Белая колбаса любви

— Как ты догадался? — спросила я, кивнув на дом Полесовых. — Или пришлось кого-то пытать?

— Расспросил горничную. Они, как правило, очень приметливы. Наведался к Наталье в отсутствие хозяев. Та охотно рассказала про любовника Полесовой. Остальное домыслить было несложно, зная Инессу.

Тут я вспомнила про свои подозрения насчет Алексея и устыдилась: человек ради общего блага старался, а мы навешали на него всех собак. Наверное, я покраснела, потому что Алексей немного посверлил меня взглядом, но я сделала вид, что не очень-то интересуюсь разговором. И даже стала насвистывать какую-то мелодию.

Пока Алексей вводил в курс дела Толика, Пелагея пристроилась рядом и слушала, открыв рот. Я же порадовалась, что не придется опять пересказывать всю эту нелепую историю, и принялась размышлять, что от меня надо полиции.

— Вот стерва, — плюнула Пелагея, когда Алексей закончил рассказ. — Столько страху натерпелись! Губищи свои силиконом понадувают, лучше бы мозги себе накачали. Получается, что страха никакого нет?

— Получается, что ничего не получается, — перекривляла ее я, садясь в машину. — Петьку чуть не убили, мафия по-прежнему свои деньги ищет. А полиция мной заинтересовалась, — скисла я и уставилась в окно.

Вскоре разговор пришлось прервать, потому что к этому времени мы как раз подъехали к участку.

Пелагея с Толиком отправились по магазинам за провизией, чтобы не терять время, а я на ватных ногах устремилась в сторону центрального входа, подталкиваемая заботливым Алексеем.

По дороге он быстро проинструктировал меня, как отвечать на вопросы, и пообещал, что обеспечит мне алиби. Я только махнула рукой, потому что поняла, что дело мое — труба. Если, конечно, мы в срочном порядке не отыщем убийцу.

Следователь Яшин выглядел усталым и, против ожидания, надолго меня не задержал. Задал стандартные вопросы, особо интересуясь, где я была в то время, когда в Петра стреляли.

— Мы были вместе, — вклинился Алексей. — Ну, вы понимаете, в каком смысле могут быть вместе мужчина и женщина, — тут он натурально покраснел, а я про себя ахнула. Надо же, актеришка. Оскар по нему плачет.

— Нам поступил анонимный звонок, что Софью Павловну видели в районе книжного, где произошло покушение. Вместе с подругой.

— Мы там были, — серьезно кивнул Алексей. — Соне позвонили из издательства, назначили встречу. Как оказалось, липовую, я проверил. Хорошо, что был рядом. Подругу высадили возле торгового центра, а сами… Ну, не доехав до места назначения, свернули в тихий переулок. И… Словом, нас долго не было. Увлеклись, чего греха таить. А потом позвонила мать Петра Борисовича и сообщила, что он уже в больнице.

— Ясно, ясно, разберемся, — заверил покрасневший Яшин, вновь утыкаясь в бумаги. На Алексея он смотрел чуть ли не со страхом, по крайней мере, разговаривал почтительно и лишнего не спрашивал. — Но вы из города пока не уезжайте, мало ли что. И подруге скажите. Могут понадобиться ее показания. Идет следствие.

Тут он хмуро посмотрел на меня, а я поняла, что являюсь для него подозреваемой номер один, раз уж других вариантов пока не наблюдается.

Отправившись на выход, я загрустила больше прежнего. Вроде бы наручники на мне не защелкнули, что было уже хорошо. Но и уезжать запретили, а я как раз стала думать, что мамин Хунь может потесниться, раз уж такие дела. А что, поехала бы к маме, пусть тут мафия разбирается без меня. Так нет же…

— Ты зачем придумал этот спектакль про нашу интимную связь? — зло зашептала я на коридоре, обращаясь к насвистывающему Алексею.

— Потому что твой Яшин, зная меня, не полезет с дальнейшими расспросами. Пелагея — алиби так себе. Начнут копать, выяснится, что она сестра Бориса, вы подруги. Налицо преступный сговор: решили устранить наследника, прибрать к рукам завод. Начнут копать глубже, могут прийти к выводу, что Петька тебя шантажировал, узнав нечто, изобличающее тебя как убийцу отца. Как тебе вариант?

— Хреново, — вздохнула я, потому что понимала, что он очень недалек от истины.

— Я сейчас веду переговоры с командой Ахметова, у них есть связи везде, пускай заставят полицию пошевелиться и поднять документы по той аварии. Сдается мне, что-то они там проглядели. Не бывает идеальных убийств, какие-то зацепки должны были быть.

Тут он обратил внимание на мою постную мину, и голос его стал прямо-таки бархатным:

— Ты что-то совсем загрустила? Я понимаю, хочешь вернуться домой…

— Да уж хотелось бы, — буркнула я.

— Обещаю, что скоро мы все выясним, и ты сможешь не опасаться за свою жизнь. А пока тебе стоит больше мне доверять.

— Может, тогда и тебе стоит меньше мне врать, — не выдержала я. — Я все знаю: и про ваш интерес к гостинице «Азимут», и про то, что друг Петьки — покойник. Эти типы с утра — ребята Ахмета, так? И чего ты Яшину не сказал про лохматого?

— Вот ты о чем, — нахмурился Алексей. — Я просто не хотел волновать тебя раньше времени. Яшин пусть сам поработает, пока лохматый, по версии следствия, — жертва ограбления. Если я начну лезть в это дело, придется сообщить им про то, что он тебя шантажировал. Смотри, как бы ментам не пришло в голову, что это мы его и грохнули. Найдут свидетелей того, как мы с ним общались в кафе. Всплывет факт того, что он проникал в твой дом, Налицо мотив: он шантажировал тебя, а мы его за это убили. А почему? Потому что он знал, что в Петьку тоже стреляла ты. Ну, или я его грохнул, из большой любви к тебе.

— Это что же получается, куда ни кинь — всюду клин? — разозлилась я на то, как складно у него все выходит.

— Потому-то и стоит быстренько вычислить злодея самим. Мы на верном пути. Сейчас плотно работаем с ребятами Ахмета, хотя сделать это было несложно, раз уж они сами за нами следили. Они, в свою очередь, следили и за Петькой, и обратили внимание на то, что в его окружении появился этот тип из Израиля. И за дружком его лохматым, по словам ахметовских шестерок, этот Ройзман тоже присматривал. Вполне возможно, что он его по башке и отоварил.

— Зачем ему это? Ой, надо предупредить Ларису, она же с ним…

— Погоди пороть горячку, — взял меня за руку Алексей. — Ларисе он ничего не сделает, она ему была нужна для того, чтобы через нее иметь доступ к сыну. Она же жила у Петьки в связи с ремонтом, так? Вот этот Ройзман там и крутился. Возможно, установил прослушивающее устройство, знал о ходе расследования твоего пасынка, о его разговорах с дружком. И когда понял, что тот что-то накопал на убийцу или же что-то узнал про деньги, поспешил от него избавиться. В гостиницу мы ездили, чтобы втихую разузнать о передвижениях дяди: вдруг он в момент покушения сидел в номере, и мы зря на него клевещем? Да и люди Ахметова его уже пробивают. Если меня не подводит интуиция, дядя в этом деле играет не последнюю роль. Вполне возможно, что он причастен к убийству Бориса. И не только.

— А Чернов? Почему ты его списываешь со счетов? Допустим, это его люди украли деньги и организовали убийство. А теперь шуршат наравне с ахметовцами, чтобы отвести от себя подозрение.

— Не думаю, — покачал головой Алексей. — Тут такая заварушка намечается из-за денег, Чернову проще было отдать Ахмету его долю и полюбовно разойтись. Тем более, как я узнал сегодня, Ахметов собирается в политику, его кто-то финансирует, скорее всего, друзья из столицы. Чернову лишний раз с ним задираться вообще не резон. Если он активничает, значит, сам пока ловит рыбку в мутной воде. В его интересах наладить с конкурентом дружеские отношения и попытаться хотя бы сохранить за собой имеющиеся каналы.

Я немного подумала, но все же позвонила Ларисе. Трубку она взяла почти сразу: я застала ее в больнице. По ее словам, Петр все еще был в реанимации, но состояние оставалось стабильным. Разговаривать по понятным причинам он не мог. Я аккуратно поинтересовалась у нее израильским поклонником и облегченно вздохнула, услышав:

— Представляешь, исчез, гад. Точно бабник. Он к твоей подружке не заявлялся? Гоните его под хвост, если что. Встречу мне назначил сегодня, неподалеку от кладбища. Говорит, хочу к Борису зайти еще раз, цветы положить. Ну, я приехала, а он так и не пришел. Я звоню в гостиницу — говорят, съехал сегодня. Решил по-английски уйти. Или это по-еврейски? Хорошо хоть я на него особых надежд не возлагала.

Я порадовалась, что Лариса избавилась от этого мутного типа, и услышала:

— Уже иду, Николай.

На фоне возник низкий мужской голос, и я поняла, что Ларисина личная жизнь намного интереснее моей.

— Лариса говорит, Ройзман съехал из гостиницы, — положив трубку, сообщила я. — И где он сейчас — неизвестно.

— Вполне понятно: к дяде начали проявлять интерес серьезные ребята, и он поспешил уйти в подполье.

— Может, он уехал? — с сомнением протянула я, размышляя, стоит ли сообщать Алексею, что дядя был на квартире Зверева и что-то там искал. Тогда придется рассказать про Мишаню, а это выглядело, мягко скажем, подозрительно.

Если мы чуть не убили незнакомого мужика, что мешало мне, в его глазах, столь же кровожадно поступить с собственным мужем?

— Все может быть, но списывать его со счетов рано, — заявил Алексей. — Если он замешан в этом деле, а я в этом более чем уверен, он сейчас где-то неподалеку.

— Откуда он вообще взялся? Ты думаешь, Зверев его знал? Может, он ему сообщил про деньги, надеялся, что тот поможет их свистнуть по-тихому, а тот убил его и Бориса, а сам деньги украл?

— Для этого нужно знать шифр от сейфа, хорошо знать расположение объектов на заводе, лазить, как человек-паук, быть знакомым с азами взрывчатки, да много чего надо. Что-то этот Ройзман не похож на супермена: дядька под полтинник, типичный холеный аристократ в очках. Хотя, конечно, у него могли быть сообщники.

— Мы тут на днях заглядывали на квартиру Зверева, — все-таки решилась сказать правду я, а у Алексея полезли на лоб глаза. — Так вот, встретили мы там одного алкаша, он сказал, что его какой-то мужик на квартиру посылал. Тут я изложила Алексею всю историю, умолчав, правда, про маниакальные замашки Пелагеи. Ни к чему очернять именинницу.

— Вы просто самоубийцы! За каким чертом вы поперлись на квартиру к Звереву? — Гнев Алексея выглядел вполне искренне. — С вашей стороны это вообще безумие, имея на хвосте всех плохих ребятишек города и области, а еще неизвестного дядю, который явно не прочь избавится от конкурентов.

— А что нам оставалось делать, если доверять никому нельзя, — вроде бы шмыгнула носом я, принимая покаянный вид казанской сироты. — Мы — женщины слабые, защитить нас некому. Ладно бы еще я, может и к маме уехала бы. Так ты Пелагею сюда привез. Теперь я чувствую ответственность. А с ней к маме нельзя, у мамы сердце слабое. А теперь к маме вообще нельзя, потому что полиция запретила.

Тут я дала себе волю и принялась плакать, не забывая при этом аккуратно поднимать глаза вверх, чтобы тушь не потекла.

— Извини, я как-то не подумал, что доставил тебе неудобства, — пошел на попятный Алексей.

— Ладно, чего уж там, — махнула я рукой, утирая слезу. — Дело сделанное.

— Но все-таки это не повод подозревать нас с Толиком в корыстных побуждениях и вести расследование самим. Ты сама сказала — вы девушки, к тому же хрупкие. Теперь о вас есть кому позаботиться. Я обещал, что разберусь в этом деле, а я всегда держу свое слово.

Тут Алексей наклонился ко мне, вроде бы убрать волосы, которые трепал ветер из приоткрытого окошка. И я уже было совсем почувствовала себя романтической героиней, и даже на всякий случай прикрыла глаза, как у него в кармане не к месту зазвонил телефон.

— Хорошо, скоро будем, — коротко сказал Алексей, выслушав чье-то сообщение, и нахмурился. — Поехали, кое-что проверим.

— Что случилось? — заволновалась я. — Еще кого-то убили? Еще один труп я не переживу…

— Звонили наши сегодняшние гости. По моей просьбе они стали копаться в протоколе осмотра места происшествия, и что-то в аварии показалось их эксперту подозрительным. У них там в полиции есть свои люди, они детально изучили дело. Говорят, не исключена возможность, что Бориса и его охранника могли сначала убить, а потом взорвать машину.

— Как…

— Изначально такой вариант никому не приходил в голову, но деньги делают чудеса. Люди начинают активнее шевелить серыми клеточками… Как тебе такой поворот событий?

— То есть кто-то сначала убил их, потом загрузил в машину и, чтобы скрыть следы преступления, машину взорвал?

— Это возможно.

— Значит, был кто-то, кто вполне мог под угрозой убийства узнать у Бориса шифр от сейфа, а потом уже избавится от них. Вот и разгадка, как вор так быстро справился с кодовым замком, — обрадовалась я.

— Или же Борис сам сообщил кому-то код от сейфа, потому что не собирался погибать, а хотел просто инсценировать ограбление?

— Инсценировать…

— Очень удобно: есть свидетели, что денежки пропали, пока его не было. А учитывая, что Наташа, секретарша, говорит, что Борис собирался уезжать и вроде как обсуждал это с кем-то по телефону…

— Как это связано? — нахмурилась я.

— Скорее всего, он собирался уезжать навсегда, то есть взять деньги и скрыться. Конечно, чисто гипотетически, но все же. Если бы я был на его месте, я бы тоже предпочел скрыться навсегда.

Тут он поймал мой гневный взгляд, и поспешил добавить:

— Нет, имея такую жену, я бы, конечно, не был таким ослом, как Борис. Но имея таких врагов, скрыться можно было только на том свете. Слушай, а это мысль. Я бы на его месте все так и обстряпал бы: покушение, трупы, меня все считают покойником, а я с деньгами и чистой совестью живу на собственном острове и наслаждаюсь жизнью.

— Насчет чистой совести ты загнул, — протянула я, пытаясь уловить ход его мыслей.

— Правильно воспитанная совесть никогда не загрызет хозяина, — пожал плечами Алексей, а я загрустила. С такими взглядами на жизнь он меня проглотит и выплюнет, нечего обольщаться и строить из себя романтическую героиню.

