Белые ночи, черная месть

- Вишнева была отравлена четвертого июня на своем рабочем месте.

- Не знал, - Максим тяжело вздохнул.

- Кстати, где вы были в этот день?

- Я? Ну, да, конечно, вы меня подозреваете…. – Он подошел к настенному календарю. – Четвертое – среда. На работе я был, компания «Эскорт» - можете проверить.

- Проверим. Что, с утра до ночи работали?

- Почему же? С девяти до шести – восьми часовой рабочий день, как и положено.

- После шести, где вы были?

Максим задумался. – На работе! - вернулась к нему память. – У нас сабантуй был – отмечали новоселье одного сотрудника. До пол десятого куролесили. Потом я пошёл домой.

- А что вы можете рассказать про третье и второе июня? – допытывался Михаил.

- В эти дни я был в командировке, - нашелся Максим. – В Норвегию ездил. Могу загранпаспорт показать.

Он принес из комнаты документ, пестреющий визами.

- Все в порядке, - сказал Миша, - разглядывая штамп пограничной службы.

Костров записал сведения о месте работы Колесникова и удалился. Миша не сомневался, алиби парня подтвердится. Как и ожидалось, Макса они искали зря.

***

Сайт «Бумагомар.ру».

Раздел «Проза».

Автор: Лада.

По стопам Лукреции Борджия

Наш офис гудел, как птичий рынок. С самого утра только и обсуждали новость: Инга умерла. Инга – молодая начальница отдела. Молодая и по возрасту, и по давности назначения – без году неделя как ее повысили с простого архитектора в начальницы отдела. Не смотря на это, Инга успела всем насолить: новые порядки, придирки, да и просто людям не приятно, когда ничем не выдающаяся личность вдруг получает право командовать. Когда еще Инга была жива, наши девчонки ее тихо ненавидели, точнее сказать, ненавидели вслух, обсуждая в коридорах распоряжения новой начальницы и мечтая ее задушить. «За что же нам такое наказание?», – причитала Марго – наша бухгалтерша (ей Инга не указ - у бухов свое начальство, но Марго всегда за коллектив болеет). - «Как можно таких бестолковок назначать?». «Чем вы занимались пол дня, что не успели закончить четвертое здание?», – пытаясь подражать интонациям Инги, пропищала Света. Светкин голос и так был тонюсеньким, а когда она его нарочно исказила, он зазвучал совсем смешно. Но на это никто не обратил внимания – все были увлечены перемыванием костей начальницы. – Я, что ей, ударница Клава, чтобы пахать, как лошадь? По телефону нельзя поговорить». «Она хочет нам Инет отключить», - подогрела страсти какая-то провокаторша. Интернет – это святое, с него начинается рабочий день. Если архитектор не может войти в сеть, он обречен до вечера томиться. Тут и обрушились самые «добрые» пожелания, из которых: «чтобы Ингу уволили», было самым гуманным. Мысль материальна, а произнесенная вслух, особенно, несколькими людьми, она обретает магическую силу. Вот Ингули и не стало. Честно говоря, я тоже не питала к ней трепетных чувств, но ничего плохого не желала. Хотя у меня больше, чем у остальных было на то причин, но об этом умолчу. Все равно, не я ее убила. Но у милиции на этот счет оказалось иное мнение. Когда их лейтенантик явился ко мне, я ничуть не удивилась. Он задавал глупые вопросы, и от этого стало скучно. Кроме меня подозревают еще пол конторы. Да уж, характер у Инги был не сахарным. Кстати, о сладком. Инга умерла оттого, что выпила отравленного чаю. В ее сахарнице обнаружили яд, перемешанный с сахаром. После того, как это обстоятельство стало известно, всех охватила сахарная лихорадка: сотрудники дружно выбрасывали сахар, хранящийся в тумбочках, а заодно и все съестные запасы. Первые дни чай вообще никто не пил - надраивали посуду, и постоянно мыли руки. Казалось, что работаешь не в архитектурной мастерской, а в инфекционном отделении городской больницы. Смех смехом, а только одной смертью не обошлось. Следующей жертвой сладкой отравы стал главный архитектор Марков. Он вышел с больничного и скончался за стаканом утреннего чая. Стали поговаривать о маньяке, истребляющем архитекторов. Лично я считаю эту версию полной чушью, но….Здесь я открою маленькую тайну. Дело в том, что я его видела. Уж не знаю, маньяк ли он, но на то, что этот парень причастен к убийствам, указывает ряд обстоятельств.

11 июня 2007г.

Саша Носов догуливал последнюю неделю отпуска. Позади остались поездка в Карелию, где в прозрачных водах озер заманчиво плещутся сомики, дача с ее сельскохозяйственными работами (будь они не ладны) и встречи с друзьями в ночных клубах. Сейчас Носов сидел дома и лениво водил курсором по экрану компьютера. Саша отнюдь не являлся любителем различных сетевых форумов - сайт «Бумагомара» он открыл случайно, когда искал информацию о знаменитом клане Борджия, славившемся своими ядами. Как обычно, на запрос «Яндекс» выдал кучу ссылок, где упоминается искомый набор слов. Опус Лады Александр прочел от безделья – ему стало любопытно, что может написать начинающий сочинитель-самоучка. «И я так могу, - сделал вывод Саша, дочитав литературный шедевр. – А что? Может, податься в писатели?».

Ниже шли оставленные читателями отзывы. Судя по их количеству, читал народ неохотно. Содержание отзывов не могло пролиться бальзамом на душу автора.

Честно говоря, напоминает какую-то пьесу - достаточно скучную. До конца не дочитал, но это бред!

Доктор Мид.

Ну конечно! Опять кому-то не дают покоя лавры ДД. Сколько можно?! Все приличные детективы уже написаны. Лада, мой вам совет: не мучайте клавиатуру, найдите более перспективное для себя занятие.

Барабика.

Извините, не понравилось. Что называется, ни уму, ни сердцу. Сухой, бледный текст. Причом, куча грамматических ошибок. На скудный стиль можно было бы закрыть глаза, если бы было интересно написано, а то даже намека на интригу нет.

Наташа.

Инга, Марго.… У вас что, действие происходит не в России? Тогда при чем тут Марков? Как-то не вписывается. Вы уж определитесь, – либо у вас сплошь экзотические имена, либо нарекайте своих героев по-простому. Скажем, Ингу можно назвать Ирой, а Марго Мариной.

Жозефина.

Носов не любил чтиво, написанное графоманами и, в общем, был согласен с Доктором и Барабикой. Конечно, «бред» - это грубо и в качестве отзыва не годится, особенно для начинающего автора. Автор может обидеться, а главное потерять веру в собственные силы. Выражаться надо мягче, не переходя на личности. Саше даже стало жаль неизвестную Ладу – человек старался, душу вкладывал, а ему в эту душу выплеснули стакан желчи. Злые все-таки у нас люди. Сердобольный Носов захотел написать автору что-нибудь приятное. Он зарегистрировался на сайте, и накропал сообщение:

Мне понравилось, очень мило.

Александр.

Он выключил компьютер и вскоре забыл о произведении Лады.

Славик сиял, как новенькая иномарка в автосалоне. Все складывалось, как нельзя удачно: Лиза, кажется от него без ума, мама взяла отгул и собирается съездить на дачу к своей приятельнице. Лишь бы не передумала. Мама не передумала. И Лиза, само собой, тоже. Хотя, насчет Лизы сомнений у него почти не оставалось. Почти. Потому, что женская логика непредсказуема – сегодня девушка влюблена и щебечет птичкой, а завтра, кто знает, какая блажь может втемяшиться в ее очаровательную головку. Славик не без удовольствия посмотрел на себя в зеркало: пригладил пятерней давно не стриженные волосы (пожалуй, нужно сходить в парикмахерскую), расправил щуплые плечики, заправил в брюки футболку, затем выпустил. Немного подумав, снял ее вовсе, порылся в комоде перебирая нехитрый гардероб, основную часть, которого составлял трикотаж. Выбрав, наконец, синий джемпер, он остался доволен. Рукава джемпера были растянуты, поскольку он приходился Славику почти ровесником, но все равно смотрелся нарядно. Импорт есть импорт. «Сделано в ЧССР» с трудом читалось на выцветшей бирке. Все-таки он - парень не промах - такую девушку отхватил. Лиза видная, эффектная, одевается, как с картинки. По улице идет, все оборачиваются. А рядом с ней он, Славик. Друзья узнают, обзавидуются. Только Лиза почему-то пока не хочет знакомится ни с кем из его компании. Ну и пусть, потом обязательно все узнают, какая у него невеста. Да, невеста. Славик, произнес это слово в слух и едва не раздался от гордости. А что? Он вполне зрелый и самостоятельный мужчина, пора обзаводиться семьей. Его не смущало, что Лиза пока не знала о столь грандиозных планах. Славик почему-то думал, что девушка будет страшно рада услышать от него долгожданное предложение руки и сердца. А как же может быть иначе? Любая девочка мечтает о белом платье, на десять девчонок по статистике девять ребят, на каждого мужчину приходится полторы женщины – все доводы гласили в его пользу. А если учесть все его замечательные качества (мама всегда твердила Славику, что он – необыкновенный и самый лучший), то отказаться от такого видного жениха просто глупо.

Славик знал, что, делая предложение, нужно подарить кольцо. Так эффектней. Но, учитывая, что денег, которые дает ему мать хватит только на бижутерию, с подарком решил повременить.

Андрей уже не надеялся на благоприятный исход по делу Вишневой – Мараклиева. Вышли на киллера Фиру. Да и вышли ли? Точнее будет сказать, уперлись в стенку: этот Фира оказался человеком, ориентирующемся в компьютерной области – он переписывался с Панасенко, используя анонимный прокси-сервер. И наверняка не один. Так, что установить провайдера, а, следовательно, место, откуда Фира отправлял свои электронные письма не возможно. Хитрый, собака – обращался исключительно к иностранным серверам, причем, выбирал те, с провайдерами которых договориться крайне сложно. Что такое российское МВД для британской компании, чтобы та выдавала по его запросу информацию о своих пользователях? Допустим, один из иностранных провайдеров пойдет навстречу и ответит на запрос. Не факт, что остальные провайдеры отнесутся к просьбе с пониманием – проигнорируют и будут правы. Это на отечественные телекоммуникационные компании милиция имеет давление, а с зарубежными фирмами все значительно сложнее.

Итак, заказчица Вишневой, Нина Панасенко, мертва, киллер не установлен. Кроме его мейл адреса, следствию не известно ничего. Никто не видел, чтобы в последнее время Нина Александровна контактировала с кем-либо, кто мог хоть как-то походить на роль интересующего их Фиры. Это и понятно: такие дела конфиденциальность любят. Хоть Панасенко и не догадалась удалить крамольную переписку (скорее всего, не успела), в остальном конспирация ей удалась. Если зайти с другого конца – искать причину смерти Панасенко, то картина вырисовывается тоже безрадостная. Во-первых, ни каких улик, указывающих на то, что женщину убили, обнаружить не удалось. Никто из соседей ничего не видел: кто приходил к Панасенко в день ее гибели, и вообще, кто у нее бывал, никто не знает – своих забот хватает, чтобы еще чужими интересоваться. Во-вторых, дело по убийству Панасенко в другом районе, пусть их опера им занимаются – тут со своими трупами не разгрестись.

Классический глухарь, со всеми вытекающими: опять полковник Малкин будет сердито зыркать дальнозоркими глазами сквозь стекла узких очков, негодовать, задавать риторические вопросы типа: «Когда, наконец, вы начнете работать?» или «Я дождусь когда-нибудь нормального результата?». А он, Андрей Атаманов, будет молчать и, как школьник, слушать упреки, которые трудно назвать несправедливыми. Если бы дело ограничилось одним лишь пропесочиванием на ковре, тогда ладно – не в первый раз. Так ведь премии лишат весь отдел. А за что спрашивается? Ребята землю рыли на совесть, без выходных, по десять часов работали. Они же не виноваты, что преступник сообразительный пошел.

Переживать и расстраиваться было не в характере Андрея. Он подумал, что если дело сдадут в архив, то в этом случае на какое-то время образуется затишье – пойдет обычная бытовуха, которая не отнимает столько времени и сил. И тогда можно будет отправить в отпуск Шубина, а если повезет, то потом и Юрасова.

В то время, когда Атаманов пытался найти хоть какую-нибудь положительную сторону в данной ситуации, забренчал телефон. «Долго ждать не пришлось, начальство уже требует», - подумал Андрей. «Или очередной глухарь», - тут же мелькнула нехорошая мысль. Пока он раздумывал, какой вариант хуже, телефон издал еще пару трелей и умолк. «Вот и славненько. Значит, не очень-то и хотели».

Тем не менее, рапорт по делу все равно представить придется. Андрей выдвинул ящик стола, достал лист, на котором было всего несколько строк – написание рапорта все время отодвигалось более полезными делами – и обреченно стал доводить шедевр делового жанра до ума. Эта волокита растянулась на несколько часов, с перерывами на чаепитие и на общение с заходившими время от времени подчиненными. Когда бумаги были более менее приведены в порядок, снова зазвонил телефон. Андрей больше не задумывался, кому он может понадобиться, сразу взял трубку.

- Атаманов! Ну, наконец-то! – прогремел голос Куликова. – Я оставил всякую надежду тебя застать. В который раз звоню, никто трубку не берет.

- А на мобильный позвонить, религия не позволяет?

- Вот еще, - фыркнул эксперт, - казенные дела за твой счет решать. - Куликов очень щепетильно относился к материальному вопросу и никакие доводы Андрея: раз дал номер мобильного телефона, значит, подразумевается, что на него можно звонить, на эксперта не действовали, а уж о том, что все входящие бесплатны, не поддавалось ни какому объяснению – Куликов по привычке был убежден, что сотовая связь – это разорительно.

Выдав тираду, он перешел к делу.

- Тут яд с «Ленхимзавода» опять появился. Вчера делал заключение по одному жмурику, вот и про твои трупы вспомнил. Отравление точно таким же веществом, как у твоих, которым яд в сахар подмешали. Я подумал, что тебе это может быть интересно.

Андрей от неожиданности чуть не свернул чашку с чаем, который только что вскипятил.

- Правильно подумал, очень интересно, - Андрей приготовился внимательно слушать. – Что за жмурик?

- А шут его знает. Мужчина тридцати пяти – сорока лет. Может, моложе. В крови обнаружен алкоголь, и с виду алкаш алкашом, а у таких, как правило, год за полтора идет. Шмотки не дорогие, но и не из ближайшей палатки. Что называется, средний класс. Он у Скородумцева в производстве.

