Белая колбаса любви

Прибывшая скорая поспешно забрала Тимофеевну, задав всего пару вопросов. Общался с ними Алексей, потому что я пребывала в состоянии нестояния.

— Ну что, когда полиция приедет? Что ты им сказал? — встретила я его на пороге, кутаясь в палантин.

— Какая полиция? Тут же все ясно: бабка пришла к тебе на крыльцо с целью нагадить, поскользнулась и упала. Старый человек, сидела бы дома. Или это все-таки ты ее шваркнула и теперь жаждешь покаяться? — веселился он, видимо, тоже испытав облегчение, что Тимофеевна оказала жива.

— Вы все коллективно с ума сошли? Чем мне бабка мешала? Ну, ворчала днями, но за это же по голове не бьют.

— Всякое бывает. Она вот болтала, что ты Борьку убила, какашки опять-таки, тут кто хочешь озвереет… — опять вклинилась Пелагея, а я одарила ее таким взглядом, что болтать ей сразу расхотелось.

Пока Алексей с Толиком вышли покурить, а Валентина звонила бабкиной дочке в Испанию, она вновь ожила:

— Я вот что думаю: права ты, бабку хотели убить. Точно тебе говорю. Точнее, не бабку, а тебя. У тебя белый палантин, а у бабки белая шаль. Вы примерно одного роста. Соображаешь? Темно, кто-то просто перепутал и бабке по башке шваркнул. Она на крыльцо приперлась, чтобы напакостить, а ты как раз отошла. Слава тебе Господи, конечно. Бабку жалко, но все же она мне не родная, хотя так рассуждать, может, и не по-христиански…

— Пелагея, заглохни, и без тебя тошно, — взмолилась я: до меня дошло что размышления мои текли в том же ключе, но озвучить их вслух я не решалась.

— Мамочки! Это что же получается? — пискнула Пелагея и забегала по залу. — Алексей с Толиком вроде дома были, хотя я точно сказать не могу, я в комнату поднималась.

Охая, Валентина спустилась со второго этажа:

— Позвонила, приедут они завтра, первым рейсом. Дочка перепугалась, говорит, забирать ее надо. Это если оклемается. Бабка-то — божий одуванчик, хоть и храбрится. Чего по чужим дворам шарахаться? Вот упала и делов всем наделала.

Как видно, в падении бабки только Пелагея и я усмотрели криминал. Может, оно и к лучшему? Никаких доказательств у нас нет, а пугать дочку Анны Тимофеевны пока не стоило.

— Валентина, ты ничего не слышала? Может, шум какой-то или крики? — спросила я расстроенную домработницу.

— Так нет вроде, хотя Толик покурить выходил, еще спички у меня попросил. Зажигалка у него сломалась. Я его и в окно видела, стоял. И не было никого на крыльце тогда, уж он бы заметил.

Значит, Толик все-таки выходил. Теоретически у него была возможность бабку отоварить, а потом прошмыгнуть назад в дом. Но он стоял на крыльце, неужели с такого близкого расстояния нас можно перепутать? Скорее, кто-то ударил ее сзади, со спины в темноте вполне можно обознаться. Тем более, если спешишь. Думать об этом не хотелось, и я посоветовала себе не паниковать.

Валентина подала чай с ромашкой, мы выпили его в молчании, думая каждый о своем. Только Пелагея разбавляла тишину тяжелыми вздохами и многозначительными взглядами в мою сторону.

На ночь мы снова устроились в одной комнате. Я смирилась с тем, что в ближайшее время избавиться от родственницы мне не светит. Почти всю ночь я крутилась в кровати, практически не сомкнув глаз. Кое-как дождавшись утра, я разбудила Пелагею, и мы отправилась в больницу. Пожилой врач, появившийся в коридоре после утренней планерки, сообщил, что бабка пока без сознания, у нее ушиб головы сзади, но природу его трудно определить.

— Скорее всего, бабушка ударилась затылком о крыльцо, — сообщил врач, убегая. — Будем наблюдать. Пока к ней нельзя. Звоните.

— Нет, Софа, — не удовлетворившись таким ответом, вновь завела свою шарманку Пелагея, когда врач скрылся за дверями палаты. — Бабку точно убить хотели. Точнее, тебя. Наш-то маньяк сбежал, я его пугнула. А вчера он вернулся, чтобы дело доделать. Хорошо хоть бабка вместо тебя подвернулась.

— Да что ему от меня надо — заныла я, всей душою не желая принимать ее версию. — Он же денег хочет, а если деньги, по его логике, у меня, убивать меня совсем ни к чему.

— Так он и не убивать, может, а так, напугать… Чтобы ты поняла, что у него серьезные намерения. Испугалась, начала метаться, деньги перепрятывать. Я такое в одном фильме видела.

— Какое такое?

— Ну, злодей организовал пожар, чтобы хозяева выскочили с самым ценным — с деньгами в чемодане. Потом он их и хлопнул, а деньги…

Тут я ее прервала, потому что в холе больницы неожиданно возникли наши «товарищи» — Толик и Алексей. Были они сосредоточенны и по сторонам не смотрели.

— А этим что тут надо? — нахмурилась я.

— Пришли полюбоваться на дело рук своих. Может, Толик старушенцию по башке и шваркнул. А теперь боятся, что бабка очнется и показания даст. Добить пришли, — удовлетворенно кивала Пелагея, а я подумала, что с ее фантазией впору писать сценарии триллеров.

— Все, едем в полицию! — не выдержав, потянула я ее за собой.

— И что ты им скажешь? Бабка упала, маньяка никто, кроме нас, не видел. Скажут, что у тебя расстройство психики. И у меня тоже. А я в психушку не вернусь.

— Ты и там успела побывать? — ехидно поинтересовалась я.

— Да нет, точнее, да, — нехотя призналась она. — Я там санитаркой подрабатывала, после школы. Сомнительное удовольствие, скажу я тебе… Ладно, не об этом. Убийцу надо самим ловить. Или убийц. А если это Толик с Алексеем, то и того проще. Проследим за ними, а когда на руках будут доказательства — тогда сразу в полицию. Иначе спугнем.

Я поникла, потому что в словах Пелагеи о полиции чудилась какая-то правда, хотя она и не радовала. К этому времени Алексей с Толиком натянули бахилы и поспешили в ординаторскую, а мы, маскируясь под фикусы, плавно скрылись за поворотом.

Оказавшись дома, я наскоро позавтракала и пошла приводить себя в порядок. Со всеми этими переживаниями я напрочь забыла про годовщину смерти Бориса. Между тем, гости ожидались к двум. Хорошо, что вскоре подъехала Ленка, и они с Валентиной и Пелагеей занялись организационными моментами и столом. Я сослалась на головную боль и отправилась наверх. Мне надо было подумать. Правда, мозги работали чрезвычайно плохо. Раздавшийся звонок не удивил:

— Ну что, деньги нашла? — чему-то радовался гундосый.

— Ты что, придурок? — заорала я в трубку. — Ладно, ты меня хотели напугать. Какого хрена бабку по голове бить? Промахнулся ты, понял?

Голос в трубке захрюкал, потом что-то грохнуло, как будто мой телефонный визави упал с табуретки. Меня бы это не огорчило. Но он чертыхнулся и зло пролаял:

— Ты там часом сама головой не билась? Какая бабка? Кончай зубы заговаривать. Деньги сложишь в сумку, завтра я позвоню и скажу, куда ее принести. И никаких ментов, слышишь? А то не только бабки, но и дедки лишишься.

Голос еще немного похрюкал, видимо, страшно довольный своим каламбуром. Пока я набирала в грудь воздуха, чтобы высказать этому придурку все, что я о нем думаю, он взвизгнул последний раз и отключился.

Я решила наплевать на увещевания Пелагеи и сразу же набрала номер следователя. Минут десять я пыталась втолковать блюстители закона, что покушение на нашу бабку, угрозы и факт нападения на меня маньяка игнорировать уже никак нельзя. Яшин крутился, как уж на сковородке, но отделаться от меня так и не смог.

Я заверила его, что кто-то явно намерен разделаться со мной, и смерть моя будет на его совести. Проникнувшись ситуацией, он все подробно записал и на прощание сказал, что позвонит, когда что-то выяснит. Также он порадовал тем, что мой телефон теперь поставят на прослушку, так что следующий звонок шантажиста они обязательно засекут.

Разговор с полицией немного меня взбодрил: я даже попыталась привести себя в порядок. Черный брючный костюм с вырезом шел мне необыкновенно, а легкая бледность от испуга и недосыпа последних дней могла быть расценена как следствие скорби о безвременно почившем муже. Словом, выглядела я непозволительно хорошо, что не могло не радовать.

Когда я, опустив очи долу, спустилась вниз, гости уже интенсивно прибывали, разбирая бокалы с аперитивом.

Первым ко мне галантно подошел пасынок Петька, облаченный в строгий костюм, который носить явно не привык. Оттого страдал. Он приехал с Ларисой, первой женой почившего, и был непривычно трезв и задумчив. Последнюю неделю он не заглядывал в гости, что было довольно странно, но спрашивать о причинах его неявки мне было недосуг.

— Выглядишь шикардос! — шепнул он мне на ухо, приобнимая за плечи, а вслух дурашливым голосом сказал:

— Вот и год прошел, хотя что такое год на фоне вечного упокоения. Мы только что с кладбища, папа передавал привет!

Я укоризненно взглянула на него, а потом вспомнила, что сама на кладбище так и не съездила, оттого покраснела и поспешила ретироваться к другим гостям. Но меня за руку поймала Лариса.

— Привет, Софа! — надо отметить, что она выглядела прекрасно. Очевидно, что тренер по йоге много дал ей в плане физической формы, хотя и исчез из ее жизни, как только с ней развелся богатый муж. Впрочем, Лариса не унывала и меняла кавалеров, как перчатки. В этом они чем-то были схожи с моей мамулей, оттого и приятельствовали.

Ларка чмокнула меня в щеку и плюхнулась на диван. По всему было видно, что первая вдова уже с утра приняла на грудь. — Ну что, помянем Бориса? Не кисни, найдешь себе еще мужа. А вообще, все они козлы, так что не спеши!

Я вздохнула, завидуя чужому оптимизму, но промолчала. Хорошо, что обстановка не требовала от меня излишней болтливости. Тут Ларка ткнула пальцем в суетившуюся на кухне Пелагею:

— А это кто? Ну и прическа!

— Подруга, — краснея, соврала я и расстроилась, потому что врать не любила.

— Ты же говорила, будут только свои, — кивая, протянула Лариса.

— Так все свои, только вот соседей позвала, неудобно как-то. Мама не смогла, дела… А подруга неожиданно приехала, мы в детстве в одном дворе жили, вот и заявилась. Не выгонять же ее?

Накануне мы с Пелагеей договорились не посвящать гостей в степень ее родства с Борисом, чтобы не волновать людей и не вносить смуту. Это придумала сама Пелагея, заявив, что она будет на празднике «инкогнито», чтобы понаблюдать со стороны за моим окружением. Похоже, ей очень нравилось напускать на себя таинственности. И вообще, чувствовала она себя во всем этом безумии как рыба в воде. Меня же от всех этих тайн просто воротило.

Тут Ларка заметила Алексея, курившего с Полесовым во дворе, и сразу же метнулась знакомиться. Инесса в жутком мини с недовольным видом сидела в шезлонге и потягивала аперитив, возле нее с бокалом в руке примостился Петька, оживленно жестикулируя. Толик с Иванычем занимались барбекю, Мотя, учуяв мясо, забыла про сон и демонстрировала повышенную активность. В опаздунах сегодня значились Вовка и Яков. Но вскоре подоспели и они.

Пока все собравшиеся бродили по двору, пили и переговаривались, ко мне, поправляя галстук, подошел Яков:

— А что это за тип? — кивнул он в окно на Алексея, который в данный момент развлекал Ленку и Ларису какими-то забавными историями. Лариса хохотала так, что я всерьез стала опасаться, что к ней рот залетит ворона.

— Друг Бориса, — пожала я плечами. — Говорит, что близкий. Приехал навестить могилу почившего и помочь с расследованием. Может, и вправду что-то узнает? Он вроде человек со связями.

— Странно, — пробормотал Яков, потом подозрительно уставился на меня: — Он что, тебя домогался?

— С чего ты взял? — опешила я, трогая его лоб и, на всякий случай, нос. Он был холодный и сухой.

— Ну, ты красивая, вдова, а он молодой и мог наобещать тебе… Софа, нам нужно уехать, до добра вся эта история не доведет. Если он начнет копаться в смерти Бориса… Словом, как бы тебе это боком не вышло… — опять зашептал он, делая попытку поцеловать мне руку.

Тут как раз в гостиной появился объект его негодования и насмешливо уставился на нас.

— Алексей, очень приятно, — сказал он, подавая Яше руку.

Тот руку пожал, побуравил Алексея взглядом и задал ему пару вопросов, надеясь, видимо, уличить гостя во лжи. Отвечал Алексей спокойно и по существу, так что Якову ничего не оставалось, как ретироваться. Тем более нас позвали к столу.

— Поклонник? — приподняв бровь, осведомился Алексей, придвигая мне стул.

— Он директор нашего завода и старый друг семьи. Хотя и семьи-то уже никакой нет. И вообще, что это у всех за манера интересоваться моей личной жизнью? — разозлилась я и залпом выпила свой бокал.

Застолье удалось на славу. Если бы не маячившая перспектива завтра быть убитой, я бы даже могла расслабиться. Решив, что умирать нужно с музыкой, я выступила с пламенной речью в самом начале и приналегла на шампанское. Благо, гости попались словоохотливые, и балаган за столом не умолкал. Пили за Бориса, все говорили добрые слова, особенно старался Яков. В одном месте он даже всплакнул, а Полесов хотел было затянуть «На поле танки грохотали», но Инесса вовремя пнула его ногой под столом.

Лариска много пила и поглядывала на сосредоточенного, но любезного Алексея со значением: произвести впечатление он умел. Полесов же был рад законному поводу выпить и активно тостовал.

Инесса вскоре присоединилась к мужу: перебрала шампанского, раскраснелась, взгляд ее блуждал от Петьки к Алексею, иногда задерживаясь на Толике и Вовке. Но присутствие Ленки ее отрезвляло, поэтому пялилась она, в основном, на свободных мужчин.

Пелагее трудно было молчать, но так как она числилась моей подругой, а не сестрой почившего, то выступать особого повода не было. И все же в конце она взяла слово и примерно полчаса разглагольствовала на тему неупокоенной души, а после прочла стихи собственного сочинения. Надо сказать, сочиняла она неважно. Даже учитывая состояние легкого алкогольного опьянения, я понимала, что рифмовать слово «погиб» со словом «гриб» как-то неэтично.

