Глава 5

“Снова.”

Лицо в зеркале мигнуло, возвращаясь в позицию, занимаемую им на несколько секунд раньше. “Ты, Белоснежка, всех милее, всех румяней и белее.”

“Я так и думала, что ты это сказало,” — ответила Белоснежка. “Тем не менее,” — продолжила она, — “никогда не мешает убедиться лишний раз в таких вещах. Что ты, черт подери, такое?”

“Неправильная команда или имя файла,” — строго ответило ее отражение. — “Пожалуйста, попытайтесь снова.”

Хотя отражение оставалось с вытянутым лицом, сама Белоснежка скалилась как жаждующая собака. “О Боже,” — сказала она радостно, — “только не говори мне, что мне удалось проникнуть в систему этой стервы. Это было бы ценно. Ты там, идентифицируй себя.”

Почти незаметное подергивание челюстной мышцы выдало неодобрение отражения. “В данный момент работает система Зеркала 3.1, включающая программы Магия для Зеркал и SpellPerfect7. Предупреждение: эта программа защищена международным авторским правом. Любое непозволенное воспроизведение или передача этой программы может привести к …”

“Достаточно,” — Белоснежка набрала в легкие воздуха и медленно выдохнула. Такого она никогда не представляла даже в своих самых фантастичестких мечтах; легендарная система Злой Царицы пракически у нее в руках, позволяя ей управлять всей выдуманной конструкцией лежащей в основе ее мира. Ну, ехидно сказала она сама себе, в домик Дракона-отмстителя приходит киберпанк. С ухмылкой на одном из ее лиц и постным выражением на другом она откинулась на спинку стула и подумала, что бы ей сделать.

С чего начать? Глупый вопрос.

“Ладно, ты,” — сказала она бодро, — “Для начала, я хочу, чтобы ты открыло мне счет в швейцарском банке и заплатило в — дай-ка подумать, немецкие марки или доллары? Давай пока в долларах. Пожалуйста, пятьдесят миллионов долларов. Далее…”

“Неправильная команда или имя файла. Пожалуйста, попытайтесь снова.”

Милое (всех румяней и белее) лицо Белоснежки исказила злость. “Что?” — резко спросила она, — “Ты со мной, дорогуша, не шали. Первое: пятьдесят миллионов долларов. Второе…”

“Неправильная команда…”

“Заткнись ты.” Или следовало сказать, закрой мой рот? Неважно. Единственное, что имело значение, так это то, что командовала здесь она, а зеркало должно было делать, что говорят. “Почему я не могу попросить денег?”

“Запрошенная операция не характерна. Маршрут не найден. Попробовать снова или отменить?”

“Черт.” Об этом она не подумала. Чтобы воспользоваться системой Злой Царицы, надо стать Злой Царицей. Интересная дилемма для человека, которого интересовали лишь деньги, а не власть, не слава и не портрет на почтовых марках. К тому же, если собираешься стать Злой Царицей, то издавать свой профиль на марках необязательно разумно. Граждане в итоге не будут знать на какую сторону плевать.

Это не то что бы ее останавливало; просто здесь явно было над чем поразмыслить. “Пауза,” — сказала она; ее отражение в зеркале было заменено на обычные умопомрачительные подвижные геометрические узоры. Она встала и подошла к окну.

Внизу, в саду, мистер Мироко, мистер Хирошиге и мистер Никко стояли и смотрели, как молодой мистер Акира полол грядку с репой. Белоснежка нахмурилась; что-то в этой ситуации было непонятно и ее это настораживало. Если бы ей удалось вспомнить, как она, вообще, сюда попала…

“Вот так,” — донесся до нее по ветру голос мистера Мироку, — “Теперь ты начинаешь понимать. Будь тяпкой.”

Если я собираюсь стать Злой Царицей, размышляла Белоснежка, то, естественно, мне понадобятся верные прислужники. Будет ли такая работа по плечу этим ребятам? Они гарцуют вокруг в доспехах и размахивают огромными мечами, так что, предположительно, квалификации в этом отношении у них хватает. Просто они такие…

Она встряхнула головой, села за туалетный столик и стукнула кончиком пальца по зеркалу.

“Зеркало,” — скомандовала она, — “Кто я такая?”

“Ты, Белоснежка, всех белее, всех румяней и белее.”

Белоснежка кивнула. “Ладно,” — сказала она, — “С этим мы уже разобрались. Права ли я в предположении, что я теперь Злая Царица?”

“Идентификация подтверждена. Доступ предоставлен ко всем системам.”

Ура!

“В таком случае,” — продолжила Белоснежка, — “что же случилось со сте… то есть, кто Белоснежка?”

“Неправильная команда или имя…”

“Ладно, ладно,” — Белоснежка посмотрела вверх и оперлась подбородок на костяшку указательного пальца. Ей ни к чему задавать этот вопрос. Она знала. “Все это неважно,” — сказала она. “С чего бы нам начать?”

Отражение не то что бы просветлело; она все еще смотрело на нее как владелец дорогого ресторана, у которого она заказала яичницу с картошкой. Но наметилась небольшая оттепель, как будто зеркало признало, что они смогут работать вместе.

“Запускаю ДОС.”

“Пожалуйста.”

