Белоснежка и семь самураев

Глава 3.

“Опять ты,” — пробрюзжала фея. — “неужели ты никогда не отстанешь?”

Лягушка раздула щеки. “Нет,” — проквакала она. — “Эта такая вещь, называемая долгом. Не думаю, что тебе она знакома.”

“Ошибаешься,” — язвительно усмехнулась фея. — “Свои долги государству я хорошо знаю. Семнадцать процентов на джин, виски, ром и текиллу, двадцать восемь процентов на сигары…”

“Неважно. В этот раз все будет иначе.”

“Да уж,” — язвительно заметила фея, безрезультатно извиваясь между длинными и гибкими лягушачьими пальцами. — “Для начала, я к этому не буду иметь никакого отношения.”

“Ты так думаешь?”

Фея посмотрела в большие желтые глаза лягушки. “Прояви справедливость,” — сказала она. — “Если тебе хочется путешествовать, поедая бабушек, — пожалуйста! Давай! Но только оставь меня в покое, потому что это не моя война, и я не хочу в ней участвовать. Что касается непримиримого конфликта между человеком и зверем, наша роль четко ограничена ограблением мертвых. Хорошо?”

“Нет,” — ответила лягушка. — “Итак, когда я скажу…”

Фея уперлась ногами в зеленый палец и рванулась изо всех сил. Их оказалось недостаточно. “Ты ведь посуди сам,” — сказала она. “Почему ты думаешь, что это сработает во второй раз? Может они и дровосеки, но они не дураки.”

“Может быть, может быть и нет,” — ответила лягушка. “Вообще-то, у меня есть теория, что постоянное воздействие свежей смолы разлагает их мозги. Лишь один способ выяснить.” Он дважды моргнул с лишающей самообладания быстротой. “Короче, кого ты больше боишься — их или меня?”

Фея затихла. “Тогда давай,” — пробурчала она. — “За чем же дело стало?”

“За лучшим настроем. Итак, я хочу, чтобы по моему сигналу ты начала носиться вокруг, крича изо всех сил волк идет, волк идет! Ты справишься, или мне придется вытатуировать инструкции тебе на коленях?”

Фея состроила злобную гримасу. “Должна бы справиться,” — пробурчала она. — “А какая от этого будет польза?”

Лягушка ухмыльнулась. “Потому что, мой дорогой друг по шкале один к тридцати двум,” — сказала она, — “таким образом они будут искать страшного серого волка. Несложно, а, если подумать?”

“Ты — начальник,” — ответила фея. — “Ладно, готова.”

Сработало. Как только фея выбралась из укрытия, дровосеки повскакивали и побежали в направлении, откуда она только что прилетела, в безопасности позволив маленькой зеленой лягушке выбраться из кустов и протиснуться в щель под дверью.

Чудесно! Он пробрался внутрь.

Теперь ему лишь оставалось съесть бабушку.

Прямо перед ним подобно невысокому холму возвышалась огромная черная штука. При ближайшем рассмотрении штука оказалась одной из бабушкиный туфель. И тогда лягушка осознала, что при планировании миссии, она уделила черезчур много внимания тому, как попасть внутрь, и не особо задумалась о том, что будет дальше. Приложив большие усилия при наличии удачи и недели времени, ей как раз удалось бы съесть большой палец бабушки.

Затем земля затряслась. Лягушка попыталась прыгать, но что-то огромное и обжигающе горячее подхватило ее и подняло высоко в воздух. Невольно лягушка закрыла глаза; когда же волчье сознание признало, что эта самовольная слепота вряд ли будет выбрано редактором, как лучшее средство выживания месяца, и послало команду по амфибийным синапсам низкого пошиба, лягушка уставилась в огромное розовое…

Лицо.

“Привет, лягушечка,” — сказал девчачий голос, раскатившись эхом из конца в конец галактики. — “Я Красная Шапочка. По-моему, ты симпатяга. У тебя есть имя, лягушечка?”

Лягущке захотелось зарычать, прижать уши к остроносой голове и оскалиться; ей удалось лишь квакнуть “Ква” очень слабо и брыкнуться. Огромное обжигающее человеческое существо испустило серебристый смешок, грозящий изогнуть небо.

“У, ты такая милая,” — сказал голос. — “Я думаю, я назову тебя Леденец, и ты будешь жить в кармашке моего передника. — “Кто у меня самая милая лягушечка?”

Лицо накрыло его, подобно тому, как ночь накрывает человека, осужденного на рассвете на казнь, и лягушка наблюдала за тем, как в розовой стене плоти появилась щель. Оно открывало рот.

“Идеальная справедливость,” — подумала лягушка, — “Меня съедят.” Вобщем-то, это не такой уж ужастный метод умереть. Если подумать, то пищевая цепь подобна конге латино-американский танец (прим пер) на вечеринке, извивающейся меж брошенных картонных коробок и кусков торта, затоптанных в ковер, и увлекающей всех за собой. Она взяла себя в руки; но не смогла удержаться от спазма ужасающей боли, когда обжигающие поверхностные мембраны всеохватывающего рта прикоснулись к ее коже. Раздался отвратительный чавкающий звук…

И ничего. Ее никто не съел.

