Голова в небе, зад в воде.
арабская поговорка
Я всё-таки заставила себя выдохнуть.
Гнаться за Бахитом не имело смысла, даже если тронуться в путь прямо сейчас. Беглец уже опережал нас на полдня, и никакая спешка не могла этого исправить. До Уммаи-Ма оставалось два перегона, и преимущество, которое давали нам с Камалем верблюд и молох, сводилось на нет.
Зато цели Бахита стали очевидны. Он попытался выжить без покровительства своего племени, не слишком-то преуспел — и теперь хотел вернуться назад. Но не приползти на брюхе, умоляя о прощении и снисхождении, а прийти добытчиком и вестником, обменять меч и сведения о новом заклинании на милость старейшины.
Я рассчитывала примерно на то же самое.
Слабым местом в плане Бахита был ошейник. Никакая известная мне магия не могла обойти волю рабовладельца. Как бы ни отнёсся к возвращению блудного мага старейшина племени, Бахит так и останется невольником — только теперь ещё и беглым. Отличное дополнение к статусу мужа, удравшего от жены-царицы, испугавшись пасынка.
Слабым местом в моем плане — какая ирония! — был Камаль.
Я могла преподнести старейшине чертежи заклинания. Могла разоблачить вора и предателя Бахита. Могла предложить выгодную сделку с Рашедом и все блага дворца для избранных магов.
Но все это никак не отменяло того факта, что в Уммаи-Ма я собиралась прийти в сопровождении человека, который без суда и обвинения убил собственного отчима и был изгнан из племени. А без Камаля, если быть объективной, я бы попросту никуда не дошла — и вообще сложила бы голову ещё в том безымянном оазисе, где случайно повстречала змею.
Выходило, что мы с Бахитом примерно в равных условиях — и теперь все зависело от того, насколько убедительной я смогу быть.
В том, что беглый раб попытается очернить нас с Камалем в глазах старейшины, я отчего-то даже не сомневалась, — но повлиять на это было не в моих силах, и я просто махнула на все рукой и долго с наслаждением плескалась на песчаном мелководье озера Мааб, смывая с себя дорожную пыль и темные мысли.
Камаль сначала бдительно следил за окрестностями, повернувшись ко мне спиной, но вскоре не выдержал и, молча скинув джеллабу и тагельмуст, нырнул с головой. Я с писком закрыла лицо от брызг и нацелилась на берег.
Камаль не препятствовал — но с таким пристальным интересом наблюдал, как я выхожу из воды, что желание немедленно завернуться во что-нибудь стало непреодолимым.
Первым порывом было мстительно закутаться в его джеллабу, но густой верблюжий дух быстро воззвал если не к моему здравому смыслу, то, по крайней мере, к брезгливости, и я спешно натянула на себя свое платье. Оно тоже моментально промокло, но все же несколько снизило градус откровенности, и я со спокойной душой уселась на песок.
Спокойствия хватило ровно на полминуты, в течение которых Камаль не сводил с меня взгляда. Вероятно, потому, что я отвечала ему полной и безоговорочной взаимностью, чего с нами отродясь не бывало.
- Ладно, — выдохнула я и с остервенением потерла ладонями лицо. — Думай обо мне, что хочешь, считай, что я вечно переживаю по пустякам и придаю всему вокруг больше значения, чем вообще может быть, и…
- Пока я считаю, что ты очень много говоришь, — негромко заметил Камаль и усмехнулся. — Но красивой женщине простительно.
Я в задумчивости коснулась спутавшихся после купания волос и поморщилась.
- Бахит с самого начала присматривался к мечу, чтобы преподнести его старейшине в обмен на право вернуться в племя, — пропустив сомнительную похвалу мимо ушей, заметила я. — А вот ты, похоже, с той же целью присматривался ко мне, потому что союзник — куда ценнее, чем зачарованная железка. Особенно — такой союзник, как тайфа, да еще в засушливый год.
Камаль перестал ухмыляться — и это, пожалуй, было даже лучшим подтверждением моей правоты, чем если бы он внезапно рассыпался в комплиментах моей наблюдательности и мудрости.
Я вздохнула и поднялась.
- Тени исчезают. Я пойду в дом.
Мне казалось, что он так ничего и не скажет, — но Камаль сделал несколько шагов к берегу и остановился, когда я неосознанно подалась назад.
- Ритуал единения я предлагал не поэтому, — напряжённо произнес он тогда и нахмурился.
Я медленно кивнула. Не только поэтому, очевидно.
- Не задерживайся, — посоветовала я, будто кочевник сам не догадывался, чем чревато купание под полуденным солнцем.
А ведь он-то был прекрасно осведомлен о коварстве озёрной прохлады. Просто красовался передо мной — в твердой уверенности, что тайфа едва ли снизошёл до того, чтобы хвалиться перед своей посланницей шириной плеч и скульптурным совершенством мускулатуры, а если и снизошёл — то едва ли способен поспорить в этом с сыном пустыни.
Я спрятала усмешку и всё-таки ушла, оставив Камаля в блаженном неведении.