Бабочка

Беверли-Хиллз, 1983 год

— Что-то странное творилось в магазине Фанелли. Боб Мэннинг чувствовал, что что-то происходит. Иногда же ему казалось, что это просто игра воображения.

Мужчины — демонстраторы одежды — сразу замолкали, как только он появлялся. Нет, это было не его больное воображение. Демонстраторы одежды украдкой обменивались взглядами и без слов, казалось, понимали друг друга. Что-то от него скрывали. Боб решил провести самостоятельно расследование и установить причину.

Одним дождливым утром, когда посетителей было больше чем обычно, он вышел из своего кабинета побродить по залу среди покупателей.

Для человека, которому скоро исполнится семьдесят лет, шестнадцать из них он провел в больницах, Боб хорошо выглядел. Разумеется, хороший внешний вид стоил ему определенных усилий. Но, работая в магазине, куда приходили за покупками сливки общества Беверли-Хиллз, он просто должен был следить за собой. Он также хотел наверстать потерянные годы — изысканно одевался: носил шелковые блейзеры, шерстяные широкие брюки, каждое утро менял розу в петлице. Ходил с тростью с серебряной рукояткой. Он всячески старался скрыть свою хромоту, и это ему удавалось.

Посетители магазина «Фанелли» хорошо его знали. Многие были в приятельских отношениях, обращались к нему со своими проблемами, шли к нему за советом. Покупатели ценили его вкус.

— Как вы считаете, этот шарф подойдет к пальто или лучше взять темно-бордовый? — спрашивали его. Некоторые шли прямо в его кабинет, минуя продавцов, в целях экономии времени.

Боб прохаживался по салону мимо покупателей в мокрых плащах, с зонтиками, улыбаясь и кивая знакомым, и внимательно следил за продавцами. Боб проявлял такую бдительность не только ради себя, но и ради магазина, которым заведовал уже одиннадцать лет. Ему было абсолютно наплевать на нового владельца «Фанелли». С тех пор как Маккей купил «Королевские фермы» вместе с этим магазином, никто из Хьюстона с инспекцией не приезжал. У Дэнни Маккея и его империи было так много предприятий — от величественных зданий до авиакомпаний и сети супермаркетов, — что ему не до маленького магазина мужской одежды. С тех пор как Дэнни приобрел магазин, в нем ничего не изменилось. Директора и штат сотрудников магазина не поменяли. Единственной новой обязанностью Боба было отправлять регулярно отчеты в Хьюстон, чтобы сообщить о прибыли, которую приносит магазин.

Хотя Беверли продала магазин, она продолжала интересоваться им. Она даже просила Боба сообщать о визитах Дэнни или его приближенных. Боб, разумеется, должен был держать в секрете то, что поддерживает отношения с Беверли. Он был готов выполнить любую ее просьбу. Она спасла его, когда он был на самом дне жизни. Когда она познакомилась с ним, он был просто развалиной. Но она разглядела человека со своими достоинствами, дала ему работу и вернула веру в свои силы и желание жить. Теперь Боб ее просто боготворил.

Он остановился около отдела бархатных пиджаков. Опытным взглядом окинул прилавок. Если что-то было не так, он сразу заметил бы.

Он нахмурился. Показалось ему или он действительно увидел, как Микаэл, один из демонстраторов одежды, незаметно взял что-то из рук миссис Карпентер. Карпентер была одной из самых состоятельных постоянных посетительниц магазина.

Но это еще не все, понял Боб, когда наблюдал за ними. Все это произошло в считанные секунды. Она проскользнула мимо Микаэла и что-то сунула ему в руки. Когда их руки коснулись, они обменялись взглядами, выражающими очень многое. Это был взгляд двух заговорщиков.

Но и это еще не все, ужаснулся Боб. Это был взгляд двух любовников.

Карпентер вышла из магазина и села в роллс-ройс, который ждал ее около магазина. Боб подошел к Микаэлу и попросил зайти его через пять минут в свой кабинет.

Микаэл пришел в спортивной майке, шортах и гетрах, он готовился демонстрировать спортивную одежду. Он бесшумно закрыл за собой дверь и бесшумно подошел к столу Боба.

— Что тебе дала миссис Карпентер? — спросил Боб.

— Извините, я вас не понял.

— Я видел, как Карпентер тебе что-то передала. Что это?

Микаэл засмущался, весь сжался.

— Ничего, мистер Мэннинг.

— Я все видел. Скажи мне правду.

Микаэл еще больше занервничал, он закашлял.

— Это ее адрес.

— Ее адрес? — Боб поднял брови от удивления.

— Да, сэр.

— Почему она тебе дала свой адрес?

— Я собираюсь к ней в гости.

Брови Боба еще больше поднялись от удивления.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я иду к ней в гости.

— К ней в гости?!

Микаэл опустил глаза. Он старался не смотреть на Боба, только кивнул.

— Но зачем?

— Я думаю, ей скучно одной, ей нужна компания.

— Она тебя пригласила на вечеринку?

— Вообще-то нет.

— Она еще кого-нибудь пригласила?

— Нет. Только меня, — ответил он после продолжительной паузы.

— Но зачем?

Микаэл заулыбался и поднял глаза на Боба.

— Сэр, вы знаете.

— Нет, не знаю. Почему ты идешь к ней домой? Ты ее хороший знакомый?

— Не совсем. Мы собираемся стать друзьями сегодня вечером.

Боб Мэннинг уставился на него. На некоторое время он потерял дар речи. И когда все понял, то прошептал:

— Ты имеешь в виду секс?

Микаэл смутился больше прежнего и покраснел.

— О Боже! Какой кошмар! — воскликнул Боб, все еще не веря. — Она, должно быть, в три раза старше тебя. Тебя это не смущает?

— Понимаете ли, — сказал Микаэл в свою защиту. — Мы же не собираемся жениться. Это просто физическое влечение. Она не притворяется влюбленной в меня.

Боб с удивлением смотрел на Микаэла. Ему девятнадцать лет, он хорошо сложен. У него был приятный загар всегда, даже зимой. Он казался честолюбивым. Работа демонстратора его, по-видимому, не очень устраивала, он ждал случая, когда его заметят и предложат что-нибудь более интересное, например, роль в кино.

— Я тебя не понимаю. Любая девчонка будет рада твоему вниманию. Карпентер, конечно, интересная женщина, но мне кажется, она не в твоем вкусе.

— Я же иду к ней не ради прихоти. Она мне платит за визит.

Боб откинулся на спинку стула и от удивления открыл рот.

— Она тебе платит?

Микаэл нервно тряхнул головой.

— Да…

— Боже мой! Ты знаешь, в кого ты превращаешься?

— Я ничего плохого в этом не вижу.

Бобстукнул кулаком по столу.

— Ты работаешь в самом престижном магазине города. Ты — представитель компании. Более того, ты представляешь женщину, которая создала эту компанию, Беверли Хайленд. Неужели ты не понимаешь, что, занимаясь проституцией, ты позоришь ее имя. — Боб вскочил на ноги. Микаэл побледнел. — Как смеешь ты заниматься такими грязными делами здесь?!

— Подождите, мне…

— Ты уволен. Как жаль, что я могу только уволить тебя и не имею права наказать.

— Но, мистер Мэннинг! Это же несправедливо. Я не один занимаюсь этим.

Боб просто онемел.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Понимаете ли, несколько демонстраторов одежды занимаются этим. Начал все это Рон Шефилд. — Микаэл говорил быстро, отрывисто, в голосе звучали отчаяние и надежда на спасение. — Вы знаете мисс Карлилс, актрису? Она однажды пригласила Рона к себе домой продемонстрировать одежду в небольшой компании друзей. Все это закончилось постелью. Рон получил сто долларов. Это было год назад. С тех пор…

Боб был ошеломлен.

— Кто они? Их имена!

В надежде спасти себя он назвал имена трех своих коллег. Но это ему не помогло. Уволили всех четырех сразу же, даже без выходного пособия.

Секс. Вот что у нее на уме. Снова. Вопреки всему.

Когда Энн Хастингз въезжала в огромные кованые ворота нового шикарного особняка Беверли, она старалась не думать о неудаче, которую потерпела вчера. Но мысли ее, как она ни старалась, возвращались ко вчерашнему вечеру. Роджер казался таким интересным в баре. Он говорил умные вещи, казался милым, заботливым. По тем сигналам, которые он ей подавал, он показался Энн хорошим любовником, но на самом деле оказался полной противоположностью: эгоист невоспитанный, зануда, неудачник. Ему тридцать шесть лет. Он на девять лет моложе Энн. С каждым годом Энн становилась старше, в то время как неженатые мужчины становились все моложе.

Трудно быть сорокапятилетней в молодежном обществе. Но еще хуже быть сорокапятилетней и полной. У меня осталось мало шансов, — подумала Энн.

Она не была полной. Она начала борьбу с лишним весом десять лет назад, когда ей было тридцать пять. Она голодала, занималась спортом, просто истязала себя. Ей удалось сбросить тридцать фунтов.[4] За десять лет, благодаря жесткой дисциплине, она не прибавила ни одного фунта. Сейчас на ней был такой же теннисный костюм, как на Беверли и Кармен. За обедом она скромно ела овощные салаты. Ее больше не приводило в ужас отражение в зеркале, весов она тоже не боялась. Беда заключалась в том, что она чувствовала себя полной внутри. Никакая диета не могла ей помочь избавиться от этой полноты.

Она завидовала Мэгги Керн, которая не отказывала себе в еде, носила красиво сшитые восточные халаты, которые, как она полагала, скрывали ее полноту. У нее роман с Питом Форманом, брокером, с которым когда-то работала. Роман шел ей на пользу. По мнению Энн, Мэгги вела здоровый образ жизни, ей просто повезло. Очень немногим везло в жизни так, как Мэгги. Энн же всегда находилась в поиске развлечений, мужского внимания и секса. Ей нравились молодые и стройные.

Будучи руководителем отдела по контролю за качеством сети предприятий компании «Королевские гамбургеры», она часто ездила в командировки по всей стране. Для нее не составляло никакого труда найти подходящих мужчин. По мере того как компания расширялась, ее отдел становился более многочисленным, ей чаще приходилось оставаться в своем кабинете, а в командировку ездили ее помощники. Она становилась старше, холостые мужчины становились моложе. Шансы ее уменьшались. Очень часто она оказывалась в ситуации, подобной вчерашней, когда в баре подбирала какого-нибудь подонка, а потом беспокоилась о возможных последствиях и болезнях.

Она подъехала к огромному особняку в итальянском стиле, припарковала машину и подошла к дому с торца. Беверли недавно купила этот роскошный особняк. Все уже собрались поиграть в теннис. Беверли всегда казалась Энн загадочной. Насколько она знала, в жизни Беверли не было мужчин. Как она могла обходиться без них?

Не все женщины — уличные кошки, дорогая, — говорила Энн себе. — Наверное, многие могут обходиться без этого. Например, эти две льдышки — Беверли и Кармен — в элегантных костюмах для игры в теннис.

Энн решила, что у любой восемнадцатилетней девчонки опыта общения с мужчинами гораздо больше, чем у Кармен и Беверли, вместе взятых.

— Привет, — сказала она, подойдя к столу. — Извините, я опоздала, на дороге была пробка. — Энн обрадовалась, увидев накрытый стол. Но улыбка сразу же исчезла, когда она поняла, что салаты не заправлены, тоненькие маленькие ломтики поджаренного хлеба с холодным чаем с лимоном без сахара. Садясь за стол, она задумалась о том, стоит ли секс голодания. Решив, что все-таки стоит, она взяла вилку и принялась за салат.

— Как прошел вчерашний вечер? — спросила Кармен.

— Тебе же неинтересно.

— Привет, тетя Энн!

Энн подняла глаза и увидела дочь Кармен, которая бежала к ней, размахивая теннисной ракеткой. Роза в свои девятнадцать лет была неотразимой. Она будет иметь уйму поклонников, — подумала про себя Энн.

— Здравствуй, Роза. Как учеба?

Роза налила себе стакан лимонада из хрустального кувшина и выпила его весь.

— Превосходно. У нас очень хороший профессор экономики.

— Кто выиграл? — спросила Кармен, ища глазами Джо, семнадцатилетнего сына Мэгги.

— Я. Джо ушел в клуб играть в компьютерные игры с Артуром. Тетя Энн, вы поиграете со мной?

Энн кивнула и положила вилку, решив, что такой салат она еще успеет съесть.

— Не спеши, Роза, — крикнула Кармен вслед. — Твоя тетя Энн уже не девочка.

Энн и Роза засмеялись. Беверли смотрела на них с улыбкой. Затем она сказала тихо Кармен:

— Розой действительно можно гордиться. — Они долго смотрели друг на друга. Издалека доносились шум работающей косилки, звук садовых ножниц, подравнивающих живую изгородь, удары теннисного мяча. Они думали о том, что двадцать лет их знакомства исполнится в ноябре.

— Привет, — донесся знакомый голос. По садовой дорожке шла нарядная Мэгги. Ее желтое платье переливалось в лучах февральского солнца. Рыжие пышные волосы она собрала в пучок. Эта прическа очень нравилась Питу. Когда она подошла поближе к столу, то сразу же подозвала слугу, стоящего около столика с напитками.

— Принеси мне, пожалуйста, сэндвич, — попросила она. — Любой, самое главное, чтобы там было побольше майонеза.

Она поставила свой кейс и села к столу.

— Какой красивый сегодня день! — воскликнула она, оглядывая новый дом и огромный участок Беверли. Участок оказался бесконечным, это все оставляло впечатление уединения.

— Я полагаю, что Пит в городе, — заметила Кармен с улыбкой.

— Из отдела газетных вырезок. — Мэгги подмигнула, доставая толстый пакет.

Беверли аккуратно серебряными ножницами вскрыла конверт и достала содержимое. О Дэнни так много писали, что Беверли специально выделяла час ежедневно для чтения материалов, посвященных ему.

— У него в воскресенье родился ребенок, — сказала Мэгги. — Еще один мальчик.

Беверли долго изучала одно газетное сообщение.

«Приход Благая весть объявил, что собор в Хьюстоне принес шесть миллионов долларов прибыли в первый год своего существования, и количество телезрителей программы Дэнни сейчас составляло два миллиона».

— Беверли, — сказала Кармен после непродолжительной паузы. — Не пора? Он сейчас в зените славы, богат, влиятелен. Мы могли бы начать действовать.

Но Беверли ответила:

— Он еще не достиг самой вершины. Он известен только в Америке. Я хочу, чтобы весь мир видел его стремительное падение.

Мэгги достала другие бумаги из кейса.

— Здесь речь, с которой ты должна выступать перед исполнительным комитетом на следующей неделе, Бев. А это маршрут твоей поездки по Восточному берегу. Ты отправляешься туда на следующей неделе. Я несколько изменила план. В Вашингтоне тебе придется задержаться еще на два дня. — Мэгги разложила план на столе. — Представители зеленых с нетерпением ждут встречи с тобой. Сенатор Дэвидсон просит тебя принять участие в неофициальной конференции, посвященной новому законопроекту об абортах. Он добивается принятия этого законопроекта Конгрессом. Тебя очень просили приехать на встречу в Стендфордский университет.

Шум с теннисного корта отвлек внимание Беверли. Она оглянулась и некоторое время любовалась дружеским соперничеством Энн и Розы. Красивую, высокую, смуглую Розу можно было принять за принцессу из арабских сказок. Глядя на Розу, она вспомнила свой разговор с Джонасом Букананом. Он как раз отправлялся в Саудовскую Аравию. После длительных поисков Джонас вновь напал на след Кристины Синглтон и узнал, что еще в 1971 году она уехала в Саудовскую Аравию с человеком по имени Эрик Саливан.

— Ваша сестра уехала туда под фамилией Рутефорд, — сообщил Джонас во время их последней встречи. Это фамилия ее мужа, с которым она развелась. В Аравию она отправилась с консультантом арабско-американской, нефтяной компании. Скорее всего, она отправилась туда в качестве секретаря. Есть что-то странное в этой поездке. Мне ничего не удалось узнать о Саливане. О нем просто не хотят говорить. Я допускаю, что командировка в качестве консультанта была просто прикрытием.

— Прикрытием чего? — спросила Беверли встревоженно.

— Не знаю. Это все произошло двенадцать лет назад. Беверли решила отправить Джонаса в Саудовскую Аравию для продолжения поисков, так как в США не было никаких сведений о возвращении Кристины. Она молила Бога о том, чтобы Джонасу повезло.

С сэндвичем во рту Мэгги спросила:

— Хотите посмеяться? На днях я обедала с Бобом Мэннингом, и он мне поведал удивительную историю. Демонстраторы одежды магазина спят с покупательницами и получают за это деньги.

Беверли и Кармен уставились на нее.

— Что ты имеешь в виду?

Мэгги рассказала все, что узнала от Боба о Микаэле, Роне и двух других демонстраторах одежды, посещающих дома богатых дам.

— Разве не смешно? — спросила она в конце своего рассказа.

Беверли и Кармен сидели мрачные.

— Торговля телом не может быть смешной, — спокойно сказала Кармен.

— Конечно, нет, — согласилась Мэгги, спохватившись, — извините.

Из всех друзей только Мэгги знала о прошлом Беверли и Кармен. Они доверяли ей. В их глазах она была сестрой, она тоже пострадала от Дэнни. Другие — Энн Хастингз и Рой Мэдисон — не были посвящены в тайну Беверли и Кармен.

— Я хочу сказать, что положение изменилось. Теперь женщины платят за секс. Кто бы мог подумать двадцать или тридцать лет назад, что будет журнал «Плэйгел» и стриптиз для женщин. Это доказывает, что женщинам нужен секс так же, как и мужчинам.

Смех доносился с теннисного корта. Мэгги, Кармен и Беверли с удовольствием следили за игрой Розы и Энн. Поднялся легкий ветер, зашелестели листья ивы, появилась рябь на воде. Благоухание цветущего жасмина стало ощутимее.

Взгляд Беверли был устремлен вдаль. Она думала о красивых демонстраторах одежды и о женщинах, которые обращались к ним.

За что платили эти женщины? — спрашивала она себя.

Послушай, дитя, — с содроганием вспомнила она голос Хэйзл. — Ты не должна просто лежать. Эти люди пришли сюда с деньгами, которые им трудно достались, чтобы отвлечься от повседневной жизни. Они платят за мечту. Ты должна сделать для них все.

— Мечта, что-то нереальное, — прошептала Беверли. Кармен посмотрела на Беверли.

— Что ты сказала?

— Я сказала мечта. Эти женщины покупают мечту.

— Какие женщины? — спросила Мэгги. — Ты имеешь в виду покупательниц «Фанелли», Бев? Они покупают секс.

— Возможно, — согласилась Беверли, — но не только это. В конце концов ты сама сказала, что время сейчас другое. Женщины освобождены от старомодного пуританизма и двойной морали — одной — для женщин, другой — для мужчин. Зачем же платить?

— Плата — это гарантия того, что она хорошо проведет время. Если молодой человек хочет, чтобы ему заплатили, он будет стараться.

Беверли покачала головой.

— Я думаю, эти женщины ищут воплощение мечты, они покупают несколько минут счастья, общения, даже немного лести. — Она снова замолчала. Почему женщина платит за внимание мужчин? Возможно, потому, что муж или друг не уделяют ей достаточно внимания. Или ей хочется на некоторое время забыть свое невыносимое одиночество. Почувствовать себя хотя бы на час красивой и желанной. Просто хорошо провести время. Мы все хотим быть любимыми. Все мы ищем смысл жизни, пытаемся понять, в чем заключаются наши мечты. Подчас мы испытываем страхи и нуждаемся в защите.

