Балтийцы вступают в бой

ГЛАВА 8. ЛЕНИНГРАД В ОПАСНОСТИ

А положение под Ленинградом все ухудшалось… 24 августа войска 16–й армии противника начали наступать от Чудова вдоль железной дороги Москва — Ленинград, овладели Любанью, под угрозой оказались Тосно, Мга, Кириши. С берегов Ладоги срочно была снята 168–я стрелковая дивизия, Ладожская флотилия перебросила ее на этот участок; сюда же была направлена 4–я дивизия народного ополчения. 28 августа противник захватил Тосно.

В этот день впервые были произведены непосредственно из Ленинграда выстрелы по танкам и пехоте врага, прорвавшимся в совхоз Красный Бор, из сверхмощного 406–миллиметрового орудия. Командовал огневым налетом капитан — лейтенант Е. Д. Романцов. Чтобы избежать паники среди населения, в газете «Ленинградская правда» было опубликовано сообщение о стрельбе с траекторией через город.

30 августа противник вышел на левый берег Невы к Ивановскому, где наших войск не было. Создалось критическое положение: все дороги перерезаны, финны в Новом Белоострове, казалось, еще нажим — и вражеские войска соединятся. Фашисты по радио протрубили на весь мир о том, что до падения Ленинграда остались считанные часы.

В последних числах августа в Кронштадт прорвались из Таллина основные силы Балтийского флота. С волнением всматривались мы, моряки, находившиеся на кораблях, в выплывавшие из дымки родные берега. Кронштадт, который обычно казался жизнерадостным, сейчас выглядел суровым, но спокойным. И вот мы на берегу, перед нами желтое здание штаба флота.

В этот же день в Ленинград прибыл из Москвы Нарком ВФМ адмирал Н. Г. Кузнецов. Встретив его, я на ходу доложил об обстановке, о наших потерях при прорыве флота из Таллина в Кронштадт, положении гарнизона на Моонзундских островах, который остался в глубоком тылу и которому помочь мы теперь ничем не могли. Нарком слушал внимательно, и все‑таки мне казалось, что его тревожит что‑то еще более серьезное, скорее всего его беспокоила обстановка под Ленинградом, о которой он был осведомлен лучше, чем я, только что прибывший из Таллина. Как выяснилось, Нарком был озабочен выполнением поручения Ставки. Подробного разговора не получилось.

Расставшись с Николаем Герасимовичем, я занялся изучением положения наших войск на отдельных направлениях, особо меня интересовала деятельность командования и штаба морской обороны Ленинграда и Озерного района. Штаб проводил большую и полезную работу по формированию новых частей, батарей, рот, батальонов для фронта. В той обстановке это было главное.

Потом мы встретились с Наркомом снова. Н. Г. Кузнецов решил побывать на крейсере «Максим Горький», находившемся на огневой позиции в торговом порту. Командовал крейсером капитан 1 ранга А. Н. Петров, которого Нарком хорошо знал по совместной службе на Черном море. А. Н. Петров просил адмирала только об одном: выделить оружие для личного состава; все, что было, крейсер отдал отправленным на фронт морякам. Это была общая проблема — в оружии нуждались и другие корабли. Во время обороны Таллина винтовки и пулеметы приходилось доставлять самолетами с вновь строящихся кораблей, фортов и батарей, изъяли все до последнего патрона. Нарком обещал помочь, но выполнить обещание было не так просто. Оружие шло в первую очередь для вновь формируемых бригад морской пехоты, отправляемых на фронт.

На другой день мы с Н. Г. Кузнецовым выехали на машине в Ораниенбаум. В районе Петергофа — Мартышкино нам повстречались жители со скарбом, воинские подразделения, направлявшиеся в Ленинград. Мы заговорили с бойцами, бредущими по шоссе, — «Кто? Откуда?» — Ответ был:\ «Выходим из окружения». Перебираясь через залив в Кронштадт, мы обратили внимание на усиленное движение буксиров и катеров на его рейдах. Поравнявшись с линейным кораблем «Октябрьская революция», стоявшим на Малом рейде, мы отметили, что он готов к открытию огня своим главным калибром. Я доложил Наркому, что и другой линейный корабль, «Марат», находящийся в торговом порту Ленинграда, также готов немедленно открыть огонь по вражеским войскам.

— Да, дело приняло серьезный оборот, — сказал Николай Герасимович, — раз дошло до использования двенадцатидюймовых орудий по пехоте…

Н. Г. Кузнецов приказал собрать командиров соединений, находившихся в Кронштадте. Нарком хотел лично заслушать их сообщения о состоянии соединений после прорыва из Таллина. Были вызваны В. П. Дрозд, Н. П. Египко, А. Е. Орел, М. И. Самохин, М. И. Москаленко, В. И. Иванов, И. Ф. Николаев, командиры штаба и политуправления. Не смог присутствовать на совещании начальник штаба флота, находившийся в то время с группой командиров в Койвисто, где проводил эвакуацию 50–го стрелкового корпуса, отступившего туда под давлением финских войск; нужно было вывезти в Ленинград более двух десятков тысяч бойцов. Каждый участник совещания, выступая, отмечал, что в ходе боев за Таллин, при прорыве кораблей морем в частях и соединениях сохранялось твердое управление, не допускавшее паники. В исключительно сложной обстановке военные моряки проявили мужество и волю при выполнении поставленной задачи. Вместе с тем мы не закрывали глаза и на промахи и ошибки, которых было немало, не преуменьшали в докладах Наркому значительных потерь боевых и транспортных кораблей, понесенных во время беспрецедентного, полного героизма и трагизма прорыва из Таллина в Кронштадт.

Нарком потребовал от командиров, руководителей политорганов, чтобы личному составу правдиво и глубоко разъяснялась сложная обстановка, складывавшаяся под Ленинградом; военные моряки должны знать, что флот совершил героический прорыв из Таллина для того, чтобы защищать город Ленина. Главнейшая задача флота — в самый короткий срок сконцентрировать все силы, всемерно помочь фронту удержать Ленинград во что бы то ни стало.

