Белый индеец

Глава пятая

Солнечным утром Ренно притаился в кустах неподалеку от тропы, ведущей к маисовому полю. К своему семнадцатому лету юноша думал уже не только об охоте. Вот и сегодня Ренно еще до рассвета отправился в лес, а теперь со связкой диких индеек ждал, когда женщины пойдут в поле. Если повезет, он подарит добычу Ановаре.

Ренно не знал, нравятся ли девушкам такие подарки, и очень боялся не угодить. Он один из лучших охотников племени и знает Ановару всю жизнь, сколько себя помнит, так отчего же так волноваться?

Ренно как раз думал об этих сложных вещах, как вдруг услышал звонкий детский смех, и тяжело вздохнул. Конечно, Ба-лин-та снова увязалась следом.

Прошлой весной гуроны вырезали и сожгли одну из дальних деревень сенеков. Немногих оставшихся в живых жителей доставили в главное поселение. Восьмилетняя круглолицая Ба-лин-та из клана Медведя осталась сиротой, и великий сахем, давно мечтавший о дочери, принял ее в свой дом. Теперь девочка стала всеобщей любимицей.

Гонка, Ина и Са-ни-ва откровенно баловали ее, а Эл-и-чи все свободное время проводил с названой сестренкой. Но больше всех Ба-лин-та любила Ренно и всегда ходила за ним по пятам. Иногда Ренно начинал сердиться, но так привязался к малышке, что прощал ей все капризы и шалости.

— Ха, Ренно! А ты и не знал, что я иду следом. Если бы я была врагом, ты был бы уже мертв, и я сняла бы твой скальп.

Ба-лин-та сделала вид, что затыкает воображаемый скальп за пояс юбки.

Ренно с притворной строгостью посмотрел на девочку.

— А ты не слишком рано убежала из дома? Мама будет тревожиться.

Ба-лин-та замотала головой:

— О нет. Она ведь знает, что с тобой я в безопасности. Но ты не слушаешь меня, брат. И я знаю, почему.

Ребенок предлагал мир. Ренно не хотелось лишний раз дразнить девчонку.

— Почему?

Ба-лин-та хихикнула:

— Ты опять думаешь об Ановаре, а она на тебя и не смотрит.

Са-ни-ва как-то сказала, что в некоторых вещах даже маленькие девочки разбираются лучше, чем молодые воины.

— С чего ты взяла, что я думаю о ней?

— Потому, что когда ты на нее смотришь, твои глаза становятся нежными, как у оленя. Но тебе не придется долго ждать. Ановара сегодня обязательно выйдет в поле.

Ба-лин-та уселась на землю и приготовилась ждать. Ренно с досадой вздохнул.

— Мама обещала сделать на завтрак кашу с кленовым сиропом, — заявил юноша, хотя не имел и малейшего представления о планах матери.

— Я поела холодного картофеля перед уходом, так что не голодна.

Девочка с трудом удержалась от улыбки. Ренно понял, что сестра дразнит его, и рассмеялся.

— Не бойся, я сейчас уйду, — заверила сестренка. — Не пойму только, зачем так мучиться? Не такая уж она красивая, и потом, говорят, когда она была маленькой, то все время плакала. А я — нет! Я никогда не плачу. Я настоящая сенека. А знаешь что? Девушки говорят, что ты — лесной маниту. Знаешь, кто это придумал? Йала. И все согласились. Я сама слышала, когда играла с ними в длинном доме. Может, лучше отдать этих индеек Йале? — Девочка замолчала, чтобы перевести дыхание.

Ренно покачал головой. Йала была самой красивой девушкой в селении. Многие славные воины старались добиться ее внимания, так что она и смотреть не станет на молодых. И потом, с Ановарой все было проще, хотя Ренно вообще боялся говорить с девушками.

Юноша с упреком посмотрел на сестренку:

— Ты слишком много слушаешь и слишком много говоришь, Ба-лин-та. Если мама узнает, что ты сплетничаешь, она рассердится.

Ба-лин-та опустила голову и надулась.

— Я точно знаю, что я слышала. И ты на самом деле нравишься Йале. Я это не выдумала. — Она резко подняла голову. — Но ты прав, брат. Ты всегда прав. Нужно быть осторожнее.

Ба-лин-та побежала к дому, а Ренно смотрел ей вслед, раздумывая над тем, что только что услышал. Конечно, приятно, что Йала так говорила о нем. Ее отец был верховным хранителем веры, так что по положению она вполне годилась в жены сыну великого сахема. Но ведь о ней вздыхает так много славных воинов. Разве она станет смотреть на Ренно? Уж лучше постараться понравиться Ановаре.

Надо только привлечь к себе ее внимание, а дальше пусть решает сама. Старинный обычай сенеков гласил, что именно женщина выбирает себе мужчину. Те, правда, могли отказаться, но первый шаг должна сделать девушка.

Ренно уже приносил добычу в подарок родителям Ановары, и те радовались, что ему нравится их дочь. Но сама Ановара никогда не смотрела в его сторону.

Кто знает, может, на этот раз ему повезет?

Женщины цепочкой шли по тропинке, и Ренно увидел, что Ановара оказалась последней. Это очень хорошо, ведь теперь она даже может задержаться ненадолго и поговорить с ним.

Ренно спрятал индеек за спину и вышел на тропинку. Первыми шли старшие женщины, и он почтительно, как и подобает, поздоровался с ними, потом кивнул тем, кто помоложе, и чуть склонил голову перед незамужними девушками.

Ановара подошла ближе, и Ренно сделал шаг, загораживая ей путь.

Девушка остановилась.

— Охота была удачной, Ренно? — вежливо спросила она.

Ренно откашлялся.

— У нас в длинном доме очень много индюшатины. Слишком много. Может, ты возьмешь вот это. — Он протянул Ановаре связку.

Девушка равнодушно посмотрела на индеек.

— На третью ночь, в полнолуние, мы устраиваем праздник, — сказала она. — У нашего длинного дома. Думаю, потом все проголодаются, так что эти индейки могут пригодиться. Я сама их приготовлю, а ты приходи и попробуй.

Ренно изо всех сил сдерживал охватившую его радость.

— Хорошо, я приду.

Ановара забрала птиц и направилась вслед за остальными женщинами, а Ренно повернул к деревне. Он так задумался, что чуть не столкнулся с отставшей от подруг Йалой.

— Ты преследуешь врага? — невинным голосом поинтересовалась девушка.

Ренно пробормотал извинения и обмолвился, что вместе с другими воинами придет на праздник.

— Я тоже там буду, — спокойно ответила Йала. Ренно наклонил голову. Девушка немного помолчала.

— Ановара моя подруга, и я люблю ее, но она еще ребенок. Она сама не знает, чего хочет. — Йала опять сделала паузу и заговорила громче: — А я знаю, чего хочу.

