Балтиморский блюз

Глава 18

Тесс смогла принять вертикальное положение только к полудню. Она сидела на дне ванной под струей горячей воды и пыталась понять, лучше ей от этого или хуже. Как в лотерее. Наконец, она собрала мокрые волосы в тугой хвост, потому что ей показалось, что давление от резинки снимает головную боль, и отправилась в судебный пресс-центр.

«Закон Фини, — предостерегала табличка на двери, — гласит: плохой редактор — это неудавшийся репортер. Но все самые худшие редакторы были хорошими репортерами».

Она толкнула дверь и увидела судебного репортера «Маяка», развалившегося в эргономичном кресле, с ногами на античной столешнице, которую ему удалось урвать благодаря знакомому смотрителю музея. Ухо его было прижато к телефонной трубке, в руках — компьютерная клавиатура, а во рту — целый пакет чипсов со сметаной и луком. Она чувствовала этот запах с другого конца комнаты.

— Мне наплевать, что ты им сказал в одиннадцать часов на бюджетном совещании, — протянул он, перемежая реплики чавканьем. — Видишь ли, к сожалению, все получилось не совсем так. Судья не понял, что тебе нужна простота и — как ты там говорил? — четкая и ясная нить повествования. Может, к тому времени, как ты соберешься на трехчасовое совещание по бюджету, тебе удастся все понять. Если нет, попытайся сделать это к четырехчасовому совещанию. Да ладно тебе, это не твоя вина. Ты редактор.

Он аккуратно положил трубку на рычаг. Если бы для Фини было обычным делом швырять телефонные трубки и повышать голос, его давно бы уже уволили за нарушение субординации. За это или за то, что он через день угрожал редакторам смертью. Но он настолько спокойно, почти дружелюбно наносил вербальные оскорбления своим боссам, что те думали, что он шутит. Они никогда и не догадывались или никогда не признавались, что догадываются, что презрение Фини было искренним.

Фини был прямой противоположностью своего кабинета — неопрятный, с вечно топорщащимися в разные стороны волосами и торчащей из штанов цвета хаки рубашкой. Он питался только тем, что можно было купить в радиусе пятидесяти ярдов от здания суда. Это установленное им самим ограничение гарантировало ему стабильную диету, состоящую из хот-догов, в результате чего к сорока годам к его худощавому тельцу добавилось заметное брюшко. Брился он раз в месяц, обычно в тот день, когда он подавал отчет о расходах. Он работал в газете больше трех лет, но большинство сотрудников не очень хорошо представляло себе, как он выглядит. И ему это нравилось.

— Дорогая Тесс! Чем могу быть полезен? Ты опять собираешься носиться здесь с мужским пиджаком на голове? К сожалению, мне не посчастливилось лицезреть эту картину, но в суде эта история стала притчей во языцех.

— В следующий раз я постараюсь предупредить тебя заранее. А сегодня я просто хочу выяснить, как можно вычислить индивидуального истца по асбесту.

— Что ты о нем знаешь?

— Это пожилой мужчина.

— Да уж, ты здорово сузила список подозреваемых. Я так полагаю, теперь ты скажешь, что он работает на судостроительной верфи.

Тесс, привыкшая к сарказму Фини, выудила газетную вырезку и сверилась с текстом.

— Он выиграл несколько сотен тысяч долларов в последнем неконсолидированном разбирательстве, что бы это ни было. А единственным ответчиком были «Симс-Кивер», по крайней мере, в этом деле.

— Вот это уже разговор. — Фини набил запрос в библиотеку данных «Маяка» на клавиатуре, которую до сих пор держал в руках. — К счастью, у меня есть накопитель на жестком диске. У большинства отделов нет доступа к библиотеке, но я сказал им, что у меня слишком много срочных задач, и без доступа не обойтись.

— В здание вас не пускают, так?

— Точно. Теперь я пытаюсь убедить их присвоить мне учетную запись в правовой справочной. Но они до сих пор не забыли мне тот счет, который я выставил им за микроволновку. Черт, система тормозит. — Он яростно тыкал пальцами в кнопки, и, в конце концов, на экране появилась форма запроса информации для поиска. Фини ввел «Симс-Кивер» и «асбест».

