Бали: шесть соток в раю

Глава первая Шесть соток в раю

Мне нечего скрывать. Что было — то было. А из любой истории и слова не выбросишь. Как и почему все происходит, мы и сами порой не догадываемся, хотя и стремимся к чему-то, и усилия прилагаем. Где-то таинственным образом сходятся наша воля и сценарий судьбы.

Такой уж мне, Андрею Иванову, выпал жребий — стать русским, купившим землю на Бали. И не ради устройства ресторана, а для выращивания риса — особого, местного, который больше нигде не найдешь. Однажды мне захотелось это сделать, вот все и завертелось. Не скрою, купить землю на Бали очень даже непросто. Времени только на подготовку всей процедуры потребуется не один месяц, да и цель из виду терять никак нельзя. Но я точно знал, к чему мне земля за экватором.

А начиналась история в старой доброй Европе. Мысль двинуться далеко на юг посетила меня на вокзале Термини в Риме. Тогда настроение у меня было не самым лучшим. Очередной почти служебный роман пошел прахом. Милая француженка, которой я помог создать на Апеннинах небольшой гостиничный бизнес, предпочла мне — редкому гостю, навещавшему ее раз в два-три месяца, носатого итальянского полицейского. По сравнению с тем, что вытворяли мои бывшие русские возлюбленные, все вышло не так уж и плохо — даже забавно. По крайней мере, я застал парочку не в постели, а держащимися за руки и мило воркующими прямо перед отелем, ради выкупа которого мне еще год назад приходилось брать гарантии у скупых итальянских банкиров.

Подправлять форму полицейского носа я не стал. Впрочем, сказанного мной оказалось достаточно, чтобы он стал фиолетовым, как слива. До чего же испортили итальянских мужчин современные европейские нравы! Какое-нибудь столетие назад уважающий себя итальянец, к тому же полицейский, побежал бы за карабином, чтобы всадить мне пулю в затылок. Вместо этого носатый начал бормотать нечто вроде извинений и при первой же возможности ретировался.

Моей нежной подруге, оказывается, был нужен постоянный сексуальный партнер. Ну, не только сексуальный, а еще тот, чья сильная рука (спина, грудь, плечо — выбирайте по вкусу) находилась бы рядом в любой момент, а не через неделю после крика о помощи. Возможно, она ждала услышать что-то вроде «Брось его, я все прощу!». Но женское непостоянство вызывало во мне уже только бешенство. Я забрал свои вещи, отменил переговоры, которые назначил ради расширения ее бизнеса, и отправился на вокзал. Решение было чисто импульсивным. Мне хотелось сбежать из Вечного города, который стал для меня отныне образом вавилонского блудилища.

Мне достались билеты на ближайший поезд, который отправлялся в Неаполь. Ожидая начала посадки, я взял в одной из вокзальных кофеен чашечку эспрессо. Один евро в обмен на три-четыре глоточка удивительно крепкого, ароматного кофе. Кофе я пью сладкий, и для подобных мне «слабаков» на стойке бара стояли две вазочки с сахаром: белым, обычным, и коричневым, модным. Я машинально взял коричневый, бросил кусочек в чашку и, помешивая деревянной палочкой, заменявшей в этом кафе ложки, вдруг подумал: почему мы стали так неравнодушны ко всему необработанному? Сахар из сырца, каши грубого помола, свежевыжатые соки, сырая рыба, дикий или неотшлифованный рис… Диетологи прошлого ужаснулись бы и сказали, что, потребляя эти продукты, мы только мучаем свой организм. А теперь недоваренное, недоочищенное, недоготовленное превратилось в панацею от всех болезней. Минуя грандиозные фабрики по производству рафинированных продуктов, они появляются на прилавках магазинов — причем по ценам значительно более высоким, нежели их собратья, прошедшие полноценную обработку.

Магазины «натуральных» продуктов появились вначале во всех европейских столицах, потом ими обзавелись все мало-мальски уважающие себя города. И такое положение не объяснить усталостью современного европейца от городской жизни и его стремлением вернуться к природе. Жизнь «на воздухе» большинство из нас примут разве что в компании уютного домика с кондиционером и тарелкой спутникового телевидения. Никто от жизненных удобств отказываться не станет — даже ради близости к молодым листьям салата и парному молоку.

Может, нам просто захотелось разнообразия — спасения от скуки? Одни стремятся посетить все мыслимые и немыслимые туристические достопримечательности. Другие — пожить в незнакомых местах, познакомиться с бытом и нравами живущих там людей. Но если на это нет денег или времени, остается попробовать хотя бы питаться по-другому. И воображать, варя бурый рис, будто ты очутился среди жителей Индокитая.

