Балтийцы вступают в бой

ГЛАВА 11. МОРСКОЙ БАСТИОН

Острова Моонзундского архипелага (Сарема, Хиума, Вормси и другие), расположенные к северу — западу от Рижского залива, имели важное значение для обороны западных морских рубежей нашей страны; они прикрывали дальние подступы к Риге, Таллину, Ленинграду. Огонь мощных орудий, установленных на Моонзундских островах и полуострове Ханко, надежно закрывал входы в Рижский и Финский заливы.

На протяжении многих веков острова архипелага привлекали внимание государств, расположенных на побережье Балтийского моря. По договору между Россией и Швецией, заключенному в 1721 году, архипелаг перешел к России. В первую мировую войну он превратился в операционную базу Балтийского флота. Базируясь на Моонзунд, корабли осуществляли удачные операции с целью затруднить совместные боевые действия сухопутных и морских сил Германии на Курляндском побережье. На островах была создана довольно мощная артиллерийская противодесантная и сухопутная оборона.

Моонзундские острова сыграли огромную роль в октябре 1917 года, помешав германскому флоту прорваться через Финский залив к Петрограду. Немецкое командование сосредоточило для прорыва свыше 320 кораблей и судов, в том числе 10 новейших линейных кораблей, 9 крейсеров, 6 подводных лодок, 30 тральщиков, 48 транспортов и около сотни самолетов. Русские гарнизоны на островах, корабли революционного Балтийского флота сорвали планы немецких империалистов, в ожесточенных боях отстояли морские подступы к городу революции.

В годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, Советское правительство, заботясь об укреплении границ первого в мире социалистического государства, достигло договоренности с правительством буржуазной Эстонии об аренде некоторых островов и портов для нужд Балтийского флота.

Глубокой осенью 1939 года командование Военно — Морского Флота обсудило систему обороны Краснознаменного Балтийского флота, разработанную группой командиров Главного штаба ВМФ под руководством вице — адмирала С. П. Ставицкого. Выступая при обсуждении, член Главного Военного совета ВМФ А. А. Жданов отметил, что в первую очередь следует создать артиллерийскую оборону на острове Оденсхольм (Осмуссар) для борьбы с легкими силами вероятного противника. Было сформировано командование береговой обороны Балтийского района под руководством генерала С. И. Кабанова и военкома бригадного комиссара П. Е. Дорофеева со штабом и политотделом в Палдиски.

Бесной 1940 года Народный комиссар ВМФ приказал выбрать места для установки батарей на Ханко, Осмуссаре, Сарема и Хиума и разработать план их сухопутной, противодесантной и противовоздушной обороны. Это сделала комиссия, в которую входили опытнейшие специалисты артиллерийского дела флагман 2 ранга И. И. Грен, комдив А. Б. Елисеев, комбриги И. В. Кокорев и

В. В. Крюков, военинженеры 2 ранга А. К. Дубинин и С. С. Лебедев и другие. В июле Главный Военный совет ВМФ рассмотрел и одобрил предложенную комиссией И. И. Грена систему обороны «а островах Моонзунда. Для ее создания правительство отпустило флоту на 1940—'1941 годы значительные денежные и материальные средства. Были созданы специальные строительно — монтажные организации, началась транспортировка и выгрузка на острове тяжелых деталей башенных и открытых батарей. В Кронштадте формировались боевые расчеты вновь строящихся батарей, которые «направлялись к местам строительства. Так как оборонительные работы выполнялись в условиях буржуазной страны, необходимо было сохранить в тайне характер этих уникальных по тому времени сооружений от разведок империалистических государств.

Для строительства открытых батарей был установлен срок шесть месяцев, долговременных крупнокалиберных — год. Дело осложнялось тем, что каждый клочок земли принадлежал своему хозяину. Помню, в одном месте на Сарема нужно было проложить дорогу, она шла через частный участок, с трудом строители договорились с местными властями. Мешали запоздалая весна, льды на подходах к островам Моонзундского архипелага. Первые инженерные батальоны начали прибывать на Сарема и Хиума только а апреле — мае 1940 года, а на Осмуссар и того позже. Однако, несмотря на трудности, руководители строительства оборонных объектов А. И. Евстигнеев, А. Н. Кузьмин, А. Ф. Лабайдин и Я. 3. Кронрод сумели организовать дело. Установленные правительством сроки были выдержаны. Монтаж средств управления, различных систем выполнялся бригадами ленинградских заводов. Комендант Моонзунда генерал — майор С. И. Кабанов был отличным организатором обороны и душой строительства на всех островах. Он показал себя дальновидным военным руководителем, настойчиво доказывал, что береговые батареи должны стрелять не только в море, но, если понадобится, и на сушу. На быстрейшее завершение строительства направлялась вся партийно — политическая работа, возглавляемая начальником политотдела батальонным комиссаром Л. Е. Копновым. Вопросы сооружения оборонных объектов регулярно обсуждались на партийных и комсомольских собраниях. Бригады строителей соревновались между собой, задания постоянно выполнялись на 150–200 процентов.

На полуострове Сырве земляные работы начались в мае 1940 года, на мысе Тагаранна — в августе, на мысе Тахкуна — в июле.

На Сарема строительство и монтаж батарей возглавляли военные инженеры Ф. Н. Усков, С. И. Могилев и В. И. Гордиенко. В их распоряжении находились два отдельных инженерных батальона, которыми командовали майор С. К. Воинов и капитан Ф. Н. Сараев. Участие в создании обороны принимали также 10–я отдельная саперная рота старшего лейтенанта Г. В. Кабака и саперный батальон капитана Евдокимова.

За девять месяцев батальон Ф. Н. Сараева соорудил и сдал оригинальную по конструкции 180–миллиметровую дальнобойную открытую батарею и две 130–миллиметровые обычные батареи. Батальон К. С. Воинова передал артиллеристам капитана А. М. Сте- беля 180–миллиметровую башенную дальнобойную защищенную броней 315–ю батарею. Непосредственные руководители работ начальник участка военинженер 3 ранга Ю. Г. Васильев, Г. А. Амха- ницкий, М. М. Богданов, Е. Д. Дорофеев обеспечили отличное качество строительства и монтажа. 8 июня 1941 года 315–я батарея была практически в строю, но до 12 июля она не стреляла, чтобы скрыть от врага свое местонахождение.

На Хиума строительство возглавляли военные инженеры Е. С. Соколов, Н. И. Патрикеев и В. И. Бондаренко. В северной части острова, неподалеку от маяка Тахкуна, монтировалась 180–миллиметровая бронебашенная батарея. Работы вел 36–й инженерный батальон майора Г. С. Дубовского (политрук А. С. Зудин), а затем и 33–й инженерный батальон. Выбор места батареи здесь задержался из‑за сложных грунтовых условий, только 10 июля 1940 года были утверждены ее координаты. И тем не менее через год саперы и артиллеристы доложили Военному совету флота, что батарея готова к боевой эксплуатации.

В первый месяц войны в Латвии и Эстонии было введено в строй

16 долговременных береговых батарей, из них три бронебашенных, кроме того, две позиции для крупных железнодорожных батарей. Такого количества объектов в один год не строили еще ни на одном флоте. Это был настоящий подвиг наших военных инженеров, командиров и красноармейцев, рабочих и инженеров ленинградских заводов. И столь же героически они сражались позднее в неравных боях с фашистами на Моонзундских островах и под Таллином.

Строители, краснофлотцы, старшины и командиры боевых расчетов батарей (всего около 40 тысяч человек) работали в три смены.

Ни сорокаградусный мороз, хотя люди жили в палатках, ни недостаток техники не могли задержать выполнения поставленной задачи. Можно удивляться, как удалось все это сделать. Заслуга в этом, прежде всего, командиров, политработников и партийных организаций, которые умело мобилизовали личный состав на ударный труд.

Осенью на острова прибыла специальная комиссия Наркомата ВМФ во главе с полковником В. К. Зайнчковским для рекогносцировки и привязки к местности долговременных и деревоземляных огневых точек. Выводы комиссии были утверждены Военным советом флота и переданы в Главный штаб ВМФ, но в декабре строительство сухопутной инженерной обороны передали военному округу. Лишь весной 1941 года на Сарема было организовано управление инженерными работами и начали прибывать части 3–й отдельной стрелковой бригады. Одновременно на Хиума прибыло два батальона из 16–й стрелковой дивизии. Работы по созданию опорных пунктов в глубине обоих островов начались; до начала боев успели сделать немало: сотни дотов, дзотов, оборонительные рубежи, отсечные позиции, проволочные заграждения, заминированные районы, аэродромы, пристани и другие военные сооружения.