Я неспешно рассматривала окружающих и пробовала понять, кто из них покушается на мою жизнь.

«Кому нужны деньги? Всем, это факт. Кто может убить за деньги? Тоже любой…» — вздохнула я, подивившись своему настроению. Еще месяц назад я любила весь мир, а теперь даже близкие знакомые казались какими-то алчными и подозрительными.

Когда гости, наконец, вывалили в сад, где Толик ловко орудовал мангалом, ко мне снова подошел Петька. Только тут я заметила, что его глаз украшал едва различимый синяк, хотя и он не портил его красивую физиономию. Внешне он был похож на Ларису, росту в нем было метра под два. Его вполне можно было назвать классическим красавцем, если бы не безвольная линия рта и излишняя смазливость. Впрочем, на вкус и цвет…

— Кто тебе глаз подбил? Опять в казино проигрался?

— А, это… — Петька непроизвольно поморщился, потрогав глаз и торопливо добавил:

— За девушку подрался.

Тут я почему-то подумала, что он врет. Обычно его девушки были такого пошиба, что драться за них не пришло бы на ум даже святому мученику. А если это была очередная жена олигарха, то синяк украшал бы не его глаз, а…

— Нашел себе приличную девушку? Давно пора, — вздохнула я.

— Ну, не то чтобы девушку… Ладно, давай не будет об этом. Ты же знаешь, сердце мое давно принадлежит другой. — Он со значением уставился на меня, а я покраснела и буркнула:

— Опять эти твои приколы!

Надо сказать, Петька всегда любил подшучивать надо мной подобным образом и, посмеиваясь, наблюдать за моей реакцией.

— Я не шучу, — покраснев, кашлянул он. — Соня, может, ты и думаешь, что я мажор и ни на что не способен… Но я могу измениться. Может, дашь мне шанс?

При этих словах он вкрадчиво посмотрел мне в глаза, и я поняла, что мальчик вырос. Скорее всего, и впрямь не шутит. Ему 23, мне 28. Ему вполне могла прийти в голову мысль, что мы могли бы… Стоп, это пьяный бред.

— Петька, кончай дурака валять, — разозлилась я на него. — Ты мне почти что сын. И я совсем не намерена крутить с тобой роман. И вообще, ни с кем…

— Можем уехать. Ты скажи, куда хочешь, я все брошу.

Тут он сам замолчал, потому что понял, что сморозил страшную глупость. Что ему бросать, кроме казино и вредных привычек? А чтобы куда-то уехать, нужны деньги, которые он, по большей части, берет у меня и у матери. И что у них у всех за манера предлагать мне уехать?

— Ладно, понял, не дурак. Ты у нас неприступная скала, — обиженно отвернулся он. — А этот тип, что приехал… Алексей вроде? Он тебе нравится?

— С чего ты взял?

— Он же так и жрет тебя глазами.

Тут я повернула голову, и заметила, что за нашим разговором со стороны как раз и наблюдает только что упомянутый Алексей. Я хмыкнула, отвернулась и, чеканя шаг, направилась к гостям.

Вечер был теплым и довольно милым, вскоре все забыли повод, по которому собрались. Под конец Полесов все же грянул «Очи черные», за что получил тычок от успевшей протрезветь Инессы. Вскоре они отбыли к себе, отказавшись от кофе и пирожных. Остальные засиделись допоздна, провожали их мы с Пелагеей, которая, расчувствовавшись, лобызала всех в щеки и звала чаще бывать в гостях. На прощание Лариса пьяно хмыкнула:

— А это Алексей ничего, везет тебе. И богатый, сразу видно. У него одна рубашка стоит, как весь мой сегодняшний образ. Ты бы не тормозила.

Что она имела в виду, я не стала выяснять, потому что подошел Яков и вызвался ехать с ней на такси до дома. В квартире Ларисы сейчас был ремонт, и она временно жила у Петьки, доводя последнего до нервной икоты.

Ленка с Вовкой отбыли последними, а Петька остался ночевать, сославшись на контры с мамашей. Я же подумала, что если так пойдет и дальше, то скоро в доме не хватит спальных мест.

Пока мы с Пелагеей готовились ко сну, я поведала ей о последнем звонке шантажиста, а также о том, что звонила в полицию. Та разволновалась и принялась пить валерьянку.

— Может, все-таки вернешься в Псков? — робко спросила ее я.

— Я тебя не брошу, не по-христиански это, — твердо заявила она, переходя на пустырник. — И Борька не упокоен.

— Как знаешь, только Борьке еще от одного трупа в семье легче не станет.

При слове труп она загрустила и начала строить догадки одна интереснее другой, попеременно примеряя роли шантажиста на всех сегодняшних гостей. Когда она дошла до пухлого Якова, который, по ее мнению, вполне мог быть маньяком в шапочке, я отключилась. Снился мне, конечно же, Яков в злополучной шапочке, которого мы огрели кочергой по голове, но убежать он так и не смог, потому что не пролез в окно.

Посреди ночи я проснулась и почувствовала непреодолимую тягу испить воды. Графин на столе был пуст: Пелагея выпила всю воду, запивая пустырник. Пришлось, мысленно чертыхаясь, натягивать пеньюар, подниматься и топать на первый этаж за живительной влагой.

Выйдя на цыпочках из комнаты, чтобы не разбудить Пелагею, я тут же услышала, как под кем-то скрипит лестница. Интересно, кто это бродит по дому в такой час? Стараясь не шуметь, я подошла к лестнице и увидела, как вниз спускается Петька. Почему-то тоже на цыпочках. Я громко кашлянула, а он зачем-то подпрыгнул.

Рассмотрев меня при свете луны, падавшей из окна, он растерялся, но на ходу сообразил, что идем мы на кухню по одной надобности — за водой. Я не стала спорить, хотя кое-какие сомнения у меня все же были. К примеру, зачем ему фонарик, торчащий из кармана, и ключи от всех комнат? Попив водички, мы, тихо переговариваясь, поднялись наверх, и я уже было собралась юркнуть в свою комнату, как Петька бойко заключил меня в объятия и стал целовать.

Остолбенев от подобной наглости, я все же попыталась оттолкнуть его, но силы были неравными. Какое-то время мы толкались, как дети в песочнице. Именно за этим занятием нас и застал невесть откуда поднимавшийся по лестнице Алексей. Петька вовремя услышал его шаги и быстро припустился к своей комнате, но было уже поздно.

— Какая трогательная сцена единения мачехи и пасынка, — ехидно заметил Алексей, сложив руки на груди. — Ты что, с ним спишь?

— Алексей, ты совсем дурак? Петька перебрал, вот и потянуло на подвиги. Я воды пошла попить, а тут он. Оголтелый. А где это ты был? — тут я подозрительно на него воззрилась, потому что снизу послышались шаги и следом появился Толик в неизменных трусах. И тоже с фонариком в руке. Завидев нас, он ойкнул и сразу же скрылся в комнате.

— Спускались за минералкой, потом вышли покурить, — пожал плечами Алексей. — Ладно, извини, я гость в доме, а сам устроил тебе допрос. Просто хочу разобраться во всей этой истории и, грешным делом, подумал, что вы с пасынком заодно. Спелись на фоне взаимной симпатии и любви к легким деньгам. Потом убрали папашу, а деньги припрятали. А теперь всю эту историю с шантажом ты выдумала, чтобы отвести подозрение. Логично же?

— Может, тебе и логично, только я в этой истории ни при чем. С Петькой не сплю, никого не убивала. И вообще, мечтаю только о том, чтобы меня все, наконец, оставили в покое. Кстати, может ты тоже не Алексей из Пензы? — мстительно добавила я, наблюдая за переменой в его лице, но тут же спохватилась и добавила:

— Погоди, откуда ты знаешь про деньги и шантаж? Я же тебе ничего не рассказывала?

— Справки наводила? — грустно сказал Алексей. — Ну да, я обманул тебя. Точнее, немного исказил действительность. Фирма эта существует, она оформлена на моего отца, он тоже Алексей, так что я Алексей Алексеевич, отец сейчас в Штатах, там у меня брат. Просто род моей деятельности таков, что распространяться о нем особо не хотелось бы. По крайней мере, не сейчас.

— А ты кто? — покосилась я на него с интересом, почему-то внутренне поверив в его историю.

— Я — человек с большими связями и возможностями. И я на самом деле был хорошо знаком с Борисом. Я Алексей, а Толик на самом деле Толик. Все честно. А про шантаж и деньги узнать проще простого, ты это особо не скрываешь, а у меня, как я уже сказал, связи. И к менту твоему, Яшину, мы наведались. Надо было узнать, что они там за год нарыли. Про то, что из сейфа деньги свистнули, только ленивый в вашем городе не говорит. И если тебя на самом деле шантажируют, то тебе лучше довериться мне и рассказать все как есть. Я обязательно тебе помогу. В память о Борисе, — кашлянул он.

Мне очень захотелось ему поверить, да и других вариантов не было. Я уже было открыла рот, но тут из-за двери выглянула сонная Пелагея:

— Софа, ты где? Я проснулась, тебя нет, меня чуть кондратий не хватил.

Я только собралась ответить ей что-то правдоподобное, но… Внезапно во дворе что-то резко хлопнуло, кто-то истошно закричал. Следом послышались еще возгласы и даже матерные слова, передавать которые на письме было бы просто свинством. Мы кинулись вниз, на ходу запахивая кто халаты, кто пеньюары. Тут же двери наверху захлопали: за нами бежал Толик в трусах, а из своей комнаты показался Петька, завернутый в простыню.

Горохом мы скатились по лестнице. На улице почему-то было странно светло и, только обогнув дом, я поняла причину: возле ворот алым пламенем полыхала моя практически новая машина.

— Черт! — заорала я, кинувшись к воротам. Алексей резко схватил меня за руку:

— Куда ты? Все равно не поможешь. Не дай Бог рванет. Пошлите отсюда вглубь сада.

С улицы прибежал Иваныч и сообщил, что пожарные уже приехали, вызвал их сосед напротив, который курил на веранде и чудом заметил огонь. Завыла сирена, местные пожарные прибыли в рекордно короткие сроки, но машина уже представляла собою жалкое зрелище. Ее залили пеной, соседи из ближайших домов собрались вокруг, почесывая затылки и переговариваясь. В это время из кустов напротив дома появился сонный Полесов и, увидев останки недавнего пожара и море пены, остолбенел. Он даже как-то протрезвел и просветлел лицом:

— Моя машина сгорела! — всхлипнул он, хватаясь за сердце, но почему-то справа. Видимо, от волнения.

Тут только до меня дошло, что сгорела вовсе не моя машина, а его. Ну конечно, он же всегда ставил ее с моей стороны! И чего бы моей машине полыхать, она стоит себе в гараже.

Сам Полесов выглядел очумелым и сразу же заявил, что не помнит, как оказался в кустах. Спал он машине, потому что поругался с женой, а ключи от домика для гостей она смыла в унитаз. Ночью ему приспичило по маленькой нужде, и он побрел в кусты, потому что человек интеллигентный. Видимо, там и заснул, что и спасло его от неминуемой смерти в огне.

Все это было как-то нелепо, но, выполнив гражданский долг, народ вяло разбрелся по домам, потому что больше узнать ничего не смогли. Полесов отправился пить корвалол, было слышно, как его разбуженная жена что-то истошно кричала, а он матерился.

Толик потолкался возле прибывшей службы ГАИ и вернулся с информацией — Сосед говорит, вроде не курил. С чего бы тогда машине полыхать? Хотя пьяный был, наверняка бросил окурок. Вот дела… Хорошо еще, пожарные быстро приехали, а то бы рвануло.

— Это поджог! Кто-то думал, что машина твоя, вот и подожгли, — вдруг запричитала дурниной Пелагея. Она попыталась лишиться чувств, но Валентина стала обмахивать ее салфеткой, и та вновь ожила. Признаться, такое мне даже в голову не пришло, и от неожиданности я даже присела, трясущейся рукой нащупав сзади стул. Петька тоже протрезвел и хмурился, поглядывая на Алексея. Тот о чем-то думал, но делиться с нами своими мыслями не спешил.

— Третье покушение! — не сдавалась Пелагея.

— Соня, на тебя что, кто-то покушался? — ошалело спросил Петька. — В смысле три раза покушался? Ты в полицию обращалась?

— Не бери в голову, Пелагея фантазирует, — вяло начала я, махнув рукой.

— Что менты? — презрительно скривилась Пелагея, — им пока труп не предъявишь… Мы сами с усами.

Тут я незаметно ущипнула ее за руку и потащила на второй этаж, на ходу прощаясь с домашними:

— Ладно, завтра поговорим, а сейчас мы спать! Я просто с ног валюсь. Машина Полесова, вот пусть он с ментами и разбирается. Его, конечно, жалко, но он богатый, еще себе такую купит. И раз уж он не сгорел, то и вовсе не вижу повода для паники. Может, пить меньше станет.

— Ты чего болтаешь? — зашипела я, когда мы оказались в комнате. — Никому нельзя верить, а ты тут вознамерилась всем рассказать, как мы убийцу искать будем да шантажистов выслеживать.

— Ну а что? Пусть боятся! — неизвестно кому погрозила кулаком Пелагея.

— Нас или в психушку сдадут, или голову оторвут, — напомнила я ей и загрустила. Расстаться с головой мне как-то не хотелось. Она мне нравилась. И вообще, я считала, что голова — это мое сильное место.

Уснуть удалось не сразу, но зато основательно. И вот уде наступил прекрасный новый день, возвестив об этом весенними лучами. Если честно, проснулась я оттого, что Пелагея чрезвычайно громко шуршала конфетами.

— Нельзя ли потише? — застонала я, зарываясь в подушку.

— Ты вот дрыхнешь, а между тем, действовать надо, — прошамкала она полным ртом.

— Какие предложения?

Я потянулась, опрометчиво решив, что предложений у нее нет, и она оставит свои глупые идеи. Но не тут-то было.

— Деньги пропали на заводе? Вот оттуда и начнем, — деловито заявила она, доедая пятую конфету. Тут я выхватила коробку у нее из рук и скормила последние конфеты очень кстати подскочившей Моте. После последних событий родственница боялась ночей и заявила, что собака в комнате нам не помешает. Мотя удовлетворенно хрюкнула, а Пелагея обиделась:

— Да не оскудеет рука дающего, — патетически продекламировала она, а я возразила:

— Не корчи рожи, у тебя скоро все зубы выпадут, а зубы нынче дорого стоят. С твоими расследованиями я работать не могу, а значит, лечение оплатить тебе тоже будет затруднительно. Так что умерь свой пыл.