Йала казалась такой красивой, что Ренно было приятно просто смотреть на нее. Но он очень боялся, что сейчас она скажет, кто из старших воинов нравится ей больше всех.

Мужчина не должен сплетничать о женщинах, поэтому Ренно ничего не ответил.

Йала внимательно посмотрела на него:

— И еще я умею ждать. — Она повернулась и ушла. Ренно подумал, как повезет тому, кого она выберет, и стал гадать, когда же ему самому удастся принять участие в битве и превратиться в настоящего воина-сенека.

Ренно уже два раза просил отца отпустить его в поход, но Гонка делал вид, что не слышит. Больше сын не отваживался заговорить на эту тему. Юноша чуть было не попросил о помощи мать и тетку. Отец всегда слушал их советы, Ина и Са-ни-ва, несомненно, помогли бы Ренно, зная, что тот достоин высокой чести. Но юноша понимал, что Гонке будет неприятно, если женщины заведут такой разговор, а Ренно совсем не хотелось сердить отца. «Терпение, — не раз говорила Са-ни-ва, — такая же добродетель, как мужество и стойкость».

Прошло два дня. Жители с нетерпением ждали праздника. Один из воинов принес оленя, и Ренно сначала расстроился, увидев, как на костре жарят огромную тушу, но потом заметил в стороне Ановару, занятую его индейками, и успокоился.

По дороге в длинный дом, где жили молодые воины, Ренно встретил Йалу и Ановару. Девушки несли деревянные подносы с маисовыми лепешками.

Ановара прошла мимо, словно не заметив юноши. Йала, напротив, остановилась.

— Ты придешь сегодня вечером, Ренно?

— Конечно.

— Хорошо. А я боялась, вдруг ты передумаешь, потому что мы пригласили очень много воинов.

Ренно вдруг почувствовал себя увереннее:

— Надеюсь, я тоже скоро стану воином.

— Ну конечно.

Ренно вернулся в длинный дом, раскрасил лицо желтой и зеленой красками и стал переодеваться. Мать недавно подарила ему новую одежду, расшитую цветными камешками. Ренно, улыбаясь, натянул новые мокасины. Это был подарок Ба-лин-ты, первая сшитая малышкой пара, и Ине пришлось немного помочь девочке, чтобы мокасины можно было носить.

Полная луна стояла высоко в небе. Ренно гордо, как настоящий воин, шел по селению. На самом деле он чувствовал себя не так уж уверенно. У дома девушек уже стучали барабаны.

На большом поле разложили огромный костер. На дальнем краю сидели вожди, хранители веры и старейшины со своими женами, они потягивали из тыквенных сосудов напиток из ягод, меда и воды. Барабаны гремели все громче, и скоро старики начали расходиться по домам. У огня остались только молодежь и их родители.

Девушки, неженатые воины и несколько молодых пар уже начали плясать. Музыка была медленной, вначале танцующие выстроились длинными рядами друг против друга, с одной стороны мужчины, с другой женщины, и жестами возносили хвалу маниту луны.

Мало-помалу танцоры начали двигаться все быстрее.

Ренно взглядом отыскал Ановару. На ней была длинная юбка, украшенная иглами дикобраза, и кожаная рубаха с орнаментом. В волосах, ниспадающих на спину, виднелся белый цветок. Ановара смеялась и болтала с высоким воином и делала вид, что не замечает Ренно. Воин внимательно слушал девушку и кивал.

Ренно стало неприятно. С ним Ановара не разговаривала так с тех пор, как они перестали быть детьми.

Йала подошла к Ренно и улыбнулась. Юноша едва слышно поздоровался с ней. Ему вдруг пришло в голову, что Йале стало жаль его. Очень мило с ее стороны.

В это время Ановара и высокий воин вышли на поле, чтобы присоединиться к танцующим. Было прохладно, и воин вежливо набросил Ановаре на плечи свою накидку. Ренно окаменел. Ановара открыто показала всему племени, что ей нравится этот воин.

Ренно вдруг совсем расхотелось танцевать и веселиться, он побрел прочь от костра, собираясь вернуться домой, но кто-то догнал его и взял за руку. Юноша обернулся и увидел Йалу.

— Ренно, сын Гонки, — твердо заговорила девушка, — ведет себя, как ребенок, который еще не прошел испытание.

Ренно хотел только одного: чтобы его оставили в покое.

— Почему ты говоришь со мной, как мать или тетя?

Йала смотрела на юношу горящими глазами.

— Разве Ренно не хочет стать вождем, когда вырастет?

Это был глупый вопрос.

— Конечно!

— Я знаю, ты станешь им. Но тогда веди себя, как вождь. Все знают, что кожа вождя должна быть толстой, как у бизона.

Йала была права. Отец часто говорил то же самое.

— Вождь не должен подавать вида, что женщина ест его сердце. Это нехорошо. Ты должен танцевать и веселиться, даже если думы твои мрачны, как ночное небо.

Ренно стало стыдно. Если люди поймут, почему он ушел, все поселение будет смеяться над ним.

— Пойдем! — Йала потянула его за руку.

Ренно был тронут, но не мог принять такой жертвы.

— Ты не должна из-за меня отказываться от удовольствия.

Йала пожала плечами. Ренно не посмел настаивать, иначе это показалось бы оскорблением. Идти рядом с Йалой было очень приятно.

— Хочешь, я буду танцевать с тобой? — робко спросила девушка.

Ренно улыбнулся:

— Ты так добра. Я никогда этого не забуду.

Йала внимательно смотрела из-под темных ресниц.

Поднялся ветер. Приближалась гроза. Ренно торопился к месту, где два ручья сливались в реку. На плечах у него лежал олень, и теперь Ренно должен был встретиться с Эл-и-чи и отпраздновать удачную охоту.

Брат обещал прийти на лужайку к заброшенной хижине. Давным-давно там жил старик сенека, который почему-то ушел из поселения.

Начинался дождь. Ренно положил тушу на землю недалеко от хижины. Эл-и-чи не было, а Ренно не хотелось мокнуть под дождем. Юноша знал, что многие люди боятся даже подходить к хижине, опасаясь потревожить дух старика. Но ведь старик и при жизни никому не причинял вреда, так что его дух (если он еще здесь) тоже вряд ли способен на зло.

Ренно наконец решился. Он повесил тушу на сук ближайшего дерева, чтобы до нее не добрались хищники, и побежал к хижине. Стены обросли сорняками и голубикой, а крыша провалилась внутрь. Ренно вошел в домик. Внутри была только полуразвалившаяся скамья, а на полу валялись сухие ветки. Теперь им с братом не придется мокнуть под дождем, собирая хворост. Ренно наклонился и принялся выгребать золу из очага. Эл-и-чи почувствует запах дыма и придет сюда. Внезапно Ренно остановился. Зола была теплой.

