Балтиморский блюз

Глава 25

Тесс не пришлось долго рыться в записях Абрамовича, чтобы установить личность гадкого факера. Как оказалось, эта кличка была игрой слов. Человека звали Такер Фокер. В ходе судебного разбирательства произошла интересная замена букв. Потенциальные свидетели называли его «этот чертов педик». Времена меняются: теперь слово «факер» стало вполне приемлемым в отличие от «педика». Фокер, что было вполне разумно, предложил свою альтернативу. В одной из статей он назвал себя «гадким факером». В действительности там было написано «гадкий ф…», но и ребенок догадался бы, как выражение выглядело в оригинале.

«Мне посчастливилось иметь такого адвоката, как Майкл Абрамович», — сообщил он журналистам. И это было уже после того, как его признали виновным в одном убийстве, совершенном при свидетеле, и после того, как он признал себя виновным в остальных убийствах, получив столько пожизненных сроков, что мог выйти на свободу только при условии, что ему удастся прожить более девятисот лет.

Почему благодарность превратилась в ненависть? Тесс откинулась на спинку стула, пытаясь найти ответ. Объяснялось ли это тем, что теперь перспектива смерти стала значительно более реальной, чем десять лет назад, когда казалось, что смертной казни в Мэриленде больше не будет. Или это был результат жизни в одиночной камере, когда есть уйма времени, чтобы придумать новые поводы для недовольства. Она рассматривала старое фото, на котором Фокер обнимает своего адвоката. Несчастным выглядел как раз Абрамович, разглядывающий свои ботинки. Абрамович, который был рад письмам от других своих клиентов, отбывающих срок, тяготится обществом Такера Фокера. Из-за того, что проиграл дело? Или потому, что этому человеку, который всю жизнь боролся со своими сексуальными пристрастиями, было неприятно прикосновение мужчины, насиловавшего маленьких мальчиков и убивавшего их, чтобы никто не узнал о его деяниях?

Фокер был тем самым источником, о котором говорил Джонатан. Фокер был клиентом Абрамовича. Оба мертвы. Осмелится ли она с ним встретиться? Она понимала, что у нее нет выбора. Такое ощущение, что она в незнакомой лодке, которая плывет сама по себе по незнакомой трассе, и нет человека, который держал бы руль или мог предупредить о препятствиях. Разумеется, она в любой момент может остановиться, сдаться, пойти в полицию или к Тинеру, рассказать им все, что ей известно. А может продолжать плыть вперед.

Она позвонила дяде Дональду на работу. Он, как обычно, снял трубку после третьего гудка, пытаясь сделать вид, что занят.

— Тессер! Где ты была целую неделю? Мне пришлось все писать самому. Как ты могла так поступить со мной?

— Я не могла вернуться после того, как узнала от мамы, кто на самом деле платит мне «зарплату». Мне не нужны подачки, дядя Д. Я не так сильно нуждаюсь в деньгах.

— Я тоже. А после того как мне пришлось все это делать самому, я готов платить тебе в два раза больше. Я на все согласен. Только вернись.

Последние слова он пропел и пояснил:

— «В ясный день увидишь вечность». Показывали по кабельному вчера вечером. Если я запою, как Ив Монтан, ты согласишься вернуться к работе?

— Не пойдет. Я хочу, чтобы ты оказал мне большую услугу. Тебе по службе никогда не приходилось иметь дело с Управлением исправительных учреждений? Мне нужно встретиться с одним заключенным, приговоренным к смерти, как можно скорее.

— Несколько лет назад я делал там ротацию кадров. Заместитель директора по работе с заключенными. Напиши письмо, и если заключенный не будет возражать, надо будет получить согласие адвоката. Но это может затянуться надолго. Вот что я тебе посоветую: напиши запрос и отправь его по факсу им в канцелярию завтра прямо с утра. У меня там есть пара знакомых, я позвоню им и скажу… А что я им скажу? Слушай, в Мэриленде же есть один Монаганн, который активно спонсирует губернатора. Пишется с двумя «н», но разве кто это заметит? Я позвоню своему знакомому и по секрету расскажу, что ты его внучка, пишешь диссертацию по социологии. Они пустят тебя к нему уже завтра днем.