«Гуд-бай, старая Европа!» — сказал я про себя в Риме. Мне нужно что-то новое. Здесь все происходит по одному и тому же сценарию, как на конвейере, с которого выходят одинаковые автомобили. Чтобы не превратиться в Чайлд Гарольда, тяготящегося миром и самим собой, нужно сделать нечто нетривиальное.

«Я буду выращивать рис» — такова была мысль, пришедшая мне в голову уже по дороге в Неаполь. Мысль, которую я на время забыл, отдавшись веселым порокам портового города.

Но спустя несколько месяцев я прилетел на Бали, — и она вновь овладела мною. Достаточно быстро я выяснил, что на этом острове выращивают особый сорт риса, который здесь называют ага.

Этим словом обозначают многие продукты, которые выращивают только на Бали. Есть вина ага, есть овощи ага, порода местной кошки. Есть и рис с таким же названием. Растет он на склонах потухших вулканов, образующих северную часть острова. Здесь поселились люди, которые сохраняют традиционный уклад жизни, все быстрее размываемый наплывом туристов и немалого числа переселенцев, стремящихся на Бали в надежде на заработки.

Внешне рис ага похож на другие современные сорта индонезийского риса: средней длины, ровный, бурый в неотшлифованном состоянии, снежно-белый после обработки. Отличие заключается в том, что он зреет дольше и приносит урожай в полтора раза меньше. Медленнее созревая, он тем не менее собирает в себе куда больше дымного вкуса вулканической балийской почвы, больше минералов и полезных веществ.

Низкая урожайность — главный бич местного риса. Продуктов на острове не хватает, их постоянно завозят с Большой земли, то есть с Явы. Чтобы удовлетворить аппетиты возрастающего потока туристов, местные землевладельцы переходят на сорт риса, выведенный в лабораториях в начале семидесятых годов прошлого века и названный за свою урожайность «чудесным». Этот рис практически безвкусен, зато плодовит и неприхотлив. Ага постепенно оттесняется все дальше в горы.

Говоря честно, я не верю, что местный образ жизни удастся сохранить, и не принадлежу к сторонникам отстаивания традиции ради нее самой. Но балийский рис не давал мне покоя. И не столько своим качеством, сколько мифом, который мне захотелось сложить вокруг него. Как вам такая зазывалка: «Энергия древнего вулкана в вашей тарелке»? Неторопливо растущий, древний, ценный, вкусный продукт обязательно будет модным. Для начала это поймут русские рестораторы на Бали: почти в каждом крупном туристическом районе есть парочка «наших» ресторанов с родными отечественному глазу названиями типа «Маша и медведь». Потом к ним присоединятся австралийцы и немцы. Наконец наступит время России: мода на то и мода, что расстояния для нее не помеха.

Глубокую разведку на Бали я предпринял в прошлом году. Жил здесь почти месяц, питался в разных ресторанах и простых закусочных, общался со многими людьми. Вернувшись в Россию, продолжил разговоры, подсчеты, консультации. Какую только я литературу о рисе не прочитал за прошедшие месяцы — даже пытался освоить труды многоученой конференции по генетике зерновых! Проку, правда, оказалось мало, мудреная терминология так мне и не далась. Но, как только стало понятно, что степень риска от вложения денег не выходит за пределы разумного, я начал организовывать решающий визит на Бали.

Десять лет занятий бизнесом научили меня, что это увлекательная игра с правилами, которые меняются чуть ли не ежедневно. Как любая игра, бизнес требует не только искусства и холодной головы, но еще искренности и умения наслаждаться каждым новым поворотом жизненного сюжета. Доход приходит только к тем, кто не боится проиграть; впрочем, в этом деле гарантий нет никаких — что бы ни рассказывали вам в школах менеджмента.

Короче, я решил рискнуть, понимая в глубине души, что моя настырность не вызвана увлечением этническими продуктами. Во всем виноват Бали. Я страстно хотел обрести свои «шесть соток» на этом острове.

В Бали я влюбился три года назад, впервые побывав здесь. Тогда только и говорили что о взрывах в Джимбаране и Куте — культовых местах для австралийских и европейских туристов. Уже во второй раз исламисты выбрали своей целью этот остров — одно из самых необычных мест в Юго-Восточной Азии. Цены на поездки резко пошли вниз, и я, следуя принципу, что снаряд не падает в одну воронку трижды, отправился в индонезийский земной рай.

Тогда мне досталось бунгало в одном из отелей на полуострове Танжунг Беноа, в юго-восточной части Бали. Узкие полупустые пляжи иногда наполнялись дружелюбными местными жителями, предлагавшими за какие-то копейки спа — то есть массаж ног, рук или всего тела, и местными мальчишками, изумительно пластично перекидывавшимися футбольным мячом. Изредка попадались французы и немцы, почти не было австралийцев и американцев. Зато освободившееся место начали заполнять китайцы и русские.

