Азарт

Кристина

Она позвонила ему по сотовому.

— Привет, Ефим. Как поживаешь?

— А с кем разговариваю?

Оказалось — одноклассница. Учились вместе с первого по одиннадцатый класс. Рябинкин помнил её сначала сопливой девочкой, задиравшей мальчишек, потом — девушкой, пропахшей парижскими сигаретами и духами. Прочитала о нём в интернете. Сыщик! Он как раз сейчас нужен. Только-только похоронила мужа. Тридцати семи лет от роду. Заключение медиков: сердце не выдержало перегрузок. А она не верит, хоть убей.

Всё понятно. Женщине понадобились его услуги. Ефима в городе мало кто знает. Газеты ни гу-гу. Работой не перегружен. В сети могла перепутать с кем-либо. Мало ли однофамильцев?

Встретились в парке, где стеной стояли широколиственные клёны. Облако сногсшибательного запаха. «Вселенная — как с грядки огурец», — вспомнился детективу чей-то стих. Шикарная мамзель. Лишь слегка изменилась с выпускного, когда виделись в последний раз. Те же синие глаза, та же короткая стрижка. Льняные волосы, которые по-прежнему не красила. Бриджи и майка, да ещё морщинки в уголках глаз — вот и всё новое, что Ефиму удалось разглядеть. Чувствовалось также спокойствие молодой самки, безошибочно знавшей, чего требуется мужикам.

Присели на скамейку. Кристина не стала мямлить второстепенное.

— Я заплачу, сколько скажешь. Мне нужна твоя помощь. Недавно помер скоропостижно супруг. Был здоров, подобно быку. На работу поехал как обычно, а оттуда — в морг. Ни на что не жаловался, заметь. Конечно, — Кристинины глаза приобрели тёмно-грозовые оттенки, — нервотрёпки у него с избытком. Ты, может, слышал: мой супруг — директор швейной фабрики. Ей почти сто лет, и благодаря ему она на плаву.

Рябинкин ворошил закулисья памяти, посвящённые местной номенклатуре. Он вспомнил швейную фабрику, производившую шинели для армейских командиров. Её должны были закрыть. Появился пробивной, энергичный директор, перепрофилировал и сохранил производство. Основную массу рабочих все-таки уволили, а это, как правило, женщины. Где востребованы швеи? Большая часть осталась не у дел. Туда ткнутся, сюда — либо занято, либо нужны другие специальности. Переучиваться поздно. В результате недовольных новым руководством хоть отбавляй. Сыщик с удивлением припомнил: директор по национальности азербайджанец. Кристина как будто предчувствовала его следующий вопрос:

— Да, он азер, однако нашенский. Родители всё время здесь жили, гражданство у них российское. Раньше муж работал директором рынка.

Для Ефима в своё время явилось неожиданностью то, что она выскочила замуж за кавказца, словно других парней не хватало. В классе Кристина не имела соперниц. Удачное сочетание синих глаз и светлых волос действовало неотразимо. «Неисповедимы пути Господни», — подумал детектив, приступая к наиболее щекотливому моменту встречи.

— Я заключаю с клиентом типовой договор. Заверяем его официально. Безвозвратный аванс составляет половину полной оплаты. Ты согласна?

— Да, я готова на всё. Когда деньги?

— После заверения — аванс. С выполнением условий договора — вторая выплата.

— Тогда пойдём сейчас и оформим.

