Берсеркер. Книги 1-11

Фред Саберхаген. БАЗА ПЛЕННИКОВ

В первые минуты своего пленения кошмарной машиной Ларс Канакуру проклинал ее металлическое нутро за то, что оно сохранило ему жизнь. Чертов берсеркер никак не отреагировал на поток ругательств, хотя, Ларc был уверен, слышал их. Он также, казалось, плевал на ракету, запущенную с маленького одноместного космического аппарата Ларса. Ларс так и не узнал, что с ней стало. Но приборы показали, как ужасный берсеркер тянул к его маленькому кораблю свои силовые поля-щупальца, действующие на расстоянии многих километров. Ларс видел и чувствовал, как машина захватывает его в объятия смерти.

Но смерти не мгновенной. Это было бы слишком большим везением. Бессмысленные атаки фанатичных человеческих существ были, вероятно, известны машинному опыту берсеркера. Но, похоже, они совершались так редко, что вызывали интерес к тем, кто пытался оказать сопротивление. Очевидно, берсеркер решил, что Ларса следует оставить в живых для изучения.

В крошечной кабине одноместного корабля Ларса не было никакого оружия, и вообще ничего такого, чем можно сразу покончить с собой. И прежде, чем он смог найти хоть какое-то орудие самоубийства, в кабину истребителя с шипением начал поступать неизвестный газ. Ларс потерял сознание.

Когда он очнулся, то обнаружил, что уже не находится на борту своего корабля. Теперь он лежал, распростертый на твердой незнакомой поверхности, заключенный в маленькой, без окон и дверей, камере. Голова раскалывалась от боли. Тусклый красноватый свет исходил откуда-то сверху, слышалось слабое шипение подогреваемого воздуха.

Он сел. Гравитация — несомненно, искусственная — воздействовала на него с обычной земной силой. В камере было тесновато, чтобы встать во весь рост. Не хватало места не то что ходить а даже ползать, два метра на два — невелико пространство.

Ларса не радовало, что он еще жив. Теперь было ясно, что ему не дадут умереть сразу, а подвергнут изучению.

В то же время он обнаружил, что самоубийство перестало казаться ему единственным выходом. Эта мысль изначально была чужда его природе.

Итак, он стал пленником машины берсеркера. Некоторые прошли через это и вернулись в мир людей, чтобы рассказать о своем опыте, а самые удачливые сумели даже извлечь ту или иную выгоду из этого невероятного события. Это были всего лишь единицы из тех, кто уцелел, и считанные чудеса на миллионы и миллионы кубических световых лет, на протяжении многих веков, в течение которых человечество вынуждено было вести войну против берсеркеров.

Как ветеран космических странствий, Ларс почти с первых же минут своего пробуждения понял, что в данный момент находится в полете: чувствовались слабые признаки движения, изменения гравитации, сопутствующие им неприятные ощущения. Машина, пленником которой он был, опережая свет, несла его через пространство математической реальности по неведомым районам Галактики в направлении, о котором он не мог и догадываться.

Человек никогда в действительности не чувствовал себя в чужом мире космического пространства как дома. Но слишком долго этот мир был своим для Ларса Канакуру, и оказаться в нем опять было привычным, действовало успокаивающе. У него не оставалось шанса получить помощь в том секторе обычного пространства, где его схватили. Ларс сознавал, что этот маленький участок Галактики с немногочисленными планетами, принадлежал теперь берсеркерам. Одна из этих планет была его домом…

Камера, в которой он находился, предназначалась лишь для поддержания жизни, не более того. Ларс вновь осмотрелся, теперь уже более внимательно. Его космический скафандр, так же как и содержимое его карманов, исчезли. На нем все еще был комбинезон и легкие ботинки, которые Ларс всегда надевал в полете под скафандр — обычная боевая экипировка службы, к которой он относился.

Камеру заливал тусклый красноватый свет, исходящий от металлических или керамических — он не знал, каких точно — пола и стен. Воздух здесь был, конечно, пригоден для дыхания, но время от времени в пространстве возникала волна какого-то экзотического запаха явно неорганического происхождения. Вскоре он обнаружил, что здесь есть подача воды, почти ледяной. По желанию она поступала из небольшого отверстия в панели, которая служила водопроводом.

Он мысленно вернулся к космическому сражению, военной миссии, которые привели его в эту камеру. Другой раз будет умнее. Ларс вдруг осознал, что повторяет себе это снова и снова. Казалось, он никак не может поверить, что другого раза не будет, во всяком случае, для него.

Тогда он стал думать о том, что его ждет. Как правило, берсеркеры убивали быстро, человеческие страдания не значили для машин ровным счетом ничего. Все, на что берсеркеры были запрограммированы — это желание уничтожить человека. Но в его случае время скорой расправы уже миновало.

Тогда Ларс решил не заглядывать вперед, так как мгновенная смерть была лучшим выходом по сравнению с тем, что могло произойти с пленниками берсеркера. Действительно, все другие варианты — конечно, кроме чудесного спасения — были, по его мнению, гораздо хуже.

Лучше думать о настоящем. Ларс Канакуру решил, что он вполне мог оказаться единственным живым существом на расстоянии многих световых лет. Но почти тотчас ему пришло в голову, что это не совсем так. В его теле живут, должно быть, миллиарды микроорганизмов, так же, как и в любом человеке. Он носит в себе целые популяции видов. Эта простая мысль успокоила его.

Он почувствовал, что снова в состоянии здраво мыслить и контролировать ситуацию.

В этой ужасающе примитивной камере у него не было возможности следить за бегом времени. Но через некоторое время — могли пройти сутки или часы — он снова уснул и увидел сон.

Ларсу снилась контрольная панель корабля с многочисленными электронными датчиками, и он понимал, что это какой-то новый пульт управления космического истребителя. Он был счастлив видеть его, так это означало, что он сбежал от берсеркера. Но чувство тревоги не исчезало. Один из индикаторов на панели выглядел очень странно, он, казалось, показывал пары рифмованных слов, и Ларсу было очень важно понять их, но он не мог.

Сон не испугал его по-настоящему, но показался настолько реальным, что произвел на Ларса сильнейшее впечатление. Обливаясь потом, он проснулся. Руки скребли теплую поверхность стола. Очень странный сон.

Он лежал, испытывая слабость и безразличие. Он выпил воды и наверняка поел бы, имей еду в запасе. Пока еще он не проголодался по-настоящему. Берсеркер неприменно накормит его, когда возникнет потребность. Если бы его хотели умертвить, это бы уже произошло. Ларс вновь задремал, но вскоре проснулся.

И вдруг он осознал, что космический полет несущей его машины завершился.

Сейчас, сквозь массу металла, окружавшего его, едва ощутимо доносились звуки и вибрация, характерные для жесткой стыковки. Он решил, что берсеркер, захвативший его, достиг своей базы. И это означало, что вскоре станет ясно, что его ждет.

Сразу после стыковки одна из стен камеры Ларса открылась, и машина зашла за ним. Металлокерамическое тело передвигающегося устройства имело вид муравья и было в два раза меньше Ларса. Машина ничего не сказала, и он не оказал ей сопротивления. Она принесла костюм астронавта, но не его собственный, а такой, что подошел бы ему, и, похоже, сделанный человеческими руками. Несомненно, скафандр тоже был однажды где-то захвачен, и женщина или мужчина, носившие его, были теперь, очевидно, мертвы. На нем еще сохранились выцветшие знаки различия, но в слабом красном свете символы едва можно было разобрать.

Берсеркер швырнул скафандр к его ногам. Очевидно он хотел, чтобы человек надел костюм, не гадая о его происхождении. Ларс мог прикинуться непонимающим, попытаться озадачить своего захватчика необъяснимым поведением, но обнаружил, что больше не жаждет смерти. Он надел скафандр и загерметизировал его. Подаваемого воздуха было достаточно, и он имел сладковатый запах.

Машина вывела Ларса наружу в безвоздушное пространство за пределы камеры. Это путешествие не было слишком долгим, всего несколько сотен метров, но со множеством зигзагов и поворотов, по коридорам, явно не рассчитанным на людей. Большая часть пути проходила в условиях уменьшенной гравитации, которая, как почувствовал Ларс, здесь была естественной. Об этом свидетельствовали такие тонкости, которые ощущает только тот, кто имеет достаточный опыт.

Примерно на полпути проводник вывел его из огромного космического берсеркера, захватившего Ларса в плен, и они оказались под звездным небом, лишенным атмосферы, на скалистой поверхности, исполосованной длинными тенями от бело-голубого солнца, и Ларс понял, что ощущение изменения гравитации не обмануло его. Теперь он стоял на поверхности планеты. Настолько, насколько Ларс мог видеть (а горизонт здесь был близким) она представляла собой сплошную потрескавшуюся скалу, по которой равномерно двигались призрачные пылевые формы — формы, возникающие не под действием ветра, а из-за дрейфующих электрических зарядов. Ларс уже однажды видел что-то похожее в другом мертвом мире. Этот мир, очевидно, был мал, если судить по близкому горизонту, отсутствию атмосферы и гравитации, в несколько раз меньшей, чем земная. Несомненно, сейчас это место было лишено каких бы то ни было признаков жизни, но, скорее всего, оно уже было таким до прихода берсеркеров.

Все выглядело так, словно они решили обосноваться здесь навечно. Повсюду виднелись многочисленные сооружения берсеркеров, башни и копи, а также другие непонятные строения, возвышающиеся на фоне безжизненного ландшафта насколько хватало глаз. Было трудно судить о происхождении или назначении конструкций. Что вообще строили берсеркеры? Гигантскую судоверфь, где можно создавать себе подобных, или ремонтные доки для аппаратов, пострадавших в боях? Ларс имел отличный обзор и, когда позже размышлял над увиденным, то подумал, что машины намеренно все устроили так, чтобы он мог хорошо разглядеть всю силу и нечеловеческую мощь, окружавшую его.

Затем его провели в подземелье, в узкий тоннель, и на лицевой пластине его гермошлема померкло это бело-голубое солнечное сияние.

Одна дверь закрылась за ним, а через другую он попал в небольшую комнату из полуобработанной скальной породы, куда с шипением стал поступать воздух. Еще одна дверь перед ним плавно отъехала в сторону. Мгновение спустя Ларс осознал: что-то изменилось. Он больше не был один. Здесь находились другие пленники, такие же люди, как он. В первое мгновение Ларс был чрезвычайно изумлен, хотя потом не мог понять, что же так потрясло его.

Послышались человеческие голоса. Человеческие фигуры, в таких же комбинезонах, как у него, развернулись в его сторону. Небольшая группа состояла из четырех землян — двух мужчин и двух женщин.

Комната, в которой они содержались, была, вероятно, площадью около 10 квадратных метров и имела высоту, позволяющую стоять в полный рост, но не более того. Здесь не было мебели, и четверка сидела на каменном полу. В комнате было еще три двери по одной в каждой стене. Две из них были открыты.

Двое мужчин и женщина поднялись на ноги, как только Ларс приблизился. Вторая женщина осталась сидеть на полу, и ее вид говорил о полном безразличии к происходящему.

Ларс представился: «Летный офицер Ларс Канакуру, Объединенные силы Восьми Миров».

«Капитан Абсалом Наксос, Стратегический Корпус Защиты, Новые Гебриды», — капитан говорил так быстро, словно боялся не успеть выдать всю необходимую информацию. Он имел вид голодающего человека, находящегося в постоянном напряжении. Его черные как смоль брови, выглядели почти искусственными на бледном лице, и редкая черная поросль на щеках, казалось, напрасно пытается самоутвердиться.

Ларс ответил: «Рад познакомиться. Желал бы, чтобы это произошло при более благоприятных обстоятельствах».

«Мы все тоже. Здесь паскудная жизнь».

Женщина — та, которая была моложе и красивее — слегка выступила вперед: «Пат Сандомер. Я просто гражданское лицо».

«Здравствуйте», — Ларс пожал протянутую ему руку. Сквозь толщу скалы то тише, то громче постоянно доносился звук работающих машин. Ларс заключил, что где-то рядом, скорее всего, рудник или что-нибудь подобное.

У Пат были действительно прекрасные серо-голубые глаза. Она сказала, что ее захватили на пассажирском лайнере, атакованном берсеркером, она была уверенна, что экипаж и все пассажиры погибли.

«Я Николас Опава», — второй мужчина производил первоначальное впечатление человека мягкого. Естественный темный свет его кожи скрывала бледность тюремного узника. От него веет безнадежностью, подумал Ларс. Опава сказал, что он был единственным человеком на борту автономного научного аванпоста, где его и захватил берсеркер.

Последняя в этой группе, Дороти Тотонак, была несколько старше других и выглядела замкнутой. Ее имя назвала Ларсу Пат; в конце концов, Дороти поднялась на ноги, но, казалось, была намерена ограничиться только кивком.

Ларс спросил, сколько времени они уже провели здесь. Оказалось, что всего несколько дней. Началось легкое препирательство о способе подсчета времени, когда взгляд Ларса упал на одну из раскрытых дверей. В соседней комнате, примерно такого же размера, как та, в которой он стоял, находились другие живые существа, но не земляне, Ларс подошел к Николасу Опаве и взял его за руку. Инстинктивно перейдя на шепот, он спросил: «Это Кампаны?» За всю свою историю космических странствий он никогда не видел ничего подобного. Но тем не менее с первого взгляда узнал эти квадратные тела, покрытые складками кожи; их узнал бы любой образованный человек с любой планеты. Хотя изображения Кампанов встречались довольно редко, каждый видел их.

Опава только устало кивнул.

«Мы с ними ладим вполне нормально», — вставил капитан Наксос в своей обычной деловой манере. — «Условия у нас одинаковые, все вместе здесь заперты, им приходится быть дружелюбными».

Ларс стоял, уставившись на Кампана. Он убедился, что все, что он знал о них оказалось верным: форма их неуклюжих угловатых тел напоминала механизмы, но он никогда не слышал, чтобы ум Кампанов называли механическим.

Кроме умственных способностей, которые были весьма необычны по земным меркам, а иногда даже внушали благоговейный ужас, Кампаны славились тем, что старались избегать контактов с землянами. Но вот один из них вышел из своей комнаты и направился к людям. Походка была медлительной, перекатывающейся, но ее нельзя было назвать неуклюжей.

«Могу поспорить, идет поприветствовать новичка», — сказала Пат Сандомер.

И оказалась права. Толстое существо (две руки, две ноги, покрытая чешуей кожа или тесно облегающие одежды?) приближалось прямо к нему. Все остальные немного отступили.

«Было бы глупо сказать вам „Добро пожаловать“» — Ларсу показалось, голос прозвучал удивительно чисто и ничем не отличался от человеческого, хотя рот и горло, его породившие, выглядели совсем по-иному. — «Но можно пожелать вам здоровья, что я и мои товарищи Кампаны и делаем».

«Спасибо. Вам того же», — что сказать чужаку? — «Как вы попали в плен?»

Похожий на руку отросток шевельнулся. Рот, гораздо шире, чем человеческий, артикулировал земные слова с бесхитростным старанием: «По несчастью, мой друг, по несчастью». Произнеся это, Кампан медленно повернулся к ним спиной и начал путь назад, к своим товарищам. Какого пола это существо? Ларс не мог сказать. Он слышал, что Кампаны сами редко интересовались половыми различиями.

«Я думал, они никогда не говорят с нами так свободно», — пробормотал Ларс, наблюдая за удаляющейся спиной.

Пат, в сущности, повторила все сказанное капитаном Наксосом: Кампаны, вынужденные обстоятельствами, могли быть хорошими компаньонами. И все же берсеркеры понимали, что необходимо обеспечить два разных биологических вида двумя раздельными комнатами, признавая необходимость психологического разделения.

Ларс проголодался, как волк, а здесь была вполне пригодная еда, розово-зеленые пирожные, о которых упоминали бывавшие в плену у берсеркеров. Он мог видеть Кампанов, жующих в своей комнате пирожные другого цвета. После того, как Ларс поел, товарищи по несчастью показали ему отдельную камеру, где можно было поспать или просто побыть одному. Эта камера очень напоминала ту, что была на корабле берсеркеров, за исключением того, что была высечена в скале, и в ней не было двери. У каждого из пленников была своя келья, где он мог уединиться, и еще одна оставалась незанятой. Все индивидуальные камеры, используемые пленными выходцами с Земли, были расположены в конце небольшого бокового зала, выходящего из общей комнаты.

Крайне уставший, Ларс вытянулся на припасенном для этой цели одеяле, закрыл глаза. Он вдруг почувствовал себя тесно связанным с этими людьми, которых не знал еще час назад.

Он все еще ощущал рядом с собой их присутствие даже сейчас, когда спал.

Ему снова снился сон. И вновь он видел загадочную контрольную панель и датчик с рифмованными словами, которые никак не мог расшифровать.

В этот момент он проснулся и инстинктивно повернул голову. Взгляд пересек открытый проем его кельи, короткий переход на углу и уперся в общую комнату. За ней была другая дверь, ведущая в комнату Кампанов, через которую на Ларса смотрел один из них. Когда их взгляды встретились, существо отвернулось.

Из того, что было известно о Кампанах, на первом месте стояла сила их разума; среди них были Прорицатели Вероятного. Они обладали также способностью телепатии (правда, в большинстве случаев бесполезной) на чрезвычайно большие расстояния — по крайней мере, некоторые индивидуумы-Кампаны, такие, как Третий Историк, известный своими контактами с Землей. Ларс не удивился бы, узнав, что этот слишком реальный сон был вызван мыслительными упражнениями Кампанов в интеллектуальной силе. Но он не мог найти объяснения, зачем Кампанам интересоваться его снами или тем, видит ли он их вообще.

А, может быть, это была попытка передать информацию телепатическим способом? Однако, сон о датчике впервые приснился Ларсу несколько дней назад, еще до того, как он попал на базу и узнал о том, что здесь есть Кампаны. Но это был слабый довод против истинной телепатии: Ларс понимал, как мало земляне знали о ней. Наверное, время не всегда может служить препятствием при телепатическом контакте, думал он.

Таким образом, сон может являться способом передачи любой секретной информации, средством связи, неподвластным мощи перехватчиков берсеркеров. Если это так, Ларс решил не упоминать о своем сне вслух.

Четверо землян бодрствовали, когда Ларс присоединился к ним в общей комнате. Один ел, двое других разговаривали, один — на этот раз Опава, — сонно бродил по комнате. Дороти Тотонак все еще выглядела печальной, но теперь, по крайней мере, сказала ему «здравствуй». Ларс поел еще розово-зеленых пирожных, обменявшись несколькими словами со своими товарищами. Никто не рассказал о своих странных снах. Никто не упомянул о том, что мозг берсеркера, который контролирует эту базу, наверняка каким-то образом прослушивает все, о чем они говорят, наблюдает за всем, что они делают, хотя Ларс был уверен, что все это знали. Возможность утаить от врага такую малость как сон давала ему крохотное чувство превосходства над остальными.

Беседа продолжалась недолго, когда открылась та дверь, что впустила Ларса внутрь помещения для пленников. Вошел конвой муравьиноподобных машин. Космических скафандров у них не было. Беседа людей прервалась, и как по команде, все встали, повернувшись к врагу лицом.

Воцарилось минутное молчание. Тогда дверь в третьей стене отъехала в сторону, открыв освещенный красным светом проход.

Капитан Наксос беспокойно задвигался. «Что-то новенькое! Они ни разу не открывали эту дверь с тех пор, как я здесь». Капитан был пленником дольше всех, по крайней мере, на несколько часов.

Полдюжины муравьиноподобных машин жестами указывали людям на впервые открытую дверь.

«Похоже, нам нужно идти», — пробормотала Пат Сандомер.

Ларс попытался придумать какую-нибудь отговорку, чтобы выиграть хотя бы минуту, но никакой существенной причины не нашлось. Вместе со своими товарищами по несчастью в сопровождении маленьких машин он двигался по заполненному воздухом переходу. Состав атмосферы и сила тяжести соответствовали земной норме на протяжении всего пути.

Дороти, сияя, будто новизна ситуации радовала ее, прокомментировала: «Кампаны хорошо переносят наши родные условия. А вот нам у них, как мне говорили, было бы тяжело».

Больше никто не пожелал поддержать разговор. Переход оказался не более 30 метров длиной. В дальнем конце он разветвлялся на несколько камер, вырубленных в скале, каждая из которых была гораздо больше, чем кельи для сна, но меньше их общей комнаты. Каждая комната была тесно уставлена непонятными механизмами. Люди безучастно переглянулись: было невозможно понять, кто же из этих роботов здесь главный.

Ларс услышал какой-то звук и обернулся. Пятерых Кампанов под конвоем маленьких проводников-берсеркеров также вели в этот комплекс камер, набитых изощренной техникой.

Живые и механические тела заполнили помещение.

Теперь каждый из землян — Ларс не знал, произвольно или нет — был соединен в пару с Кампаном. Ларса и его нового компаньона отвели в одну из камер, набитых техникой. Там стояли две кушетки. Ларс видел, как Кампана уложили на одну и подсоединили к хитроумному комплексу аппаратуры с помощью проводов и прочих более сложных приспособлений. Затем и Ларса уложили на другую кушетку. Маленькие муравьиноподобные берсеркеры закрепили его руки и ноги и что-то подсоединили к голове.

Тотчас в его мозгу возникли странные мысли и представления, словно продиктованные извне. Появившиеся образы были чуждыми, незнакомыми, но вполне отчетливыми.

По-видимому, производили настройку, и вскоре была достигнута совместимость. Наконец Ларс увидел ясные, простые слова:

«Я Кампан. Постарайся контролировать свой страх. Я не думаю, что берсеркер в настоящий момент собирается причинить нам зло».

Послание было понятным, но Ларс не знал, поступает ли оно непосредственно от мозга Кампана или через аппаратуру. Он открыл глаза, но из-за расположения кушеток не смог увидеть партнера. Комната в скале казалась чем-то еще менее реальным, чем новый мир странного общения, возникший в его голове.

«Он пытается использовать наш мозг, твой и мой вместе. Мы очень различаемся по образу мыслей, но с помощью этой хитроумной техники наши мысли могут стать как бы совместимыми. Вместе можно сделать больше, чем по отдельности. Он намеревается использовать наш интеллект для исследования далеких миров, где…»

Что-то в хитроумной аппаратуре тихо заработало, и связь прервалась. И все же до Ларса дошел смысл происходящего. Должно быть, гигантский компьютерный мозг берсеркера, доминирующий над всеми и управляющий этой базой, пытался, используя два таких различных биологических мозга, сделать то, что один разум, и даже вся аппаратура берсеркера сделать не в состоянии: проверить, какой сектор Космоса попал под прицел последней вылазки его истребителей.

Этот первый сеанс — сплошные проверки и тестирование — длился долгие изнуряющие часы. Ларсу довелось увидеть картины жизни и деятельности нескольких миров, корабли, находящиеся в космическом пространстве. Но у него было весьма смутное представление о том, что он видит и испытывает, и никакого выбора. Он предполагал, что Кампан испытывает то же самое. Берсеркер использовал их как живую аппаратуру.

Никакой радиосигнал не мог передать информацию в космосе быстрее света. Сигналы, исходящие из мозга — если это правильное определение такой трансэфирной передачи — были, очевидно, другого свойства.

Информация иного порядка просочилась в подкорку Ларса, привнесенная, вероятно, в результате интеллектуальных усилий самого берсеркера, высасывающего знание о знании под воздействием какого-то закона, заставляющего оставлять что-то взамен. Ларс знал, что какое-то время назад десять или более гигантских кораблей берсеркера отправились с этой базы в полет, и целью настоящего опыта было проверить, как эти аппараты, находившиеся на невообразимом и недостижимом для какой бы то ни было свези расстоянии, себя ведут.

Телепатический сеанс был прерван. Кампана, соединенного с Ларсом в тандем, отключили и увели. Его место занял другой. Ларс догадался, что идет апробация различных сочетаний живого разума, но всегда землянина и Кампана в паре, подключенных… последовательно или параллельно? Имело ли смысл искать электронный эквивалент для определения? Разум Кампана и разум землянина, как понимал Ларс, могли как-то дополнить друг друга, что берсеркеры и собирались использовать в своих целях.

Когда аппаратура снова была включена, у Ларса возникло впечатление, что навязанный контакт был гораздо более неприятным для Кампана, чем для него.

Наконец, провода были отключены, и Ларс поднялся с кушетки. Он не имел ни малейшего представления как долго продолжался сеанс. Изнуренному до изнеможения, как после многочасового бега или сражения, ему разрешили вернуться в жилой комплекс. Остальные пленники устало тащились рядом.

Им дали короткий перерыв для отдыха и еды.

Затем людей вновь провели по переходу, тестирование и опыты продолжались. На этот раз у некоторых землян потом чувствовалось умственное утомление, путаница в мыслях. Но пока побочные эффекты были терпимы.

Повторные сеансы продолжались, должно быть, несколько дней. Все эти тесты с аппаратурой были посвящены, как считал Ларс, проверке и, в какой-то степени, тренировке. Наконец были выявлены оптимально совместимые пары.

Только тогда и начались настоящие рабочие телепатические сеансы.

Ларс, подключенный к одному из Кампанов (он все еще не мог с уверенностью отличать их друг от друга), ощутил шумовые помехи, неразбериху и путаницу в сознании — результат прикосновения живого разума Кампанов, видоизмененного холодным зондированием мозга аппаратурой берсеркера.

Время искривилось. Будущее и прошлое слились воедино в царстве стремительного интеллекта Кампана и едва успевающей за ним мысли Ларса Канакуру. Теперь снова возникли ясные образы, передаваемые другим мозгом. Они были фрагментарны, практически неосознаваемы. Они проходили через мозг Кампана быстрее, чем Ларс мог их зафиксировать.

Видения стремительно менялись без всякого участия со стороны Ларса.

«Сохрани это в тайне, мой земной союзник и партнер. Это должно быть скрыто во что бы то ни стало. Не дай берсеркеру в это проникнуть…»

Ларс попытался ответить Кампану, хотя в данный момент едва ли был в состоянии самостоятельно сформулировать любую связную мысль.

И снова, другой стремительный отрывок: «Сохрани это в тайне…»

Затем высветился мысленный пейзаж, сухой, замороженный, мелькнувший в одно мгновение, как вспышка молнии. И немедленно вслед за этим потух.

Тотчас Ларс, дрейфующий в какой-то дремотной стране, понял, что Кампан, подсоединенный вместе с ним к одной машине, был мертв. Ларс подумал, что, вероятно, он узнал об этом даже еще раньше берсеркера или почти в одно время с ним.

Внезапная смерть в связке была вызвана, по-видимо-му, действием берсеркера. Как Ларс мог заключить из создавшейся ситуации, берсеркер посчитал, что преступная, ненадежная, «Bad life» выкинула, возможно, какой-то телепатический трюк. Но он не знал точно, что эта «Bad life» сделала, не подозревал, что нечто ценное осталось от нее и было передано Ларсу. Иначе он бы уже попытался вывернуть мозг Ларса Канакуру наизнанку…

…два обрывка мыслей, переданных Кампаном, нужно было сохранить в тайне.

ПРОГРАММА РЕМОРЫ. Это был один из них. Простое имя. Название компьютерной программы? Или, может быть, программа перевооружения, попытка какого-то мира подготовиться к своей защите против берсерков? Чем в действительности была программа Реморы, где она была и почему ее следовало держать в тайне — ключа к этой загадке Ларс не имел.

Он считал, что другой фрагмент был еще чем-то более бессмысленным: КУИБ-КУИБ. Слова, лишенные какого-то ни было значения, во всяком случае, во всех известных Ларсу языках.

Самая общая информация, полученная им во время телепатических сеансов, состояло в том, что, по крайней мере, у трех из десяти или более запущенных берсеркеров дела обстояли удовлетворительно. В остальных случаях берсеркеры испытывали… определенные трудности. Жизнь во многих ее проявлениях была на удивление стойкой и упрямой.

Живым телепатическим устройствам предоставили еще один короткий отдых. Потом начался новый сеанс. И теперь через чуждый фильтр нового (или, возможно, более податливого?) разума Кампана Ларс начал воспринимать другой сегмент жизни невероятно далеких людей.

И снова нахлынул поток информации, возникли видения…

Стивен Дональдсон. ЧТО ДЕЛАЕТ НАС ЛЮДЬМИ

«Надежда Эстер» — совершенная сфера, ощетинившаяся лопастями, антеннами и сканерами, усеянная лазерными амбразурами, наблюдательными скриннерами и приемниками — быда высотой более ста метров. Она покинула орбиту своего родного мира со скоростью пущенного из рогатки стального шарика. Ее бока ярко сверкали в чистом солнечном свете. Разгоняясь до своей крейсерской скорости 0, 85 скорости света, она прошла мимо внешних планет — сначала Филомела с его гигантскими полосами свободного холодного водорода, затем одинокого Переуинкла, мерцающего на границе спектра — в черноту и свечение. Она была лучшим, что когда-либо создали или могли создать человеческие руки. Так и должно быть: ведь ей суждено вернуться через столетия. На ее борту находилось триста девяносто два человека.

Они тоже были лучшими из лучших, кого Эстер могла предложить. Дипломаты и медики, лингвисты, биологи-теоретики, физики, ученые, даже библиотекари, поскольку «Надежда Эстер» несла в себе колоссальный банк знаний: все участники полета были нацелены на выполнение исторической миссии. В их число входили бесспорные сливки молодой Службы Эстер — ее персонал — так называемые «пьютеры» и «ницианцы», которые знали, как «Надежде Эстер» плыть в тонковолоконных ветрах галактики. Словом, это были триста девяносто два человека, тщательно отобранные из всего населения планеты, прошедшие испытания и подготовленные для того, чтобы в конце концов принять участие в кульминационном повороте судьбы Эстер. Триста девяносто из них пребывали во сне. Двое бодрствующих должны были нести корабельную вахту. Но они были заняты совсем другим. Они бегали обнаженными по открытой раковине коридора между чистыми безликими комнатами, где криогенные капсулы надежно укрывали своих обитателей. Темпл посмеивалась, потому что знала, что Грасиас никогда не поймает ее, если она ему не поддастся. На нем все еще были следы от мороженого, которым она в него запустила, и которое стекало теперь струйками с его волос на грудь. Но он ничего не сможет сделать, если она сама не замедлит бег. Возможно, Темпл не была проворнее или сильнее его, лучше обучена или более высокой квалификации — но она, несомненно, превосходила Грасиаса в скорости. Это была их дежурная смена, неделя, которую им следовало проводить вне своих капсул раз в полгода, и так до самой смерти. У «Надежды Эстер» было 25 таких вахт от Службы, этому персоналу суждено было умереть во время исполнения миссии: старея со скоростью одна неделя в полгода, они не могли дожить до возвращения корабля домой. Все остальные должны были дожить до момента, когда «Надежда Эстер» достигнет своей цели. Проведя во сне все путешествие, они бы только стали немного старше, чем в момент старта. Но Служба должна была нести корабельную вахту. Таким образом, перед теми, кто планировал полет, стояла трудная задача: то ли населить звездолет одними пьютерами и ницианцами и молиться о том, чтобы они могли выполнить работу дипломатов, физиков-теоретиков и лингвистов; то ли пожертвовать некоторым количеством персонала Службы и освободить место для людей, которые были бы тщательно подготовлены для выполнения этой миссии. Те, кто планировал полет, посчитали, что умения разобрать «Надежду Эстер» по винтику, а затем собрать вновь вполне достаточно для любого отдельно взятого мужчины или женщины и не стоит требовать от них большего. Таким образом, осуществление самой миссии следовало возложить на других специалистов.

Следовательно, «Надежда Эстер» не могла взять достаточное количество пьютеров и ницианцев для обеспечения возвращения миссии домой.

Чтобы найти выход из ситуации, было решено, что часть времени своей смены персонал Службы будет уделять проблеме продолжения рода. Если у них родятся дети, они смогут передать им свои знания и умения. А если дети появятся на свет достаточно скоро, они успеют вырасти, чтобы довести корабль домой, когда это понадобится.

Темпл и Грасиас особенно не были заинтересованы в том, чтобы иметь детей. Но ко всем другим вопросам воспроизведения они относились очень серьезно.

Она замедлила на несколько секунд свой бег, только чтобы подразнить его. И вновь припустилась с удвоенной силой. Он не собирался чересчур усердствовать в любовной игре — даже в беседе — до тех пор, пока она не заставит его сердце колотиться. В один из дней медлительный, немного скучноватый, но вполне подходящий любовник, станет именно тем, что ей нужно. Только не сегодня. Сегодня она вся источала энергию, от кончиков ногтей до корней волос, и она хотела, чтобы Грасиас был на высоте.

Но, когда она, смеясь, бросила взгляд через плечо, чтобы посмотреть, как он там, его там не было.

Где…? Ну, что ж, хорошо. Он пытается взять игру под свой контроль. Выиграть, обхитрив ее, потому что не может догнать. Темпл громко рассмеялась, остановившись, чтобы перевести дыхание и подумать. Несомненно, он нырнул в одну из комнат или переходов коридора в надежде сократить путь и оказаться впереди нее — или, может быть, устроил ей засаду. А она не слышала, как открылась и закрылась автоматическая дверь, потому что продолжала бежать и шумно дышала. Очень хорошо! Это был тот Грасиас, которого она хотела.

Но куда он свернул? Только не во вспомогательный компком,[1] у этой комнаты не было выхода. А как насчет ближайшего капсулохранилища? Оттуда он мог бы спуститься на лифте во внутреннюю раковину и вернуться наверх. Но это было бы рискованно: дальше ему пришлось бы гадать, как далеко, насколько быстро и в каком направлении она движется. Что давало ей шанс повернуть его оружие против него же.

Усмехнувшись, Темпл направилась к двери следующего капсулохранилища. Уловив ее приближение, дверь почти бесшумно открылась и закрылась за ней. Ей был знаком вид криогенных капсул, находящихся во власти поддерживающей их аппаратуры с тройной защитой и автономным питанием, чтобы никакая глобальная поломка не могла свести миссию на нет, поэтому она едва посмотрела вокруг и направилась к шахте лифта.

Индикаторы показывали, что ею не пользовались. Так что Грасиаса там не было. Замечательно. Она воспользуется шахтой для подъема во внешнюю раковину и укроется от него там, чтобы подогреть его аппетит. Она обернет его гамбит против него самого. Довольная собой, Темпл приблизилась к двери шахты лифта.

Но когда она нажала на сенсор, лифт никак на это не отреагировал. Ни одна из лампочек не зажглась. Подъемник оставался на месте. Удивленная, она навалилась на сенсор всей тяжестью тела. Ничего. Она подпрыгивала, махала руками. Ничего не менялось.

Это было странно. Когда Грасиас проводил утреннюю диагностику, единственная неисправность была в скрытой проводке синтезатора пива. Но почему не работал подъемник?

Думая, что ей следует пойти в соседнюю комнату и проверить другую шахту, чтобы решить, насколько серьезна возникшая проблема, Темпл шагнула назад к двери в капсулохранилище.

На этот раз дверь не поддалась ей.

Это было так неожиданно, что она налетела на дверь. Это больше испугало ее, чем причинило боль. В свои неполные тридцать лет она никогда не сталкивалась с отказом автоматических дверей. Все двери, кроме запертых, открывались: на запертых дверях обычно горели дежурные лампочки, которые невозможно было не заметить. Индикаторы на этой двери показывали, что она открыта и работает.

Она сделала новую попытку.

Дверь не открывалась.

Это было уже не странно. Это было серьезно. Значительная поломка, которая не выявилась при проверке. Или она произошла только что? В любом случае время игр кончилось. «Надежда Эстер» нуждалась в помощи. Нахмурившись, Темпл поискала взглядом ближайший микрофон, чтобы позвать Грасиаса и сообщить ему, что происходит.

Микрофон был напротив, на стене возле шахты подъемника. Темпл направилась к нему.

Но не успела она подойти, как дверь комнаты плавно отошла в сторону. С бесстрастным выражением на темном лице и немелодичным посвистыванием, морщившим его губы, в комнату вошел Грасиас. Он нес перекинутый через плечо легкий спальный тюфяк. Дверь за ним спокойно закрылась.

«Куда-то идешь?» — спросил он тоном небрежного любопытства. Непроизвольно Темпл широко улыбнулась. «Чтоб вас всех разорвало», — проговорила она. — «Как ты это сделал?»

Он пожал плечами, стараясь притушить блеск глаз: «Все очень просто. Вспомогательный компком как раз над нами». Он кивнул в направлении компьютерного командного пункта, мимо которого она проходила. — «Корабельные сенсоры, регистрирующие движение, показали, где ты. Я видел, как ты вошла сюда. Поставил временную дополнительную защиту. Дал компьютеру задание не реагировать на тело, масса которого меньше моей. И в результате ты заперта здесь на час-другой».

«Тебе должно быть стыдно!» — она не могла сдержать улыбку. Его хитрость порадовала ее. — «Это самая безответственная вещь, о которой я когда-либо слышала. Если другие пьютеры тратят время, устанавливают дополнительную защиту, компьютер к концу нашего путешествия будет не в состоянии приготовить элементарный суп…»

Он не стал ловить ее счастливый взгляд: «Теперь слишком поздно». Все еще притворяясь бесстрастным — несмотря на некоторые явные признаки обратного — он положил тюфяк перед собой на пол. «Заперты здесь еще на часок…» — когда Грасиас взглянул на Темпл, его черные глаза горели, как угли. — «Не хочу тратить его зря».

Она сделала попытку рассердиться: «Идиот!» И почти прыгнула в его объятия, как только он предоставил ей эту возможность. Они все еще несли свою вахту, когда зазвучал корабельный ревун, и компьютер привел «Надежду Эстер» в состояние аварийной готовности.

Темпл была ницианкой, а Грасиас — пьютером своей дежурной смены. Служба готовила их к выполнению этой работы почти с самого рождения. Они имели компьютерный доступ к величайшим знаниям, которыми располагала Эстер, всем тем огромным ресурсам, которыми проектировщики и конструкторы начинили «Надежду Эстер». В определенном смысле они были высочайшими горными вершинами на долгом пути восхождения Эстер к ее будущему: они в большей степени, чем дипломаты и библиотекари, воплощали то, к чему так упорно стремились эстерианцы на протяжении трех тысячелетий.

Сами термины «ницианец» и «пьютер» были всего лишь атавизмами, фрагментами слов, уцелевшими после трагедии Крушения, которые звучали магически и бессмысленно в течение всего последовавшего за Крушением неминуемого периода варварства. Сохранившиеся легенды рассказывали о пьютерах и ницианцах, пилотировавших огромный колонизаторский корабль «Эстер», устремившийся прочь от Земли. Сотни тысяч световых лет галактического вакуума отделили их от родного мира человеческой расы. На «Эстер», как и на всех гигантских кораблях, посылаемых с Земли для спасения человечества от позабытых теперь кризисов, большинство людей пребывали во сне века в течение всего космического путешествия, в то время как ницианцы и пьютеры проживали свои жизни и умирали поколения за поколениями, поддерживая безопасность и жизнь на корабле до тех пор, пока компьютеры и сканеры не обнаружат мир, пригодный для жизни его спящих обитателей.

Это была долгая и героическая работа, эта бесконечная вахта мужчин и женщин, которые управляли кораблем. В одном отношении им повезло: когда «Эстер» достигла своего последнего места передышки, это была поверхность планеты, богатой подходящим воздухом и растительностью, и почти лишенной враждебной фауны. Солнце планеты было всего на несколько градусов жарче земного, сила тяжести всего на несколько единиц больше. Люди, которые вышли из сна и очутились на поверхности планеты в надежде на жизнь в новом мире, могли справедливо считать себя счастливчиками.

Но в другом отношении, ницианцы и пьютеры проиграли. Пока большинство ее обитателей пребывали во сне, «Эстер» работала сотни и тысячи лет — энтропия оставалась неизменной. Части корабля выходили из строя. Пьютеры и ницианцы занимались ремонтом. Другие части ломались, и их восстанавливали. Тогда на «Эстер» стало не хватать запасов и оборудования. Детали, что выходили из строя, ремонтировались за счет других. В конце пути ницианцы и пьютеры поддерживали жизнь корабля только благодаря своей изобретательности и смелости. Но они не смогли спасти его от крушения.

Крушение расстроило все, что планировали люди Земли для людей «Эстер». Компьютер вышел из строя, и банки его данных стали непоправимо бесполезны. Пожары уничтожили книги, что находились на корабле. Уцелели лишь те части оборудования, которые не могли работать без ионного генератора и не могли быть отремонтированы без дополнительного изготовления микросхем. Двигатели «Эстер» сгорели в ярком пламени от напряжения при попытке посадить корабль в условиях атмосферы и теперь навсегда остыли.

Почти восемьсот мужчин и женщин пережили Крушение, но у них ничего не было, чтобы поддерживать свое существование, за исключением знаний и владевшей ими решимости.

То, что потомки этих пионеров выжили, чтобы назвать свою планету Эстер и вначале не дать погибнуть жизни, а потом мечтать о будущем, о звездах, космических полетах и Земле — это дань скорее их мужеству, чем знаниям. Значительная часть их знаний не имела существенной ценности. Потомки настоящих пьютеров и ницианцев знали как управлять «Эстер», но едва ли понимали, как она функционировала. И никто из персонала не был обучен, как выжить в условиях настоящих джунглей. Что касается спящих, то если верить легенде, более десяти процентов из них были политиками. Еще двадцать процентов составляли те, без кого, по мнению политиков, никак нельзя было обойтись — секретарей, работников прессы, охраны и даже косметологов. Эти оставшиеся шесть сотен индивидуумов едва ли знали, как выжить в условиях жестокой реальности.

И все же они нашли способ существования.

Сначала они просто физически выжили: путем экспериментов (порой с фатальным исходом) учились отличать съедобные растения от несъедобных; хорошо помнили, что такое огонь и вынесли с «Эстер» кое-какое имущество и оборудование, прежде, чем она взорвалась; сумели объединиться и правильно распределить обязанности.

Потом потребовалось проявить упорство: они нашли булыжники и заточили их края, чтобы обрабатывать растения; из листьев и шкур небольших животных изготовили для себя одежду; они научились плести убежища; они поддерживали свой род.

Затем они боролись. В конце концов, что можно ждать хорошего от жизни в мире, который они не могли покорить?

Наконец они стали приобретать знания, которые ранее утратили.

Обитатели новой Эстер считали, что это должно занять слишком много времени. Но судя по пути, который обычно проходят планетные цивилизации, эстерианская история развивалась с чрезвычайной быстротой. Тысячу лет спустя после Крушения люди Эстер вспомнили колесо. (Некоторые теоретики утверждали, что в действительности о колесе никогда не забывали. Но чтобы его использовать требовалась ровная поверхность — а Эстер была покрыта джунглями. И многие столетия никакое колесо не могло сравниться по ценности с хорошим топором. Старая память о колесе ждала своего часа до тех пор, пока Эстерианцы не расчистили достаточного пространства, чтобы ценность его стала очевидной.) Через тысячу лет после появления колеса к жизни был возвращен печатный пресс. (Одна из самых серьезных проблем за всю историю Эстерианцев до настоящего момента заключалась в том, что они не знали, как быть со всеми отходами, которые оставались после расчистки места для городов, полей и дорог. Появление бумаги до изобретения печатного станка лишь частично решало проблему.) Через тысячу лет после появления печатного станка «Надежда Эстер» была готова для осуществления своей миссии. Сами того не зная, люди Эстер на несколько тысячелетий превзошли срок, понадобившийся Земле, чтобы пройти этот же путь.

Многим они были обязаны своей решимости. Люди, прибывшие с Земли с целью сохранения и продления человеческого рода, без особой радости взирали на то, что было весьма далеким от ожидаемого. Но решимость не могла оставаться абстрактным приложением сил: люди должны знать, чего они хотят. В противном случае их ожидали бесконечные войны, так как решительные люди, не знающие, чего они хотят, обычно излишне агрессивны.

Так появилась мечта, формировавшая эстерианскую жизнь и цивилизацию начиная с самых ранних поколений, врожденное чувство общей цели и единого устремления — все это, стало успешно противостоять войнам, заставило людей делиться своими знаниями и вдохновляло прогресс, поддерживаемый легендами о Земле и Эстер.

Два поколения спустя после Крушения никто даже смутно не представлял, где находилась Земля: знания так же, как и инструменты для звездоплавания, были утрачены. Спустя еще два поколения после этого уже никто не представлял, как Земля выглядит. Еще через два поколения реальность космического полета стала будоражить воображение эстериан.

Но идеи выдержали испытания временем.

Земля.

Эстер.

Ницианцы и пьютеры.

Сон.

На Эстер в большей степени, чем где бы то ни было мечты давали пищу для целей. На Эстер развилась цивилизация, вскормленная легендами. У всех вместе и у каждого в отдельности образы и мечты, озарявшие разум во время сна, превращались в цели, которые направляли активный разум.

Заново открыть Землю.

И вернуться.

На протяжении веков это звучало абсурдно. Если бы это был сознательный выбор, а не всепланетная мечта, его давно бы сбросили со счета. Но поскольку это была мечта, едва уловимое воплощение лишь в поэзии, живописи и тайном молчании сердца, она сохранилась до тех пор, пока люди не созрели для ее осуществления.

А тем временем эстериане заново изобрели телескоп и другие воспринимающие устройства, достаточные, чтобы начать расшифровывать сигналы, поступающие из космоса.

Некоторые из них звучали так, словно их посылали с Земли.

Это было замечательное достижение. В конце концов передачи, на которые обратили внимание эстериане, не были предназначены для них. (В действительности, они вообще не могли быть предназначены для кого-либо. Они скорее, были похожи на случайные эмиссии — возможно, детрития, мира, который разговаривал сам с собой и своими планетами.) Они путешествовали так долго, прошли сквозь такое количество различных гравитационных колодцев (источников) на своем пути и были настолько рассеяны, что ни один даже самый смелый оптимист в обсерваториях Эстер не мог утверждать, что они были посланиями. В самом деле, это был всего лишь едва слышимый в эфире шепот, вздох, в сравнении с которым голоса других более далеких звезд звучали как крик.

Все же движимые призрачной мечтой эстериане создали аппаратуру, которая позволила им не только услышать этот шепот, выделить его из общей космической какофонии и сделать удивительно проницательное заключение о том, что (или кто) породил (или породило) его, но и идентифицировать возможный источник на звездных картах.

Эффект для Эстер был неожиданным. Говоря простыми словами, всеобщая мечта вдруг вышла из подсознания.

Земля. ЗЕМЛЯ.

После чего понадобилось всего несколько мгновений, чтобы кто-то сказал: «Мы должны попытаться полететь туда».

Именно то, что и делала в настоящий момент — спустя столетия колоссальных затрат глобальных ресурсов, времени, знаний и решимости — «Надежда Эстер».

Естественно, — люди есть люди — на Эстер было несколько мужчин и женщин, которые не верили в миссию. Но все же довольно большое число их верили — те, у кого было достаточно здравого смысла или врожденное презрение к осторожности. В результате, пока планировали и строили «Надежду Эстер», на планете развернулась всеобщая дискуссия. Некоторые люди продолжали твердить: «А что если это вовсе не Земля? Что, если это какая-то чужая нам планета, где не отличат человека от мышиного навоза и всем все равно?»

Или: «На таком расстоянии ваши расчеты могут иметь погрешность в десяток парсеков. Как вы предполагаете исправить это?»

Или: «А что, если корабль повстречает кого-то на своем пути? Поиск разумной жизни должен быть более важным, чем поиск Земли. А может быть, им не понравится вторжение нашего корабля в их пространство? Они могут взорвать „Надежду Эстер“ — а потом прилететь сюда, чтобы посмотреть на нас».

Или, еще: «А что, если корабль пройдет весь путь до конца, и ничего там не обнаружит?»

Что ж, даже самый жаркий сторонник миссии мог признать, что это было бы тяжелым ударом, если бы «Надежда Эстер» прошла по галактике тысячи световых лет и потерпела неудачу. Размах планирования и подготовки полета, включающие проектирование корабля, отбор и обучение экипажа, изумлял. Но эстериане не приступали непосредственно к строительству корабля до тех пор, пока не нашли ответ на вопрос, который они считали основополагающим для миссии.

Возможно, для любой обитаемой планеты Галактики им стал бы вопрос о скорости. Тысяча световых лет — это слишком большое расстояние. Нужна была скорость передвижения выше скорости света. Но у эстериан было слепое пятно. Они знали из легенды, что их предки во время многовекового космического перелета пребывали во сне. Поэтому они просто не могли трезво подумать о каком-то другом способе путешествия. Они знали, как и Земля тысячелетия назад, что скорость света теоретически была абсолютно непреодолима: они верили в это, поэтому обратили свое внимание на другие аспекты.

Нет, больше их беспокоил вопрос безопасности. Они хотели послать «Надежду Эстер», будучи уверенными, что никакой пролетающий мимо недруг, метеоритный дождь или дипломатическая неудача не смогут расстроить ее.

Итак, к ее строительству не приступили до тех пор, пока какой-то плохо оплачиваемый преподаватель в каком беззвестном университете не обратил внимание людей на область исследований, над которой прежде смеялись:

С-вектор.[2]

Для людей, которые не выполняли домашние работы по теоретической математике или абстрактной физике, «С-вектор» можно было определить как «под прямым углом к скорости света». Это не имело ни для кого никакого смысла — но не мешало эстерианам этим развлекаться. Не скоро они обнаружили, что можно построить генератор, проецирующий поле С-вектора.

Если такое поле проецировалось вокруг объекта, оно формировало непробиваемый щит-экран, который не могли пробить ни пули, ни лазерные пушки, ни водородные торпеды. (Любой снаряд или сила, ударяющие в щит, отклонялись в сторону «под правым углом к скорости света» и прекращали свое существование в материальном пространстве. Когда это было обнаружено, несколько ученых потратили не один год, ломая голову над тем, нельзя ли применить поле С-вектора для движения корабля со скоростью выше скорости света. Но никто из них не мог сформулировать, что это было за направление «под прямым углом к скорости света».) Казалось, что это, несомненно, можно использовать как оружие — направь поле на объект, смотри, как объект исчезнет — пока исследователи не выявили, что поле нельзя ни направить на объект, ни создать вокруг объекта, если объект и силовой генератор не были стационарно связаны друг с другом. К счастью, открытие С-вектора было учтено мужчинами и женщинами, проектирующими «Надежду Эстер».

Корабль, оборудованный С-векторными щитами был бы защищен от любой опасности, за исключением прямого столкновения со звездой. И, если бы корабль был оборудован С-векторным самоликвидатором, то Эстер была бы ограждена от любой неприятности, которая могла бы грозить команде «Надежды Эстер» извне или произойти по ее вине.

Сооружение корабля началось почти тотчас же.

И в конце концов было завершено.

Лингвисты, биологи и физики прошли подготовку. Медики и библиотекари были снабжены оборудованием. Дипломаты проинструктированы. Каждый из ницианцев и пьютеров знал, как разобрать «Надежду Эстер» до ее последней микросхемы и заново собрать ее (не упоминая команду «герго») из запасных частей.

Покидая орбиту, ложась на курс и набирая скорость, корабль оставил позади Филомел и Периуинкл и направился в галактический вакуум будущего. Для эстериан словно ожила легенда — словно мечта, робко существовавшая в человеческой душе с самого Крушения, поднялась во весь рост и стала реальностью.

Шестью месяцами позже, приблизительно, спустя 0, 4 световых года после старта с Эстер, Темпл и Грасиас не думали о легендах. Они не представляли себя защитниками мечты. Когда прозвучал аварийный сигнал тревоги, они поступили так, как поступил бы любой образованный, хорошо обученный, быстро соображающий представитель персонала Службы — они панически испугались.

В панике, как дети, бежали они, позабыв об одежде, в направлении ближайшего вспомогательного компьютерного командного пункта.

Грубо говоря, различие между ницианцами и пьютерами было таким же как между компьютером и его программным обеспечением — хотя у них, несомненно, было и много общего. Грасиас командовал действиями, которые Темпл выполняла физически. У нее бы ушли часы, чтобы понять, что он сделал с дверными сенсорами. Но, когда они, услышав сигнал тревоги, свернули тюфяк и устремились — она впереди, а Грасиас сзади — из капсулохранилища, а дверь не открылась, у него первого мороз пробежал по коже.

«Проклятье», — проговорил он. — «Эта команда дополнительной защиты будет в силе еще двадцать минут».

Он выглядел так, словно в мыслях ругал себя последними словами, она вцепилась в него: «Держи ее открытой для меня, идиот».

Он покрутил пальцем у своего лба: «Правильно».

Почти налетев на сенсоры, он открыл дверь; она прошла мимо него в коридор. Но ей опять пришлось ждать его у двери в компьютерный компункт. «Ну, давай же, давай», — с беспокойством говорила девушка, — «Что бы не означал этот сигнал, в нем нет ничего хорошего».

«Я знаю», — пот, покрывший лицо, придавал ему выражение сильного испуга. Он мрачно прошел сквозь сенсорное поле в комнату вспомогательного компункта и направился к своему стулу у главного монитора компьютера.

Темпл последовала за ним и быстро заняла свое место напротив пульта управления. Несколько секунд никто из них не видел клавиш и показаний. Взгляды были прикованы к главному дисплею над пультами.