— Что сделал Боб? — спросила она неожиданно.

— Сделал? — переспросила Мэгги. — Он выгнал демонстраторов.

— Кармен, Боб Мэннинг говорит, что с тех пор как Дэнни приобрел «Королевские фермы», он ни разу не потрудился проконтролировать работу магазина. Это действительно так?

— Насколько я знаю, он очень занят. Он приобретает авиакомпании и бейсбольные стадионы. Ему не до маленького магазина, расположенного в тысяче миль от его дома.

— Что ты знаешь об офисах, расположенных над магазином? Там размещены все те же компании: почтовая и художников по интерьеру?

— Все хотят разместить свои офисы в Беверли-Хиллз. Ты же сама знаешь, это престижно. В том доме, где магазин, снимают даже каморки.

Беверли снова посмотрела на теннисный корт и бодрую Энн. Она вспомнила, какой была Энн, когда они познакомились двадцать три года назад. В тот самый день Энн чувствовала себя глубоко несчастной. Ей не с кем пойти на Рождество. Одной идти на вечер просто унизительно. Беверли познакомила ее с Ройем Мэдисоном, и он сопровождал ее. Весь вечер они были вместе. Энн чувствовала себя уверенной, счастливой, гордой. Этот случай изменил всю ее жизнь.

— О чем ты думаешь, подруга? — спросила Кармен.

Беверли посмотрела на своих друзей.

— Я хочу, чтобы Боб вернул на работу демонстраторов одежды.

— Что?

— Еще надо убрать все компании из этого здания. Помоги им переехать, найти для них новые помещения.

— Но почему?

— Я нашла лучшее применение этим комнатам.

Беверли попросила шофера подъехать к обочине и остановиться. Она сидела в своем роллс-ройсе, наблюдая через затемненное окно машины за небольшой группой людей. На похоронах было всего двенадцать-пятнадцать человек. Большинство плакало. Беверли чувствовала, как слезы навернулись на глаза. Когда похороны закончились, и все направились к машинам, Беверли подошла к маленькой пожилой женщине, которую вели под руки.

— Миссис Вайсман? — спросила Беверли.

Седая женщина посмотрела на нее, в глазах безутешная скорбь.

— Я знала вашего мужа, — сказала Беверли мягко. — Он мне очень помог много лет назад. Я пообещала, что никогда его не забуду. Он был великим человеком.

— Да….

— Пожалуйста, примите это. — Она протянула конверт.

Миссис Вайсман смотрела на конверт ничего не понимающими глазами. Один из мужчин, поддерживающих миссис Вайсман, на вид ему было лет сорок, взял конверт.

— Извините, моя мама нездорова.

— Я понимаю. Я не хотела быть назойливой. Я просто хотела передать это в память о вашем муже и отце.

Они проводили взглядом высокую блондинку в длинной норковой шубе, которая села в белый роллс-ройс. В машине взятой напрокат, доктор Вальтер Вайсман открыл конверт.

— Боже мой! — произнес он.

Когда он оглянулся роллс-ройс уже скрылся.

В последние годы своей жизни доктор Сеймур Вайсман, хирург, специалист по пластическим операциям, помогал советским евреям иммигрировать. Незнакомка, имени которой Вайсманы никогда не узнают, установила фонд в миллион долларов, названный его именем, для оказания помощи советским евреям.

Энн Хастингз не верила своим ушам. Она смотрела на старого друга Роя с таким недоверием, что он даже рассмеялся.

— Ты шутишь? — сказала она.

— Сама проверь, если не веришь.

Они обедали в небольшом кафе на Венис-Битч, место мало кому известное и поэтому безопасное для Роя. Из-за своей популярности он избегал посещения многолюдных заведений, где его могли узнать. Хотя иногда ему нравилось, когда его узнавали. Теперь, когда его представили к премии за последний фильм, практически не осталось заведений, где ему не досаждали поклонники. В этом захолустном кафе к нему никто не подходил выразить своего восхищения.

Со времени их первой встречи, когда молодой безработный Рой сопровождал Энн на рождественском вечере, прошло двадцать три года. Энн и Рой все это время были неразлучными друзьями. Они встречались по крайней мере раз в месяц для доверительной беседы. Они могли поведать друг другу то, что никогда никому не рассказывали бы. Энн обычно жаловалась на свою интимную жизнь и алкоголиков, которые ей попадались в барах. Рой, в свою очередь, жаловался на свою интимную жизнь и на алкоголиков, которых он находил в барах. Сегодня у Роя были сногсшибательные новости.

— Серьезно? — прошептала она, наклоняясь к Рою через стол. — Они действительно собираются устроить номера наверху? Я не верю.

— Я знаю Микаэла два года. Он не голубой. Мы просто друзья. Я помог ему устроиться в магазин. Ему можно верить. — Рой ухмыльнулся и продолжал есть. Энн же переваривала историю, которую ей только что рассказал Рой.

— Но зачем Бобу Мэннингу устраивать бордель?

— Если верить Микаэлу, некоторые демонстраторы занимались этим на стороне за дополнительную плату. Как только Боб узнал об этом, он их сразу уволил, но через несколько дней снова вернул на работу и разрешил заниматься тем же самым, но только под своим наблюдением. Старик Боб правильно решил, что если покупательницы готовы платить, зачем отказывать им в удовольствии.

Рой глотнул колу и добавил:

— Мэннинг говорил им что-то о контроле над их деятельностью. Они не могут ходить куда угодно и встречаться с кем угодно. Все должно быть под одной крышей и строгим наблюдением. Они должны думать о болезнях и других последствиях.

— Это просто невероятно! — Глаза Энн загорелись. — Боб Мэннинг, чванливое ничтожество! А что если Беверли узнает об этом? Она же основала «Фанелли!»

— Это очень интересно. Микаэл сказал, что видел, как Беверли поднималась с Бобом три раза. У них там, по-видимому, был конфиденциальный разговор. Беверли, должно быть, уже знает об этом.

Она посмотрела на него недоверчиво.

— Я говорю о Беверли Хайленд, нашем старом друге. Ты же знаешь, она просто пуританка. За двадцать три года, что мы знакомы, у нее не было ни одного романа. Она не простит Бобу этого!

— Микаэл сказал, с ней приходили две женщины — рыжая и мексиканка. Похоже, это были Кармен и Мэгги.

— Не может быть! — зашептала Энн. Затем она замолчала, вспомнив что-то. Несколько раз Кармен, и Беверли что-то обсуждали. Но при виде Энн сразу замолкали. Она знала, что для них она не была своей. Кармен и Мэгги были ближе к Беверли, чем Энн. Что-то их троих связывало. Возникал вопрос: что?

Уже в машине до Энн дошло все, что ей сказал Рой: в «Фанелли» будеть тайный бордель, и Беверли с этим связана. И сразу же еще одна мысль посетила Энн. Она сама поразилась ей. Она прибавила скорости и полетела в контору Беверли Хайленд.

Боб Мэннинг нашел идею Беверли просто замечательной. Все ее идеи казались ему превосходными. Ему не терпелось воплотить ее в жизнь, но надо быть предельно осторожным.

— Никто, — подчеркнула Беверли в разговоре с Бобом, Мэгги и Кармен, — никто не должен знать об этом. Мы должны быть очень осторожны при приеме на работу в заведение на втором этаже, также мы должны удостовериться, что клиенты будут хранить тайну. Не должно быть никакой утечки информации. Наш бизнес нелегальный, может привести к неожиданным неприятным последствиям для нас самих. Все это должно скрываться от Дэнни. Мы должны пресекать попытки ищеек Дэнни, если таковые будут.

Они спорили о том, где расположить фабрику несбыточных надежд, как назвала ее Беверли. Мэгти и Кармен считали, что здание магазина не самое подходящее место для такого заведения. Боб утверждал обратное. Он считал, это самое безопасное место. Почему кто-то должен узнать? В приходе Благая весть известно, что этот этаж снимают две компании. Арендную плату они все равно будут получать и ничего не узнают о новых жильцах.

— Секретность — самое главное. Я хочу, чтобы эти женщины были защищены. Я уверена, демонстраторы захотят, чтобы все осталось в стенах заведения. Если произойдет утечка информации, все они могут потерять работу и оказаться на улице. Что же касается клиентов, они больше демонстраторов заинтересованы в секретности. Многие из них замужние дамы. Мы должны тщательно проверять работников и посетителей. Гарантии должны быть как для одних, так и для других. Я поручу это Джонасу, когда он вернется.

Все согласились.

Потом говорила Кармен. Она исследовала вопрос о создании службы эскорта. Она изучила подобные службы в Лос-Анджелесе и его пригородах.

— Самые успешные из этих служб не имеют постоянного штата сотрудников. У них нет платежной ведомости, с работников не удерживают налоги на специальное обеспечение и страховку. Они работают по контракту. Если мы создадим подобную службу, то все расчеты будем вести только наличными, у нас будет меньше бумажной волокиты, и нас никогда не обнаружат.

Все собравшиеся одобрили план Кармен.

Мэгти добавила:

— Я считаю, нам необходимо ограничить число посетителей. Если о нашем заведении станет известно, от желающих отбоя не будет, к нам станут выстраиваться очереди. Наше заведение должно быть небольшим, мы должны быть осмотрительны.

— Мы можем выработать условия для вступающих, — предложила Кармен, — как в клубе. Новых членов принимать только по рекомендации старых.

Беверли повернулась к Бобу.

— Ты отвечаешь за мужчин. Мы вырабатываем для них указания, которым они должны следовать. У нас не должно быть венерических заболеваний.

Замечание Беверли удивило Боба. Откуда эта высоконравственная дама знает, как содержать бордели?

— Я поговорю с ними, — ответил Боб.

— Мэгги, ты позаботишься о переоборудовании помещений. Спальни и столовые должны быть превосходными, не скупись, трать сколько надо. Комнаты должны быть красивыми, обстановка способствовать созданию хорошего настроения каждой женщины. Боб, я хочу, чтобы ты поговорил с демонстраторами одежды. Женщины дорого платят. Я не хочу, чтобы они уходили отсюда разочарованными.

— Скажи мне, как проинструктировать ребят?

— Скажи им, что они должны удовлетворять женщин, — услышали они голос. Все обернулись и увидели улыбающуюся Энн Хастингз. Она вошла и закрыла за собой дверь. — Скажи ребятам, что они в первую очередь должны думать о дамах, а не о себе, как доставить им максимум удовольствия. Скажи им не торопиться, не сквернословить. Скажи им быть любящими, внимательными, вести себя с женщиной так, как будто она одна-единственная на всем белом свете. Предупреди, чтобы они брились, чтобы руки были мягкими, чтобы чистили зубы, пользовались дезодорантом. — Она повернулась к Беверли, улыбнулась виновато. — Я подслушивала. Извини, пожалуйста.

— Ты много успела услышать?

— Не беспокойся. Я узнала все от Роя, который, в свою очередь, узнал от Микаэла.

Когда Мэгги настороженно посмотрела на Беверли, Энн подошла к ним поближе и сказала торопливо:

— Не беспокойтесь. Я буду молчать. Я тоже хочу в этом участвовать.

— Участвовать? — удивилась Кармен. — А чем ты, конкретно будешь заниматься?

— Тем, чем и до сих пор занималась в «Королевских гамбургерах». Следить за качеством. В конце концов, секс — это тоже товар, он может быть разного качества.

Они посмотрели друг на друга.

— Послушайте! — сказала Энн. — Кто-то должен научить этих ребят обращаться с женщинами, открыть им тайны искусства любви.

— Я думаю, — заметила Кармен, — ты лично будешь учить этих ребят, и следи за тем, чтобы они все отвечали требованиям.

Энн усмехнулась.

— Разве я когда-нибудь пропустила продукты низкого качества в «Королевских гамбургерах».

Джеми объехал здание шесть раз, прежде чем припарковал машину. Опуская монету в счетчик на стоянке, он посмотрел на магазин с другой стороны улицы, на двери которого была изображена бабочка.

Он знал, кто покупал одежду в этом магазине. Но еще лучше он знал тех, кто работал здесь и имел богатых покровителей.

Им повезло, счастливчики. Они могли найти богатую клиентку, которая позаботится о них. Джеми так не повезло.

Ему казалось странным, что его появление в бассейне Беверли не дало никаких результатов, хотя Джеми очень надеялся привлечь к себе ее внимание.

— Тебе надо быть поактивнее. Сам подойди к ней, — советовал ему Гарри, с кем Джеми вместе снимал квартирку. — Она же сама не может подойти, чтобы поближе познакомиться с работником своего бассейна. Ей надо заботиться о своей репутации. Она известная сторонница его преподобия Дэнни.

— Но как мне это сделать? — Джеми действительно нужен был совет. Он очень хотел добиться расположения Беверли.

— Не знаю. Наверное, надо стать альфонсом.

У Джеми хватило здравого смысла не проявлять интереса к Беверли как к женщине. Его шансы увеличились. Казалось, началась полоса везения.

Несколько дней тому назад ему позвонила директор магазина мужской одежды и поинтересовалась, не хочет ли Джеми работать у них в качестве демонстратора одежды. Работа легкая, приятная, зарплата высокая. Как о нем узнала директор магазина? Кто дал ей номер телефона? Директор сказала только, что его порекомендовали.

Он перешел улицу, лавируя в потоке машин, и остановился около витрины магазина, чтобы еще раз убедиться в том, что он хорошо выглядит.

Джеми знал, что достаточно привлекателен. Его внешний вид стоил ему определенных усилий. Регулярные занятия спортом, необходимая диета, много солнца — и прекрасный внешний вид. Джеми модно и элегантно одет. На нем рубашка из жатого шелка, верхние несколько пуговиц были расстегнуты, свободные брюки цвета хаки. У него довольно обольстительный, даже несколько надменный вид.

Он уверенно вошел в магазин. Разглядывая товары, медленно прошел в дальний угол магазина, где у него назначена встреча. В залах было много людей, в основном женщины, шикарно одетые, с туго набитыми кошельками. Они сидели в мягких удобных креслах, пили чай и смотрели показ новых поступлений магазина. Нарядные демонстраторы ходили по сцене с важным видом. Показ проходил в лучших традициях домов моды. Глядя на молодых людей, Джеми решил, что ни в чем не уступал им. Он был на сто процентов уверен, что получит работу.

К нему подошла молодая женщина в белой блузке и черной юбке. На кармане блузки была вышита бабочка. Они вошли в лифт и поднялись на второй этаж. Там они вошли в первую комнату справа по коридору.

Хорошо одетая, с заурядной внешностью женщина поднялась поздороваться с ним. Она пожала ему руку и предложила сесть, представившись директором магазина, но имени своего не назвав. Она сразу же стала называть его по имени и говорила так, будто они были в приятельских отношениях.

— Что ты думаешь о нашем магазине?

— Первоклассный.

— Ты видел наших демонстраторов? Ты хотел бы быть демонстратором одежды?

— Конечно! Ну кто же все-таки сказал вам обо мне? Я хочу поблагодарить этого человека.

— Позволь мне сказать несколько слов о работе. Он слушал очень серьезно и внимательно, постоянно кивая головой. Она говорила о невероятно высокой зарплате. И когда закончила, Джеми сказал:

— Мне подходит эта работа.

Она улыбнулась.

— Я должна тебе сразу же сказать, что желающих работать здесь много. Я должна встретиться с каждым. А вакансия у нас одна. Сегодня я тебе не сообщу своего решения.

Он чуть не заорал, но сдержал себя.

— Да, конечно, я понимаю.

— А теперь мне хочется посмотреть, как ты ходишь, как держишься. Это необходимо, чтобы показать одежду наилучшим образом.

— Пройтись? — Он встал и прошелся по комнате очень скованно, как на ходулях.

— Расслабься, Джеми. Иди спокойно, о походке не думай.

Он посмотрел на нее с отчаянием.

— Я никогда не думал о своей походке. Теперь, когда внимание сконцентрировано на походке, я не могу расслабиться.

— Я понимаю. Послушай, представь, что ты вошел в бар и увидел свою знакомую. Знакомая — это я. Тебе надо подойти к ней. Итак, иди от двери.

Он подошел к двери, повернулся, какое-то время смотрел на свою знакомую и направился к ней неторопливой ленивой походкой.

Она, казалось, осталась довольной.

— А теперь сними рубашку.

Его брови поднялись от удивления.

— Тебе придется демонстрировать купальные костюмы.

— Да, конечно. — Он кокетливо снял рубашку.

Она слегка нахмурилась.

— Что-нибудь не так?

— Все в порядке. Можешь одеться.

Это страшно разозлило его. Ни одна женщина не просила его надеть рубашку.

Она поднялась с дивана, подошла к нему, протянула руку.

— Я позвоню через несколько дней.

— Вы хотите сказать, что я могу быть свободен? Мне надо заполнить анкету для принятия на работу?

— Я думаю в этом нет необходимости. Джеми выругался про себя.

Он пытался выдавить из себя улыбку, когда протянул ей руку, но не мог. С ним очень несправедливо поступили. Чем же он ей не понравился, почему она его не брала на работу? Он много раз ходил устраиваться на работу и уже знал, когда подходил, а когда нет.

— Послушайте. Мне очень нравится эта работа. Я уверен, что справлюсь с ней. Я устрою вашим клиентам просто представление, они раскупят все вмиг.

— Я в этом уверена, но…

— В чем дело?

— Я же тебе сказала, что мне надо поговорить с другими желающими получить это место.

— Скажите мне откровенно, — сказал он с обворожительной улыбкой, — чем я хуже этих парней?

— Видишь ли…

Он в доли секунд взвесил ситуацию. О такой работе можно было только мечтать. Легкая, с хорошей зарплатой. Он пойдет на все, чтобы получить ее.

— Послушайте, — сказал он, — подойдя ближе. Ей лет пятьдесят, — подумал он. — Возраст, падкий на комплименты и любезности. — Мне очень нужна работа. Я готов на все, — сказал он спокойно с обворожительной улыбкой.

— На все?

Его сердце сильно билось. Что худшее она могла ему сделать? В работе, как он понял, ему уже отказали. Так что терять ему было нечего.

— Что же ты сделаешь? — спросила она спокойно. Она клюнула, — подумал он.

— Все, что вы скажете. Только назовите.

— Ты предлагаешь мне взятку? — спросила она скромно.

— Вы никогда не пожалеете о том, что приняли меня на работу. Я превзойду ваших самых лучших сотрудников. Я сделаю ваших клиентов счастливыми.

— А меня?

Намек он понял.

— Вас бы тоже я смог сделать счастливой.

— Каким образом?

Он колебался доли секунды, затем нагнулся и поцеловал ее в губы.

Когда он отстранился, то увидел, к своему облегчению и бесконечной радости, что она улыбается.

— Это было замечательно.

— Могу я рассчитывать на работу?

— Я еще не получила взятки.

Он обнял ее и начал душить поцелуями.

— Эй, — сказала она смеясь, отталкивая торопись! У нас много времени.

Он снова хотел обнять ее.

— Я хочу доказать: что могу быть очень благодарным.

— Но не за пять же минут. — Она взяла его за руку и повела к дивану. — Теперь, — сказала она, обвивая руками его шею, — покажи на что ты способен.