Мы спустились к завтраку. Валентина накрыла на стол, а после отвела меня в сторону:

— Софья Павловна, вы не обижайтесь, но тут такие дела… Может, вам уехать на время к маме? А то у меня душа не на месте. И я бы уехала хоть на две недельки. Поедем с Иванычем к тетке, она давно болеет, зовет повидаться. И отпуск мы не брали уже год. Сегодня вечером и поехали бы, поездом.

Благословив их с Иванычем на отпуск и выдав им деньги, я запечалилась. Чего-то подобного следовало ожидать. Конечно, кому захочется оставаться в доме, когда тут такие дела творятся? Петька с утра был хмур, небрит, пил кофе и много курил.

— Соня, ты не против, если я у тебя на пару дней остановлюсь? У мамаши сейчас кавалер новый, ко мне его притащила. Прикинь? А я там как пятая нога корове.

— Конечно, оставайся. Твоя комната всегда свободна, живи сколько надо.

— Ты не беспокойся, я только ночевать буду. У тебя точно все в порядке? — приглядываясь ко мне, виновато спросил он.

— Ну, не то чтобы совсем, но полиция обещала помочь, — вздохнула я. — Конечно, оставайся. Твоя комната всегда свободна, живи сколько надо.

Выгонять его из отчего дома было бы свинством, к тому же, мы с ним были вроде как товарищи по несчастью. Моей мамуле я тоже была как пятая нога корове, а уж ее Хуню и подавно.

— Лады, — повеселел он. — Ты уж извини за вчерашнее, шутка как-то не удалась.

— Еще бы. Завязывай с такими приколами.

— Ты же меня знаешь: какой с оболтуса спрос, да? А сейчас я по делам поеду, так что буду только к ужину.

Какие там у него были дела, я не поняла, если время он проводил только в казино. А оно, как известно, с утра не работает. Мы выпили кофе, каждый думая о своем, и он действительно куда-то отбыл, вызвав такси.

Алексей с Толиком тоже спустились на кофе, но уехали сразу же после завтрака, сославшись на срочные дела в городе. На прощание Алексей попросил меня без надобности дом не покидать и при малейшей опасности звонить ему.

— Я поеду в город, пообщаюсь с людьми. Конечно, полиция полицией, но пора узнать что-то о настоящих делах Бориса. А здесь придется проводить разведку боем. Ты мне точно не вкручиваешь по поводу его смерти? Если ты там как-то замешана, то лучше скажи сразу. Я пойму… — тут он серьезно посмотрел на меня и даже взял за руку.

— Вы все вообще с ума сошли? Одна со своими страшилками, вы со своими подозрениями. Все, чего я хочу — это спокойно жить. У меня, между прочим, книга не написана. Я работу забросила.

Алексей кивнул, словно с чем-то соглашаясь, и велел Толику идти в гараж за машиной.

— Шевроле Тахо у него что надо, я бы от такой тачки не отказалась, — свесившись в окно, удовлетворенно кивнула Пелагея, и стала одеваться.

— Куда это ты собралась? Если в храм, то без меня. Я и так там скоро окажусь, в гробу и белых тапочках. Не дождавшись денег, шантажист меня точно прикончит.

— Алексей с Толиком обещали помочь. Так ведь? Хотя какая на них надежда? — махнула рукой Пелагея. — Алексей этот тебя охмуряет, опять же, врал поначалу, а значит веры ему никакой. Толик вообще темная лошадка. Говорит, шофер, а сам так стреляет по консервным банкам, ни одной не пропустил. Видала ты таких шоферов?

— Давай сегодня все-таки дома побудем, посмотрим, что они раскопают за день. Да и настроения как-то совсем нет, — заныла я и решила занять ее мозги чем-то полезным:

— Пелагея, ты умеешь печатать на компьютере?

— Не очень, — скривилась она. — Я все эти современные штучки не приветствую…

— Ага, а в современных тачках разбираешься лучше меня. Раз уж ты живешь у меня, могла бы начать зарабатывать себе на хлеб. Мне нужен секретарь.

— Вот все-то ты ворчишь, Софа, а много работать вредно. И компьютер глаза портит. Пиши вон ручкой.

— Я нас двоих одна не прокормлю, — проворчала я из вредности, потому что труд облагораживает человека, а Пелагея в этом остро нуждалась.

— Ладно, вечером сяду за твои опусы, — вздохнула она и побрела к двери. — Очень уж они длинные. Не то что мои стихи. Вот ты знаешь, что краткость — сестра таланта…

— Ага, только при условии, что у нее есть брат.

— Чего? — насторожилась она.

— Краткость — сестра таланта, если у нее есть брат. Сам талант. Так-то.

Она показала мне язык, а я помахала ей рукой и уткнулась в свои записи.

Пелагея была крайне недовольна мною, но ехать с ней я отказалась, решив навестить Бориса позже и в одиночестве. Благо, Иваныч перед отъездом все-таки согласился свозить ее на кладбище. Причем по пути она планировала заскочить на рынок за какими-то специальными цветами.

Что она там вздумала высаживать, меня волновало мало. Не хотелось бы касаться таких трепетных материй, как загробный мир, но, на мой взгляд, Борьке было уже все равно, что растет над его головой. Я же воспользовалась тем, что дом временно опустел и затих, и углубилась в работу.

Не прошло и десяти минут, как я услышала: во двор снова въехала машина. Выглянув в окно, я увидела несущуюся в дом Пелагею и растерянного Иваныча за рулем.

«Может, лопатку забыли?» — подумала я и продолжила писать. Хлопнула дверь внизу, а я снова высунулась в окно:

— Иваныч, чего вернулись-то?

— Так родственница ваша того, траванулась. — почесал он затылок. — Живот у нее в дороге прихватило, я уж и в лесочке ей останавливал. Бедолага. Может, съела чего вчерашнего?

Я ходко потрусила вниз по лестнице и, прислушавшись, постучала в дверь туалета.

— Оставь меня, Соня, — простонала Пелагея. — Видно, смерть моя пришла.

— Пелагея, от поноса еще никто не умирал. Не дури, я дам тебе таблетку, и все пройдет.

Но на душе было неспокойно, и я поспешила вызвать своего лечащего врача. Время до обеда пролетело незаметно. Пелагея не покидала туалет, откуда временами доносились всхлипы и стенания. Прибывший с улицы Иваныч сообщил, что у Моти тоже начался понос, причем, по его выражению, «свистало, как из ведра». Услышав про ведро, Пелагея опять протяжно застонала, а я принялась опять названивать врачу: масштаб трагедии впечатлял.

Подоспевший эскулап произвел осмотр Пелагеи, хотя извлечь ее из туалета было затруднительно. Завернувшись в невесть откуда взявшуюся там штору, она засела в углу и покидать его категорически отказывалась.

Выманив жертву поноса на рулон туалетной бумаги, которая в туалете закончилась, я предала ее в руки медицины. Не найдя в ней никаких других признаков, кроме расстройства желудка, врач развел руками:

— Может, что-то съела. Вот и собачка ваша тоже того… Вспомните, что они обе могли съесть? А вообще, по симптомам похоже на слабительное. Может по ошибке выпила?

Тут моему мысленному взору предстала коробка конфет, и я охнула. Доктор расценил это по-своему:

— Да не волнуйтесь вы так. Теще моей недавно ученики в чай подлили, она в школе работает. Ну и… Та тоже из туалета не вылазила, хотели в больницу везти, а пакостники эти потом с повинной пришли. Так что подруга ваша жить будет, но вот эти препараты пускай пропьет, — тут доктор торопливо выписал рецепт и добавил:

— И собаке можете дать, для верности.

Проводив его до ворот и отправив Иваныча в аптеку, я вернулась в дом и через дверь туалета сообщила о своих подозрениях Пелагее. Она отреагировала неожиданно бурно:

— Это Толик! Это он взял и конфеты напичкал! Знал же, что я сладкое не пропущу… Вот же сволочь, а все почему?

— Почему?

— Потому что я ему в лицо говорю: ты уголовник. А кто же еще? Ты видала, как он чифир пьет? Перед нами корчит из себя культурного: кофий, кофий. А втихаря по полпачки чая в чашку насыплет и гадость эту хлещет. Скоро он нам шахматы из хлеба слепит, вот увидишь!

— Конфеты и кто-то другой мог съесть, — посуровела я, решив устроить Толику взбучку, но тут же одернула себя:

— С чего ты взяла, что это он?

— А и правда… Так, может, это шантажист этот? Проник в комнату, сделал черное дело, надеялся, что ты конфеты съешь — и на тот свет…

— От поноса на тот свет? — с сомнением начала я, но тут Пелагея вновь устремилась к туалету, а я мысленно порадовалась, что блюду фигуру и на конфеты не позарилась.

Выпив привезенных садовником порошков, Пелагея пошла отлеживаться. Мы с Иванычем и Валентиной, прибывшей с рынка, пообедали, после чего они попрощались со мной и поехали на вокзал. Я же снова отправилась в свою комнату.

Как ни странно, на меня нашло вдохновение, и я даже заменила в одном абзаце выражение «быстрый как ветер» как «быстрый как понос». Потому что сегодня доподлинно поняла: понос все-таки быстрее.

Я думала, что Пелагея спит, утомленная борьбой со стихией под названием расстройство желудка. Как оказалось, от истины я была далека. Пелагея уже отошла и вовсю шныряла по дому и двору, собирая информацию. За ней, капая слюной на паркет, весело трусила оклемавшаяся после порошков подруга по несчастью Мотя. В кабинете Бориса Пелагея зачем-то позаимствовала лупу, поэтому в комнате Алексея с Толиком они с моей собакой провели форменный обыск.

— Слабительное не нашла, зато у Толика в сумке лекарство от простатита. Так ему и надо! Хочу тебе доложить, что в паспортах у этих жуликов московская прописка. Никакой провинцией и не пахнет, — доложила она, усаживаясь в кресло.

— Это мы и так выяснили. А что еще ты увидела в паспорте?

Мне хотелось узнать семейное положение гостей. В частности, конечно, Алексея. Но признаться себе в этом я не могла, оттого и не спрашивала прямо.

— А больше ничего, визы-шмизы. По всему видно, что мотаются туда-сюда. Особенно Толик. Может, и правда водитель. Дальнобойщик? А что? Зарабатывают они хорошо, хотя… Все говорят, там на дороге полно прошмандовок, а я это не одобряю!

— Может, Толик женат? И с чего это ты им вдруг заинтересовалась? Сама говорила: он бандюга и гад, слабительное тебе подсыпал. Опять же, мясо плохо маринует, да и простатит у него.

— Оно, конечно, так и есть, только без мужика нынче сложно. Нам бы в нашем деле мужик не помешал. Да и вряд ли это он со слабительным, как-то это все по-дурацки, да? Может, кто другой? — с надеждой воззрилась она на меня.

— Ты определись: то они нам враги, то ты их в союзники хочешь.

— Знать бы, за кого они…

Я горестно вздохнула, потому что знать, кто за кого, хотелось бы и мне. Но кто же нам, горемыкам, правду скажет? Немного подумав, я опять уселась за рукопись.

Через час приехал Петька, был он вроде как в духе, что-то насвистывал и даже привез бутылку вина. Наверное, что-то выиграл в казино. Он отужинал в одиночестве, после чего отправился в баню, которую всегда посещал, будучи у меня в гостях.

Ближе к девяти часам я стала беспокоиться, потому что Алексея с Толиком до сих пор дома не было. Петька все еще пребывал в бане, обычно это занимало у него пару-тройку часов. Баню он любил, тем более, в комнате отдыха был телевизор, маленький бассейн, мини-бар, диваны и все радости жизни. Словом, баня была устроена с размахом, потому что Борис ее тоже уважал.

На сегодня я закончила работу, потянулась и подошла к окну. Надо сказать, окна в моей комнате выходили в сад. Баня весело светилась всеми окнами, в целом же участок тонул в вечерней густой темноте. На фоне сине-фиолетового неба покачивались верхушки деревьев: лес, такой таинственный и пугающий в темноте, начинался сразу же за баней. В очередной раз порадовавшись красотам природы, которые я могла созерцать каждый день благодаря покойному Борису, я открыла окно с намерением подышать. И тут…

Сначала я не поняла, что именно вижу. Что-то белое и светящееся медленно двигалось со стороны леса в сторону нашей бани. Тут сзади скрипнула дверь, и я подпрыгнула, взвизгнув: ненавижу, когда ко мне кто-то подкрадывается со спины.

— Ты чего? — удивилась Пелагея, заходя в комнату. Она была в переднике, потому что заменила Валентину на ее кухонном посту и теперь заведовала ужином.

Я сглотнула, потому икнула и нервно мотнула головой в сторону окна. Пелагея быстро метнулась ко мне и, высунувшись по пояс, спросила:

— Чего там? Опять кого-то по голове шмякнули?

— Тьфу на тебя! — разозлилась я. — Посмотри, ты видишь там, возле бани, что-то белое? Это что?

— Не-а, ничего не вижу, хотя нет… Ой, мамочки…

Я снова прильнула к окну, подвинув ее, и мы смогли наблюдать, как белое светящееся пятно медленно огибает баню. Вело оно себя странно: то появляясь, то исчезая. Почему-то выглядело это жутко.

— Дождались. — Пелагея закрыла рот рукой, вид у нее был пришибленный. Впрочем, как всегда.

— Ты о чем? — заволновалась я, потому что определить природу белой субстанции не представлялось возможным. Но чем-то она мне активно не нравилась.

— Так привидение это! Дух, в смысле. Борис пожаловал, нате, выньте, да положите! Наверное, злится, что цветы ему так и не посадила. Или что убийца до сих пор не найден. А я тебе говорила…

— Что ты болтаешь? — накинулась я на нее, непроизвольно переходя на зловещий шепот. — Какие привидения? Это…

Тут я задумалась, какое слово подобрать, а Пелагея задумчиво уставилась в окно:

— Мы часто не хотим замечать сигналы потустороннего мира, а, между тем, он существует.

— Пошли, посмотрим, что это. Может, чья-то собака забежала или кот, — решительно сказала я, хватая ее за передник.

— Ага, и она светится, — снисходительно скривилась Пелагея, но любопытство разбирало и ее, поэтому мы быстро сбежали по лестнице. Выскочив на крыльцо, устремили взгляды в сторону бани.

Темнота стояла такая густая, что рассмотреть что-то было проблематично. Да и боязно. Я свистнула Моте, и она нехотя вышла на крыльцо, покинув теплую лежанку.

— Пошли с нами, Мотя! Ну, гулять! — скомандовала я и храбро зашагала к бане. Мотя прикинулась глухой и уселась на крыльце, но Пелагея ткнула ее в бок, и та потихоньку потрусила следом.

