Глава 16

Не думал, что такое может случиться, однако Алена вдруг резко стала вела себя как образцовая жена из «Домостроя». Молчала, смущенно смотрела в пол, держа злополучный зонт, и вообще делала вид, что ее здесь нет. Видимо, где-то глубоко в душе у нее все же существовало такое дурацкое явление как совесть.

Приспешница понимала, что жестко накосячила. Вот кто ее просил лапать все, что попадется под руку? И я думаю, что никто.

С другой стороны, конечно, вешать всех собак на Алену было неправильно. Внезапно выяснилось, что и Великий Князь та еще козлина. Сдавалось мне, что он специально ухватился за возможность нагреть меня. То есть был не заинтересован, чтобы его верный подданный обзавелся полезным артефактом. В общем, повел себя, как самый обычный… самодержец. Как к политической фигуре у меня к нему не было вопросов, как к человеку — полно.

Забавнее всего, что всех можно понять. Только итог оставался одним и тем же. Я пыжился и страдал из-за старого поломанного зонта, который можно выбросить. В пылу злобы я так даже чуть не поступил. И хорошо, что встретил Леопольда, ожидавшего нас снаружи, возле могильных плит Пришлых.

Что интересно, обычно равнодушный ко всему Лео выглядел… недовольным. Это, видно, день сегодня такой. Только Великий Князь рад.

— Так… Зонт непогоды, — присвистнул он.

— Ага, моя плата за выполненное поручение.

— Выбор странный, но неплохой, — прокомментировал рубежник. — Довольно редкий артефакт, пусть и с ограниченным радиусом действия.

— А ты откуда знаешь? — удивился я.

— Он есть в перечне старых и утраченных артефактов, — ответил Лео.

— Алена, ну-ка, дай его сюда.

Приспешница беспрекословно повиновалась. Что самое главное — молча. У меня даже возникла шальная мысль, что оно того стоило. Конечно, это было совсем не так. Именно Алена лишила меня самого верного шанса спасти Юнию.

Но все же зонт я забрал. Это с моей точки зрения он бесполезный. Однако репутация Пришлых свидетельствовала о том, что абы какую фигню они в схрон тащить бы не стали. Значит, для каких-то целей эта штуковина полезна.

С трудом открыл зонт и выругался. Нет, все же рухлядь. Одна спица сломана, другая искривлена и торчит наружу. Ткань порвана сразу в двух местах. Поэтому по прямому назначению его использовать едва ли получится.

Что однозначно привлекло мое внимание — внушительная шестеренка, нанизанная на стержень возле нижнего пружинного фиксатора. И что еще забавнее, на самом стержне была отсечка, совпадающая с отметками подписанными снизу. Сейчас шестеренка замерла на значении «Vind». Далее шли «Hagel», «Moln», «Slush» и прочее. Всего на шестеренке я насчитал двенадцать режимов. Интересно, очень интересно.

— Это не английский, — выступила в качестве Капитана Очевидность Алена.

Ну вот, ненадолго ее хватило. Всего лишь через пять минут после главного факапа в моей жизни приспешница подала голос.

— Шведский, — ответил Леопольд. — «Hagel» — град, «Regn» — дождь.

— А ты откуда знаешь? — с ленинским прищуром спросила Алена.

— Так у меня шведские корни, — с достоинством ответил тот. Будто бы даже похвастался.

Собственно, действительно, по одному имени уже можно было все понять. Только шведы могут назвать ребенка Леопольд. Ну или те, кто не любят собственное чадо.

— И что? — не унималась приспешница. — У меня вон татарские корни. Так я русских вроде не угнетаю и дань с них не собираю.

Видимо, у Алены пошел своего рода откат. За все то время, пока она молчала. Бедная-несчастная. Теперь будет болтать без умолку.

— Еще как угнетаешь, — ответил я ей. — Просто, как и золотоордынцы этого не понимаешь. Все, замяли, — отрезал я, заметив, что Алена собралась спорить. — Поехали уже. Тут больше делать нечего.

— Куда? — спросил Лео.

— В Подворье. Хочу показать эту вещицу Степану Филипповичу.

Мы выбрались с кладбища, и я заметил то, чего прежде не замечал. А именно рубежников, уже занимающихся оцеплением этого места. Снова. Не из воздуха же они взялись. Значит, находились где-то неподалеку. И я их прозевал. Судя по всему, Леопольд тоже. Он не выглядел, как человек, которого посвятили в план мероприятия.