— Допустим, чисто гипотетически, Борис решил исчезнуть таким образом, — вслух произнесла я. — Зачем ему Зверев?

— Ну, кто-то должен был заняться деньгами, кто-то, кто знал, как быстро и безопасно проникнуть в кабинет и обчистить сейф. Потом они могли встретиться в безопасном месте, Зверев получил бы свою долю, а Борис передал ему липовые паспорта. Ну, или еще что-то. В любом случае, он должен был как-то подстраховаться. Дураком он не был, это точно.

— То есть ты намекаешь, что я не вдова? Что Борис может быть живым? Подожди, но в машине же были трупы, — заволновалась я. — Точнее, трупов почти не было, одни головешки, но…

— Вот именно, их опознали на основании заявления очевидцев: от завода отъехали двое, в машине было двое. Наверняка на головешках были какие-то приметные вещи: часы, цепочка, очки или еще что-то, что указывало на личность. Вспомни.

Я нахмурилась. Алексей так точно описывал ситуацию, как будто сам там был.

— Да, на Борисе была цепочка и толстенный крест, он их никогда не снимал. Зверева опознала сестра, вроде тоже по армейскому медальону из пули. Да и вообще, подобные мысли как-то не приходили в нашу голову.

— А зря.

— Ну, знаешь, — разозлилась я, — в моей реальности люди просто так не взлетают на воздух, их не убивают, они не инсценируют собственную смерть. Может для тебя это норма жизни…

— Ладно, не кипятись, может, мы просто фантазируем, — миролюбиво заметил Алексей.

— Кстати, куда мы едем? — Я заметила, что мы благополучно миновали центр, свернули в сторону промышленной зоны города и теперь ехали по кольцу. Оттуда Алексей решил свернуть на тихую дорогу, которая вела к заброшенному автодрому. По ней обычно срезали путь водители, направляющиеся в областной центр.

— На место аварии. Хочу все там осмотреть, вдруг какие-то мысли придут в голову.

— Что ты там намереваешься увидеть через год? — спросила я и обиженно замолчала, потому что посвящать в свои планы он меня не спешил.

Минуты через две на обочине я заметила машину, которую запомнила еще с момента слежки за нами: синий джип Черокки. Ребята Ахмета, если я ничего не путаю. Алексей затормозил возле них и повернулся ко мне:

— Может, посидишь в машине?

— Еще чего, — хмыкнула я, поправляя прическу.

— Так я и думал, пошли, — обреченно кивнул он, открыл дверь и подал мне руку.

Парни хмуро кивнули, завидев меня, а я принялась вертеть головой, пытаясь понять, что же мы тут ищем.

— Вон то дерево, возле него нашли машину, — указал рукой один из парней в синей ветровке.

Я уставилась на дерево, но ничего примечательного в нем не увидела. Оно находилось у обочины, сразу же после него асфальтированная дорога резко уходила вправо и плавно переходила насыпную. Это был подъезд к старой птицефабрике, несколько зданий которой пустовало после банкротства. Насколько я знаю, там намеревались сделать автоцентр, но идея так и зависла в воздухе.

Парни топтались возле дерева, что-то прикидывая и переговариваясь. Я стояла в стороне и размышляла, чего стоит ждать от этой вылазки. Как будто всерьез надеялась, что дерево поведает мне все тайны мира.

— Пойдем, немного прогуляемся, — предложил Алексей и неспешно двинулся вперед. Парни двинули за ним, и я ходко затрусила следом.

Примерно через двадцать метров начиналась теплотрасса, из земли торчали огромные бетонные трубы, везде валялся мусор, обломки разрушенных стен, поросшие травой и побегами нахальных молодых кленов. Типичная картина запустения и бесхозяйственности.

Парни понимающе переглянулись, а Алексей стал сновать между труб. Тогда молодчики Ахмета вроде тоже заинтересовались происходящим и стали совать носы во все мало-мальски доступные щели. Так они развлекались минут двадцать, я думала, что у них не все в порядке с мозгами, как вдруг…

— Сюда. Тут что-то есть, — пробормотал Алексей, обшаривая очередной люк, а я вздрогнула. Хотя с чего бы? Не Бориса же он там нашел?

— Что там? — с любопытством спросила я, а Алексей глянул на меня каким-то затуманенным взором.

— Тебе лучше этого не видеть.

— Еще чего!

— Ладно, как хочешь. Обходи камни.

— Пока я вижу здесь люк, заваленный строительным мусором, — пробормотала я, приближаясь.

— И сверху кости, скорее всего, человека, — добавил Алексей, а я притормозила.

— Ага, вот и череп имеется, — оптимистично заявил он и аккуратно попинал ногой человеческий череп, похожий на те, что я видела в школе на уроках анатомии. Наверное, я слегка побелела, потому что Алексей поспешно добавил:

— К Борису они вряд ли имеют отношение. Не бери близко к сердцу.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — с сомнением спросил Алексея тип в кепке.

— Стоит проверить, пусть ваши специалисты ими займутся, — развел тот руками.

Я же пребывала в состоянии легкого шока, и обратный путь к машине мы проделали молча.

Типы загрузились в джип и отбыли, пообещав позвонить, как только появится информация. Мы уселись в свою машину, и я не выдержала:

— Может, ты хоть что-то объяснишь? Если мы нашли останки человека, не стоит ли позвонить в полицию? Кто этот труп? И вообще, зачем мы туда полезли?

Алексей выглядел довольным:

— Если честно, что-то в таком духе я и предполагал. Конечно, этот жмурик может не иметь общего с делом, но, сдается мне, появление его здесь как раз связано с событиями годичной давности.

— Можно попроще для блондинок? — съязвила я.

— Если тебе интересно, как работает моя фантазия, послушай: к примеру, Борис запутался с долгами и нажил кучу врагов, потому решил исчезнуть, посвятив в эти планы Зверева. Может, тот сам подкинул ему эту ценную мысль. Предложил свою помощь в обмен на долю. Зверев имел связи в городе, ему ничего не стоило раздобыть два трупа. Сейчас купить их — дело пустяковое.

— Предположим, — подключилась я. — Борис уезжает из офиса, предварительно засветив пред Яшей деньги: вот они, лежат в офисе. Далее они со Зверевым едут на место предполагаемой аварии, в машину вместо себя сажают жмуриков, снабдив их украшениями и крестами, машина взрывается и горит.

Борис скрывается в заранее продуманном месте, а Зверев спешит на завод за деньгами. На все про все у него минут двадцать, но движение здесь оживленным не назовешь. К тому же, чтобы установить, чья это машина и кто в ней находится, надо время. До того момента, как на заводе узнали бы о несчастье, деньги уже давно бы были у них.

— Точнее, так должно было быть по плану Бориса, — поправил меня Алексей. — Но, скорее всего, у Зверева на этот счет были свои планы. Я думаю, он решил не делиться деньгами, продемонстрировал Борису два трупа, узнал у него шифр, а сам убил хозяина, посадил в машину его и второго жмурика, после чего спокойно отправился за деньгами. Вот и ответ, откуда здесь появились кости. Это второй, ненужный жмурик.

— Ну, это вилами по воде писано…

— Если ребята Ахмета узнают, что в это время кое-кто продал кое-кому два трупа…

— А как это можно узнать? — разинула я рот.

— В вашем городе этим торгуют только в одном месте, — равнодушно пожал плечами доморощенный Шерлок Холмс, а я твердо вознамерилась уехать к маме в Испанию. Жить в городе, где кто-то торгует трупами, мне резко расхотелось.

— Если следовать твоей страшной версии, Зверев жив? — испугалась я. — И где-то прячется с деньгами?

— Не исключаю такой возможности. Ты же слышала, коль уж вы с Ильиничной любите подслушивать: он крутой парень, бывший спецназовец, которого в ваш город послал Джамал, а тот решил кинуть и наших, и ваших. Джамал однозначно заинтересовался бы этим делом, и Звереву пришлось бы очень несладко.

— Так где же ваш Джамал пропадал целый год? — съязвила я. Чужая логика в отсутствие своей собственной впечатляла и заставляла чувствовать себя дурой.

— Если бы ты не провела этот год по большей части в Испании, я бы подумал, что ты вообще не интересуешься жизнью в стране. Джамал — птица большого полета и в известных кругах личность очень значимая.

— Криминальный авторитет? — уточнила я.

— Криминология — наука, изучающая преступников-неудачников, — рассмеялся Алексей. — Удачливых преступников изучает другая наука — политология.

— Понятно, бывший бандит подался в политику, — кивнула я. — Весьма неоригинально.

— Что-то вроде того, — поморщился мой спутник. — А от политики до тюрьмы — один шаг. Кому-то он стал неугоден, и его временно удалили от дел. Короче, Джамал этот год провел под следствием, потому ему было не до завода и не до Зверева.

Я думаю, именно это и толкнуло Зверева провернуть всю эту аферу: узнав о неприятностях Джамала, он решил делать ноги, не особо опасаясь наказания. Но сейчас Джамал вышел и снова в строю. Вот история и получила продолжение. Джамал Зверева тоже ищет, потому что сильно сомневается, что тот мог так просто отдать Богу душу. Не такой он был человек.

— Даже если предположить, что ты прав, это не ничего не объясняет. Если он жив и забрал деньги, я бы на его месте давно оказалась бы подальше отсюда. Но кто-то стрелял в Петьку и пытался убить меня.

— Это нам и предстоит выяснить. Но, может, займемся этим завтра? Сегодня пятница, у Ильиничны день рождения. Хотелось бы хоть раз провести вечер спокойно, в компании прекрасных дам и вина.

Алексей проникновенно заглянул мне в глаза, и я стушевалась. Со всеми потрясениями сегодняшнего дня успела совсем забыть про выдуманный день рождения Пелагеи и непроизвольно поморщилась. Ее планы меня в могилу сведут. Мы с Алексеем только-только начали доверять друг другу, не хватало еще, чтобы всплыл факт про этот вымышленный праздник жизни.

— Завтра с утра прокатимся к сестре Зверева, — поразмышляв, сказал Алексей.

— Мы там уже были, — буркнула я.

— Не сомневаюсь, — развел он руками, — но в связи с вновь открывшимися обстоятельствами не мешало бы ее хорошенько поспрашивать.

Я уставилась в окно, размышляя, как жить дальше в мире, где творятся такие дела. Алексей воспринял мое молчание по-своему.

— Извини, что пришлось вот так на тебя все это вывалить. Если все так, как я думаю, Борис, конечно, оказался большой свиньей. Хотел сбежать, бросив тебя одну. Да еще и с мыслью, что он погиб. Конечно, может, в планах у него было в дальнейшем как-то сообщить тебе о своем чудесном воскрешении, но… Я не хотел причинить тебе боль, но, как говорил классик, — одна боль уменьшает другую.

— Это как? — заинтересовалась я.

— Если кошке наступить на хвост, она забудет, что у нее болят зубы, — улыбнулся он и, словно извиняясь, пояснил. — То есть, я хотел сказать, что теперь, зная о его гадких планах, ты перестанешь так горевать о его кончине.

Я отвернулась и изо всех сил попыталась пустить слезу: рассказывать Алексею про то, что кончина Бориса не очень меня всколыхнула, было бы непростительной ошибкой. Все-таки старый приятель, да и выглядеть в его глазах черствой расчетливой стервой как-то не хотелось.

— Давай сменим тему, — нашлась я, — заедем в «Секрет»? Поверни на перекрестке направо. Я хочу купить подарок Пелагее.

Алексей согласно кивнул, и минут через пять мы притормозили возле самого крупного торгового центра нашего города. Я выбрала Пелагее платье на свой вкус, раз уж она решила поиграть в роковую соблазнительницу, не забыла и про себя. Раз уже мы собрались приручать мужчин, стоило быть во всеоружии.

Воспользовавшись случаем, я сделала маникюр и укладку. К чести Алексея, все испытания он выдержал с мужеством и даже пытался выглядеть довольным жизнью. Потом мы перекусили в местном кафе, разговаривая, в основном, о приятных пустяках, и отправились в нашу подпольную резиденцию.

Покупки и удачная прическа подняли мне настроение, а Алексей, сидящий рядом и искоса поглядывающий на меня с восхищением, и вовсе всколыхнул в душе смутную надежду на что-то большое и чистое. Правда, меня не оставляла мысль о его планах, про которые он мне не рассказывал. Внезапно он нахмурился, а я заволновалась: никак помада размазалась или в зубах застрял салат. Пока я поспешно полезла за зеркалом, Алексей сообщил:

— За нами опять хвост. Серый «Крайслер». Похоже, это люди Чернова.

Тут я тоже заметила следующую за нами машину и загрустила:

— Что будем делать?

— Ничего, — пожал плечами Алексей, пускай себе следят. Если захотят пообщаться — расскажем им все как есть, пускай подключаются к поискам. По крайней мере, ждать от них пакостей не приходится, если уж до этого времени они никак себя не проявили. Думаю, Чернову стало очень интересно, что происходит, вот снова и приставил к нам своих людей. Спросить у Ахметова гордость не позволяет.

Решив, что раз уж Алексей не переживает по поводу слежки, то и мне это вовсе ни к чему, я успокоилась. Вскоре надоедливая машина отстала и свернула в ближайший поворот, потому что мы подъехали к нашему дому. Толик и Пелагея были уже на месте, и ворота оставили приоткрытыми. Мы поставили машину в гараж и, загрузившись пакетами, пошли в дом. Пока мы проводили время в торговом центре, Алексей успел поставить Толика в известность о наших умозаключениях и находке, поэтому Пелагея встретила меня, тревожно вглядываясь в мое лицо.

— Сонечка, ты не сильно расстроилась? Борис — подлец, — заявила она, — как он мог так поступить с тобой?

— Вообще-то, еще ничего точно не известно. Это только наши догадки. И он твой брат, — напомнила я ей, не желая опять мусолить эту щекотливую тему.

— Может, и не брат вовсе, — махнула рукой Пелагея. — Папка, когда крепко выпьет, все время пускал слезу и рассказывал, что у его первой жены был один лейтенантик. Ну, и он не исключал, что Борис…..

Я покачала головой, дивясь чужой логике. Если Борис ей не брат, какого лешего тогда рисковать головой и торчать на этой даче в компании сомнительных личностей? Я бы на ее месте делала отсюда ноги, пока их кто-нибудь не переломал.

— Зато ты мне как сестра, я тебя не брошу, — внесла ясность боевая подруга и запричитала: — Его я и не знала вовсе, а вот о тебе вся душа изболелась. Может, хоть Алексей окажется настоящим мужиком и сможет тебя оценить, как следует?