Она просмотрела два экземпляра договора, указала паспортные данные и поставила на каждом подпись с расшифровкой. Когда Рябинкин возвратился домой, у него на руках оказалась приличная сумма денег и, как водится в удачных случаях, более-менее приличная еда. До встречи с однокашницей сыщик сидел на мели. По привычке он сходу обратился к интернету и узнал, что Гейдар Малиев пользовался уважением диаспоры (зародившимся, по всей видимости, на рынке) и при этом испытывал нелюбовь сограждан как представитель буржуазии. Швейную фабрику он действительно спас от закрытия, однако там теперь числилось всего два десятка работниц. Столько же не были оформлены по Трудовому кодексу. Оплата зависела от произвола начальства. Несогласных могли выставить за ворота. Фабрика принадлежала иностранной фирме, Малиев имел обычную для функционера зарплату. Сыщик подосадовал, что не поинтересовался у Кристины, сколько получал супруг. Надо полагать, побольше, чем на рынке, иначе не стал бы менять шило на мыло. Ездил на престижной модели BMW чёрного цвета. О жене в сети ни слова.

Заправившись принесёнными продуктами, обмозговал на диване имеющиеся факты. Насильственная смерть в сем случае вполне вероятна. Кавказское здоровье, расцвет сил — и вдруг морг. Тут очевидная не состыковка. С другой стороны, официальное следствие никакого криминала не обнаружило. Попал человек в стрессовую ситуацию и скончался. Что за ситуация — вот вопрос. Если человек лишь наёмный менеджер, то что он мог принять близко к сердцу? Надо, не откладывая, побывать на фабрике.

Ефим ногами попал не глядя в стоящие возле дивана туфли, сунул в левый карман мобильник, в правый — пистолет и некоторое время спустя уже стоял у фабричной проходной. Ограда и охрана внушительные, за ними — долбаный бардак. Тоненькая секретарша в бриджах и кофточке сказала сыщику мало заслуживающего внимания. Она здесь новичок, её задача — соединить звонящего с шефом, если обращается по делу; отфутболить, если по пустяку. Отпечатать вовремя приказ да оформить поступление на работу либо увольнение. Бухгалтера у них нет. Своей сети для гаджетов — тоже. К интернету подключён лишь компьютер директора. В тот день шеф чувствовал себя как обычно. Поздоровавшись, прошёл к себе.

Исполняющего обязанности на месте не оказалось. Детективу удалось зорко оглядеть начальственный кабинет. При этом ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Окна старинные; не заменили их, скорей всего, из-за экономии. Фрамуга открыта, через неё поступал душный воздух с улицы. Ни кондиционера, ни вентилятора. Сбоку от кресла, на низкорослом столе, находились большой монитор, клавиатура и мышь.

— Духота тут, — сказал секретарше Рябинкин.

— Это днём. А с утра всегда прохладно.

— Жена Малиева часто здесь бывала?

— Кой чёрт принесёт её сюда? Чего она не видела?

— А что вы производите?

— Джинсы, легинсы, бриджи, майки — всё, на что спрос держится.

— Свои магазины есть?

— Нет. Мы заключаем договоры, в том числе с директорами рынков.

— А электронную почту на имя директора я могу посмотреть?

— Нет. Я не знаю пароля, и исполняющий обязанности, думаю, тоже. Даже если и знает, вряд ли разрешит. Производственные секреты.

Секретарша улыбнулась, и Ефим впервые заметил, какие широкие у неё бёдра, а глаза — цвета сдохшей в реке рыбы.

— Вы по утрам приносите шефу чай или кофе?

— Нет. Никогда об этом не просил.

«И не попросит», — с горечью подумал сыщик: прицепиться не к чему. Пришёл на работу и ни с того ни с сего ноги протянул.

— Расскажите, когда и как вы узнали о смерти директора.

— В четверть одиннадцатого заглянула к нему с бумагой для подписи, а он лежит — голова на столе. Я закричала. Из соседнего кабинета прибежала наш делопроизводитель. Мы убедились: директор мёртв, позвонили в полицию.

— Бухгалтера нет?

— Нет. Главные расчёты производит начальник. И смету составляет тоже.

— Могу я поговорить с делопроизводителем?

— Конечно. Пойдёмте, я вас провожу.

Светлые глаза вроде бы заполнила насмешка. Рябинкин поплёлся вслед за ней. Что ещё оставалось делать?