Андрей поблагодарил Куликова за сведения, которые могут прийтись очень кстати – третий эпизод за последнее время с одним и тем же ядом вряд ли случайный.

Артема Скородумцева Андрей хорошо знал. Молодой, но достаточно опытный следователь особым рвением к работе не отличался, но и явной халтуры не допускал – работал ровно столько, сколько положено. Атаманов взглянул на часы – шестой час. Задерживаться на рабочем месте сверхурочно Артем не любил, и, зная эту его особенность, Андрей поспешил в прокуратуру. Предварительно позвонил следователю, чтобы удостовериться, что тот на месте и готов его принять.

- В шесть я ухожу, - предупредил Артем, - сегодня у меня важное дело, - добавил он в свое оправдание.

Районная прокуратура находилась относительно близко – четыре трамвайные остановки или пешком десять минут через дворы. Андрей хотел пройтись по прохладным вечерним улицам, которые так заманчиво приглашали на прогулку оранжевыми солнечными лучами и теплым ветром, но у выхода маячила служебная машина со скучающим водителем Васей Прошиным. Как назло, Вася оказался свободен. «Обратно пойду пешком», - решил Атаманов и уселся в салон, немного поколебавшись. Лень все-таки взяла свое.

- Обычное алкогольное отравление, - прокомментировал Скородумцев. - Хлебнул алкаш паленой водки, и, пожалуйста, летальный исход. - Артем был очень недоволен, что ему приходится возиться с этим, по его мнению, явно не криминальным трупом. – Какое тут может быть расследование? - возмущался он. – Если по каждому такому случаю дело возбуждать, то не на что больше времени не останется. Вон, синяков сколько по подвалам каждый день находят. Давайте теперь всякого бомжа на экспертизу, будем выяснять, что он пил, чем отравился.

- Этот вроде бомжом не был, - осторожно прервал следователя Андрей.

- Не был. Ну и что? Тут расследуй, не расследуй – все к одному придешь - дело закрыть придется за отсутствием состава преступления. Только время зря тратить. И бумагу.

Наслушавшись ворчаний и ругательств в адрес руководства, Атаманову удалось выяснить нехитрую картину происшествия. Некий Сорокин Анатолий Александрович тридцати двух лет был обнаружен мертвым в своей квартире. Труп нашла мать покойного, которая и вызвала милицию. По заключению судебного медика, смерть наступила накануне вечером в результате отравления. Согласно экспертизе, о которой Андрей уже знал от первоисточника, в организме покойного, помимо алкоголя не заводского производства (проще говоря, самогона), присутствовал сильнодействующий яд. Название вещества в точности совпадало с тем, которым были отравлены Вишнева и Мараклиев.

- Сорокин оказался родственником кого-то там, - Артем ткнул пальцем в направлении люстры и недовольно вздохнул. – Поэтому приходится заниматься этим пьянчужкой. Куликов еще яд накопал, будь он неладен. Теперь выясняй, откуда он взялся.

- У нас этот яд в двух эпизодах фигурирует.

- Тоже алкаши?

- Нет, вполне приличные люди. Молодая женщина и пожилой мужчина. Оба скончались на рабочих местах.

- Имеешь в виду архитекторов? Что-то про них слышал. Если не ошибаюсь, это дело у Мостового? – в глазах Артема заискрился интерес, - Может, он и моего Сорокина прихватит?

- Раньше времени радоваться не стоит. Для объединения дел еще оснований не достаточно, хотя, все может быть. По архитекторам затор образовался, уже версий не осталось – глухарь глухарем. И тут ваш Сорокин. Может, зацепка какая появится.

- Дай то бог. Я операм дал задание собутыльников отрабатывать. Жди Андрей Денисыч, а хочешь, и сам с ним и свяжись. Наймушина знаешь? Сорокиным он занимается. Только меня не забывайте держать в курсе.

Анатолий Сорокин всегда был не дурак выпить. Свой первый алкогольный напиток он попробовал во втором классе. Отец смотрел футбол и пил пиво, закусывая вяленой рыбой. Рыбу ел и Толик. Попытался, глядя на отца, запить лимонадом, но оказалось не вкусно. В перерыве, когда отец отлучился, мальчик взял, оставленную без надзора бутылку и отхлебнул грязно- желтой жидкости. Он чуть не поперхнулся от неожиданности – ну и гадость! Рванул в ванную скорее полоскать полость рта. Потом несколько раз чистил зубы, заедал леденцами и вареньем, но противный вкус никак не хотел исчезать. Не пропал он и на следующий день, и через неделю.…Этот вкус в его памяти застрял на долго. В четырнадцать лет многие из его одноклассников курили, в пятнадцать баловались водкой. Пиво пили, как кефир – ежедневно и это считалось вполне естественным. Толик помнил свой детский опыт, и пиво на дух не переносил. Сразу опрокинул стакан водки. Чем крепче напиток и чем больше будет его выпито с одного маху, тем большим уважением проникнуться сверстники. Поступок оценили. В глазах подростков читалось почтение, но уже через мгновенье раздались смешки и обидные возгласы. Толик зажал ладонью рот, пытаясь удержать рвоту, но нечистая струя вырвалась наружу, успев обрызгать компанию. Его «зачморили» и прицепили ярлык слабака. Во рту горело, глаза чуть не выскакивали, на виски давило, словно их стиснули два больших кулака. Тело стало вялым и непослушным, а на душе легко и хорошо. И уже было не важно, что там о нем говорили ребята. Потом и пиво пошло.

Анатолий учился неплохо, после школы поступил в технический вуз. Там студенческая вольница и гулянки – это святое. Чем старше курс, тем благороднее и разнообразнее напитки. Начинали с водки, что подешевле и пива в общежитии. На пятом курсе пили обстоятельно. Собирались в кафе, заказывали коньяк, девушкам - шампанское. После института Толик удачно попал в преуспевающую фирму, стал неплохо зарабатывать. И пить. Нет, не так, как алкаши, которые без выпивки не могут и готовы душу за нее продать. Инженер Сорокин выпивал культурно. Любимые увлечения – боулинг, баскетбол и баня. Боулинг без пива – это не серьезно, не то удовольствие. После баскетбола нужно освежиться, попить пивку. Ну а баня сама предполагает обильное возлияние. Заезжали в магазин и загружали ящиками багажник.

Местные забулдыги держали Толика за своего. Всегда поздоровается, руку пожмет – не брезгует. Уважали Толяныча. За тарой к нему ходили, знали: Толян пустые бутылки не выбрасывает, для товарищей оставляет. Но в дом к Сорокину не совались, супруги его побаивались. Ольга баба строгая – в миг с лестницы спустит. Жеку шваброй огрела, когда в квартире застала. И Толян под раздачу попал – синюшным глазом потом сверкал. Он мужик сильный, высокий, широкоплечий, а против жены, что рядом с ним, как воробей, слова сказать не смеет. Крепко держит она его, спуску не дает.

Однажды Анатолий оказался в пустой квартире. Возвращаясь поздно домой из очередной бани, он соображал туманным сознанием, что бы наврать в свое оправдание. Он так ничего и не придумал – совсем голова не работала. «На месте сориентируюсь, не в первой», - решил Сорокин. Но на этот раз оправдываться не пришлось. К его удивлению, никто со шваброй не встречал, обошлось без истерики и скандала. Толик добрался до дивана и сразу уснул.

Ольгу он не видел неделю. Обнаружил сначала отсутствие продуктов, затем записку: «Мы разводимся». «Ну и черт с тобой!», – Сорокин с силой пнул дверной косяк так, что посыпалась краска. Тут же было решено снять стресс, чем Анатолий, и стал заниматься постоянно.

Ольга зашла за вещами. Увидев мужа в коридоре, валяющегося на полу, не стала, как это было раньше, перетаскивать его на кровать, не принесла подушку и плед. Она лишь вздохнула и отвернулась от неприятного зрелища.

- Леленька! – пробормотало из дверного проема. Сорокин попытался сесть: он оперся на руку, но та поскользнулась на коврике, и тело вернулось в исходное положение.

Ольга устала бороться за безнадежного мужа. Когда замуж выходила, радовалась. Не то слово радовалась – от счастья светилась. И оттого, что любила своего Толика безумно, и что все так хорошо складывается: свадьба, все, как и должно быть. У них настоящая семья, а не какой-нибудь там неопределенный гражданский брак. Толик красавцем был, и умным, и галантным. Девушки гроздьями висли, а уж сколько их у него было, но только с ней одной все серьезно получилось. Ольга чувствовала себя победительницей, отхватившей главный приз.

Мать Толика, Галина Михайловна, невестку не винила за то, что та оставила ее сына. Она лишь просила не торопиться с разводом: может, Толя за ум возьмется? Хотя сама видела – не возьмется. Галина Михайловна стала приходить, когда могла, присмотреть за Толиком. Постирает, в квартире уберет, приготовит – жалела сына. Это не мешало Сорокину пить безудержно. На то имелась уважительная причина – жена ушла, стерва. С работы давно выгнали, деньги кончились, вещи, какие не успела спасти Ольга, все продал. Толик задумчиво посмотрел на стены: квартира у него хорошая, трехкомнатная. Такая немалых денег стоит. А жить можно и у матери – родной сын, не выгонит.

Покупатель нашелся быстро. Руслан Аркадьевич – кругленький представительный мужчина с глянцевой залысиной и быстрыми глазами. Он протянул вычурную визитку, с красивыми выпуклыми буквами:

«Агентство недвижимости

«ШАЛАШ».

Сумма была названа приличная. Толик тут же перевел ее в литры (считал он быстро – инженер с красным дипломом!) и потом думать больше не о чем не мог, кроме как о сделке. Он даже два дня был трезв, и на трезвый ум пришла печальная мысль: половину вырученных денег придется отдать Ольге. Но все равно, даже половина от обещанной суммы за квартиру выглядела внушительно.

Руслан Аркадьевич торопил и вился ужом. Он одной рукой наливал, другой выкладывал бумаги на подпись. Дело было на мази, осталось только убедить Ольгу.

- Квартира моя, - заверял риэлтора Сорокин. - Документы на собственность есть, только их жена забрала, стерва.

Когда Ольга узнала о планах мужа относительно квартиры, с ней случилась истерика.

- Что?! Продать квартиру?! За бесценок?! Что ты за эти копейки купишь? Комната в коммуналке таких денег не стоит.

Жить вместе они, конечно, не будут. Квартиру нужно разменивать с доплатой, чтобы у обоих получилось более менее приличное жилье. Ольга бросилась к юристам, поскольку сама в имущественных вопросах разбиралась с трудом. Юрист ее крайне огорчил:

- Квартира записана на имя Сорокина Анатолия Александровича, то есть вашего мужа, в тот период времени, когда вы с ним состояли в браке. Она могла бы считаться совместно нажитой и, соответственно, вы имели бы право на половину от ее стоимости, если бы не одно обстоятельство. Эту квартиру вашему мужу подарили.

- Ее подарили нам вместе, - взволнованно сказала Ольга.

- По документам, покупателем является Ковальчук Николай Иванович и, судя по этим же документам, он передает безвозмездно, то есть, в дар, свою собственность Сорокину Анатолию Александровичу.

- Да, да. Николай Иванович, муж тетки Толика. Он подарил нам эту квартиру на годовщину свадьбы.

- На словах, может быть, дарили вам. Но на бумаге собственником является ваш муж. Вот если бы Ковальчук эту квартиру ему продал бы, хотя бы фиктивно, тогда вы могли бы претендовать. А так, сожалею.

- Но что мне теперь делать?! – Ольга побледнела, ее потрескавшиеся губы задрожали.

- Закон есть закон, - юрист развел руками. – Сорокин может распоряжаться этой квартирой по своему усмотрению, и вы не в праве ему препятствовать. Вам остается радоваться, что ваш муж готов отдать вам половину суммы, которая будет получена им от продажи.

- Радоваться?! Там же сущие копейки.

Ольга не помнила, как вышла от юриста. В голове бухало, перед глазами плыло - наворачивались слезы. Она была сильной, волевой женщиной, никогда не позволяла выбить себя из колеи и находила выход из любой ситуации, что бы не случилось. Ей говорили: в тебе есть внутренний стержень. Но сейчас что-то надломилось: плечи сникли, спина поплыла, взгляд потух. Оля шла медленно, останавливаясь, чтобы не упасть. Из усталых глаз тонкой струйкой текли слезы, оставляя на лице серые следы, размазанной туши. Волосы растрепались и липли к мокрым щекам. Прохожие ее не замечали, никто не обращал внимания на плачущую посреди улицы женщину. «Где жить теперь?», – звенел в голове вопрос. Он висел в воздухе в виде огромного вопросительного знака, и был повсюду, куда бы Ольга не взглянула. «У родителей места нет. Там и так теснота: сестра с мужем и дети. Не гонят, но молча ждут, пока я съеду».

О том, что квартира Сорокину досталась в дар, через какое-то время стало известно и Руслану Аркадьевичу. В «Шалаше» были свои каналы, по которым добывалась информация о городской недвижимости.

- Это же совсем другое дело, - бодрым голосом объявил риэлтор. – Вопрос можно решить без участия вашей жены.

- Оля сказала, что квартира дороже стоит, - сделал попытку набить цену Сорокин.

- Много она знает, ваша Оля. Вот специалист, - Руслан Аркадьевич кивнул на высокого усатого мужчину, который пришел с ним в этот раз и все время молчал. – Он - лицо не заинтересованное, послушайте, что скажет.

И специалист сказал. Он с важным видом оперировал какими-то цифрами, показывал бумаги с диаграммами и графиками, даже развернул карту города, на которой разными цветами были выделены отдельные районы. Толик запутался уже на втором предложении. Из всего сказанного он понял, что «рынок – это живой организм и положение дел на нем постоянно меняется». Цены на недвижимость действительно были высокими, но это было в начале года. Сейчас спрос упал и те деньги, которые он хочет получить за квартиру, никто не может ему предложить.

Толик заупрямился. Он сам недавно смотрел газету, и видел порядок цен.

- Хорошо, - примирительно сказал риэлтор. – Хозяин-барин. Попытаюсь найти покупателя, есть у меня на примете один вариант.

