Барк «Жемчужный»

I

Глеб лежал на теплом песке и, странное дело, весь дрожал, будто неожиданно пришла глубокая осень.

— Эй, мальчик, что с тобой? — подойдя к нему, спросил один из пляжников, старик в соломенной шляпе.

— Ничего, — ответил Глеб. Он даже на время сдержал дрожь, чтобы старик оставил его в покое.

Но тот не уходил.

— И губы вот синие, — сказал он, качая головой.

— Синие так синие! — буркнул Глеб и сделал сердитое лицо. Не станет же он объяснять каждому, что слишком долго пробыл в воде. Правда, из-за этого грубить не годится…

— Не беспокойтесь, — сказал Глеб.

Но старика уже не было.

Погода менялась. С востока пришел ветер, и море покрылось рябью. Даль, еще недавно веселая и голубая, потемнела. Серые тучи накрыли небо, запахло дождем, и вскоре он и сам зашумел над песчаной косой.

Купальщики бросились кто куда: одни — к трамваю, другие — к автобусной остановке. На Глеба никто не обратил внимания. Лежит мальчик на берегу, ну и пусть лежит. Видно, нравится быть наедине с морем, слушать, как всплескивает волна, и глядеть на чаек, громко славящих непогоду, — кто знает, не пригонит ли она к берегу косяк жирной сардели?

А Глеб подумал: пора домой. Он оделся, сделал несколько шагов, но тут же упал. Его начало мутить. Судорога свела пальцы правой ноги, а синие губы стали еще синее. Перед глазами Глеба запорхали пестрые огоньки.

Когда он пришел в себя, ни моря, ни чаек перед ним уже не было. Он лежал на диване в незнакомой квартире. По комнате, светлой и просторной, шаркая ногами, ходил старик, тот самый, что заметил на берегу его посиневшие губы.

— Где я? — спросил Глеб.

— Не беспокойся, — ответил старик. — Сейчас вскипит кофе…

От кофе Глеб не отказался. Он выпил и почувствовал себя лучше.

— Зовут меня Глеб Попов, — сообщил он старику. — А вы кто такой?

— Я дед Василий. Вот и познакомились.

Старик вытащил из кармана серебряные часы, открыл крышку и, заторопившись, сказал:

— Ты оставайся. Ключ положишь под ступеньку, на лестнице. И приходи. А мне на вахту…

— На вахту?

Глеб соскочил с дивана. Но, может быть, он ослышался? Нет, не ослышался. Он давно мечтал познакомиться с моряком, и вот его мечта сбылась. Он даже запел от радости. Конечно, он придет к нему. Даже завтра. Глеб выбежал на лестницу и крикнул деду Василию:

— А как называется ваш корабль?

Старик, замедлив шаги, внимательно посмотрел на Глеба и сказал:

— «Жемчужный».

— «Жемчужный»? Парусный!

— Он, — повторил дед Василий, сдержанно улыбаясь.

Оставшись один, Глеб подошел к огромному крабу, висевшему на стене.

Сразу видно, что здесь живет моряк дальнего плавания. Об этом говорили и перламутровые раковины, расставленные на столе, и цветочная ваза в виде рыбьей головы, и модель старинного парусника.

Дома Глеб объявил родным, что у него есть друг, и не простой, а моряк с океанского трехмачтового барка «Жемчужный».

К деду Василию он пришел на другой день, в восемь часов утра.

— Ого, какой гость ранний! — удивился старик. — Ну ничего, одно дело есть. Как ты насчет скумбрии, хлопец?

— Всегда готов! — отозвался Глеб весело.

Они вышли на лодке к «Пузановской косе. Но скумбрию в этот день словно заколдовали. Все же им удалось выдернуть из скупой воды десяток небольших чирусов. Из них они сварили уху с чесноком и молодой картошкой.

Вскоре все ребята дома, в котором жил Глеб, знали о деде Василии.

— Мой старик прошел все океаны! — слышался во дворе голос Глеба.

Он выдумывал о барке «Жемчужный» разные удивительные истории, и, странное дело, ребята верили ему и даже добавляли что-нибудь от себя: мол, «Жемчужный» надежней любого лайнера. В век дизельных судов они с особой нежностью отдавали последним парусам свои мальчишеские сердца.

— «Жемчужный»! Он выдержит любой шторм в океане! — волнуясь, говорил Глеб. — Мой старик ходил на нем в Индию прошлой весной!

II

Но дед Василий не имел никакого отношения к морю. Он целых тридцать лет прослужил официантом в ресторане «Весна», носившем когда-то название «Жемчужный». А сейчас в гавани под таким же названием стояло учебное судно — океанский барк с ослепительно белыми парусами.

Зачем же он обманул Глеба?

Какой он, дед Василий, моряк? Правда, будучи молодым, он служил кочегаром на пароходе «Русь», а затем три года рыбачил с херсонскими рыбаками.