Он показывал энергично, решительно, поспешно, думая про себя: самый легкий в мире способ получить работу!

Когда она остановила его первый раз и сделала замечание, он был поражен. Но сделал все, как она просила. Но когда она ему сделала замечание второй раз, попросила его не спешить, он почувствовал раздражение. Он не мог делать это медленно. Он хотел как можно быстрее показать ей, на что был способен как мужчина. Но когда они достигли кульминационного момента, она снова остановила его и сказала с небольшим раздражением:

— Я же сказала, что не надо торопиться. Ты что, на самолет опаздываешь?

Он слегка приподнялся и с негодованием посмотрел на нее.

— Ко мне никаких претензий не было.

— Разумеется. Женщины редко критикуют мужчин за это. Они боятся задеть их самолюбие. Это очень деликатный вопрос. Я говорю тебе честно, что ты не очень хороший любовник.

У него сразу же пропало желание заниматься любовью.

Когда он начал вставать, она притянула его к себе и сказала:

— Не кипятись, успокойся. Если ты все сделаешь правильно, будешь принят на работу. Как, устраивает?

— Если я все сделаю как надо? Мадам, я трахнул больше…

Она приложила руку к его рту.

— Пожалуйста, не употребляй этого слова.

— Чего вы хотите от меня? Вы хотите, чтобы я вас тра… чтобы мы занимались любовью?

— Да. Но ты должен думать, как доставить удовольствие мне, а не себе.

Он искренне удивился ее словам. Он всегда считал, что обе стороны всегда получают удовольствие.

— Послушай, Джеми, — сказала она, гладя его золотистые волосы. — Я уверена, из тебя получится очень хороший любовник. Но ты слишком торопишься и очень стараешься. Женщинам также не нравится, когда мужчины слишком тяжело дышат. Многие не терпят слюнявые поцелуи. Обрати внимание на свою речь. Ты часто сквернословишь. С тобой из-за этого откажутся заниматься любовью.

Он тяжело вздохнул.

— Джеми, — прошептала она. — Давай еще раз попытаемся. — Она притянула его к себе, стала возбуждать его и поняла, в чем заключалась его проблема: у него был маленький пенис.

Когда она сказала ему об этом, он очень смутился.

— Ну и что? Говорят, самое основное это не размер, а умение.

— Это, конечно, так. Не все женщины любят большой пенис, Джеми. Многим просто все равно, какого он размера. Самое главное — это умение мужчины удовлетворить женщину.

Она поняла, что Джеми компенсировал свою, как он считал, неполноценность тем, что был очень пылким, страстным, настойчивым. Он занимался любовью с особым старанием и напряжением, но это не компенсировало, а, наоборот, усугубляло проблему.

— Когда ты занимаешься любовью, не надо широко раздвигать ноги женщине, как ты сделал со мной. — И она показала, как это сделать, чтобы женщина получила максимум удовольствия.

Он начал расслабляться. Забыв свое уязвленное самолюбие, он выполнял все пожелания, понимая, что так она получает больше удовольствия. Он чувствовал ее лучше и испытывал тепло и близость, которых не испытывал с другими.

— Медленно и нежно. Женщина более чувствительна вначале. Вот так, — вздохнула она, — правильно.

Это длилось гораздо дольше, чем обычно, он также получил больше удовольствия. Когда они закончили и уже одевались, он спросил с хитрой улыбкой:

— Вы приняли меня на работу?

Она долго смотрела на него изучающе, затем спросила:

— Ты хотел бы работать наверху?

— Наверху? В администрации? — Если бы он раньше знал, что надо делать с будущей начальницей, чтобы получить работу!

Теперь предстояла самая сложная часть, ему надо было сообщить о настоящей цели его визита и открыть секрет магазина с изображением бабочки на дверях.

— Я могу тебе доверить тайну? Все, о чем мы будем уговорить, не должно выйти за стены этого дома.

— Вы можете полностью мне доверять.

Она была уверена в этом. Особенно, раз уж она ему сказала про зарплату наверху. Это никогда не подводило. За такую работу держались. У будущих сотрудников хватало здравого смысла не рассказывать друзьям о работе, чтобы не создавать конкуренцию. Сообщив об этом своим друзьям, он рисковал бы потерять курицу, которая несет золотые яйца.

Он слушал и смотрел на нее с огромным удивлением. Ее слова начали постепенно доходитиь до него, и он стал осознавать то, чем придется ему заниматься. Его это не отталкивало, напротив, радужные картины представали перед его глазами, в которых появился блеск.

— Вы говорите, у меня будет зарплата, плюс большие чаевые, — у него не было никаких сомнений, что чаевые будут большие, — и баба, которую захочу?

— Наши клиентки — женщины высшего общества. Если они захотят услышать подобные слова, то дадут тебе знать. Запомни, что грудь — это грудь, а не сиськи, и так далее.

— Понятно.

— Только я и моя помощница будем знать твое настоящее имя. Никакой документации мы не ведем. Платить будут наличными.

— Здорово. Всем заправляет мафия, да?

Она снисходительно улыбнулась.

— Ты никогда не узнаешь тех, кто вовлечен в деятельность «Бабочки». Ты будешь знать только меня и мою помощницу. Ты также не должен обсуждать с другими молодыми людьми, работающими здесь, ни клиенток, ни чаевых. Я надеюсь на твое благоразумие.

— Я вас понял. Мой рот на замке. Черт, за такие деньги…

— Я также хочу тебя предупредить, что ты всегда должен пользоваться презервативом. Всегда. Тебе придется сдать анализ крови, понятно?

— Конечно.

— Теперь следующее. Наше заведение отличается от подобных заведений для мужчин. По вполне понятным причинам, у нас больше работы днем, чем ночью. Многие наши клиентки замужем. Им легче уйти из дома днем. Ты не должен интересоваться именем клиентки, ее адресом, ты вообще не должен задавать личных вопросов. Анонимность — наше основное правило. В условиях секретности женщины чувствуют себя вне всякой опасности. Сюда они приходят за тем, что трудно найти и опасно искать. Если будет утечка информации и о нашем заведении узнают правоохранительные органы, нам всем не поздоровится.

Джеми сразу подумал о полицейской облаве.

— Никаких наркотиков. Это правило номер один. Сократи до минимума употребление алкогольных напитков. С клиентками, если возможно, не пей. Умеренно пользуйся одеколоном, чтобы клиентки не возвращались к мужьям с чужим запахом. Ты должен вести себя как настоящий джентльмен.

Никогда не забывай, что наши клиентки — леди. Твое первое свидание будет с клиенткой, которую мы давно уже знаем. Она не очень требовательна. Делай все, что женщина хочет, а не то, что сам хочешь. Будь внимателен. Помни, женщины платят за твою любовь. Делай все так, чтобы она получила максимум удовольствия. Презерватив надевай незаметно. Во время акта смотри на женщину. Зрительный контакт необходим.

Она улыбнулась ему.

— Итак, вопросы есть?

— Только один. Как брать деньги?

— Незаметно. Будь деликатен. Если дадут на чай, обязательно вырази благодарность и признательность. Тогда следующий раз получишь больше. Еще вопросы?

— Когда могу приступить к работе?

Так Энн Хастингз набирала партнеров для «Бабочки».

Труди познакомилась с ним вечером накануне в кафе и привела к себе домой. Она точно не знала, как его зовут: или Майк, или Стив. Утром, перед тем как разбежаться по своим конторам, они решили еще раз наспех заняться любовью. Она не знала, где он работает, но это ее и не интересовало. Встречаться с ним она не собиралась.

Надо это прекращать, — думала она в постели. Никакого удовлетворения от физической близости с ним она не получала.

Днем, позже, когда она ехала на машине по извилистым улицам Бел-Эйр, Труди размышляла о своей жизни. Размышления привели ее в уныние. Заниматься любовью с незнакомыми партнерами становилось очень опасно. Более того, случайные знакомые не были панацеей от одиночества. Напротив, чувство одиночества становилось острее и невыносимее. Она хотела постоянства, любить кого-нибудь одного, жить с кем-нибудь под одной крышей.

Но кого? Кроме случайных знакомых, с которыми она проводила субботние вечера, у нее не было никаких мужчин.

Она вспомнила Билла. Последнее время она часто думала о нем. Они встречались на строительных площадках, но практически не разговаривали, только здоровались. Он все еще сердился на нее, думала Труди, несмотря на то что она извинилась. При встрече с Биллом Труди думала о том, какой он любовник, и злилась на себя за то, что такие идиотские мысли приходят ей в голову. Он ей казался очень неопытным, принадлежал к той категории любовников, которые спрашивали, получила ли женщина удовольствие или нет. Только никчемные любовники задают такой вопрос, опытные всегда знают сами. Например, Томас в «Бабочке».

Томас! Она снова вспомнила его. Тайна окутывала их отношения. Их встречи были особенными. Труди часто задавала себе вопрос, что же делало их встречи, такими неповторимыми? Конечно, не анонимность, своих субботних знакомых она тоже практически не знала. Томас был превосходным любовником, но среди субботних знакомых тоже попадались неплохие. Что же делало вечера в «Бабочке» такими яркими и незабываемыми?

Она никак не могла отделаться от осадка, который остался после ночи, проведенной с Майком, или Стивом, или как его. Что-то было грубое, бездуховное, почти животное в их близости. Это походило на какое-то извращение. Как могла она, здравомыслящая женщина, заниматься любовью с абсолютно незнакомым ей человеком. Заниматься любовью! Меньше всего их ночное и утреннее занятия можно было так назвать.

Ленч с Джессикой был назначен на два часа, а сейчас только одиннадцать. Труди решила проверить, как идет работа на строительстве двух бассейнов, прежде чем отправиться в ресторан.

Чудесное майское солнце освещало Лос-Анджелес. Труди на большой скорости неслась по городу. Ее густые белые волосы развевались на ветру и в лучах майского солнца выглядели еще привлекательнее. Когда за пальмами она увидела розовое здание гостиницы Беверли-Хиллз, то подумала о строительстве, что вела на этой улице компания Трупулз.

Она только вчера приезжала на строительную площадку с провекой и осталась довольна работой Сандерса (он вел себя безупречно после скандала в прошлом месяце, когда из-за него произошел сбой). Билл должен был приступить к работе со своей командой ко второму этапу строительства бассейна после готовности котлована.

Это был первый заказ от знаменитости. Кинорежиссер Барри Грин приобрел дом в Колдвотер Каньон. Его последний, нашумевший, фильм принес ему не только славу, но и кучу денег. Труди провела две недели с Барри Грином за обсуждением проекта площадки вокруг бассейна. Обсудили все детально. Площадка, как планировалось, должна иметь настил из красного дерева и кирпича, фонтаны, водопады, тропические папоротники, гальку — походить на декорацию в спектакле. Что нравилось Труди в Барри, это то, что он предоставил ей, как художнику, полную свободу действия и не ограничивал в деньгах.

Поддавшись внезапному порыву, она повернула налево, удаляясь от центра, поехала на строительную площадку, убеждая себя в том, что, поскольку работа сложная и ответственная, она сама должна все проверить. Даже несмотря на то, что там уже, возможно, Билл со своей бригадой. Конечно, он здесь.

Подъезжая она увидела его машину.

Труди надела солнечные очки, когда вышла из машины, и пошла к строительной площадке. Грин еще не переехал. В доме шел ремонт. Задний двор был завален тяжелым оборудованием, машинами. Рабочие трудились усердно около котлована и в нем самом. Билл просматривал проект и давал указания рабочим.

Труди остановилась около машины Билла. Она боялась, что он воспримет ее неожиданный визит как личное оскорбление и подумает, что она приехала специально проконтролировать его работу. Труди отбросила эту мысль. Он отлично знал, что Труди считает его прекрасным специалистом, она ему уже говорила об этом.

Труди заглянула в машину Билла. На переднем сиденье лежали контракты, кассеты, кепка для игры в бейсбол и книга.

Книга привлекла ее внимание, она достала ее из машины и прочитала название: «Святая кровь, чаша Грааля».

Я представляю его именно с этой книгой, — подумала она. — Зачем он ее носит? Произвести впечатление?

— Привет, начальница!

Она подняла глаза. Билл шел ей навстречу. Когда он успел снять рубашку?

— Ты же только вчера приезжала, — сказал он. — Меня проверяешь?

— Я вижу, ты читаешь серьезные книги. — Она протянула ему томик.

Он взял книгу и бросил ее в машину.

— Я буду тебе очень признателен, если ты не станешь впредь ничего брать из моей машины.

— Могу поспорить, что ты носишь эту книгу для того, чтобы произвести впечатление на женщин. Неужели ты говоришь им, что читаешь эту книгу?

Он взял из машины полотенце и вытер им лицо и шею.

— Я уже прочитал ее, если тебя это интересует.

— Да? — Она отошла от него и закурила.

— Ты, конечно, прочитала эту книгу, — сказал он, доставая из машины банку пепси.

— Мне она очень понравилась. Я думаю, их спор довольно интересный, — сказала она, оборачиваясь.

Он выпил пепси, вытер рукой рот и сказал:

— Я не согласен.

Труди рассматривала его через темные очки.

— Почему?

Билл не смотрел на нее. Он наблюдал за работой около котлована.

— Немного упрощенная. Такое впечатление, что это книга-реванш. Что имеет автор против масонов?

— Я вижу, ты действительно прочитал эту книгу. Возможно, правда, в сокращенном варианте.

— Разве тебе не говорили, что дискриминация женщин уже в прошлом?

Труди удивилась. Она внимательно смотрела на Билла. Полуденное солнце освещало его загорелое тело. Длинные волосы были немного влажные от жары, струйка пота катилась пр груди. Он действительно прав, она заблуждалась, приняв его за обычного любителя пива, — именно они чаще встречались на строительных площадках. Ей даже в голову не могло прийти, что он читает такие книги.

— Знаешь, — сказала она спокойно, выбрасывая сигарету, — я была не права относительно тебя. Ты не такой, как все.

Билл уставился на Труди. Майский ветерок шевелил ее кудри. На ней было красивое платье. Он никогда не видел ее в платье или юбке.

— Я должен признаться, что тоже заблуждался относительно тебя.

Они долго изучающе смотрели друг на друга. Молчание прервала Труди.

— Я хочу обсудить с тобой эту книгу как-нибудь.

Он подумал немного.

— Согласен, но должен предупредить тебя, я умею очень хорошо вести спор.

— Я тоже была в дискуссионном клубе в колледже.

Он откинул назад голову и допил пепси.

Труди видела, как напряглась его шея. Когда он бросил банку на заднее сиденье машины, она спросила:

— У тебя, наверное, степень доктора философии?

— Нет, только бакалавра.

— В какой области?

Он направился к котловану.

— Восточная философия, — сказал он на ходу. Затем крикнул рабочим: — Эй, ребята, перерыв на обед! — и снова повернулся к Труди. — Когда я получил степень, то понял, что с моим дипломом трудно найти работу. И вернулся в строительство. Будучи студентом, я подрабатывал на стройке. А почему ты в строительном бизнесе?

— А что еще я могу делать с моим образованием в области английской литературы, преподавать? Мой отец был строителем. Он научил меня всему, что сам знал.

— Он, должно быть, был классным специалистом?

В это время кто-то из рабочих включил радио. Пока рабочие доставали сэндвичи и термосы, они слушали «Ньютрон данс» в исполнении сестер Пойнтер.

Билл показал Труди еще одну книгу.

— Ты читала «Мессианское наследство»? Там поднимается вопрос о том, что христианство основал не Христос. Я только начал читать. Но я буду рад дать ее тебе как только закончу.

— Спасибо. Я с удовольствием прочту.

— Ты не обидишься, если высокомерный нахал, который пренебрежительно относится к женщине, скажет тебе, что ты сегодня хорошо выглядишь?

— Ты очень наблюдательный.

— Ты замужем?

— Кто же возьмет в жены такую властолюбивую.

Улыбка коснулась его губ.

— Ты женат?

— Нет. У меня времени нет. Я очень много работаю.

К Биллу подошел рабочий, они заспорили. Труди наблюдала за ними. Билл переваливался с одной ноги на другую, поправлял волосы. К своему удивлению, Труди почувствовала сильное влечение к нему.

Это не просто любопытство относительно того, какой он любовник. Труди почувствовала сильную страсть к нему. Чем больше она об этом думала, тем сильнее ей хотелось остаться с ним наедине.

Смущенная охватившим ее чувством, Труди отошла от Билла и его помощника и ходила около его машины. Почему эти чувства возникали к нему? Сегодня он выглядел как обычно, запыленный, потный, без рубашки. Ей всегда он нравился внешне. Откуда это сильное влечение? Почему сейчас? Она достала сигарету и держала ее в руке.

Она смотрела, как он чинил станок, стоя на коленях. Это чувство было для нее не ново. Она испытывала его еще к кому-то, хотя ею редко овладевало сильное физическое влечение к какому-то определенному мужчине. То же самое она чувствовала только к Томасу. К своему любовнику из «Бабочки». Она очень боялась, что больше ни один мужчина не вызовет такое же чувство. Как ни удивительно, Билл вызвал такую же страсть.

Закончив срочный ремонт, Билл снова направился к Труди. По пути он несколько раз останавливался крикнуть что-то своему технику. Все его движения, то, как он оборачивался, махал руками, как напрягались мышцы спины, приводили ее в страшное волнение.

— Я проложил три трубы, — сказал он, улыбаясь. — Хочешь посчитать? Или хочешь продолжить обсуждение книги?

Теперь Труди поняла, в чем причина этого странного замечательного чувства, которое она испытывала к Томасу и которое неожидано вызвал Билл. Она осознала, в чем заключается тайна ее сказочных вечеров в «Бабочке» и почему ей не удавалось воссоздать их в реальной жизни. Ее всегда сильно возбуждали горячие интеллектуальные споры. Это было для нее чем-то вроде пролога. Схватка интеллектов и испытание умов переходили в физическую страсть. Умственная разминка действовала на нее сильнее физической. В этом и состояла загадка Томаса, которую она очень долго пыталась разгадать. Она сама сказала в «Бабочке», что хочет быть с умным, образованным мужчиной, с которым можно обсуждать серьезные проблемы.

Труди перевесила свою сумочку с одного плеча на другое, неожиданно почувствовала некоторое смущение.

— Значит, — сказала она, затушив сигарету, — восточная философия, так? Ты ввел меня в заблуждение.

— Взаимно.

Труди достала еще одну сигарету и закурила. То, что она только что узнала, удивило ее. Она себя чувствовала неловко. Нужно во всем разобраться и решить, что делать. Билл! — думала она. — Упрямый Билл!

— Тебе не следует так много курить, — сказал он.

— У тебя еще и медицинское образование?

— Нет, — ответил он спокойно. — Я просто не могу смотреть на то, как ты сама себя убиваешь.

Труди посмотрела на ивы, которые окружали дом Грина. Они красиво раскачивались на ветру.

— Я твоя должница, — заметила она. Он страшно удивился.

— Должница?

— В прошлом месяце ты из-за меня потерял час рабочего времени, потому что я вызвала тебя в свою контору на ковер. И ты сказал, что я должна заплатить за него. Обед сегодня за мой счет в Маури. Договорились?

Он медленно потер руки и оглянулся.

— Я не могу сегодня оставить ребят. Мне надо еще решить некоторые вопросы. Я и обед принес с собой.

Она бросила на землю сигарету, затушила ее ногой и сказала:

— Тогда пока!

