Беглецы - 2

Глава 16

…Они возвращались уже после полуночи. Как Гера не старалась, но испортить вечер всё же не смогла. Владимир отмалчивался, иногда парируя особо острые выпады Анрун своими колкостями, от которых дико ревнующая его, и не скрывающая этого девушка просто терялась. А Юрата просто сидела без ответа, погружённая в себя, в свои мысли. Наконец персонал предупредил о закрытии, молодой человек расплатился, распрощался с Герой, взял свою спутницу под руку и удалился. На улице стояла типичная для летней Океании спокойная ночь. Их шаги мягко звучали в тишине — посольство отдыхало. Впрочем, завтра, точнее, уже сегодня, по календарю был выходной. Владимир накрыл своей рукой ладошку шанги, послушно лежащей на его локте:

— Извини за Геру. Она, как бы сказать…

— Я всё поняла… Госпожа Анрун была откровенна…

— Тем лучше. Обойдёмся без лишних пояснений.

Дальнейшая дорога до дома прошла без слов. Когда они вошли, в холле ждала Инара. Владимир улыбнулся:

— О, малышка, ты как раз кстати. Поднимись ко мне. И кофе не забудь.

Затем обратился к Юрате:

— А ты будешь?

— Я не знаю, что это такое…

— Попробуй. Не пожалеешь.

Затем снова взглянул на собирающуюся было уйти горничную:

— Погоди немного. Прихвати с собой Альму. Она мне тоже нужна.

Та молча поклонилась и исчезла в глубине дома.

— Устала?

Спутница молодого человека отрицательно качнула головой.

— Тем лучше. Идём.

— В спальню?!

Настоящий ужас прозвучал в её голосе.

— Нет. Пока — в кабинет. Посидишь, посмотришь, может, что и поймёшь.

Шагнул к лестнице, девушка последовала за ним. Впрочем, рука была на его локте. Да и, в конце концов, ей уже было, если честно, всё — равно. Та богатейка сразу раскусила её. Так что ещё оставалось делать? Если этот нуваррец хочет её — всё — равно придётся уступить, у неё нет выхода кроме, как подчиняться ему. Дажанчи отдал её в обмен за спокойствие хашира. И даже если ей каким то чудом удастся сбежать, идти ей некуда. И не к кому. Семья прокляла и выгнала её, когда узнала, что дочь вступила в дажан. Теперь она одна. И кто знает, что ждёт её дальше. Горничные в доме смотрят на неё с жалостью. Значит, она у этого чужака уже не первая, а раз других она не видела, значит… Вздохнула. Ей стало себя жаль… С удивлением поняла, что они стоят на месте.

— Что…

— Ты чего? Тебе плохо?

— Н — нет…

Он почувствовал?! Не может этого быть! Про такое только в книгах пишут!

— Раз всё в порядке, то пойдём.

Мягко потянул её за собой. Коридор, богато отделанный. Нет, он явно не простой чиновник. Слишком богатый дом. Слишком дороге платье на ней. Украшения. Даже та богатая тварь и то позавидовала! На мгновение на её лице появилась мстительная улыбка, впрочем, тут же исчезнувшая. Остановились, её спутник открыл дверь, пропуская её вперёд в большую комнату, где кроме стульев, шкафов и большого стола ничего не было. Внутри отпустило. Всё же не обманул, и это не спальня. Впрочем… Похоже, выбора у неё сегодня не будет… Её взяли за плечи. Очень бережно почему то. Подвели к одному из стульев, стоящих возле стола, усадили мягким нажатием.

— Отдохни пока тут. А я пообщаюсь с девочками.

Уселся сам. Подкинул к себе небольшой плоский… То ли очень тонкий чемоданчик, то ли толстую папку, почему то из металла, непонятно. Нетерпеливо дёрнул головой. Потом подвинул к ней знакомую шкатулку:

— Что‑то девочки задерживаются… Впрочем, ладно. Пока можно немного поболтать. Ты не против? И сними украшения.

— Как вам будет угодно…

Откликнулась она, расстёгивая замочки браслетов.

— Насчёт арана… Это правда, что он вызывает бесплодие у женщин?

Юрата опустила голову, уставившись на драгоценный паркет.

— Да. Поэтому его разрешают продавать только пожилым людям. Но вы же сами понимаете…

Вздохнула.