Мне запомнилась встреча Наркома с комендантом Ижорского укрепленного сектора генералом Г. Т. Григорьевым. Они знали друг друга еще по Дальнему Востоку. Григорий Тимофеевич обстоятельно доложил Народному комиссару о том, что его заботило в те недели — состояние оборонительных рубежей на подступах к «Красной Горке», созданных флотом задолго до подхода противника к территории Ленинградской области, формирование сухопутных частей из курсантов школы младших специалистов, установка дополнительных батарей на главных направлениях. Было доложено Наркому и о том, что превосходящие силы врага наступают в направлении Купля, Копоница,' Ильмово, Лучки, в связи с чем создалось угрожающее положение для частей 8–й армии, находящихся в районе Усть — Луги, — они могли быть отрезаны. Чтобы дать возможность нашим войскам отойти, морские пехотинцы семь раз переходили в контратаки в течение одной только ночи. Лишь после приказа командующего армией генерала

В. И. Щербакова они отошли на новые позиции. Генерал Г. Т. Григорьев с гордостью рассказывал Н. Г. Кузнецову о мужестве и храбрости морских пехотинцев, отмечал высокую эффективность ударов морской артиллерии. Затронул генерал и известную уже Наркому проблему: у людей не хватает личного оружия.

Нарком понимал и разделял заботы коменданта сектора. Николаю Герасимовичу было приятно, что морские пехотинцы 2–й бригады успешно наступали из Копорья на Подозванье. Он вместе с нами жалел, что по противнику, рвавшемуся к побережью Ко — порской губы на Березняки, приходится вести огонь из 12–дюймовых орудий «Красной Горки» и 18–й железнодорожной батареи, но соглашался, что это единственный способ удержать выделенный генералом В. И. Щербаковым, командующим войсками 8–й армии, флоту для обороны участок фронта от Керново до реки Воронка и далее по реке Коваши до Порожки, примерно 50 километров. Он одобрил то, что для оказания помощи войскам 8–й армии было сформировано полтора десятка батальонов морской пехоты, брошенных под Старый Петергоф и к деревням Семиногонт, Мишино; они понесли очень большие потери, но дело свое сделали.

Нарком побывал на форту ««Красная Горка». Командовавший им майор Г. В. Коптев повторил все ту же просьбу: снабдить личный состав оружием… Я невольно вспомнил десант из Астрахани в село Лагань в 1919 году, в котором принимал участие. На весь десант у нас была винтовка, несколько пулеметов «максим», гранаты — но мы верили в победу и побеждали. Теперь был 1941 год, прошло более двух десятков лет, и все‑таки что‑то было общее: тогда в кольце блокады была молодая Советская Россия, сейчас враг пытается создать кольцо вокруг Ленинграда. Как и тогда, снова можно было увидеть моряков, увешенных пулеметными лентами крест — накрест, через плечо — прообраз матроса на суше 1918–1919 годов…

Стремясь ускорить решение вопроса о личном оружии для кораблей, Военный совет обратился непосредственно в Ставку Верховного Главнокомандования с просьбой выделить флоту 10 тысяч винтовок. Через некоторое время на ленинградские аэродромы начало поступать ручное оружие для нас. Об этом узнал А. А. Жданов и… попросил меня отдать винтовки во временное пользование вновь формирующимся частям, обещая при первой возможности вернуть такое же количество. Пришлось согласиться. Ничего нам не вернули, но мы не были в претензии: когда обстановка под Ленинградом изменилась в лучшую сторону, винтовки стали не так уж и нужны…

Нарком по возвращении из Ленинграда доложил Ставке о состоянии флота. И. В. Сталин сказал, что он считает положение под Ленинградом тяжелым и даже предположил, что город, возможно, придется оставить, однако подчеркнул, что ни один боевой корабль не должен попасть в руки противника и приказал напомнить об этом нам, предупредив, что в случае невыполнения приказа виновные будут строго наказаны[59].

Вскоре меня пригласил к себе А. А. Жданов. В Смольном мне вручили телеграмму, подписанную Сталиным, Шапошниковым и Кузнецовым. Это был приказ подготовить все необходимое, чтобы в случае прорыва противником обороны Ленинграда уничтожить боевые и транспортные корабли, оборонные объекты флота, ценности, запасы оружия, боеприпасов и т. д. Я прочитал это страшное решение несколько раз и не поверил своим глазам. А. А. Жданов спросил, все ли мне ясно. Я ответил, что все, хотя выразил недоумение: неужели обстановка под Ленинградом требует проведения такого мероприятия? Жданов сказал, что положение на фронте очень серьезное, но не безнадежное, а этот приказ нужно выполнять только в крайнем случае. Позднее я узнал, что 15 сентября Военный совет фронта утвердил план мероприятий по выводу из строя важнейших промышленных и оборонных объектов, город готовился к уличным боям.

Приказ есть приказ; нужно было правильно разъяснить его ближайшим помощникам, тем людям на флоте, которые будут осуществлять предусмотренные им мероприятия, не допустить появления панических настроений. 11 сентября мы вместе с членами Военного совета Смирновым и Вербицким выехали из Ленинграда в Кронштадт; вызвали начальника штаба флота контр — адмирала Ю. А. Пантелеева, начальника тыла генерала М. И. Москаленко и начальника первого отдела штаба флота капитана 1 ранга Г. Е. Пи- липовского. Предупредив, что разговор будет особой важности, о нем никто не должен знать, кроме присутствующих, я информировал их об обстановке на фронте: противник продолжает наступать, пытаясь ворваться в город, не исключена возможность уличных боев, Ленинград будет защищаться до последнего солдата. На крупнейших предприятиях созданы специальные комиссии по уничтожению оборонных объектов на случай непосредственной угрозы захвата города. Будут заминированы мосты, наиболее крупные здания. От флота Ставка требует, чтобы ни один корабль, ни один склад с имуществом, ни одна пушка ни в Ленинграде, ни в Кронштадте не достались врагу, все должно быть уничтожено. Необходимо составить совершенно секретный план минирования кораблей, батарей, складов, других объектов. Боеприпасы для взрыва заложить в погребе кораблей и батарей, выделить специальные подрывные команды. Первичные запалы передать на хранение ответственным командирам, выданы они могут быть только после получения приказа Военного совета. К уничтожению кораблей, всех объектов приступать только в крайнем случае по приказанию или по обстановке, когда станет ясно, что иного выхода нет. Все разработанные документы на этот счет в единственном экземпляре хранить в штабе флота, командиры соединений должны знать только то, что их непосредственно касается.

В соответствии с решением Ставки небольшая группа операторов штаба флота подготовила директиву командирам соединений, которым предлагалось разработать конкретный план уничтожения кораблей и объектов с указанием ответственных исполнителей и дублеров. В погреба и помещения кораблей были заложены бомбы и мины; личный состав знал об этом, но на его настроении, боевом духе это не отразилось. Люди думали о другом — о том, как отстоять город на Неве. Мы твердо верили, что уничтожать флот не придется.

