Звонок в дверь раздался в неудобный момент – когда Виктор дошел до наиболее интересной сцены. Он с большим нежеланием оторвался от страницы и, не выпуская из рук «Золотого уха», поплелся открывать. Витя сам никого не ждал, но к отцу должны были прийти из милиции по поводу деда. Отец предупредил его об этом по телефону, и попросил принять гостей, пока сам задерживается.
- Лейтенант Костров, - представился визитер.
Юноша жестом пригласил его войти. Внешний вид служителя закона Виктора разочаровал.
Щуплый, невзрачный, на лице простоватая улыбка. «Невысокий рост в сочетании с энергичной походкой выдает человека амбициозного и честолюбивого, - тут же пронеслось в Витиной голове. – Глаза с опущенными уголками – склонность к одиночеству, брови домиком указывают на веселый нрав и оптимизм, низкий лоб – практичность, широкие ладони – добродушие. Валенок», - сделал вывод Мараклиев.
Витя, как и положено гостеприимному хозяину, предложил Кострову чай. Тот не стал отказываться. Они сидели за большим столом в просторной кухне-столовой. Лейтенант наворачивал печенье и пил уже вторую чашку земляничного чая. Он задавал дежурные вопросы про деда, Кирилла Андреевича Мараклиева: образ жизни, круг знакомых, когда в последний раз виделись… Кирилл Андреевич с отцом Виктора, как и со всей семьей, благополучно рассорился, и их вражда автоматически перешла на Виктора. Витя в последний раз общался с дедом, когда был еще в нежном возрасте. Поэтому никаких подробностей о жизни покойного рассказать не мог.
Витя стал откровенно скучать, но оставить гостя в одиночестве не решался. На банкетке лежала недочитанная книга про Горыныча, повисло тягостное молчание, и в тишине громко тикали настенные часы. Как объект психологических упражнений оперативник его не интересовал – уж больно простой, в таком характере копаться не интересно. Наконец, послышался скрежет замка и звук открываемой двери. Пришел отец, Илья Кириллович Мараклиев. Виктор, передав вахту, тут же поспешил скрыться в своей комнате.
Илья Кириллович производил впечатление респектабельного мужчины - деловой человек в хорошем костюме, с дорогими аксессуарами. «На «Джипе» или «Лексусе» ездит, не иначе», - завистливо подумал Костров, наблюдая, как Мараклиев по-хозяйски неторопливо переобувает туфли, на которые за весь день не попало и капли грязи.
Мужчина сдержано поздоровался с гостем, не выдавая и тени радости по поводу встречи. Мишу это ничуть не огорчило – мало, кто выказывал удовольствие от беседы с милицией.
- Я уже вашим сотрудникам рассказал все, что знал, - процедил Илья. – Что на этот раз?
- Вы не нервничайте так. Пока расследование смерти вашего родителя не закончено, вас еще не раз потревожат, - успокоил Костров, всем своим видом показывая, что он никуда не торопится. – Расскажите, пожалуйста, обо всех родственниках, которые могут претендовать на наследство.
- Я уже рассказывал, - повторил Мараклиев. – Я, Татьяна и Ростислав. Вы подозреваете нас, только потому, что мы – дети своего отца?! Как видите, я человек не бедный, и мне совершенно ни к чему убивать старика, чтобы поживиться его имуществом. О моральной стороне этого вопроса я молчу, поскольку для вас морали попросту не существует.
- К сожалению, мораль доказательной силы не имеет, - развел руками Михаил.
– Что вы можете рассказать о вашей сестре, Татьяне Кирилловне Архиповой?
- Она живет в Москве. Двое детей – Александр тридцати четырех лет и Виктория двадцати девяти лет. Замужем.… Наверное, - добавил после паузы Илья. Он не интересовался личной жизнью старшей сестры.
- Подробней, пожалуйста. Чем занимается, кто по профессии, увлечения…
- Училась, вроде бы, в Политехническом, занимается.… Да не знаю я, чем она занимается! Мы давно взрослые люди, у каждого своя жизнь.
- И что, вы не общаетесь с родной сестрой?
- Нет.
- Вы в ссоре?
- Нет же. Почему вы так решили? Просто мы выросли и наши пути разошлись.
- Вам известно, что Татьяна сейчас в Петербурге?
- Да. Она приехала, когда узнала о смерти отца.
- Вы с ней виделись?
- Нет. Не счел необходимым.
- Хорошо, - примирительно сказал Костров. – Теперь расскажите о Ростиславе.
- Мой брат давно эмигрировал в штаты, где, надо полагать, и пребывает до сих пор.
- И вы с ним не общаетесь, - заключил Миша, на что услышал подтверждение.
Разговора не получилось. Илья Мараклиев либо действительно ничего не знал о своих ближайших родственниках, любо не хотел говорить. «А ведь им предстоит делить наследство, - злорадно подумал Костров, - вот, где узнают друг дружку ближе».
С Татьяной Архиповой разговаривал Антон. Он поднялся на четвертый этаж гостиницы «Северная Пальмира», где остановилась дама. Капитану долго ждать не пришлось, хотя ожидание было приятным – он с удовольствием уселся на мягкий диван и вытянул уставшие за день ноги. Обстановка в холле располагала к отдыху: на полу пушистый ковер, всюду подушки и обильная тропическая зелень. Послышались легкие шаги – в холле появилась невысокая, худощавая женщина, хорошо одетая, с холеным лицом. На вид ей было чуть больше сорока, но Антон знал, что ей пятьдесят четыре года.
Татьяна глазами поприветствовала оперативника и опустилась в глубокое кресло напротив. Она достала тончайшую сигарету и закурила.
- Я вас слушаю, молодой человек.
Татьяна Кирилловна оказалась не более посвященной в дела своих братьев, чем они в ее. С Ильей они не общались, с Ростиславом тоже. В последний раз Татьяна видела Ростислава пятнадцать лет назад, когда он уезжал за рубеж. По началу обменивались дежурными поздравлениями с Новым годом и днем рождения, потом только с днем рождения, а вскоре и вовсе прекратили эти формальности. Татьяна знала, что у ее брата в Америке родилась дочь, которую она не разу не видела. Теперь девочке уже четырнадцать.
Со своим младшим братом Ильей Татьяна Кирилловна в последний раз виделась шесть лет назад, на похоронах тетки. Родственники друг другу звонили крайне редко – лишь по большой необходимости. В этой семье каждый старался решить проблемы обособленно, и не выносить их за пределы своего мирка.
Поняв, что от Архиповой можно услышать не больше, чем анкетные данные братьев, Антон решил сменить тему.
- Кирилл Андреевич отказал вам в доме. С чем это связано?
Архипова чуть заметно поморщилась – было видно, что эта тема ей неприятна.
- Отец вел себя крайне не учтиво по отношению к близким, - уклончиво ответила Татьяна. – Он наше мнение в расчет не принимал.
Женщина закурила очередную сигарету, и Юрасов заметил, как дрожит ее рука, украшенная дорогим браслетом.
В семье Мараклиева был только один человек, к которому Кирилл Андреевич относился не предвзято и с заметной теплотой. Евгений Дорохов приходился ему внуком. То, что родство их было внебрачным, позволяло Евгению общаться с дедом, не беспокоясь вызвать подозрений в корысти. Евгений не мог претендовать на наследство Кирилла Андреевича, поэтому не представлял никакой опасности для родни. Тем не менее, родственники его не любили; с ним держались прохладно, разговаривали подчеркнуто вежливо, и никогда не приглашали в свои дома. Виделись, в основном, в гостях у Кирилла Андреевича, в те времена, когда старик еще не рассорился со всеми, кроме Евгения.
Кирилл Андреевич был трижды женат, помимо этого имел несколько внебрачных романов, в результате одного из которых появилась на свет мать Евгения Ольга. Кирилл Андреевич и не думал скрывать дочь, напротив, привел в дом, что вызвало хор осуждения. Семья демонстративно не принимала незаконнорожденную, но вынуждена была ее терпеть из-за весомого положения Мараклиева в обществе. Личная жизнь Ольги, не сложилась: она, как и мать, родила вне брака. Несколько лет назад Ольга скончалась, и единственным родным человеком Евгения Дорохова остался Кирилл Андреевич.
Евгению нравилось приходить к деду, вести неторопливые разговоры, читать книги из его обширной библиотеки. Больше всего Евгений любил вечера, когда Кирилл Андреевич рассказывал интереснейшие истории из своей жизни. Такое случалось не часто, требовалось, чтобы старик прибывал в особом расположении духа.
Андрей сидел в своем кабинете, и размышлял над оперативным материалом, собранным на близких родственников Кирилла Андреевича Мараклиева. Трое детей, три прямых наследника, между которыми будет разделено все имущество ученого. Деньги – один из основных мотивов, по которому люди убивают друг друга, часто не считаясь с родством. Поэтому каждого наследника можно смело рассматривать, как кандидата в убийцы. И так.
Первый кандидат. Илья Кириллович Мараклиев сорока восьми лет. Жена – домохозяйка, сын – студент – первокурсник. Внешне благополучная семья. Живут в просторной квартире в новом доме. Как минимум, два раза в год выезжают на отдых за границу. Илья Кириллович имеет не большой, но стабильный бизнес – занимается торговлей строительных материалов. По оперативным данным, дела в фирме идут хорошо: никаких долгов и прочих неприятностей не выявлено. И вообще, ничего такого, для чего бизнесмену или его семье потребовалась бы крупная сумма денег, замечено не было.
Кандидат номер два. Татьяна Кирилловна Архипова. Разведена, дети выросли. Живет за счет аренды квартир. Кроме той, в которой проживает, у Татьяны Кирилловны их три. Две из них относятся к классу элитных, так что дамочке на красную икру хватает. Хотя, может, ей московской недвижимости показалось мало, и она захотела прибрать к рукам питерскую квартиру ученого. Что там еще? Дочь Виктория. Семь лет назад вышла замуж и живет своей жизнью: муж, ребенок, дом – полная чаша. Квартирный вопрос перед молодыми не стоит (еще бы он стоял с таким количеством избыточных метров!). Сын Александр. Это уже интересней. Бизнесмен средней руки. Импульсивный, склонен к авантюрам. Его фирма набрала обороты после нескольких рисковых операций. В настоящее время находится на грани банкротства из-за срыва двух последних сделок. Это грозит Александру полной потерей предприятия и даже разменом жилья. Так что, дедово наследство пришлось бы как нельзя кстати.
Атаманов сделал пометку напротив фамилии Александра.
Третий кандидат, самый труднодоступный. Ростислав Мараклиев или, как его теперь называют, мистер Рост Мараклиев. Живет и процветает в Соединенных Штатах. С тех пор, как покинул родину, ни разу не пересек российскую границу. Далеко не Рокфеллер, но и не нищий – судя по его состоянию, отцовское наследство для мистера Роста – копейки, вернее, центы, ради которых даже не стоит тратиться на дорогу.
Никого из троих наследников нельзя исключать из подозреваемых. У каждого есть семьи – супруги, дети, которые могли иметь виды на наследство. Кроме имущественной причины, есть еще личная. Родня могла расправиться со стариком из-за какого-нибудь скелета в шкафу или пока неизвестной личной обиды.
У всех троих детей алиби, причем, самое бесспорное у Ростислава. Татьяна не выезжала из Москвы, Илья с женой отдыхал в Италии. Это лишь исключало их непосредственное участие в убийстве, но не мешало им действовать чужими руками.