С покупателем договорились быстро потому, что уже через час на пороге сорокинской квартиры стояли улыбающийся Руслан Аркадьевич и специалист. Покупатель оказался щедрым – теперь сумма выглядела соизмеримой с теми цифрами, которые Толик видел в газете, а если учесть текущие трубы на кухне и неисправные батареи, то сделка казалась выгодной. Ему давали какие-то документы, он читал, подписывал, снова читал. Вроде бы ничего страшного в бумагах не было. Все-таки, приятно работать с агентством: за небольшой процент они избавляют от беготни по инстанциям, в которых нужно собрать кучу справок.

Голова пухла от напряженной работы. Наслышанный о липовых продажах, Толик твердил:

- Сначала деньги!

- Не сомневайтесь, Анатолий Александрович, - уверял риэлтор с наипорядочнейшим лицом, - мы не бандиты какие-нибудь. Вы получите все, что вам полагается.

Но денег Сорокину пока не дали – продажа квартиры – дело серьезное, не терпящее спешки.

Все сложилось удачно, особенно с Ольгой. Хорошо, что квартиру подарили ему. Анатолий был настроем благодушно и решил с женой поделиться. «Хоть и стерва, но не чужая ведь. И потом, это она надоумила цену поднять. Половину не получит (нечего было от мужа уходить!), но что-нибудь ей выделю». Довольный собой, Сорокин отправился отметить предприятие.

- Толян! – окликнул его потрепанный мужичонка, известный в их дворе, как Дядька Митька. Он был на «боевом посту» - за металлическим столиком, который своей длинной тонкой ножкой напоминал поганку, выросшую у пивного ларька. Сорокин оглянулся: кроме Дядьки Митьки и Шамана (Алкаш из соседнего подъезда. Получил свое прозвище за способность из ничего добывать спирт), за столиком стоял мужчина с широким красным лицом. Раньше Толик его не видел.

- Леня, - представил краснолицего Шаман.

Толику плеснули в пластиковый стакан водки, придвинули газету с разложенной на ней нехитрой закуской. Леня оказался своим парнем – достал из внутреннего кармана пластиковую бутылку из-под кока-колы. Разлили. Чокнулись, выпили за здравие, потом за Толика и продажу квартиры, за его золотую голову, за удачу…

Лейтенанту Наймушину удалось узнать, что Анатолия Сорокина видели накануне в компании Дядьки Митьки – Дмитрия Савченко, Шамана – Василия Молохова и еще одного собутыльника, личность которого пока не установлена. Ларечник постоянных клиентов хорошо знает, а этого, краснолицего раньше не видел. Проверили ларек на предмет распространения некачественной продукции – все чисто. Конечно, в нем торговали не марочными винами, но явной паленки, да еще и с примесью яда, не было. Ларечник вспомнил, что кроме его «Столичной», клиенты пили свое: «Тот, с красной мордой угощал». Ни Дядьки Митьки, ни Шамана, ни третьего алкаша обнаружить не удалось.

Хотя дело Сорокина еще не передали Мостовому, и прямых указаний заниматься им не поступало, Атаманов неофициально подключил к работе Кострова. В том, что источник яда один, и, так или иначе, дела пересекутся, Атаманов нисколько не сомневался. «Лучше не терять времени, дожидаясь пока решат сбагрить Сорокина нам, а отрабатывать его уже сейчас», - решил он.

Костров всегда отличавшийся расторопностью, уже вечером явился к Андрею с докладом.

- Сорокин квартиру продавал. Некто Резников Руслан Аркадьевич, представитель агентства недвижимости «Шалаш» делал запрос от его имени в жилконтору. Его же, Резникова, в последнее время неоднократно видели с Сорокиным.

- Понятно. Типичная история – вещи пропил, потом взялся за стены, а риэлторы тут как тут – они за версту чуют свою жертву, - прокомментировал Атаманов.

Резников был хорошо известен оперативникам. Он специализировался в основном по таким, как Сорокин, спившимся людям. Умел убеждать и навязывать свою волю, он легко входил в доверие и обладал тем обаянием, которое не бросается в глаза и подкупает незаметно. Руслана Аркадьевича невозможно было поймать за руку – он действовал тонко, сам законы не нарушал, всю черновую работу предпочитал делать чужими руками.

- Я сначала решил, что Сорокина убрали риэлторы, - продолжал Миша, - завладели квартирой и концы в воду. Но самое интересное, что сделка не состоялась. То есть, квартира по прежнему принадлежит Сорокину. Вернее, уже его родственникам, имеющим право наследования. Агентами «Шалаша» действительно велась работа по квартире Сорокина, но либо они где-то просчитались, либо перепутали, а, скорее всего, просто не успели. Я вижу следующие версии. Первая. Риэлторы совершили ошибку и избавились от продавца раньше времени. Скажем, где-то произошла накладка. Вторая. Ольга Сорокина. Как выяснилось, квартиру подарили Анатолию Сорокину, его родственник.

- Ковальчук. Тот самый, по звонку, которого возбудили дело, - вставил Андрей. Он уже знал о семейных связях Сорокина с чиновником городской администрации. К счастью, кровного родства между ними не было и, видимо, Николая Ивановича расследование не очень интересовало, он лишь замолвил слово по просьбе жены.

- Поэтому собственником квартиры являлся Анатолий, Ольга претендовать на нее не могла. После смерти Сорокина картина кардинально изменилась: вдова получила право наследования. С мужем она не жила, но официально Сорокины разведены не были. Смотри, как все сходится: Ольге выгодна смерть мужа в любом случае. И не случайно она развестись «не успела». Скорее всего, она планировала убийство Анатолия, а появление риэлторов ее поторопило. Деньги от сделки она бы получила едва ли. Продажа квартиры обрекала Ольгу на жизнь в тесной комнатенке, среди родственников. Средств на собственное жилье у нее нет и взяться им не откуда. Не смотря на то, что Ольга относительно неплохо зарабатывает, денег на покупку квартиры ей до пенсии не собрать. А она молодая, жить надо сейчас. Муж-пьяница не вызывал больше ни каких чувств, кроме отвращения, год – два и совсем опустился бы. Вот и нашла пьянжушку, чтобы напоил отравой мужа. Все равно, человек конченный, так хоть ее в нищету пусть не тянет.

- Возможно, ты прав, - задумчиво произнес Андрей. – Надо установить, как к убийце попал яд, тогда, даст бог, и в деле архитекторов просвет появится.

Все, что наработал Костров, было доложено Скородумцеву. Следователь с Ольгой церемониться не стал – немедленно вызвал ее на допрос. Прежде был учинен обыск на квартире, где проживала вдова вместе с родней. Обыск желаемого результата не дал – никаких следов яда, которым был отравлен Анатолий Сорокин, у Ольги не нашли.

Ольга выглядела бледной и равнодушной. Ее восточные, когда-то яркие глаза выглядели пустыми и холодными, как у статуи в Летнем Саду. «Юнона, - окрестил ее про себя Скородумцев. - Такая же статная и недоступная. Темные, с медным оттенком курчавые волосы, щеки приятной пухлости, плечи покатые; смотрит все время в сторону, на лице никаких эмоций - одно безразличие. Хотя бы возмутилась для порядка, никак в убийстве подозревают».

О смерти мужа Ольга узнала от свекрови. Галина Михайловна позвонила ей и сказала, срывающимся голосом:

- Толя! Толя умер!

Ольга примчалась сразу же. Она нашла свекровь, лежащей на полу возле телефона. Женщину отвезли на скорой и едва успели спасти. Разбитая и замученная, уставшая от напряжения, которое поселилось вместе с ней в родительском доме, она отыскала в себе силы, чтобы взяться за решение новых проблем. Ольга ежедневно ходила к Галине Михайловне в больницу, носила фрукты и ждала под дверью в надежде, что ей разрешат зайти в палату.

Будет неверным, сказать, что Ольга была разбита горем. Мужа она похоронила давно – еще тогда, когда поняла, что он безнадежен. Теперь ей нужно было заниматься насущными делами: устроить похороны, поминки, заботится о больной свекрови. Раскисать некогда. В ней появился прежний внутренний стержень.

Когда пришли с обыском, Ольга не удивилась – уж слишком много напастей свалилось на нее в последнее время, что еще одна стала само собой разумеющейся. Следователь показался ей неприятным: было видно, что ему все равно кто убийца, лишь бы он был найден. Цеплялся к словам, все время сбивал с толку непонятными вопросами и брал измором. Ольга понимала, стоит ей немного ошибиться, и она увязнет. Следователь был настроен в ближайшее время передать дело в суд, и обвиняемой он видел, естественно, ее. В какой-то момент Ольга закрыла глаза и почувствовала такую тягучую усталость, что ей вдруг стало все равно, что с ней будет дальше, лишь бы сейчас никто ее не тревожил.

Скородумцев отпустил Ольгу, взяв с нее подписку о невыезде. Сделал он это с явным нежеланием, но оснований для задержания у него не нашлось. Против Сорокиной был несомненный мотив. И больше ничего.

- Чтоб ты сдох, пьяница проклятый! – Дарья Александровна Сапогова чуть не разрыдалась. На кухне царил разгром: все пакеты были разорваны и вывалены на пол, крупы рассыпаны, дверца от пенала болталась на одном шурупе, готовясь упасть на две последние тарелки. Только отсутствие Сапогова спасло его от расправы. В десять вечера глава семьи еще не появился, к одиннадцати Дарья Александровна остыла, после полуночи перестала ждать и заперла дверь на задвижку.

«Вот, и, слава богу! – подумала Дарья Александровна. – Пусть ему в вытрезвители мозги вставят». Она легла на диван и провалилась в крепкий глубокий сон. Сказались накопившаяся усталость и нервное напряжение. Утром Николай Ефимович не пришел, жена не удивилась: в такую рань этот бездельник никогда не бывал на ногах. Это только ее удел – спозаранку на работу и потом целый день, как белка в колесе.

Вечером пьяница тоже не объявился, и как явствовало из отсутствия беспорядка в квартире, днем не заходил. Дарья Александровна прожила еще один вечер спокойно, даже напевала романсы. Забеспокоилась она только на четвертые сутки, когда в дверь позвонили, и на пороге возникла косматая немытая образина Витька – одного из собутыльников Сапогова.

- Слышь, хозяйка, - заикаясь проговорил Витек, - Ефимыч где?

- А мне откуда знать? Где пил, там и валяется. – Дарья Александровна попыталась закрыть дверь, но просунутый в проем лохматый ботинок помешал. Проникнуть в квартиру Витьку, однако, не удалось – женщина предусмотрительно надела цепочку.

- Куда мужика девала, ведьма?! – зарычал гость и ударил по двери ногой.

- Я сейчас милицию вызову, - предупредила Дарья Александровна и закричала:

- Милиция! Ворюга ломиться! Все пропили, сволочи, чтоб вам захлебнуться в вашем пойле!

- Так что, Ефимыча дома нет? – неожиданно ровным голосом спросил Витек.

- Вот именно, - раздраженно подтвердила хозяйка.

- Его у Пашки - Муравейника нет, и к Вадику, говорят, не заходил. Я у Холеры был, так и там нету нашего Ефимыча. Видать, совсем дело худо. А может, ты это… извела его чем?

- Изведешь вас, как же! Вас как тараканов никакая зараза не берет! Меня скоро в могилу загоните.

На следующий день человек в милицейской форме скучным голосом объяснял Дарье Александровне, куда ей следует пройти на опознание тела и где расписаться. Все, что дальше произошло, она воспринимала с трудом. Холодные, освещенные неприятным желтым светом стены морга, серый кафель под ногами – если бы не поймал за плечи сержант, она бы опустилась на пол. Дарья Александровна пришла в себя только дома. Не смотря на тяжелую, беспросветную жизнь с мужем-алкоголиком, она к нему все-таки была привязана, и теперь с трудом осознавала, что осталась одна. «На кого же ты меня бросил?», – затянула она в голос. Слезы побежали по бледным щекам. Женщина ревела тихо, устало, казалось, она выплакивала вместе со слезами все несчастья, выпавшие на ее несладкую долю.

На работе Дарья Александровна, обычно приветливая и общительная, замкнулась, ходила, глядя в себя. Ей сочувствовали, собрали деньги на похороны – кто сколько смог. Не переставали обсуждать смерть Вишневой, при появлении Дарьи Александровны замолкали, чтобы не напоминать об утрате мужа.

С утра Атаманову доложили новость:

- Краснолицый нашелся! – сообщил по телефону Костров, - Тот, что по делу Сорокина проходит, - пояснил он.

Фигурант оказался Леонидом Красильниковым, тридцати шести лет. Он был обнаружен в собственной квартире мертвым. Там же находился еще один труп. Он принадлежал мужчине, ориентировочно, шестидесяти лет. Судя по внешности, покойный был типичным алкоголиком: неопрятная, старая одежда, грязные волосы, испитое лицо, и соответствующий запах. При нем никаких документов не было, так что, личность пока не установили.

Дверь квартиры Красильникова была открыта. Как сообщили соседи, она никогда не запиралась, и это не удивительно: стены облупленные, закопченные, пол грязный, при входе разбитые бутылки. Из мебели два табурета (один с обмотанными бинтом ножками), составленные в ряд деревянные ящики (в качестве стола) и кровать – матрас и ватники в углу, на кухне плита, едва угадывающаяся под слоем грязи.

- На первый взгляд, алкогольное отравление, - сказал судебный медик. – Ни каких следов насилия не вижу.

На ящиках, накрытых газетой, стояли стаканы и трехлитровая банка с мутной жидкостью, наполненная на треть.

- Самогон, - по запаху определил Наймушин. – В стаканах тоже.

В опрокинутом металлическом баке с трубками, искушенный оперативник узнал самогонный аппарат.

Когда стали известны результаты вскрытия, Андрей ничуть не удивился – в крови обоих трупов обнаружен знакомый яд. Он был на стенках стаканов, банке с самогоном и самогонном аппарате. Тот же самый яд, которым были отравлены Вишнева, Мараклиев и Сорокин с собутыльниками. А может, еще кто-нибудь? Не понятно, как он просочился с завода и кто его разносит. Уже было отработано окружение Сорокина, Савченко и Молохова. Оперативники рыли землю вокруг Красильникова – пока даже намеков на связь алкашей с химической отраслью не нашли. Не единого контакта, который мог вывести на «Ленхимзавод», ничего.

- Может, этот яд на рынке купили? – предположил Шубин. – У нас народ, что охраняет, то и имеет. Кто-нибудь из сотрудников спер химикат, и понес продавать.

- И как ты себе это представляешь? Кричал на каждом углу: кому отраву для тещи?