Придя из Таллина в Кронштадт, боевые корабли, которые могли обойтись без большого ремонта, немедленно включились в сражение у стен Ленинграда. Крейсер «Киров» ловел вместе с линейным кораблем («Октябрьская революция», северными и литерными фортами Кронштадта артиллерийский огонь по вражеским войскам, наступавшим по северному берегу Невской губы в районах Олилла — Александровка и Белоостров — Куоккала. Флоткая артиллерия сдерживала дальнейшее наступление противника и вдоль южного берега Невской губы. По рубежам, занятым противником в районах Кипень, Красный Бор, Федоровна, с большой интенсивностью вели огонь корабли отряда, занявшие позиции на Неве.

Корабли этого отряда, линкор «Марат», крейсер «Максим Горький» оказывали поддержку и ведшим упорные бои на мгинском направлении дивизии НКВД полковника С. И. Донского и горнострелковой бригаде. Катера несли сторожевую службу на Неве, не давая врагу форсировать ее и соединиться с войсками финской армии, подошедшими к Новому Белоострову, а также выйти к южному берегу Ладожского озера. Дивизию С. И. Донского, кроме того, поддерживали канонерская лодка «Селемджа» и два бронекатера под командованием капитан — лейтенанта В. С. Сиро- тинского из состава Ладожской военной флотилии. Корабли флотилии обстреливали боевые порядки противника в районе Мги, Цниры, Горы, Ивановского, Пухолово, Погорелушки, Сологубово, высоты 266, громили вражеские батареи.

Находясь в Кронштадте, я получал подробные донесения об отходе наших войск на Карельском перешейке и видел, как трудно им приходится, поэтому, не ожидая просьб общевойсковых командиров, приказал максимально использовать артиллерию фортов Кронштадта и кораблей для нанесения ударов по врагу.

В течение первой половины сентября форты Кронштадта, особенно литерные «П» и «О», линейный корабль «Октябрьская революция», крейсер «Киров» и «Максим Горький», канлодки «Москва» и «Амгунь» вели интенсивный огонь из своих орудий по узлам дорог, переправам, скоплениям живой силы противника в Терийоках и Куоккала, били по его огневым точкам, облегчая нашим войскам закрепление на основном оборонительном рубеже. На направлении Новый Белоостров противнику удалось прорвать этот рубеж. Врага отделяли от Невы считанные километры. Снимая опасность, артиллерия кораблей и фортов Кронштадта била в эти дни с максимальным напряжением.

По войскам врага открыли огонь новые, еще не закончившие испытаний эскадренные миноносцы «Стройный» и «Строгий» под командованием капитана 1 ранга В. С. Черокова, предусмотрительно поставленные в начале августа по правому берегу Невы, чуть ниже Ивановских порогов, и морской научно — испытательный артиллерийский полигон под руководством генерал — лейтенанта И. С. Мушнова. Использованием морской артиллерии лично руко водил командующий фронтом. В течение дня она тридцать раз открывала огонь из орудий всех калибров по военным объектам, где скапливались силы противника. Столь же интенсивно вела артиллерия огонь и в последующие дни, не давая противнику возможности форсировать Неву. Вскоре сюда были подтянуты канонерские лодки «Зея», «Сестрорецк», «Ока», «Красное Знамя», «Вирсайтис», «Разведчик», четыре бронекатера, четыре тральщика, вновь созданная плавучая батарея 45–миллиметрового калибра и другие силы.

Командир «Стройного» Алексей Никитович Гордеев позже мне докладывал, что за месяц пребывания на огневой позиции корабль открывал огонь 262 раза. Десятки благодарностей получили они от командования сухопутными войсками, а 1 октября получили благодарность от А. А. Жданова и Г. К. Жукова.

Флотская артиллерия оказывала поддержку и войскам, удерживающим рубежи в непосредственной близости от Ленинграда. Я имею в виду Красногвардейский укрепленный район, где теперь держала оборону 42–я армия под командованием генерал — лейтенанта Р. С. Иванова (с 16 сентября 1941 года командующий генерал — майор И. И. Федюнинский). Состав ее был невелик: она объединяла части укрепленного района, 291–ю стрелковую дивизию, 2–ю и 3–ю дивизии народного ополчения, поэтому в помощь именно этой армии направлялся максимум сил артиллерии, а также авиации флота. Постоянно приходилось помогать и 55–й армии (командующий генерал — майор И. Г. Лазарев), в которую входили 168–я, 70–я, 90–я и 237–я стрелковые дивизии и 4–я дивизия народного ополчения. Войска этих двух армий поддерживали в общей сложности свыше 400 орудий флота. В период вражеского сентябрьского штурма Ленинграда только береговая и железнодорожная артиллерия насчитывала в своем составе 170 орудий.

С первых дней сентября флотская артиллерия со все возрастающей интенсивностью стала наносить массированные удары и по войскам врага, наступающим с юго — западного гатчинского направления. Хочу привести некоторые мои записи, относящиеся к первым дням сентября. Они дают представление о том, с каким напряжением действовали корабельная артиллерия и морская пехота в эти дни.

«2 сентября. 2–я бригада морской пехоты ведет бой за станцию Копорье… 12–я и 18–я железнодорожные батареи ведут огонь по станции Копорье и Заболотье… Канонерская лодка «Лахта» поддерживает войска генерала Цветаева на Ладоге. «Бира», «Конструктор», три тральщика перевозят батальон 4–й бригады морской пехоты с Валаама. «Нора» и «Олекма» поддерживают войска 19–го стрелкового корпуса, отступившего к побережью озера. «Селем- джа» и бронекатера поддерживают войска группы Донского под Шлиссельбургом. «Строгий» «Стройный», полигон, 19–я батарея ведут напряженный огонь по Ульяновке, Покровскому, Ивановским порогам.