— Я сейчас введу временную шкалу, — пояснил он Тесс, колотя двумя пальцами по кнопкам. — Пытаясь разгрузить суды, они объединили все дела по асбесту в одно большое разбирательство, которое состоялось несколько лет назад, но до этого рассматривалось более дюжины дел в год. Я прошу компьютер поискать информацию, датированную временем до консолидации.

Он нажал на кнопку. «Найдено девяносто семь объектов» — высветилось на мониторе компьютера.

— Боже правый, девяносто семь случаев. Слишком долго копаться. Нужно сузить параметры поиска. Дай-ка мне ту статью. — Он пробежался глазами по вырезке. — Что за бред?! Зачем они вообще дали этому парню вести колонку? А, вот еще кое-что. — Он напечатал «восемьсот пятьдесят тысяч долларов».

«Найдено три объекта», — отозвался компьютер.

— Итак, в заданный нами период времени состоялось три разбирательства, которые имеют отношение к «Симс-Кивер», асбесту и сумме восемьсот пятьдесят тысяч долларов.

Заинтригованная, Тесс заглянула ему через плечо. Электронные базы данных были ей в новинку. Хилая «Звезда» никогда не шла в ногу со временем. Более того, отдел хранения справочного материала в редакции «Звезды» был известен, прежде всего, тем, что в любой момент отставал минимум на пять лет. И тем, что под шапкой «Известные грызуны» там хранились фотографии Микки Мауса.

Фини вывел на экран все три отчета. Он печатал так быстро, что Тесс едва удавалось уследить за текстом.

— Тебе повезло. Вот трое истцов, которые вырвали у «Симс-Кивер» восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Двое из них — за одно разбирательство и в одном суде. Судья Уэст. На твоем месте я бы сходил с этими именами к его секретарю. Может, что-нибудь удастся узнать. Но я бы на это особенно не рассчитывал.

— А еще я могла бы просто позвонить им, если они еще живы.

— Ага, и что ты им скажешь? «Здорово, это ты тот старикан, который гонялся за тем стряпчим с бейсбольной битой?» Или ты прикинешься, что проводишь телефонный опрос среди владельцев бейсбольных бит?

— Отличная идея. Я в этом деле тебе в подметки не гожусь.

— В каком это «этом»? Ты сейчас играешь в частного сыщика? Или собираешься поступить на юридический факультет?

— Не знаю точно, Фини. Но если здесь удастся раскопать что-то интересное, обещаю, ты узнаешь об этом первый.

— Даже до Джонатана?

— Он — последний, кому я расскажу. Кстати, ты же не говорил ему, что я звонила на днях?

Фини покачал головой.

— Я не знал, что было, о чем рассказать. Даже теперь, когда я увидел эту статью и понимаю, к чему ты клонишь, все это кажется мне довольно сомнительным, Тесс. Что ты пытаешься доказать? Что какой-то старичок объегорил законника? Это большой шаг вперед со времен гонок с бейсбольной битой с целью размозжить чью-нибудь голову.

Зазвонил телефон. Фини пропустил пять звонков и только потом поднял трубку так, словно у него была уйма времени. Голос его был спокойным и ласковым, чего не скажешь о словах.

— Это Фини. Что? Да я в жизни не слышал подобной идеи. Как ты вообще получила эту работу? Ты там с кем-то спишь, что ли?

Тесс услышала нервный смех редактора на другом конце провода. Она помахала Фини ручкой и выскользнула за дверь. Старый политический обозреватель в «Звезде» однажды рассказал три правила успеха в журналистике. Будь звездой. Веди свою рубрику. Делай репортажи в других городах, а не там, где издается твоя газета. Фини нашел для себя город — всего в шести кварталах от офисов «Маяка».

Обед еще не закончился, но она решила, что секретарь судьи Уэста, скорее всего, потрошит пакетик с ленчем на рабочем месте. Зарплаты судебных клерков хватает только на обед в шикарных заведениях типа «Тако Белл». И правда, молодая круглолицая секретарша сидела за столом с банкой колы, пакетиком чипсов и сандвичем с яйцом и салатом на салфетке.

— Здравствуйте, я Тесс Монаган. Я работала в «Звезде». Кажется, мы с вами встречались пару раз, мисс… Коллингтон. — На самом деле, она видела эту женщину первый раз в жизни, но секретарша была столь любезна, что держала на столе табличку со своим именем: Д. КОЛЛИНГТОН.