Труди села в машину, и когда заводила мотор, к ней подошел Билл.

— Что ты делаешь в воскресенье? Не хочешь покататься на лодке со мной?

Труди подняла глаза и посмотрела на Билла. Он стоял в лучах. солнца. Ей вдруг страшно захотелось быть с ним в открытом море, спорить, соревноваться в остроумии, заниматься любовью.

Но она вспомнила кошмарную ночь с каким-то субподрядчиком — многие наши ребята уверены, что ты лесбиянка — и подумала о неудачах, которые ее преследовали последнее время. Все знакомые оказывались подонками, которым нужны были или ее деньги, или просто хотелось переспать с ней. Труди засомневалась в своих чувствах к Биллу.

— Извини, — сказала она, подавая машину назад. — Давай считать долг аннулированным.

Растерянный Билл смотрел вслед удаляющейся машине.

Черный рыцарь пустил коня галопом по турнирному полю. Пыль летела из-под копыт его боевого коня. В руках у всадника было копье. И когда он поравнялся с красным рыцарем, он точно прицелился и ударом копья сбросил противника на землю. Зрители аплодировали ему, когда он подъехал к трибуне, где сидела его дама, слез с коня и вернул ей вуаль, которую брал с собой на поединок.

Публика пришла в восторг. Джессика аплодировала и махала рукой рыцарю, который великолепно сыграл свою роль. Была полная иллюзия праздника эпохи Возрождения. Джессике очень нравились эти праздники.

Она, Джон и двое их друзей продолжили свою прогулку по ярмарочной площади. Праздник проводился раз в год. Джессика не пропустила ни одного. В эта году Джон пригласил Рэя и Бонни. Они пришли без маскарадных костюмов, в отличие от других гостей Джессика очень хотела приготовить костюм, но Джон был категорически против, сочтя ее идею просто смешной. И теперь, когда они прохаживались по площади, Джессика завидовала женщинам в изысканных старинных туалетах и в простых платьях, которые носила прислуга. Они замечательно вписывались в атмосферу праздника.

Правила были строгие, все должно было соответствовать эпохе Ренессанса — одежда, речь, даже еда, которая продавалась на ярмарке, должно относиться только к этому периоду. По этой причине ярмарка закрывалась до наступления темноты, так как электричество нельзя было использовать. Устроители праздника сделали только одну уступку современности, и то по распоряжению министерства здравоохранения: все продовольственные ларьки имели холодильники, а молоко, пиво и вино пастеризовалось. Все остальное достоверно до такой степени и в таких деталях, что можно было ощутить себя в том времени, несколько веков назад.

Именно поэтому Джессика каждый год приезжала на праздник. Они с Джоном обычно успевали обойти многочисленные ряды огромной ярмарки и заглянуть в сотни ларьков, которые продавали различные изделия ручной работы: оловянную посуду, фетровые шляпы, маски, стеганые одеяла. Здесь были представлены все ремесла, на ярмарке было все, что только можно вообразить. Разыгрывались уличные спектакли. Обычно в них были драки из-за дам. Мог остановиться и устроить представление жонглер. На ярмарке можно услышать спор между Коперником и другим ученым о том, вращается Земля вокруг Солнца или нет. Ярмарка — это незабываемое событие в жизни любого человека. Сюда приходили забыть о настоящем, окунуться с головой в прошлое и какое-то время пожить в сказке или рыцарском романе.

Ярмарка чем-то походила на «Бабочку», — подумала Джессика, когда они остановились купить что-нибудь поесть. — Все было фантазией и иллюзией. С реальностью прощались у входа. Покупали графин сладкого вина и смотрели пышное зрелище о королеве Елизавете и ее дворе.

День был замечательный, жаркий. Это День памяти погибших в войнах. Хотя только конец мая, в Южной Калифорнии настоящее пекло.

— Смотри, дорогая, — сказал Джон Джессике, когда они подошли к ларьку с гончарными изделиями. — Вот бокалы, которые тебе так понравились в прошлом году. Почему бы нам их не купить?

Она вспомнила эти бокалы. В прошлом году они показались ей отвратительными. В душе она была рада тому, что в конце дня, когда они вернулись за ними, их уже раскупили. Джон подошел к торговцу, одетому в бархатный камзол и трико. Джессика взяла один бокал и стала его разглядывать. Подставка, по замыслу автора, должна быть фигурой чародея, но ему это не удалось.

— Сколько мы купим? — спросил Джон, доставая бумажник. — Шесть или восемь?

Джессика крутила бокал в руках, внимательно рассматривая. Бокалы были дорогие, сорок долларов каждый. Джессика не представляла, когда сможет ими воспользоваться.

— Джесс, человек ждет. Сколько мы берем? Она посмотрела на своего мужа.

— Мне они вообще-то не нравятся. Они не в нашем стиле. Согласен?

У Джона поднялись брови.

— Ты же была от них без ума в прошлом году.

— Нет. Это ты был от них без ума. Я вообще ничего не говорила.

Он повернулся к продавцу.

— Шесть, пожалуйста.

Когда прилавок очистился от этих безобразных серо-бордовых бокалов, которые, Джессика была уверена, они поставят в сервант и больше никогда не достанут, а Джон выписал чек почти на триста долларов, она отвернулась и стала делать вид, что заинтересовалась керамической супницей, на крышке которой был изображен дракон.

Затем они остановились на перекрестке двух рядов. Там было очень много народа. Уставшие посетители сидели на тюках сена, утоляя жажду.

— Ну? Теперь куда? — спросил Джон Бонни и Рэя. — Что еще стоит посмотреть? — спросила Бонни. Она была на празднике впервые.

— Мы и половины еще не видели. В конце аллеи можно пострелять из лука, там проводят различные игры и соревнования. На той аллее сцена. Спектакли показывают целый день, — ответил Джон.

— Здесь есть гадалки, — осмелилась вставить фразу Джессика. — Гадают на картах, по руке, с использованием хрустальных шариков.

— Так, выбрали стрельбу из лука? — спросил Джон, бросая в урну пластиковый стакан. — Давайте посмотрим, кто первый попадет быку в глаза.

Они пошли за ним вниз по аллее к площадке, где проходит стрельба из лука. Там было много народа, все ожидали своей очереди. Сильно припекало солнце. Джон и Рэй стреляли, старались набрать побольше очков, Джессика и Бонни болели за них. Потом они смотрели различные аттракционы. Когда подошли к аттракциону, где нужно было кидать кольца, Джессика остановилась и сказала:

— Давай попробуем!

Джон посмотрел на нее и засмеялся.

— Зачем?

— Посмотри на призы. Это средневековые куклы. Я очень хочу такую.

— Хорошо, дорогая, — сказал он, подходя к стойке с деревянными кольцами, которые надо было кидать на доску с шестами.

— Будьте джентльменом, — сказала женщина, работающая на аттракционе. На ней был костюм молочницы, блузка с глубоким вырезом. — Потратьте пенни и выиграйте вашей спутнице приз!

Это стоило дороже. За шесть колец надо было заплатить один доллар, и Джон заплатил. Когда он поднимал первое кольцо, Джессика сказала:

— Дай мне попробовать, пожалуйста.

Он улыбнулся.

— Дорогая, ты же не умеешь кидать кольца. Оставь это мне.

— Но я же остановилась здесь только для того, чтобы самой поиграть!

Он кинул первое кольцо и промахнулся. Второе — и снова не попал.

Рэй засмеялся и похлопал своего делового партнера по спине.

— Согласись, Джон, — сказал он, — у тебя не очень получается. Ты слишком высоко кидаешь.

Джон изменил стойку, прицелился и промахнулся.

— Это не так легко, как кажется на первый взгляд, — заметила Бонни.

— Джон, позволь мне попробовать, — просила Джессика.

— Тебе нужна кукла, дорогая, не так ли?

— Да, но…

— Предоставь это мне.

Бонни рассматривала кукол — они были ручной работы, из разных видов тканей. Все они висели на стене.

— Они действительно очень милые. Я бы с удовольствием повесила какую-нибудь в своем классе.

Джон промахнулся еще раз.

— Тут все подстроено, — пошутил он, кидая пятое колесо.

Оно далеко пролетело от мишени.

— Я уверен, шесты двигаются!

Последнее он кинул через плечо. Рэй, Бонни и он сам засмеялияь.

Но Джессика, которая выбрала одну куклу для своего кабинета, полезла за деньгами.

— Подождите минутку, — сказала она, когда ее попутчики собрались уходить. — Я хочу попробовать.

— Не трать зря деньги, Джесс, — сказал Джон. — Это не стоит и доллара.

— Так же как и твои идиотские бокалы.

Они отошли, а Джессика купила шесть колец.

Между бросками Джессика следила за своими попутчиками, стараясь не потерять их из виду. Джессика очень торопилась, не могла сконцентрировать внимание и шесть раз промахнулась.

Несколько минут спустя после непродолжительных поисков Джессика нашла их. Они сидели под огромным дубом и ели клубнику со сливками из чашки, приготовленной из мускусной дыни:

— Ты выиграла? — спросил Джон.

Джессика рада была очутиться в тени, она очень устала от жары.

— Нет.

— Я же говорил тебе.

Джессика посмотрела на три десерта. Было просто возмутительно, что они не купили ей клубнику со сливками. Клубника была огромная, размером со сливу. Сливки были очень хорошо взбиты, как в старину, их можно было намазывать ножом.

— Хочешь? — спросил Джон.

— Ты же сам знаешь, что да.

Он зачерпнул своей ложечкой одну ягодку и немного сливок и поднес ко рту Джессики. Она съела, больше ей не предложили.

— Теперь куда отправимся? — спросил Рэй, когда все было съедено до капли.

— А почему бы нам не дойти к гадалке? Это недалеко отсюда.

— Скоро начнется Королевская процессия, дорогая, — сказал Джон. — Мы же не хотим ее пропустить.

Но Бонни сказала:

— Очень любопытно узнать предсказания гадалки. Джон покачал головой.

— Неужели ты веришь в эту чепуху? Я думал, только Джессика такая доверчивая.

— Никто не воспринимает это серьезно. Это все ради забавы.

— Хорошо, девочки, если это вам доставит удовольствие, тогда пошли.

Когда они шли вниз по пыльной аллее, Джессика смотрела на Джона и Рэя — и тот, и другой атлетического телосложения, и тому, и другому сорок с небольшим. На них были хорошо сшитые костюмы, и у того, и другого — модные стрижки, сделанные в дорогих парикмахерских. Походка, манера держаться — все говорило о достигнутом в жизни успехе. Они сильные мира сего, — подумала Джессика. — И они знают это. Она вполуха слушала рассказ Бонни о школе и наблюдала за Джоном. Он чувствовал себя непринужденно, свободно, уверенно. Они с Рэем иногда смеялись, любезничали с девушками. Иногда они задерживались у прилавков посмотреть что-нибудь, прокомментировать, затем шли дальше. Джессика смотрела на самонадеянного Джона, и у нее портилось настроение. Радость, которую ей всегда доставляли праздники, прошла.

В «Бабочке» она не была три недели — с тех пор как Джессика дала себе слово серьезно поговорить с Джоном и выразить ему свои претензии. Когда Джессика пришла домой после интерлюдии с ковбоем в «Бабочке», Джон собирал чемоданы. Он срочно уезжал в командировку в Лондон. Как Джон объяснил Джессике, возникли проблемы в английском отделении. Его не было две недели. После своего возвращения он был нежным и любящим, он всегда был таким после долгого отсутствия. Всю последнюю неделю Джессика была очень занята. Ее дни с утра до вечера были заполнены работой. Эти выходные они впервые за последнее время проводили вместе. Они хотели отдохнуть, немного развлечься.

Утром, когда они подъехали к ярмарке, у Джессики было приподнятое настроение, которое постепенно пропадало, подобно песку в песочных часах. Ей казалось, что ее радость проходила по мере продвижения по ярмарке.

Она понимала, что их отношения с Джоном уже не изменятся. Дни, когда они жили в мире, любви и согласии, были быстротечны. За ними неизбежно наступали длительные периоды, совершенно невыносимые для Джессики. Джон постоянно делал ей замечания, старался руководить всеми ее успехами, унижал. Глядя на Джона, который расхаживал по ярмарке, как землевладелец по своему поместью, Джессика думала о своей жизни с Джоном. По мере того как они становились старше, их роли в семье не менялись — роль хозяина и подчиненного. Джессика мучилась, сравнивая себя и свою мать, которая была украшением в роскошном доме своего мужа. Ей стало страшно.

Два рыцаря скрестили шпаги в поединке. Сражались они искусно. Вероятнее всего, они изображали Робин Гуда и шерифа Нотингэма. Во время сражения они оскорбляли друг друга, называя негодяем и злодеем. Вокруг них собралась толпа. Джессика и Бонни подошли к своим мужьям, которые с интересом наблюдали поединок, активно болея за участников.

Джессика смотрела бой и чувствовала, как возбуждается. Дуэлянты были молодые и красивые. Рейтузы обтягивали их сильные ноги и упругие ягодицы. Они очень хорошо играли свои роли. Несомненно, — думала Джессика, — они преподавали актерское мастерство. Сейчас они с удовольствием демонстрировали свое искусство.

Когда поединок закончился, возбужденная толпа направилась к прилавкам с едой. Поединок, очевидно, возбудил аппетит. Джессика и Джон с друзьями продолжали свой путь к гадалке.

Бонни сказала:

— Как здесь хорошо! Спасибо вам большое за то, что пригласили нас на ярмарку. Я не имела ни малейшего представления об этом празднике. — Она повернулась к Джессике. — Ты бы хотела, чтобы из-за тебя сражались два рыцаря?

— Разумеется_.

— Ты заметила, что один из участников поединка был одет в костюм другой эпохи? — спросил Джон Джессику. — Такие шляпы тогда не носили, камзол был семнадцатого века.

— Я думал, эксперты проверяют, чтобы все соответствовало эпохе, — сказал Рэй.

— Те, кто здесь работают, проходят соответствующую подготовку перед ярмаркой, — объяснил Джон, подводя всех к пешеходному мосту. — Их костюмы проверяют. Тот, в высокой шляпе, попал по блату, могу поспорить.

— Я думаю, ты не прав, — сказала Джессика. — Костюм соответствует эпохе Возрождения.

— Ты не права, дорогая. Такие костюмы носили сто лет спустя.

— Не спорь. Я права.

— Хорошо, хорошо. К какой гадалке пойдем?

— Джон, — сказала Джессика тихо. — Подобный костюм носил Вальтер Ралей. Он жил в эпоху Возрождения.

— Дорогая, согласись, что ты ошибаешься. Ты не специалист по истории. Так какую гадалку мы выберем? У нас богатый выбор, их около пятидесяти.

— Я немного разбираюсь в истории, Джон. Я проходила историю, правда, она не была моим основным предметом.

Он похлопал ее по плечу.

— Очень второстепенным. — Он повернулся к Бонни и Рэю. — Так куда же мы идем? К какой гадалке?

— Которая предсказывает только хорошее, — ответил Рэй.

Когда они направились к шатру гадалок, Джессика остановилась и сказала Джону:

— Я не заслуживаю такого обращения.

— Я тебя не понимаю. Что случилось?

— Ты относишься ко мне как к идиотке. Как будто все, что я говорю, глупо и не заслуживает внимания.

— Из чего ты делаешь проблему? Не все ли равно, соответствует костюм эпохе или нет?

— Это не имеет никакого отношения к костюму, Джон, — сказала она тихим голосом. — Ты меня унижаешь.

— Унижаю? — засмеялся он. — Ты явно ошибаешься. Что мне делать, соглашаться с тобой, если ты не права?

— Не прав ты, Джон.

Он посмотрел на Рэя и Бонни, затем снова повернулся к Джессике.

— Хорошо. Если тебе будет от этого легче, он был правильно одет в соответствии со временем. Довольна?

Джон направился к своим попутчикам. Но Джессика стояла на месте.

— Нет, не довольна.

Джон остановился и посмотрел на нее с раздражением.

— Я не знаю, почему у тебя сегодня такое плохое настроение. Я хочу, чтобы оно улучшилось. Я уже устуйил тебе в споре. Что еще ты хочешь?

Ее сердце сильно билось.

— Я хочу, чтобы ты извинился.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты передо мной извинился за свою грубость.

— Джессика, что случилось сегодня с тобой? Какая муха тебя укусила?

— Джон, я хочу, чтобы ты относился ко мне с уважением. Ты оскорбил меня в присутствии наших друзей. Это несправедливо.

Джон уставился на нее. Бонни и Рэй делали вид, что рассматривают сувениры. Джон сказал тихо, тоном, который она знала очень хорошо:

— Ну все, довольно. Постарайся избавиться от всего, что тебя беспокоит, и не порть нам, пожалуйста, день.

— Портишь все ты, Джон, — сказала она ровным голосом. Она себя очень хорошо контролировала. — Я терпела твое высокомерное отношение. Ты постоянно не давал мне говорить. Мое терпение лопнуло.

У него широко раскрылись глаза, он быстро отошел. Джессика за ним не последовала. Бонни и Рэй смотрели с недоумением друг на друга. Когда Джон был на расстоянии нескольких ярдов, Джессика крикнула:

— Уходи, я буду только рада!

Он остановился:

— Джессика, иди сейчас же сюда.

— Перестань разговаривать со мной как с ребенком.

Он смотрел на людей, которые проходили мимо, потом подошел снова к Джессике и сказал тихим голосом:

— Ты привлекаешь к себе всеобщее внимание.

— Мне наплевать.

— Я знаю. Поэтому ты защищаешь клоунов в суде.

— Не надо менять тему разговора. Я хочу выяснить наши отношения здесь и сейчас.

— Я не собираюсь заводить спор с тобой на виду у всех.

— Когда мы вдвоем, ты тоже отказываешься говорить.

— Я не хочу с тобой говорить, когда у тебя истерика. Она смотрела, как он удалялся. Он уходил из дома много раз, чтобы избежать серьезного разговора. Дома он наказал бы ее молчанием, потом исполнил бы свой супружеский долг, как будто ничего не случилось. Сейчас Джессика посмотрела, как он удаляется, затем повернулась и пошла в обратном направлении.

Джон понял, что произошло, догнал Джессику.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сейчас делаешь?

— Я иду домой, — сказала Джессика, высвобождая руку и продолжая идти.

— Ты собираешься уйти от меня?

— А почему бы и нет? Все время уходил ты, сейчас моя очередь!

— В чем все-таки дело? У тебя что, месячные? — Джон больно схватил ее за руку.

Джессика высвободила руку и зашагала еще быстрее. У входа ее снова догнал Джон.

— Одумайся, Джессика!

— Если ты хочешь вернуться на ярмарку, тебе лучше поставить отметку на руке.

Она быстро вышла через ворота. Он смотрел вслед, затем бросился за ней.

— Я этого не потерплю, Джессика. Мы сейчас вернемся, и ты извинишься перед нашими друзьями.

— Они нам не друзья, Джон. Бонни и Рэй мне не по душе.

— Нашла время говорить об этом!

— Я говорила тебе об этом раньше, но ты не хотел меня слушать. Пусти меня. Я еду домой.

— Нет, ты никуда не поедешь!

— Ты не поставил себе отметку на ладонь, Джон. Теперь тебе придется заплатить, чтобы вернуться и забрать свои проклятые бокалы.

— Я купил их для тебя.

