Бабочка во времени. Новое прошлое

Глава 10

Как и планировал Дима, война закончилась летом 1917 года — на два года раньше положенного срока. Государства-победители, в числе которых была Российская империя, вынудили Германию подписать Версальский договор на Парижской мирной конференции. 21 сентября война была официально завершена. Проявив милосердие, Николай II вернул Германии и Австро-Венгрии часть завоеванных им территорий. Решение это было принято не без помощи Димы, который был уверен, что таким образом удастся избежать серии революций, а также распада и ликвидации Германской, Австро-Венгерской и Османской империй.

Этот благородный поступок окончательно примирил императоров, которые из-за своего неумения договариваться, развязали войну. Однако русскому народу жест милосердия Николая II пришелся не по нраву.

По всей стране начали вспыхивать недовольства из-за «несправедливого» мирного договора, сформировывались новые партии, члены которых ругали царя за разбазаривание земель, за которые русские солдаты проливали свою кровь. Диму это страшно злило, и дома он практически не появлялся, так как вместе с тенями — так он теперь сокращенно называл своих ребят из «Теневого отряда» — отлавливал новых революционеров, что учиняли беспорядки в империи.

Еще больше Диму злило то, что из-за своей занятости он почти не встречался с Татьяной. В последний раз они виделись около двух недель назад, да и то мельком. Дима вместе с Волконским спешил на совещание к императору, а Татьяна как раз вышла из кабинета отца. Они обменялись короткими взглядами и Дима, пропустив вперед Владимира Михайловича, на ходу легко коснулся пальцами тыльной стороны ладони Татьяны. Простой, казалось бы, жест, от которого раньше Дима ничего бы не ощутил, однако с Татьяной у него все было иначе. От легкого прикосновения к ее руке Диму бросило в жар, а сердце стало биться в два раза быстрее.

Никто из них не знал, какое будущее ждет их отношения. Оба даже боялись заговорить об этом друг с другом, поэтому делали вид, что будущее их не заботит — есть только здесь и сейчас.

Тем временем царевна Мария, чей возлюбленный офицер вернулся после окончания войны со званием капитана и снова стал охранять царскую семью, усилила свои атаки на родителей, уговаривая их разрешить ей выйти замуж за любимого. Татьяна жаловалась Диме, что ей уже дурно от того, что младшая сестра без умолку твердит о своем душке Коле. Доброго и пухлого Деменкова она называла «Марииным толстяком» и смеялась над тем, что он хранит все конфетки, которым его угощает сестра.

Решающим фактором согласия императорской четы на брак Марии стала ее бабушка — Мария Федоровна. Придя к сыну и невестке, вдовствующая императрица отчитала их за то, что они мучают ребенка и не дают ей стать счастливой в браке с героем войны. Вечером этого же дня Николай II вызвал к себе Деменкова и дал свое благословение на их с Марией брак.

— Сестра радуется, как мопс, — добавила Татьяна после того, как рассказала Диме хорошую новость. — Свадьбу назначили на конец августа.

Под предлогом прогулки с сестрами и несколькими офицерами из Свободного полка, включая, разумеется, душку Колю, она выбралась из дворца и теперь, оставив шумную компанию, прохаживалась под руку с Димой по Михайловскому саду. У них было около получаса, чтобы побыть вместе — потом Диме предстояло вернуться к слежке за крайне опасным студентом-радикалом Ильей Незнановым.

— А ты, кажется, не рада за Марию, — заметил Дима, поглядывая на серьезное лицо Татьяны.

Зима в Санкт-Петербурге была колючей и ветреной что в двадцать первом, что в двадцатом веке. Татьяна была одета чересчур легко, у нее покраснел нос и торчащие из-под меховой шапки мочки ушей. Сколько раз Дима говорил ей одеваться тепло, а не красиво, но царевна всегда пренебрегала этой его просьбе.

— Я рада, просто… — Татьяна шмыгнула замершим носом и, достав платок, вытерла его покрасневшей от холода и колючего ветра рукой.