Неужели люди Святослава будут выносить все артефакты ручками? Не проще ли было взять на Слово нескольким кощеям, а потом выгрузить уже куда надо? Или Великий Князь никому не доверяет? Я подумал еще об этом секунды три, а затем мысленно плюнул на все. Это уже не мои проблемы.

Можно, конечно, пообижаться на Святослава. Он поступил действительно не по-пацански. Только это будет контрпродуктивно. Тут все просто — он государь, я поданный. Обидеться можно, разобраться нет. Да и обиды ни к чему не приведут. Надо просто пережить этот момент и сделать правильные выводы.

А вот зонт меня заинтересовал. Шестеренка слегка торчала из-под собранного купола, поэтому я крутил ее, каждый раз довольствуясь сухим щелчком. А еще чувствовал, как внутри артефакта замер старый хист. Промысел напоминал мне воды старого, застоявшегося болота. Да, это не уберплюшка, с помощью которой можно завалить крона. Однако и подобная штуковина может пригодиться, если ее правильно применить.

К артефактору я не зашел, а буквально вбежал. На мое счастье, народу у Степана Филипповича не было. Сам он сидел за стойкой и показывал что-то своему подмастерью. Правда, как только я ворвался в его лавку, сразу же замолчал.

— Степан Филиппович, здрасьте.

— Не здрасьте, а здравствуйте. В приветственных словах заложен серьезный смысл, молодой человек. И важно понимать это.

Не в духе, что ли? Похоже на то. Хорошо бы понаблюдать, он всегда такой или у артефактора настроение портится, только когда я прихожу? К человеку так иногда относятся, когда на него с самого начала возлагают большие надежды, а тот берет и жиденько обделывается. Видимо, мои подозрения оказались не беспочвенны. Потому что артефактор нехотя вышел из-за стойки, сложил руки на груди, встав в закрытую позу, и спросил.

— Что на этот раз?

Я даже на мгновенье сам нахмурился. Одно — это зависеть от человека, с которым ты ничего не сможешь сделать. От того же Великого Князя, например. Но за свои же собственные деньги получать плевки в спину — удовольствие ниже среднего.

Мне даже действительно пришло в голову извиниться, откланяться и уйти. Что до Трубки… Так Степан Филиппович не единственный артефактор в городе. Думаю, можно будет найти других. А если те поймут, что смогут переписать копию с записок Морового, так меня с руками оторвут.

Однако именно в этот момент взгляд собеседника коснулся зонта. И с артефактором случилась моя любимая метаморфоза. Не та, которая бывает в модных шоу, когда в начале приходит замухрышка из спального района, а в финале на подиум гордо выплывает последняя модница Парижа. Скорее, подобное изменение можно увидеть в элитных бутиках. Когда перед говорящей сквозь зубы продавщицей, простите, менеджером по продажам, появляется пачка денег. И сразу возникает непреодолимое желание работать и хорошо обслужить клиента.

Вот никогда не понимал такого пренебрежения от тех, кто получает довольно среднюю зарплату, но искренне презирает обычных людей. Хотя у артефактора на это хоть небольшое моральное право было. Он действительно занимал серьезное место под здешним солнцем.

Тем приятнее было видеть, как он вытянулся в струнку при виде зонта.

— Мне тут Великий Князь штучку одну подарил, — небрежно сказал я. — Но она поломанная.

— Позвольте, — протянул руки артефактор.

Если бы Алена видела, как Филиппович обращается с зонтом, то точно бы назвала его фетишистом. Артефактор так гладил вещицу, как я не каждую девушку ласкал. Мне в какой-то момент стало даже неудобно присутствовать при происходящем.

— Небольшие дефекты, но в целом ничего серьезного, — ответил он. — Но какова работа! Так сейчас уже не делают.

— Почему? — удивился я.

— Как бы это сказать, не рентабельно. Долго, дорого, а настоящего ценителя найти едва ли удастся. Сейчас стараются побыстрее и побольше наштамповать однодневок, а вот подобного, штучного экземпляра, работающего во всех мирах, не встретить.

— Сколько вы возьмете, чтобы починить этот зонт?

— Пятьсот. Ладно, только из-за того, что мы хорошие приятели, — при этих словах я чуть не рассмеялся. — Четыреста.

Я покачал головой. Назови артефактор даже любимую цифру тракториста, я бы не согласился.

— Извините, Степан Филиппович, это слишком дорого, — ответил я. И протянул руку, намереваясь забрать зонт.

— Назовите свою цену, — отпрянул он, словно боясь возвращать мне артефакт.