На экране радара на фоне далеких звезд автоматические сканеры корабля рисовали какое-то изображение. Даже на таком расстоянии Темпл и Грасиас не нуждались в компьютере, чтобы понять; точка света на экране двигалась. Они могли видеть, что звезды отступают по мере того, как сканеры фокусируются на изображении.

Это двигалось прямо на них.

Оно быстро приближалось.

«Астероид?» — спросила Темпл, скорее для того, чтобы услышать чей-то голос. Предполагалось, что компьютер приведет «Надежду Эстер» в состояние аварийной тревоги в том случае, если возникнет опасность столкновения с любым объектом, размер которого представляет опасность.

«Да, конечно», — грубоватые пальцы Грасиаса проворно бегали по клавиатуре, передавая информацию на другие экраны вспомогательного компьютерного пункта. Вспыхивали цифры и графики.

«Если астероиды способны изменять курс».

«Изменять…?»

«Он только что сделал корректировку», — подтвердил он. — «Идет прямо на нас. К тому же», — он указал на экран слева, — «замедляя ход».

Она пристально смотрела на экран, видела, как скачут цифры. Цифры — это его стихия; он разбирался в них быстрее, чем она. Но она знала, что означают слова: «Это корабль».

Грасиас вел себя так, словно не услышал ее. Он наблюдал за экранами в состоянии, близком к обмороку.

«Но этого не может быть!» — продолжала она. — «Если так близко от Эстер находятся корабли, почему мы их никогда не слышали? Мы должны были запеленговать их передачи. Они тоже должны были услышать нас. Бог знает, как много шума производили наши передачи за последнюю пару столетий. Мы не собираемся приветствовать их?»

«Мы приветствуем», — сказал он, — «нет ответа». Он выждал секунду, затем заявил: «Их размеры примерно в три раза превосходят наши». Это прозвучало ошеломляюще. Тщательно выговаривая слова, он сказал: «Компьютер показывает, что его замедление началось со скорости, превышающей скорость света».

Темпл ничего не могла с собой поделать. «Но это невозможно!» выкрикнула она. — «Твои глаза лгут. Проверь еще раз!» Он ударил еще по нескольким клавишам, и цифры на дисплее преобразовались в экстраполяционную кривую. Что бы она ни означала, приближающийся корабль все еще двигался быстрее «Надежды Эстер» — и все еще при этом сбавлял ход.

На секунду она закрыла лицо руками и сжала ладонями виски. Пульс бился, как после адреналиновой перегрузки. Но это была ее работа, то, к чему ее готовили. Она резко отбросила руки и вновь посмотрела на экраны. Объект приближался, но график не изменился.

Приближался со сверхсветовой скоростью. Несмотря на то, что эстерианские ученые утверждали, что это невозможно.

Ну, что ж, сказала она себе. Еще один закон природы коту под хвост. Но, спокойно. Спокойно.

«Почему они не вступают с нами в контакт?» — спросила она. — «Если мы знаем о них, то и они должны знать о нас».

«Им это не нужно», — ответил Грасиас, не отрываясь от приборов. — «Сканируют нас с тех пор, как побили нормальную космическую скорость. Компьютер сообщает о наличии сканирующих лучей повсюду, достаточно чувствительных, чтобы измерить твое кровяное давление». Затем он замер и выпрямился, исторгая проклятье: «Зондирующие лучи пытаются проникнуть внутрь компьютера».

Темпл сжала подлокотники своего кресла. Она была бессильна, это его область: «Они способны это сделать? Ты сможешь их остановить?»

«Защита не пускает их». — Он изучал показания приборов, переводя взгляд с одного экрана на другой. — «Это не может продолжаться долго. Возьми управление компьютером на себя».

Не дождавшись ответа, он переключил свою клавиатуру на ее консоль и поднялся с сиденья. Быстро подошел к другой важной панели, к приборной доске дополнительной защиты. Теперь чувствуя себя неуверенно, поскольку всегда работала с инструментами или аппаратурной частью машины, она взяла на себя управление компьютером и стала следить за показаниями дисплея. Но буквы плыли, а от подсказок, казалось, не было прока. Работая в состоянии аварийной тревоги, компьютер продолжал просить ее ставить вопросы, но она не могла придумать ни одного. Вместо этого она спросила Грасиаса: «Что ты делаешь?»

Его руки бегали по клавиатуре вверх и вниз. Он обливался потом. «Меняю защиту», — сказал он, — «Выполняю целую серию изменений, замыкая их в кольцо». Когда он закончил, ему понадобилась минута, чтобы проверить, что получилось. Он выразил толику удовлетворения и вернулся на свое место. Переключая управление с консоли Темпл на свой, он сказал: «На этот раз компьютер нельзя взломать, зная лишь нынешний код. Нужно знать, какой код следует за ним. Петля изменяется довольно часто, что некоторое время сохранит нас в безопасности».

Она позволила себе вздохнуть с облегчением — и тихо выругаться от злости на приближающийся корабль. Ей не нравилось чувство бессилия: «Если эти сукины дети не смогут взломать компьютер, как ты думаешь, они попытаются вступить с нами в контакт?»

Он пожал плечами и взглянул на приборную доску: «Каналы открыты. Если они заговорят, мы услышим». Минуту он покусывал свою нижнюю губу. Затем откинулся на спинку кресла и повернулся к Темпл. Его глаза были черны от ужаса. «Мне это не нравится», — отчетливо произнес он. — «Мне это совсем не нравится. Со скоростью, превосходящей скорость света, корабль движется прямо на нас. Прямо на Эстер. И они не пытаются заговорить, а вместо этого стараются взломать наш компьютер».

Она понимала его ужас. Ей самой было страшно. Пока он выглядел так, словно нуждался в ее помощи, она не думала о своих переживаниях. «Не хочешь ли ты сказать», проговорила она, нарочно растягивая слова так, чтобы они звучали насмешливо и спокойно, — «что к нам приближается враждебно настроенный объект?»

Он безмолвно кивнул.

«Что ж, мы неплохо защищены. Может быть, скорость света не так уж неуязвима, у нас есть С-векторный щит. Единственное, о чем нужно беспокоиться — это Эстер. Если этот корабль пронесется мимо нас, мы его никогда не догоним. Как далеко он сейчас?»

Грасиас повернулся к своей консоли и запросил несколько данных: «В пяти минутах». По его лицу не было видно, но по тону голоса она чувствовала, что он благодарен ей за это проявление спокойствия.

«Я не думаю, что нам следует ждать, что произойдет», продолжала она. — «Нужно сейчас же отправить послание домой».

«Это верно!» — он немедленно приступил к работе, набирая на дисплее данные, кратко излагая историю контакта «Надежды Эстер» с приближающимся кораблем. «Постоянный прием», — бормотал он, набирая информацию для передатчиков. — «Всегда в духе времени. Пусть Эстер знает, на что мы способны».

Темпл с одобрением кивнула, и вдруг от изумления широко разинула рот — цифры на экране превратились в электронный мусор. А из всех громкоговорителей внутри и снаружи корабля одновременно донесся шипящий звук перегоревшей проводки. Она еле удержалась, чтобы не закричать, но тренировка и здравый смысл взяли верх. Она знала, что это было. «Радиопомехи», — сказал Грасиас. — «Они нас глушат». «С такого расстояния?» — поинтересовалась она. — «С такого расстояния? Этому сигналу», — она проверила свои данные, — «понадобилось три с небольшим минуты, чтобы достичь нас. Как это у них получается?»

Несколько мгновений он не отвечал: был занят восстановлением порядка на дисплее. Затем сказал: «Они мчатся со сверхсветовой скоростью. Наши сканеры рядом с их просто игрушки. Почему бы и их радио не быть лучше?»

«А, может быть», — хрипло вставила она, — «они начали глушить еще до начала нашей передачи, сразу, как только засекли нас?» Несмотря на свое желание выглядеть спокойной, она тяжело дышала. Неуверенность и злость в голосе выдавали ее. — «Ты не можешь прорваться?»

Он снова попытался и покачал головой: «Слишком плотно».

«Проклятие! Грасиас, что мы собираемся делать? Если мы не можем предупредить Эстер, все теперь зависит от нас. Если это враждебный корабль, нужно с ним как-то сражаться…»

«Наш построен не для этого, — заметил он. — „Надежда Эстер“ неповоротливая, как скала».

Она понимала. Корабль был рассчитан скорее на оборону, чем на нападение. Корабль был построен, во-первых, чтобы на нем могли выжить люди; во-вторых, чтобы до нужного момента законсервировать информацию о своем родном мире. Как внешне, так и внутренне он не был приспособлен для участия в военных действиях. Те, кто проектировал миссию, даже не представляли себе возможности встречи с чужим (не говоря уже о вражеском) кораблем так близко от дома.

Оказалось, что кораблю нужно различное вооружение, большая скорость и гораздо меньшая масса. Но теперь уже ничего нельзя было изменить. «Нам нужно как-то занять их внимание», — сказала она. — «Заставь их прежде вступить с нами в контакт». Ее озарила идея: «Что наши сканеры узнали о них?»

«Не так уж много. Размер. Скорость». — Тогда, словно, интуитивно, он понял, что было у нее на уме: «Конечно, щиты. Выглядят, как обычные дезинтегрирующие силовые поля».

Она почти улыбалась: «Ты шутишь. Не С-векторные?»

«Нет».

«Тогда, возможно», — была видна усиленная работа ее мысли. — «Возможно, мы что-то можем сделать. Если мы не в состоянии задержать их — может быть, мы сможем как-то поразить их, — а они не смогут нам ответить — может быть, тогда они не полетят на Эстер.

Грасиас, мы находимся с ними на одной траектории?» Он взглянул на нее. — «Не совсем. Расхождение в пределах одного километра».

Она заявила, словно была командиром корабля: «Поставь нас на их траекторию».

Улыбка рассеяла его сосредоточенность: «Слушаюсь, сэр, Темпл, мэм, сэр. Хорошая идея!»

Он начал медленно вводить в компьютер команды. Пока он вводил поправку на изменение курса «Надежды Эстер» и затем на следование курсом, пересекающим траекторию приближающегося корабля, Темпл надела ремни безопасности. Меньше трех минут, подумала она. Три минуты до удара. Мгновение ей казалось, что Грасиас движется слишком медленно. Но прежде, чем она успела что-либо сказать, Грасиас оторвал руки от приборов и начал пристегивать свои ремни безопасности. «Двадцать секунд», — сказал он. Она обхватила себя руками: «Мы это почувствуем?» — «Инерционный сдвиг? Конечно». — «Нет, идиот. Мы почувствуем удар?» — Он пожал плечами: «Если мы столкнемся. Никто никогда не пробовал пробить С-векторный щит чем-то таким огромным». Живот Темпл повело в сторону, весь вспомогательный компьютерный компункт, казалось, закрутило, как волчок.

Поправка курса была произведена почти сразу: на скоростях, с которыми двигались «Надежда Эстер» и чужак, один километр уместился всего в один легкий поворот.

Менее двух с половиной минут. Если мы столкнемся… Она не могла сидеть и ожидать в молчании: «Что показывают сканеры? С этого расстояния мы должны бы уже сосчитать их зубы».

«Проверяю», — ответил он. Нажав несколько клавиш, он получил на главном экране новые данные — и уставившись на них, не говорил ни слова. Его рот остался открытым; и все лицо выражало крайнее удивление.

«Грасиас?» Она сама взглянула на экран. Изо всех сил стараясь шевелить мозгами, она заставила себя посмотреть на колонки цифр. Она потеряла контроль над своим голосом и сорвалась на крик: «Грасиас!» — «Не могу в это поверить», — шептал он. — «Нет, не могу поверить».

Как показывали сканеры, приближающийся корабль был битком набит компьютерами, оружием, оборудованием самого различного размера и формы, источниками механической и электрической энергии всевозможных видов — и ни одного живого существа.

«Совсем ничего», — она попыталась произнести это, но сразу не удалось. У нее перехватило горло, и она не смогла говорить. Напряженные мышцы не позволяли ей даже сглотнуть. — «На корабле нет ничего живого!» Внезапно «Надежда Эстер» сместилась по курсу, и Темпл почувствовала, что ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Чужак пытался уклониться от встречи, а «Надежда Эстер» отрабатывала свою поправку. Одна минута.

«Это безумие!» — почти кричала она. — «Он движется быстрее света и начинает тормозить прямо перед нами, начинает глушить нашу передачу, и изменяет курс в попытке избежать с нами столкновения — и там на борту нет никого живого? А к кому нам обращаться, если мы захотим сдаться?»

«Не принимай близко к сердцу», — сказал Грасиас, — «не все сразу. А что, если это искусственный интеллект? Возможно, корабль думает сам. Или является автоматическим. Исследовательский зонд, например…»

Новое смещение курса не дало ему договорить. Сильный инерционный удар — слишком сильный. Ее голова дернулась влево. Сигнал тревоги заревел, как тысячи клаксонов. «Надежда Эстер» пыталась вновь лечь на курс столкновения с чужим кораблем, пыталась…

На экранах загорелись яркие предупредительные надписи, сигналы опасности, так же хорошо знакомые Темпл, как ее имя. Три корабельных двигателя подверглись критическому перегреванию. Один из них разрывался на кусочки, пытаясь выполнить смещение. «Надежда Эстер» не была предназначена для этого.

Темпл была ницианкой корабля, она не могла позволить на корабле поломку: «Останови!» — пыталась она перекричать вой сирен. — «Мы не должны это делать!»

Грасиас резко опустил руку на клавиатуру и отменил курс столкновения.

Опасность перегрузки уменьшилась. Индикаторы на приборной доске Темпл говорили о том, что повреждены моторы, заклинены сместившиеся в своих рамах двери, в медицинской секции выскочил замок, перевернуто несколько криогенных капсул. Сигнал тревоги внезапно стих.

В ту же секунду заревел сигнал предупреждения о столкновении, но и он смолк, внезапно наступившая тишина казалась громче всех сирен.

Взгляд Грасиаса упал на экраны. Он вовремя поймал картинку: другой корабль неясной металлической громадой прошел мимо так быстро, что глаз не мог уследить. Прошел на расстоянии, как показывали приборы, всего в несколько десятков метров. По размеру чужак напоминал крепость — массивную, квадратную, огромную.

Когда он пролетал мимо «Надежды Эстер», то выстрелил в упор ярко-красным столбом силового поля.

Все экраны во вспомогательном компункте погасли. «Боже!» — выдохнул Грасиас. — «Сгорели сканеры?» Это уже была область Темпл. Ее еще пошатывало от пережитого шока: знать, что в «Надежду Эстер» стреляли! Но ее руки были натренированы до автоматизма, они знали, что делать. Едва до нее дошло, что сказал Грасиас, как она уже занималась диагностикой схем сканеров. Ответ промелькнул на экране перед ее глазами.

«Повреждений нет», — сообщила она.

«Что тогда?» — В его голосе звучало беспокойство, желание скорее найти правильный ответ.

«У тебя есть развертка их луча?» — спросила она в свою очередь. «Достаточное для анализа? Прямой угол к скорости света не является ли постоянным направлением для любой силы? Возможно, С-вектор послал его в какое-то свернутое поле».

Вот то, что ему было нужно: «Правильно!» Руки Грасиаса снова замелькали над приборной панелью.

Почти тотчас он получил ответ: «Ионный луч. Без щита нас бы разложили до субатомного уровня. Сканеры работают, только пропало визуальное изображение. Имеется отставание визуального образа на одну секунду».

«Хорошо». Она проверила свои данные и убедилась в том, что попытки «Надежды Эстер» маневрировать с чужаком не причинили ей большого вреда. В то же время Темпл себя успокаивала, что сила чужого ионного луча не ощущалась за щитом. Тогда она вновь обратила свое внимание на экраны и Грасиаса:

«Что же сейчас делает наш друг?»

Он что-то пробурчал и кивнул на главный дисплей. Компьютер строил новый график, показывающий курс другого корабля относительно «Надежды Эстер».

Она смотрела, не веря своим глазам. Это было невозможно. Невозможно кораблю таких размеров, летящего с такой скоростью, сделать такой резкий поворот.

Но, конечно, думала она с неясным чувством, близким к помешательству, на борту нет ни единого живого существа, чтобы почувствовать стресс перегрузки.

«Ну, что», — она сглотнула, голос ее дрожал, — «по крайней мере, мы привлекли их внимание».

Грасиас попытался рассмеяться, но его смех был скорее похож на хрип: «Хорошо для нас. Но что теперь?»

«Мы могли бы попытаться сбежать», — предложила она. «Сделай так, чтобы расстояние между нами и домом увеличилось, и как можно скорее».

Он покачал головой: «Это не сработает. Они гораздо быстрее».

«Кроме того», — прохрипела она, — «за нами тянется такой хвост частиц, что даже мы могли бы по нему определить дорогу назад к Эстер. К тому же беспрестанная радиоболтовня… Если этот механический бегемот захочет найти наш родной дом, мы же сами и помогли».

Грасиас оторвался от пульта управления и вместе с креслом повернулся к Темпл. Выражение его лица обеспокоило ее. Глаза казались скучными, почти пустыми, словно от напряжения ум потерял свою остроту. — «У нас есть выбор?» — спросил он.

Мысль о том, что он мог погубить «Надежду Эстер», панически билась в ее голове; но девушка заставила ее отступить. «Конечно», — быстро выговорила она, стараясь передать ему хоть каплю своей ярости. — «Мы можем бороться!»

Его глаза не смотрели на нее. «Конечно, у нас есть лазерная пушка», — сказал он. — «Водородные торпеды. Но корабль, как этот», — он кивнул в сторону экрана, — «оснащен такой защитой, которую мы не сумеем пробить. Как мы можем бороться?»

«Ты сказал, что у них всего лишь щиты, разрушающие силовые поля. Мы можем достать их. Любой непрерывный обстрел способен их пробить. Вот почему „Надежду Эстер“ не начинали строить, пока не смогли додуматься до чего-то лучшего».

Он все еще не поднимал глаз. Тщательно выговаривая слова, произнес: «Я не думаю, что мы можем пробить щиты корабля».

Темпл обрушила удар на край своей приборной доски. «Черт побери, Грасиас! Нам следует попытаться! Мы не можем сидеть и ждать, когда они решатся сделать что-то ужасное с нашим миром. Если тебе все равно», — она резко откинулась назад, сделала глубокий вздох и слегка задержала, чтобы немного прийти в себя, затем спокойно сказала: «Переключи компьютер на меня. Я сделаю это сама».

В течение одной минуты он сидел, не шевелясь, и смотрел куда-то мимо ее подбородка. Затем медленно кивнул и вяло повернулся к своему пульту.

Но вместо того, чтобы переключить компьютер на Темпл, он отдал ему приказ начать торможение «Надежды Эстер». Чтобы, потеряв инерцию, корабль стал более маневренным.

Тихо, сквозь зубы Темпл издала вздох облегчения.

Пока «Надежда Эстер» тормозила, врезая стропы в тело Темпл, а лишенный жизни чужой корабль продолжал свой невозможный разворот, девушка на своей приборной доске начала разблокировку вооружения. Вереница огоньков на табло показывала состояние каждой единицы военного снаряжения «Надежды Эстер».

Никто не ожидал, что будет так, думала она про себя. Они никогда бы не могла представить себе, что это случится. Если бы миссия Эстер повстречалась с какой-то неожиданной формой жизни, другим космическим судном, планетарным разумом, все должно было идти по-иному. Ожидалось, что будет холодное недоверие, страх неизвестности; желание защитить свой мир; проблемы коммуникации; мудрая предосторожность — только не неспровоцированная атака. Только не решительное сражение в центре бесконечности, когда на карту поставлено само существование Эстер.

Только не с кораблем, набитым техникой и без единого живого существа. Неужели настал решающий момент?

Хорошо: какой цели может служить подобный корабль? Исследовательский зонд? Тогда бы он не проявлял враждебность. Оборонительный заслон для теоретически безопасного сектора Вселенной, покой которого нарушила «Надежда Эстер»? Но они находились по крайней мере на расстоянии пятидесяти световых лет от ближайшей к Эстер звезды; и невозможно было себе представить интеллект настолько параноидальный, чтобы сфера его территориальных интересов простиралась так далеко. Или какой-то вид автоматического оружия? Но у Эстер не было никаких врагов.

Ни одно из предположений не имело смысла. По мере того, как она пыталась расставить все по полочкам, замешательство росло и грозило перерасти в панику. К счастью, Грасиас выбрал именно этот момент, чтобы хрипло спросить ее: «Готово? Он быстро меняет курс и идет прямо на нас. Будет на линии через минуту».

Она сделала попытку взять под контроль дыхание, отогнать прочь зарождающийся страх. «Дай уклоняющийся курс», — сказала она, — «и переадресуй его на мою панель». Военная программа предполагала знание точного курса следования «Надежды Эстер», чтобы использовать оружие более эффективно.

«Зачем?» — спросил он. — «Нам не нужно уклоняться. Щит нас прикроет».

«Пусть они гадают», — в ее голосе явственно чувствовалось напряжение. — «И покажи, что мы можем ударить их с ходу. Сделай это!»

Ей казалось, что он движется слишком медленно. Но быстрее, чем смогла бы она, он выстроил на дисплее курс следования чужого корабля и смещение, которое должна была проделать «Надежда Эстер».

Девушка попыталась вытереть пот с ладоней о свои голые ноги, но это не слишком помогало. Рассердившись, она резко опустила их на пульт управления вооружением. Схема Грасиаса оставалась на основном экране; но дисплей напротив позволял ей видеть, как чужой корабль, подлетевший ярким металлическим снарядом Галактики, был готов ударить по «Надежде Эстер» со всего размаху. Внезапно с неистовой яростью, словно другой корабль действительно собирался ее уничтожить, Темпл открыла огонь.

Лучи света из всех лазерных амбразур, которые компьютер мог одновременно задействовать, ударили по чужаку.

Хотя корабль был огромен, лучи сфокусировались на одной единственной секции: Темпл пыталась усилить их воздействие. Когда они попали в разрушающее силу поле, свет внезапно заиграл всеми цветами спектра, порождая радужное сверкание.

«Результат отрицательный», — сообщил Грасиас, в это время «Надежда Эстер» выполняла свое первое смещение по курсу, — «Никакого эффекта».

Она почувствовала, как ремни врезаются в тело, кожа щек напряглась. Темпл дала команду на ведение продолжительного огня, а сама старалась удерживать голову в таком положении, чтобы видеть происходящее на экране.

Пока ее лазеры превращали щиты чужого корабля в игру фейерверка, из него вырвался в сторону «Надежды Эстер» прямой, как пика, ярко-красный столб мощного излучения.

Изображение на экранах снова пропало.

Но в этот раз Грасиас был наготове. Пока нельзя было воспользоваться экранами для визуального наблюдения, он вывел на дисплей данные сканеров. Темпл увидела свой лазерный огонь в виде уравнений на графике, связывающим «Надежду Эстер» с необитаемым кораблем. Каждые несколько секунд линия возвращалась другим путем — ионный луч был так точен, словно «Надежда Эстер» стояла на месте. «Никакого эффекта?» — задыхаясь, спросила она Грасиаса, поскольку новый поворот «Надежды Эстер» бросил ее на другую сторону кресла. — «Мы жестко обстреливаем их. Должен быть какой-нибудь результат!»

«Результат отрицательный», — повторил он. «Этот щит разлагает силу почти тотчас, как она в него входит. Он не разрушается».

Нападающий прошел мимо. Через мгновения он будет вне досягаемости лазерных пушек Темпл.

«Отмени поправку на смещение», — быстро проговорила она, отменяя непрерывный огонь. — «Следуй за ним. Так быстро, как только можем. Дай мне шанс послать торпеду».

«Хорошо», — ответил он. И секундой позже неимоверная перегрузка навалилась на нее, так как все корабельные двигатели заработали в полную силу, с ревом набирая скорость.

«Надежда Эстер» легла на курс чужака и сделала все возможное, чтобы уравнять скорость.

«Сейчас», — пробормотала Темпл, — «сейчас, прежде, чем они начнут поворачивать». Быстро нажимая нужные клавиши на пульте управления вооружением, она запрограммировала настоящий шквал огня из водородных торпед. Затем по компьютеру сверила координаты курса. «Вперед!» — нажимая сразу всей ладонью на пусковые кнопки, она выстрелила.

Компьютер автоматически отменил С-векторную защиту, чтобы беспрепятственно пропустить торпеды. Выпущенные из шахт почти со скоростью движения «Надежды Эстер», они практически мгновенно достигли 0, 95 скорости света и устремились за другим кораблем.

Грасиас не ждал указаний Темпл. Он скомандовал двигателям обратный ход, замедляя «Надежду Эстер», чтобы оказаться как можно дальше от взрыва, когда торпеды попадут в цель.

Если они попадут… Кривая сканера на дисплее указывала на то, что чужак начал разворот.

«Давай», — выдохнула Темпл. Бессознательно она обрушила кулаки на ручки кресла. — «Давай же! Ударь этого мерзавца! Ударь его!»

«Столкновение», — подытожил он, когда все сигналы на экране сошлись.

В это мгновение изображение восстановилось. Они видели, как горячий белый шар лопнул, разбрасывая энергию взрыва во все стороны.

Затем изображение на экране и данные сканеров на долгие секунды расстроились. Детонация такого количества водородных торпед превратила все пространство вокруг «Надежды Эстер» в сплошной хаос: происходила эмиссия энергии на каждой частоте; формировались и распадались сверхзаряженные частицы, освобожденные силой взрыва.

«Мы достали его», — проговорил Грасиас.

Темпл, крепко сжав ручки кресла, вглядывалась в беспорядок на экранах: «Как думаешь, они могут противостоять этому?»

Он даже не пожал плечами. Он выглядел совершенно обессиленным: «Не нанесли бы ответный удар…»

«Ты не можешь расчистить экраны? Нам нужно видеть».

«Компьютер сейчас этим занимается». — Минутой позже: «Ну, вот оно появляется».

Экраны прояснились и сканеры нарисовали перед ним новую кривую. Она показывала, что чужак круто развернулся и возвращался к «Надежде Эстер».

Результат опять был отрицательным. Никакого повреждения!

«О Боже», — вздохнула она. — «Я не могу этому поверить». Казалось, что силы оставили ее. Она обмякла в ремнях: «Что же нам сделать теперь?»

Он продолжал всматриваться в экраны, пока нападающий корабль заканчивал разворот. Тогда он сказал: «Не знаю. Снова попробуем столкновение?»

Так как она не ответила, он запросил об этом компьютер, дав задание ждать до самой последней минуты — учитывая плохую маневренность «Надежды Эстер» — а затем поставить корабль на пути следования чужака. После этого он переключил управление на автоматический режим и прислонился к спинке кресла, удерживаемый стропами. К ее удивлению, он широко зевнул.

«Нужно поспать», — невнятно пробормотал он. «Радуйся, когда смещение будет закончено».

От удивления и страха она повела себя дерзко: «Ты рассуждаешь не слишком трезво, Грасиас!» Он был нужен ей, но, казалось, что он удаляется все дальше и дальше. «Как ты думаешь, после всего этого миссия сможет продолжаться? Какие у нас шансы, что корабль сдастся и отпустит нас? Бог мой, там нет ни одного живого существа! Все это сплошная машина. Может оставаться здесь и бомбить нас веками, и ей это даже не надоест. Или обратит свое внимание на Эстер, которая сроит С-векторный щит, достаточно большой, чтобы прикрыть им всю планету, — и забудут о нас, оставит здесь, чтобы напасть на наш родной мир, потому что мы ничего не можем сделать, чтобы остановить ее, а Эстер беззащитна. Мы даже не знаем, чего она хочет. Мы…»

Она могла бы еще продолжать; но в этот момент компьютер бросил «Надежду Эстер» прямо перед чужаком. Двигатели взревели, стремясь к столкновению, которого стальной монстр не мог бы избежать. Темпл чувствовала, что удерживающие ее стропы словно кромсали тело на кусочки. Она хотела закричать, но даже не смогла набрать в легкие и глотка воздуха.

На дисплее начали появляться данные о повреждениях и другие показатели.

Но чужой корабль свернул в сторону и прошел мимо, даже избежав прикосновения.

Секунду «Надежда Эстер» поддергивалась, стараясь следовать за своим противником. Тогда Грасиас заставил себя выпрямиться и отменил команду на столкновение.

Тотчас перегрузки ослабли. Корабль следовал новым курсом, предопределенном инерцией, а чужак разворачивался, чтобы идти за «Надеждой Эстер».

«Проклятье», — тихо сказал он. — «Проклятье…» Темпл в ремнях безопасности дала себе передышку. Мы не можем, думала она вяло. Не можем даже врезаться в эту штуковину. Она не может разрушить нас, а мы — причинить вред ей. «Надежду Эстер» не замышляли как боевой корабль. Не предполагали, что ей придется сражаться, защищая свой родной мир: полагали, что она сделает это с помощью умелой дипломатии, и держась на расстоянии. А если худому суждено обернуться еще худшим, предполагалось, что она защитит Эстер… своим невозвращением. Это была миссия мира, миссия мечты Эстер, корабль не предназначался для иного сражения, кроме как за свое собственное выживание.

«По некоторым причинам», — пробормотала Темпл в тишине вспомогательного компункта, — «это не совсем то, чего я хотела, когда вступала в ряды Службы». Грасиас тоже собрался что-то сказать. Но шипящий звук перегоревшей проводки, доносящийся из громкоговорителей, оборвал его. Этот звук обжег Темпл, как плевок кипящего масла.

Это не были радиопомехи. Она видела это на табло данных, мельтешащих на экране. Это был еще один сканирующий зонд, как тот, что пытался ранее проникнуть в компьютер. Но теперь он продирался в незащищенные внутрикабельные коммуникационные средства.

После начальных всплесков статического электричества звуки начали меняться. Шипение превратилось в свист и вздохи, завывание и ворчание. Минуту ей казалось, что она слышит какую-то непостижимо чужую речь. Но прежде, чем она смогла запустить компьютерную программу перевода — или попросить об этом Грасиаса — интерференция в телефонах уменьшилась, и стали различимы голос и слова.

Голос раздался одновременно изо всех репродукторов вспомогательного комкомпункта.

Слова, которые поняли Темпл и Грасиас. Голос звучал, как из плохо отрегулированного динамика, металлический и бесстрастный. Но слова были отчетливо слышны:

«Сдавайся, „Bad life“. Ты будешь уничтожена».

Сканирующий зонд усилил звук всех репродукторов.

Голос был настолько громким, что, казалось, сорвет с петель дверь комкомпункта.

Непроизвольно Темпл выдохнула: «Боже правый, что это за дьявольщина?»

Грасиас ответил, хотя все было и так ясно: «Другой корабль. Говорит с нами». Это прозвучало серо, устало, почти без всяких интонаций.

«Без тебя знаю!» — резко выкрикнула она. — «Ради бога, проснись!» Внезапно она шлепнула ладонью по своей приборной доске, открыла радиоканал. «Кто вы?» — задала Темпл вопрос в свой микрофон. — «Что вы хотите? Мы не представляем угрозы. Наша миссия миролюбива. Почему вы атакуете нас?»

Графики сканера на главном экране показывали, что чужой корабль закончил разворот и доставал «Надежду Эстер». Сейчас он подгонял под нее свою скорость и курс, возвышаясь неясной тенью на расстоянии около полукилометра.

«Сдавайтесь», — вновь раздалось из репродуктора. — «Вы плохая форма жизни. Вы будете уничтожены. Вы должны сдаться».

Ослабев от страха и напряжения, не в состоянии больше контролировать себя, Темпл с силой отшвырнула микрофон, и, повернувшись к Грасиасу вместе с креслом, уставилась на него. «Ты не можешь это выключить?

Просто разрываются барабанные перепонки!»

Медленно, словно в полусне, он нажал несколько кнопок на своем пульте. Едва взглянув на показания дисплея, пробормотал: «Проблема с аппаратурой. Сканирующий зонд мощнее питания компьютера. Нужно уменьшить звук вручную». Потом широко раскрыл глаза, так, словно увидел что-то, способное удивить его даже в таком заторможенном состоянии: «Задействованы репродукторы только здесь. В этой комнате. Скотина точно знает, где находимся мы и каждый винтик рядом с нами». Это было непостижимо. Это было настолько невероятно, что до предела обострило ее внимание, позволило максимально собраться несмотря на паническое чувство страха. «Подожди минуточку», — сказала она. — «Они что, используют только эти громкоговорители? В этой комнате? Как они могли знать, что мы здесь? Грасиас, ведь на борту находятся триста девяносто два человека. Как они могли узнать, что бодрствуем лишь мы вдвоем, ты и я?»

«Вы должны сдаться», — снова пронзительно завопили репродукторы. — «Вы не можете спастись бегством. У вас нет скорости. Вы не можете сражаться. Ваше вооружение слабо. Когда ваша защита будет разбита, вы окажетесь бессильны. Ваши секреты будут разгаданы. Только сдача в плен позволит сохранить ваши жизни». Она снова включила свой микрофон: «Нет. Вы ошибаетесь. Мы не представляем опасности для вас. Кто вы? Чего вы хотите?»

«Смерти», — последовал ответ. — «Смерти для всего живого. Смерти для всех миров. Вы должны сдаться». Грасиас закрыл глаза. Не глядя, он положил руки на приборную доску и вывел визуальное изображение на главный экран. Дисплей показал плывущий рядом с «Надеждой Эстер» враждебный корабль, похожий на порожденную небом военную крепость. Он так точно выдерживал дистанцию, что казался неподвижным. Он казался таким близким, что Темпл подумала, что могла бы достать его ракетой.

«Возможно», — вздохнул Грасиас, — «они не знают, что мы единственные, кто бодрствует».

Она не могла понять, о чем он думает; но ухватилась за эти слова, как за спасительную соломинку. «Что ты имеешь в виду?»

Он не открыл глаз. «Криогеннозамороженные», — сказал он. — «Жизненные функции столь заторможены, что мониторы едва могут уловить их. Капсулы — это просто оборудование. Даже компьютер не выдаст их. Может быть, сканирующий зонд думает, что мы единственные живые существа на борту?»

Она затаила дыхание: «Если это так…» В ее голове промелькнули идеи: «Они, наверно хотят, чтобы мы сдались, так как не могут раскусить наши щиты. И потому, что хотят знать, что мы, вдвоем, здесь делаем, на таком большом корабле. Идти на Эстер, не зная ответов на подобные вопросы, должно быть для них равносильно самоубийству. И пока они будут пытаться пробить нашу защиту, они, пожалуй, останутся здесь.

„Грасиас“, — ее сердце тяжело билось от безрассудной надежды, — „сколько времени тебе понадобилось бы, чтобы дополнительно защитить компьютер и направить С-векторное поле на тот корабль? Сейчас мы неподвижны относительно друг друга. Мы можем применить наш генератор поля как оружие“.

Его глаза расширились, когда он повернул к Темпл голову, то он выглядел больным. „Сколько времени тебе понадобится“, — спросил он, — „чтобы перестроить генератор для такого проецирования? И что мы будем использовать взамен щитов, пока ты работаешь?“

Он был прав: она знала это еще до того, как услышала его вопрос. Однако должно же быть что-то, что они могли предпринять, должно. Они не могли на протяжении тысячелетий спокойно плыть в космической пустоте, когда их родному миру грозила опасность уничтожения.

Должен был существовать какой-то выход. Репродукторы вновь начали твердить: „Bad life“, вы предупреждены. Сейчас начнется деструкция вашего корабля. Вы должны сдаться, чтобы спасти ваши жизни».

«Bad life», — в замешательстве думала она про себя. Что это значило? — «Плохая жизнь?» Не является ли этот корабль каким-то видом автоматического оружия, неистово странствующим по просторам галактики, берсеркером — палящим во все стороны и уничтожающим вокруг все то, что он называет «скверной жизнью»?

Как он собирается уничтожить «Надежду Эстер»?

Не пришлось долго ждать, чтобы выяснить это. Почти сразу она почувствовала всем телом, что тяжелый металлический корпус начал вибрировать до самого винтика. Долей секунды позже незначительная вспышка света на атакующем судне показала, что там применили какое-то реактивное оружие.

Взревели сигналы тревоги, и индикаторы повреждений на пульте Темпл начали выдавать данные о происходящем бедствии.

Высокий профессионализм взял верх над растерянностью. Ее руки плясали на приборной доске, выводя данные на дисплей: «Мы получили удар. Сквозь щит. Пробит корпус». Все три слоя металлической обшивки корабля. Я не знаю, что это было, но оно оставило дыру до самой стены внешней раковины.

Грасиас прервал ее: «Как велико повреждение?» — «Около одного квадратного метра». Она вернулась к своему сообщению. — «Компьютер закрывает пневматические двери, изолируя пробоину. Потери минимальные — мы потеряли один теплообменник для регуляции климата. Но если они повторят атаку, может выйти из строя что-то более жизненно важное». Полагаясь на С-векторные щиты, строители «Надежды Эстер» не удосужились сделать ее менее уязвимой.

Чужак повторил удар. Раздался новый глухой звук разрывающейся бумаги. Еще одна небольшая вспышка света на корабле нападения. Снова сигнал тревоги. Пульт управления Темпл выглядел так, словно проводил мониторинг сумасшедшего дома.

«В то же место», — проговорила она, борясь с нарастающим желанием закричать. — «Пробита внешняя раковина. Незначительные потери воздуха. Компьютер закрыл еще несколько пневматических дверей». Она продолжала подавать пульту управления команды. «Экстраполируя траекторию выстрелов, продолжаю закрывать пневматические двери на пути их следования». Затем она стала определять вероятный объем повреждений, исходя из разрушительной силы снарядов: «Еще два таких удара и будет пробита средняя раковина криогенной камеры. Мы начнем терять людей».

«А если снаряды будут продолжать лупить в одно и то же место, в глубь корабля, они непременно достигнут С-векторного генератора».

Дело обстояло именно так: «Надежда Эстер» могла быть уничтожена.

«Грасиас, что это? Предполагалось, что это невозможно. Как они такое с нами делают?»

«Все происходит слишком быстро, чтобы сканеры могли уследить», — несмотря на ступор, он уже вывел на экран все ответы на вопросы, которые ему были нужны. «Снаряды вылетают со сверхсветовой скоростью. Вспышка света появляется после попадания. Они бы нас испарили, если бы не щиты. С-вектор снижает скорость до нормальной космической, когда снаряд уже внутри поля. Корабль не был рассчитан на это».

Быстрее света — на мгновение ее мозг отказался понимать слова. Снаряд, движущийся со сверхсветовой скоростью. Когда он врезается в щит, значительная часть его энергии уходит под прямым углом к скорости света и тормозит его. Только тормозит, не в силах остановить.

Словно в насмешку, вновь взорвались репродукторы: «Нам нужен ваш корабль целым и невредимым. Сдавайтесь. Мы сохраним вам жизнь. Вам будет дарована возможность жить, как „good life“.»

В крайнем волнении, не сознавая, что она делает, Темпл резким движением включила радиоканал: «Заткнись!!» — закричала она в темноту пространства, отделяющего «Надежду Эстер» от чужака. «Прекрати обстрел! Дай нам возможность подумать! Как мы можем сдаться, если у нас нет даже шанса подумать?»

Хватая ртом воздух, она взглянула на Грасиаса. Она испытывала чувство ярости и не знала, как с этим справиться. Его глаза, полуприкрытые веками, были пусты: словно он собирался заснуть. Испытывая от страха тошноту, она жарко зашептала ему: «Сделай что-нибудь! Ты же корабельный пьютер. Ты должен наблюдать за ним. У тебя должно быть какое-то решение. Они не могут поступить так с моим кораблем!»

Медленно — слишком медленно — он повернулся к ней. Его шея, казалось, была не в состоянии держать голову прямо. «Сделать что? Щиты — это все, что у нас есть. Но сейчас они бесполезны. У этой, — его лицо исказила гримаса, — у этой штуковины есть все. Мы ничего не можем сделать».

В гневе она сорвала ремни безопасности, вскочила с места и подбежала к нему, чтобы растормошить. «Должно что-то быть, что мы в силах сделать!» — кричала она ему прямо в лицо. «Мы люди, а это чудовище — ничто, всего лишь набор микросхем и обезумевших программ. Мы превосходим его! Не сдавайся! Подумай!»

Некоторое мгновение Грасиас пристально смотрел на нее. Потом издал пустой смешок. «Что хорошего в том, что мы люди? Это не аргумент. Имеет значение только интеллект и мощь. У этих машин — интеллект. Возможно, гораздо выше нашего. Они шагнули дальше нас в развитии. У них огромная мощь». Он равнодушно повторил: «Ничего мы не можем сделать».

В ответ она хотела разозлить его. «Мы можем не сдаваться в плен! Мы можем продолжить сражаться! Нас не победить, если мы достаточно упрямы в желании бороться!» Но как только Темпл подумала об этом, она поняла, что была не права. Ничего в жизни не могло быть упрямее машины, выполняющей то, что ей велено.

«Но интеллект и сила — это еще не все», — запротестовала она, настойчиво пытаясь найти то, что искала, во что могла верить, что способно пробудить Грасиаса. — «А как же эмоции? Этот корабль не может никого любить. Да, как насчет любви?»

Когда она это произнесла, он поморщился. Небрежно закрыл лицо руками, и все тело его передернулось.

«Ну, что ж», — продолжала она, слишком отчаявшаяся, чтобы оттягивать дальше, — «мы можем использовать самоликвидатор. Уничтожить „Надежду Эстер“», — эти слова застряли у нее в горле, но она заставила себя произнести их, — «лишить их возможности узнать, как устроен генератор щита. Альтруизм. Вот чего у них наверняка нет».

Он резко оторвал руки от лица, сжал кулаки и обрушил на ручки сиденья. «Прекрати», — прошептал он. — «Прекрати. Машины еще какие альтруисты! Они совершенно не думают о себе. Единственное, чего они не могут — это почувствовать себя плохо, если у них отнять то, чем они хотят обладать. В любое мгновение они возобновят обстрел. Мы — мертвецы, и ничего уже нельзя сделать, ничего. Прекрати мучать меня».

Его злость и отказ должны были обидеть ее. Но он пробудился и был оживлен, а в глазах горел тот огонь, который она любила. Вдруг Темпл почувствовала, что она больше не одна: он вернулся из своего состояния неосознанного ужаса. «Грасиас», — мягко проговорила она. — «Грасиас…» В потаенных уголках ее мозга зародилась мысль, пугающая и обнадеживающая, мысль, которую она боялась высказать вслух: «Мы можем всех разбудить. Может быть кто-то другой что-то придумает. Можем поставить вопрос на голосование. Пусть миссия примет свое собственное решение».

«Или мы можем…»

То, о чем подумала Темпл, испугало ее до безумия, но тем не менее она все рассказала Грасиасу. Потом позволила ему орать на себя до тех пор, пока он не исчерпал все аргументы против.

В конце концов они должны были спасти Эстер.

Ее часть подготовки была достаточно простой. Она оставила его во вспомогательном комкомпункте и на ближайшем подъемнике спустилась во внутреннюю раковину. Сначала она зашла на склад, чтобы взять свои инструменты и магнитные сани. Затем отправилась на центральный командный пункт.

Там она включила радиоканал. Надеясь на то, что чужак ее слушает, сказала: «Я Темпл. Мой напарник сошел с ума — он хочет сражаться. Я же хочу сдаться. Мне нужно убить его. Но это будет нелегко. Дайте мне время. Я собираюсь отключить щиты».

Она набрала побольше воздуха и заставила себя вздохнуть. Поймет ли чужак, что означает вздох? — «К несчастью, когда щиты будут отключены, автоматически сработает самоликвидатор. Его я не могу обезвредить. Поэтому не пытайтесь захватить корабль. Его вместе с вами разорвет в клочья. Я сама выйду к вам.

Я хочу быть хорошей формой жизни, а не плохой. Чтобы доказать свою преданность, я собираюсь принести с собой портативный генератор С-векторного поля, которое мы используем в качестве щита. Вы сможете ознакомиться с ним, узнать, как он работает. Он вам действительно нужен». — Чужой корабль, возможно, мог почувствовать напряженность ее голоса. Она сделала над собой сверхусилие, чтобы придать интонации больше сарказма. — «Вы бы уже погибли, если бы это не была мирная миссия. Мы знаем, как пробить ваши щиты — у нас просто здесь нет мощного оружия».

Вот так. Она отключила передатчик. Дала им немного времени на обдумывание.

В центральном комкомпункте она открыла один из входных люков, взяла свои инструменты и магнитные сани и спустилась вниз, в самое сердце «Надежды Эстер», где функционировало наиболее жизненно важное оборудование корабля — компьютерные банки данных, индуктор искусственной гравитации, первичная система поддержания жизни, С-векторный генератор.

Пока она работала, то не разговаривала с Грасиасом. Ей хотелось знать, как он там; но ей уже было известно, что линии внутренней коммуникации находились в пределах досягаемости сканирующего зонда.

В относительно короткий срок — Темпл была ницианкой «Надежды Эстер» и хорошо знала, что делает — она отключила самоликвидатор корабля от компьютерных линий и погрузила его на магнитные сани. Величина устройства (прозванного проектировщиками миссис «черный ящик») составляла не более половины человеческого роста. Но это был полнокровно функционирующий независимо от «Надежды Эстер» С-векторный генератор, способный в одиночку, только своими энергетическими ячейками отправить целый корабль под прямым углом к скорости света. Поскольку компьютерные провода были отключены, Грасиас ничего не мог сделать, чтобы уничтожить корабль; но прежде, чем отправить сани, Темпл убедилась в том, что радиотриггер самоликвидатора был в боевой готовности.

Теперь, покинув центральный комкомпункт, она отправилась на подъемнике в камеру средней раковины, где находились ее и Грасиаса криогенные капсулы. Его там еще не было. В ожидании, она обошла комнату вокруг и отключила все репродукторы. Она надеялась, что ее перемещения со стороны выглядит так, словно одна незаметная форма жизни готовила ловушку для другой.

Его долго не было. Задержка вызвала в ней чувство глухого раздражения. Неужели он снова впал в коматозное состояние? А, может быть, изменил свое решение — предположив, что она сошла с ума? Он так смотрел на нее, словно она просила помочь совершить самоубийство. А что, если сам он…?

Дверь с шорохом отворилась, и Грасиас почти вбежал в комнату. «Нужно спешить», — выпалил он. — «До падения щитов у нас всего пятнадцать минут».

Его лицо имело свирепый вид и носило следы синяков, словно во время ее отсутствия он занимался тем, что лупил себя кулаками. На мгновение ее поглотила мысль о том, насколько ужасно было то, что она просила его сделать.

Несмотря на необходимость спешить, она подошла к нему, обвила руками и крепко обняла. «Грасиас», — выдохнула она, — «это сработает. Не смотри на меня так».

Он тоже обнял ее в ответ, но так грубо, что она чуть не задохнулась. И почти сразу отпустил. «Пусть радио твоего скафандра работает», — хрипло проговорил он, пробираясь мимо нее к своей капсуле. — «Если ты умрешь, компьютер заменит тебя. Выталкивай себя из пространства!» — Он резко шагнул внутрь капсулы. — «Двухступенчатый код», — продолжал он. — «Сначала произнеси мое имя», — его глаза горели черным огнем, полные боли и страха, — «если это сработает, повтори „Эстер“. Что бы ни случилось, корабль не должен погибнуть, когда все пребывают во сне».

Словно отпуская ее, улегся в капсулу и скрестил на груди руки.

Но, когда она подошла к нему попрощаться, резко вытянул их и схватил Темпл за запястья. «Почему?» — спросил он мягко, — «почему мы поступаем так»?

«О, Грасиас!» — его отчаяние тронуло ее. — «Потому что это единственный способ убедить их не взрывать „Надежду Эстер“, не пытаться высадиться на ней, пока отключены щиты».

Хрипло, сквозь зубы он спросил ее: «Почему я не могу пойти с тобой?»

Слезы текли по ее щекам, и она не могла остановить их. «Они скорее поверят, если подумают, что я убила тебя. И кто-то должен оставаться здесь. Чтобы решить, что делать, если все пойдет не по плану. Этому нас учили».

Долгое мгновение он смотрел на нее с выражением страдания на лице. Потом отпустил ее руку: «Компьютер разбудит меня, когда ты подашь первый сигнал».

Ей следовало спешить, казалось, она не переживет расставания; но она заставила себя быстро поцеловать его, отступила назад, и крышка капсулы стала медленно опускаться, пока не накрыла его. Газ, подготавливающий тело к замерзанию, заполнил капсулу. Но он все еще продолжал смотреть на нее темным, горячим взглядом, пока внутренняя поверхность крышки не утратила свою прозрачность, покрывшись кристаллами льда.

Не обращая внимания на слезы, что испещрили ее лицо, Темпл покинула Грасиаса. Сани, управляемые магнитным полем, катились впереди. Она подошла к шахте подъемника и поднялась в наружную раковину. Темпл приблизилась, насколько это было безопасно, к бреши, пробитой сверхсветовыми снарядами в корпусе «Надежды Эстер». Отсюда она направила магнитные сани в подготовительную комнату возле воздушного шлюза, откуда она могла попасть в ближайший выход наружу.

В подготовительной комнате она облачилась в скафандр. Поскольку все зависело от связи, проверила исправность радио четыре раза. Затем она закрепила пневматические застежки скафандра и направила магнитные сани к воздушному шлюзу.

В автоматическом режиме она довела давление в шлюзовой камере до абсолютного нуля вакуума. После этого ей уже не нужны были сани. Не промедлив и минуты, она легким движением втолкнула «черный ящик» в металлическую полость шлюза, нажала на кнопки открытия шлюзовых дверей.

Двери раскрылись, оставив ее один на один с обнаженной пустотой космоса.

Сначала она не увидела чужого корабля: за шлюзом все было погружено в черноту. Но «Надежда Эстер» находилась на расстоянии, равном всего половине светового года от дома; и, когда глаза Темпл привыкли к пустоте пространства, она обнаружила, что солнце Эстер дает достаточно освещения, чтобы видеть вражеское судно на фоне звезд.

Оно казалось слишком большим и смертоносным.

Но после того прощального взгляда Грасиаса она уже не колебалась. Это должно было свершиться. Как только смолк сигнал тревоги в шлюзовой камере (и на «Надежде Эстер») предупреждая корабль, что щиты опущены, она прочистила горло и пустила в ход свой призывный голос.

«Все в порядке», — сказала она по радио. — «Я сделала это. Я убила своего напарника. Я отпустила щиты. Я хочу, чтобы и вы сдержали ваше обещание. Сохраните мне жизнь. Я выхожу. Если мы будем находиться в радиусе ста километров, когда сработает самоликвидатор, это нас погубит.

У меня с собой портативный генератор поля. Я могу показать вам, как им пользоваться. Вы должны выполнить ваше обещание».

Она не стала ждать ответа; да и не рассчитывала на него. Единственный ответ, который она уже получила ранее — это прекращение обстрела. Этого было достаточно. Все, что теперь от нее требовалось — как можно ближе подобраться к чужому кораблю.

Преисполненная решимости, она сильнее сжала ручку черного ящика и, включив маленькие двигатели своего скафандра, отправилась вместе со своей ношей мимо тяжелых дверей в темноту.

Автоматически дверь затворилась, оставив ее снаружи.

На какое-то мгновение сознание собственной ничтожности овладела ею. Никто из эстериан никогда не был вне корабля, на расстоянии половины светового года от дома. Все ее тренировки проходили на родной орбите Эстер, планеты, которая служила точкой опоры в безмерности пространства. И там был свет! А здесь только мерцание и поблескивание камер и сканеров «Надежды Эстер» — и едва различимая масса чужака с его неказистыми линиями, чуть выделявшимися на фоне черноты космоса.

Но она понимала, что, если будет и дальше об этом думать, то сойдет с ума. Стиснув зубы, она направила все свое внимание — так же, как и маленькие движки своего космического скафандра — навстречу противнику.

Теперь все зависело от того, знает ли чужак, что на борту «Надежда Эстер» были и другие живые люди. Будет ли чужак в состоянии на основе дедукции сделать вывод о скрытом значении С-векторного щита. И сможет ли она уйти.

Из-за колоссальных размеров другого судна расстояние между кораблями казалось меньше, чем оно было на самом деле. Наконец она достаточно приблизилась к кораблю, чтобы увидеть: одна из его боковых дверей открылась. Затем — настолько внезапно, что она содрогнулась и ее прошиб пот — Темпл услышала голос, исходящий из ее телефонов.

«Ты войдешь в док, который открыт для тебя. Он хорошо защищен и неуязвим для взрыва. Оставайся в нем вместе со своим устройством. Если ты попытаешься перехитрить нас, будешь уничтожена своим собственным оружием.

Если ты хорошая жизнь, ты останешься цела. Ты должна будешь снять со своего устройства крышку, чтобы мы могли его исследовать. Когда его принцип будет понят, тебе позволят ответить на другие вопросы».

«Огромное спасибо», — выговорила она в ответ. Но она не замешкалась и не растерялась. Напротив, она сразу направилась к открытому люку, пока не достигла дока.

Тогда для проверки она установила двойную защиту, которую Грасиас ввел в компьютер устройства. То, что она собиралась сделать, было настолько безрассудным, рискованным и опасным, что она действовала, не раздумывая, словно занималась этим всю жизнь.