Как бы не были разрозненны прямые наследники, они были единодушны в одном: и Татьяна Архипова, и Илья Мараклиев вместе с женой считали виновником в смерти Кирилла Андреевича своего племянника Евгения Дорохова.
На следующий день стала известна еще одна подробность в деле Мараклиева, которая заставила сместить акценты в расследовании. Кирилл Андреевич Мараклиев оставил завещание, согласно которому, все его имущество, включая четырех комнатную квартиру на Петроградской стороне, отходило его внуку Евгению Дорохову. Остальным родственникам ученого не доставалось практически ничего.
Эта новость глубоко потрясла детей Кирилла Андреевича. Татьяна Архипова и Илья Мараклиев были вне себя от негодования. Как показалось Атаманову, их не столько возмущал факт лишения наследства, сколько решение родного отца – отдать все голодранцу, байстрюку, с которым им, приличным людям, и знаться зазорно.
Сыщики решили Евгения до поры до времени не трогать, чтобы не спугнуть, если тот окажется причастным к убийству деда. Снова были допрошены родственники Мараклиева и люди, с которыми он общался в последнее время.
Было решено пока не сообщать Дорохову о завещании. За молодым человеком наблюдали, но тот ни в чем подозрительном себя не проявил – ночевал дома в коммуналке на Расстанной, подрабатывал, где придется, в интересные для следствия контакты не вступал.
В очередной беседе с оперативниками Ларенцева вспомнила, что Евгений заходил к деду за три дня до гибели.
- О чем они беседовали, вспомните, пожалуйста, это важно, - попросил Атаманов.
- Я уж не знаю. Я свою работу выполнила: белье нагладила, пыль протерла, щи приготовила.… Да что я говорю, - спохватилась женщина, - вам это не важно.
- Нам все важно, продолжайте.
- Ну, вот, раму на кухне протерла - она сильно пачкается, так я ее время от времени протираю. Тогда я и увидела в окно Женю. Он в арку вошел. Я и подумала, что он к Кириллу Андреевичу – а к кому же еще? Но Кирилл Андреевич не говорил, что внука ждет. Я хотела сказать, но не решилась – он в кабинете был, работал, значит. Он очень не любил, чтобы его от работы отвлекали. Я подумала, что приготовленной еды хватит на двоих, и моя помощь не понадобится. Я ушла и Женю ждать не стала.
- Вы по дороге Дорохова встретили?
- Нет. Я на лифте спускалась. Лифт там старый, жильцы его не любят, пешком предпочитают ходить. А у меня сумки были тяжелые – портьеры взяла в химчистку отнести – я уж на лифте. А Женя, наверное, пешком пошел. Он молодой, что ему на четвертый этаж подняться.
- Значит, Дорохов был у деда за три дня до убийства. А сам говорил про полтора месяца, - размышлял Андрей. – Очень интересно, как прошла их последняя встреча и почему Евгений это скрывает.
- Если скрывает, значит, есть, что скрывать, - резонно заметил Юрасов. – Убил деда, поэтому юлит. Как ни крути, а самое заинтересованное лицо в смерти Кирилла Андреевича - Дорохов.
- При условии, что Дорохов знал о завещании.
- Да, конечно, знал! - заверил Антон. - Дед сдуру проговорился, а внучек тут же его и грохнул. Мараклиев был крепким стариком, помирать не собирался. Каково Дорохову было жить в бедности, зная, что он является наследником большого состояния.
- То есть, ты не сомневаешься, что убийца – Дорохов?
- А ты сомневаешься? – возмутился Юрасов. – Согласись, мотив на лицо. Кому еще выгодна смерть Мараклиева?
- И как, по-твоему, Дорохов подсыпал отраву своему деду?
- Обыкновенно. Вступил в сговор с кем-нибудь из сотрудников «Камеи» и дело в шляпе.
Евгений Дорохов явился по повестке без опоздания. За десять минут до назначенного времени он уже сидел на жесткой скамейке перед дверью кабинета Атаманова.
- Когда вы в последний раз видели вашего деда, Кирилла Андреевича?
- Я ведь уже отвечал на этот вопрос, - Евгений поднял полные тоски дымчато-серые глаза, - в конце апреля.
- Вы уверены?
- Уверен, - буркнул Дорохов. – Тогда еще пасха была, я деда поздравлял.
- А за неделю до смерти Мараклиева вы с ним не виделись?
- Нет.
- И в гости к нему не заходили?
- Нет.
- А вот домработница, что работала в квартире вашего деда, видела вас возле дома Мараклиева за неделю до смерти Кирилла Андреевича.
- Ну и что?
Действительно, что? Свидетеля (пока, что свидетеля) уличают во лжи, а он и в ус не дует.
- Если, как вы утверждаете, к Мараклиеву в то время не заходили, значит, надо полагать, в том же доме у вас есть еще кто-нибудь из знакомых.
- Нет, - покачал головой Евгений, - кроме деда я в том доме никого не знал.
- Так какого черта ты мне голову морочишь? – Атаманов оставил любезный тон. – Что ты делал у дома Мараклиева?
Дорохов молчал. Минуту сопел, глядя в сторону, а потом, его словно прорвало.
- Я собирался зайти к деду. И не раз я туда приходил, а четыре, но никак не решался зайти – стоял во дворе, а потом уходил восвояси. Кирилл Андреевич своеобразным был. Просто так к нему не подъедешь – приглашение нужно. Если без приглашения, то повод требуется. Иначе, если не вовремя заявишься, не примет. А не вовремя – это когда он занят работой, то есть, всегда. Я очень нуждался в деньгах, невеста у меня в положении была. Если было бы к кому обратиться, я к деду ни за что бы не пошел. Он в этом вопросе очень щепетильным был. Как приподнялся, так сразу у него крышу снесло. С семьей рассорился, считал, что всем от него только денег и надо. Дед мне часто говорил: «Каждый должен жить на то, что заработал и не претендовать на добытое чужим трудом». Я у него никогда ничего не просил, а тут жизнь взяла за горло. Знаете, как трудно просить в долг, особенно у Кирилла Андреевича, тем более, если не сможешь скоро вернуть? Вот я и не решался. Иду, полный уверенности, что смогу попросить, а как только приближался к его дому, решимость куда-то исчезала. Я стоял в его дворе, подбирал слова, но зайти так и не смог. В то время, я готов был провалиться: с пустыми руками домой идти не возможно, и к деду тоже никак. Хоть режьте меня, а из себя просьбу выдавить выше моих сил.
- Вы так к Мараклиеву и не зашли?
- Нет.
- И денег в долг не брали?
- Нет. Да и не нужны они теперь. Ленка уехала к себе в деревню, сказала, что меня знать не хочет.
Атаманов засиделся на работе допоздна. От того, что дело Мараклиева Главк взял под свой контроль, расследование быстрее не продвигалось, скорее, наоборот. Лишние вызовы на ковер и непременное составление отчетов о проделанной работе только вносили ненужную нервозность и поглощали время.
Андрей отложил в сторону, написанный Костровым, план оперативно-розыскных мероприятий. Он даже не стал его читать – все равно это не более, чем фикция и толку от плана никакого. Но раз начальство требует, нужно предоставить.
«Возможных наследников и Дорохова отработали. В каком направлении дальше искать не понятно», - Андрей представил себе перспективу расследования. Майор был реалистом, и поэтому логика ему подсказывала, что у них будет очередной жирный глухарь.
От грустных мыслей его отвлек телефонный звонок.
- Андрей Денисович? – в трубке тяжело дышали. – Это Женя. То есть Дорохов Евгений.
- Я вас слушаю, говорите.
- Вы просили позвонить, если я что-то вспомню, - начал он с места в карьер. Голос его срывался, речь была сумбурной, слова путались. Видно было, что парень очень нервничает. – Я вспомнил. Поэтому и звоню. Возле дома моего деда часто крутился какой-то тип. Он долго сидел в машине, и все время смотрел в сторону дедовского подъезда, как будто ждал кого-то.
- Когда это было.
- Примерно за неделю до того, как деда не стало.
- Ты этого типа хорошо запомнил?
- Думаю, что да.
Атаманов велел Евгению приехать в отделение.
Из сбивчивого рассказа Дорохова складывалась следующая картина. Некий мужчина в возрасте, примерно, пятидесяти лет, седовласый, невысокого роста дежурил во дворе дома Мараклиева. Евгений видел подозрительного человека два раза. Неизвестный приезжал на белой «пятерке». Номер машины Дорохов не запомнил.
Евгений добросовестно отвечал на вопросы, но больше никакой информации выудить из него не удалось. За то с его помощью оперативники составили на компьютере портрет неизвестного.
На утреннем совещании Атаманов рассказал обо всем этом своей команде, предварительно поинтересовавшись, а что сделали его подчиненные за прошедший день? У ребят, как и следовало ожидать, по делу Мараклиева продвижения никакого не было. Да и откуда ему было взяться? Кроме двойного убийства в архитектурной мастерской работы в отделе хватало. То, что его подчиненные работают на пределе своих сил, Андрей хорошо знал, но при этом он не упускал возможности их подзадорить, чтобы не расслаблялись.
- Никак фортуна решила повернуться к нам фасадом? – не удержался Костров.
- Работать надо лучше, а не рассчитывать на удачу, - проворчал Атаманов. Он достал из папки добытый накануне фоторобот и пустил его по столу. – Нужно пройтись по соседям, наверняка, кроме Дорохова его еще кто-нибудь видел. И еще. Установить личность, желательно как можно скорее.
- Не вопрос, Денисыч, - отозвался бодрым голосом Юрасов. – Этого фигуранта я видел в «Камее». Имя не помню – плотно общаться не доводилось.
- Вот и займись, - довольно произнес Атаманов. То, что фигурант связан с архитектурной мастерской, значило, что к делу Мараклиева он каким-то образом причастен, а не случайный человек, оказавшийся во дворе ученого по иным причинам. Итак, - подытожил Андрей, - Юрасов в «Камею», разбираться, что это за птица, - он ткнул пальцем в портрет неизвестного, - а остальные отрабатывать соседей Мараклиева.
Юрасов довольно быстро выяснил, кто из сотрудников «Камеи» изображен на фотороботе. Фигурантом оказался руководитель сектора Игорь Михайлович Авдеенко, улыбчивый и неторопливый мужичок. Антон решил пока не задавать Авдеенко вопросов по поводу его странных появлений возле дома погибшего ученого. Обойдясь дежурной беседой на тему «не заметили ли чего-нибудь необычного в поведении Мараклиева?», Юрасов откланялся. Капитан еще немного потолкался в «Камее», выяснил, когда зав. сектором брал отгулы. Оказалось, в течение двух недель перед убийством Мараклиева Авдеенко по разным причинам отсутствовал на работе. Сначала он несколько дней болел, а потом один день брал за свой счет. Антон на всякий случай взял выписку из трудовой книжки Авдеенко. Судя по записям, Игорь Михайлович любил перемены – к своим сорока девяти годам он успел поработать в одиннадцати местах. Причем профессии менял кардинально: начинал инженером на фабрике керамической плитки, затем работал на строительной базе кладовщиком, с базы прямиком направился в продавцы-консультанты бытовой техники, затем переквалифицировался в администраторы зала игровых автоматов.… В каких только областях не попробовал свои силы Игорь Михайлович! Метался он из стороны в сторону в поисках лучшего. В «Камее» он появился три года назад после работы в каком-то ООО «Замес», где был заместителем руководителя отдела сборки.