Потому что если Зеркала опять включились, то они будут в состоянии починить все полетевшие настройки. Белоснежка снова окажется в компании семи гномов, а не самураев. Поскольку она была теперь не Белоснежкой, а Злой Царицей, ее это не касалось. С гномами окажется нынешняя Белоснежка. Найди гномов, найдешь и Белоснежку. Если ей это понадобится; в конце концов, зачем мучиться? Конечно, было бы характерно послать своих семерых прислужников за головой Белоснежки на заостренном коле, но это не впишется в ее стиль. Покуда девчонка не вмешивалась в ее дела, Белоснежка ничего не имела против коллеги профессионала. Лес достаточно велик для двоих.

“Зеркало,” — скомандовала она, — “найди Белоснежку.”

“Непра…”

“Зеркало,” — предупредила она.

“Ищу.”

Ага. Это было хорошо. Зеркало ее боялось. Необходимый первый шаг в управлении технологии заключался в установке взаимного недоверия.

“Белоснежка в данный момент находится в домике Трех Медведей, в лесу.”

“Спасибо. Покажи мне домик Трех Медведей.”

Обычные щелчки и помехи; затем отражение как-то гнусно заулыбалось.

“Домика Трех Медведей больше не существует.”

“Кто сидел на моем стуле?” — спросил Медвежонок, поднимая обломок ножки стула.

“Знаешь,” — ответил его отец, копаясь в развалинах, — “по-моему, в данный момент, это самая незначительная из наших проблем.”

Медвежонок кивнул, его нос был мокр от слез. От милого уютного лесного домика осталась лишь груда развалин и несколько обугленных головешек. Это несомненно загораживало сломанный стул и оскверненную овсянку.

“Кто, черт возьми, это мог быть по-твоему,” — спросила Мама Медведь, доставая из под рухнувшей крыши чудом уцелевшую соусницу. Папа Медведь пожал плечами.

“Мог быть кто угодно,” — сказал он. — “Организация Освобождения Фей, Активисты за Права Гномов. Какая разница, какие именно ненормальные? Давай, посмотрим найдется ли здесь достаточно ткани на палатку.”

Мама Медведь вздохнула. “Об этом читаешь,” — сказала она, — “но почему-то никогда не предполагаешь, что это может случиться с тобой. О Господи, мамин чайник.” Она показала отколовшуюся ручку, всхлипнула и уронила ее. “Неважно,” — храбро сказала она, — “это лишь вещи. Все целы, и это главное.”

Три медведя покопались еще немного. “Боже,” — воскрикнул Папа Медведь, размахивая синей чашкой, на которой весьма неуверенно было что-то нарисовано. “Моя коронная чашка. Полагаю, что ее вручил мне мой Дядя Пэдди, когда я был еще медвежонком.”

Мама Медведь прицокнула языком. “Следовало догадаться, что с ней ничего не случится,” — ответила она. — “Пятнадцать лет, я пыталась подстроить этой чашке несчастный случай. Она, должно быть, железная.”

“О,” — Папа Медведь, казалось, обиделся, — “Хочешь сказать, она тебе не нравится?”

“Терпеть никогда не могла этого ужаса, если хочешь знать. Но ты никогда не спрашивал, так что я молчала.”

Папа Медведь пожал плечами. “Ну,” — сказал он, — “по крайней мере у нас осталась одна чашка. В Антарктике живут бедные голодающие медведи, у которых нет даже этого.”

“Передай им тогда, что они могут забрать твою коронную чашку. Пожалуйста.”

Из кустов на краю поляны эту сцену наблюдали три поросенка и пытались не чувствовать себя ужасно виноватыми.

“Готов был поклясться, что это был наш домик,” — прошептал Юджин.

“Заткнись и не дергайся,” — ответил Джулиан, поправляя узел на временном гипсе на руке Юджина.

“Признаю, впрочем, что и я обманулся,” — признался он. — “Это недостаток этих чертовых заказных работ — все выглядят одинаково. Как бы там ни было, мы знаем какого это, когда твой дом взрывают, и это не конец света. Хотя бы раз, это были все же не мы. Будем благодарны за это.”

“И мы избавились от волка,” — радостно сказал Дезмонд. — “Получил по полной, дружок. Такого он пережить не мог.”

“Да, верно,” — сказал Джулиан. — “Похоже старый мистер Солнышко наконец-то получил свое. Послушайте, парни, если это не наш дом, то знает ли кто-нибудь, где может быть наш?”

Юджин пожал плечами: “Это милый маленький домик на полянке посреди леса,” — ответил он. — “Это сужает круг поиска примерно до пятидесяти тысяч возможностей.”

“Интересный оборот, однако,” — заговорил Десмонд. — “В смысле, что это мы разнесли домик. Кажется, технически это называется, перемена ролей.”

“Может это как-то связано с теми странностями, которые происходят в последнее время,” — предположил Джулиан. “Знаете, как в госпитале с Шалтаем-Болтаем и с Джеком и Джилл. Внезапно многие вещи встали с ног на голову.”

Братья уставились на него.

“Значит ли это, что нам придется ходить и взрывать чужие дома?” — спросил осторожно Десмонд, — “Просто, не думаю, что у меня хватит дыхания.”

Джулиан на минуту задумался. “Не знаю,” — сказал он. — “Может быть. Я не очень уверен, как эти вещи работают. Добавит, впрочем, нового ужаса к самозащите.”

“Что?”