— Нет, не для меня.

Лицо его вспыхнуло. Он с силой сжал ее руку.

— Клянусь тебе, Джессика, если ты не вернешься со мной, пожалеешь!

— Я сожалела восемь лет, Джон. Сейчас в первый раз я не жалею ни о чем.

— Что, черт возьми, случилось?

— Я просто дошла до точки, Джон. Вот и все. Я устала от того, что ты обращаешься со мной как с маленькой, постоянно говоришь мне, что делать, что надеть, что съесть на обед. Ты унижаешь меня сотни раз в день по всяким мелочам. Я не могу иметь точку зрения, если она в чем-то не совпадает с твоей. Ты не даешь мне открыть рта в присутствии других людей. Ты высмеиваешь мои занятия.

— Значит, ты собираешься меня здесь бросить и уехать?!

— Тебя могут подвезти Бонни и Рэй, если, конечно, ты не пожелаешь поехать со мной и поговорить обо всем.

— Никуда я с тобой не поеду, черт побери! Ты у меня перестанешь вести себя как избалованная девчонка и наконец повзрослеешь.

— По-моему, ты ерничаешь. — Она вырвалась и почти побежала. Он бросился за ней и встал на пути.

— Я не позволю тебе этого сделать.

— Для того чтобы уехать домой, мне не нужно твоего разрешения. Я вполне справлюсь с машиной сама. Я вообще способна на многое, Джон.

— Никого тебе не удивить, Джессика. Ты самая серая, прозаичная и предсказуемая женщина из тех, кого я когда-либо встречал. Боже, до чего с тобой скучно!

Глаза Джессики наполнились слезами. Они и раньше ссорились, но никогда до этого не было в его лице столько презрения, никогда раньше не слышала она таких слов.

— Думаю, это ты сделал меня такой, Джон, — произнесла она тихо. Голос ее дрожал, и она силилась не заплакать. — Ты не дал мне возможности вырасти.

— Вырасти?! — Он качнулся назад, засунул руки в карманы. — Бессловесная тварь! Что бы с тобой сейчас было, если бы я не женился на тебе? Что бы ты делала, если бы я каждый божий день не говорил тебе, что надеть, что заказать на ужин в ресторане? У тебя же нет ни одной своей мысли, Джессика!

— Все потому, что ты никогда не позволял мне иметь свои мысли, — закричала она.

Проходящие мимо люди, направляющиеся от своих машин ко входу, бросали на них косые взгляды. Первый раз в жизни Джон не обращал на это внимания.

— Ну, хорошо, — лицо его пылало злобой, — хочешь ехать домой? Поедем! — Он схватил ее за руку и потащил к машине.

— Мне больно!

Он шел рядом, его пальцы впивались в ее руку. Она постоянно спотыкалась обо что-то. Когда они подошли к своей БМВ, он подтолкнул ее к машине, а сам полез в карман за ключами.

— Я не сяду, — сказала она.

— Ты же хотела ехать домой, мы едем. Садись!

— Нет, я сама доберусь до дома.

— Ты даже в магазин не можешь найти дорогу. Садись!

Он распахнул дверцу.

Джессика с трудом сдерживала слезы, готовые вылиться из глаз.

— Я могу добраться сама, — голос ее был твердым. — Я многое могу делать сама, Джон.

Он был полон презрения.

— Назови хоть одну вещь, кроме как опозориться на суде.

У нее застучало в висках. Во рту было так сухо, что трудно было говорить.

— Например, — тихо сказала она, — я могу изменить тебе.

Он хмыкнул.

— И когда же ты собираешься это сделать?

— Я уже это сделала.

Его рот исказился презрительной усмешкой.

— Я должен понимать это как угрозу?

— Между прочим, я переспала с ним дважды.

Джон заморгал. На лице появилось выражение некоторой растерянности.

— С кем?

— Я не знаю его имени. Я вообще его не знаю. Я изменила тебе с человеком, которого не знаю.

— Я тебе не верю.

— Да, и я заплатила ему за это.

Он размахнулся и с силой ударил ее по лицу. Джессика не удержалась на ногах и упала в грязь. Ни она, ни Джон, казалось, не поняли, что произошло. Джессика схватилась за щеку. Глядя на него, сказала:

— Надеюсь, тебе полегчало.

— Ты сама виновата… — начал было он. Его трясло, руки сами собой сжимались в кулаки. Джессика встала, облокотилась на дверцу машины.

— Я признаю твое физическое превосходство, Джон. Ты весишь на восемьдесят фунтов больше меня. Если это добавляет тебе мужского достоинства, бей.

Он отвернулся, в глазах застыли боль и гнев. Она ждала, что он скажет что-нибудь, но он молчал. Щеку дергало, ладони саднило. Она смотрела на неподвижную спину Джона. Он не оборачивался, неотрывно глядел на тянувшуюся до самых гор вереницу машин. На город спускалось безмолвие жаркого лета. На стоянке было тихо — все отправились на ярмарку. Слышно было только жужжание мух и пчел в наполненном зноем воздухе. Издалека доносились звуки веселья, они поднимались к залитому солнцем небу и пропадали там.

Джессика все ждала. Наконец, глубоко вздохнув и расправив плечи, Джон захлопнул дверцу машины, бросил ключи в карман брюк и сказал:

— Делай что хочешь. Мне наплевать, — и пошел прочь в направлении ярмарки.

Пора было начинать отсчет дней. До первичных выборов в Калифорнии осталось четыре дня, съезд Республиканской партии должен состояться через неделю после них. Пробил час, когда Беверли Хайленд надо было доводить свой план до конца. Настал момент, к которому она готовилась тридцать пять лет.

Уничтожение Дэнни Маккея.

Последнее время она совсем не спала и сейчас бродила туда-сюда, утопая в ковре, лежащем на полу ее роскошной библиотеки, и поглядывала на часы, ожидая, когда зазвенит дверной колокольчик. Она начала предварительную подготовку еще две недели назад, после возвращения из Сан-Франциско. Беверли дала Мэгги и Кармен нужные инструкции и отправила Джонаса Буканана в Техас. Все эти дни они сообщали ей о своих действиях, и сегодня, в это солнечное последнее майское утро, они должны все собраться в этом тихом доме на заключительную тайную встречу.

Беверли была в сильном напряжении. Ее тело было словно наэлектризовано страстью, предвкушением и страхом. План должен сработать. Месть, которую она задумала против Дэнни Маккея тридцать пять лет назад, должна удаться.

Она переступала по пушистому персидскому ковру, и видения проносились у нее перед глазами: измученная мать, которую довели до убийства и которая нашла пристанище в доме преподобной Мери Дрейк; смутный образ неродившегося ребенка, от которого Дэнни заставил ее избавиться; призрак Кристины Синглтон, ее сестры-двойняшки, чьи следы загадочным образом теряются в Саудовской Аравии и кого Джонас Буканан так и не смог найти. Наконец, тень Джо, приятеля Мэгги, и души несчастных людей, загубленных Дэнни. Ради всех них и ради спокойствия всех и каждого Беверли была готова нанести свой последний удар.

Зазвонил колокольчик, и прислуга впустила в библиотеку Кармен. Находясь в разных углах огромной комнаты, Беверли и Кармен какое-то мгновение смотрели друг на друга не отрываясь. Они стояли, эти две женщины, среди книг в кожаных переплетах — солнечный свет сочился через окна с алмазной гранью, озаряя красные, зеленые и черные переплетения ковра. Кармен сделала глубокий вдох:

— Дело сделано.

Беверли отвела взгляд, крепко сцепила руки. Итак, началось. Пути назад не было.

— Я ходила в «Сенчура Плаза», — тихо произнесла Кармен. — Дэнни заедет в гостиницу послезавтра. Он забронировал два люкса и шесть номеров. С ним будет его жена.

Беверли стояла прямо и неподвижно, глядя на гигантские папоротники, обрамлявшие окно. Золотистые ноготки и алые розы делали ее сад похожим на рай. В китайской вазе на роскошном бюро из красного дерева стояли только что срезанные лилии. Они были настолько нежными и хрупкими, что их цветение длилось только один день.

Беверли не видела Дэнни с того вечера в Сан-Франциско. Точнее говоря, она не видела его после того короткого головокружительного мгновения, когда они вместе делили сцену и успех. Она тогда взглянула на золотой церковный медальон, подаренный им, тихо поблагодарила и вернулась к своему столу. Ей счастливо удалось избежать его компании после этого и быстро ускользнуть с банкета. Но с тех самых пор ее имя было связано с его. Так, как она запланировала.

— Когда «Лос-Анджелес Таймс» получит документы? — тихо спросила она.

— Через три дня. Тогда все и закрутится.

— В «Бабочке» все готово?

— Все, Бев.

— А Фред Бэнкс?

— Джонас уехал в Мексику. Он поможет Фреду подготовить заявление для прессы.

— Как Энн?

— Мэгги поехала за ней. Скоро они будут здесь. Когда приедет Боб?

— Он звонил сегодня утром из Далласа. Его самолет вот-вот вылетает.

— У него все в порядке?

Господи спаси, — подумала Беверли. — Да, все в порядке. Беверли повернулась к Кармен.

— Ты помнишь мой первый день у Хэйзл и как ты помогла мне?

— А ты помнишь, как ты помогла мне в день, когла я пыталась свести счеты с жизнью? И как ты учила меня мечтать? — Кармен подошла к Беверли. — Такое никогда не забывается, подруга.

— Мы прошли долгий путь, ты и я.

— Что правда, то правда.

— Конец совсем близко. Беверли закрыла глаза. Конец…

Снова позвонили в дверь, и в библиотеку вошли Мэгги и Энн. Последняя выглядела растерянной.

— Беверли, что случилось? Мэгги только что сказала мне, что ты закрываешь «Бабочку». Почему?

Беверли переглянулась с Кармен и Мэгги, подошла к Энн.

— Пойдем в сад. Мне надо кое-что сказать тебе.

Боб Мэннинг поспешно попрощался с пилотом личного самолета Беверли. Его ждала машина.

— К дому мисс Хайленд, — бросил он шоферу, крепко прижимая к себе портфель.

Сердце сильно билось от страха и возбуждения. Нервы были напряжены до предела. Его не покидало чувство, что в кожаном портфеле тикала бомба замедленного действия.

Скорей, — мысленно подгонял он шофера. — Ну скорей же!

Две женские фигуры стояли в тени чудесного тропического дерева. Его голубовато-серебристые листья касались их голов.

— Боже мой, Беверли! — произнесла побледневшая Энн.

— Извини, что сразу на тебя все вылила. У меня не было другого выхода.

Женщины двинулись к дому.

— Знаешь, — сказала Энн, — я давно подозревала неладное. У меня было ощущение, что Кармен и Мэгги что-то скрывают. Ты могла бы мне все рассказать, Беверли. Ты знаешь, что можешь доверять мне. Мы дружим уже тридцать лет.

— Дело не в том, доверяю ли я тебе или нет. Просто это глубоко личное. Теперь ты имеешь право знать, что должно произойти через несколько дней, и тебе нужно быть к этому готовой.

Энн молча разглядывала попадавшиеся на их пути каменные плиты. Все это казалось нереальным: странная и суровая история девчонки, убежавшей из дома в Техас; перевернувший ее жизнь Голливуд, операция, смена имени и долго вынашиваемый план мести человеку, который за все это несет ответственность. Энн трудно будет переварить все это: и прошлое Беверли, и то, что она собирается совершить в будущем. Но Энн будет молчать. Беверли была ее единственной верной подругой все эти годы; человеком, который одним танцем на рождественском празднике в корне изменил жизнь несчастной девочки и который приобщил ее к головокружительному восхождению к славе и богатству. Для Беверли Энн Хастингз была готова на все.

— Я поговорю с Роем, — сказала она, когда они подошли к дому. — Он все поймет и не выдаст тебя. Мы оба очень многим тебе обязаны, Бев. Никто и никогда не узнает правды о «Бабочке».

В библиотеке их ждал возбужденный Боб Мзннинг. Он демонстрировал Мэгги и Кармен содержимое портфеля. Увидев Беверли, он начал:

— Ты представить себе не можешь, что я привез… — но осекся, когда следом за Беверли появилась Энн.

— Все в порядке, Боб. Энн все знает. При ней ты можешь говорить.

Боб отдал портфель Беверли.

— Здесь все. И даже больше того.

— Ну, начнем, — сказала Беверли.

На следующее после выборов утро основным заголовком газет был: «Победа Маккея на первичных выборах в Калифорнии».

Передовицы описывали убедительную, хотя на этом этапе и ожидаемую победу преподобного Дэнни Маккея над его республиканскими соперниками. Сами выборы получили название «Выборы короля». Маккей получил голоса всех, самых многочисленных в Америке делегатов Калифорнии. Ему не хватало всего лишь каких-то восьмидесяти голосов, чтобы быть выдвинутым кандидатом на пост президента. Прогнозы аналитиков говорили, что Дэнни без труда наберет решающие голоса на съезде, до которого оставалось шесть дней.

Со страниц газет и журналов на всех смотрел улыбающийся Дэнни. Это событие отмечалось на непрекращающихся торжественных вечерах в отеле «Сенчури Плаза» — его временном пристанище в Лос-Анджелесе.

Но на следующий день на первых страницах появился совершенно неожиданный и ничего общего не имеющий с предыдущим заголовок: «Маккей связан с публичным домом в Беверли-Хиллз.»

— Черт побери! — бормотал Дэнни, просматривая утренние газеты. У него сильно болела голова после празднования победы накануне, и он пытался заглушить тошноту томатным соком. Он плохо спал, особенно после ночного звонка из газеты. Ему позвонили из «Таймс» и сообщили, что получили некую информацию от полиции, которую собираются опубликовать. Учитывая его регалии, они, по их словам, сочли нужным предупредить его.

Так вот о чем шла речь!

Дэнни отшвырнул газету и взглянул на Боннера. В соседней комнате разрывался телефон, в дверь стучали. Дэнни включил телевизор. На экране появилось его лицо — рекламный снимок из его собственного досье. Голос за кадром говорил:

Пока его ассистенты беседовали с репортерами и отвечали на телефонные звонки, Дэнни, все еще в пижаме и шелковом халате, не мигая, смотрел на экран и не верил своим глазам.

Его пресс-секретарь всю ночь писал заявление, что преподобный Дэнни Маккей отрицает какую-либо причастность к заведению над магазином мужской одежды и что «Фанелли» составляет незначительную долю его многочисленных вложений и за все эти годы он ни разу не переступал порог магазина.

— К черту все, Бон, — сказал Дэнни, садясь завтракать. — Как это могло случиться? Я был уверен, что ты все проверил.

— Я все проверил, но это было одиннадцать лет назад. Я лично ездил туда. Это обычный магазин, а наверху офисы, сдаваемые в аренду различным действующим компаниям.

Дэнни наподдал ногой газету, лежащую на полу.

— Офисы! Ты читал, что это за офисы? Хлысты, цепи, презервативы и другие такие штучки. Где, черт возьми, Дуан?

— Он все еще в полиции.

Дуан Чодвик был адвокат Дэнни.

Дэнни залпом выпил коктейль. За дверью слышно было, как телохранители сдерживали натиск репортеров и любопытных зевак. Его секретари отвечали на беспрерывные звонки, объясняя ошибку тем, кому нужно было объяснять, — его тестю-сенатору и сторонникам Дэнни из сильных мира сего. В это время в «Сенчури Плаза» готовили номер, где Дэнни будет давать интервью телевидению, и публично отказываться от незаслуженных обвинений.

— Не волнуйся, — нервно произнес Боннер, пытаясь успокоить своего босса. — Никто в мире не поверит, что ты знал о существовании этого притона. Такое и раньше часто случалось — людей винили в том, о чем они и слыхом не слыхивали. Похоже, какой-то идиот решил поживиться. Полиция наверняка найдет владельца магазина, он расколется — и ты чист, как слеза.

— Поскорей бы.

Тут Дэнни увидел Анжелику. Она стояла в дверях, и лицо ее имело обычное страдальческое выражение. Боже, как она ему надоела! Он лицезреет этот мученический взгляд со времени их первой брачной ночи. Она улыбалась только на людях, поскольку вынуждена была играть роль добропорядочной и любящей жены. Они не спали вместе с того момента, как закончился их медовый месяц, — а это было одиннадцать лет назад. Кэри, их младший сын, был зачат только потому, что Дэнни однажды сильно привязал ее и сделал с ней то, что, по его мнению, она заслуживала.

— Иди к себе в комнату, — зарычал он. — Тебя это не касается.

Анжелика, словно привидение, удалилась в свою роскошную спальню, где все это время читала или плела кружева. Исключение составляли моменты, когда нужно было разыгрывать семейную идиллию на публике.

Где-то после шести часов Дэнни сделал заявление о своей непричастности и невиновности. Он непрозрачно намекнул на то, что кому-то выгодно оклеветать его, но он прощает этого человека, как простил бы его Бог, Он выглядел такой жертвой, что общественная симпатия резко перекочевала на его сторону. На следующий день Дэнни опять был на высоте популярности и позволил себе посмеяться над всей этой историей за обедом, поедая бифштекс и всякие сладости.

А затем в отель явился лейтенант О’Мэллей, и Дэнни вынужден был его принять. Этот парень был не просто лейтенант — он был детектив, и его сопровождал еще один детектив в чине сержанта.

Лейтенант явно неловко себя чувствовал. Он долго извинялся за то, что потревожил его преподобие, и заверил, что не займет у Дэнни много времени. Это лишь формальность, повторял он, и все, кто каким-то образом, хоть косвенно, связаны с делом о тайном притоне над магазином Фанелли, должны быть опрошены.

— Поверьте мне, сэр, — лейтенант сел на стул, — я обсуждал этот вопрос с моим начальством. Целый день мы решали, беспокоить вас или нет по этому поводу. В результате, учитывая нашу находку, пришли к выводу, что у нас нет другого выхода. — Он закашлялся.

Дэнни молча смотрел на О’Мэллея. Последний совсем не был похож на детектива. Во-первых, он. был слишком мелкий. Во-вторых, слишком хорошо одет. Он производил впечатление чрезвычайно аккуратного человека — воротничок рубашки был безукоризненно чист и выглажен, волосы тщательно зачесаны назад, руки ухожены. Даже маленький блокнот, который он вынул из кармана, казался чересчур опрятным, и Дэнни видел, как он что-то записывал туда четким и убористым почерком.

— Когда мы осматривали помещение наверху, — начал снова О’Мэллей, отводя взгляд, — мы обнаружили что-то очень похожее на штаб-квартиру — комнату с письменным столом, телефонами и встроенным сейфом с приличной суммой денег в нем. Мы не нашли никаких документов, которые дали бы нам ключ к разгадке того, кто работал в этом заведении и кто его посещал, но нам попалось одно письмо. — О’Мэллей поднял голову и посмотрел Дэнни прямо в глаза. — От вас, сэр.

Дэнни заморгал.

— От меня? Что это за письмо, лейтенант?

— Поздравительное.

— Поздравительное?

— Да, вы поздравляете, — лейтенант заглянул в свой блокнот, — Боба Мэннинга с тем, что он отлично поработал и принес большие доходы. Письмо проверено экспертизой — оно написано вашей рукой, ваше преподобие.

Дэнни нахмурился и сказал:

— Мы рассылали сотни таких писем, лейтенант. Когда мы получаем хорошие новости от предприятий, в которые вкладываем деньги, мы поздравляем их и желаем дальнейших успехов. Это письмо адресовано магазину мужской одежды, а не какому-то дьявольскому заведению над ним.