Выходя из здания бизнес-центра, Антон заприметил белую «пятерку». Он переписал номер в блокнот и направился в отделение.
У Кострова с Шубиным тоже наметились сдвиги. Обойдя всех жильцов дома, где жил Мараклиев, а также двух соседних домов, оперативники нашли-таки нужного свидетеля. Им оказался одиннадцатилетний подросток.
Мальчик был наказан, и его не выпускали гулять. Поэтому ребенок «гулял», сидя на подоконнике. Он смотрел со своего второго этажа, как собираются в беседке его приятели, как играет малышня на детской площадке или как выводит на шлейке толстого кота девчонка из соседнего подъезда. Он не выходил из дома целых пять дней и, поэтому жадно наблюдал за всем, что происходило во дворе. Были летние каникулы, и от этого гулять хотелось еще сильнее. Начиная с утра, мальчик занимал свой пост и смотрел в окно, считая дни, когда закончится его наказание. Он придумал себе игру – вел шпионский дневник: отмечал в блокноте, кто из соседей, когда уходил – приходил, во что был дет и что нес с собой. Записывал все, что видел, а потом придумывал всякие истории с погонями и приключениями.
Когда в их квартире появился сотрудник милиции, мальчишка очень обрадовался – наконец-то настал его звездный час! Тут-то он и блеснет своими не дюжими способностями по части слежки, теперь-то и пригодится его шпионский дневник. Правда, мама чуть все не испортила. Ее, в отличие от сына, приход оперативника вовсе не обрадовал. Она сначала не хотела открывать дверь, долго смотрела в глазок, разглядывая удостоверение. Потом все же открыла, но была очень встревожена: «Что натворил этот сорванец?». Когда выяснилось, что сорванец ничего не натворил, и милицию интересует, мужчина, что изображен на фото, женщина успокоилась. Немного подумав, она покачала головой:
- Нет, этого человека я никогда не видела.
- Позвольте взглянуть, - светски поинтересовался ребенок. Все это время он стоял на кухне под дверью и слушал.
- Родион, иди в свою комнату! – строго приказала мать. - Не красиво вмешиваться в разговоры взрослых.
- Но, мам. Может, я видел.
- Пусть мальчик посмотрит, - заступился за него Шубин, чем тут же расположил к себе пацана.
Не дожидаясь согласия матери, Родион взял из рук оперативника портрет. Он деловито почесал лоб и, выдержав паузу, произнес:
- Пожалуй, я знаю, кто это.
- И кто же?
- Это албанский террорист.
- Почему албанский?
- Потому, - перешел на шепот мальчик. – Он старается прикинуться русским, но носки его выдают. Этот человек носит красные носки с черным рисунком. В честь албанского флага.
- Родион! – всплеснула руками женщина, - что ты несешь?! Люди работают, а ты голову морочишь. Марш в детскую!
- Погодите. Где ты его видел?
- Этот субъект часто бывал в нашем дворе. Он прятался в кустах, и, наверное, думал, что останется не замеченным. Только он не учел, что у него на хвосте контрразведка. – Мальчишка с гордостью вытащил из кармана «шпионский дневник». – Вот. Тут все записано.
Шубин молча наблюдал, как Родион увлеченно перелистывал блокнот, старательно исписанный каракулями.
- Это шифр, - пояснил юный разведчик, и достал из нагрудного кармана смятый тетрадный листок. – Если его приложить, можно прочитать зашифрованный текст. Шифр уникальный - я сам его придумал!
- Молодец! Сразу видна рука профессионала, - похвалил Анатолий, - Теперь докладывай обстановку - быстро, четко и по существу.
Родион схватывал на лету. Он довольно толково рассказал про «албанского террориста»: где и когда его видел, с точностью до минут. Описал, во что тот был одет и как себя вел, так же выдал номер белых «Жигулей», на которых приезжал фигурант.
Пока Шубин общался с подрастающим поколением, Миша Костров безнадежно совершал поквартирный обход в доме Мараклиева. Чаще всего ему не открывали – то ли никого не было, то ли сидели затаившись, чтобы даже через дверь не общаться. Это Мишу злило больше всего: не хочешь открывать, не открывай, но ответить на вопрос ведь можно. А так, получается, придется еще раз по квартирам идти, чтобы участок отработать.
Миша вышел из парадной и уселся на скамейку ждать Шубина. Спустя пять минут дверь одного из подъездов отворилась, и от туда вышла старушка. Она пошамкала туфлями на стертых каблуках в сторону Кострова.
- Молодой человек, это ты из милиции будешь? – бабуля не мигая буравила взглядом оперативника, от чего Мише стало неуютно.
- Я, - признался он и предъявил удостоверение.
Пожилая дама, близоруко щурясь, некоторое время изучала документ, после чего присела рядом с Костровым на скамейку.
- Ваши ко мне уже три раза приходили, только я открывать не стала. А может, это и не из милиции вовсе были, кто их разберет – сейчас жулья много. Откроешь, а они тебя тюк по темечку и из дома все вынесут. А тут, посреди двора, взять с меня нечего, да и на виду мы, так что, грабить меня - смысла нет.
В подтверждение своих слов предусмотрительная старушка продемонстрировала пустые морщинистые ладони – мол, нет у меня с собой ничего, и если ты промышляешь отъемом сбережений у стариков, то ничего тебе в этот раз не светит. Костров даже не знал, что сказать на такое откровенное признание.
- Спрашивай, чего знать хотел, - поторопила бабуля.
- Может, вы видели этого человека? - Миша предъявил ей фоторобот, приходя в себя.
Старушка попалась осведомленная. Она не только видела фигуранта, когда он дежурил во дворе, но и рассказала нечто более ценное.
Бабуля проживала в двадцать седьмой квартире, этажом выше Мараклиева. Она редко выходила на улицу, но всегда знала последние новости своего дома в силу стариковского любопытства. В ее квартире не было ни одного окна, которое бы выходило во двор, но женщина обходилась окошком на лестнице. Прислушиваясь (не стоит ли кто под дверью), она осторожно выходила на площадку подкормить чердачных кошек. По скрипу бабушка безошибочно определяла, в какой квартире открылась дверь, по шагам различала всех немногочисленных жильцов парадной. А уж есть ли дома сосед снизу, тут сам бог знать велел.
Однажды старушка увидела в глазок этого прохвоста (так она называла человека с фоторобота). Он поднялся на ее этаж, но в дверь звонить не стал. Подбирать ключи тоже. Перепуганная бабушка закрыла заложкой глазок и замерла на месте, чтобы ненароком себя не выдать. Она прилипла ухом к двери, готовая в любую секунду звонить в милицию. Тот как будто перестал дышать – как не силилась бабуля уловить хоть один звук, у нее ничего не получилось. Спустя минуту послушались осторожные шаги – мужчина стал спускаться. Он остановился на четвертом этаже (что он там делал, женщина не смогла понять – ни единого звука она не услышала), затем открылась дверь квартиры Мараклиева. То, что до этого никого в квартире не была, старушка не сомневалась – хозяин с утра ушел, а больше никто к нему не заходил.
Бабуля приготовилась ждать, она ничуть не сомневалась, что визитер – вор-домушник. Первым ее желанием было позвонить в милицию, но поостереглась – когда в последний раз по ее вызову приезжал наряд якобы для задержания бандитов, ломящихся к ней в дом, сержант пообещал, что если еще раз такое повторится, ее оштрафуют за ложный вызов. Она решила запеленговать ворюгу с поличным, то есть с ворохом соседского добра, а потом уж вызывать милицию. Минут через семь гость вышел. К ее удивлению, в квартире он ничего не прихватил – как был с пустыми руками, так и остался. Поимка вора не удалась - бабушка осталась с носом, и настроение у нее было испорченным на целый день.
Атаманов был доволен богатому информационному урожаю. На фоне последних дней, когда расследование не сдвигалось с места, полтора свидетеля (показания ребенка вряд ли устроят следователя) за несколько часов – это уже кое-что.
В конце дня сыщики собрались в кабинете Андрея подвести итоги. Со своей старушкой Миша Костров выглядел героем дня. Атаманов заострил внимание на этом моменте, чем смутил, застенчивого до похвалы Мишу.
- Что у нас получается? – стал рассуждать вслух Андрей. - Авдеенко несколько дней толчется во дворе дома Мараклиева, затем посещает в отсутствие хозяина квартиру главного архитектора. Причем самостоятельно открывает дверь.
- Может, Мараклиев сам дал ему ключи, чтобы тот за чем-нибудь зашел к нему домой? – предположил Шубин.
- Чем тогда объяснить его странное поведение? Зачем сидеть в засаде под кустом и прокрадываться в квартиру? Слишком много непонятного и нелогичного в этой истории.
- Я тут справки навел, - скромно вставил свое слово, молчавший до сих пор Юрасов, - Авдеенко имеет судимость. Вот, - он открыл пухлую папку-скоросшиватель, и зачитал первый лист:
- Авдеенко Игорь Михайлович был осужден в 1978 году по статье сто восемнадцатой УК - причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Получил трешник, но попал под амнистию. В итоге парень вышел сухим из воды.
- Значит, в картотеке должны быть пальчики Авдеенко, - задумчиво произнес Андрей. – Ты дело читал?
- Мельком. Там ничего особенного: производственная травма на фабрике. Пострадала девушка. Виновный оказал первую помощь, благодаря которой потерпевшую удалось спасти. Вначале состояние девушки было тяжелым, но потом выкарабкалась, и даже обошлось без инвалидности. В общем, несчастный случай.
- Ладно, я сам запрошу дело в архиве.- Атаманов хорошо знал Антона: если у того что-то не вызывало интереса, он запросто мог схалтурить. - И вот еще что, - обратился он ко всем, - надо поработать с персоналом «Камеи» на предмет отношений Авдеенко с Мараклиевым. Вдруг они были друзьями не разлей – вода и Мараклиев доверял ему ключи от квартиры. А я похлопочу, чтобы эксперты поискали среди пальчиков, снятых в квартире Мараклиева, отпечатки Авдеенко. Если он там действительно был, а не померещился бабке, то мог наследить. Было бы интересно знать, зачем он приходил. Квартира архитектора не маленькая, чтобы за такое короткое время обернуться. Значит, Авдеенко знал, где искать.
Как ни странно, заключение дактилоскопической экспертизы пришло сравнительно быстро – уже на следующий день на столе Атаманова лежало заключение, исходя из которого, следовало, что отпечатки пальцев, идентичные отпечаткам Авдеенко, были обнаружены в квартире Мараклиева на клавиатуре компьютера. Точнее, это были следы трех пальцев правой руки – указательного, безымянного и большого.
«Что ж, - подумал Андрей, - получается, в квартире главного архитектора Авдеенко все-таки был и, судя по всему, рылся в компьютере. Это объясняет, почему он из квартиры вышел с пустыми руками. Чтобы вынести информацию, достаточно маленького дивайсика–флешки или, на худой конец, дискеты. Похоже, пора приглашать Авдеенко для беседы».