— Снова забыла перчатки? — вздохнул Дима.

Татьяна кивнула, убирая платок в карман. Дима снял свои теплые рукавицы и заботливо натянул их на ладони девушки.

— Теперь тепло ли тебе, девица? — спросил он.

Царевна довольно улыбнулась и закивала, прижав ладони в большущих рукавицах к груди.

— Так что там с тобой происходит, ты не договорила, — напомнил ей Дима, снова беря девушку под руку.

— Просто я завидую, — после недолгого молчания призналась Татьяна. — Может, тоже у папеньки дозволения на наши отношения попросить?

Дима напрягся. Не то, чтобы он не хотел жениться на Татьяне, нет. Просто сейчас было не самое подходящее для этого время. К тому же неизвестно, как отреагирует на их отношения императорская чета.

— Думаю, нам надо подождать, — осторожно произнёс он.

— Сколько? — тут же спросила Татьяна.

— Не знаю, — пожал плечами Дима. — Год, два?

— Слишком долго. Я не согласна!

— Раньше нельзя. Давай подождем, пока твои родители отойдут от морганатического брака Марии. И пока не утихнут народные волнения. Не будем спешить, хорошо?

Татьяна задумчиво покусала пухлую нижнюю губу, размышляя над словами Димы. Затем вздохнула и кивнула.

— Хорошо, давай подождем.

— Вот и умница. — Дима запечатлел на лбу Татьяны невинный поцелуй и, улыбнувшись девушке, попрощался с ней, так как уже заметил со стороны Михайловского замка возвращающуюся за ней компанию.

Поймать Назарова в этот день не удалось. Уставший и измотанный слежкой Дима решил побаловать себя и вернуться домой, чтобы спокойно поесть и выспаться в теплой комнате.

Была глубокая ночь, когда он вошел в дом Волконских, который все еще никак не мог считать своим, хоть и прошло уже семь лет с тех пор, как он и Вика стали племянниками Анны Николаевны и Владимира Михайловича.

Стараясь никого не разбудить, Дима прокрался на кухню, налил себе молока и отрезал горбушку свежего хрустящего хлеба.

— Дима?

В проеме двери, кутаясь в шаль, стояла Вика. Высокая, стройная и уже такая взрослая! И когда только успела вырасти?

— Я тебя разбудил? — спросил у сестры Дима.

Вика мотнула головой.

— Рада, что ты дома.

Дома… Она, в отличие от него, считала этот дом своим.

— Решил дать себе немного отдохнуть, — сказал Дима, задумчиво глядя на почти опустевший стакан молока в своей руке.

— Нужна моя помощь?

Дима поднял взгляд на сестру. Она смотрела на него серьезно, обхватив себя руками, как это обычно делала мама, когда интересовалась у Димы, что его беспокоит.

Тоска кольнула его сердце.

В этот момент, в полумраке кухни, глядя на сестру, что стала так похожа на маму, Дима понял, как сильно скучает по родителям. Он и до этого скучал, но скрывал это от сестры и от себя.

В первую очередь от себя. Потому что боялся дать слабину и вместо защиты царской семьи и страны углубиться в поиски способа вернуться назад.

Только однажды Дима дал чувствам выйти. После первого поцелуя с Татьяной он вдруг расчувствовался и позже признался ей, как скучает по родителям. Царевна тогда погладила его по щекам и обняла. Диме сразу стало лучше, и он снова запер свою тоску на несколько замков.

Однако сейчас замки вдруг раскрылись, и дверь, за которой пряталось то, что Дима так усердно скрывал, начала приоткрываться.

— Мне вчера приснился странный сон, — сказала вдруг Вика.

Тоска сразу же передумала выходить наружу. Дверь захлопнулась, по очереди закрылись замки. Дима внимательно взглянул на сестру.

— Мы с мамой смотрели старые фотографии.

— Из синего велюрового альбома?