Все это она высказывала, пока я в нашей комнате раскладывала покупки. Пелагея примерила платье, покрутилась возле зеркала и, видимо, осталась довольна.

— Ну что, наш план в силе? — деловито осведомилась она, начесывая кудри.

— Может, ну его? — попыталась я внять голосу разума. — Посидим, выпьем и спать. Что-то мне совсем не хочется никого охмурять, завтра тяжелый день. Нам еще предстоит многое выяснить, прежде чем идти в полицию.

— Ты не забыла, что мы все еще не узнали, что нужно этим двум типам? Такие просто так ничего не делают. Опять же, видно, что у них есть большой опыт и связи. Даже местные мафиози с ними на короткой ноге. Покровительство таких типов не помешает. Даже если мы найдем наши деньги, кто-то же должен будет за нами присматривать?

Я было возмутилась тому, как легко Пелагея обобщила чужие деньги, назвав их нашими, но не стала ее разочаровывать рассказом о том, что деньги в любом случае нужно будет вернуть. Должна же у человека быть мечта, особенно в день рождения. Я надела новое платье и босоножки, подправила макияж, и мы поспешили вниз. Мужчины занимались баней, Пелагея продолжила делать нарезки, я же сервировала стол, пытаясь не думать о том, что будет завтра.

Через час баня была готова, в мангале весело трещали угли, а мы чинно восседали за столом в кухне. Размах праздника поражал — стол ломился от деликатесов, мужчины вручили Пелагее золотой браслет, выбранный Алексеем в торговом центре (хотя я из вредности советовала подарить ей парик). Та рассыпалась в благодарностях и затеяла витиеватый тост за всех собравшихся за столом, плавно перетекающий в стихи. В очередной раз выдав дрянные стишата, срифмовав любовь и бровь, Пелагея со значением уставилась на Толика. А тот крякнул и зачем-то закричал:

— Горько!

Мы чокнулись, облобызали Пелагею и выпили за здоровье именинницы. Мужчины налегли на коньяк, мы же с подружкой пили вино. Разговор, сдобренный спиртным, протекал оживленно. Словно сговорившись, про убийства, интриги и расследования мы даже не вспоминали. Толик травил блатные анекдоты, Пелагея, как ни странно, весело хохотала, я же расслабилась и просто наслаждалась моментом. Закат был пудрово-розовый, солнце так красиво садилось за лес, что я невольно залюбовалась им через оконное стекло и, когда мужчины вышли проверить барбекю, поспешила на улицу. Незаметно ко мне подошел Алексей:

— Ты как-то напряжена. Хотя, конечно, расслабиться ввиду последних событий тебе будет сложно, но я бы хотел, чтобы ты знала: я на твоей стороне. Ты можешь мне доверять.

Тут его взгляд переместился на Пелагею с Толиком. Последний в этот момент как раз показывал фокус с исчезновением пальца и выглядел безобидным придурком.

— Похоже, эти двое стали находить общий язык. А что? Из них может получиться интересная пара, — улыбаясь протянул Алексей, невзначай положив руку мне на талию. Я поспешила высвободиться и сделать ценное замечание:

— Только Толика в зятья нам и не хватало! Пелагея живет со мной, я несу за нее ответственность. Тем более, она почти что сирота. Мать — и та уехала в деревню, где куры и жеребчик, — тут я захихикала, потому что вина явно выпила больше положенного.

— А что ты имеешь против Толика? — обиделся Алексей. — Он неженатый, хозяйственный. И вообще, парень надежный.

— Конечно, — махнула я рукой в раздражении, — тебя послушать, так и тюрьма — самое прекрасное место на свете, где сидят талантливые, обиженные судьбой, образованные и любящие маму люди.

— Если верить нашему шансону — то да, — с серьезной миной кивнул Алексей и вдруг нахмурился. — Подожди, какое отношение Толик имеет к тюрьме?

Тут я слегка растерялась и подумала: почему мы с Пелагеей сразу же записали Толика в уголовники и бандиты?

— Ну как же… А этот его чифирь, татуировки и блатные анекдоты? Опять же, стреляет он как биатлонист, машину водит как гонщик, местных братков называет шпаной. Кто он после этого? Слесарь высшего разряда?

— Представляю, что ты думаешь обо мне, — хмыкнул Алексей. — Ну, любит человек крепкий чай, татуировки — ошибки молодости, анекдоты вообще за уши притянуты. Уверяю тебя, Толик с тюрьмой знаком не больше, чем ты. Так что можешь передать подруге, что объект ее воздыханий чист, как стеклышко.

Я еще раз хихикнула, махнула рукой и пошла в дом. Алексей как раз позвал Толика к мангалу, а я принялась искать Пелагею. На дворе уже изрядно потемнело, бутылки на столе были пусты, а я настоятельно почувствовала необходимость умыться.

Охмурение Алексея показалось мне не такой уж плохой идеей: в крови плескалось вино, и все проблемы теперь виделись какими-то далекими и вымышленными. Авось все как-нибудь решится? До этого мне всегда удавалось как-то выплывать.

Я умылась, расчесала волосы и с удовольствием взглянула в зеркало на свое зарумянившееся лицо. Тут распахнулась соседняя дверь туалета, и оттуда выскочила взъерошенная именинница.

— Софа, нам конец, — зашептала она, вытаращив глаза. — Я его утопила.

— Кого? Толик вроде вышел живой и невредимый. — Я попыталась пошутить, но, увидев, как бегают глаза Пелагеи, сразу же примолкла.

— Телефон Толика я утопила. Ну, этот, который дорогой, с огрызком на крышке. Ты еще говорила, что у него он последней модели, а простой шофер себе такой телефон ни в жизнь не купит.

— Айфон что ли? — догадалась я. — Подожди, как ты его утопила?

— В туалете, — принялась ныть Пелагея. — Толик отвлекся, пошел за вином, а телефон на диване валялся, ну, я его хвать — и в туалет. Думала, посмотреть, нет ли там какого на них компромата.

— Какой компромат ты там хотела найти? — ахнула я.

— Ну, там фото трупов или баб голых…

«Однако диапазон поисков впечатляет» — подумала я, а она продолжила:

— А потом Толик в дверь стал стучать: чего ты, мол, там сидишь, пошли выпьем. Ну, я от неожиданности телефон и выронила. И на автомате смыв нажала, а то что же я там сидела двадцать минут и не смою даже? Что теперь делать-то? Мы только начали лучше друг друга узнавать, и если он поймет, что я в телефоне копалась…

— Лучше молчи, пусть сам свой телефон ищет, — подумав, посоветовала я ей. — Может, обойдется, и он подумает, что потерял его по пьяной лавочке.

— Зато бабы у него точно нет, — радовалась Пелагея. Я быстренько смс-ки и звонки проверила.

— Теперь понятно, чего ты за телефоном полезла, — дошло до меня. — Пошли, а то подозрительно долго мы тут умываемся.

Мы вышли, и тут как раз подоспели мужчины с новой порцией мяса. Встал вопрос о спиртном, но так как местный маленький магазин был уже закрыт, приобрести его оказалось делом практически невозможным. Тут я вспомнила, что, отдыхая в студенческие годы здесь на даче у Ленки, мы часто бегали за самогонкой к бабе Любе из дома в начале поселка. Возле него еще был столб и колодец, поэтому я смогла вполне внятно описать, как его найти. Не факт, что баба Люба еще жива, но попытка не пытка.

Толик вызвался быть гонцом и вернулся через 20 минут, прижимая к груди запотевшую поллитровку. Я поняла, что баба Люба здорова, а мы катимся вниз по социальной лестнице.

Время близилось к одиннадцати, но безудержное веселье продолжалось. Алексей принес с чердака магнитофон и кассеты, и мы дружно чокнулись самогоном под песню группы «Руки верх».

Дальнейшее я помнила с трудом, но, вроде бы, чокались мы еще много раз, пели песни, играли в карты на желание и даже устроили эстафету «Кто первый добежит до рюмки». После мы танцевали с Алексеем медленный танец, и я вовсю висела на нем. Не потому, что хотела соблазнить, а потому, что ноги меня уже совсем не держали. Мотя доедала остатки шашлыка со стола, а я пьяно хихикала. Последним моим осознанным воспоминанием было то, как Пелагея, Мотя и Толик танцевали ламбаду.

После этого мозг дал отбой, и наступила темнота.

Проснулась я от дикой жажды и невообразимой головной боли. Слившись воедино, эти два чувства полностью парализовали работу моего организма, так что я даже не смогла оторвать голову от подушки.

На расстоянии вытянутой руки я увидела утюг, которым вчера гладили платье Пелагеи. В нем плескалась вода, и я, не задумываясь, всю ее выхлебала, слегка приподняв голову и наклонив ее набок. После, кажется, я опять отключилась, а когда повторно открыла глаза и повернула голову в другую сторону, увидела на соседней подушке мирно посапывающего Алексея.

Тут же моя рука непроизвольно полезла под одеяло, и я поняла, что под ним я совершенно голая. Это открытие меня окончательно деморализовало. Я собрала силу воли в кулак и приподнялась на локте. Вся моя одежда была аккуратно сложена на кресле, в комнате царил порядок, и ничего не напоминало о вчерашнем моем сюда водворении.

Тут и Алексей сонно потянулся и открыл глаза.

— Доброе утро, — осторожно сказал он, потирая нос.

— Для кого как, — прошипела я змеей, натягивая одеяло до подбородка.

Это же надо, каков подлец. Воспользовался моей беспомощностью, соблазнил меня, а теперь лежит и улыбается, как ни в чем не бывало. Моей чести был нанесен непоправимый урон, и я с удовольствием бы побила посуду, но, за неимением оной под рукой, решила ограничиться истерикой.

— Как ты мог? — взвизгнула я, от чего в голове взорвались тысячи маленьких бомбочек.

— Если ты об этом, — тут он опустил глаза вниз и кивнул на одеяло, — то ничего…

— Конечно, для тебя это ничего, ты же умеешь договариваться со своей совестью, — кипятилась я. — И вообще, отвернись, я оденусь.

Тут у него зазвонил телефон на тумбочке, а я воспользовалась этим обстоятельством и быстро натянула на себя висевший на стуле халат.

Алексей коротко пообщался со звонившим, ограничившись односложными «да-нет», и повернулся в мою сторону.

— Мне надо отъехать, ненадолго, — поспешно добавил он. — У Ахметова есть какая-то информация по нашему дяде из Израиля. — А потом ты успокоишься, и мы поговорим.

— Да катись ты к чертовой матери, — рассвирепела я, зачем-то схватила его телефон и со всей силы шмякнула его об стенку. Все-таки тяга к скандалам заложена в самой женской сущности, и противиться ей в то утро было свыше моих сил. Алексей укоризненно глянул на меня, молча натянул джинсы, поднял остатки телефона и поспешно вышел.

Я лежала и сверлила взглядом потолок, пытаясь восстановить события вчерашнего вечера. Тут в дверь поскреблись, и я увидела взлохмаченную голову Пелагеи. Сразу же в комнату вошла и вся она целиком, с бутылкой воды в руках и выражением нашкодившего кота на челе.

— Ну и как ты после вчерашнего? — Голос ее звучал как-то неуверенно. Видно было, что вчерашнее алкогольное пати для нее тоже не прошло бесследно.

— Плохо, — буркнула я. — Твой план по соблазнению Алексея дал сбой: по-моему, мною просто воспользовались. Я, конечно, сама хороша, нечего было так напиваться. Но приставать к пьяной девушке в отключке… Это слишком даже для такого мутного типа.

— А с чего ты взяла, что он к тебе приставал? — вроде бы удивилась подружка, протягивая мне воду.

— Потому что я проснулась голая, а на соседней подушке — он! — отрезала я, опять начиная злиться. — Еще умные вопросы будут?

— А, так это я тебя раздела, — обрадовалась родственница. — Ты вчера заснула прямо за столом, вот мы тебя и отнесли в комнату. Ты сказала, что в одежде спят только бомжи, и ночью тело должно отдыхать. Ну, я и раздела тебя. А потом ты заявила, что Алексей должен спать с тобой. Согласно плану. Я еще испугалась, что ты ему про наш план разболтаешь, но ты отключилась. Алексей помог мне убрать внизу, а потом со стаканом воды к тебе пошел, проверить, как ты. И заснул тут, наверное.

— Вот черт… — Я как-то разом протрезвела и затосковала. — Получается, ничего не было? А я тут на него наорала и телефон разбила… Погоди, а как ты все так хорошо помнишь? — я подозрительно воззрилась на Пелагею. — Пили вроде все одинаково?

— А, это… Так я не пьянею. Гены пальцем не задавишь, — деловито пояснила она. — Луженый желудок, как у бати. Он канистру мог выжрать, даже как-то на спор…

— Ясно, — в досаде перебила я ее. — Значит, ты все помнишь? Чего тогда такая грустная? Толик узнал про телефон и требует денежную компенсацию?

— Сплюнь, — зашептала Пелагея. — Про Толика я как раз и пришла поговорить. Я вроде была трезвая, а как вы спать пошли, мы убирать посуду стали. А потом Толик предложил еще выпить — и на боковую. Ну, и смешал мне какой-то коктейль из остатков в бутылках. А я знаю, мне смешивать нельзя — только по нарастающей. Вот после коктейля я и отключилась. Проснулась внизу, на диване. Только диван-то разложен, и вроде как рядом простынь примята. Получается, он со мной спал, так ведь?

— А от меня ты что хочешь, поздравлений? — удивилась я.

— Так узнать хочу, было у нас что или нет? — заныла обладательница луженого желудка, а я выпучила глаза:

— Как ты себе это представляешь? Гадать на кофейной гуще я не умею.

— Гадать и не надо. Ты просто с Толиком заговори, вроде так, невзначай: как, мол, что, мол? Типа не помнишь ничего. Поинтересуйся, как он себя чувствует. Ну, и выведи его на разговор. А я пока пойду еще в беседке приберусь, чтобы не маячить.

Я покачала головой, поскольку сильно сомневалась, что смогу встать, но кровать все равно пришлось покинуть: хотелось в душ и туалет.

Толик тосковал внизу, прикладывая к голове холодную пивную бутылку, из чего я сделала вывод, что он уже успел сгонять в магазин. В кухне было убрано, что несказанно порадовало: я терпеть не могла уборку после застолья. Сделав себе чашку кофе, я устроилась возле Толика на диване. Тот сочувственно взглянул на меня, молча протянул мне пиво, но я вежливо отказалась. Похмеляться я никогда не умела.

— Голова болит? — вкрадчиво спросила я.

