрываются боги

в Летнем саду. Белая ночь, Серые камни

твои окутаны сном. Белая ночь… Черным пятном черный лебедь

в белом пруду. Белая ночь… Шелест шагов.

Кадры немого кино.

F Dm G Em

Город рвется словно на нерезком снимке,

F Dm E E7 Am

Ворон вьется в легкой предрассветной дымке.

Am F G Em

Белой ночью мы листаем книгу тайн,

F Dm E E7 (E7+) E7+

Утро хочет, чтоб быстрей ее читали.

Белая ночь, Шпагою шпиль проколол

твой тонкий батист. Белая ночь… Купол Николы в глазах

предчувствие дня. Белая ночь, Он, над тобою топор,

он падает вниз. Спрячься, молю, Белая ночь,

ты усни в груди у меня.

Крова ищет

пес голодный у вокзала,

Бродит нищим

вдоль Обводного канала.

Белой ночью

все обнажено до нервов

Горечь строчек,

горечь губ и горечь веры.

— ТЕБЕ

Нет Облонских, но все смешалося. Каждый день потолок в диковинку. Мне б удачи — по самой малости, Я б вернулся к тебе, как новенький.

Я б вернулся слезою светлою Из огромных далеких глаз твоих. Если б знала, как надо это мне, Но как мал и далек мой стих.

Нынче каждый боится каждого, Нынче любят с оглядкой женщины. Нынче истина очень важная Крепко-накрепко с ложью венчана.

И глотнув городского грохота, Я с окна к тебе в небо прыгаю… Пропади же оно все пропадом, Если в пропасти нету выхода.

— ПОСВЯЩЕНИЕ АКТРИСЕ

Смотрите, женщина идет, не без Христа. Толпы ухмылки ей в почет. Она пойдет на эшафот, Кривя в усмешке едкой рот, В ее лета

Стюарт и та

была чиста…

Смотрите, женщина идет по мостовой, Дитя порока, дочь добра, Вчера глупа, сейчас мудра, Ее не встретишь так с утра. Смотрите, женщина идет по мостовой.

Смотрите, женщина идет. Она пьяна. Она пьяна не от вина, А потому, что не одна, И ей знакома тишина: Когда кругом царит содом, ей тихо в нем.

День так высоко,

Мир под каблуком

Раскалил.

Легким ветерком

Пожалеть о том

Стоит ли?

Свет достать рукой

Было так легко

Стало далеко.

Жить бы — не тужить,

Королевой быть,

Властвовать. Только не забыть,

Как вели кормить

Сказками.

Только не простить,

Как могла любить,

Как могла любить…

Смотрите, женщина идет, не без Христа. Толпы ухмылки ей в почет. Она пойдет на эшафот, Кривя в усмешке едкой рот, В ее лета

Стюарт и та

была чиста…

Умница

Am Dm Какая разница в том, что со мною было?

E Am И где меня три дня, как облачко, носило?

G7 C Я так люблю, когда меня не ждут… Да, я гулял и спать ложился очень поздно, Зато я в небе сосчитал почти все звезды, Я и сейчас зашел на пять минут, Душою там, а телом тут.

Dm

Умница! Ах, мама, что она за умница!

A7

Не брани — она меня домой гнала.

Am

И я пошел бы, да забыл названье улицы,

Dm E Am

Где сына своего ты родила.

Какая разница всем, что со мною было? Луна меня по света ниточке водила, И я скитался, пьяный и шальной. Мяучил кот, и чья-то форточка скрипела, Я струны рвал и пел — кому какое дело? Лишь бы дожить до зорьки золотой, Когда она пойдет домой.

Какая разница в том, что со мною было? Где мне проказница моя постель стелила? Что за девчонка, эта теплая весна! Мы целовались с ней с утра и до заката, Вокруг цвела сирень и густо пахло мятой, В садах, где южная стрекочет тишина, Черешня спелая вкусна.

Умница! Ах, мама, что она за умница!

Не брани — она меня домой гнала.

И я пошел бы, да забыл названье улицы,

Где сына своего ты родила.

— "За что вы любите мужчин?"

"За что вы любите мужчин?" Спросил я женщину в саду. "За мудрость вспаханных морщин, Она ответила, вздохнув, За буйный гнев и добрый нрав, За то, что он всегда не прав. За то, что засыпает с ней, А бережет моих детей. За то, что сыплю перец в щи, За это я люблю мужчин. А вы за что любили нас?" Спросила женщина смеясь. Я долго думал и сказал: "За то, что знал вас и не знал".

— ПЕСНЯ О ХОЛОДАХ

Я ломился в закрытую дверь, Я смеялся и плакал… Я кричал стенам: "Как же теперь? Шьет на улице саван метель, И хозяин не выгонит в степь

На погибель собаку!"

Вкруг меня вырастали дома, Закрывали полнеба. Я сошел от бессилья с ума И гитару свою разломал, Спохватился, да поздно — зима

Замела ее снегом…

Я озябшие пальцы тянул… И клонился к груди головою. А потом вдруг подумал — уснул… Потому что увидел весну… Захотел приложиться к кресту

И укрыться землею…

Холодно, холодно, холодно…

Не замерзнуть бы — отворите.

Пологом, ласковым пологом

Даль морозную затяните.

Молодость, молодость, молодость

Мне верните — не губите.

Холодно,

холодно…

И когда, наконец, на стук Дверь открыли в тяжелом раздумьи, Собрались все родные вокруг, И пришел самый преданный друг, И в кольце его солнечных рук Понял вдруг, что я умер.

— ТРОЙКА

Храпит пристяжная, огонь, да и только, Копытами роет слежавшийся снег. Поедем, Алена, кататься на тройке, Пусть встретит в пути нас искристый рассвет.

Широким тулупом укутаем ноги, Не страшен мороз, коль согреты они. И вдаль полетим по студеной дороге Туда, где зима свои тайны хранит.

Чудесные сани несут себя сами, А лошади где-то за тысячу верст. Зима в белой шубке с лотков чудесами Торгует, и нос потирает мороз.

Шампанское было не то чтобы горьким, А губы устали тебя целовать, Да что ж еще делать катаясь на тройке, Немыслимо в ночь эту лунную спать.

В февральской поземке деревня растает, И звезды зажгутся от полной луны. В их свете волшебном давай помечтаем О первых подснежниках ранней весны.

Храпит пристяжная, огонь, да и только, Копытами роет слежавшийся снег. Поедем, Алена, кататься на тройке, Пусть встретит в пути нас искристый рассвет.

Полем, чистым полем

Пусть колокольчики звенят.

Болен, ах как болен

я бубенцами!

— СЦЕНА НА ЯРМАРКЕ

Ой, дуда-дудари, Лапотники-гусляры, Потешники, пересмешники.

Блаженные головы, звоните в Царь-колокол, Развесельтесь, барыни-боярыни… Перехожие калики, научите уму-разуму. Насмотрелись, навидалися всякого-разного…

Напоили медовухой, залили…

Помянули святым духом — сжалились.

Русь мешочная, босоногая,

С теремами да с острогами.

А в степи и вольному воля…

Ой, дуда-дудари, Лапотники-гусляры, Потешники, пересмешники.

Крылья сплел из лыка я,

Завтра с церквы прыгаю…

Ваня, Ваня, подсоби в небо взмыть.

В небе-то легко,

В райских кущах босиком,

А в дому все едоком меньше, меньше.

Со двора по мужику в рекруты

Озлопамятились, нехристи.

Породнилась баба да со злой кручиною,

Коло омута искали с лучиною…

Ай да барин. Да что за молодец!

Не вели казнить меня, голого.

Не про то Антип свои песни пел.

Вели миловать — он как лучше хотел.

Господи, помолимся, Коли не неволится, На коленках в горнице, Только больно колется… Господи, помилуй нас, награди-ка силою… Дай Поране милого. Милого, постылого…

А вчера у крайних у дворов

Утопили в проруби щенков…

Ой, дуда-дудари, Лапотники-гусляры, Потешники, пересмешники.

Корабель-то выстрою,

Прямо в небо выстрелю

По воронам-воронам… Здорово.

Ваня помнит-то, было времечко.

Знай сиди себе — лузгай семечки.

Подрастало семя — до небес подсолнухи,

А мальцы-то были рады, вот олухи.

Помнишь, Ваня, зорьку ту раннюю?

Тридцать три сполняли желания.

Только было то сто лет тому назад…

Да не то, не то, не то

Ты прости уж, брат.

Господи, помолимся, Коли не неволится, На коленках в горнице, Только больно колется… Господи, единый мой, Слышу звон малиновый… Рваную холстину я Сделаю картиной.

Обещаю, Ваня, так и быть,

С завтрева кончаю водку пить.

Ой, дуда-дудари, Лапотники-гусляры, Потешники, пересмешники.

За березовою рощей

Хоровод водили девки,

А на судную на площадь

Сокола возили в клетке…

Ой да барин, да что за молодец Не вели казнить меня голого Не про то Антип свои песни пел Вели миловать — он как лучше хотел

Соколик, соколик,

Долетал на воле,

Долетал на воле…

Доля.

Сынок мой родимый,

Хоробрый, любимый.

Не родите в зиму

Отымут.

По степи гулял Во все четыре стороны, Да потом прознал Думу черную. Заковали в цепь Сотоварищи, Застонала степь Дым, пожарище…

Закричала, забилась горлица,

Да подкова упала в горницу,

Филин влет на поляну сел,

Вороной оземь с кручи грянулси…

Соколик, соколик,

Долетал на воле,

Долетал не воле…

Доля.

Сынок мой родимый,

Хоробрый, любимый.

Не родите в зиму

Отымут.

Ай, да чтой-то я все?

Глянь-ка, листья несет…

А листьев нет у сосен…

Ох, весел я, весел…

Белая птица удачи (Барин, не трожь)

6/8

Am Жизнь ни на грош, Dm E Как кувшин расколотый. Am Барин, не трожь Dm G Что мое, то золото.

C С петлей тугой E7 Давно повенчан я. F Ласковый мой, Dm E Мне терять нечего. Вспыхнул костер, Пламя лижет сумерки. Нож мой остер, Да пока не умер я. В небе горит Месяц подковою. Ночь, подари Коня солового.

В свет не трезвонь Хлопоты напрасные. Конь мой — огонь, Обожжешься, ласковый. Кол не точи — сабля затупится, Кровь застучит, люди заступятся. По следу мчат Слуги твои верные. Псами рычат Нелюди, наверное. Песня моя в горло, как кость, летит, На, подавись! Жалко, не до смерти! Сколько я дров Наломал по младости, Браги ведро выпивал на радостях. Да и теперь сил не убавится, Коли со мной нож да красавица.

Dm E

Барин, рано празднуешь ты,

Am

Ночь мне — день, и длинна она

до бесконечности,

Dm E

Я в твоей усадьбе цветы

Am

Оборву для наряда

A7

ее подвенечного.

Dm

Не холоп я, помни о том,

Am

До тебя мне и дела нет.

Dm E

Нас рассудят, барин, потом

Am DmEAm

Тропка узкая, (ночка темная,) птица белая.

— ВОРОН

Ты уймись, не каркай, ворон, не трещи, Мертвечины под забором не ищи, Не нашел еще я, черный, лежбища — не ропщи. Погоди, еще успеешь — выйдет срок, С каждым шагом все труднее пыль дорог, Думал я, что все сумею, да не смог,

занемог…

Не пугай родни тугим своим крылом, Видишь, аист свил в трубе у нас гнездо, Погоди, я выйду сам к тебе потом

босиком… Выйду в поле, в мать и в мачеху, в траву И свою лихую долю позову, Жизни синий колоколец оборву,

оборву…

Дни, как листья в осень, быстро падали… Разве, ворон, мало тебе падали? Все хотелось убежать, а надо ли? Все рубли да рубли… Дайте в кнопку, что у двери, два звонка, Пусть помянут те, кто верен, да закат, Да крутой под горку берег, да река, Да дорог перепад…

Ворон, не кружи надо мной,

Я еще живой пока…

Далеко за рекой другая река…

Да немеет рука…

— ПЕСНЯ ОТРОКА

Не погаснет свет в небе лазоревом, Выйду на поле с росными зорями, В поле хлебное, колосное. Застелю его солнечной скатертью, Будь мне, ветер, отцом, земля — матерью, Белые березы — сестрами.

Зажурчит, заиграет ручей-вестун, Отзовется свирелью вдали пастух, Журавель летит. Одинокая баба за гумнами Напевает дитю неразумному Колыбельную.

Понахлынет к сердцу грусть,

Светлым дождиком прольет.

Сторона моя ты, Русь,

Детство вербное мое.

Деревянная судьба

Без единого гвоздя,

Деревянная изба

Юность-молодость моя.

Перехожена ты, переезжена, Мать-земля моя, добрая, нежная. Мук без счета сколько приняла. Рано сеять начнешь — поздно схватишься, Век платить бы тебе — не расплатишься, Прячешь боль в лесах осиновых.

Перезвончатыми колокольнями Да осторожными песнями вольными В выси тянешься. Ни с друзьями приветными, верными, Ни с врагами своими, наверное, Не расстанешься.

— БЕССОННИЦА

Ах, да что ж гремит, гудит звоница Да летит конницей. По полям за мной гонится

бессонница…

Бьет нагайкой меж двумя соснами, Пристает с вопросами, А я ими сыт досыта,

вопросами.

Взвыть, забиться б головой мамке в грудь, Как свечу, луну задуть И не видеть ничего,

чтоб уснуть…

Не могу я больше петь, черная, Вот сижу и жду ворона. На четыре смотрю стороны,

жду ворона.

Отпусти меня, отдай мне мой сон, Пусть плохим будет он. То не ворон — это тьма ворон,

отдай мне сон.

Заплутал и в этот раз где-то я, На бессонницу сетуя. И осталась песня та моя

неспетая.

Эх, да что ж гремит, гудит звонница Да летит конницей. По полям за мной гонится

бессонница.

Казачья

F G C A7 Dm E7 Am Ла-… F G C A7 Dm E7 Am Ла-…

Am F G C Под зарю вечернюю солнце к речке клонит, Gm A7 Dm Все, что было — не было, знали наперед.

F G C Только пуля казака во степи догонит, Dm Am E Am Только пуля казака с коня собьет. Am F G C Только пуля казака во степи догонит, Dm Am E Am Только пуля казака с коня собьет.

Из сосны, березы ли, саван мой соструган. Не к добру закатная эта тишина. Только шашка казаку во степи подруга, Только шашка казаку в степи жена.

На Ивана холод ждем, в Святки лето снится, Зной «махнем» не глядя мы на пургу-метель. Только бурка казаку во степи станица, Только бурка казаку в степи постель.

Отложи косу свою, бабка, на немного, Допоем чего уж там, было б далеко. Только песня казаку во степи подмога, Только с песней казаку помирать легко.

— КИСТЕНЬ

Как узорчатый кистень По моей спине свистел, Рвал всю душу, Заливался, свиристел, Продирался меж костей, Сердце слушал.