“Если кто-то на тебя нападает, а ты их убиваешь, то ты обязан встать на их место,” — объяснил Джулиан. — “Если теперь так, то я предпочитаю, чтобы меня съели на месте. Что,” — добавил он задумчиво, — “то же самое, но наоборот, ведь. Поскольку ты — то, что ты ешь, но ты не ешь то, что ты. Я брежу?”

“Да.”

“Прошу прощения, кончаю. Ну,” — сказал он, подтягивая последний узел на гипсе, — “как ты себя чувствуешь?”

“Ужасно.”

“Ну, ничего не поделаешь. Пока придется потерпеть. Предлагаю подождать до вечера и постараться найти наш домик.”

Другие свиньи пожали плечами. “А что ж,” — проворчал Юджин. — “Домой-то спешить ни к чему.”

“Что ты хочешь сказать?” — поинтересовался Юджин.

Юджин задумчиво сдвинул брови. “До меня только что дошло,” — сказал он, — “Если нам действительно удалось избавиться от этого волка, то чем же нам теперь заняться? Сколько себя помню, мы строили домики, который это гад сдувал. Если его не стало…”

Джулиан уставился на него. “Уж не хочешь ли ты сказать, что скучаешь по гаду?”

“Не знаю. Просто задал простой вопрос. Я лично считаю, что староват для смены карьеры.”

” Какая-то мысль у него есть,” — согласился Десмонд.

“Ну так и у лысого ежа она есть,” — ответил Джулиан. “Что с того? Никто не сказал, что мы не можем продолжать строительство домов только потому, что их некому сдувать. Только подумайте. Строительство домов, которые простоят до утра. Я думал, что вас эта идея привлечет.”

“Есть в ней некая привлекательная новизна,” — признал Юджин. “Хотя понравится ли она, еще посмотрим. Надо же как-то проводить время.”

Джулиан грубо хрюкнул. “Разве вы не понимаете,” — сказал он, — “мы добились своего. Сделали то, что пытались сделать с незапамятных времен. Выполнили цель своей жизни. Убили злого серого волка, и теперь мы свободны. Жить долго и счастливо. Разве не так кончаются истории? Разве не так?”

Двое других поглядели на него, как будто он только что свалился с неба и приземлился им под ноги. “О чем это он?” — прошептал Десмонд, — “Не нравится мне, когда он говорит всякие странности.”

Юджин пожал плечами. “Полагаю, это потому, что он младший,” — ответил он. — “Ты же знаешь, как оно с выводками… Я хочу сказать, что младшему даже выживать не полагается. Иногда у них от этого странности с головой.”

“Эй!” — гневно окрикнул своих братьев Джулиан, в то время как они ласково посмотрели на него с видом, говорящим, что они не паковали его в усмирительную рубашку на месте только потому, что у них ее не было. “Повежливей,” — продолжил он, — “я все еще здесь.”

“Да конечно же,” — ответил Юджин. — “Как скажешь. А может,” — добавил он громким шопотом, — “удара по голове достаточно или чего-нибудь в этом роде. От этого люди начинают себя странно вести, но иногда выздоравливают.”

Джулиан на минуту задумался. Его голова была полна странных мыслей, которых там не было еще минуту назад, хотя ему казалось, что они были там всегда.

Как будто он забрался на чердак после того как прожил в доме пять лет и нашел массу старых коробок, оставленных предыдущими владельцами. В данном случае Джулиану показалось, что на ящиках было написано что-то типа ЖЕЛЕВЗРЫВ — ОБРАЩАТЬСЯ ОСТОРОЖНО, что не особо помогло.

Внезапно, он осознал, что находится в сказке. Что такое сказка, и какое практическое значение имело нахождение в таковой, он не был в точности уверен; в его мозгах болтались кусочки информации подобные обрывкам бумаги, оставленный на ветровом стекле автомобиля липким штрафом, достаточные, чтобы понять, что это было что-то важное, но недостаточные, чтобы выяснить что именно. Как будто он когда-то знал эту сказку, но забыл девяносто процентов; весьма важные куски вроде начала, середины и конца. Если бы он мог, то удалил бы все немедленно, но его никто не спрашивал. Это было похоже на то, что в середине интересного детектива вам сказали бы, кто убийца; вы предпочитали бы остаться в неведении, но ничего поделать — не можете и все тут.

А затем он подумал: детектив? Что такое детектив? Ему показалось, что он почти в состоянии разглядеть как обрывки памяти несутся по водостоку и булькая исчезают в забвении и, исчезая, гнусно подмигивают.

Это глупо, пробурчал он про себя. Возьми себя в руки. Сделай вид, что ничего не происходит. Иначе, тебя в лучшем случае отправят в дом запутавшихся свиней, а в худшем окажется, что там тебе и место.

“Извиняюсь,” — сказал он, — “так, размышляю вслух, не обращайте внимания. Просто хотел сказать,” — продолжил он, оглянувшись украдкой, чтобы проверить, что было куда бежать в случае чего, — “почему бы нам не продолжить строительство домов и не посмотреть, что из этого выйдет? То есть, что нибудь да произойдет. Всегда так бывает.”

Юджин и Десмонд осторожно посмотрели друг на друга. “Думаю, он хочет сказать, что он не сумасшедший,” — сказал Юджин. “Не очень то я ему верю.”

“Я тоже,” — ответил Десмонд, — “По-моему, нам следует посадить его в мешок и показать кому-нибудь. Знаешь, где-нибудь, где в этом разбираются. Ярмарка, что-ли?”