Игорь Михайлович Авдеенко в кабинете Атаманова держался раскованно: улыбался, каламбурил - он, определенно, был настроен на шутливый лад. Только от Андрея не ускользнула нервозность, тщательно скрываемая за внешней бравадой. «Есть причины для беспокойства, - довольно отметил про себя майор, - видать, рыльце в пушку». Хотя причиной волнения могло послужить элементарное давление казенных стен. Но Атаманову больше нравился первый вариант.
- Игорь Михайлович, в каких отношениях вы были с Мараклиевым?
- В хороших, - Авдеенко пожал плечами, - Кирилл Андреевич был уникальным специалистом и приятным человеком. Мы с ним прекрасно ладили.
«А в «Камее» говорят, что главный архитектор на дух не переносил Авдеенко - дилетантом считал. Ох, и суровым же был старик!».
- В хороших, это, в каких? В шапочных, на уровне «здрасти – до свидания» или дружили и в гости друг к другу ходили?
- Ну, дружбой это назвать нельзя, Кирилл Андреевич, на мой взгляд, ни с кем не дружил, он из затворников. Наши отношения, скорее были служебными.
- А в гости друг к другу ходили?
- Нет, что вы. Не таким человеком был Мараклиев, чтобы общаться вне работы.
- Понятно. Значит, в дом он вас к себе не приглашал, - это было больше утверждение, чем вопрос. Авдеенко ничего не ответил, он отстраненно разглядывал сквозь жалюзи тяжелые облака, заволакивающие летнее небо. – Скажите, пожалуйста, каким образом в квартире Кирилла Андреевича появились отпечатки ваших пальцев?
- Моих пальцев? – переспросил Игорь Михайлович, и было видно, что он судорожно соображает, что ответить.
- Так как быть с пальчиками, - повторил вопрос Андрей. - Дактилоскопия - вещь упрямая.
- Да я вот пытаюсь вспомнить, но пока на ум ничего не приходит, - признался Авдеенко.
- Я вам помогу. Третьего июня сего года вы были на квартире Мараклиева. Припоминаете?
- Да, кажется… - нерешительно произнес Игорь Михайлович. – Я был у него дома, и, наверное, это произошло, как вы сказали – третьего числа. Кирилл Андреевич попросил меня об услуге: чтобы я съездил к нему домой, и взял кое-какие бумаги. Он человек пожилой и ему тяжело самому мотаться. Мне это было не трудно, тем более, что я на машине. Почему бы не помочь старику?
- Ваш тимуровский энтузиазм весьма похвален. Только хотелось бы получит разъяснения по некоторым моментам. Например, зачем вы поднялись на пятый этаж – выше этажа Мараклиева?
- Я не точно запомнил адрес и не сразу нашел нужную квартиру.
- И поэтому передвигались по лестнице бесшумными шагами? Игорь Михайлович, вас неоднократно видели во дворе дома Мараклиева. С какой целью и за кем вы следили?
- На этот вопрос я отвечать не буду, - процедил Авдеенко. – И вообще, без адвоката я больше ничего не скажу.
- Вы пока не задержанный, чтобы приглашать адвокатов. Но раз вы так настаиваете, это можно легко исправить.
После того, как следователь Мостовой получил ответ экспертов на свой запрос, у него появились дополнительные основания подозревать Авдеенко в убийстве Мараклиева. Среди отпечатков пальцев, снятых в кабинете главного инженера, были обнаружены отпечатки Авдеенко. Причем, оставленные в таких местах, что сами собой напрашивались неприятные для Игоря Михайловича выводы. Если в доме Мараклиева Авдеенко касался голыми руками только клавиатуры, то рабочее место ученого в «Камее» было залапано основательно. Пальчики Авдеенко остались не только в традиционных для посетителей местах – на дверном косяке и столешнице, но и на ручках ящиков, полках и клавиатуре. Создавалось впечатление, что Авдеенко чувствовал себя за чужим столом хозяином. Мостовой даже усомнился, а не замещал ли завсектором главного архитектора во время его отсутствия? По словам сотрудников выходило, что не замещал. И вообще, Кирилл Андреевич этого бы не допустил.
Было принято решение произвести обыск на квартире Авдеенко. Оперативная группа, возглавляемая Валентином Михайловичем скучно, по-будничному вошла в тесную однокомнатную хрущевку. Понятые – пожилая супружеская пара с первого этажа - молча сидели на кушетки и равнодушно смотрели по сторонам: как живет их сосед, им было не любопытно. Игорь Михайлович, тем не менее, жил не бедно, но и без шика. К вещам относился бережно, подбирал их тщательно и со вкусом. Судя по всему, уборку хозяин делал не часто, но это и не требовалось. Мусорил он мало, а кроме него мусорить в доме было не кому – Авдеенко жил один. Валяющиеся кое-где бумаги можно счесть за легкий беспорядок, а, в общем, в квартире было чисто.
Что искать – бумаги, принадлежащие Мараклиеву или иные вещи – никто не знал. Искали наугад, то есть осматривали все. Поэтому обыск шел медленно: тщательно проверялся каждый уголок. Сначала переворошили все в комнате, затем переместились на кухню.
- Авдеенко не идиот, чтобы улики в доме держать. Ничего мы тут не найдем, - ворчал утомившийся Костров.
- Ничего – тоже результат, - философски заметил Шубин. Он в отличие от своего молодого коллеги особо не перетруждался, уселся в кресло и давал указания: «на антресолях посмотрите», «в диване проверили?».
- Все, перерыв! – не выдержал Мишка и плюхнулся на тахту. Солнце перевалило на западную сторону, куда выходили окна Авдеенко, и в квартире стало невыносимо душно.
- Дверь на лоджию открой, иначе дышать нечем в этой пыли, - отозвался Мостовой, который так же, как и Шубин сидел в кресле и руководил группой.
- Кстати, лоджию проверяли? – добавил Анатолий.
На лоджии ожидал сюрприз - завернутая в газету пластиковая бутылка.
- Уже залапали? – налетел коршуном Куликов. Он спинным нервом почувствовал добычу.
- Не а, что вы. Я даже не дышал, - Костров поспешил удалиться, чтобы не попасть под горячую руку эксперта.
Сыщики могли праздновать победу – было установлено, что в бутылке, изъятой при обыске в квартире Авдеенко, находился яд. Тот самый, которым были отравлены сотрудники «Камеи». Белого вещества было совсем немного – сорок восемь грамм, но достаточно, чтобы извести весь штат архитектурной мастерской.
- Может, ему подбросили? – усомнился Шубин. – Зачем хранить дома такую улику?
- Как же подбросили, - усмехнулся Юрасов. - Этот тип наверняка собирался еще кого-нибудь на тот свет отправить. Во вкус вошел. И вообще, Толян, что ты вечно портишь настроение? Тебе не нравится, что мы, наконец, разобрались с этим делом?
- Мне не нравится, когда я чего-то не понимаю. А мне не понятно, почему Авдеенко не избавился от яда? Допустим, он собирался воспользоваться отравой еще раз. Тогда хранил бы пузырек в более безопасном месте – на чердаке, например, или еще где-нибудь – где угодно, только чтобы не навлечь на себя подозрений.
- Может, он не успел спрятать. Он не мальчишка, чтобы все чердаки знать. Спрятать вещь вне дома не так то легко, как кажется. Либо места подходящего не найдется, либо кому-нибудь на глаза попадешься в самый не подходящий момент.
- Хорошо, - примирительно сказал Толик, - ты можешь мне сказать, зачем Авдеенко убил Мараклиева?
- Ну, ты спросил. Откуда я могу знать, что у этого психа на уме?
- По-твоему, Авдеенко псих? Я так не считаю.
- Анатолий прав, - вступил в спор Атаманов. - Авдеенко вполне вменяем, более того, он мне показался достаточно умным человеком. Мотив его пока не ясен. Видимо, у них с Мараклиевым что-то личное. Не даром же главный архитектор прилюдно называл Авдеенко дилетантом. Игорь Михайлович самолюбив, мог и обидеться. Ну, да бог с ним. На таре из-под яда, то бишь на бутылке, и на газете, в которую она была завернута, есть отпечатки пальцев Авдеенко. Так что улика железная – Авдеенко имеет прямое отношение к яду.
Игорь Михайлович попал в весьма щекотливую ситуацию. С одной стороны ему грозило серьезное обвинение в убийстве, и укрывательство мотивов слежки и похождений в квартиру ученого выступало отнюдь не в его пользу, а с другой, рассказать все как есть было не так то легко. Во-первых, попросту стыдно. Если станет известно, с какой целью он, солидный человек, как мелкий воришка сначала обшарил все в рабочем кабинете главного архитектора, а затем залез в его квартиру, то будет грандиозный скандал. Ему будут тыкать в лицо, а его имя станет произноситься с насмешкой, и вообще, не будет у него никакого имени. Украсть у метра архитектуры научную работу и построить на ее основе докторскую диссертацию – такие вещи в научных кругах не поощряются. На карьере можно будет смело ставить жирный крест, и уходить в кладовщики. Во-вторых, он боялся, что следователь не поверит или, того хуже, истолкует этот факт против него. Профессиональный мирок тесен и там, как в хорошей деревне, все на виду. Что бы он стал делать, когда Мараклиев обнаружил воровство? А это событие непременно бы случилось. Поэтому кончина Кирилла Андреевича была Авдеенко ох как на руку. Если раньше Игорь Михайлович еще колебался: говорить - не говорить, то после того, как Мостовой сообщил ему о найденном в его в квартире яде, сомнений не осталось – Авдеенко решил молчать. Уж очень хорошо знал Игорь Михайлович манеру милиции работать, была возможность изучить. Тогда, тридцать с лишним лет назад, когда он впервые попал в жернова МВД, его за шиворот, словно слепого котенка, вытащил из беды отчим – крупный милицейский начальник. Поэтому вместо положенного червонца, он отделался ничем. Сейчас ситуация сильно отличалась. Его тогдашний покровитель давно ушел на пенсию, а потом и вовсе почил. К тому же, наличие судимости, даже давнишней, в его положении – приговор. Он понимал, что Мараклиев, хоть и не депутат, но достаточно весомая личность, чтобы его убийство было раскрытым. А он, ранее судимый Игорь Авдеенко, идеальный кандидат на роль убийцы. Причем, обнаруженный в его квартире яд делал из этого варианта аксиому.
Как ни странно, в сознании Авдеенко тлела крохотная надежда на спасение. Он все чаще вспоминал эпизод, когда, затаившись на лестнице в доме Мараклиева, он встретил своего «коллегу» - парня, который наведывался в квартиру ученого. Однажды он увидел его в отделении, когда был вызван Атамановым, тогда еще в качестве свидетеля. Парень сидел в коридоре и слушал плеер. Тогда Игорь Михайлович не придал особого значения этой встрече, лишь про себя не без удовольствия отметил: «попался, голубчик». Теперь этот «голубчик» стал для Авдеенко тонкой ниточкой, держась за которую можно было выбраться на свободу.
«Что у них есть на этого парня? – размышлял завсектором, - Не грамоту же вручить, его вызывали». Авдеенко все ждал, когда следователь спросит про незнакомца, но Мостовой на эту тему упорно молчал. Как будто никакого домушника и в помине не было. Или теперь все грехи повесят на него и дело с концом? На это Игорь Михайлович был не согласен. Он решил сам завести разговор о незнакомце.
Только Атаманов собрался в кафе перекусить, как раздался телефонный звонок.
- Андрей, кого ты вызывал четырнадцатого числа, около одиннадцати? – поинтересовался Мостовой.