— Трещит. Вот знаю же, что смешивать не надо, а все равно, — махнул рукой Толик.

— Видишь, как человек устроен: то ему смешивать не надо было, то градус понижать, то запивать. Нет бы признать, что просто не надо было пить… — начала я заунывную лекцию, но потом вспомнила, в каком виде проснулась сама, и примолкла. Не мне читать морали другим…

— Оно, конечно, так, — покивал Толик, вновь прикладываясь к пиву и от этого тяготея к философии. — Но искушение велико, а человеческая плоть слаба.

Голова моя трещала так, что я поняла: ходить вокруг да около сил у меня нет. К тому же, он очень кстати завел разговор про плоть, и я рискнула:

— Толик, ты, конечно, извини, что я лезу не в свое дело. Но Пелагея мне не чужая, так что ты скажи, как на духу: было у вас что?

Толик посмотрел на меня с тоской в глазах и промычал:

— Она что, тоже ничего не помнит?

— Что значит «тоже»? — брови мои полезли вверх, а в голове что-то опять стало стрелять.

— Да то и значит, — сокрушался Толик. — Я же сам у тебя хотел все разузнать. Не помню я ничего. Пелагея мне вчера выпить предложила, когда вы спать пошли. Ну, и смешала какой-то убойный коктейль из остатков. А я коктейли вообще не пью, мне от них сразу башку сносит. А отказаться постеснялся: все-таки именинница. А утром проснулся рядом с ней на диване, что было или не было — не помню, хоть убей.

Я покачала головой, демонстрируя свое отношение к данной ситуации, а потом и вовсе махнула рукой:

Разбирайтесь сами, в конце концов, вы оба уже давно совершеннолетние. Ты мне лучше скажи, Алексей скоро будет?

— Сказал, позвонили ему ребята Ахмета, надо встретиться. Не телефонный, мол, разговор. Наверное, что-то нарыли по нашему делу. — тут Толик стал озираться по сторонам и задал ожидаемый вопрос:

— А ты мой телефон не видела? Пропал вчера — и с концами. Леха меня оставил тут вас сторожить, а я даже позвонить ему не могу.

Я виновато покачала головой и собралась сама позвонить Алексею, но вспомнила, что по моей вине он теперь тоже остался без телефона. Чувствуя себя последней дурой, я побрела наверх, чтобы принять душ и привести в порядок свое бренное тело, раз уж этот день уже начался и не предвещал ничего приятного.

Постояв под душем минут тридцать и выпив две таблетки аспирина, я наконец смогла двигать головой без боязни, что она отвалится. И как раз включила фен, когда в спальне зазвонил телефон.

Первой мыслью было, что Алексей решил позвонить мне с чужого телефона, но потом я увидела на дисплее номер моего редактора Марины и поспешила придать голосу бодрости:

— Соня, привет! — гаркнула Марина в самое ухо. — Что делаешь?

— Привет! — бодро поприветствовала я ее в ответ. — Тружусь в поте лица. Рукопись почти готова.

Конечно же, я врала. Не могла же я ей сказать, что днями выслеживаю неведомых преступников, а ночами пью горькую в компании слегка чокнутой девицы и двух бандитов.

— Это хорошо, — подумав, сказала Марина и, добавив в голос просительные нотки, заканючила: — Соня, выручай, ласточка ты моя. Наша Мирошкина опять в своем репертуаре: назначили встречу с ее читателями, чтобы презентовать новый роман, а она с язвой слегла. Старый птерадактиль. Жрать меньше надо, — понизив голос, сообщила Маринка.

— А я чем могу помочь?

— Ну как чем? Собой! Это чтобы хороших людей зря не баламутить, раз уж созвали, давай мы твою встречу проведем. Как раз расскажешь о новой книге: основная сюжетная линия, чего ждать публике, создашь интригу. Твое последнее произведение приняли «на ура», так что сейчас самое время подогреть интерес к новому.

Я поостереглась говорить, что новое произведение в подвешенном состоянии, и дописывать его мне, возможно, придется в тюрьме или и того дальше — на том свете.

— Не скажу, что я в восторге от этой идеи, но если надо… — вяло промямлила я, а Маринка обрадовалась:

— Надо, Федя, надо!

— А когда встреча? — резонно поинтересовалась я и, ничуть не удивилась, услышав:

— Через два часа.

— Как через два? — испугалась я и решила идти на попятный. А когда машинально взглянула в зеркало, то и вовсе ужаснулась:

— Маринка, тогда точно нет.

— Все, отбой, плохо слышно. И постарайся выглядеть сногсшибательно, будут фотографы. Уже все проплачено.

В этом вся Маринка. Озадачила меня — и в кусты. Знает, что совесть не позволит мне поступить с ней, как Мирошкина, хотя язва с таким образом жизни мне тоже скоро будет обеспечена. Я горестно вздохнула и стала приводить в порядок то, что еще вчера было моим лицом. Если поспешить, успею заехать в парикмахерскую возле издательства.

Я быстро оделась, радуясь, что вчера купила несколько новых платьев, нацепила солнечные очки и вприпрыжку спустилась вниз. Алексей по-прежнему отсутствовал, Пелагея с Толиком о чем-то оживленно спорили у бани, Мотя скакала между ними, радуясь жизни, а я решила не мешать этой парочке выяснять отношения.

Наскоро написав им записку, я оставила ее на столе и поспешила ретироваться. Выйдя ближе к дороге, вызвала такси и направилась в сторону центра. В парикмахерской было малолюдно и я, отринув мирскую суету, погрузила свое трепещущее тело в умиротворяющую неспешность храма красоты. Словом, успела не только уложить волосы и сделать макияж, но и выпить кофе, поболтав со знакомой парикмахершей о погоде. Выходя из салона, я чувствовала себя вполне прилично.

Завидев меня на входе, Марина принялась отчаянно жестикулировать, намекая, что время не ждет. Меня быстро проинструктировали, нацепили микрофон, припудрили и выпустили к народу. Встреча прошла весьма душевно, я о чем-то рассказывала, мне о чем-то спрашивали, в основном, конечно же, о новой книге. Отвечала я туманно, много говорила, но конкретики избегала, потому что сама не знала, чего ждать от жизни.

Тут слово взял старец в белой панамке и, причмокнув губами и поцыкав зубом, приступил к вопросу:

— В последней книге есть недочет, скажу я вам. Вот почему Аграфена завещала наследство внуку, Прохору? Он же дрянь, а не человек, никакого ему наследства не положено, я так считаю. Я бы свое добро лучше кошкам завещал, чем такому поганцу, хотя от кошек и вонища в подъезде…

На мое счастье, стоявшая рядом с ним бабка в платке, скорее всего, жена, не выдержала первой и, подбоченившись, пошла в атаку:

— Черт старый, ты чего раскудахтался? Что ты там завещать собрался? Свою нутриевую шапку «пирожок» и подшивку «Народного доктора» за прошлый век?

Дед помянул чью-то мать, народ заволновался и от вопросов по книге плавно перешел к животрепещущей теме наследства, причем бабка сама подлила масла в огонь, помянув «Кармелиту» всуе. Начались дебаты, молодая женщина закрыла уши стоявшему перед ней ребенку, кто-то матерился, бабка даже всплакнула, а дед в панамке довольно крякал и кивал головой.

Ассистентка, закатив глаза, дала знак, что время вопросов подошло к концу, и я выдохнула. После я еще полчаса раздавала автографы, пока, наконец, не появилась Марина и не объявила, что встрече конец. Народ потянулся к выходу, желая мне творческого подъема.

Тогда я расслабленно вытянула ноги и затребовала чашку чаю. Получив ее, я еще минут двадцать потрепалась с Маринкой в ее кабинете, затем ей позвонила старый птеродактиль Мирошкина, и она принялась охать и ахать, наигранно соболезнуя ее язве и строя мне козьи рожи.

Я засобиралась домой, помахала ей рукой и выпорхнула из издательства, вертя головой в поисках такси. Они наблюдались только в районе парковки. Туда я и направилась, но тут же путь мне перегородил какой-то интеллигентного вида мужчина в пиджаке и очках без оправы и вкрадчиво спросил:

— Софья Павловна, извините, не успел на встречу, можно автограф?

Я вздохнула, но улыбнулась и полезла за ручкой в недра сумки. Покопавшись, к своему стыду я так и не обнаружила ее. Но галантный поклонник моего творчества пришел на помощь:

— У меня в машине есть ручка, и книга ваша имеется, подпишите, пожалуйста.

Он распахнул дверцу стоявшего рядом внедорожника, я наклонилась к сидению и сразу же инстинктивно отпрянула — в машине спереди сидели еще двое мужчин. Тут стоявший сзади взял меня за локоть и, разом потеряв свою интеллигентность, в один миг впихнул меня на заднее сидение.

Я слабо пискнула, осознав всю бесполезность своего сопротивления. Все произошло так быстро, что меня вряд ли кто-то увидел. А если и видели, то со стороны явно подумали, что в машину я села сама.

— Что происходит? Вы кто? — стараясь сохранять спокойствие, спросила я.

— Не волнуйтесь, вам не сделают ничего плохого. Если вы, разумеется, будете вести себя как положено, — ответил мне молодой мужчина, сидевший спереди.

Кому и на что положено, я не стала уточнять, а уставилась в окно, пытаясь понять, куда меня везут.

Пока мы ехали по центру, я присмотрелась к своим похитителям. Все трое выглядели совершенно безобидно: ни дать ни взять — общество любителей шашек.

Дядька за рулем вообще похож на садовода на пенсии: седина, очки, кепка, лицо, не обезображенное интеллектом. Двое крепышей, один из которых играл роль любителя моего творчества, были довольно молодыми: стрижки бобриками, пиджаки, лица славянской национальности. Даже татуировок на руках нет. Не так в моем понимании должны выглядеть бандиты. Хотя вот Толика я записала в уголовники, а тот оказался чист, как попка младенца, так что мои познания в этой области вообще так себе. Нечего и философствовать.

Тут я с тоской вспомнила, что даже не сообщила Толику и Пелагее, куда точно еду, ограничившись запиской «Уехала ненадолго на встречу с читателями». Пока они сообразят, что меня подозрительно долго нет, пока позвонят в издательство, пока там меня хватятся, тело мое уже успеют расчленить и разбросать по кустам. Вот этот тип в кепке за рулем — чем не маньяк? Тут я затряслась, потому что сама себя напугала до безумия и машинально потянулась к сумке и телефону.

— Звонить никуда не стоит, — укоризненно покачал головой сидевший рядом «бобрик».

— Может, вы скажете, куда меня везете? Долго еще? — жалобно пропищала я, а молодчик порадовал:

— А мы уже приехали.

В этот момент мы затормозили у небольшого здания, в котором раньше располагалась городская библиотека, потом здесь был ночной клуб, а сейчас его применение было мне неизвестно. Здание как здание: два этажа, современная отделка, дорогие пластиковые окна. Мне помогли выйти и повели прямо к центральному входу. Неподалеку начинался двор многоквартирного дома, там даже ходили люди, вполне себе живые и свободные, так что, если я закричу караул, есть шансы, что меня услышат.

— Без самодеятельности, — прочитав мои мысли, предупредил меня второй «бобрик», и я понуро поплелась следом за ним.

Мы зашли внутрь, свернули направо и поднялись по бетонной лестнице на второй этаж. В конце длинного коридора показалась обитая кожей дверь, возле нее мы и затормозили. Один из молодчиков кому-то позвонил, дверь отрылась. Оказалось, что внутри было что-то вроде тамбура: там сидело еще два мужчины, вот они уже чем-то смутно напоминали бандитов, и я загрустила. Меня легонько подтолкнули к двери и стали кому-то звонить, а я услышала, как один из бандитов шепотом говорил другому:

— Что-то наш Че сегодня совсем не в духе. Говорят, в городе киллер объявился, из столицы прислали разрулить здешние дела. Кличка Карлсон.

— Да ну?

— Вот те и да ну. А вдруг по нашу душу прилетел? Ну, мы ему пропеллер, конечно, пообломаем, — тут первый заржал, а второй глубокомысленно промолвил:

— Делаааа…..

«Значит, это Чернов. Что ему от меня надо?» — пронеслось в моей голове, но я все же приободрилась. Все же Чернов лучше, чем неизвестный маньяк. В конце концов, Чернов должен быть в курсе, что мы сами ищем деньги и убийцу, раз уж он за нами следил, так что нам лучше дружить. И, вполне возможно, я сегодня смогу вернуться домой живой и относительно целой. Если смогу ему это доходчиво объяснить.

Тут дверь открылась, я вошла в кабинет, обставленный не то чтобы пафосно, но дорого и со вкусом. Пелагея бы сказала «шикардос», но мне было не до созерцания красоты. Передо мной сидел и хмурился тип, которому фамилия Чернов подходила так же, как корове седло.

Я бы характеризовала его как альбиноса. Для полноты картины не хватало только красных глаз. Глаза у этого типа были, и даже весьма премерзкие. Но не красные. Сейчас же щурил он их явно не с добрыми намерениями. Я поежилась, нащупала ногой стул и села, зачем-то сказав:

— В ногах правды нет!

— Нет ее и между ними, — философски заметил альбинос и посверлил меня взглядом:

— Ну, здравствуй, красавица! — проскрипел он, пошевелив челюстями. — Значит, писательница?

— Что-то типа того, — проблеяла я, ковыряя пальцем обивку стула. — Хотите автограф? Паренек ваш вот тоже сначала просил, а потом меня в машину…

Он так взглянул на меня, что шутить почему-то мгновенно расхотелось. Кашлянув, я спросила:

— А в чем, собственно, дело?

— Ты кончай дурочку включать, я не Ахмет, на сказки пришлого не ведусь. Мне нужны мои деньги, соображаешь? — зло пропел он, постучав пальцем по лбу.

— Всем нужны деньги, только откуда им быть. Тем более, у меня. Я вдова, Борис мне ничего не оставил, кроме долгов и вот проблем, типа вас, — махнула я рукой в его сторону.

— Мне не твои копейки вдовьи нужны, мне нужны мои большие деньги, с процентами, — вроде бы тоже пошутил он.

— Большие деньги можно только украсть, — вздохнула я. Я же красть не обучена, умею только зарабатывать. Хотя пока заработала только геморрой. Фигурально выражаясь, конечно, — поспешила я добавить. Тут я картинно опечалилась и даже громко вздохнула.

— Кончай вкручивать, мне надоело ждать. За тобой следить без толку: ты либо очень хитрая, либо вообще дура. Почти год мы ничего не предпринимали, потому что надеялись, что ты выведешь нас на бабло сама. Или люди Ахмета как-то себя проявят. А тут они стали землю носом рыть, якобы тоже деньги ищут. До кучи еще в городе один тип появился, которого никто никогда не видел, но очень наслышаны. Карлсон, слыхала про такого? И в центре всего этого ты, что мне очень не нравится.

