Монтер путей

Как ни хочется подольше побыть дома но надо ехать на юг в Малороссию. Там начинается закладка домен и печей для плавки стали. Необходимо соблюдать другой принцип — "если желаешь, что бы все сделали правильно, поставь задачу, объясни задачу, убедись, что тебя правильно поняли, и проверь выполнение". Маршрут намечен, обоз собран, повод есть, едем в свадебное путешествие в южные владения. Обоз большой — почти тридцать человек. Двигаемся до Москвы, там остановимся ненадолго в имении. Далее на юг, будем, путешествовать по насыпи, уже частично выполненной для железной дороги, попутно проверяя сопутствующие сооружения: водокачки, депо, станции. С нами в поездке будут два инженера из Германии, которые будут в дальнейшем начальниками отделений железной дороги.

Из дневника

"… Некогда соперничество между Москвой и Петербургом действительно существовало. Некогда в Москве пребывало богатое неслужащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию и к дешевому хлебосольству; некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму. Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками; московские обеды (так оригинально описанные князем Долгоруким) вошли в пословицу. Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по-своему, забавлялись, как хотели, мало заботясь о мнении ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину Рощу в карете из кованого серебра восемьдесят четвертой пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой. Щеголихи, перенимая петербургские моды, налагали и на наряды неизгладимую печать. Надменный Петербург издали смеялся и не вмешивался в затеи старушки Москвы. Но куда девалась эта шумная, праздная, беззаботная жизнь? Куда девались балы, пиры, чудаки и проказники — всё исчезло: остались одни невесты, к которым нельзя, по крайней мере, применить грубую пословицу "vieilles comme les rues[54]": московские улицы, благодаря 1812 году, моложе московских красавиц, всё еще цветущих розами! Ныне в присмиревшей Москве огромные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травою, и садом, запущенным и одичалым. Под вызолоченным гербом торчит вывеска портного, который платит хозяину 30 рублей в месяц за квартиру; великолепный бельэтаж нанят мадамой для пансиона — и то, слава Богу! На всех воротах прибито объявление, что дом продается и отдается внаймы, и никто его не покупает и не нанимает. Улицы мертвы; редко по мостовой раздается стук кареты; барышни бегут к окошкам, когда едет один из полицмейстеров со своими казаками. Подмосковные деревни также пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Свирлова и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями Пыльные кулисы домашнего театра тлеют в зале, оставленной после последнего представления французской комедии. Барский дом дряхлеет. Во флигеле живет немец управитель и хлопочет о проволочном заводе. Обеды даются уже не хлебосолами старинного покроя, в день хозяйских именин или в угоду веселых обжор, в честь вельможи, удалившегося от двора, но обществом игроков, задумавших обобрать, наверное, юношу, вышедшего из-под опеки, или саратовского откупщика. Московские балы… Увы! Посмотрите на эти домашние прически, на эти белые башмачки, искусно забеленные мелом… Кавалеры набраны кое-где — и что за кавалеры! "Горе от ума" есть уже картина обветшалая, печальный анахронизм. Бедная Москва!..[55]"

Унылый paysage[56] Подмосковья, скучно и грустно в усадьбе. Она вроде и не выглядит заброшенной, содержат в порядке, но какой-то дух старых хозяев, их жизненного уклада, их стремлений не дает чувствовать себя здесь как дома. Все напоминает о Степане Ильиче, о его жене — слуги и обстановка. Здесь пахнет безысходностью. Как кто-то из дев замуж выскочит, тут же и подарю. А с другой стороны, им здесь жить, тоже душу рвать. Отдать, кому-нибудь надо или фабрику организовать. Чувствую, долго мы не задержимся, и опять позовет нас дорога.

Насыпь дороги виляет по земле как собака хвостом, как ни старались, а имения выкуплены так, что не позволяют протянуть прямую как стрела дорогу. Плюс реки, плюс болота и горки. Нет быстро по такой дороге, не поездишь, свалишься. Придется брать грузоподъемностью, сразу применять двухосные колесные тележки. Станций как таковых еще нет — заготовки одни. Исключения там, где в качестве станции используется барская усадьба, Еще одно наблюдение в деревнях много непраздных женщин и молодых матерей с младенцами. Спросил местного управляющего, ответ был очень необычен — "Дык барин земли много стало, а едоков поубавилось, непорядок. Вот бабы его и исправляют". Однако саморегулирование.

Из дневника

"… Наружный вид русской избы мало переменился со времен Мейерберга. Посмотрите на рисунки, присовокупленные к его "Путешествию". Изба, мельница, забор — даже эта елка, это печальное тавро северной природы — ничто, кажется, не изменилось. Однако произошли улучшения, по крайней мере, на больших дорогах: труба в каждой избе; стекла заменили натянутый пузырь; вообще более чистоты, удобства, того, что англичане называют comfort[57].

Фонвизин, путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю. Вспомним описание Лабрюйера[58].

"L'on voit certains animaux farouches, des mâles et des femelles répandus par la campagne, noirs, livides et tout brûlés du soleil, attachés à la terre qu'ils fouillent et qu'ils remuent avec une opiniâtreté invincible; ils ont comme une voix articulée, et quand ils se lèvent sur leurs pieds, ils montrent une face humaine, et en effet ils sont des hommes; ils se retirent la nuit dans des tanières où ils vivent de pain noir, d'eau et de racine: ils épargnent aux autres hommes la peine de semer, de labourer et de recueillir pour vivre, et méritent ainsi de ne pas manquer de ce pain qu'ils ont semé.".

Les Caractères.[59]

слова госпожи Севинье[60] еще сильнее тем, что она говорит без негодования и горечи, а просто рассказывает, что видит и к чему привыкла…

…Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг, от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию… У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев)…

Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют "un badaud"[61] никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день… Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения… Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого. Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…[62]"

Чем дальше едем, тем меньше встречается деревень в степи можно целый день проехать от жилья до жилья, если бы не редкие телеграфные и станционные смотрители совсем бы было скучно, мы двигаемся немного в стороне от основных трактов и почтовых станций. Едем неспешно, можно сказать отдыхаем. В этакой благостности прибывает и сознание еще пару недель такой дороги и лень окончательно воцарится у меня в голове. За последнее время ее посетила только одна здравая мысль этакий curieux[63]: телеграф в степи он не для людей, телеграф он для орлов, они оседлали телеграфные столбы и обозревают округу с небывалой для этих мест высоты. Завтра подъедем к угольным карьерам, там будет не до отдыха.

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела… Мужья, любите своих жён, как и Христос возлюбил Церковь… Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть… Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена и да убоится своего мужа[64] … И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас. Сколько раз за время свадебного путешествия повторяла я мысленно эти слова, услышанные от священника во время венчания, они и зародившаяся во мне новая искорка жизни позволили без скандалов и претензий продолжить дорогу. Я знала насколько важно для мужа увидеть своими глазами плоды своих трудов. Оценить и рассчитать дальнейшие шаги по развитию дела. В ближайшие несколько лет у него не будет возможности столь основательно со всем ознакомиться. По окончанию поездки он собирался продолжить учебу в Морском корпусе уже на офицерских курсах, это вместе с обязательным цензом на выслугу семь долгих лет и четыре года из них он будет постоянно рядом со мной и будущим, тогда я только надеялась на это, наследником…"

Из дневника

"… Ежели кто думает, что построить литейный или судостроительный завод или шахту легко, пусть попробует главное не построить завод, а иметь, из чего строить и кем строить. Кем строить у меня теперь достаточно с каждой общины оброк беру не барщиной, а рабочей силой как своеобразный рекрутский набор хочешь землю отдай работника и продукты для него хочешь больше, давай еще. Если все исполняется, как положено и работники не ленивы через двадцать лет земля уже не в аренде, а твоя без выкупа и платежей чем-чем, а народишком вместо денег на Руси всегда предпочитали расплачиваться. Земли себе бери столько, сколько обработать сможешь, а урожай у тебя я сам по честной цене и куплю, больше вырастишь больше, куплю и впрок положу. Мне мужик сытый и здоровый нужен, чтоб работать мог, а не дох с голоду, кому нужен сломанный инструмент так, что я лучше сейчас потрачусь, но потом если неурожай на запасах народишко выживет, и доход мне принесет.

Из чего строить это отдельный разговор одних кирпичных заводиков пятнадцать штук построили в разных местах, карьеров — известняк добывать более двух десятков. Карты горные, где что лежит есть, искать не надо только работай, щебень на отсыпку добываем, где только можно, песок, заводики для производства гидравлической извести более всего не хватает сейчас десятников да артельных тех, кто командовать может…"

Основное впечатление от последних дней путешествия это пыль, везде. Вдоль насыпи столбы, огромное количество заготовок лежат возле будущих разъездов. Через каждые пятьдесят верст шпальный заводик и цех по сборке путей. До начала строительства железной дороги требуется провести телеграфное сообщение и телефон, для лучшей управляемости. Путешествие позволяет рассмотреть и оценить все созданное, заметить огрехи и ошибки. Будущую железную дорогу отсыпают по всей длине, мосты ставят. В Екатеринославль потоком отправляют немцев да французов на кораблях до Одессы, а потом по тракту вглубь земель малороссийских. Прекрасная идея по привлечению последователей Герцена и Огарева из Московского университета и прочих защитников народных дала без малого сотню учителей поехавших в глубинку "образовывать" крестьян. Идеалисты тем и хороши, что с энтузиазмом берутся за то, в чем ничего ни понимают и дальше собственного носа не видят. Землеробам сейчас свобода не нужна земли столько, что не чают как справиться. Студенческие бредни не повредят практичному мужику, зато позволят научить грамоте и началам знаний крестьянских детей, моих будущих мастеровых и возможно инженеров. Справному хозяину менее всего нужны потрясения и революционные изменения. Это не моя идея Степан Ильич в своем ежедневнике посмеивался над "утопистами" и предлагал различные варианты их использования. Вот я один и применил, и пар выпустят, и доброе дело сделают, а если и прибьют кого за неправильные речи, сами виноваты. Я им дал идею "свет знаний в народ" деньги и возможность. Программу обучения составил и утвердил меньше чем там указано часов словесности, литературы, арифметики, истории дать нельзя а все что сверх того на усмотрение учителя. Учебники для школ напечатал за свой кошт и выделил помещения для школ. Обошлось все в копеечку но будущее того стоит. Заодно и барские усадьбы, и бесхозные дома под присмотром будут.

Рудники и будущие заводы не впечатлили, ожидали чего то эпического, необычного, а выглядит достаточно убого все руками и лопатами и тачками после питерских станков грустно. Кое- где уже начались работы по профилю, специально для нас произвели плавку стали: красиво и торжественно красно-белый металл, струей льется в изложницы, дым гарь грохот, не для дам. Лиза стала раздражительна, сдерживается, конечно, но я, же вижу, устала. В "Метрополии" каждый день одно и, то, же дорога работа, дорога работа и так все время. На Тамани посмотрел на работу французских бурильщиков, лепота, окунул руки в нефть, В Керчи, выкупил целый квартал, затеял стройку, будет здесь свое морское инженерное училище, будем готовить корабелов и артиллеристов для российского флота ну и немного для себя. Теперь в Севастополь закладывать мастерские, потом морем в Одессу и домой, домой в Питер.

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… не люблю, и никогда не буду любить Черное море, оно именно черное, все время пока путешествовали, провела в обнимку с ночной вазой, морская болезнь отягощенная беременностью вот когда я пожалела, что ничего не сказала мужу… Как я люблю Одессу…"

Попробую перечислить: астрономия, теоретическая механика, теория кораблестроения, практическая механика, интегральное и дифференциальное исчисление, аналитическая и начертательная геометрия, высшая алгебра, артиллерия, фортификация, физическая география, физика, химия, русский, французский и английский языки, такова сфера моих интересов на следующие четыре года.

Раз в неделю посещаю каждое из производств в городе и окрестностях, совмещать с учебой сложно, но необходимо и каждый понедельник проводим общее собрание совета директоров и выслушиваем отчеты по проделанной работе. С увеличением длины телеграфных линий объем сведений растет, как увеличивается и перечень вопросов которые требуют немедленного решения. Я сейчас не представляю себе, как люди жили без телеграфа и телефона, ужас пока хоть что-то сделаешь, пять лет пройдет, мне проще и дело сейчас двигается семимильными шагами, пошла первая оружейная сталь, правда в Питере, учим будущих специалистов на живом примере. Втянулся в этот бешеный ритм жизни и кажется что так всегда и жил, а домашние ужасаются и жалеют. Беспардонно пользуюсь их чувствами, прибедняюсь и вечерами отлыниваю от домашних дел, прячусь в макетном зале или в мастерской, отдыхаю в тишине, но два часа в день по-прежнему с детьми, читаем, беседуем, частенько с нами Лиза засиживается. Честно говоря, большое желание спихнуть эти посиделки на нее, но нельзя отступишь, в малом потеряешь в большом, решил — делай, но как не хочется Господи. На посиделках вдруг выяснилось, что Полина у нас признанный знаток истории. Она перечитала все, до чего смогла дотянуться и теперь всех поучает. На каждое событие у нее есть исторический пример, и поучение. Представь себе, этакое мелкое, в оборочках, менторским тоном читает вам лекцию о деяниях Цезаря собранных Светонием в его "Жизнеописаниях" и при этом пальчиком покачивает, смешно.

Освоили производство пироколлодия[65], когда знаешь как, так легко, дольше оборудование для его производства изготавливали да исходные материалы получали Крепкую водку, из аммиака теперь получаем, а его при производстве кокса. Старьевщики все концы тряпичные на Руси уже скупили, пошел процесс. Надеюсь, при массовом производстве обойдемся без жертв, ставлю немецких рабочих из тех, кто в Европу уже не вернется, на пожизненном контракте у них аккуратность и порядок в крови не то, что у наших разгильдяев, все норовят улучшить и добавить, чтоб меньше работать. На очереди тринитротолуол и производство капсюлей. Станочный парк растет, растут и объемы производства, как то так получилось, что наши телеграфные линии лучшие в мире и телефон для всех хоть и роскошь но необходимая вот и работают теперь "лапотники" по всему миру и денежку приносят.