— У бедных особого выбора нет. А кушать почему то хочется каждый день. Поэтому… Нас у матери пятеро. Отец погиб на заводе, его раздавило балкой. Хозяин сказал, что тот сам виноват, и ничего не заплатил. На панель идти не хотелось…

— Понятно. Видел такое…

На его щеках на мгновение вздулись бугры мышц, опали.

— Ты грамотная?

Удивлённо взглянула на него — ему что, неизвестно, что в Океании обязательны три класса образования? Похоже, нет.

— Читаю, пишу, знаю все четыре действия математики.

— Четыре?

Улыбнулся.

— Не вижу ничего смешного!

— Это не к тебе. К вашей программе обучения.

Вздохнул.

— Понятно. Торговать на бирже умеешь?

— Нет…

— Какое‑нибудь ремесло?

— Немножко шить… Мама научила…

— Скучаешь по ней?

Вновь опустила голову, но ответить не успела — в двери постучали, вошли две горничные, которых она видела раньше. Одну, правда, мельком. Её… Пока непонятно, кто, сделал приглашающий жест:

— Ставьте кофе и присаживайтесь, девочки. Мне надо с вами побеседовать.

Высокая поставила поднос на стол, и молодой человек подхватил кофейник, быстро налил две чашки. Положил в них сахар, подвинул одну к шанге.

— Попробуй. Тут конфеты, пирожные. Не стесняйся. И вы, девочки, подвигайтесь ближе. Разговор у нас намечается интересный.

Едва слышно скрипнули стулья. Обе горничные чинно уселись прямо напротив него. Хозяин дома сделал глоток. Чуть помедлив, Юрата осторожно глотнула и ахнула про себя — это было что‑то невероятное! Едва не пропустила первую фразу разговора, но разобрав, едва не закричала от страха — во что она влетела?!

— В общем так, девочки. У меня возникла проблема. И очень большая.

— Какая, господин?

Спросила старшая горничная, маленького роста.

— Госпожа Анрун.

— Госпожа Гера Анрун?!

С каким‑то страхом воскликнула та.

— Она самая. Мы, скажем так, довольно тесно общались с ней во время её путешествия в Нуварру…

— Насколько близко, господин?

Он едва заметно улыбнулся:

— Ты от такого общения отказалась, Альма.

— Ой…

Вторая горняшка ахнула, прикрыла ротик ладошкой. Первая взглянула на мужчину, не веря услышанному.

— Нет, до основного не дошло. Хотя, как я сегодня узнал, возражений бы не последовало. Более того, Гера бы проявила невиданный раньше энтузиазм… Впрочем, сегодня она прямым текстом заявила, что рассматривает меня только в качестве своего будущего, хм, супруга.

— Тьма!

Ругательство сорвалось с губ маленькой.

— Не знаю, удастся ли вам избежать этого, господин…

— Удастся. У меня есть чем надавить на неё, и, в конце концов, меня в любой момент могут отозвать обратно. Но я вас позвал не для того, чтобы советоваться, а по другому поводу.

— Слушаем вас, господин…

Обе склонили головы. Почти синхронно.

— Итак, вы у меня девочки интересные. Но самое главное — умницы. Да — да, в ваших головках не воздух, а мозги. Особенно в твоей, Илана. Кстати, ты доложила своему начальству насчёт завода?

Маленькая залилась краской. Кивнула в знак согласия.

— Замечательно. И когда нам обещают дать ответ?

— Нам?!

— Разумеется, нам. Сначала тебе, потом ты передашь мне.

…Про Юрату словно забыли, а та сидела молча, открыв от изумления рот и ничего не понимала в услышанном…

— Обещали до конца недели.

Он недовольно дёрнул головой.

— Долго возятся. Могли и бы и поскорее. Но ладно. Потерпим. Держи.

Открыл ящик стола вытащил непонятный предмет. Потом положил рядом с ним небольшую штуковину с проводом.

— Это тебе, Илана. Так сказать, для более оперативной связи с руководством.

— Ой… Неужели…

— Ага. Он самый. Так что теперь можешь бегать гораздо реже, лучше пообщайся по голосовому телеграфу. Тут зарядка. Видела, как я это делаю?

— Да, господин.

— Внутрь лучше не лазь. Техника тонкая. Чтобы не сломали раньше времени. Аппарат простой, без наворотов…

…Непонятное ей слово…

— Так что всё проще простого. Теперь по поводу тебя, Альма…

Сделал глоток, беря паузу.