— А получится?

— Тессер, если они поверят, что ты приходишься внучкой Эду Монаганну, то они могут разрешить тебе забрать его с собой на денек. Половина законов штата были написаны исключительно ради блага его рыбозавода. Губернатор ради него в лепешку расшибется.

— Дядя Д., ты самый лучший дядя в мире. Все для тебя сделаю.

— За распространение ложной информации пенсию у меня не отнимут. Самое страшное, что мне грозит, — это очередной перевод. Знаешь, единственный департамент, в который меня еще не засовывали, это Министерство занятости населения и экономического развития. А это слишком плохо, потому что уж я-то знаю, как не потерять работу. А наше с тобой соглашение — вершина экономического развития.

Тесс вспомнила пустой кабинет своего дядюшки, чистый стол, блокнот, исписанный шуточными пари. Он никогда не был женат, никогда не интересовался ничем, кроме политики и трека. С тех пор как его прежнего начальника сняли, он жил как в ссылке, растрачивая свои таланты попусту.

— Дядя Дональд, а это трудно — ничего не делать?

— Ты что, это благодать!

— Нет, я серьезно. Я знаю, что ты рад чекам, рад пенсии, которую тебе дадут, но разве не трудно найти себе занятие?

Он ответил не сразу. Тесс знала, что он не обдумывает ее вопрос, а пытается найти слова, в которые можно облечь правду, которую он так долго скрывал ото всех, даже от самого себя.

— Труднее нет ничего, Тесс. Будь я моложе, я, возможно, нашел бы другую работу, и пусть я любил бы ее не так сильно, зато пришлось бы хоть немножко работать головой, — вздохнул он. — Черт возьми, мне повезло, что мне тогда не предъявили обвинение. Понятное дело, если бы меня потащили в суд, я стал бы лоббистом. Если тебе предъявляют обвинение, а тебе удается выйти сухим из воды, доверие к тебе растет.

— Правда. Но самые лучшие лоббисты — это те, которые постоянно находятся под угрозой обвинения. У них есть стержень, которого у других нет.

Дональд одобрительно усмехнулся:

— Умная ты, Тесс. Может, тебе стоит заняться политикой. Только не бери с меня пример. Не позволяй своей первой любви помешать тебе найти следующую.

Она повесила трубку, ошеломленная: дядя решил, что она говорит о себе. Но ведь она думала только об Абрамовиче. Разве не так?

На следующее утро Тесс напечатала запрос, как наказал Дональд, и по факсу Китти отправила его в Управление исправительных учреждений, как только оно открылось в 8.30. Она просто изложила свою просьбу, оставив все интриги на откуп Дональду. Потом, если кто-то вдруг узнает, что это была другая Монаган, Дональд просто скажет: «Кто же знал? Наверное, кто-то чего-то недопонял». Разрешение на встречу пришло по факсу через сорок пять минут. Тереза Э. Монаган может увидеться с Такером Фокером сегодня же днем.

Кроу коробками носил на работу всевозможные пирожные. Наполеон, эклеры, пирожки — непозволительная роскошь с его-то скудным жалованьем. С недавних пор все внимание, которое раньше доставалось Китти, он перенес на Тесс. Он бросал на нее взгляды, о которых она когда-то мечтала, приносил еду и подарки, пытался поговорить о Джеймсе М. Кэйне и сочинял песенки. Но ей уже надоело говорить о Кэйне, к тому же из-за своей заторможенности могла испытывать по отношению к Кроу лишь вялую сестринскую симпатию.

Сегодня вместе с пирожными он принес ей еще и стакан свежего лимонада из «Бродвей маркет». Кисленький, с кусочками лимона. Она сидела на старом аппарате для газировки и пила его — медленно, смакуя каждый глоточек. Никто не произнес ни слова, но это была уютная тишина. Как однажды заметил Кроу, по утрам здесь был удивительный свет — чистый, свежий. Китти в ковбойских сапогах и юбке с бахромой с мечтательным видом втирала лимонную полироль для мебели в библиотечный стол. Из динамиков группа «Эверли Бразерс» пели о любви. Кроу достал гитару и начал подпевать, поглядывая на Тесс, когда думал, что она на него не смотрит.