Пришли радостные известия с юга научились получать в промышленных количествах зеркальный чугун (с высоким до двадцати процентов содержанием марганца) он крайне необходим для получения качественной стали. Значит скоро увидим рельсы и пушки. Марганец это еще и быстрорежущие стали крайне необходимые нам сегодня для изготовления инструментов.

Из дневника

"… Чем больше учусь, тем больше противоречий в моем сознании как сочетать великую науку побеждать Ушакова, Суворова, Кутузова и других с тем как будут воевать в следующем веке, как готовить людей к такой войне. Если как написано в документах "генералы всегда готовятся к прошедшей войне" то вывод один желаешь всегда быть готовым к будущей войне, дерись постоянно. Чтоб создать боеспособное ополчение, необходимы офицеры с боевым опытом и молодые, не закостеневшие в догмах надо учить самим где?…"

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… в нашей семье была "почетная" обязанность раз в неделю убираться в макетном зале и кабинете. Уборку производилась силами членов семьи, иначе говоря, я или Полина остальных не заставишь, а прислугу туда было допускать запрещено Андрей, когда там засиживался, даже кофей себе сам варил и ужин ему приносил, кто нибудь из нас. Во время такой уборки, подбирая бумаги, я обратила внимание на то, как муж их скрепляет между собой такими смешными скобочками, на доски прикрепляет чертежи очень интересно, в гостиной ведь так же можно стихи, посвящения и рисунки детей на стены крепить и быстро и менять легко. А если подумать, где еще можно использовать дух захватывает архивы, присутственные места, доски объявлений. Вот еще и папки для бумаг с прикрепленной проволокой делаешь дырки и складывай не рассыпаться, не выпасть они не смогут, а достать надо легко разогнул проволочки и снял. Не нравилось мне, что рыжий налет образуется. Андрей говорил, что ржа от влажного климата.

Тогда и решила я, надо подойти к Михаилу Сергеевичу, нашему мастеру в мастерских они гвозди делают и скобы и ножи. Он и подсказал, как от рыжего налета избавиться. Муж мой как всегда за деревьями не видит леса, весь увлечен учебой, кораблями пушками своими, сама заставила директора механического завода наладить производство этой мелочевки. Пошли невеликие деньги на заколки, платья, книги туда- сюда…"

Еще один этап позади закончена моя учеба в Морском корпусе осталось выслужить три положенных года и все, подготовка завершена морской офицер с правом командования кораблем, было очень тяжело учиться и заниматься своим делом. Знания о судьбе преподавателей об их сегодняшних и будущих заблуждениях, не добавляли мне комфорта. Я завидовал молодым гардемаринам бредящим путешествиями и открытиями такие молодые, дерзкие и восторженные, а над тобой долг и приходится лицедействовать. Неуютно, одно спасает семья. Сын, он еще маленький, но это продолжение тебя, это твое бессмертие твое будущее, я все чаще вспоминаю своего отца какими глазами он, уже больной, смотрел на меня. Барышни мои стали совсем взрослые того и гляди замуж выдавать придется, одна проблема замучился альфонсов отваживать даже нюх на них появился как гляну в эти масленые глазки, так и хочется достать кортик и… положение не позволяет приходиться так, неявно. Дмитрий всерьез увлекся артиллерией и теперь его с мастерских не выгонишь, математика, любимая наука и пахнет от него железом и порохом. Подвел к нему мастера часовщика, подкинул идею о повторяющихся шагах и разрядах в вычислениях, может вдвоем машинку Однера[66] изобретут, если нет, логарифмической линейкой[67] пусть обходятся. Соорудил Дима себе в подвале макет местности, приспособил в качестве орудий пистолеты и тренируется в вычислении углов и упреждений прямо полигон артиллерийский. Я ему идею с минометами в смысле с мортирами подкинул, надо будет летом в Керчь и Севастополь отправить, пусть в подвале макеты тамошней местности сделает и изучает.

Из дневника

"… Только через несколько дней, нашел в себе силы более менее связно описать свои ощущения от полета на воздушном шаре. Сначала было интересно смотреть, как наполняют ballon[68] воздухом, как он расправляется, превращаясь в шар, потом с помощью горелки его заставили приподняться над землей. Сам писал регламент, сам разрабатывал правила и инструкции, сам видел, как это выполняется и сам дрожал, как осиновый лист, когда забирался в гондолу. Шар плавно потянул нас наверх, облаков не было только голубое небо и зеленая земля внизу никаких мыслей в голове сначала страх, потом восторг, хотелось кричать. Даже сейчас не хватает слов, чтоб выразить свои чувства только вот так, наверное:

Высоко над водой, высоко над лугами,

Горами, тучами и волнами морей,

Над горней сферой звезд и солнечных лучей

Мой дух, эфирных волн не скован берегами,

Как обмирающий на гребнях волн пловец,

Мой дух возносится к мирам необозримым;

Восторгом схваченный ничем не выразимым,

Безбрежность бороздит он из конца в конец!

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,

Свободной птицею стремится в небеса, —

Кто внял цветов и трав немые голоса,

Чей дух возносится высоко над землею!"[69]

эти строки из недавно прочитанного стихотворения, молодого poеte[70] из Франции наиболее полно передают мое состояние. Воздух то остывал, то мы подогревали его шар, то плавно опускался, то вновь поднимался вверх. Это совсем не напоминало морскую качку скорее детские качели. Был абсолютный штиль и, накачавшись в небесах, через час мы благополучно прибыли на грешную землю почти там же, откуда начали подъем. Теперь если убрать лирику можно сказать следующее: с высоты в тысячу саженей видно далеко, если заякорить шар тонкими тросами и связать с землей или судном телефонным проводом неплохая наблюдательная площадка получится намного выше, чем грот-марс или тем более фок-марс[71] жаль только что использовать его при сильном ветре нельзя…"

Будучи хозяином и единственно знающим, только и остается, как читать отчеты о чужих поездках да завидовать ну не старик ведь я хочется мир посмотреть. Отчет о вывозе Siphonia elastica или проще гевеи читается как приключенческий роман"… сегодня отправились в экспедицию, намеченную, вверх по реке Токантинс, устье которой лежит миль за сорок пять по прямой линии к юго-востоку от Пара; впрочем, по извилинам речных протоков путь туда составляет восемьдесят миль. Река эта имеет одну тысячу шестьсот миль в длину и занимает третье место среди рек, составляющих водную систему Амазонки. Наш проводник был смышленый и дружелюбно настроенный молодой тапуйо, опытный лодочник и неутомимый охотник. Несомненно, только благодаря его усердию мы сумели достигнуть цели нашего путешествия. Цивилизованный тапуйо был уроженцем местности близ главного города провинции. Говорил он только по-португальски. Это был худощавый человек, немного ниже среднего роста, с красивыми, правильными чертами лица; верхняя губа его, что совершенно необычно для индейца, была украшена усами.

По реке мы плыли уже, и часто выходили на берег низменных островов в середине реки. Острова эти во влажный сезон покрываются водой, но теперь, после трех месяцев ясной погоды, они были совершенно сухие и вследствие спада воды поднимались на 45 футов над уровнем реки. Острова покрыты роскошным лесом, в составе которого очень много каучуковых деревьев. Мы встретили несколько человек, которые устроили здесь лагерь и занимались сбором и выделкой каучука, так что нам представилась возможность посмотреть, как это делается.

Дерево, дающее этот ценный сок — представитель порядка молочайных (Euphorbiacea), гевея растет только в низменных местах Амазонского края; и по преимуществу на островах и в болотистых местах на берегу, не далее пятьдесят сто миль к западу от Пара, но множество ненадрезанных деревьев растет и в диких чащах по Тапажосу, Мадейре, Журуа и Жауари, за одну тысячу восемьсот миль от побережья Атлантического океана. По внешнему виду дерево это ничем не замечательно; корой и листвой оно несколько напоминает европейский ясень, но ствол, как у всех лесных деревьев, прежде чем появляются ветви, достигает громадной вышины. Деревья эти здесь не являются, ничьей собственностью. Люди, с которыми мы встретились, говорили нам, что они ежегодно приезжают на эти острова собирать каучук, как только спадет вода, а именно в августе, и остаются здесь до января или февраля. Процесс сбора очень прост. Каждое утро мужчина или женщина, которому или которой отведено определенное количество деревьев, обходит их все и собирает в большой сосуд млечный сок, который капает из надрезов, сделанных в коре накануне вечером, в специально подставленные маленькие глиняные чашки или раковины. Сок, который сначала течет, как сметана, вскоре густеет; у сборщиков есть очень много деревянных форм для каучука, и, возвращаясь, в лагерь, они окунают формы в жидкость, накладывая, таким образом, в течение нескольких дней один слой за другим. Под конец вещество становится белым и твердым; нужного цвета и плотности достигают неоднократным окуриванием в густом черном дыму, который, получается, от сжигания орехов с некоторых пальм, и после этого изделие готово для продажи. Резина известна по всей провинции под названием серинги, что по-португальски означает "спринцовка"; дело в том, что первые португальские поселенцы заметили у туземцев резину, которую те применяли именно в виде спринцовок. Говорят, что индейцы выучились впервые делать спринцовки из каучука, увидев естественные трубки, образовавшиеся из случайно вытекшего сока, который собрался вокруг выступавших веток…[72]"

Из дневника

"… Наладили скупку "белых" рабов в Европе должников и недоимщиков, швейцарцы даже детей продают, варвары, ну а нам все равно люди нужны как здесь, так и в Калифорнии. Казаков выслуживших с разрешения атаманов уговариваем с семьями за большую деньгу, но надо, охрана честная необходима к золотодобыче подвигаемся, участки осваиваем по реке Сакраменто, краснокожих, привечаем, вооружаем втихую, землю у них скупаем пригодится.

Пришли ко мне первые выпускники пансионеры Технологического института целых восемь человек. Шестеро прибыли с Училища Торгового мореплавания. Штурманов в Голландию на практику, инженеров — на невский механический, потом через годик на юг поедут. Отправляю ежегодно на учебу не менее ста пансионеров во все училища Санкт- Петербурга и еще столько же в Москве и других губернских городах.

По всей Европе в моду входят керосиновые светильники и керосинки[73]. Изготавливает их Невский механический завод, с его разрешения Лионские механические мастерские да парочка предприятий в доброй и старой Англии. Калильную сетку, лист железный и стекло, они берут с берегов Невы (в этом месте должен звучать зловещий смех) и качество этих ламп долго еще превозмочь никто не сподобится, ибо не знают как. А мы грешные осветительный керосин для тех ламп делаем перегонный заводик в Керчи, построили еще один, на Апшеронском полуострове строим, откупа берем за немалые деньги на добычу нефти.

В Америке уже пробурили три нефтяных скважины и перегонный заводик на побережье строим скоро и тамошняя нефть пойдет. Кораблики специальные для перевозки керосина строим. У себя, в столице, "черепашек", на верфи в Николаеве деревянное подобие, уже четыре спустили на воду и еще десять заложено. Развозим свой продукт по всему миру делаем базовые склады совместно с местными купцами в разных странах, а далее они уже сами развозят до покупателей и неплохие барыши с того имеют. Через шесть месяцев первые пятнадцать стальных танкеров пойдут на Дальний восток. Все корабли этого проекта будут использоваться только на Тихом океане, чтоб глаза не мозолили. Деревянные пусть работают в Атлантике и вокруг Европы.

Стараниями господ офицеров у меня в доме более тридцати подростков, если быть точным то тридцать один. Я их понимаю, привозя сирот ко мне, они фактически спасают детей от смерти. Там их кровники не пощадят. Скоро у меня целая школа будет, благо учителя есть, по их рекомендациям еще привлекаю. Для дисциплины отставников набрал иначе эту вольницу не удержать. В первую голову учим русский язык, потом дальше пойдем. Пора закрывать набор, нет, не прекращать, просто всех следующих в кадеты, нечего им у меня дома делать мне уже набранных достаточно…"

"К столетию первой российской паровой машины" газета "Губернские ведомости" СПб № 15 1864 год.