4 сентября.!«Лахта» продолжает поддерживать войска генерала Цветаева, «Селемджа» — войска 19–го стрелкового корпуса, бронекатера — группы войск Донского. Комендант гарнизона Сарема сообщает, что наши части с боем оставили Виртсу. Донесение с Осмуссара: 3.09. Противник на 20 моторных катерах из района Шпитхамн сделал попытку высадиться и занять остров. Огнем батарей уничтожено два катера, повреждено два. Крейсер «Максим Горький», полигон, эсминцы «Строгий» и «Стройный» ведут огонь по Ульяновке — Рождественно. Форты «П» и «О», канлодка «Амгунь» ведут огонь по противнику, наступающему по северному побережью. На ораниенбаумском плацдарме противник вышел на рубеж Керново — Бол. Копорки — Юрьево — Заболотье…

7 сентября. Бронепоезд № 301 и батареи Ижорского укрепленного района ведут огонь по Готобужи (южный берег), слободе Упорной. 5–я бригада морской пехоты, поддержанная 10–м железнодорожным батальоном, пулеметной ротой 21–го артдивизиона и стрелковой ротой, заняла оборону по реке Воронка от побережья Финского залива до Готобужи — Устье, 2–я бригада морской пехоты — на рубеже Коваши… Крейсер «Киров», северные форты ведут огонь по войскам врага на северном берегу. «Октябрьская революция» ведет огонь по южному берегу в районах Верхняя Рудица, Заостровье — Дятлицы…»

И такими были все дни…

Активному использованию артиллерии способствовала реорганизация управления. После того как основные силы флота с боем прорвались из Таллина в Кронштадт, командующий морской обороной Ленинграда и начальник морской артиллерии были подчинены командующему флотом. Корабли, пришедшие в Кронштадт, были включены в состав кораблей огневой поддержки. Артиллерию Кронштадтского и Ижорского секторов подчинили коменданту Ижорского укрепленного района. Корабельная и полигонная артиллерия сосредоточивалась в руках начальника артиллерии, подчиняющегося командующему флотом.

Попутно следует сказать, что реорганизация коснулась также управления Кронштадтской базой и корабельными силами. Кронштадтская база была переформирована в Главную, возглавлял ее теперь командующий флотом. Расформировали объединения минной обороны, охраны водного района Кронштадтской крепости и на их основе создали соединение охраны водного района флота, командиром которого назначили капитана 1 ранга Б. П. Птохова, военкомом — полкового комиссара Г. В. Радуна, а несколько позже — капитана 2 ранга И. Г. Святова и полкового комиссара П. И. Ильина. На это соединение возлагались задачи использования минного оружия, организация дозоров в Финском заливе, борьба с минами и подводными лодками противника, а также конвоирование кораблей и судов. Оно включало в себя отряд надводных заградителей (пять минных и три сетевых заградителя), отряд траления в составе пяти дивизионов базовых тральщи ков (44) и четырех дивизионов катерных тральщиков, истребительный отряд в составе четырех дивизионов морских охотников (51), дивизион разъездных катеров и дивизион сторожевых кораблей (13). Соединение подчинялось непосредственно командующему флотом. Расформировали также отряд легких сил, корабли передали в состав эскадры, командующим которой был контр — адмирал В. П. Дрозд, военкомом — бригадный комиссар Ф. Г. Масалов.

Принимались меры по укреплению позиций на Ладоге. Предполагая, что противник попытается наступать на Шлиссельбург, командующий Ладожской военной флотилией развернул на подходах к нему батальон 4–й бригады морской пехоты. Моряки совместно с бойцами дивизии НКВД при поддержке огня канонерской лодк'4 «Селемджа» отражали наступление врага. Они опирались на Невскую укрепленную позицию, создававшуюся в середине августа для обороны водного пути, уничтожения переправ противника и артиллерийской поддержки сухопутных войск между Ленинградом и Ладожским озером.

В оборудовании позиции принял участие и флот. По просьбе командующего фронтом генерала М. М. Попова на правом берегу Невы были установлены 120–миллиметровые скорострельные ору- дия. Их сняли с линейных кораблей, так как резерва у нас к этому времени уже не было, вся артиллерийская техника находилась в действии. Место для установки орудий выбирала комиссия фронта с участием контр — адмирала И. И. Грена, котлованы готовили выделенные по нашей просьбе инженерные части. Орудия были сняты с кораблей с помощью рабочих завода «Большевик» и Кронштадтского ремонтного завода, которые помогали монтировать их на месте.

Всего на правом берегу Невы было установлено 18 таких орудий и два 180–миллиметрового калибра. Вся эта артиллерия носила на- звание Невской укрепленной морской позиции, командовал ею майор М. М. Барановский, подчиненный командующему Невской оперативной группой войск. Несколько позже здесь был сформирован сектор береговой обороны под командованием полковника И. А. Кустова (начальник штаба подполковник Г. А. Потемин) в составе двух дивизионов: 301–го майора Г. Г. Кудрявцева и 302–го полковника М. И. Туроверова. Их боевой состав был пополнен батареями 130–миллиметрового калибра.

Фашисты всеми средствами старались вывести из строя нашу артиллерию. Особенно доставалось центральной 180–миллиметровой батарее (командир капитан А. Г. Бондарев, позже — старший лейтенант К. К. Башмаков). За четыре месяца немцы выпустили по ней 7280 снарядов и мин. А за два года обороны Ленинграда по ней было выпущено около 18 тысяч снарядов и мин. Обстреливали ее и из крупнокалиберных пулеметов — батарею от противника отделяло всего 800 метров! Были попадания в броневые щиты орудий, в приборы, снаряды залетали на орудийные двори ки, были жертвы, но батарея всю блокаду не прекращала вести огонь по врагу.

Утром 6 сентября около трехсот фашистских бомбардировщиков на узком участке фронта произвели налет на наши войска, оборонявшие подступы к Шлиссельбургу. В последующие два дня фа шистам удалось, сосредоточив здесь превосходящие силы, выйги на южный берег Ладожского озера и захватить Шлиссельбург. Они пытались с ходу форсировать Неву, выйти на ее правый берег, однако наши войска не позволили им сделать этого.

Большую помощь войскам оказал гарнизон острова Ореховый, знаменитого «Орешка», расположенного при выходе Невы из Ладожского озера. Сотни лет стоит посреди Невы, отделенный двухсотметровой протокой от Шлиссельбурга, этот древний бастион России. Петр I недаром называл крепость «ключом города». Мимо этого острова шел старый путь «из варяг в греки». Ощетинившись, стояла крепость в сентябре 1941 года. И «а этот раз «Орешек» оказался не по зубам врагу. Среди героических защитников крепости почетное место принадлежит морякам — артиллеристам, которыми командовали коммунисты капитан П. Н. Кочаненков и политрук А. Г. Морозов, снайперам артиллерийского огня<П. Г. Сивачеву, Н. Н. Конюшкину, В. Шелепеню, К. Н. Шкляру, В. Орлову и другим.

