Эль-Пасо, Западный Техас, 1952 год

Рэчел голодными глазами смотрела на тарелку с пончиками. Ей было видно через стекло, что одни были глазированные, несколько обсыпанных сахарной пудрой, несколько обильно политых шоколадом и орехами и ее любимые пышные, круглые пончики с начинкой из красного джема. Она была в Эль-Пасо уже два дня и еще не ела. Если бы у нее не украли деньги, она бы не только поела сейчас, но тут же села бы на автобус и поехала в нужном направлении — в Калифорнию.

Но денег у нее не было, она была одна-одинешенька в незнакомом городе, усталая, голодная, грязная, не имея ни малейшего представления, что делать дальше.

Краешком глаза она следила за человеком за стойкой. Последний раз, когда она пыталась переждать ночь в каком-то кафе, владелец в буквальном смысле вышвырнул ее на улицу. Четырнадцатилетней девочке было опасно в одиночку бродить по улицам этого городка, расположенного на Рио-Гранде, разделяющей Мексику и Техас. Днем Рэчел старалась нигде не останавливаться. Она бродила по мексиканским базарам, глядя, как туристы покупают текилу и цветы из гофрированной бумаги, мечтая о нескольких песо, чтобы купить еды. Когда удавалось, она отдыхала в католических костелах, куда приходили молиться мексиканские и индейские женщины в черных платках. Сейчас была ночь, туристы укрылись в отелях, а Рэчел пыталась привлекать к себе как можно меньше внимания, сидя в прокуренном кафе. Здесь было тепло, и Рэчел надеялась, что никто не станет к ней приставать, тогда она просидит за столиком всю ночь, читая книгу. Она не заказала себе даже чашки кофе.

Рэчел даже в голову не могло прийти, что можно заказать еду и съесть ее, не имея денег. Она обладала врожденной честностью.

Несмотря на полночный час, в кафе было шумно. Кажется, сюда собирались люди, страдающие бессонницей. Большинство посетителей внушали Рэчел страх и отвращение. Это было еще одной причиной, по которой ей хотелось остаться незаметной. Сгорбившись, она сидела за искусственной пальмой, зажав лицо между ладонями, не отрывая глаз от книги. Она заканчивала читать «Марсианские хроники», и это означало, что скоро она лишится своего последнего утешения.

Она думала о матери. Много думала. Всю дорогу от Альбукерке Рэчел проплакала, несколько раз она готова была спрыгнуть с автобуса и отправиться домой. Но она знала, что мать права. Он сделал с ней это уже один раз. Следовательно, он мог это сделать и еще.

Как только она могла перепутать автобус! Но Рэчел была так расстроена, к тому же плакала почти всю дорогу, что обнаружила свою ошибку только когда автобус въехал в Эль-Пасо, штат Техас. А ей-то нужно было в Калифорнию! Потом она пошла в город перекусить и обнаружила, что кошелек украли. Пропали не только деньги, но и адрес женщины, которая должна была дать ей работу в Бейкерсфилде. У Рэчел не было даже монетки, чтобы позвонить матери.

Рэчел подняла голову и увидела, что с нее не сводит глаз незнакомец за стойкой. Кожаная куртка, лицо, изрытое оспой. Ей не понравилось, как он на нее смотрит.

Рэчел попыталась сосредоточиться на книге. Рей Брэдбери писал: мать была стройная и нежная, золотистые волосы ее были заплетены в косу и уложены на голове наподобие короны. Рэчел заплакала.

— В чем дело, подружка?

Она встрепенулась. Человек в кожаной куртке стоял рядом с ее столиком, оглядывая ее с вожделением. Внезапно Рзчел почувствовала себя маленькой и беззащитной.

— Что ты делаешь здесь так поздно, малышка? — спросил он, усмехаясь. — Не скучно одной? Она поперхнулась слезами.

— Нет, спасибо. Со мной все в порядке.

— Да, я вижу. — Он выдвинул стул и уселся. — Не хочешь со мной повеселиться?

От него сильно пахло пивом.

Рэчел стала судорожно оглядываться в надежде поймать взгляд мужчины за стойкой. Но за стойкой сидело лишь несколько сонных клиентов в обнимку с кофейными чашками.

— Давай, — сказал он, и в его голосе уже слышались нетерпеливые нотки, — хата моя недалеко. Мы с тобой весело проведем время. Я думаю, друзьям моим ты тоже понравишься.

Рэчел показалось, что сердце сейчас выскочит у нее из груди, она почувствовала себя в ловушке.

— Ты, наверное, с голода умираешь, такая худышка. У меня дома и еда найдется.

— Н-нет, спасибо.

— Бьюсь об заклад, ты из дома сбежала. Ты знаешь, это противозаконно. Я позову полицию, и тебя арестуют.

Ее глаза широко распахнулись.

Он схватил ее за запястье. Рука была горячей и липкой.

— Пошли, обещаю, нам будет весело.

— Нет! Я… Я жду человека!

— Да? Кого это?

— Моего приятеля.

— Приятель? У тебя? — Он рассмеялся, закинув голову. — Послушай, девочка, я и раньше слышал, как заливают, но ты будешь похлеще остальных. Если у тебя есть парень, то я тогда папа римский.

— Извините, ваше преосвященство, — раздался голос у него за спиной.

Рэчел вздрогнула, у их столика стоял стройный рыжеватый молодой человек и, слегка улыбаясь, смотрел на парня в кожаной куртке.

— Так получилось, но ты сейчас держишь за руку мою девушку.

Минуту парень молчал, как бы определяясь, потом он вскочил, развел руками, показывая, что вышло недоразумение, и поспешно отошел.

— Он не вернется, — сказал дружелюбный незнакомец. — С тобой все в порядке?

В глазах Рэчел стояли слезы. Ей ужасно хотелось к матери.

— Ну же, — сказал он, присаживаясь. — Прекрати. Малыш, не так все плохо.

Интонация его голоса, нежное выражение глаз заставили Рэчел прекратить плакать и получше к нему присмотреться.

Рэчел плохо определяла взрослых, но он был похож на сына управляющего трейлерной парковкой, а тому было девятнадцать. Но этот был симпатичнее сына заведующего. По правде говоря, он был просто красив. И у него потрясающая улыбка.

— Скажи мне, что здесь делает в такое время такая маленькая хорошенькая девчоночка, как ты? — спросил он.

И Рэчел влюбилась.

Пятнадцать минут спустя их столик уже был уставлен разной снедью.

— Знаешь что, — сказал он, — раньше я всегда говорил, что побег из дома ничего не решает. Но, малыш, в твоем случае я думаю, ты поступила правильно.

Рэчел от природы была человеком доверчивым и откровенным, поэтому она без утайки рассказала о своих злоключениях незнакомцу. Он внимательно ее выслушал, время от времени кивая в знак сочувствия. Когда она закончила, он подвел черту под ее рассказом, сказав:

— Бедняжка.