— Я тут присмотрелся к тебе, пока ты у меня немножко поработала… Короче, решайте, девочки. У меня к вам предложение. Деловое. Времени подумать — до утра.

— Какое, господин?

Усмехнулся, обе девушки насторожились:

— Как вы смотрите на то, чтобы немножко заработать? Илана в курсе моих дел. Ты, Альма, умеешь играть на бирже. Если я вам дам, скажем, миллион кинов, сумеете получить прибыль?

Горничные переглянулись.

— А что взамен?

Он покрутил рукой в воздухе.

— Пока не знаю. Честно. Но, думаю, вы сами догадаетесь, что мне… Скажем так, дать взамен…

Горничные густо покраснели, потом Илана показала на Юрату:

— Но у вас же есть она!

— Э — э-э! Вы о чём подумали?!

Неподдельно удивился молодой человек.

— Скажете, тоже… Мне нужна информация. Обо всех, с кем вы будете иметь дело. Что. Чего. Где. Когда. Понятно?

— Понятно!

С неподдельным облегчением выдохнули обе. Переглянулись. Он усмехнулся:

— Скоро будет пара кризисов, девочки. Я вам это обещаю. И даже подскажу, что делать.

— Но почему вы вдруг решили оказать нам такую… Услугу? Такой подарок?!

Он хитро прищурился, показал на небо.

— Скажем так — это моя причуда…

Воцарилась тишина. Внезапно он поднялся:

— Подумайте до завтра и дайте свой ответ после завтрака. Но — до обеда, желательно. Договорились?

Горничные тоже вскочили со своих мест:

— Да. господин!

— Всё. Можете быть свободны. Посуду захватите.

Девушки быстро составили всё на поднос, чуть ли не бегом выкатились из помещения. Они остались одни. Владимир снова сел на стул, взглянул на Юрату, вздохнул:

— И что же мне с тобой делать, девочка? Может, подскажешь?

Та напряглась, словно струна:

— Госпожа в ресторане дала вам хороший совет…

— Дура ты. Действительно, дура.

Наклонился через стол, постучал пальцем по её лбу:

— Дура.

Было не больно, но обидно. Убрал руку:

— Похоже, вас не переделать. Отцу повезло, нашёл себе. А со мной что? Одна — слишком уж навязчивая. Вторая — сначала ушла к другому, теперь захотела вернуться. Третьей, видите ли, начальство приказало. Четвёртая — боится. Ей и хочется, и колется, и мамка не велит. А пятая…

Махнул рукой. Снова встал:

— Пошли, бестолковка.

— Я… Я…

— Да помолчи ты. И так тошно. Я, конечно, сволочь ещё та. Но не настолько же, в конце концов…

Спустились вниз, затем ещё ниже, в подвал, где она сидела раньше. Мужчина отпер двери в другую половину, и Юрата замерла, увидев самодвигатель. Низкий, широкий, на толстых колёсах удивительно маленького размера. Что‑то пискнуло, моргнули осветительные приборы. Он открыл дверцу, кивнул:

— Садись.

Озираясь на него, несмело опустилась в невероятно удобное сиденье. Он занял место водителя. Повернул что‑то, двигатель заработал практически бесшумно. Как это всё отличалось от всего знакомого ей! Самодвигатель тронулся с места, очень легко, только подрагивали стрелки на больших круглых приборах, подсвеченных изнутри. Несколько поворотов, он затормозил возле будки охраны, что‑то произнёс на незнакомом языке, солдат кивнул. Шлагбаум поднялся, выпуская их, а затем была езда по ночному городу. Яркий свет фар, негромкая музыка, льющаяся отовсюду. Сидеть было приятно и удобно. Но куда он едет? Однако вскоре Юрата поняла — это вокзал! Главный пассажирский вокзал… Самодвигатель затормозил возле входа. Полицейские покосились на него, но увидев дипломатический значок, деликатно отвернулись.

— Держи.

Он протянул ей небольшую сумочку. Несмело взяла.

— Здесь твои бумаги и немного денег на первое время. А теперь — выметайся.

— Что?!

Такого удивления девушка ещё ни разу не испытывала в своей жизни.

— Вылезай из машины. Свободна.