Женщина средних лет. Длинные чёрные волосы, схваченные диадемой. Дремучий акцент. От неё не добился вообще ничего вразумительного и, раздосадованный, вышел из административного здания.

«Нет, это, видать, не тот путь, который ведёт к цели. Он шаг за шагом пройден операми. Надо отыскать какую-то свежую нить», — подумал сыщик. Не очень приятно вникать в дела азера. Торгашей, сбыт шмоток Ефим недолюбливал. Однако деньги ему платили как раз за неприятное либо рискованное.

В списке уволенных работниц, вывешенном на доске объявлений возле администрации, детектив приметил одну распространённую русскую фамилию. Женщину звали Антониной. Ни адреса, ни телефона. Решил попытать счастья и заглянул в ближайшее почтовое отделение. В городском телефонном справочнике улыбнулась удача. Имя бывшей швеи, по нынешним временам, редкое. Сомнений быть не могло: она.

Позвонил по сотовому. Откликнулась не сразу. Так и так, хотелось бы встретиться. Журналист. Собираю материал для гламурного женского издания. Интересуют работницы фабрики и директор. Короче, договорились. Детектив поехал к Антонине, живущей на другом конце города, в самом охвостье конца. «Наездись оттуда на фабрику, если нет BMW», — невесело усмехнулся сыщик.

Двухэтажный дом напомнил инвалида. Крыльцо одного подъезда разрушилось, другое уцелело. Перекос сразу бросился в глаза. Внутри стены цветасто расписаны номерами телефонов и приглашениями на секс. Второй этаж — здесь жилище бывшей швеи. Дверь в квартиру приоткрыта. Рябинкин как воспитанный человек постучал костяшкой указательного пальца и вошёл.

Женщина в одиночестве сидела на кухне, перед ней — початая бутылка водки.

— Ты проходи, милок, — приветливо сказала она. — Давно тебя жду. В трёх соснах заблудился?

— Был грех, — смутился гость.

— Да ты не красней, присаживайся. Налить стопочку?

Ефим отказался, сославшись на должностные заботы. Дескать, дернула нелёгкая пообещать редактору горячий материал.

— Ну, ладно, коль так. Какое лихо тебя интересует?

— Производство и люди.

— Люди? Проданы мы, а кому — сам чёрт не разберёт.

— А что разбирать? Говорят, иностранной фирме.

— Давай выпьем по чуть-чуть.

В очередной раз отказался; Антонина, поморщившись, отпила из стакана граммов пятьдесят.

— Я вот на бобах, а выпить хочется. Душа-то живая, ковылять как-то надо.

Хозяйка закусила малосольным помидором и продолжила рассказ.

— Иностранной-то иностранной, да у директора тоже тридцать процентов. Все об этом знают. Сквалыга, когда ещё на рынке ошивался, купил.

— За что вас протурили? — поинтересовался Рябинкин.

— Как за что? За это самое, — икнув, кивнула на стол. — Мужика нет, дети разъехались. Как мне не выпить, если Бог пошлёт чекушечку?

Ефим решил, что она не слышала о смерти начальника, а его такая неосведомлённость устраивала.

— Сколько вы получали в месяц?

— Я ведь без оформления. Сколько давали, столько и брала. Получалась треть от обычной зарплаты. Ну я шмотки сама себе шью, на них не надо тратиться.

— Серьёзно вкалывали?

— Много, но хоть что-то имела с того, а нынче у разбитого корыта.

Антонина сделала ещё пару глотков. Когда-то красивое лицо покраснело, на лбу вспухла синеватая жилка.

— Он, черный чёрт, немало наших денежек прикарманил. А ты и не рыпнешься, иначе на другой день на фабрику не пустят. Хоть по миру иди.

— А жену его вы хоть раз видели?

— Как же, видела. Красивая, душистая. Наблядовала пузо, аборт тайком сделала. Об этом каждая сорока трещит, а ему хоть в очи ссы.

