Бактерия 078

РАССКАЗ ФУКУДЫ. ЧЕЛОВЕК СТАНОВИТСЯ МАШИНОЙ

Вокруг царила непроглядная тьма. Человек широко раскрыл глаза, но ничего не увидел. Лоб и лицо болели, но еще сильнее ныла нога. Он поднял голову с подушки. Боль усилилась. Попробовал собрать разбегающиеся мысли. Сейчас… сейчас… Почему так темно? Где он находится?.. Ага!.. Постепенно перед ним начали возникать события минувшего дня. Прежде всего - толпа людей… Это митинг. И еще речь… Это он говорил ее. Так… Теперь он уже начинал припоминать дальнейшее: арест, допрос в полиции, поездка на автомобиле, визг тормозов, жгучая боль и внезапное бегство… Потом откуда-то вырос около него неизвестный человек. Они вместе бежали через дворы, огороды, потом ехали на грузовике… А! Теперь он в доме того доктора, который делал ему перевязку…

Фукуда стал прислушиваться. Из-за легкой стены доносился приглушенный шепот. Тогда он встал, едва не вскрикнув от боли в колене. Нащупал в кармане коробку спичек, которую ему оставил доктор, зажег одну. Мигающий огонек спички осветил низкую дверь. Фукуда направился к ней, затем остановился в нерешительности. А что, если там, за стеной, находятся люди, которые не должны его видеть? Ведь старый доктор ясно сказал, что ему придется скрываться здесь дня три-четыре. Четыре! Легко сказать - четыре дня! Нет, он не может терять и часа!

Фукуда решительным движением открыл дверь и зажмурил глаза, ослепленный ярким светом.

За низеньким столиком сидели три человека. Из них только двое были знакомы - доктор и шофер, помогавший при побеге. При появлении Фукуды третий, незнакомый моложавый мужчина с живыми, быстрыми глазами встал.

- Присаживайтесь, товарищ Фукуда! - приветливо пригласил он.

Фукуда вздрогнул от неожиданности. Откуда этот человек знает его фамилию? Ведь здесь он никому не называл ее… Замешательство длилось одно мгновение, затем он овладел собой. Но это не укрылось от зоркого взгляда незнакомца.

- Не много найдется в Японии людей, которые знают мою настоящую фамилию, - сказал Фукуда.

- Вы ошибаетесь! - улыбнувшись, спокойно заметил незнакомец. - Сегодня ее знает много, даже чересчур много людей.

- Мою фамилию?

- Да! Уже в течение нескольких часов вся токийская полиция только и занимается розысками некоего Такео Фукуды.

- А, полиция!-успокоился Фукуда.-Действительно, они знают мою фамилию, я так им представился! - пошутил он. - Ну, а поскольку я убежал, то, конечно, они должны меня разыскивать.

Незнакомец снова испытующе посмотрел на него.

- Вы неправильно рассуждаете. Не каждого ищут так, как вас.- Он подчеркнул последние слова.

Фукуда недоуменно посмотрел на него:

- Не понимаю… Зачем?..

- Мы тоже не понимаем, - перебил незнакомец, - и надеемся, что именно вы разъясните нам все. Я думаю, вы убедились, что находитесь среди друзей, а не врагов.

Фукуда решительно обратился к шоферу:

- Послушайте, товарищ, я хотел бы, чтобы вы связали меня с кем-нибудь из руководителей токийского комитета коммунистической партии. Можете вы это сделать?

Шофер улыбнулся и уже хотел что-то сказать, но в разговор вмешался незнакомец:

- Прежде всего мы хотели бы узнать кое-что о вас. Кто вы?

С лица шофера исчезла улыбка, он вопросительно посмотрел на незнакомца. Фукуда тихо сказал:

- Не обо всем, товарищ, можно рассказывать первому встречному человеку. Извините, я полагаю, что это не должно оскорбить вас. Так нас учит жизнь и… - Он оборвал фразу.

