Бандиты и бабы

НАША МАША

Я попытаюсь по памяти изложить то, что рассказал мне Сашка, естественно, опуская некоторые из его ярких оборотов по причине того, что эту книжку могут читать и дети тоже. Хотя я попросил бы родителей своим детям её не давать. Жалко искажать истинную мужскую родную речь, особенно когда она передаёт чувства восторженные, сильные, незабываемые… Русский язык без крепкого словца, как арабская кухня без специй, как безалкогольная водка. Сашкин рассказ я запомнил достаточно хорошо, во-первых, потому что у меня профессиональная память, как у человека, которому приходилось запоминать много текстов для сцены. Во-вторых, — что греха таить? — я иногда, не называя Сашкиной фамилии, пересказывал эту историю в компаниях близких мне друзей.

Чтобы не затягивать повествование, буду порой опускать свои вопросы и вклинивания в его воспоминания. Итак, возвращаюсь к Сашкиному рассказу…

Было уже поздно, Миха… Я, повторяю, был здорово разозлён разговором с Пашей. (Первым меня стал называть Михой Лёня Филатов. Многие так и продолжали ко мне обращаться в память о нём и о нашей всеобщей с ним дружбе.) Особенно бесило собственное бессилие. Прости за тавтологию… Судя по всему, мне предстояла бессонная нервная ночь и нехватка сигарет под утро.

На прощание я сказал Паше, что он хоть и еврей, но дурак! И не импресарио, а мелкий стырщик. После чего направился к лифту, оставив его трижды обиженным: и за еврея, и за дурака, и за мелкого стырщика. По-моему, он даже задумался, за что ему больше следовало обидеться: за еврея или за дурака. Надо сказать, что с профессиональным импресарио шоу-бизнеса его роднило только одно — он обижался всегда и на всех, кого оскорблял!

Со мной ехали несколько мужчин-израильтян и. одна девушка. Она последней заскочила в лифт. Когда вошла, все мужчины заулыбались, переглянулись — разом догадались: девушка весьма нетяжёлого поведения. Одета не столь вызывающе, сколь призывающе. Но не вульгарно, как наши, стоящие вдоль дорог, заманивающие дальнобойщиков.

Роста она была среднего. Её можно было назвать весьма милой. Вообще в ней чувствовалось несоответствие её профессии необезображенному этой профессией лицу. С таким лицом ей ещё можно было играть принцесс в Театре юного зрителя, если, конечно, поменять макияж. Я смотрел на неё и думал: если всю эту боевую раскраску смыть, похоже, она будет ещё привлекательнее. Правда, не для тех, кто пользуется девушками по вызову.

Мужчины то и дело поглядывали на неё. Взгляд её оставался неприступен, мол, извините, я на работу.

Вдруг девушка словно почувствовала, что я на неё смотрю, подняла глаза и. заулыбалась! Сразу стало понятно: из бывших наших. Нас — извини за гнилое слово — российских звёзд, в лицо знают только наши путаны.

— Ой, это вы?! — она задала этот вопрос с такой наивностью, словно забыла о своей боевой раскраске. Будто прочуйкала, что я мысленно представил её принцессой в какой-нибудь пьесе Шварца. В её голосе и улыбке чувствовалось столько уважения ко мне и к моим ролям, что мужики в лифте дружно и с завистью посмотрели на меня: мол, кто это?

Несмотря на подавленность и обозлённость на весь окружающий мир, я не мог не улыбнуться.

— Нет, я его двойник. А вы на работу?

Я вовсе не хотел унижать её тем, что догадался, куда она и зачем. Этот весьма неджентльменский вопрос я задал бессознательно, словно давал ей возможность пройти тест на чувство юмора. И как ни странно, она его с честью выдержала:

— Какой вы догадливый! Но это не больше часа. У нас строгий лимит времени — вы же наверняка знаете.

Её ответ был достойным: уколом на укол! А главное — всё это она выпалила с такой непринуждённостью, словно час должна была отработать Снегурочкой с детишками:

— Мне так понравился ваш последний фильм! Какую же вы там играете симпатичную сволочь! Это так жизненно. Ой, простите, мне сейчас выходить. В каком вы номере? Можно я через час к вам зайду?

Я… Я… я замялся. Ты знаешь, Миха, я не ханжа, но и не бабофил. К тому же мне очень не хотелось в тот вечер быть ещё раз разведённым на дополнительные 300–400 долларов к уже потерянным 22 с половиной тысячам долларов. Но сказать ей, что мне жалко денег, было ниже моего достоинства. Кто угодно, но только не скряга. Я же сволочь симпатичная! Понимаю, что фраза, которую я ей выдал, была не самой изящной:

— Знаете, вы, конечно, очень милая девушка, но я уже давно не по этому делу.

И вдруг она так искренне смутилась:

— Ой, вы не так поняли. Я просто очень соскучилась по русской речи. Я же с русскими не работаю. С ними опасно. На таких козлов нарваться можно. А эти придурки, которые на нас с вами пялятся, они ж дисциплинированные: сказали час, значит, час.

«Придурки» действительно пялились на нас и пытались понять смысл нашего милого разговора, но, слава богу, не понимали, что они придурки. Я назвал номер своих апартаментов.

— Круто! Я, кажется, этот «сьют» знаю. Меня Маша звать. А вас я и так догадываюсь, товарищ двойник! Наверное, имя такое же, как у него?

Маша вышла из лифта и побежала по коридору, словно хотела, чтобы час работы Снегурочкой закончился скорее.

Придя в номер, я поймал себя на мысли, что думаю не о Паше, а о Маше. Мысленно я называл её «наша Маша». Ведь она так по-нашенски искренне призналась, что соскучилась по родной речи. В этом было нечто более чем трогательное — желание отвлечься от «козлов» на родную речь.

Видать, сильно достала меня вся эта бодяга с неудачными гастролями, если мозги оказались готовы вмиг с разборок и недоплаты в 22 с половиной тысячи долларов переключиться на обыкновенную девчонку по вызову. Хотя и милую. И судя по всему, далеко не дурёху. Назвала меня симпатичной сволочью!

Знаешь, Миха, признаюсь тебе как на духу — мне всегда больше нравились те люди, которым я нравлюсь, чем те, которым я не нравлюсь. В тех, которым я нравился, я всегда находил что-то симпатичное. И пусть меня ханжи и обыватели винят за примитив, но это правило не обмануло и на сей раз!

Только давай ещё по одной. Как всегда, да? За то, чтобы мы и впредь, несмотря ни на что, очень даже кое-где ещё и при этом не кое-как!

С каждым опрокинутым «дринком» Сашка заводился, словно в него вливали дозу горючего. Впрочем, было от чего:

— А теперь, Миха, я специально отвлекусь и дам, как говорят, боковуху, чтобы всё было по чесноку…