Его звали Дэнни Маккей, он ехал в Сан-Антонио. То, что он из Техаса, Рэчел легко определила по его выговору. Он закурил сигарету и сказал:

— Только что демобилизовался. Служил в Калифорнии. Вот еду домой. Хочешь, присоединяйся. По пути, может быть, как-нибудь решим и твои проблемы.

Рэчел уже не беспокоила ситуация, в которой она оказалась. Дэнни Маккей был самый добрый человек из всех, кто до сих пор попадался ей на пути. Он сказал, что позаботится о ней. Она поверила.

Они остановились в мотеле рядом с шоссе. Там они занимались любовью. На Рэчел это не произвело никакого впечатления. В сущности, если бы Рэчел была более опытной в этих делах, она бы поняла, что как любовник Дэнни собой ничего не представляет. Но Рэчел ни в чем не разбиралась, да ей было все равно. Никак не подействовал на нее и тот факт, что она потеряла невинность в четырнадцать лет. Ее переполняли надежда, счастье от того, что кто-то хочет обнимать ее, что она не одна, что ее целовали и говорили, какая она хорошенькая. И не важно, что произошло потом, что было больно (боль ни в коей мере не была сравнима с той, что причинил ей отец, потому что Рэчел чувствовала, что с Дэнни эта боль естественна). В первый раз в своей жизни Рэчел Дуайер была безумно счастлива. Наконец-то у нее был близкий человек, которого она могла любить.

На следующий день они пересекли Рио-Гранде и приехали в мексиканский приграничный городок, где Рэчел познала еще одну сторону жизни. Она напилась. Она еще раз познала боль.

— Не двигайся, дорогая, — как сквозь сон слышала она голос Дэнни. Она была не слишком напугана, потому что выпила впервые в жизни и потому что, несмотря на оцепенение, чувствовала, что делает что-то для Дэнни. Он привел ее в эту чужую комнату, расположенную над закусочной, что-то объяснил необъятных размеров мексиканке и теперь сидел, держа ее за руку. Рэчел чувствовала обжигающую боль на внутренней стороне бедра.

На следующее утро он сказал ей, что она потеряла сознание и он отнес ее в мотель. Он волновался за нее, хотел помочь ей перетерпеть боль, даже достал несколько таблеток аспирина.

— Я горжусь тобой, дорогая. Немногие женщины способны перенести такое.

Она пошла в ванную посмотреть, что же с ней сделали, и испытала шок: на внутренней стороне бедра, в нескольких сантиметрах от самого интимного места, красовалась татуировка.

Маленькая бабочка.

Татуировка была сделана так искусно, что бабочка казалась живой.

Стоя в дверях, Дэнни спросил:

— Ну, как тебе?

— Больно.

— Это пройдет.

Она подняла глаза.

— Почему, Дэнни? Почему ты это сделал?

Он подошел, обнял ее. Поцеловав ее в затылок, он сказал:

— Я хотел, чтобы ты принадлежала мне. Таким образом я отметил, что ты вся моя.

Слова обезоружили ее. Пусть боль, пусть тело ее было осквернено, главное заключалось не в этом. Рэчел всегда мечтала принадлежать кому-нибудь. Если бабочка означала, что она принадлежит Дэнни, тогда она рада ее появлению.

Они приехали в Сан-Антонио на следующий день.

Счастливая Рэчел гордо сидела рядом с Дэнни в стареньком форде. Пустыни постепенно уступали место буйной растительности. Сначала шоссе пролегало по земле, состоящей в основном из беловатой глинистой почвы, на которой ничто не произрастает, потом замелькали низкорослые кустарники. В конце концов мескитовые деревья сменили кустарники, и начался район, где, по словам Дэнни, одна корова приходилась на каждые пять акров. Запустение постепенно сменилось постройками — заправочными станциями, ранчо, старыми мексиканскими глинобитными жилищами. Рэчел надеялась, что теперь, когда они достигли цели, свадебные колокола уже не за горами.

Она обожала смотреть, как Дэнни ведет машину. Рэчел казалось, что чем больше она на него смотрит, тем красивей он становится. У него был слегка крючковатый нос, рот чуть искривлен из-за шрама — результат драки, по его словам. Эти мелкие недостатки делали его в глазах Рэчел еще более привлекательным. Прядь густых, почти рыжих волос падала ему на лоб. Зеленые глаза были обычно полуприкрыты, и он имел привычку искоса бросать на нее хитроватые взгляды. Гибкий, жилистый Дэнни и минуту не мог сидеть спокойно. Он или крутил в пальцах сигарету, или отбивал какую-то мелодию, или еще что-нибудь. Рэчел чувствовала в нем напряженность, как будто его зарядили слишком большим количеством энергии, и теперь он искал точку ее применения. Каждый раз, когда он обращал на нее свои томные глаза и приподнимал угол рта в улыбке, Рэчел будто ударяло током. Дэнни Маккей был просто волшебник.

Она больше не мечтала найти свою сестру в Калифорнии, теперь у нее были другие планы.

Он включил радио и нашел станцию, где передавали церковную музыку.

— Да, сэр, — сказал он, — я собираюсь достичь кое-чего в жизни. Я стану большим человеком, со мной будут считаться!

Она улыбнулась и сжала его руку.

— Мне так не терпится познакомиться с твоими родителями, Дэнни.

— У меня нет родителей.

Когда они въехали в Сан-Антонио, Рэчел показалось, что они в Испании. От волнения у нее кружилась голова. Они проезжали красивые старые здания, площади, улицы носили непонятные и романтические названия — Соледад, Нуэва, Флорес. Названия других улиц напоминали Рэчел эпоху покорения Дикого Запада. Мелькали обветшавшие дома в испанском стиле, большие особняки, похожие на плантаторские усадьбы, и обыкновенные витрины магазинов, которых множество в Аризоне и Нью-Мексико. Когда они повернули за угол и Рэчел увидела Аламо, у нее перехватило дыхание. Рэчел читала книгу об осаде Аламо, о кучке храбрецов, боровшихся за независимость Техаса, отважных героях, таких как Джеймс Боуи и Дэйви Крокетт.

Подумать только, она будет жить здесь с Дэнни!

Наконец машина остановилась перед зданием, которое Рэчел приняла за старую ферму. Домик как бы присел, окруженный засохшим кустарником, рядом росла огромная дикая груша. Там, где раньше была лужайка, располагался ржавеющий грузовичок на камнях вместо колес. За домиком виднелись бесконечные ряды веревок с сушившимся бельем. Дэнни приказал Рэчел подождать в машине, сам поднялся по ступеням. Он постучал и исчез за дверью.

Дэнни что-то долго не было, поэтому она решила почитать. Она не открывала книгу с той памятной встречи в Эль-Пасо. Она помнила, что ей оставалось дочитать три страницы. Отец обещал матери и мальчикам показать настоящих марсиан.

Развернувшись, она открыла чемодан на заднем сиденье, порылась, но книги не нашла.

Несколько минут спустя вернулся Дэнни.

— Мой друг говорит, что мы можем остановиться здесь на несколько дней, пока не подыщем себе жилье. Что случилось?