Нацелив двигатели скафандра на боковую поверхность «черного ящика», она включила их на полную мощность. И они с такой силой швырнули ящик в черную пасть дока, что ее собственное движение в том же направлении прекратилось.

Она ждала, пока не увидела, что силовое поле, защищавшее док, остановила полет ящика, и он неподвижно замер. Затем она так громко закричала в микрофон, словно компьютер был глухим: «Грасиас!»

По этому позывному из «Надежды Эстер» появился лучевой тягач, который выхватил ее у чужака из-под носа.

Это был небольшой промышленный лучевой тягач, какие использовались при постройке «Надежды Эстер», а позже при осуществлении погрузки. Он был слишком тонок и слабо сфокусирован, чтобы служить оружием. Но идеально подходил для быстрой переброски объектов величиной с Темпл в ее космическом облачении на расстояние, равное расстоянию между двумя кораблями.

Времени было в обрез, но она приняла решение почти не думая об этом. Пока луч мчал ее к «Надежде Эстер», она закричала в микрофон: «Эстер!»

И по этому призыву ее корабль поднял одновременно все С-векторные щиты и привел в действие взрыватель «черного ящика». Она попала внутрь корабля в самое последнее мгновенье, когда чужак все еще был в состоянии достать ее.

Позже они с Грасиасом видели, что кончина их противника была абсолютно лишена зрелищности. Еще нетвердо стоя на ногах после вынужденного краткого сна, он встретил ее в подготовительной комнате, чтобы помочь снять скафандр; и на ее настойчивый вопрос: «Ну как? Сработало?» — он не мог ответить, потому что сам еще не проверял данные. Из капсулы, едва проснувшись, он сразу прошел сюда. Затем они бросились в ближайший вспомогательный компункт, чтобы посмотреть, были ли они теперь в безопасности.

Да, угроза миновала. Чужого корабля нигде в пределах досягаемости сканеров не было видно. Нигде ни малейшего следа.

Грасиас вывел на экран данные визуального обозрения и сканирования, и они увидели, что произошло с чужим судном после того, как на него было направлено С-векторное поле: оно просто перестало существовать.

Темпл захотелось отпраздновать такое событие. На самом же деле ей хотелось только одного — на них опять не было одежды. Но, когда она дала ему понять, чего она хочет, Грасиас легонько оттолкнул ее. «Через несколько минут», — сказал он. — «Нужно сделать кое-какую работу».

«Какая работа»? — запротестовала она. — «Мы только что спасли мир — а они даже не подозревают об этом. Мы заслужили отдых до конца всего путешествия».

Он кивнул, но не сделал ни шагу от пульта управления.

«Какая работа»? — повторила она.

«Изменение курса следования», — сказал он, пытаясь скрыть улыбку. — «Возвращаемся назад на Эстер».

«Что»? — Темпл была настолько поражена, что не заметила, как перешла на крик: «Ты отменяешь миссию? Просто так? О чем, черт побери, ты думаешь»?

Изо всех сил он пытался сделать суровый вид. Но желание улыбнуться победило. «Теперь мы знаем, что сверхсветовая скорость достижима», — сказал он. — «Просто нужно провести дополнительные исследования. Итак, почему мы должны проспать тысячелетия, пока наш корабль будет странствовать в Галактике? Почему бы не вернуться домой, не изучить проблему и не начать все заново, когда мы научимся делать то же, что и тот корабль».

Он взглянул на нее: «Имеет смысл?» Она тоже улыбнулась: «Имеет смысл!» Когда он закончил работу с компьютером, то рассчитался с ней сполна за то брошенное мороженое…

Фред Саберхаген. ДРУЗЬЯ ВМЕСТЕ

«Тысячи лет?» — спросил Ларс, все еще беспомощно лежа на спине, подключенный к зондирующей мозг аппаратуре. Его взгляд был устремлен на низко нависший скалистый потолок, но он не замечал его. Видение, которое только что промелькнуло перед ним, было поразительно реальным.

Ни Кампан, ни берсеркер не ответили.

Ларс повторил свой вопрос вслух слабым дрожащим голосом: «Тысячи лет? Неужели действительно их колония была такой древней?»

Двое людей, с разумом которых он только что побывал в контакте, Темпл и Грасиас, ощущали именно такой возраст своей цивилизации. Для Ларса их чувство убежденности было вполне естественным. Эти люди на борту «Надежды Эстер» были членами колонии, возраст которой был гораздо большим, чем Ларс мог себе представить.

Когда последние нити ментального контакта были почти разорваны, Ларс почувствовал, как партнер Кампан бережно прикоснулся к его разуму и задержал его внимание. Ларса посетила еще одна мысль: курс колонизаторского корабля, стартовавшего с Земли на Эстер, отклонившись от основных полетных траекторий, мог подвергнуться релятивистскому искривлению, которое ввергло корабль в Галактическое прошлое. Но контакт, который только что состоялся, проходил в настоящем.

«Кампан, что мы можем сделать?»

«Попробуй сохранить в тайне от берсеркера существование прямоугольного оружия. Не думай о нем».

«Как я могу не думать?..»

Но ответа не последовало. Ментальный контакт был прерван. Мгновение спустя Ларсу стало ясно, что нет никакой надежды узнать, что же ему только что предложил Кампан. Ларс снова чувствовал, как бесстрасный зонд аппаратуры берсеркера опять посылает в его мозг разведывательные импульсы. Это был не инструмент, а какой-то узкий пучок энергии, вызывающий в мозгу отвратительное и неописуемое чувство. Внезапно весь эпизод о Темпл и Грасиасе вновь прокрутился перед его мысленным взором, как ускоренный фильм. Ларс был уверен, что компьютер берсеркера, проводящий эксперимент, теперь каким-то образом восстанавливал его. Только на одно мгновение Ларс ощутил контакт своей мысли с этим приемником, сконструированным из металла, электричества и математических формул. И в это мгновение человек всем своим существом почувствовал, что машина хладнокровно приняла весть о поражении, как приняла бы и любое другое известие. Берсеркер обшарил и обобрал его мозг, и… но стоп! Теперь ощущение зондирования пропало, а зонд что-то пропустил. Две вещи — наверняка. Потому что он, Ларс, думал о них, когда зонд вторгся в него. А для берсеркера (Ларс молил бога, чтобы это было так) тщательно прочитать человеческую память было выше его способностей.

Он не мог помешать берсеркеру украсть у него сведения о прямоугольном оружии. Не нарочно ли Кампан заставил его думать о нем, запретив делать это, чтобы скрыть что-то более ценное?

По этой или иной причине берсеркер пропустил две вещи, о сокрытии которых так беспокоился его первый напарник: «куиб-куиб», что бы это ни означало, и также — как называлась эта вещь? Какая-то программа? Ларс понял, как умно и расчетливо действовал Кампан, заставив его забыть об этом, насколько более мощным было их развитие по сравнению с его собственным, даже в такой области, как чисто интеллектуальная деятельность.

У него больше не было связи с Кампаном. Ларс, освобожденный от своих материальных уз, сел на кушетке. Теперь он мог видеть, что его напарник еще дышал, но само тело Кампана оставалось совершенно неподвижным, словно полностью истощенным. Его тоже освободили, и его проводник теперь ждал, когда он поднимется. Машина-проводник Ларса тоже ждала его. По крайней мере, размышял Ларс, теперь имеющий возможность думать самостоятельно, одна из проклятых штуковин была уничтожена теми людьми с «Надежды Эстер». Человечество в их лице сумело выиграть тот поединок. Хотя теперь компьютер, контролирующий базу, стремящийся разгадать секрет прямоугольного эффекта, несомненно, пошлет на Эстер новые боевые комплексы.

Испытывая отвращение к кушетке, к которой был привязан неизвестно сколько времени, Ларс поднялся на ноги. Он чувствовал себя грязным и голодным, испытывал жажду и потребность принять ванну, нуждался в элементарном физическом отдыхе и комфорте.

Маленькая машина, служившая ему проводником и надзирателем, подняла одну из своих тонких конечностей и показала, что он должен двигаться. Но Ларс уже ушел. Ему позволили самостоятельно добраться до их общей комнаты, где уже собрались остальные четыре пленника с Земли. Все они выглядели утомленными и рассказывали друг другу о разнообразных потрясениях во время телепатических сеансов.

Пока Ларс приближался, все четверо смотрели на него с интересом. Наксос заметил: «Мы гадали, что с тобой, потому что сами уже давно вернулись».

«Шел эксперимент. Дайте мне пить».

Он выпил воды и взял кое-что из еды с подноса, где ее обычно оставляли машины. Разговор шел общий. Берсеркер, очевидно, не возражал, чтобы его живые инструменты беседовали о предмете опытов, которым они подвергались.

Люди, в лучшем случае, вспоминали фрагментарную последовательность событий, некоторые вообще ничего не помнили.

Слушая чужие рассказы, Ларс подумал, что его команда была наиболее результативной.

«Как ты?» — наконец кто-то спросил его.

Он не видел причины скрывать происшедшее. Было ясно, что все, касавшееся эпизода Грасиас-Темпл, уже известно берсеркеру. Ларс сказал: «Я думаю, вполне нормально по сравнению с тем, что говорили вы».

Он пересказал им основные моменты истории Грасиаса и Темпл. Товарищи по несчастью смогли разделить эту радость далекой и, возможно, единственной победы человека. Ничто не прервало повествования Ларса. Огромную машину, что контролировала их, не волновали чувства людей по поводу поражения одного из комплексов. Возможно, решил Ларс, машина заключила: пленники будут более полезными, если им позволят слышать, то, что поднимает их настроение.

Когда Ларс закончил свою повесть, Дороти опустилась на пол. Она подробно, но словно нехотя изложила историю, представшую перед ее мысленным взором с помощью партнера Кампана — о поражении людей, когда эскадрилья кораблей была буквально стерта в порошок аппаратами берсеркера, историю, свидетелем которой она была вынуждена стать. Настроение слушавших несколько упало.

И снова ничто не говорило о том, что переживания людей могли как-то взволновать их тюремщика, которому, казалось, было безразлично, о чем они говорят. Теперь у Ларса создалось впечатление, что машина специально предоставляет пленникам возможность общаться, поскольку заинтересована в стабильности интеллектуальных возможностей своих живых устройств.

Он высказал вслух эту мысль.

Николас Опава предположил: «А, может быть… она ждет, что мы расскажем друг другу о том, что она не в состоянии из нас выудить при зондировании. А так она это услышит».

Пятерка переглянулась, и слова повисли в воздухе. Группа разошлась, не произнеся более ничего, кроме обычных слов жалобы на голод и усталость.

Повторно группу созвали в зал машинного мозга спустя несколько часов. Ларс подумал, что его напарником на этот раз был все тот же Кампан, но не мог с уверенностью утверждать это. Даже тогда, когда в его мозгу снова возник поток видений.

Конни Уиллис. С ТАКИМИ ДРУЗЬЯМИ

«Ты улетаешь?» — спросила Джемма.

Пат резко поставил ногу в ботинок: «Да».

«Даже сейчас, когда ты знаешь, что по этому поводу думают Котаботы и что при этом чувствуют?»

«Я не знаю, что они чувствуют и что делают по этому поводу или по какому другому. Может, расскажешь мне об этом. Ты у нас большой знаток Котаботов. Что они чувствуют? Если они вообще способны чувствовать, в чем я глубоко сомневаюсь»… — Он надел ботинок, который сильно растянулся и стал велик от постоянной сырости климата Ботеа, застегнул его на лодыжке и тяжело потопал ногой.

«Ты даже не пытаешься понять их!» — сердито сказала Джемма. Она стояла в дверях, капюшон блузы был откинут на спину так, что он мог видеть ее прекрасные черные волосы, ее прекрасную черную кожу, ее бесконечно прекрасное лицо. Ему следовало подать протест, как это обычно делали Котаботы, протест против ее дьявольски прекрасной внешности.

«Ладить с ними?» — заорал он. «Ты тратишь уйму времени, стараясь войти к ним в доверие, и что в результате?»

«Ничего смертельного не произойдет, если отложить полет на неделю. Ты утверждал, что это обычная работа. А может, ты чего-то не договариваешь?»

«Это обычная работа», — сказал Пат. — «Ты сама становишься похожей на Котабота. Я ведь должен осматривать с орбиты алмазные копи шесть раз в неделю. Это требование Адаманта. А твои Котаботы очень обеспокоены моими червями, копающимися в центре их деревни, хотя следовало бы радоваться, что я наблюдаю за ними».

Ему действительно необходимо было проверить орбитальные инфраскопы, что следили за механическими червями-землероями и их продвижениями в пластах угля, но не по этой причине он перенес дату полета на несколько дней раньше. От руководства Адаманта (Алмазной компании на одноименной планете) пришло сообщение, что берсеркер уничтожил обитаемую планету под названием Полара. Это было второе известие о берсеркере за последние три месяца. Оно поступило спустя всего две недели после первого, переданного по радио, а это означало, что Адамант придает информации особую важность, потому что послал ее кораблем на Канделстоун, который являлся ближайшим ретрансляционным пунктом. Однако Адамант не посчитал обязательным пересылать ее кораблем прямо до пункта назначения, хотя такое решение мог принять и оператор на Канделстоуне. Пат предпочел увидеть в этом обнадеживающий знак: Адамант полагает, что берсеркеров поблизости нет. Если бы там думали иначе, то непременно примчались бы на Ботеа военным кораблем. В конце концов, они должны были спасти все эти IIIB алмазы, для чего червиземлерои и бурили хранилища в угольных пластах. Пат принял к сведению предупреждение и все общие данные о берсеркерах, сообщенные по радио. Поэтому он собирался подняться на орбиту и проверить защиту, невзирая на Котаботов.

«Но ведь прошло только 35 дней со времени твоего последнего обзора», — сказала Джемма. — «Котаботы говорят, что у тебя на уме другое. Они хотят, чтобы я выразила протест».

«Опять, что-то новенькое?» — спросил он. — «Ну давай, вперед». — Он жестом указал на компьютер. — «Что волнует твоих друзей на этот раз? Урожай их мерзкого смэша?»

«Нет», — ответила она и уселась перед управляемым голосом терминалом. — «Они говорят, что гарпия повреждает нематею».

«Нематею?» — промолвил Пат. Он сунул в ботинок другую ногу и встал. — «А при чем здесь я?»

«Они сказали, что, когда ты в последний раз делал орбитальный облет, она начала странно пахнуть». — Джемма так свирепо смотрела на него, что Пат готов был рассмеяться.

Но слишком велико было его изумление. «Ради бога, нематея и так воняет блевотиной», — сказал он. — «У нее шипы повсюду, даже на цветах. Когда я последний раз ее видел, она совершенно заглушила их вонючий смэш». — Он покачал головой: «Знаешь ли, они невыносимы. Я здесь уже два года, и каждый раз они придумывают очередную гадость, чтобы испортить мне жизнь».

«А зачем было говорить им, что твой орбитальный корабль называется „гарпия“?[3] — спросила она. — Ты не лучше их!».

«По-моему, — сказал Пат, — дело заходит слишком далеко. Я все же лучше, чем Котабот».

«Ладно, пусть так, — сказала Джемма. — Но ты постоянно конфликтуешь с ними. Если бы ты мог обращаться с Котаботами как с человеческими существами…»

«Но они не человеческие существа! Мне плевать, что говорит ICLU. Они пришельцы, которые существуют во Вселенной только для того, чтобы сводить людей с ума».

«Ты смешон, — заявила Джемма. — Отлично знаешь, что они эмигрировали с Трайджа, до этого с…»

«Эмигрировали, мой бог! Их просто выкидывали с каждой планеты, где они пытались обосноваться. Они…»

Джемма протянула ему управляемый голосом терминал. «Ты должен дать мне компьютерный допуск», — жестко сказала она.

Он вырвал его у нее из рук. «Допуск для Джеменки Багази, представителя ICLU», — сказал он и вернул ей терминал. — «Ну, давай, вырази протест номер пять тысяч».

«Я и выражу, — сказала она. — Я хочу выразить протест Алмазной Добывающей Топливной компании и Бриллиантовой микрокристальной корпорации от лица Котаботов», — заявила она компьютеру.

«Ради бога, дорогуша», — отозвался компьютер.

Джемма сердито посмотрела на Пата.

«Этот протест какой будет по счету?» — спросил Пат. — «Миллионный? Двухмиллионный?»

«Двести восемьдесят первый», — сказала Джемма.

«Это будет Протест Номер Двести Восемьдесят Три, дорогая, — поправил компьютер. — Какое название ты собираешься присвоить этому протесту, милашка?»

«Назови его: „Отказ от сотрудничества“», — сказала Джемма беспощадно.

Пат надел короткую легкую куртку, закрепил на кармане портативный управляемый голосом терминал и теперь стоял, глядя, как Джемма работала за пультом. Она замолчала и сидела, нахмурясь. Но даже сейчас она была прекрасна. И Пат совсем не волновался, поскольку на него она всегда хмурилась. А как же иначе, говорил он себе, с какой стати представитель ICLU из числа оборигенов, имея к тому же на своей шее Котаботов, должен улыбаться инженеру Адаманта, который к тому же под ногами этих аборигенов раскопал всю планету? Когда он переставал злиться на Джемму, то даже испытывал к ней чувство жалости, поскольку ей приходилось жить в Котаботсткой деревне и общаться с Котаботами двадцать шесть часов в сутки.

«Выдай мне список всех протестов этого месяца», — обратилась она к терминалу и нахмурилась еще больше.

«Что случилось?» — спросил Пат. — «Протест потерялся?»

«Нет», — последовал ответ, — «У меня есть еще один. Ты запираешь дверь, когда уходишь из конторы, не так ли?»

«Я удивлен, что ты не обвиняешь меня, будто я стер протест. Да безусловно, я запираю дверь. Она запирается по моему голосу. Так же, как и компьютер. Ты сама забыла про свой протест. Ну, согласись, что это так. Я же делаю это для тебя».

«Делаешь — что?»

«Заставляю тебя забыть то, что ты делаешь. Ты без ума от меня. Только не хочешь это признать!»

«Прочти мне названия всех протестов», — сказала она, — «только без всяких там „дорогуш“, пожалуйста».

«Как тебе угодно, милая», — ответил компьютер. — «Отказ в сотрудничестве», «Отказ в сотрудничестве», «Опасность для жизни», «Отказ в сотрудничестве», «Угроза Котаботам», «Отказ…»

Патрик наклонился к компьютеру и скомандовал:

«Заткнись!»

«Пойдем со мной», — сказал он.

«Что?» — спросила она и посмотрела на него, все еще хмурясь.

«Давай поднимемся вместе на гарпии».

«Я не могу», — возразила она. — «Котаботам это не понравится».

«Конечно, не понравится. Когда им что-нибудь нравится? Все равно, пойдем».

«Но они уже думают…» — начала она и остановилась, отвернувшись. Пат наклонился ближе.

«Так-то ты отговариваешь Дьявола от его орбитального облета?» — спросила внезапно появившаяся Скамбала. «Я прислала тебя сюда написать протест, а не флиртовать с представителем Адаманта. Я говорила и говорю тебе снова, что он ждет не дождется подходящего часа, чтобы изнасиловать тебя».

Мало того, что Котаботы были воинственно настроены, недоброжелательны и злобны — они к тому же отличались подлостью, и Скамбале здесь не было равных. Пат окрестил ее «Камбалой» (что означало «помойка») в тот же день, как она стала называть его «Дьяволом». Но ему хотелось бы переименовать ее в «Скалку» («Прячущаяся за спиной»). Она подкралась к конторе с наружной стороны ограды так, что никто не видел и стояла там, приклеившись к двери, неизвестно сколько времени. Затем она перелезла через ограду и вошла в контору вместе с младшей дочерью, грозя Джемме своим губкообразным пальцем.

«Я как раз составляю протест, Скамбала», — сказала Джемма.

«Да, конечно, ты составляешь его», — проговорила она, потрясая своим мухоморным пальцем перед самым носом Джеммы. Джемме следовало бы откусить его, подумал Пат. — «Я просила тебя разузнать, что ему нужно. Ты узнала? О, нет! Она составляет протест! И пока ты рассиживаешь здесь, он уходит. Ты сказала, что он губит нематею?»

Дочь Камбалы подошла к Джемме и встала рядом с ней. Она послюнявила палец и начала рисовать им на экране манитора.

«Джемма говорила мне», — сказал Пат. — «Я думал, что Котаботы считают нематею зловредным сорняком».

«Хочу картинку», — жалобно захныкала дочка Камбалы. «Пусть она нарисует картинку». — Она притопнула ножкой. — «Хочу картинку сейчас!»

Джемма сама вывела картинку на экран, очевидно, не доверяя больше своему голосу вести беседу с компьютером.

«Не такую!» — ныла девочка, — «Хочу другую!»

«Котаботы сами решат, какая трава сорная, а какая нет, без тебя», — заявила Скамбала. — «Ты, Дьявол, всего-навсего инженер Адаманта. В контракте сказано, что ты не будешь причинять вред нашему урожаю или нашей деревне».

Котаботы обожали цитировать свой излюбленный контракт, которого Пат в глаза не видел. Хотя, по слухам, документ был сногсшибательный. Дочка Камбалы стала яростно нажимать на клавиши компьютерного пульта.

«Я ничего плохого не сделал ни вашему урожаю, ни вашей деревне. Я ничего не сделал вашим нематеям. Пока».

«Угроза!» — взвизгнула Скамбала. — «Он угрожал мне! Ты слышала, Джеменка? Он угрожал мне! Заяви протест!»

Интересно, подумал, он как она собирается это сделать, если этот тупоумный ребенок бессмысленно молотит по клавишам пульта.

«Скамбала», — спокойно сказала Джемма, — «Я уверена, что он не собирался…»

«Вот как… Принимаешь его сторону? Я знала, что он подкупит тебя. Мы запрещаем совершать этот орбитальный облет. Скажи ему, Джеменка!» — Она махнула Джемме рукой. — «Скажи, что ты наш представитель!»

«Я говорила…» — начала Джемма.

«Я тоже просил ее не совать свой нос в дела Адаманта», сказал Пат. Он схватил свой гермошлем. — «Она не пойдет со мной, и это окончательное решение».

Скамбала взвилась, яростно глядя на Джемму: «Тебя никто не просил говорить, что ты собираешься идти с ним. О, я понимаю, не следовало пускать тебя сюда одну. Я видела, как ты на него смотришь! Хочешь остаться с ним наедине, не правда ли? Отвратительно! Отвратительно!»

Дочка Скамбалы бросила пульт управления и теперь взобралась на компьютер и стянула со стены шахтерский противогаз. Пат отобрал его: «Наедине? Ха! Она собиралась шпионить за мной на орбите, но предупреждаю, только через мой труп».

Дочь Скамбалы заныла.

«Ты возьмешь ее с собой!» — завизжала Камбала. — «Я сказала, возьмешь! Мы заявим протест!»

«Скамбала», — сказала Джемма. — «Не слушай его. Он…»

Дочка Камбалы тянулась за энергетическим ружьем, которое висело на стене над масками.

«Я ухожу», — сказал Пат. — «Можешь выразить протест, когда вернусь». Он взял плату блока управления для гарпии, еще один шлем и открыл дверь. — «А теперь все выходите!»

«Ты не можешь силой выставить нас из своей конторы!» — заявила Камбала, но на всякий случай она схватила дочь в охапку и потащила ее вниз по ступенькам, продолжая бушевать.

Джемма оставалась стоять у компьютера.

«Ты тоже», — сказал он и протянул ей шлем. Но она его не взяла и прошла мимо Пата к двери, а потом спустилась по ступенькам вниз.

Он закрыл дверь и зашагал к трапу гарпии, путаясь ногами в куче увядших листьев и веток нематеи. Дары, оставленные Котаботами… То ли они боялись кораблей, то ли благоговели перед ними — Пат не мог точно определить. Но они постоянно оставляли им приношения и пожертвования. Возможно, это нельзя было назвать пожертвованиями в буквальном смысле слова, хотя по мнению Пата, человеческие жертвоприношения могли бы вполне соответствовать духу мышления Котаботов. Особенно, если принять во внимание дочку Камбалы… У основания трапа он обернулся, чтобы посмотреть, была ли поблизости Джемма. Да, была. — «Я не возьму ее, Камбала, и покончим с этим», — сказал он.

«Возьмешь, или я разорву наш контракт!»

Пат сделал вид, что это произвело на него сильное впечатление. «Садись», — сказал он сурово и потянул Джемму наверх, в гарпию.

«Закрыть дверь», — последовал приказ компьютеру. Трап убрался, и дверь плавно опустилась. Пат бросил Джемме ее шлем и прошел вперед, чтобы вставить в компьютер гарпии плату блока управления. Скамбала начала молотить в дверь.

«Поспеши», — сказала Джемма, натягивая летный костюм.

Пат с удивлением взглянул на нее. — «Что ты сказала?»

«Ничего», — ответила она.

«Застегни ремни», — велел он и скользнул в кресло пилота. — «Мы взлетим очень быстро».

Он резко запустил стартовые двигатели. Скамбала и ее дочь отошли на почтительное расстояние. Пат вывел гарпию с места стоянки и рванул вверх.

На орбите Ботеа болталось большое количество аппаратуры, вся она принадлежала Адаманту: инфраскопы, картограферы, минные заградители, большая ретрансляционная станция, которая регулярно через Галактику посылала Джеммины протесты на Канделстоун, а оттуда на Адамант; различные спутники охраны и обороны. На Ботеа имелось два орбитальных атомных орудия и целый набор восьми-и пятнадцатитонных взрывных устройств. Все они были нацелены на того, кто попытается посягнуть на драгоценные IIIB алмазы Ботеа. Кристаллы, обладающие избирательной проводимостью; единственно, пригодные для изготовления многослойных компьютерных микросхем, были обнаружены и на других планетах, но везде на большой глубине (около половины ярда) и непременно в новокиберлитовых трубках, по твердости не уступающих алмазам. На Ботеа они грудами лежали практически на поверхности. Ну, не совсем, конечно, а на небольшой глубине в пластах мягкого желтого угля. И ничто не препятствовало их добыче, кроме этих нескольких угольных отложений, с которыми легко справлялись буравящие их механические черви. И, конечно, Котаботов. Система обороны планеты была рассчитана на защиту от пиратов и одиночных истребителей, но никак не от берсеркера, обладающего самым первокласным оружием. Но, по крайней мере, она существовала.

Пат вышел на более низкую орбиту, свободную от спутниковых минных полей, и мог беспрепятственно проводить визуальный обзор, не опасаясь столкновения. Но он стартовал слишком резко, и пришлось выполнить целый ряд корректировок, так что ему и компьютеру понадобилось пятнадцать минут, чтобы вывести гарпию на запланированную орбиту. Он велел компьютеру держать под контролем спутники обороны и сообщить о возможном появлении атомной пушки в пределах видимости. Он надеялся, Джемма не догадается, что это не входит в его обычные обязанности.

Она сняла защитный шлем и наклонилась вперед, чтобы увидеть Ботеа через крошечный носовой иллюминатор.

«Она прекрасна, не правда ли?» — сказал он. Облака закрывали Ботеа, что было даже к лучшему, потому что копи и поля смэша выглядели ядовито-зелеными даже на таком расстоянии. Но, к счастью, здесь не слышен их запах, подумал Пат. — «Разве ты не рада, что я предложил тебе лететь вместе?»

«Предложил?» — спросила она, освобождаясь от строп. — «Да, ты просто похитил меня!»

«Похитил?» — сказал он, отстегнул ремни и поймал рукой один из поручней над головой. — «Я всего лишь испытал на старушке Камбале один из известных психологических приемов, основанных на чувстве противоречия».

«Тебе не следует так ее называть, она может выразить протест».

«Тогда и я подам на нее — за то, что она называет меня Дьяволом. Только не говори, что она не может произнести мое имя, она отлично знает, что делает».

Джемма еще не отстегнулась: «Тебе все же не следует так конфликтовать с ними. На Адаманте могли бы…»

«Могли бы что?» — спросил он и наклонился, чтобы помочь ей с ремнями. — «Они даже не ответили ни на один из двухсот восьмидесят трех протестов, поданных за последние два года, не так ли?»

«Двухсот восьмидесяти одного», — поправила Джемма и снова нахмурилась. Пат отстегнул ее ремни, и сила инерции толкнула Джемму прямо к нему. Свободной рукой он обнял ее за талию.

«Ну что ж, как видно Камбала была права», — сказал он. — «Ты ждала удобного случая, чтобы оказаться со мной наедине».

«Котаботы считают…» — проговорила она, и он думал, что она выскользнет из его рук, но Джемма не сделала этого, а неожиданно улыбнулась: «Ты и впрямь все очень хорошо устроил. Может, тебе стоит стать представителем ICLU. У тебя настоящий талант заставлять людей делать то, что ты хочешь».

«Разве?» — спросил он и отпустил поручень, чтобы обнять ее и другой рукой. — «Включая и тебя?»

«Я…» — она ухватилась за поручень и воспользовалась им, чтобы оттолкнуться, отчего Пат врезался прямо в переборку.

«Прости, — смутилась она. — Я не привыкла к невесомости». Она повернулась и выглянула в боковой иллюминатор. «Это и есть один из инфраскопов, что ты должен проверить?»

Отталкиваясь руками он добрался до нее. «Который?» — спросил он положил свою руку на ее, чтобы быть уверенным, что в этот раз поручень она не отпустит.

«Вот тот остроконечный», — сказала Джемма.

Он покрутил ручки, чтобы она могла лучше видеть: «Этот иллюминатор имеет телескопическую настройку». Пат положил руку на ее плечо и повернул к себе: «Он сообщает о погодных условиях. Предупреждает о приближении грозы».

«О, — сказала она, слегка задыхаясь. — И какая же погода сейчас?»

«Как раз сейчас, — сказал он и взял ее за подбородок, — я бы сказал, что прогноз благоприятный…»

«Атомная пушка на подходе», — оповестил компьютер.

«Как ты вовремя, — сказал Пат. — Я сейчас вернусь», — обратился он к Джемме и на руках начал пробираться к компьютеру. Экран терминала был еще чистым, в носовом иллюминаторе он также ничего не увидел. «Где же пушка?» — спросил он.

«Это не она?» — отозвалась Джемма у бокового иллюминатора. Она производила телескопическую настройку. «Такая большая, большая черная штука вон там?»

«Какая большая черная штука?» — спросил Пат. — «Я ничего не вижу. Ты, наверное, настроила телескоп на пылевую частицу».

«Это не пылевая частица, — ответила Джемма. — Вот она, смотри: довольно далеко и чуть ниже. Я имею в виду, не в плоскости эклиптики».

«Дай мне широкий обзор», — скомандовал Пат компьютеру. «Дальность наблюдения тысяча километров, обзор в 180 градусов». — Компьютер выполнил команду.

«Теперь ты его видишь?» — спросила Джемма.

«Да, — ответил Пат. — Вижу». — Он изогнулся, чтобы поймать поручень.. — «Отойди от окна».

«Он громадный, — проговорила Джемма. — Что это? Инфраскоп?» — Пат обхватил ее, и они отлетели к противоположной переборке.

«Я не понимаю, о чем ты думаешь», — сердито заговорила Джемма, выбираясь из его объятий.

«Это берсеркер», — сказал Пат.

«Берсеркер?» — переспросила она. Джемма поймала поручень и повернулась к Пату. «Берсеркер?» — прошептала она. — «Ты уверен?»

«Уверен», — был ответ.

«Атомная пушка на экране», — известил компьютер. «Вам нужны данные?»

«Ш-ш-ш», — отозвалась Джемма.

Пат слишком тихо для компьютера сказал: «Взорви его, разнеси его всем, что у тебя есть».

Это была чисто инстинктивная реакция. Орбитальные пушки с их жалкими мегатонными атомными зарядами могли причинить этой штуковине не больше вреда, чем его энергетическая винтовка. Джемма была права. Он был громаден. Пат вернулся к компьютеру и рассматривал. «Как далеко он находится?» — последовал вопрос.

«В 926 километрах», — ответил компьютер.

На расстоянии почти в тысячу километров. Не так уж далеко. Джемма уселась в кресло рядом с Патом и пристегнулась. «Что будем делать?» — спросила она.

«Не знаю. — Они оба говорили шепотом. — Он очень далеко. Возможно, если я включу двигатели, он нас не увидит. Но, может, и наоборот. Возможно, он уже засек нас».

Ему ничего не нужно было говорить. Джемма тоже слышала о берсеркерах, иначе она сейчас так не сжимала бы подлокотники своего кресла. Она так же хорошо, как и Пат, знала, что он намерен уничтожить все живое на Ботеа, включая и нематею. И Пата, и Джемму, и любого, кто окажется поблизости.

«Если бы он нас заметил, то уже взорвал бы, — сказала Джемма. — Значит, он еще не видит и не слышит нас».

Они могли бы перестать говорить шепотом, но все еще продолжали: «Он может принимать нас за спутник. Это значит, есть единственный шанс: оставаться там, где сейчас, пока он не окажется между нами и Ботеа».

«Сколько на это уйдет времени?»

Пат поднес управляемый голосом терминал к самым губам: «Посчитай, сколько нужно времени, чтобы мы оказались вне пределов видимости берсеркера», — тихо скомандовал он.

«Одиннадцать минут, девятнадцать секунд», — сказал компьютер, и его металлический голос взорвал ТИШИНУ в кабине. Джемма вздрогнула.

«Держи себя в руках», — сказал Пат. И вновь обратился к компьютеру: «Хорошо, я хочу, чтобы ты передал на Ботеа изображения берсеркера, голографические, инфракрасные, рентгеновские — все, какие только возможны, в разных сечениях. Но подожди! Сделай их распечатку. Никаких передач. А пока переключись только на вузуальное общение. Снова заговоришь, когда мы будем вне пределов его видимости».

«Спасибо тебе, — сказала Джемма. — Я знаю, он не может нас слышать, но…» — Она, прерывисто дыша, наклонилась вперед, чтобы видеть экран.

То, что заметил Пат, успокоило его, но лишь в незначительной степени. На берсеркере были следы повреждений. Половина его кормы отсутствовала. Он не знал, в какой части берсеркера хранился его арсенал, но потеря столь значительного куска непременно должна была отразиться на его мощи. Интересно, подумал он, не этот ли Берсеркер уничтожил поселение на ПоЛарс. Если это он, то ему задали хорошую трепку. Но он их всех истребил, напомнил себе Пат.

«Одиннадцать минут», — проговорила Джемма так, словно компьютер сказал «столетие». Пат представлял, что она чувствует. У него чесались руки взять на себя управление гарпией и доставить Джемму домой — сейчас, немедленно. Он знал, что это было бы самоубийство, но любое действие казалось лучше беспомощного сидения здесь в течение еще 10 минут и ожидания, когда же берсеркер поймет, что они — не спутник и не разнесет их на части.

Он снова заговорил в терминал: «Выведи отсчет на экран и проведи необходимую подготовку для снижения. Дай мне двухминутную готовность».

Он пристально всматривался в экран, жалея, что не имеет доступа к банкам данных компьютера. Может быть, сообщение с Полары и другие сведения о берсеркере, присланные Адамантом, вкупе с его собственными данными могли бы помочь разработать самый простой план: как разрушить барсеркер с помощью двух атомных пушек и нескольких взрывных устройств. Но он не осмелился запросить информацию. Она поступала бы от главного компьютера, и берсеркер наверняка перехватил бы ее. По этой же причине он не мог вызвать помощь. Сигнал бедствия — не выход из положения. Когда он достигнет Канделстоуна, они давно уже будут мертвы.

«Такое впечатление, что ему уже здорово досталось, — сказала Джемма, впиваясь взглядом в экран. — Может, его все еще преследуют боевые корабли».

Непохоже, чтобы он пришел прямо с Полары, подумал Пат. Он уже собирался это сказать, когда его взгляд упал на Джемму. Она выглядела напуганной до смерти, съежившись так, словно ожидала удара. Компьютер начал выдавать распечатки обработанных данных, она взяла их и держала с видом человека, не понимающего, что делает. Ее глаза были прикованы к компьютеру, к отчету времени, который показывал, что осталось шесть минут.

Вместо этого Пат сказал: «Могу поспорить, что они висят у него на хвосте. Сразу же пошлем сигнал бедствия с указанием его координат, как только он окажется у нас за спиной».

«А мы когда-нибудь вернемся вниз?» — спросила она.

«Ты что, издеваешься? Я всегда провожаю своих девочек домой!»

На ее лице появилось слабое подобие улыбки.

«Загрузим в компьютер все эти сведения и посмотрим, можно ли составить план уничтожения этого берсеркера».

Но она даже не слушала его: «Как думаешь, когда он начнет атаковать?» — спросила она.

«Не сейчас. Пока он, наверно, занят ремонтом, и ничего не предпримет до тех пор, пока не узнает, что его обнаружили. Может быть, мы сумеем напасть раньше, чем он закончит с ремонтом».

«О», — произнесла она с облегчением.

Пат и сам хотел бы и сам думать так же. Даже если берсеркер укроется где-то в стороне от Ботеа, чтобы зализать полученные раны, он не может прислать на планету своих кровожадных андроидов, вооруженных лазерами и ядовитыми газами. И этого будет вполне достаточно для уничтожения людей и Котаботов.

Котаботы… Он совершенно забыл про них. Они никогда не будут сотрудничать, даже если узнают, что такое берсеркер. И с какой стати они поверят, что вокруг их планеты вращается смертоносная машина войны берсеркер, если они до сих пор не верили ничему, что говорил им Пат?

«Когда мы вернемся домой, — сказал Пат, удивленный, как уверенно и спокойно прозвучал его голос, — придется унести компьютер вниз в шахту. Это наиболее безопасное место. Мы можем взять и систему автономного жизнеобеспечения, чтобы продержаться. В таком случае, даже если берсеркер разнесет вдребезги мою контору, мы все же сумеем разработать наш план. Берсеркер будет бессилен достать нас в шахте. Согласна?»

«Согласна», — сказала Джемма, и Пат почувствовал ее страх. Она тоже совершенно забыла о Котаботах, и он не собирался напоминать ей о них. Во всяком случае, до тех пор, пока она и компьютер не окажутся в безопасности внизу, в шахте с герметичными противопожарными дверями.

«Хорошо, — сказал он, — ну, как тебе наше первое свидание?»

Вот это да! От неожиданности она даже попыталась улыбнуться. «Скажи, прогулки с тобой всегда так волнующи?» — вопрос прозвучал не без кокетства, хотя голос ее еще дрожал.

«Именно это я и пытался тебе внушить на протяжении многих месяцев, — ответил он. — Подожди, и ты увидишь, куда я поведу тебя в следующий раз…»

«Вы будете вне пределов видимости через две минуты», - сообщил компьютер.

Джемма затаила дыхание.

Пат велел компьютеру выдать общий вид берсеркера, и они оба сидели, уставившись на него в течение, казалось, целой вечности, ожидая, что машина выпустит в них одну из ракет. Таймер отсчитывал последние пятнадцать секунд.

«Держись, детка», — сказал Пат и включил двигатели.

Она взглянула на него.

«Извини, что должен проводить тебя домой так рано, но у меня еще назначена встреча…»

Казалось, что спуск никогда не закончится. Пат с трудом сохранял спокойствие, так как был совершенно уверен, что такая крошечная планета не сумеет остановить Берсеркера. Компьютер с постоянством часов, отсчитывающих последние минуты жизни, выдавал распечатки данных, Джемма принимала их не глядя.

«Входим в атмосферу», — сообщил компьютер, и они оба подпрыгнули.

«Перехожу на ручное управление», — сказал Пат и зарылся носом аппарата в облака.

Джемма, вдавливаемая в спинку кресла, сидела, закрыв глаза, прижимая к груди, как ребенка, распечатки данных. Пат резко поднял гарпию и направил ее к конторе.

«Мы справились, — сказал он. — Раз контора на месте, не будем терять времени».

Джемма протянула Пату ворох распечаток и отстегнула ремни: «Что я должна делать?»

«Хватай распечатки и автономную систему — все, сколько сможешь унести. Я возьму остальное и терминал».

«Ты собираешься послать сигнал бедствия?»

«Нет, мы возьмем передатчик с собой. Если я подам сигнал отсюда, берсеркер узнает, где мы, и конторы у нас не будет». — Пролетая над заостренными верхушками деревьев, они приближались к посадочной площадке конторы.

«Может, нам сначала нужно пойти к Котаботам», — сказала Джемма.

«Сначала мы возьмем компьютер», — сказал Пат. — «Тебе не стоит беспокоиться о Котаботах. Если берсеркер отправит вниз посадочный аппарат, ему, пожалуй, хватит одного взгляда на старушку Камбалу, чтобы повергнуть назад и показать нам свой хвост».

«Это неподходящее время для шуток», — сказала Джемма. — «Котаботы…»

«…Могут позаботиться о себе сами». — Он начал торможение гарпии и остановил ее. «Открыть дверь», — сказал он и выскочил наружу еще до того, как она полностью открылась.

«Разве ты не собираешься брать с собой плату блока управления?» — спросила Джемма.

«Нет, оставь ее, пошли», — сказал он и припустился со всех ног к конторе.

На выходе, сложив на груди свои губкообразные руки, стояла Скамбала. Ее муж Ручирра, или Ретч (что означало «рвота»), как назвал его Пат, был короче жены и по форме напоминал ядовитую поганку. Он стоял рядом, держа, как карты, прямоугольные распечатки. «Что это?» — спросил он. — «Наши протесты, которые вы отказались переслать?»

«Дай их мне», — сказал Пат и хотел было вырвать их. Но Ретч отступил назад. Принтер выдал еще одну карточку. Он забрал и ее: «Пусть Адамант узнает, что ты бойкотируешь Котаботов. Джеменка, подай протест!»

«Сейчас же отдай эти распечатки», — потребовал Пат, — «у меня нет времени играть с вами в игры!»

«Пат», — сказала Джемма, — «дай, я займусь этим», — Она повернулась к Скамбале. — «Это хорошо, что я побывала с Девлином в орбитальном полете. Мы обнаружили нечто ужасное. Берсеркера!»

Камбала не высказала удивления: «Не рассказывай мне сказки! Я знаю, что ты позволила Дьяволу опозорить себя, пока была с ним на гарпии. Именно поэтому ты и хотела лететь с ним, не так ли? Чтобы вы вместе могли заниматься там отвратительными вещами!»

«Что ты несешь, поганая старая ведьма!» — вырвалось у Пата. — «Она пытается спасти ваши жизни. Не теряй времени, Джемма! Забирай автономную систему, а я…»

«Я сказала, что разберусь с этим», — сердито возразила Джемма. — «Возьми передатчик и все, что еще можешь прихватить. Ручирра, отдай ему распечатки, а я расскажу вам обо всем, что произошло».

«Ты видишь, она признает это, Ручирра!» — взвилась Скамбала. — «Я говорила тебе, что это случится!» — Теперь она потрясла пальцем прямо перед его носом. Пат схватил распечатки и засунул в куртку. Ручирра замычал. Пат начал засовывать в мешок из под смэша автономную систему.

«Он ведь опозорил тебя, разве не так?» — не унималась Камбала..

«Послушай», — начала Джемма, — «над Ботеа, высоко в небе, над облаками, там, где вы не можете его видеть, находится берсеркер. Это ужасная военная машина уничтожения. Она убьет нас всех. Нужно…»

«Он опозорил тебя?» — взвизгнула Камбала.

«А?..»

С минуту Джемма стояла молча и просто смотрела на Камбалу, и Пат был уверен, что она сдастся под таким натиском. Он ждал, чтобы подать ей передатчик и мешок.

«Он пытался опозорить меня, — сказала она, — но я ему не позволила».

«О, большое спасибо!» — заявил Пат. Он взял передатчик и голосовой терминал, положил их во внутренний карман куртки и протянул руку за двумя энергетическими ружьями.

«Я потом все расскажу тебе, — сказала Джемма. — Но сначала вы должны пойти со мной в шахты. Вы и все Котаботы. Там вы будете в безопасности».

«Ну, вот, — сказал Пат. — Мы готовы. Если Котаботы не хотят спуститься в шахты, то могут оставаться здесь и познакомиться с берсеркером. Они смогли бы отлично поладить!»

«Можешь идти, если тебе нужно, — сказала Джемма. — Я не уйду, пока не объясню Котаботам все».

«Объяснишь все? Да тут не нужны никакие объяснения! Все, что их интересует — это хапал ли я тебя своими грязными руками?» — Принтер выдал еще одну распечатку и отключился. Ретч сделал движение в его сторону, но Пат перехватил сообщение. «Для вашего сведения, я хапал ее своими грязными руками. И тогда», — он твердо посмотрел на Джемму, — «…и тогда она была очень даже не против. Теперь, конечно, все это выглядит по-другому…» — Он схватил свое энергетическое ружье и побежал вниз по ступенькам. — «Если ты передумаешь, я буду у входа в шахту на реке», — проговорил он и покинул посадочную площадку.

Уже на полпути к входу в шахту он понял, что не следовало оставлять Джемму. Ему, как грязному насильнику, каким он был в глазах Котаботов, нужно было взвалить ее на плечо и унести с собой. Тогда, вероятно, все Котаботы последовали бы за ним — просто из любопытства.

Он уже почти повернул назад. Но остановился и подсоединил автономную систему к терминалу. «Посмотрим, что-нибудь входит в атмосферу?» — запросил он.

«Нет».

Одиночное автономное устройство ограничивало компьютер до прямых ответов «да» или «нет». Но этого будет достаточно до тех пор, пока он не достигнет входа в шахту. «Подай звуковой сигнал, если какой-то объект будет входить в атмосферу, начиная с этого момента», — приказал он, снова засовывая терминал в куртку. Он будет предупрежден и сможет вернуться за Джеммой, если берсеркер вздумает высадить на планету андроида. Но он совершенно упустил из вида тест на ядовитые газы или вирусы. Если берсеркер решил уничтожить целую планету, Пат предпочел бы умереть, не узнав, что тот сделал с Джеммой.

Вход в шахту был усыпан ветками нематеи, усеянными шипами — дарами, что Котаботы принесли для червей, которые, по их мнению, должны были в один прекрасный день, взрывая землю, выйти на поверхность и съесть их живьем. Они верили в это, хотя Пат сотни раз говорил, что не допустит такого. Когда они вообще верили чему-нибудь, что я им говорил, с горечью думал Пат, отбрасывая ногами с дороги ветки с шипами.

«Открыть дверь», — громко скомандовал он. Массивная металлическая дверь поднялась вверх. На Адаманте называли построенные червями заграждения «противопожарными дверями», и в официальных бумагах говорилось, что они сооружались на протяжении всей длины шахт и возле каждого выхода на поверхность, чтобы предотвратить распространение возможного пожара, если таковой возникнет в угольных пластах. Но Пат отлично знал их истинное назначение. Адамант снабдил его атомными пушками и двумя энергетическими ружьями, чтобы охранять алмазы от грабителей, а в критической ситуации, перед тем, как умереть, он должен был закрыть все двери и замуровать алмазы. Так было написано в его контракте. Он хотел бы это сделать с берсеркером, но боялся, что не удастся.

Двери, конечно, не препятствие для атомного оружия, но во всяком случае, можно будет закрыть вентиляторы и дышать припасенным кислородом, используемым червями в качестве топлива, хотя и недолго. Берсеркер подождет.

Пат бросил свою поклажу и установил терминал сразу за дверью. Он включил контрольные огни, но дверь оставил открытой. Повторил запрос: «Ты не видишь никаких объектов, входящих в атмосферу?»

«Нет», — был ответ.

«Хорошо», — он закончил установку автономного устройства, разместив его вдоль одной из кислородных труб, что тянулась рядом с тоннелем, прорытым механическим червем.

«Какие-нибудь объекты входили в атмосферу?» — снова спросил он, так как теперь мог получить более полный ответ.

«Ни один с тех пор, как твоя гарпия повторно вошла в атмосферу. В это же время в атмосферу, плавно вошел еще один объект…»

«Какой объект?»

«Корабль типа твоего, но он превратился в наземный транспорт. Его масса…»

«Где он сейчас?»

«Я покажу», — сказал компьютер и отметил на диаграмме района место, как раз в центре самого большого поля смэша Котаботов.

«Что он делает?»

«Никаких признаков активности, но я улавливаю в том районе загрязнение атмосферы с химическим содержанием…» — он остановился, чтобы провести химический анализ. Пат не стал ждать.

«Закрыть двери!» — закричал он, схватил энергетическое ружье и выскочил наружу.

Еще раньше, чем он достиг посадочной площадки возле конторы, Пат увидел дым, идущий со стороны поля смэша. Надеюсь, что это дым, думал он, а не газ.

Он взлетел по ступенькам и открыл дверь в контору, чтобы взять противогаз. Волна дыма ударила в лицо. Его первой мыслью было, что контора горит. Второй — что этот газ не ядовит, раз он, вдохнув его полной грудью, все еще жив. Но, если дым станет гуще, он не сможет дышать. Он и так уже едва мог видеть, что происходит.

Пат надел шахтерский противогаз и защитные очки. Пожар не коснулся конторы. Дым шел в открытое окно с поля. Были видны языки пламени. Огонь двигался в направлении деревни Котаботов. Мимо конторы беспорядочной толпой двигались Котаботы с мешками на плечах. Он схватил второй противогаз и сбежал по ступеням навстречу им. «Идите к входу в шахту возле реки», — прохрипел он. — «Я встречу вас там. Где Джемма?»

Они шли мимо, словно не замечая его, прижав к носам подолы рубашек. Замыкали группу Ручирра и Скамбала со своими тремя дочерьми, которые жались к ним и громко ревели.

«Где Джемма?» — повторил Пат.

«Я же говорила, что он вовсе не в шахте!» — с триумфом сказала Камбала. — «Это был всего-навсего трюк, чтобы поджечь наши поля!»

«Мы выразим протест!» — заявил Ручирра.

Пат схватил его за обе губкообразные руки и встряхнул: «Скажешь, наконец, где она, или я придушу тебя! Где Джемма?»

«Попытка убийства!» — громко взвизгнул Ретч. — «Адамант узнает об этом!»

Пат больше не мог тратить на них время. Он бросился в деревню мимо нестройной толпы Котаботов, которые кашляли и обливались слезами от едкого дыма, пахнущего жжеными куриными перьями. Но никто из них не бросил свои мешки. Попасть в саму деревню он не мог. Ее домишки уже горели. Крытые нематеей крыши с треском обрушивались внутрь глиняных хаток. Сложенная из угля ограда, опоясывавшая деревню, тоже горела. Жаркая красная лента, клубящаяся желтым дымом.

«Джемма! — закричал он. — Джемма!»

Огромное поле смэша тоже горело, но дыма было меньше. Вдали, в центре его, он смог разглядеть приземистый черный объект, пауком жавшийся к земле, а перед ним — другие, меньшего размера — не тела, как надеялся он. Это, определенно, был посадочный аппарат берсеркера. Он также надеялся, что объекты перед аппаратом не были андроидами. Во всяком случае, они не двигались.

Вдруг он увидел, что к посадочному аппарату, находясь уже на полпути, движется какая-то фигура, с трудом пробираясь через один из бродильных рвов.

«Джемма!» — закричал Пат. Фигура обернулась, затем снова продолжала свой путь. Он бросился к ней, перепрыгивая заросли горящего смэша, чтобы достичь того же рва. На дне канавы все еще была вода, но даже сквозь подошвы ботинок Пат почувствовал, какая она горячая. Разбрызгивая воду, он бежал к тому месту, где стояла Джемма, прикрыв подолом блузы рот и кашляя.

«Какого черта ты здесь делаешь?» — заорал он. Отбросив от ее лица подол, он натянул ей на голову противогаз. «Это посадочный аппарат берсеркера!»

Джемма была дальше от опасного места, чем он думал. Сейчас аппарат находился на расстоянии не более пятидесяти метров. «Прячься!» — приказал он, увлекая ее вниз, в мерзко воняющий ров.

«Я знаю, — попыталась она выговорить, продолжая кашлять. — Котаботы…»

«Это они устроили пожар? Аппарат стрелял в них?»

«Нет, — ответила она. Кашель прекратился, но голос еще оставался хриплым. — Аппарат ничего не делал. Это я зажгла огонь!»

«Ты? Какого черта; Ты что, думала, что машина зайдется от кашля или как?»

«Я сделала то, что первое пришло в голову. Тебя не было рядом, чтобы спросить!» — она поднялась. — «Нам нужно пойти туда и взять…»

Вдруг сверкнула вспышка ярко-красного света, раздался резкий потрескивающий звук, и объекты перед аппаратом вспыхнули.

«Мне послышалось, ты сказала, будто он ничего не делает?» — спросил Пат. — «Это лазер! Мне плевать, что ты хотела пойти и что-то там забрать! Бежим!» Он схватил ее за руку. Джемма не сопротивлялась. Они побежали, пригнувшись, вдоль рва, на край поля, затем пошли, укрываясь за дамбой, окружавшей ее. Посадочный аппарат продолжал вести огонь. Пат снял ружье и выстрелил несколько раз, что, казалось, не произвело никакого эффекта. Аппарат не ответил. Вместо этого он издал скрежещущий звук и покатился прямо на них. Пат оглянулся. Котаботов, к счастью, нигде не было видно. Иначе Джемма могла настаивать на разъяснении им происходящего. Ветер изменил направление, и огонь переметнулся на другую сторону деревни. Это означало, что контора и гарпия уцелеют, если берсеркер не взорвет их. «Уходим», — сказал Пат, выпустив еще два заряда. Они побежали, прячась за деревенской оградой, к густым зарослям нематеи, которые еще не загорелись.