Поклянитесь на кресте, Мои братья во Христе, Что не ваш он. Окровавлена постель, Полон дом дурных вестей, Душит кашель.

А кистень лютует, зверь, Все торопится из вен Жизнь выбить. Я от боли все трезвей, Рев звериный по избе, Дайте выпить!

Баба кинулась под стол, Голосит: "Не бей, постой, Жив он еле!" А кистень сбивает с ног, Норовит попасть в висок, В темя целит.

И гоняет между стен С той поры меня кистень, Ребра крошит. Днем и ночью на хвосте, Не дает вздохнуть — я в степь, Он на лошадь.

Дождь ли, снег ли захрустел Под ногами, по росе Догоняет. В руки струны взял кистень, Вырвал пальцы из кистей Поиграем.

Как узорчатый кистень По моей спине свистел…

На Дону, на Доне

Am На Дону, на Доне G C Гулевали кони, C F G И костров огооонь им

C Согревал бока. F G Звезд на небе россыпь, C А я с гнедою сросся, Dm Am Стремена по росту, E7 Am Да не жмет лука.

На Дону, на Доне Степь в полыни тонет, Ветер тучи гонит, Тучи-облака. Вольная казачка По-над речкой плачет, Видно, не иначе, Любит казака.

F G

Тихие слезы Тихому Дону,

C Am

Доля казачья, служба лихая.

Dm E7

Воды донские стали б солены,

F A7

Коли б на месте век постояли.

Тихие слезы Тихому Дону,

Долго не видеть матери сына.

Как не крепиться батьке седому,

Слезы тихонько сползут на щетину.

Dm E7 Am

На Дону, на Доне, Как цветок в бутоне, Девица в полоне Красоты своей. Счастью б распуститься, Лепесткам раскрыться, Да одной не спится В лихолетье дней.

Тихие слезы Тихому Дону,

Доля казачья, служба лихая.

Воды донские стали б солены,

Коли б на месте век постояли.

Тихие слезы Тихому Дону,

Долго не видеть матери сына.

Как не крепиться батьке седому,

Слезы тихонько сползут на щетину.

На Дону, на Доне Гулевали кони, И костров огонь им Согревал бока. Звезд на небе россыпь, А я с гнедою сросся, Стремена по росту, Да не жмет лука.

— ПЕСНЯ КОНЯ ЦЫГАНСКИХ КРОВЕЙ

Народному артисту СССР

Е.А. Лебедеву, исполнителю роли

Холстомера в спектакле "История

лошади" в АБДТ им. М. Горького.

— Чтоб ветра тебя, сынок, знали, Только воле верь — нельзя верить Тем, кто наземь нас, коней, валит, Мне наказывал старик-мерин. И от слов тех — по ноздрям трепет, Я табунщика с себя сбросил И увел коней домой, в степи, Хоть в степях и холодна осень.

Ай-яй, скачи, скачи,

Ковылями жеребята нагуляют силу.

Ай-яй, скачи, скачи,

Без седла и недоуздка,

Ай-яй, скачи, скачи,

Я не мерин, а моя гнедая — не кобыла.

Ай-яй, скачи, скачи.

В табуне моем добры кони И лошадки хороши, жарки. Под копытами земля стонет… Истоптали всю ее. Жалко! Пена розовая с губ — в морды, Взбунтовалось что-то там в легких. А табунщики — народ гордый, И аркан у них такой легкий.

Ай-яй, скачи, скачи,

То не пуля кровь мою наружу отворила.

Ай-яй, скачи, скачи,

Я тавро зубами выгрыз!

Ай-яй, скачи, скачи,

Наконец-то моя шкура от клейма остыла.

Ай-яй, скачи, скачи.

Воля мыла на боках стоит! И храпит табун, собой загнан. Нам, коням, негоже спать в стойле, Нам свободы подавай запах! Не успели подковать люди… Без подков оно куда проще. Перемелется — мука будет…..Да муки нам не возить больше!

Ай-яй, скачи, скачи,

Ковылями жеребята нагуляют силу.

Ай-яй, скачи, скачи,

Без седла и недоуздка.

Ай-яй, скачи, скачи,

Я не мерин, а моя гнедая — не кобыла.

Ай-яй, скачи, скачи.

Есаул

Am G C F C Задремал под ольхой есаул молоденький, Dm Am Dm E7 Приклонил голову к доброму седлу. Am G C Gm A7 Dm Не буди казака, ваше благородие,

Am Dm E7 Он во сне видит дом, мамку да ветлу.

Он во сне видит Дон, да лампасы дедовы, Да братьев-баловней, оседлавших тын, Да сестрицу свою, девку дюже вредную,

Am Dm E7 Am От которой мальцом удирал в кусты.

Dm G C

А на окне наличники,

Dm E7 Am

Гуляй да пой, станичники,

Dm G C

Черны глаза в окошке том,

Dm E7 Am

Гуляй да пой, казачий Дон.

Не буди, атаман, есаула верного, Он от смерти тебя спас в лихом бою. Да еще сотню раз сбережет, наверное, Не буди, атаман, ты судьбу свою.

Полыхнули кусты иван-чаем розовым, Да со скошенных трав стелится туман. Задремал под ольхой есаул на роздыхе, Не буди своего друга, атаман.

Жеребенок

Em Am H Заболело сердце у меня

Em Среди поля чистого,

Am H Расседлаю своего коня

E Буйного да быстрого.

Am H7 Золотую гриву расчешу

Em Ласковыми гребнями,

Am H Воздухом одним с тобой дышу,

Em Друг ты мой серебряный.

Облака над речкою клубят. Помню, в день гороховый Из-под кобылицы взял тебя Жеребенком крохотным. Норовил за палец укусить, Все козлил да взбрыкивал. Понял я тогда: друзьями быть Нам с тобою выпало.

G Am

И с тех пор стало тесно мне в доме моем

H Em

И в веселую ночь, и задумчивым днем,

G Am

И с тех пор стали мне так нужны облака,

H Em

Стали зорче глаза, стала тверже рука.

Не по дням ты рос, а по часам, Ворожен цыганкою. Стала молоком тебе роса, Стала степь полянкою. Помню, как набегаешься всласть Да гулять замаешься, Скачешь как чумной на коновязь Да в пыли валяешься.

Ну, а дед мой седой

усмехался в усы,

Все кричал: "Вот шальной!

Весь в отца, сукин сын!

Тот был тоже мастак

уходить от погонь,

От ушей до хвоста

весь горел, только тронь!"

Никого к себе не подпускал Даже с белым сахаром. Мамку раз до смерти напугал, Охала да ахала: "Ой, смотри, сыночек, пропадешь, С кручи дурнем сброшенный!" Только знал я, что не подведешь Ты меня, хороший мой!

Так что, милый, скачи

да людей позови,

Что-то обруч стальной

сильно сердце сдавил!

Ну, а будет напрасным

далекий твой путь,

Ты себя сбереги

да меня не забудь!

— Расплатился за все

Расплатился за все: За любовь, за досказанность слов, Расплатился за ласку небесную. И за то, что мне вновь повезло, Расплатился я новыми песнями.

Я допел и ушел, За спиною сомкнулись кусты, И шиповником руки ободраны, И растаял аккордом простым Голос мой над озерными водами.

А луна залила Мягким светом дорожку в саду. Ты по ней пробеги тенью быстрою. Знай, что я где-то здесь, что я жду То ли крика: "Постой!", то ли выстрела.

— ПО СНЕГУ

По снегу, летящему с неба, Глубокому белому снегу, В котором лежит моя грусть, К тебе, задыхаясь от бега, На горе свое тороплюсь.

Под утро земля засыпает И снегом себя засыпает, Чтоб стало кому-то тепло. Лишь я, от тоски убегая, Молю, чтоб меня занесло.

И каналы тянут руки серые ко мне.

И в ладонях их уже не тает белый снег.

Сыграйте мне, нежные скрипки. Светает. Написан постскриптум, И залит обрез сургучом. Пора, грянет выстрел, и, вскрикнув, Я в снег упаду на плечо.

Хочешь, эту песню не слушай.

Дверью хлопну — легче не станет.

Только не бередь мою душу.

Только не тревожь мои раны.

Снова с неба падают звезды,

Снова загадать не успею.

Жить мне вроде бы и не поздно…

Только просто так не сумею.

— БАЛЛАДА 1812 ГОДА

Когда усталость с ног сбивает ветром И мне не ощутить погони, Когда и сталь дуэльных пистолетов Уже не холодит ладоней, Тогда придет пора ночей бессонных Под Девы вдохновенной знаком, И дым костров на стенах бастионов Вновь позовет меня в атаку.

Когда огнем ощерятся куртины, Взовьется флаг победы нашей, Пойду, И жадный взор гардемарина Меня поддержит в рукопашной. Что смерть? Не более чем жизни шутка, Обман надежд иных и только, Когда душе и холодно и жутко, Другой не понимаешь боли.

И я средь пуль пойду неспешным шагом, Потом быстрее и быстрее… Рвану мундир там, где пробили шпагой, И упаду на батарею. Так пусть под барабанный бой играет Труба пронзительно. До визга… Что смерть… Когда над крепостью светает… Пред тем, что стоят наши жизни?..

— ДЕКАБРИСТСКИЙ СОН

Я проснулся вчера не в квартире пустой, Сладкий сон оказался недлинным. Зимний ветер свистел за сырою стеной Алексеевского равелина.

Гулким эхом шаги караульных в ночи Заунывную песню мне пели, И дрожал огонек одинокой свечи На распахнутых крыльях шинелей.

И уткнувшись в прославленный невский гранит Лбом горячим, закашлялся криком: "Сколько наших крестов по России стоит, Ну, а сколько могил позабытых?!"

Барабанная дробь, и солдаты мои На плацу зазвенели штыками. Захлебнувшись в петле, оборвался мотив… И осталась лишь вечная память…

Метелью белою, сапогами по морде нам.

Что же ты сделала со всеми нами, Родина?

Может, не видишь? Да не слепая ты вроде бы,

Родина, Родина, Родина, Родина…

— ЛЕСОСПЛАВ

Переломаны Буреломами. Край бурановый Под охраною.

Костерок ослаб. Не сберечь его. В яме волчьей вой. Кто упал — лежит. Песню лес сложил

Нам про лесосплав.

Утро сизое. Бревна склизлые. В ледяной воде Не до лебедя,

табачок сырой. И дымит запал, С телогреек пар В небо тянется. Кто останется,

Тот не встанет в строй.

Холода штыков Да баланды ковш, Журавлиный крик Да телеги скрип

По стеклу гвоздем. Сном ржаной сухарь, В перекура хмарь Повело на ель В мягкую постель,

Там свое возьмем…

Лягу в прошлое В куст с морошкою, Лягу в давнее В гриб раздавленный,

В подосиновик, Вспомню бывшее Листик слипшийся. Вспомню старое Утро жаркое,

Небо синее.

Переломаны Буреломами. Край бурановый Под охраною.

Костерок пропал. Ходуном щека, Лязг трелевщика, Навались, браток. Расколись про то,

Как сюда попал.

Разлилась река, Да в пустой стакан, Недовольная… Не до воли нам

До барака бы… Как дьяк истину Сапоги стянуть И в сухое влезть, И приснится лес

Одинаковый…

Одинаковый…

Одинаковый…

Одинаковый…

Одинаковый…

— ВАЛЬС 37-го ГОДА

На дорогу, что вдали от Неглинки, Пролилась ко мне музыка синим дождем… Ради Бога, не снимайте пластинки, Этот вальс танцевали мы в тридцать седьмом.

На три счета вьюга кружит ночами, На три счета передернут затвор… Забываю… Это было не с нами… На три счета звездой догорает костер.

Вальс старинный обнимает за плечи Помнят все огрубелые руки мои: Помнят теплый можжевеловый вечер, Как звучала в нем музыка нашей любви…

Вальс разлуки по стране носит письма… К сожаленью, в них обратного адреса нет. И летают по земле наши мысли, И летает по всем лагерям вальс надежд…

На дорогу, что вдали от Неглинки, Пролилась ко мне музыка синим дождем… Ради Бога, не снимайте пластинки, Этот вальс танцевали мы в тридцать седьмом.

— Не оплачены горя счета

Не оплачены горя счета, И слепоглухонемым проще быть. Невозможно больше читать, Уберите их всех с площади!

Уберите во имя детей! Уберите во имя совести! Ведь кровь и стыд на каждом листе Этой жуткой, кошмарной повести!

Кровь сочится сквозь переплет Толстой книги нашей истории. Каждый «туз» в колоде краплен, А «шестерки», значит, тем более.

За главой листаю главу: Посадили, убили, выслали… Люди, в Гори тоже люди живут, И даже в Гори лежать ему смысла нет!

И нужно сделать кладбище зла, Пантеон лгунов и убийц. И пустить туда черных птиц, Чтобы ночь им чернее была!

— КОЛЫБЕЛЬНАЯ НА НАРАХ

Спичка вспыхнула в ночи.

Не кричи. Помолчи. То, что вспомнил, схорони.

И усни. Отдохни. Погоди еще чуть-чуть,

Как-нибудь позабудь, Утро вечера, ей-ей,

Мудреней.

Пальцы мелко задрожат,

Вдруг окликнет сержант, Зуботычина — пустяк,

Я — народу не враг. Мешковина да кайло

За фронты да за седло. За три дырки беляков

Ночь без снов.

Догорает жизнь угольками в золе.

Падают дожди где-то там, на земле.

Падают дожди, падают дожди,

Только ты дождись, дождись.

Слышишь, ветер у дверей.

Ты не плачь, что еврей. Вдарит между глаз мороз

Сразу станешь курнос, А как выбелит зима

Волос в мел, глаз — в туман, Позабудут, кто ты есть,

Даю честь.

Десять писем по весне:

Пять Ему, пять жене. На одно пришел ответ,

Мол, гражданки той нет… То есть как это нет?!

Ей всего тридцать лет… Не могла ж она сгореть,

Помереть…

Дозревает сад, ветви клонятся вниз.

Русая коса смородинный лист.

Русая коса, русая коса

Расплелась по небесам.

Наша кровь красна, как флаг,

Вправо шаг, влево шаг. То ль споткнулся, то ль побег,

Закачался — и в снег. Так что спи давай, милой,

Спи, родной, Бог с тобой, Да и я сосну, браток.

Долог срок…

Догорает жизнь угольками в золе.

Падают дожди где-то там, на земле.

Падают дожди, падают дожди,

Только ты дождись, дождись.