— Донна. Донна Коллингтон.

Это была негритянка с красноватого оттенка кожей, не старше двадцати восьми-двадцати девяти лет, с милым детским личиком и длиннющими ногтями, которыми легко можно было вырвать кому-нибудь сердце. На ее довольно пухлой фигурке обтягивающее пурпурное платье слегка сборило, но большинству мужчин как раз это и нравится.

— Сейчас я работаю в одной местной юридической фирме, и у нас появилось такое запутанное криминальное дело. Сумасшедший дом какой-то. — Пока ничего не наврала. — Начальник хочет, чтобы я нашла человека, который сможет дать показания в пользу нашего клиента, но всем нам известно, что он выступал в качестве истца в этом суде два года назад, в разбирательстве по асбесту. У меня есть пара имен, но я не могу выяснить, кто из них мне нужен.

— Почему бы вам не позвонить им обоим? Отличный вопрос.

— Я думала об этом. Но босс прямо запретил мне им звонить. А когда я поинтересовалась почему, он ответил, что это не мое дело и чтобы я просто делала так, как он сказал.

Донна Коллингтон понимающе рассмеялась.

— Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Но я не понимаю, чем могу вам помочь. Эти асбестовые случаи — такое болото. Бесконечная вереница стариков, которые откашливаются в носовые платочки и таскают с собой кислородные баки.

— Ну, мой товарищ, скорее всего, был одним из последних перед консолидацией. И он был довольно буйный.

— Буйный?

— Горячий. Вздорный. Вспыльчивый. Может, он угрожал или вел себя как-то странно.

Донна опять расхохоталась.

— Другими словами, мог взять у судьи со стола графин с водой и вылить его адвокату на голову?

— Что-то в этом духе…

— Не «что-то в этом духе», а так и было. Это был один милый старичок, очень похожий на эльфа, само очарование. По сравнению со всеми остальными, он даже не казался такой развалюхой. Но он так расстроился, когда кто-то выиграл больше денег, чем он, что схватил графин воды и ка-а-ак ливанет на адвоката. На своего собственного адвоката. Не хотела бы я увидеть, что он мог сотворить с представителем другой стороны, если бы судебный пристав не скрутил его.

«Еще бы ты захотела», — подумала Тесс, которая видела фотографии из отчета по вскрытию.

— Вы случайно не помните, как его звали?

— Только его имя. Просто его жена все кричала: «О, Абнер! О, Абнер, ради бога, Абнер!» — и пыталась заставить его успокоиться. Я чуть штаны не намочила, честное слово. А судья так сильно старался не рассмеяться, что порвал свои. Мы его называли Крошка Абнер.

Тесс сверилась с распечатками, которые дал Фини. Абнер. Абнер Маколи. Есть!

— Спасибо, Донна.

— Не за что. Можете осчастливить своего босса. — Она мило улыбнулась, грозя Тесс длинным алым ногтем. — Тинер Грей будет вами доволен. Но в следующий раз не стоит вешать мне лапшу на уши, девочка моя. Я с самого начала знала, на кого ты работаешь. В суде все только и говорят о длинноволосой девушке, которая на прошлой неделе устроила тут пятидесятиярдовый забег.

Тесс бросило в краску. Она совсем забыла, насколько тесен этот судебный мирок, что секретов здесь почти не бывает. Все это время Донна Коллингтон сидела с невинным детским личиком, прекрасно зная, кто она такая и что за «запутанное дельце» ее интересует. Сгорая от стыда, она отправилась на Феллз Пойнт, в книжный магазин, хотя на смену она уже опоздала.

Когда Тесс, взяв разбег еще с остановки, примчалась к кассе, Китти наградила ее злобным взглядом. Она украшала отдел детской литературы к празднику «Дом на пуховой опушке», который планировался на выходные. Прочитав в журнале статью о все возрастающей соревновательности празднований детских дней рождений, Китти решила пойти наперекор Чаку И. Чизу, заманивая балтиморских родителей-книголюбов в магазин тематическими вечеринками — по Винни-Пуху, «Алисе в стране чудес», «Ветру в ивах». Все дети получали в подарок пятидолларовые сертификаты от магазина. Вполне перспективное капиталовложение, ведь их родители тратили долларов на пятьдесят больше, когда приходили за детьми.