«Весна» находилась на оживленной улице, почти в самом центре города. Сегодня с утра до самого вечера стояла жара, работать было трудно, и дед Василий, сдав «вахту», решил отдохнуть на Приморском бульваре.

Над городом плыли прозрачные облака, и молодой месяц в них весело кувыркался. На бульваре дед Василий увидел Глеба. Мальчик сидел на садовой скамье и влюбленно глядел на барк, стоящий на внешнем рейде. Зарифленные паруса барка были неподвижны и белы, словно вырезанные из кости.

— Глеб, что ты здесь делаешь?

— Я?.. Ах, это вы! Я на ваш «Жемчужный» смотрю. Я знаю, вы только что оттуда… Я видел, как от борта отвалила шлюпка…

Улыбнувшись, дед Василий перевел разговор на другую тему.

— Скумбрия пошла… Все сейнеры вышли в море на лов. Завтра жаркий денек будет на море, — сказал он Глебу.

Но старик ошибся.

Море на другой день штормило. Он сидел дома и учил Глеба делать резцом рисунки на металле.

К мальчику старик все больше привязывался. Он словно видел в нем свою юность. Вот таким же мальчишкой он бродил в гавани. Так же тревожно и дерзко глядел в морскую даль.

А Глеб не забыл о барке. Он даже требовательно напомнил:

— Вы должны взять меня с собой, дед Василий!

— Ремонт… По морскому закону на судне посторонним быть не разрешается, — отвечал дед Василий, не зная, как выпутаться из этой истории. — Не спеши, — успокаивал он Глеба, — Вот сменят такелаж… Поставят новые паруса…

III

Порой здоровье подводило старика. Ноги, охваченные зудящей глухой болью, становились чужими. Но к врачам он не ходил. Ему было как-то стыдно в свои шестьдесят лет ходить лечиться. К тому же никакие профессора не в силах остановить время. Да, ноги… Вот сегодня, споткнувшись, он выронил поднос с тарелками, и директор ресторана, проходивший мимо, сказал:

— Пора на пенсию… Со старостью не шути, дед Василий!

Но старик лишь выпил стакан пива, махнул рукой и продолжал обслуживать посетителей.

В это самое время Глеб, окруженный ребятами, стоял посреди двора.

— Все выдумал про своего старика! — кричала Динка, толстая розовощекая девочка. — Твой старик — официант в «Весне». Мы там обедали с мамой!

Лучшие друзья Глеба, братья Соколовы, Генка и Васька, как по команде сунули пальцы в рот и насмешливо засвистели.

Глеб стоял ошеломленный.

— Неправда… Идемте на «Жемчужный»… Я докажу… Доберемся на шлюпке…

— Давай, — согласились братья.

Но барк «Жемчужный» исчез, ушел в жаркие океанские дали, и только чайки, которые кружились над гаванью, напоминали белизну его парусов…

Синие глаза Глеба потемнели.

Неужели старик и вправду официант ресторана? Чтобы в этом удостовериться, Глеб бегом бросился к «Весне». Ему хотелось, чтобы все оказалось ложью. Может быть, толстуха Динка ошиблась? Ведь бывают люди, похожие друг на друга, как близнецы… Но все оказалось правдой. Он увидел своего старика в ресторане. Тот, привычно обходя столы, нес бутылку шампанского в ведерке. Глеб вспомнил презрительный свист братьев Соколовых, и сердце мальчика сжалось от ненависти.

— Как вы смели меня обмануть?.. Вы не моряк… Вы… — произнес мальчик бледнея.

Дед Василий поставил шампанское на стол перед молодыми людьми, а затем, обернувшись к Глебу, сказал:

— Поговорим на улице… А здесь хулиганить не полагается.

Он почти силой вывел Глеба из ресторана.

— Нет, нет, не имели вы права обманывать! — закричал Глеб на улице.

— Извини, — смущенно проговорил дед Василий. — Ладно… Ну, не моряк… Официант я…

— Я никогда в жизни не стал бы дружить с официантом. Они все мошенники, берут чаевые… И на вас жалко смотреть: бежите, а ноги расползаются, как на мокром стекле…

Дед Василий досадливо усмехнулся:

— Насчет ног не твоя обо мне забота… А за то, что обманул, извини. Без зла я… Хотел тебе угодить. Я сам, когда был мальчишкой, любил дружить с моряками. А чаевые берет не всякий…

— Все равно обманщик! — продолжал Глеб со злостью. — Все люди как люди. Строят дома… Делают разные вещи…

Старик долго молчал. Может быть, и прав мальчишка. Он, дед Василий, ничего не оставит после себя. Ни дома. Ни дерева. Ни башмаков на резвых ногах ребенка. Ни рубахи на плечах юноши. Ни колоса в поле…

— Хватит болтать, лучше нам разойтись, — наконец тихо произнес дед Василий. Он вынул из кармана часы. Вид у него был такой, словно он хотел преподнести их Глебу, но, по-видимому, передумал и положил назад в карман.