«Что ты делаешь?» — закричала Джемма. — «Куда мы идем? Это не та дорога!»

«Нам нужно увести его подальше от гарпии. Мы срежем путь, пройдя сквозь чащу, а затем вернемся назад вдоль реки к выходу в шахту. Он не слишком быстро передвигается. Мы его опередим!»

В одной из траншей аппарат застрял. Пат несколько раз выстрелил, чтобы напомнить ему о себе, и они вломились в заросли. Это было ужасно! Джемма зацепилась за одну из ветвей, и Пату пришлось оторвать изрядный кусок блузы, чтобы освободить ее. В результате они здорово поцарапались, пока смогли выбраться.

Река была не лучше. Дым пожара скопился у ее берегов так густо, что даже защитные очки помогали мало. Машина медленно нагоняла их. Очевидно, они прокатилась прямо по зарослям. Джемма и Пат, шумно разбрызгивая воду, добежали до входа в шахту.

«Открыть дверь», — скомандовал Пат, когда они были еще на расстоянии ста метров. Возле двери стояла кучка Котаботов. Когда она с лязгом поднялась, те попятились назад, роняя мешки с пожитками.

«Все внутрь!» — приказал Пат и повернулся. Он опустился на колено, чтобы попытаться достать из ружья одну из гусениц аппарата, когда тот выедет из рощи.

Джемма пыталась провести Котаботов через дверь в глубь шахты, в темноту вырытого червями тоннеля, но они во что бы то ни стало хотели подобрать свои узелки, хотя берсеркер практически наступал им на пятки.

«Они все вошли?» — прокричал Джемме Пат. Аппарат выехал на площадку перед входом.

«Да! Нет! Скамбала, скорее сюда! Бегом, Пат!» — взмолилась она. Он подскочил к двери с криком: «Джемма, ложись!» и затем, уже с опозданием: «Двери закрыть!»

Он прижался к стене, закрыв собой Джемму. Дверь с лязгом упала. Он остался стоять, все еще прижимая Джемму к себе, и прислушиваясь. Раздавались слабые посвистывания: это означало, что берсеркер продолжал лазерный обстрел. Свободной рукой Пат стянул противогаз. Котаботы наблюдали за ним с вызывающе воинственным видом.

«Думаю, дверь выдержит, — сказал Пат Джемме, — Но не помешает поставить на пути еще несколько противопожарных дверей. Теперь можешь снять эту штуку».

Джемма стащила с головы противогаз. В тусклом свете она выглядела испуганной, если не сказать больше. На ее темных щеках виднелись серые следы сажи.

«Все в порядке, — сказал Пат, поворачивая ее к себе. — Он оказался там, где мы и хотели. Он не нашел гарпию и не сможет прорваться сквозь дверь. Адамант позаботился об этом. И, если ты дашь мне несколько минут, я придумаю, как вышвырнуть его с Ботеа».

После этих слов она побледнела и испугалась еще больше. Аппарат действительно поверг ее в ужас. Пат притянул ее к себе и неловко погладил по спине: «Все в порядке, дорогая!»

«Так я и знала», — проговорила Камбала. — «Позорит ее прямо перед нами. Кто из нас будет его следующей жертвой?»

Джемма выскользнула из рук Пата. «Скамбала», — сказала она, подбирая фонарь и мешок, набитый автономными узлами, — «Пат хочет, чтобы мы спустились в глубь шахты. Вы будете выполнять то, что он говорит, иначе я отошлю вас обратно». Он не помнил случая, чтобы прямая угроза подействовала на Котаботов, но сейчас это сработало. Камбала и другие, шаркая ногами, отступили, давая Пату дорогу.

Пат зажег фонарь на своем шахтерском противогазе и передал, держа за ремни, Джемме: «Пошли».

«Я подам против этого протест», — заявила Скамбала.

«Считай, что ты уже это делаешь», — ответила Джемма и начала путь по тоннелю, прорытому механическим червем.

Возле второй противопожарной двери Пат решил, что он предпочел бы встретиться лицом к лицу с берсеркером, чем и дальше иметь дело с Котаботами. Младшая дочь Камбалы споткнулась о кусок угля и подняла вой, который эхом отозвался в стенах шахты, а Ретч и Скамбала пригрозили ему, по крайней мере, еще тринадцатью протестами.

Он закрыл дверь и сказал: «Пока достаточно. Дайте мне место, чтобы установить компьютер». Он поставил его на края вентилятора и попросил данные об их местонахождении. «Там немного дальше есть пересечение ходов, оставленных червями. Джемма, отведи Котаботов туда, а сама возвращайся назад, ты мне будешь нужна».

«Хорошо», — сказала Джемма и повела их вниз по проходу. Пока она отсутствовала, Пат осмотрел поверхность и изучил все распечатки. Высадившийся аппарат все еще стоял возле шахты, но уже не стрелял. Пат надеялся, что тот не собирается применять еще какое-нибудь оружие. Пожар прекратился сам по себе. Гарпия была цела и невредима, как и контора. Берсеркер тоже, но он был по другую сторону Ботеа, где останется еще ближайшие три часа: больше он ничего и никого на поверхность планеты не отправил.

«Что можешь сказать по поводу посадочного аппарата?» — сделал Пат запрос компьютеру.

«Соответствует описанию берсеркера, высадившегося на Полару», — тотчас ответил компьютер. — «Защитная система планеты уничтожила трех андроидов и нанесла существенный урон берсеркеру, но посадочный аппарат не пострадал. Он изготовлен из титанового сплава». Компьютер нарисовал техническую схему посадочного аппарата. Это определенно была та самая штука, что стояла снаружи. — «У посадочного аппарата нет собственного электронного мозга, как у андроидов. Он получает команды от берсеркера на орбите».

«Берсеркер, похоже, залег на орбите, чтобы построить себе новые андроиды, и мы обнаружили его случайно», — сказал Пат.

«Данные с Полары показывают, что посадочный аппарат может быть уничтожен, как видно на схеме, прямым попаданием сверху в среднюю секцию взрывного устройства мощностью две тонны». В середине диаграммы, прямо над передатчиком, загорелся огонек.

«Если они знали, как уничтожить, почему не сделали этого?» — спросил Пат и пожалел об этом. Он боялся, что уже знал ответ… Все большие корабли поселения сражались в небе с берсеркером, люди внизу пытались остановить андроидов, а что делал посадочный аппарат? Был ли это вирус или газ?

«Подключи нас к внутреннему кислороду», — сказал Пат. — «Вентиляторы включи…»

«Где?» — Берсеркер был с другой стороны планеты, он мог начать свою атаку на нематею и дикий смэш.

«Включи вентиляцию у Точки Контакта с Поверхностью номер десять, но сначала проверь состав воздуха и держи его под наблюдением. Покажи мне ту диаграмму еще раз».

«…Я оставила Котаботов на пересечении тоннелей», — сказала Джемма, поспешно возвратившись назад и слегка задыхаясь.

«Хорошо», — произнес Пат. — «Теперь ясно, почему это посадочный аппарат такой тугодум. Это всего-навсего транспорт для андроидов берсеркера, но здесь их нет ни одного. Он получает приказы от берсеркера, а они, вероятно, заключались в том, чтобы спуститься вниз, оглядеться, может быть, захватить пару туземцев для изучения. Я не думаю, что он был готов вести сражение».

«Тогда почему он начал стрелять в нас?»

«Не знаю, Джемма, может, он решил, что пальба по нему — это проявление враждебности? Может быть, он только взглянул на Котаботов и сам решил уничтожить их всех до одного. Как бы то ни было, мы выходим наружу», он указал на экран. — «Мы пройдем вниз, минуем перекресток и выйдем в тоннель, который приведет прямо на поверхность. Мы окажется на расстоянии полутора километров от гарпии».

«Гарпии», — слабо повторила Джемма.

«Да», — сказал Пат. Он отцепил передатчик от управляемого голосом терминала и положил его в карман. — «Мы поднимемся на гарпии вверх и вышибем из наземного аппарата мозги прежде, чем он получит новый приказ».

«Нет, мы не сделаем этого», — сказала Джемма, и голос ее прозвучал сердито.

Пат обернулся: «У тебя что, есть идея получше?»

«Нет», — ответила она. Теперь она выглядела не рассерженной, а, скорее, напуганной до смерти. — «У меня нет никаких идей».

«Ну что ж, тогда попробуем по-моему. Или ты хочешь остаться здесь и строчить для Котаботов протесты?»

«Мы не можем подняться на гарпии, Пат», — проговорила она. — «Котаботы забрали плату блока управления. Они отнесли ее посадочному аппарату…»

Пат встал: «Вот почему ты пыталась вернуться назад…»

«Да», — ответила Джемма и слегка попятилась, словно он собирался ее ударить. — «Я разожгла огонь, но это не помогло. Они все равно отнесли плату посадочному аппарату».

«А он ее взорвал… Почему ты не сказала сразу? Забудь об этом! Ты все сделала, что могла. Мне не следовало оставлять командный блок гарпии, зная что это нас погубит. Ты ведь знаешь это?»

Она облокотилась на угольную стену: «Да, знаю».

Пат сидел, сгорбившись, против компьютера и старательно всматривался в него: «Он, я не знаю… Возможно, если уйти как можно глубже, закрыть все противопожарные двери, то мы сумеем продержаться, пока на Канделстоуне не получат наше сообщение».

Она отошла от стены и взглянула на экран дисплея: «А как насчет орбитальных атомных орудий?»

«Ты что, шутишь? Даже если бы мы знали, куда бить, то потребовался бы заряд в четыре раза превосходящий силу того, что есть — и это чтобы сделать в нем хоть небольшую вмятину!»

«Я имела в виду посадочный аппарат», — сказала она. И перегнулась через его плечо, чтобы получше разглядеть схему аппарата.

«Атомный удар, будь он направлен на Ботеа, уничтожил бы и нас. Но он направлен в другую сторону. Джемма, без гарпии мы ничего не можем сделать!»

Она продолжала смотреть на экран: «А как насчет этих механических червяков?» — спросила она.

«Черви?»

«Да. Эта диаграмма показывает, что можно ударить сверху, но система связи блока управления проходит по всей длине аппарата. Почему бы нам не попытаться достать его снизу? Мы могли бы установить на червяке двухтонное взрывное устройство и пробуравить ход под посадочный аппарат. Разве нет?»

Он встал на ноги. «Где ближайший червяк?» — спросил он у компьютера.

Компьютер обозначил двойным огоньком местоположение ближайшего червя-землероя на карте шахты. Он находился в тоннеле под ним, всего в нескольких сотнях метров от пересечения ходов. — «Задержи его там. У него есть мины?»

«Да», — был ответ. — «Девятнадцать».

«Девятнадцать», — проговорил Пат. — «Джемма, ты потрясающая!»

«Я сопоставил данные, полученные с Полары, и картину повреждений берсеркера, у меня есть план атаки», — сказал компьютер. — «Корабль с направленным дымовым экраном и С-пушкой мог бы прорваться сквозь защитное поле берсеркера к его мозгу».

«Да, отлично, но у нас нет дымового экрана! Или пушки. Тем не менее, спасибо!». Он протянул Джемме два шахтерских противогаза, снял со стены тоннеля водородный фонарь: «Пойдем, Джемма!» Она последовала за ним. Но перед этим попросила компьютер по радиопередатчику разъяснить еще раз пункт за пунктом, потом повторила запрос.

Компьютер вел их по неровному ходу, прорытому червями к нужному месту — перекрестку тоннелей. Какое время Котаботы пытались следовать за ними, пока Джемма холодным тоном не сказала: «Оставайтесь в боковом тоннеле, или я попрошу Пата натравить на вас червяков». Они были так изумлены, что даже не выразили желания заявить протест. Вместо этого Ретч заискивающе спросил, нельзя ли им взять фонарь. Джемма дала им один из шахтерских противогазов с закрепленным на нем фонарем.

Пат не был уверен, что они не передумают в последний момент и не пойдут за ними — посмотреть, не посягнет ли он на Джемму. Он закрыл две противопожарные двери, которые остались позади них.

«Ты уверен, что мы в нужном месте?» — спросил Пат. Никакого ожидаемого пересечения тоннелей не было. «Я не вижу никаких ходов», — проговорил он и тут же чуть не свалился в проем. Она вела прямо вниз, эта грубо вырытая дыра в середине тоннеля. Когда Пат посветил туда фонарем, то увидел только дно, но ни одного червяка.

«Ну вот», — сказал Пат и прошел на несколько метров по тоннелю и свернул за угол.

«Мне показалось, ты сказал, что это то самое место», — промолвила Джемма.

«Это оно, — сказал он, — А сюда мы отправимся, когда червяк выйдет из своей норы». Он показал ей полость, образованную в результате обвала мягкого угля.

Он вернулся назад в тоннель и втиснулся в дыру, пытаясь найти в стене упор для ноги. Джемма держала фонарь. Затем Пат забрал его, чтобы она могла спуститься вниз и стать рядом с ним на кучу булыжников.

«Такое впечатление, что здесь произошел обвал, — сказала Джемма, — как мы проберемся?»

«Никак, — ответил Пат. — Я думаю, что червяк здесь». Он стал на колени и начал расчищать место, отбрасывая глыбы желтого угля. Под ними пальцы почувствовали гладкую поверхность головы червяка. «Видишь?» — спросил он.

«Где же взрывное устройство?» — поинтересовалась Джемма.

«Внутри его пасти. Мы не сможем добраться до него. Но кнопки управления — снаружи, как раз за головой», — он отбросил еще несколько булыжников, обнажился скошенный прямоугольник контрольной панели. Пат поднял крышку: «Когда червяк копает новый ход, он выплевывает снаряд, пятится на безопасное расстояние и взрывает его. Я собираюсь изменить последовательность, хочу исключить выброс снаряда. Когда взорвется первый из двухтонных снарядов, за ним сдетонируют остальные восемнадцать. Дай координаты посадочного аппарата».

Он протянул передатчик, и она сделала запрос: «Укажи местонахождения посадочного аппарата», — а затем приложила передатчик к уху Пата, чтобы он мог набрать указанные координаты на панели.

«Отлично, — проговорил он, выпрямляясь. — Я настроил его на выход как раз под посадочным аппаратом и на его подрыв. Сначала он отправится по уже существующим ходам на максимальной скорости. Затем на последнем отрезке в сотню метров его челюсти заработают на полную мощность, и будем надеяться, что он не сгорит прежде, чем поднимется на поверхность. Таким образом, нашей единственной задачей будет, — он взял Джемму за талию и поставил ее на первую ступеньку, — …убраться с его дороги. Потому что ровно через тридцать секунд после того, как я запущу червя, он вылезет из этой норы, невзирая на то, будем мы здесь или нет».

Она уже стояла наверху. Пад подал ей фонарь и крепко ухватился за выступ, быстро нагнулся и нажал на пуск. Джемма поставила фонарь и наклонилась над ямой, чтобы подать ему руку.

Червь-землерой издал низкий звук, похожий на рычание, дрогнул и, резко подавшись назад, освободил свою серую металлическую голову из-под груды камней. Пат еле успел впрыгнуть на вторую ступеньку. Джемма ухватила его за руку и подтянула к краю ямы.

«Давай!» — просила она, изо всех сил пытаясь вытащить его. Он выкарабкался наверх. «Червь идет!» — вскрикнула она и наклонилась за лампой.

«Брось, некогда!» — заорал Пат и толкнул ее за угол тоннеля в нишу в стене.

Червяк оглушительно зарычал и внезапно исчез в дальнем конце тоннеля. Какое-то время на руднике воцарилась тишина, а затем раздался грохот обвалившейся скалы: в яму обрушился уголь, который червяк подкопал на своем пути. Внезапно тоннель погрузился в темноту.

«Нужен фонарь, — сказала Джемма. — Ты ведь сказал, что у нас есть тридцать секунд?»

Пат отошел от нее: «А я думал, у тебя хватит ума не выпускать его из рук ни на минуту. Причем здесь время?»

Ему не следовало отходить от Джеммы. В абсолютной темноте он не имел ни малейшего представления о том, где она находилась. Он прислушался, стараясь уловить ее дыхание, но услышал только двойной клацающий звук. Это автоматически открылась и тут же закрылась ближайшая противопожарная дверь, пропуская червяка. Пат сделал осторожный шаг вперед и едва не провалился в другую яму. Он прислонился к стене ниши, уперся руками в скалу и присел на корточки. «Тебе бы тоже не мешало сесть и расслабиться, — сказал он и похлопал по полу рядом с собой. — Некоторое время мы побудем здесь».

«Можешь сидеть, если хочешь, — проговорила Джемма и наступила ему на руку. — Мне нужно назад: убедиться, что с Котаботами все в порядке. Они, наверное, думают, что придет червяк и съест их».

Она сошла с его руки и тут же растянулась, споткнувшись о его ноги. Он на ощупь нашел ее колено, а затем и руку, чтобы помочь встать. «Интересно, как далеко ты собираешься уйти без света?» — спросил Пат сердито. — «Провалишься в ту яму, из которой мы только что выбрались. Или еще хуже. Мы остаемся здесь!»

«Котаботы…»

«Котаботы спокойно позаботятся о себе сами. Я хоть сейчас могу поставить на Котабота против берсеркера, — сказал он, не выпуская ее руки. — Мы останемся здесь до тех пор, пока червяк не взорвет этот аппарат». Джемма ничего не ответила, но ее рука напряглась. «Садись, — сказал Пат, усаживая ее рядом. — Передатчик еще у тебя?»

«Да, — холодно ответила она. — Если ты меня отпустишь, я достану его из кармана».

Он слышал, как она копошилась, извлекая его. «Возьми», — наконец сказала она и стукнула Пата передатчиком прямо по носу.

«Спасибо», — поблагодарил он.

«Я не хотела… — сказала она. — Я же не вижу тебя!»

Он поймал ее руку и забрал передатчик. «Где червяк?» — последовал вопрос компьютеру.

«Только что миновал пересечение ходов и по главному тоннелю поднимается вверх», — ответил компьютер.

«Хорошо, — сказал Пат. — Сообщи, когда он начнет рыть новый тоннель».

Минутой позже компьютер объявил: «Он начал копать».

«Ты можешь приблизительно сказать, сколько времени ему нужно, чтобы добраться до поверхности?»

«От восьми до двенадцати минут», — ответил компьютер.

«Предупреди, когда ему до поверхности останется десять метров», — попросил Пат. Он положил передатчик в карман и легко прикоснулся к руке Джеммы, взял ее в свою. — «Я не хочу, чтобы ты снова ударила меня по носу», — сказал он. — «Через какие-нибудь двадцать минут у нас будет достаточно света, чтобы продолжить путешествие».

«Пат», — проговорила она. — «Это я виновата, потеряла лампу…» — Голос ее немного дрожал.

«Ну, вот что, перестань меня дурачить», — сказал он весело. — «Знаю, ты нарочно бросила этот фонарь, чтобы остаться со мной наедине в темноте».

«Не правда!» — с негодованием воскликнула она. Пат ожидал, что она вырвет руку, но Джемма этого не сделала.

«Давай», — сказал он, — «ты же умирала от желания побыть со мной, так как сейчас. Признайся, ты ведь без ума от меня?»

«Я признаюсь», — сказала она, и голос ее больше не дрожал. — «Я без ума от тебя».

С чего он взял, что не сможет найти ее в темноте? Пат не сделал ни одного лишнего движения. Он не задел ее по носу. Ему вообще не понадобилось двигаться, чтобы найти и поцеловать ее.

«Червяк в десяти метрах от поверхности», — оповестил компьютер из кармана Пата после того, как незаметно пролетели эти — сколько их было — восемь или десять минут? — «Девять с половиной метров, девять…»

«Я так и знала», — произнесла Камбала, направляя на них луч света от шахтерского противогаза. — «Я сказала Ручирре, что это никакой не берсеркер, а всего-навсего трюк, чтобы вы могли…» — Вдалеке раздался низкий пронзительный звук, Джемма зажмурилась от света: «Что это? Такое впечатление, будто…»

«Я знаю, как это звучит», — ответил Пат. Он выхватил передатчик из кармана.

«Семь с половиной метров», — объявил компьютер.

«Что это за звук?» — заорал Пат в терминал.

«Мы знали, ты лжешь нам, пытаясь заманить в ловушку под землей, чтобы червяки могли нас съесть, а ты — завладеть Джеменкой и опозорить ее», — продолжала Камбала.

«Что вы сделали?» — спросила Джемма.

«Как только мы вернемся в деревню, то заявим протест. Пойдем, Джеменка!» — Она схватила Джемму своей губкообразной лапой. — «Мы сейчас же уходим. Ручирра открыл двери!»

«Закрыть двери!» — завопил Пат. — «Закрыть двери!»

«Двери не среагируют на твой голос, идущий из передатчика», — заявил компьютер. — «Слишком большие искажения».

«Прикажи Ручирре немедленно закрыть двери», — обратилась Джемма к Камбале, — «иначе внутрь въедет посадочный аппарат!»

«Он уже не там, где раньше?» — спросил Пат.

«Да, он в главном тоннеле», — ответил компьютер.

«Ты должен закрыть все двери прежде, чем он продвинется дальше. Имитируй мой голос!»

Воцарилась пауза. Компьютер голосом Пата объявил: «Закрыть двери!» — и вспыхнул свет.

Вспышка ослепила Пата. За долю секунды до взрыва он исступленно схватил Джемму и попытался толкнуть под навес пещеры. Они оба повалились, и он прикрыл ее собой. Нужно было укрыться от валунов, которые покатились на них, и переждать, пока стихнет грохот. Скоро все успокоилось. Но Пат даже не пытался подняться.

«Попытка убийства!» — вопила откуда-то издалека Камбала.

Падая, Пат уронил передатчик. «Ты здесь?» — заорал он. — «Где посадочный аппарат? Двери закрылись?» — Ответа не последовало. Так и есть! Двери были открыты, и единственное, что могло взорваться — это компьютер. Посадочный аппарат, вероятно, был уже на полпути сюда.

Пат перевалился набок. «Ты в порядке?» — спросил он Джемму, удивившись, что смог ее разглядеть. Затем встал и протянул ей руку, посмотрев на место, где находилась пещера. То, что они не оказались заваленными под грудой камней, было настоящим везением, потому что пещеры больше не существовало.

Джемма села и посмотрела в тоннель. «Откуда идет этот свет?» — спросила она.

Свет был слишком ровным для лазера и слишком ярким, чтобы думать, будто это Котаботы со вторым шахтерским противогазом идут обвинить его в надругательстве над Джеммой. Свет имел слегка красноватый оттенок. Пат прислонился спиной к стене и закрыл глаза. «Уголь горит», — сказал он.

Джемма потянулась вперед и взяла передатчик. «Ты там?» — спросила она, поднеся его близко к губам. — «Ты еще там?»

«Бесполезно», — сказал Пат. — «Взрыв червяка уничтожил компьютер».

«Вы меня слышите?» — раздался голос. — «Где вы? Назовите себя».

«Я Джеменка Багази, представитель ICLU», — сказала она. — «Мы находимся в угольных шахтах. Вы записываете?»

«Записываем», — ответил голос. — «Это Бузз Джеймсон. Дорогая, вы знаете, что тут прямо над вами находится берсеркер?»

«Да!» — ответил Пат, но Джемма не отпустила передатчик.

«У вас есть направленный дымовой экран? И сверхсветовая пушка?»

«У нас есть все, что твоей душе угодно, крошка. У нас здесь наверху половина военного флота Адаманта. Только скажи, что нам делать, и мы взорвем этот берсеркер и спустимся за тобой, милая».

«Хорошо», — сказала Джемма. — «Но поспешите! У нас в шахте посадочный аппарат».

«Только посадочный аппарат?» — переспросил Джеймсон, — «а андроиды?»

«Нет», — сказала Джемма. — «Быстрее! У аппарата есть лазер».

«Не волнуйся, дорогая! Мы так здорово его глушим, что он не может получать сигналы от своего папы-берсеркера. Он никуда не движется. И папа-берсеркер тоже не может услышать о твоем плане. Почему бы тебе, дорогуша, не сказать, что мы еще должны сделать?»

«Очень хорошо, самое время», — сказала Камбала. — «Я думала, Адамант никогда не откликнется на наши протесты».

Они вышли из шахты, хотя Джеймсон велел им оставаться на месте. Но им не очень-то этого хотелось, тем более, что посадочный аппарат получил повреждения. Рудник все еще горел, однако оранжевый свет из главного тоннеля не становился ярче, и Пат не чувствовал запаха дыма.

Теперь было достаточно света, чтобы видеть, и они оба, Джемма и Пат, глядя на карту, хорошо представляли, где находятся.

«Мы выходим», — сказал он Джеймсону по передатчику. «Вызови Котаботов, чтобы показали место выхода на поверхность возле перегонных кубов».

После первого поворота тоннеля им снова пришлось включить фонари на шахтерских противогазах. Пат послал Камбалу вперед, чтобы она держала противогаз высоко над головой, как лампу. Он надеялся, что это занятие заткнет ей рот. Напрасно.

«Хочешь, чтобы я шла впереди, чтобы столкнуть меня в яму», — заявила она.

«Это мысль!» — сказал Пат. — «С другой стороны», — обратился он к Джемме, — «она может оказаться единственной из Котаботов, кто выжил…»

«Джеймсон — специальный уполномоченный Адаманта по урегулированию конфликтов», — сказала Джемма. — «Я читала об этом. Зачем он здесь?»

«Может, чтобы уничтожить берсеркер», — ответил Пат. — «Я не думаю, что Адаманту есть дело до нас. Но они должны защищать свои алмазные копи!»

Наружная дверь была закрыта. «Открыть дверь», — скомандовала Камбала голосом Пата. Дверь немедленно поднялась вверх.

«Ах, вот как ты открыла дверь, ты, липкая поганка, да я тебя!..»

«Ты слышала это», — промолвила Камбала. — «Он мне угрожал!»

От солнечного света Пат зажмурился. На площадке толпились Котаботы и среди них примерно дюжина мужчин и женщин в летных костюмах и шлемофонах. Джеймсон не шутил: вместе с ним прибыла добрая половина военного флота.

«Не теряйте времени», — заявил Ретч. — «Он поджег наши поля смэша, он взорвал наш рудник, он пытался убить нас. Арестуйте его!» Ретч разговаривал с высоким рыжеволосым мужчиной, державшим свой шлемофон под мышкой. Это был Джеймсон.

«Приятель, мы так рады тебя видеть», — сказал Пат и протянул руку для пожатия.

Джеймсон выглядел смущенным.

«Эти идиоты открыли противопожарные двери и дали посадочному аппарату войти в шахту. Если бы вы не прибыли вовремя, с нами было бы покончено», — сказал Пат. — «Да, вспомнил, вам нужно отдать распоряжение главному компьютеру включить противопожарную систему. Там внизу горит уголь! Компьютер в моей конторе».

«Вы Патрик Девлин?» — спросил Джеймсон.

«Да», — сказал Пат.

«Вы арестованы».

Стыдясь самого себя, Джеймсон запер Патрика в его конторе и отправился на переговоры с Котаботами. Но когда он вернулся, то выглядел не смущенным, а скорее разгневанным.

«Я предупреждал, что с ними разговаривать бесполезно», — сказал Пат. — «Я потушил пожар. Это горел не уголь. Котаботы притащили в шахту почти половину своего урожая смэша. Я закрыл основной тоннель. Посадочный аппарат все еще сидит там. При взрыве он не пострадал. Что с ним можно сделать?»

«Тебя отстраняют от должности», — сказал Джеймсон. «Завтра утром мы заберем тебя с Ботеа».

«Без Джеммы я не поеду!»

«У тебя вряд ли есть возможность предъявлять требования», — ответил Джеймсон. — «Даже если Джемма хочет уехать с тобой».

«Что все это значит? Конечно, она хочет ехать со мной! Котаботы пытались убить нас обоих. Если бы не вы…»

«Да, несомненно, это замечательно, что я прибыл вовремя», — он поднялся. — «Против тебя выдвинуты обвинения в уничтожении частной собственности, попытке убийства, в изнасиловании…»

«Изнасиловании? Но ты же сам в это не веришь, не так ли? Спроси Джемму. Она тебе скажет!»

«Она-то мне и сказала», — промолвил Джеймсон. — «Она-то как раз и обвиняет тебя. Отказ в подаче протестов и отказ в сотрудничестве».

«Джемма… выдвинула обвинения?»

«Да, поэтому дело и приняло серьезный оборот. Котаботы с самого начала требовали твоего отстранения. В их культуре сексуальное насилие считается абсолютным табу».

«Вот здорово! Я полагаю, что они хотят меня повесить, и ты не прочь сделать то же самое. Жаль, что ты уничтожил берсеркера: он был не таким уж плохим парнем в сравнении с тобой и Котаботами. Да и Джеммой…»

«Тебя не повесят», — сказал Джеймсон, — «хотя, по моему мнению, ты этого заслуживаешь! Тебя женят».

Джеймсон под вооруженной охраной доставил Пата в деревню Котаботов. Она не успела сгореть дотла. Глиняные домишки уцелели. Джемма в бесформенном черном мешке с букетом колючей нематеи стояла у входа в хижину, служившую хранилищем смэша. Она не взглянула на него — так же, как и Пат — на нее.

Джеймсон как капитан корабля провел церемонию, с негодованием глядя на Пата и сочувственно улыбаясь Джемме. В одну секунду он все закончил, захлопнул книгу и сунул им под нос свидетельство о браке для подписи. Джемма подписала его, не говоря ни слова, дождалась, пока подпишет Пат, и удалилась в хижину.

Скамбала погрозила Пату пальцем: «Сейчас тебя женят согласно церемонии Котаботов». Она повернулась к Джеймсону и сладко ему улыбнулась: «Мы установили перегородку в хижине, чтобы быть уверенным, что Дьявол не изнасилует Джеменку во время церемонии».

Вооруженная охрана бросила Пата в хижину и заперла дверь. Внутри пахло жжеными куриными перьями. Перегородка в виде куска тонкого черного металла, зажатого между тяжелыми мешками сохнущего смэша, доходила до самого верха, где когда-то была крыша.

«Они установили эту перегородку, чтобы я тебя не изнасиловал», — сказал Пат. — «Полагаю, это была твоя идея?»

Джемма не ответила.

«Изнасилование, ха? Полагаю, ты им сказала, что и пожар устроил я? Чудненько! Почему же ты не сказала, что и берсеркера притащил я, чтобы уничтожить их?»

Ответа по-прежнему не последовало. Он слышал, как Ручирра что-то поет монотонным голосом и уловил слова: «Дьявол» и «отвратительный насильник».

«Но ничего, не беспокойся», — сказал он. — «Еще успеешь сказать после свадьбы». Он подошел к перегородке и приложил ухо. Ничего не было слышно. Звук пения удалился и вскоре смолк.

Пат почувствовал запах дыма: «Здорово! Они собираются нас поджарить! Это, наверное, их излюбленная часть церемонии…»

Джемма все еще продолжала хранить молчание. Может быть, ее даже не было по ту сторону перегородки. Может быть, они запихнули туда Камбалу, и сейчас она пытается прорваться и сунуть ему под нос свой палец.

Пат попытался поднять перегородку, но та оказалась тяжелее, чем казалось на первый взгляд. Он с интересом подумал, где Котаботы ее достали. Это могла быть часть от взорванного червяка, но тот металл был светло-серым, а этот почти черным.

«Так вот что это!» — закричал он. — «Они разобрали на части посадочный аппарат! В следующий раз они используют берсеркера для освещения. С чего я решил, что их нужно спасать? Нам следовало отослать их наверх, чтобы они спасли нас!»

«Они и так спасли нас», — ответила Джемма. В ее голосе, искаженном металлом, появилось что-то от звона колокольчика. — «Это они послали за Джеймсоном!»

«О, действительно… Хм, не будет ли вам угодно рассказать, как они умудрились передать послание на Адамант всего за двадцать минут?»

«Не за двадцать минут! Они отправили его три недели назад. Я тебе говорила, это был дополнительный протест. Они скопировали твой голос для компьютерного доступа и отправили протест сами».

Он хорошо мог слышать голос Джеммы через перегородку поэтому причины громко говорить не было, но он закричал: «Почему ты думаешь, что Адамант не замедлил прислать сюда людей после какого-то их протеста, хотя раньше они не обращали внимания на те, что посылала ты?»

«Я никогда не посылала протесты, которые составляла», сказала она.

Металлическая перегородка оказалась невесомой, когда он подхватил ее и бросил в угол на мешки со смэшем. Он смотрел на Джемму, она выдергивала из своего букета шипы.

«Почему ты не заявляла протесты?» — спросил он.

«У Джеймсона есть план, как нас вызволить отсюда», — сказала она, словно обращалась к своему букету. — «Контракт Котаботов категорически запрещает заключение любых легальных контрактов между представителями ICLU и людьми Адаманта. Конфликт интересов».

«А свидетельство о браке — это легальный документ! Что же он собирается делать? Отправить нас назад на Адамант для судебного разбирательства?»

«Нет, он собирается обвинить Ручирру в нарушении контракта. Он считает, что Котаботы сами спровоцировали брак, когда настояли на моем участии в орбитальном облете вместе с тобой — что они и сделали на самом деле. Он скажет, что Адамант собирается порвать контракт, а это значит — закрыть алмазные копи. Ручирра примет другую сторону и будет настаивать, что они не хотят прекращения контракта. Джеймсон заявит, что единственный вариант, на который согласится Адамант — это забрать инженера Адаманта и ICLU представителя на Адамант, чтобы там аннулировать их брак».

«Итак, этот план целиком и полностью придумал Джеймсон, а?»

Она выдернула колючий цветок: «Ну, не совсем. Я имею в виду, что рассказала ему, как ты вынудил Котаботов сделать то, что ты хотел, а план придумали мы вдвоем».

«Чья это была идея, что мы поженимся?» — спросил он.

Она укололась о шип и смотрела, как из пальца течет кровь. — «Моя», — сказала она.

«Почему ты не отправляла протесты?»

«Потому что боялась, что они тебя отзовут», — произнесла Джемма и, наконец, посмотрела на него. — «Я не хотела, чтобы ты уходил…»

«Мне плевать, что скажет Джеймсон, но мы не будем аннулировать этот брак!»

«Я говорил тебе, что он не может удержать свои грязные руки, чтобы не прикасаться к ней!» — раздался голос Ретча откуда-то сверху. Он свесился через край обуглившейся крыши и смотрел на них.

«Поэтому вы и оставили их там вдвоем?» — спросил Джеймсон, появившись в дверном проеме. — «Именно поэтому вы послали ее вместе с ним в орбитальный облет? Потому что знали, что произойдет?»

Джемма настояла, чтобы Пат поговорил со своим сменщиком (а точнее, сменщицей) прежде, чем они уедут. — «Я намерен дать ей пару советов, как обращаться с Котаботами. Иначе это будет несправедливо, если она с головой окунется в дела, не будучи хотя бы предупрежденной. Я очень ей сочувствую. Джеймсон подобрал ее именно потому, что она инженер».

Сменщица уже сидела в конторе Пата и с интересом смотрела на терминал компьютера. Когда они вошли, она поднялась и уперлась руками в бока. У нее была бледная, похожая на губку кожа и гладкие волосы. — «Я полагаю, вы несете ответственность за то, что этот компьютер называет меня „дорогая“, — сказала она и ткнула пальцем Пату в лицо. — Я считаю это грубым проявлением сексуальной озабоченности. Я намерена выразить протест». Она повернулась спиной к управляемому голосом терминалу.

«Что же вы не делаете этого?» — спросила Джемма, подошла к компьютеру и набрала код, дающий соответствующий доступ. — «Это программа для передачи, которой я всегда пользовалась при заявлении протестов. Уверена, что с ее помощью вы получите отличные результаты».

«Я в состоянии написать свои собственные программы передачи», — заявила сменщица.

Джемма снова приблизилась к терминалу и стерла с экрана код. «Замечательно, — сказала она. — Не пользуйтесь ею! Пойдем, Пат, мы же не хотим опоздать на наш корабль».

У дверей Пат оглянулся. «Вам здесь понравится, милая», — сказал он и послал ей воздушный поцелуй.

Фред Саберхаген. РОДНИКИ ПЕЧАЛИ

Итак, еще одна проклятая штуковина была унитожена благодаря тому, что хорошие люди вовремя оказались в нужном месте. Берсеркеров стало, по крайней мере, на два меньше, думал Ларс, когда к нему вернулась способность мыслить самостоятельно. Не то, чтобы эта далекая машина, терзавшая тела и разум своих пленников, извлекая нужную информацию, восприняла поражение как слишком большую неудачу. На базе берсеркера было полно других боевых единиц, готовых к отправке. К тому же врагу удалось-таки уничтожить еще одну планету, Полару.

Но когда телепатический сеанс, связавший Ларса Канакуру с людьми на планете Ботеа, был полностью завершен, и его тело освободилось физически — от ремней, а разум — духовно, от чужого влияния, его мысли все еще оставались с тем далеким миром, где человек победил стальное чудовище. Джеменка Багази и Пат Девлин вселили в Ларса самое необходимое и прекрасное чувство — надежду, что он сможет продержаться.

Когда-то Ларс знал человека из военного флота Адаманта. У этой корпорации был более мощный флот, чем у большинства планетарных правительств. Если бы только, думал Ларс, немедленно поднимаясь на ноги возле зондирующей мозг аппаратуры, вторая половина этого флота могла оказаться теперь здесь… или лучше весь флот! Но, вероятно, даже всех кораблей Адаманта пока было бы недостаточно, чтобы захватить базу, подобную этой.

Ларс снова вернулся в общую комнату, в круг своих друзей по несчастью. Они отчаянно спорили, кому под каким одеялом спать. Когла Ларс подошел, ему показалось, что этот глупый детский спор — еще одно доказательство разобщенности и слабости людей.

Хотелось вмешаться и сказать: «Берсеркеры, в конце концов, выиграют эту великую войну. Потому что они, бесспорно, едины, а человечество совершенно разделено, рассеяно и каждый думает лишь о себе». Правда, Ларс до сих пор не мог признаться себе в таких мыслях. Многие так и не осознают этого, прожив целую жизнь. Дороти Тотонак довели почти до слез, до обморока, так как она не получила одеяла, которое ей понравилось. Возможно, теперь кто-то и хотел бы его отдать, но дело зашло слишком далеко…

Пат Сандомер пыталась поговорить с мужчинами, чтобы помочь Дороти, но они почему-то возмутились и вспылили. В результате все завелись и обстановка накалилась еще больше.

Может быть, думал Ларс, он был слишком строг: чем они могли здесь помочь друг другу?

Теперь Капитан Наксос немного отодвинулся от других. На его лице было написано недоумение: как он мог ввязаться в такой детский спор? Он что-то бормотал, но что именно, Ларс не слышал. Тем временем и Николас Опава тоже отошел в сторону с выражением детской обиды на лице. Казалось, сейчас ему было так плохо, как Ларсу в самые тяжелые моменты его жизни.

Наконец Наксос заметил возвращение Ларса: «Где ты был?»

«Был привязан там к той штуке. Где же еще?» Он уже собирался сказать, что выбегал за выпивкой, но решил, что вряд ли кто-нибудь способен сейчас воспринимать шутки.

«Давайте не будем говорить о делах, — почти приказал Наксос. — Отвратительно, что нам приходится это делать».

Дороти Тотонак подняла глаза: «Разговоры помогают не сойти с ума, и я не собираюсь их прекращать!»

Тогда Пат добавила: «Нет смысла бояться, что он нас подслушает. Он уже знает обо всем, что мы там пережили».

Но Ларсу было известно на этот счет гораздо больше. Он не мог пока выразить словами свои неясные ощущения.

Время шло, но пленников не вызывали. Никто из них не имел часов, и в камерах было невозможно следить за сменой дня и ночи. Но все согласились, что нынешний интервал между сеансами был длиннее прежних.

Кто-то вслух высказал мысль, которая тайно беспокоила всех: «Наверное, мы стали бесполезны и просто больше здесь не нужны, потому что остальные корабли, отправленные с базы, побеждают на всех границах…»

Не было смысла спорить с таким заявлением.

Неожиданно внутренняя дверь тамбура открылась. Там стояло несколько машин сопровождения. Они держали космические скафандры для каждого из землян.

Пятеро людей переглянулись. Машины отдали скафандры, и люди стали одеваться. Когда все были готовы, их вывели.

Мы могли бы все одновременно открыть клапаны скафандров, подумал Ларс. Но эта мысль больше не нашла отклика в его душе. Идея самоубийства теперь воспринималась как надуманная.

Пятерка сразу обнаружила, что радиопередатчики скафандров работали и были настроены на один канал. Они могли переговариваться:

«Он бы не стал беспокоиться насчет скафандров, если бы хотел уничтожить нас сейчас».

«Это однозначно! Но что ему нужно от нас?»

«Нас просто куда-то ведут. Наверное, он вырыл нам квартиры побольше…»

«Или поменьше…»

«С комплектом прочищающей мозги аппаратуры последней модели…»

Берсеркер не давал пленникам никакой информации и не отвечал ни на какие вопросы. Ларс не слышал его голоса с тех пор, как прибыл сюда, но не сомневался, что тот мог разговаривать. Судя по его действиям, их собирались отправить в своеобразное путешествие.

Сначала — когда их вывели наружу, под сияние бело-голубого солнца и направили к огромным докам, где стоял бесконечно однообразный ряд космических истребителей, часть которых подлежало ремонту, — пленники надеялись, что их посадят на корабль не в этом, так в каком-нибудь другом месте.

«Может, существует высшая жизнь, которой нужны рабы-люди? Я слышал рассказы…»

Кто-то оборвал говорившего: «Мы все слышали». Их поднимали на борт то одной, то другой смертоносной космической машины, но нигде не задерживали; это было облегчением для всех пятерых — на удивление большим облегчением, что их пока не разлучают. Это маленькое сообщество людей успело стать чем-то единым, несмотря на детские разногласия.

Идея, очевидно, состояла не в том, чтобы отправить их с базы, а наоборот — дать полное, исчерпывающее представление о ней и ее возможностях. Все путешествие заняло около пары часов. Пятерым пленникам пришлось вползать и выползать из машин, заглядывать в глубокие шахты, карабкаться по узким мостикам — впрочем, недостаточно высоким в условиях здешней низкой гравитации, чтобы предоставить наиболее отчаявшимся шанс самоубийства. Тут были сотни машин всех размеров, форм и назначений. Некоторые использовались на самых разных работах, другие сооружались для боевых действий или ремонтировались после участия в сражениях. Деятельность базы берсеркера была организована с гораздо большим размахом, чем Ларс себе представлял. Скорее всего, даже двух флотов Адаманта здесь было бы недостаточно…

Теперь-то он нам предложит, думал он. Теперь он нам официально предложит стать «good Life». Самым отвратительным было то, что сейчас Ларс не знал, что бы он ответил…

Но предложение так и не поступило. Чем бы ни хотел завершить великий компьютер, контролирующий базу, эту демонстрацию своей мощи, но только не этим. Причина крылась в другом. Может быть, предполагалось всего лишь внушить землянам еще больший благоговейный ужас, сломать их внутреннее моральное сопротивление, что значило гораздо больше официальных заявлений.

Ларс внезапно подумал, будет ли Кампанам предоставлена возможность подобного путешествия, и вообще, «обращались» ли когда-нибудь Кампаны берсеркером в «good Life». Хотя, те, с которыми он до сих пор сталкивался, доказали, что это невозможно. На минуту Ларс изумился этой мысли: как они доказали? О, да. Было что-то, что ему не следовало вспоминать… усилием воли он направил свои мысли на другое.

Наконец, пятерку землян привели назад в их кельи и молча забрали скафандры. Им позволили отдохнуть.

Говорить было не о чем, и каждый пребывал в задумчивости.

Затем снова наступило время телепатического сеанса.

Этот сеанс был не самым удачным для Ларса. Во всяком случае, он проходил не так, как предыдущие. Сразу, как только Ларс впал в состояние полутранса, стало ясно, что Кампан, с которым он был в связке, каким образом блокирует информацию и не позволяет ей полностью доходить до сознания Ларса. Словно что-то промелькнуло… и ушло, исчезло.

Ларс чувствовал нечто близкое к тому, что называлось «размягчением мозгов». Кампан проводил неведомую ему работу по блокированию какого-то целостного, логически выстроенного эпизода, а потом словно скомкал его и спрятал. Закопал. Где?

Пока это длилось, Ларс не мог избавиться от осознания, что привязан к зондирующей мозг аппаратуре. После завершения сеанса он чувствовал большую усталость, чем когда-либо.

Вернувшись в жилой отсек, Ларс долго и жадно пил воду, мечтая, чтобы на ее месте оказалось что-нибудь покрепче. Он не притронулся к еде, а заполз в свою келью и тотчас провалился в глубокий сон.

И узнал, где Кампан закопал промелькнувший эпизод.

Ларсу снилось…

Роджер Желязны. УДИВЛЕННЫЙ

Говорили, будто берсеркер, если это нужно, мог изменять форму и выглядеть весьма привлекательно. Но здесь был не тот случай. Несясь в звездной тишине, он был массивен и темен, и лишен всяких излишеств в дизайне. Это была машина — планетный убийца, направляющийся к миру по имени Корлано, чтобы стереть в порошок его города, уничтожить биосферу. Он обладал всем необходимым, чтобы проделать это без особого труда, и здесь не требовалось никакой дипломатии, хитрости или специального расчета. Именно для уничтожения он был запрограммирован и вооружен.

Он никогда не гадал, почему все должно быть так, а не иначе. Он никогда не сомневался, верна ли заложенная в него программа. Никогда не размышлял, может ли все быть так, как хочет он. Он был формой жизни, хотя и искусственной. Смертоносной машиной, управляемой единым разумом. И если наличие цели можно назвать добродетелью, то он, в определенной степени, был добродетельным.

Его рецепторы почти вслепую прощупывали пространство далеко впереди. Он знал, что у Корлано не было никакой особой защиты. Так что здесь не ожидалось никаких трудностей.

Кто начертил схемы для льва?

Это было что-то далекое и совершенно не относящееся к делу… Считалось, что разрушитель мира на боевом задании не должен отвлекаться на что-либо столь мелкое. Он стремительно мчался к Корлано с боевой системой наготове.

…Уэйд Келман сразу ощутил тревогу, как только увидел эту штуку. Он перевел взгляд на Мак-Фарланда и Дорфи.

«И вы не разбудили меня, пока охотились за этой лодчонкой, подгоняли орбиты и ловили ее? Представляете, сколько времени пропало даром?»

«Тебе нужно было отдохнуть», — глядя в сторону, ответил маленький темный человек по имени Дорфи.

«Черт! Вы знали, что я сказал бы „нет“! Может, в нем что-нибудь стоящее, Уэйд?» — заметил Мак-Фарланд.

«Это контрабандный рейс, а не операция спасения. Время дорого».

«Согласен! Но раз мы ее поймали, — вставил Мак-Фарланд, — какой смысл спорить о том, что уже сделано?»

Уэйд оборвал дурацкий спор. До сих пор он только и делал, что сбывал котрабандный товар. Он не был настоящим капитаном в обычном смысле слова. Они втроем были в деле — равные вложения, равный риск. Однако он лучше их знал, как управлять малыми судами. Это, плюс их уважение к нему до настоящего момента, возродили в Уэйде командирские замашки прошедших счастливых и печальных дней. Если бы напарники его разбудили и поставили эту операцию спасения на голосование, он все равно бы проиграл. Но он знал, что в экстренном случае они все же обратятся к нему. Уэйд резко кивнул.

«Хорошо, штуковина у нас, — сказал он. — Но что это, черт побери?»

«Будь я проклят, если знаю, командир», — ответил Мак-Фарланд, приземистый, светловолосый человек с бледными глазами и кривым ртом. Через люк он взглянул на подцепленную кораблем штуковину и оглянулся на Уэйда. — «Когда мы ее засекли, я подумал, что это спасательная шлюпка. По размеру совпадает…»

«И?»

«Мы подали сигнал, ответа не получили».

«Вы нарушили радиотишину из-за этой лодчонки?»

«Если бы это была спасательная шлюпка, в ней могли находится люди, нуждающиеся в помощи».

«Не слишком-то пострадавшие, судя по ее виду. Все же…» — Он вздохнул. — «Ты прав. Продолжай!»

«Никаких признаков электрической активности».

«И тогда вы ее выловили, черт вас побери?»

Дорфи кивнул.

«Да, приблизительно так», — подтвердил он.

«И что, она полна сокровищ?»

«Я не знаю, чего она полна. Но это не спасательная лодка!»

«Я это вижу».

Уэйд через открытый люк всматривался во внутренности штуковины. Он взял у Дорфи сигнальный фонарь, прошел вперед и осветил ее. Внутри среди странной аппаратуры не было места для пассажиров.

«Давайте сбросим ее!» — сказал он. — «Не знаю, что вся эта чепуха значит, к тому же она повреждена. Сомневаюсь, стоит ли ее куда-то тащить».

«Могу поспорить, что профессор разберется, что к чему», — сказал Дорфи.

«Дай бедной леди поспать! Она — пассажир, а не член команды. Какое ей дело до этой штуки?»

«Предположим, — только предположим! — это ценное оборудование, — размышлял Дорфи. — Скажем, что-то экспериментальное. Может быть, промышленники или правительство пожелают заплатить за него?»

«А предположим, это замаскированная бомба, которая не взорвалась?»

Дорфи отступил от люка: «Я об этом не подумал!»

«Я сказал, выбросьте ее от греха подальше!»

«Даже не разглядев как следует?»

«А зачем? Я не уверен, что ты сумеешь протиснуться туда!»

«Я? Ты гораздо лучше разбираешься в инженерных конструкциях, чем любой из нас!»

«Поэтому вы меня и разбудили, а? Ну что ж, раз ты здесь…»

Уэйд вздохнул. Затем нехотя кивнул: «Это будет безумно рискованно и бесполезно».

Он пристально посмотрел через люк на диковинную механическую «начинку»: «Передай аварийный фонарь, он мощнее этой штуки».

Уэйд взял фонарь и просунул его в люк: «Подвергался высокому давлению, не правда ли?»

«Мы шлепнули заплатку на дыру в его корпусе».

«Какого черта?»

Он вполз в люк, встал на колени и наклонился вперед. Держа фонарь перед собой, Уэйд водил им из стороны в сторону. Тревога не исчезала. Во всех этих кубиках, кнопках и соединениях было что-то чуждое… и этот один огромный кожух… 0н выбрался наружу и похлопал по корпусу. Чужой…

«У меня ощущение, что он инопланетный», — заключил он.

Уэйд ступил на небольшую открытую площадку. Потом ему пришлось наклонить голову и продвигаться на руках и коленях. Он начал прикасаться ко всем этим штучкам — осветительным приборам, выключателям, разъемам и небольшим устройствам неизвестного назначения. Казалось, все было сконструировано для вращения, поворачивания и скольжения. Наконец, он лег плашмя и пополз вперед.

«Думаю, весь этот набор приспособлений — оружие», — сообщил он некоторое время спустя.

Он добрался до большого кожуха. Панель слегка приоткрылась, когда Уэйд прикоснулся к ней кончиками пальцев. Он нажал сильнее, и панель подалась еще больше.

«Черт тебя подери!» — воскликнул он, когда устройство начало тихо тикать.

«Что случилось?» — окликнул его Дорфи.

«Ты!» — кричал Уэйд, пятясь назад. — «Ты и твой приятель! Вы сильно не правы!»

Он развернулся так быстро, как только смог, и буквально выскочил из люка.

«Избавьтесь от него!» — крикнул он. — «Сейчас же!»

Тут он увидел Джуну — высокую ученую даму в серой блеклой одежде. Она стояла, прислонившись к левой переборке, с чашкой чая в руке.

«Если это бомба, вышвырните ее, прежде, чем она разорвется!» — добавил он.

«Что вы нашли?» — спросила она своим на удивление богатым по тембру голосом.

«Там какое-то диковинное и явно разумное устройство, — ответил Уэйд. — Оно попробовало взбрыкнуть, когда я до него дотронулся. Уверен, что вся эта белиберда внутри — оружие. Ты не знаешь, что все это значит?»

«А как ты думаешь?» — спросила Джуна.

«Инопланетная конструкция, оружие, мозг… Мои ребята только что спасли поврежденный берсеркер — вот что! И он пытается вновь заработать! От него нужно освободиться — и быстрее!»

«Ты уверен, что это так и есть?» — спросила она.

«Уверен — нет. Напуган — да».

Она кивнула и отставила свою чашку, поднесла руку ко рту и кашлянула.

«Я бы хотела сама взглянуть на штуку, пока вы не избавились от нее», — сказала она мягко.

Уэйд на мгновение закусил нижнюю губу.