— Я потеряла книгу!

— Мы купим тебе другую.

Как только Рэчел вошла в домик, она почувствовала царившее там уныние. Уже при входе в нос ударил едкий запах грязных подгузников. За гладильной доской стояла неряшливо одетая женщина и слушала ту же церковную музыку, что нашел Дэнни по радио в машине. Она едва посмотрела на Рэчел. Мимолетный взгляд, полуулыбка, и опять она сосредоточилась на своем монотонном занятии. Рэчел увидела длинный ряд только что выглаженных кофт и платьев и подумала, что женщина, должно быть, прачка. Из глубины дома доносился звук работающей стиральной машины.

Их встретил молодой человек, видимо, ровесник Дэнни.

У него были мягкие светлые волосы, руки он засунул в задние карманы брюк. Его звали Боннер Первис. Когда они проходили гостиную, Рэчел заметила на столе неубранный завтрак. Остатки блинов, застывшее сало от ветчины, муха на масле.

Они вошли в спальню. Там стояла железная кровать с провисшим, в пятнах, матрасом. Простыней не было. В изголовье на стене была приклеена картинка с изображением Иисуса.

— Раньше здесь жил старина Том, — загадочно сказал друг Дэнни.

— Отлично, Боннер, — ответил Дэнни, по-хозяйски обнимая Рэчел за плечи. — Нас здесь все совершенно устраивает, правда, дорогая? — Рэчел расплылась в улыбке. Комната казалась ей настоящим дворцом.

Они одолжили одеяла и отлично провели в комнате две недели. Вечером и утром их убаюкивал и пробуждал звук постоянно работающей стиральной машины.

Каждый день Рэчел оставалась одна. Но она ничего не имела против. В отличие от ее отца Дэнни действительно искал работу. Она не знала, чем занимался Боннер, они с Дэнни не посвящали Рэчел в свои дела, но у нее не было никаких сомнений, что скоро у них с Дэнни будет свое жилье. Она уже представляла, чем она займется в первую очередь. Она купит желтые занавески. Затем достанет где-нибудь семена герани и посадит их у входа. Пусть все смотрят на герань и чувствуют, что пришли в гостеприимный дом. Она обзаведется поваренной книгой. Нет, Дэнни и Боннер вовсе не жаловались на то, как она готовит. Когда они приходили домой, они заглатывали ее фирменные острые гамбургеры и вечером опять уходили. Для матери Боннера Рэчел была просто спасением. Она освободила ее от кухонных забот, теперь она все время стояла за гладильной доской.

Три раза в неделю к дому подъезжал фургон, привозил огромные тюки с грязным бельем и забирал чистое. И три раза в неделю Боннер брал деньги у матери.

Дэнни занимался с Рэчел любовью каждую ночь. Она так уже привыкла, что не придавала этому никакого значения, к тому же это не занимало много времени. Татуировка зажила, другая рана, как и обещала мать, тоже не доставляла ей хлопот. Больше всего Рэчел нравилось, что когда он засыпал, то продолжал обнимать ее.

Для Рэчел казалась счастьем их жизнь в домике. Только одно облачко омрачало счастье — Рэчел не могла дать знать о себе матери.

Звонить из Сан-Антонио в Альбукерке было дорого, но она упросила Дэнни разрешить ей сделать один телефонный звонок на трейлерную парковку. Рэчел была убита новостью, что Дуайеры переехали и местонахождение их неизвестно.

Рэчел решила, что она что-нибудь придумает и однажды обязательно их найдет. Став миссис Маккей, она должным образом позаботится о матери.

Как-то вечером Дэнни пришел домой с хорошими новостями.

— Собирай вещи, дорогая, — объявил он. — Я забираю тебя отсюда.

Рэчел засмеялась от радости.

— Куда мы едем?

— Увидишь. Это сюрприз.

По дороге они остановились перекусить, потом направились в центр города, наконец въехали в район, где было много баров, девушки лениво стояли в дверях домов и гуляло очень много мужчин в форме. Поворачивая на темную улочку, Дэнни пояснил:

— Тут недалеко две авиабазы. Парни приходят повеселиться.

В конце улицы, там, где заканчивался асфальт, Дэнни притормозил. Рэчел смотрела, широко открыв глаза. Улица была совершенно темна, лавочки, магазины, конторы закрылись на ночь, а здесь перед Рэчел стояло ярко освещенное здание, похожее на замок. Виднелись круглые башенки, огромные окна в нишах, все витиеватое и вычурное. Подъезд к этому странному дому был запружен машинами, через открытые двери слышалась веселая музыка. Дэнни осторожно проехал между машинами и остановился на заднем дворе. Он закурил сигарету и сказал:

— Пошли Рэчел.

Через застекленное крыльцо они вошли на кухню. Там вкусно пахло жареной свининой. За столом стояла чернокожая женщина и месила тесто, рядом с ней — огромная миска со свеженарезанными персиками, судя по всему начинка для пирога. Кухня была огромной и жаркой от духовки. Рэчел никогда еще не видела такой большой кухни.

— Привет, — сказала женщина, дружелюбно взглянув на Рэчел и улыбнувшись.

Дэнни велел Рэчел подождать его здесь и куда-то ушел.

Она последила за ним глазами: когда дверь отворилась, опять донеслись музыка и ковбойские выкрики. Рэчел неуверенно обвела кухню взглядом.

— Господи, — сказала негритянка, вытирая руки о белый фартук. — Худее тебя я еще никого не видела! Ты, наверное, голодная. Сейчас же садись сюда. Пока ждешь, вполне можешь поесть.

Рэчел подчинилась, и скоро перед ней дымился огромный кусок теплого яблочного пирога с щедрой порцией ванильного мороженого сверху и стакан холодного молока.

— Меня зовут Евлалия, — сказала женщина, снова принимаясь за тесто. — А ты кто будешь?

— Рэчел.

— Хорошее имя. Ты откуда, девочка?

Мороженое быстро таяло на теплой поверхности пирога. Рэчел положила вилку и ложкой стала собирать его, чтобы ничего не пропало.

— Из Нью-Мексико, — ответила она.

— Привет, золотце, — сказала женщина, внезапно появившаяся на пороге.

Рэчел удивленно взглянула. Она никогда раньше не видела таких накрашенных женщин и поэтому решила, что она, должно быть, богата, если может себе это позволить. К тому же она была толстая, значит, хорошо ела.

— Встань. Дай я на тебя посмотрю.

— Где Дэнни?

— Разговаривает с парой старых друзей. А ты худей, чем он говорил. — Она подошла и уставилась Рэчел прямо в глаза. В последние недели Дэнни заставил Рэчел забыть о своей невзрачности, но теперь, когда женщина ее так разглядывала, к Рэчел вернулось прежнее смущение.

— Стой смирно. Я тебя не съем. Да… Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— У тебя уже начались месячные?

— Я… я…

— Ладно. Я спрошу у Дэнни.

В этот момент появился Дэнни, как будто стоял и слушал с другой стороны двери.