- Не знаю. Сейчас торгуют всем, что пользуется хоть каким-то спросом.

- Кто бы спорил, - согласился Атаманов. – Только в этом случае наши шансы раскрыть убийство практически приближаются к нулю.

Вскоре был установлен собутыльник Красильникова, труп которого был найден в его квартире. Оперативники обработали местных забулдыг. Один из них, мужчина бомжеватого вида по прозвищу Хрящ, узнал своего знакомца.

- Это же Колька Сапог! Ну, точно он. А че он спит? – не понял Хрящ, мусоля грязными руками фотографию, на которой был запечатлен покойный.

Николай Ефимович Сапогов, как и ожидалось, был безработным. Никто его по моргам не искал и в милицию по поводу исчезновения не обращался, хотя, судя по данным, Сапогов состоял в браке.

- Сапогов, Сапогов…- задумчиво произнес Андрей. – Где-то я слышал эту фамилию.

- В «Камеи» работает Сапогова, - подсказал Шубин. Сейчас точно узнаю. - Он снял трубку и набрал внутренний номер:

- Миша? Я у Атаманова. Тащи сюда список сотрудников «Камеи».

Через минуту появился Костров с пухлой папкой.

- Ну, вот, - ткнул пальцем Шубин в страницу. – Сапогова Дарья Александровна. Уборщица. А вот домашний адрес: Полярников шесть, квартира девятнадцать. Как и у нашего Николая Ефимовича.

- Вишневой и Мараклиеву яд был подмешан в сахар, - стал размышлять вслух Атаманов. - Сапогов, Красильников и остальные алкаши отравились самогоном, для изготовления которого, как известно, используется сахар. В протоколе осмотра квартиры Красильникова, о сахаре что-нибудь написано?

- Вот, - Миша достал из папки копию протокола.

- О сахаре ничего, - заключил Андрей, бегло прочитав документ. – Придется осматривать повторно.

Немудрено, что никто из следственной бригады сразу не обратил внимания на валяющийся на полу полиэтиленовый пакет – мусора в квартире Красильникова было достаточно и детально рассматривать его ни времени, ни желания не у кого не было. В этот раз, оперативники искали целенаправленно: следствие интересовали любые емкости, в которых можно хранить сахар.

Экспертиза подтвердила – в пакете вместе с сахаром находился яд. Между всеми убийствами стала прослеживаться связь. Отравленный сахар объединял архитекторов из «Камеи» и алкоголиков, а тех, в свою очередь, Дарья Сапогова.

В бедной, потрепанной, но чистенькой квартире овдовевшей Сапоговой следственная бригада пробыла не долго. Осунувшаяся и постаревшая хозяйка сидела в углу на стуле и равнодушно наблюдала за происходящим. Понятые – две соседки по лестничной площадке – стояли в стороне и перешептывались, качая головами. Хмурые молчаливые служители закона скупыми, отточенными движениями скучно выполняли свою работу: по стандартной схеме производили обыск – один на кухне, другой в санузле и в ванной, остальные в комнатах. Выворачивали сломанные ящики серванта, срывали скатерти и коврики, открывая глазу всю нищету жилища. У кресла оказалась подвязанная веревкой ножка, кровать вместо каркаса стояла на кирпичах, шифоньер скрывал в себе кучу старого тряпья, место которому на свалке. Нажитое за годы добро теперь ворошили, теребили, перебирали чужие руки. И все напрасно: никакого яда обнаружено не было, впрочем, как и отравленного сахара. Тем не менее, Дарье Александровне пришлось проехать в отделение для обстоятельной беседы.

Версия о том, что Сорокина отравила вовсе не жена, и, в крайнем случае, не риэлторы, Скородумцеву не нравилась – столько сил было потрачено, а выходит, все зря. Против Ольги Сорокиной нашлись улики, правда, косвенные, но следователь не терял надежды дожать вдову. А тут еще и уборщица какая-то появилась – у нее тоже, надоевший до смерти, муж-алкаш. Знала, что мужик самогон будет гнать, подкинула ему отравленный сахар – пусть травится. А что? Просто и элегантно – она тут вроде и не причем, сам сахар из дома уволок, сам и виноват. Теперь еще и с Сапоговой нужно возиться. Заниматься Сапоговой следователь совершенно не хотел. Это на первый взгляд кажется, что все на поверхности: вот труп мужа-алкаша, вот намучавшаяся с ним женщина. Хватай ее, предъявляй обвинение. Только кроме мотива ни единой прямой улики нет, все косвенные. С такой доказательной базой ни один суд дело не примет. Тут придется здорово потрудиться, чтобы найти приличное доказательство или же расколоть подозреваемую.

Артему Скородумцеву повезло. На верху покумекали и приняли решение дела всех отравленцев объединить, и передать Мостовому.

- Можно, Антона Викторовича? – пропищал в трубке тонкий девичий голосок.

- Сейчас попробую переключить, – Андрей перевел звонок, но трубку так никто и не взял. Как понял, Атаманов, Юрасов куда-то вышел. - Его нет, перезвоните позже.

На том конце кто-то вздохнул, и нерешительно спросил: - Кому можно рассказать про убийство?

- Какое убийство? – насторожился Андрей. - Вы о чем?

- Убийство Инны Вишневой. Меня зовут Света Когтина. Антон Викторович приходил к нам в «Камею», просил позвонить…

Из невнятного рассказа Светланы Атаманов понял, что Вишневу убила офис-менеджер Анна Логаж. Света была убеждена, что видела, как та незадолго до гибели Инны входила в ее кабинет с сахарницей. Света сначала не была уверенна в том, что Логаж убийца, но после смерти Мараклиева у нее не осталось никаких сомнений.

«Логаж. Что-то не припомнить, - подумал Андрей, напрягая память. - Это та хрупкая женщина с вечно опущенной головой. Очень невзрачная, неприметная особа. Когда я с ней разговаривал, она про сахарницу ничего не сказала. Хотя ее спрашивал. Ответила что-то невразумительное».

Анна Логаж до сих пор была на больничном, и Мише Кострову пришлось ехать к ней домой. Он предпочел заранее не предупреждать о своем визите, чтобы явится неожиданно. В этом случае был риск не застать хозяйку дома, но зато она не сможет заранее продумать ответы на возможные вопросы.

Кострову повезло. После короткой трели звонка за дверью послышалось шуршание, и на пороге появилась невысокая женщина в застиранной футболке и трикотажных шортах. В «Камее» Миша с ней еще не беседовал и поэтому не запомнил, а дама его сразу узнала, иначе вряд ли бы так сразу открыла.

- Лейтенант Костров, уголовный розыск, - представился Михаил. – Мне нужна Логаж Анна Владимировна.

- Это я, проходите, - засуетилась женщина.

Прихожая была совсем маленькой, от нее расходились две двери, одна плотно закрытая, другая вела на кухню, куда и пригласила Мишу хозяйка. Костров расположился на высокой банкетке у окна, Анна стала напротив, оперевшись на широкий кухонный стол.

- Как вы, наверное, догадались, я к вам по поводу убийства Вишневой. Вы не знаете, откуда в тот день в Инненой сахарнице появился сахар?

И без того бледное лицо Ани стало еще бледнее, руки ее задрожали, и она поспешила их спрятать за спину.

- Не знаю, - чуть слышно прошептала женщина.

- А если подумать.

- Не знаю. Я ничего не знаю!

- Тогда придется проехать к нам, собирайтесь, - бесстрастно произнес Костров.

Аня чуть не плакала: все, наказания ей не избежать. Как это называется – убийство по неосторожности? А если, и того хуже, обвинят в умышленном? Кто поверит, что она не знала про яд в сахаре? В милиции работают одни циники. Им безразлично, кого сажать, лишь бы дело закрыть.

- Итак, все сначала, - Мостовой уже терял терпение. Он битый час допрашивал Анну Логаж и не к чему толковому не пришел. Женщина замкнулась и на контакт не шла. Было видно, что она сильно напугана. У Анны дрожали руки, она куталась в куцую кофту, хотя в кабине было достаточно тепло. – У меня есть показания свидетельницы, согласно которым, именно вы принесли Вишневой сахарницу с ядом.

- Нет.

- Что, нет? У меня нет оснований не верить Когтиной. Она лицо не заинтересованное.

- Нет, я не убивала! – отчаянно произнесла Логаж.

- Никто вас пока не обвиняет. Вы знали, что в сахарнице?

- Там был сахар. В тот день к Вишневой должен был приехать какой-то важный гость, - заговорила женщина дрожащим голосом. – На деловых встречах положено предлагать чай - кофе. А у нее сахар закончился. Вот Инна меня и попросила наполнить сахарницу.

- Откуда вы взяли сахар?

- Обычно я насыпаю из общего пакета. Он у нас в хозяйственной комнате стоит. Чай, сахар, кофе – на это все фирма деньги выделяет, специально для презентаций. Но в тот раз мешок закончился, а чтобы новый открыть, его еще сверху надо было достать. Когда мешок с сахаром привезли, его на верхнюю полку поставили, мне самой от туда не снять. Надо к мужчинам обращаться, а они все заняты. Был бы Димка-программист, он бы без вопросов помог, всегда помогает, не то, что остальные. Так вот. Есть у нас одна кладовочка в конце коридора. Она ни за одним отделом не закреплена и пустая стоит. Ее убрать хотели, чтобы коридор удлинить, но все никак руки не доходят. Однажды, я заметила, что в кладовке стали появляться разные предметы: чайные ложки, чай, сахар, салфетки, бумага для принтера. Видно, кто-то решил использовать кладовку для хранения своих вещей. И правильно – чего зря месту пропадать? Вот я и вспомнила про сахар в кладовке. Там пакет небольшой был, открытый, килограмма на полтора. Я отсыпала. Думала, на следующий день из дома принести и вернуть. А потом это случилось, - Аня закрыла лицо ладонями, - Инна погибла. Получается, что я ее убила.

- А что с тем сахаром, который в кладовке стоял?

- Не знаю. После того ужасного случая я к кладовке и близко не подходила. А скажите, это точно, что Инна отравилась тем сахаром, что был в сахарнице? – Аня подняла глаза, в которых было столько страданий, что Мостовому стало неуютно.

- Точно. Но многое еще нужно проверить.

При осмотре кладовки, в которую раньше следственная бригада обошла вниманием, злополучного сахара не оказалось.

- Это же моя ложка! – удивилась Екатерина Навзина, приглашенная в качестве понятой.

- Блюдце, как у Бузыкиной. Она его искала, - заметила Мария Николаевна.

В кладовке кроме блюдца и ложки Навзиной, была картонная коробка с пакетиками чая, разных сортов. Там же банка с гранулами растворимого кофе, заполненная на треть.

Дарья Александровна собирала дань с вверенной ей территории. Где ложку бесхозную прихватит, где ручку, что плохо лежит. Чай, сахар – это само собой. Если по горстке отсыпать, никто не заметит. За неделю, глядишь, килограмм наберется.

- Я же не последнее брала, - оправдывалась Сапогова, - только если, что людям не нужно. Карандаш, бумагу подберу – вон ее сколько ежедневно переводят, так от одного листочка не убудет. А ручки, карандаши архитекторам бесплатно выписывают. Им столько не надо, а я соседке за пятерку уступлю, у нее сын обалдуй в школе все теряет. И ей выгода, и мне хорошо.

- А посуду сотрудникам тоже за счет фирмы выписывают, - поддел Момстовой. Его забавляла простота, с которой уборщица рассказывала о своих мелких кражах.

- Какую посуду?- не поняла Дарья Александровна.

- Ложки, чашки. Блюдце Бузыкиной зачем взяли?

- Блюдце? Это, которое с золотой каймой и с сиреневыми цветами? Красивое блюдце.… Так это… Оно в умывальнике сколько лежало, никто не забирал. Я и решила, что ни кому не надо, взяла себе, отмыла. А то зачем вещи пропадать?

- Действительно, зачем? А ложка с розочкой на ручке? Тоже в умывальнике лежала?

- Ложку я в четыреста пятой комнате нашла, там, где большой принтер стоит. Под батарей. Давно, видать, там валялась, запылиться успела. Считай, что выкинули.

- А как насчет сахара? У кого вы его брали? – Валентин Михайлович решил перейти к наиболее важному вопросу.

- Сахар? – уборщица попыталась сделать вид, будто ничего не понимает, но, сообразив, что спектакль не удастся, решила сдать позицию. - Ну, да. Хотела чаю попить, а сластить нечем – с утра на ногах, в магазин зайти некогда. Отсыпала немножко сахарку. Я все верну.

- И у кого вы отсыпали?

- У кого? – Дарья Александровна задумалась. – У Когтиной и у Бузыкиной, потом у Авдеенко – у одного все брать не справедливо, зачем человеку такой урон наносить? Я ж не татарин. У переплетчицы две ложечки. В ее банке в тот раз что-то совсем мало было.… Ой, - осеклась Сапогова. – Я не то хотела сказать.

- Дарья Александровна, то, что вы иногда позволяете себе заимствовать некоторые вещи у ваших сотрудников, меня не интересует. Я не занимаюсь расследованием краж в офисах, тем более, что, ваши действия ни под одну статью УК не попадают в силу отсутствия заявлений от потерпевших и незначительности материального ущерба. Читать вам нотации тем более не стану. Это не мой профиль. Мне интересно вот что. От куда у вас появился сахар, в котором оказался яд?

- Яд?

- Именно. Тот самый, которым были отравлены Вишнева, Мараклиев и, что не безынтересно, ваш муж.

- Все из дому вынес, скотина пьяная, царствие ему небесное, - завыла в голос женщина. – В квартире одно старье, голь из каждого угла торчит. Все, что можно пропил. Жрать нечего. Я на двух работах ломлюсь в «Камее» и в нашем жеке подъезды мою. А он глаза зальет, и знать ни чего не хочет. Думаете, я – куркуль, тащу все, что под руку попадет? Не от хорошей жизни это, молодой человек. При такой бедности каждая копейка на счету, вот и приходится крутиться, чтобы ноги не протянуть: там перехватишь, тут сэкономишь… Рубликов сто в неделю набело. Для кого-то пустяк, а мне подспорье. – Дарья Александровна замолчала, собираясь с мыслями. Руки с вздутыми венами теребили потрескавшийся ремешок сумки, ногти коротко стриженные, ломкие, ладони в мозолях. Мостовому стало жаль эту женщину. Он четко представил себе всю ее жизнь, полную горечи и невзгод. – Продукты из дома таскал, - продолжала Сапогова, успокоившись. – Ладно бы сам ел, а то собутыльникам своим носит. Сахар, что с работы принесла, забрал. Весь пакет уволок.