— Да. Там, где все фотографии черно-белые. — Сестра подошла к лавке, стоящей у стены, и села на нее. — Мы просмотрели все фотографии и добрались до конца, что всегда было редкостью, как ты помнишь.

— Потому что почти на середине нас все время кто-то прерывал и продолжить это дело мы уже не могли, — улыбнулся Дима приятным воспоминаниям.

Сестра снова кивнула.

— Так вот, мы добрались до последней страницы. Там, в кармане, лежали две старые фотографии плохого качества.

— Потому что они были сделаны в начале двадцатого века и неправильно хранились, — пробормотал Дима, силясь вспомнить те фотографии, что видел всего пару раз в жизни.

— Ты помнишь, кто на них изображен? — Вика вскинула на Диму изумрудный взгляд, в котором плескалась задумчивость.

— На одной маленькая прапрабабушка по маме стоит у стога сена, — припомнил Дима. — А на второй… — Как он ни старался, а вспомнить, кто был на второй фотографии никак не мог. Кажется, там был мужчина. — Какой-то наш прадед?

Вика подняла руку и показала три пальца.

— Прапрапрадед?

— Именно. Помнишь, как он выглядел?

— Смеешься? Я и саму фотографию едва помню.

— Я тоже ее плохо помнила, но во сне я отчетливо смогла ее рассмотреть. И знаешь, на кого похож наш трижды прадед?

Дима вопросительно изогнул брови и мотнул головой.

— На тебя.

— Ну, не удивительно — мы же родственники.

— Ты не понял. Он — твоя копия. Ну или ты его.

— Фотография старая и испорченная. Ты не могла так хорошо ее рассмотреть, — начал спорить с сестрой Дима. — Твой мозг запомнил его черты, которые похожи на мои, а во сне сознание дорисовало полноценную картину.

Вика откинулась к стене и посмотрела на брата исподлобья.

— Окей! Тогда как ты объяснишь то, что на том фото рядом с нашим прапрапрадедушкой стояла женщина, которая была очень похожа на царевну Татьяну?

Вот тут Дима уже не знал, что сказать. Кашлянул, смущенно отвел взгляд в сторону и нервно почесал затылок. Его суета не укрылась от внимательного взгляда сестры.

— Это все твоя фантазия, — сказал он неуверенным голосом.

— Ага. И бабочка, что нас перенесла сюда — тоже моя фантазия. — Вика встала и, подойдя к Диме почти вплотную, тихо добавила: — Знаешь, после того, как мы попали в прошлое, я начала внимательно ко всему приглядываться. И сейчас я буквально чую сердцем, что этот сон — непростой.

Дима не нашел ничего лучше, как сказать сестре:

— Тебе нужно выспаться. Ступай, родная.

Прозвучало это так, будто Дима хочет поскорее избавиться от Вики. Возможно, он перегнул палку, но зато сестра перестала вести этот неприятный разговор. Она грустно улыбнулась и шагнул к двери.

— У тебя появилось слишком много тайн, — произнесла она, замерев в проеме. — Смотри не лопни, храня их в себе.

Через три дня, которые Дима полностью посвятил слежке за Незнановым, один из теней принес ему короткое письмо от Столыпина, в котором тот просил о немедленной встрече у него дома. Бросив все, Дима поспешил на Гагаринскую улицу, где стоял мрачного вида трехэтажный особняк премьер-министра.

В прошлой истории он так и не успел пожить в нем — умер от рук Багрова, — однако теперь Столыпин полностью обосновался в своем новом особняке вместе с любимой женой и детьми.

Диму встретила лучезарно улыбающаяся супруга премьер-министра Ольга Борисовна и сразу же проводила его к Петру Аркадьевичу.

— Что случилось? — спросил у него Дима после короткого приветствия.

Хмурый премьер-министр взял со стола письмо и протянул его Диме.

— Читай.