— Пятьсот первая стройка

Пятьсот первая стройка, Полуостров Ямал… А я парень нестойкий, Я на скрипке играл. Мох, туман, редколесье, Да этап налегке… Я мелодию рельсов Разучил на кирке. Эй, полярные волки! Вы не бойтесь огня. В свою волчью светелку Заберите меня…

— БАЛЛАДА ЛУНАТИКОВ

Мы бродим по лунам, Мы лунами стали. Мы бродим по лунам В тоске и печали. Мы — ночи солдаты, Мы ходим по лунам, По старым, щербатым И девственно юным. Вглядитесь получше На матовых дисках Прочтете немые Нетленные списки. Играйте же струны, Мы вечность не спали. Мы бродим по лунам, Мы лунами стали…

— ПЛАЧ МАТЕРИ

Зачем вспоминаю я О сынках, пропавших в дыму? Ох, не надо бы ворошить прошлое, Ни к чему…

Сынков не вернешь моих, Ни Алешу, ни Петеньку… Ах, да что ж рука-то дрожит? Не попасть спицей в петельку…

Зачем вышиваю я Петушков, ошалелая? Не стелить родимым на стол скатерть, Скатерть белую…

Зачем убиваюсь я, Может, детки живы мои? На могилки нам с дедом-то не ходить, Нету их…

— А МОЖЕТ, НЕ БЫЛО ВОЙНЫ…

А может, не было войны… И людям все это приснилось: Опустошенная земля, Расстрелы и концлагеря, Хатынь и братские могилы?

А может, не было войны, И у отца с рожденья шрамы, Никто от пули не погиб, И не вставал над миром гриб, И не боялась гетто мама?

А может, не было войны, И у станков не спали дети, И бабы в гиблых деревнях Не задыхались на полях, Ложась плечом на стылый ветер?

Люди, одним себя мы кормим хлебом,

Одно на всех дано нам небо,

Одна земля взрастила нас.

Люди, одни на всех у нас дороги,

Одни печали и тревоги,

Пусть будет сном и мой рассказ.

А может не было войны? Не гнали немцев по этапу, И абажур из кожи — блеф, А Муссолини — дутый лев, В Париже не было гестапо?

А может, не было войны? И «шмайстер» — детская игрушка, Дневник, залитый кровью ран, Был не написан Анной Франк, Берлин не слышал грома пушек?

А может, не было войны, И мир ее себе придумал?…Но почему же старики Так плачут в мае от тоски? Однажды ночью я подумал.

…А может, не было войны, И людям все это приснилось?..

— ДОЛГАЯ ДОРОГА ЛЕТА

Снится иногда

долгая дорога лета, Зной палящий над колонной,

что идет из гетто. Бабушка моя

прижимает к сердцу внука, А в глазах ее любовь и мука. Души, как тела,

покричат и отболеют. Все проходит…

На свою Голгофу вновь идут евреи. Вечные жиды

ждут от Моисея чуда: "Господи, скажи: стрелять не будут?"

Крики,

стон,

вопли,

вой…

Ой-е-ей-е-ей-е-ей… Девочка, закрыв

мамины глаза ладонью, Ей кричит:

"Не бойся, мама, нам не будет больно!.." Выцвел, пожелтел

в памяти моей тот снимок, Да судьба навеки им гонима…

Крики,

стон,

вопли,

вой…

На дороге жизни

3/4

Am F7 Am F7 В пальцы свои дышу Am F7 Am F7 Не обморозить бы. Gm6 Gm6 A7 A7 Снова к тебе спешу Gm6 Gb6 A7 Ладожским озером.

Dm Dm

Долго до утра

G G

В тьму зенитки бьют,

C C

И в прожекторах

F

"Юнкерсы" ревут.

Dm Dm

Пропастью до дна

G G

Раскололся лед,

G

Черная вода,

C

И мотор ревет:

C C C C

"Вп-п-р-раво!"

Dm Dm

…Ну, не подведи,

E7 E7

Ты теперь один

Am

Правый.

Фары сквозь снег горят, Светят в открытый рот. Ссохшийся Ленинград Корочки хлебной ждет.

Вспомни-ка простор

Шумных площадей,

Там теперь не то

Съели сизарей.

Там теперь не смех,

Не столичный сброд

По стене на снег

Падает народ

Голод.

И то там, то тут

В саночках везут

Голых.

Не повернуть руля, Что-то мне муторно… Близко совсем земля, Ну что ж ты, полуторка?..

Ты глаза закрой,

Не смотри, браток.

Из кабины кровь,

Да на колесо

ало…

Их еще несет,

А вот сердце — все.

Стало.

— БАБИЙ ЯР

Слился с небом косогор, И задумчивы каштаны. Изумрудная растет трава. Да зеленый тот ковер Нынче кажется багряным, И к нему клонится голова.

Молча здесь стоят люди,

Слышно, как шуршат платья.

Это Бабий Яр судеб.

Это кровь моих братьев.

До земли недалеко, И рукой подать до неба. В небо взмыл я и на землю сполз. Вы простите, сестры, то, Что я с вами рядом не был, Что в рыдания свой крик не вплел.

Воздух напоен болью,

Солнце шириной в месяц.

Это Бабий Яр доли,

Это стон моих песен.

Ветры свежие летят С запоздалым покаяньем, Не услышать мертвым истины. И поэтому стоят Люди в скорби и молчаньи Под каштановыми листьями.

Боже, ну куда деться!

Суд мой самому страшен.

Это Бабий Яр детства.

Это плач сердец наших.

— КРАСНАЯ СТЕНА

Высоко, высоко, вольно, Пролетают в небе птицы, Солнце их лучами ластит, Песни им ветра поют. Здесь глазам от ветра больно, Этой боли не сравниться С той, которая на части Разрывает грудь мою.

Голова земли седая На Мамаевом кургане, Здесь от века и до века Плыть гвоздикам по воде. Кто-то в голос зарыдает, На колени кто-то станет, И обнимется калека Со стеной своих друзей.

Красная стена,

Скорбная стена,

Ты озарена

Бликами огня,

Вечного огня.

Тянется рука,

Мертвая рука,

Факел в облака.

В чем ее вина?

Где ее весна?

Обещал с войны вернуться Сын родной своей мамане, Сорок лет почти прождала На сибирской стороне. Да недавно повстречала На Мамаевом кургане, Третья строчка, пятый столбик На кровавой той стене.

Красная стена,

Скорбная стена

Помнит имена

Тех, кто не дожил,

Тех, кто здесь лежит.

На Мамаевом кургане Не росла трава три года, Ей железо приказало: "Ввысь тянуть себя не смей!" Без травы нет в поле жизни, Не текут в пустыне воды И солдаты победили Под землей и эту смерть.

Корабль конвоя

Am Впереди океан… Командир мой спокоен Dm Безрассудство и риск у него не в чести. E Позади караван, Я — корабль конвоя, Am A7 И обязан свой транспорт домой довести. Dm А мне тесно в строю, и мне хочется боя, E Я от бака до юта в лихорадке дрожу. Am Dm Но приказ есть приказ: я — корабль конвоя. E Am Это значит, себе я не принадлежу.

Третьи сутки идем. Солнце палубу греет. Не поход боевой, а шикарный круиз. И расслабился транспорт, навалился на леер, Что с гражданских возьмешь? Только я не турист. Я-то знаю, чего тишина эта стоит, Я готов каждый миг опознать их дозор. Аппараты на "товсь!", я — корабль конвоя, Я-то знаю, что значит подставить свой борт.

Ну, накаркал: "Полундра!", Выдал пеленг акустик. Чуть правее по курсу шум винтов взрезал ночь. Веселее, ребята, не давай волю грусти, Ждал я этой минуты и смогу вам помочь! Мы догоним ее. Но зачем? Что такое? Почему "стоп машина!", и я в дрейфе лежу? Почему я не волен?.. Почему я в конвое?.. Почему сам себе я не принадлежу…

Громом сотен стволов салютует нам база, Обознались, наверно, я ведь шел, как овца. В море я за врагом не погнался ни разу И в жестоком сраженьи не стоял до конца. Кто спасет мою честь? Кто их кровью умоет? Командир, я прошу, загляни мне в глаза. И сказал он в ответ: "Ты — корабль конвоя. Мы дошли, значит, этим ты все доказал!"

— Я часто просыпаюсь в тишине

Я часто просыпаюсь в тишине От свиста пуль и визга бомб фугасных. Мне кажется, я снова на войне, И кто — кого — пока еще не ясно.

Прижат к земле и ждет команды взвод, Вернее то, что от него осталось. Назад нельзя, и мы пойдем вперед, И все, что было повторим сначала.

Истошно воют в небе «мессера», Пытаясь в хвост зайти четверке «илов». И, тридцать лет в ночи крича "ура!", Мой голос рвется в грохоте разрывов.

И очередью полоснув окоп, Зажав в зубах нательный медный крестик, Мы прыгаем на головы врагов, На шеи этих белокурых бестий.

Прости, родная речь, мне мой язык Сейчас не до изящности словесной. В "Дубовый крест" плюю с зубами крик Моих детей, и мату в горле тесно.

Две пули в грудь… и я уже убит. Огонь в глазах, о Господи, как больно! Явитесь же все те, кто нас простит, Все те, кто с нашей смертью обездолен!

Я часто просыпаюсь в тишине…

— БАЛЛАДА БЕЗМОЛВИЯ

В то утро, когда на Земле моей ветер засвищет, Вздымая с нее тучи пепла, Пустыми глазницами в небо уткнувшись, Моря ослепнут…

И лед полюсов превратился в пар, Расцвеченный пламенем сотен вулканов, Красивым, как грудь королевских пингвинов, Которые в вечность канут…

И рухнут, расколовшись, горы

На некогда цветущие ладони

Так весело звеневших здесь ложбин.

А где-то в далеком созвездьи, на синей планете На берег волна вынесет грудью… И жизнь родится в том ласковом свете, В то утро, когда нас уже не будет…

— МЫ ВЕРНЕМСЯ

Не спешите нас хоронить Мы вернемся в свою страну. Но кого нам сейчас винить В том, что мы третий год в плену, В том, что мы здесь бедуем зря Вдалеке от родных полей? Мы нужны еще матерям, Что на Родине ждут детей.

Мчатся годы, и дед мой стар, Не забыл он и не простил. Он не знает, где Пешавар, А я знаю, где Саласпилс. Здесь пустыня, а там был лес, Между ними полсотни лет. Только где же ты, Красный Крест? Как и не было, так и нет.

Не спешите оплакать тех, Кто не найден в ущельях гор, Средь глухих глинобитных стен, Где в глазах рябит от врагов. Не спешите нас хоронить Мы вернемся в свою страну. Но кого нам сейчас винить В том, что мы третий год в плену?

— ДОРОГА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

За рекой, где мой дом, соловьи заливаются звонко, Зеленеют луга, и деревья на той стороне. Двадцать первой весны жаркий день мне встречать на бетонке, И колонна опять поползет через горы по ней.

На кабинах машин нарисованы звездочки краской. Каждый час, каждый миг этой трассы обычной весом, Измеряем ее нашей кровью солдатскою красной Да количеством мин, разорвавшихся под колесом.

Бензина под завязку,

Проверена запаска

и техталон.

Теперь одна дорога

У нас с тобой, Серега,

держи фасон.

Дай, ротный, поспеши нам

Команду "по машинам!".

Трамблер не заискрится,

Черт ладана боится,

А хочешь жить

бояться не резон.

Вот «афганец» задул. Пыль с песком вперемешку глотаем, До «зеленки» чуть-чуть, ну а там — то ли да, то ли нет. А на той стороне мама в школу сестру провожает, И бабуля моя поливает цветы на окне.

Под рукой теплый руль, а педали и ствол под ногами. И под боком страна, мне плюющая пулей в лицо. Затопить бы ее, эту землю сухую слезами Тех, кто здесь потерял своих братьев, мужей и отцов.

Черный тюльпан

Cm В Афганистане, в Черном тюльпане,

Fm/D С водкой в стакане мы молча плывем над землей.

G7 Скорбная птица, через границу,

Cm К русским зарницам несет ребятишек домой.

В Черном тюльпане, те кто с заданий,

Fm/D Едут на Родину милую в землю залечь.

G7 В отпуск безсрочный, рваные в клочья,

Cm Им никогда-никогда не обнять теплых плеч.

Fm/D G7 Когда в оазисы Джелалабада,

Cm Свалившись на крыло Тюльпан наш падал, Fm/D G7 Мы проклинали все свою работу: Bm C7 Опять пача подвел потерей роту.

Fm/D G7 В Шинданде, в Кандагаре и Баграме, Cm Опять на душу класть тяжелый камень, Fm/D G7 Опять нести на Родину героев, Bm C7 Которым в двадцать лет могилы роют, Fm/D G7 Cm Которым в двадцать лет могилы роют.

Но надо добраться, надо собраться. Если сломаться, то можно нарваться и тут: Горы стреляют, Стингер взлетает, Если нарваться, то парни второй раз умрут.

И мы идем совсем не так как дома, Где нет войны и все давно знакомо. Где трупы видят раз в году пилоты, Где с облаков не валят вертолеты. И мы идем от гнева стиснув зубы, Сухие водкой смачивая губы. Идут из Пакистана караваны И значит есть работа для Тюльпана, Fm/D G7 Cm A7 И значит есть работа для Тюльпана.

Dm В Афганистане, в Афганистане,

Gm6 В Черном тюльпане мы молча плывем над землей.

A7 Скорбная птица, через границу,

Dm К русским зарницам несет наших братьев домой.

Gm/E A7 Когда в оазисы Джелалабада,

Dm Свалившись на крыло Тюльпан наш падал,

Мы проклинали все свою работу: D7 Опять пацан подвел потерей роту.

Gm Gm/E A7 В Шинданде, в Кандагаре и Баграме, Dm Опять на душу класть тяжелый камень, Gm6 Gm/E A7 Опять нести на Родину героев, Cm D7 Которым в двадцать лет могилы роют, Gm6 A7 Опять нести на Родину героев, Cm D7 Которым в двадцать лет могилы роют, Gm6 A7 Dm Которым в двадцать лет могилы роют.

Монолог пилота "Черного тюльпана"

Am В Афганистане в черном тюльпане, С водкой в стакане

Dm мы молча плывем над землей.

Скорбная птица через границу, К русским зарницам

E7 несет ребятишек домой.

В "черном тюльпане" те, кто с заданий Едут на Родину милую в землю залечь, В отпуск бессрочный, Рваные в клочья… Им никогда, никогда

не обнять теплых плеч.

Dm E7

Когда в оазисы Джелалабада

Am

Свалившись на крыло, «тюльпан» наш падал,

Dm E7

Мы проклинали все свою работу,

Am A7

Опять «бача» подвел потерей роту.

Dm E7

В Шинданде, Кандагаре и Баграме

Am

Опять на душу класть тяжелый камень,

Dm E7

Опять нести на Родину героев,

Dm E7 Am F#

Которым в двадцать лет могилы роют.

Hm Bm^Hm Но надо добраться, Надо собраться. Если сломаться,

то можно нарваться и тут. Горы стреляют. «Стингер» взлетает, Если нарваться,

то парни второй раз умрут.

И мы идем совсем не так, как дома,

Где нет войны и все давно знакомо,

Где трупы видят раз в году пилоты,

Где с облаков не валят вертолеты.

