Из соч. М.И.Богдановича "Восточная война 1853–1856 годов", изд.2 СПб-1877 г. Глава XXX "Экспедиция Союзников в восточную часть Крыма":
"… 12 мая, в 8 часов утра, генерал-лейтенант барон Карл Карлович фон Врангель, находясь в Керчи и получив с береговых постов донесение о появлении в виду Таклинского маяка неприятельского флота, направлявшегося к Керченскому проливу, немедленно сосредоточил у Камыш-Буруна 9 рот, в числе около 1,900 человек с 4-мя орудиями, и перевел гусарский гросс-герцога Веймарского (Ингерманландский) полк с Донскою резервною № 4-го батареей, в числе 1,825 человек с 8-ю орудиями, от Аргина к Султановке. Феодосийский же подвижной отряд оставлен у станции Парпача и в Арбате, для охранения сообщений Керченского отряда с главными силами армии…начальнику эскадры контр-адмиралу Вульфу было предписано принять заблаговременно меры к спасению судов и, в крайнем случае, истребить их; начальнику Керченского адмиралтейства поручено вывезти наиболее ценное казенное имущество, а все остальное затопить, либо сжечь; Керчь-Еникальскому градоначальнику приказано уничтожить все имевшиеся в городе хлебные запасы и затопить оставшиеся в гавани суда. Для спасения казенного имущества назначены были пароходы "Бердянск" и "Донец" и шхуна "Аргонавт". 12 мая, в начале второго часа пополудни, Союзный флот приступил к высадке между сел. Амбелаки и Камыш-Буруном: сперва вышли на берег бригады: шотландская Камерона и 1-я французская Ниоля, а потом — 2-я французская бригада Лебретона и Турки. По мере успеха высадки, генерал Броун постепенно выстраивал войска на высотах у сел. Амбелаки и выслал патрули по направлению к Павловской батарее. Командовавший Керченским отрядом, полковник Карташевский, не видя возможности удержать превосходного в силах неприятеля, начал отступать на большую Феодосийскую дорогу и донес о том генералу Врангелю, который тотчас приказал нагружавшимся пароходам уходить из Керченской гавани в Азовское море, а сам прибыл на высоту к Павловской батарее и приказал Карташевскому отойти к Султановке и занять там позицию…"
Из соч. С.Н.Владыкина "Оборона Севастополя в крымскую компанию 1854–1856 года", СПб-1877 г. Глава XIX "Основные события лета 1855 года":
"… К генерал-лейтенанту Врангелю, от остановившейся, судя по всему воинской колонны в сопровождении обоза, состоящего из нескольких десятков закрытых парусиной двух и четырехколесных повозок, подбежал молодой человек в мундире, но без знаков различия.
— Ваше Высокоблагородие разрешите обратиться, дозвольте участвовать в обороне батареи и представился командир ополченческого батальона Дмитрий Яковлев. В отряде пятьсот тридцать человек, пятнадцать пятидюймовых мортир десять трехдюймовых мортир, двенадцать картечных пушек, рота стрелков телеграфная рота, зарядов в повозках по триста на орудие следуем в Севастополь. Вышли, а тут десант, у меня боевые офицеры в наставниках и курсанты выпускники моряки и артиллеристы, будущие бою и строю обученные заодно пехотное прикрытие батарее обеспечим— молодой человек я понимаю ваше стремление быть полезным отечеству но…
— Ваше Высокоблагородие здесь три последних года был наш полигон, здесь мы учились, на этом месте мы тренировались, позиции оборудовали для обороны и учебных стрельб, каждый кустик знаем, на животе все ямки обползали, время на эвакуацию Керчи выиграем, да и крови союзникам попортим, не ждут они сейчас тут сопротивления.
Через полчаса уговоров молодежь азартно покрикивая копала землю восстанавливая повреждения на укрытиях для мортир, таскала длинные провода от батарей к траншеям, поправляла рогатки с проволокой, откатывала подальше от противника повозки, в этой суете наблюдался определенный порядок, и система, было видно, что люди занимаются хорошо им знакомым делом.
Слава Богу, успели подготовиться, сказал полковник Карташевский, наблюдая за выдвижением французского отряда, началось, флот пошел. Рявкнули орудия Павловской батареи, все заволокло дымом и в этом дыму раздались резкие как удар кнута щелчки мортирных выстрелов. Передовое английское судно, это был "Snek", содрогнулось, над его палубой взлетели какие то куски дерева, на корме вспыхнул пожар и через десять минут к берегу в надежде выбросится на мель, двигались пылающие обломки. А вот и второй крикнул кто то, видя как фрегат, кренясь и рассыпаясь на ходу, выкатился из строя. В пехотных колоннах десанта ускорили шаг, стремясь выйти на дистанцию боя и заставить замолчать батарею. С воем упали мортирные бомбы. Черные султаны взрывов следовали вместе с пехотой, как привязанные было впечатление, что стреляю не десять мортир, а все сто, попытка приблизится к батарее, привела к еще и еще большим потерям взрывы стали сплошным частоколом. Пехотные колонны вошли в оставленные между рогатками зазоры и тут заговорили картечные пушки…
На берегу были разбросаны десятки тел. Несколько кораблей дымили потушенными пожарами вдали от берега. Флот отошел на три версты от батареи в сторону Черного моря и замер сгрудившись. Французские и турецкие части, понеся потери, откатились к месту высадки.