Вот тут то все и началось. Клыку показалось, что он наелся бобов, лука и чеснока и проглотил бомбу впридачу, и что его кожа расползается под натиском этого взрыва. Он к тому же падал — девчонка отпустила его — и была оглушена удивленным выдохом. Клык приземлился, но тем не менее почувствовал, что движется вверх, и к тому же стоит на задних лапах. Он рос, черт побери, и с ужасающей быстротой. Он был…

На стене напротив оказалось зеркало. Уже тот факт, что он был в достаточно высок, чтобы заглянуть туда, должен был предупредить волка, что события только что нарушили законы физики и пошли в худшую сторону. Он посмотрелся в зеркало. “Вот ведь блин!” — простонал он.

“Не выражаться,” — предупредила его Красная Шапочка, вытирая рукой губы. — “Бабушка услышит — уши оборвет.”

Он превратился в прекрасного принца. “Превратите меня обратно!” — истерично заорал он, уставившись в зеркало. “Это ужасно! Я не хочу быть одним из этих!”

“Не повезло,” — ухмыльнувшись ответила Красная Шапочка и приближаясь к нему, достала из кармана своего передничка пару наручников и непрятного вида шприц. “Так уж получилось, парень. Зато ты можешь утешиться мыслью, что все это в целях медицинских исследований.”

“А?” — выпучил глаза Клык. — “ты чего это мелешь?”

“О медицинских исследованиях,” — ответила девочка, пытаясь схватить его за руку, от чего он с трудом увернулся. “Эти нехорощие власти запретили нам исследовать лягушек в наших …” (ужасный оскал) “экспериментах. Но, как видишь, мы придумали, как это обойти. Просто преврати лягушку в смазливого парнишку, смазливый парнишка даст согласие на экспериментальный курс лечения и никаких проблем. Теперь, постой смирно…”

Последняя капля адреналина стекла с шишковидной железы Клыка и дала ему взрыв энергии достаточный, чтобы проскочить у девчонки между ног и кинуться к двери. “Зануда!” — прокричала она вслед; затем она швырнула наручники, которые ударили его за ухом, создав противную шишку. К счастью, у него осталось достаточно волчьих инстинктов, чтобы запрыгнуть в заросли ежевики, в которые простой человечишка в жизни бы не залез из страха ужасно поцарапаться.

Некоторое время спустя, он вспомнил, что теперь был простым человечишкой, а еще позже провел пару отвратительных часов, вытаскивая колючки из всяких мест, многих из которых у волков нет.

В полях — грибы; на оживленных улицах — видео-библиотеки, продавцы авторских поздравительных открыток и маленькие, пребывающие в постоянной надежде магазинчики, предлагающие серебро, драгоценности, ароматические масла и диски традиционной тибетской музыки; здесь — замки. Они выскакивают из под земли, растут, процветают; затем, когда их роль в повествовании окончена, они исчезают бесследно, не оставив даже шрама на траве.

Данный замок, в другом конце леса от весьма более солидного владения Злой Царицы, называется Заколдованное Царство номер 2. Его грациозные остроконечные крыши и подобные лебединым шеям башни, подразумевают, что он совместим с хорошим концом, но отсутсвие розовощеких крестьян и оживленых лавок у ворот означает, что до этого конца еще катушка пленки, или, что история еще и вовсе не началась.

Когда Дампи, гном без имени, неуклюже сполз со своего шетландского пони и привязал его к перекладине, у ворот стояло два алебардщика в замысловатых костюмах. Он посмотрел на них, а они на него.

“Ты — гном,” — нервно сказал один из них.

“Ну и что же?”

Алебардщик потеребил рукоятку своего оружия. “И ты здесь один такой, да?”

“По-моему, да.”

Алебардщики переглянулись: “Проходи, друг.”

“Очень вам обязан.”

Он похихикал себе под нос, пересекая двор и начал карабкаться по винтовой лестнице. Он не знал откуда гномы заработали себе эту поразительную репутацию за слепую ярость и умение владеть оружием. Среди пустых картонных коробок и связок старых газет в подвале его памяти завалялось туманное воспоминание, что так было не всегда; воспоминание о временах, когда ему приходилось увертываться из под ног презрительных людей на улицах, о песке в глаза на сотнях пляжах всего измерения, о язвительных намеках на удочки и красные колпачки. Поскольку дальше прошлого четверга он не помнил (в местном исчислении это и было Однажды), в абсолютных понятиях пользы от этого было мало. Просто в здешних краях у людей была короткая память. Золотая рыбка, которая забывает где была, в течение одного круга по аквариуму сошла бы здесь за базу данных.

В таком случае, задумался он, отдохнув проштурмовав половину головокружительной башенной лестницы, почему же я помню, как помнил то, что уже забыл?

Должна существовать причина. Он почесал голову. Если она и была, то ускользнула у него из головы. Должно быть, она не столь важна.