«Джуна, — наконец произнес он, — Я понимаю твой профессиональный интерес к компьютерам, но мы должны доставить тебя живой и невредимой, помни об этом».

Она улыбнулась, впервые за несколько недель, что он знал ее.

«Я действительно хочу взглянуть на него!»

Потом ее улыбка застыла. Он кивнул.

«Только одним глазком!»

«Понадобятся мои инструменты. И я хочу переодеться во что-нибудь подходящее для работы».

Она повернулась и скрылась в левом люке. Уэйд строго посмотрел на своих партнеров, пожал плечами и отвернулся.

Сидя на краю своей койки, под звуки обволакивающей его мелодии «Славянских танцев» Дворжака, Уэйд поглощал завтрак с небольшого подноса и размышлял о берсеркерах, докторе Джуне Бейл, компьютерах вообще, и о том, как все они оказались здесь, что ждут от этого путешествия.

Последнее время в этом секторе периодически стали замечать разведчиков берсеркеров. Не составляло большого труда сделать вывод, что на сегодняшни день планета Корлано не обладала должной защитой. Этим объясняется некоторая нервозность той части населения Корлано, которую составляли беженцы, спасшиеся от нападения берсеркера на далекий Джельбар. Многие тогда выбрали Корлано как район, наиболее удаленный и безопасный. У многих успели родиться и вырасти дети. Однако злая ирония судьбы заключалась в следующем: те же самые люди потом долго и успешно проталкивали и протолкнулитаки законопроект, крайне ограничивающий производство и ввоз систем обработки информации. Этот закон и действовал теперь на Карлано. Еще один случай массовой паранойи — результат пережитого ужаса — нападения берсеркеров…

Конечно, существовал черный рынок. В машинах, более сложных, чем разрешал закон, нуждались бизнесмены, частные лица и даже само правительство. Люди, такие, как сам Уэйд и его партнеры, ввозили требуемую аппаратуру и ее комплектующие. Официальные лица обычно искали другой путь. С подобной идиотской ситуацией Уэйд сталкивался и в других местах. Он отхлебнул кофе.

И Джуна Бейл… Специалист ее ранга по системам обработки информации была здесь тоже персоной нон грата. Она могла бы отправиться в поездку туристом, но тогда бы пришлось подвергнуться тщательной проверке. Это могло бы сильно помешать Джуне выполнить весьма опасную работу, для которой ее и наняли — организовать и провести на Корлано специальные курсы. Уэйд вздохнул. Он привык к правительственному лицемерию. Когда-то он служил… Впрочем, было ли это вообще? Не стоит снова предаваться неприятным воспоминаниям. Позже дела действительно наладились. Еще несколько рейсов, подобных этому — и он сможет внести последние платежи для оформления развода, заняться судовождением на законном основании, стать респектабельным, может быть, даже процве… Зазвонил внутренний коммутатор.

«Да?» — ответил Уэйд.

«Доктор Бейл просит разрешения провести тестирование мозга этой бесхозной штуковины», — сообщил Мак-Фарланд. — «Она хочет раскрыть некоторые панели и подключить оборудование к корабельному компьютеру. Что скажешь?»

«А это не опасно?» — в свою очередь, спросил Уэйд. — «Что, если она спровоцирует его активность? Иметь дело с берсеркером и так не слишком приятно, а в случае…»

«Она говорит, что может изолировать мозг от системы вооружения», — добавил Мак-Фарланд. — «Кроме того, она не думает, что это берсеркер».

«Почему?»

«Во-первых, по нашим компьютерным данным он не совпадает внешне ни с одним из известных типов берсеркеров…»

«К черту! Это ничего не доказывает! Ты же знаешь, чертова машина может приспосабливаться, изменять форму — в зависимости от полученного задания».

«Во-вторых, она была в группе, занимавшейся изучением потерпевших аварию берсеркеров. Она считает, что этот мозг не похож на то, что встречалось ранее…»

«Хорошо, это ее работа, и я уверен, она хочет, как лучше, но… А что ты думаешь?»

«Мы знаем, она отличный специалист. Поэтому ее и ждут на Корлано. Дорфи все еще считает, что эта штука может пригодиться. А у нас есть права корабля-спасателя. Может, стоит разрешить ей немного покопаться? Уверен, она знает, что делает».

«Джуна сейчас с тобой?»

«Нет, она уже внутри штуковины».

«Похоже, что вы опять обошли меня на повороте? Скажи ей, пусть продолжает».

«О'кей!»

Возможно, это хорошо, что он отказался от своих полномочий, размышлял Уэйд. Всегда трудно принимать решение.

«Танец» Дворжака заполнил все его мысли, и пока он пил кофе, все остальное для него перестало существовать.

Долго дремавшая, скрытая в самых дальних тайниках памяти программа словно проснулась в недрах гигантского мозга берсеркера. В его процессор внезапно ворвался поток новых данных. Он немедленно начал подготовку к отклонению от курса на Корлано. Это не было нарушением добродетели в его понимании (то есть неукоснительного следования цели) а скорее, явилось реакцией на распоряжение Свыше…

Кто положил предел молитве?

С помощью чувствительного тест-оборудования Джуна проверяла совместимость систем. Она манипулировала трансформаторами и преобразователями энергии, добиваясь нужного уровня мощности и частоты напряжения для подключения чужака к корабельному компьютеру. Она заблокировала все линии связи, идущие от этого специфического мозга ко всем остальным системам странного судна. Кроме одной, что вела к его собственному поврежденному источнику энергии. Блок питания мозга был исключительно простым устройством, которое, по-видимому, могло работать на любом радиоактивном материале, помещенном в его небольшую камеру. Сейчас в этой камере содержались только тяжелые инертные элементы. Она освободила ее и очистила, затем снова наполнила топливом из запасов корабля. Она думала, что Уэйд будет возмущаться по этому поводу, но он только пожал плечами.

«Заканчивай», — сказал он, — «чтобы мы могли от него избавиться».

«Мы не сделаем этого! Он уникален!»

«Посмотрим…»

«Ты действительно его боишься?»

«Да».

«Но теперь он совершенно безопасен!»

«Я не доверяю иноземным обломкам!» — воскликнул он.

Она зачесала назад свои тронутые сединой волосы. «Послушай, я знаю, почему тебя тогда уволили из капитанов — ты взял на борт минуловушку, замаскированную берсеркером под спасательную шлюпку», — сказала она. — «Возможно, любой поступил бы так же. Ты думал, что спасаешь человеческие жизни…»

«Я сыграл не по правилам того сектора», — произнес Уэйд, — «и в результате погибли люди. Меня отговаривали, но я поступил так, как считал нужным. Это очень напоминает…»

«Здесь — не зона военных действий», — перебила она, — «и эта штука не может нам повредить».

«Ладно, продолжай работать!» Она замкнула цепь и села перед пультом. «Возможно, потребуется время», — констатировала она.

«Хочешь кофе?»

«Неплохо бы!»

Чашка остыла, и он принес ей другую. Джуна ставила вопрос за вопросом, комбинируя различные варианты. Ответа не было. Наконец, она вздохнула, откинулась назад и взяла чашку.

«Что, очень поврежден?» — спросил Уэйд.

Она кивнула.

«Боюсь, что да, но я надеялась, что смогу что-то из этого извлечь — какой-то ключ, намек…»

Она отпила кофе.

«Ключ?» — спросил он. — «Ключ к чему?»

«Нужно узнать, что за аппарат и откуда прибыл. Представляешь, он ужасно древний. Настоящий реликт. Любая сохранившаяся информация была бы просто археологической находкой!»

«Сочувствую», — сказал Уэйд. — «Вот бы ты что-нибудь такое обнаружила…»

Она повернулась на стуле и смотрела в чашку. Уэйд первым увидел сигнал компьютера.

«Джуна! Экран!»

Она развернулась, пролив кофе на колени.

«Черт!..»

Ряды непонятных символов проплывали по экрану.

«Что это?» — спросил он.

«Не знаю — пока», — ответила она.

Она подалась вперед, тотчас забыв о нем.

Уэйд, должно быть, стоял там около часа, прислонившись спиной к переборке, и зачарованно наблюдая за конфигурациями на экране, за движениями ее рук с длинными пальцами, набирающими на клавиатуре безуспешные комбинации. Потом он заметил то, чего не видела она, будучи целиком поглощенной символами.

На левой стороне панели светилась маленькая индикаторная лампа. Он не имел ни малейшего представления, в какой момент она зажглась.

Уэйд шагнул вперед: ведь это означало, что включился звуковой режим работы. Штуковина пыталась установить контакт сразу на двух уровнях! «Ну-ка, попробуем», — сказал Уэйд.

Он протянул руку и щелкнул выключателем под индикатором.

«Ну, говори же!»

Из динамика раздался бесполый голос, послышались пощелкивания и стоны. Язык, несомненно, был экзотическим.

«Боже!» — воскликнул Уэйд. — «Это он!»

«Кто он?» — Джуна повернулась и уставилась на него. — «Ты понимаешь этот язык?»

Он покачал головой.

«Я не понимаю этого языка, но, кажется, узнаю его».

«Что это?»

«Я должен быть уверен! Мне понадобится другой пульт, чтобы проверить», — сказал он. — «Пойду в соседнюю комнату и вернусь, как только кое-что достану».

«Хорошо, но что же это, как ты думаешь?»

«Я думаю, что мы нарушаем еще более жесткий закон, чем законодательный акт о контрабанде».

«Какой?»

«Запрет на проведение любых экспериментов с мозгом берсеркера».

«Ты не прав», — возразила Джуна.

«Увидим».

Она смотрела, как он уходит. Потом начала покусывать ноготь большого пальца, чего уже много лет не делала.

Если он прав, штуковину следует закрыть, запечатать и передать военным властям. Но Джуне казалось, что Уэйд ошибается.

Она протянула руку и приглушила отвлекающий ее голос. Теперь нужно было спешить попробовать что-то другое, прорваться, пока он не вернулся. Похоже, он слишком уверен в себе. Она чувствовала, что он должен вернуться с каким-то очень убедительным доказательством и, пожалуй, еще больше укрепится в своей версии.

Она отдала компьютеру распоряжение научить взятый под контроль мозг изъясняться на одном из земных языков. Потом принесла чашку свежего кофе и сделала глоток.

…По мере того, как он продвигался, его сигнальные системы тревоги все более и более возбуждались. Гигантская смертоносная машина включила двигатели на торможение, потому что первым приказом, полученным ее процессором после проведения предварительной идентификации, было: «Продвижение вперед с осторожностью».

Внимание берсеркера было приковано к далекому судну и пойманому им аппарату, но он выполнял маневр сближения, как того велела подчиненная военной логике память — не торопясь, тщательно и методично. По мере приближения он приводил в состояние боевой готовности все большее число единиц вооружения.

«Все в порядке», — сказал Уэйд, вернувшись и заняв свое место. — «Я был не прав. Это не то, что я думал».

«Может, ты наконец расскажешь о своих подозрениях?» — спросила Джуна.

Он кивнул.

«Я не силен в лингвистике», — начал он, — «но зато люблю музыку. У меня очень хорошая память на звуки: мысленно могу проиграть в голове целые симфонии. Я даже играл на нескольких инструментах, хотя с тех пор прошло столько лет… Но на этот раз память подвела. Я был готов поклясться, что эти звуки похожи на то, что я однажды слышал в записи Кампанов — в тех фрагментах, которые мы от них получили. Там шла речь о Строителях — той самой мерзкой расе, создавшей берсеркеры. В корабельной библиотеке есть копии, и я сейчас прослушал их еще раз — спустя годы после того… Да, я ошибся. Они звучат по-другому. Теперь ясно, что это не язык Строителей».

«Но я была уверена, что берсеркеры никогда не пользовались языковым кодом Строителей», — сказала Джуна.

«Я этого не знал. Но, непонятно почему, был уверен, что уже слышал нечто подобное на тех пленках. Забавно… Интересно, что это все-таки за язык?»

«Я попробовала помочь ему поговорить с нами. Но у него не слишком хорошо получается».

«Ты обучила его земному языковому коду?»

«Да, но он только бормочет. Ничего не понятно. Будто читаешь Фолкнера, когда у тебя мозги не в порядке».

Она повернула выключатель голосового режима.

«Протектор преодолеет проклятые торпеды и горящие, как солнце, глаза; три звездных границы, две в зените…»

Она выключила тумблер.

«Он произносит то же самое в ответ на вопросы?» — спросил Уэйд.

«Да, но все же у меня есть кое-какие идеи…»

Зазвонил внутренний коммутатор. Уэйд поднялся и принял сообщение. Это был Дорфи.

«Слушай, мы засекли что-то странное, идущее в нашем направлении», — сказал он. — «Думаю, тебе лучше самому взглянуть».

«Хорошо», — ответил Уэйд. — «Уже иду, извини, Джуна!»

Она не ответила. Она изучала на экране новые комбинации.

«Идет на пересечение нашего курса. Движется быстро», — сказал Дорфи.

Уэйд внимательно просматривал данные, высвечивающиеся на экране дисплея.

«Довольно большая масса», — заметил он.

«Что это, как ты думаешь?»

«Говоришь, он ранее изменил курс?»

«Да».

«Мне это не нравится!»

«Слишком большой для судна обычного типа и назначения».

«Да», — заметил Уэйд. — «Все эти разговоры о берсеркерах должны были превратить меня в невротика, но…»

«Да, я об этом тоже подумал».

«Выглядит достаточно большим, чтобы спалить континент…»

«Или поджарить целую планету. Я слышал о них в той лиге, но никогда…»

«Но, если это то, что мы думаем, то какой ему смысл менять курс? Не могу представить, что он станет терять время на охоту за нами. Должно быть, дело в другом».

«В чем?»

«Не знаю».

Дорфи отвернулся от экрана и облизнул губы, между его бровей появились складки морщин.

«Я думаю, он один», — сказал Дорфи. — «Если это так, то что будем делать?»

Уэйд коротко и хрипло рассмеялся.

«Ничего», — сказал он наконец. — «Мы абсолютно ничего не можем сделать против такой штуковины, как эта. Мы не можем уйти от нее и не можем отстреляться. Считай, мы уже мертвы, если это то, что мы думаем, и если ему нужны именно мы. Что ж, в таком случае, я надеюсь, что он хоть скажет, из-за чего берет на себя такой труд».

«Что, по-твоему, ничего нельзя сделать?»

«Пошли сообщение на Корлано. Если оно достигнет цели, у них по крайней мере, будет шанс выставить на линию все, что есть. Раз он подошел так близко к их системе, то неужели непонятно, зачем? Если вы верите в Бога, сейчас самое подходящее время, чтобы как следует помолиться…»

«Ты капитулянт, сукин сын! Должно быть что-то еще!»

«Если что-нибудь придумаете, поставьте меня в известность. Мы с Джуной будем беседовать наверху. Между делом отправьте сообщение».

Берсеркер повторно включил маневровые двигатели. Насколько надо приблизиться, чтобы очутиться на расстоянии максимально близком и в то же время безопасном? Он продолжал корректировать курс. Это нужно было сделать немедленно. Новые указания продолжали поступать на его процессор по мере того, как он приближался к своей цели. До сих пор он не сталкивался с подобной ситуацией. Но это была древняя программа, которую раньше никогда не приводили в действие. Сначала последовал приказ навести орудия на цель, а потом — запрет использовать их!.. И все из-за небольшой электрической активности…

«…наверное, явился за своим отпрыском», закончил Уэйд.

«У берсеркеров не бывает потомства», — возразила Джуна.

«Знаю. Просто прозвучало несколько цинично. Нашла что-нибудь новенькое?»

«Я испробовала все виды сканирования, чтобы определить объем повреждений. Думаю, около половины объема его памяти было уничтожено».

«Не очень-то богатый улов тебя ожидает…»

«Возможно. А возможно, и нет», — сказала она, тяжело вздохнув.

Уэйд повернулся и увидел, что ее глаза стали влажными.

«Джуна…»

«Прости, черт возьми! Это не похоже на меня. Но стоять так близко к разгадке — и быть уничтоженной какой-то идиотской машиной смерти, когда ответ совсем рядом? Это просто несправедливо! У тебя есть бумажный носовой платок?»

«Да, сек…»

Пока он возился с настенным раздаточным устройством, зазвонил коммутатор.

«Помехи в передатчике», — объявил Дорфи.

Вслед за возникшей паузой раздался незнакомый голос: «Привет. Йы капитан судна?»

«Да», — ответил Уэйд. — «Вы — берсеркер?»

«Можете называть меня так».

«Что вам нужно?»

«Что вы здесь делаете?»

«Я выполняю корабельный рейс на Корлано. Что вам нужно?»

«Я заметил, что вы транспортируете аппарат необычного вида. Что это?»

«Устройство для кондиционирования воздуха».

«Не лгите, Капитан. Как ваше имя?»

«Уэйд Келман».

«Не лгите мне, Капитан Уэйд Келман. Аппарат, который вы буксируете — это не процессор атмосферных газов. Где вы его взяли?»

«Купили на блошином рынке», — объявил Уэйд.

«Вы снова лжете, Капитан Келман».

«Да, лгу. Ну и что? Если ты собираешься с нами расправиться, с какой стати я должен давать прямые ответы на все вопросы?»

«Я ничего не сказал по поводу расправы с вами».

«Но это единственное, что ты можешь делать. Для чего же ты здесь?»

Уэйд и представить не мог, что способен так разговаривать. Даже в воображаемой беседе со смертью подобное безрассудство казалось невероятным. Это все потому, что больше уже нечего терять, решил он.

«По моим данным, аппарат функционирует», — констатировал берсеркер.

«Да, функционирует».

«И какую работу он выполняет для вас?»

«Он делает то, что мы считаем нужным», — сказал капитан.

«Я хочу получить этот аппарат», — произнес берсеркер.

«С какой стати?» — спросил капитан.

«Я требую этого».

«Я расцениваю это как угрозу».

«Расценивайте, как вам угодно».

«Я не собираюсь его бросать. С какой стати, спрашивается?»

«Вы ставите себя в опасное положение».

«Не я в этом виноват!»

«В определенном смысле — вы. Я понимаю ваш страх передо мной. И он оправдан».

«Если бы ты собирался просто атаковать нас и забрать его, ты бы уже поступил так, не правда ли?»

«Верно. Я несу только очень тяжелое вооружение для выполнения той работы, на которую меня запрограммировали. Если бы я мог повернуть его против вас, вы все превратились бы в пыль. Конечно, включая и аппарат, который я требую».

«Тогда, как я понимаю, у нас еще больше причин вцепиться в него!»

«Логично, но вы не представляете истинного положения дел. Не располагаете всей совокупностью фактов».

«Чего же такого я не знаю?»

«Я уже отправил сообщение с просьбой прислать небольшие агрегаты, чтобы разобраться с вами».

«Тогда почему ты суетишься и говоришь нам об этом?»

«Я сообщаю об этом потому, что им понадобится время прибыть сюда, а я бы предпочел отправиться и исполнить свою миссию, а не ждать их здесь».

«Благодарю! Но мы бы предпочли умереть позже, а не раньше. Мы подождем».

«Вы не понимаете, я даю вам шанс остаться в живых».

«Что ты предлагаешь?»

«Я хочу, чтобы вы немедленно бросили этот блок оборудования. После чего вы можете отбыть».

«И ты отпустишь нас? Не будешь атаковать?»

«У меня-есть право присвоить вам категорию „good Life“, если вы будете мне служить. Оставьте аппарат — это и будет рассматриваться как служба. Я присвою вам категорию „good Life“ и отпущу невредимыми».

«А как мы узнаем, что ты сдержишь обещание?»

«Я говорю правду. Альтернатива для вас — верная смерть. Учтите мои размеры и мощь, представьте очевидный характер моей миссии, — и поймете, что несколько ваших жизней — ничто по сравнению с этим».

«Ты расставил все точки. Но я не могу дать немедленный ответ. Нам требуется время, чтобы рассмотреть твое предложение».

«Понятно. Я возобновлю переговоры с вами через час».

Передача закончилась. Уэйд почувствовал, что весь дрожит, нашел стул и буквально упал на сидение. Он видел, что Джуна внимательно смотрит на него.

«Можешь выругаться как следует?»

Уэйд покачал головой, и на его губах мелькнула улыбка.

«Ты вел себя замечательно!»

«Нет! Я словно следовал сценарию. Нам нечего было делать. У нас и сейчас нет выбора».

«По крайней мере, ты дал нам еще немного времени. Интересно, зачем ему так нужна эта штуковина?» — глаза Джуны сузились, а губы крепко сжались. — «Ты можешь сделать сканирование берсеркера?» — вдруг спросила она.

«Конечно».

Он поднялся и подошел к пульту.

«Я сниму показания с другого компьютера и выведу их на этот экран».

Минуту спустя на экране возник образ парящей смертоносной машины. Уэйд подключил информационную панель, демонстрируя все детали, которые смогла прощупать сканирующая аппаратура корабля.

В течение примерно минуты Джуна изучала дисплей, раз за разом прокручивая данные. Потом произнесла: «Он лжет».

«Насчет чего?» — спросил Уэйд.

«Здесь, здесь, здесь и здесь», — заявила она, указывая на секторы лицевой части берсеркера. — «И здесь…» — она ткнула пальцем в ту часть информационной панели, где описывалось вооружение.

Пока она говорила, в комнату вошли Мак-Фарланд и Дорфи.

«Он лгал, когда говорил, что на его борту только супероружие, способное стереть нас в порошок. Вот это, например, похоже скорее на легкое вооружение…»

«Не понимаю, о чем ты говоришь!»

«Он, вероятно, способен вести прицельный выборочный огонь с минимальными разрушениями. Он, пожалуй, смог бы уничтожить нас, не повредив при этом реликт, наш аппарат-ископаемое».

«С какой стати ему лгать?» — спросил Уэйд.

«Меня это тоже интересует…» — сказала Джуна и снова стала грызть ноготь большого пальца.

Мак-Фарланд покашлял.

«Мы слышали все, — начал он, — и все обговорили».

Уэйд повернул голову и смотрел на него оценивающе.

«Да?»

«Мы считаем, что должны отдать ему то, что он хочет, и сматываться».

«Вы поверили всей этой чепухе, наплетенной „good Life“? Он взорвет нас, как только мы тронемся с места!»

«Не думаю, — сказал Мак-Фарланд. — Прецедентов полно. У них действительно есть право присваивать нам категории, как он говорил. Они заключают сделку, когда усматривают в чем-то свой интерес».

«Дорфи, — спросил Уэйд, — ты отправил сообщение на Корлано?»

Маленький человечек кивнул.

«Хорошо, — произнес Уэйд. — Если у нас нет других причин, то мы останемся здесь и будем ждать. Из-за Корлано. Тем небольшим аппаратам, о которых говорил берсеркер, понадобится какое-то время, чтобы добраться сюда. Каждый час, что мы выиграем в ожидании, будет для них дополнительным временем, чтобы укрепить собственную оборону».

«Я понимаю…» — начал Дорфи.

«…но в конце нас ждет верная смерть, — закончил вместо него Мак-Фарланд, — а наше предложение — гениальный выход. Я сочувствую Корлано не в меньшей степени, чем ты. Но, если мы здесь умрем, им там это не поможет. Ты знаешь, что это местечко имеет не слишком надежную оборону. Они все равно протянут ноги, выторгуем мы для них часок-другой или нет».

«Ты не можешь знать этого наверняка, — сказал Уэйд. — В прошлом некоторые на вид слабые миры отбивали очень тяжелые атаки. И даже берсеркер признал, что несколько наших жизней — ничто в сравнении с целым ненаселенным миром».

«Ну что ж, я говорю о возможном выходе. Я пустился в это предприятие не для того, чтобы стать мучеником. Я собирался пощекотать нервы блюстителям закона, но не самой смерти!»

«А ты что скажешь, Дорфи?» — спросил Уэйд.

Дорфи облизнул губы и отвел взгляд.

«Я с Мак-Фарландом», — тихо проговорил он.

Уэйд стиснул зубы и повернулся к Джуне.

«Итак, нас двое», — подвел итог Уэйд.

«У нее нет права голоса, — возразил Мак-Фарланд. — Она — всего-навсего пассажир».

«Речь идет и о ее жизни тоже, — ответил Уэйд. — Она высказала свое мнение».

«Значит, она не хочет отдавать аппарат этой чертовой машине!» — выпалил Мак-Фарланд. — «Она, видите ли, не прочь сидеть здесь и играть в игрушки, пока все будет гореть ярким пламенем! Что ей терять? Она умрет, и…»

Уэйд зарычал и вскочил на ноги.

«Дискуссия закончена!» — объявил он. — «Мы остаемся».

«Но голоса разделились поровну!»

«Я беру командование на себя и повторяю, что будет так, как решено».

Мак-Фарланд рассмеялся.

«Он берет командование! Это — всего лишь вшивый контрабандный рейс, а не служба, с которой тебя вышвырнули, Уэйд. Ты не можешь командовать…»

Уэйд ударил его: дважды в живот и в челюсть — слева снизу.

Мак-Фарланд сполз вниз, перегнувшись пополам и хватая ртом воздух. Уэйд смотрел на него, оценивая габариты противника. Если он поднимется в течение десяти секунд — будет драка, решил он.

Но Мак-Фарланд только потер подбородок, сказал: «Проклятье!» и слабо покачал головой. Потом добавил: «Тебе не следовало этого делать, Уэйд».

«Я подумал, что следовало».

Мак-Фарланд подернул плечами и встал на одно колено.

«О'кей, командуй, — проговорил он. — Но я все равно уверен, что ты делаешь крупную ошибку».

«Я позову тебя в другой раз, когда понадобится что-то обсудить», — сказал Уэйд.

Дорфи приблизился к Мак-Фарланду, чтобы помочь подняться, но тот сбросил его руку.

Уэйд взглянул на Джуну. Она выглядела бледнее обычного, ее глаза горели. Она стояла в проеме открытого люка, словно собиралась защищать его от врага.

«Я собираюсь принять душ и лечь, — сказал Мак-Фарланд. — Хорошо».

Джуна прошла вперед, когда Мак-Фарланд и Дорфи вышли. Она взяла Уэйда за руку.

«Он лгал, — снова тихо повторила она. — Ты понимаешь? Он мог бы нас взорвать, а потом, возможно, восстановить машину, но она не хочет…»

«Нет, — ответил Уэйд. — Я не понимаю».

«Похоже, что он почти боится этой штуки!»

«Берсеркерам неизвестен страх».

«Допустим, я слишком очеловечивала его. Но складывается впечатление, будто этот аппарат имеет над ним необъяснимую власть! Я думаю, что это что-то особенное, и оно создает для берсеркера неожиданную проблему».

«Что же это может быть?»

«Я не знаю. Но, если ты дашь мне время, может быть, сумею разгадать. Отвлекай его внимание насколько сможешь!»

Уэйд задумчиво кивнул и сел. Его сердце колотилось.

«Ты говоришь, что примерно половина его памяти повреждена…»

«Ну, это только предположение. И я собираюсь восстановить ее в полном объеме из того, что есть».

«Как?»

Она направилась к компьютеру.

«Я попробую ввести программу сверхскоростной формы Анализа Вьенера для обработки той части памяти, что осталась. Это мощный нелинейный метод для работы с высоким уровнем шумов, с которым мы как раз здесь столкнулись. Но для этого, похоже, нужно провести астрономические вычисления. Для ремонта нам придется использовать другие информационные системы, может, даже часть груза. Я не знаю, сколько времени это займет, и сработает ли это вообще. — у нее перехватило дыхание. — Но мы должны суметь реконструировать недостающее и восстановить память. Вот почему мне потребуется максимум того времени, что ты сможешь дать», — закончила Джуна.

«Я попытаюсь, — пообещал он. — Давай действуй! И…»

«Знаю, — сказала она сквозь кашель. — Спасибо».

«Принесу что-нибудь поесть, пока ты работаешь».

«В моей каюте, — проговорила она, — в верхнем ящике тумбочки — там три пузырька с таблетками. Принеси лучше их и воды запить».

«Хорошо».

Уэйд ушел. По дороге он заглянул в свою каюту, чтобы захватить пистолет, который обычно держал в гардеробе — единственное оружие на борту корабля. Он обыскал ящики несколько раз, но пистолета нигде не было. Он тихо выругался и пошел в комнату Джуны за лекарством.

Берсеркер установил дистанцию и в ожидании предался размышлениям. Он раскрыл часть информации, чтобы объяснить суть предложенной сделки. Все же не повредило бы напомнить Капитану Келму о серьезности его положения. Возможно, это поторопит их с решением. Повинуясь приказу, глухо зарокотала гидравлика и открылись наружные амбразуры, чтобы выставить дополнительные орудия. Извергающие огонь устройства были нацелены на маленькое суденышко. Большинство орудий были слишком мощными, чтобы уничтожить корабль, не повредив то, что у него на буксире. Это была всего лишь демонстрация, но достаточно устрашающая…

Уэйд смотрел, как работает Джуна. Чтобы входной люк соответствовал требованиям безопасности, на корабле существовало несколько мест, откуда его можно было открыть с помощью дистанционного управления. Так что он заткнул за пояс электронный ключ и не спускал глаз с дверного проема. Похоже, это было единственное, что он мог предпринять, не доводя дело до прямого конфликта, который в их ситуации был неизбежен.

Периодически Уэйд продолжал включать голосовой режим работы и слушал, что бормотала штуковина, иногда на земном, иногда на странном чужом языке, слова которого, казалось, звучали знакомо. Он задумался. Джуна была права: что-то явно пыталось прорватся на поверхность. Но…

Задребезжал коммутатор внутренней связи. Это был Дорфи.

«Наше время истекло. Он хочет снова говорить с тобой, — сообщил Дорфи. — Уэйд, он выставил дополнительные орудия…»

«Соедини меня», — был ответ. Он немного выждал, затем сказал: «Алло?»

«Капитан Келм, час истек, — послышался уже знакомый голос. — Сообщите ваше решение».

«Мы ни к чему не пришли, — ответил он. — Разошлись во мнениях. Нам требуется еще время для обсуждения».

«Сколько?»

«Не знаю. По крайней мере, несколько часов».

«Очень хорошо. В течение последующих трех часов я буду связываться с вами ежечасно. Если в течение этого срока вы не придете к решению, я пересмотрю свое предложение присвоить вам категорию „good Life“.»

«Мы поторопимся», — сказал Уэйд.

«Я соединюсь с вами через час».

«Уэйд», — вставил Дорфи в конце сеанса связи, — «все эти орудия нацелены прямо на нас. Думаю, он собирается взорвать нас, если мы не отдадим то, что он просит».

«Я так не считаю», — ответил Уэйд. — «Как бы то ни было, у нас теперь есть еще время».

«Для чего? Несколько часов ничего не изменят!»

«Через несколько часов я тебе и отвечу», — сказал Уэйд. — «Как Мак-Фарланд?»

«Он в порядке».

«Отлично!»

Уэйд прервал связь и выругался.

Хотелось выпить, но он боялся, что мысли потеряют ясность. Он был близок к разгадке…

Он вернулся к Джуне, сидящей за приборной доской.

«Как дела?»

«Все на месте, и я сейчас его проверяю», — сказала она.

«Когда все станет ясно?»

«Трудно сказать…»

Он опять включил голосовой режим работы.

«Куибиан-куибиан-кел», — произнесло устройство. — «Куибиан-куибиан-кел, макс куибиан».

«Интересно, что бы это могло значить?» — спросил Уэйд.

«Это — повторяющаяся фраза, или слово, или целое предложение. Я только что сделала анализ и пришла к мысли, что это может быть его собственное имя».

«В нем есть определенный ритм».

Уэйд начал напевать. Потом насвистывать, постукивая пальцами по стенке контрольной панели, аккомпонируя себе.

«Вот оно!» — воскликнул он наконец. — «Это было то место, и это было не то место…»

«Что?» — спросила Джуна.

«Я должен проверить, чтобы знать наверняка», — сказал он. — «Держи оборону! Я скоро вернусь».

Он поспешно вышел.

«То место, но не то место», — раздалось из динамика. «Как это может быть? Противоречие?»

«Ты приходишь в себя!» — воскликнула Джуна.

«Я восстанавливаюсь», — раздалось в ответ через некоторое время.

«Давай поговорим, пока идет процесс», — предложила она.

«Да», — сказал аппарат, потом опять понес несусветный бред, иногда прорывающийся сквозь треск радиопомех.

…доктора Джуну Бейл, скорчившуюся в судорогах в туалете, рвало. Потом она сжала веки ладонями и попыталась сделать глубокий вдох, чтобы подавить приступы головокружения и дрожи. Когда ее желудок окончательно успокоился, она приняла двойную дозу лекарств. Это было рискованно, но выбора у нее не было. Сейчас нужно было предотвратить новый, более сильный приступ. Могла помочь только сильная доза. Стиснув зубы и кулаки, она ждала, когда лекарство начнет действовать.

Когда час истек, Уэйд Келман связался с берсеркером и уговорил его еще на одну часовую отсрочку. В этот раз смертоносная машина была настроена более воинственно.

Послушав последнюю передачу, Дорфи тоже радировал берсеркеру и предложил заключить сделку. Берсеркер сразу же согласился.

Он убрал все орудия, направленные на корабль, кроме четырех необычной конструкции. Он неохотно пошел даже на такую уступку, но предложение Дорфи в какой-то степени внешне оправдывало ее. В действительности он не исключал, что именно демонстрация дополнительного вооружения могла послужить причиной усиления активности неизвестного электрического поля, которое он вновь зафиксировал. Программа по-прежнему предписывала соблюдать осторожность и не поддаваться на провокации.

Кто начертил схемы для льва?

«Куибиан», — произнес реликт.

Джуна, бледная, сидела перед приборной доской. Прошедший час состарил ее лицо. На комбинезоне были видны свежие следы грязи. Когда Уэйд вошел, то буквально застыл от неожиданности.

«Что случилось?» — спросил он. — «Ты выглядишь…»

«Все в порядке».

«Нет! Я знаю, что ты больна. Мы пойдем…»

«Нет, все в самом деле в порядке», — сказала она. — «Уже прошло. Оставь, как-нибудь обойдется».

Он кивнул и прошел, в его левой руке был маленький магнитофон.

«Вот что у меня есть», — сказал он. — «Послушай!»

Он включил магнитофон. Послышалась серия пощелкиваний и стонов. Она продолжалась около четверти минуты и прекратилась.

«Проиграй это еще раз, Уэйд», — попросила она и слабо улыбнулась, включила тумблер голосового режима.

Он подчинился.

«Переведи», — попросила она, когда все кончилось.

«Обрати — непереводимое — в — непереводимое и трансформируй вверх», — раздался из динамиков голос реликта.

«Благодарю», — сказала Джуна и добавила: «Ты был прав, Уэйд».

«Ты знаешь, где я это нашел?» — спросил он.

«На пленках Кампанов».

«Да, только это говорят не Строители…»

«Я это знаю».

«И ты знаешь, что это?»

Она кивнула.

«Это язык врагов Строителей — Красной Расы, против которых и были впервые брошены берсеркеры. В этом маленьком открывке записан призыв или молитва, которую выкрикивали круглые красные человечки. Возможно, что эта пленка использовалась Строителями в целях воздействия. Она ведь оттуда?»

«Да. Как ты узнала?»

Она погладила приборную доску.

«Куиб-куиб приходит в себя. Он даже нам помогает. Сейчас он отлично справляется с самовосстановлением после того, как мы инициировали процесс. Мы немного поговорили, и я начала понимать». Она зашлась в таком глубоком мучительном кашле, что на глазах выступили слезы. — «Ты не дашь мне стакан воды?»

«Конечно!»

Он пересек каюту и принес стакан.

«Я сделала чрезвычайно важное открытие», — сказала она, отпив глоток. — «Хорошо, что тебе не позволили освободиться от аппарата».

В каюту вошли Мак-Фарланд и Дорфи. Мак-Фарланд держал пистолет Уэйда и целился в него.

«Выбрось эту дрянь», — сказал он.

«Нет», — ответил Уэйд.

«Тогда это сделает Дорфи, пока я буду держать вас здесь. Готовься, Дорфи, и захвати газовый резак».

«Вы не понимаете, что делаете», — сказал Уэйд. — «Джуан мне только что рассказала, что…»

Мак-Фарланд выстрелил. Пуля срикошетила о стены каюты и упала в дальний угол.

«Мак, ты сошел с ума!» — закричал Уэйд. — «Еще один такой выстрел — и от тебя самого ничего не останется!»

«Не двигаться! О'кей, это было глупо, но теперь я буду умнее. Следующая попадет тебе в плечо или ногу. Я так задумал. Все ясно?»

«Да, черт возьми! Но сейчас мы не можем просто бросить аппарат. Он почти исправлен, и мы знаем, откуда он. Джуна говорит…»

«Меня это не интересует! Две трети его принадлежит мне и Дорфи, и нашу долю мы немедленно выбрасываем за борт. Если твоя треть отправится вслед за ними — считай, тебе не повезло. Берсеркер уверяет, что ему больше ничего не нужно. Он нас сразу отпустит. Я в это верю».

«Послушай, Мак! Мы не должны отдавать берсеркеру то, что он так жаждет получить. Я думаю, что смогу уговорить его на еще одну отсрочку».

Мак-Фарланд покачал головой.

Дорфи закончил подготовку и снял резак с подставки. Когда он направился к открытому люку, Джуна сказала: «Подожди, если ты задраишь люк, то перерубишь кабель. Это нарушит связь с мозгом Куиб-куиба».

«Прошу прощения, доктор», — сказал Мак-Фарланд. — «Но мы очень спешим!»

Тогда с пульта управления послышались слова: «Нашу ассоциацию собираются уничтожить?»

«Боюсь, что да», — ответила Джуна. — «Сожалею, что не смогла закончить».

«Не переживай! Процесс продолжается. Я ассимилировал программу и использую ее самостоятельно. Очень полезный процесс».

Дорфи вошел в люк.

«Джуна, у меня перед расставанием есть вопрос», — сказал аппарат. — «Да? Что такое?» — спросила Джуна.

Затвор люка начал описывать круги, и Дорфи уже поднял резак, чтобы заварить швы.

«Мой словарь еще не полон. Что означает на вашем языке „Куибиан“?»

Когда она говорила, вращающийся затвор перерубил кабель, так что Джуна не узнала, услышал ли он слово «берсеркер».

Уэйд и Мак-Фарланд одновременно резко обернулись.

«Что ты сказала?» — произнес Уэйд.

Она повторила.

«Ты сама себе противоречишь», — сказал он. — «Сначала ты утверждала одно, теперь…»

«Ты собираешься говорить о словах или машинах?» — спросила она.

«Давай, продолжай. Говори! Я буду слушать».

Она вздохнула и выпила еще воды.

«Я услышала рассказ Куиб-куиба по кускам», — начала она. — «Мне пришлось заполнить некоторые пропуски собственными догадками, но, похоже, они верны. Столетия назад Строители, очевидно, вели войну с Красной Расой, которая оказалась сильнее, чем те рассчитывали. Они решили нанести им удар с помощью своего абсолютного оружия — самовоспроизводящихся смертоносных машин, которые мы называем берсеркерами».

«История известная», — заметил Уэйд.

«Красная Раса была покорена», — продолжала Джуна. — «В результате кошмарной войны их почти полностью уничтожили. В последние дни они перепробовали многое, но к этому времени уже было поздно. Они были сломлены. Они даже попытались использовать нечто, над чем я всегда размышляла — такое, на что даже сейчас мир, подобный Земле, не отважился бы пойти, — из-за всех запретов на исследования в этой области, из-за своей паранойи…»

Она остановилась и сделала еще глоток.

«Они построили собственные берсеркеры», — продолжила она, — «но не такие, как „оригиналы“, созданные Строителями. Они изобрели машину смерти, которая должна была атаковать только берсеркера — своеобразного „антиберсеркера“ — для защиты родной планеты. Но этих аппаратов было слишком мало. Люди Красной Расы выстроили их в линию вокруг своей планеты и, несомненно, это была мощнейшая оборона. Еще антиберсеркеры умели совершать короткие прыжки, перемещаясь в пространстве. Но у врага было значительное количественное преимущество в той последней великой массированной атаке. В конечном счете все они были уничтожены».

Корабль вздрогнул. Все повернулись к затвору люка.

«Он все-таки отцепил его», — констатировал Мак-Фарланд.

«Корабль при этом не должно было так сотрясти», — возразил Уэйд.

«Это возможно, если аппарат сразу после освобождения набрал скорость», — заметила Джуна.

«Но как он мог со всеми своими опечатанными контрольными схемами?..» — спросил Уэйд.

Она бросила короткий взгляд на пятна грязи на своем комбинезоне: «Я восстановила его схемы, когда узнала правду; не могу сказать, какой процент его былой эффективности сохранился, но уверена, что сейчас он собирается атаковать берсеркер!»

Затвор люка повернулся, и вошел Дорфи, расстегивая комбинезон. Люк за ним сразу захлопнулся.

«Нам нужно немедленно отсюда сматываться!» — закричал Мак-Фарланд. — «Это тихое местечко сейчас превратится в зону военных действий!»

«Уж не ты ли собираешься вести корабль?» — поинтересовался у него Уэйд.

«Конечно, нет…»

«Тогда верни мне пистолет и уйди с дороги!»

Он забрал оружие и прошел на мостик.

Они долго, сколько позволяли экраны, наблюдали за тяжеловесными передвижениями гигантского берсеркера, за вспышками энергетических взрывов, за молниеносными движениями, исчезновениями и появлениями его крошечного атакующего противника. Позже, через некоторое время после того, как изображения на экране пропали, на фоне звездной черноты возник огненный шар.

«Он попал в цель! Куиб-куиб достал его!» — закричал Дорфи.

«Возможно, что и тот достал его, — заметил Мак-Фарланд, — как ты думаешь, Уэйд?»

«Я думаю, — ответил он, — что вижу вас здесь в последний раз. И никогда ни с одним не буду иметь ничего общего».

Уэйд поднялся и ушел к Джуне, захватив свой магнитофон и несколько записей.

Она повернулась к нему, оторвавшись от своего собственного экрана, и слабо улыбнулась, когда он присел на край ее постели.

«Я хочу поухаживать за тобой, — сказал Уэйд, — до тех пор, пока ты не перестанешь во мне нуждаться».

«Было бы приятно», — ответила она.

…По следу. По следу. Они приближались. Их было пятеро. Их, должно быть, вызвал великан. Прыгнуть им на хвост и схватить тех, что сзади, прежде, чем остальные поймут, что происходит. Еще прыжок, удар в левый борт, снова прыжок. Они никогда не сталкивались с такой тактикой. Обманное движение. Огонь. Прыжок. Снова прыжок. Огонь. Последний кружится, как волчок, стараясь опередить. Ударить его. Заряд прямо в цель. Есть.

Последний во Вселенной Куибиан-куибиан-кел покидал поле битвы, подбирая обломки для новых ремонтных работ. Потом, конечно, ему понадобятся дополнительные материалы, чтобы восстановить форму.

Кто начертил схемы для льва?

Фред Саберхаген. ВЕЛИКИЙ СЕКРЕТ

Куибиан-куибиан-кел…

Два секрета выдать не смел…

…И Ларс очнулся, хватая ртом воздух, от своего куибианского сна и увидел, что рядом с ним в келье стояла на коленях Пат Сандомер.

Ее серо-голубые глаза были широко распахнуты и полны сочувствия: «Тебе снился кошмар! Ты кричал и бормотал что-то…»

Ларс приподнялся на локте. Он весь взмок, словно только что перенес приступ сильной боли. Но он помнил не боль, а только сон, и притом так живо, словно видение было частью реальности.

Не удивительно, что Кампан попытался подальше спрятать этот последний эпизод и сильно рисковал, скрывая его от врага.

Как только Ларс провалился в сон, переживания тех далеких людей — Уэйда Келмана, Джуны Бейл и других — вместе с вычислениями, занимавшими мозг увиденного во время сеанса сражающегося берсеркера — внезапно всплыли из подсознания, из-под беспорядочных фрагментов его собственных мыслей, куда были упрятаны Кампаном.

Тогда Ларс спросил у Пат: «Что я там болтал?»

Пат покачала головой. Длинные волосы, взлохмаченные, но все же не потерявшие своей привлекательности, заколыхались: «Ничего не смогла понять. Что-то… похожее на „криб-криб“? Или какую-то обычную чепуху?»

«Что я говорил?»

«Не переживай так, Ларс! Это всего лишь сон. Удивительно, что мы еще не свихнулись от такой жизни», — и Пат, поддавшись внезапному импульсу, прикоснулась к его руке.

Ларс сжал ее руку и не хотел отпускать, а она и не убирала ее. Он не пытался обнять Пат. В тот момент она была для него не более, чем кто-то, на кого можно опереться.

Куиб-куиб, спасатель, должно быть, мчится сейчас сюда в бесконечной галактической ночи. Должно быть… Если только, он, Ларс, одержимый видениями, от которых он не может избавиться, каким-то образом не выдал их. Он не мог сказать Пат, он не мог сказать никому, он не мог произнести ни слова. Ларс не мог придумать для Пат никаких объяснений или отговорок. Он слишком устал, чтобы даже разговаривать. Но только одного Куиб-куиба против целой базы недостаточно… несмотря на то, что он в щепки разнес пять боевых аппаратов.

В крайнем изнеможении Ларс снова забылся глубоким сном.

Когда он проснулся, Пат исчезла.

В общей комнате Ларс присоединился к остальным, но великий секрет Куибиан-кела все еще сверлил его мозг. Дороти сообщила, что Пат увели. Пришла одна из машин сопровождения — скафандра с ней не было — жестами она указала на Пат, повела ее по переходу в зал с мозговыми сканерами и закрыла за ней дверь. С собой машина увела и одного из Кампанов. Это был первый случай, чтобы на сеанс зондирования увели только одну пару пленников.

Глядя в комнату, где Кампаны проводили почти все свое время, Ларс почувствовал, что у этих существ появилось какое-то новое настроение — или это было нечто большее, чем просто настроение? — печаль, хотя никаких особенных изменений в их поведении он не заметил.

Он подумал, что шумы которые, не смолкая, доносились в человеческую обитель сквозь камень стен — звуки рудниковых, строительных и ремонтных работ заметно усилились. Но этот факт он оставил без объяснений.

Дороти Тотонак, Капитан и Николас Опава начали или возобновили спор о том, зачем берсеркерам понадобилось водить по базе своих пленников.

Внезапно разговор перешел на другую тему. Ларс, слышавший краем уха, не уловил, когда именно это произошло, но теперь они гадали, кто из них мог быть представителем «good Life». Необъяснимо, как подобное подозрение о «good Life» зародилось и пустило корни, но оно, тем не менее, возникло. Все бросали на Ларса, как, впрочем, и друг на друга, подозрительные взгляды.

Ларс, в свою очередь, стал подозревать Пат — странно, что ее должны были отделить от остальных и забрать сразу после того, как она посидела рядом с ним, пока он спал и кричал во сне, но у него не было способа высказать свои подозрения вслух (так как проклятая машина могла услышать), не упомянув о секретных сведениях, которые он тщательно скрывал от берсеркера.

Вскоре механические проводники пришли и за остальными. Огромная дверь плавно отошла назад, открыв коридор, ведущий в зал с аппаратурой для исследования мозга. Четверых Кампанов тоже взяли.

Пока его подключили к зондирующей мысли машине, Ларс решил, что в этот раз его партнером стал другой Кампан.

Пол Андерсон. УТРОБА СМЕРТИ

Курьер сбился с курса в космическом пространстве и сделал остановку, чтобы сориентироваться. До солнца берсеркера было еще очень далеко, так далеко, что эта нестерпимо бело-голубая А-звезда смотрелась как точка, хоть и самая яркая среди многих себе подобных. Другие звезды, переполнявшие небеса, в немеркнущем великолепии всех оттенков — от радио — до гамма-излучения, за исключением того места, где Млечный Путь пенился вокруг черноты или соседней темной туманности — выглядели как грозовая туча. Определив свое местоположение, он начал разгон и быстро превысил крейсерную скорость, а затем вышел на околосветовую. Ничем не скомпенсированные нагрузки от ускорения размазали бы о стену любое живое существо. Но здесь не было кают и не было пассажиров; курьер, по существу, являлся единым монолитным блоком.

Он начал вести на всех волнах мощную радиопередачу. Сообщение делалось на стандартном английском: «Переговоры! Переговоры! Переговоры!» Когда ускорение закончилось, частота была изменена для обеспечения смещения Допплера, чтобы сообщение наверняка достигло цели. Курьер, несомненно, был созданием рук человеческих. Берсеркеры непременно атаковали бы его, если бы не имели веских причин не делать этого. Такой поступок был бы мотивирован скорее страхом не перед тем, что боеголовка может сделать с одним из их горделивых истребителей, а перед тем, что может случиться с астероидными минами и построенными в космосе фабриками.

«Побуждение»; «страх»; «гордость» — бессмысленные слова, когда речь идет об управляемых компьютерами системах, безжизненных, не обладающих сознанием и самосознанием, запрограммированных на уничтожение всего живого во Вселенной.

Но ведь и курьер тоже был автоматом, хотя не настолько сложным и многооперационным, как простейший из берсеркеров.

«Переговоры! Переговоры! Переговоры!» Тем временем — впрочем, время не имеет значения для объекта, у которого нет сознания, но солнце берсеркеров уже поблескивало не точкой, а крошечным диском — навстречу курьеру вышел военный корабль. Это было небольшое судно (из тех, которыми с легкостью жертвовали в бою), но все же достаточно крепкое: стометровая сфера, начиненная пушками, ракетными установками, энергометами. Его масса, незначительная в сравнении с другими планетными убийцами, делала его маневренным. Тем не менее ему понадобилось время и сложные расчеты, чтобы сравняться в скорости с курьером.

«Прекратить ускорение», — скомандовал берсеркер.

Посланник подчинился. Замедлил ход и берсеркер. Огромный шар и мимолетная щепка, они летели по инерции параллельным курсом на расстоянии тысячи километров друг от друга.

«Объясни причину своего присутствия», — последовал еще один приказ. («Команда», «подчинение»… Трудно вообразить больший абсурд, чем когда два робота объясняются между собой!)

«Послание от людей», — ответил курьер. — «Они знают, что вы переместились в эту часть космоса».

Обмен информацией между машинами не добавил ясности. Несмотря на гигантские астрономические расстояния, операцию такого масштаба невозможно долго скрывать в этом небольшом секторе Галактики, где у людей были поселения с высоким уровнем технологического развития. Устройства, даже более простые, чем курьер, патрулировавшие пространство в радиусе не одного светового года, наверняка раздобыли эти сведения и передали их своим хозяевам. Конечно, не всем человеческим существам в звездной округе стало известно о перемещениях берсеркеров. Это к тому же не означало, что они многое могли сделать для предотвращения бешеных атак с новой базы. Их собственные силы были рассеяны вдали от центров более древних цивилизаций. В лучшем случае они могли найти средства для обороны отдельных миров — и то, вероятно, не всех.

Берсеркер не стал расходовать ватты на выяснение содержания послания. Он просто позволил курьеру продолжать.

«Их анализ показывает, что вы скоро нанесете удар, раз продолжаете использовать минеральные и энергетические ресурсы планетарных систем для ремонта и репродукции. Если превосходящие силы человечества двинутся против вас, вам придется отступить; но этого не случится в ближайшем будущем, если вообще когда-нибудь случится. Те, кто меня послал, предлагают ценную информацию для вашего смелого предприятия».

Логические схемы выдали вопрос: «Они — „good Life?“»

«Ответ не запрограммирован, но в моих информационных банках памяти нет указаний на то, что они хотят активно сотрудничать с вами. Это может быть вопрос личной заинтересованности, надежда заключить выгодную для них сделку. Я только могу сказать, что при таких условиях договора вы достигните невиданной доселе цели: сделать стерильным целый мир, очистив его от всего живого».

Наступила радиотишина, если не считать слабого шороха звезд. Берсеркеру понадобилась доля секунды, чтобы оценить услышанное: «Другие будут поставлены в известность, прежде чем ты отбудешь. Мы организуем встречу для соответствующих переговоров, и ты доставишь своим людям протокол заседания. На каких частотах они работают?»

…Была середина утра Илианского дня, когда Салли Дженнисон пришла домой. Оттепель и обычные грозы, что следуют за солнечным восходом, прошли. Небо было чистым, пурпурно-синим, за исключением нескольких облаков, которые отсвечивали румянцем то здесь, то там. На востоке великий, догорающий красными угольками Карлик-солнце карабкался по небосводу вслед за Олгой-луной; тени сделали крупные кратеры на луне более четкими. Внизу смутно вставали над горизонтом горы Зубья Пилы, сверкал, как в огне, пик Снежной Короны.

Земля в других местах была слегка холмистой, так что Река Большой Дороги спокойно несла свои воды к Сапфирному Озеру. Лодка оставила позади пустынные берега и теперь проплывала мимо населенной части Джесердала. Поля волновались темно-желтой массой по обе стороны дороги; хлеба созрели, были убраны, вновь посеяны и созрели опять — с той поспешностью, которую предполагает короткий Илианский год: уже несколько раз с тех пор, как отбыла экспедиция. В северном направлении была видна деревушка с круглыми, как осиные гнезда, домишками. Редко встречавшиеся местные жители, работавшие у ручья, приветствовали Салли и ее спутника. Их было немного: впрочем, ей и не доводилось слышать, чтобы на этой планете люди любили собираться большими группами. Строевого леса было достаточно — высокие стволы, темно-красная листва… Над покрытой ржавчиной поверхностью, где пузырились горячие источники и где однажды Салли видела вырвавшийся вверх столб воды, стелился пар.