И мы идем, от гнева стиснув зубы,

Сухие водкой смачивая губы.

Идут из Пакистана караваны,

И значит, есть работа для «тюльпана».

C#m В Афганистане В черном тюльпане, С водкой в стакане

мы молча плывем над землей. Скорбная птица Через границу, К русским зарницам

несет наших братьев домой.

Когда в оазисы Джелалабада

Свалившись на крыло, «тюльпан» наш падал,

Мы проклинали все свою работу,

Опять пацан подвел потерей роту.

В Шинданде, Кандагаре и Баграме

Опять на душу класть тяжелый камень,

Опять нести на Родину героев,

Которым в двадцать лет могилы роют.

— Когда я вернусь, накуплю сыну кучу игрушек

Когда я вернусь, накуплю сыну кучу игрушек, Но лишь автомат на прилавке забуду и танк. Я очень устал от войны на камнях Гиндукуша, Приснился бы дом… Да все вижу ночами Саланг.

Когда я вернусь, если только, конечно, сумею, Пойдем, погуляем, — сынишка мой так будет рад. Но только не там… Я один посижу на аллее Кладбищенской, той, у которой ребята лежат.

Когда я вернусь, за столом среди шума и гама, Средь радостных лиц и залитых вином скатертей, Увижу, наверно, зеленые флаги Ислама, Сожженный кишлак… и убитых афганских детей.

Когда я вернусь, мы с женою наластимся вволю, Потом закурю, и нахлынет щемящая грусть… За что ж ты, страна, наградила нас этою долей?.. Когда я вернусь… Если только, конечно, вернусь…

— Жарких костров развеселый треск

"Обложили меня, обложили…"

В.Высоцкий

Жарких костров развеселый треск, Руки тяжелые над огнем. Оцепенел и пригнулся лес, Стаю волков обложили в нем.

Серые мечутся меж берез, Прячут детей, зарывают в снег, И в ошалевших глазах вопрос: "Что же ты делаешь, Человек?"

Вот и все.

Наступит смертный час,

Тот жуткий час, когда вся жизнь — сплошная боль.

Снег несет,

О, если б он их спас!

Но этот день не станет другой судьбой.

Кружит матерый, здесь главный — он, Чует, вот-вот начнут стрелять. Но на флажки не пойти — закон, Лучше под пули — учила мать.

Лучше под пули, ощерив пасть, Молча. За горло. С разбегу. В грудь. Лапами. Сильно. Подмять. Упасть. Может, и вырвется кто-нибудь.

Кто-нибудь…

Все уже страшный круг,

Давным-давно на спуск жадно палец лег.

Кто-нибудь…

Пусть это будет друг,

Он допоет когда голос мой уснет.

Цепи смыкаются. Крики. Смех. Запах железа. Собачий лай. Волка — не лебедя, лебедя — грех. Волк — он разбойник, его — стреляй.

След, словно пеленг, он на ветру, И, заглянув в поднебесья синь, Холода грудью вожак глотнув, Прыгнул как проклял — что было сил.

Ветра свист,

Опять им повезло,

Ударил гром, и палевый бок в крови.

Жизнь, прости…

Прости людей за зло,

Дай время нам себя научить любви.

— ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ

У подножия гор Перегрелся мотор Вхолостую по небу бьют лопасти. У подножия гор Начался этот спор: Взять мотор на измор или лоб спасти… Молод был и горяч, И не знал неудач Летчик класса Валерия Чкалова, И, конечно, он знал, Что высок перевал, Тем почетнее был пьедестал этих скал Не такие орешки раскалывал.

А он сомнений не ведал

И верил в звезду, под которой рожден.

— Мы поймаем победу…

Он в риск был с пеленок влюблен.

Рядом тоже был хват Лет пятнадцать подряд Он летел на парад в город Тушино. Полста лет за спиной, Но сейчас он второй, А раз так, то обязан послушаться. Надо, если велят. Провалилась земля, Перегрузки ударили в голову. А он больше не мог, Сжалось сердце в комок: Полста лет — потолок, Полста лет — это срок. Сердце — кремень, но мягче, чем олово.

А первый страха не ведал

И верил в звезду, под которой рожден.

Он поймает победу.

Он в риск был с пеленок влюблен.

И, взревев от обид, На жокеев «забив», На дыбы встал мотор, но попробуй, сбрось. На губах затянул До упора узду Ручкой газа пилот: на капоте кровь. Через горы, как лев, Перевал одолев, Прыгнул ввысь самолет и пошел на спуск… И был счастлив один Он опять победил. И был счастлив второй Он погиб как герой, Перегрузок не выдержав груз.

— ПИСЬМО

Братишкам-подводникам,

погибшим в Норвежском море,

посвящается

Ну вот и все: проложен курс,

и на борту комплект, Опять в поход нас океан

позвал. Опять несем одну судьбу,

опять одну на всех, Опять в ЦП наш каперанга

встал.

Но, друг мой, как ты прав,

что всю жизнь мне завидовал.

В рубку бьет волна,

и ветер вспарывает гюйс.

И если б не жара,

я бы снова лодку выдумал,

Коль удача нам улыбнется,

я вернусь.

Как хорошо, идет слушок,

в подплаве морякам Дают вино и шоколад

дают. А я за воздуха глоток

сейчас весь мир отдам, Но рядом дно,

и облака не тут.

Но, друг мой, как ты прав:

я все время жил не правильно,

И если в наш отсек

прорывается вода,

Чтоб друзей спасти,

мы себя задраим намертво,

Это знают все,

кто глубинам клятву дал.

Мы помним тех, кто не пришел,

кто не обнял детей, Их женам век не выплакать

глаза. Седин тот снег, который шел,

когда «Варяг» летел Над ледяной водой,

забыть нельзя.

Но, друг мой, как ты прав,

что всю жизнь мне завидовал,

Даже в смерти нам

брата чувствовать плечо.

И если б не жара,

я бы снова лодку выдумал…

Будь здоров, старик!

Обнимаю горячо.

Дорога на Ваганьково

Am E Над заснеженным садиком

E7 Am Одинокий фонарь,

Dm И как свежая ссадина,

G C Жжет мне сердце луна.

Dm В эту полночь щемящую

Am Не заказан мне путь

E На Ваганьково кладбище,

E7 Am Где он лег отдохнуть.

Я пойду, слыша плач иных Инквизиторских стран, Мимо тел раскоряченных, Мимо дыб и сутан. Долго будет звенеть еще Тех помостов пила… Я пойду, цепенеющий От величия зла.

Пистолеты дуэльные Различаю во мгле, Два поэта застрелены Не на папской земле. Офицерам молоденьким Век убийцами слыть. Ах, Володя, Володенька, А нам кого обвинить?

И во взгляде рассеянном Возле петли тугой Промелькнет вдруг Есенина Русочубая боль. Рты распахнуты матерно, Вижу пьяных господ Над заблеванной скатертью Велемировских од.

Вижу избы тарусские, Комарова снега, Две великие, русские, Две подруги богам. Дом на Спуске Андреевском, Где доска, кто в нем жил? Но мы все же надеемся, В грудь встречая ножи.

Проплывают видения, И хочу закричать Родились не злодеями, Так доколе ж нам лгать? Я стою перед «Банькою», Я закончил свой путь, Я пришел на Ваганьково, Где он лег отдохнуть.

— Слева забор, справа забор

Слева забор, справа забор, И ничего, кроме тьмы. Красный террор, белый террор, То пир во время чумы.

Ротмистр — враг. К стенке, моряк, Ставь его, гада, скорей. Справа барак и слева барак, Хватит на всех лагерей.

Сняли бушлаты, на берег сошли,

Переодевшись в кожанки.

Сами потом по этапам пошли

Стылым — зимой, летом — жарким.

Новый закон старых оков, Да песен своих не меняли. Слева окоп, справа окоп, Но нас туда не пускали.

Долог закат, длинны срока, Но не видали конца им. Слева зэка, справа зэка Из молодых полицаев.

Легкие кровью стекли по губе,

Но не убили в нас веры.

Год полста третий, спасибо тебе

За рундучок из фанеры.

Справа звезда, слева звезда, В венчике черных бровей. Снова беда, все как тогда… Любит Россия царей.

Камикадзе

Заслуженному артисту РСФСР

Л.Филатову

F Я по совести указу

Am Записался в камикадзе.

F E Am С полной бомбовой загрузкой лечу.

F В баках топлива — до цели,

Am Ну, а цель, она в прицеле,

F E Am И я взять ее сегодня хочу.

G Рвутся нервы на пределе

Hm Погибать — так за идею.

G F# Hm И вхожу я в свой последний вираж.

G А те, которые на цели,

Hm Глядя ввысь, оцепенели,

G F# Am Знают, чем грозит им мой пилотаж!

Парашют оставлен дома, На траве аэродрома. Даже если захочу — не свернуть. Облака перевернулись, И на лбу все жилы вздулись, И сдавило перегрузками грудь.

От снарядов в небе тесно, Я пикирую отвесно, Исключительно красиво иду. Три секунды жить осталось, И неважно, что так мало, Зацветут еще мои деревья в саду!

Не добраться им до порта, Вот и все. Касаюсь борта, И в расширенных зрачках отражен Весь мой долгий путь до цели, Той, которая в прицеле. Мне взрываться за других есть резон!

Есть резон своим полетом Вынуть душу из кого-то, И в кого-то свою душу вложить. Есть резон дойти до цели, Той, которая в прицеле, Потому что остальным надо жить!

— ПАМЯТИ МОРЯКОВ ТЕПЛОХОДА "МЕХАНИК ТАРАСОВ"

Я смыт был в море с корабля. Не удержался у руля: Волна — стеною в грудь… И вроде я на дно пошел, Но понял, что не хорошо Вот так вот, запросто, тонуть… Горнисты мне подъем трубят Я кинул бездну под себя И воздух ртом хватил. На всю планету и окрест Одна вода, зеленый лес. И нету сил…

Где же вы, други мои, моряки-братишки?

Заходили вкруг меня плавники акульи.

Я кричу (ни ответа ни привета не слышу):

"Помогите мне, люди!

Тону я.

Тону я…"

Я обнимал девятый вал. Вздымал трезубец, хохотал Бог Посейдон… И вспомнилось мне, как в детстве я Гонял трезубцем муравья… Теперь я знал, что думал он. Раскаты грома, ветра свист, Как гири, ноги тянут вниз. А мне бы жить… В трех ипостасях он один, Последний козырь мой — дельфин, И может быть…

Прилетит, подмигнет человечьим глазом,

И подхватит меня, и на спину вскинет…

— Белобрюхий, скорей. Я теряю разум…

Ну давай же быстрей. Чую — сердце стынет.

Вдруг кто-то тихо прошептал: "Ну, уступи. Ты так устал. Внизу ведь тоже твердь. Там сон, там вечная весна, Там буду я тебе жена…" И понял я, что это смерть.

"Не хочу, — закричал, — отпусти, косая!

Не ходить под венец нам с тобою вместе.

Не нужны вместо птичьих мне рыбьи стаи

Не желаю я слушать русалок песни".

Я смыт был в море с корабля… Недалеко была земля…

— РОМАНС НАЙ-ТУРСА

Нам уже давно за тридцать, Кони мчатся по пятам. Не пора ли застрелиться, Господин штабс-капитан?

Блещет маковками терем В сладкосиней вышине. Не пора ли нам примерить деревянную шинель?

Дней последних злую гамму Доиграл судьбы рояль… Не пора ли нашим дамам Черную надеть вуаль?

Мы в последний вздох трех граций Стройные сожмем тела. Не пора ли нам остаться В том, в чем мама родила?

Давайте же играть свою игру,

Откроем карты и пойдем не в козырь.

И смерть красна, мой милый, на миру,

Зачем же ждать, пока просохнут слезы?

Давайте же играть свою игру.

Последний кон и ставки дорогие.

И смерть красна, мой милый, на миру,

Зачем же ждать, пока уйдут другие?

— РОМАНС ГЕНЕРАЛА ЧАРНОТЫ

Опять один в постели полусонной, Во тьме ночной лишь стук шальных копыт. Давно лежит на золотых погонах Парижских улиц вековая пыль.

Блестящие тускнеют офицеры,

Как говорится, Боже, даждь нам днесь.

Уже не так изысканы манеры

Остались только выправка да честь.

Я жив, мой друг, покоен и свободен, Но стал мне часто сниться странный сон: На водопой по василькам уводит Седой денщик коня за горизонт.

Осенним утром псовая охота.

Борзые стелют, доезжачих крик.

Густой туман спустился на болота,

Где ждут своих тетерок глухари.

Кто мы с тобою здесь, на самом деле? Один вопрос и лишь один ответ: Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели, Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.

Не привыкать до первой крови драться,

Когда пробьют в последний раз часы…

Но, господа, как хочется стреляться

Среди березок средней полосы.

— Здесь, на старом еврейском кладбище

Здесь, на старом еврейском кладбище, По старинке, в черте оседлости Господа лежат и товарищи, Кто-то в роскоши, кто-то в бедности, Кто-то в камне, расшитом золотом, Вдоль оградок — скамейки чистые, Кто-то в камне замшелом, колотом, Позабытый родными, близкими.

Вот фельдфебель ее величества Держит землю с портным из Гомеля. Тот был бездарью, этот — личностью. Оба в землю легли изгоями.

— Голыми руками, да с лицом сусальным

Голыми руками,

да с лицом сусальным, Собираем камни

те, что разбросали. Все мы в Лету канем.

Кто добром, кто силой. Собираем камни,

время наступило.

Значит, так тому и быть,

Только страшно ведь,

Что друг другу морду бить

Будут граждане.

Вечер стал несветел,

наглотавшись дури. Кто посеял ветер,

пожинает бурю. А там, где дуб качался,

баяли старухи, Кот с цепи сорвался

видно с голодухи!

Ветви, листья потеряв,

Обломалися.

И русалка, вниз упав,

Вмиг состарилась.

Белой нитью тонкой,

быстро да искусно, Правду вышивают

болтуны да трусы. Что седой, что лысый

все одно, как прежде, Все бегут, как крысы,

с корабля надежды.

Значит, так тому и быть,

Только страшно ведь,

Что друг другу морду бить

Будут граждане.

Собираем камни

те, что разбросали…

— ПЕСНЯ О ПАРАДНОМ ШАГЕ

В жестком ритме годов люди поступь тугую чеканят. Шаг парадный тяжел — все носок не умеют тянуть. И в дыму городов наша юность вдруг зрелостью станет, Обернемся давай и посмотрим на пройденный путь.

Кем ты был, кем ты стал, оправдал ли, сумел ли добиться? Не позоришь ли род, сделав к подлости маленький шаг? Мы возьмем пьедестал, как вершину возьмем, но разбиться Будет легче гораздо, коль в трещину канет душа.