На верхушке лестницы были еще алебардщики, по обе стороны от двери ведущей в королевские апартаменты. Увидев Дампи, они вздрогнули.

“Все в порядке,” — сказал он голосом, подразумевающим обратное. “Сложите алебарды на видное место, тихо и спокойно, и никто не пострадает.”

Стража так и сделала, опустив свое оружие на землю, как будто это были сахарные трубки наполненные теплым нитроглицерином.

“Чешите отсюда,” — прорычал Дампи. Они убежали.

Да, вот ведь еще. Почему я так странно выражаюсь? Кажется обычно я иначе разговариваю. Несомнненно, очень странно. Да, как факт.

Дверь была незаперта; в конце концов, это всего лишь дверь в личные покои короля и королевы — какого черта ее запирать? Протягивая руку к двери, он услышал голоса по другую сторону. Он немного послушал и улыбнулся. Да, он пришел, куда надо.

“Вольдемар?”

“Не-а.”

“Вернон?”

“Не-а.”

“Виктор?”

“Не-а.”

“Винсент?”

“Не-а.”

“Что ж с В покончили. Ладно. Уолтер?”

“Не-а.”

“Уилберт?”

“Ну уж!”

“Уильям?”

“Не-а.”

Дампи толкнул дверь. В покоях было темно, единственное освещение исходило от нескольких тощих фотонов, которым удалось протиснуться в стенные бойницы, но ему удалось рассмотреть Короля (должно быть Король, раз в короне), его молодую жену, покровительственно зажатого в ее руках младенца и маленького горбатого человечка, присевшего на гладильной доске и болтающего ногами.

“Слушай,” — сказал Дампи, — “ты гном?”

Маленький человечек угрюмо посмотрел на него. “Нет, я Арнольд Шварцнегер, но меня постирали не посмотрев на этикетку. Кто бы ты ни был, ты не мог бы подождать снаружи? У меня деловая встреча.”

Дампи проигнорировал его, прошмыгнул под табуретку и прошагал в комнату, не пропустив того, что Король и Королева сжались при его приближениию “Мне сказали, что в этом замке есть гном,” — сказал он, — “По моему, дружок, к тебе это описание применимо.”

“Здорово! Теперь, если ты подождешь немного снаружи…”

Дампи скрестил руки на своей миниатюрной груди. “Неспроста меня называют Гном Без Имени,” — продолжил он, — “Я…”

Он резко остановился. Королева как-то странно пискнула. Дампи со всего размаху обернулся и сердито посмотрел на нее, а затем снова обратился к маленькому человечку.

“Надо же.” — сердито ответил тот. — “Какое совпадение.”

Дампи наморщил брови: “Только не говори, что ты тоже гном без имени,” — сказал он, — “это как следует все осложнит.”

“Да уж,” — ответил человечек. — “Вообще-то, честно говоря, дело не столько в том, что у меня нет имени, а скорее…”

Дампи протянул руку и приподнял край капюшона, скрывавшего лицо человечка. “Я тебя знаю,” — сказал он, — ” Ты Румпельстилтскин.”

Королева громко взвизгнула и принялась танцевать по комнате, в то время как Король сжал обе руки а кулаки, помахал ими в воздухе и закричал “Ура!” Маленький человечек в свою очередь бросил на Дампи взгляд, способный отравить резервуар.

“Ах спасибо,” — сказал он. — “Спасибо тебе огромное.” Он сполз с гладильной доски, обернулся и злобно пнул ее. “Ты, вообще, представляешь, сколько времени я готовил это дельце? Шесть месяцев тяжелого труда, сидел по ночам и прял золото из соломы, и благодаря тебе, все это только что пошло псу под хвост. Ты законченный…”

Он прервался в основном потому, что Дампи схватил его за лацканы и поднял над землей. “Я бы хорошенько подумал, прежде чем называть меня как бы то ни было, приятель. Поэтому у меня и нет имени. Кажется,” — добавил он, внезапно неуверенный. Он снова поставил Румпельстилтскина на землю.

“Ладно,” — сказал второй гном. — “Но это и к тебе относится, знаешь ли.”

“Да,” — прорычал полный раскаянья Дампи, — “Полагаю, что и мне следует извиниться. Следовало догадаться, что ты все еще крутил свою игру с именами.” Он нахмурился. “Ладно, давай двигаться,” — сказал он взявши себя в руки. — “У меня создается впечатление, что эта публика не очень-то дружелюбно настроена.”

Несомненно, Король и Королева начали ерзать в явно боевой манере. Два гнома направились вниз по лестнице.

“Зачем ты меня искал?” — спросил Румпельстилтскин.

“Ищу стоящих гномов,” — ответил Дампи, когда они вышли во двор. Он был пуст и единственные звуки исходили от поспешно закрываемых ставень и задвигаемых засовов. “Гномов, на которых можно положиться. Они должны быть сметливы, круты и ловки с …” С чем? Внезапно он понял, что не помнит чем дерутся гномы. Вероятно, что-то маленькое; что-то, что можно использовать с разрушительным результатов на лодыжках врагов. “Ловких,” — повторил он. — “По-настоящему ловких.”

