Белый индеец

Глава шестая

Преподобный Авдий Дженкинс сидел на перевернутой бочке, служившей стулом, потягивал из щербатой глиняной чашки чай и пытался скрыть от самого себя растущую досаду. После работы в поле Авдий переоделся в черное платье священника, чего обычно не делал.

Наконец он решился, встал, оседлал лошадь и направился к дому Иды Элвин.

Всему виной была племянница тетушки Иды, Дебора. К семнадцати годам она превратилась в настоящую красавицу, редкий цветок, который мог бы потерять всю свою прелесть, проведя остаток жизни на границе вместе с тетей и двоюродным братом. Красота, ум и обаяние сделали бы Дебору желанной гостьей и в Бостоне, и даже в далеком Лондоне. И только в Англии она сможет встретить человека, достойного ее.

Проблема заключалась в том, что Авдию вовсе не хотелось, чтобы Дебора встретила такого человека. Недавно он понял, что влюблен в нее, и с трудом скрывал свои чувства от Деборы и остроглазой миссис Элвин.

Нищий священник, который живет на границе и получает от прихожан яйца, картофель и копченые окорочка, не в состоянии обеспечить семью.

К тому же у Авдия было много соперников. Юный Эйб Томас из довольно зажиточной семьи вот уже несколько лет вздыхал по прекрасной Деборе, хотя та не питала особой симпатии к медлительному и неразговорчивому пареньку.

Ей больше подошел бы Джефри Уилсон, единственный сын самого богатого землевладельца в округе, но его манеры и образ жизни оставляли желать лучшего, и Дебора почти не скрывала своего презрения к нему.

Сейчас девушка стояла перед Авдием, держа в руках тарелку с овсяными лепешками. Золотое облако волос обрамляло прелестное личико, и мысли молодого человека были далеки от приличных священнослужителю.

— Они только что со сковородки, — улыбнулась Дебора. — Я испекла их, когда узнала, что вы собираетесь нас навестить.

Авдий вообще-то не очень любил лепешки, но взял одну, попробовал и с изумлением понял, что та превосходна.

— Что слышно о французах? — спросила тетушка Ида. — Говорят, полковник Уилсон до сих пор выставляет в форте двойной караул.

— Это обычная предосторожность, мэм. Мы знаем, что Алан де Грамон ушел к гуронам, но, по крайней мере сейчас, они не угрожают нашим поселениям ни здесь, ни в Нью-Йорке. Скорее всего, Грамон сейчас воюет с другими индейцами. Некоторые племена, например алгонкины, склоняющиеся на нашу сторону, придерживаются того же мнения, но точно никто ничего не знает.

— Лишь бы дикари оставили нас в покое, а друг друга пусть убивают, сколько им заблагорассудится. Может, это не совсем по-христиански, но жизнь здесь достаточно тяжела и без дикарей.

Авдий по опыту знал, что с тетушкой Идой лучше не спорить.

Уолтер, очень располневший за последние годы, взял несколько лепешек и затолкал себе в рот. Дебора с осуждением посмотрела на кузена, но в присутствии духовного лица не стала делать замечания. Ей всегда было неловко из-за Уолтера. Мальчик отлично справлялся с работой на ферме, ловко выполнял свои обязанности, но почти не бывал в обществе и не умел себя вести.

Авдий проследил за пристальным взглядом Деборы и понизил голос, обращаясь к тетушке Иде:

— Я пришел сегодня с особой целью.

Миссис Элвин наклонила голову.

— Не знаю, насколько удобно говорить об Уолтере, когда он находится рядом с нами.

— Ничего, — вздохнула тетушка Ида. — Просто не нужно смотреть на него, иначе бедняжка догадается, о ком идет речь.

— Мы много говорили о нем на днях с полковником Уилсоном. Рано или поздно Уолтеру придется научиться какому-нибудь ремеслу, и мы подумали, не захотите ли вы послать его в Бостон. Он смог бы пойти в ученики, например к булочнику или каменщику.

Дебора опередила тетушку:

— Боюсь, это невозможно. Мы достаточно хорошо знаем Уолтера, чтобы понимать, чего он хочет, и удовлетворять его нужды. Но с чужими людьми он пропадет.

— Уолтер просто не выживет, — резко заговорила тетушка Ида. — Я помню, как долго он учился читать и писать. Он решит, что мы с Дебби хотим избавиться от него и поэтому отослали из дому.

Священник был разочарован, но чувство долга одержало верх.

— Могу я спросить вас, что вы намерены делать с ним в будущем?