Юноша вздрогнул. Может, старик и правда был колдуном? Ренно слышал про такой случай — один воин заснул в доме мертвого колдуна, и тот похитил его душу.

Уж лучше спать под дождем, чем столкнуться со злым духом.

Ренно хотел было уйти, но вдруг услышал тяжелые шаги. Юноша опустился на колени и приложил ухо к земле. Люди. Духи не шумят.

Ренно выскользнул из хижины и спрятался за дерево, сжимая в руке нож.

С противоположной стороны на лужайку вышли три воина, раскрашенные в боевые цвета гуронов.

Они громко смеялись. Ренно понял, что враги не заметили ни его, ни туши, подвешенной на дереве.

С поясов воинов свисали свежие скальпы, а один нес целую связку одежды и украшений. Скорее всего, гуроны возвращались из очередного набега.

Ренно дождался, пока гуроны войдут в хижину и разведут огонь, а потом тихонько подкрался к окну. Над очагом сохли окровавленные скальпы и кожаная рубаха. Судя по вышивке, рубаха принадлежала сенека. Ренно прислушался. Воины обсуждали подробности набега, и юноша догадался, что те разорили маленькую деревушку к северу от главного поселения.

Ренно осторожно подошел к двери.

Ударила молния, на несколько мгновений осветив лес, и заревел дух Грома. Маниту взывали к мести.

Ренно выкрикнул боевой клич и шагнул в открытую дверь. Щурясь от яркого света молнии, гуроны обернулись к нему, но юный воин оказался проворнее. Не успели враги опомниться, как первая стрела вонзилась в глаз одному, а вторая попала в грудь другому.

В это время оставшийся в живых воин выхватил из-за пояса диковинную металлическую трубку с изогнутой рукояткой и навел ее на юного сенека.

Раздался странный звук.

Гурон пробормотал проклятие, швырнул оружие на землю, выхватил нож и бросился на врага.

Ренно ловко отвел руку гурона в сторону. К счастью, он еще утром смазал все тело жиром, чтобы защититься от пронизывающего ветра, и теперь имел преимущество. Воин был выше и тяжелее молодого сенека и быстро сбил его с ног. Противники катались по полу, стараясь ножами достать друг друга.

Каменное лезвие мелькнуло у самого лица, и Ренно понял, что не выдержит долгой борьбы. Он сделал вид, что целится в горло, но неожиданно ударил ножом в живот, потом еще и еще раз. Гурон начал слабеть.

— Все, кто желает зла сенекам, умрут, — произнес сын великого сахема и ударил ножом в горло.

Ренно медленно поднялся на ноги. Нужно было снять скальпы, но сначала ему хотелось посмотреть на незнакомое оружие.

Предмет оказался на удивление тяжелым, чуть длиннее руки, с трубкой толщиной в палец. Отверстие было только с одной стороны, в отличие от духовых ружей, которыми пользовались онондага.

Ренно все еще рассматривал необычную вещь, как вдруг почувствовал резкую боль в левом плече, и тут же сильный удар сбил юношу с ног, а на спину опустилось что-то очень тяжелое.

Отчаянно извиваясь, Ренно как-то ухитрился повернуться. Огромный гурон с жутким красно-белым лицом покачивался у него на груди, коленями прижимая к земле руки юноши.

Ренно попытался сбросить врага, но не смог. Плечо невыносимо болело.

Гурон занес нож, металлическое лезвие блеснуло в свете пламени.

— Послушай мои слова, сенека, прежде чем отправиться в долгий сон, — торжественно произнес он. — Ты убил трех моих воинов, и ты умрешь.

Плечо горело, но лицо Ренно оставалось неподвижным. Сенеки умирают с честью.

Алан де Грамон, или Золотой Орел, как его называли индейцы, зло рассмеялся:

— Хорошенько запомни, что я тебе скажу! Ты и я не похожи на остальных воинов. Мы с тобой оба из другого мира.

Ренно с удивлением заметил, что глаза врага не темные, как у всех, а голубые, и кожа под краской почти такая же, как у него самого.

— Вот уже много лун я не встречал ирокеза, равного мне по силе. Я — Золотой Орел, величайший из воинов. Запомни это имя!

— Я унесу твое имя в иной мир, Золотой Орел.

— Я передумал. Ты отправишься туда, но позже. Ты слишком молод и не обрел своей силы. Сейчас я сильнее тебя, но придет время, ты станешь старше и выйдешь на тропу войны. Я дарю тебе жизнь, молодой сенека, чтобы ты стал воином. Может быть, ты окажешься врагом, которого я искал.

Если бы не боль в плече, Ренно решил бы, что это сон.

— Это мой дар, юный сенека. Прими его, и мы встретимся равными, если такова будет воля маниту.

Металлический нож, дрожа, врезался в землю в нескольких дюймах от головы Ренно.

— Кто ты? — спросил Грамон. — Я хочу знать имя врага Золотого Орла.

— Меня зовут Ренно.

— Мы еще встретимся, сенека Ренно. Слово Золотого Орла, величайшего из гуронов.

Белый гурон встал и растворился во тьме. Ренно потерял сознание.

Через какое-то время Ренно услышал, как кто-то зовет его. Что было потом, юноша помнил плохо. Кажется, его несли на носилках, слышались голоса воинов и отца. Потом Йала назвала его по имени, Ренно удивился и снова погрузился во тьму.

Когда он проснулся, голова уже не болела. Откуда-то доносилось пение. Ренно попытался сесть, но тут же опустился обратно на постель. Пахло горящим табаком, кто-то посыпал тело юноши толчеными травами. Ренно узнал голос матери.

Пение внезапно оборвалось. Юноша скосил глаза и увидел, как Са-ни-ва подает Ине чашку с горячим травяным настоем.

Мать поднесла напиток, и Ренно начал пить маленькими глотками.

Боль прошла. Юноша лежал в доме родителей. Ба-лин-та подкладывала дрова в очаг, а Йала крошила в огонь табачные листья.

Ренно осторожно потянулся к левому плечу. Мускулы были напряжены, но боли совсем не чувствовалось.

Мать и тетка улыбались, но лицо Йалы оставалось печальным.

Ина сказала несколько слов Ба-лин-те. Девочка вышла на улицу. Воздух наполнился шумом трещоток и мужских голосов. Хранители веры пришли помочь Ренно обрести силы.

Люди в огромных масках вошли в дом.

— Пепел унесет твою боль! — пропел верховный хранитель веры, отец Йалы. Он умел общаться с маниту леса. — Мы развеем пепел, и ты поправишься.

Пепел поднялся в воздух и стал медленно оседать на тело Ренно. Голова снова начала кружиться. Маска отца Йалы оказалась совсем близко, и вдруг в отверстиях блеснули голубые глаза.

Жесткая бизонья шерсть, венчавшая маску, превратилась в бледно-желтые волосы, и Ренно узнал маниту из своего видения.