— Но…

Рука протянулась к дверце, щёлкнул замок, и он буквально вытолкнул её наружу. Юрата едва удержалась на ногах. Хлопнула негромко дверь, щёлкнул замок. Обдав запахом сгоревшего топлива, самодвигатель буквально прыгнул с места, моргнув на прощание громадными задними фонарями. Нуваррец отпустил её? Это что же? Она ему вовсе не нужна? И он не захотел её?!.

…Владимир крыл себя последними словами. Как же! Поддался порыву! Добренького захотел сыграть! Да и …с ней! В конце концов, чего отказываться, когда предлагают? Жениться он не собирается, по крайней мере, пока немного не наладится. Время пока позволяет. Но, дьявольщина, организм своего требует… Вильнул в сторону. Кажется сюда… Пять минут спокойной езды по ровной асфальтовой мостовой… Да. Он не ошибся. Весёлая улица… Или улица красных фонарей… Снял с крыла флажок на магнитной подставке, бросил на заднее сиденье. Медленно двинулся вдоль тротуара, на котором через каждые пять — шесть метров стояли жрицы любви. Разных возрастов, сложения, вида. Совсем молоденькие и уже под сорок, худенькие, и толстухи. Накрашенные, словно сама смерть, и без следа косметики. Те удивлённо провожали взглядами невиданную раньше машину. Уж слишком чуждой она была для нынешних времён. Кажется ничего. Плавно остановился возле выбранной, нажатием клавиши опустил стекло. Та несмело заглянула внутрь:

— Господин?

— Сколько?

— Двадцать кинов, господин. За ночь. Я член профсоюза, поэтому так дорого.

…Значит, любительницы ещё дешевле? Впрочем, рабочий на фабрике в неделю получает немногим больше…

— А любительницы где? Начинающие?

Скривилась, буквально выплюнула:

— Там, за углом.

Полез в карман, вытащил десятикиновую купюру, полученную сегодня в ресторане, протянул ей:

— Это тебе за консультацию.

Она взяла, разглядела, ахнула:

— Может, вам показать где это?

А что? Тут уж точно не ошибёмся…

— Залезай.

Открыл дверцу, и шлюха тут же нырнула внутрь, восхищённо осмотрелась, но перехватив его взгляд, торопливо ткнула рукой:

— Вперёд, господин. До конца улицы.

Он тронул автомобиль. Следуя указаниям, проехал до конца, повернул налево. Ещё немного, снова поворот. Теперь направо. На параллельную улочку. Едва удержался от удивления — там девчонок было куда больше.

— А почему их тут столько?

Услышал неожиданно горький ответ:

— Прежде чем вступить в профсоюз, надо заработать на вступительный взнос, господин…

— Ясно.

Зашарил снова в кармане, но проститутка замахала руками:

— Не надо, господин! Вы и так слишком щедры. Если позволите… Возьмите тут девочку.

Ткнула вперёд, и он увидел ту, которую рекомендовали. Усмехнулся:

— Знакомая?

— Живём в одном дворе. У неё муж умер. Попал под поезд. Скинули с платформы. Не выжил. А у неё ребёнок. Мальчик. Ему три годика. Кормить надо, а на работу с детьми никто брать не хочет. Бедняга всё распродала, а сегодня решилась… Только тут сами видите, какая конкуренция…

…Он присмотрелся. Симпатичная. И — молодая. Едва двадцать исполнилось. Если не младше. Тут взрослеют быстро…

— Позови её.

Шлюха замерла, потом быстро кивнула, задёргала дверцу, не умея открыть. Перегнулся, потянул за рычаг. Женщина быстро выскользнула наружу, едва ли не бегом устремилась к вдове. Что‑то быстро заговорила, показывая на автомобиль. Молодая нехотя кивнула, затем обе подошли к машине.

— Господин?

— Залезайте, обе. Ты назад, а ты — вперёд.

Обе молча подчинились. Как только заняли места, под завистливый гул тронулся, разворачиваясь. Поехал обратно, где подобрал свою проводницу. Вторая всё время молчала, опустив голову, разглядывала своё старенькое платье. Затормозил на прежнем месте. Обернулся к профессионалке:

— Прибыли. Вылезай.

— Да, господин.