— Мы еще ничего не решили, — спокойно ответила тетушка Ида. — Я молю Бога, чтобы тот дал бедняжке голос и слух, но Всемогущий глух к моим мольбам. Мы только надеемся, что, когда меня не станет, а Дебби выйдет замуж, Уолтер будет в состоянии следить за своим телом и душой и работать на этой земле. Другого выхода нет.

— Что ж, — осторожно продолжал Авдий, — у вас есть еще год или два, чтобы подумать о его обучении.

Тетушка Ида кивнула, будто соглашаясь, но Дебора ничего не ответила.

Стук в дверь прервал разговор. Никто не слышал, чтобы подъехала повозка или лошадь, но Дебора без страха подошла к двери, открыла ее и замерла.

На пороге стояли два высоких могучих индейских воина, одетых в набедренные повязки, ноговицы и кожаные рубахи. Лица их были раскрашены зеленой и желтой красками. У каждого были при себе лук, стрелы и каменный нож, но пока незнакомцы не делали ничего угрожающего.

— Это гуроны, и они пришли убить нас! — прошептала девушка.

Тетушка Ида встала, собираясь схватить стоящий у камина мушкет, а Уолтер снял со стены сковороду.

Только Авдий понял, что индейцы пришли с мирными намерениями и поспешно вмешался:

— Не знаю, из какого они племени, но, судя по раскраске, это не гуроны.

— Можете вы поговорить с ними? — спросила Дебора, пытаясь справиться со страхом.

— Попробую. Полковник Уилсон научил меня языку алгонкинов, который, как он объяснил, является исходным для всех племен на сотни миль вокруг.

Заткнув за пояс пистолет, Авдий подошел к двери. Скрестив руки на груди, воины шагнули внутрь, стараясь поменьше смотреть по сторонам.

— Что вы здесь делаете? — спросил священник.

— Мы посланцы сенеков, величайшего народа ирокезов, — ответил старший. — Мы пришли с миром.

— Тогда добро пожаловать, — произнес Авдий, как только составил ответную фразу.

Дебора и тетушка Ида по выражению его лица поняли, что он старается соблюдать осторожность, но беспокоиться не о чем.

— Мы принесли весть вождю вашего народа.

— Я отведу вас к нему, — сказал священник, а потом повернулся к женщинам и объяснил, о чем идет речь.

— Не ходите с ними, — испугалась тетушка Ида. — Как только стемнеет, они перережут вам горло.

— Думаю, что нет, — заметил Авдий. — Но в любом случае придется рискнуть. Мы впервые встречаемся с ирокезами, и для нашей будущей безопасности необходимо выяснить, зачем они прошли столь долгий путь.

— Что ж, — не успокаивалась тетушка Ида, — на вашем месте я не выпускала бы пистолет из рук и не поворачивалась к ним спиной.

Младший из воинов заметил Дебору и, не отрываясь, смотрел на прелестную девушку. На земле сенеков мужчина имеет право смотреть на женщину, которая ему нравится, хотя обращаться к ней до того, как она даст понять, что не имеет ничего против, считается невежливым.

Дебора без труда поняла смысл взгляда незнакомца и похолодела. Дикарь явно жаждал ее, и Деборе просто не пришло в голову, что он никогда не видел женщин со светлыми волосами и глазами, как у Ренно.

Авдий натянул куртку и достал из кармана шапку.

— Будьте осторожны, — сказала Дебора на прощание. Такая забота тронула молодого человека.

— Не бойтесь. Я смогу постоять за себя.

Дебора и сама удивилась, что не очень тревожится за него. Священник был силен, как любой фермер, а смекалкой мог сравниться с хитрыми дикарями. Впервые девушка подумала о том, что уважает Авдия Дженкинса скорее как человека, чем как духовника.

Священник поклонился дамам, потрепал по плечу Уолтера и повел нежданных гостей во двор, где была привязана его лошадь.

Авдий убедился, что поблизости нет других индейцев, оседлал лошадь и отправился в путь. Сенеки без видимых усилий бежали рядом, с интересом поглядывая на освещенный луной форт.

Но Авдий не собирался приближаться к главному оборонительному сооружению, а сделав небольшой крюк, привел сенеков к поместью Уилсонов.

Они прибыли как раз в тот момент, когда Том Хиббард сделал свой ежевечерний обход. Увидев индейцев, он немедленно вскинул винтовку.

— Они пришли с миром, Том, — крикнул Авдий. — Я привел их к полковнику.

— Кто они такие, черт бы их побрал? — Хиббард рассматривал зеленую и желтую раскраску.

— Сенеки.