- Когда это было?

- Когда? Так…. Э-э-э…. Ну, где-то в среду. Да, точно в среду. У нас еще зарплата была. Я сосисок да лапши купила. И сахар с работы принесла, спасибо добрым людям, пусть им сторицей возвратится. Сосиски я на ужин съела и этому обормоту две оставила. Потом в соседний дом полы мыть пошла. Там четыре подъезда, и в нашем еще шесть. Пока управилась, уже одиннадцатый час. Пришла домой, с ног валюсь. Прилегла немного, чтобы ноги не гудели. Ближе к полуночи чаю решила попить. Я так поздно не чаевничаю, но в тот раз в горле пересохло. Пить очень хотелось. На кухню пришла, пенал открываю, а пакета с сахаром, как и не было. Сосиски сожрал, ирод, и хлеб тоже. Пол буханки оставляла – за вечер все умял. Да разве же мне продуктов жалко? – снова не сдержала слез Дарья Александровна. – Я к нему по-людски, а он как свинтус. Прости господи, не хорошо так о покойнике, но сил моих больше нет. На следующий день пока я на работе была, эта сволочь на кухне погром учинила: отовсюду все повыволок, по полу разбросал, крупы рассыпал, последнюю посуду уничтожил. Разве это человек?

Риторический вопрос Сапоговой остался без ответа. Следователь внимательно слушал, что-то помечал в своем блокноте и писал протокол.

- Дарья Александровна, постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, у кого вы собирали ту партию сахара, которую потом вынес из дома ваш муж?

- Даже не знаю, - растеряно произнесла женщина, - подумать надо.

Через некоторое время в протоколе Мостового появился немаленький список сотрудников «Камеи», у которых уборщица отсыпала сахар.

- Если у одного брать, то человек быстро заметит. Ему обидно будет, - объяснила Сапогова методику своего промысла. – А так, с миру по нитки - клубочек намотается. Мне на чай, кофе не надо тратиться и у людей не убудет.

- Из всех, у кого Сапогова брала сахар, отравлен только Мараклиев, - Валентин Михайлович делился своими соображениями с Атамановым. – Выходит, что источник яда у Мараклиева. Смотри, как получается. Уборщица шарит по сахарницам и отсыпает его в свой пакет: у кого ложечку, у кого горсточку. Таким образом, отравленный сахар Кирилла Андреевича попадает к ней. Дальше Анна Логаж, которую Вишнева попросила срочно раздобыть сахар для гостей, отсыпает его из пакета Сапоговой. Инна погибает. Кирилл Андреевич должен был погибнуть раньше, но его спасло то, что он ушел на больничный. Мараклиев заболел за пять дней до убийства Вишневой. То есть, яд в его банку попал в тот период, когда главный архитектор отсутствовал. И вывод из всего этого следующий: что убить все-таки намеревались Мараклиева, а Вишневу отравили случайно.

Саша Носов явился в родное отделение с утра пораньше – за пол часа до начала рабочего дня. Его первый в жизни отпуск закончился, и теперь лейтенант Носов пребывал в боевом настроении: сил и энергии было столько, что в пору покорять горные хребты. Он томился в ожидании работы, по которой за месяц успел соскучиться. Что бы себя занять, пока никто из старших не подошел и не озадачил его, Саша стал наводить порядок на своем рабочем месте. Этим делом можно было заниматься бесконечно: хотя стол был убран перед отпуском и выглядел подозрительно пустым, в ящиках и на стеллаже царил кавардак. Сколько лейтенант не старался приучить себя к порядку, ничего не получалось: бумаги скапливались горкой и валялись, как попало, очень быстро стеллаж обрастал хламом, а битком забитые всякой всячиной ящики ели закрывались.

Мусорная корзина наполнялась на глазах – из тумбочки летели смятые листы. Носов не задумываясь очищал пространство: раз в течение полугода бумага не понадобилась, значит, ее можно смело выбрасывать. От избытка энергии Саша протер столешницу и свой стеллажи, затем принялся полировать общий шкаф. За этим занятием его застал Шубин.

- Сразу видно, человек соскучился по работе, - прокомментировал Анатолий. – Твоего энтузиазма нам как раз не хватало.

- Что, совсем зашиваетесь? – посочувствовал лейтенант.

- Как обычно. Еще и дело паршивое попалось – Главк под контроль поставил. Так что, сам понимаешь – ни сна, ни отдыха.

Подробности дела по убийствам в архитектурной мастерской Носов узнал после летучки в кабинете Атаманова. Андрей велел Саше присоединиться к расследованию.

Чем дольше читал Носов материалы дела и слушал пояснения коллег, тем больше укоренялось в нем непонятное чувство: все это он уже где-то слышал. Прямо де-жавю какое-то.

К вечеру Саша вспомнил: о похожих убийствах он читал.

Придя домой, Носов уселся за компьютер. Он зашел на сайт «Бумагомар.ру» и стал методично его просматривать.

- Где же это я видел? – бормотал Саша, торопливо кликая мышкой по разделам. – Кажется, вот.

Он открыл страницу автора, который называл себя Ладой. Среди уймы стихов, повестей, рассказов и рассказиков неизданных и, следовательно, никому неизвестных писателей, наконец, он нашел то, что искал.

- Кажется, оно, - удовлетворенно сказал Саша. Он проделал еще несколько манипуляций, и на экране появилось творение новоиспеченной писательницы Лады.

Удивительное дело: неизвестный автор в сети рассказывает точно о таких же преступлениях, расследованием которых в настоящее время занимался их убойный отдел. Возможно, это не более, чем совпадение – в конце концов, все преступления похожи, но все же. В обоих случаях сначала погибает молодая начальница, затем главный архитектор. Причины смерти аналогичны – яд в сахаре. Даже имена действующих лиц созвучны: Инна – Инга, Марков – Мараклиев. Что-то в этом есть.

- Любопытно, - заключил Саша, прочитав опус. Он еще раз внимательно просмотрел произведение Лады, делая пометки в блокноте.

Саша набрал сообщение для Лады:

Очень понравилось, лихо закручена интрига. Чувствуется рука профессионала. Очень интересно, что дальше?

Александр.

Носов кривил душой лишь отчасти: на профессионализм он указал, желая задобрить Ладу, дабы та выложила в сети продолжение.

Саша решил обязательно установить данные автора. Если бы пользователь зарегистрировался через анонимный прокси сервер, да еще через иностранный, то эта задача могла бы стать невыполнимой. Либо Лада не ставила перед собой цели запутать следы во всемирной паутине, либо у нее не хватило на это способностей, так или иначе, определить адрес, откуда были написаны сообщения от ее имени, удалось довольно просто.

Носов обратился к Интернет провайдеру, и закрытая для обычных граждан информация о пользователе под ником Лада, лейтенанту милиции была предоставлена тут же.

«Бывают же совпадения!», - удовлетворенно подумал Саша, понимая, что это ни какое не совпадение – автор сетевого шедевра должен был оказаться причастен к «Камеи».

Вечером, вернувшись со службы, Саша первым делом уселся за компьютер.

За это время Лада опубликовала продолжение. Теперь, когда стало известно имя автора, текст читался с утроенным интересом.

Сайт «Бумагомар.ру»

Раздел «Проза»

Автор: Лада

По многочисленным просьбам читателей вывешиваю продолжение. Итак.

По стопам Лукреции Борджия (глава следующая).

Вечер подкрался к городу незаметно, окутав в сумерки пустеющие улицы. За окном уныло качался на ветру фонарь, шаря тусклым желтоватым лучом по заводскому двору. Катерина отвела задумчивый взгляд от немытого стекла, на которое криво свисали жалюзи. На сегодня она запланировала закончить второй раздел, но что-то пока не клеилось. Рабочий день давно закончился, пора бы домой. Дизайнер – натура творческая, можно сказать, богемная, требующая вдохновения. Катя любила работать в одиночестве, когда по офису не шастают толпы галдящих сотрудников, и никто не отвлекает болтовней по телефону. Она приходила на работу к обеду и засиживалась допоздна. Руководство на это смотрело сквозь пальцы – лишь бы заказы выполнялись в срок. Катя любила тишину и спокойствие. Дородная, с приятным круглым лицом и мягкими пухлыми руками, она все делала неторопливо и размеренно. Двигалась степенно, высоко держа голову с копной палевых волос. Всегда немногословна, говорила Катя медленно и тихо. Она много слушала и часто замечала мелочи, на которые редко обращали внимание окружающие. Свои наблюдения Катерина предпочитала держать при себе.

Монитор не выдержал долгого невнимания к своей персоне, обиженно почернел, покрываясь яркими пятнами причудливой формы. Катя даже не прикоснулась к мышке – рабочий настрой совсем улетучился. В следующую минуту она сделала то, что сделало бы большинство людей в подобной ситуации – она решила выпить чаю.

- И никто не удосужился принести воды, - проворчала Катерина.

Электрический чайник был пуст, на дне пластиковой бутылки, которую обычно наполняли из кулера, сиротливо плескались остатки воды. Вздохнув, Катя отправилась наполнять бутылку. В коридоре царила такая тишина, что можно было расслышать гудение ламп. Девушка не без удовольствия отметила про себя эту приятную мелочь. Она передвигалась бесшумными шагами, шелестя длинной юбкой из парчи, которая выгодно подчеркивала ноги.

- Что за ерунда?! И тут воды нет, - возмутилась вслух Катя. Она не сразу заметила, что кулер без баллона – вода закончилась в конце дня, и халатный завхоз не стал его менять. Пришлось идти в туалет, где на одном из кранов стоял фильтр.

Катя знала, что в конторе она не одна – как минимум, есть еще один человек – охранник. Поэтому, когда в коридоре послышались шаги, она не удивилась. Катя чуть помедлила, не стала выходить из туалетной комнаты, чтобы не столкнуться нос к носу с Петровичем – уж очень любил старик поговорить, и все с поучениями. Скучно ему дежурить, вот и цепляется к сотрудникам с разговорами, да все ему расскажи: про настроение, про работу и про личную жизнь. А это Кате очень не нравилось. Вот и решила разминуться с охранником. Она давно изучила его маршрут: после левого крыла, дед должен пройти холл и спуститься по лестнице. Непривычным было время появления Петровича – обычно он совершал свой обход часам к девяти. Выждав столько, сколько ей показалось достаточным, чтобы охранник удалился, Катя открыла дверь и проскользнула в коридор. «Вот и славненько, - удовлетворенно подумала она, - ни с кем не надо объясняться».

Почти добравшись до своей комнаты, Катя чуть не выронила бутылку с водой – настолько неожиданно отворилась соседняя дверь. Девушка инстинктивно обернулась и замерла: кто бы это мог быть? Марков, который занимал этот кабинет, никогда не задерживался после шести, тем более, что с понедельника он был на больничном. Через мгновенье из-за двери появился незнакомец – парень двадцати с небольшим лет. На его лоб была надвинута кепка, из-под которой на плечи спускались густые войлочные волосы, какие носит передовая дворовая молодежь. И сам наряд молодого человека был под стать: футболка с капюшоном, одетая поверх джемпера и болтающиеся на бедрах джинсы – вот-вот упадут. В руках неизвестный держал небольшую картонную коробку. Катя встретилась с ним глазами и тут же отвела взгляд. Ее смутили эти яркие выразительные глаза, смотрящие открыто, с вызовом всему миру. Молодой человек попытался взять коробку под мышку и, не удержав ее, уронил. От туда вывалился картридж. Парень проворно его поднял, положил назад, отряхивая руки от порошка, и направился к выходу.

Далее шел комментарий автора. Лада писала:

В этот раз я решила вести повествование от третьего лица. Как вы, наверное, уже догадались, Катя в этом отрывке и автор в первом – это одно и тоже лицо. Как вы думаете, от чьего лица лучше писать?

Носов по этому поводу ничего не думал, ему была абсолютно безразлична форма изложения и прочие литературные тонкости.

- Значит, был мальчик, - констатировал лейтенант. – А нигде, ни в одном протоколе даже намека на него нет.

Напрасно Александр пытался донести до Атаманова свой гениальный план. Атаманов почему-то никак не хотел вникать в ситуацию.

- Это же очевидно, - с жаром принялся объяснять Саша в пятый раз, - она свидетель. А если повезет, то соучастник или убийца. Вот, читайте, - Носов вытащил из папки несколько листов с напечатанным текстом и торжественно протянул их Андрею.

Вверху жирными буквами было выведено:

«По стопам Лукреции Борджия».

Название Атаманову уже нравилось. Майор пробежал глазами по строчкам, Саша терпеливо ждал.

- Каково, а? – Носов сиял в предвкушении триумфа.

- Много грамматических ошибок, - сухо отозвался Андрей.

- Черт с ними, с ошибками. Как вам содержание?

- Чушь чушью. Зачем ты мне это дал? – в голосе Атаманова послышались нотки раздражения.

- Ну, как же… - у лейтенанта закончились слова – он ожидал другую реакцию на свой доклад. – Там про убийство архитекторов написано. Ситуация точь-в-точь, как в «Камее». Смотрите: «Инга умерла. Инга – молодая начальница отдела. Молодая и по возрасту, и по давности назначения – без году неделя как ее повысили с простого архитектора в начальницы отдела», - процитировал он Ладу. - В обоих случаях погибает недавно вступившая в должность молодая женщина. И профессии совпадают – архитектор. Более того, имена созвучны: Инга – Инна. То есть, Инна Вишнева. Что скажете, Андрей Денисыч?

Атаманов ничего не ответил, он смиренно ждал, пока молодой сотрудник окончательно выскажется. Саша Носов иначе не мог – если его идее не дать выйти, она все равно прорвется: лейтенант не отступится от своего, будет проверять версию тихим бесом. И кто знает, каких дров наломает без надзора. Так пусть лучше будет на виду, чтобы, если что, не поздно было бы вытащить его из истории, попади он в передел, не дай бог.

- А это? «Инга умерла оттого, что выпила отравленного чаю. В ее сахарнице обнаружили яд, перемешанный с сахаром», - это предложение Саша подчеркнул карандашом. – Все в точности, как в нашем деле. И вот, еще одна подробность: «Следующей жертвой сладкой отравы стал главный архитектор Марков. Он вышел с больничного и скончался за стаканом утреннего чая». – Вы слышите? Следующая жертва - главный архитектор. И кто? Марков. То есть, Ма-ра-кли-ев! Всякие совпадения бывают, но такие, согласитесь, Денисыч, это слишком.