«Ренно, сын Гонки, — сказала маска женским голосом. — Ты прошел испытание и одержал победу. Теперь ты — воин».

Потом маска приняла прежний вид. Хранители веры пели до тех пор, пока у Ренно не заболели уши. Мать, тетя и Йала тихонько смахивали с тела юноши пепел.

Хранители веры уходили.

— Теперь тебе надо поесть, — сказала Ина и торжественно вручила Йале деревянную чашку.

Девушка опустилась на колени рядом с Ренно и начала кормить его с большой ложки.

Ренно проспал весь день, а когда проснулся, увидел сидящего рядом отца. Гонка держал в руках красивый головной убор из девяти перьев.

— Это твое, сын мой. Перья принадлежали гуронам, которых ты убил в лесу. Скоро ты поправишься, наденешь это на голову, заткнешь за пояс три скальпа, и тогда тебя объявят воином.

Великий сахем достал из-под своей накидки металлический нож. На рукоятке стоял знак Золотого Орла.

— А ты видел металлическую трубку, отец?

Гонка наклонил голову:

— Эл-и-чи принес ее, когда нашел тебя.

— Я никогда не видел такого оружия.

— Ты все узнаешь на совете ирокезов. — Гонка не хотел говорить на эту тему. — Теперь объясни мне, как этот нож оказался в земле рядом с твоей головой.

Ренно рассказал про встречу с белым гуроном, который называл себя величайшим из воинов. Отец задумался.

— Верно, — наконец промолвил Гонка. — Золотой Орел — могучий воин. Я всегда мечтал встретиться с ним в бою. Он самый страшный из наших врагов. Но, может быть, он прав, и тебе, а не мне суждено сразиться с ним. И если так случится, не испытывай жалости. Ты должен убить его.

— Я слышал твои слова, отец. И сделаю, как ты велишь.

Гонка подал сыну металлический нож. Ренно положил оружие под тюфяк:

— Когда маниту войны пошлют мне встречу с Золотым Орлом, я убью его этим самым ножом.

Гонка встал и вышел из дома.

Вскоре Йала принесла Ренно ароматную похлебку из бизоньего мяса, помидоров и маиса.

Юноша не смог справиться с любопытством:

— Почему ты ухаживаешь за мной?

Йала отвернулась, пряча улыбку:

— Правду говорит Са-ни-ва, что даже великие воины думают, как дети.

— Может, великий воин должен думать, как женщина? — Ренно обиделся, что Йала не ответила на его вопрос.

Девушка засмеялась, наклонилась и коснулась губами его лба.

Ренно вспыхнул. Он знал, что это означает. Йала вовсе не жалеет его и уж конечно не считает братом. Она предлагает себя, женщину, ему, мужчине. Сердце Ренно бешено заколотилось.

Йала выпрямилась и снова взяла в руку ложку:

— Теперь тебя ждет много дел. Ты станешь воином и пойдешь на совет ирокезов. Ты выйдешь на тропу войны, и гуроны никогда не будут разорять наши поселения. А потом ты вернешься домой, и тогда мы поговорим о том, что касается только нас двоих.

Три старших воина привели Ренно в длинный дом. Языки пламени в очаге вздымались прямо к отверстию в крыше. На помосте, в окружении вождей из других селений сенеков, сидел Гонка. Старейшины и старшие воины собрались у него за спиной.

Напротив помоста сидели люди, прибывшие на совет из других деревень. В глубине дома Ренно заметил мать, тетю, Ба-лин-ту и Йалу. Сестренка от возбуждения переминалась с ноги на ногу.

Ренно, в одной набедренной повязке, склонился перед отцом.

Юноше велели подняться, и один из вождей произнес длинную речь, описывая победу над тремя гуронами. Все происходило не совсем так, Ренно отлично помнил, что случилось на самом деле, но достаточно было того, что юный сенека действительно убил врагов племени.

Отец Йалы вышел вперед и раскрасил тело посвящаемого зеленой и желтой красками. Гонка надел на сына головной убор, и Ренно вытащил из-за пояса металлический нож.

Мужчины принялись рассматривать его, передавая из рук в руки. Прежде чем протянуть нож соседу, каждый надрезал себе мизинец и выжимал несколько капель крови в глиняный кувшин. Отец Йалы, тихонько напевая, добавил туда воды, меда и виноградного сока.

Гонка первым отхлебнул из кувшина, а потом пустил его по кругу. Ренно оказался последним. Он допил то, что оставалось и бросил сосуд в огонь. Теперь Ренно стал воином.

Великий сахем обнял сына.

Потом другие воины начали поздравлять его, а женщины потихоньку ушли.

Жизнь Ренно переменилась. Тем же вечером он отнес свои вещи в один из длинных домов, где жили неженатые воины, и был удивлен непривычной тишиной. Никто не кричал, не играл и уж конечно не приглашал приятелей побороться.

Теперь Ренно не придется таскать воду из колодца по просьбе матери или выполнять другую мелкую работу по дому. Старшие воины держались с Ренно на равных. У многих из них было всего по одному или по два скальпа.

— Когда теперь мы пойдем на охоту? — подошел к брату Эл-и-чи.

— Скоро, — улыбнулся Ренно. — Отец, правда, велел мне отдыхать и набираться сил, пока не начнется совет племен, но через несколько дней я смогу делать все, что захочу.

— Жаль, что мне нельзя побывать на совете.

— Потерпи, брат, и ты станешь мудрее.

Эл-и-чи расхохотался:

— Если бы ты был мудр и терпелив, то не напал бы в одиночку на трех гуронов!

Ренно не нашел, что ответить.

Жизнь в селении била ключом. Осень уже подходила к концу, но мужчины изо дня в день отправлялись в лес в поисках дичи, и даже старшие воины вместе с молодежью. Мальчики и незамужние девушки ловили рыбу, а дети собирали съедобные коренья.

Были поставлены временные длинные дома. Великий сахем готовился к встрече гостей.

Первыми прибыли военные вожди и хранители веры из других поселений сенеков. Наиболее уважаемые гости поселились в домах своих кланов.

С запада и востока пришли могауки и онейда. Последними появились свирепые кайюга и онондага, которых остальные ирокезы считали тугодумами.

Ренно удивлялся, что люди смотрят на него, как на героя. Сенека хвастались юношей, голыми руками убившим трех гуронов, и многие гости приходили просто посмотреть на него.

— Ты станешь великим воином, как и твой отец, — обратился к Ренно старый вождь могауков. — Маниту благосклонны к тебе.

В последний день перед началом совета Ренно с двумя воинами онондага из клана Медведя шел к тому месту, где должен был происходить совет. Воинов просили помочь строить помост для вождей. И вдруг Ренно оказался лицом к лицу с Ановарой.