- Одну минуту, - майор стал листать журнал. – Четырнадцатого июня? Ну, Авдеенко приходил. Ты ведь по его душу справляешься?
- А еще кто? Из молодежи кто-нибудь был?
- Какого пола тебе надо?
- Парня смотри, лет двадцати.
- Из молодых только Виктор Мараклиев, восемнадцать лет. Подойдет?
- Вполне. Вот что. Скажи своим ребятам, пусть занесут мне его фото.
Игорь Михайлович даже просветлел лицом, когда следователь предъявил ему для опознания фотографию внука убитого архитектора.
- Точно. Это он в квартиру Мараклиева заходил, - уверенно сказал Авдеенко. – Вы его задержали?
Вопрос остался без ответа.
- Между прочим, вы тоже были в квартире Кирилла Андреевича и никак этот факт не сподобились объяснить, - заметил Мостовой. – Еще раз расскажите, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы видели этого человека.
Авдеенко рассказал. В последнее время он много думал об этой встрече в парадной. Игорь Михайлович вспомнил столько мелких подробностей, что сам себе удивлялся – он никогда не думал, что в его памяти будут храниться подобные мелочи.
- Виктор Мараклиев? – переспросил Андрей, когда Мостовой рассказал ему о допросе Авдеенко. – Ты считаешь, что парень приложил руку к гибели старика?
- Я пока ничего не считаю, но проверить нужно. Если я правильно понял, Виктор говорил, что был в доме деда не весть как давно. Авдеенко же утверждает, что тот заходил к архитектору за три дня до убийства. В данном случае, Авдеенко трудно заподозрить во лжи – он внука Кирилла Андреевича знать не мог.
- Зато мог ткнуть пальцем в первого встречного, которого увидел в коридоре перед моим кабинетом и на него все свалить.
- Сколько к тебе контингента каждый день ходит по разным делам? Чтобы так с первого раза назвать нужного человека, это вряд ли. И потом, я не понял, ты что, защищаешь внучка?
- Я не защищаю. Просто он мне не кажется перспективным в плане кандидата в душегубы.
Тем более, что против Авдеенко столько фактов: слежка эта непонятная, отпечатки пальцев везде, где только мыслимо наследить, в конце концов, яд в его квартире. Ребята землю рыли, без выходных пахали, пока доказательства по этому делу собирали, а ты хочешь, чтобы все по новому кругу пошло?
Валентин прекрасно понимал негодование Атаманова. В поимке преступника, прежде всего, заинтересован уголовный розыск – это с них спросят, если показатели раскрываемости не дотянут до нормы, а не со следователя. Следователь – процессуальное лицо, а не сыскарь. Его дело вести дознание и анализировать добытые операми материалы. В том, что материалов оказалось не достаточно для передачи подозреваемого под суд, следователь не виноват.
- Я не в коем случае не собираюсь умалять причастность Авдеенко к убийству, но все же ясность по поводу визита Виктора к деду внести надо.
***
Беседа с Виктором Мараклиевым проходила нелегко. Молодой человек, похоже, не допонимал, где он находится – на вопросы отвечал уклончиво, с потугами выдать какой-нибудь каламбур. Даже уравновешенный Шубин терял терпение.
- Не понимаю, о чем вы? – сделал удивленное лицо Витя. – Я у деда был сто лет назад, когда еще в начальных классах учился.
- У нас есть свидетель, который видел, как вы второго июня заходили в квартиру Кирилла Андреевича.
- Ваш свидетель может ошибаться, - беспечно ответил парень. – Я там не был.
- Не думаю. Он достаточно точно вас описал. Хотите, чтобы мы провели опознание? Проведем. Только это не в ваших интересах.
- Да хоть десять опознаний. Я все равно ни в чем не признаюсь. Не было меня там. Понятно?
- Как вам угодно, - равнодушно сказал Шубин. – При положительном исходе опознания, вашего признания не понадобится.
Виктор был не пробиваем. Он решил с упорством африканского мула стоять на своем.
Анатолию это порядком надоело, он давно чувствовал приступы голода и мечтал о тушеном мясе, что подают в кафе через площадь. Шубин взял трубку и набрал внутренний номер.
- Тоха, зайди, - попросил он.
Через две минуты на пороге появился Юрасов. Шубин вызвал дежурного и выставил Виктора за дверь.
- Не беспокойся, Толян, иди в свой кабак, я с этим разберусь.
- Только ты аккуратней. Все же потерпевший в некотором роде.
- Ага, - кивнул Антон, прикидывая, сразу дать по сопатке потерпевшему или потом.
Виктор вразвалочку зашел в кабинет и по-хозяйски уселся на свое прежнее место, вытянув ноги в начищенных до блеска щегольских туфлях. «Ну?» - выражал весь его нахальный вид.
- Какого черта ты делал в квартире ученого? – заорал Юрасов. – Отвечать, быстро!
Молодой человек хотел выдать в ответ какое-нибудь хамство, но поостерегся – сердитый взгляд Антона не предвещал ничего хорошего.
- Я и так знаю, что ты там делал – завещание искал. Нашел и поспешил от деда избавиться, чтобы тот заново не написал. Только прогадал ты – старик в двух экземплярах завещание составил, знал, какие у него родственнички.
- Я искал завещание?! Да чего его искать? Он его в банковской ячейке хранил, а ключ от ячейки в фарфоровой вазе держал.
- А говорил, что в квартире не был.
Виктор запнулся. Он попал в глупую ситуацию: с одной стороны, хотелось похвастаться своей дедукцией – вот он какой, про завещание вычислил, - а с другой, получалось, что сам себя выдал.
- Откуда тебе стало известно о том, что завещание хранилось в банковской ячейке? Это тайна следствия и никто ее не разглашал.
- Стереотип поведения, - парень решил, что продолжать гнуть прежнюю линию бессмысленно, и стал рассказывать о своих умозаключениях. – Вам, наверно, известно такое понятие психологии, как принцип кальки. – Виктор выдержал паузу и, убедившись, что капитан разбирается в психологических терминах не лучше, чем выпускница балетного училища в столярном деле, самодовольно продолжил. – Так вот, я провел исследование: мой отец и тетка, которые долгое время жили с дедом и могли наблюдать его поведение, и что, важно они его наблюдали в том возрасте, когда психика наиболее подвижна и человек склонен перенимать привычки, использовали вазы в качестве хранилища. Отец и сейчас кладет туда…
- Ближе к делу, - прервал его Юрасов. – Ты пробрался в квартиру деда, когда того не было дома, и стал шарить по вазам?
- Нет. В вазу я заглянул автоматически - там лежал ключ.
- Почему ты решил, что ключ от банковской ячейки?
- Вы же не дали мне договорить, - обижено сказал Витя, - Поскольку отец хранит в вазе запасной брелок от машины – вещь ценная, но не нужная для каждого дня, а тетка…
- У меня не так много времени, поэтому не растекайся мозгом по дереву.
- Мыслью по древу, - машинально поправил молодой человек.
- Слушай, ботан, я сегодня целый день на ногах, поэтому лучше не испытывай мое терпение, иначе растечешься мозгами и мне будет не важно по дереву или по древу. – Антон рассердился не на шутку. Он уже неделю работал в напряженном режиме – не выспаться, не поесть нормально – устал, как собака. А тут сидит сопливый пацан, не обремененный даже самой легкой работой - как сыр в масле катается под родительской опекой, от безделья возомнивший себя гигантом мысли, и читает ему лекции.
- С какой целью ты влез в квартиру Мараклиева? – вскипел Юрасов. – Отвечай на поставленный вопрос быстро, коротко и четко. Ну!
Витя Мараклиев рос очень восприимчивым мальчиком. Единственный ребенок в семье, он привык быть всеми любимым и обожаемым. В раннем детстве так и было: вся родня восхищалась чудесным малышом, задаривала подарками и ревностно спорила, с кем тот пойдет на прогулку. Потом между Мараклиевыми, словно кошка пробежала - прекратилось взаимное общение, в их доме перестали бывать гости и они сами больше ни к кому не ходили. Много работающим родителям было некогда заниматься ребенком, и они пригласили гувернантку. Приходящая няня к своим обязанностям относилась ответственно: играла, кормила, гуляла с Витей, но не более. Ей были безразличны успехи чужого малыша, и мальчик это скоро понял. Это было его первым разочарованием: как так, он построил из песка башню, а это никого не интересует? Постепенно Витя стал замыкаться: перестал бурно выражать эмоции, все больше молчал и имел задумчивый вид. Ребенок страдал – привыкший быть центром внимания, он чувствовал себя никому не нужным: взрослые живут в своем мире, из окошка которого ему бросают игрушки вместо любви.
Позже Витя узнал, что произошло. На одном из приемов в доме Кирилла Андреевича, устроенном по случаю его юбилея, на котором были обязаны присутствовать все члены семьи, произошел скандал. Ничего экстраординарного в нем не было – дед славился редкостной склочностью характера, и не было случая, чтобы он не съязвил кому-нибудь из родственников. Родные терпели выпады Кирилла Андреевича, их сдерживала перспектива наследства, которое рано или поздно оставит дед. И в тот раз не обошлось без ссоры. Хозяин дома отпустил скабрезность в адрес старшего сына, дескать, тот ради билета в лучшую жизнь готов жениться по телеграфу. Дед имел в виду американскую подругу Ростислава, с которой тот вел активную переписку. Сын не остался в долгу: он упрекнул Кирилла Андреевича в неразборчивости, памятуя обилие официальных браков и случайные связи родителя. Это была семейная больная мозоль – никто не мог смириться с той беспечностью, с которой Кирилл Андреевич менял дам сердца. Слово за слово и в перепалку втянулась вся семья. Дед наградил каждого родственника неприятными характеристиками, правдивыми по сути, отчего те звучали особенно обидно. Рассорились родственники в дым и теперь они были недовольны не только стариком, который «открыл глаза» на сущность близких, но и друг другом, за то, что согласились с резкими высказываниями. Напоследок раззадоренный Кирилл Андреевич в красках описал картину под названием «дележ наследства». Он посетовал, что не сможет присутствовать на этом зрелище, и пообещал устроить сюрприз. Поэтому, когда выяснилось, что старик своим завещанием лишил законных детей права претендовать на имущество, к этому все были готовы, но до глубины души возмущал «сюрприз» - отписать все состояние байстрюку, считавшемуся позором семьи Мараклиевых.
Угроза потери дедова наследства Виктора Мараклиева не пугала – он и так всегда жил в достатке. Юноша никак не мог простить деду, посеянный им раздор в семье. Ведь это из-за его вздорного характера случился разлад между близкими. Обязательно ему было выплескивать на всех свою правду? Ее и так все знали, толь деликатно молчали, а он влез, как медведь и разрушил хрупкие связи между людьми. «Старик просто измывался над нами, - пришел к выводу Виктор, - его забавляло унижать окружающих – знал ведь, что прав и возразить ему нечем. В самую десятку бил, чтобы наверняка». За это Виктор Мараклиев возненавидел деда, а особенно за то, что старик предпочел ему другого внука – незаконнорожденного и поэтому абсолютно не достойного. Кирилл Андреевич общался с Дороховым, приглашал его в дом, в то время, когда Виктора не принимал во внимание. Такое обращение вызывало в родном внуке бешеную ревность.