"Первым применённым на производстве паровым двигателем была "пожарная установка", сконструированная английским военным инженером Томасом Севери в одна тысяча шестьсот девяносто восьмом году. Это устройство можно было использовать для откачки воды из шахт, Севери назвал его" другом рудокопа". Англичанин Томас Ньюкомен в одна тысяча семьсот двенадцатом году продемонстрировал "атмосферный двигатель". Это был усовершенствованный паровой двигатель Севери, в котором Ньюкомен существенно снизил рабочее давление пара. Первым применением двигателя Ньюкомена была откачка воды из глубокой шахты. Именно двигатель Ньюкомена стал первым паровым двигателем, получившим широкое практическое применение. Первая в России двухцилиндровая вакуумная паровая машина была построена механиком Ильей Ползуновым в одна тысяча семьсот шестьдесят третьем году для приведения в действие воздуходувных мехов. Дальнейшим развитием было применение пара высокого давления (американец Оливер Эванс и англичанин Ричард Тревитик). Тревитик успешно построил промышленные однотактные двигатели высокого давления, более известные как "корнуэльские двигатели". Двадцать первого февраля одна тысяча восемьсот четвертого года на металлургическом заводе в Южном Уэльсе демонстрировался первый паровоз, построенный Ричардом Тревитиком. Первые паровые машины назывались вначале "огневыми машинами", а также "атмосферными двигателями Уатта. Такие машины работали для привода поршневых насосов. Постоянное охлаждение и повторное нагревание рабочего цилиндра машины было очень расточительным и неэффективным, тем не менее, эти паровые машины позволяли откачивать воду с большей глубины, чем это было возможно до их появления. Следующим важным шагом в развитии паровых машин высокого давления стало появление машин двойного действия. В машинах одиночного действия поршень перемещался в одну сторону силой расширяющегося пара, но обратно он возвращался или под действием гравитации, или за счёт момента инерции вращающегося маховика, соединённого с паровой машиной. В паровых машинах двойного действия свежий пар поочередно подается в обе стороны рабочего цилиндра, в то время как отработанный пар с другой стороны цилиндра выходит в атмосферу или в конденсатор. Это потребовало создания достаточно сложного механизма парораспределения. Принцип двойного действия повышает скорость работы машины и улучшает плавность хода. Паровая машина двойного действия примерно вдвое мощнее обычной паровой машины, и кроме того, может работать с более лёгким маховиком. Это уменьшает вес и стоимость машин. Большинство возвратно-поступательных паровых машин использует именно этот принцип работы, что хорошо видно на примере паровозов. В одна тысяча восемьсот тридцать втором году В. Ф. Стокке. впервые в России на заводе для парохода "Геркулес" была построена паровая машина с кривошипно-шатунным механизмом. Это была первая в мире удачная для пароходов паровая машина без балансира. Английский инженер, Артур Вульф в одна тысяча восемьсот четвертом году запатентовал Компаундную паровую машину высокого давления Вульфа. В этой машине высокотемпературный пар из парового котла поступал в цилиндр высокого давления, а после этого отработанный в нём пар с более низкой температурой и давлением поступал в цилиндр (или цилиндры) низкого давления. Это уменьшало перепад температуры в каждом цилиндре, что в целом снижало температурные потери и улучшало общий коэффициент полезного действия паровой машины. Пар низкого давления имел больший объём, и поэтому требовал большего объёма цилиндра. Поэтому в компаундных машинах цилиндры низкого давления имели больший диаметр (а иногда и большую длину) чем цилиндры высокого давления. Такая схема также известна под названием "двойное расширение", поскольку расширение пара происходит в две стадии. Иногда один цилиндр высокого давления был связан с двумя цилиндрами низкого давления, что давало три приблизительно одинаковых по размеру цилиндра. Такую схему было легче сбалансировать. Компаундные паровые машины получили широкое распространение на производстве и транспорте и стали практически единственным типом, используемым на пароходах. Использование их на паровозах не получило такого широкого распространения, поскольку они оказались слишком сложными. Только в Российской Империи, производимые в Екатеринославле компаунды, для паровозов, являются на сегодняшний день самыми мощными в мире. Логичным развитием схемы компаунда стало добавление в неё дополнительных стадий расширения, что увеличивало эффективность работы. Результатом стала схема множественного расширения, известная как машины тройного или даже четырёхкратного расширения. Такие паровые машины использовали серии цилиндров двойного действия, объём которых увеличивался с каждой стадией. Иногда вместо увеличения объёма цилиндров низкого давления использовалось увеличение их количества, так же, как и на некоторых компаундных машинах. Появление, в одна тысяча восемьсот сорок пятом году этого типа паровых машин, стало особенно актуальным для флота. Поскольку требования к размеру и весу для судовых машин были не очень жёсткими, а главное, такая схема позволяет легко использовать конденсатор, возвращающий отработанный пар в виде пресной воды обратно в котёл (использовать солёную морскую воду для питания котлов невозможно). Наземные паровые машины обычно не испытывают проблем с питанием водой и потому могут выбрасывать отработанный пар в атмосферу. Поэтому такая схема для них была менее актуальной, особенно с учётом её сложности, размера и веса…"

Из дневника

"… Паровые машины для паровозов сами паровозы и вагоны делаем в Малороссии. В Питере делаем расчеты чертежи, макет, опытный экземпляр, разрабатываем технологию, делаем инструмент и оснастку и шаблоны, составляем регламент и далее на юг. На Екатеринославском заводе только производят по готовым чертежам ни расчетов, ни возможности заменить, что либо, там нет, только копирование. Аналогичный принцип используем и на других предприятиях кроме невского механического завода и опытных мастерских так меньше возможности что, что- то всплывет у конкурентов. Иное дело паровые котлы это в Санкт-Петербурге. Водотрубные котлы с пароперегревателями можем в этом мире делать только мы. Никому в ближайшие лет десять кроме как для своих нужд мы их продавать не будем потом, пожалуйста, пусть с ума сходят. Никак не получается сделать надежный редуктор понижающий обороты. Был бы редуктор я б электродвигатель на танкера ставить начал. Съездил недавно в Гусь-Хрустальный посмотреть, как тамошняя собственность работает, показали стекло бил молотком, сломал молоток. Такое стекло да в боевую рубку на корабль. Дал им задание на изготовление перископов и дальномеров привез документы, теорию, описание пусть думают и делают. Надо собираться в Малороссию…"

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… Сегодня по прошествии многих лет я понимаю, что наши семейные посиделки, по сути, являлись сначала школой потом университетом и дали нам неоценимый опыт и знания для дальнейшей жизни. Воспользовалась ими и я когда из почти невинной задумки о скрепках, кнопках, скоросшивателях и дыроколах для внутренних нужд и карманных расходов получилось большое производство. Одним из самых крупных заказчиков стало Адмиралтейство Великобритании. Франция, Испания, Голландия, вся Европа пользовалась нашей продукцией. Ее уже пытались копировать, но плоховато получалось. До сих пор не могу понять, как нам с директором механического завода удалось сохранить все втайне от Андрея правильнее сказать мы и не прятали, просто не рассказывали, а денежный поток до поры до времени был сравнительно невелик. Теперь же ручеек денег для личных нужд грозил превратиться в полноводную реку. Можно конечно было попросить мужа пристроить эти деньги куда нибудь чтоб они не лежали мертвым грузом, а приносили доход но гордость, хотелось самой доказать всем что могу если захочу, оставалось только придумать как…"

Из дневника

"… На работу путеукладчика можно смотреть долго, завораживает рациональность движений. Раз и начинают выдвигать опоры, рабочие ставят подпятники и стрела готова. Два и подвешенная к направляющим появляется секция пути. Три и она опускается на балластную призму, четыре работники крепят и выравнивают, пять, убрав опоры, путеукладчик двигается по новому пути и так до бесконечности. Таких путеукладчиков работает четыре, одновременно гонят сразу два пути навстречу друг к другу, в сутки они укладывают до четырех верст железной дороги вот так, и получается, четыре года готовились, за год сделали. Как представишь себе, сколько всего за такой кажущейся простотой, страшно становится лесопилка, получение шпал, сушка, смолокурение и получение креозота, пропитка шпал, опять сушка, перевозка на место сборки плетей, производство рельсов и прочего, сборка плетей и доставка их к месту укладки. Путеукладчик это еще несколько составов с жилыми вагончиками, с ремонтными мастерскими, столовая на колесах, инженерная, грузовые вагоны и платформы для подвоза плетей и щебня на подбивку и выравнивание путей.

После прокладки осевой магистрали в дело пойдут сразу двадцать путеукладчиков, и я надеюсь, что за три ближайших года протяженность железных дорог будет более девяти тысяч верст по своим угодьям насыпи везде готовы. Главное подойти к Твери не раньше, чем через нее пройдет чугунка, неудобно будет там однопутка с чугунными рельсами, а у нас два пути и сталь. К месту работ подвезли на маневровом паровозе. Есть таки разница между игрой и жизнью пыльно, грязно, вонюче, но быстро и это примиряет…"

Изучаю годовые отчеты и тихо радуюсь, почти все намеченное на сегодняшний день выполнили не без ошибок конечно и не без отклонений, но основной стартовый объем сделан. Сложнее всего пришлось на Сахалине. Неопределенный правовой статус[74] острова делал вложения в его освоение крайне рискованными, и только послезнание позволяло с уверенностью смотреть в будущее. Очередной караван привез, наконец, то французских буровых дел мастеров и в бассейнах рек Ноглики и Оха начались бурильные работы. В случае если место под бурение указывал представитель компании, скважины давали фонтан, осталось только загнать нефть в построенный уже трубопровод до нефтеперегонного завода, построенного в нескольких верстах недалеко от берега Охотского моря. Уже достраивали трубопровод до Южно-Сахалинска благо и трубы и рельсы для железной дороги, через весь Сахалин с юга на север, делали здесь же на местном железоделательном заводе. Трубопровод до порта обещали закончить к началу следующей навигации. Угольная станция в порту снабжала качественным углем пароходы РАК и иногда заходящие иностранные суда. Коксовая фабрика пережигала уголь в кокс для местной невеликой промышленности и обогатительной фабрики Новой Каледонии, туда же шел с Сахалина строевой лес. На верфи строили небольшие шхуны, в доках делали ремонт имеющимся и лишь в этом году заложили эллинг для строительства пароходов и механический завод. Оборудование для завода: паровые машины, двигатели, пресса, станки должны были прибыть следующим караваном. Сейчас люди уже не чувствовали себя оторванными от всех. За восемь лет через всю Сибирь стараниями РАК при финансировании из частного источника была проложена телеграфная линия до залива Де-Кастри. На берегу было построено укрепленное поселение и пристань, откуда почтовый пакетбот добегал до Сахалина и далее до Петропавловска Камчатского, Охотска, Ново Архангельска, форта Росс и Новой Каледонии Пакетботы выходили из Золотого рога с частотой один раз в неделю возили почту и пассажиров. В глубине острова не торопясь делали запасы пороха. С будущего года повсеместно на всех русских территориях, а так же в Кантоне, Гонконге, Сингапуре, в Австралии, в Индии начнут строительство керосиновых станций и продажу ламп, завоевавших всю Европу и Америку. Больше всего ламп производится сейчас в Англии, которая купила привилегию на них и за счет развитой промышленности быстро наладила их массовое производство. Уже два года, как построили трубопровод от Волги до Дона. По нему, с двумя перегрузками, каспийская нефть пошла в Европу.

Смотрю финансовый отчет с Екатеринославля и начинаю смеяться дожили, наш кокс оказался дешевле и мы теперь поставляем его в Германские земли и Австро-Венгрию. Поначалу я по наивности своей и незнанию думал, что наш самый большой секрет в металлургии это конверторы и плавильные печи. Нет, это связано с коксовыми печами. Мы их прячем подальше на задворках металлургических заводов. Средний выход металлургического кокса у нас составляет 83–84 %. Процесс длится 18 часов. Выделяющийся из коксовой печи "грязный" коксовый газ направляется в химические цехи, где из него извлекают смолы, аммиак, бензол и другие ценные компоненты. Дальнейшая переработка их дает возможность получить лаки, краски, растворители, нафталин, серу, взрывчатые вещества и другие ценные продукты общим числом до 200. Знание именно этих технологий, методов извлечения сопутствующих продуктов и есть самая главная тайна. Очищенный коксовый газ далее используется для отопления коксовых батарей, мартеновских печей, кауперов[75], для освещения улиц.

Все остальные, в мире, уголь в кокс в кучах пережигают и имеют выход кондиционного продукта не более, сорока процентов. Процесс длится 4…5 суток. Нетрудно подсчитать, что по трудозатратам наш кокс в двенадцать раз дешевле, а по стоимости сырья в два раза.

Правильное было решение о привлечении управляющих в качестве совладельцев и получении ими части дохода, пока работает на компанию, имеет право на часть прибыли. Это подстегивает и заставляет проявлять инициативу и самостоятельность. Я же получаю готовый результат и ускорение развития производства.

Рядом с железной дорогой подле станций, построены элеваторы. В них делают муку механического помола, более качественную, чем на обычных сельских мельницах, держат запасы зерна на продажу и хранят неприкосновенный запас на случай неурожая. За последние годы несколько раз пришлось для избегания голода его использовать и даже подвозить муку из соседних губерний. Слава Богу, массового мора не допустили и смертность по моим поместьям много ниже чем в среднем по Империи. Руководить элеваторами и смотреть за хозяйством назначаю офицерских вдов. Неизбалованные большим достатком, немного прижимистые по натуре и гордые от предоставленной возможности они с великим прилежанием относятся к своим обязанностям. Зерновая компания обеспечивает их финансами для найма работников, инструментом, жильем, средствами для борьбы с грызунами и берет на себя заботу об обучении их детей.

Из дневника

"… Четыре года сами официально чеканим монету в Америке благо законодательство позволяет. Организовали банк и монетный двор в Сан-Франциско[76], чеканим не русский рубль, а золотой американский доллар это выгоднее чем везти через океаны золотой песок. Доллары везем в Россию в казну, ну и себе, конечно, немного остается на закупку судов (купили два клипера) на то, на се. Американская река и ручей Бонанза, два названия, которые дают миллионные прибыли пока секрет удается хранить, но это пока. Для прикрытия и объяснения, откуда золото организовали экспедицию в Океанию, а на самом деле на Амур и Зею двести казаков из тех, кто уже в Россию не вернется, оженились и останутся в крепости Росс триста крещеных индейцев и канаков. Два сезона на трех пароходофрегатах по рекам ходили. За два года по ручьям Джалон и Джалты намыли и вывезли почти сто восемьдесят пудов золота, образцы песка, карты отправили в пробирную лабораторию столицы, в Корпус горных инженеров, пусть далее они добычу организуют. Оставшийся песок использовали для отливки монет, а налоги все в тех же монетах отправили в столицу. Все казаки обогатились немыслимо и стали уважаемыми людьми, понабрали земли стали фермерами. Индейцы и канаки получили оружия столько, что в пору войну завоевательную с соседями вести. На верфи в порту Румянцева наладили сборку "красавчиков", которые ходят вдоль берега и ведут торговлю с индейцами. Мексиканское правительство особых хлопот не доставляет, хотя попытки посадить свою администрацию в двух десятках русских селений вплоть до Сан-Франциско предпринимало неоднократно. Без каких либо успехов на данном поприще. Земли на сотню миль вокруг крепости Росс были выкуплены у индейских племен, о чем составлены договора и принадлежат компании…"

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… Потихоньку полегоньку под предлогом "ну не понимаю я этих барышень" на меня свалили все вопросы, связанные с нашими дамами, умные послушные девочки при своем взрослении превратились в нечто необычное. Периоды острой влюбленности чередовались у них разочарованием в предметах воздыхания и в самой жизни. Память о самой себе в этом возрасте отчасти помогала, помогали ссылки на авторитет старшего брата, приходилось, и скандалить и упрашивать, честно говоря, пару раз пришлось в отношении Насти пойти на крайние меры, я имею в виду розги, иного способа образумить ее не было. Прошли, превратились в пыль и эти проблемы. Весь последний месяц лета мы готовились к свадьбам, выбор женихов был "одобрен", если так было понимать брошенное мимоходом слово "пойдет", на самом высоком уровне, как я тогда поняла, меня назначили ответственной за все…"

Из дневника

"… Старею я, взрослеют мои девочки, вчера сыграли сразу две свадьбы. Вышли замуж сестра и Елена, было… грустно, хотя смеялся и вроде как веселился вместе со всеми, что-то уходит из жизни чего, то не хватает, привык я к ним к их суете, взбалмошности, к вечной смене настроений то ластятся как кошки, то глаза готовы выцарапать. Одна уезжает с мужем в Екатеринославль вторая в Голландию, теперь видеться будем редко только письма. Полина меня немножко пугает, она слишком серьезна и требовательна как бы старой девой не осталась, нехорошо, надо посмотреть из нынешних гардемаринов может, кто и подойдет. Вот я же говорил что старею — сводником становлюсь. Мои сын с дочерью еще маловаты для полноценного общения, а может и я изменился, им ведь сейчас столько же сколько девочкам, когда мы вчетвером остались, а я воспринимаю их как малышей да-с…"

Гвозди, метизы и скобяные изделия помимо керосиновых ламп плюс колеса на резиновом ходу, колючая проволока и пружинные матрасы вот что теперь мы поставляем по всему миру и самое главное качество, это конечно временно, но приносит неплохой доход. По истечению десяти лет, наконец, то, производства начали не просто окупаться но и приносить прибыль. Слава Богу, а то начинает ощущаться нехватка свободных средств.