Батареи на островах сооружались с таким расчетом, чтобы можно было вести оборону и своего сухопутного фронта. Но, к сожалению, мы плохо учитывали то обстоятельство, что все острова разделены между собой проливами; в сложных условиях немецко- фашистского наступления мы не могли перебрасывать немногочисленные сухопутные подразделения с одного острова на другой, особенно с Сарема на Хиума. Гарнизон каждого острова бился в одиночку, и в этом была самая большая слабость обороны всего архипелага.

И еще одна беда — не было заблаговременно определено, кто отвечает за оборону островов, кто будет командовать силами, кому подчинить батареи, команды, строительные батальоны. На второй день войны мы получили от начальника Генерального штаба директиву: «Ответственность за сухопутную оборону острова Сарема возлагается на войска ПрибВО, острова Хиума — на войска ЛВО. Командуют обороной островов сухопутные командиры. Береговая оборона (артиллерия — В. Т.) — за командованием КБФ, которое ставит задачу. При отсутствии морских целей и наличии сухопутных целей береговая оборона выполняет заявки сухопутного командования». Фактическая ответственность за оборону островов Моонзунда Ставкой ВГК была возложена на Военный совет КБФ.

Я позвонил Народному комиссару ВМФ адмиралу Н. Г. Кузнецову:

— Для обороны Сарема нужен хотя бы батальон танков, а для Хиума — стрелковый полк и рота танков. Елиссеев не имеет никаких маневренных средств на случай высадки десантов с воздуха, каких маневренных средств на случай высадки вражеских десантов с воздуха.

230

Но в распоряжении Наркома общевойсковых резервов не было.

Какими же силами мы здесь располагали. Костяком всей сухопутной и противодесантной обороны Сарема и Муху была отдельная стрелковая бригада полковника П. М. Гаврилова (военком И. В. Кулаков) — около 6500 человек. Бригада участвовала в войне 1939/40 года, почти весь командный и даже рядовой состав имел боевой опыт. В ходе боевых действий в бригаду вливались подразделения военных моряков, личный состав частей береговой артиллерии, авиации. Подчинялась бригада командующему 8–й армией, а в гарнизонном отношении — коменданту береговой обороны. На Хиума находились два батальона 16–й стрелковой дивизии. Четыре инженерных батальона численностью около 5000 человек, по два на Сарема и Хиума, были переданы полностью в подчинение генералу А. Б. Елисееву.

Штаб и политотдел береговой обороны Балтийского оайона находились на Сарема в городе Курессаре (Кингисепп). Комендантом береговой обороны после убытия на учебу в академию в 1940 году генерала С. И. Кабанова был назначен генерал — майор А. Б. Елисеев, один из наших старейших военных моряков, большой специалист в области использования береговой артиллерии, участник гражданской войны. В прошлом рядовой балтийский матрос — комен- дор и артиллерийский унтер — офицер, он служил до революции на крейсере «Россия» и линейном корабле «Слава», на батареях островов Моонзундского архипелага. Алексей Борисович до тонкости знал организацию и материальную часть береговой артиллерии, обладал широкими познаниями в вопросах ее использования. Военкомом береговой обороны был дивизионный комиссар Гавриил Федорович Зайцев, утвержденный в этой должности в июле 1941 года. Опытный политработник, имевший к тому же твердый, волевой характер, он сумел сработаться с Елисеевым, умело направлял деятельность политотдела района.

Добрым словом я всегда вспоминаю и начальника штаба района опытного артиллериста, грамотного, дисциплинированного командира Алексея Ивановича Охтинского. Это был требовательный к себе и подчиненным человек, хороший штабист, отлично знавший части береговой обороны, командный состав. По характеру Охтинский казался несколько суховатым. Он неоднократно просился в строй, хотел лично участвовать в боевых действиях.

Война застала гарнизон архипелага в полной боевой готовности (Елисеев имел на это заблаговременное приказание командующего флотом). Пока шли бои на территории Латвии и Эстонии, а в районе Моонзунда находились наши корабли, противник активных действий не предпринимал, ограничиваясь эпизодическими бомбардировками батарей и кораблей в районе Касарского плеса. Пользуясь этим, гарнизон, привлекая местное население (кроме Осмуссара, где населения не было), продолжал строить и монтировать батареи, долговременные и деревоземляные огневые точ ки. Доты и дзоты строили по всему побережью. Руководил работами начальник инженерной службы района полковник Сергей Сергеевич Навагин, скромный, знающий дело командир.

Откуда враг будет наступать на острова, никто из наших командиров не знал; могло быть так, как в первую мировую войну, когда немцы высадили крупный десант при поддержке почти всего флота в бухте Тага — Лахт[78]. В первую очередь нападения ждали с моря, с запада, поэтому и усилия сосредоточивали на создании возможно более стойкой противодесантной обороны на юго — западном и западном побережье Сарема, а также на западном и северном берегах Хиума.

На северо — западе Сарема стоял 46–й стрелковый полк майора

А. С. Марголина; он занимал оборону на Тагаранне и прикрывал входы в бухты Кюдема — Лахт и Тага — Лахт. Южное и юго — восточное побережье острова — от Ромассаре до мыса Кюбоссар — оборонял 79–й стрелковый полк майора Ладеева.

Угроза вторжения возникла, однако, не с запада и юго — запада, а с юга и востока, то есть с материка, а на этих направлениях как раз и не было предусмотрено инженерных оборонительных сооружений. Кто мог знать, что через несколько дней после начала войны враг окажется у Лиепаи, а потом у Риги и Таллина!

В июле, когда противник подошел к Нарве, командующий 8–й армией решил подчинить непосредственно себе стрелковую бригаду, находившуюся на Сарема. Если учесть, что командарм и его штаб находились от Сарема за 600–700 километров, можно представить, к чему могло привести подобное переподчинение. Решением Военного совета флота от 10 июля все без исключения части, расположенные на Сарема и Хиума, включая надводные и подводные корабли и авиацию, были подчинены коменданту архипелага генералу Елисееву, о чем мы доложили командующему фронтом. Командующий генерал М. М. Попов согласился с нами.

Народный комиссар ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов приказал: «Сарема и Хиума оборонять при всех условиях обстановки на сухопутном фронте. План обороны в кратчайший срок представить на утверждение…» Приказ был передан генералам Кабанову и Елисееву (на Ханко и Сарема)[79].

Понимая обстановку, комендант обороны островов и его штаб приняли меры для создания более мощной обороны. Все было пущено в ход: проволока с огородов, непригодные к использованию авиабомбы, учебные пулеметы. Помощник коменданта по материально — техническому обеспечению майор И. Г. Фролов сумел обеспечить гарнизон продовольствием и топливом.

К 1 августа на островах Сарема, Хиума и Осмуссар закончили строительство и монтаж всех батарей. Для предотвращения возможного вторжения противника со стороны Эстонии были установлены дополнительно батареи на мысах Паммана, Кейгуста, островах Абрука и Муху, в бухте Репику, кроме того, поставили шесть полевых батарей на южном побережье Сарема, на Муху и в бухте Лыу.

С артиллерией теперь было, можно сказать, все более или менее в порядке, но не хватало сухопутных сил, не было танков. Слабыми оставались зенитная оборона и истребительное прикрытие островов. Недоставало вооружения для строительных и инженерных частей, оставшихся на островах. Плотность войск в обороне была низкой — один стрелковый полк занимал оборону на фронте до 120 километров. Гарнизон самого крупного острова Сарема насчитывал всего лишь 18 с лишним тысяч человек.

Настроение, однако, в частях и подразделениях островов было бодрым, защитники заявляли о своей решимости до конца сражаться за родную землю. Каждый понимал, что бои с врагом на Моонзундских островах отвлекут силы противника от Ленинграда. В обращении к Главному политическому управлению ВМФ командование гарнизона островов писало: «Весь личный состав полон решимости сражаться за каждую пядь земли, не щадя своих сил и жизни. Можете смело заявить Центральному Комитету Коммунистической партии, что мы будем по — большевистски драться и оправдаем долг перед Родиной». Многие воины просились на материк для участия в боях в составе сухопутных войск. Командирам и политработникам приходилось разъяснять важность обороны островов Моонзунда, занимавших выгодное военно — стратегическое положение.