На блестящих крылышках порхали инсектоиды. Вверху парил Всадник ветра. Река и ветерок шептались друг с другом. Воздух к середине дня потеплел и наполнился острыми запахами. Пел невидимый кроликот.

Мирное спокойствие было далеко от Салли и казалось нереальным.

Внезапно оно было нарушено. Салли подсоединила свой передатчик к энергосистеме лодочного мотора, вставила пленку для прямого считывания данных и продолжительной, повторяющейся передачи: «Привет, Университетская Станция. Привет всем и везде. Это — партия Дженнисон возвращается после того, как мы перестали вас слышать. Я несколько раз вызывала вас, но не получила никакого ответа».

Из устройства раздался незнакомый мужской голос, хриплый от напряжения, говоривший по-английски с сильным американским акцентом: «Что такое? Кто вы? Где?»

Салли открыла рот от изумления, но быстро взяла себя в руки. Годы на чужбине и пережитые опасности научили ее спокойно встречать повороты судьбы. Глубоко внутри она почувствовала волну облегчения — она оказалась не единственным человеком, оставшимся в живых на Илиа! — но эта волна принесла с собой и ледяной поток беспокойства. Что стало с ее друзьями, с каждым из сотни исследователей и вспомогательного персонала, которые работали на базе и были разбросаны по всей планете?

Она смочила губы, чтобы ответить: «Салли Дженнисон. Последние двадцать дней я выполняла в полях на Дальней Стороне ксенологические[4] исследования». — Человек, вероятно, не привык к медленному вращению Илиа и не понял, что означало здесь «двадцать дней». — «О, это примерно шесть месяцев в земном исчислении! Но когда связь прервалась — да, конечно, я могла из того далека отправлять и получать сообщения, у нас есть на орбите комсаты[5] — я заволновалась и отправилась назад».

«Где вы? Кто с вами?» — вопрошал голос.

«Я — на Реке Большой Дороги, проплываю мимо Города Тацоров. Он находится примерно в ста пятидесяти кликах к западу от станции. Со мной остался только один спутник из местных, он живет рядом с нами. Остальные члены экспедиции, тоже местные, уже высадились по пути следования и разошлись по домам…»

Внезапно Салли разозлилась: «Вот что, хватит! Господи Иисусе! Может, теперь вы мне скажете, кто вы и что вообще происходит?»

«Нет времени», — ответил голос. — «Ваши люди в безопасности. Мы пошлем кого-нибудь на воздушном автомобиле подобрать вас как можно быстрее. Передачу прекратите. Немедленно!»

«Что? Послушайте…»

«Доктор Дженнисон, на подходе берсеркеры. Они могут прибыть с минуты на минуту. Они не должны засечь никакой электроники, никаких следов человека. В соответствии с военном положением объявляю радиомолчание. Отключите вашу аппаратуру!»

Голос оборвался. Окоченевшими пальцами Салли отсоединила передатчик. Она тяжело опустилась на скамью, огляделась, с испугом заметив, что она все еще была у руля.

Радуга-в-Тумане застенчиво погладил своей четырехпалой рукой ее руку. На ней была рубашка с короткими рукавами, и Салли почувствовала, как покров его кожи (не волосы, не перья, а нечто замысловатое, красивое и нежное) щекочет ей руку. — «Теперь ты, наконец, получила сообщение, Леди — Которая — Ищет?» — провибрировал, просвистел, прожжужал он.

«Не совсем то, что хотелось», — ответила она по-английски. Они понимали языки друг друга, хотя и не все звуки могли произнести. Новая интонация в голосе Салли расстроила его. — «Ладно, кто бы он ни был, но он сообщил, что мои люди в безопасности».

«Хорошая новость помогает пережить плохую». — Вот что он имел в виду.

«Но твои люди — в смертельной опасности!» — почти выкрикнула она. — «И весь твой мир!»

Она так смотрела на своего многолетнего друга, словно видела его впервые: тело, как у нее, но ростом он доходил ей только до подбородка и обладал более худощавым сложением: круглая голова, уши фавна, короткое лицо с подрагивающими кошачьими усами, огромные золотистые глаза; нежный серый светящийся покров кожи. Пояс, сумка и патронташ составляли весь его наряд; стальной нож, который он носил с такой гордостью, но не потому, что это была большая редкость в их первобытнообщинном мире, а потому, что это был ее подарок… Салли видела лики планет, обезображенные берсеркерами: радиоактивные скалы, пепловые ветры, отравленные моря.

Но это безрассудно! — подумала она вдруг. Они никогда не слышали об Илиа. Они не могли знать об этой планете, разве только по дикой случайности, но если так произошло, то как мог тот человек узнать об этом?

И он хотел, чтобы я прекратила передачу, потому что ее мог засечь берсеркер, а как насчет того летающего средства, что он послал за мной? Что ж, возможно, он вынужден рисковать, чтобы поспешно доставить меня в укрытие. За такое ничтожно короткое время малое транспортное средство имеет меньше шансов быть замеченным с помощью оптики, чем радиопередача — с помощью электроники.

А как же насчет наших ретрансляционных спутников? Как насчет самой Университетской Станции — зданий, посадочной полосы, игрового поля, всего?

Почему никто никогда не говорил мне об этих… чужих?

Радуга-в-Тумане гладил желтые волосы, ниспадающие на шею в виде конского хвоста: «Я чувствую, что у тебя большая печаль», — вздохнул он. — «Может твой брат по странствиям дать тебе какое-то утешение?»

«О, Радди!» — она крепко прижала его к себе, борясь с желанием разрыдаться. Он был теплым, и от него пахло пряностями, как на кухне, когда она была еще ребенком и жила на Земле.

Ее внимание привлекло стрекотание наверху. Салли увидела каплевидную форму, плавно снижающуюся в восточной части неба. Она черкнула по солнечному диску, но короткий взгляд на Красного Карлика не ослепил ее. Салли поняла, что это был воздушный автомобиль. Модель была незнакомой. Ну что ж, за многие века ее раса колонизировала множество планет, и ни одна из них не была «просто шариком», а всегда — безграничным, загадочным миром. На одной Илиа было столько тайн и чудес, что исследователю хватило бы на несколько жизней…

Автомобиль приземлился на левом берегу реки, где весенний дерн образовал аметистовый ковер.

Из машины выпрыгнул человек и поманил ее. Он был высокого роста, худощав, одет в зеленую униформу, однако под лучами местного солнца этот цвет приобрел безобразный оттенок. Ворот его рубашки был не застегнут, она топорщилась на талии из-за портупеи, но выправка явно выдавала человека военного.

Салли подогнала лодку к берегу, заглушила мотор и вышла. Теперь она увидела вблизи его гладко выбритое лицо с резкими чертами. Морщины на обветренном лице и белые пряди в коротких темных волосах свидетельствовали о том, что ему было больше сорока по земному календарю. На плечах поблескивал знак кометы, а на рукавах был изображен кронциркуль перпендикулярно к электрической схеме.

В свою очередь, он тоже бросил на Салли испытующий взгляд: около тридцати, ростом почти с него, хорошего телосложения, гибкая и подвижная благодаря полевым условиям своей работы. Он вяло поприветствовал ее и представился: «Ян Данбар, капитан инженерного корпуса, Космический Флот Адама». Своим акцентом он напоминал того парня, который услышал запрос Салли в эфире, был выходцем с другого континента. Да, она слышала об Адаме, так как планета находилась в их общем районе, но ее информация по этому вопросу была очень скудной… — «Пожалуйста, садитесь, мы подвезем и вашего парня, если он пожелает».

«Нет, он отведет лодку», — возразила она.

«Доктор Дженнисон», — начал Донбар, — «ваша лодка слишком велика, чтобы один человек мог справиться с ней без мотора, а его мы собираемся снять и забрать». Он повернул голову к аэромобилю и прокричал: «Камерон, Гордон, вылезайте, и за работу!»

«Есть, сэр!» — из машины выкарабкались с инструментами два молодых человека в такой же униформе, но без офицерских знаков различия.

Рука Радуги-в-Тумане скользнула в руку Салли. «Что происходит?» — испуганно спросил он, хотя однажды, вооруженный одним лишь ножом, отражал атаку копьерога, отвлекая его внимание до тех пор, пока она не нашла свое ружье. Он был вторым человеком в команде Салли, когда она уехала изучать племена, незнакомые ему так же, как и ей. Это было совсем недавно; поиск привел их в края, где никогда не видели Олгимуны, которая вечно висит в его родном небе и которую он называл Материнский Дух.

«Я не знаю, что происходит», — пришлось ей признаться. «Был разговор о враге». — «Что же это значит?» — поинтересовался он. Действительно, на Илиа Салли никогда не слышала о войнах и убийствах.

«Опасные существа, обезумевшие звери», — мысль о ядерных ракетах и энергетических лучах, готовых обрушиться на эту планету, была подобна глотку уксуса.

«Поторапливайтесь!» — крикнул Данбар.

Салли и ее спутник втиснулись на заднее сидение рядом с Яном. Двое рядовых тоже сели — после того, как сняли мотор и другое лодочное оборудование. Они заняли переднее сидение, один взял на себя управление. Воздушный автомобиль взмыл вверх. Несмотря ни на что, Радуга-в-Тумане испытывал восторг. Ему нечасто приходилось летать.

Салли чувствовала, что из-за тесноты в кабине Данбара сильно прижало к ней. Ее пронзило ощущение близости мужчины. Прошло уже много времени с тех пор, как она рассталась с Питом Брози и Фудживарой Ито. Первый был планетологом, второй — молекулярным биологом, ее любовники не могли разделить с Салли ее увлечение на всю жизнь — ксенологию.

Ее пронзило недоброе предчувствие: как они там? Где?

Беспокойство переросло в негодование. «Ну, вот что, Капитан Данбар», — выкрикнула она, — «не скажете ли, что, черт возьми, происходит?»

Призрак улыбки промелькнул на его застывшем лице: «То, что ваши люди, полагаю, называют повелением свыше, Доктор Дженнисон».

«Хм?» — она была удивлена.

«Вы по происхождению из Северной Америки на Земле, правда?»

«Д-да… Но как вы догадались, если еще час назад не подозревали о моем существовании?»

Он пожал плечами: «Речь, походка, облик. Я смотрел фильмы, читал книги, встречал путешественников.

Не считайте Адамитов неотесанными невеждами только потому, что дальше нас люди в космосе уже не живут».

Призрак снова погрузился в свою могилу. Взгляд, обращенный к Салли, опять стал бесцветным. «Может, наши предки когда-то были счастливы, но берсеркеры положили этому конец. Что меня очень интересует в настоящий момент — это почему никто не сказал нам о вас, Доктор Дженнисон. Мы бы отправили за вами машину. А сейчас, боюсь, вы в такой же ловушке, как и мы все».

Салли взяла себя в руки, сжала губы, с вызовом посмотрела своим голубым взглядом в его серые глаза и сказала: «Едва ли я способна мыслить здраво, пока сама не узнаю некоторые факты. Я могу спросить, что происходит? Кто ваши люди и что стало с моими?»

Данбар вздохнул: «Мы эвакуировали их. Да, это было наше собственное решение, причем принятое в страшной спешке, но нам тоже крепко досталось от ваших людей. Ведь первое, что мы сделали — это убрали комсаты: вот почему вы потеряли связь, хотя прошло не так уж много времени с тех пор, как мы наложили запрет на любые трансляции. Между тем…»

Аэромобиль пошел на снижение. Салли выглянула в окно за Данбаром. И невероятным усилием подавила готовый вырваться вопль.

Внизу сияла огромная гладь Сапфирного Озера, окруженного ставшим для Салли привычным здесь сельским покоем. Восточные горы, колесо красного солнца, вся в шрамах сверкающая луна были нетронуты. Но там, где Река Большой Дороги впадала в озеро, к которому примыкала Университетская Станция, теперь зияла черная пустота, словно на этой земле полдня полыхал торфяной пожар и уничтожил все, включая и сами здания, или уже побывали берсеркеры.

…Небо серебрилось от звезд. Но ни одна не сияла вблизи этой пустыни одиночества. Единственное, что обозначало место встречи, была триангуляция[6] на дальние галактики.

Выплыв из космического простора, берсеркер вышел на радиосигнал, подаваемый кораблем Мэри Монтгомери, застывшем в ожидании. Приборы определили, что чужое судно приблизилось, провело настройку и выравнивание и лежало теперь на расстоянии в тысячу километров. Телескопия показала, что по размерам берсеркер не превышает ее корабль, хотя и сплошь утыкан орудиями. Он смутно поблескивал и казался глубокой тенью на фоне Млечного Пути.

Одна в главной командной рубке (так как экипаж был весьма немногочисленным), Мэри устроилась в кресле у пульта управления и нажала светящуюся пластину, что было сигналом ее готовности к переговорам. Вокруг виднелись переборки, выкрашенные в какие-то скучные цвета, стрелки, дрожащие на циферблатах, серпантины данных, попискивающая и бормочущая электроника. Воздух, поступающий из вентиляторов, немного попахивал маслом: что-то, неважно что, было в порядке в системе восстановления. Старые кости Мэри давно ныли, но это уже не имело значения.

Ее слуха достиг голос берсеркера. Он был синтезирован из голосов пленных землян, захваченных давным-давно, и звучал резко и неровно — звуковой монстр, собранный из останков мертвецов, наводящий ужас на многих. Монтгомери зло фыркнула, затянулась своим «черути» и выпустила в динамик колечко дыма. Детская бравада, подумала она. Почему и нет? Кто видел?

«Переговоры в условиях перемирия?» — начал берсеркер.

Монтгомери кивнула прежде, чем до нее дошло, что это по меньшей мере глупо. «Да, — сказала она. — У нас есть что вам предложить».

«Кто вы? Где та планета, о которой говорил посланник, какова ваша цена?»

Монтгомери хихикнула, смутная радость охватила ее: «Спокойно, вампирчик! Ваш род, вы все опять обосновались в этих секторах, чтобы снова убивать, или как? Ну что ж, в прошлый раз мой мир жестоко пострадал. Но сейчас оборона у нас стала получше, мы в состоянии вас победить, хотя и дорогой ценой. Предложим, что мы даем вам взамен другой населенный мир — но не колонию людей, поскольку все-таки мы не предатели, понимаешь? Это мир бесполезный для нас, но в нем есть жизнь, которую вы сможете уничтожить, разумная форма. Они примитивны и беспомощны перед вами. Ваш один-единственный крупный боевой корабль превратит эту планету в пепел за пару дней при минимальном риске. В обмен на такой легкий триумф — не оставите ли нас в покое?»

«Кто вы?»

«Свой мир мы называем Адам».

Берсеркер покопался в банках своих данных. «Да, — сказал он. — Мы напали на него 357 земных лет назад. Нанесен серьезный ущерб, но прежде чем миссия могла быть завершена, прибыли тактические силы Великого Флота и вынудили нас отступить. Мы только проводили рейд, и у нас не было подкрепления».

«Да, но с тех пор Адам значительно укрепил оборону».

«На этот раз и у нас есть база, планетарная система, сырье для строительства бесчисленного множества новых машин. Почему бы нам не покончить с Адамом?»

Монтгомери вздохнула: «Был бы ты живым человеком, способным мыслить и чувствовать — ты, металлическая мерзость — я бы попросила прекратить играть со мной в игры. Но, полагаю, что в твоем компьютере нет таких данных. Давненько мы не сталкивались.

Так слушай!

Несмотря на нанесенные нам раны, население Адама сейчас больше, чем прежде, промышленность развита гораздо лучше, имеется небольшой, но крепкий военный космический флот во всей системе хорошо организована гражданская оборона. Вы не сможете разбить нас до прибытия Великого Флота человечества, которые выкинут вас из этого сектора. Тем не менее мы бы охотнее предпочли не нести потери в живой силе и технике, если бы за этим последовал отказ от вторжения. Поэтому мы и предлагаем вам сделку — мир за мир».

Хотя берсеркера нельзя было назвать живым организмом, ему нельзя было отказать в проницательности. «Если цель, которую вы предлагаете, так легкодоступна, — поинтересовалась машина, — почему бы нам после этого не обратить свой взор на вас?»

Монтгомери несколько успокоил вкус дыма во рту и в значительно большей степени — взгляд на семейную фотографию, висевшую над контрольной панелью управления. На ней был запечатлен ее умерший муж — ах, Колин… Ее сыновья и дочери с решительным видом стояли рядом со своими женами и мужьями среди внуков Мэри и Колина. Она добровольно согласилась на эту миссию, потому что для такого дела нужно было отправить именно но человека — ни один из компьютеров, созданных людьми, не смог бы проявить достаточную гибкость. А если переговоры не состоятся и берсеркер откроет огонь — что ж, она успела пожить на этом свете и многое повидала…

«Я уже говорила, что мы — крепкий орешек, и вам нелегко будет раскусить нас, — ответила она, — а это вы можете проверить в разведывательном полете. Стоит только проанализировать побочное излучение, идущее от орбитальных крепостей и патрулирующих кораблей. Потом представьте, какие у нас могут быть наземные установки — целые реки для охлаждения энергометов. А ведь вы об этом и не думали, правда?»

«Тем не менее, было бы логично атаковать вас, особенно после того, как мы с легкостью осуществим часть нашей цели по стерилизации мира без потерь».

Монтгомери скорчила кораблю, видневшемуся на фоне звезд, дьявольскую гримасу. «Видишь ли, — заявила она, — прежде, чем обратить вашу мощь на беспомощную планету, мы во всех направлениях разошлем роботов-посланников. Они будут нести свидетельства — наши записи, твою электронную подпись — свидетельства подлинности договора о том, что мы дали вам информацию в обмен на неприкосновенность.

Вы заключали сделки с человечеством и раньше. Но если вы нарушите одну, столь важную, как эта, многих ли в будущем вы сумеете завербовать в „good Life“?»

Машина не задала больше никаких вопросов, что на ее месте непременно бы сделала Монтгомери. Например, как люди с других планет отнесутся к своим братьям, Адамитам, которые продали живой мир в обмен на отказ от военных действий? Тонкости такого рода были выше возможностей машинного разума. Действительно, устало сознавалась себе Мэри Монтгомери, это было выше понимания — и ее собственного, и понимания любого эксперта, который обсуждал данный вопрос. Их шаг не должен был вызвать всеобщего осуждения, а недовольные пошумят-пошумят и быстро умолкнут. Нечеловеческие разумные существа были редкостью, научной ценностью, но все-таки не людьми. Вашим первым и главным обязательством является обязательство перед себе подобными.

И разве это были человеческие существа, которые построили первые берсеркеры бесчисленное множество лет назад и запрограммировали их на уничтожение всего живого — как оружие в той проклятой, давно забытой войне. Разве не так?

Наступившая тишина проникла в сознание Мэри и заполнила его целиком.

«Этот аппарат уполномочен заключить соглашение от имени всех наших объединенных сил», — заявил берсеркер. «В основном нас все устраивает. Для начала представьте описание планеты, которую вы бы нам отдали».

…Солнце медленно поднималось, в то время как Олга шла на убыль. Ночная часть луны была видна к юго-востоку над Зубьями Пилы — там, где она висела на полпути к зениту. Разряженная атмосфера, блики солнечного света на облаках, отраженной свет Илиа — все это вызывало мерцание дневной освещенной части изрытого оспинами серпа луны, северная полярная шапка возвышалась, как султан из перьев.

Для Салли этот пейзаж был привычным, но она вдруг почувствовала, каким чужим он должен казаться Данбару: мрачное красное дневное светило, в шесть с половиной раз превышающее размеры земного солнца и совершающее ход от полудня до полудня более, чем за неделю, а от лета до лета — менее, чем за месяц; луна, почти в четыре раза превышающая земное ночное светило по размеру и почти в двадцать по яркости, которая никогда не заходит, если ты остаешься на месте. Интересно, какое небо на Адаме?

Пейзаж едва ли гармонировал с царящим повсюду разрушением; увиденное привело Салли в состояние шока, а спустя несколько часов после посадки на нее обрушились новые удары. Под землей Адамиты вырыли пещеры, а наверху демонтировали Университетскую Станцию, утопив в озере часть оборудования. В подземелье она видела незнакомцев в униформе, снующих, как муравьи, по однообразным коридорам, слышала громкие приказы, шарканье шагов и сверлящий звук невидимых работающих машин. Ей нашли закуток для сна и место в офицерской столовой, но есть не хотелось. Воздух был теплым и душным, так как времени хватило только на обеспечение минимальных жизненных условий, а ведь еще требовалось высечь в скале целый комплекс цехов, командных постов, бараков и все это укрепить, чтобы могло выдержать прямое попадание в одну мегатонну. Фантастическая работа, проделанная за такой короткий промежуток времени, хотя и с помощью мощных умных машин… Зачем? Зачем? Зачем?..

Ее принял, но только для краткой беседы, Эндрю Скримжур, Адмирал, руководитель всей операции. Слишком большой круг вопросов был в его ведении. Усталость избороздила морщинами его лицо; палец, постоянно поглаживающий седые усы, нервно подрагивал; он говорил монотонным голосом.

«Да, мы сожалеем, что забыли о вас. Я отправил запрос, когда услышал. Насколько моя служба могла выяснить, это произошло по недоразумению. Поймите, отсюда такая спешка с нашей стороны, и в ответ — такое негодование и злость ваших людей: споры, отказы, которые грозили перерасти в прямое столкновение, не действуй мы быстро и твердо. Кроме вас, полевой работой занимались и другие ученые, разбросанные, конечно, почти по всему шарику. Мы отыскали и привезли их, полагая, что эвакуировали всех. Мы не прекращали проверять ваши списки, так как никто не хотел, чтобы о ком-то забыли. Так получилось, что нам просто о вас не сообщили, Доктор Дженнисон. Несомненно, каждый из ваших друзей считал само собой разумеющимся, что это уже сделал кто-либо другой. Кроме того, они были слишком разгневаны, чтобы вообще разговаривать с нами, за исключением крайней необходимости. Более того, мы не могли отправить всех одним рейсом; нам потребовалось несколько кораблей, и на любом судне могли подумать, что вы на борту другого».

Да, Пит и Ито придут в ужас, когда узнают, подумала Салли. Самое худшее — бессилие и незнание, причем хуже для них, чем для меня. (О, нет, мы вовсе не давали друг другу обещания или что-то в этом роде. Нам просто было хорошо вместе, и мы наслаждались этим общением, в большей степени духовным, нежели физическим. Но все же мы были близки и нежно любили друг друга. Мне их очень не хватает, спокойного седого Ито и Пита с его неиссякаемой жизненной энергией, которой позавидовал бы человек вдвое его моложе…) «Куда вы их доставили?» — поинтересовалась Салли.

Скримжур пожал плечами: «На Адам. Куда же еще? Им будут созданы все условия, пока идет подготовка к их отправке домой или в другие места. Может быть, некоторым позволят вернуться сюда для продолжения работы», — он вздохнул. — «Но для начала нужно очистить от берсеркеров этот сектор космоса. Пока же путешествие может оказаться неоправданно опасным, и наши власти задержат ваших людей для их же безопасности».

«Чтобы они молчали, вы хотите сказать!» — вспыхнула она. — «У вас не было никакого права так грубо вмешиваться, разрушить все, что мы построили, приостановить все наши работы! Если на Земле узнают об этом, то вряд ли захотят отправить свои военные корабли для защиты Адама».

Кустистые брови Скримжура сошлись на переносице. «У меня нет времени препираться с вами, Доктор Дженнисон», — выпалил он. — «Да, о вас забыли во время эвакуации. Считайте, что и вам, и нам просто не повезло», он сдержал свои эмоции. — «Мы сделаем все от нас зависящее. Я позабочусь, чтобы офицер, приставленный к вам, не отходил от вас ни на шаг. Был, как дуэнья», — сурово пошутил Скримжур. — «Представьте себе, сейчас на Илиа примерно с десяток женщин, и все слишком заняты делом, чтобы заниматься любовными интрижками. Но если наши мужчины будут плохо себя вести, им нужно просто дать понять, что не следует отвлекаться от дел даже в столь редкое свободное время».

Салли встряхнула головой: «Не беспокойтесь, Адмирал! У меня нет ни малейшего желания водить с ними компанию. С вашего разрешения, я избавлю их от своего присутствия».

«Вы имеете в виду, подняться наверх?» — поинтересовался он. — «Что ж, ничего страшного в этом нет при соблюдении определенных предосторожностей. Мы сами иногда поднимаемся. Тем более, что с вами всегда будет ваш сопровождающий».

«Зачем? Не кажется ли вам, что я знаю эти места намного лучше, чем любой из вашей команды?»

Он кивнул: «Да, конечно. Но дело не в этом: вам не следует далеко уходить. Вы всегда должны быть готовы немедленно вернуться по первому же сигналу тревоги или укрыться в случае опасности. Я хочу, чтобы для надежности кто-то был рядом. Это в ваших же интересах. Берсеркер на подходе».

«Но, если я не успею нырнуть в подземелье до нанесения удара, какой же смысл прятаться в кустах? Вся долина затянется радиоактивным дымом!»

«Есть шанс, один на тысячу, но тем не менее — что берсеркер выследит вас сверху…» — Скримжур резко оборвал себя, — «простите. Мне нужно работать. Вернитесь в свой отсек и ждите офицера-телохранителя».

Этим офицером оказался Ян Данбар. Салли поймала себя на мысли: интересно, что он думает о ее небе?

«Видите ли», — неловко (или стеснительно?) начал он, — «та часть работы, за которую я отвечаю, выполнена, если не считать мелких рутинных дел. Я больше не понадоблюсь до тех пор, пока не начнутся боевые действия. Мы в долгу перед вами. Извинения, объяснения, помощь, когда это будет возможно, в восстановительных работах — словом, располагайте нами. Я берусь… выступать от лица этой стороны… если вам угодно».

Салли подозрительно посмотрела на Данбара, но он явно не заигрывал. Похоже, просто не знал, как себя вести в этой ситуации. Пока они шли, он смотрел прямо перед собой, сжав руки в кулаки и продолжая глотать слова.

Желание причинить боль, да еще такому уязвимому человеку, да еще на этой опустошенной земле (в чем была и его вина), становилось слишком велико. — «У вас будет очень много работы. Четыре университета Солнечной системы объединили свои ресурсы, плюс солидная премия Мемориального фонда Карлсена, которая была выделена для работы постоянно действующей здесь исследовательской группы — и все пошло прахом! А как вы предполагаете компенсировать потерянное время, восстановить дружеские отношения с местным населением, для налаживания которых мы потратили столько сил?» — она широко размахивала руками. «И какую же память о себе вы оставляете? Вот эту?»

Под нагами скрипела зола. В воздухе носился песок. Поселение было разрушено до основания, укатано бульдозером, облито горючей жидкостью и подожжено. То, что уцелело в огне, было выброшенно в озеро. Салли признала, что здесь человеку удалось достичь полного сходства результатов своего труда с последствиями естественного пожара.

Данбар поморщился: «Пожалуйста, Доктор Дженнисон! Пожалуйста, не считайте нас варварами: мы пришли, чтобы развязать войну против извечного врага всего человечества». После паузы он мягко добавил: «Мы на Адаме уважаем науку. Я сам мечтал стать планетологом, когда был мальчишкой».

Салли почувствовала, как сжалось сердце. Ее отец был планетологом. — «Боже мой, папа, мама — как вы там, дома, на Земле? Мне не следовало так надолго покидать вас… Нет, мне никогда бы не понравился такой человек!»

«Не уходите от разговора», — сказала она со всей резкостью, на которую была способна. — «Зачем вы пришли на Илиа? Какой безумный план разработали?»

«Встретить берсеркера, когда он прибудет. У вас же не было никакой обороны во всей планетарной системе!»

«Она и не была нужна!»

Салли и Данбар миновали опаленную местность и ступили на весенний пурпурный дерн, усеянный белыми цветами, который пружинил под ногами, как живой. Пройдя несколько метров вдоль берега озера по самой его кромке, они поднялись по склону, который заканчивался обрывом над самой водой. Теперь ветер был чистым, свежим и пахнул землей и зеленью.

«Берсеркеры не могли и мечтать о том, что здесь есть жизнь», — сказала Салли. — «Это такое великое чудо…»

«Берсеркеры не „мечтают“, — жестко возразил Данбар. — Они делают заключения на основе обработанных данных. Илиа упоминалась в сводке новостей. Да, по крайней мере, один раз было дано полное описание всех параметров. Вы опубликовали результаты ваших исследований».

«Сенсационная новость об Илиа умерла пятнадцать или двадцать лет назад, когда берсеркеров и в помине не было — как в этой части космоса, так и вблизи наших внутренних цивилизаций. Кроме того, как они могли в межзвездном пространстве ловить программы, передаваемые по кабелю или плотному лучу — корзинами, что ли? А если касаться публикации со времен открытия, то не думаю, что берсеркеры подписываются на наши специализированные научные журналы!»

«Тем не менее они не знают?»

«Откуда? И как вы можете с уверенностью утверждать это?»

«Дело в интеллекте. Вообще-то я не вправе свободно обсуждать сейчас наши методы. И это, как вы помните, не входит в мою компетенцию».

«Почему же тогда они не пришли раньше? Мы были уткой, сидящей на гнезде…»

Он замигал: «Чем?»

Салли не могла сдержать улыбку. Эта растерянность внезапно превратила его в простого, открытого человека. «Легкой добычей. Это земное выражение. Точнее, североамериканское. Я не знаю, как там у вас на Адаме — есть водоплавающие?»

Он снова стал чужим и замкнутым: «Очень мало с тех пор, как нас навестили берсеркеры».

Через минуту он ответил на ее предыдущий вопрос: «Мы не можем точно сказать, когда начнется вторжение. Мы только можем приготовиться к нему как можно быстрее».

Они поднялись на обрыв и остановились. Некоторое время они стояли плечом к плечу, любуясь ширью вод, дыша спокойно и ровно. Держит себя в форме, как отец, подумала Салли. Ветер взъерошил ей волосы и обдал нежной прохладой лицо.

«Как я понимаю, — медленно сказала она наконец, — с Адама вы не могли отвлечь большие силы. С чем же вы прибыли? Каковы ваши планы?»

«У нас есть несколько космических истребителей, спрятанных на вашей планете и на вашей луне. Все имеют электронные шиты. Тепловое излучение с базы присутствует здесь постоянно и потому существенно ни на что не влияет. — Данбар указал рукой вперед. — Моя работа в основном была связана с дамбой. Мы установили супермощное вооружение… наладили камуфляж и систему охлаждения…» — он запнулся. — «Лучше я ничего не буду говорить».

Салли хмуро смотрела на поднятый со дна ил и бесформенный хлам, что портил чистоту озерной поверхности. Для берсеркеров это не имело ровным счетом никакого значения — что мог робот знать о природе, если он был создан только для убийства? Но для нее, для Радуги-в-Тумане, для всех, кто когда-то жил на этих берегах и любил их…

Ее мысли стали приходить в порядок, хотя в волосах скрипели крупинки песка. «Вы готовите ловушку?» — заметила она.

Он кивнул: «Да, это очевидно», — и усмехнулся: «Трюк состоит в том, чтобы они не заподозрили присутствия врага до самого последнего момента, когда уже будет поздно».

«Но постойте… они ни о чем не догадаются, увидев здесь одни развалины и пустыню?»

«Вы имеет в виду, не насторожит ли это врага? Нет — в этом-то все и дело! Они не подозревают, что Земля знает о существовании этой планеты. Она ведь была обнаружена случайно, в процессе астрономического исследования. Генеральный Штаб на Адаманте решил, что это могло бы стать для нас хорошим шансом нанести сокрушающий удар по их металлическому брюху».

Данбар бросил быстрый взгляд на нее, потом на свои часы и опять на нее. Его голос потеплел: «Девушка, Доктор Дженнисон — по земным меркам уже поздно. Вы столько пережили сегодня, плюс целый день ничего не ели и выглядите очень усталой. Позвольте проводить вас домой, накормить и уложить спать!» Салли и сама это почувствовала, усталость и слабость дали о себе знать. Настороженность окончательно исчезла. — «Думаю, вы правы…» — пробормотала она.

Он взял ее за локоть, и они отправились вниз. «Если вы устали от разговоров, давайте лучше помолчим, — предложил Данбар, — но если нет, поговорим о чем-нибудь, кроме этой проклятой войны…»

…Мэри Монтгомери перевела дыхание. «Мы обнаружили ее совершенно случайно, — сказала она берсеркеру. — Астрофизические исследования. Диффузия в одной туманности оказывала незначительный, но интересный эффект на соседние звезды — и даже на некоторые дальние. В результате давления звездного света и завихрения в галактическом магнитном поле перемещалось вещество, пока — не достигало солнца. Была отправлена экспедиция, чтобы познакомиться с этим феноменом поближе. Среди экземпляров, отобранных наугад из огромного числа более или менее интересных для изучения, оказалась звезда Красный Карлик, среднего типа М. Обнаружили, что у него была планета, на которой существовала жизнь».

Любое живое существо удивилось бы, услышав о подобном открытии. Машина, дрейфующая в космосе, просто констатировала: «Это кажется маловероятным. При низкотемпературном источнике тепла разброс орбит, где вода может находиться в жидком состоянии, очень невелик.

Это не просто невозможно, а абсолютно невероятно, чтобы вокруг холодного солнца по точному эллипсу вращалась планета.

К тому же у нее должна быть соответствующая масса, это не должен быть водородный гигант или безжизненная скала».

«Да, и это делает ситуацию еще более невероятной! Но все же этот мир существует, и имеет размер и химический состав Земли».

«Допустим, это так, тогда она должна находиться так близко к своей звезде, что период ее вращения вокруг собственной оси в результате замедляющего влияния гравитации составляет даже не до 2/3 период ее обращения вокруг солнца, а фактически равен ему. Одна часть полушария всегда обращена к солнцу. Газ, попавший на теневую сторону, должен замерзать. Поэтому атмосфера и гидросфера, хоть и в недостаточной степени, но сохраняют состояние, при котором химическая эволюция начинает переходить в биологическую стадию, неорганическое в органическое».

Монтгомери кивнула седой головой. В душе она засомневалась, имел ли берсеркер эти данные в своих банках информации или только что все просчитал. Второе выглядело правдоподобнее. Он обладал невероятными возможностями, этот псевдомозг внутри железного корпуса. В конце концов, он был уполномочен — нет, не то слово! — он был в состоянии заключать сделки от имени своего флота.

В ней поднялась волна ненависти. Она так крепко сжала подлокотники кресла своими крючковатыми пальцами, словно душила этого монстра. Нет, подумала Мэри, негодуя, он не способен дышать… Тогда запустить ракету! Но ни одна из тех, что имеются на борту, не пробьет защиту, которой обладает берсеркер, он же ответит гораздо более мощным оружием. Просто выпустит в нас энергетический луч и так же легко разрежет наш корабль пополам, как лезвие гильотины входит в плоть шеи.

Нет, это тоже отпадает, подумала Монтгомери, осознавая, что рассуждает черезчур абстрактно. Корабль относится к классу разрушителей, но его размеры явно не позволяют нести на борту генератор, способный послать достаточно мощный луч, из-за дисперсии на том пространстве, что разделяют нас. Дредноут, конечно, сумел бы это сделать, хотя даже его дальнобойности было бы недостаточно, и удар мог получиться беспорядочным. Чтобы хорошо располосовать чудовище на таком расстоянии, вам понадобился бы мощный источник энергии, охладитель и абсолютный физический объем для фокусировки — да, стационарные прожекторы как те, что мы настроили повсюду на Адаме.

Если здесь развернется сражение, берсеркер снесет наши экраны и противоракетные установки. Ему даже не нужно будет наносить ответный удар. Несколько килотонн взорванного поблизости вещества будет достаточно, чтобы убить нас излучением.

Господи, что у меня на уме? От нас же не ожидают военной провокации! Я, действительно, становлюсь старой…

Она предпочла продолжить беседу, а не дразнить врага, который не имел терпения, чтобы его терять (или, скорее, наоборот — имел не бесконечное терпение), но который хотел противопоставить ее жизни свою «не — жизнь».

«Один из наших философов заметил, что невероятное случается», — сказала Мэри. — «Если бы не случалось, то оно было бы невозможным».

Машина сделала едва заметную паузу перед тем, как ответить. «Мы здесь не для того, чтобы обсуждать дефиниции. Как случилось, что планета, о которой вы говорили, стала населенной? Где она? Поторопитесь. Нам надо еще многое успеть сделать».

Монтгомери понадобилось немало времени, чтобы набраться решимости; да, эти слова никогда не умрут и будут волновать снова и снова. Тогда один из двенадцати, прозванный Иудой Искариотом, пошел к первосвященникам. И сказал им: «Что вы мне дадите, если я передам его вам?» И они договорились о тридцати сребрениках…

Она услышала свой голос, произносивший спокойно и быстро: «Кроме того, что эта планета находится на правильной орбите, у нее, имеющей размеры земли, есть спутник, имеющий размеры Марса. Таким образом, они связаны друг с другом, а не с их звездой. Период их обращения составляет девять с четвертью земных дней, что обеспечивает циркуляцию воздуха. Справедливо, что ночи холодные, но не слишком, когда ветры дуют прямо по терминатору,[7] а в течение долгих дней океаны накапливают тепло. Год длится здесь двадцать два земных дня, но я уверена, это для вас неинтересно. Вам интересно только то, что на этой планете существует жизнь, которую можно уничтожить.

Но у вас нет лишних кораблей, чтобы отправиться на поиски, если вам предстоят дела, которые нужно успеть сделать прежде, чем на вас пойдет армада кораблей наших внутренних цивилизаций. А Красные Карлики, как вы знаете — очень распространенный вид звезд…

Давайте заключим сделку. Если тот мир такой, как я описала, то вы соглашаетесь держаться подальше от Адама, тогда как в других местах можете делать, что хотите. Давайте разошлем курьеров с сообщением, что мы заключили пакт. После этого я дам вам координаты звезды. Отправьте разведчика, чтобы удостовериться — какой-нибудь небольшой корабль. Убедитесь, что я говорю правду.

А потом уже одного-единственного вашего военного корабля будет достаточно, чтобы положить конец той жизни…»

…Салли Дженнисон проснулась после двенадцатичасового сна отдохнувшей, голодной и с ясной головой. Комната, что ей предоставили, едва могла вместить кровать и ее багаж, снятый с лодки. Ругаясь, она с трудом вытащила тренировочный костюм, натянула его и отправилась в спортивный зал, о котором ей говорили. В узких коридорах толпились мужчины, она чувствовала на себе их взгляды, но никто из них не толкнул ее нарочно и не поприветствовал ее. «Кислые пуританские зануды эти Адамиты, — думала она. — Или это во мне говорит моя боль?»

Она хорошо потренировалась в женской секции зала, приняла душ, переоделась и почувствовала себя немного лучше. К этому времени часы показывали уже около полудня; период вращения планеты пришельцев вокруг своей оси не слишком отличался от земного. Она прошла в офицерскую столовую, заняла место на скамье за длинным столом и с аппетитом поела. Правда, еду нельзя было назвать слишком вкусной — полевой рацион их экспедиции отличался в лучшую сторону.

Женщина с волосами песочного цвета, что сидела справа от нее, дружелюбно спросила: «Вы ведь та ученая дама, что осталась не у дел? Сочувствую. Я — Кейт Фрейзер, медицинский корпус!» — Салли неохотно пожала руку. — «Вы — ксенолог, если я не ошибаюсь? Может, если вам больше нечем заняться, вы смогли бы помогать в больничном блоке? Вы, наверное, умеете оказывать первую помощь, а нам так не хватает персонала. Куда хуже, если придется набирать случайных людей, когда начнутся боевые действия…»

«Не стоит говорить здесь об этом, лейтенант Фрейзер, — предостерег худощавый рыжеволосый человек, сидевший напротив. — Кроме того, думаю, она не совсем подходит для работы во флоте, — он откашлялся. — Мое почтение, Доктор Джиннисон. Видите ли, каждый здоровый взрослый человек на Адаме до преклонного возраста состоит в запасе военных сил. Благодаря этому, мы успешнее сотрудничаем в наших группах, чем любые специально приглашенные гражданские лица». — И с гордостью добавил: «Берсеркеры теперь не поспеют приблизиться к Адаму, чтобы обстрелять его».

Отчаяние и злость с новой силой вспыхнули в душе Салли: «Зачем же вам тогда понадобилось вторгаться на Илиа?»

«Упреждающая стратегия», — сказала Фрейзер. Рыжеволосый нахмурился и остерегающе покачал головой. Но этого жеста не заметил очень молодой офицер. Его округлая, слегка полноватая фигура (весьма необычная для данного круга), выдавала мальчика из обеспеченной семьи. «Просто отбросить проклятых берсеркеров недостаточно», — объявил он. — «Они все равно станут рыскать поблизости. Пока будет опасно совершать путешествия и внешние перелеты, страховые тарифы останутся убийственными».

Салли мало что знала об Адаме, но память ее всколыхнулась. После последнего нападения, разорившего планету и людей, многие ударились в новые предприятия, для которых требовались меньшие затраты природных ресурсов, чем в старом обществе с его экономикой, основанной на сельскохозяйственном производстве. Жесткая деловая этика бизнеса плюс всеобщее уважение к знаниям создали их обладателям преимущества, которые с течением времени возросли еще больше. Развитое судовождение и солидные банковские капиталовложения Адамитов теперь высоко ценились в их звездном секторе. Примитивная раса стяжателей, подумала Салли. «Главная проблема, с которой нужно справиться, — продолжал юноша, — состоит в том, что берсеркеры являются машинами фон Нойманна…»

«Достаточно, Прапорщик Стюарт! — оборвал его рыжеволосый. — Приказываю вам явиться в мой офис к 15.00».

На младенческих щеках вспыхнули алые и белые пятна. Салли догадалась, что Стюарта ожидал суровый выговор.

«Простите, Доктор Дженнисон, — обратился к ней рыжеволосый. — Военная безопасность. Ах, да, меня зовут Крейг, Командир Роберт Крейг».

«Вы что, боитесь, что я сбегу и выболтаю ваши секреты врагу?» — презрительно усмехнулась Салли.

Он закусил губу: «Конечно, нет. Но берсеркеры не могут под пытками выдавить из вас то, чего вы не знаете. А они способны на все. Понимаете? Среди них есть роботы, бездушные породни на людей, такого же размера, формы, с такими же движениями».

«А как же вы?»

«Рядовые и те офицеры, которым не нужно что-либо знать, просто подчиняются приказам. Головные офицеры дают клятву, что не сдадутся в плен живыми», — Крейг бросил взгляд на свое табельное оружие. Стюарт, похоже, уже обрел былой надменный вид.

«Не могли бы мы поговорить о чем-то более веселом?» — спросила Фрейзер.

Но все было напрасно. Беседа не клеилась. Ян Данбар сидел слишком далеко от Салли, чтобы участвовать в разговоре. Они столкнулись в дверях холла перед столовой. «Добрый день», — поздоровался он в своей странной манере, полу сурово — полу застенчиво. — «У вас есть какие-нибудь планы на ближайшие несколько часов?»

Она взглянула на его строгое лицо: «Здесь есть библиотека? Мне нечего читать. Наши книги, пленки — те, что были на станции, да и мои собственные — как и все имущество персонала, пропали…»

Он поморщился: «Да, конечно, у нас обширный выбор компьютерных банков данных, текстов, видео-и аудиокассет. Я провожу вас в телекомнату, если хотите. Но — хм, мне казалось, вы предпочтете побеседовать с глазу на глаз, сейчас, после того, как отдохнули. Вы можете задавать мне любые вопросы, конечно, в разумных пределах. Я говорю о соблюдении интересов безопасности. Постараюсь давать честные ответы».

«Интересно, это что — подготовка наступления? Хотя нет, я так не думаю. Не то, чтобы это много для меня значило. Уверена, что смогу справиться с ним. Но, боюсь, он держит себя в еще более крепкой узде». — Вслух же она произнесла: «Отлично! Где?»

«Единственное место — моя комната. Конечно, мы могли бы опять пойти наверх, но, я думаю, есть вещи, которые вам следовало бы увидеть — и, естественно, дверь останется открытой».

На губах Салли промелькнула улыбка. Пока они шли по переходам, она расспрашивала его, почему люди и машины продолжали работать. Он объяснил, что хотя основные работы уже сделаны, еще многое нужно было успеть в оставшееся время, особенно это касалось дополнительного укрепления местности. Он напомнил Салли, что берсеркеры придут, чтобы испепелить мир.

Она почти воскликнула: «Но вы ничего не делаете, чтобы защитить Илиа!» — но подавила импульс. Может быть, позже. Сначала нужно было многое разузнать, а для этого требовались выдержка и спокойствие. Отдохнув и придя в себя, она понимала, как мало смысла было во всем, что она видела и слышала до сих пор. «Вы мне сказали, что вы — инженер, Капитан Данбар, — закинула она удочку. — А какая специальность?»

«В основном тяжелые энергетические устройства, — ответил он, — на гражданке я участвовал в проектах на пространстве в десятки световых лет. Мои работодатели… их можно назвать поставщиками „технических мозгов“. На Адаме это одна из важных статей экспорта».

«Как интересно! Не могли бы вы объяснить одну вещь, над которой я ломаю голову? Я слышала о ней мельком, и не имела возможности спросить, что это значит, или пойти и справиться в словаре».

«С радостью!» — прочла Салли на его лице. Вполне нормальная реакция мужчины, консультирующего привлекательную женщину. Вслух он произнес: «Пожалуй, да, если знаю сам».

«Что такое машина фон Нойманна?»

Он остановился: «Эй? Где вы это слышали?»

«Не думаю, что это такой уж секрет, — ответила она вкрадчиво. — Несомненно, я могла бы выяснить все в справочной библиотеке базы, услугами которой вы только что предложили мне воспользоваться».

«Ах, да…» — он оправился от удивления и снова зашагал вперед, торопливо бормоча: «Это — не какая-то отдельная машина, а некая общая концепция, истоки которой относятся к ранней кибернетике. Ее предложил Джон фон Нойманн; он был среди первопроходцев. В общих чертах: это — машина, которая выполняет ту или иную работу и время от времени производит себе подобных, вместе ci копиями инструкций их основного задания».

«Понимаю — нечто похожее на берсеркеров?»

«Ни в коем случае!» — воскликнул он с большим жаром, чем следовало. — «Военный корабль не строит другие военные корабли!»

«Но ведь система в целом, весь берсеркерный комплекс, включая рудниковые, поисковые, очистительные, производственные устройства, действительно функционирует как машина Нойманна, разве не так? Наряду с базовой программой, которую он копирует, копируется и программа уничтожения всего живого. Затем программа сама модифицируется в свете собственного опыта. Она обучается или эволюционирует».

«Да, если вам нравится, вы можете использовать вашу метафору», — нехотя сказал Данбар.

Сначала Салли пожалела о своем вопросе. Что, собственно она узнала? Да ничего конкретного. Возник некий смутный образ — не более того. Но каким холодом веяло от этого образа… Страшны даже не вспомогательные берсеркеры, которые грабят планеты и астероиды, истончая их до прозрачности, растаскивая минералы, превращаясь в новые машины, несущие старый код — все то же желание истреблять. Нет, не это заставило ее содрогнуться, а внезапная мысль о полости во Вселенной, в которой, как в материнском чреве, вынашиваются посланники смерти, чтобы потом вернуться и оплодотворить свою матерь вновь.

Слова Данбара принесли избавление. Его настроение поднялось, хотя по некоторым причинам он хотел скрыть это от нее.

«А вы, действительно, плутовка, — произнес он почти сердечно. — Теперь мне хочется познакомиться поближе. Вот мы и пришли. Добро пожаловать!»

Комнаты для офицеров представляли собой крашеные, площадью всего в четыре квадратных метра, помещения для одного человека. Этого было достаточно для кровати, письменного стола, полок, шкафа, туалета, пары стульев и даже оставалось место, чтобы походить, если вы разволновались или хотите снять напряжение. На столе стояли терминал компьютера, айдофон, пишущее устройство, лежала бумага. Жилец должен был много работать и мало спать.

Салли с любопытством осмотрелась. Флюоресцентный свет холодно падал на гипсовые стены и искусственный ковер. Личные вещи были на виду — картины, несколько сувениров, подставка для трубки и пепельница, чайный сервиз и электроплитка, небольшой набор инструментов, полу законченная модель морского парусника с Земли.

«Присядьте, — настоял Данбар. — Заварить чай? У меня есть китайский черный, жасминовый, зеленый, розовый — какой вы предпочитаете?»

Салли приняла предложение, сделала выбор и разрешила ему закурить. «А почему бы нам не закрыть дверь, Капитан?» — предложила она. — «Снаружи шумно. С вами я чувствую себя совершенно спокойно».

«Благодарю…» — действительно ли краска проступила на его загорелой коже? Он занялся чаем.

На самой большой картине был изображен пейзаж: долина, вдоль которой стеной вставали утесы, сверкающая гладь озера на заднем плане. Это нисколько не напоминало Джесердал. Земля была покрыта редкой травой и вереском. Кедры защищали маленький домик от сильных ветров, под порывом которых изогнулись густые кроны. Величественный вид портил кратер с застывшими стеклянными краями; расплавившийся камень обратился в беспорядочные и бесформенные груды. Тяжелые дождевые тучи нависли над вершинами. А над всем этим дневной свет оттенял бледные полумесяцы двух лун.

«Это пейзаж Адама?» — поинтересовалась она.

«Ага, — ответил он. — Озеро Айтоун, где я родился и вырос».

«Оно, похоже… пострадало».

Он кивнул: «Берсеркер — главнокомандующий нанес удар по Бену Крерану. Восстановление шло с трудом, и земли утратили свое былое плодородие», — он вздохнул. — «Хотя ему еще повезло по сравнению с другими. В других местах воздух моментально превратился в плазму, а почва испарилась до скальной породы. А еще… — но умоляю, давайте оставим эту тему!»

Она изучающе посмотрела на его худую фигуру и заключила: «Похоже, ваша семья не богата».

«О, конечно, нет, — он издал смешок, — финансисты и судостроительные бароны встречаются среди нас не так часто, как говорят. Мои родители владели землей, но она не могла давать слишком большой урожай. Кое-что они выжимали из воды». — И добавил гордо: «Но они были привязаны к земле и убеждены, что дети сумеют добиться большего».

«Как же вам это удалось?»

«Стипендии во время всего обучения в инженерной школе. Позже хорошо оплачиваемая работа, особенно за пределами нашей планетной системы».

У тебя, наверное, замечательный талант, раз все получается, подумала Салли. Ее взгляд остановился на другой картине возле стола: подростки, мальчик и девочка: «А это ваши дети?»

«Ага, — его тон стал жестче. — Мы с женой развелись. Она получила опекунство. Так лучше. Я редко бываю дома. Это было основной причиной, почему Эллен ушла. Я вижусь с ними при каждом удобном случае».

«А вы не могли бы жить на одном месте, дома?» — спросила она тихо.

«Похоже, что я отношусь к другому типу людей. Я уже говорил вам, что хотел стать планетологом, но мне казалось, что здесь все уже открыто и изучено».

«Как мой отец!» — выпалила она.

«Он — планетолог?»

«Да, профессор в колледже Западного Орегона, если это говорит вам о чем-то. Он уже почти не занимается полевой работой, но в прошлом ему пришлось попутешествовать. Мать сумела пережить его длительное отсутствие».

«Замечательная леди!»

«Она любит его». — Конечно, любит. Ожидание всегда вознаграждалось, когда отец возвращался домой.

«Чай готов», — сообщил Данбар с облегчением, что можно избежать разговора о личном. Он накрыл стол, уселся напротив нее, положив стопу одной ноги на колено другой, набил и прикурил трубку.

Напиток был горячим и приятным на вкус. «Замечательно!» — похвалила она. — «Выращен на Земле, насколько могу судить. Такой здесь стоит недешево. Вы, должно быть, знаток».

Он улыбнулся. На короткий миг его вид вызвал симпатию. «Faute de mieux». Я бы с большим удовольстствием предложил вам вино или эль, но мы здесь вынуждены воздерживаться от спиртного. Посмею спросить, как вам этот спартанский гарнир к нашей еде? Ну что ж, как заметил этот старый расист Честертон:

«Чай — хоть и восточный, Но все ж джентльмен…»

От испуга Салли пролила немного чая в блюдце: «Не может быть! Вы говорите сейчас, как мой отец!»

«В самом деле?» — он, казалось, был действительно удивлен.

«Школа?»

Он снова улыбнулся. «А вот и нет. Это потому, что приходилось много путешествовать, а в отсутствии компании человек вынужден читать».

Вот и шанс проверить его: «И есть какие-то особые интересы?»

«Что ж, я люблю англоязычных писателей девятнадцатого века. А еще я увлекаюсь историей, в частности, средневековой Европы, — он подался вперед. — Но хватит обо мне. Давайте поговорим о вас? Что вам нравится?»

