19. ГОРЕЧЬ ПОРАЖЕНИЯ

Дюк не мог оправиться от страха, который внезапно охватил его, и это мерзкое чувство не покидало молодого человека, пока он не добрался до самого конца темного прохода. Он отбросил одеяло, нырнул в самую глубину мрачной воды и, держась по течению, прижимался почти к самому дну потока, пока солнечные лучи не озарили воду вокруг него. Тогда он вынырнул на поверхность, оказавшись в том самом месте, откуда начал свое путешествие в пещеру.

Дюк выполз на согретую солнцем скалу. Липер весело прыгнул ему на грудь, подошел Понедельник и, хрумкая челюстями, внимательно обнюхал его. Наконец Дюк оделся и вскочил в седло. Только что завершившееся приключение показалось ему настолько странным и далеким, что он готов был принять его за позавчерашний сон.

Он пришпорил Понедельника и перескочил черва речушку. Потихоньку они спустились с гор в горячие холмы равнины. Температура стремительно возрастала по мере спуска со склонов гор. Чтобы хоть как-то поднять дух, Дюк попробовал свистеть. Но звуки музыки вызвали еще большую грусть.

Что ни говори, он попал в совершенно безнадежное положение. Если не разгромить логово бандитов — будет упущена возможность выполнить договор, заключенный с Гатри. Мало того, в этом случае он потеряет последнюю возможность оправдаться в глазах жителей Хвилер-Сити, и любое преступление, совершенное в окрестностях, будет бросать на его репутацию зловещую тень. Но если он все-таки разгромит его — нанесет тем самым страшный удар по Салли. И при мысли об этом он утратил остатки храбрости.

Он очнулся и вышел из состояния глубочайшего раздумья только тогда, когда услышал быстро приближающегося к нему всадника, гнавшего своего коня жестоким галопом. Он поднял глаза и увидел отважного наездника на великолепном пегом скакуне. В седле уверенно сидел стройный юноша в сомбреро, глубоко надвинутом на глаза. Помимо того, черная маска закрывала всю верхнюю часть лица, так что личность его была прекрасно замаскирована. Дюк был почти уверен, что это и был тот загадочный убийца, смелый молодой человек, который стрелял в Гатри через окно. Но было сомнения в том, что он примчался сюда, чтобы остановить Дюка, не позволить ему уйти. Он пришпорил своего пегого, и этот великолепный крупный конь молнией помчался к входу в каньон, по которому скакал Дюк.

Нечего было и думать о том, чтобы уступить дорогу! Дюк подбодрил Понедельника и машинально дотронулся до кольта, убедившись, что тот снят с предохранителя и готов к схватке. Пегий между тем уже занял позицию у входа в ущелье и с расстояния в четверть мили бросился в атаку на Дюка.

Что это была за атака! Дюк в жизни не видывал такой легкомысленной небрежности! Ему оставалось только вытащить из чехла свое длинноствольное ружье и послать замаскированному юноше пулю в лоб. Он уж было схватился за приклад, когда эта мысль пришла ему в голову. Он мог бы снять этого парнишку с седла на расстоянии, намного превышающем дальность револьверного огня.

Но разве Дюк мог позволить себе использовать такую откровенную фору? И вот вместо меткого выстрела он вытащил кольт и, остановив Понедельника, приготовился схватиться с пареньком на равных.

Какое-то странное возбуждение овладело им в ожидании схватки. Впервые он оказался в непривычной для себя роли. Впервые он был тем, кто принимает первый удар, а не наносит его. Мгновенно в его сознании всплыло множество образов — например, старый слабый человек в пещере, который мог одним-единственным жестом или словом послать этого горячего всадника почти на верную смерть. Дюку хватило времени подивиться изумительному мастерству быстро приближавшегося наездника, который аккуратно, но ничуть но снижая скорости обходил крупные острые камни и держал в вытянутой руке направленный прямо на Дюка револьвер.

Властным криком и шпорами Дюк послал Понедельника в галоп. Оба коня неслись с невероятной скоростью. Расстояние между двумя соперниками сокращалось молниеносно. Дюка охватило блаженство боя, но не в такой мере, в какой оно владело телом человека, летевшего ему навстречу с поднятым револьвером. Каждое движение молодого гибкого тела кричало о диком счастье борьбы, преисполнившем его. Он приближался беззаботно и уверенно, как любовник на свидании подходит к своей возлюбленной.