Немецко — фашистское командование готовилось к захвату островов архипелага задолго до начала войны. Мельцер, в прошлом офицер сухопутных войск, участник захвата островов, в своей книге «Борьба за Моонзундские острова» пишет: «В директиве от 31 января 1941 года о стратегическом развертывании для осуществления восточной кампании (план «Барбаросса») говорилось: «18–я армия… проводит все необходимые подготовительные мероприятия к занятию Моонзундских островов таким образом, чтобы обеспечить возможность внезапного осуществления этой операции… Подготовка к взятию Моонзундских островов была начата в штабе группы армий «Север» заблаговременно. Составлялись планы операции, и они, естественно, предусматривали возможное участие флота»[80].

А вот свидетельство еще одного немецкого историка Ю. Майсте- ра: «Командование армией первоначально предполагало план захвата балтийских островов осуществить внезапным вторжением с моря сразу же с открытием военных действий. Учитывая силу советского флота, германский флот этот план отверг»[81]. Немецкие адмиралы еще помнили о героизме и мужестве революционного гарнизона, дравшегося на островах в 1917 году, что стоило немалых потерь германскому флоту. Видимо, поэтому он и теперь не был использован до тех пор, пока Краснознаменный Балтийский флот в силу создавшейся обстановки не отошел в Кронштадт.

Со второго дня войны противник начал наносить по островам удары авиацией — главным образом по аэродромам и крупным батареям. На Сарема трудно, а порой и невозможно было отражать атаки вражеских самолетов на аэродром Кагул, пристань Трииги, батареи на полуострове Сырве. Зенитные средства, особенно автоматические и крупнокалиберные, на острове практически отсутствовали.

После захвата противником Виртсу создалась непосредственная угроза вторжения на острова[82]. Наиболее вероятным местом высадки десанта стал остров Муху. Командование гарнизона приняло решение возвести на этом острове инженерные укрепления. На предполагаемых путях наступления противника с материка вокруг батарей начали создаваться рубежи обороны. К работам привлекались инженерные батальоны, ранее занимавшиеся строительством батарей, местное население, части стрелковой бригады. Саперный батальон стрелковой бригады и отдельная саперная рота лейтенанта Г. В. Кабака заминировали мосты на дамбе.

Первой открыла огонь по противнику 43–я батарея лейтенанта

В. Г. Букоткина.

Выход противника к Виртсу никак не входил в наши расчеты. Войск для обороны здесь не было, пришлось флоту принимать экстренные меры. В донесении начальнику штаба Северо — Западного направления генералу М. В. Захарову мы писали: «В районе Виртсу— Лихула противник сосредоточивает силы. Состав не установлен. В деревнях Уэкюля, Раусте, севернее Виртсу в 8—10 километрах находятся батареи, противодействующие проходу наших кораблей в Рижский залив. Сухопутных частей на этом направлении нет. Предполагаю дальнейшее продвижение противника на Хапсалу. Прошу приказать командующему 8–й армией выслать разведывательный батальон на это направление. Поддержу авиацией и надводными кораблями».

Коменданту островов генералу А. Б. Елисееву и командиру отряда легких сил контр — адмиралу В. П. Дрозду было приказано высадить десант, поддержав его артиллерией с берега и с кораблей, а также авиацией, выбить противника с Виртсу и удерживать этот важный плацдарм. А. Б. Елисеев и В. П. Дрозд четко и быстро выполнили приказ. На рассвете 18 июля около трехсот десантников под командованием полковника Н. Ф. Ключникова (начальник штаба техник — интендант 1 ранга А. М. Ершов) приступили к выполнению боевой задачи. Высадке десанта предшествовала разведка. Посы лали через пролив на материк также эстонских коммунистов и комсомольцев, помогавших нашим разведчикам. После небольшой артиллерийской подготовки, которую провели эскадренные миноносцы и батарея Букоткина, десант, прикрываемый истребителями с Сарема, высадился и начал продвигаться к дамбе, соединяющей материк с Виртсу. Здесь фашисты оказали сильное сопротивление, но десантники и бойцы истребительного отряда, подоспевшего из района Лихула, разбили врага и отбросили его на. полсотни километров к Пярну.

В этой операции проявился военный талант заместителя командира 3–й стрелковой бригады, участника гражданской войны, полковника Николая Федоровича Ключникова. Бесстрашный, находчивый боевой командир, он затем умело организовал бой за остров Муху, решительно действовал в боях на полуострове Сырве. Одновременно с десантом в Виртсу в Рохукюла были высажены батальон 156–го стрелкового полка 16–й дивизии, которым командовал майор А. Б. Столяров, и батарея старшего лейтенанта П. А. Хопшоносова. При поддержке авиации с Сарема они начали наступать в направлении Поливере — Ристи и вскоре заняли плацдарм для обороны в районе Хапсалу — Рохукюла.

В результате разгрома в Виртсу противник почти два месяца не предпринимал здесь активных действий. И лишь после того, как наши боевые корабли покинули рейд Куйвастэ и ушли в Таллин, враг начал снова готовиться к захвату островов.

Рассказ о Моонзунде будет неполным, если обойти молчанием действия находившихся в этом районе наших кораблей и авиации. Их судьба в летние и осенние месяцы 1941 года была тесно связана с судьбой островов.

Корабли пришли сюда из Усть — Двинска после того, как наши войска оставили Ригу. Условия базирования в Моонзунде, в Куйвастэ оказались значительно хуже, чем в Усть — Двинске; мы не имели здесь минных запасов, наземных складов, топлива, мастерских даже для элементарного ремонта кораблей и катеров. Рейды, где базировались эсминцы и катера, были открытыми, не защищенными ни с моря, ни с воздуха. Потребовалось и соответствующее навигационное оборудование района базирования боевых кораблей и многочисленных вспомогательных судов, снабжавших гарнизон. Эта обязанность возлагалась на гидрографов И. Чишко и М. Махонина.

Корабли, торпедные катера приходилось снабжать из Таллина или же, используя автотранспорт, подавать все необходимое для них на пристани Виртсу и Рохукюла, а оттуда доставлять в Куйвастэ. Это еще более осложняло пребывание кораблей в Моонзунде.

Оперативные возможности использования наших сил в Рижском заливе сильно сократились. Левый фланг минной позиции, поставленной нами в Ирбенском проливе, теперь упирался в берег, занятый противником. Вдоль южного берега противник срочно поста вил береговые батареи. Лишились мы и морского аэродрома на озере Киш, под Ригой, где базировались самолеты — разведчики. Непрерывно самолеты врага вели разведку наших кораблей в заливе, по их сигналу сразу же вылетали бомбардировщики. Чтобы избежать потерь, миноносцы и сторожевые корабли находились в постоянной готовности к передвижению. Маневрировать приходилось полными ходами по малым глубинам. А авиация врага атаковывала по 12–14 раз в сутки группами от 4 до 20 бомбардировщиков.

Нуждалась в совершенствовании организация управления нашими силами в Рижском заливе. Здесь было три самостоятельных оперативных начальника: командир сформированной накануне войны Прибалтийской военно — морской базы П. А. Трайнин, комендант острова А. Б. Елисеев и командир отряда легких сил В. П. Дрозд. Ни одному из них не подчинялась авиация, базирующаяся на прибрежных аэродромах. Обсуждая на Военном совете различные варианты организации единого командования, мы приняли решение возложить ответственность за оборону островов и Рижского залива на контр — адмирала П. А. Трайнина. Ему были подчинены гарнизоны островов, соединение охраны водного района, дивизион торпедных катеров капитана 3 ранга А. Н. Богданова (военком Д. М. Грибанов) и оперативно — авиация острова Сарема. Отряд легких сил должен был проводить операции в Рижском заливе только по его указаниям. Подводные лодки, участвовавшие в обороне островов и подходов к Рижскому заливу, подчинялись командиру своего соединения, но все приказания, поступавшие к ним, командир соединения в копии сообщал Трайнину.

Новая организация была, однако, вскоре нарушена. Обстановка на сухопутном фронте изменилась к худшему, противник подходил к Марьямаа. В этих условиях П. А. Трайнин отдал приказ (на мой взгляд, несколько поспешно) об эвакуации Рохукюла и вывозе всего ценного на Сарема в бухту Трииги. Мы тут же упразднили Прибалтийскую военно — морскую базу, возложив командование всеми кораблями и торпедными катерами на контр — адмирала

В. П. Дрозда, войсками и береговой артиллерией островов — на генерала А. Б. Елисеева, бомбардировочной авиацией — на генерала М. И. Самохина. Все они были подчинены командующему флотом.