Из письма Анастасии Маркиной брату Дмитрию Яковлеву "Семейный архив семьи Яковлевых".

"Любезный братик

Я "счастлива", что узнаю о переменах в твоей судьбе, о твоих делах от кого угодно, даже из газет, но только не от тебя, может ты забыл нас. Понимаю что геодезические работы и картографирование Керченского полуострова занятие архиважное. Но как хитро ты обошелся с нами. Объехал по Волге и по Дону. У меня складывается впечатление, что ты не желаешь меня видеть. А я по тебе соскучилась. Жизнь наша здесь предоставляет мало возможностей для развлечения. "madame la ing?nieur"[77], так меня здесь сейчас называют, может от должности Александра, или намекают на то, что у тебя скоро будет племянник или племянница. Слишком высоко находится мой муж, вокруг одни заискивания ни подруг, ни друзей. Пишу письма, отправляю телеграммы родственникам, слежу за корреспонденцией мужа и занимаюсь домашними делами. Мой ненаглядный Сашенька здесь, как говорят в народе, в каждой дырке затычка, с какими проблемами к нему только не идут от советов по ремонту плуга до расчета конструкции моста на железной дороге. У него теперь есть личный паровоз с двумя вагонами там он, и ест, и спит, и меня видит. Так что если ты не хочешь, чтоб я высохла от скуки и приняла мученическую смерть, сгорая от любопытства, будь так добр, посети нас на обратной дороге и поделись столичными сплетнями пусть и слегка устаревшими.

Обиженная на тебя сестра Настя"

Все упирается в экономику. Как написал генералиссимус Раймондо Монтекукколи, герцог Мельфи "Для ведения войны нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги" наших, судя по всему, хватит только на формирование тихоокеанского и крымского отрядов. На большее можно не размахиваться. Если бы задержать начало войны лет на десять то да можно было бы развернуться, а сейчас, увы. Все, что успеем и на, что хватит накопленных ресурсов это два десятка "черепах" и пятнадцать "толстяков", плюс вооружение для них и для береговой обороны общим числом в сто шестьдесят стволов. Минометы в количестве до двухсот штук разных калибров. Боеприпасы для них на год боевых действий. Над нами, "дураками" до сих пор смеется вся столица. Где это видано, мы начали строить железные корабли, почему железные потому, что керосин "пожароопасен" и корабль для его перевозки не должен быть горюч.

Три инженерных училища в столице, в Керчи и на Сахалине готовят специалистов по инженерному и морскому делу с уклоном в милитаризм, проще говоря, готовят военных моряков и артиллеристов все учатся за казенный счет и обязаны отработать свое обучение в течение десяти лет, где-то так приходится решать кадровый голод.

Шила в мешке не утаишь, как не стереглись, в Америке началась золотая лихорадка, пока можно скупаем в Сан-Франциско и окрестностях все брошенное. Недвижимость, земля, корабли не стоят практически ничего их продают за бесценок и уходят мыть золото. Городки вблизи россыпей, салуны, гостиницы, палатки, лопаты, лотки, продовольствие все запасенное раньше как раз на этот случай приносит десятикратный доход. На наших землях еще и защита, от ladrones[78] и bandidos[79] которых сразу появилось, видимо невидимо и их теперь как груши наши казачки развешивают по деревьям вдоль дорог, потому как неправильно нельзя так с насилием золото отнимать. Его надо забирать ласково за то за се чтоб человек его отдавал и был доволен тогда ни у кого претензий нет, а на нет и суда нет. Если после всего что мы для старателей делаем они, хотя бы половину добытого золота до цивилизованных мест донесут, я буду очень расстроен и недоволен.

Еще один источник дохода это букмекерство и тотализатор, по системе, которую назвали "pari mutuel"[80], голландские букмекеры с сорокового года заполонили всю Европу, пока их терпят, доход внушительный с местными властями делятся, благотворительностью занимаются ну а львиная доля всего мне идет на развитие.

В пушечном производстве придумал, как использовать бракованные стволы морских пушек. Их будем рассверливать под минометы либо превращать в более короткоствольные орудия для "черепах".

Беда с картечными пушками[81], не можем, не получается, изготовить к ним унитарный патрон малого калибра. Пять дюймов пожалуйста сколько угодно а под семилинейный патрон не получается нет повторяемости, точности не хватает.

Пришлось опять использовать знания будущего никак не подходил воздушный шар для корректировки артиллерийского огня, сильно неустойчив на ветру, сделали гибрид со змейковым аэростатом это дало наконец нужный эффект.

Из дневника

"… Большие недоброжелатели мои по всему миру это владельцы свечных заводиков отбираю я у них доходы даже в деревнях, все больше и больше керосинки в быт входят. Теперь они добились, что в Российской Империи по указу Государя там, где керосин используется владельцы керосиновых лавок особый налог на содержание пожарных команд платить обязаны. Интересное наблюдение в тех губерниях, где я дорогу тяну, и производство развиваю, доход от магазинов и лавок с чаем и пряностями растет и уже втрое превышает первоначальный и недоимок там нет.

Первый раз за десять лет удостоились внимания со стороны ЕИВ Николая первого. Некие лица из его окружения решили удивить Императора и по их заказу мы оборудовали лампами с электричеством один из павильонов в Петергофе и подсветили разными цветами пару фонтанов. В результате последовало посещение Опытной электрической станции Государем с Наследником, и мы теперь ставим на своей продукции клеймо "поставщик двора Его Императорского Величества", большой приверженец регламентов и порядка был приятно удивлен организацией производства…"

Елизавета с возрастом становится очень предприимчивой и настойчивой особой, все семейство знает, что я имею записи о том, какая будет погода в том или ином месте вперед чуть ли ни на годы (ну еще бы имея дневники погоды по странам легко быть провидцем). Она под угрозой отлучения от фирменных Матрениных пирогов требует, чтоб я потихоньку, не торопясь, дал краткие еженедельные прогнозы на следующие пять лет по нашим губерниям, а так же Лондону, Парижу, Амстердаму, Нью-Йорку и еще нескольким городам. Придется выполнять, достану свои скоросшиватели и начну, работы много, придется в принудительном порядке привлекать доверенных "копиистов — переписчиков", пусть делают выписки, иначе плохо мне будет. Похоже, Лиза, что-то задумала, зря я делаю вид, что ничего не знаю о ее "канцелярской" деятельности. Ну да ладно чем бы дитя не тешилось…Мне сейчас не до этого, после посещения предприятия ЕИВ проводим телефонизацию всех Императорских резиденций, связываем их между собой и дворцом, проводим кое- где электрическое освещение, готовимся к телефонизации всех присутственных мест, много согласований и бюрократии. Есть небольшой заказ на партию металла для завода в Кронштадте ну и еще кое, что по мелочи. Во всем этом бедламе есть одно положительное дело, никто не догадывается об истинных масштабах работ, так как вроде бы все предприятия самостоятельны и внешне не связанны друг с другом. Канцелярщина и бюрократия позволяют спрятать все так глубоко, что концов не найдешь. В Российской Империи все решают чиновники, абсолютно все, они кормятся от нас, а мы благодаря такому подходу творим что пожелаем.

Из дневника

"… Вяло текущие военные действия самое лучшее место для тренировок своих будущих офицеров. Как ни цинично звучит, но нарабатывать опыт лучше на чужих войнах "наконец то" начавшаяся "Юкатанская война каст"[82] в Мексике позволяет без особого афиширования опробовать вооружение и натаскать дружину кто там, в сельве знает чем, как и из чего стреляют юкатеки[83] с крусобами[84]. Они воюют, мы помогаем первым, причем в качестве наемных отрядов, пользуясь, их тяжелым положением и нарабатываем, нарабатываем опыт. Кстати об опыте надо, что-то делать с картечницами, согласно отчетам совершенно невозможно переносить огонь по горизонтали и вертикальная наводка без прицелов как на "минометах" затруднена. Необходим, тяжелый, специальный лафет, с поворотом по горизонтали, и вертикальной наводкой повторяя корабельную конструкцию и устанавливать на повозку неподъемным он получится у нас. До сих пор проблемы с получением унитарного патрона и гильз пробуем обоймы заряженные заранее и покрытые лаком, сложнее заряжать зато гильза не нужна, сделать легкую противопехотную пушку для стрельбы картечью типа "безоткатное орудие" не получается, все массивное и дорогое. Братец Дмитрий теперь под присмотром учится воевать не оловянными солдатиками, в письмах все от щенячьего восторга первых дней до взвешенного анализа последних взрослеет и учится думать, надеюсь, такая двухлетняя практика пойдет ему на пользу.

Перед отставкой сам попал почти на войну, ходили "демонстрировать флаг" в Данию[85], первое плавание не в одиночку, а в составе эскадры, удручающее зрелище кто в лес кто по дрова пока в пределах видимости флаги и световые сигналы, а если дым или темнота. Разброд и шатание как этим управлять в бою не представляю. В последние годы привык к тому, что все расписано и выполняется по порядку, а здесь кавардак, какой то очень много зависит от опыта командиров кораблей, а где мне найти их таких с опытом эскадренных боев и маневров их на флоте на все корабли не хватает. Что то, надо делать с управлением, в пешем бою в обороне понятно телефон, а здесь опять хоть и не хочется, придется лезть в "закрома". Там решение этой проблемы было, сам ранее отложил на послевоенное время, но видимо придется вытаскивать до войны и использовать…"

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… Выбор Полины почти не удивил меня, ну кого еще кроме такого нескладного, умного и неприспособленного к жизни человека она могла выбрать. Прекрасный врач и при этом абсолютный бессребреник, тратящий почти все свое жалование на своих больных. Разве могла мимо него пройти наша "ум и совесть". Познакомились они, на каком то из благотворительных собраний и потихоньку, полегоньку спелись. Она долго скрывала свой роман, но потом все выплыло наружу. Свадьба была скромной ни жених, ни невеста не страдали манией величия и предпочитали быть, а не казаться. Владимиру предложили работу в Севастополе. Мы все очень удивились, когда Андрей категорически потребовал отказаться от этой поездки и даже выделил деньги на создание clinique[86] в столице. Лишь в последствие, по истечению нескольких лет, мы поняли, что он был прав. Полина, с которой стали подругами и компаньонками часто говорила мне, потом об этом мистическом предвидении моего мужа он как будто догадывался, какая судьба ждет этот город и его жителей. Со стопроцентной уверенностью могу сказать, что Владимир никогда бы не покинул своих больных, и их семье пришлось пережить все тяготы осады…"

Из дневника

"… Сегодня на мой день рождения собралась наконец, то вся семья давненько такого гвалта и разора здесь не случалось шесть малолетних негодников, трое своих, остальные приезжие, четыре замужние дамы (одна своя), три зятя и братец со своей пассией, гости будут вечером, а так с утра собрались все свои. Разрослось семейство еще и Поля своим животиком наводит на мысль об его увеличении. Мужская часть баловалась курением и коньяком, а женская пила кофе и как обычно беседовала ни о чем. Посмотрел на них, и такое накатило, до слез. Середина века и возраст Христа наверно надо подвести итоги и оценить свершенное:

Первое: завещание Степана Ильича в отношении дочерей выполнено полностью.

Второе: произвели на сегодняшний день более ста тридцати тысяч пудов стали.

Третье: наладили производство паровых машин, паровозов, судовых машин, вагонов.

Четвертое: построили и уже отправили на Дальний Восток, двадцать пять стальных судов еще десять заложили и они будут готовы через два года.

Пятое: наладили производство бездымного пороха и взрывчатки в Малороссии и на Сахалине.

Шестое: из всего разнообразия оружия научились изготавливать пять видов оружия. Морские нарезные девяностофунтовые[87] казнозарядные, орудия (с диаметром ствола пять и одна десятая дюйма[88] и длиной до сорока пяти калибров). Миномет девятифунтовый (с диаметром ствола три и две десятых дюйма[89]). Сорокафунтовый миномет (с диаметром ствола пять дюймов[90]). Сто двухфунтовый миномет (с диаметром ствола шесть дюймов[91]). Картечницы (под семилинейный[92] патрон, конические пули и скорострельность до ста пятидесяти выстрелов в минуту). К сожалению, получились только короткие гильзы к шестидюймовым минометам, к картечницам таки не смогли.

Седьмое: построили телефонные станции во всех европейских столицах и еще более чем в ста городах Европы, Азии и Америки.

Восьмое: протяженность телеграфных линий построенных только в Российской Империи пятьдесят тысяч верст.

Девятое: наладили добычу и переработку нефти, создали по всему миру сеть керосиновых станций.