Юноша выстрелил. Пуля срезала краешек Дюкова сомбреро. О чем задумался Джон Морроу, позволив противнику выстрелить первым? Дюк, не переставая дивиться самому себе, поднял револьвер. Что за безумие охватило его именно в тот момент, когда юный убийца атаковал его? Он, словно посторонний свидетель, наслаждался его грацией и отвагой, вместо того чтобы уничтожить, сбросить его на землю с пулей во лбу! Но Дюк намеренно отвел ствол револьвера, и пуля, с визгом отскочив от ближайшей скалы, шлепнулась в небольшую лужицу.

Он успел заметить пламя, вырвавшееся из револьвера бандита. Оно ослепило его словно молния, и Дюк погрузился в бесконечную тьму.

Потом ему показалось, что он опять изо всех сил старается вынырнуть на поверхность из мрачных глубин. На пределе усилий он заметил, что уже может различать какие-то странные полутона. Тысяча и одна маленькая боль захватила все его тело, после чего все они слились в один огненный меч, поразивший голову. Кто-то плеснул ему в лицо и на грудь холодной водой. Это неожиданно вернуло сознание. Он поднялся и сел. И вовремя, чтобы успеть заметить вдалеке, среди холмов, исчезающую фигурку отважного стройного юноши, растворяющуюся на склонах гор.

Горькая истина открылась Дюку. Он в открытой борьбе сошелся с противником и был побежден! Сама мысль о поражении полностью уничтожила его. Свирепый позор раздирал душу на части. Его просто стерли в порошок, и победитель презрел его, даже не пристрелив до конца!

Победа всадника, оседлавшего прекрасную пегую лошадь, была такой легкой, что он даже спешился, но не для того, чтобы прикончить соперника, а просто перевязать рану неуклюжего расхрабрившегося парня, которого он только что метким выстрелом выбил из седла. И Дюка пронизала такая сердечная боль, что он пожалел о том, что пуля, слегка оцарапавшая скальп, не вошла в него чуточку ниже.

Он вскочил на коня и бросился в отчаянную погоню. Всю свою злость он старался излить на Понедельника. Тот пустился вперед резкой рысью, лавируя меж громадных обломков скал. Они выскочили на вершину холма. На дальнем склоне Дюк увидел победителя, уходящего спокойным галопом. Он крикнул ему вслед, вызывая на поединок, но замаскированный юноша, обернувшись, вместо того чтобы подождать, пока соперник приблизится, пришпорил коня и перешел на полный галоп.

Дюк заскрипел зубами, корчась в агонии дикого унижения. Он все понял. Этот отважный боец не хотел калечить неловкого деревенского дубину. Поэтому он и бежит, вместо того чтобы принять вызов: ему просто не хочется убивать этого кретина на здоровенном сивом жеребце!

А как весело он будет рассказывать там, в пещере, этому чертову старику о забавном приключении! И потому Дюк не имеет права позволить парню добраться до старой седой лисы, что командует всей этой бандой. Нет, этот парнишка должен погибнуть здесь, среди скал, ставших свидетелями унизительного поражения Дюка. Чуть не взвыв от злости, Дюк выпрямился в седле. Когда парень появится на вершине следующего холма, он сделает несколько выстрелов поверх его головы и тем самым заставит повернуться и вступить во второй поединок. А как только он повернется!.. — Дюк опять скрипнул зубами, на этот раз от радости.

Но, поднявшись на вершину холма, он увидел перед собой только глупых коров хиллфордской породы, лениво поднимающих рогатые головы и тупо взирающих на него. Похоже, юный всадник провалился сквозь землю, и Джон Морроу, впавший в полнейшую прострацию, остановил своего коня.

И ничего другого ему не оставалось, как только смириться с поражением, проглотить обиду и вернуться назад, на ранчо. Ах, ах! Как он был зол, когда развернул Понедельника и печально покинул ристалище, на котором впервые в жизни потерпел серьезное поражение!

Загрузка...