Обернемся, мой друг, стали старше мы, значит, мудрее. Посчитаем всех тех, кто от нас уходил без обид. Если мало, то знай — зря нас солнце лучами лелеет. Много — тоже не ладно, значит, сердце у нас не болит.

Обернемся давай, время есть еще что-то исправить, Так вперед поспешим — караульная смена близка. Шаг парадный тяжел, мы уйти некрасиво не вправе, Мы должны видеть шик параллельного небу носка.

— ПЕС Я ВРЕМЕ ЗАСТОЯ

Моей Отчизны вечное ребячество, адежды юности и юность стариков, Отчизна гениев и пятилетки качества, Страна Госплана и внеплановых стихов.

Моей Отчизны детство бесконечное, Мальчишка Петр, и тот играл людьми, И на Сенатской залпами картечными Всех веселил Кутузова кумир.

Но то история. А нынче — тоже ладушки, Играем в годовщины, как в серсо. Моя страна печет их, как оладушки, Забавно морща детское лицо.

Играем в тайны запусков космических, Когда, куда и кто — не говорим. Моей Отчизны детство неприличное. И тем гордимся, и на том стоим.

Моей страны всеотрицанье мальчика, Да что ему до глубины веков. Ты отрицаешь надписи на маечках, Развесив надписи на маечках домов.

Но я люблю, страна, твое младенчество, Ты, как ребенок, привязала нас. Когда же повзрослеешь ты, Отечество, Мне будет очень не хватать твоих проказ.

Песенка шпрехшталмейстера

Am Em Am Все зрители давно на месте, D G C И начинать уже пора. Я в этом цирке — шпрехшталмейстер, Я объявляю номера. C G G Сейчас начнется представленье, Gm A7 Dm И, как начищенный пятак, Я засверкаю на арене,

E Am И вы захлопаете в такт.

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон,

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Мой фрак изрядно прохудился Давно служу я в шапито. Я здесь живу, я здесь родился, Я знаю где, почем и что. Неплохо в цирке акробатам: Не жизнь — сплошной аттракцион! Идут ребята по канату, А вдруг порвется где-то он…

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон,

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Носил я колпак бумажный, Смешил расфранченных особ, Но время шло… И вот однажды Устало корчиться лицо. Но сердце к цирку прикипело, И я с арены не ушел, Нашел себе по нраву дело Нашел себе по нраву дело Теперь мне очень хорошо

Вниманье всем! Оркестр начал, Свет в зале снят, улегся шум. Я — шпрехшталмейстер. Это значит: "Кто первым номером — прошу!"

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон!

Песня старого портного (Еврейский портной)

Gm Тихо, как в раю, A7 Звезды над местечком высоки, ярки, Dm Я себе пою, B A7 Я себе крою,

Gm Опустилась ночь, A7 Отдохните дети, день был очень жаркий. Dm За стежком стежок — B A7 Грошик стал тяжел…

Ой, вэй…

D7 Gm Было время, были силу — да, уже не то! D7 Gm Годы волосы скосили, вытерли мое пальто… A7 B A7 Жил один еврей, так он сказал, что все проходит…

Солнце — тоже вэй, садится на закате дня, Но оно опять родиться — жаль, что не в пример меня! Кто же будет одевать их всех потом по моде?

Девочка моя! Завтра утром ты опять ко мне вернешься, Милая моя, фейгеле моя! Грустноглазая! Папа в ушко майсу скажет — засмеешься, Люди разные, и песни разные.

Ой, вэй…

Будет день, и будет пища — жить не торопись! Иногда богаче нищий, тот, кто не успел скопить, Тот, кого уже никто нигде ничем не держит…

Нитка, бархат, да иголки — вот и все дела! Да еще талмуд на полке — так бы жизнь шла и шла… Только солнце вижу я все реже, реже…

Тихо, как в раю, Звезды над местечком высоки, ярки, Я себе пою, Я себе крою, Я себе пою.

— ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ЛИЛИПУТОВ

Жил-был матрос. Да верь не верь, Но бес его попутал, И вот однажды Гулливер Подался к лилипутам. Коль выпал случай примирить Их с островом Блефуску, Плевать на то, что негде жить В домишках лилипутских. С рождения миссионер. Постель, камин… О Боже! Под звездным небом Гулливер Устроил свое ложе. Но местный святоч Болголам Ревнивец и так далее Шепнул, и парня по рукам И по ногам связали.

Казалось бы — наоборот,

Кто больше, тот сильнее,

Но удивительный народ

Чем шире лоб и выше рост,

Тем лилипуты злее!

аутро знать, совет держа, Гиганта попросила, Чтоб Гулливер не обижал Туземцев слабосильных и словом гулким, как обвал, и музыкою громкой И чтоб для песен выбирал Местечко поукромней.

Казалось бы — наоборот,

Кто с миром, тот мудрее,

Но удивительный народ

Чем лучше Гулливер поет,

Тем лилипуты злее!

а ренегате ренегат, адули Гулливера. И простачок большой фрегат Похитил у неверных. Король от радости расцвел, Но тут вмешался канцлер: " еплохо, если б он привел Весь флот блефускуанцев!"

Казалось бы — наоборот,

От щедрости щедреют,

Но удивительный народ

Чем больше Гулливер поет,

Тем лилипуты злее!

И вот подумал наш матрос: "За что ж я здесь страдаю? Быть надо с теми, кто мой рост ормально понимает. Им буду петь о чем хочу, Своих не тратя нервов, И будет всем нам по плечу, И станет всем нам по плечу Любовь и гулливерность!"

— ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ВЕЛИКА ОВ

Слушай, добрый человек, Я тебя не обману: Раз попал я в Бробдингнег, Великанскую страну. Великаны там живут, Как мы в Лондоне своем, Виски пьют и хлеб жуют, И все деньги носят в дом. А дома там — как у нас, Только больше в десять раз.

Моя няня Глюмдальклич, Ростом точно как Биг-Бен, Мне поджаривала дичь И играла на трубе. Кстати, с дичью — как у нас, Только больше в десять раз.

Во дворце как во дворце: И министры, и балы, Примадонны лучших сцен И фуршетные столы. А на столах все как у нас, Только больше в десять раз.

Великанский властелин Звал меня по вечерам. Мы беседовали с ним Об устройстве наших стран. Он сказал: "Все, как у нас, Только меньше в десять раз".

Гулливер — он волк морской, Всем смертям в глаза смотрел… — А шут дворцовый надо мной Издевался как хотел. Есть подонки и у нас, Но он больше в десять раз.

— Я не верю

Я не верю всем тем, кто плюет в мой прохладный колодец, Забывая, что пьют из него миллионы людей. Я не верю всем тем, кто стучит себя в грудь при народе, Забывая о нем, о народе Отчизны своей. Допускаю, что тем, кто хулит, вкус воды моей горек, Но жил на свете старик, и он сказал, что о вкусах не спорят, Так зачем обижать тех, кого оживляет глоток.

Я не верю всем тем, кто погряз в разбирательстве мыслей, Не своих, а чужих, кстати тоже живущей души. икогда на костях, ни сейчас, ни вовек и не присно Не взлететь добротой, можно только увязнуть во лжи. Взяться за руки… как? Коли руки друзья не подали, И за чем призывать к комплиментам, не делая их? Так не делите пирог, раздавая друг другу медали, Ройте землю — вода нам сегодня нужна для живых!

Я не верю им всем, вурдалакам с глазами овечки. Бьющим в спину ножом, под лопатку левее хребта. Я хочу еще жить, сознавая, что путь мой не вечен, Но пока я живу, пусть вода моя будет чиста. И я не верю прямым, им, до капли себя отдающим, Не считающим денег за каждый проделанный шаг. И пока я дышу, никогда флаг не будет мой спущен, А когда я умру, мой корабль не спустит свой флаг!

— Подмосковное танго

Листопад Подмосковья прозрачен и чист, Облака над Коломенским плачут. И над старой Лосинкой тоже кружится лист, Точно так же, да только иначе.

Здесь, в кленовом багрянце, в осеннем огне, Колоколенки Марьиной рощи. И поэтому нынче привиделся мне Полуночный московский извозчик.

Я надену обручальное кольцо

Из бульваров Чистопрудных да Тверских,

Расцелую Богородицы лицо,

И напьюсь воды с Москва-реки.

Детским смехом пусть Сокольники звенят.

а воре сегодня шапка не горит,

Сам себя украл я, сам себе не рад,

Так уж вышло, мама, что ни говори.

Среднерусская осень гуляет в садах, И «Славянка» прощается с нами. Осень волосы косит мальчишкам всегда, Разлучая девчат с пацанами.

Во дворах тенистых перебор гитар

Мне напомнит юность-молодость мою.

Да что там молодость, ведь я еще не стар,

И любую песню подпою.

Струны рви, замоскворецкая братва,

Сколько порвано их на твоем веку.

Да я один пятьсот серебряных порвал,

И, даст Бог, еще чуть-чуть порву.

Вот и все. До свиданья, родная земля, Я продолжу еще эту повесть. Три вокзала твоих навсегда для меня Веры свет и надежда с любовью.

Я надену обручальное кольцо

Из бульваров Чистопрудных да Тверских,

Расцелую Богородицы лицо,

И напьюсь воды с Москва-реки.

Детским смехом пусть Сокольники звенят.

а воре сегодня шапка не горит,

Сам себя украл я, сам себе не рад,

Так уж вышло, мама, что ни говори.

— Размышление на прогулке

Сегодня был звонок последний в школе,

И стала взрослой маленькая дочь.

О юность! Я опять тобою болен,

Но вряд ли доктора сумеют здесь помочь.

Поеду снова в Царское Село

Туда, где до прозрачности светло.

Уже прошло лет тридцать после детства, Уже душою все трудней раздеться, Уже все чаще хочется гулять Не за столом, а старым тихим парком, В котором в сентябре уже не жарко, Где молодости листья не сулят.

Уже старушки кажутся родными, А девочки, как куклы заводные, И Моцарта усмешка все слышней. Уже уходят за полночь соседи, Не выпито вино и торт не съеден, И мусор выносить иду в кашне.

В дом наш как-то туча забрела

И стекла со стекла.

Мы свои дожди переживем,

Я да ты, вдвоем.

Уже прошло лет двадцать после школы, И мир моих друзей уже не молод, Не обошли нас беды стороной. Но ночь темна, а день, как прежде, светел, Растут у нас и вырастают дети, Пусть наша осень станет их весной.

Уже прошло лет десять после свадеб, Уже не мчимся в гости на ночь глядя, И бабушек приходим навестить На день рожденья раз, и раз в день смерти, А в третий раз, когда сжимает сердце Желание внучатами побыть.

Уже прошло полжизни после свадеб, Друзья, не расходитесь, Бога ради, Не обошли нас беды стороной Но ночь темна и день как прежде светел Растут у нас и вырастают дети Пусть наша осень станет их весной Пусть наша осень станет их весной.

Уже нам в семьях не до перемен. И пусть порой бывает очень туго, Но все же попривыкли мы друг к другу, Оставим Мельпомене горечь сцен, Давайте не стесняться старых стен.

В дом наш как-то туча забрела

И стекла со стекла.

Мы свои дожди переживем,

Я да ты, вдвоем.

— О чем поют ныне дети Арбата

О чем поют ныне дети Арбата, Среди акварелей и броских плакатов, У стен, серебренных веков сединою, Которые нас возвращают в былое?

О чем же поют молодые подранки, Не знавшие тюрем, не горевшие в танках? Простые и сложные, добрые, злые, Но ждущие чуда, как все молодые.

О чем поют ныне дети Арбата, Чьи судьбы годами еще не измяты, Чьи головы буйны, чьи помыслы чисты, Да только глаза не по возрасту мглисты?

Меняется мир, и меняются люди, Меняются жертвы, герои и судьи. Кто правый сегодня, а кто виноватый?.. О чем же поют ныне дети Арбата?

Пусть оживит нас их песен глоток,

В днях, что идут чередой по Земле.

В нем — перепутье российских дорог,

В нем — шум дождя и дыханье полей.

О чем же поют ныне дети Арбата, И дети Маккартни, и дети Булата? Конечно, о разном, но только бы пели, Но только бы песни их к людям летели.

— Смотрю удавом в зал завороженный

Смотрю удавом в зал завороженный, А под ногами сцена, как огонь. Сейчас опять полезу на рожон я, Хотя не надо лезть бы на него.

ад скулами два глаза изможденных, Не ведает мой голос, что творит, Но все-таки полезу на рожон я, Хоть горло мое стонет и болит.

Заплетены на грифе в узел руки, И током микрофон бьет по губам. За что я принимаю эти муки, Что я такого, струны, сделал вам?

Срываю по пути с себя одежды, Да отверните же скорее жен! Я, как на дыбе, извиваюсь между Землей и этим пиковым рожном.

Когда-то был доверчивым и нежным, А нынче каждой жилой напряжен, И мышцы живота уже не держат Мой страшный крик: "Я лезу на рожон!"

И вот стою… Но что, рожна какого Мне надо было здесь, на высоте? Я вниз спущусь, а завтра буду снова Вывихивать суставы из костей.

А финиш там, за виражом,

Время не терпит.

Святым дыханьем обожжен

До самой смерти,

Гримасой боли искажен,

Я рвусь до цели

И лезу,

лезу,

лезу,

лезу,

лезу на рожон

а этой сцене!..

— Супчик из цветной капусты

Супчик из цветной капусты Мы варили — было вкусно. Пили водку, чай горячий, А хозяева на даче. Сюда мы влезли поздно ночью, Пошел уж третий день. ам нравится здесь очень, Да, Сень?

Шмотки в узел увязали, а толчке вчера продали. Кольца, серьги, колье, броши Отослали все Дикоше. А деньги в наших саквояжах, Их все не сосчитать. Давай-ка, Сеня, вмажем, Эх, мать!

а трюмо, на спинках кресел Сеня мой носки развесил, А потом очко заклеил Адресами к юбилею. А в них: "Профессор, поздравляем И дарим Вам презент". Мы на презент бухаем Интеллигент.

Супчик из цветной капусты Мы варили — было вкусно. Пили водку, чай горячий, А хозяева на даче. Сюда мы влезли поздно ночью, Пошел уж третий день. ам нравится здесь очень, Да, Сень?

Утиная охота

Письма безответные на столе лежат,

Повезло, друзей не счесть близких и далеких,

Падают по осени медленно кружа

К ним из Питера песен моих строки.

Не взыщите, голуби, не держите зла,

До родителей подчас тяжело добраться.

Замотало, завертело, все дела, дела,

Я отвечу музыкой — не сердитесь, братцы.

Am Dm E7 Am В плавнях шорох — и легавая застыла чутко.

Dm G7 C A7 Ай-да выстрел, только повезло опять не мне.

Dm E7 F Вечереет и над озером летают утки,

Dm E7 Am Разжирели — утка осенью в большой цене.

Снова осень закружила карусель мелодий. Поохочусь, с ветерком по нотам прокачусь. И сыграю, если я еще на что-то годен, И спою вам, если я на что-нибудь гожусь.