— Ну, как тебе? — спросил он у женщины.

— Довольно невзрачная, а? Дэнни усмехнулся:

— У Рэчел есть скрытые прелести.

Рэчел подошла к нему и, взяв за руку, сказала:

— Дэнни, может, мы пойдем?

— Боюсь, мы не можем это сделать. Видишь ли, Хэйзл — мой старый друг, поэтому она великодушно предложила взять тебя и дать тебе работу. Я не хочу, чтобы она считала нас неблагодарными.

Рэчел заморгала.

— Работать у нее? — Она посмотрела на негритянку, но та сердито месила тесто, не поднимая глаз. — Какая работа, Дэнни?

— Просто делай то, что говорит тебе Хэйзл.

— Ты имеешь в виду работу по дому? Это пансион, Дэнни?

— Да все будет нормально, малыш. Вот увидишь, тебе даже понравится.

— Но что это? Что ты заставляешь меня делать, Дэнни? Он посерьезнел. Голос его стал назидательным, лицо приняло суровое выражение.

— Суть проблемы в том, дорогая, что мы совершенно на нуле, и я не могу найти работу. Мы не должны далее пользоваться добротой Боннера и его матери, поэтому кто-то из нас обязан работать. Хэйзл согласилась взять тебя на работу. Даже невзирая на то, что ты не достигла нужного возраста, и у нее уже набраны девушки. Продлится это недолго, я обещаю. Потом у нас будет собственный угол, совсем как ты хотела.

— Но… — тут она бросила взгляд на женщину, которая стояла в дверном проеме и со скучающим видом разглядывала ногти. — Что мне придется делать?

— Просто будь мила с клиентами, вот и все. Будешь как бы хозяйка.

— Денни, нет!

— Это действительно просто. Самый простой способ заработать деньги. Ты просто лежишь, а клиент трудится.

— Боже мой, Дэнни, нет!

Его пальцы больно сжали ей плечи.

— Теперь послушай меня. Я с ног сбился, пытаясь найти работу, но ничего не получается. Ты тоже должна подключиться. Или ты что, хочешь сидеть на моей шее?

Вдруг она услышала голос своего отца. Тунеядка.

— Дэнни, — всхлипывала она. — Пожалуйста, не заставляй меня…

— Послушай, Рэчел. Ты уже привыкла к сексу. Ты знаешь, ничего в этом такого нет. Престо отводишь клиентов Хэйзл к себе в комнату, потом ложишься, как ты это делала для меня.

Она по-настоящему расплакалась.

Дэнни раздраженно посмотрел на Хэйзл. Она пожала плечами и сказала:

— Молоденькие всегда сначала плачут. У нее это пройдет.

— Проклятие, Рэчел. Я должен встретиться с Боннером и уже опаздываю. Не будь ребенком. Если так, то можешь забыть о нас и наших планах. Я просто найду девушку, которой действительно буду небезразличен.

— Дэнни! Ты мне небезразличен!

— Если бы это было так, ты бы сейчас не ударялась в истерику по пустякам. Ты только подумай: у тебя будут жилье, еда и заработок. Конечно, Хэйзл будет отдавать твой заработок мне, чтобы я мог откладывать. Но я буду выдавать тебе содержание. Ты сможешь купить себе красивую одежду.

— Мне не нужна одежда, Дэнни! — закричала она, а слезы так и лились по щекам. — Все, что мне нужно, это ты!

— А мне не нужна такая эгоистка! — Он оттолкнул ее и повернулся к ней спиной.

— Дэнни! — Голос ее сорвался на визг. — Не оставляй меня! Я не могу жить без тебя.

— Решайся, золотце, — тихо сказала Хэйзл. — Можно выбрать лишь что-то одно. Ты подводишь своего парня, и он исчезает из твоей жизни.

Рэчел неподвижно смотрела на нее. Она икнула и поперхнулась слезами. Грудь ее подымалась и опускалась, она рукой вытерла мокрый нос. На мгновение Рэчел стала намного моложе своих лет, совсем маленькой девочкой.

Потом Хэйзл удовлетворенно кивнула, как будто осталась чем-то довольна. Рэчел подбежала к Дэнни, обняла его, всхлипывая, терлась о его спину:

— Не оставляй меня! Я сделаю все, что ты хочешь, Дэнни! Только не оставляй меня!

Он с улыбкой обернулся.

— Вот хорошая девочка, — сказал он, обнял и поцеловал ее. Потом добавил: — Я знаю, тебе непросто, все-таки новый город, и все остальное. Я тебе вот что скажу. Я приеду во вторник и отвезу тебя в Аламо. Хочешь?

Она кивнула и прижалась к нему.

— Хорошо, а сейчас мне пора идти. У нас дела с Боннером. Хэйзл позаботится о тебе.

— Но Дэнни… — прошептала Рэчел. — С другими мужчинами?

Он дотронулся пальцем до кончика ее носа:

— Скажу тебе секрет. Самое простое — это закрыть глаза и представить, что ты со мной. Запомнишь?

Рэчел опять почувствовала на себе силу его завораживающего взгляда, ленивых, обманчивых глаз и кивнула.

— Увидимся во вторник. Устроим праздник для двоих. Хорошо? — Он еще раз поцеловал ее и ушел.

Потом Рэчел почти не осознавала, что с ней происходит. Появилась молоденькая мексиканка, которую звали Кармелита. Она провела Рэчел наверх, объяснила, что они будут жить в, одной комнате. Она показала Рэчел, где находится спальня и как пользоваться тампоном. Хэйзл требовала, чтобы все ее девушки ставили себе тампоны. Потом Рэчел осталась одна.

Несколько минут спустя раздался стук в дверь. Даже Рэчел показалось, что в подобном заведении вежливость была не к месту. Она услышала свой голос:

— Войдите.

Посетитель несколько смущенно вошел, нервно улыбнулся и стал автоматически раздеваться. Когда на нем ничего не осталось (многие годы спустя ей все будет вспоминаться дряблый член и хилые ноги), он спросил:

— А ты почему не раздеваешься?

Рэчел двигалась, как во сне. Блузка, сандалии, дешевые трусики, кое-где разорванные. Потом она вспомнила, что ей говорил Дэнни. Она легла, уставилась в потолок и раздвинула ноги.

Клиент оказался тактичным. Он выключил свет. Потом она ощутила, как кровать прогнулась под его весом.

Она закрыла глаза. На подушку скатилась одинокая слеза. Дэнни, — мысленно звала она. — Дэнни…


Когда судья сказал: Я решаю в пользу ответчика, Микки Шэннона, — истец вскочил со стула и закричал:

— Тебе это так просто не сойдет, м…!

В зале заседаний суда разразился скандал. Микки Шэннон, знаменитая рок-звезда, был готов взорваться. Но Джессика Фрэнклин накрыла его руку своей, чтобы он оставался на месте. Она удерживала его, пока судья колотил молотком по столу, призывая к спокойствию. Затем, удостоверившись, что вспыльчивый молодой Микки не полезет разбираться с человеком, который несколько минут назад обозвал его, Джессика встала и среди всеобщей суматохи сказала четким и ясным голосом:

— Ваша честь, я вношу просьбу о принятии судебного предписания, изолирующего мистера Уолкера от моего клиента.