С захватом фашистами Шлиссельбурга было перерезано железнодорожное и речное сообщение Ленинграда со страной. Ленинград мог теперь поддерживать связь с тылом, получать продовольствие, снаряжение, боеприпасы только через Ладожское озеро. Но для того, чтобы новая коммуникация начала работать на полную мощность, нужно было многое сделать. А пока подвоз грузов для города резко сократился, хотя нужда в них была сейчас больше, чем когда бы то ни было.

Особенно нужны были Ленинграду, фронту значительные людские пополнения для отражения натиска немецко — фашистских дивизий. Эти пополнения, нередко посылаемые на решающие направления, часто давал Балтийский флот. Сроки их формирования были настолько сжатыми, что командиры изучали своих подчиненных во время переброски на фронт.

Не успели боевые корабли и транспорты войти в гавань Кронштадта, как поступило приказание срочно переформировать и пополнить 1–ю бригаду морской пехоты полковника Т. М. Парафило (военком полковой комиссар Н. В. Грачев). Тут же ее перебросили на баржах в Ленинград и направили в район Красного Села, выдав в пути оружие и боеприпасы. Бригада с ходу вступила в бой. Трое суток дрались морские пехотинцы под Красным Селом, отстаивая каждую пядь земли. Артиллерия «Марата», «Максима Горького», «Петропавловска» интенсивно поддерживала героев. В разгар сражения на этот участок фронта прибыл командующий войсками Ленфронта Маршал К. Е. Ворошилов, воодушевляя своим присутствием бойцов, в боях погибло около 70 процентов рядэ — вого и 80 процентов командного состава, но враг не продвинулся ни на шаг. Остатки бригады были выведены на переформирование.

Кроме этой бригады, эвакуированной из Таллина, флот сформировал еще семь бригад морской пехоты — 2–ю, 3–ю, 4–ю, 5–ю, 6–ю, 7–ю, 260–ю. Личный состав некоторых кораблей почти полностью уходил в морскую пехоту, на корабле оставалось лишь несколько краснофлотцев, трюмных для того, чтобы поддерживать его на плаву.

Вспоминаю одно из донесений тех дней в Военный совет флота. В отряде моряков, сражавшемся под Петергофом, находилась молодая украинка Марта Бонжус, только что прибывшая на флот из киевского военкомата. Во время боя в ее роте был убит пулеметчик, Марта заменила его и метким огнем заставила противника остановиться. Атака гитлеровцев захлебнулась. В бою Марту контузило, ее отправили в госпиталь. Вылечившись, она вернулась в строй и до конца войны находилась в частях морской лехоты. Марта не раз спасала жизнь бойцам и офицерам, ее неоднократно награждали орденами и медалями. Сейчас она трудится в Керчи.

Я уже упомянул выше, что начальник штаба флота контр — адмирал Ю. А. Пантелеев занимался эвакуацией войск 50–го стрелкового корпуса 23–й армии. Так решил Военный совет флота, учитывая важность этого задания командования фронта. Уже в день прибытия в Койвисто Пантелеев погрузил и отправил в Ленинград части 43–й дивизии, затем были вывезены части 115–й и 123–й стрелковых дивизий. Более 27 тысяч человек, 188 орудий, 950 автомашин, 2000 лошадей были переброшены в Ленинград. Люди вскоре были перевооружены и отправлены на фронт.

Прикрытие и перевозка отступающих войск стоили нам огромного напряжения сил и больших потерь. Я уже отмечал, что сводный полк морских пехотинцев потерял половину своего состава. Кроме того, погибли от огня противника два бронекатера, баржа с материальной частью 32–го артдивизиона, два железнодорожных артиллерийских транспортера, торпедный катер и транспорт «Мееро».

После эвакуации войск части Выборгского укрепленного сектора и сводного полка морской пехоты общей численностью более 2 тысяч человек перебрались на Бьерке, чтобы оборонять острова Бьеркского архипелага. Они приступили к созданию противодесантной обороны островов, рассеивали скопления пехоты врага, уничтожали его катера и шлюпки. Позднее моряки были переброшены на континент с целью усиления наших частей, оборонявших ораниенбаумский плацдарм.

Особое внимание мы по — прежнему уделяли ораниенбаумскому плацдарму; выше я объяснял, чем это было вызвано, потеря плацдарма имела бы для нас чрезвычайные последствия. Для его защиты использовались оба линейных корабля с их мощной 305–мил — лиметровой артиллерией, крейсеры, эскадренные миноносцы и канонерские лодки, форты «Красная Горка», «Серая Лошадь», крупные железнодорожные батареи Кронштадта. С воздуха плацдарм прикрывали зенитчики 2–го артиллерийского зенитного полка майора Н. И. Полунина и 6–го зенитного артиллерийского полка майора Д. 3. Осипчука. Впрочем, зенитчики отбивали не только атаки вражеских самолетов; вместе с морскими пехотинцами и бойцами 8–й армии они вели тяжелые оборонительные бои с танками и пехотой врага. За помощь и поддержку наземных войск общевойсковое командование неоднажды выносило им благодарность.

Исключительную стойкость и мужество проявили при обороне плацдарма артиллеристы флотских бронепоездов «Балтиец» и «За Родину». Героически дрался на ораниенбаумском плацдарме отдельный латышский батальон, который ранее рука об руку с морскими пехотинцами защищал Таллин, вместе с ними на кораблях был переброшен на израненную ленинградскую землю. После осенних боев его переформировали и передали в латышскую стрелковую дивизию.

Глубина ораниенбаумского плацдарма от морского побережья до переднего края не превышала 30–35 километров. Для командования фашистских войск было заманчиво совершить многообещающий, хотя и рискованный, бросок к морю с целью захвата побережья. И все же оно не решилось на этот шаг — останавливал страх перед губительным огнем корабельной и береговой артиллерии. Фашисты, конечно, не могли знать, что в августе — сентябре 1941 года, когда мы оставили Стрельну и Петергоф, когда район Ораниенбаума был отрезан от Ленинграда, этот маленький плацдарм защищали лишь сильно поредевшие дивизии 8–й армии, батальоны 2–й и частично 5–й бригад морской пехоты да отдельные части Ижорского укрепленного сектора.

Это были дни, когда оборону на отдельных участках удерживали лишь небольшие горстки отважных патриотов.