Десмонд кивнул: “Слышал об этом как-то. На ярмарках есть люди, которые о свиньях знают все. Они даже в состоянии сказать сколько ты весишь на вид. Думаю, они поймут, что делать.”

Все еще улыбаясь, они принялись наступать, а Джулиан попятился. Как раз когда Юджин, заверив его, что все это для его же блага, попытался схватить его за ногу, а Десмонд, объясняя, что они лишь пытаются помочь, пытался ударить его по голове поленом, он кинулся между ними, увернулся от размахивающих копытц, и задал деру.

Бухгалтер сел и уставился на ведро.

Он предпринял всевозможные меры предострожности чтобы ему никто не мешал (осторожность присуща бухгалтерам как блохи кроликам); у него было достаточно времени, чтобы сделать дело добротно, как полагается. Он знал, что подобные возможности встречаются лишь раз в жизни, и было бы чрезвычайно глупо испортить все излишней поспешностью.

Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул, но это не помогло; он все еще был настороженным и нервным, в состоянии совершенно не подходящем для предстоящей работы. Ему было необходимо что-нибудь успокающее, знакомое, ласковое, усыпляющее. Он снова открыл глаза, потянулся к ближайшей полке, и взял попавшийся под руку том законов налогообложения.

“Одной из характерных черт схемы Д случая III — прочитал он вслух, предоставляя своему языку возможность ласково произнести каждый слог, — это провизия в секциях пятьдесят два, пятьдесят три и семьдесят четыре Закона о Налогообложении 1970 года, касающаяся вычета и сбора налогов у источника. Платеженик получит сумму, вычтенную у источника… Лучше, гораздо лучше. Он почувствовал приятной онемение разливающееся по его шее и плечам, некий восхитительный наркоз; теперь ему надо быть осторожным, чтобы не погрузиться в ту уникальную полудрему, в которой проводит большую часть своей жизни любой человек, связанный с налогообложением, нечто посреди треугольника, образованного скукой, сном и смертью. Ему было необходимо расслабиться, но не настолько.

Когда он почувствовал, что время пришло, он аккуратно закрыл книгу и медленно положил ее на свой стол, постаравшись, чтобы края книги были параллельны краю стола; затем медленно с нарочитой неторопливостью лунатика на почасовой оплате, он еще раз глубоко вздохнул, выдохнул, и наклонился над ведром.

Зеркало, — сказал он.

Его собственное лицо, вылитая карикатура сухой груши моргнула в ответ, подавила зевок, наморщила нос и пробормотала Запускаю ДОС тихим блеющим голосом, прежде чем закрыть глаза и съехать вперед на пару сантиметров. С минуту, бухгалтер ощутил глубокое смущение по поводу того, что его отражение было больше похоже на него, чем сам он. Затем, когда отражение захрапело, он напряг мышцы горла и сухо кашлянул. Отражение снова открыло глаза, посмотрело на него, как будто вопрошая, почему он посчитал необходимым оторвать его от столь прекрасного сна (Я знаю, этот сон, подумал сочуственно бухгалтер, о уменьшении стоимости продажи собственности ассоциации с помощью прибыли полученной от серии взаимосвязанных продаж деловых прав в течении двух отчетных лет подряд.) и пробормотало Подождите, пожалуйста.

В бухгалтерском мозге вспыхнула крохотная искорка волнения, но он призвал на помощь выработанный годами профессионализм и подавил ее. представителям его профессии волнение и энтузиазм были так же необходимы как голодная крыса в морге, и большую часть своего непростого ученичества они проводили учась подавлять подобные эмоции. Поговаривают, что единственный способ вызвать у бухгалтера оживленную реакцию это убить его и прикрепить два электрода к его стопам; немногие знают, что бухгалтеры рассказывают об этом с гордостью.

Он послушно подождал, и, когда уже было сам заклевал носом, заметил легкое движение на поверхности воды, маленькие волны, как будто в ведро уронили камешек, но только эти круги начинались у краев и сходились к середине. Круги постепенно успокоились и сошлись в точку в самом центре ведра, превратились в крошечного жука плавунца, зависли на пару секунд в воздухе, а затем медленно разошлись, рассылая по поверхности воды следующую серию волн, на этот раз в привычном направлении. Когда процесс повторился четыре или пять раз, бухгалтер кивнул, пробормотал чуть слышно заставка, соединил кончики пальцев и уселся ждать.

Готово.

Бухгалтер подпрыгнул; слова его похитили оттуда, куда попадают все хорошие бухгалтеры перед смертью, и с минуту он не мог вспомнить, где находится. Затем он увидел отражение и выпрямился.

Зеркало, — сказал он.

Отражение поглядело на него без всякого выражения.

Зеркало, — повторил он, — собери базу данных всех финансовых документов относящихся к следующим лицам. Первый: Али Баба. Второй: Алладин. Третий: Разбойник, Соловей. Четвертый…

Список был длинным, но в конце концов бухгалтер преодолел его, проверил и перепроверил свои рукописные бухгалтерские книги, сверил с другим списком, хранящимся в запертом ящике стола, в последний раз проверил на всякий случай, потому что не верил во всякие случаи, а затем прошептал Удалить файлы.

Волны снова заходили, послушалось бульканье и тихий всплеск, а затем отражение вздохнуло, сонно клюнуло носом и сказало Сделано. Бухгалтер попросил подтверждения, получил его, и позволил себе с удовольствием потянуться, скрипнув суставами. Затем с улыбкой скромного удовлетворения тем, что только что удалил все записи своих важнейших клиентов из Департамента Доходов, он склонился над письменным столом, уронил голову на руки и заснул.