“Понимаю,” — задумчиво сказал Румпельстилтскин. — “Сообразительных, крутых, быстрых гномов, на которых можно положиться. Для чего? Собираешься открыть доставку пиццы по сниженным ценам? Такая, что ты просовываешь пиццу под дверь, не дожидаясь, пока заказчик откроет?”

Дампи потряс головой, пытаясь припомнить в чем заключалась работа. “Драться с волком,” — вдруг озарило его. — “Меня наняли, чтобы держать одного волка подальше от трех поросят.”

“И поэтому ты ищешь надежных, ловких, умных, скупых гномов. Не сочти за грубость, но логическая связь от меня ускользает.”

“Не скупых,” — объяснил Дампи, — “а крутых. Типа, знаешь ли … крутых.” Черт подери, он знал, что существует слово получше, слово означаюшее то, что он хотел сказать, но почему то оно не приходило ему в голову. Как будто у дверей его памяти стоял большой толстый полицейский и отказывался впускать его туда без надлежащих разрешений. Он знал, что был в состоянии выражаться более понятно, без этих странных идиом и ужасного рычащего акцента, с которым, как факт, ни один настоящий человек не говорил. “Крутой,” — повторил он, — “ты что, по-гномски не понимаешь?”

Они дошли до ворот. Два стража алебардшика взглянули на них, побросали оружие и попрыгали в ров. “Чего это они?” — спросил Румпельстилтскин.

Дампи пожал плечами. “Просто народ боится гномов, вот и все,” — сказал он.

“А. Почему?”

“Думаю, потому что мы крутые.”

“А. Понимаю, что это может раздражать, например если вы пойдете поесть куда-нибудь, но уж не пугать.”

Дампи сосредоточился. В его мозгах крутился заблудившийся осколок памяти, но он не стоял на месте достаточно долго для опознания. “Ты говоришь, что там, откуда ты родом, народ не боится гномов?”

Румпельстилтскин кивнул. “По сути дела, там все более-менее наоборот. По-крайней мере, я так думаю. Думал. Знаешь, я как-то забыл.”

“Там, откуда ты родом,” — повторил Дампи, — “гномы боятся остальных?”

“По-моему, да. По крайней мере стараются не попадаться им под ноги. Думаю, отчасти это все бездумный фанатизм и размеризм, но в основном, это все же потому, что на нас наступают, не замечая, что мы там. Поэтому мы робкие скрытные существа, живущие в чаще леса и прячащиеся от Большого Народа.”

Дампи был в шоке: “Мы такие?”

“Выходит, да. Трудно поверить, не так ли?” Румпельстилтскин насупился, а затем нахмурился. “Хотя, хочу сказать, так же не правильно,” — продолжил он, выпрямляясь и выставляя вперед подбородок, — “мы же, черт возьми, гномы. С какой стати мы позволяем этим большакам нами управлять? С какой стати они нас не уважают?”

“Верно, черт возьми,” — подтвердил Дампи. “Если тебя не уважают, партнер, то — конец.” Он тоже выпятил свой подбородок, так что на пару они теперь походили на покрытый карликовыми деревьями выступ гранита. “Давай, пошли, зададим им жару.”

“Несомненно,” — ответил Румпельстилтскин, ударив правую ладонь левым кулаком и слегка поморщившись. “Прими во внимание, что нам придется встать на что-нибудь, чтобы дотянуться.”

Дампи рассверепел. “Забудь подобные речи, мистер,” — сказал он. — “Гномы ни перед кем колени не преклоняли.”

“Да, точно. Смысла было бы немного. Ладно, давай научим этих болванов паре вещей.” Он состсроил ужасающую гримасу, зная по какой-то причине, что так полагается. У него заболело лицо и он прекратил.

“Верно,” — Дампи почесал подбородок. “Хотя, конечно же, мы не собираемся терроризировать невинных людей.”

“Не собираемся? Я думал на них легче потренироваться для начала.”

“К черту. Мы подобных вещей не делаем. Мы хорошие.”

Румпельстилтскин моргнул. “Да?” — сказал он. “А.”

“Еще бы! Мы же чертовы герои. Окей, возможно нам приходится временами показывать себя, надавать паре ребят, которые нас не уважают, ну в глубине души — мы лучше всех. В угнетенной, терзаемой анархией, стране мы — закон.

“Радость-то какая,” — проворчал Румпельстилтскин без энтузиазма. — “Всегда хотел стать таким, когда вырасту.”

“Где-то” — пробормотала Царица, держа по ботинку в каждой руке, — “здесь.”

У них под ногами подобно оставленному без присмотра рагу кипела и бурлила болотная жижа. Скелеты засохших деревьев окутывали клубы плотного серого тумана. Вдалеке, время от времени вспыхивал языками ярко-оранжевого пламени болотный газ. Над их головами, кружила какая-то огромная медленная птица, рассматривая их с особенным интересом.

“Где-то здесь,” — повторила Царица. — “Обычно, разумеется, он приходит ко мне.”