Десятое: спасли от голодной смерти более двухсот тысяч ирландцев (как они меня достали рыжие бездельники только палку и понимают).

Одиннадцатое: научились получать электричество в больших количествах пока для своих нужд (электрогенераторы с паровым приводом) и его использовать двигатели, электролиз, электросварка труб.

Двенадцатое: наладили промышленную добычу золота и чеканку монет в Америке.

Тринадцатое: освоили Сахалин и Новую Каледонию.

Четырнадцатое: Получили первый каучук с Пхукета, на Цейлоне закрепиться не удалось и плантации пришлось уничтожить.

Пятнадцатое: уложили около восьми тысяч верст железнодорожного полотна.

Шестнадцатое: мы единственные в мире делаем кабель телефонный и электрический в не пропускающей воду оплетке и продаем всюду.

Семнадцатое: делаем и продаем, военные и театральные бинокли разобрались с оптическим стеклом и точностями (а для себя сделали артиллерийские дальномеры и прицелы).

Восемнадцатое: ввели у себя везде единые таблицы измерений, поэтому наши изделия самые одинаковые изделия в мире к болту, произведенному в Севастополе, подходит гайка, произведенная на Сахалине.

Это основное что приходит в голову полный отчет займет наверно не одну страницу но и того что быстро вспомнил, хватает для гордости но не за себя любимого а за нас. За всех кто двигает эту работу. Дальнейшие планы будем составлять завтра, а сегодня уже зовут встречать гостей…"

Укомплектовал все три своих училища воспитателями по штату, на каждый десяток воспитанников один воспитатель (читай офицер будущего ополчения) из числа молодых, но уже прошедших мексиканскую или венгерскую компанию[93] офицеров, Соблазнял их генеральскими окладами, а теперь, когда они новое оружие увидели и знаниями. Одна проблема если у сахалинцев с местом для тренировок проблем нет, то столичных и керченских приходится вывозить в летние лагеря подальше от чужих глаз в степь и там стрелять, стрелять и еще раз стрелять. Обозами им боеприпасы возить приходится, и воздушные шары туда таскать проблема из проблем там ветра приходится крепко их привязывать, но надо учить артиллерийский огонь без корректировки это пустой бездумный расход огневых припасов, а их никогда много не бывает. Для подъема используем горячий воздух и горелки на жидком топливе. Петербуржцам даем еще и морскую практику на пароходах, чтоб моря не боялись. Основу для экипажей ждем, конечно, с Тихого океана, но и остальные должны много знать и уметь.

"Из истории воздухоплавания" газета "Губернские ведомости" СПб № 12 1883 год.

"Сто лет тому назад в одна тысяча семьсот восемьдесят втором году Братья Жан-Этьенн и Жозеф-Мишель Монгольфье, увлекавшиеся вопросами воздухоплавания, создавали свои воздушные шары (вначале они были прямоугольных форм и только затем сферические) которые называли аэростатическими машинами. Один из таких шаров, диаметром три с половиной метра, был показан родным и знакомым. Шар, поднявшись на высоту триста метров, продержался в воздухе около десяти минут. После этого братья Монгольфье построили оболочку диаметром более десяти метров. Демонстрация этого шара состоялась на базарной площади в городе Анноне пятого июня одна тысяча семьсот восемьдесят третьего года. Был составлен протокол, который отразил все подробности полёта. Шар поднялся на высоту пятьсот метров и продержался в воздухе десять минут. Затем уже девятнадцатого сентября этого же года в Версале в присутствии короля Людовика XVI во дворе его замка воздушный шар вновь поднялся в воздух с первыми пассажирами на борту, это были овца, утка и курица. Шар пролетел почти четыре километра. Чтобы заполнить шар горячим воздухом потребовалось два пуда соломы и пять фунтов шерсти. Еще через два месяца двадцать первого ноября в воздух поднялись первые люди, это были Пилатр де Розье и маркиз д" Арланд шар поднялся на высоту около трех тысяч фунтов и летал двадцать пять минут, перелетев Сену. В следующем году в сентябре через год после первого полета шара в воздух поднялась женщина. Госпожа Тибль находилась в воздухе почти два с половиной часа. Восхищение воздушными полетами продолжалось до пятнадцатого июня одна тысяча семьсот восемьдесят пятого года, когда из-за ошибки в конструировании погибли четыре человека, в том числе и изобретатель Пилатр де Розье. Практического применения в то время воздушные шары не нашли и после трагедии интерес к ним упал. Развитие шло за счет небольшой группы энтузиастов в числе которых был изобретатель шальера (шара наполненного газом легче воздуха например водородом) Жак Александр Сезар Шарль так продолжалось до одна тысяча восемьсот сорок восьмого года когда во время войны в Мексике было предложено наполнять шар, теплым воздухом сжигая жидкое топливо, керосин с помощью специального прибора — форсунки. Это позволило держаться в воздухе до восьми часов и использовать для разведки, корректировки артиллерийского огня и управления боем. Воздушные шары в качестве средства наблюдения были с успехом применены в Крымскую компанию одна тысяча восемьсот пятьдесят третьего, одна тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Такой толчок привел к новому всплеску интереса к воздухоплаванию и сегодня уже испытываются управляемые оснащенные паровыми движителями воздушные корабли — дирижабли…"

Из дневника

"… Две недели назад в день двадцатилетия посвятил Дмитрия в секреты нашей семьи, полюбовался на его изумленную физиономию. Теперь с улыбкой наблюдаю картину как взрослый почти женатый мужчина, как и я в свое время, играет в паровозики, читает пояснения и изучает документы, дам ему полгода на изучение. Потом пусть впрягается в работу, хватит мне одному лямку тянуть, тем более что наследником у нас в семье будет старший мужского пола только так и не иначе…"

Прошел еще год, и мы с братом приступили к генеральной уборке, разбираем макеты, убираем документацию в очень долгий ящик. В последнее время и так редко заходил сюда по делу чаще, чтоб уединиться. Все, что здесь есть, нам все равно не удастся использовать. Основные направления известны, работаем. На послевоенное время наметили развитие радио, электролампы, кино, производство из нефти пластических масс и масел, остальное пусть идет своим путем. Согласно пословице "даже большим ртом надо откусывать маленькими кусочками". Закроем за железной дверью все, надолго, лет на семьдесят не меньше что бы избежать соблазнов и не разбрасываться, это если с нами ничего не случиться война все-таки будет, ежели сгинем, тогда откроет следующий наследник мужского пола по достижению двадцати одного года и начнет уже с изучения моих записок. Пока убирались в макетном зале, нашли с Димой решение проблемы управления эскадрой. Ракеты цветного дыма, яркие хорошо видимые в любую погоду на большом расстоянии, и пороховой дым им не помеха. Имея всего три цвета, получим возможность подать двадцать семь команд, а четыре цвета дадут уже двести пятьдесят шесть, правда это уже перебор обойдемся белым, красным и синим.

Из дневника

"… Вчера отправил брата в Крым, более мы с ним до конца войны не увидимся, пусть принимает под команду Керченское училище мастерские и склады в Севастополе с ним поехали почти все "мексиканцы" в качестве наставников для курсантов. Туда же отправил пять человек своих воспитанников с наказом беречь брата и помогать ему во всем. Пусть освоят будущий театр военных действий, все обмерят, составят таблицы, подготовят, где можно под видом занятий и учений позиции. Вооружение, оборудование и материалы отправили заранее все уже на складах компании, запасы для производства огнеприпасов там же. Людей он себе сам отбирал, максимум знаний по дням что и когда будет происходить вплоть до силы и направления ветра вперед на пять лет запомнил и записал все вместе подготовили, а я все равно волнуюсь и дергаюсь младшенький ведь…"

" Из истории создания танкерного флота" журнал "Техника-молодежи" Москва, № 3 1934 год.

"… появление на мировых рынках таких востребованных продуктов как нефть, керосин и топочный мазут, потребовала разработки способов их доставки потребителям в больших количествах. Их высокая опасность, приведшая в середине прошлого века к нескольким чудовищным катастрофам, таким как пожар на английском номерном судне транспортировщике нефти в порту Портсмута приведший к разлитию горящей нефти воспламенению и дальнейшей гибели во время пожара еще пяти судов, возгоранию складов на территории порта. Затем последовали многомиллионные иски к владельцам груза и порта. Последовавшее решение о выделение нефтяным судам отдельного причала, содержанию в порту специальной пожарной команды и прочие ограничения привели инженерную мысль к созданию негорючих паровых судов специального назначения для перевозки нефтепродуктов. Первым прототипом такого судна явились изготовленные в Санкт-Петербурге новаторские, для своего времени стальные корабли, длиной около семидесяти метров, оснащенные двумя паровыми машинами с практически неограниченной дальностью хода (они пережигали в своих топках нефть или топочный мазут который сами и перевозили). Спроектированные под разработанные тогда еще стандартные танки для перевозки нефти, оснащенные специальными, грузоподъемными приспособлениями для их погрузки и выгрузки они вызвали настоящую революцию в умах проектировщиков кораблей. К сожалению, начавшаяся война, получившая в дальнейшем наименование "Крымской" подвигла владельцев на переделку этих судов для применения в боевых действиях и не позволила полностью использовать их потенциал. Однако толчок конструкторской мысли был дан и сегодня мы имеем огромный флот судов, которые сами по себе являются резервуарами для перевозки нефтепродуктов и оснащены самыми современными средствами для предотвращения а, при необходимости тушения, пожаров…"

Спуск на воду и доделка стальных танкеров происходила без помпы в рабочем порядке. Они стоят у достроечной стенки, покрашенные снаружи шаровой краской. Крупные по нынешним масштабам корабли удивляют всех. Что мне про них только не говорят и мачты тонкие парусов нет, и надстройки неправильные, и фермы грузоподъемных механизмов уродуют внешний вид и опрокинут корабль (а как башни и орудия ставить а?), и трубы слишком длинные вся столица в который раз перемывает косточки моим корабелам и мне. Супруга жалуется, даже ей надоели с этой критикой, но ничего еще три месяца и сбудется моя мечта, обойти вокруг света и вот и пойду, и не зуйком[94], а командиром собственной эскадры. Тысячи дел и вопросов приходится решать, назначаю управляющих, наблюдательный совет, ревизионную комиссию, зятя поставил во главе совета директоров компании, бывший офицер пусть строит их всех и ровняет, дела не загубит, хороший муж Елене достался. Опыта управления он набрался, когда руководил "голландской" транспортной и создавал керосиновые станции по всему миру. Пятерых "преторианцев" передал Сергею, чтоб помогали следить за делами. Пятерых отправил в "метрополию" контролировать выполнение своих распоряжений и чтоб управляющие на местах мух не ловили, выпорют нагайками пару тройку нерадивых, все зашевелятся. Пятерых заберу с собой. Остальные еще маленькие и учатся, пусть подрастают в помощь супруге, она за ними и приглядывать будет. Оставил инструкции на ближайшее время и планы перспективного развития меня ведь не будет минимум три года, а жену перегружать нельзя, на ней дети. Полина поразила меня до глубины души, они с Лизой долго о чем то таинственно шушукались, ездили в Москву все вместе и вместе и сегодня преподнесли первую книгу, написанную Полей и изданную Елизаветой, Боже мой, сказки и какие трогательные и наивные немножко. В нашей семье появился свой писатель, судя по первому впечатлению хороший, хотя я может быть и пристрастен. Как я рад за девочек одна, несмотря на "ребенков", нашла в себе силы и талант написать, а вторая сама организовала издательство, сама без привлечения меня "могучего" построила две типографии в московском поместье и Амстердаме, первой книгой издала Полину, молодцы они, а уж календари и рисованные истории слов нет.

Из книги Яковлевой Е.М. "Моя жизнь" Москва 1902 г.

"… Когда я услышала, какие красивые истории рассказывает Полина ребятне, на наших ежедневных посиделках захотелось их записать, а потом сделать, так что бы их услышало как можно большее количество детей и их родителей. Так я получила "дело всей жизни". В дальнейшем занятие издательской деятельностью полностью поглощало все мои мысли и не давало мне опускать руки в самых тяжелых ситуациях. Сейчас по прошествии многих лет я могу сказать, что помимо детей, это самое важное, что я сделала в своей жизни. Как было тяжело вначале, когда не было ни понимания, ни знаний, а была только идея. Однажды в ответ на мой очередной бред о том, какие книги надо издавать Полина сказала.

— не так много грамотных у нас и прочитать книгу смогут единицы остальным это не доступно вот если бы им показать.

Мы с ней зацепились за слово "показать" и решили делать рисованные книги из серии рисунков, как у швейцарца Рудольфа Тепфера о приключениях господ Жабо и Крепьена, но по мотивам Полининых и русских народных сказок. Далее подумали о том, как заставить людей учить грамоту. Человек должен захотеть учиться и иметь возможность это сделать, вот если бы он каждый день учил одну букву. Месяцеслов сказала я, видела у нас они и дома есть красиво, но дорого до изумления. Он на год, разделен на месяцы и дни, нам нужно обратить внимание на каждый день и чтоб там было что нибудь интересное, например погода в виде значков тепло холодно, снег дождь, засуха или урожай на весь год на одной из страниц, рисунок платья или выкройка, рецепт, совет для тех кто умеет читать для тех, кто не умеет буква на каждый день с объясняющим рисунком. Наша фантазия не знала границ, так мы составили первый, ставший теперь таким привычным отрывной календарь. Не знала границ и наша злость, таких выражений я от Полины до этого момента не слышала, да и сама ругалась, как пьяный сапожник, когда узнала, что нам напечатать месяцеслов нельзя. С одна тысяча семьсот двадцать седьмого года частным лицам запрещалось печатать месяцесловы, исключительное право стало принадлежать Санкт-Петербургской Академии наук. Деньги, вырученные от их продажи, шли на покупку спирта и камфары для сохранения коллекций разных монстров и чучел зверей в Кунсткамере и самих академиков, наверное. Пришлось изворачиваться печатать месяцесловы в Голландии и везти в родные пределы. Сразу решили сделать его доступным, копеечным, для всех. Вторую типографию сделали в Полинином приданном, московском имении там решили печатать обычные и рисованные книги. Муж перед отъездом в кругосветное путешествие посоветовал еще, каких авторов на тот момент малоизвестных, надо приглашать, печатать и прикармливать, его мнению я и Поля всецело доверяли, чем и занялись после его отъезда…"

Из дневника

"… остались позади проводы и слезы, остались позади наши родные матери, жены и дети. Теперь все просто, мы идем на войну, мужчины всегда туда ходят они так самоутверждаются…"

Ничего нового в Голландии я не увидел все те же каналы, те же островерхие дома, все та же грязь, все те же мельницы. В Роттердаме проверяю свою "любимую" транспортную компанию перевожу ее на военное положение, задержусь еще на пару дней, потом оставив эскадру на две недели здесь сам в Лондон, они потом пусть догоняют.