На высоте возле станицы царило ошеломленное молчание. Они что там из штуцеров бомбами стреляют, пошлите нарочного к генералу, сказал, наконец, полковник пусть не торопятся с ретирадой, сегодня, союзники к Еникале и Керчи не пойдут. И оказался прав до темноты мортирным и пушечным огнем пресекались попытки подойти к батарее по берегу. Всю ночь с батареи для недопущения ночной атаки пускали ракеты и жгли костры. Утром в туманной дымке с берега увидели паруса, союзный флот в три линии вставал в виду батареи на тысяче саженях и, выстроившись, открыл огонь. Через три часа с развалин Павловской батареи стрелял один единорог, а из воды торчали мачты линейного корабля, два фрегата догорали возле берега. Мортиры вели беглый огонь по отходящим судам.
Еще трое суток десанту не давали подойти для организации даже не атаки, а огневого воздействия на позиции артиллерии, весь берег был изрыт воронками. Дважды договаривались о прекращении огня для выноса раненых и убитых. Попытки обхода жестко пресекались как русскими войсками с запасных позиций, так и навесным мортирным огнем с высокой точностью.
На войне чудес не бывает и на рассвете четвертого дня в семи верстах от Керчи генерал Врангель встречал добровольческий батальон и артиллеристов Павловской батареи. Отступивших с позиций вглубь полуострова, как было сказано в представлении на Имя Его Императорского Величества"… без потерь материальной части, но в связи с невозможностью продолжать бой из-за отсутствия огневых припасов, в том числе и к стрелковому оружию…". Пятьдесят шесть человек карантинной стражи и три четверти артиллеристов похоронили прямо на позициях. Раненых и орудия, даже неисправные, вывезли с собой, добровольческий батальон потерял десять человек убитыми и двенадцать ранеными которые впрочем, остались в строю.
После отдыха, колонна батальона вытянулась по дороге в сторону Симферополя, в сумке командира лежало письмо к адмиралу Нахимову от командующего войсками керченского полуострова…"
Из очерка "Керчь в прошедшем и настоящем" Хр. Хр. Зенкевича, 1894 г. Глава XI. Занятие Керчи "союзниками":
"… Взорвав укрепления и предав огню местные продовольственные магазины, Врангель отступил к Феодосии, а 4 наших небольших парохода ушли в Азовское море. В городе остались лишь бедняки, у которых не было средств к бегству и которым терять было нечего.
Защитником этих бедняков, а также православных храмов явился в эту тяжкую годину местный протоирей Иоанн Иссидорович Кумпан, благодарная память о котором живет и поныне в сердцах керчан…
…Но, несмотря на заступничество о. Иоанна, обыватели, бежавшие из Керчи, все-таки потерпели значительные убытки, так как их недвижимость была опустошена или разрушена, а движимое имущество сделалось добычей внешнего врага и местных хищников из цыган и татар. К стыду "союзников" нужно сказать, что они проявили полнейший вандализм в отношении местных памятников искусства: не только не были пощажены древние могилы, но даже самый Керченский музей подвергся разграблению не только со стороны турок, англичан, но даже французов, и масса драгоценных предметов древности была разрушена и уничтожена бесцельно на месте. Двери музея, помещавшегося в собств. здании — подобии Тезеева храма в Афинах, на склоне г. Митридата, были выломаны, и древние Греческие плиты с надписями и барельефами разбиты вдребезги, пол музея был устлан на несколько вершков слоем битой посуды и стекла; ничто, доступное действию молотка, не уцелело: стекло истолкли, статуи разбили молотами; дело разрушения было полное. К счастью, все драгоценные изделия были перевезены в Императорский Эрмитаж, и "союзникам" удалось добыть путем раскопок только весьма незначительную серию предметов для Лувра и Британского музея…"
Из книги Дункана Мак-Ферсона "Древности Керчи", 1857 г.
"..местных жителей уверили, что они будут защищены, а их жизнь и собственность сохранены. К вечеру некоторые турецкие солдаты из лагеря и других мест хлынули в город и совершили там самые зверские преступления. К грабежам и бессмысленным разрушениям они добавили насилие и убийства. Татары с радостью приветствовали османов, встречали их как освободителей и братьев, с которыми они связаны узами религии, языка и ненависти к русским. Они водили их из дома в дом и указывали на жертв для своей алчности и вожделения среди тех, кто противился их невежеству и фанатизму…
…Разграбление Керчи обогатило многих. Этот город был любимым местом отдыха русской аристократии, он выделялся красотой и стилем своих жителей. Его, город дворцов, называли крымским Брайтоном. Здесь сосредоточились головные офисы предпринимателей и магазины, Керчь являлась главным грузовым портом для Черкесского побережья. Здесь собирались купцы со всех концов Европы и Азии, их магазины наполнялись самыми дорогими товарами…
…Прибывшие с флотом торговцы нагрузили корабли мебелью, которую позднее продали в Константинополе по высоким ценам. Рашид Паша, командовавший турецкой армией, особенно увлекался пианино — он отправил для себя около двух десятков этих инструментов; прекрасные двери и предметы интерьера из особняков представителей высшего класса, привезенные из Москвы, были сняты со своих мест и погружены на корабли. Но, возможно, даже лучше, что это было сделано, так как в результате поджогов правительственных зданий и больших складов зерна огонь перекинулся и на другие строения; попытки остановить пожар не предпринимались, и город вскоре был полностью уничтожен…"