Dm E7 Am

Я помню — давно — учили меня отец мой и мать

Dm E7

Лечить так лечить, любить так любить,

Am Dm

Гулять так гулять, стрелять так стрелять.

E7 Am

Но утки уже летят высоко

Dm E7 Am

Летать так летать — я им помашу рукой.

Не жалею, что живу я часто как придется, Только знаю, что когда-нибудь в один из дней Все вернется, обязательно опять вернется: И погода, и надежда, и тепло друзей.

Так поскучаем, чтобы радостней была минута ашей встречи, а она уже не за горой. Вновь весною из полета возвратятся утки, Стосковавшись по озерам с голубой водой.

Как когда-то за лисой гонялся быстрый кречет, Так и ныне он свою добычу сторожит. Не «прощайте» говорю я вам — "до скорой встречи", Все вернется, а вернется, значит, будем жить.

Глухари

Когда-то грусть, бывало, налетала,

Когда-то многое хотелось изменить.

Прошли года, мы продолжаем жить,

А Спас еще закрыт и валит с ног усталость.

Am A7 Dm Глухари на токовище бьются грудью до крови,

E7 Am Не на шутку расходились — быть бы живу.

A7 Dm G7 C A7 Так и мы когда-то жили от зари и до зари,

Dm Am E7 Am И влюблялись, и любили. Мчались годы с той поры.

Мчались годы, стерлись клювы, раны зажили давно, Только шрамы доброй памятью остались. А рябину всю склевали да порвали на венок. Но кто вспомнил, прилетали на знакомое окно.

Am E7 Am G7 C A7 Dm Am E7 Am

Ла-ла…

Тянет осенью из леса. Дом. ад крышей вьется дым. И антоновка созрела, пожелтела. Оглянуться не успел я — друг мой Вовка стал седым, А ведь тоже — было дело — передергивал лады.

а болотах все как прежде: крылья хлопают вдали, Все буянят, все расплескивают удаль. у а я уже не буду: занавесочки спалил И то вспомню, то забуду, как за птичками ходил.

— Свадьба

Этот маленький оркестрик Не дает стоять на месте. Ну, скрипач, давай-ка веселей. Разойдись куда кто может. Музыканты, дай вам Боже, Споите-ка для молодых, гостей.

Давно на улице темно,

о

Нам расходиться недосуг,

Друг.

И пусть все выпито вино,

о

Если будет надо, принесут.

А ну-ка, свадьба, свадьба

В жизни только раз,

Может, два, а может, три,

Но это не для нас.

Ну, давай повеселее, Струн и пальцев не жалея. Кавалеры сняли пиджаки. Не за гроши — друг для друга Вон жених пошел по кругу И невеста стала на носки.

Пусть зимний ветер ледяной,

Ой,

Качает старенький фонарь,

Жаль.

Давай нальем-ка по одной,

Пой.

Те цветы мне голову кружат.

Что вы, мама, разве можно, надо крайне осторожно, Ног не поломайте, я прошу. Веселей играйте дети, Много пожил я на свете, Но пока я весел, я живу.

Пусть зимний ветер ледяной,

Ой,

Качает старенький фонарь,

Жаль.

Давай нальем-ка по одной,

Пой.

Те цветы мне голову кружат.

— Воспоминание о будущем

Прохудилися карманы, Да зашить их некому. Вот и шляюсь в стельку пьяным, Бегаю от зеркала.

Даже рупь не держится и в руке, ни в присказке. А где-то жизнь вертится Далеко ли, близко ли,

За горою, за морем Где ж ты, суматошная? А в тихой моей заводи Черти дохнут — тошно им.

Седина ли в бороду, Бес в ребро — нет разницы. Стали люди гордыми В будни и по праздникам.

Стали люди грамотны, Десять классов каждому, А если меньше — сраму-то, Грамотные граждане.

А вот помню в коммуналке мы, Новый год всем обществом, Закусь, водка — жалко ли, По имени, по отчеству.

А нынче двери крепкие, Все глазки с цепочками, Что там твои крепости, Связь тире да точками.

Спички вышли давеча, Я вниз-вверх по лестнице, Что в питомник лающий, Думал, кто-то взбесится.

Я к ларьку: — "Мамаша, мол, Спичек дай без очереди." А она: — "Давай, пошел, Тоже мне, сыночечек!"

Так вот и наладились От горшка да к дизелю, А все веселье в радио Да и по телевизору.

А знаете, как хочется, Чтоб по-человечески, По имени, по отчеству, Ну, в общем, по-отечески.

Прости-прощай

Граждан, вылетающих рейсом

6487 Ленинград — Магадан,

просьба пройти на посадку.

Am Прости-прощай,

E Как нынче дышится вольготно — чистый мед. Прости-прощай,

G C Погода летная и трезв с утра пилот.

Dm Прости-прощай,

G C — Ну, наконец-то мне сегодня повезет!

F E Кричу на весь гражданский флот.

Am Прости-прощай.

Прости-прощай, Не те дела теперь и времена не те. Прости-прощай, Все принесет тебе сорока на хвосте. Прости-прощай, Турбиной голос мой над полем просвистел И в небо синее взлетел. Прости-прощай.

Dm G C

Десять тысяч метров под башмаком,

Dm G C

Прочеркнув планету одним штрихом.

Dm

— Эй, товарищ, кто здесь крайний?

E E Am

Я хочу в авиалайнер.

Прости-прощай, На нервы действует какой-то странный стук. Прости-прощай, Табло погасло, мы набрали высоту. Прости-прощай, Лечу я песни петь шахтерам в Воркуту, Сегодня там, а завтра тут. Прости-прощай.

Прости-прощай, От стройной девочки с ума сошел салон. Прости-прощай, Нам неназойливо поет Луи Армстронг. Прости-прощай, Сосед, полковник, спит и видит сладкий сон, Что он в Москву переведен. Прости-прощай.

Покажите мне Москву

Cm Ab Покажите мне Москву, я прошу.

G7 Cm Может, воздухом ее задышу.

Покажите мне Москву без гостей, Купола и полумрак площадей.

Потому что верю сотням людей, Рассказавших о Москве без затей, Потому что среди слухов пустых Есть Арбат и есть Донской монастырь.

C7 Fm

А коли дождик воды вешние прольет,

Cm G7 Cm

Я буду рад, я буду рад.

Здесь Окуджава нам тихонечко поет:

"Охотный ряд, Охотный ряд."

Бродит кот на Патриарших прудах, А на Хитровке Гиляровского жду, А в Столешниковом — ну просто беда Целый сонм воспоминаний и дум.

Но коль выпало мне питерцем быть, Никогда Москва не станет родной. Но я знать хочу ее и любить, Так покажите, москвичи, город свой.

Покажите мне Москву, москвичи, Покажите мне ее без прикрас. Мы пройдем по ней и мы помолчим, Потому что слов не будет у нас.

А коли дождик воды вешние прольет,

Я буду рад, я буду рад.

Здесь Окуджава песню Визбора поет:

"Охотный ряд, Охотный ряд."

Сон в руку

Am Dm E Am Виделось часто в сон беспокойный,

Dm E E7 Как за далекой рекой, Am Dm E F Под облаками, над колокольней Dm Am E Am В небе летит серый "в яблоках" конь. E Am G C В небе летит, в небе летит, Dm Am E Am В небе летит серый "в яблоках" конь.

В беге тягучем топот не слышен, Мерно вздымается грудь. И, поднимаясь все выше и выше, Конь исчезает, а мне не уснуть. Мне не уснуть, выше и выше, Конь исчезает, а мне не уснуть.

— В руку ли сон тот, что же он значит, Слышишь, цыганка, постой. И отвечала старуха: — К удаче. Будешь счастливым, мой золотой. Мой золотой, это к удаче, Будешь счастливым ты, мой золотой.

Только не видел больше ни разу Серого в небе коня, Видно, я счастье "в яблоках" сглазил, Видно, оно позабыло меня. Счастье свое "в яблоках" сглазил, Видно, оно позабыло меня.

— Подзаборная струна

Как на гриф резной, Натянись струной, Захлестнись петлей за колок. Зазвенит нутро, Да не серебром, Песни той острог не далек.

а струну-металл, Жила на века, Дождь ее хлестал, не жалел. Жила, ох, тонка, Лопнув, охнула, И развелась судьба — мой удел.

А как лопнула, Дверью хлопнула, Будто в лоб дала, в бровь и в глаз. Будто невзначай Боль мою зачав, Будто закричав в первый раз.

Снова на дворе Сердце надвое, Я год за два ел — довела. Заневестились Струны песнями, А моя вдовой померла.

И оборвана, Подзаборная Пьянь задорная, похмелись. Поцелуй взасос, Иисус Христос, Злым распятием губы мои.

— Рождение стихов

Я срок переходил, Под сердцем плод тяжелый, Боюсь, что мертвое Рожу теперь дитя. А доктора мои — ханыги и пижоны Им не понять самим, чего они хотят.

А коль стихи умрут, Свет белый не обидев, Так для чего живет Тот, кто грешит в ночи, Тот, кто ласкал перо, В нем женщину увидев, И кто, прикуривая, пальцы жег На пламени свечи.

Стихи стучатся в мир Доверчиво и властно, Они ломают кость И выгрызают плоть, Но не родиться им, Все потуги напрасны, И леденит мне грудь Сыновнее тепло.

Я схваток не боюсь, Как избавленья жду их От всенощных моих Болезненных толчков, Я не хочу нести Кладбищенскую тую На холмик мертворожденных стихов.

Все к лучшему идет. Идущий да обрящет! Но что обрящет он, Во мне сидящий плод? А телефон молчит И пуст почтовый ящик, У докторов моих Полно других забот.

— Пусть те, кто нас хоть чуть-чуть любил

Пусть те, кто нас хоть чуть-чуть любил, Возвращается, ведь это случается. То в дожде грибном, то в осенней мгле Пусть повстречаются тихо, нечаянно.

Пусть нам их возвращает снег, В руки падая песнью задумчивой. В суете земной пусть нас радует аших любимых смех там, за тучами.

Пусть возвращаются, пусть возвращаются,

Хоть мы не стоим их порой,

Из нашей память по глупому ушедших

И не вернувшихся домой.

Вернуть, как вас теперь вернуть, Тех, кто любил меня и кто не жалел меня. Но как долог путь, ах, как долог путь, адо прожить всю жизнь и еще чуть-чуть.

Пусть те, кто нас хоть чуть-чуть любил, Пусть лишь день один, коль больше не было, Не помянут зла, ведь и с неба дым К нам возвращается, даже с неба дым.

— В горах Афгани

Ах, какого дружка потерял я в бою, И не сорок два года назад, а вчера, Среди гор и песков, где сжигает жара все вокруг, Опаляя недетскую память мою. Слышишь, друг, Мой дружок, мы взошли на некнижную ту высоту, Под которой ты лег.

Ах, какого дружка потерял я в бою… Мы всю жизнь любили читать о войне. Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнем Его тело тащить за валун на спине. Далека — тридцать метров — но как же была далека Та дорога меж ночью и днем.

Песок да камень.

Печальный свет чужой луны над головами.

Ровняйсь на знамя!

Прощай, мой брат,

Отныне ты навеки с нами,

Прости, что ты погиб, а я всего лишь ранен

В гора Афгани, в Афганистане.

Ах, какого дружка потерял я в бою… Нам проклятая пыль забивала глаза, И горел БТР, в небе, как стрекоза, вертолет, И как выкрик из прошлого голос "Вперед!" Словно нерв, оборвали до боли натянутый нерв, И со склона пошла ему пуля навстречу в полет.

— У окна

Зарисовка, сделанная у окна

гостиницы в орильске.

Смотрите, ангелы летят над самой головой, Я знать хочу, который мой? Летят красиво, косяком, видать пошли на юг, Который мой, куда ж ты, друг? Что ты машешь мне крылом золотым, Залетал бы лучше в дом, посидим. Если пьешь, налью, а нет — Бог с тобой, Я могу и за двоих по одной. И вот спускается к окну небесный мой слуга, А у него торчат рога.

— Посвящение посвящающим

А как помер соловей с криком "падлы вы!", Так слетелись воробьи — гарь лампадная, Порасселся на шестках гость непрошенный На поминках поклевать хлеба крошево.

Что ж вы, соколы, в пуху оборзевшие, На едином на духу песни спевшие, Зачирикали теперь, ох, и твари вы, Непродажного его отоварили.

Да как ловко: со слезой и с картинками, Вот он с бабой да мотив между снимками. Потрясли худым крылом у проектора, Почирикали чуть-чуть и уехали.

Обложили свои чресла подушками, Не дай Бог упасть из дела верного. Уж, поверьте, как чирикали Пушкину, Но ведь песню-то сложил только Лермонтов.

Вот вы спросите: — А ты, ты что делаешь? А я так граждане скажу: — Надоело ведь. Вот не лили б воробьи слез за тризною, Я б пера не заточил, да ни в жизни бы.

Извозчик

Припарковаться некуда машине

Период ледниковый на Марата.

Как мамонты повымерли ребята,

Незнавшие «оторванных» ларьков,

Путан и прочих иностранных слов,

Которые любили куличи,

Мацу, коньки, футбольные мячи,

Которые делили на троих

И радости, и горести свои.

Am День такой хороший,

И старушки крошат

Gm A7 Dm Хлебный мякиш сизым голубям. E Отгоняя мошек, Am Спит гнедая лошадь, H7 Dm E Мордой наклонившися к своим яслям.

Am H7 E

Извозчик, отвези меня, родной,

Gm A7 Dm

Я как ветерок сегодня вольный.

Am

Пусть стучат копыта дробью по мостовой,

H7 E

Да не хлещи коня, ему же больно.

Извозчик, два червонца как с куста,

Если меня пьяного дождешься.

Погоди, извозчик, я так устал.

у, когда же ты за мной вернешься.

Фаэтон открытый, Цокают копыта, Закружил мне голову жасмин. И бросает с крыши Косточки от вишен Очень неприличный гражданин.

А ну, извозчик, через дом останови,

Покемарь на облучке, я быстро,

Только поднимусь, скажу ей я о любви,

Чтоб потом не подойти на выстрел.

Извозчик, отвези меня, родной,

Я как ветерок сегодня вольный.

Пусть стучат копыта дробью по мостовой,

Dm E Am

Да не хлещи коня, ему же больно.

Восемнадцать лет спустя

Am Dm Иногда в денек погожий, длинный, E Am Два червонца оборвав с куста, F G A7 Не забыв о веточке жасмина, Dm E Я иду по памятным местам. A7 Dm Там, где полусонная гнедая

H7 E Издали махала мне хвостом,

Am Dm Там теперь моторами чихают

H7 E есколько простуженных авто.

Dm G C Am Извозчик постарел, и я тоже. Dm G C Am Где гражданин тот, что сорил вишней? Dm E F А та, к которой так спешил, Боже,

Dm H7 Давно уже не за меня вышла.