Из дневника

"… Стоим на Спитгедском рейде, между островом Вайтом и крепостными стенами Портсмута Гуляем и ездим за покупками, кто в Портси, кто в Саутси, кто в Портсмут или в Госпорт — это названия четырех городов, связанных вместе и составляющих Портсмут. Все они имеют свой характер.

Портси и Портсмут — торговые части, наполненные магазинами, складочными амбарами, с таможней. Тут же помещается адмиралтейство, тут и приют моряков всех наций. Саутси — чистый квартал, где главные церкви и большие дома; там помещаются и власти. Эти кварталы отделяются между собою стеной. Госпорт лежит на другой стороне гавани и сообщается с прочими тремя кварталами посредством парового парома, который беспрестанно по веревке ходит взад и вперед и за грош перевозит публику. Кроме того, есть бесчисленное множество яликов. В Госпорте тоже есть магазины, но уже второстепенные, фруктовые лавки, очень хорошая гостиница "Indian Arms", и станция лондонской железной дороги. Впрочем, все эти города можно обойти часа в два. Госпорт состоит из одной улицы и нескольких переулков. Саутси — из одной площади, вала и крепостной стены. Только Портсмут и Портси, связанные вместе, имеют несколько улиц. Домы, магазины, торговля, народ — всё как в Лондоне, в меньших и не столь богатых размерах; но все-таки относительно богато, чисто и красиво. Море, матросы, корабли и адмиралтейство сообщают городу свой особый отпечаток, такой же, как у нас в Кронштадте, только побольше, полюднее. Наши матросы называют англичан асеи, от слова "I say", то есть "Я говорю, слушай!", которое беспрестанно слышится в английском разговоре…[95]"

Видимо я уже настроился на войну, в том числе с Британией и смотрю на окружающий меня город и порт с точки зрения количества боеприпасов требуемых для их разрушения прогуливаюсь по магазинам, заодно провожу ревизию в своем, находящимся как раз в Портсмуте хоть и под вывеской английской компании. Закончу здесь и далее в Лондон стоянка запланирована долгой.

Из дневника

"… Лондон — поучительный и занимательный город, но занимательный только утром. Вечером он для иностранца — тюрьма, особенно в такой сезон, когда нет спектаклей и других публичных увеселений, то есть осенью и зимой. Пожалуй, кому охота, изучай по вечерам внутреннюю сторону народа — нравы; но для этого надо слиться и с домашнею жизнью англичан, а это нелегко. С шести часов Лондон начинает обедать и обедает до десяти, до одиннадцати, до двенадцати часов, смотря по состоянию и образу жизни, потом спит. Собственно англичане не обедают, они едят. Кроме торжественных обедов во дворце или у лорд-мэра и других, на сто, двести и более человек, то есть на весь мир, в обыкновенные дни подают на стол две-три перемены, куда входит почти всё, что едят люди повсюду. Все мяса, живность, дичь и овощи — всё это без распределений по дням, без соображений о соотношении блюд между собою.

Что касается до национальных английских кушаньев, например пудинга, то его надо было заказывать. Видно, англичане сами довольно равнодушны к этому тяжелому блюду. Все мяса, рыба отличного качества, и все почти подаются au naturel, с приправой только овощей. Тяжеловато, грубовато, а впрочем, очень хорошо и дешево: был бы здоровый желудок; но англичане на это пожаловаться не могут. Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде. Да, не красны углами их таверны: голые, под дуб сделанные или дубовые стены и простые столы; но опрятность доведена до роскоши: она превышает необходимость. Особенно в белье; скатерти — ослепительной белизны, а салфетки были бы тоже, если б они были, но их нет, и вам подадут салфетку только по настойчивому требованию — и, то не везде. И это может служить доказательством опрятности. "Зачем салфетка? — говорят англичане, — руки вытирать? да они не должны быть выпачканы", так же как и рот, особенно у англичан, которые не носят ни усов, ни бород…[96]"

Все свои дела в Лондоне закончил достаточно быстро, избавился от некоторых английских активов, в преддверии войны передал права на получение дивидендов от использования наших изобретений, голландской компании закрыл и продал boutique[97] в Сити под названием "Восточные пряности" жалко до слез, но лучше так нежели через пару лет разгромят. Осталось время, и решил походить по городу утолить свое любопытство.

Из дневника

"… Лондон по преимуществу город поучительный, то есть нигде, нет такого множества средств, приобрести, дешево и незаметно всяких знаний. Бесконечное утро, с девяти часов до шести, промелькнет — не видишь как. На каждом шагу манят отворенные двери зданий, где увидишь что-нибудь любопытное: машину, редкость, услышишь лекцию естественной истории. Есть учреждение, где показывают результаты всех новейших изобретений: действие паров, образчик воздухоплавания, движения разных машин. Есть особое временное здание, в котором помещен громадный глобус. Части света представлены рельефно, не снаружи шара, а внутри. Зрители ходят по лестнице и останавливаются на трех площадках, чтобы осмотреть всю землю. Их сопровождает профессор, который читает беглую лекцию географии, естественной истории и политического разделения земель. Мало того: тут же в зале есть замечательный географический музей, преимущественно Англии и ее колоний. Тут целые страны из гипса, с выпуклыми изображениями гор, морей, и потом все пособия к изучению всеобщей географии: карты, книги, начиная с младенческих времен географии, с аравитян, римлян, греков, карты от Марко Паоло до наших времен. Есть библиографические редкости.

Самый Британский музеум, — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланёр, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом? И сколько таких заведений по всем частям, и почти даром! В зоологическом саду собраны живые твари со всего мира. Здесь до значительной степени можно наблюдать некоторые стороны жизни животных почти в естественном состоянии. Это постоянная лекция, наглядная, осязательная, в лицах, со всеми подробностями, и отличная прогулка в то же время. Сверх того, всякому посетителю в этой прогулке предоставлено полное право наслаждаться сознанием, что он "царь творения" — и всё это за шиллинг. И везде, во всех этих учреждениях, волнуется толпа зрителей; подумаешь, что англичанам нечего больше делать, как ходить и смотреть достопримечательности. Они в этом отношении и у себя дома похожи на иностранцев, а иностранцы смотрят хозяевами. Такой пристальной внимательности, почти до страдания, нигде не встретишь. В других местах достало бы не меньше средств завести всё это, да везде ли придут зрители и слушатели толпами поддержать мысль учредителя? Но если много зрителей умных и любознательных, то и нет нигде столько простых зевак, как в Англии. О какой глупости ни объявите, какую цену ни запросите, посетители явятся, и, по обыкновению, толпой. Кажется, что любопытство у них не рождается от досуга, как, например, у нас; оно не есть тоже живая черта характера, как у французов, не выражает жажды знания, а просто — холодное сознание, что-то или другое полезно, а потому и должно быть осмотрено. Не видать, чтоб они наслаждались тем, что пришли смотреть; они осматривают, как будто принимают движимое имущество по описи: взглянут, там ли повешено, такой ли величины, как напечатано или сказано им, и идут дальше Между тем общее впечатление, какое производит наружный вид Лондона, с циркуляциею народонаселения, странно: там до двух миллионов жителей, центр всемирной торговли, а чего бы вы думали не заметно? — жизни, то есть ее бурного брожения. Торговля видна, а жизни нет: или вы должны заключить, что здесь торговля есть жизнь, как оно и есть, в самом деле. Последняя не бросается здесь в глаза. Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон первая столица в мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют десятки тысяч экипажей. Ахнешь от изумления, но не заметишь всего этого глазами. Такая господствует относительно тишина, так все физиологические отправления общественной массы совершаются стройно, чинно. Кроме неизбежного шума от лошадей и колес, другого почти не услышишь. Город, как живое существо, кажется, сдерживает свое дыхание и биение пульса. Нет ни напрасного крика, ни лишнего движения, а уж о пении, о прыжке, о шалости и между детьми мало слышно. Кажется, всё рассчитано, взвешено и оценено, как будто и с голоса, и с мимики берут тоже пошлину, как с окон, с колесных шин. Экипажи мчатся во всю прыть, но кучера не кричат, да и прохожий никогда не зазевается. Пешеходы не толкаются, в народе не видать ни ссор, ни драк, ни пьяных на улице, между тем почти каждый англичанин напивается за обедом. Все спешат, бегут: беззаботных и ленивых фигур, кроме моей, нет.

Дурно одетых людей — тоже не, видать: они, должно быть, как тараканы, прячутся где-нибудь в щелях отдаленных кварталов; большая часть одеты со вкусом и нарядно; остальные чисто, все причесаны, приглажены и особенно обриты. Улицы похожи на великолепные гостиные, наполненные одними господами. Так называемого простого или, еще хуже, "черного" народа не видать, потому что он здесь — не черный: мужик в плисовой куртке и панталонах, в белой рубашке вовсе не покажется мужиком. Даже иная рабочая лошадь так тихо и важно выступает, как барин…[98]".

Отрадно видеть, что в чем то мы их обогнали, у нас, в Екатеринославле и рабочих городках вокруг него центральные улицы уже освещаются не газом, а электричеством, водопровод и канализация, копоти нет почти, все экипажи на резиновом ходу, много школ, и женщины у нас красивее.

Из дневника

"… Известно, как англичане уважают общественные приличия. Это уважение к общему спокойствию, безопасности, устранение всех неприятностей и неудобств — простирается даже до некоторой скуки. Едешь в вагоне, народу битком набито, а тишина, как будто "в гробе тьмы людей", по выражению Пушкина. Англичане учтивы до чувства гуманности, то есть учтивы настолько, насколько в этом действительно настоит надобность, но не суетливы и особенно не нахальны, как французы. Они ответят на дельный вопрос, сообщат вам сведение, в котором нуждаетесь, укажут дорогу и т. п., но не будут довольны, если вы к ним обратитесь просто так, поговорить. Они принимают в соображение, что если одним скучно сидеть, молча, то другие, напротив, любят это. Я не видел, чтобы в вагоне, на пароходе один взял, даже попросил, у другого праздно лежащую около газету, дотронулся бы до чужого зонтика, трости. Все эти фамильярности с незнакомыми нетерпимы. Зато никто не запоет, не засвистит около вас, не положит ногу на вашу скамью или стул. Есть тут своя хорошая и дурная сторона, но, кажется, больше хорошей. Французы и здесь выказывают неприятные черты своего характера: они нахальны и грубоваты. Слуга-француз протянет руку за шиллингом, едва скажет "merci"[99], и тут же не поднимет уроненного платка, не подаст пальто. Англичанин всё это сделает. Про природу Англии и говорить нечего: какая там природа! ее нет, она возделана до того, что всё растет и живет по программе. Люди овладели ею и сглаживают ее вольные следы. Поля здесь — как расписные паркеты. С деревьями, с травой сделано то же, что с лошадьми и с быками. Траве дается вид, цвет и мягкость бархата. В поле не найдешь праздного клочка земли; в парке нет самородного куста. И животные испытывают ту же участь. Всё породисто здесь: овцы, лошади, быки, собаки, как мужчины и женщины. Всё крупно, красиво, бодро; в животных стремление к исполнению своего назначения простерто, кажется, до разумного сознания, а в людях, напротив, низведено до степени животного инстинкта. Животным так внушают правила поведения, что бык как будто бы понимает, зачем он жиреет, а человек, напротив, старается забывать, зачем он круглый Божий день и год, и всю жизнь, только и делает, что подкладывает в печь уголь или открывает и закрывает какой-то клапан. В человеке подавляется его уклонение от прямой цели; от этого, может быть, так много встречается людей, которые с первого взгляда покажутся ограниченными, а они только специальные. И в этой специальности — причина успехов на всех путях. Здесь кузнец не займется слесарным делом, оттого он первый кузнец в мире. И всё так. Механик, инженер не побоится упрека в незнании политической экономии: он никогда не прочел ни одной книги по этой части; не заговаривайте с ним и о естественных науках, ни о чем, кроме инженерной части, — он покажется так жалко ограничен… а между тем под этою ограниченностью кроется иногда огромный талант и всегда сильный ум, но ум, весь ушедший в механику. Скучно покажется "универсально" образованному человеку разговаривать с ним в гостиной; но, имея завод, пожелаешь выписать к себе его самого или его произведение. Всё бы это было очень хорошо, то есть эта практичность, но, к сожалению, тут есть своя неприятная сторона: не только общественная деятельность, но и вся жизнь всех и каждого сложилась и действует очень практически, как машина. Незаметно, чтоб общественные и частные добродетели свободно истекали из светлого человеческого начала, безусловную прелесть которого общество должно чувствовать непрестанно и непрестанно чувствовать тоже и потребность наслаждаться им. Здесь, напротив, видно, что это всё есть потому, что оно нужно зачем-то, для какой-то цели. Кажется, честность, справедливость, сострадание добываются как каменный уголь, так что в статистических таблицах можно, рядом с итогом стальных вещей, бумажных тканей, показывать, что вот таким-то законом для той провинции или колонии добыто столько-то правосудия или для такого дела подбавлено в общественную массу материала для выработки тишины, смягчения нравов и т. п. Эти добродетели приложены там, где их нужно, и вертятся, как колеса, оттого они лишены теплоты и прелести. На лицах, на движениях, поступках резко написано практическое сознание о добре и зле, как неизбежная обязанность, а не как жизнь, наслаждение, прелесть. Добродетель лишена своих лучей; она принадлежит обществу, нации, а не человеку, не сердцу. Оттого, правда, вся машина общественной деятельности движется непогрешительно, на это употреблено тьма чести, правосудия; везде строгость права, закон, везде ограда им. Общество благоденствует: независимость и собственность его неприкосновенны. Но зато есть щели, куда не всегда протеснится сила закона, где бессильно и общественное мнение, где люди находят способ обойтись без этих важных посредников и ведаются сами собой: вот там-то машина общего движения оказывается неприложимою к мелким, индивидуальным размерам и колеса ее вертятся на воздухе. Вся английская торговля прочна, кредит непоколебим, а между тем покупателю в каждой лавке надо брать расписку в получении денег. Законы против воров многи и строги, а Лондон считается, между прочим, образцовою школою мошенничества, и воров числится там несколько десятков тысяч; даже ими, как товарами, снабжается континент, и искусство запирать замки спорит с искусством отпирать их. Прибавьте, что нигде нет такого количества контрабандистов. Везде рогатки, машинки для поверки совестей, как сказано выше: вот какие двигатели поддерживают добродетель в обществе, а кассы в банках и купеческих конторах делаются частенько добычей воров. Филантропия возведена в степень общественной обязанности, а от бедности гибнут не только отдельные лица, семейства, но целые страны под английским управлением. Между тем этот нравственный народ по воскресеньям ест черствый хлеб, не позволяет вам в вашей комнате заиграть на фортепиано или засвистать на улице. Призадумаешься над репутацией умного, делового, религиозного, нравственного и свободного народа! Но, может быть, это всё равно для блага целого человечества: любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, всё равно, но отчего, же это противно?…[100]"