Перед тем, как прочесть письмо полностью, Дима обратил внимание на адресата и подпись в конце, затем поднял взгляд на Столыпина и удивленно произнёс:

— Письмо императрице от умершего Распутина? Что это за чушь?

— Вот и я говорю — чушь. Но императрица считает, что его действительно написал Распутин. Она узнала его почерк.

— Почерк можно и подделать. Здоровье наследника пошатнулось. Императрица сейчас купится на любой обман, связанный с Распутиным, который, я вас уверяю, определенно мертв, — уверенно произнес Дима.

Столыпин с подозрительным прищуром взглянул на него.

— Почему ты так уверен в этом?

Дима медлил перед тем, как ответить. О том, что именно он приложил руку к смерти Распутина, не знал даже самый близкий ему человек — Вика. Стоило ли открываться премьер-министру, который чудом избежал немилости императора?

— Потому что мои люди были рядом в момент его смерти, а затем осмотрели тело, — наконец сказал Дима.

— И причину, по которой они там были, ты, разумеется, мне не назовешь. — Во внимательном взгляде Петра Аркадьевича не было подозрения. Лишь любопытство, которое он хотел утолить.

— Мои люди повсюду, в каждой тени. Поэтому их и называют «Теневым отрядом». Такая уж у них задача: прятаться в тени и все видеть, — невинно произнес Дима.

— Конечно, — снисходительно кивнул Столыпин, любопытство которого, кажется, было немного утолено.

По выражению лица премьер-министра Дима понимал, что тот его подозревает, однако еще Дима понимал, что Столыпин его не выдаст, ибо смерть Распутина сыграла ему на руку.

— А теперь ты все же прочти письмо. Оно весьма любопытного содержания, — добавил Петр Аркадьевич.

Дима послушно принялся читать письмо, и с каждой строчкой его глаза расширялись все больше. Дойдя до конца, он ошарашено взглянул на Столыпина.

— Император видел его? — севшим от волнения голосом спросил Дима.

Столыпин качнул головой. Дима облегченно вздохнул.

— Но видела императрица, не забывай об этом, — напомнил Петр Аркадьевич. — Я украл это письмо с ее стола — благо, его принесли в момент, когда мы с ее величеством вели беседу касательно наследника. Император сейчас в Москве, но я полагаю, что Александра Федоровна уже села за письмо, в котором сообщит ему, что ты пытался убить несчастного старца, да еще и соблазнил их дочь.

Дима слушал Столыпина в пол-уха. Он не понимал, как кто-то мог узнать о его причастности к смерти Распутина и отношениях с Татьяной. Он всегда был осторожен, никто посторонний не мог ничего знать. Кто-то из теней предатель? Но кто? Что именно он упустил, увлекшись тайным романом с царской дочерью?

— Что будешь делать? — спросил Петр Аркадьевич. — Времени у тебя мало. Как только император получит известия, он сразу же вернется в столицу и пошлет за тобой.

— В первую очередь надо доказать, что письмо липовое. Образцы настоящего почерка Распутина сохранились? — Дима задумчиво посмотрел на витиеватые строчки, старательно выведенные на бумаге.

— Думаю, да. Его письма императрице, которые, разумеется, хранятся у нее.

Дима скривился.

— Проще сходить к его семье.

— Тебе сейчас лучше залечь на дно, — посоветовал Столыпин. — Кто знает, на что способна императрица в гневе в отсутствие государя.

— Пошлю теней, — кивнул Дима, соглашаясь с премьер-министром. — А еще отправлю нескольких человек по адресу, откуда пришло письмо. Какой он, кстати?

— Село Покровское

— Место его рождения?

— Да.

— Далековато. — Смяв лист бумаги в кулаке, Дима демонстративно швырнул его в сторону.

— Все же я думаю, что человек, который все это замыслил, находится здесь, в столице, — поделился своей мыслью Петр Аркадьевич.