Сестрица застонала и переложила ведро в левую, чуть менее намозоленную руку. Что-то в болотной жиже, которая была ей по щикотку, жевало ее пальцы. “О ком это Вы?” — спросила она.

Царица откинула занавес хилых камышей, потрясла головой, и снова отпустила. “Мой бухгалтер.”

“Ваш бухгалтер?”

“Ну да.” Она сосредоточилась на сухом дереве, которое было выедено временем и неопознанным видом плесени. “Привет? Дома кто-нибудь? Ну ладно.”

“Ваш бухгалтер?”

“Тебя это удивляет?”

“Извините. Просто звучит как-то невероятно.”

Царица подняла брови. “Ничуть. Спора нет, все эти герои и победители драконов и рыцари в сияющих доспехах справляются с основным контролем вредителей, но в серьезной ситуации необходима серьезная уравновешенная профессиональная помощь. А этот приятель настолько уравновешен, что у него на голове в бильярд можно играть. Если приходится выбирать между ним и средним хорошо вооруженным парнем в коже…”

“Понимаю,” — ответила Сестрица. — “Просто мой дядя Терри бухгалтер, и его контора находится над аптекой на центральной городской улице. Это не похоже…”

“Разные миры, девушка,” — терпеливо сказала Царица. — “В здешних краях это и есть центральная городская улица. Ты бы мне раньше сказала, что ты племянница бухгалтера. Я бы отнеслась к тебе посерьезнее.

“Я…” — Сестрица несомненно сказала бы что-нибудь стоящее о своем происхождении, не наступи она в этот момент на зеленное склизкое бревно и не поскользнись. Раздался ужасный звук глоп и она исчезла в болотной жиже.

“О Боже,” — сказала Царица, вытаскивая ее, — “ведро…”

Она осмотрелась. Будучи легче, чем весьма откормленная девочка-подросток, ведро не потонуло. Оно стояло или плавало на поверхности под углом градусов в сорок пять. В нем купался головастик.

“Черт,” — сказала Царица. — “Еще один кусок потерянных данных. Еще немного и мы можем забыть об этом предприятии. Почему ты не смотришь себе под ноги вместо того, чтобы…”

Сестрица не слушала. Она стояла, уставившись на что-то за царицыной спиной и показывая туда пальцем. “Там,” — произнесла она.

“Гм? О Господи, прямо у нас под носом, а мы не заметили.”

Основание мертвого дерева распахнулось, открыв покрытую ковром лестницу, ведущую вниз в туннель под болотом. Аккуратно отклеив ведро, Царица прошла туда, безуспешно попыталась найти что-нибудь, чтобы вытереть ноги, затем пробежала вниз по ступеням и исчезла, оставив Сестрице следовать за ней.

Лестница оказалась длинной, узкой и темной, а скользкое состояние ее ботинок сделало путешествие интересным. Когда она наконец-то вышла на свет и воздух, то оказалась в помещении пугающе похожем на теплую, солнечную, очаровательно скучную комнату ожидания. Там были обычные пластиковые стулья, обычный столик с зачитанными древними журналами, обычный истощенный авокадо в чересчур маленьком горшке, а за совершенно стандартной приемной стойкой сидела приятная, уютная, средних лет…

“Здравствуйте,” — сказала лепрехунка Злой Царице. — “У Вас время заказано?”

“Боюсь, что нет,” — ответила Царица. — “если он согласится уделить мне минутку-другую, то буду очень благодарна.”

Лепрехунка просияла. “Я сообщу ему, что Вы здесь,” — сказала она и нажала кнопку у себя на столе.

“Я пожалею, что задала этот вопрос,” — пробурчала Сестрица, пока секретарша звонила, — “но разве это не…”

Царица кивнула. “Все они такие. Естественный выбор профессии, если принять во внимание их опыт прятанья котелков с золотом под радугами. Не пялься, это неприлично. Она на тебя не пялится, а ты в здешних краях значительно диковинней, чем она.”

Пока Сестрица размышляла над этим, дверь открылась и — черт возьми, да, — смешной маленький человечек с сияющими глазами, круглыми очками и длинной бородой пожал руку Злой Царицы и спросил о здоровье какой-то старательно запомненной родственницы. Сестрица почувствовала себя получше; это доказывало, что он бухгалтер, даже если он был ростом в 120 см и носил красно-желтые тапочки с колокольчиками на носках. В любой момент, он соединит кончики пальцев и скажет “посмотрим-ка еще разок на числа” и тогда она узнает наверняка.

Она последовала за ними в оффис лепрехуна, который успокоил ее еще больше. Там был стол, за ним удобный стул, два стулообразных орудия пыток перед ним. Там был шкаф для папок и ряды потрепанной справочной литературы; на полу были аккуратно сложены папки, на них лежали дожидающиеся машинисток кассеты, на столе стояли обязательные фотографии типичной жены, ребенка и собаки (присмотритесь повнимательней к этим фотографиям, где бы Вы не были, и вскоре вы поймете, что это одни и те же женщина, ребенок и пес.) Не хватало лишь плоского монитора, — на его месте стояло зеркало в оправе из серого пластика.