— Китти! — воскликнула Тесс, переходя в наступление. — Ты все-таки носишь одежду? Неужели твой полицейский ратует за объявление Балтимора свободной демократической зоной?

Вместо обычного кимоно на Китти в этот раз были черные льняные бриджи с крошечными колечками на отворотах и черный же хлопковый свитер на несколько размеров больше, который висел на ее тщедушном тельце, как на вешалке. Он постоянно съезжал то с одного плеча, то с другого. У Кроу, пристроившегося на лестнице в отделе женской беллетристики, от этих перемещений уже, наверное, кружилась голова.

— По крайней мере, я не пропустила сегодня занятия йогой, — отозвалась Китти. — И я не позволяю мужчинам рушить мою жизнь. Я сама разрушаю их жизни.

Итак, визит Джонатана не прошел незамеченным. Китти не была противницей случайного секса — она была против Джонатана. Она считала, что Тесс достойна лучшего. Тесс знала, что способна и на худшее.

— Ты знаешь, не все мы богини. Некоторым хочется стабильности.

— Даже у богинь не всегда все гладко. — Это уже Кроу со своей лестницы. — Афине вообще не были нужны мужчины. Нимфа Дафна предпочла превратиться в дерево, нежели отдаться Аполлону, а он, между прочим, был богом.

Тесс проигнорировала его замечание и тихо, чтобы только Китти услышала, прошипела: «Джонатан не так плох. Когда он загорается — по поводу работы или еще чего, ему нужен кто-то, кто сможет его понять. Девушка, с которой он сейчас встречается, его не понимает».

— Не понимает, что ему срочно требуется переспать с кем-то на стороне? Уж, наверное, не понимает.

Кроу так вперился в них взглядом, что Тесс показалось, что он вот-вот рухнет со своей лестницы. Она прошептала: «Дело не в сексе. Секс — это дело десятое, почти… формальность».

— Еще одна причина им не заниматься, — самодовольно ответила Китти.

Измотанная и раздраженная, Тесс уже готова была сказать какую-нибудь гадость своей тетушке, о которой потом сама пожалеет, но вдруг заметила, что к прилавку направляется крошечная согбенная фигурка. Женщина шагала решительно, уставившись в пол. По такой позе продавцы обычно вычисляют покупателей, которые собираются приобрести Камасутру или книжку со словом «оргазм» в заголовке.

Но это оказалась Сесилия, маленькая невеста-кунгфуистка из ОЖНА. «Интересно, какую книгу она ищет?» — подумала Тесс. У Китти был целый отдел книг по изнасилованиям, даже несколько публикаций о том, как вернуться к нормальной сексуальной жизни.

— На вашей визитке не написано, что это книжный магазин, — сказала Сесилия. В ее тоне проскакивали и обвинительные нотки, и смущение.

— Скорее всего, нет. — Тесс отчаянно пыталась вспомнить, за кого выдавала себя вчера вечером. Что она ей сказала? Что это за женщина?

— Мы партнеры, — не моргнув глазом соврала Китти. Этот талант сохранился у нее еще с тех времен, когда она жонглировала счетами и кредиторами.

— А-а-а… — Сесилия раскачивалась на каблуках перед прилавком, буравя взглядом деревянные доски под ногами. — Я звонила сюда, чтобы узнать, куда идти, но никогда не была здесь раньше. Я и не знала, что здесь находится.

Тесс бросила взгляд на Китти, и та удалилась в свой кабинет, махнув рукой Кроу, чтобы тот встал за кассу. Тесс усадила Сесилию за один из старых библиотечных столов.

— Сначала я переживала из-за того вечера, — начала Сесилия, внимательно изучая кольца на дубовой столешнице. — Не надо было печататься в справочнике: почти никто, кто к нам обратился, не соответствует нашим критериям, и нам постоянно приходится отказывать людям. Многим из них больше некуда пойти.

— Ну, ничего страшного, — бодро отозвалась Тесс. Извинения приняты. И давай заканчивать. Прошу тебя, уходи, потому что я не имею не малейшего представления, что наболтала о себе вчера вечером. — Я не сержусь.