— Больше ко мне не приходи, — сказал он.

— И не приду. Подумаешь, какое счастье потерял!

Глеб ушел возмущенный. А дед Василий вернулся в ресторан. Убирая столы, он думал о своей профессии. Он работал честно. Никто не может на него пожаловаться. А тут Глеб… Жаль, что он, дед Василий, так нечаянно посмеялся над мечтой мальчика.

IV

Скоро осень. Она войдет в раскрытые окна домов, и стены комнат запахнут влажной морской солью. А ветер? Он, как скряга, начнет перебирать дрожащими пальцами первое золото листвы. И начнут свой перелет птицы…

Но осень не торопилась. Глеб вместе с дворовым пионерским отрядом помогал колхозникам убирать виноград на берегах Днестровского лимана. После работы братья Соколовы ловили в лимане раков, а девочки их варили в жестяном ведре. Жили в палатках, полных ветра. Отдыхали возле костра. Порой братья Соколовы вспоминали барк «Жемчужный» и весело смеялись. Смеялся и Глеб. А на сердце у него было тоскливо.

Когда отряд возвратился в город, Глеб получил письмо. Оно было из больницы от деда Василия. Он предлагал Глебу помириться. Но Глеб разорвал письмо.

Старик вот уже целую неделю лежал в больнице, на койке возле окна. От синего предосеннего неба веяло тишиной. Дни были на славу, один лучше другого. Но чем выше становились серебристые облака, чем оранжевей над городом разливались зори, тем больше дед Василий томился вынужденным бездельем. Он не спал. Сидел возле окна и глядел на притихший город. Потом ходил по палате, всматривался в лица спящих больных, поправлял их постель, а тем, кто не спал, приносил чай.

Деда Василия тянуло домой. После сердечного припадка, который случился с ним на улице, он чувствовал себя хорошо. Сердце билось ровно, без перебоев, и только порой тяжелели ноги.

Несмотря на протесты врачей, дед Василий выписался из больницы. Ему надо было бы отдохнуть еще неделю-другую, но он в тот же день пришел в ресторан и приступил к обычной работе. Все шло хорошо, дед Василий шутил, от всего сердца радовался приходу знакомых и даже выпил стакан вина.

А к вечеру у него стала кружиться голова. Все плыло перед глазами словно в тумане. Но людей он видел. Вот за столом слева спорит с кем-то бывший диспетчер порта Орленко, летописец всех судовых аварий. А дальше, возле оркестра, сидит крановщица угольной гавани Мая Фомина, девушка с каштановой челкой. Этой весной она, рискуя собственной жизнью, спасла тонущего в море мальчика…

И сейчас, проходя мимо, дед Василий ласково улыбнулся ей. Он продолжал работать и работал, как всегда, быстро, уверенно, никого не заставляя ждать лишнее время.

В одиннадцатом часу ночи дед Василий вдруг остановился посреди зала с подносом, на котором стоял кофейник. Было похоже, что старик заблудился… Он сделал вид, что слушает музыку, а сам мучительно напрягал память. Он забыл, кто заказал ему кофе. Забыл впервые в жизни. Он вытер похолодевшее влажное лицо салфеткой, шагнул и медленно опустился на пол с подносом в руках, так и не вспомнив заказчика кофе…

V

В день похорон с утра моросил дождь, но в полдень из-за туч выглянуло солнце. Гроб несли четверо сыновей старика, прилетевшие из четырех больших городов страны, все рослые, широкогрудые люди.

Глеб шел за похоронной процессией и сжимал в руке серебряные часы, подарок деда, которые ему вручил бывший диспетчер порта Орленко.

Звучала нежная, печальная мелодия. А вокруг был океан золотого света, живой, безбрежный. Глеб вспомнил, как он разорвал письмо старика, и с виноватым видом сунул часы в карман рубашки.

Кладбище, все в зелени, охваченное тишиной. Могила. Горсти земли. И холм, покрытый цветами…

Глеб словно издалека слышал прощальные слова:

— …Василий… Ты всю жизнь служил людям… А служение людям, как свет солнца…

— Как свет… — повторил мальчик и, покидая кладбище, понял, что люди, которых обслуживал дед Василий, ведут корабли, посылают ракеты в космос и строят жизнь на земле. Он всем помогал трудиться. Поэтому так добры и печальны лица людей.

Возвращаясь в город, он позабыл о часах Василия. И неожиданно, уже у ворот своего дома, он услышал их гулкое, отчетливое биение. Глеб остановился. Открыл крышку часов и чуть было не вскрикнул от радости: на внутренней стороне крышки рукой деда был выгравирован парусник — барк «Жемчужный».