Военные действия на море в это время носили острый характер. Перед нашим флотом главной задачей стало систематическое нарушение коммуникаций противника, лишение его возможности проводить и разгружать конвой в Риге. Группа армий «Север», наступавшая на Ленинград, к концу июля 1941 года начала испытывать трудности в снабжении, и ей нужна была Рига как порт. Единственный путь, проходивший через Ирбенский пролив, находился под огнем нашей батареи, установленной на южном берегу Сарема, к тому же он был перекрыт минными заграждениями, поставленными в течение первой недели войны нашим отрядом лег ких сил[83]. Сильное противодействие попыткам врага пройти к Риге оказывали также эскадренные миноносцы и торпедные катера, базировавшиеся на рейд Куйвастэ и пристань Мынту и поддерживаемые флотской авиацией.

Стремясь преодолеть сопротивление, противник перебазировал в Лиепаю и Вентспилс значительные силы ударной и истребительной авиации, на побережье Рижского залива в Латвии установил несколько батарей, под прикрытием которых могли выходить его корабли и суда.

Мы ответили на это усилением минных заграждений. Выполнявшие минирование эсминцы, сторожевые корабли и тральщики работали ночью, часто под ударами вражеской авиации и торпедных катеров. В августе в Ирбенском проливе и Рижском заливе было поставлено 17 линий минных заграждений — 1318 мин и 40 минных защитников.

Успешное выполнение плана минных постановок, а также использование всех родов сил флота позволило нам с первых дней войны надежно контролировать вход в Ирбенский пролив. Это сказалось и на положении защитников архипелага: противник в этот период не делал даже попыток высадить десант на острова.

Пользуясь тем, что южный берег находится в его руках, противник, протралив небольшой ширины фарватер, попытался 5 июля провести в Усть — Двинск плавбазу для тральщиков, имея в виду очистить потом от мин Рижский залив. Наши истребители и бомбардировщики нанесли удар по аэродрому и кораблям врага в Вентспилсе. По полученным позднее данным, серьезные повреждения получили два минных прорывателя, предназначенных для траления мин в Рижском заливе, и несколько тральщиков. Плавучая база «Модерн-2» в сопровождении тральщиков все же вышла из Вентспилса в Усть — Двинск.

В Моонзунде в это время к выходу в море готовился отряд наших кораблей. Эскадренный миноносец «Сильный» (командир капитан

3 ранга А. Е. Комаров) вместе с двумя другими кораблями принял мины на рейде Рохукюла, имея задачу выйти в море для минной постановки. Эскадренный миноносец «Сердитый» (командир капитан — лейтенант А. Г. Письменный) должен был осуществлять их прикрытие.

Утром 6 июля отряд снялся с якоря. Командир отряда капитан

1 ранга Б. В. Хорошхин находился почему‑то на сторожевом корабле «Туча», где условия для управления были наихудшими, указания на случай встречи с врагом были недостаточно хорошо продуманы, приказания на переходе не отличались четкостью.

После полудня командир «Сердитого» А. Г. Письменный сообщил командиру отряда, что видит транспорт противника в охранении двух малых кораблей, а позже поправился, что видит эсминец противника. В 13 часов плавбаза противника (это, оказалось, была плавбаза, а не эсминец) открыла огонь по «Сердитому» с дистанции 112 кабельтовых. «Сердитый» также открыл огонь двумя носовыми орудиями с дистанции 103 кабельтовых. Вместо того чтобы, связывая боем корабли врага, дать возможность своим кораблям освободиться от опасного груза, а затем общими усилиями уничтожить противника, командир дивизиона капитан 2 ранга Г. С. Абашвили приказал загруженному минами «Сильному» подтянуться к «Сердитому» и тоже вступить в бой. «Сильный» открыл огонь, сбивая уже пристрелянные залпы «Сердитого». На кораблях противника был замечен пожар, они поставили дымовую завесу. «Сердитый», увеличивая курсовой угол, ввел в действие остальные орудия. Спустя несколько минут, «Сильный» получил попадание в корму. От взрыва загорелась бочка со смесью для дымовой аппаратуры и одна из находившихся на палубе мин. Катастрофа казалась неминуемой. К мине бросились раненый старший краснофлотец И. П. Уложенко, старшина 2–й статьи В. В. Карпов и старший краснофлотец В. С. Александров. Общими усилиями во главе с лейтенантом И. Я. Горовым они столкнули мину за борт. Корабль был спасен. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1941 года герои были награждены орденами Советского Союза.

Неделю спустя после этого боя, 12 июля, в свое первое сражение с врагом вступила батарея капитана А. М. Стебеля, открыв огонь по вражескому конвою на подходах к Ирбенскому проливу. Очень скоро она накрыла вражеские корабли и транспорты. Более 150 мощных снарядов было выпущено по противнику; с батареи видели пожары, некоторые суда получили значительные повреждения. С этого дня батарея постоянно находилась в полной боевой готовности, закрывая вход в Рижский залив. Противник ничего не жалел, чтобы уничтожить ее — совершал массированные налеты, делал попытки расстрелять с моря, но безуспешно. Дальнобойность 180–миллиметровых орудий значительно превосходила дальность стрельбы любых кораблей противника, они не могли подойти к ней на достаточно близкое расстояние. Неуязвима батарея была и с воздуха. Ее прекрасно защищали броня и бетон, толстый слой земли. По приказанию генерала А. Б. Елисеева рядом с батареей была создана ложная огневая позиция, на которую фашисты сбросили не одну сотню бомб.

Один из лучших артиллеристов береговой обороны капитан

А. М. Стебель умело руководил боевым расчетом; расчет действовал исключительно самоотверженно. Стойкость и мужество показывали коммунисты, которых было на батарее свыше тридцати человек. Амельченко, Шаповалов, Боронец, Афанасьев, Астафьев, секретарь парторганизации Пушкин, другие члены партии цементировали и сплачивали коллектив, воспитывали личный состав в духе ненависти к врагу, в духе безграничной любви к Родине и Коммунистической партии, словом и делом увлекали комендоров на героические подвиги.

Донесение о конвое противника было получено в штабе флота около 18 часов. Вражеские суда, потрепанные батареей Стебеля, прошли уже Ирбенский пролив и находились на траверзе мыса Колгасрагс. Эскадренные миноносцы «Стойкий» и «Грозящий» получили приказ выйти в море, найти и уничтожить корабли противника. Но еще до того как их настигли эсминцы, задержавшиеся с выходом из‑за отсутствия топлива, конвой обнаружила на рассвете 13 июля группа торпедных катеров под командованием

В. П. Гуманенко. Они атаковали концевые суда конвоя, смело ворвались внутрь боевого порядка, нанося удары торпедами и пушечно — пулеметным огнем. Возвратились без потерь. Вслед за ними мощные удары по конвою нанесла и авиация. Эскадренные миноносцы нагнали конвой у входного буя в Ригу, когда уже ничего нельзя было сделать.

Мне хочется более полно рассказать об участии в бою наших ка- терников — торпедистов. Один из них, капитан 2 ранга В. И. Белугин, вспоминает: «В 23 часа торпедные катера № 73 лейтенанта М. Г. Чебыкина, № 17 лейтенанта И. С. Иванова, № 64 главного старшины А. И. Афанасьева, № 93 под моим командованием вышли из бухты Мынту для нанесения торпедного удара. В. П. Гуманенко находился на головном катере № 73. Отряд шел строем кильватера. До боли в глазах всматривались в горизонт… Наконец наступил рассвет. Почти сразу катера обнаружили на горизонте дымы. Стали видны очертания судов, идущих в кильватерных колоннах при сильном охранении боевых кораблей.