При этих словах он ткнул в меня пальцем. Очень невежливо, между прочим.

Я обиженно засопела, раз уж меня назвали дурой, и попыталась отвернуться к окну, но Чернов приказал:

— Рассказывай, что тебе известно про ограбление? Чего вы с сестрицей Бориса по городу носитесь, как страусы от врага? Бабки у тебя, и ты пудришь всем мозги, чтобы мы перегрызли друг другу глотки, а ты осталась в шоколаде?

— Ну у вас и фантазия. Ваши деньги взял убийца Бориса, это и ежу понятно. Убийца, скорее всего, Зверев, охранник. Мы так решили путем долгих умственных заключений. Он предложил Борису инсценировать аварию и похищение денег, а сам решил с деньгами смыться. Его надо и искать.

— Ты мне еще указывать начни…

— И с Ахметом вам лучше не воевать — он в политику идет. Вы бы объединили усилия, договорились, нашли бы эту гниду — и деньги ваши. Где-то же он их прячет, вряд ли успел все потратить, — глубокомысленно продолжила я, несмотря на предостережение.

Чернов скривился, будто проглотил упитанного муравья.

— Что мне этот щенок Ахмет? Я уже знаешь какими делами ворочал, когда он в шестерках бегал. А сейчас я добропорядочный бизнесмен и уж тем более светиться в этом деле не хочу. Много чести ему, если я с ним вместе под статью сунусь. Мои люди понаблюдают, а когда придет время, мы свое заберем.

Тут он побарабанил пальцами по подбородку и спохватился:

— Что тебе известно про двух типов, с которыми ты по городу разъезжаешь?

— Ничего не известно, свалились как снег на голову. Говорят, друзья Бориса, а я почем знаю? Мне от всех этих дел сплошное беспокойство. Я девушка одинокая, защитить некому. Пинками я их выставить не могу. Сами с ними разбирайтесь, а я к маме уеду.

— Уедешь, когда я свое назад заберу. А то твой ушлый муженек у меня такие деньги взял, что ты за всю жизнь не отработаешь. И вообще, не нравишься ты мне. Все как-то странно вокруг тебя завязано, а ты вроде как ни при чем. Посидишь пока у меня в гостях, надо разобраться, что за типы с тобой околачиваются, и какой их интерес в этом деле. Насчет Зверева тоже проверим, мои люди уже эту версию отрабатывают.

— Может, я пойду, раз уж мы нашли с вами общий язык? — бодро предложила я, привставая на стуле.

— Сидеть! — рявкнул он, и я поспешно опустилась назад на стул.

Тут он нажал какую-ту кнопку, и дверь распахнулась. Появился одни из моих сопровождающих, хмуро кивнул головой в сторону двери, и я на негнущихся ногах поплелась следом.

«Неужели будут пытать? — пронеслось в голове. — А если да, то на сколько меня хватит? А если и не хватит, то что я могу рассказать без ущерба для здоровья?»

Видимо, указания ребятам Чернов дал заранее, потому что меня провели на первый этаж, к двери, что располагалась налево от входа. Я сразу прикинула, что дверь металлическая, так что прорваться через нее на волю шансов у меня ноль. Стриженный бобриком открыл замок ключом на связке и жестом пригласил войти внутрь. Обычный кабинет: диван, стол, стулья у двери, компьютер. Окно зарешечено, это я сразу отметила с тоской.

— Располагайтесь, — достаточно вежливо сказал он. — Тут чайник есть, в шкафчике кофе, печенье. А телефон отдайте мне.

— И сколько я буду здесь находиться? — проворчала я, вытаскивая из сумки телефон.

— Пока все не выяснится, — он нахмурился, а я поняла, что о сроках моего заточения он не имеет ни малейшего понятия. — И без глупостей.

Какие глупости он имел в виду, я не поняла, но на всякий случай кивнула. Не пытают — уже хорошо.

Я побродила по комнате взад-вперед, сделала себе чай и устроилась за рабочим столом. На всякий случай обшарила ящики, но ничего примечательного не нашла. Кроссворды, газеты, пакет из-под чипсов и пачка фотографий, на которых запечатлены я, Пелагея, Толик с Алексеем, Яша в машине возле какого-то дома, Ройзман напротив гостиницы и еще какие-то незнакомые мне люди. Видимо, это объекты для слежки.

— Понятно, здесь комната охраны, — пробормотала я, чтоб как-то разогнать гнетущую тишину.

Открыв щеколду окна, зачем-то подергала решетки и убедилась, что мне не светит. Не прошло и получаса, как в двери защелкал ключ, она открылась, а моим очам предстал раскрасневшийся боров Яша собственной персоной, подталкиваемый сзади одним из «бобриков».

— По какому праву? — возвысил голос мой товарищ по несчастью, но, получив ощутимый тычок в бок, сразу же заткнулся.

— Посидите здесь. Пока все не выяснится, — вновь глубокомысленно напутствовал нас парень, кажется, Олег.

Дверь закрылась, а я покашляла. Тут Яша увидел меня и покраснел еще больше, ну прямо как бурак. На мой взгляд, так краснеть ему было вовсе ни чему, а если он опять намекает на любовные чувства, то сейчас мне явно не до них.

— Соня… Ты как здесь? — проблеял он, присаживаясь на краешек стула.

— Аналогичный вопрос могу задать и тебе, — съязвила я, сложив руки на груди. — Была в центре, по работе, встреча с читателями. На стоянке эти типы запихали меня в машину. Совершенно варварский метод, а, между тем, сейчас не лихие 90-е. Теперь твоя очередь рассказывать.

Я вопросительно подняла бровь и уставилась на Яшу, который явно маялся.

— Меня тоже схватили, я шел в бассейн, а тут эти типы…

— Хорош врать, никто тебя не хватал, — решила я закинуть удочку и попала в цель. — Нечего врать про бассейн, ты там отроду не был, а с таким пузом и вовсе всплыл бы, как поплавок.

— Ладно, предположим, я сам сюда пришел, — заныл он, затравленно озираясь.

— Предположим или пришел?

— Я искал защиты! — взвился он и опять покраснел. — Вся эта история меня буквально достала. Мало мне было проблем после смерти Бориса, рожи эти бандитские каждый день ездили и все выспрашивали. А что я знаю? Были деньги, я не спорю, но кто их взял — это уже не ко мне. Я бы точно не стал, потому что за такие деньги все равно рано или поздно головы лишишься.

— Допустим. Но к Чернову ты зачем явился? — нить повествования доходила до меня с трудом.

— Так я и говорю, а ты перебиваешь. У меня на днях кто-то в квартире шарил, — тут он понизил голос до зловещего шепота. — Что-то искали, хорошо, что меня дома не было. А если бы я раньше вернулся? Страшно подумать, меня могли убить!

— А что у тебя могли искать? — не поняла я.

— Деньги, наверное. Хотя какой придурок хранит деньги дома?

— Может, обычные воры?

— Ага, воры бы часы швейцарские взяли или какие-то ценности, а эти просто все распотрошили, даже диваны разрезали. На кой черт мне все это? — чуть не плача, опроверг мою версию Яша.

— Чего ты мне не позвонил? — не унималась я, продолжая подозревать его в сговоре с преступниками.

— А что толку? Ты с этими типами связалась, вам явно не до меня, — с обидой махнул рукой Яша.

— Хорошо, допустим, не воры. Но подумай сам, если бы это были люди Ахмета или Чернова, зачем им шарить у тебя в квартире? Они бы это год назад сделали.

— Вот-вот, не знаю, что это за псих объявился. Может, убийца вернулся? Кто-то же в Петьку стрелял, вполне возможно, решил, что я тоже в курсе его расследования. Если за ним следили, то видели, как он ко мне пару раз приезжал за консультацией.

— А что ты делал на квартире Зверева? — в лоб спросила я.

— На какой квартире? — Яша заерзал на стуле, но тут же покаянно вздохнул. — Да, я туда ходил. Хотел разобраться. Мне еще Петька намекнул, что Зверев во всей этой истории как-то замешан, хотя я и не спрашивал. Да и в его расследование принципиально не лез.

— А как ты дверь открыл, домушник?

— Ключом, — тут он обиженно засопел. — Мне его сестра Зверева дала.

— Ой ли. С какой это стати? — удивилась я.

— Она женщина одинокая, а я…

— А ты, старый лис, стал к ней клинья подбивать, навешал лапши на уши и ключ свистнул, — закончила я за него и презрительно отвернулась.

— Допустим, ключ я взял. На время. Но это только для всеобщего блага.

— Ты только о своем благе думаешь, — принялась стыдить его я. — Уверена, что какой-то дружок из местной шпаны тебе шепнул, что люди Ахмета взяли след Зверева. И не делай вид, что ты не знаешь о том, что он, может, вовсе не покойник. В таком случае деньги, скорее всего, он и взял. Зверев хорошо знал все ходы и выходы, расписание смены охраны, все закутки, словом, проникнуть в кабинет ему было раз плюнуть. Шифр ему сообщил Борис, раз помирать не собирался. Секретарши и той не было, ее предусмотрительно на учебу отправили. Деньги он беспрепятственно забрал, но делиться ими не пожелал. Скорее всего, было так: они отъехали от завода, Зверев покинул машину, а Борис последовал к месту предполагаемой аварии. Зверев через лесок подошел к заводу, проник на территорию, забрался в окно, которое предусмотрительно забыли закрыть. Далее он добирается на место аварии, показал Борису деньги, забрал документы. Трупы, я думаю, он приобрел заранее и спрятал их в том же люке. Место там глухое. За день с ними точно ничего бы не случилось. Бориса он, скорее всего, придушил, потом посадил на соседнее сидение труп, надел на него свои часы, цепочку, взорвал машину, забрал деньги и был таков.

— Похоже на правду, — тихо вздохнул Яша.

— Только если все было так, то Звереву неплохо бы исчезнуть, причем навсегда. Если ты не знал, то он был послан к нам столичным авторитетом по кличке Джамал. Тому нужен был свой человек в наших краях, ну и завод отжать, я так понимаю. Джамал явно не обрадовался бы, узнав, что Зверев вздумал его кинуть. Ну и денежки, может, по столичным меркам и не такие большие, но все же. Я бы на месте этого негодяя взяла ноги в руки и уносила бы их побыстрее.

— С такими деньгами сложно быстро смотаться. Деньги можно потерять, их могут найти те, кто помогал ему укрыться. Логичнее взять немного с собой, на первое время, чемодан припрятать, а самому залечь на дно. А потом, когда все уляжется, потихоньку за ними вернуться. Я бы так и сделал.

— Так ты решил, что он у себя на квартире деньги спрятал, и для того ключ у сестры свистнул? — осенило меня. — Полный бред. Там уже все хожено-перехожено, прямо паломничество какое-то. Нет, тут явно что-то другое…

— Не такой уж я дурак, — обиделся Яша. — У Зверева была женщина. Это я от сестры узнал. Правда, она не знает, что за баба конкретно. Зверев ее светить не хотел, то ли стеснялся, то ли был у него в этом какой-то интерес. Вот я на квартиру и пошел, чтобы найти какую-то информацию. Фотографии, открытки, записки. Словом, надеялся что-то про нее узнать. Логично же, что она может что-то знать о его местонахождении. Может, он с ней был более откровенен, чем с сестрой.

Тут я с уважением покосилась на Яшу, потому что мы с Пелагеей так до этого и не додумались, но вслух произнесла:

— Вот гад, так ты решил Чернову эту информацию продать?

— Может, и хотел, — с достоинством парировал он. — У меня здоровье уже не то, чтобы поисками заниматься. А чем скорее его бабу найдут и потрясут, тем быстрее от меня отстанут. И от тебя, между прочим. Могла бы поблагодарить. А эти типы вместо благодарности меня тут заперли до выяснения обстоятельств.

После этих слова Яков задумался и протянул:

— Может, это и к лучшему. Пока Зверева не найдут, тут как-то спокойнее.

Яков вздохнул и отвернулся к окну, демонстрируя нежелание вести дальнейший диалог. А я подумала, что отсюда пора выбираться. Правда, как это сделать, я слабо себе представляла, но выпитый чай стал активно проситься наружу, а я принялась барабанить кулаком в дверь. Через пару минут дверь открылась, и Олег хмуро воззрился на меня:

— Мне в туалет надо, — заявила я, пританцовывая козой.

— Ладно, пошли, — все так же хмуро кивнул он и открыл дверь пошире. На прощание я зачем-то показала Яше язык, тот обиженно скривился, а я заспешила по коридору. В очередной раз свернув, мы оказались возле двери с заветной табличкой «Туалет». Олег с видом бравого секьюрити устроился возле двери, а я обреченно побрела внутрь. В туалете было всего две кабины, причем вторая оказалась неожиданно занята. Я быстро шмыгнула в открытую дверь и услышала голос. Через тонкую стенку возле меня разговаривала по телефону какая-то женщина:

— Слушай, Люба, сегодня не получится. Бандюки мои все здесь, раньше смыться не могу. Я уже и переоделась, только собралась на выход — а они сидят, глазюками ворочают. Не иначе в городе что-то намечается, помяни мое слово. Надо другую работу искать, хотя где мне еще столько заплатят? Придется убирать все этажи, так что ты или сама голову намажь, или Машу попроси, соседку. Кстати, как там ее запойный?

Тут она увлеклась обсуждением запойного, потянуло сигаретным дымом, а я залезла ногами на унитаз и осторожно выглянула. Так и есть: халат уборщицы висел на крючке.

Стараясь не шуметь, я выскользнула, нацепила халат, косынку, сунула ноги в резиновые сланцы, стоявшие рядом, оставив уборщице в качестве компенсации свои дорогие туфли. Для конспирации я схватила ведро и швабру с тряпкой, которую водрузила на плечо на манер косы. Люба была увлечена разговором, а я осторожно выглянула в щелку. На мое счастье, Олег с кем-то разговаривал по мобильному, привалившись к стене, и смотрел в другую сторону.

Спокойной походкой (по крайней мере, я надеялась, что ноги у меня предательски не подкашиваются) я направилась в другую сторону коридора. Олег явно меня заметил не сразу, потому что крикнул вслед:

— Тамара, ты в наш кабинет не суйся, там люди сидят. Завтра помоешь.