В бане горел свет и работал телевизор, мы постучали и замерли. Минут пять стояла тишина, я уже успела испугаться, но тут раздался Петькин голос:

— Чего надо? Соня, это ты?

— Петя, у тебя все хорошо? Это я!

— Да, парюсь еще, жар хороший. А ты что, хотела присоединиться? — тут он весело хмыкнул, щелкнул замком и высунул в образовавшуюся щель мокрую голову. Увидев рядом со мной Пелагею с выпученными глазами, он поскучнел, а я покраснела:

— Да нет, просто ты паришься долго, вот и решила проверить, все ли у тебя в порядке. Ты ничего странного не слышал. Может, ходил кто, стучал?

Петька заверил нас, что ничего не слышал, и отбыл домываться. Мы немного побродили вокруг бани и, ничего не заметив, вернулись в дом.

— Может, это уже галлюцинации? — с тоской завела я.

— Галлюцинации коллективными не бывают. Я его тоже видела — буркнула Пелагея.

Мы устроились у окна и не спускали глаз с бани в надежде еще раз лицезреть призрак Бориса. Если это, конечно, был он. Точнее, лицезреть его хотела Пелагея, а я просто глазела в темноту, пытаясь найти этому явлению логическое объяснение. Туман, морок…

Мы так увлеклись, что прослушали, как к дому подъехала машина, а вслед за этим на крыльце возникли и наши московские гости.

Встретив их внизу, и я поинтересовалась, где их носило до десяти часов.

— Пытались наладить контакты с местными мафиози, — деловито сообщил Толик, усаживаясь за стол, где их ждал оставленный Пелагеей ужин. — А мафия, как известно, просыпается, когда засыпает город.

Алексей согласно закивал, а я пыталась понять, шутят они или говорят всерьез. Эта парочка начинала действовать мне на нервы.

— А мы привидение видели, — не к месту вклинилась Пелагея. — Борис пришел, годовщина как-никак. Все бродит бедный, неупокоенный. Вот пришел в баню, он же ее страсть как любил! Мне Софа рассказывала.

Я попыталась ее заткнуть, чтобы не смущать гостей, но Остапа уже понесло.

— Раз уж мы заговорили про привидение, расскажи и про конфеты, — начала я вредничать, а Пелагея больно ущипнула меня в бок.

— Какие конфеты? — насторожился Алексей, а Пелагея в общих чертах рассказала ему про наши сегодняшние события, умолчав при этом, что большую часть дня она провела в обнимку с фаянсовым другом. Из ее рассказа выходило, что все конфеты съела ненасытная Мотя, после чего ее хорошенько пронесло.

Привидение и слабительное неожиданно заинтересовало Алексея. Он внимательно выслушал рассказ, обстоятельно расспросил довольную произведенным эффектом Пелагею. Толик был настроен более скептически:

— Кучерявая, ты, часом, не пьяная? Может, конфет с коньяком наелась на пустой желудок, вот тебе и мерещится? Ты бы съела вот котлету, худого человека проще похитить, так что налетай!

— Тебя вообще не спрашивали, — накинулась она на Толика, садясь на своего любимого конька. Упоминания о своем увлечении конфетами она не терпела, а после сегодняшних туалетных приключений и слышать о них не хотела.

Тут, видно, Пелагея вспомнила, кого она подозревала в своем сегодняшнем несчастье, и с вновь возникшим интересом уставилась на Толика.

Почувствовав, что попахивает очередным скандалом, я поспешила выйти на крыльцо. И только-только я набрала в грудь воздуха, как он тут же начал со свистом из меня выходить. Причиной тому было белое светящееся пятно, вновь нагло проплывающее мимо бани.

Разозлившись на себя за дурацкий страх, я издала боевой клич и припустилась в сторону бани, схватив первое попавшееся под руку — метлу, которой Валентина подметала дорожки в саду.

Преодолев расстояние до бани в рекордные сроки, я смогла констатировать, что привидение покинуло мой участок и уплывает сторону леса. Преследовать его там я поостереглась, но метлу все-таки метнула.

Оказалось, в секцию метания молота в университете я ходила не зря. Привидение издало вопль, неожиданно тонким голосом (я вообще не знала, что у привидений бывает голос) и скрылось за деревьями. Из бани высунулся практически одетый Петька, а со стороны дома подоспели Алексей, Толик и Пелагея, привлеченные моими криками.

— Ну что, опять ушел? — запыхавшись, спросила она.

Я сбивчиво рассказала о своей попытке догнать призрака, а Алексей и Петька устремились в сторону леса. Пелагея запричитала:

— Я же говорю, Борис помыться хотел. Я читала в одной книге…

— Пелагея, уймись! Это никакой не призрак. Я в него метлу метнула, и он завизжал.

— Понятное дело, тут тонкие материи — а ты метлой! — не сдавалась она, чем очень нервировала не только меня, но и Толика. Тот не выдержал и даже плюнул в сторону, после чего тоже отправился искать призрака вдоль забора.

— Ты совсем дура? Это человек. Причем этот человек почему-то не хочет, чтобы я подумала, что он человек. А совсем наоборот.

Объясняла я сбивчиво, не особенно понимая, что хочу сказать. Но Пелагея, как ни странно, уловила суть.

— Ты думаешь… Это наш маньяк? Не вышло в окно, так он бабку огрел, а когда понял, что опять мимо, решил тебя привидением запугать? Или хотел выманить в сторону леса, а там…

Тут она закатила глаза и стала медленно оседать на крыльцо бани, а я поспешила за водой в моечную. Попрыскав ей в лицо, а заодно умыв и себя, я понемногу успокоилась и приняла здравое решение:

— Надо звонить в полицию.

— Ага, — икнула Пелагея. Сначала маньяк в окно выпрыгнул, потом привидение в лес улетело. А из свидетелей — только ты и я. Скажут, что мы тронулись, еще в психушку упекут. Следак твой и так, небось, из последних сил тебя терпит.

— А ведь правда, — принялась размышлять я вслух. — Чертовщина какая-то. Сначала мне звонит какой-то придурок, требует денег. Потом это странное письмо с газетными буквами. Следом за ним — маньяк, ловко прыгающий в окна и неплохо ориентирующийся на местности. Потом бабка кулдыкнулась, хотя я уверена — ударить хотели меня. Может, и не убить, но напугать могли изрядно. Потом машина, пусть и не моя, но сгорела под моим домом. Сейчас вот привидение. И на что это все похоже?

— На бред сумасшедшего!

— Вот именно, никакой логики во всем этом я не вижу. Либо он псих, либо кто-то пытается свести меня с ума. Ну, или напугать до полусмерти, чтобы я поскорее унесла отсюда ноги.

— Бесовские выкрутасы, — со знанием дела кивнула Пелагея. — Кто ж поймет, что у этого гнуса на уме? Только вот если ты уедешь, как шантажист получит деньги? Ему скорее на руку, чтобы ты осталась тут. И деньги ему нашла.

— Да, неувязочка выходит…

Тут наши размышления пришлось прервать: со стороны леса, хмурясь и о чем-то разговаривая, возвращались Алексей с Толиком.

— А где Петька? — повертела я головой по сторонам.

— Он сказал, что лес знает лучше нас, прочешет ближайшие кусты. Мы разделились, пошли вдоль забора вправо и влево, вдруг этот тип к чужому участку прибился, хотя за Полесовыми тоже сразу лес… Так что там он, наверное, и скрылся.

— Зачем Петька пошел в лес, это же опасно? — заволновалась я.

— Я дал ему пистолет, пусть прошвырнется, сам вызвался. — Толик закурил и задумчиво уставился на свои ноги в сланцах. — Да и придурок этот, если, он, конечно, был, вряд ли опасен. Опасные дяди такой фигней не занимаются.

— Откуда у тебя пистолет? — подозрительно покосилась на него Пелагея.

— Я, между прочим, водитель. Грузы опасные перевожу, ну и прочее. Мне оружие положено по долгу службы, и разрешение имеется. Желаете ознакомиться? — обиженно скривился Толик и направился в сторону дома.

Алексей сделал знак следовать за ним, и мы тоже ходко потрусили по дорожке. Мотя бежала первой. Оставаться возле ночного леса, разом сделавшегося зловещим, желания не возникало, хотя и за Петьку было страшно.

Через пару минут он сам догнал нас возле крыльца и развел руками.

— Никого и ничего. Скорее всего, ушел в лес. А вы точно что-то видели? Вот метла, а больше никаких следов пребывания призрака на бренной земле.

— Вот именно, — поддакнула Пелагея. — И полицию не вызовешь, раз улик нет.

Я кивнула и загрустила. В полиции меня точно засмеют. Скажут, что безвременная кончина мужа произвела впечатление, и теперь я с горя фантазирую. А если я скажу, что подозреваю кого-то из своих гостей, Яшин точно решит, что я чокнутая: сама их поселила у себя, а теперь наговариваю. Радовало одно: звонков от шантажиста сегодня не поступало. Конечно, если это он бегает в костюме привидения и машины поджигает, ему не до телефона. Может, завтра объявится?

Пока мы вяло переговаривались, сидя на диване, Алексей с Толиком о чем-то совещались. Оказывается, он решили сегодня присмотреть за домом по очереди, раз уж камер и охранника у нас нет. Петька тоже вызвался в караульные и даже решил бдить первым.

Остальные в лице меня и Пелагеи собрались отойти ко сну. Сестрица Борьки традиционно пристроилась на кушетке, сгребла в охапку слабо сопротивляющуюся Мотю и принялась строить догадки. Я приняла душ, немного успокоилась и решила плыть по течению. То, что сегодня дом под присмотром, как-то успокаивало, и я подумала, что не худо бы выспаться.

Утро я встречала в невеселых думах. Пелагея еще сопела, Алексей с Толиком, по всей видимости, встали рано, позавтракали и куда-то уехали. Это все я определила по звукам, доносившимся сначала из кухни, а потом и со двора. Выползать из кровати не было никакого желания, но мучительно хотелось кофе. Я накинула халат и тихонько выбралась из комнаты.

На кухне сидел Петька, сегодня он был как-то по-особенному бодр и весел. В комнатах внизу орудовала горничная Полесовых, Наташа, поэтому оттуда доносились звуки пылесоса. На время своего отъезда Валентина договорилась, что она будет приходить и делать уборку. Поприветствовав ее, я поинтересовалась состоянием Леонида. Как-никак, лишиться новой машины — не самое приятное событие.

— Ой, не говорите. Переживает он. Даже не пил вчера, прямо странно. Как бы не заболел. Он же чего в машину поперся? Опять с Инессой разругался, я слышала, как та по телефону мамаше звонила и докладывала. Ну, перебрал мужик, так пора привыкнуть. А она его достала хуже горькой редьки, вот он в машину и поперся, еще одеяло взял. Одеяло-то и загорелось, а уж от него — вся машина.

— Так он все-таки курил?

— Говорит, что нет, но пьяному какая вера? Проснулся, решил по маленькой нужде сходить, а перед этим, наверное, закурил. В машине наверняка были сигареты. Это он от Инессы прячется, а сам иногда покуривал втихаря. Я видела.

— Да, у Инессы теперь будет повод пилить его до конца жизни, — задумчиво произнесла я.

По всему выходило, что горевшая машина не имела ко мне никакого отношения, но что-то подсказывало мне, что здесь все равно нечисто. Насколько я помнила, Полесов бросил курить еще месяц назад из-за проблем с давлением. На мой взгляд, пить бросить было бы логичнее, но нельзя требовать от человека невозможного. Конечно, на годовщине он изрядно выпил, вполне возможно, что его потянуло к сигарете. А что если кто-то все-таки попытался поджечь машину, думая, что она моя? Полесов спал под одеялом, да и кто в темноте станет рассматривать, кинули сигарету, а еще лучше — облили бензином и подожгли.

— Инессе сейчас не до него, — понизив голос, продолжала сплетничать Наталья, ловко орудуя тряпкой. — Любовник у нее, точно вам говорю.

Я выпучила глаза, а горничная удовлетворенно кивнула:

— Я же не слепая, вижу, как она прихорашивается, когда муж уходит. Да и по телефону пару раз с кем-то ворковала, я краем уха слышала. «Котик то, котик се». Полесова она иначе как козлом не называет. Так что, может, и поживет еще Леонид Сергеевич, раз у Инессы мозги другим заняты. Она уже с утра куда-то умотала, наверное, красоту наводить.

Я покачала головой: то, что у Инессы есть любовник, меня не удивляло. Удивляло то, насколько горничные, оказывается, осведомлены о жизни хозяев.

Петька все еще сидел на кухне и пялился в телефон. Мы успели выпить по чашечке кофе, он доложил, что ночь прошла спокойно и, немного поскучав у телевизора, снова отбыл по каким-то неведомым делам.

Оставшись одна, я вымыла посуду и даже приготовила Пелагее какое-то подобие завтрака. Сырники пригорели, а я пригорюнилась: все-таки кулинар из меня был никудышный, и я решила отвлечься, прогулявшись с собакой. Наталья к тому времени закончила уборку и ушла к себе. Погода сегодня вновь стояла такая, что впору идти в пляс и оголять всевозможные части тела.

Мы с Мотей прошлись по участку, направляясь к лесу, но возле бани я притормозила, потому что на фоне черной земли что-то привлекло мое внимание. На кусте можжевельника развевался клочок белой ткани. Я присела и рассмотрела его поближе: так и есть, обрывок белой простыни, мы такими в бане пользуемся. Теперь привидение стало еще более материальным. Видимо, улетая, оно зацепилось за куст. Я на всякий случай зашла в баню и обследовала имеющиеся там простыни, сложенные стопкой: все были целы.

Я потерла переносицу, но ничего путного в голову не пришло, и мы с Мотей продолжили прогулку в сторону леса. При утреннем свете он выглядел таким безобидным, что стоило удивляться, почему ночью мне было так жутко. Тут я повернула голову в сторону участка Полесовых, провожая взглядом необычную птицу, и увидела мужчину, который выходил из их дома.

Издалека было плохо видно, но то, что это не Полесов, я поняла сразу. Пригнувшись и сделав Моте жест передвигаться тихо, я уточкой обежала участок с левой стороны и подобралась поближе. Никак неведомый любовник Инессы пожаловал? Довольно странно, учитывая, что ее нет дома.

Приглядевшись как следует, я поняла, что по дорожке к воротам неспешно идет не кто иной, как Алексей. А этому что здесь понадобилось? Тут в стеклянных дверях мелькнула Наталья с пылесосом, а я ахнула. Вот бабник! Небось узнал, что Наталья в доме одна, и не преминул воспользоваться. Наплел молодой девчонке с три короба, а она и уши развесила. Я выглянула из-за угла и убедилась, что он без машины. Впрочем, скорее всего, он оставил ее на повороте, чтобы не привлекать внимание.