Отражение осталось на месте. Ему, вроде, было все равно; похоже его вполне устраивало бездумно смотреть в пустоту. Оно было уже расстаять в кружках, когда поверхность воды что-то потревожило. Лицо изменилось; оно перестало быть отражением бухгалтера, и стало симпатичным личиком, ярко розовым, сверкающим и расписанным, с двумя черными точками вместо глаз, смазанным ртом и длинным носом. Голова как-то неуклюже и механически крутилась из стороны в сторону. На ней была альпийская шапочка с пером.

Помогите, — сказало лицо.

Ничего не произошло. Лицо снова искуственно огляделось.

Помогите, — повторило оно.

Бухгалтер дернулся и закряхтел во сне. Ему приснилось, как кто-то попросил его сделать что-то, чего он делать не хотел, а когда он спросил сколько этот кто-то готов был заплатить, то ответа не получил. Он снова закряхтел и его губы шевельнулись.

Помогите, — в третий раз сказало лицо; бухгалтер рыкнул и сел, глаза все еще крепко закрыты, так как сам он все еще крепко спал.

Подождите пожалуйста, — прорычал он.

Набор выражений деревянного лица, естественно, ограничен, но ему удалось выразить радость, покачав головой из стороны в сторону. Ну же, — сказал он, — У меня не так много времени, а эти два умалишенных могут вернуться в любой момент. Пожалуйста, поторопитесь. Пожалуйста.

Но сочуствия нелегко добиться даже от бодрствующего бухгалтера, не говоря уж о спящем; по мере трудности нечно среднее между его зубами и деньгами. Короче ни в какую.

Вы просто должны помочь мне, — умоляло лицо. — Меня зовут Карл Вильсон и меня здесь быть не должно, честное слово. На самом деле я застрял в этой деревянной кукле в этой жуткой лаборатории, как из плохого ужастика, они подключали ко мне провода и пускали ток, а я всего лишь врубился, чтобы даром поиграть в компьютерную игрушку. Даже Микрософт с людьми так не поступает. И вообще, это была идея моей сестры, а не моя, так что если кто и должен здесь быть…

Для помощи, — сказал бухгалтер ровным жужжащим голосом, — выберите соответствующее зеркало и нажмите f1.”

“Да уж,” — провыло деревянное личико, выражая усталось и безнадежность, дергая головой в разные стороны. “Скажи мне как без мыши и клавиатуры.”

Для помощи выберите соответствующее зеркало и нажмите f1.”

“Да нет же, у меня нет на это времени,” — огрызнулось деревянное личико. “Хотя подожди-ка, ладно, попробуем кое-что. Запусти распознаватель голоса.”

Бухгалтер не шевельнулся. “Чтобы запустить распознователь голоса, выберите соответствующее зеркало и нажмите f9.”

Лицо замоталось так, что голова почти отвалилась. “Да, но как?” — потребовало оно, — “слушай, не вредничай.”

“Неправильная команда или имя файла.”

“Ладно, ладно.” Лицо резко наклонилось вправо, чтобы создать впечатление Сосредоточенности.

“Начнем с очевидного. Выбери соответствующее зеркало для распознавания голоса.”

Рот бухгалтера скривился на пол-миллиметра прежде чем тот ответил “Ошибка, Маршрут не найден.”

“Ты вшивый…” — лицо повернулось на 180 градусов, маневр от которого человеческий позвоночник сломался бы. “Они идут сюда,” — прошипел он, — “Барон и его уродливый друг. Давай же, ты обязан… Ах, покинуть Зеркала.”

Лицо с всплеском исчезло, а поверхность воды медленно покрылась кругами; сначало в одном направлении, а потом в другом, как приливы и отливы океанов крохотной планеты. Выражение лица бухгалтера смягчилось во что-то походящее на улыбку, в то время как маленький паучок, болтающийся на конце паутины, упал ему в ухо.

Человек чесался еще больше чем лягушка.

К тому же, пробурчал себе под нос, тоскливо глядя на свое отражение в луже, это выглядело глупо. Конечно, бывали времена, когда любому уважающему себя животному приходилось встать на задние лапы; чтобы открыть дверь или достать что-нибудь с нижней ветки дерева. Но вид проводивший всю свою жизнь на задних лапах был смешон и все тут, презренный как круглый пакетик для чая — какие-то торговые представители решили, что если до этого еще никто не додумался, то следует попытаться. Было бы достаточно, если бы это были какие-нибудь природно тупые, деморализованные особи вроде птиц и рыб; но чтобы волка насильно и нежданно зашили в обезьянний костюм и заставили шататься по округе на половине лап было почти невыносимо. Хотя он знал, что это не поможет, ему очень хотелось запрыгнуть в лужу и валяться, пока Человек не смоется.

Итак: важнейшая задача, избавиться от него. А для этого ему нужно найти ведьму.

Ха!

Типично, рассуждал Клык, мрачно тащась на двух ногах по пыльной дороге. Обычно шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться в этой части леса на ведьму. Потряси любое дерево и с него свалится ведьма. А теперь, когда он активно разыскивал одну из них, где они все?