Я что-то прохрюкала в ответ и ходко устремилась по гулкому коридору, скрывшись за спасительным поворотом. Тут мне опять повезло: в конце нового коридора я увидела дверь с решеткой, которая в данный момент была слегка приоткрыта. Видно, кто-то из охраны недавно выходил покурить. В нее я и устремилась, на ходу избавляясь от ведра и швабры. Тут вдалеке я услышала голоса, должно быть, уборщица все-таки вышла из туалета, и мое исчезновение обнаружили.

В рекордные сроки я добежала до двери, выскочила на щербатое крыльцо, поросшее одуванчиками, и быстро огляделась. Передо мной был забор из прутьев, а за ним почти сразу начиналась проезжая часть. Машинально я сообразила, что выскочила с боковой стороны от центрального входа. Окна сюда не выходили, и заметить меня должны не сразу.

Не раздумывая, я протиснулась через прутья, радуясь, что в ходе последних событий скинула парочку кило, не то бы точно застряла здесь, как Вини-Пух. Наплевав на безопасность, я кинулась на проезжую часть и замахала руками. Завизжали тормоза, я зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и увидела, что возле меня притормозил старый «Москвич», по виду — ровесник моего деда. В ту же секунду я запрыгнула в машину и гаркнула:

— Едем! С меня сто баксов!

Только тут я додумалась глянуть на водителя и чуть было не прослезилась: удача от меня явно отвернулась. На водительском сидении сидел истуканом старичок — божий одуванчик с розовой проплешиной. Наверное, мое эффектное появление ввело его в ступор, но времени на раскачку у меня не было, потому что я заметила, как через забор, матерясь и взглядом метая молнии, уже перелезает Олег. И это мне еще повезло, что он с его комплекцией не смог протиснуться через прутья. А еще парень наверняка побоялся звать подмогу, чтобы не получить по шее. Я хлопнула старичка по плечу, и, наклонившись прямо к его уху, проорала:

— Дед, езжай, с меня двести долларов!

Тут старичок разом ожил, удовлетворенно крякнул и ударил по газам:

— Вот это другой разговор. Кому охота за сто баксов под пули лезть? — радостно кивнул он.

«Вот старый аферист», — мысленно ахнула я, но так как ехал он довольно резво, я возрадовалась и решила не заострять внимание на его моральном облике.

— А с чего вы взяли, что вам придется под пули лезть? — уточнила я.

— А с чего ты неслась, точно за тобой дьявол гонится? — Тут дедок хитро сощурился и попытался одновременно посмотреть на меня и на дорогу. Выходило плохо, и он чуть не врезался в ближайшую Тойоту.

— Смотрите на дорогу, — разозлилась я. — а то и двести баксов не хватит, чтобы рассчитаться. — Какие еще пули? Начальник ко мне пристает, вот я и сбежала, мужу поеду жаловаться.

— Может, и так. Мне-то без разницы, мне сказано — я везу. Куда едем, кстати?

Я назвала адрес нашего дачного пристанища, хотя уже вовсю сомневалась и в его безопасности. Но, в конце концов, там должен быть Алексей или Толик. Я хотела попросить у дедка телефон, раз уж мой собственный остался у ребят Чернова. Но тут вспомнила, что и Толик, и Алексей сейчас без средств связи, причем по нашей с Пелагеей вине, и загрустила.

До поселка мы добрались без приключений, если не считать того, что дедок явно плохо видел, а очки не носил из кокетства. Пару раз мы чуть не врезались в столб, но дуракам сегодня везло, и мы остались живы. Затормозив возле нашего участка, я с облегчением увидела во дворе Толика.

— Жди здесь! — скомандовала я дедуле, а сама ринулась в открытые ворота.

— Соня! Наконец-то. Ты где была? — тут он перевел взгляд на мое одеяние уборщицы. — Ты чего в таком виде? Мы тебя целый день искали, в издательство ездили…

— Потом расскажу. Дай двести долларов!

Толик странно на меня посмотрел, но деньги достал, причем в кошельке у него этих самых долларов была внушительная стопка. Я метнулась за ворота, разбудила задремавшего дедка и сунула ему две сотенные бумажки.

— Если вас кто-то будет спрашивать, скажите, что высадили мне возле кинотеатра «Мир», — на всякий случай вспомнила я азы конспирации, почерпнутые мною из шпионских фильмов, а дедок важно кивнул и, посигналив, отчалил.

Вернувшись во двор, я вкратце рассказала Толику о событиях сегодняшнего дня, чем ввергла его в неимоверный гнев. По крайней мере, он грозился, что Чернов — покойник. Порадовавшись, что хоть кому-то моя судьба не безразлична, я повертела головой в поисках Алексея и Пелагеи.

Уловив мой взгляд, Толик сообщил:

— Алексей тебя искать поехал, ему ребята Ахмета, ну, что за тобой присматривали, сказали, что ты в издательстве была. А оттуда как испарилась: никто ничего не видел, вышла — и пропала. Он чуть с ума не сошел. А меня тут оставил: вдруг ты вернешься. Мы же оба без телефонов.

В этом месте я покраснела, а Толик укоризненно на меня взглянул.

— Свой-то я нашел, когда унитаз сегодня забился. Я полез чинить, а там… только не работает он. И пришло же кому-то в голову… Я теперь и Алексею позвонить не могу. Может, он уже и купил новый телефон, но номер-то я не знаю.

— Толик, я куплю тебе новый айфон, только сейчас давай думать, как Алексея найти. Подожди, а Пелагея где?

— Так я же говорю, Алексей приехал и снова уехал. А я в город решил метнуться, за новым телефоном. Паша тут места себе не находила, так за тебя распереживалась. Все рвалась с Алексеем, но я ей строго-настрого наказал дома сидеть и тебя ждать. Вернулся я через час где-то, а ее нет.

— Что значит нет? Надо звонить в полицию! — я почему-то сразу подумала, что ее тоже могли схватить люди Чернова.

— Да погоди ты. Что мы скажем? Что человека час дома нету? Может, встретила кого? Или в магазин ушла?

— Она бы просто так не ушла, — настаивала я. — И знакомых тут у нее нет.

— Ну, может, тебя ищет по городу. Я же говорю, волновалась сильно. Но это не все новости, — насупился он и потупил взор, а я поняла, что остальные новости тоже явно невеселые.

— Петра чуть не убили, — тут он вздохнул и уставился в пол.

— Опять? — схватилась я за сердце, а Толик печально кивнул:

— Не опять, а снова.

Я стала оседать, Толик ловко меня подхватил и повел в дом, попутно посвятив меня в детали дела. Новость ему сообщил Алексей, вернувшийся днем из города. Кто-то проник в палату к Пете и отключил ему аппарат искусственного дыхания. По словам постовой медсестры, посторонние в отделение не входили. Хотя она периодически тоже отлучалась, а в больнице в целом всегда был проходной двор, так что верить ее словам нельзя.

— Там еще наш человечек дежурил, — покаянно пробурчал Толик. — Алексей на всякий случай нанял охранника, но он тоже никого подозрительного не заметил. Сейчас будет круглосуточно там торчать, увалень хренов.

— Звони ему! — рявкнула я.

Толик поспешно набрал номер и, предупредив ответившего о цели моего звонка, протянул мне трубку:

— Кто сегодня был в больнице? — без перехода выпалила я и, выслушав ответ испуганного стража галактики, удовлетворенно кивнула.

— Так я и думала: Ройзман, что возле Ларисы отирался, сегодня был замечен возле палаты. Его визиту значения не придали, потому что он раньше приходил с Ларисой. Значит, человек свой. Правда, паренек божится, что на этаже его не видел, хотя верить на 100 % я бы ему не стала. Любой человек при желании вполне мог проникнуть в палату. Еще один охотник за деньгами.

— Если он тоже ищет деньги, ему логичнее этим заняться, а не по больницам ошиваться.

— Значит, есть у него какой-то интерес. Возможно, Петя что-то узнал, когда занимался поисками, и этот, из Израиля, не хочет, чтобы информация о нем просочилась куда-то. Скорее всего, и дружка Петькиного он убил: боялся, что Петька успел ему что-то рассказать.

— Петька теперь еще долго никому ничего не расскажет, хорошо бы оклемался, — вздохнул Толик.

— Я чувствую, что мы на верном пути, — потерла я переносицу. — Мне Яша сообщил, что у Зверева была женщина, которую он от всех скрывал. Я раньше как-то не задумывалась, что это важно, а сейчас… Может, она в курсе, где его искать?

Рассуждая вслух, я так разнервничалась, что полезла в холодильник за водой, и тут заприметила записку. Так и есть, записка от Пелагеи. Только эта чокнутая могла додуматься оставить послание под бутылкой воды. Хотя, учитывая похмелье всех обитателей дома, не так уж это и глупо. Бутылка воды сейчас — наш первый друг.

«Мне позвонил следователь, сказал, что всплыли подробности по поводу покушения на Петю. Просил меня подъехать, раз тебя нет. Я взяла у тебя из тумбочки деньги, поеду на такси…»

— Что за чепуха? — нахмурилась я. — С чего бы следователю звонить сюда, на домашний. Я ему номер не оставляла. А других телефонов у Пелагеи нет.

— Может, все-таки оставила и забыла? — заглянул мне через плечо Толик, читая записку. — А может, он твой телефон узнал на заводе, у Якова? Не смог дозвониться тебе на сотовый, стал обзванивать знакомых, ну и…

Тут я вспомнила про Якова, тоскующего в кабинете Чернова, и вздохнула. Ну и поделом ему. Нечего было соваться к бандитам, сунулся бы к нам. Хотя… чем Толик с Алексеем лучше — те же бандиты. Я опять вздохнула и тут по-настоящему заволновалась:

— Что же получается? Если Пелагея не врет, а с чего бы вдруг, кто-то позвонил ей, представился следователем и выманил из дома? Слушай, поехали к следователю, — взмолилась я. — А по дороге заедем еще и к сестре Зверева.

Толик, выглядевший взволнованным (не иначе, прошедшая ночь оставила в его душе неизгладимый след), согласно кивнул и пошел вызывать такси. Я быстро переоделась в джинсы и толстовку, схватила сумку и бросилась вслед за ним.

Всю дорогу я высматривала машину Алексея, но в субботний вечер дорога была почти пустой: все уже угнездились на дачах и жарили шашлыки, наслаждаясь природой и погодой.

В рекордные сроки мы добрались до отделения полиции, которое я уже считала своим вторым домом, но могли созерцать лишь замок на двери следователя Яшина. Дежурная сообщила нам, что он отбыл час назад по причине окончания рабочего дня. На мой вопрос, не видела ли она у него девицу с прической ежа, она равнодушна пожала плечами и выдать нам номер Яшина не пожелала, сославшись на конфиденциальную информацию.

Мы вышли на крыльцо, Толик закурил, а я еще больше заволновалась:

— И что делать? Номера Яшина я не помню, сотового у меня нет. Да и сомневаюсь я, что он ее вызывал.

— Может, она уже домой вернулась? — вздохнул Толик.

— Может. Ладно, давай заскочим к сестре Зверева, если срезать через мост, тут пятнадцать минут езды.

Таксист терпеливо ждал нас в машине и ровно через пятнадцать минут мы тормозили возле дома Ольги, а еще через пять уже звонили в дверь. Открыла она почти сразу, точно кого-то ждала.

«Может, Якова?», — подумала я, но решила не пугать ее известиями, что ее дружок сейчас в плену. Увидев нас, сестра Зверева удивленно поздоровалась, пытаясь понять, за чем нас черт принес.

— Можно войти? — кашлянула я.

— Конечно, проходите. Что-то случилось? — забеспокоилась она, пропуская нас в прихожую.

— Вы уж извините, я прошлый раз забыла спросить: у Кости была женщина?

— А какое это имеет… — начала она, потом, видимо, сообразила, что если мы примчались к ней вечером, то какое-никакое значение для нас это все-таки имело.

— Я уже говорила Якову Семеновичу, — тут она немного покраснела, — что у Кости была жена, когда он в Москве жил. Потом они развелись, детей не было, так что в помощи они не нуждаются. Да и было это лет б назад. Жили они плохо, постоянно скандалили…

— Это понятно, бабам всегда неймется. Им подавай любовь, как в бразильском сериале, — влез Толик, демонстрируя богатый жизненный опыт или же желая завязать разговор, расположив к себе оппонента.

— А здесь, в нашем городе, была у него женщина? — я томилась и хотела быстрее приступить к поискам Пелагеи.

— Ну, женщины у него, наверное, были, не без этого. Но он меня с ними не знакомил. Последнее время точно встречался с кем-то, потому что сказал мне в квартиру к нему не ездить, не убираться. Наверное, женщина его приезжала. А просто посторонняя девица убираться же не будет, так ведь? Значит, серьезные отношения были, но я ее лично не знаю.

Тут из-под ее руки вынырнул пацан лет десяти, похожий на мать, со смышлеными глазами и явной склонностью к подслушиванию.

— Была у него невеста, Галей звали. Я слышал, он с ней по телефону разговаривал.

— Да что ты болтаешь, может, просто по работе кто звонил, — махнула на него рукой Ольга. — Вы его не слушайте, он у нас фантазировать любит. И подслушивать.

— Нет, точно помню, — стоял на своем пацан. — Он еще ей говорил: не нуди, Галька, скоро поженимся. И не придется тебе в твой «Цитоген» на работу таскаться каждый день, будешь дома борщи варить.

Сестра Зверева уставилась на сына в полном недоумении. Было видно, что эта информация для нее в новинку:

— Ну, может, и была какая-то Галина, теперь-то что, — вздохнула она.

Мы торопливо распрощались, а я потянула Толика за рукав и заволновалась, как ищейка, которая взяла след.

— Галина из «Цитогена» — это уже что-то. Мы с Пелагей нашли талончик к врачу «Цитогена» в квартире Зверева.

— Может, он сам и обронил когда-то. Вполне возможно, ходил к любимой лечиться. По блату, так сказать.

— А то, что талончик датирован тремя неделями назад, тебе ни о чем не говорит? И он на имя этого самого дяди из Израиля. Нет, тут что-то нечисто. Дядя тоже охотится за деньгами, что-то ищет в квартире Зверева, ходит в «Цитоген». Вполне возможно, он там надеялся поговорить с этой самой Галиной. Поехали туда, нужно срочно с ней встретиться!

— Так ты время видела? — заворчал Толик. — И Алексея надо найти, он там, наверное, места себе не находит.

— Элитный медицинский центр работает без выходных, — отрезала я, — а время еще детское — семь вечера. Они явно часов до девяти открыты.