— Вполне вероятно. Только как нам его поймать? Ни одной зацепки нет…

Петр Аркадьевич, кряхтя, поднял смятое письмо, и Диме стало неловко за то, что он в порыве швырнул его на пол. Расправив письмо, Столыпин сказал:

— У меня в Тобольской губернии есть старый знакомый. Возможно, он сможет нам помочь…

— Чем же? — скептически хмыкнул Дима.

— Он раньше служил на земской почте.

Весь скепсис разом сошел с Димы. Он посмотрел на Столыпина уже другими глазами, видя в премьер-министре возможно единственный шанс на свое оправдание.

— И все же мне очень интересно, почему именно тебя этот Лжераспутин обвиняет в покушении на себя, — теребя усы, пробормотал Петр Аркадьевич.

Дима насторожился, ожидая, что Столыпин снова начнет расспрашивать его касательно его причастности к смерти Распутина. Однако ничего подобного не последовало. Закончив теребить внушительные усы, Столыпин произнес:

— Кем бы ни был автор письма, он явно имеет на тебя зуб. Обрушил сразу два страшных обвинения: покушение на друга царской семьи и тайную связь с великой княжной Татьяной Николаевной.

Дима ждал, когда Столыпин заговорит о Татьяне. Оправдываться он не собирался, поэтому сразу же сказал:

— Насчет последнего он не ошибся.

— Да уж, знаю, — усмехнулся Столыпин. По-доброму.

— Знаете? — Дима чуть не подпрыгнул на месте. — Но откуда?

— Да только слепой не заметит, как вы друг на друга смотрите!

— Черт, — выругался Дима, нервно сжимая и разжимая кулаки. А ведь он наивно полагал, что хорошо скрывает свои чувства.

Петр Аркадьевич встал и, подойдя к Диме, положил ладонь ему на плечо. Жест этот был настолько отеческим, что Дима замер, вспомнив своего родителя, который точно так же поддерживал его в нелегких ситуациях.

— Разберемся во всем, не переживай, — ласково пробормотал Петр Аркадьевич. — Разве могу я бросить в беде юношу, который спас мне жизнь?

У письменного стола, за котором с насупленным видом сидел Николай II, стояла Александра Федоровна и что-то тихо говорил мужу. Заметив Диму, она резко оборвала разговор и посмотрела на вошедшего так, будто он расстрелял всю ее семью.

— Почему он еще не арестован?! — взвизгнула императрица, махнув рукой в сторону Димы.

— Потому что еще ничего не ясно, — ответил император.

— Как это не ясно?! В письме все ясно! Он покушался на Григория и посмел завести тайную связь с нашей дочерью!

— Дорогая, выйди, пожалуйста, — тихо произнес Николай, с мольбой взглянув на жену.

На миг императрица потеряла дар речи. Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, она возмущенно смотрела то на мужа, то на Диму.

— Пожалуйста, — повторил император с нажимом.

Александра Федоровна поджала губы и, вздернув подбородок, медленно вышла из кабинета. С ее уходом враждебность заметно снизилась, и Дима позволил себе немного расслабится — совсем чуть-чуть.

Император устало потер переносицу и встал из-за стола.

— Петр Аркадьевич предоставил мне доказательства твоей невиновности в отношении всего, что связано с Распутиным, — произнес Николай, обогнув стол и усевшись в кресло у окон.

Жестом он пригласил Диму сесть напротив него.

— Что будет с настоящим виновником? — осторожно спросил Дима, садясь в кресло рядом с императором.

— Суд, а затем приговор, — ответил Николай. — Никому не избежать наказания за свою вину.

Последняя фраза Диме не понравилась, как и взгляд императора, которым тот его удостоил. Казалось, что и сам Дима тоже не избежит наказания за связь с Татьяной.

— На императрицу не обращай внимания — она еще не знает, что ты невиновен, но скоро узнает. Она очень… — Николай замешкался, подбирая нужное слово, — … болезненно воспринимает все, что связано с Распутиным и здоровьем Алексея.