- Возможно, возможно… - задумчиво произнес Андрей, и потянулся к Сашиным бумагам.

На этот раз Атаманов читал более внимательно.

- От куда ты это взял?

- Из Интернета, - Саша улыбнулся. Он не смог спрятать радость оттого, что удалось убедить начальника.

- От куда?!

- Из всемирной паутины. Есть разные сайты, форумы, на которых люди общаются. Опять же, живые журналы. Ну, вы знаете, наверное. Жу Жу называются. Так вот, на одном из…

- Ты хочешь сказать, что это ты накопал в каком-то Жужжу, или еще черт знает где?! – Андрей начал выходить из себя.

Когда в их отделении всем сотрудникам на компьютерах открыли доступ в Интернет, народ перестал работать. Сеть, безусловно, очень удобный и быстрый источник информации – написал в поисковике ключевое слово и никаких справочников не надо – вот она информация, на блюдечке. Если бы только пользоваться паутиной в мирных целях. То есть, в служебных. Ну, если в личных пару раз на дню заглянуть – тоже не беда. Так ведь нет. Ситуация сложилась диаметрально противоположная: люди то и дело зависали в Интернете на каких-то форумах и легкомысленных сайтах. Юрасов облюбовал автомобильный форум «Жигули.ру», Шубин - страничку, посвященную ремонту квартиры, Костров шерстил сайты знакомств. В других отделах была похожая картина: кто болтал по ICQ, кто скачивал игры, уничтожая трафик. Все закончилось ударом кулака по столу полковника Малкина. Он велел отключить Интернет вовсе, но потом смягчился и решил оставить его только начальникам отделов со строгим контролем над использованием ресурса. У Атаманова, как у руководителя доступ к Интернету был, но он им пользовался редко, и охочих до сети подчиненных гонял – нечего тратить рабочее время на развлечения. Поэтому упоминание о сетевых форумах или о живых журналах, то бишь, открытых дневниках, размещаемых на сайтах, вызывало у Андрея гнев и раздражение.

- Андрей Денисыч, какая разница, что является источником информации – заметки в Интернете, оставленные неизвестным автором или официальные свидетельские показания. Главное, как мы эту информацию будем использовать. То есть, я хотел сказать, что разница все-таки есть, но при отсутствии свидетелей, не стоит пренебрегать и другими источниками.

- Байками, сплетнями, слухами и сказками, - пробурчал Атаманов.

- Рассказом, основанным на реальных событиях. Лада, которая все это написала, явно что-то знает. Все описанные события совпадают с тем, что недавно произошло в «Камеи». Кроме этого, Лада пишет о неизвестном нам фигуранте – парне, который поздним вечером выходил из кабинета Мараклиева. Наверняка он причастен к убийству, а то и не к одному.

- Художественный вымысел, не более. И потом, что это за Лада? Кто она, тебе известно? Призрак из сети, мыльный пузырь с неустановленным местом регистрации, субъект без пола, возраста и имени.

- Похомова Людмила Анатольевна, двадцати четырех лет, прописанная по адресу: Санкт-Петербург, бульвар Красных зорь дом пять, квартира четырнадцать. Там же и проживает, - отчеканил Носов.

Атаманов посмотрел на Сашу с удивлением. Его светло-серые, почти бесцветные глаза теперь выражали интерес.

- Совсем недавно работала в «Камеи» оператором, - добавил Саша. – Уволена накануне гибели Вишневой.

- Да помню я Похомову. Ее Вишнева же и уволила. А скажи, что это за сайты, форумы такие? Я в них не очень ориентируюсь, может, и правда, смысл в них какой-то есть. Совсем отстал от вашего поколения.

Саша с воодушевлением принялся объяснять майору азы общения в Интернете. Посвятил в неписанные правила, «перевел» на человеческий язык непонятные термины типа: «теги», «треды», «посты». Андрей слушал с прилежанием пятиклассника, иногда задавал уточняющие вопросы. Лишь когда Носов перешел к сетевому сленгу, Андрей возмутился.

- Что это за птичий язык – «пеши исчо»? А это – «ржунимагу»? Вопиющая безграмотность – вот как это называется. И не за каким сленгом ее не спрячешь.

Саша лишь пожал плечами: майор как всегда прав.

- Ты эту Ладу-Люду уже допросил?

- Пока что нет. Я с ней по сети инкогнито переписывался. В качестве почитателя ее литературного таланта. Пытался выудить как можно больше сведений.

- Видишь, Саня, какая штука получается. Похомовой нам предъявить нечего. Захочет, станет давать показания, а не захочет - чихать ей на нас. Скажет, мол, все сочинила – имеет право.

- А как же статья за сокрытие?

- Ты сначала докажи это сокрытие. Похомова барышня нервная, Антон с ней общался, знает. К ней с реверансами надо, может, тогда и станет сотрудничать. Юрасовские методы следует оставить на крайний случай, если полюбовно совсем договориться не удастся.

Антон Юрасов из-за нетерпеливого характера церемониться со свидетелями просто не мог. Когда допрашиваемый им человек начинал «тянуть кота за хвост», не решаясь на откровение, или, того хуже, вздумывал юлить, оперативник выходил из себя. Антон кричал, стучал широкими ладонями по столу, от чего содрогалось все, что на нем находилось, стращал всевозможными карами. Такие методы были хороши для наркоманов, шпаны и прочего хулиганья, и никак не подходили для общения с дамами из социальной среды выше, чем маргинальная.

Людмилу Похомову было решено вызвать повесткой в отделение. Договорились, что разговаривать с барышней будет Анатолий Шубин, а Носов будет сидеть в стороне и наблюдать.

- О чем вы? Какой еще рассказ? На каком сайте? – Люда сделала удивленные глаза.

- Людмила Анатольевна, у нас есть данные, что из вашей квартиры были вывешены на сайте «Бумагомар.ру» сообщения под ником «Лада». По-моему, отпираться бесполезно.

- Допустим, это писала я. Ну и что? Это запрещено?

- Если ваши тексты не содержат ничего противозаконного, то никто не станет вас за это преследовать. Но вы не имеете право скрывать от следствия сведения, связанные с расследованием преступления.

- Почему вы думаете, что я что-то скрываю? Все, что знала, я уже давно рассказала.

- Судя по вашему опусу в сети, вы знаете гораздо больше, чем рассказали нашему сотруднику.

Похомова демонстративно расхохоталась, то и дело повторяя: «Ой, не могу».

- Это просто смешно, - наконец, произнесла она серьезным тоном, - наша милиция теперь ищет преступников по Интернету.

- Мы ищем преступников разными способами, в том числе по Интернету. И если вы думаете, что, спрятавшись под вымышленным именем, можете писать в сети что угодно, и при этом останетесь инкогнито, могу вас разочаровать – это не так. Ваш рассказ «По следам Лукреции Борджия» основан на реальных событиях, не так ли?

- Художественный вымысел, - не поднимая глаз, пробурчала Люда.

- А отравленные Инга и Марков – совпадение?

- Почему бы и нет?

- Милая девушка, я не могу понять: какой вам интерес покрывать преступника? Вывод напрашивается сам собой: убийца – вы сами. - Людмила сумела-таки вывести из себя даже спокойного Шубина. Он решил закончить манежится с нахалкой, и сменил тактику.

Капитан говорил все это тихим, ледяным голосом, от которого Похомовой стало не до веселья.

- А хотите, я прямо сейчас закрою вас в камере вместе с бомжами? – предложил Анатолий. – Трое суток я вам легко организую. Посидите, может, чего вспомните. В последний раз спрашиваю, говорить будем?

- Чего вы хотите?

- Незадолго до гибели Вишневой вы задержались на работе, чтобы болтаться по сайтам. Правильно?

- Я осталась, чтобы поработать над повестью.

- Ах, это у вас повесть? Впрочем, не имеет значения. Когда это было?

- В начале июня. Числа, кажется, второго.

- А точнее.

- Не помню. – Людмила потянулась за сумочкой, немного покопавшись в ней, вытащила смятый календарик. – Первого. Вот, первое число - понедельник. С понедельника начали действовать новые правила, придуманные Вишневой – она ввела штрафы за пользование Интернетом в личных целях. По ее замыслу, если хочешь заглянуть на какой-нибудь сайт, который по Инкиному мнению не связан с работой, это нужно делать либо в обед, либо после шести часов, ну, или до начала рабочего дня.

- Взялась за вас Вишнева ежовыми рукавицами, - съехидничал Шубин. В ответ Люда зыркнула на капитана исподлобья недобрыми серыми глазами. Издевательский настрой визави ей определенно не нравился.

- Итак, первого июня вы остались после работы. Кроме вас в «Камеи» кто-нибудь еще был?

- Игорь Константинович тогда дежурил. Это наш охранник. Вы у него спросите.

- Спросим. Вы сами кого-нибудь из сотрудников видели?

- Из нашей комнаты сразу все ушли. Катька Навзина на десять минут задержалась, она со своими испанцами переписывается. До семи еще кто-то ходил по коридору, но кто именно – не знаю – я не видела. Потом, вроде, все стихло.

- Дальше.

- А что дальше? Сижу, пишу. Никто не отвлекает, туда-сюда никто не ходит.

- В тот вечер в «Камее» вы никого не встречали? Почему я должен вытягивать из вас каждое слово?

- Ну, был там один, - Люда запнулась, - да я его почти не видела.

- Кого вы «почти не видели» и где? В котором часу это произошло?

- Вышла я в туалет. Когда - не знаю – на часы не смотрела. В здании тихо было - ни души, и тут вдруг открывается дверь мараклиевского кабинета. Я сначала подумала, что старик на работу пожаловал. На него это не похоже, он ни разу еще после шести не оставался. Но мало ли что ему на ум взбрело. Потом, смотрю, парень от туда выходит.

- И вы что?

- А что я? Пошла к себе. Еще немного поработала и домой.

- Охраннику вы об этом не сообщили?

- А зачем устраивать панику?

- То есть, в неурочный час вы встречаете незнакомого человека, покидающего кабинет главного архитектора, и считаете это нормальным?

- Он же вышел не из моего кабинета. И потом, у нас контора большая, я далеко не всех сотрудников знаю в лицо. Может, он работает в «Камее».

- Понятно. Как он выглядел?

- Я же его видела мельком, всего несколько секунд, - закапризничала Люда.

Носов, решил вступить в разговор:

- А в своем произведении вы довольно подробно описали незнакомца: «парень лет двадцати, не больше. На его лоб была надвинута кепка, из-под которой на плечи спускались густые войлочные волосы, какие носит передовая дворовая молодежь. И сам наряд молодого человека был под стать: футболка с капюшоном, одетая поверх джемпера и болтающиеся на бедрах джинсы – вот-вот упадут», - процитировал Саша. – Художественный вымысел?

Похомова очень хотела ответить «да», но что-то ее сдержало. Может, оттого, что молчавший до этого молодой оперативник, задал вопрос неожиданно. Он смотрел выразительными, глубокими глазами с ресницами, похожими на крылья бабочки. «Взгляд, как у Варшавина», - подумала Люда, и ей вдруг стало очень тоскливо. Ее память живо нарисовала образ Михаила Варшавина - высокого молодого человека с притягательными чертами лица: прямым носом, слегка приоткрытым ртом и яркими карими глазами, которые смотрели на нее, на Людочку, с интересом.

- В плане одежды он выглядел почти так, как я описала. Футболка была простая, без капюшона. По-моему, серого цвета. И джинсы не висели, как у реперов, а обычно сидели, на ремне. Кепка была, и вместо дредов – хвост.

- То есть, у парня были длинные волосы? – уточнил Носов.

- Не то, чтобы волосы очень длинные, но в хвост собрать можно.

- А цвета, какого?

- Я не разглядела. Кажется, темные, но не черные.

- Что там, на счет коробки, которую роняет юноша? Я когда читал ваш рассказ, никак не мог понять – с чего это у незнакомца все валится из рук? Чай не красна девица, чтобы от смущения теряться. Так что же, была коробка? – Саша опять посмотрел на нее ТЕМ взглядом.

- Была. Небольшая, картонная. Из-под бумаги «Balet». Картридж от туда выпал, и руки у парня в порошке были – тут я ничего не придумывала.

- Что-то мне подсказывает, Людочка, что вы сможете составить фоторобот вечернего гостя.

Это было сказано таким вкрадчивым голосом (когда надо, Саша умел подобрать нужный тон), что отказать Похомова не смогла. Тем более, что совсем недавно Шубин обещал камеру с бомжами.

На город опустились сумерки, хотя было еще довольно светло – белые ночи не покидали северо-западный регион. Молочное небо с розовыми полосами заката, на востоке мрачное, в темных грозовых тучах, обещало ненастье. Двенадцатый час – улицы опустели, по проспектам изредка громыхали последние трамваи, развозя припозднившихся пассажиров. Люда Похомова медленно брела к станции метро. За день она очень устала, но домой идти ей совсем не хотелось. Что там делать, в пустой квартире? Уже скоро двадцать пять - «серебро», а она все одна, как будто уродина какая или круглая дура, с которой и поговорить не о чем. Люда никак не могла понять, почему у нее не получается завязать отношения с нормальным мужчиной. Внешность – вполне ничего: не худышка – кожа да кости, как сейчас модно, но и не корова. Приятные округлости. Лет сорок назад такие формы были бы предметом зависти любой киноактрисы. Лицо тоже не подкачало – мягкие черты, чувственные губы, глаза, конечно, могли бы быть и больше, но и то, что есть, слава богу, не бусинки. А уж кто бы знал, какой многообразный, яркий внутренний мир скрыт за непопулярной внешностью. Людочке всегда было обидно до слез: никого, ну никого не интересует, что она за личность, чем живет, о чем думает, как видит мир. Все встречают по одежке. В смысле, обращают внимание не только на тряпки – могут простить отсутствие модного гардероба - но и на лицо, осанку, речь.