— Я сказала «сначала». — Внезапно Сесилия перестала прятать глаза. Трансформация оказалась быстрой и кардинальной — значительно быстрее, чем в понедельник вечером, когда превращение из малютки Сесси в Сесилию было более плавным. — Но потом я поняла, что на самом деле вам вовсе не хотелось стать членом нашей группы. Вы шпионили за нами.

— Почему вы так думаете? За исключением того, что это правда.

— Вы столько усилий приложили к тому, чтобы разыскать ОЖНА, а потом подняли шум, когда вам отказали в членстве, вероятно, из-за того, что хотели поговорить о том, что с вами произошло. Но в кафетерии, когда я начала расспрашивать вас об изнасиловании, вы вообще отказались говорить. По вопросам, которые вы мне задавали, я поняла, что вы вообще не представляете, что это такое. Вы были слишком любопытны, слишком вежливы.

Тесс промолчала.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что привело вас туда.

— Сначала вы мне кое-что расскажете. В вашей группе есть женщина по имени Мэри? Женщина, насильника которой защищал Майкл Абрамович?

На губах Сесилии появилась странная улыбка:

— Нет, никакой Мэри у нас нет. Но среди нас много женщин, которые знакомы с методами Абрамовича.

— Сколько?

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Не уверена, что буду отвечать. — Тесс ощутила удивительный прилив сил. Она не знала почему, но чувствовала, что Сесилия боится ее. Это ощущение было ей в новинку, но оно ей нравилось. — Так сколько, Сесилия?

Сесилия перевела взгляд на потолок и, загибая пальцы, начала перечислять, словно на перекличке:

— Ну, например, Пру, Мередит и Мария, но не Мэри. Джоан и Мелодия. Синтия. Стефани. Сьюзен. Нэнси и Ханна. Лесли, Джейн, Элен и Лайза. Я, кажется, никого не забыла. Это ядро. Кто-то приходит, кто-то уходит, но эти четырнадцать женщин всегда вместе.

— Я так понимаю, эта текучесть кадров не случайна, — сказала Тесс. — У вас, судя по всему, есть свои основания никого не пускать в свой круг.

— Вы бы поняли, если бы знали настоящее название группы. — Сесилия перегнулась через стол, словно хотела посвятить Тесс в свою тайну. Она стала более непринужденной, беззаботной. Тот прилив сил у Тесс, чем бы он ни был вызван, исчез без следа. — «Жертвы Майкла Абрамовича». Разумеется, наше собрание в понедельник было последним — так, импровизированные поминки по великому покойному адвокату.

— Неплохая версия. Но не забывайте, что я видела ваш устав. Вы забыли его в кафетерии. Официальное название группы — «Общество жертв насилия и агрессии», и подготовил этот документ сам Абрамович. Зачем ему было участвовать в создании группы женщин, которые его ненавидят?

Сесилия окинула ее оценивающим взглядом.

— Хороший вопрос. Именно его я задала Пру три недели назад, когда увидела устав. Она сказала мне, что сама придумала эту шутку. Она обратилась к Абрамовичу с просьбой зарегистрировать устав, когда он занимался частной практикой, играя на благотворительных инстинктах людей. Абрамович овладел этим «навыком» во времена своей работы государственным защитником людей. Тогда он построил карьеру на возвращении насильников на свободу.

— Итак, Пру собрала эту группу и ограждает ее от посторонних?

— Именно так. Мало того, что тебя изнасиловали, так еще и приходится смотреть на свои налоги в действии, когда государственный защитник Абрамович добивается оправдательного приговора для мужчины, который надругался над тобой.

— Но Абрамович просто выполнял свою работу, — возразила Тесс. — А что бы ты предпочла — чтобы государственные защитники бросали своих подзащитных на произвол судьбы или все-таки пытались сделать все возможное? У него не было цели причинить тебе боль. Он пытался помочь бедному молодому человеку. Ничего личного. К тому же он давно уже сменил профессию. Не пора ли…

— Жить дальше? На самом деле, какое-то время я продолжала жить. Потом я начала везде натыкаться на его лицо, его голос. Я видела его по телевизору, слышала по радио. По дороге на работу я проезжала мимо щитов с его фото. Вот тогда и появилась группа — когда все женщины снова увидели его лицо, услышали его голос. Все вернулось.