Четыре торпедных катера ринулись в атаку. Вперед и только вперед! Катера настигают конвой. Фашисты видят стремительно приближающиеся буруны и, не предполагая атаки, дают опознавательные: они принимают наши катера за свои! Не отвечая, мы идем на сближение с конвоем. По сигналу командира отряда катера № 17 и № 64 вышли из общего строя и начали атаку со стороны берега. № 73 и № 93 врезались в середину колонны. Противник открыл ураганный огонь, снаряды рвутся со всех сторон. Но строй вражеских кораблей нарушился. Катер лейтенанта Чебыкина атакует большой транспорт, мой катер выпустил одну торпеду по самоходной барже с танками, вторую — по транспорту. Там, обезумев, мечутся фашисты. Катерные боцманы И. Малинов и В. Огромное ведут прицельный огонь почти в упор из пулеметов ДШК. Сквозь грохот боя ветер доносит приглушенные вопли врага…

Торпедный катер лейтенанта Чебыкина в бою получил много пробоин. Поврежден двигатель. Тяжело ранен моторист старшина

Горбунов. Командир отряда приказывает Афанасьеву и мне оказать помощь катеру Чебыкина — охранять его. Атака закончена, катера ложатся на курс отхода в базу. Несколько кораблей и транспортов противника получили тяжелые повреждения, некоторые пошли на дно».

Впервые в истории военно — морского флота торпедные катера самостоятельно, без поддержки и наведения, в условиях хорошей видимости атаковали врага, во много раз превосходящего по силам, и нанесли ему значительный урон. Для этого надо было обладать особыми качествами, и наши катерники доказали, что обладают ими. Противник недосчитался нескольких судов и кораблей, у нас же потерь не было.

Оценивая действия наших сил в этих боях, Ю. Майстер писал: «Противодействие авиации, береговой артиллерии, легких сил было столь сильным, что пришлось отказаться на ближайшее время от проведения конвоев»[84]. Майстер отмечает, что в этом бою было повреждено около 25 судов и катеров и один десантный корабль потоплен.

Однако полностью разгромить конвой не удалось. Народный комиссар ВМФ и главком Северо — Западного направления обратили «а это наше внимание, отметили недостатки в организации боевой работы моряков, решительно потребовали улучшить воздушную разведку.

Одновременно нам было предложено заградить минами устье реки Западная Двина. Минно — торпедная авиация выставила первые мины, а позднее, вечером 17 июля, в залив вышли сторожевые корабли «Туча» и «Снег» под командованием командира дивизио- на капитан — лейтенанта В. Н. Филиппова, имевшие на борту по 30 мин. Их обеспечивали эскадренные миноносцы «Сердитый» и «Грозящий».

Поход оказался неудачным. При подходе к району постановки подорвался на мине сторожевой корабль «Туча». Часть экипажа, находившаяся на корме, взрывом была выброшена за борт. Помощник командира старший лейтенант Кудряшов, руководивший работами по приготовлению мин к постановке, был ранен. Кормовая часть «Тучи» деформировалась, вода поступала в румпельное отделение, корабль потерял ход. Командир одной из боевых частей лейтенант В. В. Цветков, будучи контуженным, поспешил извлечь запальные устройства из поврежденных мин, чтобы предотвратить их взрыв. Ему помогали моряки. Сторожевой корабль «Снег» взял «Тучу» на буксир.

Но и на этом испытания не кончились. При следовании в Моонзунд наши корабли в течение 16 часов подвергались непрерывным атакам вражеских бомбардировщиков. Мужество и стойкость моряков, встречавших врага плотным заградительным орудийным и пулеметным огнем, не позволила ему добиться цели. Сторожевой корабль «Туча» был приведен в Рохукюла, а затем через Таллин в Кронштадт на ремонт. В дальнейшем он активно чествовал в боевых действиях.

На заседании Военного совета флота мы тщательно проанализировали эти случаи. Руководители, командиры штаба и соединений должны были задуматься: для разгрома конвоя противника задействовали такие силы, а результат получен минимальный. Почему не уничтожили конвой полностью? Военный совет указал штабу флота и командующему авиацией на плохую организацию разведки, потребовал: противника искать, установив его точные координаты, самолету — разведчику висеть над целью до прибытия ударных групп авиации. Для ведения разведки в южной, средней и северной частях моря были выделены две авиаэскадрильи боевых самолетов ДБ-3 и СБ. Командирам авиационных частей полковникам Н. К. Логинову и Н. Т. Петрухину поручено лично руководить ими. В последующем нам удавалось наносить более результативные удары.

Вновь на Военном совете рассмотрели вопрос о едином командовании в Рижском заливе и Моонзунде. Мы приняли решение об объединении всех сил в руках коменданта береговой обороны Балтийского района генерала А. Б. Елисеева; подчинили ему авиацию, базирующуюся на Сарема; оперативно ему подчинялись также надводные и подводные силы, базировавшиеся в Моонзунде. Штаб района усилили за счет командиров расформированной Прибалтийской военно — морской базы.

Кораблям контр — адмирала В. П. Дрозда, находящимся в Моонзунде, ставилась задача — проводить эпизодическую разведку Рижского залива (до Ирбена) и совместными усилиями авиации, торпедных катеров и береговой артиллерии уничтожать корабли и суда врага. В случае попыток высадки десанта на острова они должны отразить ее. Генералу А. Б. Елисееву предоставлялось право по докладу В. П. Дрозда принимать решения об отправке на восток кораблей, нуждающихся в ремонте. Коменданту еще раз напомнили на Военном совете, что главная его задача — организовать оборону островов, а также заниматься боевым тралением в море, встречей и выводом подводных лодок. В помощь генералу Елисееву направили опытного моряка капитана 1 ранга М. С. «левенского. Начальником тыла был назначен капитан 1 ранга М. А. Нефедов.

Возвращаясь к тем июльским дням, я не перестаю удивляться, как мы смогли оборонять фронт побережья, исчисляемый сотнями километров, оборонять, в сущности, одной стрелковой бригадой да двумя батальонами, не имея никаких маневренных средств— ни танков, ни самоходных артиллерийских установок. Но тогда ни у меня, ни у других членов Военного совета не было мысли, чтобы оставить острова. Н. Г. Кузнецов в одной из своих книг пишет, что ему предлагали в начале войны снять гарнизон с островов. Это — ошибка. Такой разговор был, но уже в августе, когда враг стоял под Ленинградом и не оставалось сомнений относитель но судьбы Таллина. К середине августа противник еще не предпринимал решающего наступления на Таллин, и наши войска с Сарема и Хиума могли беспрепятственно высадиться в Виртсу и Рохукюла, чтобы потом 130–140 километров преодолеть пешим порядком за три — четыре дня. Возможно, что даже с их помощью организовать контрудар из Таллина не удалось бы, условия могли сложиться по — разному, но, несомненно, влившись в состав 10–го стрелкового корпуса, они оказали бы ему мощную поддержку, перемололи бы не одну дивизию противника. По — моему, эффект от использования двадцати с лишним тысяч хорошо обученных, свежих бойцов под Таллином был бы значительно выше, нежели в боях за острова.

Однако вернусь к боевым делам эскадренных миноносцев и авиации в Рижском заливе.

Утром 18 июля в штаб флота поступило донесение разведки о том, что в Рижском заливе обнаружен вражеский конвой. Я приказал Самохину и Дрозду уточнить место его нахождения, состав, курс, скорость и нанести по нему совместный удар.

В результате стремительных атак наших бомбардировщиков, торпедных катеров и эскадренного миноносца «Стерегущий» несколько транспортов получили повреждения, было уничтожено четыре вражеских истребителя. С нашей стороны потери были невелики: авиация противника уничтожила один торпедный катер, его экипаж мы подобрали.

После возвращения «Стерегущего» на рейд Куйвастэ контр — адмирал В. П. Дрозд позвонил мне в Таллин и доложил: «Стерегущий» только в конце дня настиг хвост колонны противника, причиной тому противоречивые разведывательные данные, неясные, запоздалые. Необходима надежная разведка, способная быстро давать данные и наводить силы для удара».

Да, разведка пока что оставалась узким местом. Я приказал группе командиров во главе с начальником штаба контр — адмиралом Ю. А. Пантелеевым срочно выехать на Сарема к Елисееву, чтобы на месте разобраться, как организованы воздушная разведка и наблюдение за обнаруженными на подходах к Ирбену кораблями и судами противника. Ю. А. Пантелееву поручалось также разобраться с материальным обеспечением гарнизона. Виртсу к этому времени освободили от фашистов, и начальник штаба смог машиной проехать до Рохукюла, а оттуда на морском охотнике добрался до Куйвастэ. Прибыв в Курессаре на командный пункт генерала Елисеева, он занялся порученным делом. Под его руководством были разработаны маршруты авиационной разведки, организована радиосвязь для передачи донесений в штаб Елисеева, на командный пункт Дрозда и одновременно в штаб флота, чтобы мы могли использовать нашу бомбардировочную авиацию. Адмирал выслушал просьбы коменданта архипелага, касающиеся доставок на острова оружия, боеприпасов и топлива, чтобы доложить о них в Таллине. Просьбы генерала Елисеева об улучшении снабжения были приняты во внимание; все, что могли, мы сделали для островов.