Очень не хотелось гостю углубляться в тему, где могли жить лишь замшелые сплетни, в то время как у него задача чёткая. Однако сыщик почувствовал: подвыпившую женщину не так-то легко остановить, да и могло всплыть в её откровениях нечто существенное.

— Своих детей у них нет?

— Нет. Бездетный он. Швеи проверили. Одна дала без предохранения, другая тоже. Пусто. Вот так-то, милок. А ты твердишь, что бабы глупые.

Гость возражать не стал, боясь вызвать недовольство собеседницы. Она опять потянулась к стакану, допила водку и не спеша съела самый крупный помидор из лежавших перед ней на тарелке.

— Не слабые на передок, учти. Женщины всё делают с умыслом.

— Не крадут с фабрики?

— Не-е, стырить даже куска ткани невозможно. Тотчас выпрут и спрашивать не станут. Ну а шмотки для своих подешевле при случае можно купить. Это не на базаре, не в шопе.

Детективу послышалось «в жопе», потому как лексика у Антонины отнюдь не паинька. Да и язык заплетался, захмелела. Прежде чем смотаться, хотелось выведать ещё кое-что.

— А спортом он занимался?

— Начальник-то? Да он шмоточник, крохобор, зачем ему спорт? Только азеров брал торговать, отсюда пошло — азеровский рынок. Потом закон вышел: пусть свои граждане торгуют. Он к тому времени уже акций накупил и на фабрику слинял.

— Туда тоже лишь азербайджанок брал?

— Не-е, брехать не буду. Там надо, чтоб мастерица была.

Хмель довершал своё дело. Антонина стала зевать. Ей хотелось, видимо, в постель, как визитёру — поскорей оказаться на улице. Поспешил распрощаться и уйти, причем дверь в квартире так и осталась открытой.

«Совсем баба из колеи выбилась, — размышлял Рябинкин. — И дом этот тоже выбился из колеи. Даже домофона в подъезде нет. Насрут бомжи раз-другой на лестничной площадке, тогда, верно, сделают».

В голове поселилась странная пустота. Сегодня столько услышал неизвестного, и вроде бы одна мысль сожрала другую. Кто мог лишить Малиева жизни? Женщины, которых увольнял? Как это сделать, если он живым и здоровым прошёл в кабинет на третьем этаже? Открыта фрамуга? Ну и что? Если бы кто-то ухитрился через неё пролезть и умертвить, оперативники такого ловкача быстро вывели б на чистую воду. Не удивительно в этой связи, что и вскрытие ничего не дало. Компьютер… Здесь вырисовывался какой-то контур, не очень чёткий, правда. Почтовый вирус мог уничтожить важные документы. Бухгалтера нет, документовед по-русски ни бе ни ме ни кукареку. Однако Малиев не похож на лоха. У него наверняка отдельно хранилась копия каждого документа. Скажем, на флэшке в восемь гигов.

Ефим чувствовал: Антонина сказала ему среди пустяков нечто важное. Но что? Он ехал в полупустом троллейбусе, глядя в окно. Мелькали названия гипермаркетов и бутиков. Стали попадаться авто дипломатов с красными номерами. Девичьи тела бесстыдно вылезали из юбок и маек. Высокие здания и нагретый, расписанный разношёрстной рекламой асфальт тротуаров. Зелёные кресты аптек. «Родильное отделение…» Дальше не успел прочитать, однако и этого достаточно: догадка не заставила себя ждать. Наблядовала пузо… Если не брехня, то тогда должен быть виновник блядства, проще сказать, любовник Кристины. Почему аборт? Развелась бы с благоверным, сошлась с хахалем-трахалем и растила преспокойно чадо. Нет, поспешила избавиться от зародыша. Вот и морщинки возле глаз… Просто так ничего не бывает.

Нужно выяснить, что досталось ей после смерти супруга. Нельзя исключать: именно тут зарыта собака. После развода с Малиевым она могла получить не так уж много. И хотя Кристина прежде не была падкой на деньги, времена меняются. За ней маячит друг сердца. Он в данном случае мог проявить корысть. Впереди — почти новенькая BMW. А при разводе она досталась бы мужу.