Паровая машина убила всю романтику путешествия, больше не было белоснежных парусов на мачтах, вместо них стояли какие — то огрызки, из трубы валил черный дым в целях маскировки. "Толстяки" изображали из себя простые танкеры, и только их командиры знали, что на Сахалине уже готов специальный док, где с них обдерут все лишнее, поставят, наконец, настоящие пушки, лежащие на тамошнем складе. Паровая машина вращала винты, и корабль как утюг подламывал под себя волну. При его впечатляющих размерах он развивал экономическим ходом до десяти узлов, а в боевом режиме до шестнадцати. Штатное вооружение будет состоять из четырех пятидюймовых, нарезных орудий в двухорудийных башнях, с прицельной дальностью в семь верст. Для управления артиллерийской стрельбой на большие расстояния была установлена система управления огнем. В ее состав входили дающий прибор прицела, линии электрической синхронной передачи, дающие и принимающие приборы прицела и целика. Дальность до цели измерялась оптическим дальномером с четырехметровой базой. Дальномерщик измерял дальность через каждые 3–5 секунд и передавал результаты измерений по телефону в центральный пост. Матрос-гальванер вводил дальность до цели в задающий прибор прицела — простейший автомат, который вырабатывал текущую дистанцию. Управляющий огнем в соответствии с баллистической таблицей стрельбы для установленных орудий определял угол прицеливания. Вследствие большой дальности стрельбы время полета снаряда до цели достигало нескольких секунд, поэтому при стрельбе учитывалось изменение начальной дальности, происходившее за время полета снаряда. То же самое можно сказать и об изменении пеленга на цель. Данные по телефону передавались с центрального поста в орудийные башни. Запредельная дальность стрельбы орудий, взрывчатка которой был снаряжен снаряд, плюс материал корпуса, легированная никелем и хромом сталь которую в ближайшем будущем не пробить ни одним снарядом не оставляла шансов их противникам. Для ближнего боя на корабли будут установлены семь картечных пушек на специальных станках, по три на сторону и одна во вращающейся полубашне. И таких кораблей шло пятнадцать в составе отряда. Пять уже переоборудованных на новейшие пушки "черепах" ходили по Тихому океану с тройным комплектом канониров, дальномерщиков и гальванеров в целях тренировки и наработки навыков стрельбы. К моменту подхода основного отряда они должны были полностью расстрелять стволы орудий и заменить их. Боеприпасы, запасные стволы, станки для установки орудий в качестве пушек береговой обороны, прицелы, дальномеры, системы управления огнем все это в течение последних пяти лет завозилось на Сахалин, в порт Румянцев и Новую Каледонию которые будут являться базами для будущих действий флота в Тихом океане. Источником же топлива для кораблей станут разбросанные по всему миру керосиновые станции, котлы работают на жидком топливе. Правда в нынешнем походе стальные корабли в порты без крайней нужды не заходят, болтаются в отдалении, В порт заходят парусники сопровождения и транспорты для пополнения припасов и пресной воды. На "толстяках" стоят опреснители им легче, хотя вода из опреснителя гадость редкостная её еще, и подсаливать необходимо.

Из дневника

"… Одна скала как будто оторвалась и упала в море отдельно: под ней свод насквозь. Всё казалось голо, только покрыто густым мхом. Но даль обманывала: это не мох, а целые леса; нигде не видать жилья. Холмы, как пустая декорация, поднимались из воды, и, кажется, грозили рухнуть, лишь только подойдешь ближе. Налево виден был, но довольно далеко, Порто-Санто, а еще дальше — Дезертос, маленькие островки, или, лучше сказать, скалы. Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти. Группа гор тесно жалась к одной главной горе — это первая большая гора, которую увидели многие из нас, и то она помещена в аристократию гор не за высоту, составляющую всего около 6000 футов над уровнем моря, а за свое вино. На вершине белелся снег, а бока покрыты темною, местами бурою растительностью; кое-где ярко зеленели сады. В разных местах по горам носились облака. Там белое облако стояло неподвижно, как будто прильнуло к земле, а там раскинулось по горе другое, тонкое и прозрачное, как кисея, и сеяло дождь; гора опоясывалась радугами. В одном месте кроется целый лес в темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина с садами. Не знаешь, на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за этой игрой света, как в диораме. По скату горы шли виноградники, из-за зелени которых выглядывали виллы. На полгоре, на уступе, видна церковь, господствующая над садами и над городом. Город Фунчал… Ужели это город: эти белеющие внизу у самой подошвы, на берегу, дома, как будто крошки сахара или отвалившейся откуда-то штукатурки? Чем ближе подвигались мы к берегу, тем становилось теплее. Чувствуешь чье-то близкое горячее дыхание на лице. Горы справа, слева утесами спускались к берегу. На одном из них, слева от города, поставлена батарея. Внизу, под боком другого утеса, пробирался к рейду купеческий корабль. Мы навели зрительные трубы на него. Корабль был буквально покрыт, почти задавлен триста пассажирами, всё эмигрантами, едущими из Европы в Америку или Австралию. Ну, дай Бог им счастливо добраться!

Гавани на Мадере нет, и рейд ее неудобен для судов, потому что нет глубины, или она, пожалуй, есть, и слишком большая, оттого и не годится для якорной стоянки: недалеко от берега — шестьдесят и пятьдесят сажен; наконец, почти у самой пристани, так что с судов разговаривать можно, — всё сорок еще пятнадцать сажен. Военные суда мало становятся здесь на якорь, а купеческие хотя и останавливаются, но, чуть подует ветер с юга, они уходят на северную сторону, а от северных ветров прячутся здесь.

Нас окружили шлюпки всяких величин и форм. Приехал капитан над портом поздравить с благополучным прибытием и осведомиться о здоровье плавателей. Кажется, чего учтивее? А скажите-ка, что вы нездоровы, что у вас, например, человек двадцать-тридцать больных лихорадкой, так вас очень учтиво попросят не съезжать на берег и как можно скорее удалиться. Привезли апельсинов, еще чего-то; приехала прачка, трактирщица; все совали нам в руки свои адресы, и я опустил в карман своего пальто еще две карточки, к дюжинам прочих, приобретенных в Англии. Их так много накопилось в карманах всех платьев, что лень было заняться побросать их за борт. После всего этого отделилась от берега шлюпка под русским флагом. В ней сидел русский чиновник, в вицмундире министерства иностранных дел, с русским орденом в петлице.

Это — консул. Он узнал сейчас корабль, спросил, нет ли между плавателями старых знакомых, и пригласил нас несколько человек к себе на обед. Был час одиннадцатый утра, когда мы сели в консульскую шлюпку. Гребцы — всё португальцы, одетые очень картинно, в белых спенсерах с отложными воротниками, в маленьких, едва покрывающих темя, красных или синих шапочках, но без обуви. Шея и грудь открыты; все почти с бородами, но без усов, и большею частью рослый, красивый народ.

Вглядываясь в новый, поразительный красотой берег, мы незаметно очутились у пристани, или виноват, ее нет — ну там, где она должна быть. Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров.

Мы почти бегом бросились на берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.

Как приятно расправить ноги после многодневного плавания! Походка еще неверна, надо несколько минут привыкать ходить, отвыкнешь и устаешь сразу.

На бульваре, под яворами и олеандрами, стояли неподвижно три человеческие фигуры, гладко обритые, с синими глазами, с красивыми бакенбардами, в черном платье, белых жилетах, в круглых шляпах, с зонтиками, и с пронзительным любопытством смотрели то на наше судно, то на нас.

Нужно ли называть их? И тут они? Мало еще мы видели их!

Англичане здесь господа; лучшее вино идет в Англию. Между португальскими торговыми домами мало богачей. Наш консул считается значительным виноторговцем, но он живет очень скромно в сравнении с британскими негоциантами. Они торгуют не одним вином. По просьбе консула, несмотря на воскресенье, нам отперли один магазин, лучший на всем острове, и этот магазин — английский. Чего в нем нет! английские иглы, ножи и прочие стальные вещи, английские бумажные и шерстяные ткани, сукна; их же бронза, фарфор, ирландские полотна. Сожалеть ли об этом или досадовать — право, не знаю. Оно досадно, конечно, что англичане на всякой почве, во всех климатах пускают корни, и всюду прививаются эти корни. Еще досаднее, что они носятся со своею гордостью как курица с яйцом и кудахтают на весь мир о своих успехах; наконец, еще более досадно, что они не всегда разборчивы в средствах к приобретению прав на чужой почве, что берут, чуть можно, посредством английской промышленности и английской юстиции; а где это не в ходу, так вспоминают средневековый фаустрехт — всё это досадно из рук вон. Но зачем не сказать и правды? Не будь их на Мадере, гора не возделывалась бы так деятельно, не была бы застроена такими изящными виллами, да и дорога туда не была бы так удобна; народ этот не одевался бы так чисто по воскресеньям. Не даром он говорит по-английски: даром южный житель не пошевелит пальцем, а тут он шевелит языком, да еще по-английски. Англичанин дает ему нескончаемую работу и за всё платит золотом, которого в Португалии немного. Конечно, в другом месте тот же англичанин возьмет сам золото, да еще и отравит, как в Китае например… Но теперь не о Китае речь.

Лучшие дома в городе и лучшие виноградники за городом принадлежат англичанам. Пусть бы так; да зачем сами-то они здесь? Как неприятно видеть в мягком воздухе, под нежным небом, среди волшебных красок эти жесткие явления! Но мы развлечены были разнообразием других предметов. Музыка, едва слышная на рейде, раздавалась громко из одного длинного здания — казарм, как сказал консул: музыканты учились. Мы пошли по улицам, расположенным амфитеатром, потому что гора начинается прямо от берега. Однако идти по мостовой не совсем гладко: она вся состоит из небольших довольно острых каменьев: и сквозь подошву чувствительно.

В домах жалюзи наглухо опущены от жара; дома очень просты, в два этажа и в один; многие окружены каменным забором. Везде видны сады, зелень, плющи; даже мостовая поросла мелкой травой.

Небольшой каменный дом консула спрятался за каменную же стену, между чистым двором и садом. Консул, родом португалец, женат на второй жене, португалке, очень молодой, черноглазой, бледной, тоненькой женщине. Он представил нас ей, но, к сожалению, она не говорила, ни на каком другом языке, кроме португальского, и потому мы только поглядели на нее, а она на нас. Консул говорил по-английски и немного по-французски. Ему лет за пятьдесят. От первой жены у него есть взрослый сын. Нас ввели почти в темную гостиную; было прохладно, но подняли жалюзи, и в комнату хлынул свет и жар. Из окон прекрасный вид вниз, на расположенные амфитеатром по берегу дома и на рейд. Но мы только что ступили на подошву горы: дом консула недалеко от берега — прекрасные виды еще были вверху.

Консул познакомил нас с сыном, молодым человеком лет двадцати с небольшим. Он только что воротился из Франции, где учился медицине. Я всё думал, как обедают по-португальски, и ждал чего-нибудь своего, оригинального; но оказалось, что нынче по-португальски обедают по-английски: после супа на стол разом поставили ростбиф, котлеты и множество блюд со всякой зеленью — всё явления знакомые. В этом почти и состоял весь обед. Главным украшением его было вино и десерт. Вино, разумеется, мадера, красная и белая. И та, и другая превосходного качества, особенно красная, как рубин, которая называется здесь тинто. Лучше, кажется, и не выдумаешь вина. Правда, я пил в Петербурге однажды вино, привезенное в подарок отсюда же, превосходное, но другого рода, из сладких вин, известное под названием мальвази-мадеры.

Красная мадера не имеет ни малейшей сладости; это капитальное вино и нам показалось несравненно выше белой, madeire secco, которую мы только попробовали, а на другие вина и не смотрели.

Десерт состоял из апельсинов, варенья, бананов, гранат; еще были тут называемые по-английски кастард-эппльз (custard apples) плоды, похожие видом и на грушу, и на яблоко, с белым мясом, с черными семенами. И эти были неспелые. Хозяева просили нас взять по нескольку плодов с собой и подержать их дня три-четыре и тогда уже есть. Мы так и сделали. Действительно, нет лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта с тонким ароматом. Плод этот, когда поспеет, надо есть ложечкой. Если не ошибаюсь, по-испански он называется нона. Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич, в котором изъявил удовольствие, что угощает далеких и редких гостей, желал счастливого возвращения…[101]"

Танкеры, которые ходят теперь по установленным маршрутам и развозят горючее для ламп и керосинок поделили весь мир. В Средиземноморскую часть Европы завозят керосин из Черного моря вплоть до южной оконечности Африки. Америка Европа со стороны Атлантики Российская империя (северная часть) Из Венесуэлы и Мексики.