— Сто… — начал я, но увидев искренний ужас в глазах собеседника, добавил, — пятьдесят монет, не больше.

— Пусть так, — с тяжелым сердцем согласился артефактор.

— И я буду присутствовать при починке. Это ведь не столь долгий процесс?

Вот теперь я попал точно в цель. По всей видимости, Степан Филиппович очень сильно хотел остаться наедине с вещицей. Явно для того, чтобы понять, как устроен зонт. Сам же говорил, штуковина старая, так сейчас уже не делают.

Что забавнее всего, он теперь и заднюю дать не мог. Вот умею я бесить людей.

Кстати, было вообще побоку, что обо мне думает артефактор. Я с ним детей крестить не собирался. И он заинтересован во мне не меньше, чем я в нем. Ведь когда-нибудь мне удастся достать чертежи Морового. Поэтому ему до поры до времени придется терпеть понаехавшего в град на Неве. Нет, Филиппыч, конечно, попытается стричь меня, как овцу, но и я не совсем дурачок.

— Если для вас это не сложно, — медленно сказал я, все еще не убирая руку.

— Пойдемте, молодой человек, — почти неприязненно ответил артефактор.

Мы спустились по уже знакомой винтовой лестнице в уже знакомую комнату, заваленную хламом. Степан Филиппович повозился с ключом у той самой двери, после чего открыл ее и кивнул мне, чтобы я следовал за ним.

Помещение оказалось скромных размеров — квадратов пятнадцать. Причем по больше части было заставлено разными станками — токарным, столярным, фрезерным и… даже с 3d-печатью. Вот тут я уже окончательно офигел и обратно выфигеть не смог.

Над верстаком с железными тисками возле двери висели на шнурках разные драгоценные камешки. На столе поодаль в коробочках аккуратно лежали многочисленные детальки, а рядом с ними паяльник. У дальней стены располагался массивный секретер с множеством маленьких ящичков. Озаряла все это великолепие обычная лампочка накаливания, причем не самая яркая. Хотя это не важно — над столом нависало сразу два рабочих светильника.

Я вдохнул запах пропахшей керосином ветоши, канифоли, горелого дерева, жареных семечек и металлической стружки. Почему-то вспомнились уроки труда в школе. И вообще, я почувствовал себя здесь неожиданно хорошо. Будто бы даже на своем месте? Может, мне стоит стать артефактором?

— Туда садитесь. И прошу вас, ничего не трогайте.

Вот даже обидно стало. Я себя в этот момент почувствовал Аленой, ни больше ни меньше. Однако понимал, что здесь я гость, поэтому качать права не стал.

Степан Филиппович меж тем зажег настольный светильник, положил перед собой зонт и… началась магия.

Нет, мне приходилось прежде видеть работу мастеров. Настоящих мастеров. Занимающихся рядовой, на первый взгляд, деятельностью. Только из-за отточенных движений, которые они повторяли десятки тысяч раз в течение жизни, все это смотрится непринужденно. В их ремесленной симфонии пальцы порхают легче и быстрее, чем у опытного пианиста над черно-белым морем клавиш.

Можно было по-разному относиться к Степану Филипповичу — он был скрягой, который любил деньги, и если видел, что ты зазевался или дал слабину, был готов заломить двойную цену. Но чего у артефактора не отнять — он оказался настоящим мастером.

Я наблюдал за его работой, и у меня даже сомнений не возникало, к кому я приду, когда понадобится создать Трубку.

Первый делом артефактор вытащил поврежденные спицы, подошел к секретеру и вынул из одного из ящичков вытянутые тонкие железные полосы. Они не подходили к оригинальным разве что из-за длины, но этот недочет Степан Филиппович устранил сразу — откусив лишний металл острогубцами. Еще мгновение, и новые спицы встали на место как влитые.

Я же сидел и думал: это же какой только фигни нет у артефактора, если он нашел похожие железки за доли секунды? Что секретер зачарованный, я уже понял и без этого. Но все же.

Это же сколько надо хранить барахла, чтобы в один момент вот так вот легко взять и достать нужное? Дед Костяна, на старости лет поехавший головой и начавший тащить в дом все с мусорки, нервно курил в углу.

Замена поврежденных частей купола тоже прошла довольно быстро. Артефактор располорол бракованные куски, нашел полотно нейлона, проворно отрезал от него две полоски и сноровистыми движениями пришил к зонту. Да так хитро, что даже я не мог определить наличие швов. Они оказались какими-то скрытыми. Отличить замененные куски можно было лишь по цвету.