Перевозками всего необходимого на острова занималось несколько судов. Особо следует отметить два из них. Первое — небольшой портовый буксир «Эзро» во главе с капитаном Альфонсом Янсоном, который неоднократно под ударами авиации врага доставлял на Сарема и Хиума из Хапсалу продовольствие и боеприпасы, а иногда выполнял и роль дозорного корабля. Второй — пароход «Колпаке». Он с первых дней войны неоднократно ходил из Таллина на Сарема и Хиума, доставляя боеприпасы, продовольствие, пополнение гарнизонам, а обратным рейсом вывозил раненых. Отличное знание района и условий плавания капитаном Эрнстом Вейнбергсом позволило благополучно уходить от вражеских бомб и торпед.

Наше вмешательство также улучшило организацию последующих совместных ударов по кораблям и судам противника.

Чтобы снизить активность авиации противника, атаковавшей корабли и батареи Моонзунда, мы решили, используя данные разведки, нанести удар по его аэродрому в районе Вентспилса. В последней декаде июля сюда вылетели наши истребители «чайка» с подвешенными реактивными снарядами. Командовали храбрые балтийские летчики Ехин, Крайнов и Смирнов. Подойдя с моря к аэродрому, летчики нанесли внезапный удар по вражеским самолетам. Из района Лиепаи вдруг появились истребители противника. Связав их боем, наши истребители дали возможность бомбардировщикам завершить удар. Уничтожено и повреждено было много вражеских самолетов и аэродромных сооружений. Несколько позже по этому аэродрому был нанесен еще один, столь же мощный, удар самолетами Ил-2 под прикрытием истребителей с острова Сарема.

Нелегко приходилось в те дни летчикам, техникам, вооруженцам

15–й и прибывшей с Ханко на усиление 81–й отдельным разведывательным авиационным эскадрильям капитанов А. Г. Грищенкова и В. Н. Каштанкина, базировавшимся на Сарема. Нелегко потому, что задачи по разведке приходилось выполнять на самолетах, скорость и вооружение которых значительно уступали вражеским. А разведку приходилось вести на всем военном театре. Особенно трудно было в южной части моря, у военно — морских баз врага. К тому же противник не оставлял попыток уничтожить наш морской аэродром на Сарема, хотя и тщетно. Летчики, штурманы, стрелки — радисты, техники отважно дрались с фашистами и в воздухе, и на земле, проявляя лучшие качества наших авиаторов — спаянность, взаимную выручку, самоотверженность. Командир самолета МБР-2 старший лейтенант Куликов, возвращаясь с боевого задания с напарником, был атакован врагом. Самолет напарника сбили, и он упал в море. Куликову удалось оторваться от преследователей, затем он вернулся к месту падения товарища, посадил самолет на воду и подобрал двух человек. При подходе к своему аэродрому самолет Куликова снова атаковали истребители противника. В неравном бою он был сбит. Двое из экипажа спаслись, сам же Куликов геройски погиб.

Много летали экипажи А. П. Агеенко, В. С. Дубасова, Рожанского. Командир эскадрильи капитан Каштанкин являлся примером постоянного стремления летать и побеждать. Это стремление он прививал всем летчикам.

Тем временем противник продолжал охотиться за нашими кораблями. Миноносцы и торпедные катера подвергались одиночным и групповым атакам фашистских самолетов. Бомбежки не прекращались ни днем, ни ночью. Особенно ожесточенными они были на выходе с рейда Куйвастэ в Рижский залив.

Мне часто удавалось приезжать в те дни из Таллина в Рохукюла; хотелось знать, какое настроение у наших людей в Моонзунде. Должен сказать, что они не теряли бодрости духа, как бы туго им не приходилось. Несмотря на трудности, отряд В. П. Дрозда (иногда его заменяли капитаны 2 ранга И. Г. Святов или С. Д. Солоухин) делал свое дело, и противник, хотя и имел превосходство, не показывался в Рижском заливе. Тут играл немалую роль опыт командира отряда. Валентин Петрович уже испытал на себе удары фашистской авиации в 1936–1937 годах, находясь в Испании, и хладнокровно относился к ней, а кроме того, он умел передать свою уверенность, настроение командирам кораблей.

Валентин Петрович рассказывал мне, что на первых порах, пока не была выработана тактика уклонения от пикирующих бомбардировщиков противника, отряд нес некоторые потери: часть кораблей страдала от осколков многочисленных бомб, повреждения получили эскадренные миноносцы «Энгельс» и «Суровый». Однако со временем командиры научились уходить от воздушных атак. Так, 17 июля эсминец «Сердитый» двенадцать раз подвергался атакам вражеских самолетов, на него было сброшено свыше 100 бомб, и все — с нулевым результатом. Отлично показал себя в этом бою командир миноносца капитан — лейтенант А. Г. Письменный, командир электромеханической боевой части старший инже- нер — лейтенант Голобородько.

— Больше неприятностей и потерь, — говорил Валентин Петрович, — приносят магнитные мины, широко применяемые врагом в узком маневренном пространстве, каким является рейд у Куйвастэ. Чтобы мины стояли на самых уязвимых местах — в узком проливе Хари Курк, у острова Хари Лайд, на рейде Рохукюла, в бухте Трии- ги, в проливе Виире Курк, — противник ставит их днем.

18 августа на магнитных минах подорвался и затонул миноносец «Статный». С его командиром капитаном 3 ранга Н. Н. Алексеевым я служил на «Якове Свердлове», он был тогда старшим помощником. Я прибыл на место подрыва через полтора часа, корабль еще горел, лежа на рейде левым бортом. Было обидно, что у нас нет магнитных тральщиков, которые могли бы тралить районы стоянок кораблей, нет специальных тралов для борьбы с магнит ными минами. Размагничивание же кораблей в это время начали осуществлять лишь на Черном море.

Спустя несколько дней после случая с миноносцем, мы получили данные разведки о подходе вражеского конвоя к Ирбену. Эскадренные миноносцы «Суровый» и «Артем» (командиры капитан

2 ранга В. Ф. Андреев и капитан 3 ранга А. В. Сей, управляющие огнем старшие лейтенанты Мешков и Атаманюк) под общим командованием капитана 2 ранга С. Д. Солоухина вышли с рейда и у мыса Мерсрагс обнаружили группу транспортов. Сблизившись на дистанцию, выгодную для артстрельбы, они вместе с торпедными катерами атаковали врага. Корабли охранения и транспорты открыли ответный огонь. Через несколько минут на двух транспортах возник пожар. Появились вражеские бомбардировщики.

Одну группу самолетов сменяла другая. Прикрываться было нечем, зенитные средства были малоэффективны. Оставалось выйти из боя и на зигзагах отходить, что и сделал командир отряда. К счастью, воздушные атаки оказались безуспешными, миноносцы вернулись на рейд Куйвастэ.

Если судить по документам, содержание которых стало нам известно после войны, о сопротивлении наших сил прорыву вражеских транспортов в Ригу знало высшее немецко — фашистское командование. 19 июля 1941 года Гитлер в своей директиве № 33 писал командующему группой армий «Север»: «Желательно как можно быстрее овладеть островами на Балтийском море, которые могут явиться опорными пунктами советского флота»[85]. В дневнике фашистского генерала Гальдера 22 июля записано: «Русские… активизировались. Их малые военные корабли контролируют Рижский залив. Нам не удается в достаточной степени усилить свои минные заграждения. Порт Рига прикрывается незначительными силами нашего флота, однако использовать его в качестве постоянной военно — морской базы пока еще невозможно. Авиация противника совершает воздушные налеты на порт Виндаву. В связи с этим военно — морскими базами для наших кораблей на Балтийском море могут служить пока лишь Мемель и Либава»[86]. Майстер в своей книге пишет: «Германские и финские подводные лодки в течение 1941 года действовали неэнергично, в результате чего были достигнуты весьма скромные результаты… В Финском заливе не использовались современные по тому времени германские торпедные катера и положение с ними обстояло так же, как и с подводными лодками»[87].