Том присвистнул и подошел ближе.

Посланники, оставаясь невозмутимыми, вошли в большой дом белого вождя.

Джефри Уилсон, спускавшийся по широкой изогнутой лестнице, увидел индейцев и злобно нахмурился. Выражение его лица было настолько недвусмысленным, что воины ответили тем же, недовольными взглядами встречая безмолвный вызов.

Эндрю Уилсон принял посетителей у себя в кабинете и сначала выслушал краткое объяснение Авдия, дав гостям время освоиться.

Индейцы были удивлены количеством пустых комнат в доме. Книжные шкафы в кабинете не вызвали у них ни малейшего интереса, зато полированный стол, за которым обычно работал хозяин, надолго привлек их внимание. Но самым любопытным для дикарей оказался камин, и сенеки надеялись, что им представится случай обследовать отверстие для дыма, используемое белыми.

— Мы пришли с миром, — сказал старший из воинов и подал полковнику короткую полоску вампума — сыромятный ремешок с нанизанными на него ракушками.

— Приветствую вас с миром, — ответил Эндрю Уилсон и протянул гостям записную книжку в кожаном переплете ручной работы.

Индейцы с удовольствием осмотрели ее, и старший сказал:

— Я пришел к вождю белых от лица Гонки, великого сахема сенеков, и от лица сахемов всех могущественных ирокезов.

Свободно владея языком алгонкинов, полковник ответил:

— Мой дом — ваш дом.

После обмена любезностями все сели. Воины отказались от стульев и устроились на полу, скрестив ноги.

Эндрю Уилсон, уже почти совсем седой, зажег одну из трубок и пустил ее по кругу.

— Гуроны, враги сенеков, — начал индеец, — получили много огненных дубинок от белых, которые живут в городе под названием Квебек.

Внимательно слушавший полковник кивнул. Это подтверждало слухи, что французы в Канаде дают оружие дружественным племенам.

— Теперь сенекам тоже нужны огненные дубинки. Сенеки хотят научиться пользоваться ими. В обмен они дадут белым много шкур бобров, выдр, бизонов, лисиц и волков.

Полковник переглянулся с Авдием и Томом. Английские колонисты здорово отстали от французов по части налаживания отношений с индейскими племенами. Ни одна попытка жителей форта Олбани установить дружеские отношения с ирокезами не увенчалась успехом.

И теперь сенеки, главное племя ирокезов, делают первый шаг. Все складывается слишком хорошо.

Однако оставалось еще одно препятствие. Двоюродный брат короля, принц Руперт, ведавший делами колоний, строго запрещал снабжать индейцев огнестрельным оружием.

Правда, теперь, чтобы не допустить контакта ирокезов с французами и в то же время не дать окружить английские колонии с севера и юга, прижав их к Атлантическому океану, отступление от этого правила было единственным выходом и надеждой на спасение.

Полковник Уилсон решился:

— Я пойду с вами в поселение великого вождя и попрошу его выслушать ваше предложение.

Милдред Уилсон предоставила гостям отдельные комнаты, справедливо предположив, что индейцы не пожелают спать на перине, а улягутся на полу, завернувшись в бизоньи плащи.

На рассвете Милдред подала гостям обильный завтрак, и вскоре полковник вместе с верным Томом и сенеками отправились в Бостон. Колонисты ехали верхом. Индейцы отказались от лошадей и без устали бежали до самой столицы Массачусетса. Предположив, что индейцы не захотят останавливаться в гостиницах и трактирах, да и владельцы этих заведений могут быть против, полковник решил ночевать под открытым небом, и все четверо готовили пищу на костре. Сенеки с восторгом попробовали настоящий английский ростбиф. Наконец им представилась возможность поближе познакомиться с соседями.

Через несколько дней путники прибыли в Бостон и направились прямо в резиденцию вице-короля. Губернатор Шерли, в знак уважения к послам, уселся на пол под портретом Карла II, Пепперелл и Уилсон последовали его примеру.

После обмена длинными приветственными речами сенеки повторили свое предложение.

— Для нас это первый реальный шанс остановить французов в Новом Свете, — закончив перевод, заметил по-английски Эндрю Уилсон. Он очень старался говорить как можно равнодушнее.

— Как вы думаете, согласятся ли индейцы на полноправный военный союз? — спросил генерал. Долгое время общаясь с алгонкинами, он научился скрывать свои чувства.

— При мне они не упоминали о подобном союзе, — ответил Уилсон, — и, думаю, было бы преждевременно и даже опасно требовать сразу так много.

