Бангкок-8

Глава 3

Я вспомнил, чем знаменит мост Дао-Прая. Переселенцами с северо-запада, захватившими здешние земли. Их там целая деревня. И все они из одного племени — карены.^[8] У них там большое винокуренное хозяйство. А главные занятия — игорное дело и самодельное виски. И немного проституции, попрошайничества и воровства, чтобы свести концы с концами.

— У них должна быть крыша. Какой это район?

Я пожал плечами:

— Четырнадцатый, Пятнадцатый?

— Пятнадцатый — под Сутаем. Отменный сукин сын.

Я кивнул.

— Чтоб ему в следующей жизни быть вошью в собачьей заднице.

— Но до этого промается восемьдесят две тысячи лет голодным призраком.

— Полагаешь, восемьдесят две тысячи?

— Уверен. Это обычное наказание для подобных ублюдков.

Я нахмурился. Пичай умел медитировать лучше, чем я, но его цитаты из священных текстов вызывали сомнение.

Когда мы пересекали канал, увидели с моста серый «мерседес», что удивительно. С тех пор как дорожная полиция сообщила о месте, где была замечена машина (вероятно, кем-то из переселенцев), прошло больше двух часов. Но почему кто-то все же решил позвонить в полицию?

Как обычно случается в моей стране, съезд с моста к реке внезапно оборвался, так и не успев внести достойный вклад в протяженность сети национальных автодорог. В этом наше все. Я резко затормозил ярдов за тридцать до «мерседеса», когда асфальт неожиданно сменился гравием. Вокруг машины стояла куча народу. Сгорбленные, в лохмотьях, при приближении полицейских люди машинально принимали самоуничижительные позы нищих. У некоторых слезились глаза и рот был искривлен, как у рано спившихся алкоголиков. Нам никогда не узнать, кто из них позвонил в полицию. Никто ничего не скажет. Это же мой народ.

Первым из машины вышел Пичай — вооруженный, с пушкой на левом бедре. За ним, прицепив кобуру, последовал я. Мы шагали по гравию к толпе, которая расступалась перед нами.

— Что случилось? На что вы тут уставились?

В ответ ни малейшего звука, ни единого движения. Только сильно преуспевшая в отравлении организма алкоголем босая женщина в драной майке и саронге заскулила и мотнула головой в сторону моста. В ту же минуту Пичай издал какой-то звук. Весьма сдержанно, надо сказать, любой другой на его месте завопил бы во всю глотку. Он отступил от машины, открыв мне обзор. Я тоже воскликнул, но это моя специфическая реакция на всепоглощающий страх. Я с уважением посмотрел на Пичая. Нервы у него покрепче, чем у меня.

— Взгляни на дверцу, — сказал он.

Удлиненный пятидверный хэтчбек. В обеих дверцах со стороны водителя в ручки была вставлена выгнутая в форме буквы «С» арматура. Из тех, что закладывают в бетон. Любой ребенок мог, опустив стекло, вынуть нехитрое устройство и выбраться наружу. Хотя это потребовало бы времени: открыть окно, разблокировать дверцы. И еще трезвого, не скованного страхом, холодного ума.

Многие американцы, даже морские пехотинцы, боятся змей. Вьетконговцы очень эффективно использовали их в тоннелях Ку-Чи. В машине сидел чернокожий, вокруг плеч которого обвился огромный питон, пытаясь заглотать его голову. Про себя я отметил, что питоны обычно не дергаются так интенсивно и не ездят в «мерседесах». Кто тут кого тряс: чернокожий змею или она его?

Я приказал людям отойти, Пичай в это время доставал пистолет.

— Пуля может срикошетить и полететь куда угодно. Спрячьтесь под мостом.

Когда все отошли подальше, Пичай склонился над водительским окном. Угол прицела был не очень удобный, можно было задеть морпеха, а тот мог оказаться живым. К тому же еще и стекло изменит траекторию полета пули. Пичай обошел машину вокруг и снова вернулся на первоначальную позицию.

— С другой стороны дверцы тоже заблокированы, — сообщил он.

Пока напарник настраивался, я думал о нем. Пичай дал обет стать в этой жизни буддийским святым, архатом, чтобы стереть ту ужасную карму, что образовалась после убийства дилера яа-баа. Архат не колеблясь отдаст жизнь, если того потребует долг. И победит страх.

Он нагнулся, тщательно прицелился и нажал на спуск. Отличный выстрел! Пуля снесла питону три четверти головы. Пичай вынул из ручки кусок арматуры и освободил замок. Грузный морпех с повисшей на нем змеей упал на дверцу, и этот вес оказался для напарника непомерно большим. Прежде чем я подоспел на помощь, чернокожий и змея, вывалившись из машины, припечатали моего дражайшего друга к земле. Послышался вскрик. Сначала я решил, что это просто от страха, потому что не заметил (не поверил своим глазам) маленькой кобры, которая яростно впилась Пичаю в левый глаз. Сильным рывком я выдернул напарника из-под морпеха и, достав пистолет, лег рядом. А Пичай корчился со змеей в руке.

Еще одна особенность Naja siamensis в том, что она никогда не выпускает жертву. Я выстрелил ей в глотку и только тогда расслышал, что в агонии пытался объяснить мне Пичай. Змей было много, они вываливались из машины десятками, целыми гроздьями. Одна высунула голову между пуговицами на волнообразно шевелящейся рубашке морского пехотинца.

— Не дай им добраться до людей! Стреляй! Видимо, их напичкали наркотиками, поэтому их так и трясет.

Пичай сказал, что ему уже не помочь и смысла вызывать по радио помощь нет. Даже если прибудет вертолет, все равно уже слишком поздно. Человек не сможет выжить после укуса кобры. Глаз вспучился, став размером с бейсбольный мяч, и готов был вот-вот лопнуть. А змеи в наркотическом угаре подползали все ближе. Онемев на какой-то момент, я в исступлении принялся стрелять. Сбегав к «тойоте» за боеприпасами, менял обоймы не менее семи раз. С перекошенным лицом я дожидался, когда кобры выползут из одежды чернокожего. Они появлялись одна за другой, и я убивал их на земле. И еще долго стрелял, даже зная, что все змеи уже мертвы.