— Хорошо. — О’Мэллей снова закашлялся. — В конверте была еще и фотография. У меня с собой есть дубль. — О’Мэллей вынул из кармана пиджака фотографию. — Оригинал хранится в полиции. Как видите, на этом снимке вы.

Дэнни не нашелся, что ответить. Он увидел себя на фоне пляжа и пальм с полуодетой красоткой на коленях. Голова его дернулась.

— Позовите Дуана! Быстро!

Спустя десять минут адвокат Дэнни Маккея уверял детектива, что фотография — подделка и что того, кто попытается передать ее прессе, ждет суровая кара.

— Кто бы мог это сделать, сэр? — спросил О’Мэллей. Дэнни с трудом сдерживал себя.

— Понимаете, лейтенант… — На его лице появилась страдальческая улыбка мученика. — Трудно в это поверить, но у меня есть враги. На каждого Божьего человека находится сатана и его слуги. Кто бы ни совершил этот бесчестный поступок, я буду молиться о спасении его души. Потому что ему грозит страшное наказание — вечно гореть в аду.

— Лейтенант, — включился Дуан, — а кто такой Боб Мэннинг? У полиции есть какие-нибудь сведения?

— Мы его еще не нашли, но дом его под наблюдением, мистер Чодвик. Мы беседуем со всеми, кто может что-либо знать о его местонахождении. Мы расспросили продавцов магазина, но они в один голос заявляют, что ничего не знали о том, что творится над ними, и что имя Боба Мэннинга им не знакомо. Вы, пожалуйста, будьте покойны — мы узнаем, кто стоит за всем этим.

На прощанье О’Мэллей сказал:

— Я хочу, чтобы вы знали, господин Маккей. Мы с женой голосовали за вас и отдадим наши голоса на выборах в ноябре.

— Да благословит вас Господь, лейтенант. — Дэнни был величествен. Как только за детективом и его молчаливым помощником захлопнулась дверь, Дэнни резко развернулся к Дуану и завопил:

— Голову оторву тому, кто все это подстроил!

Труди боялась. Боялась себя, своих чувств к Биллу. Она перебирала утреннюю почту, а мысли ее постоянно возвращались к последней встрече с Биллом у дома Барри Грина. Она не переставала спрашивать себя: стоит ли игра свеч, стоит ли ей преследовать мужчину, давая волю чувствам, или ей лучше успокоиться и отпустить его? Первый раз в жизни Труди волновало, что думает о ней мужчина. Это было совсем не то, что случайные партнеры на субботнюю ночь. Ей было все равно, что думали они. Она любила их и сразу же забывала. Да, был еще Томас. Ему платили за то, чтобы он делал вид, что она ему нравится. Так ли оно было на самом деле — Труди не волновало. Но Билл… Неожиданно в жизни Труди появился человек, чье отношение было очень важно для нее. Но она не знала, как он к ней относится.

Она боялась снова обжечься. Ее страшила сама мысль пойти к нему, признаться и быть отвергнутой словами, что они могут быть только друзьями. Что хуже, — думала она, — показаться дурой и затем жалеть, что не смолчала, или промолчать и никогда так и не узнать, что он чувствует к ней.

Но самое ужасное было то, что Труди Штейн, которая никогда не боялась ни черта, ни Бога, вдруг была напугана до смерти тем, что ей предстояло испытать чувства любимого человека.

Кэти, ее секретарь, зашла в комнату, держа в руках два бумажных пакета.

— У них кончились цыплята, — сказала она, — поэтому я принесла омлет. Пойдет?

Труди не возражала. Ей не очень хотелось есть.

— Читали сегодняшние газеты? — Кэти открыла пакет молока. — Я просто не могу поверить. А ведь я голосовала за Дэнни Маккея.

Труди подняла глаза.

— О чем ты? — спросила было она, потом вспомнила: вчерашняя сенсация — Маккей связан с «Бабочкой». К только она увидела заголовок, сразу же позвонила Джессике. Может быть, им пора действовать? Действительно ли Дэнни Маккей связан с борделем над магазином «Фанелли? Джессика сначала предложила дать показания сбитой с толку полиции. Затем здравый смысл одержал, верх над ее совестью истинной католички.

— Лучше нам помолчать, — сказала она.

Труди согласилась.

Труди просмотрела газету, которую протянула ей Кэти, и чашка кофе так и осталась у ее губ. Маккей владелец порнографического журнала. Какого черта?!

— Это положительно забавно, — сказала Кэти. Теперь они установили, что Дэнни Маккей владеет порножурналом, несколькими подпольными массажными кабинетами и рядом кинотеатров для взрослых.

— Да, это здорово подорвет его шансы на съезде, — пробормотала Труди, думая о чем-то своем.

— Он с возмущением все отрицает, утверждая, что это дело рук антихриста. Читайте, что он пишет: Посягательства на сына Божьего есть посягательства на самого Бога. Невероятно, как они обнаружили бордель в сердце Беверли-Хиллз? Я была в этом «Фанелли» десятки раз и понятия не имела о том, что творится на верху. Даю голову на отсечение, среди клиентов были какие-то шишки.

Вчера, когда стало известно об истории с «Бабочкой», Труди решила, что ее хозяева наверняка знали о визите полиции. Несколько дней до этого события они с Джессикой получили уведомление о закрытии заведения и причитающиеся им членские взносы. Они наверняка былине единственными. А как же их друзья? Как ее драгоценный Томас? Вспомнит ли он о ней?

Труди отложила газету и взглянула на часы. Два. Она взяла в руки контракт. Бассейн и источник в Брентвуд На этот раз несколько неожиданно — бассейн, плавнопереходящий в номера.

— Мне лучше позвонить Биллу, — тихо сказала она. — Посмотрим, может, у него что-нибудь получится.

Кэти взглянула на свою начальницу — Труди никогда сама не звонила субподрядчикам.

Труди стала набирать номер. Серебряные браслеты на запястье позванивали и переливались в свете жарко июньского солнца. Кэти заметила новый браслет — цепочку с крошечной бабочкой. Это совсем не во вкусе Труди, — подумала она.

— Алло, это Труди Штейн. Билл дома? Понятно. Он на работе? Да что вы? Нет, не говорите ему, что я звонила. Перезвоню завтра.

Труди повесила трубку и потянулась за сигаретами.

— Он на работе? — спросила Кэти.

— Нет, гуляет где-то. Занимается своей яхтой.

Труди перебрала бумаги на столе. Позвонила Джессике и попросила экономку передать, чтобы та перезвонила ей. Затем договорилась о встрече с маникюршей. И лишь после всех этих звонков вернулась к проекту. Бассейн должен вплотную прилегать к дому и как бы вливаться в зал для развлечений. Предусматривались подводные стойки для бара, скала с водопадом.

Труди снова посмотрела на часы. Выкурив одну сигарету, принялась за новую.

Они планировали каменные площадки, изогнутый мостик над самой глубокой частью бассейна, кафельную облицовку, фонтан в центре.

— Послушай, — она захлопнула папку и взяла кошелек. — Я хочу хоть немного использовать свой выходной. Думаю, что ты справишься без меня.

Кэти пристально посмотрела на Труди.

— Нет проблем.

Давно Труди не устраивала себе отдых от работы.

— Где тебя найти в крайнем случае?

— Тебе не придется меня искать. Я просто пройдусь по магазинам. И свяжусь с тобой до того, как ты уйдешь домой.

Кэти трудно было догадаться по неторопливым движениям Труди, что сердце ее начальницы готово вырваться из груди.

В офисе ответили, что Билл в яхт-клубе. Но здесь сотни яхт. Труди методично исследовала каждый уголок, проверяла все припаркованные машины — искала его.

Она повторяла себе, что все это смешно. С тех пор как они встретились на строительной площадке, они практически не перемолвились ни словом — а прошел уже месяц. Билл приглашал ее покататься на яхте — она отказалась. Она тогда резко оборвала его, быстро завела машину и умчалась. После этого она намеренно избегала его, звонила только на работу, приходила на площадку только тогда, когда его там не было. А теперь она здесь, ищет его повсюду, как девчонка, понимая, что это нечестно по отношению к нему, что на яхте он может быть не один.

Наконец она нашла то, что искала. Золотисто-коричневый кадиллак. Она поставила свою машину рядом, выключила двигатель и окунулась в безмолвие яхт-клуба.

Был рабочий день, и в клубе мало кто занимался своими яхтами. Даже постоянно жившие здесь находились на службе, в школе или еще где-нибудь. Лодки слегка покачивались на поверхности молчаливого залива. Слышно было только мерное позвякивание рабочих молоточков, негромкий скрип мачт и шелест прибоя.

Труди опустила стекло и вдохнула соленый воздух. Свежий бриз тронул ее волосы. Небо было чистое, безоблачное. Во всем присутствовало ощущение вечности.

Она выбралась из машины, подошла к воротам. Яхты и катера стояли в два ряда — первые справа, вторые слева. На одной из палуб она заметила ящик для льда, ведра, швабры и кучу тряпок. Это была полосатая «Каталина-27». Труди пыталась разглядеть, есть ли кто-нибудь еще на берегу. Если там женщина, то…

Ворота оказались незапертыми. Труди подошла к «Каталине» и вступила на ходивший ходуном трап.

Что я делаю? — сердце колотилось в груди. Нет, Труди знала, на что идет.

— Эй, кто на палубе? — позвала она. Он был у себя в рубке, наматывал трос. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся, поднес ладонь к глазам, чтобы было лучше видно.

Несчастный, — подумала она. — На нем даже рубашки нет.

— Привет, — произнес Билл удивленно.

Она стояла, уперев руки в бока. Он смотрел на нее несколько выжидательно.

— Ты ведь приглашал меня покататься?!

Он все еще молчал. Затем медленно протянул:

— Да, конечно. Проходи.

Он подал ей руку. Когда она спрыгнула в кабину, спросил:

— Ты когда-нибудь каталась?

— Спрашиваешь! У меня колоссальный опыт.

— Если я попрошу тебя отдать концы, ты сможешь это сделать?

— Запросто! Концы? Какой из них?

Билл расхохотался.

— Пойдем. Я тебе все покажу.

Он поддерживал ее за локоть. Когда они спустились вниз, Труди не могла удержать возгласа от изумления,

Эта крошечная «Каталина» действительно была вторым домом для Билла. На прямоугольных окнах висели ситцевые занавески, на стенах — картинки с изображением парусников. На подушки, раскиданные по дивану, который походил больше на койку, были натянуты наволочки с морскими пейзажами. Камбуз блестел, над раковиной прибита деревянная полочка с расставленными на ней разными коробочками. Книжные полки находились прямо в стене и ломились от книг и журналов. В углу, где стена переходила в потолок, стоял маленький переносной телевизор. Пахло жилым. Труди неожиданно для себя подумала: а хватит ли еды в холодильнике для дальней поездки?

— Итак, почему такая честь? — Билл стоял очень близко.

Труди опустила глаза.

— Ну ты же приглашал меня. — Она стала читать названия книг: — «Происхождение Африки.» Я читала ее в школе. Отличная вещь. А ты читал Гипотезу Хантига?

— Да.

— Ну и как тебе?

— Я с ним несогласен.

— Знаешь, — Труди поставила книгу на место, рука ее случайно при этом задела Билла. — В Беркли есть женщина, Ребекка Канн, которая утверждает, что, изучив молекулу ДНК, мы сможем проследить историю происхождения человека на земле.

— А, «Дети Евы»? Я видел спектакль. Очень натянутая теория, насколько я могу судить. Но ты, я думаю, веришь во все это.

Наконец Труди взглянула ему в лицо. Он стоял так близко, что она видела золотистые блики в его карих глазах и солнечные морщинки в их уголках.

— Мы, наверно, на все смотрим по-разному, да? Билл не мог оторвать от нее взгляда. Эти зеленоватые глаза каждый раз что-то переворачивали в нем.

— Ну почему? Почему ты? Почему я должен все время думать о тебе и сходить с ума?

— Так я тебе и поверила. Все мужчины одинаковы. Но он уже целовал ее, она отвечала. Затем в разговор вступили их тела.

В тот момент, когда полицейский прилаживал штрафной талон на лобовом стекле ее машины, потому что у нее не было разрешения на стоянку, а в карманах брюк Билла, брошенных на полу, настойчиво гудела рация, Труди испытала огромный эмоциональный шок.

Билл был опытным любовником.

Он не торопил ее, был нежен, знал толк в ласках. Он читал ее сокровенные желания. Они сливались в гармонии до тех пор, пока она, бездыханная от страсти, не простонала, что любит его. Когда он достал презерватив и быстро и почти незаметно надел его так, как это делали в «Бабочке», Труди удивилась. Потом это чувство улетучилось, потому что все это было, очевидно, еще одним проявлением заботы и любви.

Разгоряченные и уставшие, они лежали на маленьком диванчике. Руки их были сплетены. Внезапно им захотелось сказать то, о чем они так долго молчали. Билл хотел знать о Труди все, начиная с момента ее рождения, и она рассказывала, рассказывала… Они говорили о делах, о планах слить две компании и расширить сферу интересов, о прогулке на «Каталине» в следующий уикенд и о художественных выставках, которые нужно будет посетить. Затем они снова занялись любовью.

Труди закрыла глаза, крепко прижалась к нему. Вот оно, настоящее. «Бабочка» мне больше не нужна.

Не успел сенатор выйти из самолета, как его окружили репортеры и защелкали фотоаппаратами.

Всех интересовало одно: Каковы сейчас шансы Дэнни Маккея, сенатор?

Немолодой уже сенатор улыбался из-под полы широкополой шляпы:

— Я полностью доверяю своему зятю. Дэнни Маккей — человек Бога. Мы незамедлительно разберемся с этой историей и снова займемся делом, то есть переездом в Овальный кабинет.

Он сел в машину и уехал, сияя и махая всем на прощание.

Но как только он оказался наедине с Дэнни в гостиничном номере, он дал волю чувствам:

— Что вы здесь, черт возьми, натворили?

В Дэнни не было его обычной уверенности и лоска. Три дня прошло с тех пор, как газеты напечатали эту байку, но вместо того, чтобы утихать, страсти все больше разгорались. Последние две ночи он совсем не спал — и это сказывалось.

— Не знаю, что и сказать, сэр. Клянусь, в этом замешаны демократы.

— Не трогай ты этих злосчастных демократов, сын. Я хочу знать, как ты дошел до того, что заделался содержателем борделя. А теперь еще и эти трущобы!

В номере повсюду были разбросаны газеты. Первые страницы пестрели репортажем о Дэнни Маккее: через свою частную компанию «Королевские фермы» он приобрел целый квартал трущоб в центре Лос-Анджелеса. Фотографиям жалких, полуразрушенных домишек предшествовала история о сутенерах, проститутках и наркоманах, обитающих в этих наводненных крысами и тараканами жилищах.

— Говорю вам, сэр, — устало произнес Дэнни, — я просто физически не мог лично проехать через всю страну и лично познакомиться с предприятиями, куда вкладывал деньги. Я купил «Королевские фермы» у Беверли Хайленд — вам известна ее безупречная репутация. Она бы не продала мне компанию, если бы знала о существовании этого публичного дома.

Старик взял сигару, не спеша развернул, зачистил конец и долго разжигал.

— Тебе здорово повезло, сын мой, что я приехал к тебе на подмогу, — затянувшись, произнес он. — У нас есть еще время перед съездом, чтобы спасти твою шкуру. Сегодня ты выступишь по телевидению и скажешь Америке, что ничего не знал об этих грязных делах, что сожалеешь о том, что оказался вовлеченным в эти сплетни и что немедленно начнешь выправлять положение. Мы должны полностью очистить тебя от подозрений.

Дэнни закрыл глаза и кивнул Он не любил своего свекра, но у старика была власть. Это хороший знак, что он бросился на выручку своему зятю. У Дэнни еще остались сторонники, правда, из нервных и истеричных. Сегодня вечером будет его лучшее выступление на телевизионном экране. Он попросит прощения у страны. И страна, без сомнения, его простит.

Лейтенант О’Мэллей в сотый раз пожалел, что ему поручили это дело. История была запутанная, что начало приводить к обострению у него язва. И теперь этот новый поворот — еще одна фотография, которая, в отличие от той, первой, снятой в борделе, без всякого сомнения, была подлинной. Водичка становилась все более мутной.

Женщина, явившаяся на днях в полицию, требовала наказания Дэнни Маккея. Сейчас она пила кофе в приемной. Напоминала она выцветшую, высушенную фермершу из Техаса, которая давно похоронила мужа, живет одна и хочет немного приключений.

Дэнни Маккей и Боннер Первис.

Боже мой!

Детектив зашел в туалет, тщательно умылся, почистил ногти и гладко зачесал волосы. Утро явно обещало быть испорченным: наверху требовали закрыть дело, но тут объявилась эта женщина в цветастом ситцевом платье и стоптанных башмаках и буквально посадила его на бомбу замедленного действия.

Фотография была подлинной — что правда, то правда. Она сказала, что снимала сама в 1955 году, когда в их город заехал церковный автобус, и она согласилась разместить в своем доме двух постояльцев. Она сделала это из чисто христианских побуждений и получила в награду проклятие Сатаны. Этими двумя были Дэнни и Боннер.

— То, что вытворяли эти ребята, просто неслыханно. Я сама застала их в спальне.

В общем, снимок выглядел достаточно невинным: два обнаженных улыбающихся молодых человека сидели в корыте с водой и явно веселились. В одной руке они держали по кружке пива, другая рука — на плече друга. Ребята просто хорошо проводили время.

Но после рассказа этой женщины о гомосексуальном акте все это начинало выглядеть не так уж невинно. Ее история полностью меняла восприятие снимка.

Потому что (и О’Мэллей это знал) как только снимок будет напечатан, люди начнут спрашивать себя: если когда-то Дэнни Маккей предавался извращениям, то вполне вероятно и то, что он мог содержать публичный дом, порножурнал и тому подобное.

Фотография и показания этой женщины добьют Дэнни.

Лейтенант О’Мэллей не знал, как поступить. Ему нравился Дэнни Маккей, и он собирался голосовать за него в ноябре. Но он был человеком совести и не мог утаивать свидетельские показания.

В номере Маккея в гостинице «Сенчури Плаза» все бурлило. Пока Дэнни гримировали для телевидения, его ассистенты и советники репетировали с ним написанную на скорую руку речь. Сбоку стоял сенатор с угрюмым видом, с ним дочь, выглядывавшая из-за его плеча.

Дэнни был в хорошем расположении духа и добром здравии. «Джек Даниэл» согрел его и вселил уверенность, как в былые добрые времена. Речь казалась удивительно удачной. Америка будет умолять его стать президентом, когда он закончит свое выступление. Дэнни собирался очень тонко намекнуть на то, что даже имя великого Джона Кеннеди было замарано клеветниками.

К Дэнни подошел один из секретарей:

— К вам детектив О’Мэллей. Он хочет поговорить с вами.

— После, — отмахнулся Дэнни.

— Что, ты думаешь, ему нужно? — спросил Боннер.

— Наверное, он продает билеты на бал полицейских. Но когда другой секретарь прибежал и сообщил, что звонит мисс Хайленд, Дэнни вскочил, сорвал салфетку с шеи и бросился к телефону. Из всех его сторонников Беверли Хайленд была самой влиятельной персоной. Ее трехдневное молчание подкосило Маккея. Поднимая трубку, он жаждал услышать хорошие новости. Господь услышал его молитвы.