Интересен рассказ бывшего подполковника, а ныне генерал — майора в отставке Т. М. Зубова о боях на плацдарме Котлы — Ораниенбаум (из его письма, присланного мне в начале 1961 года). «…Для частей 8–й армии создавалась критическая обстановка. С захватом Копорья немцы попытались пробиться к берегу Финского залива у устья реки Воронки. С их выходом к морю измученные и обескровленные войска 8–й армии, ее тылы, штабы могли быть полностью отрезаны от наших сил, находившихся еще в районе Пейпия и западнее. В этот трагический момент важную роль сыграл батальон морской пехоты. Его командир, сапер капитан С. И. Боковня, собранный, плотно сбитый, с волевыми чертами лица, был дисциплинированным и смелым человеком. Когда немцы повели наступление от Копорья к берегу Финского залива, его батальон должен был остановить гитлеровцев, не допустив к берегу. Боковня просил передать командующему, что задача будет выполнена. Весь день бой не стихал ни на минуту. Раненный в ногу командир батальона проявил исключительное мужество и стойкость. Своей неукротимой энергией, личным примером он зажигал бойцов, показывал им, как надо сражаться с врагом. Батальон выполнил приказ, прикрыл отход частей 8–й армии. Боковня со своим батальоном в течение дня 16 раз ходил в контратаку. Говорили, что в первый раз он пошел в контратаку со всем батальоном, затем с частью его, а в последний раз втроем — с ординарцем и связным…

При обороне станции Котлы части 2–й бригады морской пехоты потеряли до 80 процентов личного состава. Танковый батальон этой бригады много раз ходил в атаку на фашистов. К концу дня в батальоне осталась одна машина и шесть человек…

Немцы не пошли на форты «Красная Горка» и «Серая Лошадь», а пытались взять Ораниенбаум с востока. В районе Симоногон- та разыгрались ожесточенные бои, на каждый квадратный метр площади падали 3–4 немецких мины, а сколько взорвалось снарядов береговой, корабельной и железнодорожной артиллерии — установить не представлялось возможным.

За период боев в районе Котлы — Ораниенбаум погибло много батальонов военных моряков. «За эти батальоны Вы, — пишет мне Т. М. Зубов, — сильно ругали генерала Григорьева. Но если бы не эти батальоны и не артиллерийский огонь флота — Ораниенбаум не устоял бы, и кто знает, как сложилась бы обстановка для Кронштадта, тыла 23–й армии и всей обороны Ленинграда».

К концу первой декады сентября войска Ленинградского фронта занимали следующее положение. 8–я армия под командованием генерал — майора В. И. Щербакова вела оборонительные бои в северной части Копорского плато, отбивая при исключительно мощной поддержке сил флота атаки противника. Особенно эффективно поддерживали ее войска 12–дюймовые батареи «Красной Горки».

42–я армия (командующий генерал — лейтенант Ф. С. Иванов) сдерживала врага от Финского залива до Пустошки. 55–я армия генерал — майора И. Г. Лазарева оборонялась на участке от Пустошки до Невы. Боевые действия войск этой армии активно поддерживала артиллерия Ленинградской морской обороны, усиленная 11–й, 12–й, 18–й, 19–й железнодорожными батареями, переданными из Ижорского сектора.

23–я армия генерал — лейтенанта М. Н. Герасимова, а с 9 сентября генерал — лейтенанта А. И. Черепанова оборонялась на Карельском перешейке. Боевые действия этой армии поддерживались артиллерией кораблей, фортов Кронштадта и Ижорского укрепленного района, обеспечивая отход наших войск и закрепление их на новых рубежах.

Перед фронтом наших армий, к этому времени сильно ослабленных, противник сосредоточил около двадцати дивизий. Пере группировка его сил была завершена к 9 сентября. На Красногвардейский укрепленный район должны были наступать одиннадцать пехотных и танковых дивизий. Против центра войск 55–й армии сосредоточивалась группировка в составе трех пехотных дивизий. Основной удар противник готовился нанести западнее Красногвардёйска на Красное Село — Урицк — Ленинград. Вспомогательный— из района южнее Колпино вдоль Московского шоссе также на Ленинград.

Противник располагал численным превосходством в живой силе и технике. В числе его дивизий две были танковые, в то время как в составе наших войск не было ни одной. Вражеская авиация превосходила нашу как по численности, так и по отдельным тактическим данным самолетов. В составе флота к этому времени оставалось всего 211 самолетов: 102 истребителя, 46 бомбардировщиков, 12 штурмовиков >и 51 морской разведчик.

9 сентября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки мощная группировка немецких войск начала наступление в направлении Красного Села. Оборону здесь держала 3–я гвардейская дивизия народного ополчения, входившая в состав 42–й армии. К исходу дня противнику удалось вклиниться в нашу оборону. В бой были брошены 5–я и 6–я стрелковые дивизии народного ополчения, 1–я бригада морской пехоты полковника Т. М. Парафило. Однако натиск врага был так силен, что 12 сентября пришлось оставить Красное Село и Большое Виттолово. Пулковские высоты, как и в годы гражданской войны, оказались неприступными для врага.

На участке войск 55–й армии противник также пытался прорвать нашу оборону, но потерпел неудачу. Он бросал в бой все новые и новые резервы, стремясь любой ценой ворваться в Ленинград, который был виден ему невооруженным глазом.

10 сентября в командование Ленинградским фронтом вступил генерал армии Г. К. Жуков.

В этот день на участке 42–й армии создавалось критическое положение. Враг прорвал фронт и занял Константиновку и Соснов- ку. Введенная в бой последняя, резервная, 10–я стрелковая дивизия смогла лишь на один день задержать продвижение противника на Урицк, но не остановила его. Врага отделяло на этом направлении от центра Ленинграда менее полутора десятков километров…

Уместно привести здесь небольшой отрывок из книги Маршала Г. К. Жукова, который хорошо передает напряжение тех дней. «Всю ночь с 10 на 11 сентября мы провели с А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым, адмиралом флота Н. С. Исаковым, начальником штаба, командующими и начальниками родов войск и служб фронта, обсуждая дополнительные Меры по мобилизации сил и средств на оборону Ленинграда. Главная опасность грозила со стороны Урицка, который был частично уже захвачен немцами. Не меньшая опасность навмсла и в районе Пулковских высот. В результате коллективного обсуждения обстановки было решено:

— немедленно снять с ПВО города часть зенитных орудий и поставить их на прямую наводку для усиления противотанковой обороны на самые опасные участки обороны Ленинграда;

— огонь всей корабельной артиллерии сосредоточить для поддержания войск 42–й армии на участке Урицк — Пулковские высоты… — приступить к формированию 5–6 отдельных стрелковых бригад за счет моряков Краснознаменного Балтийского флота, военно — учебных заведений Ленинграда и НКВД со сроком готовности 6–8 дней»[60].