Однажды у Виктора появилась идея согнать с деда гордыню. Пусть он усомнится в своей адекватности и тогда, может быть, станет терпимей относиться к чужим недостаткам. Даже всесильный человек, когда чувствует недуг, нуждается в участие. Возможно, испугавшись приближающегося слабоумия старик позовет семью, и они снова будут вместе.
Придя к такому умозаключению, Виктор Мараклиев развернул деятельность. Выкрав у домработницы Ларенцевой ключи от квартиры деда, молодой человек снял с них дубликаты и вернул на место так, что женщина о пропаже даже не догадалась. Понаблюдав за Кириллом Андреевичем и за Ларенцевой, он получил представление о распорядке дня и привычках деда. В результате на старика посыпались пугающие своей нелогичностью необъяснимые явления, как то: исчезновение вещей и появление их в самым неожиданных местах и мелкие неприятности, предназначенные для внушения Кириллу Андреевичи мысли о собственной болезни рассудка.
Дело по убийствам Вишневой – Мараклиева близилось к завершению. Мостовой собирался в отпуск и поэтому торопился скорее передать материалы в суд. Атаманов видел в деле прорехи, и поэтому не мог быть уверен в виновности Авдеенко, который выступал в качестве подозреваемого. Взять хотя бы этого вечернего посетителя, которого видела в «Камее» Похомова за день до убийства Вишневой. Не с проста он там появился, ох, не с проста. Но его уже Митькой звали, не найдешь его, как не старайся. Все доказательства базируются на яде, что нашли в квартире Авдеенко. Убери этот факт, и обвинение развалится, но только кто это позволит и чего ради? Глухарь никому не нужен, а тут убийца собственной персоны с орудием убийства в придачу. Андрей отнюдь не симпатизировал Игорю Михайловичу и на то имелись причины. Если бы Атаманов не поинтересовался подробностями того дела, по которому когда-то Авдеенко был судим, возможно, он бы иначе отнесся к тому, что недорасследованное дело следователь готовит к передаче обвинению.
Андрей, в отдельных случаях привыкший проявлять фанатичную педантичность, не поленился взять из архива дело Авдеенко. Перечитывал каракули размашистого почерка на пожелтевших от времени страницах. Гладко написанные казенные фразы, читаешь – дело пустяк, парня засудили практически не за что. Ну, подумаешь, нечаянно пролил кислоту, с кем не бывает. И все-таки, Андрей хорошо знал, что бывает скрыто в томах уголовных дел. Об этом не пишется между строк, это остается в памяти очевидцев, надо только суметь их найти.
Следователя, что вел то дело, давно уж не было в живых – умер старик, немного не дотянув до восьмидесятилетия. Да и вряд ли он сказал бы, если там, что не так было – сам руку приложил. Атаманову все же повезло. Ему удалось найти очевидца событий.
Юрий Суханкин, начальник охраны банка, лысоватый мужчина с солидным брюшком, начинал свою карьеру зеленым опером в районном отделении милиции. В том самом, в котором расследовалось дело Авдеенко. Это было самое первое серьезное расследование, которое выпало на сыщицкую жизнь Суханкина. Молодой человек работал с блестящими глазами и все воспринимал близко к сердцу. Потерпевшую ему было искренне жаль, и он не сомневался, что виновный будет наказан по всей строгости. Каково же было его удивление, когда Авдеенко отделался пустяковым наказанием. Юрий не хотел в это верить, по горячности пытался что-то доказать, но его быстро приструнили. Это дело стало для Суханкина последним. Он решил уйти из органов, чтобы не быть причастным к чудовищной системе.
«Бог не Тимошка, видит немножко», - пришла на ум Атаманову поговорка. Андрей, обычно принципиальный в подобных вопросах, в случае с Авдеенко, на нестыковки в деле решил закрыть глаза.
Игорю Михайловичу вынесли обвинительный приговор. На суде Авдеенко признался в том, что украл у Мараклиева его интеллектуальные разработки ради собственных честолюбивых планов. Он рассчитывал этим объяснить свое проникновение в квартиру ученого и на его рабочее место. Это заявление далось Авдеенко очень тяжело, но иного выхода не было. Только уцепившись за эту соломинку, можно было вытянуть себя из болота. Но соломинка тут же обломилась, утопив увязшего еще глубже: суд счел этот факт усугубляющим вину, что повлекло за собой ужесточение приговора.
Все формальности были улажены, документы оформлены, багаж упакован и направлен в грузовой отсек самолета. Ивановы прошли регистрацию и сидели в зале, дожидаясь приглашения на свой рейс. Две женщины, обе стройные и статные – одна юная красавица с прямыми блестящими волосами, спадающими на плечи, другая дама постарше в широкополой шляпе и солнцезащитных очках, с кокетливым газовым шарфиком на лебединой шее. Мать и дочь молчали, каждая думала о своем.
Лиза вспомнила тот вечер, когда они с матерью смотрели новости района по местному телевизионному каналу. Диктор убаюкивающее мурлыкала про очищенный волонтерами сквер и призывала последовать их примеру, затем похвастались новой детской площадкой, которую выхлопотал глава районной администрации. И вдруг Милена Игнатьевна стала бледнеть, она обхватила голову руками и по ее изуродованной щеке покатилась слеза.
- Что с тобой, мамочка?! – подскочила к ней обеспокоенная Лиза. – Что случилось?
- Это он… - затряслась женщина. – Гошка, - кивнула она на экран и разрыдалась.
Показывали стихийный митинг владельцев какого-то гаражного кооператива. Его место отдали под строительство жилого комплекса, а владельцев гаражей попросили освободить территорию. Люди вышли на защиту своих прав, требуя компенсации ущерба. На первом плане оказался бодрый мужичок с лысиной в седеющих волосах. Ему дали микрофон, и он произнес пламенную речь. На экране появились титры: «Авдеенко Игорь Михайлович, автовладелец».
С матерью случилась истерика. Лиза с трудом успокоила разволновавшуюся женщину, долго отпаивая ее валерьянкой. Подобное уже бывало, когда Милене Игнатьевне что-то напоминало о случившемся с ней несчастье. В первый раз Лиза увидела плачущую маму, когда училась в седьмом классе. Они проходили Островского, и девочка взяла в библиотеке «Бесприданницу» - потрепанную книжку в бордовой обложке, бог весть, какого года выпуска. Весь вечер Милена Игнатьевна проплакала на кухне, пряча от дочери слезы, но Лиза видела: она тенью стояла под дверью и переживала, заглядывая в узкую щель. Она тогда еще не знала, что так сильно разволновало маму.
Лиза никогда не спрашивала мать, откуда у нее шрамы. В раннем детстве она принимала их как ее особенность, любила свою маму и считала самой красивой. Позже девочка стала все понимать, но тактично не задавала вопросов. После очередной истерики, Милену Игнатьевну прорвало: она рассказала дочери подробности той трагедии. Лизе тогда шел девятнадцатый год. Мать и уже взрослая дочь проговорили до глубокой ночи. Лиза обняла маму и серьезно сказала: «Никому и никогда больше не дам тебя в обиду».
В тот вечер, когда Лиза увидела человека, сломавшего жизнь ее матери, в ней все клокотало от ярости: Авдеенко совершил чудовищное преступление и не понес за него никакого наказания. Все эти годы он наслаждался жизнью, в то время, когда от ее матери все шарахались, не в силах сдержать эмоций. Девушке захотелось раздавить этого клопа, который с экрана еще смел заикаться о справедливости. С присущим юности максимализмом Лиза стала вынашивать план мести, но что бы она не придумала, все ей казалось недостаточным.
Лиза развернула подготовительную работу. Она раздобыла адрес Авдеенко, и съездила посмотреть издалека на логово врага. Увиденное ее удовлетворило: Авдеенко жил в паршивенькой девятиэтажной брежневке на захолустной Моравской улице. Не многим лучше, чем у них с матерью.
Удача сама шла в руки. Архитектурная мастерская «Камея» проводила семинар, посвященный отделке помещений. Дизайнер Елизавета Иванова вместе с коллегами из других организаций получила приглашение на участие. Организаторы чего-то не рассчитали, и не всем хватило раздаточного материала - чертежей с типовыми решениями. Лиза, которой не достались чертежи, проявила инициативу снять ксерокопии. Быстро найти копировальный аппарат не получилось – в «Камее» ожидали какую-то важную персону, все были жутко заняты и не могли уделить девушке пары минут. Суетливая Анна Логаж, в обязанности которой входило обеспечение всем необходимым для достойного приема, как высокого гостя, так и участников семинара, бегала с взмыленной шеей. Она сначала отправила Лизу в приемную, где «ксерокс» оказался сломанным, потом вспомнила о запасном варианте – «ксероксе» Мараклиева. Офис-менеджер приложила брелок к считывателю у кабинета главного архитектора – считыватель замигал зеленым глазом (и так открыто – проходите). Спровадив Лизу, Анна побежала за бокалами для важного гостя.
За широким столом в кожаном кресле с высокой спинкой, скособочившись, сидел мужчина средних лет и рылся в ящике. Увидев Лизу, он принял вальяжную позу и снисходительно улыбнувшись, спросил:
- Что вы хотели, сударыня?
Лиза на миг оторопела: Авдеенко?!! Где, где, а в кресле главного архитектора увидеть своего врага Лиза не ожидала. Каким боком он мог оказаться причастным к архитектуре, если учился в химическом институте? Но ошибка исключалась – этот скрипучий с легкой хрипотцой голос и самодовольную физиономию она запомнила хорошо. «Карьеру сделал, гад», - с ненавистью подумала девушка.
- Ксерокопию снять, - выдавила она.
Игорь Михайлович тут же выпорхнул из-за стола и заюлил перед красавицей.
- Позвольте, я вам помогу. На зеленую кнопочку нажмите. Загорелась? Значит, бумага кончилась. Он метнулся к столу и достал из ящика стопку бумаги. Напоследок Авдеенко изобразил галантный жест, и попытался поцеловать барышне руку, но Лиза брезгливо отстранилась. -
«Старый пень, а мнит себя неотразимым мачо. Ишь, хвост распустил, павлин общипанный!».
От того, что Авдеенко выглядел таким благополучным, Лиза возненавидела его еще больше. «Как его земля носит? Он не имеет права жить», - вынесла девушка приговор.
Милена Игнатьевна как-то принесла с работы яд. Зачем – не известно. Было такое время, когда несли все - кто, что мог: кто на консервном заводе работал, нес домой консервы, шофер бензин сливал, уборщица тряпку тащила, а химику, кроме реактивов и брать нечего. Милена Игнатьевна про яд давно забыла, а Лиза помнила. Девушка знала о его свойствах – мать рассказывала, их лаборатория по спецзаказу разработала – очень сильнодействующий препарат, в воде растворяется и с виду похож на сахар. Достаточно одной гранулы, чтобы человека не стало.
Перед глазами у Лизы возникла противная образина Авдеенко, она важно выглядывала из-за стола, и прихлебывала чай из изящной фарфоровой чашки (когда Лиза снимала копии в кабинете Мараклиева, она заметила в уголке, который, несомненно, считался личным пространством главного архитектора, симпатичную чашку и причиндалы для чаепития). «Ты у меня поперхнешься», - пообещала она Авдеенко.