С тех пор, как он стал героем, Ановара относилась к нему совсем иначе. Вот и сейчас она ласково улыбнулась и попросила Ренно задержаться.

Онондага пошли вперед.

— Я хотела сказать, что горжусь тобой.

Ренно важно наклонил голову. Ановара положила руку ему на плечо:

— Я сказала всем моим родственницам из других племен, что ты мой старый и верный друг, и мы знакомы еще с тех пор, как матери носили нас за спиной.

— Это так, — вежливо ответил Ренно.

«Странно, — подумал он, — еще совсем недавно я так мечтал о ней».

Ановара была красива, но красота эта блекла перед прелестью Йалы. И сейчас Ренно было все равно, что думает о нем Ановара. Воинам нет дела до женских разговоров.

— А еще я сказала им, — лукаво произнесла девушка, — что мы и сейчас добрые друзья.

Ренно похолодел. Он больше не искал благосклонности Ановары, и, самое главное, эти слухи могли повредить его отношениям с Йалой. Ренно скрестил руки на груди, кивнул и пошел догонять онондага.

Ановара так и осталась стоять с выражением горечи на лице. Мысль о том, что никто, кроме нее самой, не виноват в этой потере, ничуть не утешала девушку.

На следующий день рано утром пять барабанов — по числу племен — возвестили о начале совета. С одной стороны от помоста вождей сели старшие воины, места с другой стороны заняли хранители веры, молодежь длинными рядами расположилась позади. Прибыли военные вожди, каждый в роскошном головном уборе и с многочисленными скальпами за поясом. Последними вышли сахемы, в парадных накидках из бизоньих шкур. Они заняли места на помосте. Великий сахем Гонка сел на почетное место. В тот же миг, как по команде, барабаны стихли.

Индейцы всегда ценили ораторское искусство, и вожди племен многословными речами заверили собравшихся в братских чувствах, связывающих ирокезов. Все подчеркивали нерушимость союза пяти племен.

В полдень совет прервали, чтобы немного подкрепиться. Затем все вернулись на свои места и наконец заговорили о деле.

Один из вождей сенеков рассказал о встрече Ренно с гуронами. Все воины повернулись в сторону юноши. Рассказ длился долго, и только в самом конце оратор достал из-под накидки и показал всем металлическую трубку.

— Один из гуронов принес эту маленькую огненную дубинку! А у остальных были большие!

Старший воин достал то, о чем шла речь, и все три предмета пошли по рукам.

Ренно удивился, почему сразу не догадался, что попало к нему в руки. Он уже слышал об огненных дубинках — волшебном оружии, которое издает громкий звук и выплевывает пламя, — оно куда опаснее, чем лук и стрелы. Правда, Ренно ни разу не видел огненных дубинок, и только теперь ему стала понятна тревога отца.

Появление мушкетов и пистолета вызвало шум. Один за другим вожди требовали без промедления выйти на тропу войны и уничтожить гуронов, а если потребуется, то и их соседей и верных союзников, оттава. А если алгонкины посмеют вмешаться в войну, то и их тоже.

Гонка сидел неподвижно, с одеревеневшим лицом, пока не выступили все вожди. Наконец настала очередь великого сахема. Он встал. Воцарилась тишина.

— Братья! Послушайте того, кто водил вас в бой и одержал много побед над гуронами, оттава, эри и алгонкинами. Нет воинов сильней и отважней ирокезов, но если мы сейчас выступим против наших заклятых врагов, то проиграем.

Снова поднялся гул. Вожди и старшие воины не верили своим ушам, многие пришли в ярость. Гонка поднял руку. Гул стих.

— Сенеки выйдут на тропу войны, и гуроны пожалеют о том, что сделали. Но мы не готовы к большой войне. Гуроны и оттава вступили в союз с белыми из города, который называют Квебек. Эти белые дали гуронам много огненных дубинок и научили пользоваться ими. Наши луки и стрелы будут бессильны.

В словах великого сахема был смысл. Сахемы и военные вожди закивали в знак согласия.

— Ирокезам тоже нужны огненные дубинки, и мы должны узнать, как с ними обращаться.

Раздался одобрительный гул.

И снова Гонка потребовал тишины.

— Вот для чего я собрал вас на совет. Ирокезы не будут просить огненные дубинки у белых друзей гуронов и оттава, но мы можем получить оружие у других белых. Я прошу вашего согласия на то, чтобы отправить гонцов в города белых, которые называются Олбани, Спрингфилд и Бостон. Мы встретимся с белыми, и они дадут нам огненные дубинки.

Все хором согласились. Сахем могауков задумался.

— Брат мой, но что мы дадим взамен? Ирокезы не должны в обмен на оружие вмешиваться в войну между белыми из Бостона и Олбани с белыми из Квебека.

Сахем онейда встал:

— Брат мой могаук говорит правду. Белые хитры и лживы. Если мы не проявим осторожность, то нам придется сражаться вместо них с гуронами, оттава и алгонкинами.

— Не годится сыновьям ирокезов погибать в войнах белых, — согласился Гонка. — Они жадны, так что мы дадим им то, что они считают самым ценным — шкуры бобров, выдр, лисиц и бизонов.

Один за другим сахемы всех племен согласились с этим предложением. Ирокезы доверяли великому сахему говорить от их имени с белыми и получить огненные дубинки в обмен на меха.

Гонка торжественно поклялся не заключать никаких союзов ни с кем из белых.

Теперь те, кто не был согласен с решением совета, могли встать и высказать свое мнение. Кое-кто из старших воинов вообще не хотел иметь дела ни с кем из белых, но и они согласились, что у ирокезов нет другого выхода.

Воины помоложе присутствовали только как зрители и не имели права голоса, но, оглядываясь вокруг, Ренно понял, что его соплеменники довольны решением совета. Сам Ренно считал лук и стрелы лучшим оружием, но радовался, что получит огненную дубинку и научится стрелять из нее.

Пятеро сахемов надели особые головные уборы, украшенные оленьими рогами, и коснулись ими друг друга. Отныне соглашение стало законом для всех ирокезов. На закате начался пир.

Наутро гости стали расходиться, и к полудню в селении остались только его жители. Младшие воины и взрослые девушки отправились разбирать временные постройки, а потом вернулись в деревню.

Ренно очень хотел, чтобы отец назначил его одним из гонцов к белым, но тот уже выбрал трех старших воинов.

Впрочем, юноше не стоило жаловаться на судьбу. Вскоре после того, как отец назвал имена гонцов, Ренно вместе с другими воинами позвали в длинный дом. Там уже сидели Гонка и еще один вождь, Сун-ай-йи. Последними подошли три младших воина, в том числе и Эл-и-чи.

— Вас избрали, — произнес великий сахем, — чтобы отомстить за честь сенеков. Сун-ай-йи отведет вас в селение гуронов, и вы уничтожите его защитников!

Ренно не помнил себя от радости. Наконец-то он будет сражаться!..