— На действии артефакта это не скажется, — объяснил мне Степан Филиппович. — Но если вы хотите, я покрашу зонт. Правда, это займет больше времени.

— Нет, так даже лучше, — ответил я. — Сразу видно, что ретро. А он… работает?

— Промысла внутри достаточно, но он, как бы сказать, неактивный. Вам надо войти во взаимодействие с артефактом.

Я кивнул и взялся за ручку. Чужой хист, запертый внутри, я чувствовал и прежде. Только он словно был отделен от меня тонкой преградой. Будто бы даже стеклянной.

Пришлось немного сосредоточиться на этой стене, а потом начать вливать хист. Он сначала расплылся по преграде, растекаясь все дальше, и даже был готов вернуться обратно. Однако я продолжал искать крохотную щелочку, какую-то лазейку. И нашел.

Ощутил единственное слабое место, оказавшееся чуть тоньше остальной преграды. И стал давить туда. До тех пор, пока стекло не треснуло. И оба хиста, мой и чужой, не слились в единое целое.

Я привязал артефакт к себе. То, что он долгое время стоял словно законсервированный, означало лишь одно — прошлый хозяин умер. Но теперь это не имело никакого значения. Отныне владелец артефакта — я.

Как только оба промысла схлестнулись между собой, пришли знания. Такого никогда не случалось прежде, поэтому от неожиданно я чуть не выронил зонт. С тем же мечом подобного не произошло. Что говорило лишь об одном. Клинок создавали для единственного рубежника. С зонтом ситуация оказалась совершенно другая. Он явно предназначался для долгого использования разными людьми. Это было даже забавно.

Еще интересно, что я за доли секунды узнал значение всех двенадцати слов, написанных на шестерне. И не только это.

— Вижу, сработало, — улыбнулся Степан Филиппович. — Но для того, чтобы понять, как работает артефакт, вам бы следовало оставить его мне. Иногда бывает весьма опасно пользоваться тем, что не знаешь.

— Я все знаю, — ответил я ему. — Радиус действия пятьдесят алнов.

И тут же запнулся. Потому что зонт подсказал мне эту единицу измерения, но не поведал, сколько она в родных метрах.

— Устаревшая шведская мера длины, — кивнул мне артефактор, — Ноль целых пятьдесят девять сотых метра. Получается, около тридцати метров.

— Да, — приободрился я. — Действует во всех мирах. В смысле… вообще во всех? Даже…

— Даже в мире кронов, — согласился Степан Филиппович. — Что сообщил вам артефакт еще?

— Да так, больше ничего важного, — соврал я. — Как видите, оставлять его не имеет смысла.

Держу пари, что хитрый старик хотел изучить зонт. Не знаю, создать ли слепок, какой делают с ключа для изготовлении копии, или еще чего. Вот только фиг там. Артефакт сам пошел на контакт, рассказав мне все о себе. И даже больше.

— Очень редкая вещь, — со вздохом пробормотал Степан Филиппович. — Удивляюсь, Матвей, как вам в руки попадаются такие артефакты.

— Баланс Вселенной, — ответил я, решив не распространяться относительно своей бедовости. — Вот ваши деньги, Степан Филиппович. По поводу записок Морового все помню. И кстати, можно вот эту брошюру взять? Чтобы не беспокоить вас по пустякам, если опять какие артефакты в руки попадут?

Я указал на «Перечень старых и утраченных артефактов». Тоненькую книжку. Внизу было написано: «Новгород, 1997 г.». Что-то мне подсказывает, что это самая последняя версия справочника.

Старик бы даже не удивил меня, если бы заломил за брошюрку конский ценник. Однако растерянный Степан Филиппович неожиданно протянул книжицу просто так, без всяких условий. Ее я сразу закинул на Слово. Потом пролистаю.

Мы попрощались с артефактором. Точнее, он кисло кивнул, а я, не способный скрыть своей радости, опираясь на зонт, как на трость, неторопливо покинул каморку. Нет, моя жизнь действительно походила на огромные качели. Сначала обрадует Осколком, потом буквально вырвет его у меня из под носа. Подсунет бесполезный артефакт, а уже через час докажет, что с его помощью можно горы свернуть. Или хотя бы приблизиться на шаг к освобождению Лихо.

В общем, лавку я покинул в самом бодром расположении духа. Как оказалось, зря. Потому что качели, достигнув апогея, уже устремились вниз. Это я понял по встревоженному лицу Лео.

— Матвей, ЧП.

— Что случилось?

— Сработали защитные печати в твоей квартире.

Загрузка...