Адвокат истца закричал:

— Ваша честь, я возражаю!

Зал заседаний едва мог вместить всех желающих. Подобные слушания привлекали огромное число фотографов и репортеров. Именно судебные разбирательства с участием знаменитостей давали пищу для сенсационных статей. В то время как внутренние разногласия, кажется, раздирали команду истца — адвокат и клиент о чем-то жарко перешептывались, Джессика Фрэнклин держала ситуацию под контролем. Это само по себе было чудом, поскольку все знали горячий нрав Микки Шэннона.

Она научилась сдерживать его за семь лет их взаимоотношений в качестве адвоката и клиента. Когда Джессика закончила юридический колледж и открыла частную практику, Микки был никому не известный начинающий актер. Им полностью манипулировал бессовестный театральный агент. Микки пришел за помощью к Джессике. Тогда это был скромный запутавшийся молодой человек. Ей удалось отвоевать у агента причитавшиеся Микки деньги, и с тех пор она консультировала его по вопросам заключения контрактов и определения размеров гонораров, помогала ему даже когда он был неплатежеспособен, в конце концов — вывела его на дорогу, которая стала для него звездной. Когда его песни начали завоевывать неплохие места в таблицах популярности и Микки стал знаменитым буквально за ночь, он не переметнулся от Джессики в одну из модных и престижных юридических фирм. Микки Шэннон сохранил верность адвокату, который помог ему, когда никто в Голливуде и знаться с ним не хотел. В это морозное январское утро он пожинал плоды своей преданности.

Лес Уолкер, печально известный фотограф знаменитостей, стал буквально преследовать Микки. В ответ Микки как-то вырвал фотоаппарат у него из рук и разбил о тротуар, вынув и засветив при этом пленку. Уолкер возбудил иск за помехи, чинимые его работе, и ущерб оборудованию. Кроме того, Уолкер требовал дополнительные пять миллионов долларов штрафа.

Микки в бешенстве прибежал к Джессике, она в свою очередь спокойно сказала, что волноваться не о чем. Они возбудят встречный иск. Джессика с успехом защищала своего клиента в переполненном зале суда. В своей речи она красочно обрисовала крайности, к которым прибегал фотограф: создавал аварийные ситуации на скоростном шоссе, слишком близко прижимаясь к машине Шэннона, блокировал его машине выезд с парковки, умышленно преследовал его каждую минуту. В результате Микки требовал возмещения ущерба за нанесенную психологическую травму, вызванную рискованными ситуациями, спровоцированные фотографом.

И судья вынес решение в его пользу.

Когда шум улегся и в зале стало тихо, судья огласил временное судебное предписание, ограничивающее свободу передвижений мистера Уолкера, и назначил дату слушаний, когда будет определено окончательно, станет ли судебное предписание временным или постоянным. Микки Шэннон, красавчик и рок-идол миллионов девушек, обнял своего адвоката и поцеловал в губы.

Они победили.

На ступеньках здания суда Джессика и ее клиент были сразу же окружены журналистами и телерепортерами. Джессика сделала бойкое заявление для прессы, всем своим видом излучая триумф победителя. Прессой было отмечено, что Джессика Фрэнклин, энергичный адвокат Микки Шэннона, сгусток энергии во время судебных заседаний, миниатюрная и женственная, была одета в консервативный, безукоризненно сшитый костюм. Портфель, дамская сумочка и туфли также безупречно соответствовали друг другу.

Джессика с удовольствием присоединилась бы к Микки и отправилась на праздничный ленч, но ее сегодняшний день был расписан по минутам. Прежде всего, нужно было встретить мужа в аэропорту, после этого ее ждали дела в офисе, а потом срочный визит к подруге, Труди.

Голубой кадиллак Джессики несся по скоростной магистрали, а мысли ее все возвращались к Труди и ее словам. Труди собиралась поведать ей что-то загадочное. О какой-то бабочке. Ты обязательно должна выкроить для меня время завтра! — сказала вчера Труди по телефону. У нее перехватило дыхание, она с трудом могла скрыть волнение. — Я хочу рассказать тебе о Бабочке. Ты просто не поверишь!

Вот и все. Атмосфера театральности и секретности была весьма типична для Труди. Она драматизировала самые заурядные вещи. Но Джессике очень нравилось, как Труди утрирует, какими необычными становятся все события в ее изложении. Жажда жизни, которую испытывала Труди, спасла Джессике жизнь много лет назад. Это была одна из нитей, крепко связывавших двух женщин.

К своему ужасу, Джессика опоздала в аэропорт. Джон уже получал багаж. Он приветствовал ее словами: — «Здравствуй, дорогая!» и поцелуем в щеку.

Джон Фрэнклин был привлекательным мужчиной. Он казался старше своих сорока лет из-за седины в волосах, однако находился в прекрасной форме, каждый день пробегал пять миль и три раза в неделю играл в гандбол. Он носил дорогие костюмы-тройки. Он обращал на себя внимание. Джессика не сомневалась, что на пути из Рима ее муж пользовался особым расположением стюардесс первого класса.

Выйдя из здания аэропорта, он на минуту остановился, прищурился и сказал:

— Как всегда смог.

Джессика думала, что день чудесный, но промолчала.

— Почему ты опоздала? Вчера по телефону я сказал тебе, когда прилетает самолет.

— Я была в суде. Дело Микки Шэннона.

Джон Фрэнклин не смотрел на жену. Когда светофор на переходе дал зеленый свет, он пошел через дорогу, не взглянув ни направо, ни налево. Она семенила рядом. Лицо его приняло недовольное выражение, которое он отшлифовал до совершенства за те годы, что восседал за столом переговоров. Сегодня это выражение относилось к ее профессиональным делам. По мнению Джона Фрэнклина, Микки Шэннон был сопливый мальчишка, наркоман, стоящий много ниже людей, подобных Фрэнклинам. И уж совершенно недостойный клиент для Джессики.

Когда они дошли до машины, он спросил:

— Почему ты приехала на кадиллаке?

Джессика не знала, что сказать. Ей следовало подумать об этом утром, когда она выезжала из дома. Но все ее мысли были прикованы к предстоящему слушанию. Джон ненавидел ее машину.

Если для нее это был символ успеха после долгих лет борьбы, то Джон находил машину безвкусной.

— Ты же знаешь, что я предпочитаю ездить на БМВ, — сказал он.

— У меня не было времени заехать домой. Я приехала сразу из суда.

Он сел на сиденье рядом с водителем и включил кондиционер, хотя день был по-зимнему прохладный.

— Как поездка? — спросила Джессика, нервничая от того, что приходилось выезжать с парковки в страшной тесноте. Когда она ехала одна или с Труди, Джессике казалось, что она может преодолеть любые препятствия в своем кадиллаке, но когда рядом сидел муж и молча оценивал каждое ее движение, Джессика вообще не могла вести. — Удачная была поездка?