“Итак,” — сказал лепрехун, указывая им на понтерские кресла, — “чем могу помочь?”

Злая Царица изобразила на лице выражение обаятельной беспомощности, которое иногда способно лишить жала даже самых закореневших профессиональных консультантов. “Боюсь, я совершила ужасную глупость,” — сказала она, — “и я подумала, не способны ли Вы мне помочь.”

Лепрехун улыбнулся. “Я здесь как раз для этого,” — сказал он. — “И я уверен, что все совсем не так плохо, как Вы описываете.”

Царица глупо улыбнулась в ответ; у Сестрицы был достаточный опыт заработка летних денег у дяди Терри, чтобы понимато, что тактика была совершенно верной, но это не помешало ей почувствовать себя дурно. “Дело вот в чем,” — сказала Царица, — ” Мы, то есть я и она, — нам удалось сломать сеть Зеркал во всем королевстве, а все, что осталось, находится в этом ведре, и мы довольно много пролили. К тому же ее два брата где-то там потерялись, ничего не работает, и мы понятия не имеем, как это починить. У Вас есть какие-нибудь предположения?”

“Гм,” — ответил лепрехун с таким видом, как будто он только что обнаружил морскую змею, обвившую его ложку с супом. “Со всем должным уважением, по моему эта проблема не относится к бухгалтерии. Сожалею, что это звучит столь пессимистично,” — быстро добавил он, увидев, что лицо Царицы упало, как цены акций после весенних выборов, — ” но налоговые преимущества уничтожния системы не столь велики. Конечно,” — продолжил он, — “все это несколько неопределенно, и мне необходимо еще раз взглянуть на цифры…”

(А — прошептала себе Сестрица, — я верю.)

“Вообще-то,” — прервала его Царица, — “налоги у меня сейчас в мыслях не на первом месте.”

Лепрехун посмотрел на нее и моргнул: “Нет?”

“Ну, нет.”

“Ага.” Что-то в его манере указывало на то, что там, откуда он родом сжигали на кострах и за меньшее. “Так чем же могу быть полезен?”

Царица улыбнулась и указала на зеркало. “Я, кажется, помню, Вы говорили, что у Вас есть гм независимая сеть и я просто подумала нельзя ли …”

Лепрехун сурово посмотрел на нее, как будто она попросила позаимствовать его мать для маленького эксперимента. “Я не уверен,” — настороженно сказал он, — “Что Вы имеете в виду?”

“Ничего ужасного,” — заверила его Царица. “Для начала, я подумала, не могла ли я воспользоваться Вашим Зеркалом, чтобы перевести мое гм ведро. Понимаете, там лишь абракадабра непонятных букв, символов, и всяких штучек, а я об этом не имею ни малейшего понятия. В таком виде пользы от него, несомненно, никакой. Если бы нам удалось загрузить его к Вам, то может удастся заставить это все заработать.”

Лепрехун откинулся на спинку кресла и потеребил дужку очков. “Я конечно готов помочь всем, что в моих силах и Вы это знаете,” — сказал он. “Но существуют личные файлы относящиеся к личным финансовым делам моих клиентов…”

“Я не стану подсматривать, честно,” — кокетливо сказала Царица.

“Несомненно.” Лепрехун колебался, явно разрываемый между обязанностью перед своими клиентами и верностью своей Царице. ” К сожалению, профессиональная этика очень строга. В конце концов,” добавил он, почувствовав хороший довод, — “Вы ведь не желаете, чтобы Ваши файлы читал кто попало.”

Царица почему-то крепко задумалась. “Ладно,” — сказала она. — “Тогда Вы сделайте это. Все равно, Вы наверное разбираетесь в этой технике намного лучше меня. Это ведь больше пары минут не займет.”

На этот раз задумался бухгалтер. С одной стороны, рассуждал он, моя мать не на то меня родила, чтобы я занимался системным анализом; с другой стороны, за свою стандартную почасовую оплату, наличными, и скорей всего вперед, он с удовольствием стоял бы на руках на улице, пел серенады под девичьими окнами под аккомпанимент мандолины (мандолина — за дополнительную плату), сопровождал бы неустроенных родственниц на приемы и чистил бы засорившиеся раковины. “Конечно,” — сказал он, налепив себе на лицо улыбку, но быстро убрав ее, пока не застыла. “Я сделаю все, что в моих силах.”

“Отлично,” — сказала Царица. — “Просто как камень с души сняло. Вот ведро,” — она подняла его и осторожно поставила на стол; не пролилось ни капли, зато болотная жижи налипшая на дно ужасно изгваздала толстый слой бумаг. “Вы хотите, чтобы мы подождали вас в приемной, или мы лучше пойдем погуляем на время?”

Лепрехун поглядел в ведро, потрепетал ушами, а потом сел примерно там, где стоял стул. Когда он заговорил снова, то его голос звучал на удивление сконтуженно.