— Этот Алексей — гнусный ловелас, — сообщила я Моте, но та была безучастна к моим страданиям. Почуяв крота, она ринулась вперед, чуть не испортив мне всю конспирацию. Правда, Алексей не смотрел по сторонам и спокойно направлялся в сторону выезда из поселка. Наверное, я оказалась права, и там его ждет припрятанная машина.

Подумав, я решила, что чужие амурные похождения не имеют ко мне никакого отношения: в конце концов, Наталья уже взрослая, пусть сама решает. А этот тип, то есть Алексей… Вполне понятно, что, заскучав, он решил развлечься подобным образом. И его нежелание быть замеченным тоже вполне объяснимо. А если я скажу, что видела его, он еще решит, что я ревную или слежу за ним. Оно мне надо?

Настроение было испорчено, но я решила, что на общем фоне катастрофы это сущая малость. Пелагею я застала на кухне: она поглощала завтрак и выглядела невероятно задумчивой.

— Не надо инсценировать раздумья, — на всякий случай предупредила я ее. Никогда не знаешь, куда заведет ее поток мыслей, а мне потом расхлебывай.

— Я уже собралась, допиваю чай и выезжаем, — не обратила она внимания на мои остроты.

— Алексей велел дома сидеть, — напомнила я, хотя в свете недавних событий надежды на Алексея уже не возлагала. Ему бы только по бабам шататься. Но из вредности согласиться с Пелагеей я не могла. — И куда это ты собралась?

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Мы же решили: делаем вид, что мы всецело полагаемся на их помощь, а сами потихоньку гнем свою линию. То есть занимаемся расследованием. Поедем на завод, авось чего узнаем.

Когда это мы такое решили, я вспомнить не могла, но сидение дома плохо сказывалось на моих нервах, поэтому я решила, что прогулка мне не помешает. И вздохнула:

— Ладно, поехали.

Наверное, мозги в тот день у меня и впрямь работали плохо, потому что я на негнущихся ногах все-таки поплелась одеваться. Собравшись, мы погрузились в машину и направили колеса в сторону завода. Что мы там собирались искать, я так и не поняла. Но в этот самый момент очень кстати зазвонил телефон. За рулем болтать я не люблю, но трубку в этот раз все-таки взяла:

— Софья Павловна? Это из издательства по поводу встречи с читателями. Помните?

— Да нет… А где Вика?

— Ой, наверное, накладочка вышла. Вика заболела, я за нее. Тут срочно надо книги подписать для продажи. И обговорить формат интервью. Не могли бы вы подъехать сейчас в книжный на Ольховой?

Голос показался мне незнакомым, но всех ассистентов я не знала, потому звонку не удивилась, а даже обрадовалась. Не придется переться на завод и терять время даром, потакая дуростям Пелагеи.

Я поспешно согласилась и уточнила, когда именно нужно быть на месте.

— Подъезжайте прямо сейчас, нужно уладить кое-какие вопросы, я дам вам список ответов для прессы. Заодно обсудим рекламную кампанию.

— Хорошо, через 20 минут буду! — заверила я и ловко развернулась на перекрестке, потому что улица Ольховая была в противоположной части города. Я решила срезать путь по объездной, для чего свернула направо. И прибавила газу. Пелагея недовольно скривилась, но я уверила ее, что все дело не займет и часа.

Пока мы ехали к книжному, она заприметила храм и потребовала, чтобы я в срочном порядке затормозила. У нее назрела неотложная потребность поставить свечку своей святой, чтобы заручиться поддержкой высших сил. Я вздохнула, но спорить не стала и терпеливо ждала ее около получаса, рассматривая свой маникюр. Когда же мы, наконец, подъехали к парковке возле конечной точки маршрута, Пелагея заприметила напротив супермаркет, а возле него — автомат с газировкой. И заявила, что ее мучает непреодолимая жажда.

Пришлось плестись к автомату вместе с ней.

— У меня мелочи нет, только кредитная карта, а карты автомат не берет, — развела я руками, уверенная, что Пелагея денег с собой не брала.

Тут моя новоявленная сестра вновь меня удивила. Жестом фокусника Пелагея извлекла из своего необъятного рюкзака монету на леске и хитро мне подмигнула. Мол, знай наших. Пока я таращилась на нее, она быстро опустила монету в автомат, пресекая мои слабые попытки оттащить ее от вожделенного водопоя. Получив таким образом три стакана газировки, она вдоволь напилась и даже удовлетворенно крякнула. Расщедрившись, она даже протянула один стаканчик мне.

— Ты что вытворяешь? — сгорая от стыда и высматривая камеры, которых, к счастью, тут не оказалось, прошипела я. — А если бы…

— Да ладно, — беспечно махнула она рукой. — У меня еще в техникуме дружок был, скотина редкостная оказался, но рукастый, слов нет. Он меня таким трюкам научил, закачаешься. Я тебе потом расскажу. Ты пей, пей, а то газики выйдут.

Пока мы пили и спорили, прошло еще минут двадцать. Я с тоской поглядывала на часы, но тут Пелагея, естественно, захотела в туалет и потребовала, чтобы я ее провела.

— Иди сама, я уже и так задержалась, подводить людей не моих правилах. От тебя одно беспокойство, следующий раз оставлю тебя дома, — заныла я.

— Ты с ума сошла, я в туалет одна не пойду, у меня же клаустрофобия, — обиделась она.

— Когда ты съела конфет со слабительным, клаустрофобия тебя не беспокоила. Засела основательно и надолго.

— Это был экстренный случай. К тому же, там был дом, а тут — чужая территория, — отрезала родственница и стала вертеть головой, высматривая вожделенную табличку.

Короче, в книжный я беспощадно опоздала. И уже было собралась звонить, чтобы перенести встречу, как телефон снова завибрировал. Звонила Лариса. Подняв трубку, я было подумала, что она пьяная, потому что сначала не смогла разобрать ее речь из-за странных всхлипываний. Пелагея, увидев мое лицо, приклеилась к трубке с другой стороны. Оказалось, Лариса рыдала:

— Соня, приезжай, в Петьку полчаса назад стреляли. Он сейчас в больнице Скорой помощи, ранение сложное, и крови он потерял много. Я тут совсем одна. Третий этаж, сразу направо.

Мы переглянулись и кинулись к машине, на ходу обсуждая страшную весть. На бешеной скорости понеслись в больницу. Естественно, ни о какой встрече в книжном я уже и не вспоминала. Поднявшись на нужный этаж, я даже не удивилась, застав в коридоре Алексея с верным спутником. Лариса рыдала на плече утреннего ловеласа, Толик пил кофе из пластикового стаканчика и заметно нервничал.

— А ты что тут делаешь? — рыкнула на него Пелагея, игнорируя Алексея. Я успела рассказать ей о его похождениях, и теперь она была настроена к ходоку по бабам весьма скептически.

— Зашли узнать про бабку, а тут такое… — нехотя ответил Толик, косясь на меня.

Я поспешила к Ларисе, обняла ее и стала расспрашивать о состоянии пасынка. Тут ее позвали в кабинет врача, и мы временно остались втроем.

— Чего это вы к бабке пристали? — не унималась Пелагея. — Она вам что, наследство завещала? Свою вставную золотую челюсть?

— Соня сказала, что ее убить хотели, эту версию надо было проверить, — спокойно и с достоинством ответил Толик. — Жаль, бабка пока без сознания.

— А вот Петра Борисовича кто-то точно пытался убить, — задумчиво протянул Алексей, взглянув на меня. Стреляли в него полчаса назад, на парковке книжного магазина на Ольховой. А ты где в это время была?

— Так возле книжного и была, — тут до меня стало доходить, что такое совпадение выглядит как минимум странно. — Мне позвонили и назначили встречу, от издательства…

— Интересное кино, — присвистнул Толик, косясь на Алексея. Тот смотрел на меня, как солдат на вошь, а я вдруг поняла, что он имеет в виду и покраснела:

— Придурки! Мы с Пелагеей ехали на завод, мне позвонили из издательства, и мы поехали в книжный, — тут я поняла, что сболтнула лишнее, но Алексей был начеку:

— И что это мы забыли на заводе? Я же сказал, без меня ни во что не лезть. Решили расследованиями заняться? Так палата возле Петра Борисовича свободна, можем сразу вам там место организовать.

— Послушай, дядя, ты нас не пугай, еще неизвестно, кто в него стрелял. — уперев руки в бока, пошла в наступление Пелагея. — Вот вы, к примеру, где были? У меня все шаги записаны: мы сначала в храм заезжали, потом стали возле торгового центра и воду пили в автомате, потом я в туалете была, меня там уборщица запомнила.

— Еще бы, — хмыкнул Толик.

— Я ведро ненароком перевернула, ну и бежать. А она, мымра старая, тряпкой, а тряпка сами знаете в чем, раз уж она ею туалет мыла…

— Давайте без подробностей, — вклинилась я, потому что весь это сыр-бор мне порядком надоел.

Тут из кабинета вновь показалась заплаканная Лариса. Она сообщила, что Петька пока пробудет в реанимации, но жизнь его вроде как вне опасности, хотя выстрел пришелся в область сердца.

По семейной легенде, у всех в роду Ржевских сердце было чуть смещено к центру, что и спасло Петьке жизнь. Борис этой особенностью чрезвычайно гордился и постоянно о ней упоминал, поэтому я не особо удивилась, услышав от Ларисы, что пуля прошла мимо.

— Врач сказал, что полиция уже в курсе, глядишь, сейчас и прибудут, — всхлипнула Ларка. — Спасибо, что приехали. Но сейчас вам тут делать нечего, я позвоню, когда что-то узнаю. Все равно дома сидеть не смогу.

Я пообещала, что все время буду на связи, и на ватных ногах побрела к выходу, поддерживаемая Пелагеей под руку. Алексей оставил свой телефон Ларисе и попросил ее сразу же сообщить нам, если что-то произойдет.

Переругиваясь с Пелагеей на предмет расположения ее сердца (а она все-таки тоже была Ржевская, хоть и не полностью), мы дошли до стоянки. Шевроле Алексея стоял чуть дальше моей машины, поэтому мы в нерешительности топтались где-то между, не зная, что предпринять.

— Вот что, дамы, предлагаю объединить усилия, — потер ладони Алексей. — Ситуация, сами видите, становится все более запутанной. Человека пытались убить, это уже не конфеты и не привидения. И даже не шантаж.

— С чего ты взял, что эти события как-то связаны? У Петьки полно долгов и кто-то вполне мог…

— Мог. Но в последнее время вокруг вашего семейства творится какая-то хрень, и это мне не нравится. Давайте договоримся: мы вам помогаем, но взамен ждем честности и полного взаимопонимания. И вот еще что: пожить нам пока лучше в другом месте. Ваш дом теперь не кажется мне безопасным местом.

— А с чего это вы вздумали нам помогать? — подозрительно начала я.

— А с того, что я сюда приехал с целью разобраться в смерти Бориса. А еще я не могу смотреть, когда женщины в опасности. За вас же некому заступиться. Если верить твоей версии про звонок из издательства, вполне вероятно, кто-то хотел тебя подставить. А может и не только…

Я побелела, Пелагея начала сдавленно охать, а Алексей стал подталкивать нас к своей машине:

— Разберемся в этом деле, и мы уедем, обещаю. А уж до этой поры придется вам нас потерпеть.

Толик сел за руль моей машины, мы же загрузились к Алексею и направились домой за вещами для меня и Пелагеи. Мою машину мы загнали в гараж. Я собрала сумки, забрала с собой Мотю, поставила дом на сигнализацию и грустно вздохнула. Как знать, вернулись ли я сюда еще?

Пока мы ехали по центральной улице города на Тахо Алексея, я все-таки решила спросить, куда мы направляемся. Тут машина дернулась, а Толик вдруг принялся совершать какие-то нервные рывки, петляя по дворам и выезжая из них в самых невероятных местах. Я забеспокоилась, в своем ли он уме, а Пелагея так прямо и спросила.

— За нами следят, — порадовал он.

— Это не новость — равнодушно пожал плечами Алексей, а я разозлилась, потому что мало что понимала в происходящем сегодня.

— Так теперь следят две разные машины.

— Что значит теперь? — заволновалась Пелагея, но ответа ее никто не удостоил. Меня достал это разговор, и я рявкнула:

— Пелагея, заткнись, Толик — оторвись от хвоста, а ты, — я ткнула пальцем в Алексея — все мне объяснишь.

Тут все как по команде уставились на меня, но перечить не стали, а я порадовалась своим организаторским способностям.

— За нами следят с самого первого дня, за тобой, наверное, тоже следили, только ты и слона бы не заметила, — охотно пояснил Алексей. — Толик потолкался среди нужных людей. Кое-что узнал. У нас на хвосте конкурирующие организации. Люди Ахмета и Черного. Не знаешь, что им от тебя нужно?

— Почему сразу от меня? — нехотя протянула я, прикидывая, что стоит рассказать Алексею, а что оставить при себе.

— Ну не Ильинична же им нужна, — хохотнул Толик, а Пелагея треснула его по голове пустой бутылкой, валявшейся под ногами.

— А где это Толик толкался? Где у нас такие места, где информацию просто так дают? — зло спросила она.

— Ну, не просто так. Есть много способов получить сведения: лесть, шантаж, подкуп, угрозы. А место это Соне должно быть хорошо знакомо: казино «Империум». Твой пасынок, кстати, отцовские денежки там и просаживал, — обратился Алексей ко мне.

— Все, кто мнит себя бандитами в этом городе, там и околачиваются. Так что мы зря времени не теряли и узнали, что Ахметов и Чернов ищут деньги, которые пропали из сейфа Бориса. Петька, возможно, тоже их искал, возможно даже, он что-то узнал, за что и получил пулю.

— Надо звонить следователю, — пискнула я. Казино «Империум» было мне слабо знакомо, но речь Алексея впечатление произвела.

— Полиция, я думаю, сама засуетится. А за ненужный энтузиазм тебя могут взять на контроль. Давай сначала разберемся в этой истории сами. Я наладил контакты с ребятами Ахметова, это оказалось проще. Уверен, это не их работа. Чернов оказался крепким орешком: мнит себя крутым, на контакт с чужаками идти не хочет. Темная лошадка, но будем искать к нему подход.

— Так чего мы от них прячемся, если собираемся подход искать?

— Его ребятам лучше не знать, куда мы направляемся.

Пока мы разживались сведениями от Алексея, Толик сделал несколько сложных па, благодаря чему смог-таки оторваться от слежки.

— Шпана — скривился он, а я подумала, что он человек с большим опытом и даже прониклась к нему уважением.

Тут размышления мои пришлось прервать, поскольку мы съехали с трассы на проселочную дорогу и прибыли в дачный кооператив с поэтичным название «Солнечный».