Он вздохнул и расстегнул пуговицы жилета.

— Я вышвырнул Фредериксона и поставил нового человека руководить работами. Результаты появятся в кратчайший срок. — Он сухо усмехнулся. — Я заменил его человеком, которого переманил из Телекома.

Джессика вела, стараясь не пропустить, и все-таки пропустила заезд на нужное шоссе. Пришлось разворачиваться. Муж все это время молча сидел рядом.

Как только они выехали на нужную магистраль, Джон наконец спросил:

— Так что случилось с делом Шэннона?

Джессика сжала пальцами руль. Она еще чувствовала опьяняющее волнение утра. Радость победы.

— Мы выиграли.

— Хорошо. Будем надеяться, что этот поганец не забудет выплатить тебе гонорар. Кстати, говоря о деньгах, ты выполнила мое поручение относительно садовника?

Джессика закусила губу. Она забыла. Она слишком увлеклась процессом. Нужно было не выплачивать садовнику жалованье, пока тот не оплатит ремонт поливальной установки (хотя садовник настаивал, что не имел к ее поломке никакого отношения).

— Джон, — сказала она робко. Ей нужно было кое-что ему сказать. Ей страшно не хотелось это делать, но лучше, если он будет предупрежден заранее. — Это касается дела Шэннона.

— Что такое?

Она взглянула на суровый римский профиль мужа.

— Боюсь, мое имя опять будет в газетах.

— Слушай, Джессика, — сказал он тихо. — Когда ты наконец прекратишь привлекать к себе внимание? Каждый раз это отражается на мне. Я иду на заседание совета директоров, а там все только и говорят о том, какую кинозвезду представляет в этот раз моя жена. Неужели ты не понимаешь, что слава мужа Джессики Фрэнклин наносит вред моей репутации?

— Извини, — сказала она и почувствовала волну облегчения, потому что они подъезжали к дому.

— Я пойду в спортзал после обеда. А ты, полагаю, вернешься в офис?

— Да, у меня много бумажной работы, а потом я встречаюсь с Труди за ленчем.

Он посмотрел на нее.

— Поосторожней, Джесс. Кажется, ты снова поправляешься.


Труди видела, как подруга вошла в кафе и неуверенно остановилась в дверях. Она вскочила с места, подбежала к Джессике и обняла ее.

— Поздравляю, Джесс! — закричала Труди. — Давно уже пора остановить этого проходимца Уолкера!

Джессика улыбалась разглядывавшим ее посетителям, пока шла за Труди к их столику. Новость о победе Микки Шэннона уже разнеслась по городу, все только об этом и говорили. Когда раскрасневшаяся Джессика села за стол, она слышала одобрительный шепот за столиками рядом. Она снова оказалась в центре внимания, и ей это страшно нравилось.

— Нужно как следует отметить это событие! — Труди не сиделось на месте. — Господи, какая жалость, что меня не было с тобой этим утром! По радио передали, что Шэннон поцеловал тебя! В губы!

Джессика вновь покраснела. Она молила Бога, чтобы Джон не узнал об этом.

— Вот что я тебе скажу, Джесс, — сияющую Труди переполняла гордость за подругу. — После такой победы вам с Фредом просто придется отбиваться от клиентов.

Джессика засмеялась и взлохматила короткие каштановые волосы. У нее было чувство, будто она покорила трудную вершину.

— Надеюсь.

— Что сказал Джон?

— Ну, ты же знаешь Джона, — ответила Джессика, играя салфеткой.

Труди заметила, как у Джессики чуть потускнел блеск в глазах.

— Он недоволен, да?

— Знаешь, он прав. Процесс действительно немного походил на цирк. Мне следовало настоять, чтобы атмосфера была более пристойной.

— Да тебе же все безумно понравилось, и ты сама об этом знаешь. — Труди покачала головой. — Джесс, ну когда же ты согласишься, что замужем за мерзавцем?

— Это неправда. Джон — хороший человек.

— Ой, перестань защищать этого дурака. Давай закажем что-нибудь. Я умираю с голода.

Кафе Кейт Мантилини было тем местом, где бывали все, кто что-то представлял собой в шоу-бизнесе Лос-Анджелеса. За столиками сидели по последней моде одетые и причесанные мужчины и женщины. Труди заказала мясо, сэндвич и мороженое с орехами. Джессика ограничилась овощным салатом.

Труди смотрела, как подруга щиплет зеленый салат, и кипятилась. Ей хотелось устроить до неприличия обильный пир по поводу победы Джессики. То, что заказала себе ее подруга, смахивало на наказание. Труди подозревала, что Джон опять сделал замечание относительно ее веса.

Необъяснимый страх растолстеть был самым больным местом Джессики. Вес был для нее своего рода идеей фикс, которая однажды чуть не убила ее. Труди знала, что Джон пользовался этим страхом, чтобы манипулировать Джессикой.

Труди и Джессика познакомились давно, тринадцать лет назад, когда вместе учились в колледже. Казалось, это очевидные противоположности: болезненно застенчивая Джессика Маллиган, только что покинувшая стены католической школы для девочек, и нахальная, дерзкая Труди Штейн. Однако они сразу же почувствовали взаимную симпатию. Джессика еще ни разу не встречала таких вольнолюбивых и сумасбродных людей, как Труди, а Труди внушали благоговейный страх монашеская неискушенность и невинность Джессики. По правде говоря, в те годы Труди завидовала Джессике. После двенадцати лет, про-веденных в католической школе, та была прекрасно образована и развита, что подтверждали высокие оценки и результаты экзаменов. Труди получила весьма неровное образование. В школе она занималась чем угодно: спортом, светскими мероприятиями, могла разобрать автомобиль на части и собрать его не хуже любого мальчишки. Но когда дело дошло до тестов, она с огромным трудом набрала количество баллов, необходимых для поступления в колледж.

Но в то же время она не собиралась стать юристом, как Джессика. В планы Труди входило продолжить дела отца в строительном бизнесе.

В один дождливый вечер незадолго до выпускных экзаменов Труди узнала секрет своей соседки по комнате, отличницы и первой ученицы. Джессика буквально голодала.

— Ты что-то совсем ничего не ешь, — заметила Труди, закусывая сэндвичем с мясом. — Не хочешь?

— Я очень хочу есть, но Джон опять меня донимает, чтобы я похудела.

— Джесс, ты же абсолютно нормальная. Мне бы твои бедра!

— Нет, Джон прав. Я должна лучше следить за собой.

— Я думаю, ты должна ему сказать, чтобы он затк… Джессика улыбнулась.

— Мне меньше всего хочется ссориться с Джоном. Ты знаешь, я не выношу, когда он сердится на меня. Я делаю все, чтобы этого избежать.

— Он тебе голову заморочил, что во всем только ты виновата. Но, между прочим, семья — это два человека.

— Пожалуйста, Труди, давай оставим этот разговор. Ну, так что же это за потрясающая вещь, которую тебе так хотелось мне рассказать? Вчера вечером по телефону ты упомянула какую-то бабочку.

