Барк «Жемчужный»

Бокс

На борту «Сабины» сидит маленький англичанин в черном берете, рыжий и длинноногий. Он курит трубку, пускает из носа дым и все время сплевывает сквозь зубы. По всему видно, что трубкой он обзавелся лишь для солидности.

Но какая там солидность, когда глаза у него — две серебристые пуговки, губы пухлые, а худые руки по-детски беспокойны: то барабанят пальцами по коленкам, то крутят чуб, отливающий нежной бронзой… Такими руками хорошо ловить мяч да запускать в небо воздушного змея. Но мальчик — моряк, юнга, кормилец семьи. Все свое жалованье он отсылает в Гуль, домой. Там у него мать, отец-инвалид и три сестренки: Бэт, Мэг и Клэр, одна меньше другой. Они славные девчушки. Но лучше, если бы их вовсе не было…

О, тогда он, Генри, показал бы, кто он такой!

Не сиди у него на шее Мэг, он сказал бы боцману Дрюсу:

«Сэр, вы большая, тупая, бородатая свинья!»

Не будь у него заботы о Бэт и Клэр, он заявил бы перед всей командой:

«Эй, боцман Дрюс, я плюю на ваш бокс, потому что в мире есть вещи куда получше!»

И никто из команды не посмел бы тогда подумать, что он, Генри, боцманский холуй…

Но он должен молчать. Должен во всем угождать Дрюсу. Дрюс — правая рука капитана, безвольного старого человека…

Дым трубки становится таким горьким, что лицо Генри перекашивается.

В это время боцман Дрюс, бывший боксер, сто двадцать килограммов веса, как слон бродит по кораблю, ворчит на матросов, и на его красном бородатом лице написаны скука, жестокость и даже обида. Дело в том, что команда «Сабины» — будь она проклята! — сплошь состоит из одних болельщиков футбола. Тоска… Еще хорошо, что он может отвести душу с юнгой.

— Эй, юнга, что ты думаешь о Кребсе?

Юнга о нем ничего не думает. Его голова полна другим. В ней и золотые звезды морей. И сады Индии. И тоска по дому. Кребс не имеет к нему никакого отношения… Но, увы, Генри должен с самым глубокомысленным видом ответить:

— Кребс — паровой молот, сэр!

— А что ты скажешь о Перро, детка?

Перро — любимец боцмана, и здесь Генри обязан восторженно растянуть рот до самых ушей и сказать:

— Он молния, сэр! Он ракета, сэр!

Боцман удовлетворенно смеется.

И так изо дня в день.

С востока приходит черноморский горячий ветер и тихо всплескивает волной. Работа на палубе заканчивается. Завтра чуть свет «Сабина» выгрузит из последнего трюма груз — бразильскую пробку — и выйдет в море.

Генри вытряхивает из трубки пепел и закрывает глаза. Сейчас, пожалуй, он немного вздремнет. Во сне он увидит Мэг, Бэт и Клэр. Но неожиданно с «Зарницы», которая стоит рядом с английским судном, доносится голос:

— Добрый день, юнга!

Это кричит по-английски русский мальчик, поваренок в белой куртке.

Генри открывает глаза. Он забывает о своем желании поспать. Он приветливо отвечает:

— Добрый день, бой! Я вижу, ты хорошо говоришь по-английски?

— Говорю, нас в школе учили.

— Тогда знай: меня зовут Генри!

— А ты знай, я — Сенька!

— Давай дружить, ты мне нравишься, Сенька, — смеется Генри.

— Давай, — охотно соглашается Сенька.

— Хочешь, я приду к тебе в гости?

— Приходи, не спрашивай.

Генри сбегает по трапу «Сабины» на берег и поднимается на советское судно.

Много ли надо времени, чтобы мальчишкам подружиться? Не проходит и десяти минут, как Сенька уже знает о сестрах Генри, а Генри — о семье Сеньки. Что же, он не жалуется. Правда, и у него в жизни не все гладко. У Сеньки нет отца, есть отчим, дурак и скряга… И море стало родным домом мальчика. И школой. Сам боцман «Зарницы», старик Петрович, побывавший на всех морях и океанах, занимается с Сенькой. Осенью он поступит в морское училище.

Генри глядит на русского с нескрываемой завистью. И он бы хотел учиться. Но на худых плечах Генри три сопливые девчушки… И тут еще Дрюс…

— Он злая свинья, — говорит о нем английский юнга печально.

— Да, я слышал, как он читал тебе вчера на баке мораль.

Генри краснеет: неужели Сенька слышал этот разговор? Он еще до сих пор звучит в ушах Генри.

«Генри, кто я такой, а?»

«Вы мой покровитель, сэр».

«Так, так. Ну, а если бы не я, где бы ты находился, детка?»

«В сточной канаве, сэр, в тюрьме, сэр, я бы сгнил без работы, сэр, как помидор на свалке».

«Отчего же ты спишь, когда я рассказываю о боксе?»

«Я больше не буду, сэр!»

Да, Сенька слышал. Слышали и матросы. Им нет никакого дела до Генри. Они пьяницы, сорвиголовы и бродяги… Но кто же тогда кладет под его подушку то апельсин, то яблоко? Конечно, не Дрюс. Нет, моряки «Сабины» не бродяги… Они ненавидят войну и готовы всех поджигателей вздернуть на рее. Да, на свете есть вещи похуже Дрюса… Война… Она в один миг может убить Мэг, Бэт, Клэр, и весь Гуль, и весь мир, будь она проклята вдоль и поперек, слева направо и крест-накрест!..

Мальчик вздыхает, втягивает голову в плечи и задумывается.