Располагался он на берегу реки и радовал глаз аккуратными домиками, окруженными весенней зеленью. Места эти я знала, потому как тут была дача родителей одной моей однокурсницы, где мы частенько зависали в студенческие годы. Эх, дернул меня черт выйти замуж, сейчас бы жила себе бедно, но спокойно.

Неспешно мы подъехали к дому в самом начале улицы Рябиновой. Участок, довольно большой, был обсажен туями высотой в два этажа, что скрывало строение от любопытных глаз. Сам же дом оказался небольшим, но нарядным: два этажа, веранда, рядом с домом — беседка. В конце участка притулилась баня-бочка, аккуратные газоны. Видно, хозяева дом любили и проводили здесь много времени.

— У кого ключи сперли? — хмуро поинтересовалась я.

— Почему сразу сперли? Дала одна хорошая девушка, — улыбнулся Алексей, а я ощутила что-то вроде укола ревности и съязвила:

— Брюнетка с пышными формами?

— Моя сестра русая, и формы ее далеки от стандартов ренессанса. Могу вас познакомить.

Тут я вспомнила, что он что-то рассказывал про двоюродную сестру из нашего города, и примолкла. Пелагея с Толиком были командированы в дачный магазин за провизией, а мы занесли вещи в дом и разместились в беседке на участке.

— Итак, давай еще раз проанализируем, что мы имеем? Ты в смерти Бориса не при чем, примем это за факт. Прошел год и тебе вдруг начинают угрожать. Требуют деньги, которые пропали? Кстати, сколько там денег было? — вкрадчиво спросил он и взглянул на меня искоса.

— А я почем знаю, если они пропали без моего участия? — разозлилась я. — Мы вроде договорились доверять друг другу. Или ты решил меня подловить?

— Ладно, продолжим. По мнению людей Ахметова, денег там было что-то около пяти миллионов евро, может больше. — Я присвистнула, а Алексей продолжил. — Требуют денег, звонят, шлют письма, потому к тебе в комнату забирается какой-то придурок в шапочке.

Тут он улыбнулся и потер подбородок руками, а я только сейчас обратила внимание, что на подбородке у него милая ямочка и разозлилась еще больше:

— Что смешного?

— Извини, но это похоже на какой-то детский сад. Серьезные люди так не делают.

— Ага, вы бы вот с Толиком сразу меня пришили. А бабка, а машина, а привидение, а слабительное в конфетах? Кто-то явно демонстрировал серьезность своих намерений. Мол, если не хочешь по-хорошему, убью, и все такое.

— Просто я хочу обратить твое внимание на тот факт, что если бы тебя хотели убить, то уже давно бы убили. Бабка сама могла упасть, это еще выяснить надо. А привидение и конфеты со слабительным — ты уж извини, но какой-то бред пятиклассника. Машина — вообще притянута за уши. Она даже не твоя была.

— Но кто же знал? Стоит возле моего дома, а ночью все кошки серы, в том смысле, что разница черного и темно-серого неразличима.

— А может кто-то именно на это и рассчитывал? Машина с Полесовым сгорит, а подумают, что покушались на тебя, — пояснил он, видя недоумение на моем лице. — В свете всех происшествий в твоем доме сгоревшая машина вполне могла бы сойти кому-то с рук. У Полесова были враги?

— У него один враг — водка. Да и откуда мне знать его врагов, мне бы со своими разобраться, — в досаде махнула я рукой, призывая себя успокоиться. Вдруг я на самом деле преувеличиваю, и все не так страшно. Хотя Петька в реанимации…

— Ладно, остальным займемся завтра, — пообещал он. — А пока надо понять, кто стрелял в Петра. Сдается мне, что это как-то связано с убийством Бориса и пропавшими деньгами.

Вскоре вернулись Пелагея с Толиком, и мы пошли обживать свою уютную комнату с балконом на втором этаже. После Пелагея занялась ужином, Толик с Алексеем устроили что-то вроде военного совета в бане, а я легла в шезлонг, подставив лицо вечернему солнышку. Хотя покойнику загар ни к чему, но тяга к прекрасному все еще имела место быть.

Тут у меня опять зазвонил телефон. Я дернулась, как от удара током. Конечно же, номер был мне незнаком.

— Слушаю, — хмуро ответила я, потому что доподлинно знала, что ничего хорошего я не услышу.

— Поговорить надо, — голос звонившего звучал как-то приглушенно, словно он залез в погреб с картошкой и оттуда вышел на связь.

— Ну, так говорите, я тут, — вздохнув, ответила я, потому что поняла: грядут испытания.

— О Петьке поговорить, у меня информация есть. Она денег стоит, — предупредил голос из подвала, а мне показалось, что я его уже где-то слышала.

— Допустим, где встретимся? — настороженно спросила я, оглядываясь в поисках Алексея.

— Приезжай в бар «Пуля», что на Речной. Только без шуток, при ментах ничего говорить не стану.

Вернувшийся из бани Алексей уже стоял за спиной, за ним пристроился раскрасневшийся после парной Толик. Оба уставились на меня, ожидая разъяснений. Как видно, о том, что у человека может быть личная жизнь, они не были наслышаны. Или решили, что теперь мы живем по принципу всеобщей гласности и взаимопонимания.

— Кто звонил? — высунула из веранды голову Пелагея. И эта туда же.

— Какой-то придурок, — недовольно проворчала я, потому что поняла, что ехать все-таки придется. Говорит, он что-то знает про то, кто стрелял в Петьку. Денег просил. Что они все ко мне привязались с этими деньгами? Я поеду, а? Вдруг он и вправду что-то знает. Какой-никакой шанс пролить свет на это темное дело.

— Я с тобой, — кивнул Алексей. Вы с Пелагей Ильиничной дома останетесь, незачем нам таскаться всем скопом, — обратился он к Толику, который уже заспешил в дом за штанами. — А то нас скоро будут принимать за бродячий цирк и подавать в переходах.

Пелагея скривилась, но ослушаться не пожелала. Может, решила остаться наедине с Толиком и заняться выуживанием информации. По крайней мере, мне она так и заявила:

— Езжай, только осторожно. А я тут во вражеском стане порыскаю, Толика поспрашиваю. Налью ему сто грамм, он и расслабится. Авось что узнаю об их злокозненных планах.

Я благословила ее на подвиги, накинула пиджак, и мы спешно отбыли. Через полчаса Алексей уже тормозил возле районной забегаловки с дурацким, но ничем необоснованным названием «Пуля». Возможно, имелось ввиду, что люди, попав внутрь, вылетали оттуда пулей. Лично я бы так поступила, потому что в баре воняло чем-то кислым, а публика была далека от светского общества.

Типа, что мне звонил, я вычислила сразу. Он был лохмат, облачен в джинсы и свитер с катышками, выглядел зашуганным и постоянно кусал губы. На вид ему было лет двадцать пять, хотя сейчас у него было такое перекошенное лицо, что определить его возраст, а также степень вменяемости, было затруднительно.

— Здрасти, — кисло протянул он, когда я подергала его за рукав. Увидев рядом со мной Алексея, он сделал попытку подпрыгнуть, но Алексей положил руку ему на плечо, придавив его к стулу:

— И тебе не хворать. Выкладывай свою ценную информацию.

— Я при нем говорить не буду, — вдруг загундосил он, а я поняла, где слышала этот голос. Шантажист собственной персоной!

— Еще как будешь. А не то я тебе ногу прострелю. — Тут Алексей ткнул в его ногу что-то длинное, завернутое в тряпку. Я слабо охнула, потому что фильмы смотрела и сразу поняла: это пистолет с глушителем.

— Я все в письме изложил и в случае моей смерти письмо сразу в полицию попадет, — загнусил лохматый. Еще один любитель детективов. Говорил он это как-то неуверенно. Скорее всего, врал.

— И что ты там, интересно, изложил? — равнодушно произнес Алексей, а я зашептала ему на ухо:

— Ты что, совсем придурок, убери пушку, а если этот тип закричит, нас же…

— Это фонарик, — шепнул он мне на ухо, а я выдохнула и подивилась чужой находчивости. Лохматый был явно не себе, на нас внимания не обращал и оглядывался по сторонам, как будто кого-то ждал.

— Так что в письме? — напомнила я, стараясь сохранять спокойствие, хотя больше всего хотелось взять его за уши и как следует оттягать.

— То, что вы Петьку убить хотели, ну и вообще… — скривился он и отвернулся в другую сторону.

— Что значит убить? И при чем здесь мы? — от чужой наглости я опешила и даже присела на стул по соседству.

— А кто еще? Больше некому, — грустно вздохнул лохматый и уставился в свой бокал.

— Говори, — рыкнул на него Алексей, тот испуганно кивнул и приступил:

— Я Петьку давно знаю, учились вместе в школе. Потом я в другой город уехал, потом назад приехал, ну и встретились вот случайно, в казино. Сам он меня узнал, подошел. Разговорились. Стали общаться: встречались-то почти каждый день. В казино, в смысле. Он про отца рассказал, ну, что убили его. Про эту историю весь город знает. И вот про нее он говорил, — тут он ткнул в меня пальцем. — Мол, точно она отца пришила. А деньги сперла и припрятала.

Я презрительно фыркнула, демонстрируя свое отношения к данной версии.

— Ну, а я ему и говорю: чего ты, мол, в полицию не пойдешь. А он говорит: какая полиция, тут надо по-тихому все решать. Прощупать все, разузнать. Там такие бабки, что можно и побегать. Чтобы потом полежать. На собственном острове.

Тут он, видно, в мечтах отбыл на свой остров, потому что замолчал.

— Дальше что? — вывел его из размышления фонарик Алексея.

— Ну, он и разузнавал. На завод ездил, что-то вынюхивал. И среди шпаны местной потолкался. У него дружок был, из ахметовских, — понизил голос лохматый. — Так он через него пробил, что Ахмет сам зубами клацает, увели денежки. Соображаешь? Если ахметовские ребята не при делах, остается либо Чернов, либо ты. Может он и про Чернова что-то разузнал, я уж не спрашивал. Ему директор ваш, Яков вроде, что-то рассказал. А пару недель назад он мне подработать предложил.

— Как именно?

— Говорит: хочешь денег? А кто ж их не хочет: всего-то и делов — позвонить по телефону и попугать тебя маленько. Я и звонил, потом он отбой дал, а на следующий день явился в казино довольный, словно подарок получил, ходил и руки потирал. Мол, скоро денежки появятся, не придется у мамы клянчить. Вот и вся моя вина. Говорю же, совсем не при делах.

— А ты знаешь, что шантаж уголовно наказуем? — взвилась я, потому что, по его словам выходило, что он не шантажист, а жертва аборта.

— Ну, каюсь, я звонил, но за это же не убивают? — с надеждой уставился он на меня. — Может, я шутил.

— А в окно ты тоже в шутку влез? — горячилась я, порываясь дать ему леща.

— Это не я, — быстро сказал он, но сам себе не поверил и загрустил, ковыряя пальцем в ухе. Алексей снова ткнул его своим фонариком, а я стукнула по руке, чтобы не отвлекался на свои уши и говорил быстрее.

— Ладно, это был я. Тут вообще вышло плохо. — Он потер голову, видимо, вспомнив, как его огрела Пелагея. — Петька попросил тебя припугнуть. Ну, просто влезть в маске, типа связать, чтобы ты серьезно отнеслась к угрозам. Говорил, ты запаникуешь и обязательно денежки перепрятать решишь. Или как-то себя выдашь. Он прямо помешался на этой идее. Даже решил пожить у тебя, чтобы понаблюдать. Заодно и в доме пошуршать. Но, видно, ничего не нашел и сказал, чтобы я больше не звонил. Или узнал что-то новое, не знаю.

— А бабку ты по голове отоварил? И машину поджег? Ах ты, сукин сын, — зашипела я.

— Какую бабку, какую машину? Тут я не при делах. Я чего и позвонил… Не убивайте меня, — тут он скроил жалобную мину, а я еще больше разозлилась:

— Ты что несешь? Кому ты нужен? А если так боишься, зачем тогда позвонил?

— Ну, вы Петьку вычислили и сразу пулю в грудь. На меня бы вы вышли еще быстрее. Только я вас не выдам, — торжественно пообещал он и даже приложил руку к груди. — Мне вообще все равно, кто там кого ограбил и за что убил. Я жить хочу…

— С такими скверными привычками долго не проживаешь. Ты все сказал? — убирая фонарик под ветровку, сказал Алексей.

Лохматый обиженно засопел и, немного подумав, кивнул.

— Если еще что-то вспомнишь, звони, номер ты знаешь. И если ты кого-то подозреваешь, лучше расскажи нам сразу. Как бы тебе не отправиться следом за Петькой.

Алексей сделал мне жест головой, и мы повернулись к выходу, хотя моя душа требовала мести.

— А деньги? — прошелестел лохматый вслед.

— Скажи спасибо, что жив остался. И что ментов не вызвали, потому что на тебя смотреть жалко, — бросил Алексей на ходу. Мы вышли на темную улицу и направились к машине.

— Ну вот, твой шантажист и найден, — заметил Алексей, выводя мня из раздумий. — Моя версия оказалась верна: Петька искал бабло, причем решил работать по всем фронтам: прощупал тебя и бывших дружков отца. Узнал что-то или кого-то заподозрил, за что сейчас и отдувается в больнице.

Полный абзац. Может, тогда, нам можно вернуться домой? Шантажировать меня больше никто не станет, — протянула я. Дышать мне стало как-то легче. — А Петька-то, какой подлец… — только тут до меня дошло чужое коварство. — Конечно, убивать он меня не собирался, но шантажировать — это же надо такое придумать. Ладно, поехали за Пелагеей и махнем домой. С покушением на Петьку путь полиция разбирается, главное — мне больше не угрожают.

— Ты забыла, что Петра пытались убить? Значит, кто-то настроен весьма серьезно. И ты, возможно, по-прежнему в опасности. Если это, конечно, не ты пыталась избавиться от наследника таким диковинным способом. А что, мотив имелся: он узнал, что ты…

— Это не я, — поспешно заверила его я, пока он не начал фантазировать.

— Ну вот. Значит, все еще хуже, — кивнул Алексей. — Его пытались убить. Что он такого успел накопать, что от него поспешили избавиться? Если верить слухам, ребята Ахметова деньги не брали. Опять-таки, это только их версия. Но будем отталкиваться от того, что есть. Деньги не брали, значит, и не убивали. Потому что деньги сами ищут. Ребята Чернова вполне могли, только зачем им тогда за нами следить?

— К примеру, чтобы убедиться, что мы не ищем бабло и не выведем их на чистую воду.