Труди рассеянно теребила длинную сережку. Как начать разговор о «Бабочке»? Она очень хотела, чтобы Джессика тоже вступила в клуб, испытала неописуемое волнение и удовлетворение, которого не встретишь в реальном мире. После встречи с седовласым любовником Труди пребывала в состоянии непреходящей эйфории. Она решила, что, разумеется, «Бабочка» сможет помочь и Джессике.

— Ты помнишь мою кузину Алексис? — спросила Труди.

— Да, помню. Она педиатр.

— У нее есть подруга, хирург, они вместе учились в медицинском институте. В общем, подруга Алексис помогла ей вступить в своего рода частный клуб, а теперь Алексис дала и мне рекомендацию. — Убедившись, что их никто не слышит, Труди наклонилась к Джессике и приглушенным голосом рассказала ей о своих приключениях.

Когда она закончила, Джессика засмеялась:

— Ты шутишь!

— Нисколько, Джесс.

— Но… — Джессика посмотрела через плечо и продолжила тише: — Это что, самый настоящий бордель? Женщины-клиенты, мужчины, там работающие, они… Как они называются?

— Партнеры.

— Не могу поверить. Здесь, в Беверли-Хиллз? Как такое можно удержать в секрете?

— Я не собираюсь трепаться об этом с кем попало. Полагаю, так же думают и другие члены клуба. Мы подвергаем себя риску, поскольку это противозаконно. Желающих вступить в клуб очень тщательно проверяют. Проникновение журналистов или полицейских исключено.

— Но это опасно. А болезни? СПИД?

— Это безопасней, чем случайное знакомство в субботу вечером. Партнеры часто проверяются, они обязаны пользоваться презервативами.

— Зачем ты это делаешь, Труди? Не с твоей внешностью платить за секс.

— Это не просто секс, Джесс, хотя он составляет важную часть. — Труди отодвинула тарелку и взяла чашку кофе. — Это больше. Игра. Видишь ли, в «Бабочке» ты можешь осуществить любой свой каприз. Ненадолго сделать мечты реальностью.

Джессика откинулась на стуле, в темно-карих глазах светился интерес. Она вполне могла поверить, что Труди ввяжется в нечто подобное, она всегда любила рисковать, бросать вызов судьбе, чувствовать опасность.

— Что конкретно так потрясло тебя вчера вечером? Труди нахмурилась, потому что не могла точно ответить на этот вопрос. Собственно, для себя она тоже пыталась определить, почему она получила чрезвычайное удовлетворение и наслаждение от вчерашней встречи.

— Он прекрасный любовник, — сказала она тихо, и взгляд ее стал отсутствующим. — Очень внимательный. Делал только приятное мне. Но… — Пальцы ее пробежали по светлым волосам. Было нечто большее, что она не могла сформулировать. — Может быть, элемент фантазии. Сознание, что мы не знали друг друга, не собирались обмениваться телефонами и притворяться, что еще увидимся. — Она посмотрела на Джессику и покачала головой. — Я в самом деле не знаю. Только когда я вошла в комнату и потом появился он, ощущение было такое, как будто реальный мир перестал существовать. На несколько часов мои неприятности, опасения, разочарования растворились. Я была свободна и жила в придуманном мной мире.

Некоторое время подруги смотрели друг на друга. Вокруг шумела ресторанная суета. Спустя несколько минут Джессика тихо сказала:

— Я счастлива за тебя, если все так, как ты говоришь. Труди наклонилась над столом.

— Я хочу, чтобы ты тоже попробовала, Джесс. Испытала то же счастье.

— Я! — Джессика засмеялась, встряхнула волосами. — Я бы никогда не смогла, Тру.

— Почему?

— Не смогла бы и все.

Несмотря на все протесты подруги, Труди уловила огонек интереса в ее глазах. Она почувствовала, что отчасти Джессика заинтересована этой идеей. Врожденная любовь Джессики к риску сейчас боролась со здравым смыслом. Джессика Фрэнклин была таким хорошим адвокатом, потому что могла и умела рисковать.

— Я замужем, Тру. С какой стати я пойду в «Бабочку»?

— Но у тебя же есть свои фантазии, правда? Только потому, что ты замужем, не значит, что ты больше не мечтаешь.

— Нет, не значит, — тихо произнесла Джессика. У нее действительно была тайная фантазия. Иногда, поздно ночью, когда Джон и остальной мир спали, она лежала без сна, обеспокоенно думая о предстоящем процессе. Тогда к ней приходила одна и та же фантазия: ковбой в баре с бархатным голосом. Она представляла себе всю сцену и облик мужчины до мельчайших подробностей, как он смотрит на нее, дотрагивается, целует… обычно на этом месте она засыпала, фантазия продолжалась во сне.

Но это был лишь сон. Она никогда не сможет сделать это.

Труди молчала, потихоньку отхлебывала кофе и рассматривала посетителей в ресторане. Она не собиралась давить на Джессику. В «Бабочку» приходят, потому что хотят этого, потому что это необходимо. Несмотря на внешние проявления — успешная карьера, красивый, преуспевающий муж, чудный дом в престижном районе, — Труди знала, что в жизни подруги не хватает чего-то существенного. Джессика еще с детства страдала от какой-то проблемы, которая чуть не привела ее к смерти тринадцать лет назад.

Труди заметила, что Джессика почти не дотронулась до салата, и вновь почувствовала тревогу. Она вспомнила кошмар, пережитый тогда, когда Джессика страдала отсутствием аппетита и умерла бы, если бы не быстрое вмешательство подруги. Труди не хотела, чтобы кошмар повторился. С тех пор Джессика каждый день боролась с преследовавшим призраком, страхом растолстеть, и Труди помогала ей пережить периоды голодания и самоистязания. Глубоко укрыта потребность снискать одобрение проявлялась в издевательстве над своим собственным телом. Джессика голодала первый год в колледже, но потом ситуация вошла в норму. Сейчас она была стройной, но не худой, в своем нормальном весе. Тем не менее, когда она смотрелась в зеркало, то видела там что-то свое и приходила от этого в ужас.

— Не думай, что это бордель, Джесс, — спокойно сказала Труди. — Это место, где хранятся мечты, где фантазии становятся явью.

— Поэтому клуб называется Бабочка?

— Я не знаю.

— Чей это клуб?

— Понятия не имею.

— Ох, Труди, — сказала Джессика, покачав головой. — Это опасно.

— А приводить домой незнакомца, с которым только что познакомилась, не опасно?

— Я не делаю этого. У меня есть Джон.

— Нет. Ты есть у Джона. В этом вся разница. Джессика посмотрела на часы и потянулась за счетом. Но Труди схватила его первой, сказав при этом:

— Плачу я. Джесс, я просто хочу, чтобы ты подумала о нашем разговоре, ладно? Даже если бы я поговорила о тебе завтра, ты бы получила браслет лишь через пару недель.

