Беспрепятственно приблизиться к шатрам могли только сами арсанийцы, и Камаля они, похоже, соплеменником уже не считали. Стоило нам ступить на тропу, ведущую к стойбищу, как перед нами немедленно возник вооруженный всадник. Только вот страх перед Камалем никуда не делся, и храбрый дозорный из оазиса Уммаи-Ма закрылся щитом весь, оставив для обзора разве что нарисованную на нем звезду да запыленные сапоги с заправленными в голенища шароварами.
Я сильно подозревала, что он нас не видит вовсе, но указывать на это не рискнула.
- Ты ступаешь в земли Уммаи-Ма, — глухо сообщил арсаниец из-за щита. — Зачем ты здесь?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что обращался он ко мне, подчеркнуто не замечая оступившегося соплеменника. Камаль тоже не спешил расслабляться и разматывать тагельмуст — напротив, выразительно скользнул пальцами по рукоятям мечей да так и остался сидеть, набычившись.
- Мое имя Аиза Мади, — ответила я и нервно сглотнула. — Я принесла Свободному племени слово моего господина и повелителя, благородного Рашеда-тайфы, долгих лет ему под этими небесами и всеми грядущими. Будет ли мне дозволено остановиться на ночь и дать отдых молоху?
Традиции гостеприимства на этот счёт были весьма однозначны. Если путник пришел с миром и просит о пристанище, его следовало пригласить за свой стол и разделить с ним пищу и воду. Кто знает, вдруг в следующий раз это тебе понадобится помощь и убежище? Пустыня — не то место, где можно пренебрегать силой взаимовыручки.
Только вот я пришла не с миром. Я пришла с Камалем, который сам по себе был ходячим объявлением войны, и дозорный молчал, скрывая за щитом собственную неуверенность.
- Бахит уже здесь, — безо всякой вопросительной интонации произнес Камаль, сверля взглядом синюю звезду на щите. — И он сказал, что я иду, чтобы убить старейшину и вынудить принять меня обратно в племя, а для прикрытия использую чужачку, которую убедил вызвать почтенного Давлета-бея на разговор.
Судя по тому, как неуверенно заерзал дозорный в своем седле, Камаль попал в точку.
- Так вот, брат, — продолжал Камаль, не сводя глаз со щита, — ас-сайида Мади — законная хозяйка Бахита, и она действительно привезла слово столичного градоправителя. Не веришь моему слову — поверь глазам: на ее молохе клеймо тайфы. Ты можешь оставить меня здесь и провести ас-сайиду Мади к Давлету-бею. По его повелению можно проверить ошейник Бахита и убедиться, что я говорю правду.
- Тогда зачем ты здесь? — всё-таки не выдержал дозорный.
Камаль несколько расслабился и выпустил рукояти мечей.
- Я здесь за благословением царицы, — негромко признался он, — и за благосклонностью Аизы.
Я залилась краской и обернулась, отвлекшись от разглядывания щита и попыток сообразить, что имелось в виду под "братом" — кровное родство или обращение к соплеменнику? Камаль пакостно усмехнулся под тагельмустом и едва заметно пожал плечами. Мол, никто же не обещал, что принц отступится от своих целей только потому, что его избранница грезит о другом мужчине? Убери его с глаз, и сердце забудет. А принц будет рядом, и уж он-то своего не упустит…
Вдобавок этого сенсационного сообщения хватило, чтобы дозорного одолело любопытство, и он чуть опустил щит, чтобы взглянуть на "избранницу" самого принца Камаля. Ничего из ряда вон я не увидела — и дозорный, как я подозревала, тоже.
Он был замотан в тагельмуст так, что открыты оставались только глаза да узкая полоска кожи, чуть тронутая индиговой краской. Камаль в первые дни одевался точно так же. Это сейчас тагельмуст лишь формально прикрывал губы и кончик носа — вероятно, потому, что и я, и загадочный "брат" уже не раз видели принца вовсе без головного убора.
Из-за постоянного ветра и солнца я тоже пряталась под платком, и сам дозорный вряд ли что-то рассмотрел. Но все же опустил щит ещё ниже.
- Жди здесь, отступник. А ты, ас-сайида Мади, будь моей гостьей.
Кажется, это предложение Камаля не слишком обрадовало. Но он промолчал, догадываясь, что все могло быть гораздо хуже.
- Благодарю, добрый господин, — с намеком произнесла я и легонько похлопала молоха по шее.
Ящер, за время пути успевший привыкнуть к постоянной компании верблюда Камаля, к чужой скотине пошел с явной неохотой. Я поймала себя на том, что, кажется, всецело разделяла его чувства.
- Каррар, — представился мой новый провожатый и убрал щит вовсе, с любопытством рассматривая чужачку — так бесцеремонно и жадно, что я почувствовала себя так, будто снова вернулась на базарную площадь. Даже шею словно сдавило ошейником — который с меня давным-давно сняли.
«Все-таки и правда братья», — обреченно поняла я и приготовилась к худшему.