— Нет, скорее всего, они следят за нами, потому что уверены, мы как раз ищем бабло и их к нему приведем. Если у нас на хвосте сидят и те и те, значит, оба не при делах. Получается, есть кто-то третий? Тот, кто убил Бориса, взял деньги и теперь очень не хочет, чтобы об этом кто-то узнал.

Ведя разговоры в таком духе, мы вернулись домой. Пока я просвещала Пелагею, попутно ужиная котлетами, Алексей проинструктировал Толика и отправил его в город разживаться последней информацией. Я позвонила Ларисе, убедилась, что состояние Петьки осталось неизменным, и пошла спать, потому что день выдался из ряда вон. Пелагея тоже заснула сразу же, что избавило меня от ненужной болтовни.

Утром мы наскоро перекусили и в полном составе выдвинулись в город. Алексей предложил навестить Якова, дававшего Петру ценные советы, и узнать, каким боком он замешан во всем этом деле. Мысль показалась мне дельной и, прибыв на завод, мы прямиком направились в его кабинет. Яша уже знал о покушении на Петьку и был так напуган, что даже не смог это скрыть. Алексей грозно взглянул на него и приказал:

— Говори, что знаешь.

Яков нахохлился, втянул голову в плечи и стал похож на испуганного бегемота. Но при этом молчал. Толик сразу же оскалился и направил на него пистолет. Я ойкнула, потому что поняла, что это точно не фонарик. Пелагея же удовлетворенно кивнула, демонстрируя кровожадность намерений.

— Говори, гад, а не то останешься без глаза.

— Уберите пистолет, мы же цивилизованные люди! — попытался огрызнуться директор.

— Ага, а Петьку ты на нее натравил цивилизованно? Или денежки из сейфа спер и думал, что никто не узнает? — пошла в атаку Пелагея.

— Постойте, какие денежки, ничего я не брал. По мелочи, иногда, допустим… Но сейф был пустой, я уже сто раз всем рассказывал.

— Яша, ты зачем Петьке наболтал, что я отца пришила? Гад ты и больше никто, — я даже пнула его ботинок ногой, потом вспомнила, что лежачих не бьют. А вот сидячих — в самый раз.

— Петькин друг нам все рассказал: и про шантаж, и про то, что ты ему мысль подкинул меня потрясти.

— Да этот мажор все выдумал, валит с больной головы на здоровую. Допустим, я ему немного намекнул. Ну, про то, что пропажа денег и смерть папы как-то связаны. Кончено, на Соню только ленивый не подумал бы: молодая, красивая, а потом захотела стать еще богатой и свободной. Ну и заказала муженька — много ума-то не надо. Петька постоянно ко мне таскался и денег просил, а где я ему деньги возьму? Сами по уши в долгах.

Тут он попытался рукой прикрыть брелок от Вольво, явно нового, но Толик больно ткнул его в бок. Яша взвизгнул молодым боровом и продолжил:

— Ну, я ему и сказал: не там ты денежки ищешь. Может, они у Сони, ты у нее и спрашивай. Куда-то же они делись? Еще свел его с одним типом, из шестерок ахметовских. По его же просьбе. Мне же на руку было: пусть эти бандиты с Петькой дело имеют, а не ко мне ездят как на работу. Не знаю, что он там хотел у них разузнать, мое дело сторона. А то, что, Петька там самодеятельностью начал заниматься — это уже с него спрос.

— Хорош врать! — вмешалась Пелагея, до этого момента презрительно кивавшая головой в такт его словам. — Небось так и сказал: потряси мамашу, авось нам чего обломится. А не даст бабок — мочи ее к чертям собачим. Станешь полноправным наследником, порыщешь в доме, авось что интересное найдешь. Да и завод вы бы продали конкурентам, а бабки поделили. Ты, небось, спал и видел, как свое толстое брюхо на Багамах греешь.

От такой речи даже я икнула, а Толик воззрился на нее с нескрываемым интересом.

— Это все гнусные инсинуации, — взвился Яша, — я всегда прекрасно относился к Софье, даже неоднократно предлагал ей замуж, уж это она может подтвердить. И она — тут он ткнул в меня пальцем, вроде была не прочь. Улыбалась, кивала, то да се. Все Яша, Яша. А сама… Как только появился этот тип, — кивнул он на Алексея, — тебя как подменили. Любовь прошла, завяли помидоры. Все вы, женщины, одинаковые.

Тут он обиженно засопел, а я поперхнулась и почему-то покраснела. Алексей при этом самодовольно улыбнулся и даже вроде расправил плечи. А я подумала, что все мужики полные придурки.

— Какая любовь? Какие помидоры? Делать тебе авансы мне бы и в страшном сне не приснилось…

Яша скривился и отвернулся к окну, но Пелагеи больно стукнула его по ноге.

— Уберите припадошную, не то я говорить отказываюсь. — Хорошо-хорошо, — торопливо затараторил старый лис, увидев вновь направленный на него ствол Толика.

— Я уже все это рассказывал сто раз. Дела на заводе последнее время шли из рук вон плохо. Конкуренты наседали, колбаса уже не та, везде новые технологии, а у нас — по старинке. Надо было деньги вкладывать, и немалые. Вот Борис и вспомнил про старых дружков, с которыми начинали. Ахмет вон да Черный, под ними вся область ходит. Один оружием занимался, второй игорный бизнес крышевал. Борьку они не то чтобы уважали, но все-таки во власти, полезный человек. Он им напел про заводы и параходы: мол, с его связями и их бабками всю область охватить можно, конкурентов задавить, миллионы рекой потекут. Бизнес-план с этими белыми колбасками приплел, носился с ним, что курица с яйцом. А я говорил…

— Дальше что, — перебил его Алексей.

— А что дальше? Денег у них взял, обещал им какую-то помощь через свое депутатство. Наверное, на высшем уровне крышу бы им обеспечил. Только вот и Черный и Ахмет метили на одно место: наркота их интересовала, а не колбаса. Думаю, Борис понимал: если Ахмет и Черный узнают, что он их обоих за нос водит, хлопнут его сразу. Они же друг друга на дух не переносят. Это всем известно, хотя на людях и соблюдают нейтралитет. Еще из Москвы один криминальный тип глаз на завод положил. Одно к одному. Соображаете? Бориса за такие дела все равно бы рано или поздно пришили. Его начальник охраны, Зверев, всеми делишками этими заведовал, с братками дела имел, деньги через него передавали. И Борьку он все пугал: мол, сваливать тебе надо за бугор, не ровен час, пришьют. Вот и вышло. Взрывчатку подложили, деньги забрали. И отправился он со Зверевым на тот свет. И как знать, кто его взорвал? — тут он опять уставился на меня.

Алексей заинтересованно поднял бровь и тоже рассматривал мой анфас. Я, конечно, бываю чудо как хороша, но сейчас мне было не до этого.

Вообще Алексей все это время хмурился и размышлял, хотя и так ясно: Яша гад, спелся с Петькой, хотели меня потрясти. Только не на ту лошадку поставили.

— Какие у тебя есть мысли на этот счет? — вновь оскалился Толик, обращаясь к Яше.

— Ну… Думаю, Петр не такой уж дурак, раз взялся за это дело, то кое-что разузнал. Дружок у него был в казино, вроде зовут Паша Бурый, из ахметовских шестерок. Шепнул по секрету, что претензии у них к умершему папаше: деньги пропали. То есть с большой вероятностью можно утверждать — это не они Бориса кокнули. И ко мне приходили одни, от Чернова, с оружием. Все спрашивали, что я знаю, что видел, про Зверева все выспрашивали, что он за человек да откуда взялся. Тут понимать надо: если и тот и тот деньги ищут, значит что? Признаться друг другу не в жизнь признаются, что надурил их Борис, они такое унижение публично не выставят. И шевелиться они стали после того, как Петька в это дело полез: поняли, что деньги кто-то третий взял.

— Вот в полиции так и расскажи: Петька деньги искал. И про то, что к тебе приходили, пусть их тоже потрясут. Скорее всего, кто-то из них ему пулю и пустил.

— А чего я буду лезть? Вы потом бабки делить будете, а меня головы лишат. Ты в Испанию вон с этим махнешь, а мне отдувайся? Нет, я на пенсию пойду. Так и знайте.

— Старый пройдоха, — Пелагея в досаде пнула стул ногой. — Может, ты сам Бориса и пришил? Чтобы свои похотливые ручонки к Соне тянуть. Сразу и денежки, и вдова.

— Клянусь, это не я! — запричитал Яша. — Зачем бы мне тогда оставаться в городе и подвергать себя опасности. Вот, например, от таких как вы?

— Получается, ты и людей Черного, тех, что к тебе приезжали, тоже на Софу натравил? — вкрадчиво переспросил Толик. — А мы еще гадаем, с чего за нами двойной хвост.

— Я просто рассказал все, как было — с достоинством парировал Яша. — Тут только слепой не поймет. А после того, как возле Софы стал околачиваться этот тип, я и вовсе понял, что дело труба.

Оставив Яшу грустить в кресле о трубе, мы поплелись к выходу.

— Ладно, что мы имеем? — деловито осведомилась Пелагея, залезая в машину. Бандюги на хвосте висят, с шантажистом кое-как разделались, но от этого не легче. В Петьку кто-то стрелял. Может, Яша? Не хотел, чтобы тот тебе донес на него. А что?

— Кишка тонка, да и алиби у него на это время, он на совещании был, я уже проверил, — ответил Алексей, заводя машину.

— Дела… — протянул Толик, закуривая. Я тоже потянулась за сигаретой и даже прикурила, но потом вспомнила, что я не курю. С ума тут сойдешь.

— Что за человек был этот Зверев? Эта фамилия уже начала мне надоедать. Чего им вдруг заинтересовались местные работники ножа и топора? Ты про него что-нибудь знала? — поразмышляв, спросил Алексей.

— Мерзкий тип, вроде в спецназе служил, корчил из себя героя. Быстро стал любимчиком Бориса. На заводе его вроде не любили.

— Докорчился, — хихикнул Толик и со значением глянул на Алексея.

— Ладно, мне весь этот детектив надоел. Едем в полицию, — вздохнула я. — Расскажу все, что узнала от Яши, пусть там разбираются с этими криминальными авторитетами сами.

— Погоди туда соваться, что ты им расскажешь? — вновь осадила меня Пелагея. — На тебя же покушение и повесят. Еще хорошо, если Петька в себя придет и расскажет, как все было. А иначе пойдешь по этапу. Все против тебя: толкового алиби у тебя нет, мотив был — он наследник. В твои рассказы про шантаж никто уже не поверит. А вот то, что ты возле парковки была и вполне могла пасынка пришить, — поверят легко. Главное, версия уж очень удобная.

— Я дружка его приведу, он подтвердит факт шантажа, — нерешительно сказала я, прикидывая, каковы мои шансы оказаться за решеткой.

— Тот же ясно сказал, что от ментов предпочитает держаться подальше. Оно и понятно, — грустно заметил Алексей. — Лохматый трясется, как осиновый лист. Может, чего-то он нам и не досказал. Может, вообще в бега кинется. Кстати, Толик пробил, тебе звонили с автомата, в книжном про встречу с тобой никто не ничего не знает. Так что можно смело предположить, что ты ее сама и выдумала. А пока бы ты была в книжном, тебе в машину на их угловой неохраняемой парковке подбросили пистолет или еще какие-то улики.

— Так что ты Ильиничне должна спасибо сказать, что у нее такой слабый мочевой пузырь, — заржал Толик.

— Сам ты слабый, мозгами, — огрызнулась Пелагея.

— А Пелагея? Она же была рядом и слышала, как мне звонили, — я цеплялась за последнюю соломинку, потому что по всему выходило, что алиби у меня нет.

— Ну, знаешь… Я же не слышала, что тебе там сказали, — нерешительно заявила предательница Пелагея, а я пошла пятнами: такого коварства от нее я не ожидала.

Я все-таки сделала попытку позвонить по номеру, с которого мне вчера звонил лохматый, но ответили мне только длинные гудки.

— Сдается мне, мы больше его не увидим, — задумчиво промолвил Алексей, наблюдавший за моим растерянным лицом в зеркало заднего вида.

— И его тоже я пришила? — съязвила я, потому что мне надоело слушать весь этот бред.

— Не думаю, — серьезно ответил Алексей. — Есть кто-то, кто убирает свидетелей. А этот придурок вполне мог что-то знать от Петьки, вздумал разжиться деньгами и попробовал шантажировать этого типа. Назовем его X.

— Точно-точно, этот X мог запросто его ножичком по горлу, — встряла Пелагея.

— Это все ваши фантазии, чего мы раньше времени его хороним, — проблеяла я.

— Толик, займись, — кивнул Алексей Толику, и тот быстро кому-то позвонил и поручил пробить координаты лохматого, сообщив им его телефон.

Мы же приехали домой, и я отправилась в свою комнату, где минут двадцать зло разглядывала потолок. Пелагея с Толиком затеяли драники, Алексей пил кофе в беседке и разгадывал кроссворд. Надо же, идиллия! Прямо клуб пенсионеров. Птички поют, солнышко светит, а я скоро или на тот свет, или в тюрьму.

Судя по всему, Алексею кто-то позвонил, после чего он прокричал из беседки:

— Петька ваш вне опасности, организм молодой, крепкий. Жить будет. Если, конечно, завяжет с такими шутками. Кстати, ты собираешься сообщать ментам про его роль в деле о шантаже?

— Слава Богу, — вздохнула я, выходя на балкон, — сообщать не буду, жалко придурка. Он, конечно, сволочь, но убивать же он меня не стал бы, да?

— Эх, жалостливая ты, Соня. Я бы его на куски разрезала, да по кустам раскидала, — влезла Пелагея. Я из-за него чуть человека кочергой не убила. А если бы…

— Вообще-то, он твой племянник, — осадила я кровожадную тетку.

— Гад он в первую очередь.

— Надо найти его дружка, и пусть он в полицию дует. Не то покушение еще и вправду на меня повесят. Пусть ищут стрелявшего.

— Придурка этого по месту прописки нет, — буркнул Толик. Проверили. Может, в бега подался, а может, чего и похуже. Если паренек не гнушался шантажом, то…

Тут раздалось противное пиликанье: внизу настойчиво разрывался мой телефон. Схватив трубку в надежде, что это лохматый, я поняла, что звонит бабкина дочка, Стелла.

— Соня, привет! Я тут у мамы, в больнице. Спасибо тебе, что скорую вызвала. Что бы было? — вздохнула она. — Она мне все рассказала, ты уж прости ее…

— Анна Тимофеевна пришла в себя? — я так обрадовалась, что даже подскочила на месте и стала бегать по комнате, размахивая руками.