— Всему свое время, — согласился Шерли. Как всегда, слова губернатора прозвучали очень убедительно. — Я принимаю на себя всю ответственность за нарушение политики Короны и немедленно отошлю принцу Руперту подробный доклад. Не могу представить, чтобы король отказался иметь дело с самым крупным и могучим племенем Северной Америки.

— Великий вождь Массачусетса, — обратился Эндрю Уилсон к сенекам, — принимает предложение вашего великого вождя. Мы заключим с вами сделку.

Воины кивнули, пытаясь скрыть радость.

— Я не собираюсь передавать индейцам наши новые длинные мушкеты, — заговорил Пепперелл, — но мы можем забрать из арсенала двести старых мушкетов, свинец, пули и пистолеты. У нас останется не очень много оружия, пока мы не получим новых поставок, но это не так страшно.

Губернатор назначил полковника Уилсона своим представителем при сделке.

— Возьмите с собой несколько ополченцев, — посоветовал Шерли. — Отберите хороших стрелков, чтобы они могли обучить индейцев.

— Непременно, ваша честь. Спасибо за доверие. Вы знаете, я сделаю все, что будет в моих силах.

— Вплоть до заключения союза, — вставил Пепперелл.

— И это тоже, если сумею. Но, исходя из того, что мне известно об индейцах, я постараюсь представить все так, словно это они делают первый шаг.

— У нас не так много людей, которые умеют вести переговоры, так что следует избегать ошибок, — строго сказал Шерли. — По пути вы заедете в форт Олбани. Я приготовлю письмо к властям Нью-Йорка, подтверждающее ваши полномочия, и вежливо предложу им также отправить какое-то количество оружия и нескольких инструкторов. Только не позволяйте ньюйоркцам водить вас за нос. У них самый большой запас оружия во всей колонии, так что они могут послать не меньше, чем мы сами.

— Я буду настаивать на том, чтобы отвезти сразу все оружие — и их, и наше. Индейцы могут заподозрить нас в обмане, если я скажу им, что остальное доставят позже. Сенекам нужно оружие, чтобы сражаться с врагами, а нам нужна их помощь в войне с французами. У нас впереди еще несколько дней, и, надеюсь, мы сумеем договориться, к общему удовлетворению. Кроме французов, разумеется. Они воюют с нами уже больше двадцати лет без серьезного ущерба для себя, так что пришло время изменить ситуацию. Эта сделка — первый шаг на пути к нашей победе.

После недолгих раздумий Эндрю решил взять с собой всего несколько человек. Помимо Авдия Дженкинса к сенекам должны были отправиться еще два юноши: Эйб Томас и Джефри Уилсон. Надежный товарищ и отличный стрелок, Эйб одинаково хорошо управлялся и с мушкетом, и с пистолетом. Несмотря на то, что родители нуждались в его помощи на ферме, Эйб согласился поехать на несколько месяцев к сенекам, чтобы научить их пользоваться оружием.

— Надеюсь, тяготы примитивной цивилизации заставят Джефри оценить удобства, которыми он располагает здесь, — говорил полковник Уилсон жене. — Может быть, он наконец остепенится.

Милдред нахмурилась:

— Он думает только об удовольствиях, которыми полна Англия. Боюсь, Джефри попадет в беду. Он ведь такой вспыльчивый.

— Теперь он не просто мой сын, а сержант милиции. Я для него — командир и, надеюсь, сумею сдерживать его.

Власти Нью-Йорка были в восторге от открывающейся перспективы и предоставили, со своей стороны, двести мушкетов, а также пистолеты, свинец и порох.

Единственная сложность заключалась в перевозке. Обычный способ доставки в повозках исключался, так как у индейцев не было подходящих дорог.

Авдий Дженкинс предложил использовать вьючных лошадей, и сенеки согласились, что, может быть, удастся провести через лес груженых лошадей, хотя в некоторых местах для этого придется вырубить деревья и кустарник.

Холодным осенним утром отряд покинул форт Спрингфилд. Небо было затянуто тучами, с запада дул сырой ветер. Путешественники на пароме переправились через реку Коннектикут, а к полудню свернули с дороги и углубились в лес.

Один из сенеков шел впереди, полковник Уилсон и его спутники следовали за ним, второй индеец замыкал шествие. Авдий, Эйб и Джефри заботились о лошадях. Поначалу тропа была достаточно широкой, и небольшой отряд не сталкивался с серьезными затруднениями. В первый же день индейцы отправились на охоту и принесли дичи, которой хватило на несколько дней.