Как это ни парадоксально, но основные надводные силы вражеского флота даже в такой обстановке продолжали отстаиваться в своих базах, не выходили в море, опасаясь быть уничтоженными нашими подводниками и минно — торпедной авиацией. А ведь гитлеровские войска очень нуждались в помощи флота, прежде всего в обеспечении морских коммуникаций.

Балтийский флот прочно удерживал господство в районе Моонзундских островов. Значение архипелага возросло еще больше после того, как с одного из островных аэродромов бомбардировочная авиация флота под командованием Е. Н. Преображенского нанесла несколько ударов по столице фашистской Германии — Берлину.

Расскажу, как это было.

30 июля Народный комиссар Военно — Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов передал штабу флота приказ Ставки: «Выделить

15 наиболее подготовленных экипажей для ночных полетов из состава 1–го минно — торпедного авиационного полка, тщательно осмотреть и подготовить материальную часть. К 5 часам утра

2 августа иметь на аэродроме Кагул бомбы и бензин. 3 и 4 августа подготовка, подробности нарочным».

На аэродроме Кагул как раз заканчивалось строительство грунтовой взлетно — посадочной полосы длиной 1200 метров.

Через два дня в 1–й авиационный минно — торпедный полк прибыл командующий авиацией ВМФ генерал — лейтенант С. Ф. Жаворонков. Он знал состояние полка, так как перед этим пробыл здесь дней восемь — десять. Вызвав командира полка полковника Е. Н. Преображенского и военкома батальонного комиссара Г. 3. Оганезова, генерал выслушал их подробный доклад о боевой деятельности части за последнее время, состоянии машин, готовности летчиков к сложным полетам, после чего объявил им, что Ставка решила бомбить военные объекты в Берлине и что эту задачу доверено решить 1–му минно — торпедному полку. Преображенский и Оганезов заверили командующего авиацией, что с честью ее выполнят. Затем вместе с командованием полка С. Ф. Жаворонков приступил к отбору летного состава для выполнения этого особо ответственного задания. Как только Е. Н. Преображенский доложил о готовности к перебазированию на Сарема, С. Ф. Жаворонков назначил время перелета — 4 августа. Информировав Военный совет, он с созданной авиагруппой вылетел на Кагул, находящийся на острове Сарема. Несколько позже сюда прибыл летчик — испытатель В. К. Коккинаки.

1–й минно — торпедный авиационный полк являлся одним из лучших на флоте по своей слаженности, организованности, качеству боевых машин и, конечно, здесь были прекрасные люди, все уже опытные, как на подбор. Выполнение сложных тактических и огневых задач отрабатывалось летным и техническим составом еще в мирное время. Командир полка Евгений Николаевич Преображенский пришел в авиацию флота по призыву комсомола. Прежде чем возглавить тяжелый авиационный полк, летал почти на всех машинах, но больше всего любил бомбардировщики, особенно тяжелые, с современной скоростью, хорошей дальностью и бомбовой нагрузкой до тонны. Евгений Николаевич был зрелым, подготовлен ным в тактическом и летном отношении командиром, прекрасно знал технику, умел выжимать из нее все. Среднего роста, коренастый крепыш с открытым смелым взглядом больших карих глаз он внушал с первой встречи симпатию и уважение.

С первого часа Великой Отечественной войны полк Преображенского блестяще выполнял боевые задачи по постановке мин на узких фарватерах. Тяжелые машины полка можно было видеть и над танковыми колоннами врага. Летный состав дрался смело и храбро. И вот теперь Верховный Главнокомандующий поставил перед полком новую, необычную задачу. Летчики тщательно готовились к ее выполнению. В. К. Коккинаки, испытывавший наши самолеты, консультировал экипажи. Предварительные проигрывания полета на земле по маршрутной карте под руководством штурмана полка капитана П. И. Хохлова показали, что летный и штурманский состав группы готов к ответственному полету. Маршрут до цели и обратно равнялся 1760 километрам, из них 1400 километров предстояло лететь над морем, на высотах от предельно малых до потолка — восемь тысяч метров.

В состав группы, прибывшей в Кагул, входили пятнадцать экипажей— М. Н. Плоткина, В. А. Гречишникова, А. И. Фокина, А. Я. Ефремова, Дроздова, Тричкова, Юрина, Дашковского, Финягина и других. Комендант архипелага генерал А. Б. Елисеев организовал в самые сжатые сроки рассредоточение и маскировку самолетов, так как разведчики врага висели над островом, а бомбардировщики довольно часто бомбили предполагаемые места нахождения наших машин. До вылета на Берлин командир полка, весь летный состав тщательно изучили метеорологическую и навигационную обстановку на маршруте, систему противовоздушной обороны столицы рейха.

Все же сосредоточить экипажи с машинами на аэродроме Кагул было проще, чем обеспечить их горючим и бомбовым запасом для выполнения задания. И то и другое нужно было в считанные дни доставить из Кронштадта. Таллин ничего не мог дать, так как готовился к отражению штурма. Нужно отдать должное штабу флота, возглавляемому Ю. А. Пантелеевым, начальнику тыла М. И. Москаленко, командиру Кронштадтской военно — морской базы В. И. Иванову и начальнику штаба Ф. 3. Зозуле, которые приняли немалые усилия, чтобы в срок доставить все необходимое. Несмотря на сложную обстановку в Финском заливе, перевозки успешно выполнили базовые тральщики под командованием опытных командиров, таких как М. П. Ефимов, Н. С. Дебелов, А. М. Сав- левич, М. Годяцкий и другие. Все было сделано в строжайшей тайне.

Перед вылетом Е. Н. Преображенский собрал летный и штурманский состав. «Родина и партия доверили нам выполнить правительственное задание, — сказал он. — Мы должны нанести удар по фашистскому логову. Я верю вам и спокойно поведу полк на выполнение задачи». Далее он подчеркнул важность и политическое значение операции, дал характеристику противовоздушной обороны подходов к Берлину, сообщил утвержденный маршрут полета.

Боевому полету на Берлин всей группы предшествовал проведенный по указанию генерала С. Ф. Жаворонкова в ночь с 4 на 5 августа разведывательный полет эскадрильи самолетов под командованием Ф. А. Усачева. Этот замечательный человек, начавший службу на Балтике в 1935 году, обладал недюжинными способностями и считался одним из передовых командиров на флоте. За высокие показатели в боевой подготовке в 1938 году он был награжден орденом Красной Звезды. Во время войны с Финляндией 1939/40 года эскадрилья Усачева успешно выполняла боевые задания командования, за что многие летчики и техники получили правительственные награды, сам Усачев был награжден орденом Красного Знамени.

С первых дней Великой Отечественной войны авиационная эскадрилья Усачева, вынесенная далеко на запад, вела активную разведку на морских коммуникациях врага. Нужно обладать исключительной храбростью, выдержкой и знанием военного театра, чтобы на самолетах «ЧЕ-2», во много раз уступавших по своим данным самолетам противника, летать к нему в логово. За лето 1941 года Усачев около сорока раз летал к берегам фашистской Германии, находясь в воздухе по шесть — семь часов. Полеты его эскадрильи имели огромное значение, на разведанные ею объекты вылетали бомбардировщики и штурмовики, уничтожая их мощными ударами.

Сейчас эскадрилья Усачева провела разведку погоды и подходов к берегам противника. Летчик — разведчик в течение девяти — десяти летных часов наносил на карту в средней и южной частях моря у Борнхольма, Штеттина фактическую метеобстановку: форму, высоту и мощность облачности, горизонтальную и вертикальную видимость, осадки, фиксируя все данные на специальной карте. С возвращением самолета в бухту Кихельконна на Сарема эти разведывательные данные немедленно докладывались руководителю полетов генералу С. Ф. Жаворонкову. После тщательного изучения принималось решение о маршруте, высоте и режиме полета самолетов — бомбардировщиков. Поскольку самолеты — разведчики выполняли свою задачу днем, их нередко встречала истребительная авиация врага. Не обходилось без потерь, порой очень тяжелых. За выполнение ответственного задания майор Ф. А. Усачев в сентябре 1941 года был награжден орденом Красного Знамени. Позднее Усачев принял разведывательный полк авиации Краснознаменного Балтийского флота, которым командовал до конца войны. Ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

На исходе дня 7 августа тринадцать самых лучших экипажей полка, тремя группами, которыми командовали Е. Н. Преображенский, В. А. Гречишников и А. Н. Ефремов, тяжело загруженные бомбами и горючим, с трудом оторвались от земли и, набрав высоту, ушли на запад. Вели воздушную эскадру флагманский штурман П. И. Хохлов, штурманы Ермолаев и В. Соколов. Самолеты на предельной высоте прошли Свинемюнде, Штеттин и вскоре показались огни Берлина. Фашистская столица не считала нужным маскироваться. Враг и в мыслях не допускал, что советская авиация сможет добраться сюда.