— Нет, — сказала Джессика, надевая сумку через плечо и отставляя стул, чтобы подняться. — Это просто не для меня, Тру. Ты одна. Это совсем другое дело.

Они вместе дошли до двери. Надели жакеты. Становилось темно и холодно. Улица была полна машин.

— Еще одна вещь, — добавила Труди после того как они обнялись и готовы уже были расстаться. — В «Бабочке» можно заказать любую комнату, не только гостиную. Есть спальня, ванные, есть бар в стиле Дикого Запада с опилками на полу и музыкальным автоматом. Подумай. — Труди подняла воротник, посмотрела на Джессику и улыбнулась.

По дороге домой Джессика только об этом и думала. Бабочка. Войдя в дом, она настолько была поглощена своими мыслями, что не услышала, как муж зовет ее из кабинета. Он вышел в холл и снял очки.

— Дорогая? С тобой все в порядке?

Она обернулась.

— Что? Да, конечно.

Он подошел к ней с раскрытыми объятиями.

— Должно быть, холодно на улице, ты раскраснелась. Джессике нравилось, когда Джон ее так обнимал. Его объятия были теплыми и крепкими. В доме вкусно пахло: экономка готовила обед. Джессика решила забыть о глупостях, что ей рассказала Труди.

— Как встреча с Труди? — спросил Джон, когда они, взявшись за руки, пошли в кабинет.

— Прекрасно. Девичьи разговоры. — Джессика отпустила его руку и решила разобрать почту. В первом конверте было приглашение на благотворительный вечер в доме Беверли Хайленд. Джессика и Джон уже бывали у нее. Беверли Хайленд часто устраивала приемы, чтобы собрать деньги на благотворительные нужды или привлечь внимание общественности к какому-нибудь важному вопросу. Предстоящий вечер должен был помочь президентской кампании телевизионного проповедника.

— Я думаю, нам надо пойти, Джесс, — сказал Джон, когда увидел, что она читает. — Его преподобие — достойный человек. Я был бы рад увидеть его в Белом доме.

— Да, — рассеянно ответила она. Джон сел и включил телевизор. Она смотрела на приглашение и не видела его. Беверли Хайленд имела репутацию борца за твердые моральные устои и общественную нравственность. Что бы она сказала, если бы узнала, что творится на втором этаже магазина Фанелли?

Бабочка. Место, где осуществляются ваши мечты…

— Это дорого, — сказала Труди. — Но ты можешь себе позволить. Стоит столько же, сколько членство в элитном загородном клубе. Шикарно, продумано до мелочей. Ты надеваешь браслет в магазине, и по нему тебя отличают специальные служители. Ты присутствуешь на показе моделей, выбираешь мужчину, отмечаешь его на листке бумаги, а также указываешь дополнительные требования, например, хочешь быть в кринолинах или встретиться с Дон Жуаном. Когда все готово, за тобой приходят.

Джессика встряхнула головой, чтобы отогнать это наваждение, и продолжила обзор почты. Вдруг она услышала, как диктор телевидения упоминает ее имя.

Она обернулась как раз в тот момент, когда ее показывали на ступеньках здания суда. Окруженная репортерами и зеваками, она горделиво говорила о своей победе над Уолкером. Камера снимала ее под таким углом, что Джессика выглядела высокой. На ее лице было написано упоение победой. Она казалась воплощением уверенности в себе и в своих силах. Затем на весь экран показали фотографию. Микки Шэннон целует своего адвоката в зале заседаний.

— Сегодня, — говорил комментатор, — миссис Фрэнклин была, несомненно, объектом зависти миллионов поклонниц Микки Шэннона…

Экран внезапно погас. Джон резко встал, обернулся и посмотрел на Джессику. Она похолодела от ужаса.

— Я не могу поверить, что ты позволила это, — сказал он. — Унизила себя и меня.

— Джон, я…

Он вышел из комнаты. Джессика пошла за ним.

— Подожди. Я ничего не могла сделать. Это произошло так внезапно. Мы были так рады, что суд решил в нашу пользу…

Он посмотрел ей в лицо.

— Во-первых, я не одобряю, что Шэннон — твой клиент. Джессика, ты знаешь, что я категорически против, и продолжаешь представлять его. Ты продемонстрировала поразительное отсутствие здравого смысла.

— Микки — нормальный человек.

— Господи, ты только посмотри на него, Джессика. Рокер, к тому же, наверное, и наркоман.

Про себя она подумала: Микки не наркоман. Он даже снимается в телевизионных роликах против употребления наркотиков.

— Если ты думаешь, Джессика, что подобная реклама пойдет на пользу твоей конторе, ты, к сожалению, заблуждаешься. Просто к тебе начнут обращаться разного рода типы с подмоченной репутацией. Ты станешь посмешищем.

— Каждый человек имеет право на адвоката, — сказала она.

— Да, но этим адвокатом не должна быть моя жена. Я глубоко расстроен случившимся, Джессика. Если ты не возражаешь, я пообедаю сегодня один.

Он собрался уйти, но она поймала его за руку.

— Джон! Пожалуйста, не будь таким.

— А каким я еще должен быть, обнаружив дома такое? — Он указал ей на телевизор. — Завтра утром у меня очень важная встреча, Джессика. Я приду на нее, сопровождаемый слухами о бестактности, которую допустила моя жена.

Ей хотелось сказать ему что-нибудь важное, убедить, что сегодня утром в суде не произошло ничего ужасного, что он не прав относительно Микки Шэннона, что она корректно ведет себя, занимаясь адвокатской практикой. Но голос ей не подчинялся. Она была подавлена, в глазах стояли слезы.

— Извини меня, — прошептала она. — Я не хотела, чтобы так все вышло. Ты прав. Мне нужно было проявить больше здравого смысла. Больше подобное не повторится, я обещаю.

Он смотрел на нее еще некоторое время.

— Успокойся, девочка, — сказал он. — Слушай, меня неделю не было дома. Давай не будем ссориться, а?

Она почувствовала волну облегчения и засмеялась. Джон обнял ее.

— Какая все это ерунда. Семь лет назад Микки Шэннон все бы отдал, чтобы его кто-нибудь снял. А теперь он фотографам камеры бьет. Наглец.

Джессике хотелось возразить ему, потому что все в шоу-бизнесе знали, какой мерзавец Лес Уолкер. Кому бы понравилось, если бы ему не давали шагу ступить ни днем, ни ночью, то и дело ослепляя вспышкой.

— Вот что я тебе скажу. — Джон поднял ее лицо за подбородок, чтобы поцеловать. — Почему бы нам не отложить ненадолго обед и не пойти сначала в спальню?

Все их стычки обычно заканчивались постелью. Таким образом Джон давал ей понять, что простил ее. Джессика лежала в темноте, и у нее возникло чувство, что ничего не решено, что проблема осталась. В такие минуты Джессика успокаивала себя своей сказкой о безымянном ковбое в баре.

Она шла по усыпанному опилками полу к своему улыбающемуся сказочному ковбою. Но в этот раз ее обожгла мысль: это может стать явью…

Загрузка...