— Я прекрасно понимаю ее чувства, — кивнул Дима, не сводя настороженного взгляда с императора и ожидая разговора о Татьяне.

— Что ж, вот и прояснили эту неприятность, — в голосе Николая сквозило явное облегчение.

Неужели, на этом все?..

— И теперь перейдем к следующей проблеме, — продолжил Николай, и Дима подобрался от напряжения. — То, что говорится в письме о вас с Татьяной — это правда?

Вот Дима и дождался этого вопроса. Сколько раз он придумывал на него ответы, но ни одну заготовку сейчас, сидя прямо перед императором, Дима не смог вспомнить.

— Да, это правда, — после недолгих размышлений сказал молодой человек. Не врать же императору, а оправдываться было слишком уж неприятно.

Николай вздохнул и посмотрел на Диму со снисхождением, как родители смотрят на своих детей, которые сделали что-то неправильное, но вовсе не со зла, а просто по незнанию.

— Ты умный молодой человек и прекрасно понимаешь, что брак между вами невозможен.

— То же самое вы говорили великой княжне Марии Николаевне, — дерзнул напомнить Дима.

Брови Николая дернулись.

— Говорил, но это совсем другое. Николай Деменков вернулся героем войны, а на тебя хотели повесить убийство Распутина.

— Покушениена Распутина, ваше величество. Ведь мы уже прояснили тот факт, что Распутин на самом деле мертв, и я к его делу не причастен, — произнес Дима, чувствуя, как портится настроение императора от его дерзости, но молчать и во всем соглашаться он не мог.

Император кашлянул в кулак и заметил:

— Ничего мы еще не прояснили, и если я начну копать под тебя, то всплывет много чего интересного. Однако я благоразумно не лезу в это болото, потому что наверняка знаю одно: ты его создал во благо империи и моей семьи. Твои заслуги слишком велики, чтобы их не замечать, и моя благосклонность к тебе не исчезнет из-за твоей причастности к смерти того, кто и так был мне, да и не только мне, поперек горла. Однако, как я уже сказал, никто не избежит наказания за свою вину, и твое наказание заключается в том, что ты должен порвать все связи с Татьяной. Если я узнаю, что вы продолжаете видеться, то моя благосклонность к тебе испарится, и ты вернешься туда, откуда пришел — в неизвестность.

В этот момент Диме стало страшно. За себя и за их с Татьяной будущее. А еще ему было не понятно, сколько правды на самом деле знает о нем император. Слова про неизвестность показались Диме намеком, мол, Николай не верит, что Дима приехал из Парижа. Император знает, что он — никто, и прибыл из ниоткуда, однако продолжает держать его при себе и доверять.

Что ж, похоже, выбора у Димы не было…

— Я понял вас, ваше величество. — Дима встал и поклонился Николаю. — Наши отношения с Татьяной — в прошлом. Впредь я не подойду к ней и не заговорю с ней, а если она подойдет и заговорит со мной, я сделаю вид, что мы незнакомы.

Николай довольно кивнул.

— Я рад, что мы поняли друг друга. Можешь быть свободен.

Дима снова поклонился и направился к двери.

— Мне жаль, что так вышло, — неожиданно произнес император.

Дима остановился и обернулся. Лицо Николая было непроницаемым, однако в глазах, кажется, стояла грусть. — Как жаль, что среди потенциальных женихов Татьяны нет столь же приятных, умных и преданных нашей стране людей, как ты, Дмитрий. Должен признаться, что ты был бы превосходным зятем — почему иностранные принцы не похожи на тебя хоть немного?

— Как жаль, что я не иностранный принц, — тихо произнес Дима и покинул кабинет императора.

Он ожидал увидеть в коридорах Татьяну, однако девушки нигде не было. Возможно, сестры увели ее от греха подальше. Что ж, это правильно. Им предстоит крайне нелегкое и неопределенное время, за которое придется притворяться, что их связи конец. Приотворяться и ждать, что и на их улице когда-нибудь будет праздник.