После уточнения штурманами расчетов командиры вывели свои группы на боевой курс. Самолеты начали сбрасывать фугасные и зажигательные бомбы. Взрывы потрясли столицу фашистской Германии. Это был первый удар по столице гитлеровской Германии — Берлину.

Радист флагманского самолета лейтенант В. Кротенко включил радиостанцию и передал в эфир: «Мое место Берлин. Бомбардировали. Все в порядке. Возвращаемся».

Небо над Берлином рассекали голубые мечи прожекторов, вокруг самолетов стеной вставали разрывы зенитных снарядов, носились самолеты — истребители.

На обратном пути резко ухудшилась погода. Над морем самолеты попали в сплошную низкую облачность и в грозовые облака. Весь путь летчики и штурманы вели тяжелые воздушные корабли по приборам. Мастерство помогло им преодолеть и эти трудности.

На рассвете 8 августа самолеты были в Кагуле. Некоторые летчики от нервного и физического напряжения садились неуверенно. Первой приземлилась группа Преображенского, затем — Ефремова и последней — Гречишникова. Самолет Дашковского не дотянул сотню метров до полосы, врезался в лес; летчик погиб со всем экипажем.

Выйдя из самолета, Е. Н. Преображенский доложил генералу

С. Ф. Жаворонкову о выполнении боевой задачи.

Советское Информбюро сообщило: «В ночь с 7 на 8 августа 1941 года группа наших самолетов произвела разведывательный полет в Германию и сбросила некоторое количество зажигательных и фугасных бомб над военными объектами Берлина. В результате бомбежки возникли пожары и наблюдались взрывы». Фашистское руководство не хотело признать, что удар по германской столице нанесла советская авиация. Немецкие радиостанции сообщили о налете английской авиации и о шести сбитых самолетах. И то и другое было ложью, что подтвердили английские радиостанции, передавшие: «Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация Берлина не бомбила и не летала».

Мы предупредили генералов С. Ф. Жаворонкова и А. Б. Елисеева, что после таких сообщений английской прессы следует ожидать массированного удара авиации противника по нашим аэродромам на островах, потребовали от коменданта улучшить маскировку самолетов, рассредоточить их, максимально защищать от возможных ударов.

9 августа поступил приказ Народного комиссара Обороны; «В ночь с 7 на 8 августа группа самолетов Балтийского флота произвела разведывательный полет в Германию и бомбила Берлин. 5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные — на предместья города. Объявляю благодарность личному составу самолетов, участвовавших в полетах. Вхожу с ходатайством в Президиум Верховного Совета о награждении. Приказ объявить экипажам самолетов, участвовавших в бомбежке Берлина, и всему личному составу авиасоединения».

Налеты на Берлин продолжались и позднее. Во втором ударе по столице фашистской Германии участвовало, как и в первом, три группы лётчиков с ведущими Преображенским, Гречишниковым и Ефремовым. Условия полета на этот раз оказались более тяжелыми, мешала сплошная облачность и очень плохая видимость. Люди выкладывались до предела, физическое и моральное напряжение было максимальным. Теперь уже в Свинемюнде, Штеттине и Берлине не было огней, враг замаскировался. При подходе к побережью Германии самолеты были встречены сильным зенитным огнем, который возрастал по мере приближения к цели. Появились и ночные истребители, которые быстро исчезли в темноте, не обнаружив наших бомбардировщиков. Несмотря на трудности, балтийские летчики уверенно шли не меняя курса. Берлин вновь подвергся бомбардировке, запылали военные заводы, склады[88].

Несколько слов хочется сказать об аэродромных тружениках, обеспечивавших полеты — инженерах, техниках, механиках. Они сами не летали, но без их самоотверженного труда наши летчики не смогли бы одерживать в воздухе побед над врагом. Летчики верили своим боевым помощникам, знали, что те не подведут. С какой тщательностью готовили наземные специалисты материальную часть к полетам, с какой уверенностью отправляли самолеты в этот дальний рейс! А какая радость сияла на их лицах, когда все самолеты возвращались на свой аэродром! Встретив боевые машины, инженеры, техники, механики тотчас начинали готовить их к очередному вылету. Случалось так, что самолеты возвращались, изрешеченные пулями. Тут уже механики не отдыхали, пока приводили их в порядок.

В последующих налетах на Берлин вместе с балтийцами принимали участие и летчики бомбардировочной авиации дальнего действия, группа которой под командованием майора В. И. Щелкунова и капитана В. Г. Тихонова перебазировалась на аэродром Асте в двадцати километрах от Кагула. Их действия также были успешными.

Днем 10 августа десять вражеских самолетов бомбили аэродром Кагул. На другой день налет повторился. 26 самолетов бомбили аэродромы на острове Сарема. При отражении налета командир авиаэскадрильи капитан И. И. Горбачев вел двенадцать минут неравный бой с двумя вражескими самолетами. Его машина загорелась. Противник торжествовал. Но даже после того, как был израсходован весь боезапас, наш летчик не хотел отдать жизнь даром. Он таранил самолет противника, а сам, открыв парашют, приводнился в море, где был подобран морским охотником.[89]

В эту же ночь тринадцать тяжелых бомбардировщиков, в том числе девять из состава ВВС Красной Армии, вновь бомбили Берлин. Мне хочется привести здесь воспоминания бывшего военкома авиации флота бригадного комиссара Л. Н. Пурника, который рассказал любопытную деталь, относящуюся к этому полету: «11 августа я вылетел на Сарема, прихватив с собой свежие листовки, предназначенные для фашистов. Провожая авиаторов в третий полет на Берлин, я обошел все экипажи. Побеседовал с летчиками, радистами, штурманами. Настроение у людей было боевое. Только в экипаже М. Н. Плоткина ко мне обратился радист с жалобой: оказывается, на их самолет листовок не хватило. Я вытащил из кармана пачку газет «Красный флот», попросил его связать их и сбросить над Берлином. Пусть Геббельс узнает, кто бомбил Берлин! Радист обещал все точно выполнить».

Ввиду участившихся налетов вражеской авиации на аэродромы генерал Елисеев вновь получил приказ сосредоточить максимум зенитной артиллерии для их защиты. Приходилось менять время вылета наших самолетов, чтобы спутать расчеты противника.

16 августа Берлин бомбили 22 самолета (из них 13 от ВВС Красной Армии) несколькими группами с разных направлений и высот. Возникло много пожаров. Противовоздушная оборона врага была не в состоянии защитить город от наших ударов. При возвращении, уже на посадке, погибли летчики Кравченко и Александров со своими экипажами.

Удары по Берлину продолжались периодически в течение тридцати пяти дней. На столицу фашистской Германии было сброшено более трехсот тяжелых бомб, вызвавших десятки пожаров. Противник встречал наши самолеты, подходившие к целям на предельной высоте, ураганным зенитным огнем. Были подняты сотни аэростатов, чтобы затруднить прицельное бомбометание. Наших летчиков искали прожекторами, однако мужество, точный расчет, знание своего оружия, мастерство пилотирования и самолетовождения постоянно обеспечивали нашим авиаторам успех. За выполнение ответственных заданий балтийским летчикам Е. Н. Преображенскому, П. И. Хохлову, В. А. Гречишникову, А. Я. Ефремову и М. Н. Плоткину присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Так морские летчики Балтийского флота и дальней бомбардировочной авиации Красной Армии продемонстрировали перед изумленным взором всего мира бесстрашие и мощь военно — воздушных сил нашего Отечества, первыми начали штурм логова фашизма. В День Победы 9 мая 1945 года первый советский комендант Берлина генерал — лейтенант Н. Э. Берзарин прислал нам в Таллин телеграмму: «Летчики Балтики! Вы первыми начали штурм Берлина с воздуха. Мы закончили его на земле и, выполняя приказ правительства и партии, водрузили знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас с победой. Берзарин».