У истоков реки Гудзон к отряду присоединились ньюйоркцы, и все вместе двинулись дальше. Осень подходила к концу, толстый ковер опавших листьев покрывал землю, тропа становилась все уже, и колонистам то и дело приходилось пробираться сквозь заросли кустарника и вечнозеленых растений. Путешествие, обычно занимавшее у сенеков несколько дней, растянулось более чем на две недели, и только индейцы не выказывали признаков усталости.

— Да, их лучше иметь в числе друзей, чем врагов, — однажды вечером заметил полковник Уилсон Авдию Дженкинсу. — И я начинаю думать, что мы напрасно называем их дикарями. Удивительно, насколько они выносливы.

Вечером на пятнадцатый день путешествия отряд прибыл в главное поселение сенеков. Мужчины и женщины заполнили все свободное пространство между длинными домами, желая посмотреть на чужеземцев. Стояла неестественная тишина. Сенеки впервые в жизни видели белых и с любопытством разглядывали их. Никто не кричал, не улыбался, и даже дети оставались спокойными.

Англичане привязали лошадей и прошли в дом для гостей, где распаковали вещи и сложили мушкеты вдоль стены, прикрыв полотном. Рядом поместили боеприпасы, а порох убрали подальше от огня.

Потом колонистов отвели в общий дом. Там тоже было полно народу, и гостям пришлось пробираться сквозь толпу, стараясь не толкнуть и не задеть кого-нибудь из индейцев.

Ради торжественного случая Гонка надел свой головной убор из перьев и искусно отделанную бизонью накидку. Позади него на помосте выстроились хранители веры и сахемы, представлявшие все народы ирокезов.

Вновь прибывшие остановились перед помостом, и полковник Уилсон произнес речь. Поприветствовав сенеков от имени своего великого вождя короля Карла II и вице-королей — губернаторов Массачусетса и Нью-Йорка, — Уилсон предложил дружбу всем народам ирокезов. Полковник подчеркнул, что колонисты хотят честной торговли, и обещал не мошенничать и не лгать. В качестве доказательства добрых намерений он принес ирокезам огненные дубинки, которые, он надеется, будут приняты.

После речи Эндрю Уилсон преподнес великому сахему шпагу с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, и пистолет, отделанный жемчугом.

Ренно сразу же узнал трубку, похожую на ту, из которой его хотел убить гурон.

Великому сахему понравилась шпага, он вытащил ее из ножен и попробовал клинок.

Ответная речь была намного короче. Сенеки всегда рады гостям. Великий сахем говорит от лица всех ирокезов и надеется, что сделка послужит интересам обеих сторон.

Полковник слушал очень внимательно, но Гонка так и не упомянул ни о дружбе, ни, тем более, о возможности заключения союза.

Впрочем, сенеки оказались радушными хозяевами. После завершения церемонии представители племен ирокезов и колонисты вышли в поле за частокол, где гостеприимные жители уже разложили костры и приготовились к пиршеству.

На следующее утро колонисты были приятно удивлены, увидев индейцев, несущих котлы с горячей водой для купания. Все жители, включая женщин и детей, опять вышли в поле, а гостям предложили показать огненные дубинки. Понятно было, что индейцы хотят соблюсти приличия и не торопятся завершать переговоры.

Для начала полковник воткнул в землю три индейских копья и срубил три наконечника тремя ударами шпаги. Великий сахем повторил тот же опыт своей новой шпагой.

Авдий Дженкинс приступил к демонстрации огнестрельного оружия. Подобрав сухой початок маиса, он укрепил его на воткнутой в землю ветке. Затем отошел на пятьдесят шагов, остановился и медленно поднял пистолет. Никто в Спрингфилде не стрелял из пистолета лучше него, и защитники форта искренне сожалели, что сан не позволяет Авдию вступить в их ряды.

Сотни сенеков не сводили с него глаз. Священник немного помедлил, затем прицелился и выстрелил.

Выстрел эхом прокатился по полю и замер среди деревьев в соседнем лесу.

Воины смотрели, широко раскрыв глаза, но с тем же бесстрастным выражением лица. Женщины зажали руками уши, а маленькие дети, к неудовольствию своих родителей, расплакались, и их пришлось увести.

Початок разлетелся на мелкие кусочки.

Наступила очередь Эйба Томаса. Молодой фермер взял один из привезенных мушкетов, хотя вообще-то предпочитал винтовку. Эйб установил две мишени, вернулся на линию огня и поразил обе цели.

Чтобы убедить хозяев в том, что здесь нет никакого волшебства, Эйб дал посмотреть мушкет индейцам, и воины начали передавать его друг другу.

В глазах великого сахема вспыхнул огонек, и Гонка вызвал колонистов на состязание.

Полковник Уилсон сразу же согласился.

На столбики поместили три высохших початка. Три воина-сенека с каменными ножами в руках вышли вперед. По сигналу Гонки воины метнули ножи, и каждый попал в цель.

Колонисты надеялись, что смогут повторить успех. Авдий, Эйб и один из ньюйоркцев попытали счастье с пистолетами и поразили две мишени из трех. Сенеки победили, хотя никто из присутствующих не усомнился в превосходстве огнестрельного оружия.

Вывесили еще шесть мишеней. На этот раз колонисты должны были стрелять первыми. Полковник вызвал Эйба, другого ньюйоркца и, после секундного раздумья, сына.

Человек из Нью-Йорка стрелял первым. Початок переломился пополам.

Эйб был следующим и, как и в первый раз, разнес початок в пыль.

Сенеки радостно зашумели, отмечая его мастерство.

Последним из колонистов вышел Джефри. Он надменно окинул взглядом зрителей, картинно прицелился и выстрелил. Початок остался невредим.

— Ты дернул курок, вместо того чтобы нажать, — с упреком сказал отец.

Теперь настала очередь сенеков. Гонка назвал имя, и из рядов вышел старший воин. Он достал лук, прицелился и выстрелил. Початок упал.

Вызвали следующего, и он тоже попал в цель. Третьим вышел воин помоложе.

— Бог мой! — прошептал полковник, обращаясь к Авдию. — Он же белый!

Священник недоверчиво посмотрел на юного воина. Несмотря на раскрашенное лицо, перья в волосах и семь скальпов, свисающих с пояса, юноша не был индейцем. Светлые волосы, голубые глаза и правильные черты лица указывали на английских предков.

— Я слышал, что когда-то индейцы похищали детей, — прошептал Авдий, — но доказательство этому вижу впервые.

Ренно и не подозревал о впечатлении, которое произвело его появление. Он бессчетное количество раз проделывал то, что предстояло продемонстрировать сейчас, так что не думал о зрителях. Сенеки снова одержали победу.

По правилам гостеприимства не следовало огорчать гостей, и Ренно, повернувшись к Джефри Уилсону, поднял ладонь в знак приветствия и сказал на единственном языке, который знал:

— Вызываю тебя на состязание в силе.

Зрители кивками одобрили предложение.

Эндрю Уилсон перевел вызов и добавил, обращаясь к сыну:

— Тебе следует согласиться, иначе нас не будут уважать.

Раздосадованный неудачным выстрелом, Джефри громко ответил:

— Согласен!

Полковник перевел ответ.

Ренно приветливо улыбнулся, сбросил рубаху, мокасины и торжественно вручил младшему воину металлический нож.

Джефри снял рубашку, но сапоги предпочел оставить на ногах.

Гонка объяснил простые правила. Полковник повторил сыну по-английски:

— Побеждает тот, кто прижмет плечи противника к земле. Запрещается бить в глаза или калечить друг друга. Помни, Джефри, от твоей победы зависит успех всего нашего дела.

Джефри не слышал отца. Белый индеец казался юноше воплощением всего, что он ненавидел в Америке. Сенеки очертили площадку примерно двадцати пяти футов в длину и двадцати в ширину.

Гонка подозвал колонистов к себе, чтобы вместе наблюдать за поединком. Он гордился сыном и заранее предвкушал победу.

Ренно смотрел на великого сахема, ожидая, когда тот подаст сигнал к началу схватки. Но Джефри не ждал никаких сигналов и, видя, что противник отвлекся, ударил Ренно кулаком в лицо.

Ренно никогда не сталкивался с кулачным боем и отступил.

Полковник понял, что сын нанес неверный удар. Гонка поднял руку.

Но Джефри, по-прежнему ни на кого не обращая внимания, снова бросился к Ренно и больно ударил в живот. Ренно согнулся, и следующий удар попал в скулу.

Ренно потерял равновесие и упал на одно колено.

На поле наступила тишина.

— Молодой дурак все испортит, — прошептал Эндрю Уилсон Авдию и крикнул сыну: — Хватит махать кулаками, Джеф! Ты должен бороться с ним.

Но тот ничего не желал слушать. Он придумал, как быстрее завершить поединок, и приготовился ударить ногой.

Ренно вовремя заметил тяжелый сапог, нацеленный ему в голову, и успел увернуться, зная, что, если удар попадет в цель, придется несладко. Юный воин медленно встал на ноги и отошел в сторону, чтобы перевести дыхание. Никогда еще в спортивном состязании он не встречался с таким коварным противником.

Ренно поднял глаза и встретил полный ненависти взгляд.

Пусть будет так. Это уже не дружеская схватка. Честь Ренно и всего народа сенеков должна быть спасена. Сын Гонки выкрикнул боевой клич.

Зрители не поняли, почему он так поступил, но хором подхватили выкрик. Даже Гонка мрачно улыбнулся, надеясь, что теперь сын преподнесет этому наглецу хороший урок.

Сам полковник, хотя и опасался за Джефри, не мог не испытывать симпатии к белому индейцу. Уилсон-младший зашел слишком далеко, и поплатится за собственную дерзость.

Ренно медленно двигался, держась подальше от кулаков и сапог.

Джефри замер.

Юный воин рванулся вперед, вцепился в противника, и оба упали на землю. Ренно оказался сверху.

Джефри снова пустил в ход кулаки и ноги, но Ренно, похоже, вовсе не замечал ударов. Он схватил Джефри за волосы, пытаясь пригнуть его голову к земле.

Подобные приемы были запрещены в товарищеских поединках, но этот бой трудно было назвать обычным.

Удары Джефри становились все слабее, по мере того как голова его оказывалась все ниже, и наконец колонист едва не потерял сознание. Ренно прижал противника к земле.

Индейцы закричали.

Авдий и один из ньюйоркцев помогли Джефри подняться на ноги.

Эйб Томас покраснел от стыда. Джефри Уилсон уронил честь английских колоний, и теперь она должна быть восстановлена. Не задумываясь, что делает, Эйб крикнул:

— Вызываю тебя на состязание в силе!

Эндрю Уилсон облегченно вздохнул и немедленно перевел обращение, опасаясь, как бы ситуация не вышла из-под контроля.

Ренно скрестил руки на груди и принял вызов. Эйб разделся до штанов, снял сапоги и передал Авдию нож и пистолет, потом вышел на площадку и протянул руку.

Ренно никогда прежде не видел такого жеста, но догадался, что он означает, и взял Эйба за руку. Оба юноши улыбнулись. Ренно понял, что этот поединок будет совсем не таким, как первый.

Гонка подал знак, бойцы повернулись друг к другу и схватились. Ни зрители, ни сами участники так и не поняли, кто первым упал на землю.

Эйб был сильнее, но Ренно обладал гибкостью и прекрасной координацией движений. Однако молодой колонист твердо настроился на победу. То один, то другой юноша оказывался наверху, но ни Ренно, ни Эйбу не удавалось прижать соперника к земле.

Они боролись долго, тела переплелись, а мускулы напоминали натянутые веревки. Непосвященному поединок мог показаться скучным, но сенеки, внимательные к каждой мелочи, смотрели в безмолвном восхищении, зная, что еще никому не удавалось победить Ренно в подобном состязании. Колонисты форта Спрингфилд переняли этот вид борьбы у местных индейцев, и Эйб тоже до сих пор не встречал себе равных.

Молодые люди взмокли и выбились из сил, но не выпускали друг друга.

Гонка и Эндрю Уилсон переглянулись. Оба думали об одном и том же. Целью соревнований было установление дружеской атмосферы, необходимой для успешного завершения переговоров, и теперь эта цель казалась достигнутой. Лучше всего, чтобы поединок закончился вничью.

— Остановись, Ренно! — тихо сказал Гонка, и никто не посмел возразить. — Поединок окончен.

— Достаточно, Эйб! — в ту же секунду выкрикнул полковник.

Борцы отпустили друг друга и поднялись на ноги. Недавние противники посмотрели друг на друга, рассмеялись, обнялись и разошлись в стороны, восстанавливая дыхание.

Потом сенеки соревновались в беге, метании копья, стрельбе в птиц, а Ренно и Эйб отошли в сторону. Фермер решил показать новому другу, как делать пули из свинца, и Ренно первым из сенеков выстрелил из мушкета. В свою очередь, белый индеец продемонстрировал фермеру, как обращаться с луком и стрелами.

Вечером опять устроили пир, и молодые люди уселись рядом, сгорая от желания научиться премудростям другой цивилизации.

Позже, когда колонисты возвращались в дом для гостей, встревоженный Авдий Дженкинс отвел полковника в сторонку.

— Меня мучает один вопрос. Тот молодой воин и не подозревает, что он белый.

— Я знаю только то, что он считает себя сыном великого сахема. Следовательно, нам нужно быть очень осторожными.