Были предусмотрены и осуществлены также другие меры, но, поскольку они не касались флота, я не стану о них говорить, и остановлюсь на действиях флотской артиллерии в те тревожные дни.

Артиллерия флота была готова к тому, чтобы выполнить особо серьезные задачи по отражению вражеского наступления. Централизованное командование, осуществляемое контр — адмиралом И. И. Греном, помогало сосредоточивать на опасных направлениях максимальное количество стволов. К сентябрю артиллерия флота имела около 400 стволов от 406 до 100 миллиметров.

И. И. Грен прилагал в этот период усилия и к формированию батарей на базе материальной части артиллерии недостроенных кораблей.

Из Кронштадта в Ленинград пришли и, став на огневые позиции, немедленно включились в общую систему огня эскадренные миноносцы «Сметливый», «Стойкий», «Свирепый». На петергофском рейде и в открытой части Морского канала стояли на позициях линейный корабль «Октябрьская революция», эскадренный миноносец «Стерегущий», канонерские лодки «Амгунь», «Москва», «Волга», «Кама», ведущие огонь по врагу во всю мощь своих орудий. Позиции в Ораниенбауме занимали лидер «Ленинград», миноносцы «Славный» и «Грозящий». Из Минной гавани вел огонь крейсер «Киров». На полной скорострельности своих орудий они били по врагу, наступавшему на участке 42–й армии. На головы фашистов днем и ночью обрушивалась лавина смертоносного огня. Это была мясорубка для врага.

Корабли, форты Кронштадта, береговые и железнодорожные батареи, сооруженные руками рабочих заводов «Большевик», Металлического, Балтийского, им. Жданова и других, вместе с мощной наземной артиллерией фронта создали огневую стену на юго — западных и южных окраинах города, которую враг так и не смог преодолеть.

Показателем высокоактивного использования флотской артиллерии в сентябрьских боях может служить расход боезапаса. Только за один месяц на флоте было израсходовано 25 392 счаряда, из них тяжелых — 406 и 180–миллиметровых — 5828, или 23 процента.

Немецко — фашистское командование недооценивало значение артиллерии флота при проведении сентябрьского штурма Ленинграда. В дневнике Гальдера за 5 октября 1941 года имеется следующая запись: «Согласно докладу генерала Бранда, противник имеет в районе Ленинграда 16 батарей и на кронштадтском участке фронта 12 батарей. Наша артиллерия значительно превосходит по численности артиллерию противника на обоих участках»[61].

Не зная наших возможностей сосредоточения артогня на этом направлении, противник решил все же направить главный удар на урицком направлении, где артиллерия кораблей и батарей флота могла наносить массированные удары.

Бои у стен Ленинграда не прекращались ни на один день. Немецко — фашистское командование стремилось измотать силы защитников города, обескровить Ленинград.

В эти тревожные дни в историческом зале Смольного, откуда в октябре 1917 года В. И. Ленин руководил социалистической революцией в России, состоялось собрание актива Ленинградской партийной организации. Руководитель ленинградских большевиков член Военного совета Ленинградского фронта А. А. Жданов, выступая на этом собрании, говорил: «Наступил момент, когда все большевистские качества должны быть приведены в действие. Без всякой фразеологии готовиться к защите Ленинграда. Здесь должно быть организовано тесное взаимодействие между подступами к городу и самим городом. Задача состоит в том, чтобы накоротко обучить главным, самым необходимым приемам борьбы: стрельбе, бросанию гранаты, уличному бою, рытью окопов, переползанию… Надо сделать так, чтобы никто не был простым наблюдателем, и провести в самое минимальное время такую же мобилизацию трудящихся Ленинграда, как это было сделано в 1918–1919 годах. Нужно побороть в себе элементы неорганизованности и благодушия. Враг у ворот. Вопрос стоит о жизни и смерти. Либо рабочий класс будет превращен в рабов и лучший его цвет будет истреблен, либо соберем все в кулак и ответим двойным ударом, устроим фашизму могилу под Ленинградом. Все зависит от нас. Будем крепкими, организованными, сильными, и победа будет за нами»[62].

Каждый участник собрания партийного актива, каждый ленинградец, почувствовав, что над городом нависла смертельная опасность, с беспокойством спрашивал себя: а что я сделал для того, чтобы остановить врага? В сердцах трудящихся находил отклик призыв городского комитета партии. «Каждый ленинградец должен научиться владеть винтовкой и гранатой!» Учились обра щаться со стрелковым оружием одновременно свыше 100 тысяч человек.

Из ленинградцев формировались дивизии, которые должны были укрепить линии обороны. Сотни тысяч рабочих и служащих, инженеры, ученые, представители творческой интеллигенции записывались в народное ополчение и уходили на фронт. В трехмиллионном городе не было, наверное, ни одного трудоспособного мужчины или женщины, которые не принимали бы участия в работах, предназначенных усилить оборону города. Заводы и фабрики, самые различные предприятия, совершенно не имевшие ранее отношения к производству оборонной продукции, теперь работали для фронта. На плацдарме, занимаемом в предместьях города, экстренно создавались новые оборонительные линии, узлы и районы. Каждый ленинградец считал своим святым долгом участвовать в работе по созданию защитных рубежей. Непосредственное участие в отражений штурма приняли моряки. На фронт уходили батальоны, сформированные из краснофлотцев, старшин, командиров с подводных лодок, плавучих и береговых баз, крейсеров и линейных кораблей. В бригады и отряды морской пехоты ушло около 90 тысяч балтийцев, без малого столько же сражалось на кораблях, в авиации, береговой и железнодорожной артиллерии флота. Отстоять город значило сохранить флот. На имя командиров кораблей и частей от краснофлотцев и старшин, от командного состава шли рапорты и письма с просьбами отправить на фронт. Их нельзя читать без волнения.

«Командиру линкора «Марат».

Прошу Вашего ходатайства перед командованием флота о переводе меня на сухопутный фронт. Я лишу уже второй рапорт и надеюсь, что мое желание будет удовлетворено. Мой отец бил немцев, мое желание такое же. Если надо будет, отдам жизнь зэ Родину, за счастье своего народа, который воспитал меня большевиком.