Выступление назначили на следующее утро. Воины разошлись, остались только Гонка и оба его сына.

— Эл-и-чи, — обратился великий сахем к младшему. — Таково было желание Сун-ай-йи, чтобы ты вместе со своими товарищами отправился в поход. Делай, что тебе прикажут, береги себя и не позорь наш клан.

Эл-и-чи наклонил голову, его темные глаза сверкали от радости.

— Я добуду славу моему отцу и клану Медведя.

Потом Гонка повернулся к Ренно и обнял за недавно зажившее плечо.

— Хотел бы я, чтобы ты остался дома, пока болезнь не уйдет из твоего тела.

Ренно торопливо расправил плечи.

— Но я здоров, отец.

— Хорошо, — сказал великий сахем, старательно пряча улыбку. — Сун-ай-йи очень просил отправить тебя с отрядом. Он считает, что ты заслужил это право. Я тоже так считаю, так что не смог отказать ему.

Ренно поблагодарил отца.

— Ты уже доказал свою доблесть, так что не рискуй понапрасну. Я думаю, ты еще многое можешь сделать для народа сенеков.

— Я не сделаю больше того, что должно быть сделано, — ответил Ренно, — но обещаю, что вернусь и принесу много скальпов гуронов.

— Не сомневаюсь. — Гонка вздохнул. — Теперь мне нужно поговорить с женщинами из нашей семьи и сказать им, что сыновья отправляются на войну с гуронами.

Братья поклонились, а когда великий сахем вышел из дома, бросились друг другу в объятия. Сбылась самая заветная мечта, и они были счастливы, даже несмотря на то, что Эл-и-чи и другие младшие воины не должны были участвовать в самом сражении.

Ренно отправился в дом воинов, чтобы подготовиться к походу, и только поздним вечером пришел к родителям на прощальную трапезу. Ина и Са-ни-ва приготовили самые любимые лакомства детей и были спокойны, как всегда. Ина собрала два кожаных мешка с сушеным маисом и вяленой олениной.

Гонка гордился сыновьями, но не стал говорить о сложностях предстоящего похода. Вместо этого речь зашла о гонцах к белым.

— Я приглашу чужеземцев в селение сенеков. Вы вернетесь еще до того, как они приедут, так что будете присутствовать при переговорах, когда мы предложим белым шкуры в обмен на огненные дубинки.

— А что ты сделаешь, отец, если эти белые потребуют, чтобы сенеки вступили в войну с другими белыми, теми, что с севера?

— Ты слышал, что я сказал на совете. Я откажусь. Я не доверяю белым, так что не могу принять их как братьев.

Ба-лин-та, сидевшая между Ренно и Эл-и-чи, не вытерпела:

— Ренно, ты принесешь мне куклу гуронов?

— Если смогу, то принесу, — заверил старший брат, — но не обещаю.

Маленькой девочке сложно понять, что такое война. Ба-лин-та не унималась:

— Я хочу рубашку и еще барабан.

— Будь уверена, — попыталась успокоить ее Ина, — Ренно не забудет о тебе!

— И еще игрушки!

Тут вмешался Гонка:

— Ба-лин-та, гуроны очень похожи на сенеков. Старинные легенды говорят, что когда-то мы были одним народом. Злые маниту поселились в сердцах гуронов, они ушли от нас и стали нашими врагами, но их игрушки и барабаны такие же, как у нас.

Девочка наконец замолчала, не желая сердить отца, но по-прежнему не сводила с брата умоляющего взгляда. Ренно улыбнулся и кивнул.

После еды Ина намазала лица сыновей золой, а Са-ни-ва дала им мешочки с травами, чтобы уберечь от злых духов.

Ренно и Эл-и-чи крепко обняли Ба-лин-ту и отправились по домам. Отец простится с ними утром.

В эту ночь Ренно долго не мог заснуть, но, помня о том, что ему придется провести в пути много часов, все-таки заставил себя расслабиться и наконец задремал. Юноша проснулся задолго до назначенного часа, неторопливо нанес боевую раскраску, проверил оружие и вышел на улицу.

У дальнего конца дома виднелась женская фигурка, и Ренно догадался, что это Йала пришла проводить его. Он подошел ближе, и девушка молча протянула маленький кожаный мешочек.

Ренно развязал ремешки и вытряхнул на ладонь вырезанную из дерева фигурку ястреба. Юноша не мог вспомнить, говорил ли Йале про сына женщины-маниту, обещавшего ему воинскую силу. Ренно просто склонил голову в знак благодарности.

Йала потянулась к фигурке. Пальцы их встретились. Рука Ренно задрожала, а девушка положила фигурку обратно в мешочек и подвесила его к ожерелью из медвежьих когтей.

Шнурок натянулся. Ренно уже знал, что, вернувшись из похода, пойдет прямо к Йале. Девушка прижала ладонь к его груди и исчезла в темноте так же молча, как и появилась.

Ренно вместе с остальными пошел в длинный дом, где жили три старших воина, отправляющиеся в набег. Эл-и-чи и другие младшие уже отправились в путь, чтобы успеть поохотиться.

Вскоре в длинный дом пришли Гонка и Сун-ай-йи.

Сун-ай-йи был грузным, с большим животом и седеющими волосами, но все знали о необыкновенной отваге этого воина. Вот уже много лет он был военным вождем сенеков и пользовался полным доверием великого сахема.

Все вышли на улицу. Сун-ай-йи повернулся к отряду и подал знак. Воины выстроились у него за спиной.

Гонка поднял руку, прощаясь сразу со всеми, и только глаза его блеснули при взгляде на старшего сына.

Деревня еще спала, когда отряд миновал частокол, пересек маисовое поле и направился в лес. Воины бежали рысцой. Это было одним из военных секретов сенеков, и каждый мальчик с детства учился быстро и подолгу бегать. Даже вождь, которому давно уже исполнилось сорок, спокойно выдерживал темп.

Младшие воины добыли дичь, развели костер и ждали остальных на маленькой полянке. Воины радовались, что отправились в поход, но говорили тихо, чтобы голоса не разносились по лесу.

Эл-и-чи подошел к брату, и они уселись бок о бок, с ломтями жареной оленины в руках.

— Йала приходила проститься с тобой сегодня утром? — осторожно спросил Эл-и-чи, искоса взглянув на кожаный мешочек.

Ренно кивнул.

— Она сделала тебе подарок?

— Да.

Эл-и-чи был еще слишком мал для таких разговоров. Он с трудом удержался от смеха:

— Она очень нравится нашей матери и тете.

Ренно оживился:

— Надеюсь. Но почему ты так уверен?

— Я слышал, как они говорили об этом с отцом.

— Что он сказал?

Эл-и-чи пожал плечами. Обычно, когда речь шла о браке, все решали женщины, и только если у мужчин имелись серьезные возражения, они высказывали свое мнение.