Резкий стук по стеклянной входной двери оборвал его песню на полуслове как раз в тот момент, когда Тесс начал надоедать этот пристальный взгляд.

— Закрыто! — весело прокричала из-за прилавка Китти. — Мы работаем с десяти.

Но Тесс узнала крошечную фигурку: у двери стояла Сесилия, прижимая к груди пачку бумаги.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала она, когда Тесс открыла ей дверь. Ей все лучше и лучше удавалось переключаться на напористость — с каждой встречей она все меньше заикалась и все реже смотрела в пол. — Я думала, что смогу справиться сама, но ошиблась. Мне нужно знать то, что знаете вы.

В голове Тесс пронеслось столько вариантов, что она не знала даже, о чем думать. Какой эксклюзивной информацией она могла владеть? На что намекает Сесилия: на смерть Абрамовича? На наезд на Джонатана? Почему она снова пришла к Тесс, которую на прошлой неделе сочла совершенно бесполезной?

— Чем я могу вам помочь, Сесилия?

— Мне нужны документы, — она сунула Тесс свою кипу бумаг. — У меня ушло шесть недель, чтобы догадаться, как найти устав ОЖНА. Вы сказали, что пошли и просмотрели его после нашего собрания. Значит, вы знаете, как это делается, а я нет. Я хочу, чтобы вы помогли мне. Я устала гоняться за тенью и терять свое время.

Тесс отступила на шаг назад. Концентрированная энергия Сесилии, запертая в таком крошечном тельце, немного пугала ее, казалась неуправляемой. Ей было боязно стоять на расстоянии вытянутой руки… или ноги?

— За кого вы меня принимаете, Сесилия?

— Ну, сначала я думала, что вы из налогового управления.

Это предположение насмешило бы всякого, но вряд ли кто-то смеялся бы громче Тесс. Она так хохотала, что ноги подкосились, и она, не прекращая смеяться, сползла на пол. Она хохотала, пока не поняла, как давно не смеялась — с субботней ночи.

— Сесилия, меня по-разному обзывали, но никто никогда не принимал меня за сборщика налогов. С чего вы это взяли?

— Знаете, когда думаешь о чем-то, забываешь, что больше никто об этом не думает.

«Еще бы не знать», — подумала Тесс.

— Когда вы пытались проникнуть на нашу встречу, я и представить себе не могла, что на самом деле вас интересует убийство Абрамовича. В смысле, он убит, полиция арестовала парня, который это сделал, вот и все, конец фильма. В этом не было ничего таинственного для меня, я не видела причин интересоваться этим. Даже когда я поняла, что вы ищете, меня это не обеспокоило. Я знала, что все члены группы невиновны.

— Но что мог страховой агент хотеть от вас, Сесилия? Вы забыли декларировать стипендию? Приписали пару лишних иждивенцев в декларацию о доходах.

Сесилия нетерпеливо покачала головой. Она неслась на всех парах и хотела, чтобы Тесс не отставала. Она буквально вибрировала от напряжения. Тесс решила, что девушка пьет слишком много кофе.

— Не от меня. От ОЖНА.

— А что ОЖНА? Я думала, это некоммерческая организация.

— Некоммерческая организация, которая требует от своих членов вносить немалые суммы. Мы платим по пятьдесят долларов в год в качестве пошлины и постоянно проводим акции по сбору средств. Распродажи домашней выпечки, аукционы, пешие марафоны. Пру постоянно что-то придумывает. Мы сдаем деньги и больше никогда их не видим, ничего за это не получая. Кажется, никого это особенно не волнует, но когда я задала Пру вопрос, она начала юлить. Сказала, что мы переводим крупные суммы в Национальную лигу поддержки права на аборт и Национальную организацию женщин, а еще должны платить за комнату.

— Итак, у вас возникли подозрения, и вы отправились на поиски устава.