Я сажусь на лавочку у дома, Он своих старушек пережил. А у крыш до одури знакомо Стая голубиная кружит. Нам теперь судьба так редко дарит Эти удивительные дни, Так давай, извозчик, покемарим, Не на облучке, уж извини. Приятель, я тех давних лет пленник. А фаэтона нет, денник брошен. Давай, приятель, не жалей денег, Пойдем помянем-ка твою лошадь.

Am H7 E

Извозчик, отвези меня, родной,

A7 Dm

Я как ветерок всегда был вольным.

Am

Пусть стучат копыта дробью по мостовой,

H7 E Am E Am

Но, чур, не бить коня, ему же больно.

Заходите к нам "на огонек"

Деревня старая, деревня новая,

Ребята «клевые», девчата парами.

Стоит ларек пивной, да только пива нет.

У Надьки глаз подбит — опять зашла не в цвет.

Деревня старая, деревня новая,

Здесь пел задаром я с братишкой Вовою.

Теперь другой расклад — швыряю тыщями,

А тыща — что теперь? На паперть — нищему.

Am Dm — Заходите к нам "на огонек", E7 Am E7 Пела скрипка ласково и так нежно. В этот вечер я так одинок, Я так промок. алей, сынок.

Дома ждет холодная постель, Пьная соседка, а в глазах — похоть. Здравствуй, старый друг метрдотель, Мадемуазель, привет, Рошель.

A7 Dm

Сегодня болен я душой,

H7 E7

Так выпьем же, друзья, со мной!

Сядем у тапера за спиной. Посмотрите, люди, на его руки. Ну, давай, сыграй, мой золотой. Ты что ж такой совсем седой?

Спой мне песню девочка, ну, спой Про мою любовь, которой нет больше. Как шумит за окнами прибой. Пойдем со мной ко мне домой,

Возьмем конфет и ананас,

И две бутылочки для нас.

— Шилохвость

— Вот такие вот дела, Хочу — милую-казню, Говорила-молвила Утка селезню.

— На пруды попадал снег Да гнездо поломано… На кой ляд ты сдался мне Окольцованый?

Коли дал себя поймать, Значит, видно, заслужил. А на привязи летать Для чего ж ты жил?

Для чего ж ты рос тогда, Переливчатый ты мой? Чтоб наесться досыта Да поспать со мной?

Вдосталь пил ты, вдоволь ел, Да поманил крупой причал. Дармовщинки захотел Да пожадничал.

Так не проси о милости, От нее не больно мне, Я ведь, милый шилохвость, Утка вольная.

— Вот такие вот дела, Хочу — милую, хочу — казню, Говорила-молвила Утка селезню.

Нету времени

Am Ноги ходят сами по себе, C Руки жму, не чувствуя тепла, F Головой, забитой черт-те чем, E Открываю двери кабинетов. Не всегда семь бед — один ответ, Вроде бы и нужные дела, Только вот не знаю я, зачем Мне сдалась вся суматоха эта.

Dm

И ложатся дела на нас бременем

Am

Нету времени, нету времени!

Dm

Пообщаться с друзьями-евреями

Am A7

Нету времени, нету времени!

Dm

Отрезвил бы кто, вдарил по темени

Am

Нету времени, нету времени!

Am F E Am

Нету времени.

Две недели струны не менял, И уже не строит по ладам, Обижаясь на свою судьбу, Женщина моя — моя гитара. Ты прости меня, я не гулял, Я как бобик бегал по задам, Хлопоты чужие на горбу, Оттого опять мотивчик старый.

Может, спел бы я арию Гремина

Нету времени, нету времени!

И получил бы квартальную премию

Нету времени, нету времени!

Есть люблю — а стоять за пельменями

Нету времени, нету времени!

Нету времени.

На войне считают год за два, А мои проходят — год за пять, Если не везет — то год за семь, А если пофартит — то год за десять. Горечью во рту полынь-трава, Счастья нету больше, чем поспать, А друзья уходят насовсем, Исчезая в спинках мягких кресел.

Пропадаю я между ступенями

Нету времени, нету времени!

И к родному порогу коленями

Нету времени, нету времени!

И под поезд, как Анна Каренина

Нету времени, нету времени!

Нету времени!

— Простите мне

Простите вы, кому не все равно, Простите карты, женщин и вино, Нечастые капризы, Дом кино И то, что рвусь на Ладогу весной, И то, что часто занят телефон, Что ночью как-то загнанно дышу, Простите то, что иногда хриплю, как Он, И что веселы песен не пишу.

Простите то, что не рожден в войну, Все те, кто ставит мне стихи о ней в вину, Простите суд и первую жену, И то что верил тем, кто подло обманул, А также брошенное поприще врача Простите все, кого я откачал, И те, кого душа моя смешит, Простите мне измотанность души.

Простите вы лихих моих друзей, Что греют руки на струне моей, Тоску по вдаль унесшимся годам, Простите все, что я вам не отдам, Простите то, что честь я отдаю Лишь тем, с кем дрался в штыковом бою, Что с подозреньем к тем, которые не пьют, А после с нами за столом поют.

Простите то, что я хочу в Париж, Не на совсем, а так, на месяц-два, Простите, что Стржельчика я «Стриж» зову, А как же ленинградцу его звать? Простите все, чем жил я и живу, Простите все, чем буду жить еще, Простите то, что на поминки не зову Мне нынче помирать какой расчет?

— Налетела грусть

Налетела грусть, Ну что ж, пойду пройдусь, Мне ее делить не с кем. И зеленью аллей В пухе тополей Я иду землей невской.

Может, скажет кто, Мол, климат здесь не тот, А мне нужна твоя сырость. Здесь я стал мудрей, И с городом дождей Мы мазаны одним миром.

Хочу я жить среди каналов и мостов

И выходить с тобой, ева, из берегов,

Хочу летать я белой чайкой по утрам

И не дышать над Вашим чудом, Монферан.

Хочу хранить историю страны своей,

Хочу открыть Михайлов замок для людей,

Хочу придать домам знакомый с детства вид,

Мечтаю снять леса со Спаса-на-Крови.

Но снимая фрак, Детище Петра Гордость не швырнет в море. День гудком зовет Кировский завод, Он дворцам твоим корень.

Хочу воспеть я город свой мастеровой,

Хочу успеть, покуда в силе и живой,

Хочу смотреть с разбитых Пулковских высот,

Как ты живешь, врагом не сломленный народ.

Налетела грусть, Ну что ж, пойду пройдусь, Ведь мне ее делить не с кем. И зеленью аллей В пухе тополей Я иду землей невской.

Может, скажет кто, Мол, климат здесь не тот, А мне нужна твоя сырость. Здесь я стал мудрей, И с городом дождей Мы мазаны одним миром.

— Расставание /Исаакиевскому собору/

Жаркий день над Ленинградом Зноем парки иссушил, Маревом окутан каждый двор. Погружаюсь я в прохладу Винтовой твоей души, Исаакиевский мой собор.

Поднимаюсь долго, раньше Раза в два быстрей, Со здоровьем было хорошо. Но зато теперь я духом стал, Друзья, раз в пять сильней. Здравствуй, Исаакий, я пришел!

Стою в толпе под куполом,

Пою твою историю,

Смотрю, как чайки глупые

Летают над Асторией.

Два царственных наездника

Ведут себя по вечности,

Уводит в небо лестница,

Веками искалечена.

Симпатичная туристка Смотрит вниз, разинув рот, Жаль, всего не можешь видеть ты. Этот город надо близко Знать и знать его народ, Чтобы он открылся с высоты.

Прошу тебя, храни меня,

Не дай пропасть в изгнании,

Собор с библейским именем,

Мой центр мироздания,

Приди ко мне воочию

Ночами полусонными,

На белый лист ляг строчками,

В твои черты влюбленными.

Вот последний миг оборван, Попрощаемся, родной, Не сойти бы без тебя с ума. Улетаю я, собор мой, в край, Завьюженный пургой, Даже летом там всегда зима.

Да, ладно, надо проще быть.

Пойду своей дорогою:

Исаакиевской площадью

На Невский, угол Гоголя.

Прошу тебя, храни меня,

Не дай пропасть в изгнании,

Собор с библейским именем,

Мой центр мироздания.

— ПОСВЯЩЕ ИЕ РОМА У КАЗАКОВУ

Задумчив Кировский проспект, И у евы большой успех, Как у певицы оперной в Аиде, И листья медленно кружат, И осени безумно жаль Она старалась, как могла, Всю ночь ковры в садах ткала, А Ромка этого уже не видит.

Мы вышли на последний круг, Сыграв во взрослую игру, И смерть на нас сегодня не в обиде. И слезы льются по щекам, И очень больно старикам Смотреть на солнца яркий свет В багряной трепетной листве Ведь Ромка этого уже не видит…

Белой звездочкой во лбу

Облака — коней табун

Идут грозой,

Мчатся кони по небу,

Мчатся кони по небу с тобой.

Будем мы искать тебя

В неба синей скатерти

Там теперь твой дом.

К самолетам рейсовым

Прилетай — погреешься,

Мы ждем.

Шумит на улице толпа, Кто на работу, кто-то спать, Все во фланели, в замше, вечно модном твиде. В стеклянной будочке стоит Красавица из ГорГАИ, В сияньи золотых волос Волшебница с корзиной роз… Как жаль, что Ромка их уже не видит.

Мы вышли на последний круг, Пришел на финиш первым друг, И мы не знаем, кто сегодня лидер. Но будет день и будет час, Однажды кто-нибудь из нас, Один оставшись на прямой, Пойдет, поникнув головой… Как хорошо, что Ромка это не увидит.

Отслужи по мне, отслужи

Am E7 Отслужи по мне, отслужи,

Am F G Я не тот, что умер вчера,

C A7 Он, конечно, здорово жил Dm F H7 E7 Под палящим солнцем двора, Am E7 Am Он, конечно, жил — не тужил, F G C A7 Не жалел того, что имел.

Dm Am Отслужи по мне, отслужи, Dm E7 Я им быть вчера расхотел.

С места он коня пускал вскачь, Не щадил своих кулаков. Пусть теперь столетний твой плач Смоет тяжесть ваших грехов, Пусть теперь твой герб родовой а знаменах траурных шьют, А он бы был сейчас, конечно, живой, Если б верил в честность твою.

Но его свалили с коня, Разорвав подпругу седла, Тетива вскричала, звеня, И стрела под сердце легла… В его ложе спать не ложись, Холод там теперь ледяной. Отслужи по мне, отслужи, Умер он, я нынче другой.

Тронный зал убрать прикажи, Вспомни, что сирень он любил. Отслужи по мне, отслужи, Я его вчера позабыл.

Я вчера погиб не за грош, За большие тыщи погиб, А он наружу лез из всех своих кож, А я теперь не двину ноги. В его ложе спать не ложись, Холод там теперь ледяной. Отслужи по мне, отслужи, Умер он, я нынче другой.

Зимняя ночь (Зимняя сказка)

Am Dm Ей-Богу, грех в такую ночь

E Am D-G Не выйти на свиданье к городу и снегу

C G C а улицы, уставшие от бега Dm E Обветренных машин, Am Dm Увидеть отражение души E Am-G В колодце черного двора

C И вспомнить, вспомнить,

G

вспомнить про вчера,

(E)(F) Уснувшее в заснеженной

Dm E

тиши, тиши, тиши.

Dm G C Как белые ночные мотыльки

Dm E C Как белые ночные мотыльки

Dm H7 E Летают возле фонарей снежинки Gm A7 Dm Пылинки вечности по имени зима. G C И белыми громадами дома Dm E Am ависли над безлюдьем тротуаров. Dm Am Зияя трещинами арок,

H7 E Am По городу идет зима.

Am Dm О, сколь прекрасно это полотно, E Am G Природой сотканное за ночь! C G C Какая щедрость в каждом из мазков! Dm E Am Сугробами скамейки над рекой,

H7 E Am Едва подернутой туманом. Dm E ахохлившись, ворона на снегу

Gm A7 Dm Чернеет — не отбилась бы от стаи.

E Am Как часто ночью город дарит то,

C G C Как часто ночью город дарит то,

Dm E Am F Что утром мы порой, что утром мы порой,

Dm E Что утром мы порой

Am

Не замечаем.

— Санька Котов

Санька Котов прошел пол-Европы И в Берлине закончил войну. Медсанбатами трижды заштопан, Долгожданную встретил весну.

Он прошел от ворот своих арвских До чужих Бранденбургских ворот, И пронес на погонах сержантских Все, чем санькин гремит народ.

В лычках трех ленинградскую славу, Петроградскую ярость и боль, Петербургскую гордость державы Под обстрелом носил он с собой.

Дрался Саня за слезы любимой, За зарытый в земле Летний сад, За любимого города гимн, За родимый свой Ленинград.

Иногда в тишине на полянке Перед боем, чтоб стать еще злей, Вспоминал Саня Котов Фонтанку, Как на лодке гонялся по ней.

И вздымалась волна штормовая, И без промаха бил автомат, И Звезда на груди золотая В полный рост поднимала солдат.

В ночь одну становились друзьями Парень с Волги и парень с евы, Чтоб наутро, махнувшись часами, Разойтись по окопам своим.

атерялся товарищей Саня и сказать, ни пером описать, С Барнаула, с Одессы, с Рязани Всех не вспомнить и не сосчитать.

Но за всех заплативши с лихвою, Он вернулся с победой домой, Ленинградский прославленный воин, Как свой город, опять молодой.

И он рад, что все в полном порядке, Что назло милицейским постам Бьют ребята на Средней Рогатке Из рогаток по воробьям.

— ПОСЛЕПОБЕД ЫЙ ВАЛЬС

Духовые оркестры, Шумный круг танцплощадки, Стародавнего лета далекий мотив, ад рекою невесты Провожают закаты, И соловей на ветвях свистит.

Широченные брюки, Ватных плечиков мякоть, Полевые планшеты недавней войны Все слилось в эти звуки Удивительных тактов Послепобедной моей страны.

Как трещали цикады, Пахло липовым цветом, ад скамейкой качалась голубая звезда, И немела эстрада Пред картавым поэтом. Был отец мой не старым и мать молода.

Удивительным счастьем Тогда лица светились, Удивительно ярко светила луна, Вот тогда моя мама а всю жизнь влюбилась И участь отцова была решена.

Духовые оркестры Так немодны сегодня, Шумный круг танцплощадки, бульварный роман, И Вертинского нету, Патефоны негодны Все разлилось в седине наших мам…

— ВСЕ БЫВАЕТ

Бывает, мы прощаемся навеки,

твердо зная, что придем опять. Бывает, мы уходим, чтобы больше

никогда не возвратиться. Бывает, все бывает, только с возрастом

нас с каждым днем трудней понять, И кто там разберет, что на душе у нас

и что нам ночью снится.

Зеркало-осколки,

Будут проводы недолги,

Посидим на чемоданах, помолчим.

И под старый коврик

Ключ положим,

Чтобы снова дверь открыть им.