- Вы правы! Это делает честь вашей осторожности.

Незнакомец достал из кармана удостоверение и протянул Фукуде:

- Прочтите… Теперь верите? Зовут меня Ямада. Я секретарь комитета партии центрального района Токио и пришел сюда специально, чтобы обсудить вместе ваши дела.

- Мои дела? - медленно, словно взвешивая слова, спросил Фукуда. - Хорошо! - решительно добавил он. - Прежде всего расскажу вам о себе. Все, до последней подробности. Я верю вам, не имею права не верить. Но прежде чем я дойду до сегодняшних событий, мне придется рассказать вам о многих вещах. Это может утомить вас. Уже довольно поздно, а моя история потребует немало времени.

Никто из троих не произнес ни слова, но по их лицам Фукуда понял - они будут слушать его хоть всю ночь. Тогда он закурил сигарету и, поудобнее усевшись на цыновке, начал:

- Мое детство прошло так же, как проходит детство сотен тысяч японских ребят. Не удивляйтесь, если я скажу, что в шесть лет я уже знал цену каждой иены. На лице моей матери я никогда не видел улыбки радости, зато очень часто замечал, как по ее морщинистому, изможденному лицу текли слезы… - Фукуда тяжело вздохнул. - Да, я не забыл этого! Мне было только шесть лет, но я уже перестал быть ребенком… Однажды мы с отцом вернулись домой с поля. Отец еле добрался до дверей - он не мог стоять на ногах и, не притронувшись к пище, улегся на цыновке. Его начала бить лихорадка, временами он забывался и что-то кричал.

Мать побежала к соседям. Пришли две женщины, и от них мы узнали, что в этот день в деревне заболело еще несколько взрослых и детей.

Ночью меня разбудили рыдания матери - отец умер. В нашей деревне стали твориться страшные вещи: люди умирали каждый день в нестерпимых мучениях, иногда прямо на улице. Спустя неделю приехали врачи. Уже через час после их появления по всей деревне пронеслось ужасное слово «чума». Чума! - взволнованно повторил Фукуда. - Вы понимаете, что скрывается за этим страшным словом? Смерть! Смерть сотен тысяч людей, которых уже нельзя спасти… И я эту смерть видел своими глазами. Видел трупы на порогах жилищ, трупы на полях, трупы на дороге.

Врачи, которые приехали к нам, уже не вернулись в город: самолет сбросил немного лекарств и повернул назад. Нашу и соседние деревни окружили колючей проволокой. Войска и полиция строго следили за тем, чтобы из зачумленных деревень никто не выбрался по ту сторону ограждений. Врачи были бессильны. Наше «доброе» правительство, - зло усмехнулся Фукуда, - прислало так мало лекарств, что ими невозможно было остановить победоносное шествие смерти. Император не имел времени заботиться о жизни людей из бедных, убогих деревень, и люди мерли, как мухи… Правительство считало, что людей в Японии «чересчур много», жизнь человека стоит всего несколько иен, а медикаменты дороги, очень дороги… - Фукуда скрипнул зубами. - Я бегал по всей деревне, как и остальные ребята, видел, как умирают люди. Мне тогда еще не все было понятно: ребенок остается ребенком. Все это я понял значительно позже. А тогда, еще шестилетним мальчиком, видя страшную смерть моей матери, я только давал себе клятву, что когда вырасту, то обязательно сделаюсь врачом, у меня будет белый халат и полные карманы пузырьков с жидкостью, убивающей чуму…

В числе приехавших к нам врачей был один старый доктор, который очень возмущался тем, что прислано так мало лекарств. Не помню уже, что он тогда говорил, но знаю одно - он боролся за жизнь каждого больного и проклинал тех, кто обрек люден на смерть. Я боялся этого доктора и в то же время любил его. Такие противоположные чувства довольно часто уживаются в душе ребенка… Старый доктор тоже полюбил меня - заботился обо мне, отдавал часть своего скудного пайка.