Сесилия кивнула, на этот раз утвердительно, причем так энергично, что стала похожей на игрушечную собачку за задним стеклом старого «шевроле».

— Да, за шесть недель я успела обзвонить буквально всех в правительстве штата, и все это в перерывах между школой, учебой и работой у отца в баре. Скажу я вам, обычным гражданам приходится непросто. На десять звонков мне попадался один нужный человек, и его обычно не было на месте. Но все же мне удалось найти устав. Когда я запросила налоговые декларации, из Управления регистрации юридических лиц меня отправили в Министерство юстиции. Но у них не было никаких данных по ОЖНА — ни по одному из названий. Тупик.

— Скорее, неверный поворот, — заметила Тесс, но Сесилия была слишком увлечена рассказом о своих злоключениях, чтобы услышать ее.

— Потом появились вы. Поговорив с вами во второй раз, я поняла, что вы не из налогового управления: вы были слишком несведущи…

— Благодарю.

— Но вы обмолвились, что видели устав. А ведь прошло всего два дня! Мне потребовалось на это шесть недель! Как вам удалось так быстро найти налоговые декларации? Ежегодное собрание акционеров состоится через месяц, и я хочу понять, куда уходят деньги до того, как Пру выберут президентом на следующий год.

Тесс понимала, что Сесилии и в голову не приходило, что она может отказаться помогать ей. Для Сесилии единственный вопрос заключался в том, как быстро Тесс решить ее проблему. Бесплатно, разумеется. Она не знала кодекса фрилансеров на полной ставке, по которому они меняют свое время только на деньги. Но помочь ей было несложно, и вряд ли кого-то за это убьют.

— Вы были на правильном пути, но обратились в другое ведомство. Министерство юстиции занимается фондами — организациями, которые отдают деньги. Если вам нужен устав благотворительной организации, которые собирают деньги, вам следует обратиться к генеральному секретарю штата в Аннаполисе.

— Хорошо, поехали. — Сесилия схватила Тесс за руку и потащила ее к выходу. Она была не только быстрая, но и сильная.

— Подождите-ка. — Тесс пришлось приложить усилие, чтобы высвободить руку. — Я не собираюсь ехать в Аннаполис прямо сейчас. У меня назначена встреча. Но, возможно, я смогу помочь вам, если сделаю один звонок.

Когда-то она писала о благотворительной организации «Юнайтед Вэйт», и сейчас ей это пригодилось. Она нашла старую знакомую в офисе генерального секретаря штата, которая согласилась отправить ей по факсу последнюю налоговую декларацию ОЖНА. Через несколько минут факс Китти выдал девятьсот девяносто страниц. Сесилия выхватывала каждую страницу, как только она приходила, и с непонимающим видом разглядывала их.

— Давайте я покажу вам, на что нужно смотреть, — сказала Тесс, забирая у нее факс. — За последний отчетный период ОЖНА получила почти тридцать пять тысяч долларов. Большая часть этой суммы, около тридцати тысяч, — это грант. Остальное, судя по всему, приходится на ваши благотворительные акции.

— Но зачем нам проводить эти акции, если мы получаем двадцать пять тысяч долларов в год? Пру ведет себя так, словно мы всегда находимся на грани банкротства. Она даже была против той вечеринки на прошлой неделе. Мы все сбросились, а чипсы заказали в «Прайс-клубе».

— Ну, конечно. — Тесс листала страницы факса. — Это исключено. А вот и Пру.

Она вытащила страницу, на которой должны были быть указаны все оплачиваемые сотрудники. Пруденс Эндерсон, как было указано в декларации, получала тридцать тысяч долларов в год как президент-казначей.

— Это законно?

— Если правление согласно, то да, а правление — это Пру. По закону штата и по федеральному закону, единственное, что требуется от ОЖНА, — это заполнение такой вот бумаги. Это возмутительно: тратить большую часть благотворительных сборов на жалованье одного человек, но ОЖНА — это театр одной актрисы. К тому же любой может ознакомиться с документами, которые мы только что видели. Пру уверена, что никто не станет этого делать. Это довольно скромная сумма, если не знать, что она получает еще и зарплату на своем основном месте работы. Она же работает где-то, так ведь?