Прошу просьбу удовлетворить и заверяю командование в том, что незапятнанное звание балтийца не опозорю. 19 августа 1941 г. Костыркин»

«Товарищ комиссар!

Прошу Вас как комиссара нашего, как друга и товарища в эти дни, когда Родина наша беспощадно громит паразитов, посягнувших на счастливую нашу жизнь, ходатайствовать перед командованием — отправить меня на передовую позицию. Я постараюсь с честью оправдать доверие, которое Вы мне окажете.

5 декабря 1939 года с отрядом моряков — лыжников пошел В. Т. Ха- ратанюк. Мы были призваны с одного завода по комсомольскому набору. Он честно отдал жизнь за Родину, я обещал отомстить за него врагам.

Если потребуется, отдам жизнь за Родину, за счастье нашего молодого поколения. Прошу в просьбе моей не отказать. Н. Чистяков»

«Командиру группы от краснофлотца В. А. Ктиторова.

Прошу отправить меня на фронт, так как я хочу отдать свой долг Родине, хочу отплатить ей за ту заботу, которую страна проявила о нас, бывших беспризорниках.

Заверяю наше командование, что буду бить врага, не жалея своей крови и самой жизни.

Прошу в моем рапорте не отказать. В. Ктиторов»

Встретиться с врагом лицом к лицу, не щадя жизни драться за Ленинград, умереть, если понадобится, но не сдать город — это было желание не единиц, это было всеобщее настроение балтийцев. Оно с полной силой отразилось в священной исторической клятве, которая была принята старшинами, краснофлотцами, командным и политическим составом всех кораблей и частей флота в сентябре 1941 года. Военные моряки (присягали в ней городу Ленина, трудящимся Ленинграда:

«Дорогие товарищи ленинградцы!

В грозный и решающий час, когда взбесившийся ненавистный враг подошел к воротам города Ленинграда, мы, моряки Краснознаменной Балтики — краснофлотцы, командиры и политработники, всем сердцем, всеми помыслами с вами, героические граждане героического города.

Кровными и неразрывными узами связана с городом Ленина вся история Краснознаменного Балтийского флота.

Вместе с вами, товарищи, шли на штурм Зимнего балтийцы, вместе с вами под руководством партии балтийские отряды громили отборные белогвардейские полки генерала Юденича, вместе с вами строили большой флот СССР. На стапелях ленинградских верфей выросли новые корабли — гордость нашей страны. Здесь, в Ленинграде, ковались до конца преданные Советской власти и нашей большевистской партии кадры Военно — Морского Флота. Ленинград давал и дает Балтике лучших своих сынов.

Связь граждан великого города и балтийских моряков сцементирована кровью, пролитой в совместной борьбе под руководством Ленина в тяжелые годы посягательства врага на нашу святыню, цитадель пролетарской революции, — город Ленина.

И теперь фашистские бандиты хотят любой ценой захватить Ленинград. Они хотят залить кровью наших людей широкие площади и проспекты города, надругаться над нашими сестрами, женами, матерями, предать огню и мечу все то, что потом и кровью в жестоких боях завоевано трудящимися героического Ленинграда.

Не будет этого! Каких бы сил это ни стоило, какие бы жертвы ни пришлось принести — Ленинград впредь будет только советским!

Мы не сомневаемся в том, что трудящиеся города Ленина под руководством городского комитета Коммунистической партии, под руководством товарища Жданова будут непоколебимо стоять на своем посту в эти дни священной Отечественной войны. Они дадут оружие и боеприпасы во все возрастающих количествах, превратят город в неприступную крепость обороны, перекроют накрепко все подходы к городу, беспощадно уничтожат трусов, паникеров и нарушителей революционного порядка.

Товарищи ленинградцы! Балтийцы бьются с врагом на всех подступах к городу Ленина: морские бригады на сухопутье, корабли в море, самолеты в воздухе разят врага, нанося ему жестокие потери.

Мы даем вам священную клятву: пока бьется сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие — не бывать фашистской сволочи в городе Ленина.

Мы удесятерим наши усилия, обрушив на коричневую гадину всесокрушающий артиллерийский шквал наших кораблей, всю огненную мощь береговых батарей, всю силу наших сухопутных частей.

Тесней сомкнем ряды! Не пустим врага в наш родной город! Будем биться за Ленинград! До последней капли крови, до последнего вздоха, но Ленинград на поруганье не отдадим! Защитим Ленинград. Истребим врага! Победим!»

14 сентября эта клятва, подписанная членами Военного совета флота Трибуцем, Смирновым, Вербицким, была опубликована в газете «Ленинградская правда», о ней узнали те, кому она давалась — трудящиеся Ленинграда.

Душой обороны Ленинграда была партийная организация. Она сплачивала трудящихся города, воинов фронта, военных моряков Балтийского флота на отпор врагу, вселяла веру в то, что немецко — фашистские захватчики будут разгромлены. Секретари областного и городского комитетов партии А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, Я. Ф. Капустин, председатель исполкома Ленсовета П. С. Попков, члены обкома Т. Ф. Штыков, Н. В. Соловьев и другие часто бывали в воинских частях и на предприятиях, выступали перед защитниками города.

Напряженно работали в эти дни политуправление' флота, полит- органы соединений, политработники кораблей и частей. Для усиления политических органов флота горком и райкомы посылали своих работников. Флотские политработники объясняли морякам причины наших первоначальных военных неудач, рассказывали о трудовом подъеме в тылу, о принимаемых партией и правительством мерах по более быстрому техническому обеспечению Вооруженных Сил, созданию и обучению резервных армий. В основе партийно — политической работы лежала директива Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б).

Широкий размах в воспитательной работе приобрела популяризация наиболее ярких героических подвигов, совершенных на фронтах Великой Отечественной войны и в тылу врага; флотские политработники добивались, чтобы каждый военный моряк знал о проявлениях героизма среди краснофлотцев и командиров Бал тики. Активно попользовались формы массовой агитации. Большое воспитательное значение имели приезды на корабли и в части флота делегаций с фабрик и заводов, совместные собрания военных моряков и рабочих, вручение знамен кораблям и частям от коллективов предприятий. Важную роль играла переписка экипажей кораблей, команд частей и батарей с коллективами тыловых предприятий.

«Главная задача политической работы в войсках летом и осенью 1941 года состояла в разъяснении личному составу сложившейся обстановки, справедливого характера и целей войны Советского Союза, в воспитании стойкости в обороне, в укреплении дисциплины и организованности войск, в воспитании ненависти к врагу»[63].