Нужно было каким-то образом проникнуть в «Камею» и в «кабинет Авдеенко». Как это сделать, Лиза пока не знала. Чтобы сориентироваться, она приходила к бизнес-центру, в котором располагалась архитектурная мастерская. Однажды Лиза увидела Анну Логаж вместе с сыном. Девушке ничего не стоило познакомиться и расположить к себе парня. «Взрослый ребенок», - думала о нем Лиза, хотя Славик был ее на год старше.
Подгадав время, когда Анны не было дома, Лиза «согласилась» зайти к Славику на чашку кофе. Покопавшись в карманах, висевшей в прихожей женской одежды, Лиза нашла электронный брелок – тот самый, который офис-менеджер прикладывала к считывателям в «Камее».
Нацепив на себя «прогрессивные» балахоны, парик с дредами и прочие аксессуары, превратившие ее из элегантной модницы в «продвинутого» пацана, взяв с собой картонную коробку с картриджами, девушка вечером двинулась в путь. «Камея» имела отдельный вход с собственной охраной. Через стеклянные вставки в дверях, отделявшие архитектурную мастерскую, просматривался холл и часть коридора. Выждав на лестнице, пока охранник отлучится, Лиза проникла на территорию фирмы. Коробка с картриджами ей нужна была на тот случай, если придется объяснять цель своего визита. В ее студии дизайна, за оргтехникой следили системные администраторы. Не редко они приступали к ремонту сломанной техники, когда в офисах не оставалось ни души – так удобней, можно отключать сеть, не опасаясь возмущений сверхзанятых сотрудников. Иногда приглашали специалистов со стороны. К ним ходил незнакомый парень и подолгу ковырялся в принтере. Лиза решила, что роль мастера-системщика - ее вариант. Подростковую одежду девушка выбрала не случайно – обычно системные администраторы предпочитают свободный стиль, по крайней мере, при галстуке они точно не ходят, а главное, балахоны как нельзя лучше, скрывают фигуру, делая ее бесполой. С прической Лиза перегнула. Дреды даже на системном администраторе смотрятся вызывающе, но зато прекрасно ее маскируют.
Необходимость объясняться, «кто оно и зачем пришло», у Лизы не возникла. Девушка беспрепятственно попала в кабинет главного архитектора, щедро насыпала отравы в литровую банку с сахаром, хорошо перемешала и довольная проделанной работой, покинула помещение.
Выходя из кабинета, в коридоре она увидела рыхлую девицу с чайником. Чтобы обозначить принадлежность к профессии, Лиза уронила коробку, из которой выкатились картриджи. Девица равнодушно посмотрела на чучело с неэстетичными войлочными волосами и скрылась за соседней дверью.
Сделав дело, Лиза не разорвала отношений со Славиком, парень был ей нужен в качестве информатора. Прогуливаясь с ним по парку, девушка издалека завела разговор о «Камее». Слово за слово и Славик сам рассказал ей ужастик из жизни архитектурной мастерской.
- У матери на работе женщину убили. В разгар рабочего дня задушили. Представляешь?!
Лиза не представляла. Причем здесь женщина и почему задушили?
В другой раз Славик первым заговорил об убийстве. Он чувствовал себя Джеймсом Чейзом, повествующим детектив с лихо закрученной интригой.
- На «Камее» лежит проклятье, - заговорщицки произнес он, любуясь, как ветер играет волосами подруги. Девушка удивленно приподняла изогнутую бровь и чуть наклонилась в сторону Славика, показывая заинтересованность. Польщенный парень, продолжил: - На днях там убили мужчину – главного архитектора.
- Как?! – ахнула Лиза, изобразив испуг. – Его тоже задушили?
- Нет, его отравили. И женщину отравили. Сначала думали, что это была асфиксия (Славик специально посмотрел в Интернете нужный термин), а потом экспертиза установила отравление. Всех сотрудников подозревают – каждого по несколько раз допрашивали.
Лиза была сама не своя: что она наделала - погибла женщина! Но почему? Как это могло случиться?! Зачем она все это затеяла? Не таким она видела возмездие. Должен был пострадать только Авдеенко. Расправляясь с врагом, Лиза собиралась восстановить справедливость, которая так бессовестно была попрана тридцать лет назад. Причинив зло невинному человеку, она сама стала ничем не лучше Авдеенко и заслуживает наказания.
Лиза ходила задумчивая, лицо сникло, глаза больше не блестели, они смотрели тяжелым взглядом побитой жизнью зрелой женщины. Если бы она верила в чистоту правоохранительных органов, она бы сдалась в милицию. Ей казалось, что так стало бы легче. Но как можно доверять людям в погонах после того, как они обошлись с ее матерью? Милена Игнатьевна едва не умерла от глубоких ожогов, она провела в больнице несколько месяцев, мучаясь от боли, и страдает до сих пор. В милиции закрыли глаза на ее сломанную жизнь и отпустили преступника только потому, что за него похлопотал влиятельный родственник. «Что для них чья-то судьба - фамилия в сводке или крестик в отчете. Перед такими каяться - с души камень не сойдет, скорее, в нее наплюют». Мысли девушки все чаще стали возвращаться к яду, что остался, после отмщения. Лиза собиралась выпить его сама.
Не зная зачем, она пришла на Моравскую улицу. Лиза хотела посмотреть на результат того, ради чего, все затеяла: увидеть похороны Авдеенко или услышать о них пересуды пенсионерок во дворе. Она стала совершенно не похожей на себя: шла медленно, реагировала на все вяло и рассеяно смотрела по сторонам. Ноги ее несли к знакомой девятиэтажке, которая теперь казалась осиротевшей. Лиза, словно в тумане свернула во двор, обходя преграду из, плотно наставленных автомобилей. «Где-то здесь колымага Авдеенко - он, наверное, лишился гаража», - равнодушно подумала девушка и посмотрела вдаль. Лизу словно что-то обожгло: сознание еще не верило, но сердце уже точно знало – все было напрасно! Из парадной степенно, с самодовольной улыбкой на сонном лице вышел Авдеенко. Он подошел к белым «Жигулям», пискнул сигнализацией и уселся в машину.
Мгновенно апатия исчезла, мысли стремительно упорядочились, и вернулась способность соображать. Вместо возможной пациентки психиатра во дворе стояла энергичная, собранная девушка с плохо уложенными волосами и небрежным макияжем. В ее голове уже родился план. Лиза рысью обогнула дом – окна квартиры Авдеенко выходили на противоположную сторону. «Отлично», - оценила она, рассматривая лоджию на втором этаже. Лоджия была не остеклена и имела ажурную металлическую решетку. Место тоже подходило: дом стоял в глубине дворов, и под окнами Авдеенко густо росли деревья, пряча их за зеленой ширмой. Лестничная клетка Лизе тоже понравилась: около мусоропровода второго этажа стояло несколько пластиковых пакетов, тут же лежали коробки и бутылки. Из люка, не желая проходить вниз, торчал мусор. Этажом выше наблюдалась похожая картина.
Утром, приняв облюбованный образ дворового бездельника, с банкой пива Лиза заняла пост на площадке между четвертым и третьим этажами. Рабочий день в «Камее» начинался с девяти, минус час на дорогу, и час на сборы. Выходило, что утром дежурить следовало с семи до восьми – время, когда Авдеенко теоретически мог пойти выносить мусор. Труднее обстояло дело с вечерней вахтой – тут интервал был куда шире – с девятнадцати до полуночи. Так долго околачиваться в парадной Лиза не хотела, и был риск вызвать подозрение бдительных жильцов. Она решила караулить с утра, а там – как пойдет. С первого раза не повезло: дверь квартиры Авдеенко отворилась в начале девятого. Завсектором спешно спустился по ступеням и вытряхнулся на улицу.
На следующий день, с половины восьмого вечера в подъезде между лифтом и мусорным бачком стоял угловатый сутулый парень в черной просторной толстовке с алой надписью «Анархия» на спине. Он держал в руке розу, и пялился во двор сквозь замызганное стекло. Лицо его скрывал широкий «кенгурятник». Лиза решила подождать час или полтора – на сколько ее хватит. Хватило минут на сорок – раздражал запах горелой картошки, тянувшийся из какой-то квартиры, к нему добавлялся широкий спектр ароматов помойки. Она положила замученную розу на подоконник и уже направилась к лифту, как снизу послышалось клацанье замков. По привычке Лиза метнулась к наблюдательному пункту - проему, с которого просматривались все этажи. Таким она Авдеенко еще не видела: в байковой рубашке с закатанными рукавами, спортивных штанах и резиновых шлепанцах, обутых на толстые махровые носки. На вытянутой руке, чтобы не запачкаться, Авдеенко нес пластиковый пакет с мусором. Больше всего Лизу рассмешил кружевной передник, повязанный поверх круглого пивного брюшка. Мусоропровод по прежнему был забит, и Авдеенко так же, как и все жильцы, с чистой совестью оставил мусор на лестничной клетке.
Лиза надела перчатки и брезгливо вытащила из выброшенного Авдеенко пакета рыбные очистки. Остальное она забрала с собой. Не доходя до дома пару кварталов, Лиза свернула в один из дворов, где стояли мусорные контейнеры. Здесь она отсортировала добычу: яичная скорлупа, огрызки и прочие пищевые отходы не годятся, а вот газета и пластиковая бутылка – как раз то, что надо.
«Подозревают всех сотрудников и допрашивают по несколько раз», - вспомнила она слова своего ухажера. – «С его причастностью к химической промышленности, пусть даже в прошлом, у Авдеенко есть все шансы быть одним из основных подозреваемых. Отпечатки преступника на таре есть, на упаковке тоже, - удовлетворенно думала Лиза, высыпая в бутылку из-под минеральной воды оставшийся яд. – Завернем в газетку и вещдок готов». Забросить бутылку на лоджию Авдеенко не составило труда. Лиза, когда мысленно прокручивала эту комбинацию, предполагала залезть на дерево, чтобы попасть наверняка. Но оценив высоту на месте, девушка размахнулась и точным броском баскетболиста, даже не задев решетку, отправила улику в тыл врага.
- Столько новостей, - взахлеб рассказывал Славик, прогуливаясь с Лизой по набережной. Он очень обрадовался, когда пропавшая на три недели девушка позвонила и предложила встретиться. – Нашли отравителя! Я сам участвовал в погоне и присутствовал на опознании.
- И кто же он?
- Мужик один, сотрудник «Камеи» Авдеенко. Кто бы мог подумать: с виду, тихий, приятный и совершенно не конфликтный человек.
- Вы знакомы? – поинтересовалась Лиза.
- Нет, я его никогда не видел - мама рассказывала. Он у них заведующим сектором работал. Теперь все, лет пятнадцать ему обеспечено, - сказал Славик со знанием дела, - двух человек на тот свет отправил – за это серьезный срок полагается.
То, чего она так отчаянно хотела – состоялось: Авдеенко понесет наказание. Он не будет знать, за что отбывает срок, станет писать во все мыслимые инстанции, чтобы обжаловать приговор, требовать справедливости.… Но он не может не помнить своего ужасного поступка, которым перечеркнул судьбу ее матери. Однажды, когда Авдеенко потеряет всякую надежду выйти из тюрьмы, он поймет, что это не судебная ошибка, а расплата за то давнее преступление, о котором давно никто не помнит. Никто, кроме пострадавшей и ее близких. Хотя, имея представление об Игоре Михайловиче, Лиза усомнилась, что тому придет в голову подобная мысль. Но это уже было не важно.