— Да, рассказала, что к тебе пошла, чтобы… ну, отомстить, словом… Сама понимаешь, старый человек, помешалась на своих кустах…

— Это все мелочи, главное — жива. Она ничего не рассказывала, как упала-то?

— У нее видно что-то с головой, — повторно вздохнула Стелла. — Говорит, увидела привидение, прикинь? Это, может, у всех с возрастом глюки начинаются? Утверждает, что оно по саду в темноте плыло и светилось, ну, она с перепугу хотела бежать, да споткнулась. И вышло вот. Словом, ты уж извини ее. Мы маму в Испанию заберем, пусть там цветочки нюхает, а то здешний климат ей как-то не на пользу.

Попрощавшись со Стеллой, я пошла есть драники и первым делом сообщила всем новость про бабку.

— Вот, — торжествующим голосом заявила я, — бабка говорит, что тоже видела привидение. А вы нам не верили. Она чего и упала: увидела этого придурка, который привидение изображал, и припустилась бежать. Получается, никто ее не бил…

— Чего делается, — пробормотала Пелагея, а Толик с Алексеем переглянулись. Против моего ожидания, новость про привидения смеха не вызвала, поэтому я продолжила:

— Вполне возможно, что и привидение, и машина, и конфеты со слабительным — тоже дело рук лохматого. А что? Не захотел признаваться, чтобы лишнего на себя не брать. Ну, Петька, ну, гад. Хотел меня измором взять…

Вечер мы провели по-семейному: Пелагея заставила всех есть жареные семечки и смотреть сериал «Морские дьяволы», чтобы отвлечься от своих проблем, переключившись на чужие. Спать я отправилась поздно, а утро встретила в хмурых думах. Оказалось, что Алексей с Толиком уже уехали, оставив в кухне завтрак и записку.

— Вот что, Соня, — поразмыслив, сказала Пелагея. — Давай-ка прощупаем этого Зверева, чем-то же он заинтересовал мафиози. Яша так говорил. Вдруг это Зверев что-то знал о покушении, не зря же он боялся и всех пугал? Человек по роду службы мог знать что-то…

— И на кой черт он нам? Тем более мертвый, — разозлилась я. — Я к медиуму не пойду. Или кто там с покойными контакты устанавливает?

— Зачем к медиуму? — удивилась Пелагея. — Родственники же у него были? Может, он с кем-то делился проблемами на работе.

Про родственников я не подумала, оттого разозлилась сама на себя, но ехать все еще отказывалась.

— Чем быстрее мы поймем, кто Борьку убил, тем быстрее все это закончится. Поможем ментам, может, и деньги всплывут, — резюмировала Пелагея. Я же была не против закончить весь этот балаган и отправиться в Испанию или, на худой конец, к себе домой.

За адресом родственников Зверева мы заехали в отдел кадров родного завода. Тосковавшая у окна кадровичка быстро пошуршала в карточках и снабдила нас нужной информацией и бумажкой.

Оказалось, что у Константина Владимировича Зверева в нашем городе была только старшая сестра, которая проживала по адресу улица Жемчужная, 8. Этот район хоть и был новым, но находился на отшибе города, поэтому горожане упорно называли его «Жопа мира». Пока мы добирались туда на такси, я трижды с ними согласилась.

Двери нужной нам квартиры открыла уставшая женщина лет 40 в переднике. Я вспомнила, что зовут ее вроде Ольга, и вежливо поздоровалась.

— Вы по какому вопросу? — кивнула она в ответ.

— Мы представители профсоюза, — вклинилась Пелагея и немного полазила в своем рюкзаке, после чего радостно выдала: — только удостоверение забыла, но я секретарь организации, вы уж на слово…

— А вас я помню, вы же хозяйка завода, — приглядываясь ко мне, заявила Ольга. — Костя про вас рассказывал, в газете показывал заметку про Бориса, вашего мужа. Вы красивая, вживую даже лучше, чем на фото.

Я робко кивнула, а Пелагея продолжила:

— Ну да, ну да… Мы же не просто так, мы к вам с материальной помощью.

— Спасибо, конечно, что не забываете. Только приходили уже в этом месяце. Сын Бориса приходил, тоже деньги приносил. Даже посидел, чаю выпил.

— Это из другого фонда деньги, те — помощь ветеранам, а мы, значит, помощь вдовам. Комитет у нас такой. Я тоже вдова, — доверительно сообщила Пелагея и даже зачем-то поклонилась.

Вдова из нее была, как из меня шахтер, но Ольга, видимо, не склонна была размышлять о таких нелепицах.

— Проходите, — опомнилась хозяйка. — Меня Ольга зовут, вот сюда, на кухню.

Выпив чая и для приличия справившись о здоровье, я перешла к главной теме.

— Ольга, вы не подумайте ничего такого, но я бы хотела знать… Перед смертью Костя ничего вам не говорил? Может, что-то его тревожило, угрожал кто?

— Да с такой работой как не тревожить? Оно конечно. Только виделись мы редко, Костя же отдельно жил. Точнее, мы там все вместе жили, квартира от родителей осталась, а как нам новую квартиру дали, так мы съехали, а уж он сам. Лучше бы и не возвращался в наш город…

— А после смерти Кости что стало с его квартирой?

— Пока ничего, я единственная наследница, только бывать там не хочется. Хотя надо замки поменять, а то соседи… Не удивлюсь, что и ограбят, хоть и брать нечего. Но алкашам все едино. Уже и лазили, может, и не раз.

— Да ну? — удивилась Пелагея.

— Ага, я вот тоже думаю, никакого у людей понятия. Недели две назад как раз и было. Я бы и не заметила, а только вещи хотела перебрать, в красный крест отнести кой чего. Я же аккуратная очень, уборщицей всю жизнь проработала, у меня же не пылинки. А тут зашла — и сразу вижу: рылся кто-то. Вроде и не сильно заметно, а все же не так, как прошлый раз лежало. У меня глаз наметанный. Может, деньги искали? Из одежды, наверное, тоже что-то взяли, я все не упомню. Шкаф точно приоткрыт был.

— А вы про это Петру Борисовичу рассказывали?

— Нет, зачем? — удивилась Ольга, он все больше про деньги какие-то спрашивал, не было ли у Кости врагов, не рассказывал ли чего. Какие у него деньги? Зарабатывал, конечно, много, нам помогал, квартиру вот эту построили за его счет. Но чтобы прямо сумками носить — такого не было. Так что ничего я не знаю, уж за что их там убили, — тут она покосилась на меня, — я же понимаю, вы пришли узнать чего про мужа. Да я бы с радостью, но…

Я поблагодарила ее за рассказ, и мы поспешили откланяться. По дороге Пелагея косилась на меня, а я размышляла. Кто-то был в квартире Зверева, их интерес мне понятен: надеялись что-то узнать, порывшись в документах или отчетах. Начальник охраны у Бориса всегда вел журнал с отчетностью: кто, что, когда. Только где он его хранил? Вряд ли в квартире, да и было ли там что-то интересное?

Скорее всего, и у нас в доме шарили, и не раз. Особенно, когда я была у мамы в Испании. А что? Камер у нас нет, а при их возможностях проникнуть в дом — плевое дело. У меня искали деньги, но не нашли. И вообще их еще не нашли. Об этом красноречиво свидетельствуют мафиозные структуры, следившие за нами, по словам Алексея.

Может, они уверены, что мужа заказала я, вступив с кем-то в преступный сговор, а денежки спрятала? Их желание получить назад свое бабло вполне понятно. Только вот деньги из сейфа я не брала. Как бы им половчее это объяснить, пока голова на плечах? И кто из них стрелял в Петьку: ахметовцы или люди Чернова? Или этот непонятный дядя из Москвы, который хотел заграбастать завод? А что, очень удобная версия: решил одним махом избавиться от хозяев завода: Петька на тот свет, я в тюрьму, а дядя купит завод с аукциона.

И все-таки Петька что-то разнюхал, не зря он дал отбой своему полоумному дружку. Кто-то заинтересовал его больше, чем я. Кто-то, с кого он надеялся получить деньги взамен на информацию? Ох, или я просто фантазирую и все проще: какой-то олигарх застукал его со своей женой и решил наказать? Но зачем в таком случае звонить мне и выманивать меня на место покушения?

— Интересно, зачем Петьке понадобилась сестра начальника охраны? Что он хотел узнать? — вслух подумала я, а Пелагея только этого и ждала.

— Вот именно, и в бумагах Зверева кто-то рылся. Это как тебе? Может, Петька и там пошуршал, узнал что-то, ну и…

— Ты фантазируешь, как, впрочем, и все мы, — осадила я ее. — Может, Ольге показалось. Или рылся кто-то другой. К примеру, те же соседи алкаши. Да и что там могло быть такого интересного?

— Ну, записи какие-то, телефоны, фотографии. Все сгодится. А вдруг он вел дневник? — тут Пелагея даже руки потерла и сообщила: — Нам надо там все осмотреть.

— Как ты себе это представляешь? — охнула я, хватаясь за сердце.

— У меня есть план, — деловито заявила она, а я решила ни во что не вмешиваться. Пускай делает что хочет. В конце концов, запретить я ей ничего не могу.

— Только надо заехать домой, у меня в сумке кое-что захватить, — объяснила она, называя таксисту адрес нашего дачного домика.

Мы приехали в «Солнечный», погуляли с Мотей и перекусили, но дом был по-прежнему пуст. Немного потолкавшись во дворе, Пелагея поднялась в комнату и застряла там надолго, а я погуляла по лесу, вздремнула, после чего попыталась смотреть телевизор. Ближе к вечеру Пелагея стала строить планы проникновения в квартиру и заявила:

— Вот что, пора выезжать. Оставь этим типам записку. Не хватало еще, чтобы они поняли, что мы сами ищем убийцу.

Я оставила записку, оповестив мужчин, что хочу навестить давнюю подругу, а Пелагею беру с собой, чтобы та не тосковала. Ехать мне не хотелось, но оставаться одной в доме тоже не было никакого желания.

Мы вызвали такси и покатили в сторону проспекта Мира. По плану Пелагеи, подозревавшей, что за нами могут следить, вышли мы на пару остановок раньше и бесцельно поплутали по подъездам. На мой взгляд, занятие дурацкое, но я воспринимала это как вечернюю прогулку, сжигающую калории, и просто дышала.

Когда мы подходили к дому Зверева, уже стемнело. Квартира находилась в доме, а дом — в спальном районе, и в такое время во дворе уже было пусто, что лично меня весьма порадовало. Высчитав подъезды и приложив немало сил, мы обнаружили, что квартира расположена на пятом этаже. Дождавшись, когда из подъезда выпорхнула девица с собакой, мы быстро просочились внутрь. Без помех поднявшись на последний этаж, я затосковала.

— И чего мы сюда вообще приперлись? Ты умеешь ходить через двери?

Тут Пелагея шикнула на меня, порылась в рюкзаке и извлекла на свет что-то похожее на отмычку. Я открыла рот и нервно икнула, потому что к такому повороту сюжета была не готова. Я-то думала, Пелагея посмотрит на дверь, потопчется рядом, поймет, что затеяла глупость, успокоится, и мы отправимся домой.

— А это еще что такое? — зашипела я, поперхнувшись от возмущения. — Не хватало, чтобы нас за взлом квартиры приняли. Ты в своем уме?

— Я же говорила, дружок у меня был, — миролюбиво отозвалась она, ковыряя замок. — Он любую квартиру мог за пять минут открыть. Правда, его самого за это закрыли, но туда ему и дорога. А мы же не корысти ради, а для пользы дела.

Пока Пелагея болтала, я размышляла о том, что не так уж у них с Борисом и мало общего. Тот жулик, и эта недалеко ушла. То крестится на иконы, то квартиры взламывает.

Тут замок щелкнул, а я со страхом воззрилась на Пелагею.

— Как-то быстро ты справилась, — неуверенно начала я. — Может, дверь была не закрыта?

— Пошли, — махнула она рукой и первой вошла в квартиру. Пахло здесь пылью и нежилым помещением, а еще сосисками. Но это от Пелагеи.

Я потопталась на пороге, совсем не понимая, что мы тут собрались искать. Пелагея же уверенно прошлась по квартире, заглянула в шкафы, особенно ее заинтересовал шифоньер в зале. Я огляделась по сторонам: в квартире было чисто, сестра Зверева не соврала насчет уборки. Машинально я попинала ногою единственную бумажку, замеченную мною на коврике возле двери, после чего подняла ее и автоматом сунула в карман.

Пелагея с видом заправского сыщика копалась в зале, а я зашла в ванную.

В углу стояли гантели разных размеров: видать, спецназовец Зверев уважал спорт. Пару минут ушло на осмотр шкафчика, потом взгляд мой упал на шторку. Машинально отметив про себя, что шторка по цвету гармонирует с плиткой, кстати, дорогой и итальянской, я перевела взгляд ниже и мгновенно похолодела. Может быть, на какой-то миг я даже лишилась сознания. Но на ногах устояла, что радовало. Итак, из-за шторки, закрывавшей поддон для душа не до конца, торчали две ноги.

— Соня, что ты там копаешься, пошли осмотрим кухню, — зашептала Пелагея, просунув голову в щель.

В немом ужасе я указала ей на обнаруженные мною ноги, скосив глаза в сторону и боясь пошевелиться. Реакция Пелагеи порадовала бы любого штурмана Формулы-1. Схватив с пола ближайшую к ней небольшую гантель, она со всего размаху хряснула стоящего за ширмой человека (а к ногам, несомненно, прилагалась голова и весь человек в целом), в область лица.

Раздался характерный звук треснувшей тыквы, к которому я стала уже привыкать, человек за ширмой крякнул и резко осел. Конечно же, он был мертв. То есть до встречи с Пелагеей он был живее некуда, раз стоял. А вот после…

Я закатила глаза и тоже решила умереть, чтобы не видеть дальнейшего ужаса.

Пелагея же вновь меня удивила, потому что ничуть не смутилась и резко одернула шторку. Я приоткрыла один глаз и тоже уставилась на труп. В поддоне лежал какой-то незнакомый мужик. Первое, что я поняла — от него невыносимо несло перегаром. Одет он был в старые джинсы и несвежую футболку, голову мыл около месяца назад. Словом, убитый здорово напоминал алкаша с приличным стажем.

— Что он тут делает? — икнула Пелагея, видимо, пребывая в прострации.

— То же, что и мы, — разозлилась я, обретая дар речи. — Говорила же тебе Ольга, алкаши тут живут. Залез чем-то поживиться, а тут мы. А все ты: пойдем, пойдем.

— Мамочки, я его убила… — дошло до нее наконец.

— Что у тебя за манера такая — людей по голове бить? Это тебя тоже дружок научил? — разозлилась я, потому что получалось, что Пелагея опять втравила меня в историю.