Дома Рябинкин опять полез в интернет. Искал целенаправленно и упорно. Директор долбаной фабрики оказался небедным, числясь даже в рейтинге экономического журнала. Не в начале, даже не в середине списка, но все-таки среди доподлинных тузов. Попробуй туда попади! Сколько для этого надо провернуть изощрённых махинаций?

Смерть неожиданная — значит, всё состояние при отсутствии завещания естественным образом уплывало к жене. Она убедилась: у них не будет детей, и шла напролом. Зачем ей тогда понадобился детектив и вираж с перелопачиванием прошлого? Ну риск не ахти какой великий. Сыщик все-таки однокашник. Да и ей показалось, бесспорно, что до истины докопаться невозможно. Она таилась где-то в её чреве. Кто полезет туда? Ефим, не испугавшись темноты, полез. Помнил Кристину самовлюблённой и шустрой, с задорно торчащими под школьным платьицем сиськами. Неужели только деньги заставили выйти замуж за азера?

Дотошно обдумывала свои шаги. Теперь — на пару с любовником. Задача его, Рябинкина, — подтвердить: бывший супруг Кристины волей Божией помре. Той смертью, от которой никто из живущих под небом не застрахован. Кристина чиста, молода. Ничто не мешает ей выскочить второй раз замуж. Крепкий, носящий в генах кавказское долголетие муж уже не сможет воспрепятствовать неизбежному.

Ефим набрал Кристинин номер.

— Ты не занята?

— Нет.

— Встретимся в парке?

— Хоть сейчас.

— Захвати вторую часть моего гонорара.

После этих слов детектив выключил сотовый.

Он сидел на прежней крашеной скамейке, где одна рейка синяя, другая — красная. Терпеливо ждал. Кристина задерживалась. Наконец за спиной послышался знакомый голос, и приторный запах вновь взял его в плен. Бывшая одноклассница появилась совсем не с той стороны, откуда он ожидал. За ней виднелась светлая, элегантная иномарка. Женщина докурила тонкую сигарету и швырнула окурок в урну.

— Большой пробег? — кивнул сыщик в сторону авто.

Она назвала цифру, из которой стало ясно, что это, скорее всего, подарок супруга.

— Ну, что разнюхал, Ефимушка?

Сладкое парижское облако присело рядом с ним.

— Всё подчистую.

— Надеюсь, твои выводы подтверждают официальную версию?

— Боюсь, что нет.

Синие озёрца превратились в мутные лужицы.

— Как это понимать?

— Твоему мужу поспешествовали.

— И кто его так ловко прибрал?

— Ты, Кристиночка. Утром он обычно выпивал чашку чая. Ты добавила туда одну лишь каплю, без цвета и запаха. Муж ничего не почувствовал. И не мог почувствовать. Яд действует не сразу. И не оставляет следов.

— Фэнтези.

— Брось притворяться. Я не трачу зря слов. Ты думаешь, забыл, что твоя мать работала в аптеке и ты от неё многому научилась. Удивляюсь только — не стала провизором.

Ефим заметил, как угрожающе уменьшилось лицо одноклассницы.

— Ты принесла заработанные мной деньги?

Дрожащей рукой она открыла сумочку, стоящую на коленях, и выхватила из неё пистолет.

— Ты это оставь, — слегка побледнел сыщик, — мой пистолет из кармана уже смотрит в твоё сердце. Предусмотрительность — моё хобби, Кристина. Гони гонорар.

Она спрятала пистолет в другое отделение сумочки. Кто знает, умеет ли эта сучка стрелять?! Может, припугнуть хотела. Впрочем, чужая душонка — потёмки.

Парижское облако протянуло Ефиму несколько купюр. Он пересчитал их и сказал:

— Не бойся. Я никому не скажу ни слова.