«Между прочим, я разделяю ваши литературные пристрастия. Я играю в теннис, рисую, извлекаю звуки из флейты, довольно хорошо готовлю, играю в покер и быстрые шахматы».

«Что ж, давайте сыграем, — с радостью предложил он. — В шахматы. Я — более осторожный тип. Мы хорошо подойдем друг другу».

«Хм, а он привлекателен, когда сам этого хочет», — подумала она.

Она постаралась не развивать идею дальше. Мужчины, которые привлекали Салли, были всегда старше ее. Этакие интеллектуалы, которые вели активный образ жизни. (По-видимому, она подсознательно сравнивала их с отцом, к которому ее всегда тянуло, но что за черт?..) Хотя Данбар — она мысленно звала его «Ян» — был…

Был кем? Противником? Непосредственным врагом?

Как вытянуть из него правду? Ладно, отец, бывало, говорил: «Когда других способов нет, попробуй откровенность».

Она поставила свою чашку на полочку возле стула: тонкий намек на то, что она не собиралась злоупотреблять его гостеприимством.

«Капитан, мне будет гораздо легче и спокойнее», — объявила она, — «если вы кое-что разъясните…»

На секунду он смешался, потом черты его приобрели твердость и… покорность? Морщины стали резче. «Да», — проговорил он, — «было ясно, что вы поднимите те же вопросы, что и ваши коллеги, тем более, что у вас живой ум и вас никуда не отправляют в спешном порядке».

«Кроме того, у меня особый интерес», — продолжила Салли. — «Это не значит, что другие не разделяют его, но случилось так, что все происходящее прямо касается меня. Видите ли, я изучала не структуру планеты, не ее химические процессы или что-то в этом роде. Предметом моих исследований были сами местные жители. Я работала и общалась непосредственно с ними, в некоторых случаях наши отношения были очень теплыми. Отдельные индивидуумы стали моими друзьями, столь же дорогими, как и люди».

Данбар кивнул. — «А сегодня вы видите, что им, как крысам, грозит уничтожение», — сказал он более мягким тоном, чем она могла ожидать. — «Что ж, именно поэтому мы и пришли сюда, чтобы защитить их».

Салли стала жесткой: «Капитан, я достаточно много знаю о берсеркерах. Любой, кто желает жить во Вселенной грез, должен знать. Если планета не защищена — а вы меня уверили, что им известно об отсутствии обороны на Илиа — то одного крупного судна будет достаточно, чтобы покорить ее за пару дней. Следовательно, они вряд ли станут беспокоиться и посылать еще машины».

Данбар с ожесточением дымил трубкой. Голубые клубы дыма вились у него над головой и уходили в вентиляцию. Она уловила терпкий запах. — «Наши планы построены на выжидании».

«Такое впечатление, что вы разместили здесь свое самое мощное наземное вооружение. Вряд ли берсеркер первым покажется над этим горизонтом. Нет, он выйдет на орбиту и начнет бомбардировку первого попавшегося района — оставляя на Илиа полосу опустошения от полюса до полюса и так до тех пор, пока не попадет в контролируемый вами сектор пространства».

«Вот для этого здесь и находится наш космический флот истребителей. Доктор Дженнисон. Его недостаточно, чтобы уничтожить берсеркера, но они отвлекут его внимание. Преследуя их, он выйдет прямо на нас».

«Рассчитывая на это, вы рискуете тысячами жизней!»

«А что остается? Я уже говорил, что без этой операции планета обречена».

«И, конечно, вы прибыли сюда из побуждений чистого альтруизма», — с вызовом спросила Салли, — «ради примитивных существ, даже не людей, которых никто из вас никогда в глаза не видел?»

Он снова усмехнулся, но усмешка скорее напоминала звериный оскал: «Нет же! Мы бы очень сожалели, если бы произошла такая космическая трагедия. Тем не менее, с нашей „эгоистичной“ точки зрения, они пришлют один наиболее слабый берсеркер из всех наиболее сильных».

Салли нахмурилась и стала барабанить кончиками ногтей по полке, наконец ее взгляд встретился с его, и она проговорила: «Знаете ли, в этом нет смысла. Если принять во внимание, сколько боевых единиц должен иметь их флот, то ваши усилия не сопоставимы ни с какой возможной развязкой».

«Нет же, милая, подождите, вы не сведущи в военной науке!»

«Я вообще сомневаюсь, существует ли такая наука!» — выкрикнула она. — «И я бы хотела знать, откуда вы знаете, что враг знает об Илиа! И…»

Завыла сирена. Из динамиков донесся голос, пророкотав громом даже сквозь стены — так, что до боли задрожали барабанные перепонки: «Внимание! Внимание! Слушать всем! Красная тревога! Замечен разведывательный берсеркер! Боевые станции, полная маскировка!»

«Адский Иуда!» — вырвалось у Данбара. Он вскочил со стула, рванулся к терминалу, с остервенением нажимая на клавиши, вывел на экран видеосигнал.

«У-у-п-у-у-п-у-у-п!» — завывали сирены.

Салли тоже вскочила. Она заглянула Данбару через плечо. Как она поняла, радара и ничего такого, что разведчик мог заметить, конечно, не было. Используемые средства наблюдения были пассивными: оптика, детекторы нейтрино, измерители силовых полей.

С Сапфирного озера они не заметили судна. Это было бы слишком невероятным совпадением, если бы в данный момент оно как раз проходило над ними. С устройств, установленных где только можно, информация, преобразованная в простые радиошумы, поступала в подземную крепость. На экране появился блестящий веретенообразный объект, который со свистом пронесся в верхних слоях атмосферы и скрылся из виду.

Данбар откинулся назад. Салли увидела, что его рубашка под мышками стала темной от пота. Почувствовала, что с ней происходит то же самое. «Разведчик», — прошептал он. — «Все подтвердилось…»

«Разбойник покинул атмосферу и устремился в пространство», — разнеслось из динамиков. — «Тревога второй степени.[8] Состояние боевой готовности». Наступила звенящая тишина.

Данбар медленно распрямился и повернулся к Салли. Его голос охрип: «Скоро начнутся военные действия».

«Что он хотел?» — спросила она так, словно на ее шею была накинута веревка.

«Как что? Убедиться, что Илиа не охраняется!»

«Ах, Капитан, простите меня, это был настоящий шок, мне нужно пойти и немного отдохнуть».

Салли выскользнула из его комнаты и вышла в прихожую. «Нет, не провожайте, со мной все будет в порядке!» — хрипло выкрикнула она. И не обернулась, чтобы посмотреть на выражение его лица. Казалось, он перестал для нее существовать. Все стало нереальным.

Она ощущала, как откуда-то изнутри, из самых глубин ее существа, поднимается и растет чувство смертельной опасности. Зачем берсеркерам понадобилось присылать разведчика? За открытием планеты, естественно, следует ее изучение, значит, разведчики должны были уже побывать здесь. Но почему они не напали на Илиа сразу — еще тогда, недели назад?

Потому что они не знали о ней до последнего момента! Но Адамиты сказали, что знали. И этого разведчика Адамиты ждали.

Тогда получается, что именно Адамиты выдали нас врагу. Они что — «good Life»? Есть ли у них договор с берсеркерами? Если нет, то какова их цель?

Что я смогу сделать? Я — одна, и нахожусь в их руках. Могу ли я сидеть и смотреть, как совершается бойня?

Пока она искала дорогу, ответ уже созрел.

В багаже Салли уцелело несколько упаковок с едой. Она засунула их в карманы комбинезона. Биохимия Илиа слишком отличалась от земной, поэтому люди не употребляли в пищу ничего местного. По той же причине у нее был иммунитет ко всем Илианским болезням. С водой проблем не будет, если только она не заражена радиоактивными осадками.

«Нужно вернуться в комнату Данбара, — с отчаянием думала она, — если он еще там. Если нет, то его надо найти. Убедить… но как? У меня не слишком большой опыт в искусстве обольщения или в чем-то подобном. Но я должна уговорить его стать моим прикрытием».

Он сам избавил ее от забот. Раздавшийся стук в дверь придал Салли мужества. Данбар стоял за дверью с выражением участия на лице, собранный и подтянутый: «Простите, не собираюсь вам докучать, но вы были так расстроены… Могу я чем-то помочь?»

Осознание собственной силы, пусть и небольшой, бросило ее в жар, как глоток вина. Вдруг она успокоилась. Дзен — релаксация, как учил ее Ито, и абсолютная решимость. Победа или проигрыш — она будет играть.

«Разве у вас нет обязанностей, Капитан?» — задала она вопрос, естественный в этой ситуации.

«Еще не время. Разведчик берсеркера определенно уходит из этой системы. Пройдет еще пятьдесят — шестьдесят часов, прежде чем он отчитается, и сюда прибудет основной корабль. А может, и не только он, — он запнулся, уставившись в пол и сжав кулаки. — Да, скоро меня вызовут для последних проверок, тестов, тренировок, рабочих совещаний. Но не сейчас. Могу ли я вас как-то успокоить?»

Салли ухватилась за это предложение: «Давайте мне возможность подняться наверх», — тихо сказала она.

«Что?» — изумился он.

«Я не привыкла изображать из себя маленькую сентиментальную девочку, — подумала она. — И несомненно, у меня это плохо получится». Единственная надежда, что он не увидит разницы. — «Это, может быть, моя последняя прогулка по местам, которые я так люблю. Пожалуйста, Капитан Данбар — Ян — пожалуйста!»

Несколько мгновений он стоял молча. Он был решительным человеком: «Да, конечно, почему бы и нет? Вам бы, конечно, хотелось побыть одной, но, прошу прощения, у меня — приказ, я должен вас сопровождать».

Салли ослепительно улыбнулась: «Я понимаю и ничего не имею против. Огромное спасибо вам! Спасибо!»

«Идите, если вы не против». — Ну и ну, она обнаружила, что робость Данбара трогает ее.

Если не считать пульсирования машин, в коридорах было тихо. Рядовые сворачивали строительные работы и готовились к сражению. Когда они проходили мимо часовни, Салли услышала нестройное пение: «Бог воинов — Джошуа, Приготовь сейчас твои молнии!» Она подумала, значит ли что-нибудь этот гимн для Данбара или он, как и она сама, оставил религию и стал агностиком?

Разве это было важно?

Лестница вывела их мимо караула, где часовые салютовали ему, наверх, в одиночество. Легкий ветерок, дувший с озера, смягчал полдневный жар. Облака проплывали ярко расцвеченными лохмотьями. Олга светилась тонкой аркой со столбами пылевых бурь на теневой стороне. Салли устремилась, ускорив шаги, к деревьям, стоящим поодаль.

«Я понимаю, вам хочется подольше побыть в вашей прежней жизни», — осмелившись, произнес Данбар.

Она кивнула: «Конечно. Сколько у нас еще осталось времени?»

«Вы слишком пессимистичны, девушка, — простите, Доктор Дженнисон! Мы разобьем берсеркеров, не сомневайтесь!»

«Откуда такая уверенность? Это будет самая большая машина, управляемая самым совершенным компьютерным мозгом, несущая самое тяжелое вооружение. Я видела иллюстрации, читала описания. Он будет не только нести чудовищный арсенал нападения, но и изобиловать изощренными средствами защиты: силовыми полями, антиракетными установками, интрацептивными лучевыми прожекторами. Могут ли ваши немногочисленные ликвидаторы — или что там у вас есть — могут ли они рассчитывать на то, что одолеют его или хотя бы удержат от причинения ужасающе-опустошительного разорения территорий?»

«Я уже говорил, что наша главная задача — удержать его там, где смогут достать базирующиеся на поверхности планеты орудия».

«Это похоже на безумную карточную игру! Он будет движущейся мишенью на расстоянии многих сотен километров…»

«Мы не собираемся распылять энергию по ветру, мы точно знаем, куда ударить. Строение такого корабля хорошо известно благодаря сведениям, полученным при изучении аппаратов, захваченных в прошлых сражениях».

Салли закусила губу: «Вы полагаете, что штуковина глупа. Что будет пассивно сидеть на синхронной орбите, если не заподозрит ловушку. До сих пор было известно, что они превосходят людей по хитрости…»

Тон Данбара изменился, став более жестким: «Да, безусловно, наша компьютерная технология пока еще не может сравниться даже с технологией древнего Франкенштейна, который изобрел этого монстра. Их поведение трудно предвидеть, как поведение менее развитых систем даже в статичном положении. Они совершенствуются, обретая собственный опыт, они обновляются. Вот что делает их смертельно опасными. Если бы мы только могли построить что-нибудь сопоставимое…»

«Но мы бы никогда не были уверены, что они не обратятся против нас», — казалось, это возразила не Салли, а ее страх, подавший голос из самых глубин естества.

«Хм, общепринятая точка зрения… Пусть будет так… у нас нет никакой объективной информации. Никто не изучал современный компьютер берсеркера — кроме нескольких фрагментов аппаратного оборудования. И ноль программного обеспечения. Когда плен становится неминуемым, штуковина уничтожает себя», — Данбар хрипло рассмеялся. — «Также применяемое нами оружие не слишком много от него оставляет».

«И все же вы рассчитываете, что сможете обхитрить один из самых высококлассных его аппаратов?»

«Они не всемогущи, Доктор Дженнисон! Они тоже связаны законами физики и логикой тактической борьбы. Люди не раз побеждали их. Это будет еще один случай».

Пепел кончился, начался дерн. «Может быть, может быть…» — проговорила женщина. — «Но для меня этого мало! Берсеркер вернется. Он применит свое самое мощное оружие. Вы укрепили свою базу, но что вы сделали, чтобы защитить местных жителей? Ничего!»

Он растерялся: «Мы не могли. Мы ничего не знали об аборигенах».

«Мои коллеги знали! Они бы могли принять меры, чтобы никто не пострадал!»

«Правильно это или нет, но нам было приказано немедленно и полностью очистить местность от вашей команды и от того, что дышало и двигалось, чтобы мы могли приступить к выполнению своего задания», — сказал Данбар дрожащим голосом. — «Я ненавижу саму мысль о гибели живого, но то, что мы делаем, необходимо для сохранения всех местных видов».

Развязка приближалась. Табельное оружие капитана было всего в нескольких сантиметрах от руки Салли. Когда она выхватила пистолет из кобуры, то не испытала возбуждения, а только еще острее почувствовала, что ее окружало.

«Ну уж нет!» — закричала она. — «Стоять! Не двигайся!»

«Что это значит?» — от испуга он замер. — «У тебя что, крыша поехала?»

«Сказала, не двигаться!» — бросила она. Их разделяли метры живого цветущего дерна. Пистолет в ее руке не дрогнул. — «При малейшем подозрении я выстрелю, и поверь, уж точно не промахнусь!»

Самообладание и хладнокровие вернулись к Данбару, и он ровным голосом сказал: «Что ты делаешь? Зачем? Я все равно не поверю, что ты „good Life“.»

«Я-то — нет, — бросила она. — А ты?»

«Ха, как ты могла вообразить…»

«Полегче! В твоей истории о берсеркерах, случайно вышедших на Илиа, концы не сходятся. Объяснение тому, что я тут видела, может быть только одно: это вы информировали их и вы, Адамиты, вызвали их сюда? Ты не посмеешь отрицать это!»

Он проглотил слюну, облизнул губы и отвел взгляд. «Мы — капкан, который должен захлопнуться», — проговорил он.

«Ради единственного трофея вы бы поставили целый мир на карту? Вы так же опасны, как и ваш враг!»

«Салли, Салли, я не могу сказать тебе…»

«И не пытайся! У меня нет больше времени. Я собираюсь сделать то, что вы никогда бы мне не позволили — найти укрытие для местных жителей, если такое еще можно здесь найти после всего, что вы сотворили. Возвращайся! Немедленно! Я застрелю любого, кто попытается следовать за мной!»

Он посмотрел на нее долгим взглядом. В темнеющих деревьях зашелестел ветер.

«Вам следовало, — наконец прошептал он, — вам следовало хотя бы взять разрешение у Адмирала».

«Разве этот фанатик мне бы его дал?»

«Не знаю, может быть, и нет. Вы — смелый и решительный человек».

«Уходи!» — Она навела пистолет ему на лоб и слегка надавила на курок.

Ян кивнул: «Прощай», — со вздохом сказал он и тяжелой походкой отправился назад. Она с минуту смотрела ему вслед, а затем исчезла в зарослях.

…Луна смерти незаметно завершила космический полет и тяжело устремилась навстречу красному солнцу. Звездный свет мерцал, отражаясь от сферы многокилометровой ширины, которая служила корпусом. Орудийные стволы, ракеты и лучевые прожекторы отбрасывали на нем тени от слабого света, струящегося впереди, и создавали иллюзию мертвой планеты, лик которой был испещрен темными утесами и кратерами.

Луч радара принес информацию о двойном мире. Берсеркер вычислил орбиты и соответственно отрегулировал свои векторы. Иначе его приемные устройства ничего не будут регистрировать, кроме нескончаемого космического шелеста.

Солнечный диск с темными пятнами на его проклятой жаровне расплавился. Желанный шар и его спутник поблескивали полумесяцами. Теперь берсеркер медленно шел на снижение, чтобы выйти на орбиту вокруг живой планеты.

Вдруг детекторы дрогнули. Моторы пробудились: с обеих планет навстречу ему летели космические истребители — корабли людей.

Берсеркер наблюдал за ними. Они насчитывали от силы полдюжины единиц, они были ничтожны и при ближайшем рассмотрении незначительны. Ну, не совсем: любой из них мог выпустить боеголовки, которые были бы превращены берсеркером в тучу расплавленных комков. Если они нападут все вместе, их силы будет недостаточно, чтобы сломать его защиту. На полпути она аннигилирует их ракеты, абсорбирует их энергетические лучи и сметет корабли людей в небытие, если они решат сразиться.

Следует ли ему?.. Алгоритм нахождения решения представлял собой «логическое дерево». Центральный компьютер берсеркера просчитывал варианты, последовательно выстраивалась цепь логических рассуждений. Люди могли здесь находиться случайно (вероятность низка). Если нет, то у них есть план, в котором откровения Монтгомери играют немаловажную роль (вероятность высока). Следует ли берсеркеру отступить? Но это могло входить в намерения людей: они часто блефуют. Предположение, что они сильны в этой системе, изменило бы стратегию, а именно: вызвало бы недооценку их могущества в других секторах.

Берсеркер мог ретироваться, чтобы вернуться с непобедимой армадой и выставить ее против всего, что здесь есть у человека. Но это означало бы отсрочку любых других атак. Это дало бы врагу время, в котором он так нуждается, чтобы получить помощь от других отдаленных секторов. Но другие миры не должны быть вовлечены в эту акцию.

Требовалась информация. Компьютер вычислил, что для него было оптимальным продолжить курс. В самом худшем случае погибнет всего лишь одиночный крупный корабль. Он обдумал отправку на базу курьера с донесением, но воздержался, просчитав, что люди заметят его и уничтожат раньше, чем он сможет выйти в открытый космос. Если случится провал, то пусть его собственное сообщение предупредит остальных.

Берсеркер величественно, как сказали бы люди, двинулся вперед, руководимый только одним желанием — убивать.

Сначала по возможности ему следует избавиться от выставленных против него истребителей. Они были широко рассредоточены, но маневрировали в основном возле своей цели. Вычисления и принятое решение: двигаться их путем, искать встречи, тем временем установить орбиту и начать стерилизацию, отбрасывая любой уцелевший человеческий корабль, который осмелится отвлечь берсеркер от его миссии.

Он качнулся и пошел вниз, то же сделали и маленькие суденышки, сосредоточившись в пространстве над терминатором. Берсеркер продолжил путь. Истребитель смело рванул вперед. Берсеркер сместил векторы, чтобы сократить расстояние и вышел к границе атмосферы на скорости меньше орбитальной. Его тело медленно по кривой пошло на снижение. Но параметры уже были в его банках данных; двигатели заработали, чтобы снова поднять его вверх, просто используя силу гравитации.

Из ночной черноты, что была под ним, блеснула молния.

Мгновенно отреагировал огневой контрольный центр корабля. Сразу, как только датчики уловили сквозь металл всплеск энергии, была выпущена ракета.

Времени хватило только на одну. Берсеркер перевернулся и, разрезанный пополам, начал падать. Вокруг заплясали звезды, раскаленные добела капли того, что когда-то было оружием, они остывали и становились черными. Управляемый радаром луч со скоростью света продолжал свою работу. Отрезанный от всех проводов центральный компьютер плыл в своем корпусе среди других обломков — слепой, глухой, немой и беспомощный.

Человеческие суда рванулись спасать уцелевшие обломки, пока они не успели обратиться в метеоры.

…Молодая растущая Олга холодно отсвечивала красным мерцанием над Снежной Короной. Горы внизу вставали зазубренным крепостным валом под созвездиями, которые Земля никогда не видела. Во впадине предгорья отблески костров отражались в сотнях и сотнях глаз Илиан, столпившихся вместе. Эту ужасающую тишину нарушал лишь редкий звук. Все хранили молчание.

Салли Дженнисон тоже сидела, сгорбившись, как и они. Она, чужак с голой кожей, хуже всех переносила холод и больше всех нуждалась в тепле. Ее друзья, которые собрали и привели сюда остальных, сидели на корточках по обе стороны. Она почти физически ощущала их вопрошающие взгляды.

Радуга-в-Тумане облек вопрос в слова: «Сколько нам еще ждать, Леди-Которая-Ищет? Еда, что мы принесли с собой, кончается. Малые и старые страдают. Ты и сама это хорошо знаешь».

«Да, знаю», — ответила Салли. Дыхание белым призраком сорвалось с ее губ. От голода ее голова стала легкой; ее собственные припасы кончились несколько часов назад, когда она привела народ Джесердала на восток в укрытие: «Лучше терпеть невзгоды, но жить, чем умереть».

Легко, как перышко, он прикоснулся к ее руке. «Тебе приходится тяжелее всех», — пропел он. — «Мы бы не хотели потерять ту, которую любим. Когда все смогут вернуться назад?»

«Когда минует опасность».

За горным кряжем, что вставал на западе, раскололось небо. Саван бело-голубого свечения в одно мгновенье окутал луну и звезды. Деревья и тени обрели четкие контуры, словно вырезанные рукой гравера. Илиане запричитали, закрыли лица руками и теснее прижали к себе младенцев. Салли, ослепленная, споткнулась.

«Держитесь!» — взмолилась она. — «Радди, скажи, чтобы они не теряли мужества! Мы же живы!»

Всем своим существом она почувствовала, как содрогнулась земля. Она слышала, что начали рушиться скалы. Звездное мерцание в ее глазах погасло.

Вместе со своими помощниками она ходила среди Илиан, успокаивая и приободряя их. Они не ударились в панику, это было несвойственно их натуре. Хотя они в большей степени, чем она, были уязвимы для светового излучения, ничье зрение не пострадало. Воздух помешал совершиться худшему. Салли с облегчением заплакала.

Через несколько минут они услышали звук, гром которого отозвался в горах многократно повторенной канонадой. Но вторая адская вспышка не последовала. Что случилось, то случилось.

«Опасность миновала?» — спросил Радуга-в-Тумане, когда воцарилась тишина.

«Думаю… думаю, что да», — ответила Салли.

«Что нам теперь делать?»

«Подождите здесь! Вы можете продержаться до… рассвета. Хотя, если все нормально, это закончится раньше. Тогда мои товарищи прибудут сюда на транспортных средствах и увезут вас еще до рассвета».

«Домой?»

Ей пришлось признаться: «Боюсь, что нет. Ваши дома снесены и сожжены, как были бы сожжены и вы сами, если бы мы не укрылись. Вам понадобится всего год, короткий Илианский год или два, чтобы отстроиться заново. Сначала мы расселим вас среди ваших сородичей во внутренних землях, которые не пострадали. Но я должна идти и сказать об этом людям. Мне лучше отправиться прямо сейчас…»

«Нам», — сказал Радуга-в-Тумане. — «Мое ночное зрение лучше твоего, и по дороге я могу найти что-то из еды. И я не позволю Леди-Которая-Спасла-Нас путешествовать одной».

Салли приняла его предложение. Он бы все равно настоял. Кроме того, он был прав. Без сопровождающего она могла бы просто не дойти от усталости.

Или, если бы люди Адама не выехали на своих аэромобилях на ее поиски, не прихватив для верности очки ночного видения…

Они нашли ее.

«Мы слишком заняты», — выпалил Адмирал Скримжур. «Никаких официальных брифингов, дебрифингов и прочей чепухи. Нет времени! Позже, все позже — только ради того, чтобы удовлетворить бюрократов. В промежутке, Доктор Дженнисон — теперь, когда вы выспались и перекусили — я проинструктирую Капитана Данбара о деталях дискуссии. Он тоже заслужил отдых».

«Он что, не сомкнул глаз?»

Она поинтересовалась, могут ли они выбраться из шума и тесноты подземелья и мирно поговорить (если мир между ними возможен). Данбар согласился. Остаточная радиоактивность наверху была неопасной, если не подвергаться ей слишком долго. Тепло одевшись, они поискали над Сапфирным Озером утес.

Олга была в почти полной фазе. На ее розовом лике виднелось всего несколько шрамов только темные узоры и узкие полосы яркого света, которые были высоко плывущими облаками. На холодной спокойной воде она оставляла почти совершенную световую дорожку. Подножье гор окутал густой туман, и Снежная Корона была едва заметно тронута белизной. Под ногами потрескивал лед — единственный звук, раздававшийся в тишине. Он лежал блестящим покрывалом на опаленном дерне, на превращенных в руины домишках и разбитых в щепки деревьях. С восходом солнца все бы снова ожило, зазеленело и пошло в рост.

Данбар говорил приглушенным голосом, словно боялся спугнуть тишину: «Теперь понимаете, Салли, что не следовало нас бояться? Правда, вас, скорее всего, не отпустили бы для выполнения этой миссии милосердия, если бы вы обратились с такой просьбой. Излишняя предосторожность… Ситуация вроде той, когда вы появились в своей лодке. Как бы там ни было, но вы вырвались и спасли столько жизней! Мы перед вами в вечном долгу».

«А как же вы сами?» — поинтересовалась она. — «Вы не справились со своими обязанностями».

Он улыбнулся мальчишеской улыбкой: «Ах, нет! Мною весьма довольны. И без ложной скромности добавлю, что с успехом выполнил свое настоящее задание. Это кое-что поважнее. Эпизод с вами просто не войдет в мой послужной список».

Она с пониманием кивнула: «Да, вы уничтожили берсеркера…»

«Ошибаетесь!» — с ликованием воскликнул он. — «Мы не уничтожили его, в этом-то вся и штука! Мы взяли его в плен!»

У нее замерло сердце. Она во все глаза смотрела на Данбара.

Он стал серьезным. «Мы не могли заранее сказать об этом вам или вашим коллегам. Ведь попытка могла и провалиться. Тогда нам бы пришлось начать все заново в другом месте. Поэтому мы не смогли рисковать и раскрывать секрет».

«А сейчас?» — с жаром спросила Салли.

Он посмотрел на нее. На его лице, затененном капюшоном, были видны только глаза. «Сейчас», — сказал он — «мы можем помочь вам и Илиа. Мы будем нести охрану вашего мира — по крайней мере, до тех пор, пока им не займется Объединенный Союз. Нет, это вовсе не значит, что мы ожидаем нового нападения. Если они не получат никаких известий от посланного корабля, то вероятнее всего, что-то заподозрят. У них много другой работы, которой им придется заняться, прежде чем их изгонят из целого сектора».

Сердце Салли сжалось: «Включая штурм Адама?»

«Вероятно… Но в этом случае успеха им не видать. Лучше даже и не пытаться. Тот факт, что мы их надули, приведет берсеркеров в замешательство. В любом случае, у нас есть силы — включая наше наземное вооружение и то, которое мы можем установить вокруг всей этой планеты — силы, которые мы можем использовать для защиты Илиа». — Его лицо посуровело. — «Мы причинили его народу зло — пусть с правой целью, но зло. Мы платим свои долги, Доктор Дженнисон».

«Но какова была ваша цель?» — спросила она с недоумением.

«Ну как, я же говорил вам — захватить неповрежденный первоклассный берсеркер! Не просто корабль как таковой, хотя изучение обломков тоже принесет пользу. Нас интересует его мозг, принципиальный компьютер, его аппаратная часть и программное обеспечение. Взять до того, как он уничтожил себя.

С этой целью мы заманили его в ловушку — туда, где у нас стоял лучевой прожектор — оружие, обладающее гигаваттной мощностью — и было озеро для охлаждения энергетической системы. Расчеты подтвердили, что рассечение берсеркера на расстоянии в две-три тысячи километров возможно».

Она поймала его руку и сжала пальцы: «Как замечательно!» Потом ее восхищение угасло: «О да, я понимаю, что полученные данные будут очень полезны. Но разве после этого они не смогут что-то изменить, усовершенствовать?»

«Они могут изменить все», — ответил Данбар. Минуту они стояли молча, и от их дыхания шел пар. Потом он тихо добавил: «Вы спрашивали про машины фон Нойманна. Вы были правы: флот берсеркеров суть именно это, если брать в целом. Самовоспроизводящаяся система, в основе программы которой лежит поиск и уничтожение всего живого.

А что, если мы, люди, создадим другую машину фон Нойманна, в основе программы которой будет поиск и уничтожение берсеркеров?»

Она ответила автоматически, не подумав: «Я кое-что об этом читала. Такая попытка уже была предпринята на ранних этапах войны, но она не сработала. Берсеркеры быстро научились справляться с этими машинами или ликвидировали их все до одной».

«Да, да», — согласился он. — «Древние Строители строили слишком хорошо. Наша раса не смогла создать компьютеры, которые могли бы сравниться с их творениями по возможности, гибкости систем, приспосабливаемое (tm) и умению эволюционировать. Наша сила в другом. Мы непременно должны развивать организацию жизни, новые формы человеческого сообщества, рассчитывать на самоотверженность, мастерство самих людей. Это самое главное на заключительном этапе борьбы с берсеркерами. Именно это никогда не подводило нас. Мы много раз спасали себя сами».

Салли вспомнила свое представление об утробе, о Вселенском чреве смерти и содрогнулась.

«На основе этих новых знаний», — услышала она голос Данбара, — «мы собираемся создать подобные машины, но их назначением будет ликвидация берсеркеров».

«Смеем ли мы?» — ответила она. В ночи раздался громкий треск: это мороз расколол поваленное дерево. — «Не обернутся ли они потом против нас?»

Его лицо выражало непоколебимую решимость: «Извечный страх… Может, по одной этой причине все человечество объединится против нас и запретит подобную разработку.

А может быть, мы ее осуществим, но не получим однозначного ответа… Но тогда, по крайней мере, наши охотники за берсеркерами измотают врага, чтобы было легче нанести последний сокрушающий удар.

Но даже если и этого не случится, все равно — получена бесценная информация! Когда мы изучим нашего., пленника, то гораздо лучше будем разбираться в современных берсеркерах. Сумеем подготовиться к сражению с ними».

У Данбара вырвалось: «Салли, разве ради этого не стоило подвергать Илиа риску?»

Но он тут же смутился. «Простите меня, Доктор Дженнисон», — проговорил он и отнял руки.

Она разглядывала его сквозь ледяное мерцание. И вдруг подумала, что, возможно, не стоит опасаться роботов, которые охотятся на других роботов. Весь страх, скорее, заключался в том, что бесконечная война рано или поздно должна была породить людей, которые были бы столь же ужасны, как и их механические монстры Сейчас она не знала ответа. Ей и не дано прожить столько, чтобы узнать. Она и он были просто двумя людьми, одиноко стоявшими в невероятно длинной зимней ночи.

Салли сделала шаг вперед, снова взяла Данбара за руку и сказала: «Ян, мы можем потом продолжить наш спор. Но давай будем друзьями!»

Фред Саберхаген. ОПАСНЫЕ СНЫ

Возвращаясь после всего пережитого во время телепатического сеанса к жалкой реальности существования в качестве штепселя к компьютеру берсеркера, Ларс обнаружил, что он все еще подключен к мозговым сканерам в тесных сводах пещеры. Но теперь с ним было пьянящее чувство будущей победы.

Итак, антиберсеркерная машина воскресла из далекого прошлого и была готова стать реальностью. Великая, чтобы не сказать — опасная, идея, наконец, должна была повторно воплотиться в жизнь благодаря землянам.

Но задуманная людьми Адама и Илиа версия Куиб-куиба казалась совершенно бесполезной для пятерых земных пленников и десятка Кампанов, заключенных здесь, в самом центре базы берсеркера, запертых и обреченных помогать врагам, которых они ненавидели. Новый Куиб-куиб опоздает для них, по крайней мере, на два десятка лет.

После испытанного бурного восторга Ларс снова впал в отчаяние. Если раньше он пытался держать себя в руках, то теперь ему казалось, что все кончилось. Может быть, пришло время попросить кого-то из своих товарищей убить себя и тем самым покончить с опасными снами, которые навсегда останутся похороненными в глубинах его сознания? Капитан Наксос, вероятно, лучше других подошел бы для этого…

Конечно, при условии, что ему можно довериться. Судя по тому, как капитан говорил об антиберсеркере, его можно было назвать подлинным фанатиком «Bad life». Но Наксос мог оказаться и агентом «good Life». Опять же, если принять во внимание, что среди пленных землян таковой имелся.

Кампан не смог утаить тот последний эпизод, и насколько было известно Ларсу, даже и не пытался. Великий мозг берсеркера, контролирующий базу, теперь имел соответствующую информацию и, несомненно, уже планировал превентивные меры, направленные против будущего современного аналога Куиб-куиба, а, возможно, и против самого воскресшего оригинала.

Шум, издаваемый роящими, строящими, ремонтирующими машинами и доносящийся сквозь толщу скал, свидетельствовал о возросшей скорости выполняемых работ.

Ларс снова спал. Это был более или менее нормальный сон, но опять вернулось и встревожило его видение: приборная панель, слова, рифмы… На этот раз сон еще в большей степени, чем раньше, был пронизан ощущением срочности. В новом варианте какой-то инопланетянин, не Кампан, выкрикивал Ларсу рифмованные строки; существо, покрытое темной шерстью, с впечатляющими клыками и когтями, распевающее стихи.

Очнувшись, Ларс начал гадать, не был ли этот сон о приборной доске и стихах тоже каким-то ранее скрытым эпизодом телепатического сеанса. Но он больше не мог припомнить никаких выпавших фрагментов. Сюжет этот также не мог быть тенью или отражением другого.

Ларс вышел из кельи, чтобы присоединиться к остальным в общей комнате. Оказалось, что Пат Сандомер уже вернулась. Она выглядела более усталой и изможденной, чем другие. Но спокойно поздоровалась с Ларсом и сказала, что ее забирали на дополнительный телепатический сеанс. Результатом было видение полускрытых картин, но ничего необычного.

Ларс решил, что бессмысленно настаивать, выясняя подробности. Но его интересовало, не лжет ли Пат. Не выходила ли она в другую комнату по собственной воле, чтобы рассказать берсеркеру про его сонный бред о Куиб-куибе?

Прежде, чем он успел передумать и не расспрашивать Пат, за ним пришла машина-проводник, чтобы увести на очередной сеанс.

С обреченным видом Ларс разрешил машине увести себя. Он бросил взгляд на своего собрата по несчастью Кампана и подумал, что это был прежний партнер.

Ларс лег на кушетку и позволил машине подключить к голове электроды.

Эд Брайант. ПИЛОТЫ СУМРАКА

А теперь слушай.

Речь пойдет о мужчине и женщине, и огромной враждебной машине. На протяжении многих поколений в этой истории лишь слегка изменялись подробности, но в целом она правдива. Некоторые пытались в ней кое-что приукрасить, но почти всегда бросали эту затею. Они понимали, что здесь приукрашивать нечего, и я с ними согласен.

Все происходило на самом деле, и было это так…

Имя женщины было Морган Кай-Анила. Но люди называли ее «Маджи», хотя, никому, кроме друзей или членов семьи, не удавалось делать это дважды. В любой момент Морган Кай-Анила была готова поставить на место любого, и еще острее вела словесную дуэль в своей обычной манере нервной, надменной аристократки. Люди старались с ней не связываться.

Морган была эмигранткой, живущей на средства, присылаемые с родины. Ее домом был Оксмар, одно из богатейших поместий, раскинувшихся среди светлых зеленых парков к югу от столицы Викторианского континента. Теперь она жила там, где могла найти работу. Работа подворачивалась, как только в нашем мире, называемом тогда Алмира, назревала очередная политическая заварушка. Партнером Морган был ее корабль, блестящий смертоносный истребитель по кличке «Бродяга». Оба, поодиночке и вместе, они были способны на все. Стиль жизни этой парочки будоражил умы обитателей Алмиры.

Теперь о мужчине. Его пока не волновало, есть у него стиль, или нет. Он был слишком молод и, как водится, совсем без денег. Зато у него имелось несколько имен и какая-то темная история, но здесь не было его вины. Жители Северной Земли, которых в конце концов убедили принять опеку над мальчишкой от свирепых Ринов, окрестили его Холтом Калдером. И только слабый отблеск прошлого в памяти взрослого Холта Калдера напоминал, что настоящие родители хотели дать ему имя Игашо. Потом были Рины, рты которых извергали последовательность яростных звукосочетаний, означавших примерно следующее: «Он-беспомощный-сирота-которого-мы-обязаны-взять-но-почему-мы?» Сын девственных, диких лесов, он привык откликаться на имя «Холт».

Корабль Холта не был последней или самой лучшей моделью своего класса, но над ним поколдовали местные гении, отчего его характеристики даже улучшились по сравнению с оригиналом. Официальным именем истребителя было «Предпринимательское Партнерство Общины Северная Земля с Ограниченной Ответственностью Номер Один» (ППОСОО1), но он назвал корабль «Бобом».

Еще была огромная враждебная машина. Имени как такового она не имела, если не считать цифровой последовательности кода, который отличал ее от собратьев. У нее не было семейных корней — ни электронных, ни каких-либо других, уходящих в глубь этой планетной системы. Но стиль был — нечто однообразное и тупое, как и вся ее физическая конфигурация.

Она попала в эту историю только потому, что разведчик, наугад прочесывающий пространство, зарегистрировал данные, указывающие на существование врага — жизни, которая чувствует — и передал эти данные своему начальству, которое могло изучить их и принять необходимое решение.

В результате, счастливо миновав все гравитационные колодцы системы, словно из ниоткуда, возникло это массивное чудовище.

Интеллект разведчика был несовершенен. Как обнаружил незваный гость, в этой системе было два обитаемых мира. Прекрасно. Никаких проблем. Боезапаса хватит на оба.

С тяжеловесной грацией машина неслась по орбитальной плоскости ближайшего мира, хотя прибежищем врага была та планета, орбита которой лежала ближе к центральной звезде. Просто для удобства машина сначала выбрала мир джунглей. Это была вполне подходящая цель. В случае непредвиденных осложнений компьютерный мозг убийцы мог изменить стратегию.

Человек — «good life», если бы такой существовал, счел бы этот день благоприятным для убийства. Но машина не могла знать хорош ли этот день. Для нее не существовало ни хороших, ни плохих дней — просто дни.

Небольшой отдел машинного мозга проверил и подтвердил готовность оружия. Никогда не подводящая логика знала, когда наступит наиболее благоприятный момент для удара. Бесстрастно вращались электроны, точно так же как вращались вокруг своих осей две населенные планеты. Может быть, у машины все же был хороший день…

…как и у Морган Кай-Анилы. «Бродяга» пронзительно ревел в безвоздушном пространстве вокруг луны Страх. Случайные лучи защитных частиц поблескивали и мерцали каждый раз, когда испаряли песчинки пыли, все еще медленно оседающей в результате последней атаки Морган на бреющем полете. Ракеты, выпущенные по защитному куполу корпуса компьютеров Цагарана, хорошо справились со своей работой, если не уничтожив, то изрядно повредив цели.

«Попутный свет тебе в глотку, Цагаранский мерзавец!» — выругалась Морган, нажимая на гашетку лазера. Откровенно говоря, это дело ей было не по сердцу. Некоторые из ее лучших друзей были цагаранцами.

Из утопленных носовых амбразур «Бродяги» с высоким вибрирующим звуком вырвался лазерный луч. Морган срезала макушку главного купола Цагарана, он разорвался от перепада давления, выбросив на поверхность Страха под жесткое солнечное излучение дюжину смятых фигурок в скафандрах.

«Ха!» — Морган набросилась на вспомогательные купола и швырнула «Бродягу» в крутой победный вираж, когда корабль удирал подальше от смертельно опасного места. Уши пилота уловили отдаленный грохот взорвавшегося купола. Она надеялась, что падающие в беспорядке фигуры в скафандрах все видели. Отличный результат.

«Бродяга» быстро набирал высоту и уходил прочь от взрыхленной и обезображенной кратерами поверхности луны. Через несколько секунд они уже были на расстоянии, позволяющем Морган целиком видеть контур не правильного шара, которым был Страх.

«Хорошая работа, Мадж» — сказал «Бродяга». Кораблю было разрешено использовать варианты ненавистного детского имени Морган. Но потом она запрограммировала «Бродягу».

«Благодарю», — Морган откинулась на подушках пилотского кресла и вздохнула. — «Надеюсь, там никого не разорвало».

«Бродяга» издал звук, который Морган привыкла представлять как электронное пожимание плечами. — «Помни, это всего лишь работа. Ты это знаешь. И они знают. Всем нравится риск и награды, иначе бы никто не взялся за нее».

Морган прикоснулась к кнопкам на панели, симулирующей звук и движение; мощный рев «Бродяги», прорезающий открытый космос, смолк. Теперь корабль беззвучно плыл в тишине вакуума. — «Я просто надеюсь, что налет принес какую-то пользу».

«Ты всегда так говоришь», — подчеркнул «Бродяга». — «Рейд на Страх был малым, но важным предприятием. Теперь некоторое время Цагаранская база бомбардировщиков не будет сваливать на Катрин ничего опасного. Это даст Катринианам время для возведения защитных систем, так что Виктория сможет облегчить бремя Цитеранцев до того, как Кливленд II и Объединенные Провинции…»

«Достаточно», — сказала Морган. — «Я рада, что ты следишь за развитием континентальных связей. Сказанное очень впечатляет. Но нельзя ли просто время от времени держать меня в курсе, а не запоминать механи-чески и выдавать все подряд?»

«Конечно», — ответил «Бродяга». Его синтезированный голос прозвучал слегка скучновато.

Морган повернулась на вращающемся стуле, чтобы посмотреть на главный экран: «Дай мне, пожалуйста, визуальный план для нашей посадки в Вулвертоне», — корабль подчинился. — «Как думаешь, у меня еще есть время для тренировки, пока мы не врезались в атмосферу? У меня все тело затекло. Прямо как бревно». «Если ты поторопишься», — заметил «Бродяга». «А как насчет моих волос?» — Морган сняла свою шапочку, которая начала расстегиваться еще во время налета на Страх. Рыжие локоны тяжелой волной упали на плечи.

«Что-нибудь одно», — сказал корабль. — «Я не могу заниматься твоими волосами, пока ты разминаешься».

«Ну, ладно», — сказала Морган трагическим тоном. — «Я сама займусь волосами».

Голос корабля произнес: «У тебя есть какие-нибудь планы на вечер?»

Морган улыбнулась приборной доске: «Я ухожу».

Компания космических наемников развлекалась в «Малахитовом Салуне», как они это обычно делали каждый вечер, когда большинство из них возвращались целыми и невредимыми после выполнения заданий. Это был удачный день для многих, и впереди их ждал хороший вечер. Вращающиеся медные двери салона вполне сошли бы за ворота. В этот вечер цветные галограммы на верхней стеклянной палубе пересекались с живыми танцовщиками. Зрелище слияния и разделения реальных и нереальных форм щекотало нервы, привлекая случайных прохожих на улице.

«Посмотри, мамочка!» — говорил один мальчик, нетерпеливо показывая на танцевальную площадку, где колыхающаяся голограмма обволакивала танцующего танцовщика. — «Оно съело человека!»

Мать схватила за руки обоих детей и потащила прочь. «Подонкам слишком много платят», — сказала она. — «Не обращайте внимания!»

Старший брат презрительно посмотрел на младшего. «Онейратаксия», — ответил он.

«Я также знаю, что такое реальность», — сказал второй мальчик.

Внутри «Малахитового Салуна» среди снующей толпы одиноко сидел Холт Калдер. Это был довольно энергичный молодой человек приятной наружности, но в блоке он был новичком, а для завязывания космических знакомств требовалось время. Холт нечасто принимал участие в боевых операциях, и до сегодняшнего дня не видел ничего по-настоящему захватывающего.

«Позволь тебе сказать, сынок, что сегодня днем ты чуть не заплатил по счету там, у луны Отвращение», — громким голосом, стараясь перекричать навязчивую музыку, доносящуюся сверху, сказала седеющая женщина. Ее волосы были причесаны в виде серебряного клина, а левый глаз закрывала повязка. Не дожидаясь приглашения, она пододвинула стул и уселась рядом.

Холт поставил недопитый стакан и внимательно посмотрел на нее. Сейчас, правда, он понимал, что это был не совсем умный поступок — так поспешно выйти из тени луны по имени Ужас и обрушиться на группу куда лучше вооруженных истребителей Провинции. — «Я даже об этом не подумал», — серьезно ответил он. «Это точно!» — Женщина встряхнула головой. — «Тебе чертовски повезло, что Цитеранцы тряханули нас раньше, чем у меня появился шанс взять тебя на прицел».

«Вы?» — спросил Холт. — «Меня? Откуда вы знали…?»

«Запросила», — сказала женщина. — «Я проверила регистрацию твоего корабля. Сегодня я решила обязательно посетить эту прокуренную дыру. Подумала, что мне следует спешить, если я хочу увидеть тебя живым».

Молодой человек опустошил стакан: «Сожалею по поводу вашего партнера».

Женщина выглядела огорченной: «Он был вроде тебя — и по возрасту, и по опыту. Я думала, что он следует за мной. Идиоту нужно было бы не отставать и быть очень внимательным. Тебе повезло».

Холт не знал, что говорить или делать дальше. Женщина резким движением протянула руку: «Мое имя — Танзин», — сказала она. — «Уверена, что ты слышал обо мне», — Холт кивнул. «Наверное, какую-нибудь гнусность…»

Холт решил: незачем упоминать, что имя «Танзин» на жаргоне наемников было синонимом слов, которыми назывались три луны: Страх, Ужас и Отвращение. Пожатие было сильным и теплым.

«Не могу не заметить», — сказала Танзин, — «что ты довольно быстро расправился с ним». — Она жестом указала на пустой стакан. — «Заказать тебе еще?»

Холт пожал плечами: «Благодарю. Я никогда много не пил. До сегодняшнего дня. Думаю, что пережитое сильно подействовало на меня». «Ты же завтра не летишь?» Молодой человек медленно покачал головой. «Прекрасно! Тогда напейся сегодня». На другом конце длинной прямоугольной комнаты возникло какое-то замешательство. Как только легкое волнение пробежало по собравшейся толпе, Холт попытался разглядеть сквозь золотистый дым, что там происходит. Внимание публики, очевидно, было сконцентрировано на только что вошедшей в «Малахит» женщине. С такого расстояния Холт только мог увидеть, что она была довольно высокого роста и ее длинные волосы отливали угольным блеском.

«Кто это?» — спросил он.

Танзин, которая хотела позвать официанта, бросила быстрый взгляд: «Принцесса Электа».

Рот Холта приоткрылся, когда принцесса Электа и четверо ее сопровождающих в ливреях приблизились и прошли мимо. — «Она красива».

«Сука», — отозвался грудной голос позади него. — «Вышла шастать по трущобам».

«Ее волосы…» — Холт прикрыл рот, проглотил слюну и снова открыл его.

«Они рыжие. Ну и что?» — услышал он слова и смешок, исходившие от нового собеседника. Человек был одет в сутану и сидел за небольшим столиком справа от Холта рядом с уставленным бутылками баром.

«Ты, похоже, был в длительном патрулировании», — заметила Танзин.

«Привет, я тоже люблю рыжий цвет», — произнес позади Холта все тот же гремящий голос. Он обернулся и увидел двух темнобородых мужчин. Стулья, на которых они сидели, казались крошечными из-за их размеров.

Тот, что до сих пор молчал, повернулся к своему компаньону: «Что же ты тогда не пригласишь ее потанцевать?»

Его громкоголосый товарищ грубо расхохотался. «Я скорее приглашу танцевать Рину».

Прежде, чем он сообразил, что делает, Холт вскочил со своего места и повернулся к говорящим: «Заберите свои слова назад», — спокойно произнес он. — «Я не позволю вам наносить оскорбления».

«Принцессе Электе?» — с нескрываемым изумлением спросил первый мужчина.

«Рине».

«Ты что, сумасшедший?» — спросила подошедшая Танзин и схватила его за локоть.

«А может, самоубийца», — пробормотал человек в капюшоне, взявший его под другой локоть. — «Сядь на место, парень!»

«Не портите мне удовольствие», — обратился к сдерживающей Холта паре тип с гремящим голосом. — «Я пролетел без карты весь путь до Кирси и обратно только для того, чтобы как следует врезать любовнику Рины».

«Хорошенькое дельце», — сказала Танзин. — «Вы знаете, кто я?»

Оба мужчины посмотрели на нее в раздумье. «Я думаю, что справлюсь и с тобой», — сказал первый.

«А как насчет меня?» — человек в сутане свободной рукой откинул на спину капюшон. При свете бара рассыпавшиеся локоны запламенели рыжим огнем.

Первый мужчина самодовольно усмехнулся: «Я думаю, что вами троими я смогу подтереть, надраить и отполировать пол».

Второй великан предостерег: «Успокойся, Амарант! Малышка — как же ее — ах, да, это — Кай-Анила».

Амарант задумался. «О, да… Отчаянная личность! Только за время действий на Малиновом Глетчере ты набрала столько же медалей, сколько я за весь прошлый год. Я не хочу стрелять и разнести вас на части».

«Есть очень легкий способ избежать этого», — вставила Танзин. — «Давайте все уладим. Следующий раунд за мной».

Вид у Амаранта был нерешительный. Его приятель медленно сел и ухватил великана за локоть. — «Амарант, а как насчет того, чтобы пойти и пропустить по стаканчику с этим мошенником и двумя кровожадными дамами-ветераншами?»

Морган и Танзин сели. Холт, оставаясь стоять, спросил: «Амарант… Что это за имя?»

Амарант повел плечами, и это движение напомнило о гигантских деревьях в лесу, которые только слегка колышатся, когда из тундры дует ураганный ветер: «В переводе это означает „Неумирающий цветок“. Мой старик решил, что нам стоит эмигрировать на Кирси, и в честь этого мне следует дать такое имя. Но моя матушка решила, что оно не сочетается с моим последним именем и переименовала в „Амаранта“ — значение то же, но звучит благозвучнее — имя прилипло…»

«Хорошее имя», — сказал Холт. Он представился и протянул руку. Амарант крепко пожал ее. Приятеля Амаранта звали Богдан Хмельницкий. Появился официант, и ему заказали напитки.

После того, как Холт впервые увидел Морган вблизи, он уже смотрел на нее, не отрывая глаз.

«Эти волосы на самом деле рыжие, — с улыбкой сказала она ему. — Они даже еще рыжее, чем у Принцессы Электы».

Холт закрыл рот и произнес: «Ух!» Он понимал, что выставляет себя на посмешище, но ничего не мог с собой поделать. Чувствовал, что его сердце стало биться сильнее. Это глупо, говорил он себе, и по его телу разливалось приятное тепло. Он вдыхал ее запах, и это ему нравилось. «Мы же делаем одну работу», — предостерегал себя он, пытаясь остановить разыгравшиеся инстинкты.

Но это не помогло. Он все еще пялил на нее глаза и заикался, и надеялся, что не несет чушь.

Остальные четверо, казалось, забыли о Холте и говорили о делах.

«… что-то случилось, — услышал он слова Амаранта, когда попытался сосредоточиться. — Я получил эти сведения от разведчика, докладывавшего о выполнении задания, после того, как приземлился в Вулвертоне. Это было не так давно. Я пытался раздобыть информацию у трех-четырех отстраненных от полетов летчиков, но никто из них не проболтался».

«У меня такое же чувство, — обронила Танзин. Она выглядела задумчивой. — Я звонила своей подруге в Офис Электы. Фактически она сказала „Да“ и „Я ничего не могу тебе сказать“, затем „Наберись терпения, что-нибудь объявят, возможно, и сегодня вечером“. Я все еще жду!» — И она без всяких усилий выпила глоток двойного «Мак-Жилрея».

«Скорее всего, сегодня», — подал голос Богдан. Все пятеро смотрели на бар. Принцесса Электа вернулась со своим эскортом и стояла сейчас, разговаривая с одним из менеджеров «Малахита». Затем щелкнула пальцами, и двое из наиболее рослых людей сопровождения подняли ее на стойку облицованного деревом бара.

С минуту она стояла молча. Ее зеленое в обтяжку обмундирование блестело даже при этом тусклом свете. Принцесса Электа топнула по стойке обутой в сапог ножкой. Почти сразу воцарилась тишина. Музыка наверху тоже оборвалась.