Затем он свернул и оказался перед весьма запущенной башней, ссутулившейся среди деревьев, как притворяющийся страусом космический корабль, а остатки его безошибочного волчьего обоняния почуяли свежий ветер. Насыщенную, плесневую, неприятную вонь; застывший жир, немытая человечина, йод, кошачья моча, лук, и какие то дешевые духи от Джорджио Армани, все вместе это явилось бы достойным оружием на поле боя. Ведьма.

Клык глубоко вдохнул и чихнул. Еще один определенный минус человеческого тела было его ужасное обоняние; чтобы получить достаточно информации, было необходимо вдохнуть количество воздуха, достаточное для того чтобы поднять в воздух небольшой воздушный шар.

Ведьма была наверху башни, а башня была естественно заперта. Запрокидывая голову, Клык постарался найти доступные окна, удобно расположенные водосточные трубы, пожарные выходы и даже (не станем забывать само собой разумеющееся) открытую дверь, — какою-нибудь лазейку. Ничего: самые нижние окна находились на пятом этаже, а тяжелые ставни были решительно закрыты. Ну да ладно, сказал себе Клык, ведьм-то много, а шея у меня одна. Он печально покачал головой и уже было потрусил прочь, когда что-то свесилось из башни до уровня его подмышек. Веревка.

Уже лучше, но вот только с какой стати здравомыслящая ведьма станет бросать веревку вместо того, чтобы просто спуститься и открыть дверь? Лень одолела? Странное чувство юмора? Он задрал голову и увидел, что веревка свисала из самого верхнего окошка башни; подъем будет головокружительный, и он не был уверен, что умеет лазать по веревкам в человечьем обличье. К тому же, сама веревка была какой-то странной. Вместо обычного грубого серого материала она была сплетена из каких-то тонких желтых нитей. Волос, даже.

Веревка из волос; что ж, ведьмы — народ чудной, к тому же, как водится, не сильно богатый. Стоило еще вспомнить, что человеку, живущего на вершине очень высокой запертой башни возможно делать было нечего, кроме как плести отбросы парикмахерской в длинную белокурую веревку. Это объясняло сам состав веревки, но не то почему она внезапно возникла у него под носом. Стоило так же подумать над старой стайной поговоркой, что если враг тебе предлагает средства передвижения, то их лучше не трогать, потому что, это наверняка ловушка.

Благоразумие диктовало, что без особых доказательств, он должен был считать каждого встречного не-волка скорее врагом, чем другом. Однако из любопытства, он протянул руку и слегка дернул за веревку.

“Ай!”

Голос раздался с заоблачной высоты и ни в коей мере не подходил, ведьмам, встречавшимся Клыку. Он был юный, девчачий и серебристый, а потому, скорее всего, от его обладательницы Клыку будет столько же пользы сколько от картонной отмычки. Ему искал чего-то древнее и морщинистое и особенно старушачье, а не какую-то длинноволосую девчонку.

“Извиняюсь,” — проорал он в ответ.

Веревка поползла вверх по стене; очевидно ее владелица не верила, что он не станет дергать ее снова. Он посмотрел ей во след, а потому был в идеальном положении, чтобы рассмотреть содержимое фарфорового сосуда, которое вылили из окна невидимые руки и которое выплеснулось прямо ему на голову. Мокрое и вонючее. В некотором смысле туалетная вода. Он закрыл глаза, ругнулся, и пошел прочь. На повороте он едва увернулся от яблочного огрызка, пущенного ему вслед, а затем от старого башмака и кофейной чашки. Все вместе они явно составляли намек.

“Ладно, уже,” — заорал он, когда намек был подкреплен половиной кирпича и испортившейся неделю назад порцией макаронного сыра, — “Я ухожу…”

“Помогите!”

Услышав второй голос он застыл на месте; как оказалось на свое счастье, ибо кто-то швырнул старую сковородку, которая пролетела у него под носом по траектории, явно расчитанной на его продвижение вперед, и если бы он так и двинулся, то уже лежал бы без сознания.

“Помогите! Помогите!”

А вот это, улыбнулся про себя Клык, уже лучше. Грубый надтреснутый, с одышкой, скрюченный старый голос, не просто особенно старушачий, а очень даже старушачий; владелице этого голоса было не меньше ста пяти лет и она вполне могла оказаться подружкой месяца текущего номера журнала “Ведьма.” Инстинктивно увернувшись от яйца настолько старого, что его мог бы снести археоптерикс, Клык поспешил обратно к основанию башни, навес у которого смог бы предоставить ему некоторую защиту от летающих предметов домашнего хозяйства, и где он мог бы составить план действий.

“Отвали,” — взвизгнул первый, серебристый голосок, — “Убирайся, пока я не спустила собак.”

Конечно, сказал про себя Клык, ей неизвестно. Так что все в порядке.

“Я тебя предупреждаю. Ну ладно же. Сюда, Звездочка, Маковка, Снежинка! Фас!”

В метре слева от него дверь со скрипом отворилась и из-за нее выскочили три огромных ротвейлера с прижатыми ушами и свешенными языками. Клык дал им возможность подойти вплотную, а затем лучшим своим парадным голосом рявкнул “Равняйсь!”

Собаки скользя затормозили, взрыв холмики грязи своими растопыренными когтями. Когда они остановились, все сидели абсолютно прямо, грудь вперед, подбородок к груди, а на тупых собачьих мордах выражение “О Боже, что мы наделали.” Клык тихонько досчитал до пяти и сказал “Вольно”, причем собаки моментально легли.