“Здесь может, гм, потребоваться некоторое время,” — сказал он сдавленным голосом. “Возможно, будет лучше уйти и зайти за ним попозже. А еще лучше я дам Вам знать, когда будет готово.”

Царица приподняла бровь. Этот жест шел ей и она это знала. “Каким образом?” — сладко сказала она. “Ведь в Царстве ничего не работает.”

“А.” Лепрехун взглянул на нее, явно думая о чем то другом. “Я э-э пошлю гонца. Вы ведь вернетесь во дворец, полагаю.”

Царица кивнула: “Очень мило с Вашей стороны,” — сказала она. — “Теперь я чувствую себя намного лучше.”

Когда дверь закрылась, а следы на лестнице затихли, бухгалтер встал, задергнул шторы, заглянул под половик и за картину, снял свой пиджак в красную и желтую полоску и ослабил степенный сдержанный галстук, который прятался под рабочей одеждой. Затем он снова заглянул в ведро. Затем он ухмыльнулся.

“Не принимай звонки,” — прогавкал он в микрофон, — “и отмени все встречи на сегодня. Появилось дело.”

“Ну?” — спросил Джулиан.

“Почти готово,” — ответил Юджин с набитым гвоздями ртом. “Осталось лишь подкрутить эту гайку и … Вот, готово. Как тебе?”

Джулиан поднял глаза и увидел очаровательный маленький домик с розами вокруг двери и пряничными окошками с ситцевыми занавесочками, висящий на высоте шести метров под огромным воздушным шаром. “Логика мне понятна,” — в конце концов сказал он, — “Не уверен, как это сработает на практике.”

” Чего тут не понять?” — прокричал в ответ Юджин. “На самом деле, все весьма просто. В следующий раз, когда этот гад примется пыхтеть и дуть, мы просто отрежем якорь и улетим. Да, возможно мы в итоге улетим километров на двести, но я приладил пару ракетных моторов, так что через час будем снова дома. Уж надеюсь, что это сработает,” — эмоционально сказал он. “В твое отсутствие прилетал голубь из страховой компании и они очень недовольны. Похоже, наша угроза перенести свое дело в другое место их больше сна не лишает.”

“Спускайся,” — сказал Джулиан. — “Не хочу показаться нытиком, но по-моему, эта штуковина небезопасна.”

Юджин взглянул на воздушный шар. “Все будет в порядке,” — сказал он. “Но я все равно спускаюсь. Нажми пожалуйста красную кнопку на приборной панели. Она управляет лифтом.”

“Которую? Здесь их две.”

Вдалеке блюдце с тарелкой, несущие по два чемодана, по сумке и по бренькаюшему пакету из магазина Tax-Free остановились, чтобы взглянуть на большую серую сосиску, с которой, похоже, свисал дом. Прохожая кошка начала играть на скрипке “Возьми меня на Луну.”

“Ту, на которой написано лифт,” — прокричал в ответ Юджин.

“Взлет?”

“Нет, Лиииииифт!”

“Прощу прощения,” — проорал Джулиан, в то время как шар резко оторвался от Земли благодаря мощи ракетных моторов. “Похоже, я нажал не на ту кнопку.”

Вдалеке, на холме, кошка отняла смычок от струн и нахмурилась в раздумье. “Я думала, это была корова,” — сказала она.

“Что?”

“В полете на Луну,” — объяснила кошка. “Я читала об этом в газете Ромашка станет первой коровой в космосе. А то, что там висит — это либо очень маленькая розовая корова, либо свинья.”

“Мы ничего не знаем,” — ответила ложка. — “Мы столовые приборы.”

Белоснежка распахнула живописные освинцованные ставни своей спальни, облокотилась на подоконник, глубоко вдохнула свежий утренние воздух и подумала Да!

В основном у девушки, пытающейся самостоятельно прожить в Большом Лесу, жизнь непроста. Деление на хищников и добычу неясно. Волки рядятся в овечьи шкуры, модные овцы ни за что не покажутся в чем-нибудь, что не является на сто процентов волчьим, три четверти случаев, где удается удачно отделаться, оборачиваются еще худшими ситуациями, а “жили-долго-и-счастливо” зависит от того где и с кем.

В этот раз все идет иначе, размышляла Белоснежка, возблагодарив богиню покровительницу своей профессии. Наконец-то она приземлилась на ноги а не на задницу. У нее был домик в районе, где не было возможности натолкнуться на своих старых знакомых. У нее была история, совершенная до малейшей детали. Более того, у нее были ребята; первоклассный полный набор достойный серьезного коллекционера. Семь мечтательных таинственных восточных мужчин, все как один джентельмены и ученые, уже слушащиеся ее во всем, автоматически и без вопросов. Естественно, все они были богаты; как и все японцы. Еще несколько недель, чтобы не возникло ни малейшего подозрения, и настанет время прозрачно намекнуть о золотых рудниках, оставленных ей в наследство бедным дядей и о великолепной возможности инвестиций. Черт возьми, рыбы в бочке это Вьет-Конг по сравнению с этими несчастными дураками. Все шло великолепно. Изобилие Шредингеровских кошек и Павловских собак.