Через полчаса мы прибыли к «Цитогену» все на том же таксисте, который был явно рад заполучить таких подвижных клиентов. Памятуя мою последнюю встречу с теткой на рецепшен, а также нашу последующую неявку в кабинет зубного, я послала на разведку Толика, четко проинструктировав его по существу дела. Вернулся он через 15 минут, на ходу засовывая в карман бумажку с номером телефона разведенной регистраторши. И порадовал следующей информацией: Галина подходящего нам возраста у них была одна, не считая Галины Семеновны, уборщицы 59 лет. Галина Павловна Реутова работала в «Цитогене» хирургом пять лет, была на хорошем счету, но восемь месяцев назад уволилась и уехала. Куда — никто не знает, она ни с кем близко не общалась, слыла молчуньей.

— И что это нам дает? — забеспокоился Толик, видно, подумав, что он зря рисковал своим мужским достоинством, добывая сведения.

— Ее отъезд, скорее всего, говорит о том, что Галина не так проста и явно что-то знает. Выждала время и смылась. Думаю, именно у нее отсиживался Зверев первое время. Потом куда-то уехал, а следом за ним махнула и она.

— Надо Алексею все рассказать, у него башка лучше варит, пусть думает, как эту дамочку искать. Возможно, она выведет нас на Зверева, — подумал Толик и хмыкнул:

— А у него губа не дура, Галина эта симпатичная, я на доске почета фотку глянул: губы, как у Памелы Андерсон. Хотя, оно конечно, когда ты пластикой занимаешься, грех себе что-нибудь не подправить: нос там, к примеру, или губы накачать. Я вот себе бы уши…

— Подожди, — перебила я его, пока он не углубился в тему ушей. — Какой пластикой? Ты же сказал, она хирург?

— Ну да, пластический хирург, а я что говорю? — обиделся Толик и, перегнувшись вперед, стал объяснять таксисту, как сократить дорогу, свернув налево.

Тут я так заволновалась, что даже подскочила на сидении и больно ударилась головой о крышу машины:

— Смотри: Галина — пластический хирург, Зверев вполне мог с ней познакомиться специально, когда в его уме весь этот план только зрел. Когда ему понадобилось укрыться, он мог наплести ей, что его хотели убить враги Бориса. А может, она была в курсе его плана и помогала ему не просто так, но за долю. В любом случае, скорее всего, она прятала его у себя. И, очень может быть, оказала ему услугу как пластический хирург.

— Это как? — заинтересовался владелец заинтересованных в пластике ушей.

— Рожу ему немного перекроила! — выдала я. — А что? Для нее это раз плюнуть, думаешь, они мало левых клиентов имеют? А то, что ему пришлось какое-то время в бинтах провести — так это ничего. Он же прятался, а не по концертам разгуливал. Швы зажили, бинты сняли и Зверев с чужими документами тю-тю. Так что, вполне возможно, он сейчас выглядит несколько иначе.

— Вот у тебя и фантазия, не зря ты книжки пишешь, надо почитать, — хмыкнул Толик, — только все это доказать надо. Может, эта баба вообще тут не при делах, а уехала, потому что личная жизнь не складывалась. Или к родителям подалась. В любом случае, узнаем, — кивнул он.

Мы как раз подъехали к нашему дачному дому. Машины Алексея не было, свет в окнах не горел, а я еще больше запаниковала:

— Толик, что-то никого нет!

Мы, наконец, отпустили таксиста, осмотрели дом и, никого там не обнаружив, вышли на улицу. Мотя радостно носилась по участку, потому что долгое заточение выносить никогда не могла.

— Алексею пора бы вернуться, — Толик нахмурился, а я чуть не плакала. — Черт, с этими телефонами вообще беда вышла. И не позвонить.

Тут он немного подумал и, кивнув, принял решение:

— Вот что, идите с собакой в дом, закройтесь и сидите. Вдруг Пелагея заявится, перехватишь ее. Так спокойнее. Я поеду Алексея искать, к Ахметовским ребятам заеду, номера их не помню. Вот он — век глобальной компьютеризации и телефонии. Раньше все в блокноты, а теперь без телефона — как без рук. Может, ахметовские Алексея видели? И Пелагею заодно. Ох, грехи мои тяжкие…

— Я с тобой! — пискнула я, потому что одна лишь мысль о сидении в темном доме приводила меня в панику.

— Кто-то должен остаться. Вдруг Алексей или Пелагея вернуться, а тут никого. Так и будем по кругу ездить. Вон соседи шашлыки жарят, — махнул он рукой через забор. — И напротив семья приехала. Так что не дрейфь! Тем более, ты с Матильдой. А я ее таким трюкам обучил: парит как бабочка, жалит, как лабрадор.

Конечно, надежды на бабочку Мотю я не возлагала, но выглядеть трусихой не хотелось, и я покорно кивнула. Потосковав у ворот и увидев, как отъезжает новое такси с Толиком, мы побрели в дом.

Тут я вспомнила, что у меня за целый день куска во рту не было, да и псина стала проявлять признаки беспокойства, и я полезла в холодильник за колбасой. Война войной, но кушать хотелось прямо-таки отчаянно. А про Мотю и говорить нечего: та вообще пожрать не дура, причем круглосуточно. И тут зазвонил телефон. Я вздрогнула, потом с облегчением подумала: «Пелагея объявилась». Схватив трубку, я прямо-таки заорала:

— Где тебя черти носят? — Даже если это окажется Алексей, вопрос вполне можно адресовать и ему.

— Рад, что ты соскучилась, — голос на том конце, скрипучий и глухой, заставил меня вздрогнуть. Впрочем, скрипеть могло и по причине качества дачной связи, весьма далекого от идеала. — Скажи, деточка, ты сейчас одна дома?

— Ну, допустим. А кто вы? Что вам нужно? — нелепее вопроса и придумать было сложно, но блистать оригинальностью в тот момент я была не настроена.

— Я тот, кого ты и твои дружки так упорно и безрезультатно ищете.

— Зверев, это ты, что ли? — ахнула я, точно мне позвонили с того света. Одно дело рассуждать о том, что Зверев жив, другое — услышать его голос и убедиться в этом самой.

— Ага, — хохотнул он, а ты догадливая. — Мне надо, чтобы ты приехала в одно чудное место.

— Зачем? — насторожилась я. — Можем по телефону поговорить. Ты деньги свистнул и Бориса убил, я это уже знаю. Только пусть тобой полиция занимается или ФСБ, я в этих материях не сильна. И местной мафии о тебе давно известно, так что ребята Ахмета и Чернова у тебя на хвосте. Понапрасну мне не угрожай, лучше о своей шкуре подумай.

— Ты мне без надобности, но надо смыться с деньгами. А у меня на хвосте вся местная, как ты выражаешься, мафия и твои дружки из Москвы. Через час ты должна приехать, куда я скажу, записывай адрес. И не вздумай брать с собой своего хахаля или звонить ментам. У меня там свой человек, и я сразу же узнаю о подставе. Добирайся на попутках, никаких такси. От леса пойдешь пешком, я должен проверить, что ты без хвоста.

— И чего я вдруг попрусь… — начала я, но он меня перебил:

— Здесь твоя подружка, так что, если она тебе дорога, поторопись. А если нет — мне терять нечего, я ее пристрелю.

Тут в трубке раздалось подозрительно знакомое мычание, и я с ужасом поняла, что Пелагея у него. Так выразительно мычать могла только она.

— Ты, псих, не трогай ее, она вообще в этой истории сбоку припеку! — тут я по-настоящему испугалась, потому что поняла, что ехать все-таки придется.

— Так что, киса, поступим так, — довольный произведенным эффектом, продолжил Зверев, — ты никому ничего не говоришь, едешь за своей подружкой и тихо сидишь здесь до завтра, а ваши дружки пусть немного вас поищут. За это время я спокойно смоюсь.

— Допустим, я ничего не скажу своим, как ты выразился, дружкам. Тихо смоюсь или даже пущу их по ложному следу. Но местной мафии я приказывать не могу, авторитет не тот. А если они сами тебя найдут? — заволновалась я.

— Им сегодня будет не до меня, я позаботился, — заржал он. — Так что шевели ножками, и не вздумай кому-то звонить, иначе я твоей кучерявой подруге скальп сниму.

Он продиктовал адрес, я записала его на газете, на которой еще пару минут назад собиралась резать колбасу. Я попыталась еще что-то проорать в трубку, но Зверев уже отключился.

Я заметалась, пару раз кидалась к телефону, чтобы позвонить в полицию. Конечно, скорее всего, про своего человека в полиции он врал, но чем черт не шутит? А если он все-таки ее убьет, я же себя до конца жизни не прощу… Тут до меня дошло, что Толик забыл оставить мне свой новый номер, и я вообще закручинилась. Это же надо быть такой дурой! Рассчитывать, что Зверев просто так меня отпустит, я не могла, но как обезопасить себя в такой ситуации, да еще и не имея времени на размышления, не знала.

Кое-какой план у меня все-таки был, поэтому я немного повыла, сбегала наверх за сумкой, переобулась в кеды и, поцеловав испуганную Мотю на прощание в нос, сломя голову кинулась через лесную тропинку к проезжей части. Тут я заметила, что из-за поворота с нашего же поселка выезжает легковая машина, и замахала руками. Серебристый «Фольксваген» соседей напротив притормозил, и молодой мужчина спереди опустил стекло.

— Здравствуйте! — затараторила я. — А я из дома напротив, мы у них гостим, подкинете до города? Телефон разрядился, не могу такси вызвать. Позвонили из дома, вроде газом тянет из квартиры, вот спешу.

Видимо, вид у меня был до того ошалелый, что сосед за рулем кивнул, а его жена указала мне на заднее сидение.

— А мы вот назад в город, позвонила мама, давление у нее поднялось, — печально протянула она, а муж хрюкнул с видимым неудовольствием.

— Как к нам таскаться каждый день, так у нее давление нормальное, а как мы решили отдохнуть культурно, так ей приспичило…

— Не говори так про мою маму!

Соседи увлеклись перепалкой, поочередно вспоминая обеих матерей, а я попыталась привести мысли в порядок. Что мы имеем? Позвонить мне некуда, в смысле Толику или Алексею, даже номер следователя Яшина остался в мобильнике. Да и толку, пока я объясню ментам всю эту Санта-Барбару, Зверев успеет грохнуть ни в чем не повинную Пелагею.

Занятая невеселыми мыслями, я не заметила, как мы прибыли к остановке под названием «Химы», за которой наш город благополучно заканчивался и начиналась трасса на областной центр, пролегающая через лес. Соседи высадили меня на остановке, а сами покатили дальше. Место для встречи Зверев выбрал знатное: без машины топать вдоль леса мне придется еще хороших километра полтора.

Подбадривая себя и даже напевая под нос арию зайца из «Ну, погоди!», я, временами стеная и охая, пошла вперед. Иногда мимо проезжали машины, но ловить попутку я не решилась. Еще нарвусь на каких-нибудь психов, да и Зверев запретил. Хотя беспокоиться о психах, отправляясь в гости к убийце, было даже как-то неудобно. Минут сорок я шагала, пока не вышла, наконец, к развилке.

Дорога уходила влево, на указателе значилось название поселка «Новая жизнь». Значит, я на верном пути. Мне было велено повернуть после указателя, топать прямо и искать дом с ажурными кованными воротами.

В темноте поселок выглядел каким-то нежилым: кое-где вдалеке виднелся свет, в основном же дома были недостроенными. Насколько я помнила, выдавать участки здесь стали не так давно: кажется, секретарша Наташа интересовалась этим местом, собираясь строить дачу, но отказалась, так как газ еще не провели.

Я медленно шла вдоль дороги, стучала зубами и всматриваясь в недострой, окна которых зияли черными глазницами. Сейчас я очень жалела, что не взяла с собой фонарик. Где-то вдалеке завыла собака, а я почувствовала, как по спине прошел холодок. Конечно, отправляясь к Звереву, я предполагала, как смогу обезопасить себя и Пелагею, по крайней мере, на некоторое время, но все равно было страшно до одури.

Вся надежда на Толика и Алексея: скорее всего, за мною следили, так что о моих передвижениях им должно быть известно. Хотя, пока мы ехали с разговорчивыми соседями, я крутила головой во все стороны, но никакой слежки не заметила. Но на то она и слежка, чтобы быть незаметной.

Наконец-то справа показался какой-то дом с воротами. Подойдя ближе, я смогла убедиться, что они очень похоже на кованные. Хотя в этом вопросе я была не специалист. Я толкнула эти самые ажурные ворота от себя, и они вдруг со скрипом поддались. Осторожно шагнув во двор, я поспешно огляделась. Дом кирпичный, двухэтажный, почти достроенный. Все, как описал Зверев. Неуверенно прошла вперед, огибая дом слева, потому что увидела в конце участка какой-то вагончик, из которого исходил тусклый свет. Тут осмотр временно пришлось прекратить, потому что сзади кто-то больно стукнул меня по голове чем-то тяжелым. И я на время ушла в себя. Но обещала вернуться.

Когда я открыла глаза, первым, что я увидела, была привязанная ко стулу Пелагея. Рот ее был криво заклеен скотчем, а глаза по обыкновению судорожно вращались. Я заволновалась, как бы она совсем не сбрендила от этих переживаний. У нее и так с этим неважно, а тут такие испытания. Сделав попытку ободрить ее глазами или же сказать родственнице что-то успокаивающее, я поняла, что мои руки тоже связаны сзади за стулом, а рот заклеен.

Беглый осмотр местности привел меня к выводу, что мы находимся в том вагончике, который я могла лицезреть за минуту до того, как меня отоварили по башке. Свет в нем исходил только от небольшого портативного фонаря, который поставили на стол, поэтому рассмотреть что-то путное было крайне проблематично.

Внезапно кто-то подергал засов снаружи, щелкнул замок и дверь со скрипом открылась. Я вздрогнула, а в вагончик вошел рослый мужчина в спортивном костюме. Я запрыгала на стуле, привлекая к себе внимание. Он подошел, наклонился, чтобы отодрать скотч, и в свете фонаря я с удивлением узнала в нем израильского поклонника Ларисы. «Он что, сообщник Зверева? Вот гад, права была Лариса. А еще волосы красит, благородной седины ему захотелось. Благородством тут и не пахнет…».

Все эти мысли пронеслись в моей голове, пока он больно дергал за скотч, а еще я подумала, что сэкономлю на эпиляции верхней губы. Наверное, только это и помогло мне не заорать дурниной от резкой боли.

— Очухалась? Ну, привет, киса! Вот мы и встретились, — изрек израильский дядя голосом Зверева, и тут в моей голове все стало на свои места. Возможно, это удар так подействовал, но пазл, наконец, сложился и я, храбрясь, ответила:

— Привет, Зверек! Ты не зря к стоматологу ходил, человека всегда легко узнать по улыбке. Ты можешь себе рожу хоть пять раз перекроить, улыбка у тебя до того пакостная, что прям с души воротит.