Лиза смотрела сквозь широкое окно аэропорта, как по взлетному полю перемещается самолет. Здоровенная железная махина на огромной скорости пронеслась по взлетной полосе и взмыла вверх. Они с матерью тоже скоро поднимутся в небо, чтобы больше никогда не вернуться. Лиза покидала континент с тяжелым сердцем.
Милену Игнатьевну ничего не удерживало в этой стране. Все, что у нее было – Лиза, единственная и любимая дочь. Красавица, умница – с красным дипломом окончила институт и стала востребованным специалистом. Здесь работала в хорошей фирме, а теперь еще лучше нашла – в Австралию пригласили. И ее с собой берет – замечательная у нее дочка. Упорная, трудолюбивая - Лизочка многого добьется с таким характером. «Лишь бы только была счастлива!», - Милена Игнатьевна с нежностью посмотрела на дочь. Женщина вспомнила себя в юности, когда впервые собиралась уехать за рубеж. Она была красивой и счастливой, впереди ждала большая любовь и заграничная сказка, но все это оборвалось в одночасье. Красота сменилась уродством, любви не стало, и сказка закончилась. Морис в первое время приходил в больницу: приносил цветы и сидел у койки. Потом посещения стали реже, а когда сняли повязки и он увидел, какой стала его невеста, Морис и вовсе исчез. Отвернулись друзья, растерялись поклонники – кому интересна девушка – чудовище? Ее все жалели, и одновременно разглядывали, словно экспонат в Кунсткамере. От этого мир стал ненавистен, и хотелось удавиться. Покончить с собой не получалось – не хватило силы духа, и Милена решила жить. Жить вопреки всему: пусть она урод, от которого все стремятся отгородиться, отрезанный ломоть, негласно отвергнута и вычеркнута из общества. Несмотря ни на что, она одевалась по моде и следила за собой, всегда являлась на праздничные вечера, что случались на их заводе: Новый год, день химика. На восьмое марта и ей дарили букет тюльпанов. На работе Милена всегда отмечала свой день рождения. Она нарочно устраивала пышное торжество с оригинальными приглашениями, домашними пирогами, конкурсами и танцами. Начальник отдела протягивал ей цветы и отводил глаза: обычно он целовал именинниц в щечки, а Милену не мог – вовсе не оттого, что та была сильно безобразной, а потому, что опасался насмешек коллектива. Произносили тосты. Желали оставаться такой же доброй, умной и… запинались. Потому, что дежурный набор: красивой, счастливой, жизнерадостной - не подходил. Милену это забавляло. Она нарочно объявляла белый танец и спешила пригласить самого привлекательного и разборчивого до женской внешности кавалера. Мужчины этого боялись, как огня и спешили разбежаться по курилкам. Нерасторопной особи мужского пола, не успевшей улизнуть, оставалось только стойко переносить экзекуцию. Милена нарочно вытаскивала свою жертву в центр зала, и они кружили в танце, пронзаемые любопытными взглядами. Кавалер пытался стоять от дамы, как можно дальше, держал ее за талию кончиками пальцев, словно та была изо льда и могла растаять, если прикоснуться всей ладонью. В разгар веселья Милена доставала козырь из рукава: она ставила национальную музыку, из-за чего обычно слышалось недовольное «У-у-у» разогревшихся парочек, знающих только два танца: медленный и быстрый. Медленный - в притирку друг к другу едва переставлять ноги, быстрый – ноги переставлять энергичнее, и можно без пары. Милена превосходно исполняла разные танцы, поскольку специально занималась с хореографом. На публике она предпочитала исполнять фламенко или сиртаки - что-нибудь яркое и завораживающее. Ее выход и раньше привлекал внимание, но теперь на Милену смотрели не как на экзотическое страшилище, а как на блестящую артистку. Она показывала прекрасную технику танца и раскрывала его характер. Ее плавные движения, органичные с эмоциональной музыкой производили на зрителей глубокое впечатление и запоминались надолго. Глядя на Милену, всем хотелось присоединиться и двигаться точно так же, как она. В эти короткие мгновения танцовщица была счастлива, она чувствовала себя прежней всеми любимой Леночкой и забывала о своем уродстве.
С Николаем она познакомилась в доме культуры. Он, как и Милена, брал частные уроки хореографии. У них вел занятия один педагог, только в разное время. Парень приходил раньше и, ожидая своего часа, наблюдал, как скользит по классу Милена. Молодые люди подружились и между ними завязались отношения, похожие на роман. Когда стало известно, что появится Лиза, Николай обрадовался и предложил выйти за него замуж. Милена не согласилась. Парень был товарищем по несчастью: бестелесный очкарик с огромными диоптриями, которого так же, как и ее всюду отвергали за физический недостаток. «Кому еще такая нужна? – с насмешкой думала про себя Милена. – По Сеньке и шапка. Не при такой наружности носом вертеть. Радоваться надо, что хоть кто-то в жены зовет, а не коленце выбрасывать». Не станет она брать, что дают, и тем самым признавать себя последним сортом. Уж лучше как-нибудь одной. А за дочку спасибо, только ради нее Милена и встречалась с Николаем.
Объявили посадку на Бангкок. Милена Игнатьевна и Лиза поднялись с кресел и направились к выходу, где уже выстроилась небольшая очередь из пассажиров на их рейс. Последние минуты в этой стране, потом пересадка в Таиланде и через восемь часов зеленый континент.
- Я обязательно заработаю на пластическую операцию, и ты будешь у меня красавицей, мамочка, - горячо зашептала Лиза, когда шасси оторвались от земли. Впереди у Лизы была цель.
- Колесников! – срываясь на визг, прогремело на все крыло третьего этажа. - Колесников, встать!
Дети притихли, с испугом глядя на учительницу математики. Молодая женщина грозовой тучей нависла над классом. Ее лицо и шея покрылись красными пятнами, пальцы собирались сломать линейку, которой она обычно била учеников.
Из-за последней парты неторопливо встал щуплый шестиклассник. Он поднял глаза с длинными белесыми ресницами и посмотрел в упор на разъяренную фурию. Ребята осторожно оборачивались, чтобы взглянуть на своего товарища. Раздались шепотки и вздохи. Все замерли в ожидании чего-то страшного. Одноклассников охватил ужас и одновременно любопытство – что будет дальше? Максим Колесников, над чьей головой повис меч Немезиды, казалось, был единственным из присутствующих, кого не волновало происходящее. Его веснушчатое бледное лицо оставалось невозмутимым, что окончательно взбесило Нину Александровну.
- Это что?! Что, я тебя спрашиваю, выродок? – она потрясла в воздухе раскрытым дневником и швырнула его на свой стол.
- Я не выродок, - тихо произнес мальчик, не отводя глаз.
- Нет, ты выродок!
- Я не выродок.
- Выродок! Выродок! Хамить он мне еще будет.
Нина Александровна сделала небольшую паузу, чтобы перевести дух. Затем, тирада продолжилась.
- Вы только посмотрите на него! Каков выродок, а? – теперь она обращалась к классу.
- Я не …
- Молчать! – математичка крикнула так, что у ребят зазвенело в ушах. - Не перебивай, когда взрослые говорят!
Максим больше не произнес ни слова. Он стоял до конца урока молча, думая о том, как после школы пойдет на тренировку. Скоро городские соревнования по кунг-фу, где ему предстояло выступить от своего района.
- Денег у него нет! Подумать только, нищета какая! – разорялась учительница. – На ремонт школы ему не насобирать. У всех, значит, нашлись девятьсот рублей, а у Колесникова нет. Кто, по-твоему, ничтожество, за тебя платить будет? Молчишь? Что морду отвернул, стыдно? А я скажу, кто. Твой долг на всех разделят и с ребят вычтут.
В классе чуть слышно раздались возмущения.
- Вот, чмо! – выкрикнул мальчишеский голос.
- Оборзел.
- В рыло ему.
Поднялся шум. Все смотрели на Максима с нескрываемой враждой. Мальчики обзывали его обидными словами, девочки презрительно фыркали.
- Тихо! Заканчиваем балаган! – запоздало сделала замечание Нина Александровна. Голос ее прозвучал громко, но с теплотой. Когда надо, она умела быть ласковой. Сейчас математичка хотела видеть ребят своими союзниками в борьбе против ненавистного «гаденыша».
- Посмотрим еще, Колесников, что твоя мамашка теперь запоет. Я ей покажу, как писульки в дневниках писать. «Не терроризируйте ребенка» - пискляво процитировала учительница запись в дневнике, пытаясь подражать матери Максима. В классе засмеялись, но, наткнувшись на суровое лицо Нины Александровны, осеклись.
Она двумя пальцами взяла дневник, прошлась по классу и бросила его на парту Колесникова. После этого с демонстративной брезгливостью вытерла руки носовым платком. Платок тут же полетел в мусорную корзину.
- Хочешь, дам четыреста двадцать рублей. Можешь не сразу отдавать. Потом когда-нибудь, когда заработаешь. - Инка стояла над душой уже десять минут. Уроки давно закончились, школа опустела. В коридоре остались только двое: он, Максим, - задержался в спортивном зале - и Инка. Чего она тут делает – не понятно. Но надоесть уже успела.
Максим резко обернулся, так, что девочка отпрянула.
- Чего тебе надо? – недружелюбно спросил он.
- Мне? – Инна растерялась. - Я бы больше предложила, но у меня только четыреста двадцать. Я хотела тебе помочь, тебе же деньги нужны…
От этих слов Максима передернуло. Захотелось сказать что-нибудь резкое, но не сумел подобрать нужных выражений. В Инкиных зеленых глазах было столько искренности и беззащитности, что нагрубить он не смог. Колесников вскочил с подоконника и поспешил прочь.
- Ты ничего не понимаешь! – вдогонку крикнула девочка. - Лучше заплатить, иначе не отстанет.
Этот эпизод из детства вспомнился Максиму, когда он ждал своей очереди на регистрацию на рейс до Дублина. Там он пересядет на другой самолет, который доставит его в Отаву. Всего десять часов и он, Максим Колесников на другом континенте, где другие законы, другие правила игры и другая жизнь. Максим все решил. Он уезжает навсегда. Уезжает, чтобы все забыть, и стать другим человеком. Он даже имя изменит, его будут звать на иностранный манер как-нибудь Макс Колесник или Максимилиан Колесн.
После того, как он убил Нину Александровну, Макс уже точно знал: это было первое и последнее в его жизни убийство. С того момента в нем что-то изменилось, больше ничего не давило, не угнетало, не терзали сомнения по поводу собственного несовершенства. Максим ощутил себя человеком, который никому ничего больше не должен доказывать, даже самому себе. Стало ли ему от этого легче – вряд ли. Вместо одного душевного терзание, он получил другое – тяжесть греха душегубства. Макс даже не пытался себя оправдать, как часто ищут себе оправдание убийцы, тем, что избавили мир от жестокого и несправедливого человека. Он все понимал: оправданий его поступку нет. Что им двигало в тот момент, он не знал – это было словно наваждение, он шел по предложенной Ниной Александровной дорожке. Это она в свое время внушила ему аксиому: «Ты – готовый клиент для колонии. Из тебя может выйти только бандит!». Семя упало в почву и принесло урожай, ставший сеятелю поперек горла.
Еще одна тревога беспокойной птицей вила гнездо в его сердце. Инна. «Как же я не уберег тебя, Инка? Как я смог это допустить?». На этот вопрос Макс не смог найти ответа никогда.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги