Белый индеец

Глава седьмая

Прошло много дней. Жизнь Ренно текла по-прежнему. Ему не было равных в стрельбе из мушкета, и Эйб Томас начал учить юного воина стрелять из пистолета.

Все это время Ренно не давало покоя одно. Ему никак не удавалось отбросить прочь мысли об ужасной тайне, и он даже подумывал: а вдруг ему так легко удается обращаться с этим новым оружием только потому, что он белый?

У юноши пропали сон и аппетит, его не привлекала даже оленья печенка. Тайна поглощала все его мысли, и наконец Ренно пришел к родителям. Здесь он повторил все, что слышал от белого хранителя веры, а потом показал пластину полированного металла, которую подарил ему Авдий.

Гонка сидел у огня, скрестив ноги и сложив руки на груди. Тело великого сахема оставалось неподвижным, а лицо казалось высеченным из скалы.

Ина заговорила первой:

— Пришло время сказать правду.

Ее муж чуть заметно кивнул и пристально посмотрел на сына.

— Ренно — сын Гонки и Ины, — сказал наконец великий сахем. — Но так было не всегда. Ренно появился на свет не из тела Ины. Он пришел из земли белых.

Медленно и внятно отец рассказал о военном походе, когда спас жизнь младенцу, без страха смотревшему на него. Гонка забрал малыша с собой, и в него вошел дух ребенка, которого они с Иной потеряли.

Ренно с трудом удавалось держать себя в руках.

— Я — сын Гонки, великого сахема, и Ины, хранительницы веры. Сенеки — мой народ, и до своих последних дней я буду принадлежать клану Медведя. Даже если бы я не знал этого, Я-гон, мой брат, подтвердил это, когда я был еще маленьким.

Ина хотела обнять сына, но тот отстранился.

— Но теперь мое сердце болит. Я не такой, как другие воины-сенеки.

— Если так, — сказал Гонка, — значит, мать-земля и отец-солнце задумали для тебя что-то особенное.

Вывод напрашивался сам собой, и Ренно воспринял его без особого удивления, только еще больше смутился. Он знал, что невежливо задавать слишком много вопросов, и ждал, пока отец заговорит снова.

— Мы живем не так, как жили наши отцы и те, кто был до них. И годы, что лежат впереди, принесут еще больше перемен. Белые пришли на нашу землю на лодках с крыльями из белой ткани, которые летают, как птицы. Чужеземцев много, больше, чем камней на дне самого большого озера. Белые идут и идут, и с каждой луной их становится все больше.

Ренно знал, что все это правда. Племена, жившие восточнее ирокезов, уже потеряли почти все свои охотничьи угодья.

— Огненные дубинки белых — сильное оружие, ими легче добывать дичь для еды и уничтожать врагов нашего народа. Вот почему я купил у белых много огненных дубинок. Скоро сенеки начнут воевать не так, как это делали наши отцы и те, кто был до них. Мы будем сражаться, как белые.

— Все воины, которые каждый день стреляют из огненных дубинок, знают, что эти слова верны, — подтвердил Ренно. — Одна огненная дубинка сильнее, чем много луков и стрел. Один металлический нож равен многим каменным ножам.

— После того, как я уйду к предкам, ирокезы станут использовать старое оружие только для обучения. К тому времени все они будут сражаться только оружием чужеземцев, которые придут на нашу землю, чтобы сделать ее своей. Если у нас будет это оружие, и мы научимся стрелять из него, то останемся в живых. Если нет, то погибнем. Не наступил еще день, когда мы назовем белых друзьями и братьями, но он придет.

Ренно никогда не думал о таких вещах, но в словах отца был глубокий смысл.

— Тот, кто поведет наш народ сквозь годы, — продолжал Гонка, — должен знать и понимать тех, кто пришел в наш мир. Кто может сделать это лучше сына сенека, рожденного среди белых?

Юноша испугался.

— Ренно следует знать о многих вещах, — вмешалась в разговор Ина. — У меня было много видений, и маниту открыли мне будущее. Они говорили, что мой сын приведет воинов-сенеков и всех ирокезов к победе над врагом.

Ренно выпрямился. Ничто не могло обрадовать юного воина больше, чем весть о грядущих походах.

— Маниту не сказали мне, станет ли наш сын вождем. Еще не пришло время смотреть так далеко в будущее. — Ина замолчала, а потом медленно добавила: — Тебе многое предстоит узнать, Ренно. Но ты должен поклясться, что мои слова останутся в твоем сердце и ты не откроешь их никому из живых, даже Эл-и-чи.

— Клянусь, мать моя.

— Ты избран маниту, чтобы связать узами дружбы наш народ и народ белых. Вот почему ты был послан нам еще ребенком. Ты — и сенека и белый. Маниту вели тебя всю жизнь, чтобы подготовить к этой миссии.

Никто не смеет противостоять воле маниту, чтобы не прогневать духов, и Ренно склонил голову. Он испытывал одновременно и радость и смущение. Впереди его ждали новые испытания, и пока еще он не был к ним готов. Оставалось надеяться, что маниту дадут ему опыт и знания. Сейчас нужно просто смириться с неизбежным.

— Да будет так.

— Воин, побеждающий в битвах, получает много ран, — сказал Гонка. — Кожа его покрыта шрамами.

Ренно знал эту старую поговорку, но не понял, почему отец вспомнил ее именно сейчас.

— Молодые и старшие воины, которые учатся стрелять из огненных дубинок, знают, что скоро мы обменяемся с белыми вампумами в знак дружбы. Но не все люди видят будущее. Многие хотят войны с белыми.

— Это глупо, — сказал Ренно. — Их слишком много, и у них есть огненные дубинки.

— То же самое я сказал на совете, и многие согласились со мной. Среди сенеков есть люди, которые не любят тебя, Ренно, потому что ты пришел к нам от белых. Эти люди глупы, ведь ты — первый из воинов-сенеков. Но мудрые слова не доходят до их ушей, многие хотят вернуться во времена предков, во времена, которые ушли.

Ина посмотрела на мужа. Гонка едва заметно кивнул. Женщина коротко вздохнула и заговорила:

— Ренно, ты самый молодой из воинов, но у тебя уже семь скальпов за поясом. Твой отец и я гордимся тобой, и многие люди разделяют нашу гордость. Но есть такие, кто не любит тебя, потому что у тебя светлые волосы и глаза. Больше всех ненавидит тебя хранитель веры, отец Йалы.

Ренно вздрогнул, словно его ударили по лицу.

— Ты должен знать это.

Сын с трудом сдержал себя.

— Йалу, — медленно начал он, — отослали к родственникам онейда, чтобы она не стала моей женой, когда я вернусь из селения гуронов?

Ина сочувственно кивнула.

— Мы не стали говорить тебе, сын мой, — сказал отец, — потому что не хотели причинить боль. Но хорошо, что ты все узнал сейчас. Маниту посылают испытания тем, кого любят, чтобы знать, хватит ли у них сил вести за собой наш народ.

Ренно сглотнул ком, образовавшийся в горле. Отказаться от Йалы было труднее, чем пройти все предыдущие испытания.

— Йала не станет твоей женой, — сказала Ина. — Ее отец не изменит своего решения.

— Так что забудь о ней, — подхватил Гонка. — Ты должен доказать маниту, что достоин их веры.

Ренно был оглушен. Выбора не оставалось, и юный воин тихо ответил:

— Да будет так.

На высоком берегу реки Святого Лаврентия, недалеко от города Квебека, стояла самая крупная во всей Северной Америке крепость — Цитадель. За высоким частоколом находилось множество деревянных и каменных домов, плац, административные здания, жилища старших офицеров и резиденция местного правителя. Это было сердце и мозг Новой Франции.

Губернатором колонии был граф де Шамбертен, правивший этой дикой, бескрайней землей от имени Его Христианнейшего Величества Людовика XIV. Граф де Шамбертен был маленького роста и совершенно непредставительного вида и пытался компенсировать внешние недостатки роскошным, расшитым золотом костюмом. Камзол скрывал узкую грудь; длинные локоны падали на плечи.

Губернатор сидел в резном кресле с высокой спинкой, которое было точной копией трона Людовика XIV. Де Шамбертена окружали его обычные собеседники. Официальная супруга, в платье с неприлично глубоким вырезом, которое, возможно, пришлось бы к месту в далекой Европе, но в этом городе казалось нелепым, сидела со скучающим лицом. Доверенный адъютант, имевший привычку разгуливать по собственным покоям в женском платье, непринужденно болтал с очень красивой девочкой-метиской, которая иногда получала сомнительное удовольствие, разделяя ложе с королевским губернатором.

Полковник Алан де Грамон не нуждался в подобной аудитории и с трудом скрывал презрение к самому Шамбертену.

Прямой и подтянутый, в бело-золотом мундире кавалерийского офицера, с париком на выбритой голове, Грамон прошел во внутреннее помещение дворца, остановился и отдал честь.

Губернатору очень нравилось заставлять Грамона немного постоять перед тем, как предложить ему стул.

— Астролог предсказал мне, что днем меня ждут дурные известия, — капризно заговорил Шамбертен, сажая метиску к себе на колени и начиная ее ласкать. — Но я и представить не мог, что меня ждет такая неприятность, как встреча с вами.

Алан де Грамон и не пытался скрыть нетерпение:

— Мне нужно поговорить с вами наедине, монсеньор.

— У меня нет секретов от моих близких.

Метиска еще сильнее прижалась к нему. Грамон заговорил строже:

— Не дозволяется обсуждать вопросы безопасности Короны в чьем-либо присутствии. Этот приказ подписан лично Его Величеством.

Губернатор нетерпеливо вздохнул, столкнул девушку с колен и жестом велел всем выйти.

— Что же такого произошло, о чем никто не должен знать?

— На днях из английских колоний вернулся один из моих лучших лазутчиков…

— В такую мерзкую погоду? — перебил его Шамбертен, указывая на покрытое инеем окно.

— Для моих людей погода — не препятствие.

Губернатор взял со столика бокал и отхлебнул вина.

— Монсеньор, — продолжал полковник, — мы столкнулись с большими трудностями. Несколько месяцев назад англичане из Массачусетса и Нью-Йорка доставили оружие ирокезам. Насколько мне известно, теперь сенеки располагают по меньшей мере тремя сотнями стволов и еще сто находятся у могауков.

Шамбертен от возмущения чуть не поперхнулся вином:

— Безобразие! Они воспользовались нашим же приемом! Мы первые дали оружие гуронам и оттава!

— Именно так, монсеньор. И теперь необходимо принять ответные меры.

— Как только станет теплее…

— Естественно. Но у нас есть люди, которые могли бы заняться этим в любое время года.

Шамбертен посмотрел на снег за окном.

— Вы возьмете Бостон. — Губернатор сказал эту фразу таким тоном, как будто битва уже состоялась.

Грамон рассмеялся. Шамбертен удивленно посмотрел на него и поднял брови.

— Вы забываете, монсеньор, что население английских колоний по численности намного превосходит наше.

— Тогда я немедленно пошлю в Париж требование выслать еще несколько дополнительных частей из лучших войск Его Величества.

Полковник вздохнул:

— Ваше письмо придет самое раннее в конце апреля. До конца лета его будут обсуждать в военном министерстве. Потом отошлют в Версаль, где письмо медленно пойдет по кабинетам, и к началу следующей зимы дойдет до Его Величества. При всем уважении к королю Людовику, следует отметить, что военные действия в Европе для него куда важнее, чем то, что происходит здесь, в Новом Свете. Даже если король согласится прислать сюда еще войска, в чем я сильно сомневаюсь, это будут жалкие крохи, которых окажется недостаточно для штурма Бостона и Нью-Йорка. Губернатор вынужден был согласиться:

— Думаю, мы можем рассчитывать только на два полка регулярных войск, которые уже находятся здесь, в Квебеке. Но они понадобятся прежде всего для защиты самого города, если англичане решатся начать против нас военную кампанию.

Грамон покачал головой:

— Вот это и есть их слабое место. Нью-Йорк, Массачусетс, Коннектикут и Пенсильвания враждуют между собой, так что вряд ли будут действовать заодно. И потом, они еще не закрепили своих отношений с ирокезами. У нас появляются определенные преимущества, и нам следует ими воспользоваться.

— Каким образом? — У губернатора разболелась голова, и он снова потянулся к бокалу.

— Англичане должны убедиться в том, что напрасно дали ирокезам оружие. Дружба должна оборваться, пока они не заключили военного союза. Вспомните, что было с алгонкинами.

Граф де Шамбертен считал всех индейцев кровожадными дикарями и не пытался запомнить, чем одно племя отличается от другого. Но, не желая показывать собственную неосведомленность, промолчал.

Грамон хорошо знал графа и сдержался.

— Алгонкины не так агрессивны, как гуроны и оттава, — объяснил он. — Они принялись раздумывать, когда мы предложили им присоединиться к нам, потому что алгонкины боятся ирокезов. Так что если сенеки, могауки и другие ирокезы примут сторону англичан, алгонкины тоже уйдут к ним, и тогда мы пропали. Нам нужно, чтобы англичане пошли войной против сенеков.

— Очень убедительно! Но я не понимаю, как такое может произойти.

В глазах Алана де Грамона вспыхнул огонек.

— Представьте себе, что через несколько недель, когда станет теплее, отряд сенеков — большой отряд — устроит неожиданный набег на английские колонии. Жителей убьют, дома разграбят и сожгут, уведут женщин и детей. Англичане придут в ярость, потому что это будет предательством, и отправят карательную экспедицию, и сенеки начнут воевать с англичанами. Тем самым мы избавимся от опасности. Более того, мы завоюем доверие индейцев, ирокезы потеряют много сил, и будет легче убедить алгонкинов встать на нашу сторону.

— Вы нарисовали чудесную картину, Грамон, но я вижу в ней один изъян. Не представляю, как мы заставим сенеков напасть на тех, кто дал им оружие!

Королевский губернатор оказался настолько туп, что Алану захотелось придушить его.

— Монсеньор, индейцы просто будут выглядеть, как сенеки. Англичане решат, что это действительно сенеки, но на самом деле это будут гуроны.

— Понятно, — Шамбертен кивнул. — Это прекрасно, но если англичане заподозрят обман, то пойдут на нас войной, а мы не сможем дать им отпор.

— Никто ничего не заподозрит, — твердо сказал Грамон, — потому что я сам поведу гуронов в этот набег.

В тот год весна поздно пришла в земли сенеков, но наконец трава зазеленела, на деревьях набухли почки, а леса наполнились дичью. Ренно исполнилось восемнадцать лет.

Эйб Томас, к величайшему удовольствию юного сенека, отложил отъезд еще на месяц.

Ренно и Эйб, став настоящими друзьями, обучали друг друга своим языкам, и теперь белый индеец подолгу беседовал с англичанином.

— Причина того, что ты хорошо стреляешь, в твоей природе, — сказал Эйб.

— Потому, что я белый? — улыбнулся Ренно. Теперь он научился без горечи подшучивать над своим происхождением.

— Нет, — засмеялся Эйб. — Во всяком случае, я так не думаю. Просто у тебя хорошее зрение — ты стреляешь так же хорошо, как и из лука.

В последнее утро ученики Эйба демонстрировали свои умения. Сразу после этого Ренно и Эл-и-чи вместе с гостем должны были отправиться в путь. Ренно сам настоял на этой чести, а Эл-и-чи уговорил Гонку отпустить его с братом.

В состязаниях принимали участие пятьдесят лучших стрелков сенеков. Большинство из них составляли молодые воины, примерно двадцатилетнего возраста. Они были ловкими, быстро учились и твердо усвоили преимущества мушкета перед традиционными луком, стрелами и дротиком.

Один за другим воины поражали мишени, и Гонка порадовался, когда настала очередь Эл-и-чи показать свое искусство.

В самом конце Ренно и Эйб устроили состязание между собой. Колонист выиграл с незначительным преимуществом.

В заключение Гонка подарил гостю лук, стрелы и томагавк. В длинной торжественной речи великий сахем сказал, что учитель всегда будет желанным гостем на земле сенеков.

Эйб обещал вернуться к новым друзьям. Воины долго прощались с ним.

Ренно отошел в сторонку и вдруг похолодел. Навстречу ему шла Йала, еще более прекрасная и желанная, чем раньше. Он не знал, что девушка уже дома, и решил, что она вернулась прошлой ночью.

Ренно шагнул к Йале, но тут же остановился. Она сама должна была выбрать, какие между ними будут отношения.

Девушка могла коснуться его рукой, но прошла мимо, даже не взглянув в его сторону. Истинная дочь сенеков, Йала прошла хорошую школу и в точности исполнила волю отца. Ренно для нее больше не существовал, и юноша почувствовал себя так, как в детстве, когда мать окунала его в ледяную воду.

Гонка последним простился с Эйбом. Великий сахем научился стрелять из подаренного пистолета, хотя все же предпочитал лук и стрелы. Вождь пожелал Эл-и-чи доброго пути и повернулся к старшему сыну.

Ренно знал, что отец обратил внимание на поведение Йалы. Гонка положил руку на плечо сына. Ренно было приятно. Пусть кто-то не любит его, потому что он не был сенека по рождению, но он стал таким же членом этого народа, как любой другой. Сегодня Ренно получил огненную дубинку, которую возьмет с собой в путешествие. Может, настанет день, и отец Йалы передумает, и тогда они с Ренно будут вместе. Но даже если этого не случится, белый индеец никогда не станет стыдиться своего происхождения.

Сначала путники бежали рысцой, как обычно делали сенеки, но Эйб не мог долго двигаться в таком темпе, и они пошли шагом. Во второй половине дня молодые люди остановились на берегу ручья и наловили рыбы себе на ужин.

Они шли через лес на восток, наслаждаясь погодой, охотой и обществом друг друга. За последние месяцы Ренно и Эйб стали друзьями и питали друг к другу величайшее уважение. Теперь Эйб учился индейскому способу ходить по дикому лесу, не оставляя следов.

На следующий день устроили охоту, и Эл-и-чи настрелял столько дичи, что им должно было хватить на несколько дней.

— Ты станешь хорошим стрелком, — сказал Эйб. — Не таким, как твой брат, но не хуже наших ополченцев.

Молодые люди задержались еще на полдня, решив вдоволь накупаться, и по мере того, как путешествие подходило к концу, все больше жалели о предстоящей разлуке.

— Пойдем со мной в форт Спрингфилд, — предложил Эйб, — мама угостит вас нашей едой.

Ренно вдруг испугался, сам не зная чего, и покачал головой. Даже если видения матери верны, и ему предстоит сыграть особую роль в укреплении дружбы между сенеками и белыми, родными ему по крови, Ренно еще не был готов к встрече с ними. Придет время, и маниту дадут знать.

Путники вышли на опушку леса на западном берегу реки Коннектикут и остановились. Эйб посмотрел на форт.

— Вот наш город. Может, пойдем к нам?

— Когда-нибудь, — ответил Ренно. — Не сейчас. Братья простились с Эйбом и ушли обратно в лес. Надо идти домой, решил Ренно. Вид высоких бревенчатых стен почему-то встревожил его. Ренно и понятия не имел, что именно здесь Гонка нашел и взял его с собой, перед тем как сжечь старый форт.

На следующий день, в воскресенье, Эйб Томас вместе с родителями пошел в церковь. Авдий Дженкинс был так рад видеть его, что, позабыв о проповеди, попросил юношу рассказать о своем путешествии.

Эйб предпочел бы отказаться, но это было бы невежливо.

— Я почти полгода провел с сенеками и не считаю их дикарями, — начал он. — Они добрые люди, и я люблю их. Я верю им. Я горжусь, что у меня есть настоящие друзья в этом племени. Когда-нибудь мы будем больше доверять друг другу и, надеюсь, заключим настоящий союз.

Авдий Дженкинс подумал, что эти слова звучат намного убедительнее, чем его проповедь о братстве. После окончания службы люди окружили Эйба и принялись расспрашивать.

— Хорошо, что вы сами не превратились в дикаря, молодой человек, — с усмешкой сказала Ида Элвин. — Дебора просила передать, что соскучилась, но осталась дома, потому что у нее болит голова.

Эйб собрался с духом:

— Может, она не станет возражать, если я зайду повидать ее на этой неделе?

Улыбка тетушки Иды была лучшим приглашением.

Полковник Уилсон отвел Эйба в сторону и выслушал короткий предварительный доклад. Пока Милдред Уилсон ждала мужа, Агнесс Хиббард подошла к ней:

— Мы с Томом едем домой, и я сразу начну готовить воскресный ростбиф. Мы взяли коляску, так что обед сегодня не запоздает.

Если бы Хиббарды знали, что их ждет впереди!..

Они ехали по пустынной дороге вдоль берега реки, как вдруг индейцы с оружием и в боевой раскраске со всех сторон окружили коляску. Двое остановили кобылу, а третий подхватил вожжи.

Том Хиббард потянулся за винтовкой, лежавшей на задней скамье, но могучий воин оглушил его плоской стороной каменного томагавка.

Агнесс тоже хотела взять винтовку, но дикари схватили ее. Женщина пробовала кричать, но слышалось только тихое всхлипывание. Каменный нож рассек Агнесс горло, и хлынула кровь.

Один из воинов оскальпировал ее, другой наклонился, чтобы снять скальп с Тома.

— Не трогай его, сын мой, — резко приказал голубоглазый предводитель отряда. — Он видел, что на нас желтая и зеленая краски сенеков. Пусть расскажет об этом всем остальным. Пойдем скорее. Впереди еще много работы.

Гурон повиновался и скрылся в зарослях вместе с Золотым Орлом.

Дюжина воинов отлично справилась с заданием. Алан специально выбрал время для нападения, когда большинство колонистов находились в церкви.

В итоге два фермера были убиты, оба из луков, потому что гуронам было строго запрещено использовать огнестрельное оружие. В обоих домах женщин связали и заткнули им рот, но не ранили и оставили в живых, чтобы те могли рассказать о жестоких сенеках.

Потом Грамон поджег ферму, обитатели которой находились в церкви.

Тем не менее француз был немного раздосадован. Он хотел взять хотя бы одного пленника, ребенка, если бы подвернулся подходящий случай. Грамон привык выполнять задуманное до конца, но теперь, после поджога, нужно было как можно скорее уходить обратно в лес.

Грамон повел людей назад к реке, где в зарослях были спрятаны их каноэ, когда на пороге маленького домика увидел молодую женщину.

Дебора Элвин от ужаса не могла двинуться с места. И вдруг она закричала.

Алан де Грамон не раздумывал:

— Схватите женщину! Мы забираем ее с собой.

Исчезновение такой красивой блондинки, несомненно, вызовет гнев англичан. Дело сделано, и зерна вражды между колонистами и сенеки должны были принести отменные плоды. Оставалось только не дать раскрыться обману, который мог послужить причиной начала военных действий между французами и англичанами.

Полковник доверял подчиненным и, не оборачиваясь в сторону домика, направился к берегу.

Воины бросились к дому и влетели внутрь. Дебора даже не успела достать мушкет.

Она боролась, кусалась, царапалась и брыкалась, но стоило девушке закричать, как индеец сильно ударил ее по лицу. Дебора окаменела, потому что до сих пор никто не смел обращаться с ней подобным образом, и не успела опомниться, как во рту у нее оказался кляп, а колени и запястья были связаны ремнями из сыромятной кожи. Один из воинов перекинул Дебору через плечо, второй поджег дом, и оба побежали к поджидавшему их каноэ.

С другого каноэ прокричали приказ, обе лодки вышли на реку и двинулись вверх по течению.

Через некоторое время лодки пристали к западному берегу. Воины вытащили каноэ и разбили так, что ими уже нельзя было пользоваться. Дебора заметила, что индейцы вооружены металлическими ножами европейского производства, но пока не могла оценить важность своего наблюдения. — Один из воинов снова поднял ее, легко перекинул через плечо, и отряд скрылся в лесу.

Дебора с грустью думала о том, как жестоко ошибалась, надеясь, что колонистам удастся найти способ установить дружеские отношения с коренными жителями Северной Америки. Лицо девушки все еще горело от сильного удара, ремни больно врезались в колени и запястья, и Дебора, хотя и с опозданием, все же пришла к выводу, что тетушка Ида была права. Колонисты находились в Новом Свете в безопасности только тогда, когда силой сгоняли индейцев с их земель.

Вдали послышался сигнал тревоги, поданный из форта, но было уже слишком поздно.

Колонисты, стоявшие в церковном дворе, первыми прибежали в форт, где встретились с фермерами из отдаленных поселений. Люди сразу же принялись тушить горящие дома. Ополченцы по бревнышку разобрали руины, оставшиеся от домика Иды Элвин, но тела Деборы так и не нашли. Девушка пропала, скорее всего, ее захватили в плен.

Расспросили тех, кто видел индейцев, и все они в один голос повторяли одно и то же: лица воинов были желто-зеленого цвета.

Авдий Дженкинс первым высказал ужасную мысль, пришедшую в голову каждому, кто был знаком с индейцами.

— Нападавшие, — сказал он во время совещания в кабинете полковника в форте, — должно быть, сенеки.

— Не верю, — твердо возразил Эйб Томас.

— Почему? — спросил Эндрю Уилсон.

— Потому что Гонка, великий сахем, и все члены совета очень хорошо относились ко мне, да и ко всем нам. Великий сахем хочет, чтобы у нас были добрые отношения, и я не верю, что он задумывал такое, когда разговаривал со мной.

— Ты слишком наивен, Эйб, — презрительно заявил Джефри Уилсон. — Лично я не верю ни одному индейцу.

— А я верю! Сыновья великого сахема проводили меня сюда, и я готов поклясться на Библии преподобного отца Дженкинса, что они настоящие друзья.

— Не пойму, зачем сенекам нападать на нас, — заговорил Авдий. — Они постоянно присылают нам меха в качестве платы за оружие и хотят купить еще пуль и пороха, а может, и мушкетов. Не могу понять: для чего этот бессмысленный набег?

У него болело сердце за Дебору, теперь священник ясно понимал, что любит ее.

— Никогда не знаешь, что на уме у дикаря, — стоял на своем Джефри.

— В интересах сенеков и всех остальных ирокезов поддерживать с нами хорошие отношения. Если не считать погибших людей, они теряют в результате такого набега значительно больше, чем мы.

Полковник Уилсон оборвал спор:

— Трудно понять мысли индейцев, так что мы еще не скоро узнаем, что толкнуло сенеков на предательство. Мы построим новые дома взамен сожженных, но не сможем воскресить убитых. А сейчас прежде всего надо выслать погоню и попытаться отбить Дебору Элвин. Как только она окажется в безопасности, мы преподнесем сенекам хороший урок.

Ренно и Эл-и-чи не спешили домой. Сенеки ни с кем не воевали, а дичи было так много, что несколько охотников могли обеспечить едой все поселение. К тому же Са-ни-ва всех незанятых молодых воинов отправляла на поля помогать ухаживать за маисом и другими посадками.

С новыми мушкетами охотиться стало совсем легко, и братья наслаждались беззаботной жизнью. Ренно любил лес и радовался, что он — сенека. Он не мог представить себе существование в тени огромных стен, которые английские колонисты называли фортом Спрингфилд. Мужчина, который не волен ходить, охотиться и ловить рыбу там, где пожелает, — не настоящий мужчина. Ренно знал, что дух его высох и умер бы, если бы ему пришлось остаток дней пахать землю под стенами форта.

Ренно и Эл-и-чи нашли отличное место для ночлега. Это была ложбина, со всех сторон заросшая густым, высоким кустарником, совсем рядом с рекой и водопадом, в три-четыре раза превышающим человеческий рост. Неподалеку на полянке поспели ягоды, а Эл-и-чи подстрелил еще одного оленя.

Братья решили остаться и попытать счастья в рыбной ловле, глубокая вода под водопадом выглядела весьма многообещающе.

Они старались вести себя осторожно, поскольку здесь могли оказаться заблудившиеся алгонкины или охотники из местных племен. Братья все время держались друг друга, огонь разводили только днем, когда его нельзя было заметить издалека, и тушили костер сразу после приготовления пищи.

Сыновья Гонки пообедали жареной рыбой и легли отдыхать, как вдруг Ренно почудились шаги. Он приложил ухо к земле. Множество людей поднимались по поросшему мхом берегу реки. Младший брат тоже прислушался и кивнул в знак согласия.

Вскоре на поляне у подножия водопада показался отряд. Воины были раскрашены в желтый и зеленый цвета сенеков, и Эл-и-чи хотел было выбежать, чтобы поздороваться с соплеменниками, но лежащий на животе Ренно предупреждающе поднял руку.

Эл-и-чи ничего не понял, но повиновался. Ренно и сам не сразу осознал, что именно его встревожило. Воины были высокими, хорошо сложенными, с бронзовой кожей, и казались очень похожими на сенеков.

Ренно внимательно изучал незнакомцев и вскоре заметил, что их огненные дубинки были не совсем такие, как та, что лежала у него за спиной.

Воины вели себя очень странно. Они разделись, вошли в воду и начали смывать боевую раскраску. Ренно понял, что они просто замаскировались под сенеков, и холодная ярость охватила его.

Юный воин очень осторожно поднял мушкет.

Эл-и-чи последовал примеру брата.

Ренно заметил на поляне пленника, со связанными руками и ногами и веревкой на поясе, другой конец которой был привязан к дереву.

После купания воины достали вяленую оленину и сушеный маис. Один из них вытащил изо рта пленника кляп и положил еду на землю. Связанный бедняга вынужден был есть, как животное. Чтобы дотянуться до пищи, пленнику пришлось повернуться, и Ренно увидел, что это молодая женщина с волосами цвета спелой кукурузы, точно такими же, как у огромной маски, которая являлась ему в видении.

Словно дух Грома поразил юного сенека.

Ему стало очень жаль белую пленницу. Она была так измучена и в то же время так прекрасна.

Видно, сама судьба привела Ренно в это место. Подобная встреча не может быть случайной.

Юноша перевел взгляд на воинов, и тут его ожидал второй удар. По пояс в воде, смывая желтую и зеленую краски, стоял Золотой Орел.

Тем временем воины стали наносить другие, белую и красную краски. Это были гуроны.

Ренно обернулся к брату и торопливо заговорил на языке жестов, которым они часто пользовались в детстве. Эл-и-чи кивнул. Братья не чувствовали страха, хотя оказались вдвоем против дюжины воинов.

Не убирая мушкет, Ренно достал лук и стрелы. Место, где они лежали, одинаково годилось и для наблюдения и для нападения. Все же сначала Ренно решил использовать традиционное оружие. Двое воинов только что вышли из воды и теперь покрывали лица, руки и туловища красной и белой краской.

Эл-и-чи взял лук.

Братья прицелились и одновременно выстрелили. Два гурона упали на землю, не издав ни звука. Остальные члены отряда даже не заметили, что произошло.

Теперь братья выбрали воинов, стоящих у подножия склона, спиной к ним.

Ренно попал, а Эл-и-чи промахнулся, его стрела скрылась в листве дерева в нескольких дюймах от гурона.

Ренно взял мушкет. Прищурившись, он прицелился и мягко, как учил Эйб Томас, нажал на курок. Пуля попала в голову очередного врага.

На этот раз Эл-и-чи был точен, и братья быстро перезарядили оружие, наслаждаясь необычной битвой. Раз за разом гремели выстрелы, и опешившие гуроны, не понимая, где скрываются враги, ударились в панику.

Несколько пуль полетело в нападавших, но лишь сбили листву с деревьев. Золотой Орел выскочил из воды при первом же выстреле, но подчиненные не слушали его команд и врассыпную бросились в лес. Восемь гуронов были убиты, и их тела остались лежать на земле.

Полковник подбежал к своему мушкету. Ренно ждал этого момента и вскочил на ноги, чтобы враг знал, с кем имеет дело.

— Золотой Орел, храбрый гурон! — язвительно закричал он. — Ренно, сенека, вызывает тебя на бой!

Оба подняли оружие — и оба промахнулись.

Ренно пришло в голову, что маниту не желают, чтобы это противостояние закончилось именно сейчас. Они еще встретятся.

Алан де Грамон скрылся в лесу.

Золотому Орлу не оставалось ничего другого, как последовать за своими людьми, собрать их и повести дальше в Канаду. Уже потом он вспомнил об англичанке, но, поскольку не видел в ней особой надобности, возвращаться за ней не стал. Несмотря на неожиданное нападение и потерю двух третей отряда, набег прошел успешно: сенеки и англичане вот-вот должны были вцепиться друг другу в горло.

Братья выждали некоторое время, чтобы убедиться, что гуроны не намерены возвращаться, и наконец вышли на поляну. Ренно снял пять скальпов, Эл-и-чи три, и оба остались довольны. Теперь Эл-и-чи станет полноправным воином, несмотря на свои шестнадцать лет, а у Ренно появился шанс быть избранным в старшие воины.

Ренно вспомнил о пленнице и направился к ней. Кровь со свежих скальпов ручейками стекала по ногам. Эл-и-чи держался у брата за спиной.

Дебора Элвин сидела под раскидистыми ветвями огромного дерева и почти не видела быстротечного боя, поэтому теперь совершенно ничего не понимала.

Похитители исчезли, а вместо них появились эти двое, с такими же желто-зелеными лицами и с жуткими трофеями на поясе.

Девушка выпрямилась, собрала остатки мужества и сказала:

— Убейте меня, и покончим с этим.

Ренно наклонился, перерезал ремни и поставил ее на ноги.

Дебора с изумлением заметила светлые волосы, голубые глаза и правильные черты лица. Юноша был покрыт загаром, но, как и главарь похитившей ее банды, не принадлежал к индейцам. Правда, тот старался держаться подальше от нее.

Ренно догадался, что девушка говорит на том же языке, что и Эйб Томас, и ответил, как сумел:

— Не убивать. Теперь хорошо.

Эти слова стали последней каплей, и Дебора разрыдалась.

Братья беспомощно смотрели друг на друга. Женщины сенеков плакали редко, даже девочки, ровесницы Ба-лин-ты. Индейцы подумали, что девушке станет стыдно за собственную слабость, и отвернулись, чтобы дать ей прийти в себя.

Вскоре слезы высохли, но Дебора ощущала вовсе не стыд, а облегчение. Иногда слезы помогают собраться с мыслями, и девушка поняла, что пусть временно, но ее положение изменилось в лучшую сторону.

На берегу валялись трупы похитителей, некоторые из них были раскрашены красной и белой красками. Впрочем, для Деборы это не имело никакого значения.

Девушка понимала, что причиной гибели большей части отряда и бегства остальных послужили эти двое. Она принялась украдкой разглядывать их.

Белый индеец казался старше ее на год или два. Конечно, он был дикарем, но в то же время это был самый красивый мужчина из тех, кого ей доводилось видеть прежде, и будь он жителем Массачусетса, Дебора влюбилась бы в него.

Младший, худощавый и не такой высокий, держался с тем же чувством собственного достоинства, что и старший. Оба были спокойны и уверены в себе и почему-то напоминали полковника Уилсона и Авдия Дженкинса.

Дебора успокоилась. Она не собиралась убегать, потому что не имела ни малейшего представления о том, где сейчас находится, и понимала, что не сможет одна добраться до дому. Так или иначе, девушка полностью зависела от этих двух дикарей.

Ренно указал на убежище и обратился к брату на языке сенеков:

— Принеси наши вещи и столько жареного мяса, сколько мы сможем унести. Вдруг гуроны попытаются отомстить, так что мы должны уйти как можно дальше, пока они не вернулись. Я тем временем соберу их огненные дубинки.

Эл-и-чи бегом направился к ложбине, а Ренно повернулся к девушке. Дебора покраснела и от этого стала еще красивей.

— Оставайся здесь.

Слова прозвучали как приказ, и девушка сразу опустилась на землю, растирая запястья и колени. Она знала, что белый индеец смотрит на нее, и покраснела еще больше.

Ренно собрал огненные дубинки. Они были длиннее, чем у англичан, и несколько другой формы. Но действовали точно так же, и Ренно понял, что если сделать подходящие пули, то ими можно будет пользоваться. Он сложил огненные дубинки в две кучи и перевязал каждую лозой.

Эл-и-чи вернулся.

Ренно подошел к девушке, жестом велел ей встать и улыбнулся, показывая, что не собирается причинять ей вред. Дебора поднялась на ноги и не успела опомниться, как Ренно поднял ее и перекинул через плечо, точь-в-точь, как это делали похитители. Она разозлилась.

— Поставь меня обратно! Я пойду сама!

Ренно понял только одно слово.

— Не пойдешь. Женщина очень медленно.

Дебора поняла, что получила выговор, и не нашла достойного ответа. Потом, несмотря на унизительное положение, подчинилась.

Вскоре девушка поняла, что младший из воинов помимо собственного оружия и запаса еды тащит еще и связку мушкетов. Вторую связку, замаскировав листьями, оставили на месте.

Юноши перешли на быструю рысцу и теперь двигались быстрее, чем ее похитители. Дебора поняла, что сама никогда не смогла бы бежать по лесу с такой скоростью. Девушка старалась, чтобы несшему ее индейцу было как можно легче, и время от времени меняла положение.

Они остановились только после заката, и Дебора подошла к ручью, разминая затекшие руки и ноги. Дикари уселись на землю друг против друга. Ренно махнул рукой.

— Ешь.

Девушке подали кусок холодной жареной оленины. Мясо было жестким, а маис сухим, словно песок. Но вскоре Дебора обнаружила, что маис довольно вкусен, особенно если жевать подольше, как это делали молодые люди. К собственному удивлению, она съела все, что ей дали.

Ренно, не отрываясь, смотрел на девушку. Мягкий лунный свет струился между деревьями.

Деборе стало неуютно.

— Ренно, — сказал старший, указывая на себя.

— Эл-и-чи, — произнес младший.

Девушка была на грани истерики и с трудом удержалась от смеха.

— Дебора, — сказала она и несколько раз повторила свое имя.

— Де-бо-ра, — старший произнес имя на индейский манер, продолжая смотреть ей в лицо.

Девушка хотела отвернуться, но сдержалась. До сих пор ей ничего не угрожало, и, хотя Дебора понятия не имела, куда ее ведут, здравый смысл подсказывал, что бояться не стоит.

В лунном свете светлые волосы недавней пленницы приобрели серебряный блеск, как у воды на поверхности озера. Даже у Йалы волосы не меняли цвет в темноте, и белая девушка казалась Ренно все прекраснее. Ее платье на одном плече было порвано, открывая взору не тронутую загаром кожу, и юноша не смог побороть искушения дотронуться до нее.

Дебора отшатнулась, угадав его намерение. Ренно опустил руку.

В глазах индейца мелькнула тревога, и девушка поняла, что он не собирался причинять ей зло. Ему просто было любопытно, и Деборе пришло в голову, что он еще никогда не видел женщин ее расы.

Девушка не знала, что сказать. Индеец почти не владел языком и вряд ли понял бы ее объяснения. Деборе захотелось взять его за руку и приложить пальцы к плечу, но тогда дикарь решит, что она предлагает ему нечто большее. Лучше ничего не делать.

Ренно скрестил руки на груди и смотрел прямо перед собой: Он догадался, что напугал белую девушку и жалел, что был так груб. Скорее всего, в мире белых, как и у сенеков, женщина сама выбирает, какие отношения будут у нее с мужчиной.

Фактически девушка была его пленницей. Ренно взял ее у гуронов и теперь мог делать с ней все что угодно. Другое дело, что пленница была очень похожа на огромную маску, и обидеть девушку значило бы потревожить или оскорбить маниту.

Прошлое пленницы не интересовало Ренно. Теперь она принадлежала ему, и он нес ответственность за свою добычу. Дома надо будет обратиться за советом к матери или тете, они обычно знали все, что касается женщин.

У самого Ренно почти не было опыта общения с женщинами. Правда, после отъезда Йалы он иногда ходил в особый длинный дом, где пленницы из других народов должны были спать с воинами-сенеками в обмен на пищу и одежду. Некоторые из них были искусны в своем деле, но удовольствие быстро проходило. Так бывает, когда мучает жажда — напьешься, но вскоре снова хочется пить.

Ренно осознал, что желает эту прелестную белую девушку и имеет на нее право. Но лучше немного потерпеть, чем вызвать гнев маниту.

Деборе казалось, что молодой воин забыл о ее существовании, и она не знала, как поступить. Девушка была готова ждать хоть всю ночь, только бы он подал какой-нибудь знак. Ее терпение было вознаграждено.

— Спать, — сказал Ренно.

Дебора улеглась на землю и тут же уснула. Ее разбудили, когда было еще темно. Луна исчезла. Воины терпеливо ждали, пока она умывалась, а потом дали девушке кусок мяса и горсть маиса.

— Ешь, — опять сказал старший и поднял ее на плечо, предполагая, что она сможет есть по дороге.

Каким-то образом Деборе все-таки удалось сделать это. Весь день воины, как и прежде, бежали по лесу, иногда младший прикладывал ухо к земле и с улыбкой кивал старшему. Девушка поняла, что ее похитители не стали преследовать их.

Отряд милиции из форта Спрингфилд медленно пробирался по лесу. Уже никто не верил, что им удастся поймать участников кровавого нападения. Но люди не собирались возвращаться, надеясь, что тропа выведет их к поселению сенеков и им удастся найти и спасти Дебору Элвин.

Главой отряда и проводником был Абель Финн, суровый фермер, бывший охотник. В первый же день он нашел разбитые каноэ и вывел отряд на тропу, по которой ушли индейцы. Эйб Томас по-прежнему утверждал, что сенеки не причастны к нападению.

— Мы находимся намного севернее земель сенеков. Их земля — на западе, и они не могли увести Дебору в другое место.

— Скоро все выяснится, — коротко ответил полковник. Самым тихим в отряде был Том Хиббард, все еще с повязкой на голове. Все понимали, что он хочет отомстить за смерть жены. Том скорбел молча и только однажды, когда отряд остановился на ночлег, сказал Эйбу:

— Агнесс не вернуть, даже если убить десять человек. Но я все равно убью их.

Через неделю отряд вышел к водопаду на небольшой речке. Над берегом кружила стая канюков[19]. Отряд подошел ближе, и птицы поднялись в воздух, яростно хлопая крыльями.

— Мы кое-что нашли, — закричал Эйб, и все побежали к месту недавнего сражения.

— Ничего не трогайте, — приказал полковник. Ополченцы осматривали тела восьми оскальпированных гуронов, объеденные канюками.

Некоторые из воинов были убиты пулями, другие стрелами, и полковник не мог найти всему этому объяснения.

Но самое важное открытие сделал как всегда надменный Джефри Уилсон:

— На некоторых трупах остались следы зеленой и желтой красок. Похоже, индейцы как раз перекрашивались в красный с белым цвета, когда на них напали.

Эйб и Абель Финн отправились осматривать местность, а Том подобрал несколько ремешков. Те самые ремешки, которыми была связана Дебора, но колонисты могли только догадываться об их предназначении.

Англичанам не удалось обнаружить следы Ренно и Эл-и-чи, так что судьба Деборы осталась им неизвестной.

Через несколько часов упорных поисков следопыты вернулись на берег.

— Насколько мы поняли, — сказал Эйб, — дикари уходили отсюда порознь, по одному человеку. Следы расходятся в разные стороны. Все, что нам известно, это направление. Они пробираются к северу.

— Можем мы пойти по их следу?

— Нет, сэр, — пожал плечами Эйб. — Нужно пять-шесть опытных следопытов, по одному на каждый след, но даже если бы у нас были такие люди, поиски заняли бы несколько недель.

— Как нам удалось выяснить, — подхватил Финн, — эти воины бежали в панике. Может быть, они снова встретились к северу отсюда, но может, и нет. Выпадет снег, и все следы исчезнут, прежде чем мы узнаем наверняка, куда они направились.

Полковник с помощниками спустился вниз по берегу.

— Не хотелось бы говорить этого, сэр, — обратился к нему лейтенант Дональд Доремус, в мирной жизни владелец новой гостиницы, единственный, кроме самого полковника и Авдия Дженкинса, обладатель университетского диплома во всем западном Массачусетсе. — Но, кажется, мы потерпели неудачу.

— Боюсь, что так, Дональд, — вздохнул полковник. — Что вы думаете об этом побоище?

— Индейцы были атакованы другим отрядом, возможно, более многочисленным.

— Согласен.

— Меня очень интересует эта краска. Похоже, они смывали желтую и зеленую краску сенеков и наносили красную и белую…

— Цвета гуронов.

— Верно, полковник. Их застали врасплох, произошла битва, и уцелевшие сбежали. Враги не пострадали совсем или же забрали с собой убитых и раненых.

— Все так. Эйб Томас был прав. Это не сенеки напали на форт Спрингфилд.

— Да, сэр. Сенеки отправились бы прямо на запад, в свои земли.

К ним подошел Эйб со связкой мушкетов в руках:

— Полковник, мы нашли это в кустах всего в нескольких футах от берега.

Они разрезали лозу и внимательно осмотрели оружие.

— Это не наши мушкеты, — заметил Эндрю Уилсон. — Эйб, у сенеков есть другое огнестрельное оружие, кроме того, что дали мы?

— Нет, сэр. Во всяком случае, не было еще две недели назад. Я знал бы об этом.

Дональд все еще рассматривал мушкет:

— Он сделан в Пруссии, полковник. Здесь какая-то тайна. Ясно, что это мушкеты индейцев, скорее всего гуронов, но от кого они их получили, сложно сказать. Возможно, от французов, — продолжал Дональд, — потому что гуроны — их союзники: Вопрос в том, продают ли власти Канады индейцам именно французское оружие или чье-нибудь еще…

— Это надо выяснить. Кроме того, я допускаю, что эти мушкеты принадлежали испанцам из Флориды. Генерал Пепперелл отправит запрос принцу Руперту в Лондон, и если он не знает, то проведет расследование. Пройдут месяцы, прежде чем мы получим ответ. Но в конце концов все выяснится.

— Единственное, чего мы не знаем и не узнаем никогда, — сказал лейтенант, — так это кто спланировал и провел это нападение.

— Боюсь, что так. То, что гуроны — союзники французов, еще не означает, что они подчиняются властям Квебека. Дикари могли действовать самостоятельно.

— С другой стороны, ведь нас пытались убедить в том, что именно сенеки напали на наши дома… Обычно индейцы не оставляют после себя живых свидетелей.

— Я знал, что сенеки ни в чем не виноваты, — вмешался Эйб. — Гонка — честный человек, и остальные тоже.

— Хотел бы я быть настолько уверенным в этом, — задумчиво ответил Уилсон.

— Что будем делать, сэр? — спросил лейтенант.

— Боюсь, придется отказаться от погони и вернуться домой. Усилим охрану и будем ждать дальнейшего развития событий. Даже если у нас появятся доказательства того, что именно французы организовали это нападение, будет очень трудно убедить другие английские колонии отправить войска в Квебек. Но у нас нет даже доказательств.

— А что будет с Деборой? — обратился к нему Эйб.

Полковник нахмурился:

— Не знаю. Нам станет известно, если она попадет в Квебек. Французы не воюют с женщинами. Индейцы, гуроны или те, кто напал на них, могли убить ее или увести в плен. Одному Богу известно, что с ней стало, но у нас нет ни людей, ни средств, чтобы обыскать всю Северную Америку!