Она вовсе не держала обиды на Вишневу, за то, что та ее уволила. Душа к работе не лежала: не по ней чертить монотонные архитектурные планы. Еще и с коллегами отношения не сложились – не любила Люда женские коллективы. Все же, было одно обстоятельство, которое удерживало Людмилу в «Камеи», но об этом она старалась не признаваться даже самой себе. Потому, что ей было неловко и стыдно. Стыдно за свою детскую наивность, с которой она надеялась на сказку, на воплощение своих фантазий. То, что все это пустые мечты, Людочка прекрасно понимала, не верила в них, но почему-то надеялась. А вдруг…

Варшавин появился в «Камеи» незаметно, хотя не заметить такого видного парня могла только Люда. Когда она смотрела на человека, она многого в нем не замечала: не видела лица, как уложены волосы, подстрижены ногти, во что одет, обут. Людмила вовсе не была близорукой или, того хуже, не в себе. Похомову, прежде всего, интересовала сущность человека, каков он сам, а не его внешний вид. Она легко улавливала интонации голоса, настроение человека, как он говорит, волнуется ли или уверен в себе. Как чекист в былые времена брал на карандаш, так и Людмила, непроизвольно подмечала в уме каждую мелочь, отражающую внутренний мир человека, из чего в последствии слагались образы. Через эти образы она потом и видела людей. Возраст, физические недостатки, изъяны внешности – всё это теряло значение, благодаря располагающим чертам характера: весёлые и обаятельные люди выглядели молодыми и красивыми. Вечно жалующиеся на жизнь ворчуны, напротив, старели на глазах, а нелюдимые буки, даже при безупречной внешности, смотрелись квазимодами.

Миша Варшавин понравился ей отнюдь не из-за своего высокого роста и красивого лица. (Быть может, в действительности, оно не такое уж и красивое, а казалось таковым благодаря обаянию. Красивый ли Миша или нет, объективно Похомова теперь сказать не могла – его внешность неразрывно была связана с образом, что ей представлялся). Варшавин пару раз ей улыбнулся, когда шел по коридору навстречу, заговорил не о чем у стенда с объявлениями, потом в обед вместе сидели за одним столиком в кафе. Миша был немногословен, но всегда вежлив и галантен. Что о нем знала Люда? Да почти ничего. Работает в отделе информационных технологий, то есть пишет какие-то программы. Имя и то узнала по телефонному списку. Интересно, знает ли он, как ее зовут? Люда не помнила, чтобы Варшавин хоть раз назвал ее по имени – все время как-то обходились без имен. Наверно, знает. Она же на день рождения присылала ему открытку по электронной почте. Там в конце автоматически ставится подпись: «оператор Людмила А. Похомова». Жаль, что писала с корпоративного адреса, надо было со своего, на Яндексе. Теперь уволилась, и почтовый ящик стал недоступен. Да что она себе выдумывает? Будто бы Варшавин спит и видит, как бы ей письмо накропать. Ну и что, что он ей писал? Если смотреть правде в глаза, первой всегда писала она, Люда, а он всего лишь отвечал, как воспитанный человек.

Сердце снова защемило: как хочется надеяться на счастье. Ум понимает и раскладывает все по полочкам – не нужна она Варшавину, он давно о ней забыл. Кто для него Люда Похомова? Сотрудница, да и то, теперь бывшая. Ничего у них не было, и быть не может. Все - плод ее фантазии. Люда снова вспомнила глаза Михаила: яркие, блестящие и глубокие. Он всегда ее слушал. Никто с таким вниманием не воспринимал ее слов, как Миша Варшавин. О чем бы она не говорила, будь то мимолетное: «чудесная погода, а вчера шел дождь» или «идете сегодня на обед?», в его глазах всегда она видела интерес. С ним легко и хорошо. С ним она снова почувствовала себя женщиной, которая может нравиться такому заметному мужчине (девчонки с работы за два года смогли-таки ей внушить, что она – далеко не первая красавица, и может рассчитывать на внимание только средней паршивости мужчинки). Тогда, на вечеринке в честь юбилея компании, Миша смотрел на нее таким выразительным взглядом, от которого бежали мурашки. Потом они танцевали. Миша впервые коснулся ее руки, и Люду бросило в жар. Он кружил ее в медленном танце, и невзначай прислонил к себе. Она чувствовала его тело и млела оттого, что все это происходит наяву. Определенно, он тот человек, который ей нужен.

Люда попалась на ту удочку, на которую ловятся многие одинокие женщины – она сочинила себе любовь и страдала от несовпадения реальности с мечтой. Оставаясь наедине, она мысленно разговаривала с Михаилом – они с ним успели переговорить обо всем, обсудили все темы: от выращивания кактусов до экологии на Балканах. Засыпая, она представляла его рядом, а если Миша приходил к ней во сне, Люда просыпалась в радостном настроении, и весь день складывался удачно. Панацеей от этого наваждения стал бы невыдуманный роман с походами в кино, театры, букетами и признаниями. Люда это сама прекрасно понимала – она с радостью променяла бы призрачную «любовь» к Варшавину на бурлящий океан страстей, но только откуда его взять, этот океан? Вокруг ни одного достойного человека, с которым могло бы что-нибудь получиться. Те мужчины, которые более менее ей нравились, обязательно оказывались несвободными или же совершенно не желали ее замечать, а навязываться Люда не любила.

Атаманов отложил в сторону распечатку с фотороботом, который был составлен со слов Людмилы Похомовой. С листа на него смотрела щуплая физиономия молодого человека: тонкий ястребиный носик, капризно сложенные детские губы, над которыми чернели редкие усики, взгляд из-под густых бровей в разлет и оттопыренные уши. На вид парню было двадцать два года, не больше.

- Хоть что-то, - произнес Андрей, кладя портрет на стол. Утром на летучке, которая проходила в его кабинете, главным вопросом по-прежнему оставалось убийство в архитектурной мастерской. – Когда, говорите, этот персонаж появлялся в «Камеи»?

- Первого июня, товарищ майор, - отозвался Носов.

- Мараклиев в это время уже был на больничном. Распечатку посещений посмотрели? Кто заходил в этот вечер в «Камею» и чьей картой открывался кабинет главного архитектора?

- Установили, - Шубин достал из папки список посещений. – Кабинет Мараклиева был открыт в двадцать сорок три, карточка за номером 23896 закреплена за Логаж А. Г. офис-менеджером. Если верить электроники, посетитель пробыл в кабинете четыре с половиной минуты.

- Анна Логаж, снова Логаж, - задумчиво произнес Валентин Михайлович. Мостовой прошелся по кабинету, чтобы размять затекшие мышцы. Следователь весь день провел за столом и порядком устал. Атаманов, которого Мостовой пригласил к себе для беседы, молча слушал рассуждения Валентина, время от времени вставляя дополнения.

Последняя беседа в кабинете следователя оказалась для Анны Логаж куда более неприятной, чем предыдущие. Анна словно предчувствовала беду. Не случайно накануне она весь день не находила себе места: вроде бы не было причин для переживаний, а все равно, душа была не на месте. Рассыпала набор столовых приборов (к навету!) и долго не могла уснуть, мысли разные в голову лезли. Утром позвонили из милиции, и знакомый голос пригласил зайти для «уточнения некоторых подробностей». Анну заколотило мелкой дрожью – известны ей эти уточнения – мягко стелют, да жестко спать.

За десять минут до назначенного времени Анна Логаж уже сидела в коридоре перед дверью кабинета следователя Мостового. Атаманов сразу заметил ее сгорбившуюся фигурку. Андрей изъявил желание присутствовать на допросе Логаж, на что Валентин не возражал.

- Вы свой электронный ключ никому не давали?

- Нет.

- И не теряли?

- Нет. Он всегда у меня с собой, - в подтверждение своих слов Анна пошарила в боковом кармане сумки и извлекла от туда электронный брелок – «таблетку».

- Хорошо, - мягко сказал Валентин Михайлович. – Знаком ли вам этот человек? - следователь положил перед ней портрет парня, побывавшего в кабинете Мараклиева.

Анна побледнела, увидев фоторобот. Она пошатнулась и чуть не упала со стула.

- Может, вам воды? – только и успел произнести Мостовой.

Женщина плавно скатилась на пол.

Валентин Михайлович достал из аптечки нашатырь и поднес его к лицу Логаж. В его кабинете обмороки случались не редко, поэтому следователь держал необходимые медикаменты наготове. К Анне медленно стало возвращаться сознание – она посмотрела на Мостового измученными, полными отчаяния глазами и тут же отвела их в сторону.

- Вам знаком этот человек? – повторил вопрос следователь, когда женщина окончательно пришла в себя.

- Нет, - быстро ответила она. – Нет, нет.

- Тогда как понимать столь бурную реакцию?

- Душно. Душно тут у вас вот и голова кругом пошла.

Атаманову такой разговор очень не понравился. Дамочка явно что-то скрывала, и, судя по всему, скрывала нечто серьезное. Было видно, что парня она узнала, но зачем же отрицает? Может, боится? И хуже всего, если ее опасения не напрасны. Только еще одного трупа в «Камее» не хватало, теперь уже офис-менеджера. Тогда уж точно начальство разделает под орех.

Не известно, какими мотивами руководствовался следователь, но он решил Логаж пока задержать. «До выяснения обстоятельств», - прокомментировал он.

Когда за Анной закрылась дверь, Мостовой обратился к Атамагнову:

- Как тебе мадам?

- К бабке не ходи, этот клоун ей знаком

- А не наведаться ли к Логаж в гости, - предложил Мостовой, - вдруг чего интересного найдем?

Немного поплутав среди одинаково обшарпанных домов-скворечников, когда-то считавшихся нарядными новостройками, служебная машина въехала во двор, где проживала Анна Логаж.

- Кажется, здесь, - сказал водитель, направляя «Волгу» ко второй парадной.

Водитель еще искал место для парковки, выполняя сложный маневр между, плотно стоящими автомобилями и бывшим газоном, когда в поле зрения оперативников возник субъект, поразительно похожий на позднего посетителя «Камеи», которого видела Похомова. Парень вышел из парадной Логаж и походкой скучающего курортника направился в их сторону.

- На ловца и зверь бежит, - прокомментировал Мостовой. - Неужели в человеке проснулась гражданская сознательность?

Следователь ошибся: парень даже не посмотрел на выходящих из машины оперативников – он так же беззаботно прошел мимо.

- Стой! – крикнул Юрасов, и поспешил за ним.

Славик обернулся, на секунду замер, оценивая ситуацию, при этом его слегка раскосые глаза округлились, отражая панику. Он пустился наутек, сверкая треснувшими подошвами кроссовок. Что-что, а бегал Святослав быстро. Это у него с детства – когда в мальчишеских компаниях нагнеталась атмосфера, и дело неизбежно шло к драке, Славик предпочитал сбежать до того, как попасть под раздачу. Угнаться за ним громоздкому Юрасову не удалось – Славик, словно заяц пропетлял по двору и вырвался на проспект. Мишка Костров, находящийся в схожей с преследуемым весовой категории, едва поспевал, но дистанция между ними стремительно росла.

- Ничего, не уйдет! – заверил водитель, загораясь охотничьим азартом. – Там дальше пустырь, деваться ему некуда.

На машине они быстро нагнали беглеца, резво отмахавшего добрых пару километров.

- Стоять! - рявкнув Антон, заламывая руки, выдохшемуся парню. Он застегнул наручники на тонких, как у девушки, запястьях Славика.

- Документы есть? – поинтересовался оперативник.

Вместо ответа молодой человек замотал головой, пытаясь, насколько это было возможно в его положении, продемонстрировать пустоту карманов.

На парне были футболка и джинсы. Футболка, растянутая до пятьдесят второго размера при его сорок шестом смотрелась на Славике, как на Гавроше. В карманах потертых джинсов, кроме трех ключей на брелоке и сторублевой купюры «на пиво» ничего не нашлось. Славик мысленно попрощался со стольником и бутылкой дивного напитка, за которым он и шел в ближайший ларек. К его удивлению, деньги вернули. «Не та сумма», - сделал вывод Славик.

- Этого везите в отделение - некогда сейчас разбираться - а мы на обыск, - скомандовал Мостовой.

Квартира Анны Логаж показалось крохотной: обилие старой мебели вкупе с громоздящимися вещами создавало тесноту. В доме не было ни единого свободного угла: стопки пожелтевших газет, перевязанные шпагатом книги, многочисленные пакеты на шкафах, пирамиды набитых всяким хламом картонных коробок. Единственная комната была перегорожена пополам сервантом. В одной части помещения, судя по всему, была гостиная с намеками на порядок, в другой, к которой сервант стоял неприглядной тыльной стороной, было царство лени: разобранный диван со смятой постелью и разбросанный мужской гардероб. Картину довершал живописный плакат: скелет, с вытянутым костлявым пальцем и надписью: «Ты идешь пить пиво?».

Представителям правопорядка оставалось только вздыхать, от предстоящего перетряхивания такого количества вещей, которое находилось в квартире. Начать решили со шкафов и тут же наткнулись на полиэтиленовый пакет с документами. Он был спрятан на верхней полке под бельем.

- Типичный женский «тайник», хранить в тряпках документы, - прокомментировал Мостовой, открывая новенький паспорт без обложки.

- Логаж Святослав Святославович, - прочитал он вслух. С фотографии смотрела неумная физиономия, только что задержанного парня.

Оперативники переворошили всю квартиру, но больше ничего полезного для следствия не нашли.

То, что парень, чей фоторобот был составлен с помощью Людмилы Похомовой, оказался сыном Анны Логаж, многое объясняло. Святославу был доступен электронный ключ с открытым доступом почти во все помещения «Камеи». Предстояло выяснить, кто руководил парнем: мать или он действовал самостоятельно. Если идейным вдохновителем являлась Анна, то мотивом убийства Мараклиева, скорее всего, послужил личный конфликт. Бескомпромиссность главного архитектора способствовала развитию ссор и склок. Женщина могла использовать сына в слепую – например, попросила забрать коробку с картриджами и заодно «вернуть» Кириллу Андреевичу сахар, перемешанный с ядом. Эта версия казалась Андрею симпатичной: в ней все выглядело логичным и не вызывало вопросов. Если допустить, что Святослав пробрался в кабинет главного архитектора без ведома матери, то о мотивах, движимых им, оставалось только догадываться. Что могло связывать молодого балбеса, интересы которого вращались вокруг пивного павильона с мэтром архитектуры? Что послужило мотивом убийства? Каким образом пересеклись люди из совершенно разных, не соприкасающихся социальных слоев? Ответы на эти вопросы придется искать, если Анна окажется не причастной. А, может, и Святослав не имеет никакого отношения к убийству? Стащил у матери брелок, чтобы банально обокрасть «Камею». Влез в первый попавшийся кабинет, показавшийся перспективный в качестве наживы – воришку могла привлечь громкая табличка на дверях: «главный архитектор» звучит, почти как «генеральный директор». Кто знает, может, в представлении Славика кабинет Мараклиева должен быть завален дорогой техникой? Как он разочаровался, увидев там только не ахти какой компьютер, старенький «ксерокс» и на ладан дышащий принтер. С паршивой овцы хоть клок шерсти, и парень прихватил с собой картриджи.