Она не только не верила всем этим россказням, но и собиралась сделать публичное заявление на следующий день в поддержку его выдвижения на пост президента.

— Я ничуть не сомневаюсь, отец мой, — сказала она тихо, по своему обыкновению, — что все скоро забудется, и вы получите по заслугам.

Линда Маркус сидела, прислонившись к дверному косяку, и наблюдала, как последние лучи тихоокеанского заката оставляют на небе оранжево-желтые полосы. От океана поднимался горячий и просоленный воздух. Стоял июнь. По радио вещал комментатор: Объявилось еще двое людей, знавших Дэнни Маккея в его бытность священником в Техасе. Одна из них тоже когда-то содержала публичный дом в Сан-Антонио. Некто мисс Хэйзл Кортланд подписалась под заявлением, что Дэнни Маккей и Боннер Первис поставляли девочек для ее заведения. Второй человек — бывший пастор из Остина, штат Техас. Дэнни Маккей как-то заезжал в тот город с миссией возрождения. Его преподобие Уайт утверждает, что в пятидесятых годах Дэнни работал на некоего Билли Боба Магдалену, который однажды исчез при невыясненных обстоятельствах. Господин Маккей давал сегодня утром объяснения полиции по поводу этого исчезновения.

Линда почти не слушала. Когда четыре дня назад пресса сообщила о связи тайных номеров над магазином «Фанелли» с компанией Благая весть, она поняла, почему ей прислали извещение о закрытии «Бабочки» и возвратили деньги.

Где он, — думала она. — Где тот мужчина в маске, который дал мне свободу?

— Ты кто? — спросила она, когда он освободил ее из темницы. — Как тебя зовут? Почему ты здесь работаешь?

Но он только улыбнулся и приложил палец к губам. И она все поняла. Поняла, что совсем не нужно знать его имя и то, чем он занимается за пределами «Бабочки». Она запомнит его как фантастического любовника, который разорвал ее путы.

Он сказал ей:

— Отчуждение, которое ты видела в мужчинах, существовало только в твоем воображении. Ты считала, что их отпугивают шрамы. Мужчин отталкивал не твой физический недостаток, а твоя внезапная холодность к ним. Ты все время оборонялась. Я сомневаюсь, что они уходили от тебя, скорее всего ты их прогоняла.

Он был прав. Линда ушла из «Бабочки» со смешанным чувством ужаса и неведомой ранее уверенности в себе. Она не подозревала, что ее тело способно на такую ответную реакцию. И в тот момент она страстно желала, подобно ребенку, сделавшему первый шаг, попробовать еще.

Теплый ветерок налетел с океана, и Линда нежилась. Ей хотелось вслух кричать о своей радости, хотелось, чтобы знал весь город, как она счастлива!

Вчера… Вчера!

Она прошла в кухню, где на столе лежали остатки вчерашнего ужина. Он принес пиццу (додумался!), и они ели ее на ужин и на завтрак. Спускался вечер — скоро нужно будет опять есть. Линда огляделась. Что бы ей приготовить? Чего бы ему хотелось?

Зашумел душ в ванной. Он проснулся.

Внезапно ей расхотелось готовить, есть или делать еще что-нибудь. Ей хотелось только одного: заняться любовью.

Она увидела свое отражение в стеклянном окошке плиты: женщина с танцующими глазами, горящими щеками, прикрытая только банным халатиком.

«Бабочка». Не во сне ли это? Действительно ли имели место ее встречи с Казановой, Зорро и офицером войск Юга? Действительно ли она была в этих апартаментах грез? Если бы знать, кого благодарить за это.

Но она не знала, кто содержит «Бабочку». Неужели Дэнни Маккей, как об этом говорят газеты? Но она сомневалась, что он имеет какое-либо отношение к этому фантастическому проекту. Линде не удалось установить ни имени ее освободителя, ни кого-либо другого, связанного с «Бабочкой». Только Алексис, ее подруга-педиатр, сумела кое-что разузнать. Любовник Алексис, Чарли, влюбился в нее и выдал себя и свои чувства. Теперь они живут вместе в коттедже на Бенедикт Каньон. Единственное, что он рассказал Алексис, это то, что с ним беседовал управляющий, он же его нанял и научил, что надо делать. В целом, «Бабочка» являлась для него такой же загадкой, как и для всех остальных работающих там. У Линды было подозрение, что тайна «Бабочки» никогда не будет раскрыта.

Она услышала шаги. Он прошел в кухню, подошел к ней сзади и обнял за талию.

— Доброе утро, дорогая, — промурлыкал он. — Или уже вечер? Я потерял счет времени.

Линда обернулась и взглянула на Хосе. Волосы были еще влажные после душа. Она обняла его и поцеловала.

— Знаешь, что происходит, когда я прошу женщину выпить со мной? — спросил он. — Я влюбляюсь.

— Это что, как раз тот случай? — Лицо его посерьезнело.

— Именно это я хотел сказать. Когда я смотрю на тебя и вспоминаю, какой ты была вчера ночью, то думаю, что мне не придется больше ходить на вечеринки.

Линда положила голову ему на плечо, и спокойствие охватило ее.

Крошечная бабочка мерцала в лучах заката и отбрасывала золотистые блики. Затем она села Кармен на ладонь и замерла.

— Мне он больше не понадобится, — тихо произнесла Беверли. — Я хочу, чтобы он был у тебя.

Кармен разглядывала изящный браслет с бабочкой, и глаза ее были полны слез. В этом было что-то прощальное. Она клялась себе, что не будет плакать, когда наступит этот момент, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

— Я буду скучать по тебе, подруга, — почти прошептала она.

— Знаю. Я тоже буду по тебе скучать. — Беверли отвернулась от Кармен и оглядела всех остальных собравшихся.

Мэгги, чьи рыжие завитки никак не хотели забираться в хвост, молчала — глаза ее были красны от слез. Энн Хастингз и Рой Мэдисон угрюмо сидели на одном стуле. Джонас Буканан стоял у двери, напоминая часового. Не было только Боба Мэннинга. Он ждал Беверли в машине.

Огромный старый особняк, когда-то принадлежавший звезде немого кино, завис над ними в ожидании. Пыльные пучки света пробивались через граненые стекла окон и отрешенно ложились на безмолвных обитателей дома. Беверли Хайленд, словно привидение, стояла в окружении друзей, высокая, стройная, невесомая, почти прозрачная. Ее пепельные волосы аккуратно причесаны, бежевые брюки и белая шелковая блузка подчеркивали бледность. Она задержалась на несколько секунд, чтобы дать своим друзьям возможность взглянуть на нее в последний раз. Все, что нужно было сделать, сделано, все готово и завершено.

Ей осталось только пойти в «Сенчури Плаза», где ее ждал Дэнни Маккей.

— Пора, — сказала она наконец, и друзья пошли проводить ее до белого роллс-ройса, мотор которого уже работал, и каждый обнял ее. Беверли еще раз оглянулась на них — Кармен, которая когда-то была Кармелитой, Энн, которая была одинока и несчастна, Мэгги, только что овдовевшая с двумя детьми на руках, когда Беверли нашла ее, и негр Джонас, бывший полицейский, который нашел ее мать и почти нашел сестру, — все они плакали.

Она села в машину, и Боб Мэннинг закрыл за ней дверь. Беверли сидела молча и не двигаясь, когда машина тронулась и, петляя, двинулась по Беверли Каньон Драйв к Хайленд-авеню.

Но до того, как поехать в гостиницу, ей нужно было сделать одну, последнюю вещь.

Она сняла телефонную трубку и набрала номер, который знала наизусть.

— Детектива О’Мэллея, пожалуйста.

День плохо начался для лейтенанта, ближе к вечеру он становился еще хуже. Ну почему эта история с Дэнни Маккеем должна была случиться именно на его участке? О’Мэллей взглянул на распухшее досье на своем столе и покачал головой. Что за чертовщина! Эта фермерша из Техаса точно привела все в движение. Как только фотография появилась в газетах, стали как будто оживать разного рода персонажи. Похоже было, что половина населения Техаса знала Дэнни Маккея в юности и имела на него компрометирующий материал. Они говорили со всеми, кто мог их слушать. За последние два дня газеты Америки печатали материалы о скандально буйной молодости Дэнни и Боннера в их бытность миссионерами. На рекламных щитах супермаркетов можно было увидеть фотографии амбаров и полей, где якобы происходили оргии и свершались сатанинские праздники. О’Мэллей был совершенно уверен в том, что восемьдесят или девяносто процентов эти людей никогда не видели Маккея, гораздо меньше людей было им обмануто, совращено и брошено. Все женщины после тридцати лет утверждали, что имеют незаконнорожденных детей от Дэнни, что лишь доказывало, что кому-то это было выгодно. А эти восемь девушек Дэнни в своих красных балахонах, которые вдруг возникли и стали рассказывать газетчикам, что они проститутки и участвовали в оргии вместе с Маккеем накануне первичных выборов. Это тоже, казалось, было далеко от правды.

От лейтенанта требовали действий. Из-за этого непрекращающегося потока грязи общественное мнение по поводу Маккея стало быстро меняться. Избиратели начали думать, что Дэнни не только знал о существовании борделя в Беверли-Хиллз, но и лично содержал его и часто пользовался его услугами. Да, в глазах высоконравственных людей, которых одурачили и которые оказались, к сожалению, столь доверчивыми и поэтому жаждали отмщения и возмещения морального ущерба, Дэнни был виновным в преступлении и должен быть арестован.

И это предстояло сделать О’Мэллею.

Его телефон разрывался, на столе лежала стопка непрочитанных телеграмм. Очередные признания, связанные с именем Дэнни Маккея. Очередные требования возмущенных добропорядочных граждан принять какие-нибудь меры. О’Мэллей пошел в относительно тихую ванную комнату и тщательно обработал ногти.

Ну как они могут арестовать Маккея? У них нет доказательств. Конечно, то, что они имеют на руках, было бы достаточным основанием вызвать любого другого на допрос, но не Дэнни Маккея. «Боже мой! — думал О’Мэллей, приводя в порядок руки, — и это его преподобие Дэнни Маккей, один из богатейших людей Америки, лидер движения «Моральная чистота», человек с такими связями — ведь он одной ногой уже в Белом доме».

О’Мэллей вытер руки, выбросил использованное бумажное полотенце в урну и посмотрелся в зеркало.

Человек, который наденет наручники на Дэнни, должен быть абсолютно уверен, что поступает правильно. Иначе он будет жалеть об этом всю жизнь.

В коридоре О’Мэллею сообщили, что ему звонит Беверли Хайленд. Он тяжело вздохнул. Беверли Хайленд — одна из самых верных и влиятельных сторонников Дэнни Маккея. Именно она вчера сделала заявление в прессе, что непоколебимо верит в этого человека. Она была одна из тех, на ком держался город. Одно слово этой женщины — и его лишат работы.

Он никак не решался взять трубку. О чем она хочет поговорить с ним? Скорее всего, она попросит его оставить Маккея в покое.

С тяжелым чувством детектив О’Мэллей, набравшись мужества, поднял телефонную трубку.

Обстановка в номере Маккея была унылой и безрадостной. Повсюду царил хаос: весь огромный штат Дэнни был задействован. Кто-то кричал в телефон, кто-то отсылал и получал телексы, кто-то говорил с репортерами — все пытались оттянуть момент верного провала. Это происходило накануне съезда Республиканской партии. Политические сторонники Дэнни тревожно быстро отпадали один за одним. Его финансовая империя начала разваливаться. Инвесторы отказывались иметь с ним дело, акции его компании резко упали в цене, прихожане требовали вернуть им их пожертвования. В этом кошмарном водовороте событий Дэнни с трудом понимал, что происходит.

Взять, например, ту техасскую фермершу. Он похолодел, увидев фотографию в газете. Да, он вспомнил эту женщину и тот день, когда она сняла его и Боннера, сидящими в корыте. Черт побери, да она сама с ними плескалась тогда! Дэнни вспомнил то старое доброе время, когда они ели приготовленный ею горячий ужин и потом все втроем спали в одной постели. Откуда взялась эта грязная чушь о его гомосексуальных наклонностях? Какой смысл ей так бессовестно лгать?

— Кто-то ее принудил к этому, — сказал обескураженный Боннер. — Да, но кто?

А потом, как гром среди ясного неба, их словно накрыла гигантская океанская волна писем и телеграмм с небылицами о встречах с Дэнни и его неблаговидных поступках. Пара историй, пожалуй, соответствовала действительности — он оставил нескольких ублюдков где-то, на Юге, но все остальное — сатанинские ритуальные празднества, оргии — откуда это взялось?

Дэнни ходил взад-вперед по комнате, часто поглядывая на часы. Когда Беверли Хайленд позвонила утром и попросила встретиться с ним наедине, у Дэнни было ощущение, что морская пехота прибыла ему на подмогу. Она заверила его, что будет стоять на его стороне и что вместе они разрешат его проблемы. Она богата и влиятельна, и люди верят ей. У Дэнни есть еще время спасти свою голову. И Беверли Хайленд ему в этом поможет.

Дэнни взглянул на свекра и понял, что сделал ошибку. Сенатор сидел в кресле, подобно старому паше, попыхивая сигарой и ежеминутно вынося приговоры мужу своей дочери. Он провел целый день с партийными функционерами за закрытыми дверьми, пытаясь спасти утопающего, каким видел своего зятя. Ради самих себя они должны попытаться спасти его, но только чудо сможет им в этом помочь.

У старика не было сомнений в том, что все последние истории и домыслы были ложью. Но его приводило в бешенство то, что Дэнни глупо позволил начаться этой кампании клеветы. Помощницы оказались проститутками? Насколько ему известно, девушки, которых нанимали его помощники, были девственницами. Откуда появились эти восемь шлюх — он не имел понятия.

А это дело с миссионером Фредом Бэнксом, которого засадили в ближневосточную тюрьму! Когда он объявил, что все было подстроено Дэнни, не оставалось сомнений, что этому человеку заплатили, — но кто? Кто так желает попасть в Белый дом, не останавливаясь ни перед чем?

Сенатор предоставил зятю еще один, последний шанс. Если Беверли Хайленд заступится за него, есть надежна выплыть. Если нет, сенатор забирает дочь и увозит ее в Техас. А компания Благая весть может лететь в тартарары — его это уже не касается.

— Она здесь, — сказал кто-то. Дэнни бросился к окну. Даже отсюда, с высоты, можно было видеть оживление на улице — репортеры обступили роллс-ройс, а затем, сверкая вспышками, двинулись за Беверли Хайленд в вестибюль отеля.

Она невозмутимо проследовала через толпу, Боб Мэйнинг расчищал ей путь, и молча вошла в лифт. Мэнниг объявил прессе, что после встречи с Дэнни Маккеем мисс Хайленд сделает официальное заявление.

Боб Мэннинг постучал в дверь, но она открылась ему сразу же, как только его пальцы коснулись ее. Беверли зашла в прокуренную комнату и сразу же ощутила напряжение, панику и отчаяние. Мало того, он почувствовала охвативший всех страх. На мгновение ей это напомнило гнетущую и душную атмосферу публичного дома Хэйзл, где собирались мужчины, чтобы покурить, выпить и в этой духоте разогнать свои страхи. Помощники расступились перед Дэнни, словно покорное море, когда он вышел навстречу Беверли, напоминая величественного монарха. Он протянул ей руки, но она только сжала кожаную сумочку в руках и попросила оставить их одних.

Одних для Дэнни означало восемь-девять человек вокруг него. Вот уже много лет он и вздоха не мог сделать без секретарей, телохранителей и советников. Но Беверли хотела, чтобы он остался один, и поэтому он выпроводил всех и закрыл дверь.

Непривычно было находиться в неожиданно тихой комнате. Беверли разрешила присутствовать Первису, а также пожелала, чтобы рядом с ней находился ее шофер, который, как она объяснила, являлся ее секретарем и телохранителем. Беверли, Дэнни и Первис сели, а Мэннинг остался стоять у закрытой двери.

— Мисс Хайленд. — Дэнни подался вперед, опираясь на локти. — Вы не можете себе представить, как я ценю вашу поддержку и непоколебимую веру в меня, несмотря на весь этот кошмарный бред. Наверное, Бог благословил меня, дав такого друга, как вы.

Легкая улыбка тронула ее губы.

— Да, все это должно быть ужасно для вас, мистер Маккей.

— Проклятья, посланные Моисеем, не сравнятся с тем, что пришлось пережить мне за неделю.

Беверли неотрывно смотрела на него. Хотя он, очевидно, приложил много усилий, чтобы выглядеть молодцом, напряжение сказывалось.

— Вы много пережили? — тихо спросила она.

— Да, мадам.

— Вы очень страдали?!

Он заморгал глазами.

— Да.

— Вы чувствуете себя одиноким и брошенным?

На его красивом лице на секунду проступил вопрос. Затем он негромко ответил:

— Да, я чувствую себя именно так, мисс Хайленд. Просто удивительно, как хорошо вы меня понимаете.

— Мне знакомы подобные треволнения, мистер Маккей. Вы, конечно же, никак не можете понять, почему и как это все случилось. Вам должно быть кажется, что мир развалился на части без видимой на то причины.

— Позвольте мне сказать вам, мисс Хайленд, — он закашлялся, — могу ли я называть вас Беверли?

Она кивнула.

— Вы можете называть меня как хотите, мистер Маккей. Когда-то вы называли меня Рэчел.

Он оторопел.

— Как, простите?

— Разве вы не помните девочку по имени Рэчел, мистер Маккей, Рэчел Дуайер?

— Я… — Он взглянул на Боннера, который непонимающе пожал плечами. — Боюсь, что нет, мисс Хайленд. Кто она такая?

Беверли заговорила еле слышно, почти отрешенно.

— Рэчел Дуайер, которую вы подобрали на дороге в Эль-Пасо тридцать семь лет назад. Вы отвезли ее в Сан-Антонио и продали в публичный дом, владелицей которого была некая Хэйзл. Затем вы заставили Рэчел сделать аборт и велели Хэйзл выбросить ее на улицу. Ну, сейчас вспомнили, мистер Маккей?

По глазам было видно, что Дэнни вспомнил. Он облизал пересохшие губы.

— Нет, не припоминаю. Она, наверное, из многих любителей сенсаций, которые собрались в одном вагоне?

— Нет, мистер Маккей. Говорю вам, тогда вы меня называли Рэчел. Я — Рэчел Дуайер.

Глаза его широко раскрылись, затем сузились в щелочки.

— Этого не может быть. Рэчел была…

— Страшненькой, да, была. Но благодаря пластической операции перестала ею быть. И у меня тогда были темные волосы.

У него пропал дар речи.

— Не можете припомнить? У меня есть татуировка на внутренней стороне бедра. Вы ее сделали. Маленькая бабочка.

— Я… — Голос его сорвался. Он взглянул на Боннера — тот, казалось, абсолютно ничего не понимал. — Я не могу взять в толк, мисс Хайленд, о чем вы говорите?

— Пожалуйста, называй меня Рэчел. Я этого хочу. По старой доброй привычке.

— Я ничего не понимаю.

— Все очень просто, Дэнни. После Техаса я уехала в Калифорнию. Сменила внешность, имя. Ну а сейчас мы снова встретились.