— Не лучше ли было перестать смотреть дециметровые каналы? Переключиться на национальное государственное радио? Ездить на работу другим путем?

Сесилия сползла вниз по спинке стула, словно этот разговор утомил ее.

— Твои слова только доказывают правоту Пру. Другие нас не понимают. Никогда не думала, что мне придется рассказывать все это другой женщине, но ты просто не понимаешь.

Нет, понимает. Она понимала их ярость, их сломленность. Но ей было неприятно, что эти люди строили свою жизнь на восприятии себя как жертвы — даже при том, что и с ней такое иногда случалось. Это неправильно. Вместо того чтобы залечивать свои раны, эти женщины каждую неделю раздирают их. Для них бунт заключался в том, чтобы устроить поминки с кексиками — отпраздновать тот факт, что кто-то другой взял на себя реализацию их патетических фантазий о мести.

Если, конечно, это был кто-то другой.

— Женщины из группы когда-либо заговаривали о возможности лишить себя права на нормальное существование.

Сесилия уставилась на нее.

— Мы жертвы насилия, а не преступники. Почти все эти женщины боятся выходить из дома после наступления темноты.

— Хорошо, тогда ответьте мне вот на какой вопрос. В группе обсуждалось убийство? Знаете ли вы, где была тем вечером каждая из женщин?

— Я знаю, что Пру была на бейсболе с двумя десятками детей на костылях и своими сотрудниками из бухгалтерской фирмы. Остальные, скорее всего, провели тот вечер, как и любой другой — сидя в постели со включенным светом, боясь заснуть.

— А вы?

— Я была одна дома. Классическое алиби, да? Мужчина, который меня изнасиловал, собирался использовать именно его, если бы дело дошло до суда. Защита — отличная штука, в ней может быть сколько угодно противоречий. «Меня там не было». «Я был там, но не делал этого». «Я сделал это, но она сама захотела».

— А ваша история — она не противоречива?

— Я была одна дома. Я была там, но не делала этого. Я сделала это, но он сам захотел, — монотонно, скучающим голосом продекламировала Сесилия.

Тесс, то есть ее пострадавшая попа, вспомнила, как Сесилия сбила ее с ног в кафетерии. Абрамович был ниже нее и, скорее всего, не тратил по два часа в день на греблю и поднятие тяжестей. Да, жизнь — несправедливая штука. Даже маленький, толстенький, неспортивный мужчина был сильнее ее. У Сесилии не было ни одного шанса — или был?

— Так какова же цель вашего визита, Сесилия? Единственное, что вы сделали, — это убедили меня в том, что членов группы ОЖНА необходимо под присягой допросить по делу об убийстве Майкла Абрамовича.

— Я подумала, вы что-то знаете. Я подумала, вам что-то нужно. Теперь я в этом не уверена.

— Относительно Абрамовича?

— Нет. В действительности к нему это вообще почти не относится. — Она встала, собираясь уходить. — Не уверена, что вы поймете меня, но его смерть не доставила нам особой радости. По крайней мере, мне.

— Может, вам стоит организовать группу поддержки для него: «Жертвы Майкла Абрамовича в поддержку Майкла Абрамовича».

На мгновение в глазах Сесилии промелькнула тень маленькой Сесси, испуганной и уязвимой. Она подняла руку, и Тесс порадовалась, что их разделял тяжелый дубовый стол. Но Сесилия потянулась к своим отсутствующим волосам в поисках прядки, которую привыкла накручивать на палец в задумчивости.

— Хорошо, наверное, быть такой сильной и объяснять это тем, что ты хорошая, что ты правильно живешь и правильно питаешься, поэтому заслуживаешь здоровья и счастья, — произнесла она, словно только что все это для себя уяснила. — Но есть еще такая вещь, как удача, а в мире больше несчастий, чем везения.

С этими словами она покинула магазин. Она была еще тоньше, чем запомнилась Тесс. И симпатичнее, особенно когда на лице отразилась злость, и она нашла в себе силы смотреть прямо в глаза. У человека, который на нее смотрит, должно быть, замедляются рефлексы, особенно, если его только что избили. Когда он заметит маленькую ножку в опасной близости от своего уха, будет уже слишком поздно.