— Ты бы о своей улыбке подумала, а то в гроб без зубов положат. Прикинь, как красоту испортит, — обиделся он.

Тут я загрустила, но потом глянула на Пелагею, которая вертелась на стуле, как уж на сковородке. Вот уж кому еще хуже, чем мне. Родственнице сидеть с завязанным ртом — это пострашнее пыток. При ее-то любви к болтовне.

— Ты зачем ей рот заклеил? Я понимаю, в фильмах крутые ребята так всегда делают, но тут и так никого нет. Да и ты не крутой парень. Чего же человека понапрасну мучить?

— Да эта чокнутая болтала без умолку, надоела хуже горькой редьки, — веселился он, а я решила поддержать светскую беседу и покивала:

— У нее хроническое недержание слов.

— Ага, это точно. А орать тут действительно толку никакого, — удовлетворенно кивнул он. — Соседей нет, ближайший обитаемый дом далеко, а хозяева этого вообще за границей. Пока явятся на Родину, вас уже крысы в подвале съедят.

— Ты псих и убийца, тебя же все равно найдут. Петьку ты убить хотел? Ну конечно, он стал шевелиться и, видимо, что-то раскопал. Пока его дружок безуспешно меня шантажировал, он пробивал вторую версию и напал на твой след. Точнее, на след Зверева. Потом ты появился, стал следить за ним, скорее всего, он тебя засек. Или дружки его подсказали, что за ним хвост. Вот он и стал тебя пасти, а тебе это очень не понравилось. Славку тоже ты хлопнул, наверное, тот позвонил тебе и предложил заплатить ему за молчание. Или ты хотел подставить меня? Убила пасынка и шантажиста, а сама слиняла за границу с бабками.

— Не жди, что я начну тебе объяснять, что к чему, — оборвал меня Зверев. — Это в твоих дурацких книжках злодей по два часа объясняет, кого и за что он убил, а потом приходит герой и спасает прекрасную леди.

— Еще один ненавистник моих книжек, — хмыкнула я. — Пора открывать клуб нелюбителей моего творчества.

— Борька твой сам виноват, хотел всех кинуть, тебя в том числе. — Все-таки Зверева потянуло исповедаться. На это я рассчитывала, памятуя, что преступникам всегда хочется выговориться напоследок. — Его прессовали со всех сторон. А так… Нет человека — нет проблем. Расчет был простой: ахметовцы думали бы на черновцев, а те — наоборот. Это давало время… Не разобравшись, шумиху поднимать не стали бы — не по понятиям.

— Тебя бы очень устроило, если бы они друг другу глотки перегрызли.

— Пока бы они разобрались, что к чему… Все было схвачено: жмуриков мне знакомый подогнал, машина горела любо-дорого. Прокололся на мелочи: вернулся за деньгами в этот чертов город. Пришлось наведаться в свою старую квартиру, хотел забрать фотографии с Галей и кое-какие документы, а в квартиру вздумалось наведаться этому малокососу Петьке. Я успел уйти, но за Петькой присматривали, и меня засекли.

— Значит, после убийства Бориса ты у бабы своей прятался, — тянула я время, — она тебе и операцию сделала. Волосенки покрасил, очки нацепил, голливудская улыбка, а еще и похудел. Тебя прямо не узнать. Что ты ей наобещал? Что женишься? Или денег отвалишь?

— Все бабы — дуры, — презрительно скривился он. — Вот ты, к примеру, ринулась сюда одна, без своего хахаля, головой рискуешь. А ради кого? Она тебе что, родственница? Дура и есть. Вот и Галина. Жалостливая очень. Я ей сказал, что стал свидетелем убийства Бориса, еле смылся, а свидетели долго не живут. Вот она меня и прятала на даче у тетки. И операцию мне по-тихому сделала в клинике в ночную смену, все чин-чинарем. Я с новым паспортом и новым лицом уехал в Израиль, потом и Галка приехала ко мне. Я добро помню, помог ей, в крутую клинику устроил, денег дал, так что она не в обиде. Может, и женюсь.

— Ты же в курсе, что тебя Джамал ищет?

— А ты, я смотрю, времени зря не теряла, и про Джамала уже знаешь. Он вышел и проявил интерес к той истории, мне нужно завершить все дела, чтобы комар носу не подточил. Я же не такой придурок, чтобы все деньги с собой тащить или у Галкиной тетки на даче их прятать.

— Ну конечно, она деньги могла найти и догадаться, что ты не жертва, а злодей. Или местные братки тебя бы все-таки обнаружили. Риск был велик. С такой сумой на руках притвориться бедным родственником не получится. Если бы Джамал тебя отыскал, ты мог бы ему наплести, что тебя чуть не убили, и ты сам скрывался, пока все не выяснишь. Найди его ребята у тебя такую сумму — ты сразу бы стал покойником.

— Вот, видишь, а еще говорят волос долог — ум короток. Соображаешь. Бабло за границу перевезти тогда я не мог: мне надо было скрываться, а такую сумму так просто на счет не кинешь. Основные деньги пришлось спрятать в надежном месте, за год много воды утекло: Джамал сел, ему не до меня было. Эти местные придурки друг за другом гонялись, мерялись пиписьками, а денежки спокойно лежали на своем месте. Теперь я добропорядочный гражданин Израиля, имею свой бизнес и могу позволить себе любые операции с валютой.

— Ладно, допустим. У тебя все складно, но я-то тебе зачем? Обещал, что отпустишь, а сам… Валил бы по-тихому.

— А зачем мне свидетель того, что я жив? Петька твой придурок, полез не в свое дело, за это и схлопотал. Жаль, убить его не удалось. Живучий, как кошка. Может, он и не очухается. Да и плевать: скоро я буду уже на другом конце Земли и с другими документами. Ройзман попадет в аварию, а где-нибудь в Каннах появится месье Жерар-Филипп или Николя. Как тебе? Деньги творят чудеса! А ты сама виновата. Сунула свой нос — получай по нему. Тем более, мне выгодно, если ты и эта чокнутая бесследно исчезнете. Все действующие лица этой трагикомедии подумают, что вы их за нос водили, а сами с деньгами смотались. Местные придурки друг друга перестреляют, а Джамалу придется удовлетвориться тем, что меня и Бориса хлопнула веселая вдова. Доказать, что я жив, практически невозможно. И уж тем более, никто не знает, как я сейчас выгляжу. С моими бабками я сделаю еще пару подтяжек, перекрою уши и нос, да меня мать родная не узнает.

Тут я приуныла, потому что все выходило так, как он говорил. Он нас порешит, закопает где-нибудь в лесу, и поминай как звали. Алексей с Толиком, чего доброго, и вправду решат, что мы все это время их дурачили, а сами нашли бабки и смотались. Тут светлый образ Алексея снова встал у меня перед глазами, и я даже прослезилась. Ладно, у меня тоже оставался кое-какой козырь в рукаве:

— Зверев, вот ты вроде под умного косишь. А кто же деньги в гробу хранит?

Тут он вздрогнул, как от удара, и вроде бы даже икнул. Пелагея перестала ерзать и замерла, выпучив глаза.

— Ты откуда… — медленно прошипел Зверев. — Да как ты вообще…

Я отвернулась к стене и стала насвистывать, имитируя беззаботность. Брызгая слюной, он подскочил ко мне, схватил рукой за лицо, развернув к себе, и приказал:

— Говори, сучка! Я тебя сгною в земле!

— Ты умен, а я умней, — пожала я плечами. — И кусаюсь я больней, — тут я и впрямь сделал попытку куснуть его за палец, потому что пятерня на моем лице здорово действовал на нервы. Видимо, его нервы тоже были на пределе: он даже не дал мне пощечину, просто вскрикнул, одернул руку и запричитал:

— Подожди, ты знала, что деньги были в гробу Бориса? Почему не забрала? Когда я выкопал сумку, все было на месте…

— А вот ты, Зверек, к примеру, проверил их на подлинность? Ну и дурак. В сумке куклы, прикрытые, конечно, настоящими пачками. Но их там так мало, что дальше Польши ты не убежишь.

Тут он схватился за сердце, но устоял на ногах и метнулся в угол вагончика, схватил сумку и стал шуршать бумагой. Издевалась я над ним зря. Лично я бы на его месте тоже не стала проверять все пачки. Могилу он копал, конечно, ночью, схватил сумку — и был таков. Да и как он мог подумать, что кому-то придет в голову светлая мысль искать там деньги? Видимо, добравшись до нарезанной бумаги, уложенной в ровные стопки под настоящими пачками, он издал что-то вроде стона и подскочил ко мне.

— Ах ты, стерва!

Зверев все-таки наотмашь ударил меня по лицу и заревел диким вепрем:

— Где мои бабки? Говори, или я оставлю вас здесь подыхать медленной и мучительной смертью. Предварительно переместив в погреб в доме. Там вас быстро заживо сожрут крысы. Если скажешь правду, смерть будет легкой и приятной, обещаю.

— В саду моего дома, под кустами облепихи, в ящике из-под бренди, — равнодушно сообщила я, очень надеясь, что он не поверит на 100 %. Он поразмышлял, видимо, думая, как поступить с нами.

— Если ты рассчитываешь на своих дружков из Москвы, то зря. Они здесь по мою душу, тебя спасать им резона нет. Они же… Впрочем, это уже не важно. А бандюки твои тоже тебе не помогут, не до меня им сейчас. У Чернова офис и склад полыхает, моя работа. Так что они сейчас будут выяснять, кто посмел. Конечно, наедут на ахметовских, я там пару завлекалочек им для этого оставил. Грядут перемены! — оскалился он, а потом добавил:

— Если денег в саду не будет, запомни, твоя смерть будет намного мучительнее.

— Очень на это рассчитываю, в душе я мазохист, — вяло отозвалась я, вновь получив по зубам.

По правде сказать, блефовать я вовсе не умела, но это было хоть какой-то попыткой оттянуть время. Зверев схватил сумку и бросился на улицу. Дверь он тщательно закрыл, окна вагончика были зарешечены, а мы с Пелагеей по-прежнему связаны. Когда вдалеке послышался звук отъезжающей машины, я вздохнула с облегчением. Какое-то время мы выиграли: пока он не найдет деньги, убивать нас ему не с руки. При мысли, что он может начать меня пытать, я даже поморщилась.

— Пелагея, прыгай ко мне! — скомандовала я, когда Пелагея замычала громче прежнего. Кричать бесполезно, вагончик стоял ближе к лесу, так что даже если вдоль домов кто-то пройдет, нас все равно не услышат. Да и кто тут будет шастать ночью?

Мы стали прыгать навстречу друг другу, а когда встретились на середине комнаты, я зубами сорвала ей скотч, о чем почти сразу же и пожалела: тихая Пелагея — это неземное наслаждение.

— Софочка, прости меня, Христа ради. Из-за меня и ты жизни лишишься. Позвонил же мне, дьявольское отродье, участковым представился. Говорит, подъезжай к лесу, у нас тут следственный эксперимент, поговорить надо. Ну, я и махнула, пока никого не было. Хотела быстрее все выяснить, а Толик за телефоном поперся, гад. Всегда он не вовремя.

— Ладно, прорвемся, — успокоила я ее.

— Он же нас убьет, — заревела она, но любопытство, видимо, пересилило. — А как ты про деньги догадалась? Вот ты голова. Я бы ни в жизни…

Я вздохнула и призналась:

— Ничего я не догадалась, случайно все вышло. После Борькиной смерти позвонила его тетка из Израиля и сказала, что по традиции их семьи часть пепла надо развеять над мертвым морем, вроде так делал еще их прапрадед Самуил. Короче, не суть. Пришлось копать. В чемодане, который я там нашла, были деньги. Ясно, что кто-то их туда не просто так положил, вот я и заменила чемодан. Хотела понять, кто все это затеял. Шутник все равно бы рано или поздно объявился. Только вот не думала, что все закончится для меня так плачевно.

— А деньги ты где дела? Неужели и впрямь под облепихой? Хотя лучше не говори. Если он меня пытать станет, я могу не выдержать, у меня сердце слабое, — поспешила добавить Пелагея. И вновь пустила слезу.

— Не о том думаешь, голуба, — вздохнула я, тоже мечтая поплакать. — Давай лучше думать, как нам отсюда выбраться. Попробуем, что ли, веревки зубами развязывать.

Я попыталась изогнуться, чтобы достать до рук Пелагеи, но, похоже, такие фокусы хороши только для боевиков или если ты — женщина-змея. В реальной жизни я преуспела только в том, что вместе со стулом завалилась на бок и дрыгала ногами, как юный Джеки Чан.

Только я собралась зареветь от жалости к себе, как в дверях послышалось скрежетание. Запор явно пытались выломать, и через пять минут дверь вновь скрипнула, а перед нашими глазами сначала предстала Мотя, радостно повизгивающая и пытающаяся облизать мне лицо, а следом за ней — милый сердцу и такой родной Толик.

Сказать, что я обрадовалась — значило не сказать ничего. А Пелагея так видно вообще от счастья лишилась рассудка, потому что вдруг заголосила навзрыд:

— Толик, развяжи нас быстрее!

— Чего орешь, дурища? — шикнула я на нее. Хотя Зверев, по моим подсчетам, сейчас должен был уже мысленно копать облепиху по дороге в город, но конспирация все равно не помешает.

— Тебе хорошо говорить, а у меня мочевой слабый. Я тут привязанная полдня сижу. — обиделась она.

Мотя легла на пол, закрыла морду лапами и, по примеру Пелагеи принялась выть, пока Толик быстро орудовал ножом. Веревки упали, и Пелагея с воплем кинулась за вагончик.

— Толик, как ты нас нашел? — потирая руки и плача от радости, спросила я.

— Так Мотя, красавица, помогла. Мы тут с ней между домов плутали, а она шасть — и к вагончику… Я же говорил, теперь с ней хоть на зайца, хоть на Пелагею. Учуяла, матушка.

Я расчувствовалась и уткнулась носом в шею Моти, а она положила голову мне на плечо.

— Ну и напугали вы нас, — выдохнул Толик, озираясь. — Леха меня послал, хорошо, что ты адрес на газете записала, так бы хрен мы вас нашли. У Ахмета не люди — дрянь, велено же было за вами приглядывать, а они тебя до лесочка проводили, и не успели засечь, куда ты на развилке свернула. Там же еще одна дорога есть, поворот на «Лопатино». Пока я все дома прочесал… Это хорошо, что тут свет горел, какой-никакой ориентир. Ну и Мотя сюда кинулась.