Встревоженные малым числом гостей, нас осаждали местные водители такси. Стоило выйти за порог гостиницы — и со всех сторон раздавались призывные гудки: цены на поездки здесь смешные. Правда, когда я к концу недели загорел, их активность заметно спала. Загорелый — опытный; он уже знает, что до ближайшего супермаркета можно дойти за две минуты и брать такси необходимости нет.

Балийцы удивительно радушны. Уже после возвращения из первой поездки я с удивлением прочитал, что в течение нескольких столетий они славились как бесстрашные и умелые воины, как пираты, наводившие ужас на окрестные острова. В наше время об этом ничто не напоминает. Да, иностранцы для них — один из главных источников существования, поэтому приезжие окружены здесь вниманием, нам, северянам, порой кажущимся назойливым. Но как это не похоже на стаи человеческих пираний, которые атакуют белого европейца в большинстве стран Южной Азии!

Среди балийцев немало плутов. Если есть возможность немного нагреться на обмене валюты, большинство из них сделают это не смущаясь. Всего несколько движений ловких азиатских рук — и десяток тысяч рупий у вас увели. Карму себе этим они не портят — ведь ты чужак, не местный. Но если вспомнить, сколь мало стоят рупии в переводе на наши рубли (не говоря уже о долларах!), то всякая досада пропадает. Обычно плутовство балийцев безобидно. Выведенные на чистую воду, они тушуются и стараются ретироваться или всячески загладить свою вину. Однажды некий таксист в ответ на мой вопрос, где можно купить бутылку местного вина, совершил со мной длительный круговой вояж по почти единственной на Танжунг Беноа улице, чтобы остановиться перед магазином, расположенным в паре шагов от гостиницы. Разоблаченный и безжалостно уличенный, он вернул все деньги, а наутро ждал меня на ресепшене, чтобы за сущие копейки отвезти на красивейшее горное озеро Батур.

Здесь, на юго-востоке острова, я увидел просто потрясший меня отлив. Однажды утром вода ушла от берега метров на триста-четыреста. Лишь кое-где оставались лужицы, в которых плескались не успевшие сбежать мальки, да по ровному песчаному дну бывшего океана стремглав носились крабы, прятавшиеся при приближении человека в свои норки. Я прошел по песку вплоть до линии коралловых рифов, захлестываемых темно-синими волнами.

На Танжунг Беноа не увидишь величественной панорамы бескрайней морской глади. Над восточным горизонтом высится темной грядой гористый остров Нуса Пенида, до которого я так и не добрался. По вечерам на нем зажигаются редкие огни — и тем интереснее смотреть, как на их фоне порой проплывают другие огненные точки — огни кораблей, идущих на юг из порта Санур.

Из-за отлива большие корабли не показывались. Зато мимо меня проплыла длинная и узкая индонезийская лодка под красно-белым флагом. Мотор не работал, а на невысокой мачте красовался прямоугольный парус. Он был повернут почти параллельно бортам и, казалось, зацепился одним краем за нос судна. Ветер едва шевелил его, но лодка довольно быстро скользила вперед. Она прошла в каком-то десятке шагов от меня, и можно было рассмотреть людей, которые пристроились под навесом на ее корме. Похоже, я увидел свадебный обряд: в самой середине сидели очень серьезные юноша и девушка, одетые в яркие одежды и увешанные гирляндами цветов. Вокруг них расположилась компания юных балийцев, щебетавших весело и невинно. Одна из девушек опустила руку в воду и повернулась ко мне. Она была молода, свежа и показалась настолько прекрасной, что я замер с открытым ртом.

Девушка засмеялась, а потом плеснула водой в мою сторону. Вся компания тут же обратила на меня свои взгляды. «Hello! Guten Tag! Bonjour!» — меня приветствовали на всех знакомых им языках. Смуглые ладошки трепетали над головами, словно птичьи крылышки. А одна из девушек послала мне воздушный поцелуй.

В тот момент в моей груди что-то дрогнуло. Такое неоднократно описывалось в книгах: «лопнула короста на душе», «живительная влага жизни проникла в его сердце» и все такое. Избитыми словами не передать того ощущения удивительного покоя и благодарности перед богами этого места, которое осталось после недели, проведенной на острове. Меня словно вырвали из потока привычных впечатлений и эмоций. После неожиданной встречи во время того отлива я вдруг почувствовал бесконечность времени, раскинувшуюся перед моей душой — захватившую прошлое и будущее.

Уже после возвращения в Россию я осознал главное впечатление от Бали. Оно отдавало вкусом местного авокадо-фреш — коктейля из растертого авокадо, свежего молока, сливочного мороженого и меда. Я пил его каждое утро: он напоминал мне молочные коктейли из детства, но при этом наполнял энергией на половину дня.

Точно такой же и Бали — нежный, свежий, питательный и юный.

Идея с балийским рисом стала удачным поводом, чтобы вернуться сюда.