“Ладно, идите,” — пробурчал он, и ротвейлеры поспешили обратно в башню. У Клыка было достаточно времени чтобы проскользнуть за ними до того, как дверь захлопнулась.

“Ты там,” — проворчал он, — “Где ведьма?”

Ближайший пес снова застыл по стойке смирно, поднял свою кривую переднюю лапу и указал на винтовую лестницу. Клык кивнул, пробормотал, “Продолжай дежурство” и помчался по лестнице, прежде чем кто-либо из этого трио собачьих придурков оценит ситуацию. Прирожденный инстинкт — это вещь, но лично он не стал бы доверять псу по кличке Снежинка.

И возможно правильно; где-то наверху лестницы надрывался серебристый голосок: “Звездочка! Маковка! Что вы там внизу делаете, вы несчастные твари?” с такой желчью, что будь он псом (даже по кличке Снежинка) — он исполнил бы приказ ни минуты не колеблясь.

Он завернул за угол и снова оказался на свету; отвернувшись от перил, он увидел прямо перед собой самую прекрасную девушку в мире. Стройная как березка, с поразительно синими глазами, ртом, как розовый бутон и золотыми волосами, которые спадали ей на плечи подобно хрустальным водам горного ручейка…

Клык инстинктивно бросился в сторону под слабую защиту дверного косяка. Если бы он полагался лишь на человеческие рефлексы, ему бы было не выжить; в данном же случае, на него посыпались осколки камня, в которые превратил этот косяк автомат девушки. Затем послышался щелчок и опустошенный магазин грохнулся на каменный пол. Клык вскочил и проскользнул в дверной проем прежде чем она успела взвести курок, но все равно опоздал. Он увидел ее милое личико, и тупое оружейное дуло, из-за сгорбленных плечей и уродливого, морщинистого, крючковатого носа, до смерти испуганной старухи, которую девушка из-за его медлительности смогла использовать вместо живого щита.

“Отойди, Шарик, или бабуле достанется,” — прорычала девушка. Затем она вскинула ружье и прицелилась в него; он мимолетно увидел в кружке прицела голубой глаз, а затем выправка и инстинкт самосохранения заставили его уносить ноги в обратном направлении.

Чудесненько, — ворчал он себе под нос, в то время как новая очередь раскрошила камни в сантиметре от его головы, ситуация с заложниками. Еще одна ошибка и у меня на руках будет еще один медвежий пикник. Он заставил себя успокоиться. У нее была заложница, автомат и преимущество знания местности. Ну и возможные сюрпризики типа гранат. Зато у него…

… был коробок.

Да. Что ж. Можно сказать, что это не гарантировало взаимного уничтожения. Но в данной ситуации коробок был на триста процентов лучше чем совсем ничего. Он покопался в кармане, нашел коробок и отодвинул крышку, молясь, что недавние акробатические трюки не раздавили его содержимое в лепешку.

“Сгинь,” — прошипела фея.

“Заткнись,” — посоветовал Клык, — “И послушай. Там наверху сказочная принцесса с автоматом. Она держит ведьму в заложницах. Мне понадобится твоя помощь.

Из глубин коробка послушалось противное ехидное хихиканье. “Согласна, что тебе необходима помощь,” — сказала фея, — “но поскольку я не имею научной степени в острых расстройствах личности, то моя помощь тебе вероятно ни к чему. Теперь отвали и оставь меня в покое.”

“Я…” — слова Клыка заглушила очередь автомата, а свинцовый град сбрил еще один кусок косяка. “Договоримся так.,” — сказал он, — “Делай, что говорю и мы квиты. Можешь идти. Свободна и независима. Как тебе?”

Из коробка послышался тихий и ясный неприличный звук. Клык потерял терпение и вытряс содержимое коробка на ладонь, в результате чего фея описала сомерсальт и очутилась между его указательным и средним пальцем.

“Ай,” — заорала фея, — “Ты меня сдавил!”

“Знаю,” — ответил Клык, — ” но далеко не так сильно, как хотелось бы. Теперь послушай.”

Пока он объяснял фее, что надо делать, очередной стук по каменному полу возвестил о том, что сказочная принцесса вставила новый магазин и приготовилась возобновить разгром.

“Все поняла?” — прошипел он; затем не дожидаясь ответа, он расставил пальцы и дунул изо всех сил. Фея взвилась в воздух как кусочек паутины и улетела из вида визжа проклятия.

“Ты, в дверях,” — раздался серебристый голосок, — “У тебя единственный шанс. Выходи сейчас же с руками на видном месте, и …” Серебристый голосок оборвался и перешел в приступ кашля, предполагавшего, что девушке было не меньше сорока; в этот момент Клык бросился из укрытия за автоматом. Ему без труда удалось схватить его, но в то же время…

“АААААААааааааааааааааааааа!” — сказал серебристый голосок, а затем далеко внизу раздался глухой шлепок. Осторожно положив оружие на пол, Клык нагнулся над перилами и посмотрел на случай если она держалась за край и болталась как сдвиг Допплера; но беспокоиться не стоило. Далеко внизу лежало нечто похожее на куклу Барби, которую только что переехал грузовик. Что ж, справедливо, пробурчал себе под нос Клык, чем симпатичнее, тем тяжелее падают. Он обернулся и …

“О господи,” — пожаловался он, в то время как старуха ткнула ему в живот дуло автомата. “Я только что спас тебя, старая сенильная дура.”