Она отошла от окна, предоставляющего завораживающий вид на поляну и на окутанные туманом верхушки деревьев, и проверила содержание своего платяного шкафа. Там было простое белое платье, симпатичное льняное платье с дизайнерской заплаткой на колене, комбинация юбки блузки, в которой она прищла и черный кожаный комбинезон на случай если дела пойдут совсем плохо. Это ей здесь не понадобится, самодовольно заверила она себя, что очень хорошо; В этой штуковине адски жарко и она всегда чувствовала себя в ней как зубная паста во вражеском тюбике.

Она остановилась на льняном платье, как на наиболее подходящим для сегодняшних дел. До сих пор она добилась их симпатии, доверия и дружбы; пора было запускать вторую фазу, чтобы превратить все это в острое отеческое желание защитить, что, из ее опыта, было лучшей подготовкой для аферы. После того, как они пару раз спасут ее от Судьбы Хуже Смерти и поторчат у ее кровати с тем, чтобы увидеть, как она откроет глаза полные любви и доверия, останется лишь составить список покупок.

Она оправила платье перед зеркалом, выпрямила воротничок, приподняла подол и засунула за подвязку маленький никелированный автомат двадцать пятого калибра, который показал себя лучшим другом девушки не в одной переделке. Не то чтобы он ей здесь понадобится; Боже, с этими приятелями работать было сплошное удовольствие, гораздо проще чем с игроками на речном пароходе или с рабочими сиропных рудников, с которыми ей пришлось познакомиться раньше.

Она нахмурилась. Она помнила, что было раньше, очень отчетливо, но подобно старому кино: великолепно освещено, красиво обрамлено и в четком фокусе. Почти слишком четко для реальных воспоминаний, ибо, наверняка, память работает иначе, в ней нет панорамных съемок атмосферных салунов и типичных палаток у кобальтово-синей реки. Слишком совершенно, чересчур. Ей подумалось, что если она будет при смерти и перед ее глазами промелькнет прошедшая жизнь, то явится билетерша, чтобы проводить ее к месту.

Она расслабила мышцы лица и приказала себе не быть такой черт возьми параноидальной. Все будет просто отлично со сказочным концом.

В дверь постучали. Она быстро захлопнула шкаф, проверила подол, вернула своему голосу звук маленькой девочки и сказала: “Войдите.”

Она расслабилась. Это был лишь милый Мистер Акира с ее завтраком на подносе: булочка, свежее молоко, яблоко, утренние Financial Times. Она улыбнулась; он покраснел, низко поклонился, напоролся на сельский засов и удалился.

Поевши и пробежав глазами цены акций, она сосредоточилась и начала обдумывать свой план. Чтобы закрепить свою власть, необходимо, чтобы ее спасли от какой нибудь ужасной судьбы, желательно агрессивных действий посторонних. Спасти от волков? Стоит попробовать, только вот с волками ей раньше не везло; они ее предпочитали избегать, ей так и не удалось разгадать из страха или из профессионального этикета. Человек был бы лучше, если удастся найти такого. Злая мачеха? Ревнивая соперница?

Злая Царица…

Прелестно. Идеальное сочетание секса и политики. Совсем не сложно состряпать историю о несчастной принцессе сироте; этих аристократичных снобов она несомненно привлечет. Оставалось лишь быстро найти Царицу. Здесь могли возникнуть затруднения ибо цариц по почте не заказывают. Но в здешних местах, наверняка поблизости существовала одна. Как минимум одна; то есть ей удастся воспользоваться здоровой конкуренцией и найти лучший вариант. Даже в лучшие времена в бизнесе царил разбой.

Как раз во время она вспомнила, что забыла накраситься. Вздохнув и произнеся проклятие, Белоснежка выдвинула стул, села перед зеркалом и припудрила нос. Когда она восстановила достаточно девчачей розовизны (помнить полегче с редиской и чесночным хлебом) она на минутку замерла, чтобы полюбоваться своим отражением.

Красивая.

Обворожительная. Захватывающая. Потрясающая. Великолепная. Неземная.

Но это ей уже было известно. Было в ее отражении сегодня что-то еще, что-то неуловимое. Она снова взглянула и начала отсекать невозможности.

Дело было не в ней. Дело было в самом зеркале. Оно смотрело на нее.

“Зеркало?” — прошептала она.

Ее отражение спокойно взглянуло на нее. Его совершенные губы раскрылись.

“Запускаю ДОС,” — сказало зеркало. — “Подождите, пожалуйста.”

Брови Белоснежки поползли вверх; их подруги в зеркале остались на месте. Что происходит? И что такое этот ДОС? И почему ее так тянуло спросить…?

“Готово,” — сказало лицо в зеркале.

“Хорошо.” Она глубоко вздохнула: “Гм. Свет мой зеркальце скажи и всю правду доложи. Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?”

Губы отражения на миг сложились в насмешливую улыбку. Затем вернулось прежнее совершенное каменное лицо и ответило:

“Ты, Белоснежка, всех милее, всех румяней и белее.”