Там находятся сразу два нефтеперерабатывающих завода. Индия Юго-восточная Азия, Австралия, Китай, Тихоокеанское побережье Америки из Сахалина. Маршруты пришлось рассчитывать так, чтобы в каждый момент времени половина танкеров находилась в голландских или испанских портах на всякий случай. Танкерный флот только наш уже перевалил за сорок единиц. В Англии более двух десятков танкеров и в остальных странах около пятидесяти.

Из дневника

"… Следующая наша остановка на островах Зеленого Мыса, в пятистах верстах от африканского материка, а именно на о. С. Яго, в Порто-Прайя.

Перед нами "разбросанные на далеком расстоянии по горизонту большие и небольшие острова. Одни из них, подальше, казались темно-синими, другие, поближе, бурыми массами. Самый близкий, Сант-Яго, лежал, как громадный ком красной глины. Мы подвигались всё ближе: масса обозначалась яснее, утесы отделялись один от другого, и весь рисунок острова очертился перед нами, когда мы милях в полутора бросили якорь. Порт очень удобен для якорной стоянки. Здесь застали мы два американских корвета да одну шхуну, отправляющиеся в Японию, к эскадре коммодора Перри.

От Мадеры до островов Зеленого Мыса считается тысяча морских миль по меридиану. Это одна тысяча семьсот пятьдесят наших верст. Направо утесы, налево утесы, между ними уходит в горы долина, оканчивающаяся песчаным берегом, в который хлещет бурун. У самого берега, слева от нас, виден пустой маленький островок, направо масса накиданных друг на друга утесов. По одному из них идет мощеная дорога кверху, в Порто-Прайя. Пониже дороги, ближе к морю, в ущелье скал кроется как будто трава — так кажется с корабля…[102]" На берегу, в одном углу под утесами, видно здание и шалаши. Остальной берег между скалами занимают пакгаузы керосиновой станции песок и несколько кокосовых пальм. Как всё это, вместе взятое, печально, скудно, голо, опалено и запах, запах керосина!"… Пальмы уныло повесили головы; никто нейдет искать под ними прохлады: они дают столько же тени, сколько метла. Всё спит, всё немеет. Нужды нет, что вы в первый раз здесь, но вы видите, что это не временный отдых, награда деятельности, но покой мертвый, непробуждающийся, что картина эта никогда не меняется. На всем лежит печать сухости и беспощадного зноя. Приезжайте через год, вы, конечно, увидите тот же песок, те же пальмы счетом, валяющихся в песке негров и негритянок, те же складочные амбары то же голубое небо с белым отблеском пламени, которое мертвит и жжет всё, что не прячется где-нибудь в ущелье, в тени утесов, когда нет дождя, а его не бывает здесь иногда по нескольку лет сряду. И это же солнце вызовет здесь жизнь из самого камня, когда тропический ливень хоть на несколько часов напоит землю. Ужасно это вечное безмолвие, вечное немение, вечный сон среди неизмеримой водяной пустыни. Бесконечные воды расстилаются здесь, как бесконечные пески той же Африки, через которые торопливо крадется караван, боясь, чтобы жажда не застигла его в безводном пространстве.

Здесь торопливо скользит по глади вод судно, боясь штилей, а с ними и жажды, и голода. Пароход забросит немногие письма, возьмет другие и спешит пройти мимо обреченной на мертвый покой страны. А какие картины неба, моря! какие ночи! Пропадают эти втуне истраченные краски, это пролитое на голые скалы бесконечное тепло! Человек бежит из этого царства дремоты, которая сковывает энергию, ум, чувство и обращает всё живое в подобие камня. Ничто не шевелится тут; всё молчит под блеском, будто разгневанных небес. В море, о, в море совсем иначе говорит этот царственный покой сердцу! Горе жителям, когда нет дождя: они мрут с голода.

Земля производит здесь кофе, хлопчатую бумагу, все южные плоды, рис, а в засуху только морскую соль, которая и составляет одну из главных статей здешней промышленности.

Приехал чиновник, негр, в форменном фраке, с галунами. Он, по обыкновению, осведомился о здоровье людей, потом об имени судна, о числе людей, о цели путешествия и всё это тщательно, но с большим трудом, с гримасами, записал в тетрадь. Нелегко далась ему грамота. Африканское солнце, дало знать себя. На море его не чувствуешь: жар умеряется ветром, зато на берегу! На горе, над портом, господствует устроенная на каменной платформе батарея. Налево от нее город. Часовые, португальцы и мулаты, в мундирах, но босые. На городской площади были два-три довольно большие каменные дома, казенные, и, между прочим, гауптвахта; далее шла улица. В ней частные дома, небольшие, бедные, но каменные, все с жалюзи, были наглухо закрыты. Улица напоминает любой наш уездный город в летний день, когда полуденное солнце жжет беспощадно, так что ни одной живой души не видно нигде; только ребятишки безнаказанно, с непокрытыми головами, бегают по улице и звонким криком нарушают безмолвие. Всё прочее спит или просто ленится. Изредка нехотя выглянет из окна какое-нибудь равнодушное лицо и опять спрячется. На площади стоит невысокий столб с португальской короной наверху — знак владычества Португалии над группой островов…[103]"

..Керосиновые станции устроены по всему свету одинаково: ряды складских амбаров в них танки железные с керосином, ящики с лампами и самая большая ценность ящики со стеклом ламповым, пакгаузы с ними располагаются отдельно, дабы не дай Бог повредить хрупкий товар, лавка с лампами примусами и насосом, домик управляющего, грузовой причал. Раз в неделю подходит танкер забирает пустую тару, выгружает полную все чинно и благородно. Эти танкеры на паровом ходу стали первыми регулярными трансконтинентальными перевозчиками на них есть десяток кают, которые используются для пассажирских перевозок. Конечно, благородные господа в них брезгуют, запах-с, но деловые люди, военные, курьеры, почтари пользуются. Есть даже трюм для коммерческого груза небольшой конечно, но есть. Суда эти ходят по расписанию вот уже шестой год. Доход, какой никакой идет, курсанты с мореходных училищ практику проходят, амуницию, и припасы для будущей военной компании по базам развозят. С их помощью с сорок седьмого по пятидесятый завезли продовольствие и потом почти без потерь перевезли из голодающей Ирландии двести тысяч переселенцев в Калифорнию в окрестности крепости Росс и на Сахалин. Кабальные контракты на них составили, с возможностью досрочного освобождения вот и имеем сейчас пятьдесят тысяч преданных работников…"

Из учебника "Основы организации складского учета и транспортировки грузов" СПб-1912 г.

"… Доставка нефти от мест добычи до места переработки и далее потребителям на первом этапе развития нефтяной отрасли решалась двумя путями доставкой по трубным магистралям либо специализированным транспортом. Если прокладка трубопроводов и транспортировки нефти по ним описаны в литературе достаточно подробно и началась в основном через пятьдесят лет после наступления нефтяного бума, а до этого использовалась крайне ограниченно для доставки нефти к перерабатывающим предприятиям на небольшие расстояния. На первом этапе сложности доставки нефти и продуктов ее переработки существенно ограничивали темпы реализации не только керосина, но и распространению керосиновых ламп, керосинок, водогрейных котлов и отопительных печей на жидком топливе. Решением проблемы явился переход с обычной тары (круглые бочки) на специализированную — " квадратные танки". Применение специальной тары увеличило объем продукции поставляемой одним транспортным средством примерно на двадцать семь процентов за счет более плотной укладки тары. Дало возможность формировать различные объемы поставок за счет "матрешечной" технологии где за одну единицу поставки было принято одно ведро (в переводе на принятую сегодня метрическую систему примерно двенадцать и три десятые литра). Следующей по величине транспортной мерой была принята "бочка" (сорок ведер или почти четыреста девяносто три литра). Помимо специальной тары были спроектированы и внедрены специальные транспортные средства под фиксированный размер перевозимой тары для гужевого транспорта:

— одна повозка позволяла перевезти четыре "бочки" нефтесодержащих продуктов (размер одной бочки метр на один и два десятых метра на сорок сантиметров в нынешней системе мер),

— железнодорожный вагон входило двадцать повозок (обоз) под эту тару были сразу изготовлены транспортные тележки для грузчиков, при проектировании танкеров (специальных судов для перевозки нефтепродуктов) исходили из грузоподъемности вагона и повозки, привязывая их к тоннажу судна.

Применение такой транспортной схемы стало возможно после внедрения изобретения Афанасьева С. И. "электрической сварки металла" сразу на двух заводах принадлежащих его наследникам на Невском механическом и Николаевском судостроительном. Прокат с Мариупольского металлургического завода позволил изготавливать тару нужной конфигурации и в необходимых на тот момент количествах. В течение более десяти лет Российская Империя удерживала монополию на изготовление и поставку танков. В одна тысяча восемьсот пятьдесят пятом году во время Крымской компании объединенный англо-французский флот высадил десант в Николаеве. Бывшие в составе десантных частей инженеры демонтировали и вывезли все оборудование для изготовления танков, которое потом было повторено и тара начала изготавливаться сначала в Европе, а через три года и на Американском континенте…"

Из дневника

"… Магелланов пролив отделяет южную часть континентальной Южной Америки от архипелага Огненная земля. Восточная часть пролива начинается с мыса Виржин. Ландшафт на входе в пролив радует глаз. Вдали встают остроконечные горы, отливающие голубизной. С севера и юга вплотную к морю подступают ярко-зеленые равнины, поросшие кустарником. Альбатросы, чайки, морские ласточки парят вокруг кораблей, кругом в волнах видны длинные-предлинные стебли-шлейфы гигантских водорослей.

За первым водным проходом раздвинувшиеся берега образовали обширную бухту. Леденящая душу, тишина прерывается только резкими криками морских птиц да мерным шорохом волн, которые бьются об отвесный берег. Пролив состоит из трёх обширных бассейнов, соединённых между собой двумя проливами с низменными и пустынными берегами.

Общее направление — с востока на запад. Начиная от мыса Негро идет средняя часть пролива, примыкающая к восточной почти под прямым углом, имеет высокие и крутые берега, покрытые лесом. Конечно, очень скоро люди на кораблях оказываются во власти удручающей атмосферы, свойственной этой пустынной местности. Она навевает настроение, которое невозможно ни воссоздать, ни прочувствовать. Западная часть пролива начинается от мыса Фровард и идет почти по прямой линии на северо-запад между материком и островами Св. Кларенса, Св. Инеса и Отчаяния. Высокие, часто отвесные, сильно изрезанные берега этой части пролива изобилуют глубокими фиордами, которые служат как спасательные гавани во время частых здесь бурь. Наиболее образно и со знанием дела об этих местах писал один из географов "пролив Магеллана состоит из вереницы каменных мешков с узкими, часто круто изгибающимися водными проходами, у самых стен которых гиря падает в бездонные глубины. Лабиринт проток часто заманивает моряков на ложный путь и приводит в замкнутые бухты[104]". Растительность — мох, кустарники и низкорослые деревца. В пролив с гор спускаются ледники. Воздух сырой и холодный. На выходе пролива в Тихий океан расположен мыс Пиллар и остров Нарборо. Парусные суда, войдя в устье пролива со стороны Атлантического океана, должны были устоять против сильных встречных ветров. И требовалось не только высокое мореходное искусство, чтобы пройти сквозь тернии этого природного лабиринта, но и исключительная стойкость духа, чтобы не повернуть назад при виде этих каменных тисков, которые фантазия населяла, как все неизведанное, всевозможными опасностями…".

Еще в августе одна тысяча восемьсот сорокового года караван судов, а правильнее сказать эскадра, в составе восьми транспортников и четырех двадцати пушечных фрегатов подошел с юга к острову. Новая Каледония, не видела европейцев со времен Кука за исключением нескольких французских проповедников и торговцев, на счет них казачий старшина конвоя имел четкие указания"… а ежели встретите там шаромыжников[105], то сделай, так что бы и следов от них не осталось". Половина судов выгрузилась и под конвоем двух фрегатов отправилась в китайский Кантон, другая же в сопровождении одного фрегата пошла на восток острова. На берегу после нескольких дней неразберихи началось строительство форта и жилых домов. Над островом поднялся Русский флаг. На востоке заложили форт, поселок и в обозначенных на карте острова местах начали вскрышные работы на будущих рудниках. Любопытствующих канаков привечали, одаривали со всей щедростью и договаривались о совместном проживании. Не обошлось и без инцидентов, меланезийцы не отличались кротким нравом, но по счастью все закончилось без кровопролития, как два кобеля обнюхали друг друга и пришли к выводу, что драка не выгодна. Через четыре месяца вернулись корабли из Кантона битком набитые китайскими работниками, купленными по дешевке у тамошней знати, и сразу ушли на рудники. Еще через месяц, оставив два фрегата, караван груженый пряностями и ценными породами древесины ушел в Европу, чтобы через год вернуться и привезти еще переселенцев, механизмы для строительства обогатительной фабрики и смену казакам несущим караульную службу, и пушки для будущих фортов. Началось строительство порта. Теперь по истечению стольких лет выбить отсюда "южную компанию специй и пряностей", которая финансировала в свое время эту авантюру, будет, весьма и весьма затруднительно.

Из дневника

"… на Новой Каледонии нет ядовитых змей и ядовитых насекомых одно, это в сочетании с великолепным ровным климатом делает ее крайне привлекательной для жизни. Решено когда отойду от дел поселюсь здесь, буду воспитывать внуков как путешественников, будут ко мне в гости плавать через полмира…"

Новая Каледония основа благополучия семьи на ближайшие пятьдесят лет никель, богатейшие запасы которого находятся на острове это оружейная сталь, броня, покрытия, хром и другие металлы. Это сегодня мы здесь добываем немного хромистого железа, немного золота (есть здесь одно месторождение) немного никеля и хрома исключительно для своих нужд, еще ценную древесину и используем как стоянку судов.

Загрузка...