Сесилия кивнула:

— В бухгалтерской фирме.

— То есть она может сама заполнять налоговые декларации по ОЖНА, экономить на этом еще пару долларов — и тоже положить их в карман. Это мерзко, но, сдается мне, она не вышла за рамки закона. Если ты решишь предать ее махинации огласке, какой-нибудь журналист захочет написать об этом. Но на вашем месте я бы просто рассказала все остальным членам группы. Уверена, все вместе вы сможете решить, что делать с Пру.

Казалось, Сесилия не слышит ее. Она колотила по столу Китти своими крошечными кулачками, и факс с телефоном угрожающе подпрыгивали. «Черт побери! Проклятие!»

— Не стоит корить себя. Эти махинации — мало кто в них разбирается.

— Вы не понимаете. Как жаль, что Абрамовича убили — он бы мне все объяснил. Он же составлял устав, наверняка он что-то знал. Я ходила к нему…

— Вы встречались с Абрамовичем? Что он вам сказал?

— Ничего особенного. Он был мертв.

От изумления Тесс почему-то очень удачно спародировала Джоя Думбартона:

— Но вас же не было в журнале регистрации. Никто не может подняться наверх, не подписав журнал. Или не подкупив охранника.

— Слушайте, если я хочу что-то узнать, я хочу сделать это сразу. Я выследила Абрамовича, и он сказал, что я могу прийти к нему, хотя «интересы клиента прежде всего», и он вряд ли сможет что-то мне рассказать. Охранник пропустил меня наверх в обмен на номер телефона. Разумеется, я дала ему неправильный номер.

Но когда я поднялась, Абрамович лежал на полу, весь кабинет залит кровью, так что я сбежала. Пришла домой и позвонила в «911», но им уже сообщили. Если бы на следующий день полиция не арестовала того парня, я бы рассказала, что видела. Но они поймали его, поэтому я решила, что это неважно. К тому же мне не хотелось объяснять, зачем я приходила. Я больше никогда не буду свидетельствовать в суде. И я не хотела вмешивать в это ОЖНА. Даже если Пру мошенница, это наше личное дело. Я не хочу вредить группе.

Тесс сжала переносицу. Казалось, от напряжения вот-вот разболится голова.

— Вы помните, сколько было времени, когда вы вошли в его кабинет? Хотя бы приблизительно.

— Минут двадцать-двадцать пять одиннадцатого.

Отлично, еще пятнадцать минут долой. Рок сказал, что когда он вышел из здания, часы на башне показывали 22.10. Фрэнк Майлз позвонил охраннику в 22.35. Тогда у них было двадцать пять минут. А из слов Сесилии следовало, что кто-то поднялся в кабинет, убил Абрамовича и успел скрыться — и все это меньше чем за пятнадцать минут. Или десять.

— Знаете, я работаю на… подозреваемого. Он мой друг.

— Я это поняла. Поблагодарите его от меня.

Она встала и начала собирать факсы, собираясь уходить.

— Вы собираетесь бороться с Пру? Или рассказывать остальным членам группы о том, что происходит?

— Думаю, я сначала дам Пру шанс объясниться. Когда-то она была моей хорошей подругой. Она ведет все дела группы; наверное, она должна получать за это какие-то деньги. К тому же жадность — не самый тяжкий грех. Далеко не самый тяжкий.

Когда Сесилия шла к выходу, Тесс заметила, что Кроу провожает ее оценивающим взглядом. Она почувствовала, что в нем разгорается новая страсть, и ей сразу же захотелось, чтобы он снова смотрел только на нее. Она не слишком рассчитывала на Кроу, но ожидала, что его обожание будет согревать ее несколько дольше — с безопасного расстояния.

Дверь магазина, словно заразившись избыточной энергией Сесилии, захлопнулась за ее спиной с оглушительным грохотом. От неожиданности Тесс вздрогнула и посмотрела на Кроу.

— Слышал? — спросила она. — Это значит, что дело Джонатана летит ко всем чертям.