— Одному Богу известно, как он оказался здесь, но это настоящий индеец, если не считать цвета кожи. Мне не терпится открыть этому юноше правду.

— С желаниями священника трудно спорить, — сухо отозвался Эндрю Уилсон. — Но хотя бы дождитесь, пока мы заключим договор с его отцом!

На следующее утро Ренно и Эйб отправились пробовать новое оружие, а остальные колонисты пошли на охоту вместе с сенеками. Разобиженный Джефри Уилсон плелся позади всех.

Тем временем великий сахем пригласил Эндрю Уилсона в свой дом. Переговоры заняли большую часть дня, но в конце концов стороны пришли к соглашению. Условия были просты: сенеки получают оружие, а взамен дают две шкуры за каждый мушкет, одну за свинец и порох, необходимые для одного ствола, и по шкуре за каждый пистолет.

Эйб Томас должен был остаться в поселении на всю зиму, чтобы научить воинов обращаться с огненными дубинками и ухаживать за ними.

Стороны обязались не воевать друг с другом по меньшей мере дюжину лун.

В настоящий момент ирокезы не хотели заключать с англичанами военного союза. В то же время казалось невероятным, чтобы ирокезы выступили на стороне французов — союзников ненавистных гуронов и оттава.

Вечером состоялся третий пир. Эйб, который после отъезда Уилсона и Дженкинса должен был поселиться в одном доме с Ренно, коротко объяснил, что не намерен раздавать воинам оружие до тех пор, пока те не научатся обращаться с ним.

Полковник Уилсон, выступавший в качестве переводчика, добавил:

— Наше оружие очень опасно, и если человек не знает, как с ним обращаться, он может погибнуть в результате несчастного случая.

На следующее утро, когда путешественники собрали вещи и приготовились к отъезду, Авдий Дженкинс подошел к полковнику и заявил, что не может больше молчать.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — вздохнул Уилсон.

— Я всего лишь повинуюсь воле Божьей. Думаю, юноша должен знать правду о своем происхождении. Я не успокоюсь, пока не поговорю с ним.

Авдий вытащил что-то из седельной сумки и отправился на поиски Ренно.

Тот сидел в длинном доме и старательно чистил мушкет.

— Я хочу говорить с тобой, — произнес Авдий на языке алгонкинов.

Ренно удивился, но не выказал особого любопытства. Они молча направились в лес.

Авдий остановился на маленькой полянке. Стояло солнечное зимнее утро. Преподобный Дженкинс произнес про себя краткую молитву и резко спросил:

— Кто ты?

— Я Ренно, воин сенеков, член клана Медведя.

— Кто твои родители?

— Я сын Гонки, великого сахема, и Ины, хранительницы веры.

— Я принес тебе подарок. — Авдий опустил руку в карман и вытащил прямоугольный кусок отполированной стали. Стеклянные зеркала были практически недоступны, и колонисты в основном пользовались подобными предметами. — Посмотри на свое лицо.

Ренно взял подарок, удивляясь, что видит собственное отражение даже лучше, чем в речной воде в безветренный день.

— Что ты видишь? — Авдий знал, что разговор будет нелегким.

— Свое лицо.

— Хорошенько посмотри на себя, сенека Ренно. Твои волосы такого же цвета, как у людей моего народа. Твои глаза такие же, как у нас. Солнце заставило твою кожу потемнеть, но на самом деле она такая же, как у нас.

Ренно испугался. Он знал ужасную правду, знал давно, с самого детства, но старался забыть, и сейчас ему потребовалось все его мужество. Он не хотел слушать белого священника, но страшная тайна все эти годы мучила Ренно, именно эта тайна заставляла его быть первым во всем, он хотел стать настоящим сенека.

Ренно вспомнил девушку из видения и спросил:

— Ты — хранитель веры?

— Да. Для моего народа, — подтвердил Авдий.

Ренно медленно опустил руку, в которой держал зеркало, и посмотрел на чужеземца. То, что он увидел, приободрило его. Это был не враг, как Золотой Орел или тот молодой белый, который пытался побороть его не по правилам. У этого человека были добрые и честные глаза, и он не лгал Ренно, который вдруг оказался совсем беззащитным.

— Ты из клана маниту, который приходил ко мне?

— Я знаю только одного великого маниту, — ответил Авдий. — Небо и земля принадлежат ему. Он всемогущ, всезнающ и для него нет ничего невозможного.

— Я слышал твои слова, — сказал Ренно.

— Ты сын сенеков. Никто не говорит, что это не так. Но мой народ — это твой народ, Ренно, так что ты — сын моего народа тоже.