Такие картины рисовало воображение Атаманова, пока Носов с Костровым рыскали по городу, проверяя слова Святослава Логаж. Парень категорически отрицал как свою причастность к убийству Мараклиева, так и визит в «Камею».

- Я вообще никогда не был у матери на работе. Что я там забыл?

- Тем не менее, вас видели в «Камее». Первого июня, в девять вечера. Вспоминаете? - поинтересовался Мостовой.

Славик вспоминать не хотел. Он упрямо твердил историю своих похождений. В ночном клубе «Гарпия» в честь дня защиты детей проводилась акция: вход за пол цены плюс стакан фанты в обмен на четыре штрих-кода от пачки из-под сигарет. Приходить следовало заранее, чтобы занять столик. Славик с компанией с семи часов болтались около клуба – надо было подготовится к вечеринке: принять для разогрева, дешевые, по с равнению с продаваемыми в «Гарпии», напитки.

Дальше пошли неудачи. Алиби Святослава Логаж полностью подтвердили его приятели, с которыми он ходил в клуб, а так же охранник «Гарпии».

- Чего убегал тогда, дурень? – набросился на Славика Юрасов.

- А чего вы догоняли? – по-детски оправдался парень. - Я думал, районная гопота собралась кулаки почесать. Что я дурак, ждать пока по шее дадут?

Мостовой не спешил отпускать Славика. Для очистки совести он решил устроить опознание. Для этой цели была срочно найдена и привезена в РУВД свидетельница – Людмила Похомова.

Люда обвела взглядом трех молодых людей – Славика и двух подставных. Сына Анны Логаж она сразу узнала. «Прыщавый урод, - подумала она. – Такой же неказистый, как мать». Одного из подставных Людочка рассматривала с интересом: молодой человек был весьма симпатичным.

- Нет, - покачала головой Похомова, - никого из них раньше я не видела.

- Вы уверены? – задал вопрос следователь, не сомневаясь в ответе.

Анну с сыном отпустили домой. Изнеможенная женщина, еще недавно мысленно проводившая сына в тюрьму, медленно ступала по пыльной жаркой улице. Под руку ее вел Славик. Он в отличие от Анны воспринял случившееся, как приключение. Ему стало даже интересно участвовать в игре, вот только мать что-то сникла, видать, немного переволновалась. У Анны ни осталось никаких сил радоваться завершению этой ужасной истории. С того момента, когда стало известно, что Вишнева отравилась сахаром, Анна считала себя убийцей. Ведь это именно она насыпала сахар в желтую сахарницу и принесла ее Инне. Пусть без всякого умысла, но она совершила убийство. Анна ничуть не сомневалась в том, что если в милиции об этом узнают, то церемониться с ней не станут – тут же привлекут к ответственности и с чистой совестью закроют дело. Все это время она очень переживала. Устала бояться и мучится неопределенностью. Когда следователь предъявил для опознания фоторобот Славика, Анна чуть не сошла с ума. Славик, ее единственный и горячо любимый ребенок, каким-то образом оказался причастен к преступлению – иначе, откуда у милиционеров его портрет? Если на свою судьбу Анна уже махнула рукой и смирилась отправиться по этапу, то когда дело коснулось Славика, женщина встала за него горой. Она была уверена, что стоит человеку по какой-нибудь причине угодить в поле зрение стражей порядка, выбраться из него без неблагоприятных последствий вряд ли удастся. А когда это происходит рядом с двойным убийством – тут пиши «пропало». Оклеветали ее Славика. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы он попал в милицию. Не признаваться, что на фотороботе сын, не называть его имени - может, тогда его так быстро не найдут, и ей удастся спрятать своего Славика.

Люда возвращалась из отделения разбитая. Ее мысли были заняты личной драмой.

Мишка совсем ее забыл – за все время, как она уволилась, он не разу не позвонил. Она не знала на кого больше злиться: на Варшавина, который так бессовестно увлекся Инной или же на Инну. На Вишневу обижаться глупо и неправильно, она мертва, ей-то и так досталось дальше некуда. На Варшавина Люда сердиться не могла – любимому человеку многое можно простить, а если он и поступил не правильно, то скорей будет виноват кто угодно, только не он, благо кандидатов пруд пруди. Да хотя бы Анна Логаж. Подумать только, с виду тихоня, казалась безобидной, как мышь, а на такую подлость оказалась способной. Хуже Светки Когтиной. Та хоть вся на виду со своими колкостями. Была бы умнее, может, и вреда от нее больше было, а то дура дурой. У Логаж мозгов больше, чем у Светки – она зря воздух не сотрясает, в коридорах с кумушками не стоит, кости всем подряд не перемывает, а как скажет однажды, так скажет. И кому надо скажет. От нее Миша Варшавин и узнал подробности той истории, которой она, Люда, ужасно стеснялась и старалась забыть. Только забыть ей не давали – нет, нет, а кто-нибудь намекнет, невзначай обмолвится о какой-либо детали, относящейся к прошлому. Девчонки знали, что Похомовой этот эпизод из ее жизни очень не нравится, и поэтому игра в «воспоминания» их очень забавляла. Едва не озвучивали при посторонних суть дела, доводя до нервного тика бедную Люду, в последний момент замолкали, потупив взор - дескать, вот какие мы деликатные – все помним, но вслух не произносим. А Логаж играть не стала – без игр выложила все Михаилу. И за чем ей это было нужно? Впрочем, Люда объяснение низкому поступку офис-менеджера нашла быстро: Анна – одинокая женщина с выросшим сыном, некрасивая, бесперспективная и никому не нужная. Завидует она Люде, что той, в отличие от нее, мужчины интересуются, вот и решила свинью подложить.

Марат Геннадьевич Варшавин, технический директор «Камеи», приятный энергичный мужчина, был любителем до женского полу. Особенно он питал слабость к блондинкам «в теле» - чтобы щечки были, ручки, ножки пухлые, как у куклы. Ну, вылитая Люда Похомова. Люда пришлась по вкусу Марату Геннадьевичу не только внешностью, техническому директору импонировали ее задумчивость, немногословность и тихий голос, забавляла рассудительность девушки – в столь юном возрасте (относительно его пятидесяти четырех лет), такие серьезные мысли. Варшавину старшему было приятно не только созерцать Людочку, но и болтать с ней на разные темы. Сначала невинный поход на выставку, потом в театр, в ресторан…

Слухи об их романе быстро растеклись по архитектурной мастерской. Кто-то видел их вместе, что-то услышали, что-то придумали, оценили «как он на нее смотрит», и понеслось. Не то, чтобы совсем ничего не было - было, Люда и не думала отпираться, но все-таки не то, о чем болтали.

Марат Геннадьевич здоровался при встрече, глядя сквозь нее, и спешил удалиться. С женой он развелся. Слава богу, не из-за Люды – без нее причин хватало. Но разве для Михаила это что-то меняло? Он очень любил своих родителей и сильно переживал их размолвку. А когда Марат Геннадьевич окончательно ушел из семьи, Миша едва не свихнулся – настолько все стало мрачным и безрадостным. Миша ненавидел распутных женщин, которые вешаются на шею женатым мужчинам – это они разбивают семьи, из-за таких расстались мать с отцом.

В то время, когда весь коллектив архитектурной мастерской смаковал подробности личной жизни технического директора и Люды Похомовой, Миша Варшавин в «Камее» еще не работал и про Людмилу ничего не знал. Теперь знает – нашлись доброхоты. Как он раньше относился к Людмиле – не понятно – Миша был сдержан и никогда не показывал своих чувств. Судя по всему, с симпатией. После того, как Логаж «открыла истинное лицо» Похомовой, отношение его к Людочке круто изменилось.

Отец, конечно, тоже хорош, но не любить его Миша не мог. Зато Похомовой презрения досталось сполна.

Когда глазастый оперативник прижал ее фактами, Люда решила воспользоваться ситуацией. Составляя словесный портрет незнакомца, она описывала Славика. Люда однажды видела его с Анной около их бизнес-центра. Она стояла в стороне и с любопытством разглядывала отпрыска «серой мыши». «Ничего выдающегося», - заключила Похомова, оценив щуплую фигуру и невыразительное лицо парня.

Как в действительности выглядел визитер, Люда помнила смутно, но ничего общего со Славиком у них не было. Чего стоили одни глаза: глубокие, яркие, - такие способны прожечь насквозь.

Переиграть ситуацию – сознаваться в оговоре - Людмила не собиралась. Чревато последствиями – дача заведомо ложных показаний и ввод в заблуждение следствия. Лучше промолчать – и безопасней и нервы будут целей, не придется по каждому поводу таскаться в милицию. И потом, все равно толку от ее признания мало: по тем приметам, которые запомнились, опознать настоящего преступника затруднительно, а семейку Логаж и так отпустили. «Отделалась легким испугом, - с ненавистью подумала Люда о виновнице любовной неудачи, – чапают сейчас домой, размышляя над своими грешками». Людмиле очень хотелось, чтобы Анна знала, за что на ее долю выпали мытарства, но благоразумие взяло верх: «Эта змея потом всю душу вымотает, уж лучше держать язык за зубами», - решила Похомова.

Виктор Мараклиев имел довольно редкое для своего возраста увлечение – он любил читать. Большинство его сверстников болтались по дискотекам и собирались в барах за пивом; кто-то увлекался спортом, некоторые пропадали в сети, поглощенные виртуальным миром. Витя со своим пристрастием к чтению выглядел очень несовременно. Он окончил первый курс государственного университета - досрочно сдал сессию и до сентября мог наслаждаться бездельем. Вместо того, чтобы гулять с компаниями до рассвета, Витя лежал на диване и читал. На яркой глянцевой обложке красовался трехголовый дракон с веселыми глазами. Жанр фэнтези – его любимый, а эта серия про союз змея Горыныча с эльфами - самая интересная. Витя прочел из нее все пять романов, шестой - «Мир золотого уха» - он купил три часа назад и уже дошел до середины. Кроме фэнтези юношу интересовали и другие жанры: мистика, фантастика, детектив, историческая проза. Стеллажи во всю стену в его комнате содержали одинаково большое количество книг всех жанров. Среди них было не мало образовательной литературы, и не только по экономике, на факультете которой он учился. Тут были всевозможные словари, справочники и книги по психологии. Причем, психология превалировала.

Витя не носил очков, как это часто бывает с людьми, много времени проводящими за чтением. Рослый, широкоплечий, он больше походил на спортсмена, нежели на «ботаника». Курчавые волосы ниже плеч, собранные в хвост ботиночным шнурком, широкий курносый нос в сочетании с пухлыми щеками напоминал свиной пятачок - такое лицо красивым можно было назвать, только обладая недюжей фантазией. Но зато у юноши были необыкновенно выразительные глаза – яркие и проницательные. Витя имел переменный успех у противоположного пола. Девушкам импонировала его эрудиция, но отталкивал замкнутый образ жизни – домоседы хороши для семьи, но никак не для развлечений. Поэтому продолжительных отношений не получалось - неделя, вторая и подруги исчезали. В какое-то время личная жизнь Виктора начала приобретать стабильность - его отношения с сокурсницей перешли на стадию романа. Вера - стройная, эффектная брюнетка – сразу ему понравилась, еще в начале учебы в университете, когда он ее впервые увидел. Витя несколько раз пытался за ней ухаживать, но тщетно – красавица не желала его замечать. И вдруг однажды, Вера неожиданно попросила его помочь разобраться с задачей по линейной алгебре. Витя очень удивился – Вера и сама неплохо ориентировалась в предмете, тем более, что кроме него ей было к кому обратиться с подобной просьбой. Он не стал долго анализировать, чем вызван такой порыв девушки, и с нескрываемым удовольствием согласился помочь. Потом последовали консультации по философии. Благо тут ему не было равных – начитанный юноша мог конкурировать с преподавателем. Знания философа были глубокими, но лекции скучными, а Витя Мараклиев, нахватавшийся по верхам, рассказывал весьма увлекательно. После очередной помощи в учебном процессе, Верочка предложила прогуляться. Они стали вместе обедать в студенческом кафе и пару раз сходили в театр. Витя решил, что у него есть все шансы. Он преподнес девушке букет белых роз и письмо, в котором выразил свои чувства. Ответа не последовало. Никакого. Будто бы ничего не произошло. Вера все также садилась с ним за один столик в кафе и мило щебетала, но от совместных прогулок отказывалась, а потом и вовсе отдалилась. Спустя какое-то время Вера снова стала проявлять к нему внимание, и счастливый Витя забыл все обиды и недоразумения. Но идиллия продолжалась недолго, пока Вере снова не вздумалось охладеть. Девушка играла с ним, как с мячом - то бросит, то подхватит. Витя был в отчаянии, ему надоело каждый раз испытывать одно и тоже: постоянно быть отвергаемым. Он несколько раз обещал себе забыть своенравную девицу, ненавидел ее, но стоило Верочке улыбнуться, как все обиды тут же растворялись. Виктор не понимал, что происходит. Он очень не любил, когда в его жизни происходило что-то, чего он объяснить не мог. Эта черта была им унаследована от деда – Кирилл Андреевич тоже не терпел, когда вокруг него происходило что-либо непонятное. Юноша накупил книг по психологии, особенно тех, что предназначались для женской аудитории - "Уроки потрясающей стервы" и "Как покорить мужчину". С автором трудно было согласиться если не во всем, то по многим аспектом точно. Виктора возмущали, приводимые советы, он не хотел им верить и забрасывал книги, но во всех остальных изданиях подобного плана излагалось примерно одно и тоже. В этот период у него и началось увлечение психологией. Теперь он обращался к более серьезным книгам, авторы которых являлись известными психологами. Юноша не преминул использовать знания на практике. Первой жертвой стали родители. В результате Витя с легкостью заполучил лишние деньги на карманные расходы. Потом он экспериментировал на преподавателях и сокурсниках. Ему прощались прогулы и легко ставились зачеты. В студенческой среде Витя стал серым кардиналом, манипулирующим коллективом. Определенных целей он не преследовал – все делалось ради забавы. Досталось и Верочке. Витя срежиссировал ситуацию, в которой не он, а девушка выглядела брошенной. Воодушевленный результатом, он продолжал оттачивать мастерство. Это стало его хобби – ставить психологические опыты на окружающих.