Нащупала рычаг, запомнила, оказывается. Открыла дверцу, и уже выйдя наружу, вдруг обернулась:

— Только вы не обижайте её, господин. Жизнь такая…

Махнула рукой, закрыла дверь. Он сразу тронул машину. Чёрт, а куда ехать то? Везти её к себе? Да ну…

— Эй, куда едем?

— Если господин пожелает, то можно ко мне…

Шелестящим, прямо таки неживым голосом тихо ответила та.

— Показывай дорогу.

Она ткнула рукой вперёд, чуть добавил скорость, спохватился:

— У тебя же ребёнок! Он не будет…

— Не будет, господин. Я отвела его к соседке. На случай, если…

Замолчала. Ну, раз так… Дальше ехали молча. Она только время от времени говорила, где свернуть. Вскоре въехали в спальный район. Повинуясь её указаниям заехали в большой двор.

— На месте, господин. Можете оставить свой самодвигатель здесь. У нас не воруют. Хаширы строго следят за этим.

Кивнул, ставя машину на сигнализацию. Пискнул зуммер, моргнули габариты.

— Веди…

…На третий этаж по скрипучей лестнице. Чем‑то воняло. Открыла двери квартиры, обитые каким то рядном. Щёлкнула выключателем. Сразу резанула по глазам неприкрытая нищета. Небольшая комнатка, в углу — старая деревянная кровать. Две подушки. Одеяло из лоскутов. Матрас, набитый то ли соломой, то ли стружкой… Поломанный стул. Проём на кухню, где на колченогом столике стоит то ли примус, то ли керогаз, возле которого на удивление чистая посуда. Правда, тоже бедная. Небольшая металлическая кастрюля, такая же маленькая сковородка. И — куча аптечных пузырьков. Женщина перехватила его взгляд, залепетала:

— Это не моё, господин! Я здорова! Совершенно здорова! Вы можете не волноваться. Это моего сына. Он часто болеет…

Махнул рукой.

— Ладно.

Стало как‑то неловко — он никогда ещё не покупал женщин… Вздохнул:

— Ладно. Давай, что ли…

Она покраснела, потом жалобно прошептала:

— А можно выключить свет, господин? Я… Стесняюсь, господин…

Звучит странно. Стесняться, когда решила выйти на панель? Впрочем, прятаться тут совершенно негде…

— Сейчас.

Обернулся — да. Дверь закрыта тщательно. На массивный засов. Так просто не войдёшь. И — третий этаж. Подошёл к окну, выглянул во двор — тихо. Ни души.

— Выключай.

Она щёлкнула выключателем. Стало темно, но глаза почти сразу привыкли к темноте. Впрочем, не так то и темно. Свет уличных фонарей отражается от облаков, и можно всё различить. Женщина стоит неподвижно. А, вот же…

— Раздевайся.

— Да, господин…

Снова шелест тихого покорного голоса. Отошла чуть в сторону, завозилась. Ну, да. Всё отлично видно. Даже сам не ожидал. Сначала потянула платье, блеснула молочная белизна тела. Это идиотское океанское нижнее бельё… Нечто вроде грации или корсета. Потом — короткая нижняя рубашка, панталончики… Умоляюще сложила руки на груди, ещё не потерявшей форму… Худенькие бёдра довольно длинных и стройных ног, рёбра наперечёт.

— Господин…

Кивнул на кровать. Быстро скользнула на своё место, отодвинулась к стенке, буквально вжимаясь в неё. Да уж… Это не сексодром. Тут всё рядом. Да и не войдёт в эту конуру его кровать, к примеру. Она куда больше этой комнаты… Аккуратно сложил свою одежду поверх её на единственный стул. Хорошо ещё, что пол чистый. Подошёл к кровати, глубоко вздохнул, откидывая одеяло и залезая к ней. Кое‑как уместился. Узко. Мало места. Перевернулся на бок. Женщина лежала на спине, стиснув зубы и изо всех зажмурив глаза. Боится. Осторожно подвинул руку, дотронулся до небольшой груди. Та напряглась, ощутил, что её кожа покрылась пупырышками. Задрожала. Не от желания. От страха предстоящего. Чёрт, так всё желание уйдёт! Внезапно разозлился:

— Ноги раздвинь!