ебо встретит ливнем

Долгожданным и счастливым,

В лужах первые появятся грачи.

В суете вокзалов

ачинаем жить сначала.

Помолчим.

Бывает, не прощаем глупой шутки

даже самым преданным друзьям, И извиняем тех, кто оплевал нас так,

что век не утереться. Бывает, но скажите мне по совести,

сегодня кто себя осудит сам, Хотя порой не знаем, от стыда

куда нам спрятаться и деться.

Бывает, не умеем объяснить

другим, чего хотим и ждем, И говорим о чем угодно, кроме

главного — о том, что нужно. И так уж получается, что часто

остается без хозяев дом, И часто дети без отцов,

а женщина без мужа.

— ПРОВОДЫ

Месяц — князь-разлучник Тает над крыльцом. алетели тучи Сиротеет дом. Во широко поле, Злую сторону Провожала Поля Мужа на войну.

В руки ему пала, Разум позабыв: — Что ж ты, мол, так мало Мужем мне побыл? Только две и помню оченьки-ночи. Ох, куда ж ты, милый? Горлицей кричит.

И, котомку скинув, Обнял он жену: — За тебя иду я Биться на войну, За дедов, за хаты Да за родимый край, За малых ребяток Да хлеба каравай.

Ох, тяжка ж ты доля Лить на фронте кровь. Прощевайте, Поля, Свидимся ли вновь? Коль удача выйдет, То вернусь живым, у а нет, так быть мне Вечно молодым.

а дорожку-нитку Ветер налетел, А на ту калитку Ворон черный сел. Этот день случился Много лет назад, За погостом скрылся Молодой солдат.

Этот день случился Много лет назад, Да не возвратился До сих пор солдат.

— Погоди, я зажгу на минуточку в комнате свет

Погоди, я зажгу на минуточку в комнате свет, Погляжу на глаза твои полные слез и обмана. Я устал от бессонных ночей и хочу слышать «нет», Как ни странно, наверное, это покажется странным.

Ах, ка ярко вдруг вспыхнула лампочка под потолком, Но не нити вольфрамовой пламя глаза мои режет. Расскажи, наконец, поскорей расскажи мне о том, Как без веры живешь ты и как мне прожить без надежды.

А к окну на огонь все летят и летят мотыльки, Разбиваясь о стекла, но веры своей не теряя. Пусть мне кто-нибудь скажет: — ет веры! — умру от тоски, Но с надеждою вместе, а это все в корне меняет.

А коль так, то прости-извини, я, пожалуй, пойду К мотылям, что живут днем одним, как и я, под луною. Раскидай свои карты по простыни, карты не врут, у а свет погаси, когда дверь за собою закрою.

— Вот опять захандрила дождями природа

Вот опять захандрила дождями природа. Средь зимы с неба льет, размывая снега. "Плюс один", но хочу я нормальной погоды, Чтоб февраль по спине нас метелью стегал.

Я хочу, чтобы май был по-майскому теплым, А июнь не будил в нас осеннюю грусть, Я хочу, чтоб сентябрь листопадом заштопал Пустоту в моем сердце, которой боюсь.

у что случилось с планетой людей?

Перевернулся весь мир.

Вот уже который год

Погоды нет на земле,

Погоды нет на земле моей.

Я хочу, чтобы в августе гроз было меньше, Пусть лучи солнца высветят давние дни, Но мне жаль тех немногих забывчивых женщин Лишь за то, что не кончилось лето у них.

Вот опять хлябь и грязь на раскисших дорогах Развезло. И в закусочных ругань мужчин. И поют шофера во всех чайных, как трогал Лошадей потихонечку старый ямщик.

— 38 УЗЛОВ

Было время, я шел 38 узлов И свинцовый вал резал форштевень, Как героев встречали моих моряков Петроград, Лиепая и Ревель. А сейчас каждый кабельтов в скрипе зубов, И хрипит во мне каждая миля. А было время, я шел 38 узлов И все сверкало от мачты до киля.

И мне верили все: и враги, и друзья, От зеленых салаг, до главкома. И все знали одно: победить их нельзя, Лееров их не видеть излома. И эскадры, завидев мой вымпел в дали, Самым главным гремели калибром. И я несся вперед, уходя от земли, До скулы оба якоря выбрав.

Было все это так. Мы не ждали наград. И под килем лежало семь футов. Ждали дома невесты и ждал нас Кронштадт, Как фатою, туманом окутан. Было все это так, только время не ждет, Вот сейчас бы и дать самый полный! Я в машины кричу: "Самый полный вперед!", Да не тянут винты, вязнут в волнах.

Не могу. стану в док, отдохну до поры, Не пристало Балтфлоту быть слабым. Лучше флаг в небо взмыть и, кингстоны открыв, Затопить свой усталый корабль.

Но разьве выскажешь все это в несколько строк Когда снятся в кильватере чайки А было время я шел 38 узлов И все сверкало от пушки до гайки.

— ПО ПЕРВОМУ СРОКУ

Команда, швартовы отдали и с якоря снялись. Стоим по местам, как положено, крепко стоим. И снова от стенок уходим в далекие дали, И снова не знаем, когда возвратимся к родным.

И слышится рокот, волны набегающей рокот,

В атаку пошел на корабль штормовой океан.

По первому сроку оденьтесь, братишки,

по первому сроку,

Положено в чистом на бой выходить морякам.

Уж так повелось, что матрос на вершине печали атянет фланельку, которой нет в мире белей. Поэтому так берегут моряки белых чаек Ведь в чаек вселяются души погибших друзей.

Когда на эскадру выходит корабль одиноко

Живот положить, но геройски прорваться в века,

По первому сроку оденьтесь, братишки,

по первому сроку,

Положено в чистом на дно уходить морякам.

а плечи литые бушлаты привычно ложатся, И ленты сжимались зубами во все времена. Братишки мы — это солдаты российские, братцы, Душа полосатая наша стихии верна!

Так пусть никогда нам не ведать

пучины глубокой,

И коль доведется вернуться к родным берегам,

По первому сроку оденьтесь, братишки,

по первому сроку,

Положено в чистом в свой дом заходить морякам.

— ВОСПОМИ А ИЕ О ПРОШЛОМ

Ох, и стерва ты, Маруся, ну и стерва! Третий год мне, падла, действуешь на нервы. адоело мне с тобою объясняться, Даже кошки во дворе тебя боятся.

Что ни утро — все на кухне морду мажешь, Точно лошадь цирковая — вся в плюмаже; Да ты и слова-то такого не слыхала. Я б убил тебя давно, да денег мало.

И маманю ты мою сжила со свету, Я б убил тебя давно, да денег нету. А маманя — чистый ангел да и только, Умудрилась-то прожить с тобою столько!

Ох, ославила ты, тварь, меня в народе, Кореша ко мне футбол смотреть не ходят. И во всем микрорайоне ходят слухи, Что подруги твои, Маня, потаскухи.

Ох, и стерва ты, Маруся, ну и стерва! Но схороню тебя я первый, ты поверь мне! И закопаю на далекой стороне, Чтоб и после смерти ты не пахла мне.

— А УЛИЦЕ МАРАТА

а улице Марата Я счастлив был когда-то, Прошло с тех пор ужасно много лет, Но помнят все ребята а улице Марата, Что я имел большой авторитет.

В коротеньких штанишках, Забросив в парты книжки, Как в катакомбы, лезли в кучи дров, И в синей форме новой Усталый участковый Ловил нас в паутине чердаков.

Мальчишка несмышленный, Я по уши влюбленный Часами мог ее в подъезде ждать, И зимними ночами Озябшими руками Аккорды струн стальных перебирать.

По улице Марата Мы шли толпой лохматой, Болонии под горло застегнув, Клялись все в дружбе вечной а рынке на Кузнечном У бабушек в картофельном ряду.

Конфеточки-бараночки, Я помню ночи в садиках, Карманы наизнаночку Родился в Петрограде я.

Заборы трехметровые В цвет грязно канареечный, Гоняли участковые ас с голубых скамеечек.

а евском, как на пристани, Рыбалка круглосуточно: Гражданки точно с выставки Забрасывают удочки.

Хрустят плащи болонии Доставки загранплаванья То теплоход «Эстония» Ошвартовался в гавани.

В кино билетик синенький, Как пропуск на свидание, А там листком осиновым Дрожат коленки танины.

Жалели нас парадные агретым подоконником, И платьица нарядные а них пылились школьные. (*)

Мы часто вспоминаем дни далекие, когда Катались у удачи на запятках, Не знали слова «нет», хотели слышать только «да», И верили гаданию на святки.

Мы часто вспоминаем наши старые дворы, А во дворах трава скороговоркой. Как были коммуналки к нам ревнивы и добры, Когда мы занимались в них уборкой.

еужели это было? еужели это было?

еужели это было? Столько лет

Минуло с дней тех юных.

Головы припорошило,

А мою разворошило,

еужели это было так давно?

Мы часто вспоминаем наших мам веселый смех, И боль надежд, и первые победы, И в трубке телефонной сквозь пургу и треск помех Родной далекий голос: — Милый, слышишь, еду!

Менялась наша жизнь вместе с шириною брюк, И плечики опять приходят в моду, А если посмотреть чуть-чуть внимательней вокруг, То, Боже мой, как изменилось все за годы!

Что-то мне не весело, Что-то мне не спиться, Что-то мне опять не по себе. Петь хочу — не песенно, Из дому не смыться, Значит, не по жизни все И все не по судьбе.

Эх, заскучал я по бесовским ночкам, Когда гитары не смолкали до утра. Я заскучал по управдомской дочке Бой-бабе из Гостинного двора.

Эх, заскучал я сильно, до печали, О том, что с Варей нам тогда не повезло, Я заскучал, что не туда причалил, А мой корвет давно разрезали на лом.

Я заскучал по коммунальным сценам Там даже Гамлет знал бы — быть или не быть. Я заскучал по старым твердым ценам, Когда на «треху» мог я выпить-закусить.

Мы ищем отраженья в суматохе городской, Но улицы поют другие песни. А как порой не хочется опять идти домой, А белой ночью над евой бродить всем вместе.

-------------------------------------

(*) Вариант строки: Растегивались школьные.

— РЕТРО

а день рожденья твой Я подарю тебе букет свежих роз, Белых, как цвет фаты, В которой, помнишь, венчалась ты Со мной, И был так ласков мир, В котором тихо мы кружились с тобой.

Как много лет прошло, Но до сих пор от теплых ласковых губ Так кружится голова, И замирает сердце, лишь едва а грудь Положишь руку мне И тихо-тихо засмеешься во сне.

Как быстро повзрослела наша дочь. Ей кудри растрепала ночь. Зажав улыбку в руке, Она плывет в далеке, И пусть спокойно ей спиться,

И пусть нашепчет ей тихонько клен, Что будет кто-нибудь влюблен В нее, как я много лет В любимых глаз теплый свет, И пусть ей мама приснится…

— Позабуду грусть, печаль, тоску

Позабуду грусть, печаль, тоску, Да поеду я на ярмарку, а веселую да полную чудес, Поскачу через горы, через лес а веселую на ярмарку чудес.

Трубачи — носы орехами, Скрипачи давно уехали, Дуют в щеки, веселят толпу, Люд честной, разодетый в прах и пух, У пустых ларьков гоняет мух.

Ай-да фокусник! А ловко как Он полтину превратил в пятак. Проворонил — не ругайся, не взыщи! Ты теперь свой полтинник не ищи, Был да нет его — ищи-свищи.

А на площади (да как смешны!) В силачей играют клоуны. А народу все хмелей и хохочи, Веруют, что и вправду силачи, Что они и вправду силачи.

Позабуду грусть, печаль, тоску, Да поеду я на ярмарку, а веселую да полную чудес, Поскачу через горы, через лес а веселую на ярмарку чудес.

— УДИВЛЯЮСЬ

/По двухтомнику народовольца

Якубовича "В мире отверженных"/

Удивляюсь, как народ не обессилил, Поколения кричат, не докричатся. ет несчастья большего в России, Чем ходить с прошеньем по начальству,

Чем высиживать в бездонных кабинетах, Чем выстаивать в бездушных коридорах, Чем таскать бумаг ненужных горы, Дожидаясь барского ответа.

Сколько верст прошли подруги декабристов! Да не Сибирью — вереницами присутствий, Да добро б еще ходили по министрам, До того ли доводило безрассудство!

и конца, ни краю этой тяжкой каре, и конца, ни краю этой тяжкой доле: а России бедной даже дворник — барин, Коли бляху нацепить ему позволят.

И повелось с давней поры:

Будьте добры…

Коли тебе долг отдают

Благодарю.

Людям отдать то, что нажил

Не откажи!

И получить, что заслужил

Не откажи!

Сколько вытерпят умельцы из народа, Создавая для своей отчизны крылья. Коридорами для них промчатся годы, Кабинетами, суконной пылью.

Тихие слезы Тихому Дону… Но жива княгиня Марья Алексевна, До сих пор молчалины безлики Часто побеждают чацких гневных!

И повелось с давней поры:

Будьте добры…

Коли тебе долг отдают

Благодарю.

Людям отдать то, что нажил

Не откажи!

И получить, что заслужил

Не откажи!

Но не могут долго пить живую воду Те, кто сами без конца плюют в колодец, Точит капля неприступную породу а любой земле и при любой погоде.

Освещает солнце мрачные подвалы, Тучи с неба отогнать ветрам по силе, И хоть чацких на земле извечно мало, Только ими и горда всегда Россия!

— О "СКОРОЙ ПОМОЩИ"

Светофоры, дайте визу, Едет «скорая» на вызов: Кто-то на Пушкарской задыхается. Есть тревога на лице, Есть магнезия в шприце, Щас она там быстро оклемается.

Это не для развлеченья, Эффективней нет леченья, Чем ее послойное введение. После десяти кубов, Если ты не стал здоров, Значит, это недоразумение.

Прилетаем, открывает, Голосит: — Я умираю, Вас дождешься — раньше в гроб уляжешься. Срочно в жилу димедрол, В рот беззубый валидол. — Доктор, мне уж лучше, Вам не кажется?

А с Пушкарской на Гражданку: Два ханыги спозаранку Выпили полбанки и решили вдруг, Что один из них не прав; Результат — в башке дыра, Вот что значит глаз, налитый поутру.

И в Кресты, и в Эрисмана И в Скворцова и в Степана Возим мы клиентов круглосуточно: Пьяных, битых, алкашей, Трупы, психов, малышей «Скорая» — занятие не шуточно.

"Девять-девять, восемь-восемь", Снисхождения не просим, Трудимся, как негры на плантациях, Самая передовая, Образцовая, лихая Первая Гвардейская подстанция.

Доктор Бун и Альперович, Регельман, Гильгоф, Н. Львович, Гур-Арье, Симуни, Лехцер с Рохманом. Что не лекарь — то еврей: Штильбанс, Зусес и Палей, Розенбаум, Шноль и Коган с Гофманом.