Потом эпидемия начала затухать. В нашей деревне осталось в живых всего несколько человек. Однажды вечером старый доктор стал расспрашивать меня о родственниках. Узнав, что никого из них в живых не осталось, старик решил взять меня с собой в город. Я открыл ему свою сокровенную мечту - стать врачом и убить чуму. Старый доктор погладил меня по голове и обещал помочь выучиться на врача, сказав, что мои мечты совпадают с его собственными… Мне до сих пор все еще кажется, что я чувствую на своей голове его сухую, старческую руку и слышу его дрожащий от волнения голос…

Яркий свет лампы падал на лица сидящих вокруг низенького столика мужчин. Слушая рассказ Фукуды, каждый из них мысленно переносился в свое далекое детство. Детство Фукуды ничем не отличалось от их собственного. Что из того, что в селении, где родился Косуке, не было чумы! Но ведь и там царила нужда, там тоже умирали люди, а дети знали только голод и горе…

- В городе меня отдали в школу, - продолжал Фукуда. - Старый доктор и его жена заботились обо мне, как о собственном сыне, и баловали меня чем могли. А надо сказать, что жили они бедно - старый доктор не искал богатых пациентов, как это делали его коллеги. Больше того, он избегал их. Не раз его вызывали по ночам к больным, с которыми произошел несчастный случай на фабрике. И доктор уходил и возвращался домой на рассвете, принося вместо денег горькие рассказы о нужде рабочих… А я учился. Учился прилежно, был первым учеником в классе. Мной даже заинтересовался директор школы, он ставил меня в пример другим ученикам. Часто я получал похвалы и награды за успехи.

Однажды директор школы вызвал меня к себе. Он ласково сказал, что хотя мне только двенадцать лет, но я уже являюсь гордостью его школы. Однако если я хочу быть настоящим японцем, то должен служить своему императору до последнего дыхания. Если я готов к этому, то он примет меры к переводу меня в военное училище, где обучаются будущие офицеры непобедимой армии императора… Перспектива надеть военный мундир подействовала на мое воображение. Я сразу же представил себя во главе войск, завоевывающих новые земли и славу. Такео Фукуда-победоносный полководец и герой, о котором пишут книги!.. Мне уже мерещился пышный, триумфальный въезд в родной город. Помнится, я даже поблагодарил тогда директора за его заботу обо мне.

Вернувшись домой, я обо всем рассказал своему приемному отцу… - Голос Фукуды дрогнул. - Никогда… никогда не забуду, какая печаль отразилась па его лице во время моего рассказа! Когда я умолк, старый доктор начал отговаривать меня. Он говорил, что я вступаю на опасный путь, что армия императора совсем не такая, какой она мне представляется. Он напомнил о моих детских мечтах, о благородной роли врача, помогающего народу. Но мундир и будущие лавры героя привлекали меня сильнее, чем докторский халат.

Тогда мой опекун начал говорить о несправедливости японского общества, о тяжелой доле японских рабочих и крестьян. Он разъяснил мне, что император Японии может считаться отцом далеко не для всех японцев, что он -злой отчим всем беднякам. Но старый доктор не умел говорить так, как наш директор, и я не поверил ему. Это был наш последний разговор. На следующий день сам директор проводил меня и еще нескольких учеников в военную школу. Начался новый период моей жизни…

Фукуда опустил голову. Помолчав несколько минут, он продолжал:

- Не буду вам рассказывать, как я жил в военной школе и чему там учился. Вы сами не хуже меня знаете эти дела, хотя и не были там. С утра до вечера в нас вдалбливали идеи синтоизма. После обычных уроков проводились военные занятия… А впрочем, - Фукуда махнул рукой, - вы сами знаете, как это делается. Ведь и до сих пор ничто не изменилось в большинстве таких школ. Скажу вам коротко: годы, проведенные в военной школе, должны были превратить меня и моих сверстников в машины, в безвольные механизмы, способные единственно к выполнению приказов и бездумному служению императору. Когда я окончил военную школу, то был уже не человеком, а именно такой машиной…

Фукуда закурил. Рука, в которой он держал сигарету, дрожала.