— Ба-лин-та, — продолжал младший брат, — много раз говорила Йале, что ждет не дождется, когда они станут сестрами.

Ренно скривился. Жаль, что девочек, в отличие от мальчиков, не учат держать язык за зубами.

— Мне бы тоже этого хотелось, — добавил Эл-и-чи. — Самая красивая девушка ирокезов станет моей сестрой!

— Ты болтаешь совсем как Ба-лин-та, — сказал Ренно и взял еще один кусок мяса.

Эл-и-чи тихо рассмеялся. Он во всем брал пример с Ренно и решил, когда наступит время, тоже жениться на очень красивой девушке.

Ренно оценил восхищение брата и смягчился:

— Только смотри, не говори об этом никому.

— Да уже весь поселение знает, что вы с Йалой думаете друг о друге.

Ренно было приятно, что другие интересуются его делами. Он радовался, что семья одобряет их отношения, и надеялся, что родители Йалы тоже довольны. Но теперь не время думать о таких вещах. Если воин в походе будет только и делать, что болтать о женщинах, он непременно попадет в беду.

На ночь выставили часовых, а остальные уснули прямо у костра.

Сенеки поднялись еще до рассвета, доели остатки мяса, напились воды из ручья и двинулись в путь. День пролетел незаметно.

На вторую ночь жители деревни онондага принесли сенекам горячей похлебки, так что можно было не разводить костер. Впереди лежали земли могауков, и третью ночь воины провели под крышей братьев-ирокезов.

На четвертые сутки обстановка изменилась. Теперь отряд двигался на север, по охотничьим угодьям гуронов, и вскоре вышел к большой реке. Белые люди из Квебека называли ее рекой Святого Лаврентия.

С этого дня воины больше не разводили костров, не охотились и ели только сырую рыбу, добавляя к скудному рациону кусок вяленой оленины и горсть сушеного маиса. Отряд разделился на три колонны по десять человек, во главе каждой стоял старший воин. Никто не должен был разговаривать ни днем, ни ночью. По ночам выставляли трех дозорных, а лагерь разбивали только в таких местах, где к нему нельзя было подойти незамеченным. Каждый спал, держа под рукой лук и стрелы.

Наконец Сун-ай-йи сказал, что им остался один дневной переход.

У Ренно пересохло во рту. А вдруг ему доведется встретиться с белым гуроном? Хотя, может быть, им еще рано встречаться? Ренно знал, что легко устоит в схватке с обычным воином, но для такого испытания, как поединок с Золотым Орлом, опыта у юноши пока было мало.

Последний отрезок пути сенеки шли с величайшей осторожностью, крадучись перемещались от одного дерева к другому, стараясь всегда оставаться в тени.

И вот к полудню отряд вышел к реке. Поселение гуронов находилось на противоположном берегу. Воины напились, поели и притаились в густом кустарнике. Сун-ай-йи хотел дождаться ночи.

Ренно назначили в дозор, наблюдать за дальним берегом, и теперь он прислушивался к незнакомым звукам, глядя на воду и вражеское поселение, и лишь изредка прикрывал глаза, чтобы снять напряжение.

Кто-то подошел сзади, и Ренно, не оглядываясь, узнал Эл-и-чи.

На поверхности воды появилось пятнышко. Ренно поднял взгляд на верхушки деревьев, а потом снова посмотрел на воду. Пятнышко пропало, но тут же мелькнуло снова.

Ренно вопросительно взглянул на брата.

Эл-и-чи медленно оглядел реку и небо над ней и пожал плечами. Иногда, если долго смотреть в одну точку, начинаешь видеть то, чего на самом деле нет.

Ренно тронул брата за рукав и указал вверх.

Эл-и-чи поднял взгляд и потряс головой.

Небо слишком ясное, с досадой подумал Ренно. Отцу-солнце не мешало бы укутаться в облака. Пятнышко переместилось, и Ренно замер, когда понял, что перед ним ястреб.

Птица подлетала все ближе и ближе. Вот она уже парила прямо над ними. Теперь ястреб начал снижаться.

Эл-и-чи тоже с благоговением смотрел в небо.

Рядом с Ренно закружилось перышко. Он вытянул руку, и перышко опустилось прямо на ладонь. Ястреб поднялся выше и вскоре исчез из виду.

Ренно вставил перышко в волосы, готовый ко всему, что бы ни ждало его на том берегу.

Когда остальные воины проснулись, Эл-и-чи коротко рассказал им, что произошло. Многие смотрели недоверчиво, но перышко в волосах Ренно говорило само за себя, и появление ястреба сочли добрым знаком. Сун-ай-йи включил Ренно в первый отряд нападающих.

На закате десять воинов-сенеков бесшумно вышли из зарослей. Старший воин остановился и вытянул вперед руку.

К берегу причалило каноэ. В нем сидели четверо воинов с красно-белой раскраской. Сун-ай-йи послал двух человек проверить, нет ли еще кого-нибудь поблизости. Дозорные быстро вернулись. Берег был пуст. Воины из отряда Ренно прицелились и выстрелили. Четыре гурона упали.

Сенеки подошли к берегу. Ренно металлическим ножом снял скальп с одного из убитых.

Сун-ай-йи велел младшим взять каноэ.

За рекой послышались голоса. Сенеки находились теперь напротив вражеских ворот. Солнце садилось, и женщины гуронов возвращались домой с маисовых полей. Многие весело болтали, но некоторые шли в стороне, с каменными ножами в руках, то и дело оглядываясь по сторонам.

Было ясно, что гуроны опасались нападения.

Сенеки не хотели нападать на женщин. Это было бы нарушением законов войны и могло вызвать гнев маниту.

Женщины прошли, и ворота закрылись.

Сенеки насчитали снаружи шестерых часовых. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь подал сигнал тревоги. Военный вождь жестом указал на шестерых, включая Ренно. Воины легли на землю и поползли по полю с маисом и тыквами. Сенеки двигались очень медленно, и Ренно с благодарностью вспомнил о долгих часах тренировок. Воинская сила наполняла все его существо.

И только подобравшись к часовому на расстояние вытянутой руки, Ренно почувствовал страх. Юный воин замер, собрался с духом, нащупал за поясом нож и стал ждать.

Сверчок трижды пропел свою песню, и сенеки вскочили на ноги. Ренно вонзил нож, потом еще и еще раз. Вражеский воин умер на месте, не издав ни единого звука. Ренно снял скальп и заткнул себе за пояс. Все сенеки отлично справились с заданием.

Теперь Сун-ай-йи двинулся вперед с основной частью отряда. Воины принесли захваченное каноэ, перевернули его и приставили к частоколу, а потом один за другим взобрались наверх, словно по лестнице. Карабкаться по березовой обшивке было легко, и, добравшись до вершины, нападающие по одному спрыгнули внутрь.

