Багряные зори

ОПЕРАЦИЯ «ШВЕРТ»

Начальник полиции Сокальский, довольный, потирал руки: «Все идет, как и предвидел Божко. Хоть он и порядочная сволочь, но молодец!»

В кабинет зашел переводчик жандармерии Лауренц. На тонких, как спички, ногах мерно покачивалось его толстое, неповоротливое туловище с большим отвисшим животом. Маленькие зеленые глаза из-под выгоревших рыжеватых бровей подозрительно рыскали по углам комнаты, а потом немигающим взглядом нагло уставились на Сокальского.

— Что нового?

— Большевистские листовки появились не только в Ольшанице. Их понавешивали и в Шарках. Так мы, кроме Ракитного и Ольшаницы, провели облавы и там. Еще вчера вечером к райцентру из кустовых полиций прибыло к нам подкрепление, теперь шесть усиленных групп работают в селах. Произведены обыски и аресты. Крайсляндвирт[10] Рейм одобрил мои решительные действия, комендант — тоже, и по этому случаю он даже выделил большой отряд немецких солдат.

— Сколько арестовано? — по-прежнему оставался спокойным Лауренц.

Сокальский выдвинул ящик стола и вытащил оттуда бумаги.

— В Ольшанице — двадцать шесть; в Шарках — двадцать… Склонившись над списками, Лауренц прочитал:

— «Волошин Филипп Мартынович, коммунист. Поддерживал связь с шарковской подпольной организацией. Чередниченко Анна Семеновна, коммунистка. Ответственный работник газеты «Колхозник Ракитянщины» и член райкома партии… Борко Владимир Степанович, активист, особенно опасный». — И, оторвавшись от списка, Лауренц безучастно спросил: — Все активисты?

— Все.

— Чудесно!

— Стараемся! — улыбнулся Сокальский.

— Кстати, как вы назвали вашу операцию?

— Откровенно говоря, не думал об этом.

— Тогда я вам подскажу — «Шверт».

— То есть?

— Меч!

— Меч? Ну что ж, звучит.

— Я уезжаю в Ольшаницу, прошу вас рассказать о принятых мною мерах гебитскомиссару пану Штельцеру, а также начальнику СС и гебитсполицайфюреру, шефу СД. Скажите, что и вы принимали участие в разработке плана операции, — закончил покровительственно Лауренц.

— Благодарю вас! — сказал Сокальский…

Вереница подвод потянулась в Ракитное, на них и пожилые и молодые, женщины и мужчины. Все, кто сам не мог идти. Остальные уныло брели за подводами. Руки связанные.

Колонна двигалась в сопровождении пеших и конных полицаев.

Оружие конвоиров наизготовку: захочешь — не убежишь.

В Ракитном арестованных загнали в камеры и подвалы. Не хватало места. Женщин и всех арестованных, потерявших сознание от пыток, заперли в конюшне.

…Сокальский зашел к машинистке, а потом, вызвав следователя, протянул ему отпечатанный текст.

— Посмотрите, Иван Ефимович. Может, будут у вас какие замечания…

И Божко вслух прочитал:

— «Пану гебитскомиссару Белоцерковского округа доктору Штельцеру. Копия: Начальнику СС и гебитсполицайфюреру, шефу СД. Докладная записка о результатах проведения операции «Шверт». Сообщаю, что накануне годовщины большевистской революции я получил достоверные сведения о том, что в селах Ракитянского района — Ольшанице и Шарках — подпольные организации большевиков приобретают оружие, объединяются и имеют намерение в день этой годовщины совершить опасные действия в отношении существующего строя и нового порядка. Чтобы предотвратить их враждебную деятельность, я вместе со следователем паном Божко и переводчиком паном Лауренцем разработал план операции под условным названием «Шверт». При осуществлении этого плана полицаи, которые находились в засаде, как я уже докладывал, схватили связного между подпольными группами сел Ольшаницы и Шарков. Он распространял в селе листовки. Все они своевременно изъяты. Во время обыска у захваченного нашли еще четыре листовки и пистолет советской системы «ТТ». После надлежащего воздействия…»

Теперь Божко уже нервно перелистывал страницу за страницей.

— «…На сегодняшний день арестовано сорок шесть активистов, которые несомненно причастны к подпольным группам (список прилагается). Во время проведения арестов и обысков изъято десять боевых единиц вооружения, в частности: гранат — четыре, пистолетов — три, винтовок — две, обрезов — один. Кроме того, дополнительно найдено большое количество опасной пропагандистской литературы. Допросы третьей степени не принесли желанных результатов, что, безусловно, подтверждает упрямство и принадлежность арестованных к подпольной организации. Так, например, допрошенный самым серьезным образом коммунист Борко трижды терял сознание, а когда приходил в себя, каждый раз жалел о том, что не успел убить меня, крайсляндвирта Рейма, бургомистра Пустового и шефа Ольшаницы Кнейзеля. По-видимому, он имел связь с другими, до сих пор, к сожалению, еще не выявленными нами бандитами. Вел Борко себя крайне дерзко, грозил нам, что мы не избежим наказания и все до единого будем уничтожены.

Поскольку в районном городке нет возможности изолированно разместить большое число арестованных преступников, прошу вашего распоряжения в отношении дальнейшего проведения следствия…» Толково написано, ничего не скажешь. У меня нет ни одного замечания, — сказал Божко.

— Можно подписать? — спросил его Сокальский.

— Подписывайте и немедленно отсылайте с нарочным. Всех нас ожидает награда. А о своем «надежном человеке», Шагуле, не жалейте. Инструктор из Берлина нас учил во Львове: свидетель должен молчать как могила. Только мертвый не говорит; и не предаст! Запомните это, Михаил Кононович! И не забывайте слов полицайфюрера: «Не тот враг страшен, что перед нами, а тот, кто среди нас». Внутренний враг самый опасный!