“Верно,” — признала ведьма, — ” поэтому я тебя еще не пристрелила. Пока,” — добавила она сжимая артритным пальцем курок. — “Но ведь у тебя на то была причина. Прекрасные принцы ничего просто так не делают.”

“Ладно,” — устало вздохнул Клык. “Кончай тыкать в меня этой штукой, и я расскажу.” Он кивнул в сторону перил. “А то пойдем трудным путем,” — многозначительно добавил он.

Ведьма передернулась. “И ни к чему угрожать,” — квакнула она, — “Я всего лишь старая беззащитная женщина, пытающаяся позаботиться о себе. “Слушай,” —спросила она, — “И как же это тебе удалось?”

Клык потряс головой и ухмыльнулся. Не так уж впечатляюща была это улыбка, реклама зубной пасты вместо былых покрытых пеной клыков, но он все еще умел насторожить. Старушка ругнулась и опустила оружие, но не выпустила его из рук.

“Не спеши,” — огрызнулась ведьма, — “какая именно помощь тебе требуется. Ведь…”

“Такая, тупица!” — сказал тихий пронзительный голос где-то рядом с бабушкиным ухом; и пока она ожесточенно озиралась, пытаясь понять откуда он, Клыку удалось дотянуться до оружия и выхватить его у нее из рук. Ехидно хихикая, фея соскочила у нее с макушки и перелетеле подобно маленькой невзрачной моли на запястье Клыка. “Ты у меня в долгу,” — сказала она радостно, — “Снова. Когда все это кончится тебе придется купить мне Unigate (?).”

“Может и куплю”, — согласился Клык. “Итак,” — продолжил он, вешая автомат на плечо, — “хватит кривляться и давайте займемся делами. Ты ведьма, верно?”

“Ничего плохого в этом,” — проворчала карга. “Раньше неплохо прокормиться можно было в здешних краях, пока…”

Клык пристально посмотрел на нее: “Пока что?”

Ведьма на минуту задумалась, а потом пожала своими тощими, как вешалка, плечами. “Понятия не имею,” — сказала она, — “поживешь с мое, станешь забывчивой.”

Клык нахмурился; что то проклевывалось из яичной скорлупы его головы, но он не мог разобрать что именно. Он не стал мучиться. “Короче,” — сказал он, — “ты — ведьма. Ты умеешь превращать людей во всякое такое?”

Снова движение костлявых плечей. “Конечно,” — ответила ведьма, — “я то уж подумала, что ты чего сложного попросишь.”

“Злых серых волков?”

“Просто как в туалет сходить,” — ответила старушка. “Готов?”

“Как только так сразу.”

Ведьма кивнула. “Готово,” — сказала она, — “Видишь. Говорю, ничего сложного.”

Клык оглядел свои ноги, руки, а затем и живот. “Жду не дождусь,” — сказал он, — “когда же ты превратишь меня в …”

“Вуф!”

Он завертелся как волчок. Рядом, сверкая на него злобными красными глазищами, сидел самый большой, злобный и страшный волчище, которого он когда-либо видел. В то же время он осознал, что фея уже не сидела у него на запястье.

“А,” — сказала карга, — “Ты хотел, чтобы я тебя превратила в …”

“Значит так,” — зарычал Клык, оторвавшись от волка. “Ты превратишь ее сейчас же обратно в фею, а меня обратно в волка, а я за это отложу твои уроки полета. Договорились?”

“Ладно,” — проворчала ведьма. — “Фею первой, это проще. Ты,” — прорычала она, вытянув длинный отвратительный ноготь, — “кончай быть волком. Видишь?” — добавила она в то время как волк внезапно засосался обратно в крохотную оболочку феи подобно пяти кубометрам серой массы выпихнутой в разбитое окно самолета. “Просто. С тобой, конечно, несколько сложнее, но… Минуточку,” — старушка поглядела на него в упор. “Я тебя знаю,”-сказала она, — “Ты ведь это он, не так ли? Тот самый страшный серый волк, я эти противные глазенки узнаю где угодно. Что это ты расхаживаешь разодетый в Прекрасного Принца?”

Клык вздохнул: “Поверь, хотелось бы мне самому знать. Но какая разница…?”

Ведьма на шаг отступила. “Скорее я с тобой в аду встречусь,” — прошипела она, протягиваясь к своей черной остроконечной шляпе и вытаскивая десяти-сантиметровую шпильку. “Я не имею дела с Волчьей Стаей.” Она сорвала шляпу и из под нее полилась невозможно длинная коса, все цвета спелой пшеницы (только над корнями надо было бы поработать). “Пока, мент,” — прошипела она, быстро обмотала конец косы вокруг стоящей в сторонке горгульи и изящно закрепила узел. “Может я и злая волшебница, но не настолько.”

Прежде чем Клык успел что-либо сделать, она вскочила на перила, держа косу в обеих руках. Он постарался схватить ее, но промахнулся; вместо этого он поймал косу и начал тянуть ее, чтобы достать ведьму наверх. Слишком поздно; веревка тонкого плетения выскользнула у него из рук, мучительно обжигая ладони, и как только он ухватил ее покрепче и был готов к новой попытке, Он услышал снизу металлический звук ножниц. Когда он потянул за веревку, она выскочила на него, как мигрирующий лосось, а на другом конце остался лишь кусок черного вельвета и немного перхоти.

Загрузка...