Она послушно выполнила приказ, чуть согнув их в коленях… Только тихо вздохнула, закусив губу, когда он вошёл в неё, и так и лежала до самого конца, не открывая глаза, прикрытые дрожащими веками. На удивление, ему понравилось, и, отдохнув немного, он повторил, предварительно велев ей привести себя в порядок. Женщина ушла на кухню, звякала кастрюлей, плеская водой. На этот раз всё прошло лучше, чем в первый раз. Она даже позволила себе пару раз шевельнуться в такт ему, а когда достигла своего пика, негромко простонала, и его просто взорвало, он даже зарычал от возбуждения и наслаждения… На этот раз не стал откатываться, как в прошлый раз, а повернулся на бок, прижал её к себе. Узкая спина с торчащими позвонками вызвала у него острый приступ жалости, а рука прошлась по торчащим рёбрышкам, словно по клавишам. Обхватил впалый животик, прижал к себе. Коснулся губами шеи. Женщина задрожала, попыталась освободиться, но он не отпустил её, чувствуя прилив странной нежности после близости. Рука скользнула выше, уместившись между небольших грудей, просунулась между мягкой щекой и грубой тканью почти плоской подушки. Женщина тихо всхлипнула, и он встревожился:

— Тебе больно?

— Нет, господин…

Снова этот шелест…

— Вы…

Замолчала. Ладонь обожгла слеза. Плачет? Да. Спрятал её в объятиях, и замер, ощутив её доверчиво наивное желание спрятаться в нём, таком большом и сильном, от всех невзгод. Так и лежали молча, слушая друг друга. Её худенькая нога чуть шевельнулась, захватив его лодыжку в трогательной попытке нежности. Замерла. А он впитывал её терпковатый запах, запоминая…

— Светает, господин…

…Очнулся от странного очарования. Осторожно, даже бережно освободил руку. Поразительно. Она такая лёгкая. Даже не ощутил её веса. Худенькая, словно тростинка. Слез с кровати, оделся. Женщина приподнялась на локте, глядя на него странным взглядом. Ах, да. Боится, наверное, что я не заплачу… Зря. Но я сделаю даже больше, чем она думает… Присел на краешек койки, достал из внутреннего кармана бумажник. Раскрыл, вытащил пять купюр. Пять сотен кинов. В свете загорающегося дня ясно увидел удивление в её глазах. Положил рядом на подушку.

— Господин… Это слишком, слишком много! Мой муж, он работал слесарем, получал всего триста кинов в год… Не надо столько!

Чего она боится?

— Тебе страшно?

Кивнула, опять закусив губу.

— Твой ребёнок болен? За комнату надо платить?

Обвёл рукой вокруг:

— Здесь нет ни мебели, ни еды, ничего. У тебя только одно старое платье. И я не вижу игрушек.

— Они под кроватью. В ящике, господин…

Нагнулся, действительно, небольшая коробка, в которой потрёпанный тряпичный мячик и небольшая повозка. Всё.

— У тебя нет работы. И никто не хочет тебе дать её из‑за твоего сына, который не просто мал, но и болен. И довольно серьёзно.

— Вы правы, господин…

— И ты уже отчаялась увидеть в жизни что‑то хорошее, отчего и решилась пойти на панель…

— Вы рассказываете мне мою жизнь, господин… Зачем?

…И снова слёзы на глазах…

— Я иностранец, как ты поняла.

— Я догадалась, господин…

— И одинок.

— Не знаю, господин…

— Одинок. У меня нет жены, нет подруги. И… Скажу так, здесь…

Похлопал по кровати, отчего та вдруг покраснела…

— Ты мне понравилась. Даже очень понравилась.

— Но я… Я почти ничего не умею… В этом смысле… У меня кроме мужа и вас… Никого не было…

Опустила голову.

— И не надо. Я хочу стать твоим единственным клиентом. Учти — единственным.

— Господин!.. Но я… Я…

— Решай. Ты узнала меня. Знаешь, как тебе придётся со мной в постели. Теперь убедилась, что я плачу достаточно щедро…

— Слишком… Щедро, господин…

— Плата соответствует доставленному удовольствию. Поверь, если бы меня что‑нибудь не устроило — денег было бы значительно меньше. Поэтому предлагаю тебе куда лучший выбор, чем идти на панель. Тебе так не кажется?

Кивнула.

— Значит, ты согласна?

Несмело подняла голову, кивнула еле заметным движением.

— Да?

— Да… Господин…

— Вот и хорошо. Как тебя зовут?

— Альма, господин. Андатан.

— А раньше?

— Вы догадались, господин? Я из Гонведии…

— Вид у тебя нетипичный для океанки. Но для меня нет разницы, откуда ты. Только учти, что тебе придётся подчиняться мне во всём.

— Да… Господин…

— Поэтому запомни первое правило, самое важное: когда я к тебе прихожу, на тебе, кроме платья ничего не должно быть. Никаких корсетов, рубашек, и прочего. Ясно?

Опять залилась краской, кивнула, послушно повторила:

— Да, господин…

Он ещё раз взглянул вокруг — нищета… Ладно. Это как раз самое лёгкое…

— Сейчас я уйду, а ты приведёшь себя в порядок, отдохнёшь… После моего визита, и вызовешь доктора к своему ребёнку. Понятно? Я не хочу, чтобы ты была озабочена чем‑то ещё. Тебе хватит денег на врача?

— Вы оставили слишком много, господин. Боюсь, что у меня возникнут проблемы…

— Не возникнут, Альма. Не возникнут. Не показывай все деньги. Только столько, сколько надо заплатить доктору. А лучше — возьми своего сына и сходи с ним в клинику. Визит врача сюда действительно вызовет слишком много вопросов. Ты сможешь это сделать?

Кивнула.

— Он слаб, но дойти мы сможем.

— Хорошо. Лучше бы, конечно, показать его нашему врачу… А, чёрт, ладно. Одевайся.

— Господин!

— Мы, кажется, договорились, что ты будешь меня слушаться?

— Д — да…

— Тогда одевайся. Я отвернусь.

Встал с кровати, отошёл к окну, взглянул вниз — к машине, похоже, никто не подходил. Тем лучше. Да и люди ещё спят…

— Я готова, господин…

Прошелестел голос позади него. Обернулся — при свете раннего утра она выглядела просто нахохленным испуганным воробышком… Резануло жалостью. А сколько их таких здесь, в Океании? В той же Гонведии? Прусии? Русии, наконец?

— Возьми свои бумаги. Документы. Есть что‑то ценное? А, дурацкий вопрос… Пошли за твоим ребёнком.

— Господин! Но соседка спит!

— Ничего страшного, если разбудим.

Нащупал в кармане мелочь. Этого хватит за беспокойство. Открыл дверь, вышел на тёмную площадку — как только ночью не споткнулся? Обернулся:

— Чего ты?

— Сейчас, господин…

Долго возилась с неуклюжим замком, закрывая дверь. Потом прошла вперёд, в дальний конец длинного коридора. Тихонько постучала. Тишина. Потом ещё раз. Никакой реакции. Грохнул кулаком, там, внутри, забухтел голос. Лязгнул засов, дверь распахнулась, высунулась закутанная в платок старуха, открыла было рот, собираясь ругаться, и замерла, разглядев огромную фигуру. Женщина выскользнула из‑за его широкой спины:

— Простите, Дайара, надо срочно забрать моего мальчика.

Та было открыла рот, но замерла, ощутив монеты в руке. Молча отступила в сторону, пропуская обоих внутрь. Планировка была точно такой же. Только на такой же деревянной кровати спал, раскинувшись, маленький мальчик. Светленький, в отличие от матери, но сходство чувствовалось. Альма торопливо нашла грубые ботиночки, аккуратно одела их спящему сыну. Благо тот спал одетым. Наклонилась было взять его на руки, но Владимир мягко отстранил её:

— Успеешь.

Подхватил такое же худенькое, как у мамы, тельце ладонями, бережно поднял. Малыш не проснулся, и он ощутил что у ребёнка температура. Вот же…

— Идём.

Кивнул Альме, направился к выходу… Быстро спустились по лестнице, женщина открыла скрипнувшие двери. Мальчик на руках молодого человека вздрогнул во сне от резкого звука, но продолжал спать. Пискнула сигнализация. Он нащупал рукой ручку, открыл заднюю дверцу:

— Залезай.

Молодая женщина беспомощно оглянулась, потом забралась внутрь. Он подал ей ребёнка:

— Держи.

Тихонько закрыл дверцу, устроился на водительском сиденье, завёл машину и тронулся… Путь до посольства занял примерно час. И то потому, что он немного заблудился, но почти сразу нашёл правильный путь. Интересно, что ночью такого не было. Миновал мост через ров, окутанный рассветным туманом. Часовые, узнав машину, подняли шлагбаум, не заглядывая внутрь. Вот и хорошо. Под шинами зашуршал утрамбованный гравий дорожек. Подъехал к своему особняку, заглушил двигатель, обернулся — Альма сидела с по прежнему спящим сыном на коленях, глядя ребёнку в лицо.

— Приехали. Теперь ты будешь работать здесь.

Она словно очнулась, выглянула в окно, замерла:

— Это? Что это, господин?!

— Тише. Разбудишь ребёнка.

Она затихла, со страхом выглядывая наружу. Пояснил:

— Комнатка у тебя, скажем так, не для меня. Места маловато. И кровать тоже. Скрипучая. В общем, наша договорённость остаётся в силе. Только жить ты теперь будешь у меня. Точнее — при мне.

— Я? Здесь, господин?

Кивнул. Затем вышел из машины. Обошёл вокруг, открыл дверцу с её стороны. Осторожно забрал малыша. Точно, температура. Чувствуется. Тот вдруг закашлял. Затем открыл глаза. Голубые, прозрачные, словно озёра. Пару мгновений разглядывал держащего его на руках мужчину, пытаясь узнать. Потом хрипло спросил:

— А где мама?

— Я здесь, мой маленький. Вот я.

Альма буквально просунулась под рукой Владимира, глядя на сына. Тот затих. Снова закрыл глаза.

— Идём.

Ногой распахнул дверь, женщина несмело последовала за ним. Войдя внутрь, первым делом сбросила с ног растоптанные туфли, оставшись босой. Затем осмотрелась, ахнула, а молодой человек скомандовал:

— За мной.

И двинулся вперёд, к лестнице, ведущей на второй этаж. Альма испуганно ухватилась за его руку, и проявленная ей вольность была почему то приятна ему. Дежурная горничная попалась ему наверху. При виде хозяина испуганно поклонилась, сжимая в руках швабру, которой протирала полы:

— Господин?

Замерла в поклоне. Альма спряталась за спину молодого человека.

— Вызови ко мне врача. Скажи, что у ребёнка высокая температура.

— Да, господин…

— Быстрее.

Снова поклонилась, быстро перебирая ножками, умчалась. А Владимир повёл всех дальше. Вот и его спальня. Толкнул дверь, вошёл внутрь. Сразу двинулся к кровати, опустил малыша на кровать.

— Господин! Что вы делаете?! Он же испачкает вашу постель!

Альма сунулась забрать малыша, но он удержал женщину:

— Во — первых, не мою, а нашу. А во — вторых — не жалко.

Оглядел испуганную до глубины души вдову. Хмыкнул. Да уж… Впрочем, шанга была ненамного полнее. А Альма отъестся… Застучали каблучки. Ого! Илана! И верно, двери спальни распахнулись, в комнату вбежала старшая горничная.

— Господин! Что случилось? Марра побежала со всех ног, крикнув, что вам нужен врач!

— Не мне. Ему.

Кивнул на кровать и лежащего на ней мальчика с горящими от температуры щеками. Горничная сразу направилась к постели, положила руку на лоб, нахмурилась. Затем внимательно рассмотрела его личико, выпрямилась:

— Похоже на болотную лихорадку, господин. Просто нужен уход и нормальное питание. Малыш сильно истощён.

После паузы добавила:

— Как его мать…

Кивнул в знак согласия. Затем ответил на незаданный вслух вопрос, плескающийся в глаза Иланы:

— Её зовут Альма. А мальчика…

— Стан, господин…

Прошелестела мать.

— И Альма будет жить со мной.

Пауза.

— Илана, подбери ей что‑нибудь одеть после ванны и набери пока воду. Поможешь женщине помыться.

— Да, господин.

— А повара пусть приготовят нам завтрак. И поплотнее.

Прижал послушно подавшуюся женщину к себе, улыбнулся:

— После бурной ночи мы проголодались…

Ощутил всплеск смущения под рукой, снова улыбнулся обращаясь к Альме:

— Ничего страшного. Тебе нечего стесняться.

Взглянул на Илану, та молчала, изо всех сил удерживаясь от расспросов, готовых вырваться наружу.

— Давай, займись.

— Что вы желаете, чтобы я нашла?

— Шанги не будет. С ней всё закончено.

Горничная побледнела:

— Да, господин. Я поняла…

— Вот и действуй.

Каблучки зацокали по паркету…