- Не знаю, хорошо ли вы понимаете меня, по то, что я сейчас сказал, очень важно.

- Мы понимаем тебя! - сказал Ямада. - Вполне сознаем, как тяжело тебе говорить об этом теперь, когда ты уже столько понял…

- Не только понял! - перебивая его, покачал головой Фукуда. - Главное то, что увидел и пережил.

Ямада ничего не ответил. Несколько минут все курили молча. Потом Фукуда решительным жестом погасил сигарету:

- За несколько дней до выпуска каждого из нас вызывал к себе начальник школы. Разговор обычно был короткий: выпускнику объявлялось о зачислении в офицерскую школу. Несколько иначе выглядел разговор со мной и несколькими другими учениками, окончившими школу с отличием. Начальник похвалил меня за успехи, от имени императора поблагодарил за старание и спросил, не хочу ли я учиться дальше, скажем в университете. За годы, проведенные в школе, я уже почти забыл о своих прежних мечтах и вспомнил о них только во время этого разговора. Тогда я рассказал ему, что хотел бы стать врачом, что мечтаю о карьере бактериолога. Это заставило начальника задуматься. Ответ я получил через несколько дней. Меня снова вызвали к нему, и он объявил, что я направлен на медицинский факультет университета в Киото, а дальнейшую специализацию получу в армии. Начальник добавил также, что я остаюсь военным и буду жить в казарме офицерской школы в Киото вплоть до окончания университета.

Так я вступил на путь науки. В свободное от лекций время меня и нескольких таких же, как я, «военных студентов» заставляли заниматься военными дисциплинами. Я становился врачом и одновременно солдатом. Меня учили видеть в каждом, кто мыслил иначе, чем я, врага императора. Это была страшная система, подавляющая человеческую душу. Человек, который создается такой системой, тоже страшен. И я постепенно становился таким человеком-машиной.

В 1941 году я окончил университет. На следующий день после получения диплома меня вызвали к начальнику школы. С гордостью показал я ему диплом об окончании медицинского факультета и только потом заметил, что в кабинете, кроме него, находится еще какой-то человек. Это был плотный мужчина в штатской одежде, но все выдавало в нем кадрового военного.

Начальник школы представил меня незнакомцу, назвав его генералом. Завязался разговор о моей учебе и дальнейших планах. Уже через несколько минут я понял, что генерал очень хорошо знаком с бактериологией. Мы говорили главным образом об эпидемических заболеваниях. Очень много внимания было уделено чуме, которой я давно интересовался. Начальник школы вступал в наш разговор редко, да и то только для того, чтобы похвалить меня, как прилежного студента и настоящего офицера, который мечтает о беззаветном служении императору. Генерал внимательно выслушивал эти похвалы, время от времени задавал мне вопросы из области политики. Я отвечал так, как нас учили в офицерской школе: изрыгал проклятия по адресу Советского Союза, ругал коммунистов, призывал все кары Будды на головы красных. Генерал был очень доволен. Наконец наш разговор был закончен. Помню все это так ясно, как будто дело было сегодня… Генерал положил мне руку на плечо,- Фукуда сжался, словно почувствовал прикосновение змеи, - и сказал: «Я уверен, что, специализируясь как бактериолог, вы принесете немало пользы нашей великой империи. Вы сможете доказать свою ненависть к нашим врагам, а прежде всего к коммунистам!»

Фукуда прервал рассказ. Видно было, что ему тяжело, очень тяжело вспоминать детали этого давно происходившего разговора. Глаза трех его собеседников внимательно следили за выражением его лица.