Беверли видела пульсирующую жилку на его шее. Он был бледен как полотно, — наконец до него дошло.

— Ты… — прошептал он. — Ты — Рэчел?

— Да, Дэнни. Столько лет прошло. А ты думал, я умерла?

— Нет, но… — Он заерзал на стуле.

— Ты совсем не думал обо мне все эти годы?

— Это было так давно. — Он сглотнул. — Надо же, Рэчел Дуайер! — Он нервно засмеялся. — Да, ну и встреча. Почему ты раньше не сказала мне об этом? Почему скрывала? Ты вкладывала столько денег и оказывала такую поддержку моему делу — могла бы сказать мне, Рэчел. — Он почти кричал. — Да, счастливый миг!

— Ты действительно так думаешь?

— Конечно. Мы снова в одной команде, как и тогда. Подумать только, ты пришла помочь мне. Благодари Бога, Рэчел. Он заставил твое сердце простить меня. Я знаю, что причинил тебе боль, принудив к аборту. Но, поверь мне, потом бросился на колени и раскаялся. Я пошел к Хэйзл, но она сказала мне, что ты ушла. И тогда я стал искать тебя.

— Искать меня? Почему ты не заглянул в Нью-Мексико, где я родилась, или в Голливуд, где я, как я тебе много раз говорила, искала свою сестру?

— Понимаешь…

— Ладно, Дэнни. — Голос ее по-прежнему был тих. — Это было так давно, и мы так сильно изменились с тех пор.

— Да, это так. Господи праведный, ты настоящая христианка, Рэчел. Простить все и прийти на помощь в тяжелую минуту.

Беверли слегка нахмурилась.

— Боюсь, ты не понял меня, Дэнни. Я никогда не прощала тебя за то, что ты сделал. И сейчас я здесь не для того, чтобы спасти тебя.

Дэнни внимательно смотрел на нее.

— Я пришла, чтобы сказать тебе кое-что, что ты должен знать.

Беверли сидела спокойно, говорила невозмутимо, уверенная в своей правоте. В ее голосе не было ни гнева, ни холода, ни ненависти. Это была женщина, неторопливо рассказывающая историю своей жизни.

— В ту ночь, Дэнни, когда ты выбросил меня из машины и оставил, истекающую кровью, умирать, ты посоветовал мне запомнить имя Дэнни Маккея. Я запомнила. И дала себе клятву, что отомщу тебе. Все эти тридцать пять лет я жила одной мыслью, что ты должен заплатить за то, что сделал со мной.

Он поежился. На лбу появилась испарина.

— Ты думаешь, что говоришь? Ты лжешь!

— Нет, я говорю правду. И каждый мой вздох приближал меня к тому моменту, когда я увижу тебя растоптанным, уничтоженным.

— Почему ты так долго ждала этого часа? У тебя была масса случаев нанести удар раньше.

— Была. Но я хотела, чтобы ты упал с большой высоты, Дэнни. Хотела, чтобы у тебя не было возможности выкарабкаться и продолжать причинять людям боль. Я должна быть уверена, что достаточно сильна, чтобы добить тебя. — Она сжала сумочку в руках. — Поэтому я позволила тебе взобраться наверх, пока не наступил подходящий момент.

— Что ты несешь? Ты мне позволила! Ты мне ничего не позволяла. Я всего добился сам!

— Да, сам, но только потому, что я позволила тебе это сделать!

— Ты сумасшедшая!

— Да?! Вспомни церковь в Хьюстоне. Умер человек, и ты подумал, что вернул его к жизни. Так это я все устроила. — Дэнни повернулся к Боннеру. — Я была в Хьюстоне в ту ночь, Дэнни. Человек, который умер, мой друг — актер, ему особенно удаются сцены, когда приходится умирать. Другой актер сыграл доктора, ну а подруга согласилась быть женой. Все это мы разыграли, Дэнни, а ты поверил.

Он впился руками в ручки кресла, костяшки пальцев побелели.

— Но зачем?

— Чтобы остановить тебя, когда ты попытаешься снова осуществить эту авантюру. Ты надувал невинных людей своими трюками. Поэтому я разыграла еще одну сцену с участием людей, которые сразу бы признались в том, что это мошенничество, если бы их об этом попросили.

— Я не верю тебе.

— А Фред Бэнкс? Я купила его через месяц после того, как ты привез его в Америку. Он мне рассказал, как ты все подстроил, как обманывал американцев, как незаконно снабжал оружием арабского короля. И, наконец, «Королевские фермы», Дэнни. Я специально построила их, чтобы ты их купил. Я специально открыла второстепенные заведения типа магазина мужской одежды, редакцию порножурнала и массажные кабинеты, рассчитывая на то, что ты слишком скуп и занят, чтобы хорошо ознакомиться с компанией, которую покупаешь. И ты меня не подвел, Дэнни.

Наступила тишина, слышно было только тихое гудение кондиционера. Прохладный воздух шевелил портьеры и обдувал обитателей комнаты. За окнами Лос-Анджелес изнывал от июньской жары. Внизу, в вестибюле, журналисты освобождались от галстуков и вытирали лбы в ожидании Беверли Хайленд.

— Ты не в себе! — завопил Дэнни. — Не хочу больше тебя слушать!

Он хотел было подняться, но Беверли остановила его.

— Тебе придется меня выслушать, потому что дальнейшее развитие событий зависит от тебя.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Все, что произошло в этой комнате, известно только четверым. Все может остаться по-прежнему, я буду продолжать страстно поддерживать тебя, если ты сделаешь одну вещь.

— Что именно?

Она прижала сумочку к себе, сердце билось так сильно, что трудно было дышать.

— Ты должен попросить меня помочь тебе. Он вскочил.

— Иди ко всем чертям!

— Это ведь тебя не спасет. Подумай, Дэнни. Когда я выйду из этой комнаты, пресса потребует от меня заявления. Каково будет это заявление — зависит от тебя. Я могу восстановить твое доброе имя. В этой сумочке у меня есть доказательство, что тебя подставили: все, что произошло неделю назад, имело целью уничтожить тебя. Если я передам эти документы прессе, ты станешь героем, Дэнни! Люди станут тебя считать невинной жертвой и будут почитать как мученика. Ты взлетишь еще выше. Тебя будет не остановить. Но… — Она выдержала паузу. — В моей власти также погубить тебя окончательно. Одно мое слово, и мир отвернется от тебя, Дэнни, ты сгниешь. Что ты выбираешь?

Дэнни взглянул на Боннера, в глазах которого отражался страх. Затем он перевел взгляд на шофера. Старый человек охранял хрупкую женщину.

— Даже не помышляй об этом, Дэнни, — сказала она. — Жестокость тебя не спасет. Сделай то, о чем я тебя прошу, и ты выйдешь отсюда невинным человеком.

— Гори в аду!

— Советую тебе выполнить просьбу женщины, — неожиданно для Дэнни произнес шофер.

— А ты не вмешивайся!

— Почему нет? — Мэннинг двинулся в сторону Дэнни. — Я знаю, что сейчас творится у тебя в душе, сынок. Я читаю тебя, как книгу. Ты думаешь, она блефует, и тебе удастся отговориться? Ты думаешь, она не в себе и не сможет причинить тебе вреда? Послушай, парень, не только она может сделать тебе больно, я могу к ней присоединиться.

Дэнни фыркнул.

— Что ты можешь сделать?

— Я могу ответить репортерам на их вопрос к тебе: что стало с Билли Бобом Магдаленой?

Дэнни прищурился. Полиция уже допытывалась у него об этом, и он рассказал им, что приобрел у Билли Боба автобус честным путем и оставил пьянчужку-священника там, где он пожелал остаться. И полиция поверила ему — у нее не было причин не поверить.

— Ты думал, что Билли Боб Магдалена старик, когда ты с ним познакомился, — сказал шофер Беверли. — Но ему было только сорок три года, когда ты узнал его. Это было тридцать четыре года назад, сейчас ему где-то семьдесят семь. Магдалена — это не настоящее его имя. На самом деле он Мэннинг. Узнаешь меня?

Тяжелое молчание наполнило комнату. Боннер медленно поднялся, не в силах произнести ни слова. Дэнни с остолбенением смотрел на старика.

— Вы, ребята, бросили меня, считая, что я готов. Я действительно чуть не отдал концы в той пустыне. Но сбившиеся с пути туристы подоспели как раз вовремя. Они отвезли меня в больницу, где я находился шестнадцать лет, изувеченный, лишившийся рассудка от палящего солнца и отсутствия воды. Но в один прекрасный день память вернулась ко мне, и первыми словами, которые я произнес в здравом рассудке, были: Дэнни Маккей. Совершенно случайно моя история была напечатана в местной газете. Мисс Хайленд узнала об этом, приехала в больницу и расспросила меня обо всем. Она вызволила меня из той тюрьмы и вернула к жизни, чтобы увидеть день твоей расплаты.

Ошеломленный, Дэнни покачнулся и буквально упал в кресло.

— Теперь вы видите, — Мэннинг встал позади Беверли, — что это все правда. Она всю жизнь следила за тобой, за каждым твоим шагом. Ей даже было известно, когда ты в туалет ходил.

Кондиционер включался и выключался, в соседней комнате слышны были приглушенные голоса, где-то звонили телефоны, на бульваре Уилшир гудела сирена. Беверли неподвижно сидела, прижимая к груди сумочку с ценными документами. Она никого не торопила, она достаточно долго ждала, чтобы не подождать какие-то несколько минут.

У Дэнни пересохло во рту. Краска полностью сошла с лица. Наконец он произнес:

— Рэчел, не делай этого со мной!

— Этого недостаточно, Дэнни.

— Боже мой, неужели ты действительно хочешь, чтобы я стал умолять тебя?

— Да, Дэнни. — В ее голосе зазвучал металл. — Как когда-то я умоляла тебя. Вспомни ту наивную девочку на столе у врача. Вспомни ее голос, умоляющий тебя позволить ей оставить ребенка. И сделай то же самое. Я хочу видеть страх на твоем лице, хочу слышать, как ты умоляешь меня пощадить тебя.

Рука Дэнни быстро потянулась к телефону за креслом.

— Если ты это сделаешь, — сказала она, — будешь уничтожен до того, как выйдешь из этой комнаты.

Рука его повисла в воздухе.

— Пожалуйста, Рэчел, — еле слышно прошептал он. — Пожалуйста, не делай этого со мной.

— Этого недостаточно, Дэнни.

— О Боже! — закричал он. — Не делай этого со мной!

Она медленно встала и взглянула на него сверху вниз.

— Я тридцать пять лет ждала этого момента. Я приносила себя в жертву и отказывала себе во всем ради этого момента. Меня не проведешь, Дэнни.

Он сжал руки и опустился на колени.

— Пожалуйста, Рэчел. Пожалуйста, спаси меня!

— Я хочу видеть твои знаменитые слезы. Ты хорошо плачешь перед телевизионными камерами. Заплачь передо мной.

— Господи, ты не можешь быть так жестока. Пожалуйста, Рэчел. Ну, пожалуйста!

— Меня тошнит от тебя, — произнесла она тихо. И он заплакал по-настоящему.

— Я все сделаю, Рэчел. Все что угодно. Помоги мне выпутаться из этого. Не позволь им растоптать меня. Я этого не вынесу. После всех этих лет я не вынесу позора. Я не смогу жить с ним!

Она смотрела на него еще какое-то мгновение, затем направилась к двери. Повернув ручку двери, она сказала:

— Боюсь, тебе придется жить с этим, Дэнни!

— Чего ты хочешь от меня? Я же стою перед тобой на коленях. Неужели этого недостаточно?

— Нет, Дэнни. Я никогда и не собиралась спасать тебя. Я только хотела посмотреть, как низко ты можешь пасть. В документах, которые находятся в моей сумочке, мое окончательное заявление прессе, а в нем твое полное разоблачение. Если бы ты в своей жизни заставил страдать только меня, я могла бы простить тебя. Но ты принес страдания многим другим, и ты убил моего ребенка! За это тебе нет прощения.

— Господи Иисусе!

— И вот еще что, Дэнни. Детектив О’Мэллей направляется сюда, чтобы арестовать тебя.

Опираясь на стул, он с трудом встал.

— Что ты несешь? Он не осмелится этого сделать.

— Боюсь, что осмелится, Дэнни. Ему придется это сделать. Помнишь, как ты пришел как-то ко мне в бордель Хэйзл, напился и хвастался, что был арестован за низкий поступок и сбежал.

Дэнни и Боннер не сводили с нее глаз.

— Ты думал, что за давностью лет дело закрыто, и ты свободен. Я послала Боба в Техас выяснить это, и знаешь, что ему удалось узнать? Тебя по-прежнему разыскивают по обвинению в убийстве при совершении побега. В данном случае не действуют ни давность срока, ни залог. Через несколько минут, Дэнни, тебя выведут отсюда в наручниках. И ради этого момента, — она открыла дверь, — я жила все эти тридцать пять лет.

Он метнулся к ней, но Беверли успела широко распахнуть дверь до того, как он набросился на нее с криком:

— Проклятая тварь!

Люди в соседней комнате обернулись и застыли в молчании.

Она вышла из комнаты Дэнни. В этот момент появился детектив О’Мэллей в сопровождении нескольких полицейских. За ним гурьбой двинулись репортеры и телевизионщики. Они слышали крики Дэнни и сгрудились вокруг Беверли, засыпая ее вопросами и щелкая камерами. Она подняла руку, дав им знак замолчать, затем передала сумочку Бобу.

— Все, что я могу сказать прессе, содержится в этом письменном заявлении. Этим я отказываюсь в дальнейшем оказывать финансовую, политическую и личную поддержку Дэнни Маккею.

Журналисты загудели и перекрыли ей путь к лифту. Когда она подошла к двойным дверям, то услышала перекрывающие все голоса вопли Дэнни:

— Тварь, грязная тварь! Тебе это так не пройдет! Я тебя из-под земли достану! Вот увидишь, достану и сотру в пыль!

Она зашла в лифт, повернулась, чтобы посмотреть, как Дэнни в наручниках отбивается от полицейских. Двери лифта закрылись, и она погрузилась в тишину.

Белый роллс-ройс мчался вдоль пустынной автострады. Боб Мэннинг сидел за рулем, Беверли сзади него. Слева от них отвесные скалы спускались далеко вниз к Тихому океану, по которому бежала серебристая лунная дорожка. Справа похожие на черных гигантов холмы упирались в небо. Роллс-ройс летел, подобно серебряной пуле в ночи.

Беверли почувствовала свет фар за ними. Этот свет появился сразу же, как только они отъехали от «Сенчури Плаза», и неотступно следовал за ними. Беверли обернулась. За ними ехал коричневый седан. Лицо водителя трудно было различить. Если Боб прибавлял скорость, седан следовал его примеру. Когда Боб притормаживал, преследователь тоже сбавлял ход. Сейчас они петляли по серпантину горной дороги, почти соприкасаясь бамперами.

Боб тоже знал, что сзади машина, и частенько поглядывал в зеркало. При этом пытался не отвлекаться от опасных поворотов и все время думал о пропастях внизу. Затем свет фар сместился. Беверли оглянулась, увидела коричневую машину. Она потянулась за ремнем безопасности. С трудом выдавила из себя:

— Боб…

Он нажал на тормоз.

Через несколько мгновений белый роллс-ройс парил в воздухе, выписывая красивую серебряную дугу, а затем нырнул в бездну океана.

Все было кончено. Не было больше Беверли. Лонни, фантастический ковбой, больше не существовал.

Джессика стояла на балконе, который выходил из основной спальни ее дома. Был теплый июньский вечер, она молча смотрела на белое высохшее дно бассейна. Оно сильно потрескалось, поэтому воду спустили и ждали специалистов. Когда Фрэнклины задумали делать бассейн, Джессика попросила Джона привлечь к этому Труди. Она уверяла его, что у Труди все получается отлично, и что она сделает превосходный бассейн. Но Джону не нравилась Труди Штейн, она казалась ему непоследовательной, ветреной, и поэтому он нанял для строительства бассейна другую компанию.

Компанию возглавлял его случайный знакомый, с которым он встретился в баре.

Прошло три года, и уже возникли проблемы.

Но Джессике было не до этого. Она смотрела на пустой бассейн в заднем дворике и думала о том, что ей предстояло сделать.

Восемь лет назад Джессика перешла из отцовского дома в дом мужа, ни разу не выйдя в свет. Пришло время посмотреть, что делается там.

Она забыла про бассейн и вернулась в спальню — ей оставалось только закрыть чемодан. Поворачивая ключ в чемодане, она еще раз взглянула на роскошную кровать, на которой она провела столько ночей одна, даже когда Джон лежал рядом. Она взяла чемодан, свитер, сумочку и вышла из комнаты.

— Мне нужен отпуск, — заявила она Фреду Мортону, своему партнеру.

Он не возражал. За все эти годы борьбы за процветание фирмы Джессика не отдыхала.

— Я ненадолго уеду. Думаю, ты справишься без меня. Да, он был в состоянии некоторое время справиться теперь, когда они наняли дополнительно трех адвокатов и юриста для своей растущей фирмы.

Джессика сначала сказала Фреду, затем Труди, которая в это время путешествовала вокруг островов со своим возлюбленным Биллом. Она сообщила родителям, что ей надо уехать, чтобы подумать о жизни. На их вопрос, едет ли Джон с ней, Джессика ничего не ответила. Теперь оставалось известить только одного человека.

Они с Джоном не разговаривали с того дня, когда она уехала с ярмарки, оставив его одного. Дни, последовавшие за этим, были холодными, несмотря на жару в Лос-Анджелесе. Джон и Джессика спали врозь, обедали врозь и вообще старались не замечать присутствия друг друга, подобно двум призракам, прилетевшим в дом на разных самолетах.

В тот день они перешли решающий рубеж. Слишком много было сказано, слишком многое открылось. Возврата к прошлому нет, нет надежды, что будущее будет лучше прошлого. Джессика знала, что в глазах Джона она совершила непростительное преступление: она спровоцировала его на недостойный поступок — он ударил женщину. Всю оставшуюся жизнь он будет считать, что это была ее вина, и что все шаги к примирению и прощению должны делаться ею.

Наконец она делает шаги.

Джон был у себя в кабинете — смотрел новости. По всем каналам передавали сенсационную новость: гибель Беверли Хайленд. Свидетельница, назвавшая себя Энн Хастингз, говорила ведущая, сообщает, что видела, как коричневый седан столкнул роллс-ройс мисс Хайленд со скалы и умчался прочь. Спасательные работы еще ведутся, но в поднятой со дна машине оказались открытыми двери, поэтому почти не осталось надежды найти тела Беверли Хайленд и ее шофера Боба Мэннинга. Трагедия случилась вскоре после того, как мисс Хайленд покинула отель «Сенчури Плаза», где у нее состоялась частная встреча с Дэнни Маккеем.

Джессика остановилась в дверном проеме и смотрела на человека, которого она когда-то обязалась любить, почитать и слушаться.

— Джон, — позвала она.

Он либо не слышал, либо делал вид, что не слышит.

— Джон, — громче позвала она. — Мне надо тебе кое-что сказать.

Наконец он поднял на нее глаза. Лицо его было каменным. Он увидел чемодан в ее руках.

— Я ухожу от тебя.

Через несколько минут она сидела в своем синем кадиллаке и мчалась вдоль шоссе Пасифик по направлению к закату. Наконец она была совершенно свободна.