День идет на убыль. Но странное дело — морская даль становится еще шире, еще синее. Кружатся над кораблем чайки.

— Эй, где ты, Генри? — вдруг раздается голос боцмана Дрюса.

Генри вздрагивает.

— Я здесь, на русском судне, сэр!

— Вижу, завел дружка?

Склонившись с борта «Сабины», Дрюс бесцеремонно разглядывает мальчиков и говорит:

— Неплохо побоксировать, детки, в такой денек. Совсем неплохо. Я знаю, Генри, за тобой дело не станет. Верно, я не ошибся?

Лицо Генри вытягивается. Оно жалкое и несчастное. Но еще несчастнее глаза мальчика. Если он откажется драться, Дрюс все сделает, чтобы избавиться от него, и тогда сестры три дня в неделю будут сидеть на одной овсянке…

— Ты готов, Генри?

— Нет, сэр… Да, сэр!

Сенька удивлен. Он не верит своим ушам. Мальчишеская, так славно начавшаяся дружба рушится.

— Неужели ты хочешь со мной подраться, Генри? Но я даже не думаю…

Генри рад, слова Сеньки для него как музыка. Нет, драки не будет, пусть Дрюс даже лопнет от злости. Генри готов расцеловать Сеньку.

А боцман Дрюс, словно прочитав мысли юнги, кричит:

— Генри, это твой последний рейс, детка!

— Сэр…

— Никаких «сэр». Вызывай русского — ты его побьешь. Разве не видишь, что он боится?.. У него дрожат коленки…

Лицо Сеньки белеет словно гребень волны.

— Ха, это я боюсь?

Боцман Дрюс с наглой усмешкой кивает головой.

Сенька с трудом сдерживается, чтобы не плюнуть в его бородатую физиономию, и говорит:

— Хорошо, я буду драться… Только я дерусь больно даже в перчатках, слышишь, Генри?

Генри слышит. Он не боится. Его уже не раз колотили по вине Дрюса. Этой весной в Бергене он три дня провалялся на койке. Но тут совсем другое… Генри не может вынести взгляда Сеньки, который смотрит на него со злой и гадливой жалостью.

— Где будем драться? — спрашивает Сенька.

— На «Сабине», — говорит боцман. Он потирает руки и вызывается быть судьей.

— Эй, все наверх, живо!

И вот мальчишки в кожаных перчатках (ими их снабдил Дрюс) становятся друг против друга на люковинах среднего трюма.

Мальчики сближаются. На лице Сеньки выступает испарина. Боксировать он немного может. Нагляделся в морском спортклубе. Тут главное — не зевай. Он первый посылает кулак вперед, но мимо.

Зато Генри наносит удар без промаха.

Дрюс, прыгающий вокруг мальчиков, крякает от удовольствия. Но моряки не разделяют его восторга. Они неодобрительно поглядывают на боцмана.

Схватка становится ожесточенной.

Генри сбивает с ног Сеньку, но тот сейчас же поднимается.

— Выпить мне кружку морской воды, если Генри не одолеет русского! — кричит Дрюс.

При этих словах моряки «Сабины», как-то странно усмехнувшись, глядят на юнгу, глядят в упор, и в их взглядах можно прочесть: «Ну-ка, малыш Генри, позабавь нас, морских парней!..»

Генри понимает, чего хотят от него матросы. Хотят, чтобы Дрюс напился морской воды. Но, может быть, он ошибся? К холую не обращаются с такой просьбой. Значит, он не холуй. Значит, команда не позволит боцману Дрюсу издеваться дальше над юнгой… Они смелые люди. С боцманом Дрюсом все может случиться в море…

Лицо мальчика светлеет от радости.

А бокс продолжается. Сенька, не так ловок, как Генри, но он сильнее и держится уверенней. Похоже, что силы мальчиков равны. Но что с Генри случилось?

Его руки слабеют, голова бессильно откидывается назад, а ноги расходятся, как по мокрому льду.

— Держись, держись! — злобно орет на него Дрюс.

Сеньке становится жалко маленького англичанина. Мальчишка совсем выдохся. Ладно, надо сыграть в поддавки…

Но Генри вдруг сам шепчет Сеньке:

— Я тебе поддамся, слышишь, поддамся… — и тут-же с грохотом падает на люковины трюма.

Сенька не сразу понимает, что произошло, а поняв, делает вид, что победа над Генри далась ему нелегко.

В это время Дрюс ведет счет. Один… Два… Три… Сейчас Генри поднимется. Но юнга лежит. Дрюс еще больше свирепеет. Хорошо бы пнуть Генри изо всех сил ногой, тогда поднялся бы, негодяй! Но судья обязан вести счет. Семь… Восемь… Девять…

Генри не шевелится.

Дрюс глухо объявляет имя победителя. Но это еще не все.

— Поднять наверх ведро забортной воды! — раздаются громкие голоса моряков.

Миг, и ведро на палубе. Находится и кружка. Дрюс должен пить. Это неумолимо, как сама судьба. И он пьет и, выпив, идет на корму, сопровождаемый насмешливыми возгласами команды.

На корме Дрюс тупо глядит на дверь гальюна: кто знает, не подействует ли морская вода, как слабительное?..

А Генри протягивает Сеньке руку и тихо, виновато говорит:

— Не сердись… Забудь… Давай лучше выкурим трубку…

У Сеньки доброе сердце.

— Что ж, ладно, английский бой.

В небе, над кораблями, уже появляются сиреневые облака, предвестники вечера. Но в гавани еще полно солнца. Оно золотит стрелы портальных кранов, борты кораблей, морскую даль, а мальчики, поднявшись на спардек «Сабины», курят трубку, кашляют и смеются.