Младшие замыкали колонну. Им предстояло открыть ворота, чтобы сенеки могли уйти, совершив то, ради чего явились в селение врага.

Воины разбились на группы и двинулись в сторону длинных домов.

Деревня была очень похожа на селения сенеков, и Ренно вспомнил, как отец рассказывал о старинных легендах, в которых говорилось, что сенеки и гуроны раньше были одним народом.

В домах горели огни, но воины не собирались заходить внутрь, чтобы не оказаться лицом к лицу с многочисленными обитателями. Сенеки прятались в тени, подбираясь как можно ближе к общему дому. Гуроны только что завершили вечернюю трапезу и теперь сидели снаружи, у стены, куря трубки и беседуя друг с другом.

Военный вождь подал знак. Битва началась. Большинство гуронов погибли сразу, не успев понять, что случилось. Немногие оставшиеся бросились на сенеков.

Ренно оказался лицом к лицу с рослым старшим воином. Уронив дымящуюся трубку, гурон выхватил из-за пояса нож.

Юный сенека прыгнул вперед, но гурон отскочил в сторону, и Ренно промахнулся. Он еще не понял, что произошло, а гурон уже сидел на нем и, схватив за волосы, тянулся ножом к горлу.

Ренно сумел увернуться, но получил лишь временную передышку. Физически он был слабее противника, и следующий удар мог оказаться последним.

Ренно охватила ярость. Он подумал о только что обретенной воинской силе. Вдруг что-то обожгло руку юноши. Еще дымящаяся трубка, которую недавно курил гурон, лежала неподалеку. Ренно схватил ее и в тот миг, когда нож опять промелькнул перед его глазами, вытряхнул горящее содержимое трубки в лицо гурону.

Тот закричал от боли, ослабил хватку и Ренно ударил врага ножом в грудь. Увидев, что противник мертв, юноша вскочил на ноги и быстро снял скальп.

Сражение длилось несколько минут. Сенеки собрались уходить.

Неожиданно гуроны выбежали из домов в дальнем конце селения и вскоре образовали отряд, который с легкостью мог одолеть немногочисленных нападавших. Ренно ужаснулся. Враги отреагировали гораздо быстрее, чем ожидали сенеки, и теперь было невозможно следовать первоначальному плану уйти до того, как гуроны сумеют собрать погоню.

Нужно было отвлечь внимание гуронов, чтобы сенеки успели отойти на безопасное расстояние, и Ренно, не раздумывая, повернул назад. Эл-и-чи кричал, чтобы брат поспешил к воротам, но Ренно решил осуществить свой план.

Он ворвался в ближайший длинный дом. Перепуганные женщины и дети сгрудились возле очага. Ренно перескочил через трехлетнюю девочку и бросился к огню.

Женщины потянулись за ножами и кинулись на врага. Ренно не долго думая схватил горшок с кипящей похлебкой и выплеснул содержимое в их сторону. Женщины отпрянули. Ренно вытащил из очага пылающий кусок дерева и, подбежав к выходу, ткнул горящим концом в солому, которой был устлан пол. Солома вспыхнула, и не успел Ренно выскочить на улицу, как огонь охватил весь дом.

Снаружи Ренно дожидались три воина-сенека, отстреливавшихся от гуронов.

В это время загорелись бревенчатые стены дома, женщины и дети начали выпрыгивать из окон, срывая прикрепленные к рамам шкуры.

Гуроны поняли, что если не потушить огонь, то вскоре он охватит все поселение, и прекратили преследование.

Ренно добежал до ворот и попытался поджечь частокол.

Сун-ай-йи и другие воины ждали отставших в лесу. Ренно пришел последним.

Сенеки, не задерживаясь, отправились прямо на юг, они двигались даже быстрее, чем обычно. Воины бежали несколько часов подряд, не останавливаясь и не замедляя ход. Иногда старшие воины, замыкавшие колонну, прикладывали ухо к земле, чтобы определить, не идут ли за ними гуроны.

На рассвете Сун-ай-йи ненадолго остановил отряд, позволив воинам утолить жажду.

Они бежали еще два дня, останавливаясь только у рек и ручьев. Никто не отставал, даже Эл-и-чи и двое других младших воинов-подростков. Наконец они добрались до земель сенеков, и барабаны разнесли весть о свершившейся мести и благополучном возвращении отряда.

Воины разбили лагерь и после удачной охоты устроили пир в честь победы. С этого момента охранять земли от возможного набега гуронов должны были те, кто оставался дома. Впрочем, вероятность такого нападения была невелика. Сенеки нанесли больший урон, чем потерпели сами, и честь племени была спасена. Если бы гуроны все-таки решились на ответный удар, это могло бы привести к началу войны со всеми ирокезами, к чему не были готовы ни сами гуроны, ни их союзники.

Всю дорогу Ренно с нетерпением ждал возвращения домой, а теперь, у самого поселения, неожиданно успокоился.

Юный воин с честью выдержал новое испытание. Он добавил три скальпа к тем, что уже висели за поясом, и обретенная воинская сила наполняла все его существо.

Сун-ай-йи рассказал Гонке и другим вождям о том, как смелые и четкие действия Ренно спасли жизнь всему отряду. Храбрецу не полагалось особой награды, но теперь вожди знали, что отважному и предусмотрительному воину можно доверять и более ответственные задания.

Все поселение вышло встречать отряд, и люди толпились на улицах, приветствуя своих героев. Все радовались, а мальчишки бежали за колонной.

Ренно улыбнулся матери и тете, рядом с которыми прыгала счастливая Ба-лин-та. Трудно будет объяснить сестренке, почему он не сумел принести ей подарок.

Только Йалы нигде не было видно. Ренно не мог понять, почему ее нет, и начал тревожиться.

Воины остановились перед Гонкой, вождями и хранителями веры, собравшимися перед входом в общий дом. Сун-ай-йи произнес длинную речь, в деталях рассказав обо всем, что произошло в походе. Ренно с радостью наблюдал, как сияли глаза отца, когда Сун-ай-йи упоминал имя молодого воина.

Наконец церемония подошла к концу. Воины пожал друг другу руки и разошлись.

Ренно и Эл-и-чи отправились в родительский дом.

— Вы — настоящие сыновья сенеков, — сказал Гонка, и для них не было высшей награды.

Трапеза подошла к концу, и Ренно наконец спросил:

— Что с Йалой? Я не видел ее у общего дома.

Ина и Са-ни-ва переглянулись, но ни одна из них не сказала ни слова. Гонка откашлялся:

— Родители отправили ее погостить к родственникам онейда. Йала проведет там несколько месяцев.

Расспрашивать дальше не имело смысла, но Ренно встревожился еще больше. Мать и тетя поглядывали друг на друга, и он догадался, что что-то случилось. Радость ушла, и Ренно стало очень грустно.