Бегство от волшебника

22

Не зная о «секретном оружии» Хантера, Роза тем не менее без труда представила, как именно развивались события прошедшей ночью. Сейчас было девять утра; Роза пила кофе, то и дело посматривая на сидящего напротив брата; голова у него была забинтована, но повязка сползла на один глаз, как у пьяного магараджи; таким жалким она его никогда еще не видела.

— Поешь чего-нибудь, Хантер, — сказала Роза.

Но брат лишь скорбно покачал головой.

Стефан, еще не выполнивший свою угрозу бросить работу, ранним утром удалился на фабрику. Глядя сейчас на брата, Роза чувствовала сильнейшее искушение — побежать наверх, выбросить вещи Стефана на улицу и забаррикадировать дверь. Но тут же возражала самой себе — к такому ты еще не готова. Хантер, именно он не давал укрепиться ее духу. Нежность и чувство беспомощности — вот чем переполнялась ее душа. Нет, ей нужен сильный союзник, только рядом с таким она сможет полностью отбросить жалость.

Не обратиться ли, подумала она, к Питеру Сейуарду? Но чем бы тот смог помочь? Его самого, как и Хантера, постоянно хочется от чего-то защитить, уберечь. В ее представлении Питер Сейуард был по-отцовски мудр и так же, по-отцовски, далек от злобы дня. Для нее он воплощал обаяние здравого смысла и труда, благородство тех, чьи помыслы невинны, уязвимость тех, кто лишен способности презирать. Питер не смог бы постичь характер Стефана Лисевича; более того, он не смог бы понять, какое качество в характере самой Розы оказалось созвучным натуре Стефана; и Роза вовсе не стремилась просвещать его в этом смысле. И наконец она решила: тьму может изгладить лишь тьма.

Этот довод можно было считать последним кирпичиком в выстроенной ею еще раньше системе доказательств. Стефан явился откуда-то из невероятного далека, из места, находящегося вне законов того мира, в котором жила Роза. Он не принадлежал к развитому человеческому обществу. Вот почему в столкновении с ним Хантер оказался бессилен. Дитя цивилизованного общества от такого приближения может лишь сгореть. Роза также была лишена способности накопить в себе ту особую силу, которая нужна для битвы с таким существом. Лишь родственный дух, происходящий из той же сферы темного хаоса, мог побороть его. И Роза поняла, куда ей надо пойти и с кем увидеться — с Мишей Фоксом.

Роза не удивилась неизбежности этого вывода. Ей, как и всем рационалистам, была присуща некоторая доля суеверного фатализма. В определенные моменты она чувствовала в себе готовность подчиниться влечению высшей силы; и если потом и начинала предъявлять самой себе счет за капитуляцию, то наготове уже был целый ряд аргументов, с помощью которых насилие этого духа сводилось к некой временной хвори, легко излечимой домашними средствами. Однако на этот раз дух безрассудства явился к Розе не безымянным, а под именем друга. Где Миша — там все возможно, так считала Роза. Вот и сейчас, осознав необходимость отправиться к нему, Роза с готовностью объяснила это тем, что попала во власть некоего заклинания. Возможно, нечто копилось долгие годы и вот наконец достигло высшей точки: все силы вдруг сплелись — и ее повлекло, вопреки сопротивлению, по направлению к нему. Пусть в этот момент Миша и забыл о ее существовании, все равно он продолжал притягивать ее. Ей вспомнились сказки о любовном напитке, заставляющем влюбленных одолевать моря и горы. Она поднялась из-за стола.

— Хантер, очнись! — приказала она. — Налить тебе немного бренди?

Роза слегка потрясла его за плечо, а потом вышла надеть пальто. Она открыла дверь на улицу — и утро встретило ее, теплое, пропитанное запахом земли и деревьев. Роза вдруг почувствовала прилив сил. Она осторожно закрыла дверь и пошла по тротуару. Светило солнце. Она повернула за угол. И тут что-то уловила краем глаза, что в первое мгновение показалось ей похожим на ее собственную тень. Но нет. Это была Нина. Портниха Нина. Держась шага на два позади Розы, она явно не знала, как привлечь ее внимание. Роза удивленно посмотрела на нее. Она привыкла видеть портниху исключительно в мастерской и теперь была озадачена: на свету совсем по-другому смотрелись крашеные золотистые волосы и непроницаемо черные глаза. Густые румяна положены на щеки, волосы пора подкрашивать — на макушке уже темнеют черные пряди. Что-то Нина о своей внешности не заботится, подумала Роза. И чуть улыбнулась.

— Мисс Кип! — робко позвала Нина. — Можно с вами поговорить? На минуточку!

— Я спешу, — ответила Роза, — но пойдемте вместе, если хотите. — Обождав на обочине, она перешла на другую сторону.

— Кстати, — произнесла Роза, — не приходилось ли вам в последнее время встречаться с мисс Кокейн?

— Я уже давно с ней не виделась, — отозвалась Нина. — Надеюсь, у нее все хорошо?

— И я надеюсь, — сказала Роза и повернулась, чтобы кивнуть миссис Каррингтон-Моррис, в эту минуту медленно проезжавшей мимо в «роллс-ройсе». В душе у Розы поднималась волна изумительной радости. Меня влечет туда! — пела ее душа. Меня влечет туда! Именно пела. Ибо это был не крик отчаяния, а восторженный гимн надежде. Ей хотелось смеяться, хохотать. Они спускались к Кенсингтон Хай-стрит.

— Она все еще живет у вас? — спросила Нина.

— Кто? А, мисс Кокейн? Да, — ответила Роза. И в эту минуту заметила мисс Фой, движущуюся с хозяйственной сумкой по противоположной стороне улицы.

— Простите, я на минуту, — произнесла Роза и бросилась через дорогу.

Волосы на голове мисс Фой стояли дыбом, пожалуй, даже решительней обычного, и улыбка при виде Розы прорезала ее морщинистое лицо.

— Как поживает миссис Уингфилд? — поинтересовалась Роза.

— Здравствует, мисс Роза, здравствует, — затараторила мисс Фой, — но эти ее капризы, признаюсь вам, невыносимы! Но вы приходите. Ей нравится, что вы приходите. Вот вчера вы не пришли, и она была так разочаро-о-вана. Все спрашивала: когда же эта девушка придет?

— Она что же, хотела меня видеть? — удивилась Роза.

— Хотела вас видеть? — в свою очередь удивилась мисс Фой. — О дорогая, вовсе нет. Чтобы вы приходили — этого она хочет. Но и увидеть вас когда-нибудь пожелает, мисс Роза; просто наберитесь терпения. Ведь у нас, стариков, свои причуды.

Нина тоже перешла дорогу.

— Позвольте вам представить, — сказала Роза, — мисс… э-э… Нина. — Фамилию Нины Роза как всегда не смогла вспомнить.

— Мы встречались однажды у вас в доме. Я помню эту молодую леди, — доброжелательно произнесла мисс Фой.

— О, неужели! — воскликнула Роза. — Прекрасно! А теперь прошу извинить, мне надо идти.

Роза пошла вниз по улице, Нина последовала за ней. Хай-стрит была теперь уже недалеко. Все будет хорошо, думала Роза, все будет хорошо. Она уже видела себя, Хантера и «Артемиду» в окружении неких благотворных сил. Не замечая, что делает, она принялась бежать. Нина тоже ускорила шаг.

— Извините! — опомнилась Роза. — Я отвлеклась на минуту. — И в это время они вышли на Хай-стрит. Потребовалось какое-то время, чтобы перейти дорогу.

— Как вы поживаете, Нина? — спросила Роза, когда они оказались на другой стороне. Пройдя через какую-то боковую улочку, она шла теперь по направлению к дому Миши Фокса. Но нетерпение ее было столь велико, что ей хотелось не идти, а лететь.

— У меня кое-какие трудности, — отозвалась Нина. Роза теперь шагала так быстро, что Нина, стараясь поспевать за ней, почти задыхалась.

— Жизнь есть цепь трудностей! — оживленно заметила Роза. И тут же увидала приближающуюся к ним по тротуару ту самую старушку со слуховым аппаратом, для которой так и осталось загадкой, что именно происходило на собрании акционеров. Еще за десять шагов Роза начала приветственно взмахивать рукой и продолжала до тех пор, пока они со старушкой проходили мимо друг друга. Но старая дама Розу, очевидно, не узнала. Она недоуменно оглянулась, после чего пошла дальше, сокрушенно качая головой.

Роза рассмеялась. «Не узнала меня!» — обратилась она к Нине. Им предстояло перейти еще одну заполненную автомобилями дорогу.

— Дороги в Лондоне становятся все хуже и хуже, вам не кажется? — поинтересовалась Роза.

— Да, — ответила Нина.

Дом Миши Фокса был теперь совсем близко.

— Как вы поживаете, Нина? — снова задала вопрос Роза. — Ах да, я уже спрашивала. Надеюсь, все не так уж непоправимо? Если я могу чем-нибудь помочь…

— Да, конечно! — поспешно выдохнула Нина. — Я бы хотела попросить у вас совета!

— Никогда не бойтесь просить совета, — произнесла Роза. — Хотя стремление к полной независимости нынче в моде. Вот я как раз сейчас собираюсь попросить совета у мистера Фокса. — Они остановились посреди тротуара.

— Мистера Фокса? — недоверчиво переспросила Нина. За последние десять минут Нина на бегу видела лишь одно — рукав Розиного пальто. И вот теперь она подняла голову и обнаружила: дом Миши Фокса возвышается над ней, этаж за этажом.

— Как-нибудь в другой раз… — пробормотала Нина. — Я зайду к вам. — Она повернулась и быстро пошла по улице.

Роза с удивлением поглядела ей вслед. Потом обернулась к входной двери и, позабыв о Нине, начала подниматься по ступенькам.

Теперь, оказавшись перед дверью Мишиного дома, Роза ощутила, что восторг в ней начал меркнуть. Осталась только решимость увидеть Мишу, решимость настолько сильная, что, как ей казалось, она способна пройти сквозь стену. Она дернула дверной колокольчик. Через несколько минут слуга отворил дверь, Роза вошла в холл. Не торопясь закрывать дверь, слуга спросил ее имя и по какому делу она явилась. Розе почему-то показалось, что ее не только узнали, но и ждали ее прихода. Да, ответил слуга, мистер Фокс дома и сразу же вас примет. Дома и сразу примет, мысленно повторила Роза и только потом поняла — это же почти невероятно!

Следуя за слугой, она прижимала руки к сердцу, словно боялась, что оно выскочит из груди. Они переходили из комнаты в комнату. В одной из них, похожей на маленькую гостиную, с книжкой в руках растянулся на канапе Кальвин Блик. Он кивнул Розе так дружески, будто она проходила здесь каждый день. Наконец они подошли к какой-то запертой двери. Слуга очень осторожно постучал, отворил ее и впустил Розу. Она вошла. Дверь затворилась.

Роза оказалась в обширной комнате, окна которой выходили на обе стороны. Ослепленная неожиданно ярким светом, она растерянно оглядывалась по сторонам. Потом увидела Мишу. Он стоял очень близко от нее, прислонившись к книжной полке. Роза застыла у двери.

Теперь, когда Миша был рядом, напряжение постепенно стало спадать. Роза чувствовала, что можно не смотреть на Мишу, и нет необходимости что-либо говорить. Она еще раз оглядела комнату, подошла к окну. И тут услыхала раздавшийся сзади странный звук. Это смеялся Миша. И она тоже начала смеяться, легко и радостно. И вдруг поняла, что потеряла контроль над своим лицом; и даже на миг прикрыла его руками, чтобы невыдать ликования. Они пошли навстречу друг другу и, когда осталось несколько шагов, остановились.

Роза перестала смеяться… но глубочайшая пропасть, открывшаяся за их смехом, разделяла их, и они смотрели друг на друга через эту пустоту. Что же я делала все эти годы? — спрашивала себя Роза. Она шагнула вперед, почувствовав, как подгибаются колени, и вдруг увидела лицо Миши без маски; никто, она не сомневалась, никто не видел его таким незащищенным; только она одна, и это было много лет назад. Еще шаг — и он схватил ее за руку. Держась друг за друга, они опустились на колени, потом медленно легли на пол. Секунду ее веко трепетало под его губами, как птичка. Потом их губы слились в долгом поцелуе, словно после мучительной жажды им наконец посчастливилось припасть к воде.

Потянув за руку, он поднял ее. И сам сел рядом, скрестив ноги, маленький и веселый, как портняжка из волшебной сказки.

— Ну, Роза? — спросил он. Она потерла рукой лоб.

— Я заблудилась, — произнесла она, — заблудилась, как в лесу.

— Пройдешь еще немного, — сказал Миша, — и услышишь стук топора. Потом еще чуточку — и окажешься возле хижины дровосека.

— Нет, — возразила она, — возле избушки колдуньи.

Роза всматривалась в него, как в зеркало. Наверное, когда они обнялись, ее душа отпечаталась в нем и теперь глядела на нее распахнутыми глазами.

— Как странно, — заметила Роза. — Я никогда раньше не замечала, как мы с тобой похожи.

— Это иллюзия любящих, — ответил Миша. Он встал и помог подняться ей.

— Миша, — позвала она, — мне нужна твоя помощь. — Они сели на поставленные друг возле друга стулья. Роза с удивлением обнаружила, что находится сейчас в том самом зале, где состоялся прием. И мебель была все та же, вот только гобелены куда-то делись. Она посмотрела на то место, где тогда стоял аквариум, и в этот же миг пласт воспоминаний открылся в ней, глубоко погребенных воспоминаний о горе, которое она принесла Мише много лет назад, и о горе, которое он принес ей.

— Не думай об этом, Роза, — сказал Миша. Он прочел ее мысли.

— Согласна. Нельзя распускаться.

Миша снова рассмеялся.

— В этой фразе ты вся! — и он взял ее за руку.

— У меня неприятности, — пожаловалась Роза. Чуть раньше она задумывалась — можно ли открыть Мише всю историю Лисевичей? Нет, решила она тогда, если и рассказать, то лишь самую малость. Но сейчас, растроганная присутствием Миши, потрясенная своей собственной радостью, она вдруг подумала — а действительно, почему бы не рассказать все! Но осторожность вернулась к ней, как возобновленное пожатие чьей-то холодной руки, и она не стала менять свой план. И все же она внесла, совершенно к этому не готовясь, одну поправку в свое повествование: в нем остался только Стефан. О существовании Яна она умолчала. В ее версии событий присутствовал лишь один из Лисевичей. Рассказ не занял много времени. Миша смотрел на нее пристально, когда она говорила, и в ней зашевелился вопрос: о скольком, из того, о чем она умолчала, он догадывается? Он ни о чем не спрашивал и, когда она закончила, произнес только одну фразу: «Гм. Могу ли я действовать теми методами, какие сочту нужными?»

Роза склонила голову. Ей показалось, что в этот миг она продает себя в рабство. Но оказаться в его власти — сейчас это было глубочайшим ее стремлением! Если между ними вспыхнуло пламя, пусть оно охватит ее.

— Благодарю, — произнесла Роза. Это было похоже на завершение очень длинного разговора.

— Есть нечто, о чем бы я хотел поговорить с тобой, раз уж ты здесь, — сказал Миша. — Я вижу тебя так редко.

Роза почувствовала — что-то изменилось в атмосфере, миг — и все стало иным. Странно, но ей тут же вспомнилось прошлое, то время, когда из недели в неделю, из месяца в месяц Миша тащил ее за руку через пекло. В нем жил некий злой дух, для нее непостижимый, всегда в последний миг вносящий разлад в их отношения. Всегда в последний момент и без видимых причин случался какой-то изгиб, начиналось утверждение силы, проступал намек на запутанность, лежащую вне ее понимания, рождалось чувство, что даже после всего, что было между ними, она все же остается пешкой в Мишиной игре; и, ввиду этого изгиба, структура, слагавшаяся из нежности и восторга, структура почти не изменяющаяся, начинала вдруг наполняться для нее каким-то совсем иным смыслом. Это был тот самый злой дух, который в прошлом уже готовился уничтожить ее и от которого она в последний момент все же сумела убежать. И сейчас в Мишиной невинной фразе она опять с содроганием расслышала тот голос. Теперь я знаю, что будет дальше, подумала она. Но Миша сказал то, чего она не ожидала:

— Я хочу поговорить о Питере Сейуарде.