- Кто был этот генерал - об этом я узнал только через год, когда попал в его «отряд», - продолжал Фукуда. - Имя его было Исии…

- Что?! - разом вскрикнули собеседники.

- Да, Сиро Исии, преступный маньяк, который хотел заразить чумой все человечество и убить людей бактериями. Вы, наверно, читали отчеты о процессе в Хабаровске и знаете о тех преступлениях, которые творил Исии… Так вот, я… - горько усмехнулся Фукуда, - я был одним из тех, кого Исии лично готовил в свои помощники. Подобные случаи были весьма редки в нашем «отряде». Я, должно быть, имел задатки незаурядного мерзавца, коль скоро сам Исии заинтересовался моей особой…

Дрожащими руками Фукуда взял сигарету. Потом несколько раз пытался зажечь спичку, но ломал ее и никак не мог закурить. Косуке подал ему огня.

- Успокойся, - тихо сказал Ямада, - это дело прошлое. Важно то, что ты в конце концов все понял.

- Неправда! - прохрипел Фукуда. - Вы совсем не то думаете. Вы в душе презираете меня, и остальные тоже презирают!

- Успокойся! - Ямада встал и, подойдя к Фукуде, положил ему на плечо руку. - Никто тебя не презирает. Хорошо, что ты вырвался из этого ада и стал человеком… Продолжай!

Жадно затянувшись несколько раз подряд, Фукуда овладел собой. Голос его теперь звучал глухо и несколько апатично:

- Что было дальше? Из Киото я приехал в Токио. В генеральном штабе меня направили к одному полковнику. Не помню даже его фамилии, да это и не имеет особого значения. Он долго говорил со мной о политике. Особенно подробно допытывался он о моем отношении к Советской России и коммунистам. Мои ответы, видимо, удовлетворили его. Я получил необходимые документы, направление и особый пропуск. Полковник разъяснил, что я должен выехать в Синцзян, где размещен штаб Квантунской армии , а уже оттуда меня направят непосредственно к месту службы. Пропуск я обязан хранить как зеницу ока и предъявить лично начальнику первого отдела штаба армии. Кроме того, полковник сказал, что с этого момента я уже являюсь офицером специальной службы и поэтому подпадаю под действие особых уставов. Никто не должен знать, что я еду в такую-то часть, никто не должен знать, что я буду работать бактериологом.

- Ты был в «отряде 731»?

Этот вопрос был задан так неожиданно, что Фукуда в первую минуту не понял и удивленно взглянул на секретаря. Тог смотрел холодно, взгляд его был острым.

- Да… - тихо ответил Фукуда.

- Теперь я кое-что понимаю, - сказал секретарь, обращаясь к своим товарищам. - По крайней мере, понимаю причину нервозности генерала Канадзавы.

- Канадзава? - воскликнул Фукуда. - Канадзава?.. Этот убийца, этот жандармский пес, которого проклинает каждый житель Харбина?.. Что вы говорите? Ничего не понимаю!

- Я тоже еще не понимаю многих вещей, товарищ Фукуда, - усмехнулся Ямада. - Надеюсь, мне поможет их попять твой дальнейший рассказ. Но сначала я хотел бы тебя спросить об одном: твои взгляды изменились, как я догадываюсь, еще во время войны, но знал ли об этом Канадзава?

- Да, - глухо сказал Фукуда. - Даже слишком хорошо знал. Когда…

- Подожди, - прервал его Ямада, - не забегай вперед. Говори по порядку обо всем, что ты видел и пережил. Я знаю, что это страшные вещи и о них говорить тяжело, но если ты уже начал рассказывать, то преодолен и эти трудности. Извини, что я прервал тебя! Я не мог понять, почему Канадзава так горячо заинтересовался твоей особой. Теперь все ясно. Я думаю, что дальнейшее изложение твоей истории разъяснит нам и причину того, почему американцы питают к тебе не меньший интерес, чем Канадзава.