«Ваш мир нуждается в вас, — сказала Принцесса Электа. — Я буду говорить прямо. Существующие обычные политические разногласия между Викторией, Катрин и Цитерой преодолены. Причина этого проста и смертельно опасна», — для большего драматизма она сделала паузу.

Амарант приподнял лохматую оровь. «Наша звезда собирается превратиться в новую?» — предположил он.

«В нашей звездной системе появился враг», — продолжала Принцесса Электа. — «Мы ничего не знаем о его природе. Известно лишь одно: сегодня же, когда здесь, как всегда эффектно, будет заходить солнце, наши колонисты на Кирси окажутся в осаде».

В комнате нарастал гул недоверчивых голосов, и Принцесса Электа с трагическим выражением лица простерла руки. — «Вы все отлично знаете, что у немногочисленных колонистов на Кирси имеется только самое минимальное вооружение. Видимо, спутниковая станция была сразу же захвачена. Сейчас враг кружит на орбите Кирси и превращает в пламя ее джунгли, которые наполняются удушливой гарью и дымом. У меня нет точной информации о том, сколько колонистов еще скрывается от опасности».

«Кто это?» — раздался голос. — «Кто он, враг?» — Шум и крики усилились до такой степени, что сосед уже не слышал соседа.

Принцесса Электа затопала ногами, пока все не стихли. — «Кто враг? Я… я не знаю». — Казалось, что ей впервые изменило хладнокровие. Но вскоре она вновь обрела его. Холт слышал, что Принцесса Электа была крепким орешком, к тому же профессионалом в своем деле, как и он, пилот, в своем. — «Я отдала приказ регулярным войскам следовать на Кирси, чтобы отвлечь врага. Полетят только добровольцы. Все союзы и правительства договорились о сотрудничестве. Жаль, но сегодня у меня больше нет новостей».

Холту снова показалось, что Принцесса Электа под взглядами потрясенной толпы в «Малахитовом Салуне» вдруг словно растерялась. Ее плечи немного опустились. Потом она собралась, к ней вернулось прежнее самообладание. «Работники Министерства Политики будут ждать вас в порту, чтобы дать краткие инструкции. Я желаю вам всем и каждому в отдельности успеха и удачи в трудном предприятии, Я хочу, чтобы вы все вернулись целыми и невредимыми после того, как спасете на Кирси всех, кого сможете». — Она сделала легкий кивок головой и спрыгнула на пол.

«Эй, послушайте!» — раздался чей-то крик. Холт видел только макушку Принцессы. Она остановилась. — «А как насчет вознаграждения?»

«Вот именно!» — присоединился другой. — «Мы, значит, должны встать в очередь, чтобы сделать межпланетный бросок и подставить наши задницы неизвестно кому — этому буджаму[9] — и все это за обычную плату и вечную славу?»

«Так как же?» — выкрикнул третий пилот, стараясь преодолеть нарастающий ропот.

Уже по одному движению головы Принцессы Электы Холту стало ясно, что она недовольна. Она подняла руку в перчатке: «Вознаграждение соответствующее. Пятикратное увеличение обычной платы. То же касается и страховки родственникам в случае вашего невозвращения».

«К чертовой матери!» — крепко выругался Амарант. — «Я возвращаюсь назад».

«Пятикратный размер — за самоубийство?» — медленно произнес Богдан. Он пожал плечами.

«Удовлетворены?» — спросила Принцесса Электа. — «Что ж, удачи вам всем и будьте осторожны!» Она быстро удалилась в сопровождении свиты.

Толпа была спокойней, чем мог ожидать Холт.

«Тысяча чертей и одна ведьма!» — выругалась Танзин.

«Я готов, — сказал Амарант. — Не помешало бы поспать, но…» — он красноречиво всплеснул руками.

Богдан кивнул: «Мне бы тоже».

«И мы можем возвращаться», — сказала Танзин. — «Думаю, что весь транспорт подадут на поле».

Морган натянула на глаза капюшон. Холту стало грустно от того, что ее красота снова была так грубо спрятана. — «Еще одно развлечение впереди», — сказала она тихо.

«Надеюсь…» — отозвался Холт. Они все посмотрели на него. Холт почувствовал себя ребенком в толпе взрослых. Он просто сказал: «Ничего, пошли».

…Полночь в джунглях. Со всех сторон пронзительно кричат и завывают ночные существа. Звездное небо над головой сверкало и вспыхивало каждый раз, когда в зените появлялась более яркая звезда.

Алнаба — ночной спутник Кирси — стал задевать купола деревьев на востоке горизонта.

Потом ночные звуки смолкли.

Внезапно изображение опрокинулось и растворилось в спокойном ярком мерцании белого света.

«Это была посадочная станция у Ленивой Ярмарки».

Чернота, и звезды, что не мерцают.

Какое-то движение.

Изображение замигало, растворилось, а потом картинка настроилась и появилось нечто.

«Каковы размеры?»

«Около километра в поперечнике. Отсюда трудно определить с большей точностью».

Это был многогранник, который можно было легко принять за сферу. Потом наблюдающий стал различать мириады углов и фасеток. По мере того, как изображение приобретало четкость, появились угловые проекции.

Устройство почти не отражало свет. В этой темноте оно казалось воплощением чего-то зловещего. Бесстрастная машина, готовая проглотить целые миры.

«Нам удалось повернуть телекамеры инспектора природных ресурсов. Это все картинки, что мы получили».

От далекой машины отделилась яркая точка. По мере приближения она становилась все больше и больше, пока наконец не заняла весь экран. Как и передача с поверхности Кирси, изображение ярко вспыхнуло и исчезло.

«Это было направлено на сам исследовательский спутник. Теперь, думаю, вы хорошо представляете, что стало с Кирси…»

Зажегся свет, и Холт заморгал.

«Должен сказать, что нас ждет адская работенка», — сказал ему Амарант.

«Боюсь, что от моего энтузиазма почти ничего не осталось», — вид у Танзин был мрачный.

«Лучи, — заметил Богдан. — Причем большей мощности, чем может дать весь этот континент. Ракетные установки до самой кормы. Как же мы собираемся брать эту штуку в оборот?»

Морган слабо улыбнулась: «Я бы сказала, что мы знаем свое дело».

«Бравируешь?» — Танзин положила свою руку поверх руки молодой женщины. Они впятером сидели за столом в аудитории. — «Ладно. Я просто спрашиваю, как мы собираемся справиться с ней?» От столиков, где сидели другие пилоты, доносились громкие недовольные голоса, раздавались вопросы.

Выступала Д-р Эпсли. Она была маленького роста, темная и держалась очень напряженно. Коалиция правительств выбрала ее координатором по чрезвычайным ситуациям для проведения инструктирования регулярных сил. Она была известна своим острым языком и врожденной способностью принимать решения в критических условиях.

Кто-то из конца зала выкрикнул: «Вашим первым ответом вы должны пресечь все слухи. Скажите, что это за штука?»

«Я слышала, что кто-то сегодня уже назвал нашего противника „буджамом“, — она зловеще улыбнулась. — Это было точное наименование».

«Ну-ну…» — сказал все тот же человек. — «А что такое „буджам“?»

«Вам повезло, что для того, чтобы стать первоклассным бойцом, не требуется знаний классической словесности, — фыркнула Д-р Эпсли. — Дистанционные сенсоры заметили объект и закодировали его как snark[10] — объект типа кометы. Один из наших предков-программистов любил литературные ссылки…»

Морган резко вскинула голову и поднесла руку к уху. «Что случилось?» — с беспокойством спросил Холт.

«Бродяга», — ответила она. — «Радиосвязь с кораблем. Пришлось уменьшить звук. „Бродяга“ завопил мне прямо в ухо, что он все знает о снарках и буджамах. Процитировал: „Потому что снарк и был буджамом, понимаешь?“»

«Так что такое…?» — начал было он.

Д-р Эпсли повысила голос, чтобы предупредить вопрос: «Мы собираемся сражаться с тем, что в настоящий момент можно классифицировать как автоматический разрушитель, смертельно опасный реликт, доставшийся нам со времен древней войны. Это — чувствующая машина, которая запрограммирована на уничтожение любой встречающейся на ее пути органической жизни».

«Что же она имеет против нас?»

«Это — глупый вопрос», — заметил кто-то. — «Похоже, ты, Боз, не относишься к органическим разумным существам». Человек, задавший вопрос вспыхнул и покраснел.

«Спасибо», — сказала Д-р Эпсли. — «Для получения информации мы с помощью компьютеров углубились в историю. Объекты, подобные машине, вращающейся на орбите Кирси, были известны много веков назад, когда мы искали убежище в этой планетной системе. Они являются неотъемлемой частью той деспотической цивилизации, от которой когда-то сбежали наши предки. Считалось, что безбрежность Галактики позволит им укрыться как от машин, так и от остального человечества». Д-р Эпсли сделала паузу. — «Очевидно, машины шли по следу, а может быть, это и случайная встреча. Мы не знаем».

«Возможны ли переговоры?» — Вопрос задала Танзин.

На лице Д-р Эспли вновь появилась мрачная улыбка: «Очевидно, нет. В прошлом машины вели переговоры только в том случае, если это было составной частью их основной стратегии против человечества. Кирси была атакована без предупреждения. Машина не предприняла попытки связаться с кем-то из людей в этой планетной системе. Она не отреагировала и на наши инициативы. Она просто целенаправленно и яростно продолжает наносить по Кирси удар за ударом. Мы думаем, она выбрала тот мир только потому, что он находится на краю системы». — Рот Д-ра Эпсли приобрел твердые очертания; голос стал напряженным. — «Она не просто старается победить наших соседей, она превращает их в ничто. Мы — свидетели кровавой бойни!» «И мы следующие?» — спросила Морган. «Вся Алмира», — сказала Д-р Эпсли. — «Да, мы ожидаем худшего».

«Итак, каков план?» — прогремел голос Амаранта. Холт бросил взгляд на Морган; ее волосы почти полыхали огнем в искусственном свете зала. Да, он должен был регулярно высылать Новой Земле дивиденды, чтобы компенсировать затраты поселенцев на его обучение и покупку корабля, и до недавнего времени вся жизнь Холта была сосредоточена на приключениях, опасности и деньгах. Теперь появился новый фактор. Внезапно оказалось, что у жизни есть еще одна грань, которую следует принимать во внимание: Морган. Может быть, это было всего лишь увлечение, и он бы никогда не узнал, к чему оно приведет. Но вместо этого им, как и остальным, предстояло лететь на Кирси. Машина непременно убьет его или ее. Или их обоих. И это ощущение угнетало.

Д-р Эпсли прервала его размышления. — «Мы не знаем, какой системой зашиты обладает машина. Те несколько кораблей, которые вели наблюдения с Кирси, не смогли приблизиться к ней настолько, чтобы исследовать защитные экраны. Вам следует быть более осторожными. Думаем, что ваша скорость и мобильность более высоки, чем у машины. Наша стратегия заключается в том, чтобы бросить несколько истребителей на экраны, в то время как другие будут вести перестрелку. Стандартное вооружение мы заменяем на более тяжелое».

«Хм», — отозвался пилот, сидящий слева. — «Из ваших слов можно сделать вывод, что вы надеетесь, будто кое-кто из нас сумеет отыскать уязвимые точки этого чудовища?»

«Мы продолжаем собирать сведения об этой машине», — сказала Д-р Эпсли. — «Если случится чудо, и нам удастся получить ответ, уверяю, вы будете первыми, кто его узнает».

«Это хреновое самоубийство!» — разнесся голос Амаранта по всему залу.

«Возможно», — улыбка Д-р Эпсли из мрачной превратилась в кислую. — «Но это единственный „хреновый“ шанс, который у нас есть».

«Зачем тогда суетиться с пятикратным вознаграждением?» — пробормотал кто-то. — «Никто, кроме машины, не сумеет им воспользоваться…»

«Но почему эта буджамная штуковина хочет уничтожить нас?» — донеслось из дальнего конца зала чье-то чрезмерно громкое высказывание.

«Ты забыл, что мы сделали с Ринами!» — сердито и тоже громко сказал Холт. Его соседи пристально посмотрели на него.

«Мы же не всех их убили», — мягко проговорил Богдан.

«Могли бы с таким же успехом убить и всех. Четыреста лет назад мы всякий раз брали их земли, когда они нам нравились. Они погибали, если становились на нашем пути».

«Но не на моем, — запротестовал Богдан. — Я ничего такого не сделал этим вонючим барсукам…»

«И ничего для них», — заметил Холт.

«Заткнись, — отозвалась Танзин. — Успеете поссориться. Когда машина начнет бомбить Алмиру, то, я уверена, ей будет наплевать на то, где люди, а где Рины». — Она повысила голос и обратилась в сторону Д-ра Эпсли. «Что же будет дальше?»

«Мы уже снаряжаем истребители. Это займет несколько часов. Вы будете отправляться группами одна за другой. Комнаты отдыха готовы. Я всем предлагаю поспать, подкрепиться и расслабиться. Как только смогу, я вывешу специальное расписание отправки. Есть вопросы?»

Вопросы были, но не слишком важные. Холт собрался с духом и повернулся к Морган. — «Взять вам кофе?» — Она кивнула.

«Возьми кофе на всех, — сказала Танзин, — но отправляйся сейчас же, встретимся позже».

Словно враждебный спутник, машина продолжала кружить над Кирси.

Пыль.

Пар.

Смерть.

Забвение.

Да, именно это случилось с Кирси. Орбитальное оружие доставало до самых недр планеты. Буджам, видите ли, хотел быть абсолютно уверенным…

Комнаты отдыха представляли собой ряд помещений. Они отличались друг от друга обстановкой, убранством и даже цветом стен, чтобы ожидающий пилот мог выбрать тот, что вызывал желаемое настроение. Этот рассвет пилоты предпочли встретить либо в самых темных и мрачных комнатах, либо в тех, что были раскрашены в самые яркие вызывающие тона. В поисках уединения Холт проводил Морган в комнату, облицованную светлым деревом с коврами песочного цвета.

Войдя, Холт приказал фоновой музыке стихнуть, что было выполнено. Мужчина и женщина уселись за маленький столик и посмотрели друг на друга сквозь легкое облачко пара, поднимающееся от их чашек.

Наконец Морган сказала: «Итак, ты боишься?»

«Не совсем, — Холт медленно покачал головой. — У меня еще не было времени, чтобы испугаться. Но уверен, что все впереди…»

Она засмеялась: «Когда придет время, и машина примет такие же угрожающие и четкие очертания, как Пик Зуб Дракона, я тоже затрясусь от страха!»

«А потом?»

«Потом я сделаю свою работу».

Он перегнулся через столик и прикоснулся к ее руке: «Я хочу сделать то же самое». — Она незаметно убрала пальцы.

«Я кое-что знаю о твоей карьере, — сказала Морган. — Обратила внимание на статистику. Уверена, что все у тебя будет прекрасно».

Холт уловил в ее голосе определенные нотки и сказал: «Я не настолько моложе тебя. У меня просто меньше опыта».

«Я имела в виду не это, — теперь она коснулась его руки, — и не собиралась подчеркнуть твою молодость. Просто просмотрела записи, свидетельствующие о мастерстве начинающего пилота. Самое удивительное — чего стоило вообще туда попасть…»

Слова Морган прозвучали как приглашение. Холт немного расслабился. Их пальцы слегка соприкасались.

Холту всегда было нелегко рассказывать о том, как Рины растили его в условиях дикой природы. Случайный слушатель обычно принимал это за шутку или мастерски сочиненный анекдот. Да и вообще Холт редко говорил с кем-нибудь о своем прошлом. Обычно его откровенность мало кого впечатляла.

Но сейчас он вдруг чувствовал желание рассказать обо всем Морган.

Попросту говоря, жители Северной Земли бросили Холта умирать на склоне холма, когда он был еще ребенком.

Несмотря на полную вседозволенность, в целой Алмире не нашлось человека, кто захотел бы взять на себя ответственность за убийство ребенка. Все это было как-то связано с родителями Холта, погибшими при странных обстоятельствах. При каких именно, их сыну так и не объяснили толком. С тех пор подозрительность стала неотъемлемой частью отношений между Холтом и поселянами.

Во всяком случае, сразу после смерти родителей совсем юного Холта оставили умирать на крутом обрыве холодного склона небольшой горы. Через несколько часов его нашло странствующее племя охотников — Ринов. Рины относились к типу умеющих чувствовать плотоядных млекопитающих, чей отвратительный (если верить поселенцам) характер вошел в легенды. Но, несмотря на все эти пугающие детей сказки, человеческих младенцев Рины не ели. Вместо этого охотники немного посвистели над малышом, ворчливо обсуждая небывалый случай человеческой безответственности и затем доставили ребенка в Северную Землю. Под покровом ночи они тайком прокрались мимо караула и положили Холта Калдера на пороге зала Ассамблеи.

На следующий день в Северной Земле состоялось собрание селян, на котором повторно было решено — но уже меньшим числом, чем в первый раз — отвезти Холта назад на склон холма.

На этот раз племени охотников понадобилось больше времени, чтобы случайно наткнуться на ребенка. Холт был уже почти мертв от переохлаждения. И вместо того, чтобы вернуть ребенка туда, где, по мнению Ринов, его ждала верная смерть и что было бы варварством, они взяли его с собой, в свое кочующее племя.

Около десяти лет Холт рос в племени и говорил на грубом свистящем языке Ринов. Конечно, он не раз замечал, что не был таким волосатым, как собратья по племени, и что его когти и зубы не были столь впечатляющими, и что у него не было светлой, наклонной полосы, как на темном мехе остальных Ринов. Рины прикладывали много усилий, чтобы он не слишком удивлялся тому, что не похож на других. Мальчика поощряли, когда он задирался со своими сверстниками-щенками. К нему искренне привязалась супружеская пара, потерявшая своих отпрысков в поставленном людьми капкане.

По прошествии нескольких длинных зим Рины решили, что было бы гуманнее вернуть Холта в мир людей. Для Ринов его возраста пришло время вступить в Призыв. Это был обряд посвящения во взрослую жизнь, и Ринам казалось, что Холту он был недоступен. В день его двенадцатилетия (хотя никто об этом не подозревал), Холта с сожалением оставили у порога зала Ассамблеи Северной Земли.

Холт не хотел уходить. Люди нашли его утром, тепло и надежно укутанного в дубленую шкуру скелка. Еще до захода солнца Холт сбежал в тундру и снова нашел своих Ринов. Они терпеливо обсудили с ним ситуацию. Потом снова сделали его беспомощным и опять доставили в Северную Землю.

На этот раз поселяне приставили к мальчику должкую охрану. Вечером состоялось специальное собрание Ассамблеи, на котором было решено взять Холта обратно. Его обучили всему, что должен знать человек, начиная с языка. Его по-новому одели и причесали. Через некоторое время он согласился остаться. Нити, связывающие его с Ринами, ослабли, и Холт, наконец, в полной мере почувствовал себя человеком. За прошедшие более десятка лет в Северной Земле многое изменилось. Население хотело забыть дело старших Калдеров. Они искупили свою вину, воспитав сына. Но среди них были и такие, кто боялся его.

Когда Холт вступил в пору совершеннолетия, все поняли, что он стал лучшим среди молодых людей сообщества. Было решено, что его вхождение в мир взрослого населения Северной Земли должно быть отмечено торжественным актом. Ассамблея выбрала его главным публичным полномочным представителем партнерства сообщества Северной Земли.

Именно поэтому они приобрели для него подержанный истребитель, модернизировали его, оплатили обучение Холта и отправили его на поиски собственного пути, а между делом он регулярно выплачивал своим инвесторам щедрые дивиденды.

Спустя годы после возвращения в мир людей, Холт попытался вернуться к Ринам. Кочевники путешествовали, описывая правильную, хоть и большого диаметра, окружность, ему не составило большого труда найти то самое племя и одного из выживших приемных родителей. Но все уже было не так…

Пере-Сник, покрытый серебристым мехом шаман племени, печально процитировал Холту одну из заповедей Ринов: «Ты не можешь снова вернуться домой…»

«И ты не пытался узнать, что же такое совершили твои родители, что за тайна окружает их судьбу?» — несколько недоверчиво спросила Морган.

«Конечно пытался, — ответил Холт, — но решил, что впереди еще вся жизнь, чтобы выяснить это. Я не подозревал, что мне придется быть превращенным в плазму где-то на орбите Кирси».

«Ты не будешь, — Морган слегка сжала его пальцы. — Никто из нас не будет!»

Холт ничего не ответил. У Морган были почти округлые, как у кошки, глаза замечательного зеленого цвета.

Морган встретила его прямой взгляд. — «А потом ты что-нибудь слышал насчет Призыва, — спросила она, — когда Рины вернули тебя в Северную Землю?»

Он вздрогнул, взгляд стал рассеянным, и Холт снова погрузился в прошлое: «Хотя колонисты Алмиры и не хотят этого признавать, но у Ринов есть своя культура.

Они так же по-своему умны и интеллектуальны, как и мы — просто их цивилизация не имеет технологической направленности. Ей и не нужно развиваться в этом направлении.

Рины могут при желании обращаться с инструментами — но чаще они предпочитают не делать этого. Они охотники, но у них практически нет охотничьего оружия. И тогда в действие вступает Призыв».

Он остановился, чтобы отпить кофе. Морган молчала.

«Я не этнолог, но живя рядом с Ринами, узнал о них гораздо больше, чем создатели пресловутого учения — немногочисленные люди, которые когда-либо на протяжении веков проявляли к Ринам интерес. — Холт горько усмехнулся. — Серьезное научное исследование привело бы к коммуникации, а та к признанию de facto наличия интеллекта. Значит, встал бы вопрос об этичности человеческого вмешательства человека в их жизнь. — Он покачал головой. — Нет, гораздо лучше притворяться, что Рины — это просто умные звери…»

«Я выросла в Оксмаре, — сказала Морган. — Я никогда не думала о Ринах ни так, ни этак».

Холт выглядел слегка возбужденным: «Вот что я скажу тебе о Призыве: это один из главных ритуалов Ринов. Не уверен, что понимаю суть, но расскажу тебе все, что знаю».

Это одно из моих самых ранних воспоминаний.

Племя Ринов страдало от голода, что, впрочем, бывало очень часто. Незадолго до рассвета они собрались среди, съежившись под порывами ледяного ветра.

Там проходила маленькая церемония, какое-то совместное действие племени.

Шаман Пере-Сник, покрытый пышной черной шерстью, стоял перед ними, поддерживая передними лапами скальную плиту. На ее плоской поверхности он нарисовал контур взрослого скелка. Рогатое существо было изображено в профиль. ПереСник использовал теплые земляные краски, цвета весенней шкуры скелка. Все Рины — взрослые, молодые и подготовительного возраста — голодными глазами смотрели на картину.

Пере-Сник почуял присутствие скелка. Зверь находился в охотничьих пределах, в пределах Призыва. Шаман возглавил песнопение своих соплеменников:

Слова повторялись снова и снова, пение превратилось в молебен, который перерос в хоровод, голоса слились в сотканный из звуков гобелен, который, казалось, незримо и невесомо струился в пространстве.

Пере-Сник положил изображение на голую землю, и голоса тут же смолкли. Отзвук пения еще дрожал в воздухе, хотя ветер дул в сторону убежища. Шаман произнес: «Добыча приближается».

Охотники последовали за ним в указанном направлении. Вскоре они увидели скелка, упрямо идущего им навстречу. В едином порыве Призыва охотники бросились вперед и, навалившись на мускулистое тело зверя, почувствовали жизненную силу, пылающий сгусток энергии, которым было сердце животного. Когда пение возобновилось, Пере-Сник бесстрастно вырвал это сердце, остановив поток энергии. Скелк застыл и упал, прохрипел последний раз и умер, и только тонкая струйка крови вытекала из его ноздрей. Потом Рины оттащили тушу в укрытие. Потом все ели.

«Симпатическая магия, — сказала Морган, ее глаза слегка сузились, — вот на что это похоже».

«Когда я стал человеком, — голос Холта на минуту дрогнул, — мне говорили, что магии не существует».

«Ты действительно этому веришь?» — спросила Морган. — «Тогда назови это формой группового телекинеза. Теперь становится понятным, почему у Ринов нет высокоразвитой технологической культуры. Она им просто не нужна — зачем, раз они могут удовлетворять основную потребность в еде с помощью такой рудиментарной способности как ПК?»[11]

«У меня не было этой силы», — сказал Холт. — «Я не мог войти в Призыв. Я только мог использовать свои когти и зубы. Я не мог стать полноправным членом их сообщества. Поэтому они и отправили меня назад».

В его голосе прозвучала печаль — отголосок одинокого, брошенного всеми человека. Морган дотронулась до его руки и сжала ее.

«Понимаю», — сказала она, — «мы ужасно недооценили Ринов».

Холт кашлянул — неловко и нарочито громко. — «Расскажи о себе», — попросил он. — «Знаю, что тебе нет равных в бою. Но еще я слышал, как люди говорят, что ты…» — он запнулся — «несносная маленькая богачка».

Морган рассмеялась. «Я — эмигрантка, живущая на деньги, которые присылают из дома», — сказала она.

Холт удивленно посмотрел на нее.

Морган родилась и выросла, как и предыдущие восемь поколений Кай-Анилов, в Оксмаре. Семейная цитадель, родовое поместье, раскинувшееся в аскетическом великолепии, лежало в нескольких километрах к югу от Вулвертона, столицы континента Виктория. Особняк из стекла и дерева, построенный на средства, заработанные расчетливыми Кай-Анилами, был Замком Морган в ее детские годы. Дитя богатых родителей, она вела бесконечные игры в придуманную жизнь, проводила за чтением бесчисленные холодные вечера, просматривала записи давно ушедших времен. Ее детство было заполнено мечтами о приключениях. Считалось, что, когда она вырастет, то станет хозяйкой поместья. Необязательно Оксмара. Возможно, где-нибудь еще.

Но этого не произошло.

Когда подошло время, Морган поняла, что в округе нет никого, чьей госпожей она хотела бы стать, в чей дом хотела бы войти хозяйкой. Наверное, семья воспитала ее слишком независимой (во всяком случае, так заявил один из ее несостоявшихся женихов). На самом деле Морган просто решила, что пришла пора испытать приключения, созданные когда-то ее жадным детским воображением.

Отлично, заявила ее семья. Морган была третьей, младшей дочерью и последней представительницей этой ветви рода Кай-Анилов. Ее старшая сестра должна была унаследовать фамильное имение. Морган ничего не имела против. Она знала, что всегда будет желанной гостьей в Оксмаре. Средняя сестра тоже сделала свой выбор: посвятила себя служению церкви.

В конечном счете Морган получила от семьи корабль, содержание и благословение. Мечтательница стала брать частные (и дорогие) уроки летного мастерства, дело кончилось тем, что она стала самой настоящей эмигранткой, хотя и живущей на средства семьи. Она стала наемным солдатом. Но семья не была уверена, что младшая дочь выбрала достойную карьеру, хотя происхождение фамильных капиталов напрямую связывалось с войной.

Семья Кай-Анилов разбогатела на том, что в давние агрессивные столетия снабжала кораблями и оружием наемных пилотов, которые вели символические сражения и развязывали суррогатные войны, служивших средством решения крупных политических споров, периодически сотрясавших Алмиру. Символические сражения и суррогатные войны были не менее опасными для пилотов, чем любое другое вооруженное столкновение. Их так же сбивали, подрывали, пронзали лазерами, но, по крайней мере, гражданское население в большинстве случаев не страдало. Конечно, время от времени случались неприятные инциденты, но не бывает правил без исключений.

Несколько устав от светских сплетен и стремясь сохранить имидж респектабельной семьи, Кай-Анилы начали давать Морган больше денег, чтобы она как можно реже появлялась дома, в Оксмаре. Соседи, с алчным интересом следившие за боевыми сражениями по сводкам новостей, начали болтать. Единственная проблема состояла в том, что для Морган не могли найти жениха. Она уже присылала домой свои награды за храбрость. Племянники и племянницы обожали ее. В ней жила неутолимая жажда битвы, и для боевого симбиоза истребителей не могло быть партнера лучше, чем «Бродяга».

Семья же продолжала подыскивать поместье, где она могла бы стать хозяйкой. Но все было напрасно. Женщине нравилось заниматься тем, что она делала. Для замужества у нее еще будет время, — когда-нибудь потом, говорила она своим родителям, дядям и теткам.

Тем временем она встретила пилота, которого могла бы полюбить. Но оказалось, что он пытался заманить ее в расставленную западню во время сложной заварушки с участием трех континентальных сил. Она не смогла его убить, но не забыла…

Потом в жизни Морган появился другой человек, но он случайно попал под ее огонь во время одной ночной перестрелки на луне по имени Отвращение. «Бродягу» тоже обдурили, и ее возлюбленный погиб. После этого Морган сосредоточилась на том, чтобы стать лучшей из нынешних пилотов-профессионалов.

На время она даже отказалась от общества людей. В конце концов, она любила свой корабль.

«Я не думаю, что люблю „Боба“, — сказал Холт. — Он ведь всего лишь корабль». — Холт слегка покраснел, почувствовав дискомфорт от того оборота, что принимала беседа.

«Ты просто не прожил с ним бок о бок так долго, как я с „Бродягой“, — возразила Морган. — Подожди еще!»

«А может быть, это потому, что ты — другое поколение?» — Брови Морган поползли вверх и она лукаво посмотрела на него. Он быстро добавил: «Я имел в виду разницу в несколько лет. Ты не один год у всех на виду. Выработала свой стиль».

Морган пожала плечами. «Я могу его поддерживать. Ты знаешь о симуляторах звука и движений?»

Он кивнул.

«Разве ты их не установил?»

Холт сказал: «Я никогда их не включаю».

«Тебе следует попробовать. Это не просто стиль — с ревом из-за солнца выйти на цель. Это помогает лилоту. Это — моральный фактор, если не нечто большее. Медики говорят, что происходит выброс адреналина. Даже в коре головного мозга рептилии происходит то же самое. Может быть, это та грань, что удерживает тебя на этом свете…»

Холт недоверчиво покачал головой.

«Ну, что, вы уже вывернулись наизнанку друг перед другом?»

Они оба повернулись.

В дверном проеме стояла Танзин. За ней маячили фигуры Богдана и Амаранта: «Не возражаете, если мы принесем свои чашечки с кофе?»

Теперь они сидели впятером, пили кофе, разговаривали, мерили комнату шагами. Казалось, прошли часы прежде, чем в комнату отдыха вошла Д-р Эпсли. Она протянула им испещренные данными листки и пояснила: «Расписание полетов».

Амарант посмотрела на свой листок и нахмурился: «Я отправляюсь на Кирси в самую последнюю очередь».

«И я», — сказала Танзин.

То же касалось Холта и Морган.

«Я ухожу сейчас…» — произнес Богдан, отрываясь от своего листка.

«Тогда я присоединяюсь к тебе», — твердо сказал Амарант. Он взглянул на Д-ра Эпсли. — «Как доброволец».

Администратор покачала головой: «Я не хотела приберегать всех моих лучших наемников напоследок». — Она выждала и улыбнулась, на этот раз улыбка была теплой. — «Мне нужны резервы, которые бы знали свое дело, так что вы оба летите позже».

Оба великана выглядели испуганными.

«Все ваши корабли находятся в стадии подготовки», — сказала Д-р Эпсли. — «Естественно, что я оставляю некоторых своих лучших пилотов на потом. Выше нос, Хмельницкий!»

Казалось, Богдану было не по себе. Морган сидела, уставившись в стол, Холт и Танзин молчали.

«Я знаю, что ждать трудно», — сказала Д-р Эпсли, — «но попробуйте расслабиться. У вас немного времени. Довольно скоро я пошлю вас на задание с наперстками, вилками и надеждой».

Все недоуменно посмотрели, когда она повернулась к выходу.

Только Морган кивнула. «Бродяга» вопил ей на ухо: «Я знаю, знаю, это из того стихотворения про снарков!»

«Ненавижу ожидание», — бросил Амарант вслед Д-ру Эпсли. — «Уж лучше пойти добровольцем в первой партии!»

Администратор проигнорировала его замечание. Оставалось ждать.

Так как машине недоступны чувства и эмоции, ей было безразлично, называют ли ее буджам, снарк или еще как. Она будет отвечать своим сотоварищам в рейде или на базе, отзываясь на свой личный код. Собственно, ей вообще ни к чему имя.

Она запеленговала рой карликов задолго до их прибытия на орбиту Кирси. Буджам зарегистрировал количество, скорость и происхождение маленьких корабликов, включая водородные факелы, что толкали их вперед.

Никаких проблем.

Машина уже перестала рыскать по Кирси. Она отметила высокую вероятность того, что никаких форм жизни, кроме вирусов или случайных бактерий, на поверхности этой планеты больше нет.

Буджам, набрав скорость, оставил орбиту своей парковки и рассчитал траекторию таким образом, чтобы встреча с приближающимся флотом произошла как раз в промежуточной точке. Проверка системы вооружения показала, что все в полном порядке.

Пробил час для пилотов первой волны кораблей Алмиры.

Приборы буджама отсчитывали точный уровень радиоактивного распада, но машина совсем не проявляла беспокойства.

Алмиране вступили в бой, когда их корабли находились еще за сотни километров от буджама. Их враг был слишком далеко, чтобы применить лазерное или лучевое оружие. Точно нацеленные компьютерами наведения на безошибочную мишень ракеты плавно вылетели из пусковых устройств. Если компьютеры наведения и испытали мятежное чувство неуверенности при стрельбе по своему «большому собрату», то они этого никак не проявили — несколько огненных следов изгибались дугой в сторону буджама.

Ракеты достигли той точки в пространстве, что выбрала машина в качестве внешнего предела своего защитного поля. Буджам использовал их для пристреливания. Вырвавшиеся лучи сразу уничтожили половину ракет. Десятки снарядов вспыхнули ярким пламенем, рассыпались снопом мерцающих искр и исчезли. Машина подняла шиты — колеблющиеся сети фиолетовой дымки — и большинство оставшихся ракет с шипением растаяло. Небольшая кучка уцелевших боеголовок успела приблизиться к машине до того, как над ней нависла энергетическая сеть, и очутилась внутри шитов. Еще несколько лучей прорезало тьму, и ракеты, как жалкие насекомые, погибли в огне. Последняя из них врезалась в металлическую поверхность машины и быстро отскочила, рассыпавшись мелкими осколками, не причинив машине никакого видимого вреда.

«Крепкий орешек этот мерзавец», — сказал своим парням руководитель группы первой волны.

Потом буджам провел корректировку защитных полей в соответствии с режимом атаки. Как молнии, устремились лучи к приближающимся Алмиранам. Некоторые пилоты погибли сразу же, и их тела смешались и исчезли вместе с развалившимися частями их кораблей. Другие применили тактику уклонения, вычерчивая сложные арабески и выполняя фигуры страшного танца с лучами смерти. На буджама снова были направлены лазеры и лучи, запущены новые ракеты. Обстрел усиливался.

Но все погибли. Ни один пилот не остался в живых. На Алмиру поступила запись телеметрической информации, но ни один истребитель, ни один пилот первой волны не вернулись.

Буджам продолжал существовать.

Его курс относительно Алмиры не изменился. Вторая волна истребителей Алмиран была наготове — в ожидании совета, в ожидании приказов, просто в ожидании. Третья и последняя группа сидела на земле.

«Случилось самое страшное из того, что могло произойти…» — Д-р Эпсли отвернулась от информационных дисплеев. Остальные присутствующие сохраняли спокойствие, стояла гробовая тишина, если не считать случайно вырвавшегося всхлипа. Видны были мрачные лица. Не одна пара глаз наполнилась слезами.

«Что теперь?» — спокойно спросила Танзин.

Морган ответила: «Не присоединиться ли нам ко второй волне истребителей?» Большинство пилотов в зале заседаний закивали головами. Напряжение спало. Громко заскрипели стулья. Кто-то громко высморкался.

Холт спросил: «Так что теперь будем делать?»

«Шансы плохие, но жить можно», — сказал Амарант, так потянув здоровенные руки, что захрустели суставы. — «Верная смерть меня не пугает».

Д-р Эпсли окинула комнату взглядом: «Я посоветовалась с Принцессой Электой и с каждым из стратегов, и мы пришли к выводу, что несмотря на всю загадочность объекта, с ним можно справиться. Требуются определенное время, чтобы сменить вооружение на более тяжелое и использовать хитроумную Византийскую стратегию. Но времени у нас нет». — Она остановилась.

«Итак?» — спросила Танзин.

«Мы готовы выслушать ваши идеи», — Д-р Эпсли снова обвела комнату взглядом, поочередно всматриваясь в каждое лицо.

Казалось, тишина будет длиться бесконечно.

Наконец, Морган Кай-Анила откашлялась и произнесла: «Есть идея!» — Все уставились на нее. — «Не у меня». — Она медленно указала на Холта. — «У него».

И все взгляды обратились к Холту.

«Я не думаю, что это сработает», — упрямо возразил Холт.

«У тебя что, есть идея получше?»

Молодой человек с явным недовольством покачал головой. — «Мы как кучка детворы, что пытается отправиться в колонизаторский полет. Они арендуют дядин амбар и начинают сооружать звездолет прямо за домом».

Морган сказала: «Я считаю, что мой план несколько более реальный».

«Надеешься? Та проклятая машина уничтожила целую планету!»

Женщина твердо возразила: «Я уверена, что мой план — это шанс!»

«И какой же?»

«Холт, не лучше ли ты расскажешь?» — Танзин посмотрела на него вопросительно, и, как Холту показалось, почти с упреком. Он ничего не сказал, а просто отрицательно покачал головой.

«В последние секунды перед сражением», — сказала Танзин, — «тебе нужно выбрать курс». — Она пожала плечами. — «Если бритва Окамы покажет, что твое един-ственное решение верно, тогда ты полетишь, руководствуясь именно им. О'кей?» — Своим здоровым глазом она обвела весь зал.

«Тогда все в порядке!» — Морган взглянула на Д-р Эпсли.

Они вчетвером удалились в небольшую комнату для обсуждения.

«Вы можете подготовить транспорт? Конечно, на истребителях было бы быстрее, но я сомневаюсь, что там поблизости есть место для посадки».

Д-р Эпсли нажала одну крайнюю клавишу на приборной доске терминала: «Все уже готово. Ветроплан будет ждать вас, как только выйдете отсюда. Ехать нужно всем?»

«Мне действительно очень хотелось бы сопровождать Холта», — сказала Морган и посмотрела на Танзин.

«Я могу и остаться. Если этот мудреный план сработает, смогу начать подготовку отсюда. Будьте на связи и держите меня в курсе!»

Д-р Эпсли добавила: «В соответствии с вашим планом я отправлю на север более крупный транспорт. Если у вас будет получаться и начнет вырисовываться продолжение нашего плана, найдется дело и для ваших, хм, друзей».

«Поселяне Новой Земли будут нас ждать?» — спросил Холт.

Д-р Эпсли кивнула. Взъерошенные черные волосы упали ей на глаза. Она отбросила их назад и заморгала. Было видно, что она уже давно не спала: «Их убедительнейшим образом попросили оказать содействие. Не думаю, что у вас там будут трудности. Кроме того, вы их местный золотоволосый мальчишка, который всегда приносил пользу, не правда ли?»

«Что ж», — произнесла Морган, — «надо сказать, что это вам не Оксмар…»

Северная Земля лежала в абсолютной изоляции в самом сердце холодной и продуваемой ветрами полуарктической равнины. Вокруг города Новая Земля были разбросаны разработки рудных месторождений, вращающиеся мельницы, потрескивающие башни, извергающие снопы пламени, и всевозможные заржавленные остовы тяжелых машин.

«Он разросся с тех пор, как я был здесь в последний раз», — заметил Холт.

«А что привело сюда первых колонистов?» — Морган начала торможение ветроплана. Он плавно скользил на высоте двух метров от поверхности замерзшей земли.

Холт пожал плечами: «Молибден, апатиты, титан — трудно сказать наверняка. Эти равнины когда-то были крупными охотничьими угодьями Ринов. Но этому быстро пришел конец. Северная Земля была построена в один день. Ринов изгнали, а те из них, что остались, были либо застрелены людьми, либо отравлены отходами химической промышленности. Это уже никого не волновало».

«Собственные интересы вылезли на первое место», — подытожила Морган. — «И никто никогда не пробовал остановиться?»

«Кажется, некоторые попытались». — Взгляд его стал рассеянным, почти тоскливым. — «Но безуспешно. Кто их слушал? Здесь нужно было зарабатывать на жизнь, добывать состояние из-под земли». — В его голосе появились злобные нотки, и он, отвернувшись от Морган, устремил взгляд на широко раскинувшуюся перед ним панораму Новой Земли.

«Прости», — сказала она слишком тихо, чтобы быть услышанной.

Их действительно ждали. Как только Морган посадила ветроплан на крошечном летном поле Новой Земли, их встретила небольшая группа людей. Сначала Морган не могла разобрать, кто это были — мужчины или женщины. В длинных меховых шубах, запорошенные сыпавшимся с неба снегом, они были еле различимы. Огромные легкие снежинки медленно, как листья с осенних деревьев, падали на землю.

Морган отключила вентиляцию ветроплана и открыла входной люк, куда тотчас ворвались порывы ледяного воздуха, отдающего запахом промышленных отходов. Прищурившись от снежинок, щекотавших лицо, она увидела, что у многих из встречавших были густые бороды. Следовательно, это были мужчины.

«Надеюсь, что эти пальто из искусственного меха», — сказал Холт, обращаясь скорее к себе, чем к Морган, — «или из меха мертвого скелка».

«Думаю, что так», — согласилась Морган, желая избежать экспертной оценки. Этим мехам было далеко до добротного качества и дорогого блеска шуб, что были у ее родителей, подумала она, но остереглась произнести вслух. Встречающие тяжело двинулись им навстречу по летному полю, и снег заскрипел у них под ногами. Холт и Морган выбрались из кабины и спрыгнули на землю, оставив за собой тикающий звук остывающих моторов.

«Холт, мальчик мой!» — сказал идущий впереди человек и раскрыл объятия. Холт проигнорировал жест и остался спокойно стоять с опущенными руками. Чтобы спасти положение, мужчина принялся широко жестикулировать: «Давненько мы не виделись, сынок!»

«Разве чеки не приходили?» — спросил Холт.

«Регулярно, мой мальчик», — ответил человек. — «Благосостояние наших людей растет с завидным постоянством благодаря тебе и твоему смертоносному кораблю». Он повернулся и обратился к Морган: «Совсем позабыл хорошие манеры. Я — Кассим Мак-Дональд, мэр. Согласно сводке новостей из Вулвертона, вы Морган Кай-Анила, не так ли?»

Морган слегка наклонила голову.

«Много наслышаны о вас. Мы все ваши горячие поклонники!»

Морган снова скромно кивнула.

«Зимней ночью обычно нечего делать, кроме как вести учет послужных списков и наблюдать за делами таких бойцов, как вы и наш мальчик». — Мэр Мак-Дональд довольно хмыкнул и похлопал Холта по плечу. — «Уверен, что вам двоим никогда не придется воевать друг против друга».

Холт проговорил тихим голосом: «Мне кажется, было бы неплохо нас подзаправить».

«Для этого у нас масса времени», — ответил мэр, и радостно замотал головой. — «Наши наземные заправщики зальют вас, пока мы будем на празднике. Эй, ребята!» — Он снова хохотнул. — «А еще из передач мы собираем всякую болтовню».

«Какой праздник?» — почти одновременно спросили Холт и Морган.

«У нас нет времени валять дурака», — сказала Морган.

«Надеюсь, сообщение из столицы содержало просьбу первостепенной важности», — добавил Холт.

Остальные встречающие переглянулись. И Морган не показалось, что они выглядели особенно счастливыми или радушными.

Улыбаясь, мэр Мак-Дональд обнажил зубы. «Вам так же, как и ветроплану, нужна заправка. Кроме того, можно встретиться с несколькими из моих местных сторонников — им бы этого очень хотелось. Знаете ли, мне скоро предстоят перевыборы».

«Мы не можем пойти на это», — сказала Холт, — «нет времени».

«Я не говорю про большой и длинный обед», — возразил мэр. — «Просто потратить немного времени на еду и поздороваться с народом, который хочет вас видеть. Просто небольшое напоминание о том, откуда приходят эти инвестиционные чеки».

«Нет», — был ответ Морган. — «Я так не думаю. Нам нужно…»

Мэр мягко прервал ее: «…немного поесть и отдохнуть прежде, чем вы продолжите выполнение своей миссии, какой бы она ни была».

«Нет!»

«Да», — повторил мэр. — «Это необходимо. Я уверен, что вы были бы поражены, узнав какими рассеянными здесь могут быть местные наземные команды, если ИМ не дать освежиться и отдохнуть».

Морган спросила: «Почему, это же…»

На этот раз ее прервал Холт. — «Я освежусь», — сказал он, и его взгляд скрестился со взглядом мэра. — «Это будет короткая отсрочка».

Мэр Мак-Дональд просиял. «Я уверен, что ваша дозаправка будет короткой, но вполне достаточной».

Холт бросил взгляд на Морган и холодно улыбнулся мэру: «Что ж, пошли!»

Мэр указал жестом на здание терминала. «Это недалеко, нас ждет теплый транспорт»

Пока группа тяжело шагала по летному полю, Морган не покидало ощущение, что они попали в плен. Закутанные в шубы жители Северной Земли, окружавшие ее, напоминали Морган огромных скучных животных. Их мех вполне мог быть синтетическим — он еще дурно пах от сырого тумана, что низко висел над городом Снижающиеся звездолеты на огненных ходулях Груз, состоящий из замороженных оптимистов, плавно опускаемый и отвозимый в желтые размораживающие центры.

Города и поселки, вырубленные в зимнем пейзаже тундры.

Случайный город, возведенный в более умеренном экваториальном поясе.

Развивающийся мир, вырванный из дикости.

Триумф людей.

Груды умерщвленных Ринов, сложенные штабелями выше укреплений крепости, сооружений из ледяных глыб.

Морган уставилась на снижающиеся звездолеты. «Это не правильно», — сказала она ошеломленно. «Большие корабли оставались на орбите. Челноки доставляли на землю людей и имущество. Потом крупные суда были разукомплектованы и спущены вниз как ме таллолом. Я узнала об этом, когда мне было три года»

«Это — право художника», — заметил Холт; его собственный взгляд все еще был прикован к телам казненных Ринов. — «Историческая точность — это не самая почитаемая на Северной Земле добродетель» — На фреске напротив соотношение превосходивших сил Ринов, нападающих на осажденных людей, составляло, по крайней мере, один к десяти.

«Но это даже нельзя назвать искусством», заметила Морган. Стены круглого обеденного зала мэра были расписаны фресками на исторические темы. «И оно не вызывает у меня аппетита…»

Остальные лица, приглашенные на обед, уже постепенно заполняли комнату и рассаживались за полукруглыми столами. Мэр почему-то был на кухне. Холт ска зал: «Лучшие люди Северной Земли прагматики. Когда общество вдруг непонятно почему заинтересовалось культурой и даже определило художника-лауреата, то предпочло того, кто занимался фресковой живописью — чтобы покрыть здешний гипс дополнительным слоем изоляции».

«Накладывая краски густым слоем, малыш?» — сказал подошедший сзади мэр Мак-Дональд. — «Надеюсь, что вы оба голодны». — Даже без своей длинной шубы мэр был таким же неуклюжим, темные волоски виднелись из ворота и рукавов. Иссиня-черная борода вилась до середины груди. — «Стейк из скелка, снежные устрицы — припасла моя жена еще с прошлого сезона — паштет из печени шрейка, ячменная размазня; должен вам признаться, это исключительная пища!»

«Мы очень благодарны», — сказала Морган. — «Но скоро ли мы сможем отправиться?»

«Очень скоро, моя дорогая». — Морган и Холт оба почувствовали на плечах тяжелые ладони мэра. Мак-Дональд повысил голос и сказал: «Ну что ж, друзья, сограждане, товарищи по союзу! От имени всех нас, кто составляет население Северной Земли, хочу официально поприветствовать наших гостей: Холта, которого, насколько я знаю, вы отлично помните», — при этом его рука легла на плечо Холта и стала поотечески мять его ключицу длинными мощными пальцами, — «и Морган Кай-Анилу, великолепного пилота-контрактника, которую каждый из вас сотни раз видел в ночных передачах о военных действиях». — Предупрежденная взглядом Холта, она заранее сделала напряженно-бесстрастное лицо. Все же стоило большого труда, чтобы не поморщиться.

Раздавшиеся в обеденном зале аплодисменты не показались слишком восторженными.

«Наш мальчик», — продолжал мэр, — «и его подруга находятся здесь проездом. Насколько мне известно, они выполняют серьезную секретную миссию по заданию наших сородичей в Вулвертоне. Естественно, что мы здесь, на Новой Земле, счастливы оказать им любую посильную помощь в этом таинственном предприятии».

Ни Холт, ни Морган никак не отреагировали на намек.

«У меня есть предположение», — сказал мэр Мак-Дональд, — «что все это имеет какое-то отношение к слухам о том, будто кто-то напал на наш соседний мир, лежащий ближе к звезде. Если так, то единственное, что мы можем сделать — пожелать этим двум пилотам, Калдеру и Кай-Аниле, большой удачи!»

На этот раз аплодисменты были более продолжительными.

Официанты начали вносить блюда с едой, от которой шел пар. Мэр подозвал их к себе: «Пусть наши гости отведают первыми». Пища, судя по виду и запаху, была хорошей. Морган и Холт не отказали себе в приличных порциях стейка, бисквита и овощей.

«Когда сейчас мы будем вкушать эту пищу», — мэр поднял руки, чтобы указать на фрески круглого зала. — «Я надеюсь, каждый из вас задумается на мгновенье о прогрессе этого мира, достигнутом в четырехсотлетней тяжелой борьбе. Наши предки оставили своих друзей, некоторые — даже свои семьи, и конечно, свои миры, и всю человеческую цивилизацию, и отправились на поиски новой планетарной системы. Наши новые миры были удалены от влияния и покровительства старого закона». — Мэр посмотрел поверх голов, сосредоточившись на чем-то невидимом. — «Я думаю, мы хорошо использовали все предоставившиеся возможности», — взгляд снова обратился к людям, теперь он смотрел им в глаза и улыбался. — «Что ж, приступим к еде!»

Раздались искренние аплодисменты.

«Это еще не та предвыборная риторика, которую я ожидал услышать», — тихо сказал Холт Морган, — «наверняка он попозже усядется на любимого конька».

«Я не хочу есть!» — раздался достаточно громкий и злой голос, чтобы перекричать весь этот обеденный гам. Говорила молодая женщина примерно одного с Морган возраста. Ее темные волосы были собраны на макушке, высокий воротничок напоминал фонтан из тонких кружев. Но выражение ее лица не соответствовало внешности.

Теперь мэр сидел по правую руку от Морган. Холт находился слева от нее. «Что-нибудь не так, Мег?» — спросил мэр Мак-Дональд. В одной руке он держал кусок мяса не намного меньше, чем весь горб скелка.

«Только собравшаяся здесь компания!» — заявила та, которую он назвал Мег. — «Одно дело — обедать с Холтом Калдером. Мне это может не нравиться, но я признаю необходимость есть с ним за одним столом. Мы все отлично понимаем, откуда берутся наши общинные средства». — Она смерила взглядом Морган. — «А вот против нее я решительно возражаю!»

Морган приподнялась со стула. Ее голос прозвучал несколько громче, чем обычно: «Но почему? Я же ничего вам не сделала!»

Мег тоже поднялась со своего стула: «А кто вы есть?» — Она показала на нее пальцем: «Аристократы… Вы — запачканные кровью привилегированные паразиты на теле политиков!» — Мег, похоже, смаковала слова.

Морган в изумлении покачала головой и опустилась на стул.

Мэр был расстроен: «Я же предлагал, давайте притупим к еде…»

Мег гордо вышла из обеденного зала. Окружающие вдруг проявили неподдельный интерес к еде, всем этим котлетам и соусам.

Холт прикоснулся к плечу Морган, она его отдернула.

«Мои извинения», — обратился мэр Мак-Дональд к Морган. Доверительным тоном он добавил: «Проблемы внешнего мира — это не тот товар, который легко продать здесь. Боюсь, что Холт — не самая подходящая для нас компания за обеденным столом». — Он повернулся к молодому человеку: «Между нами, парень, я бы не стал тебя винить, если бы ты посчитал, что мир не стоит спасать». — Мэр Мак-Дональд приложил к губам указательный палец. — «Но пусть мои преданные избиратели не узнают, что я это сказал». — И он посмотрел на огромный ломоть мяса в руке. — «А сейчас», — сказал он, указывая на яства, — «а сейчас, давайте продолжим обед!»

Ветроплан с полными баками плавно скользил в разыгравшейся буре над ледяной пустыней тундры, изредко вздрагивая под порывами ветра. Плотно пообедавшие пилот и пассажир были охвачены тревожным чувством ожидания.

«Это не здесь?» — спросила Морган. — «К востоку от той вершины?»

Холт кивнул.

«Куда теперь?»

Холт дал ей направление по компасу.

«Откуда ты можешь знать? Я думала, что племена все время странствуют».

«Так оно и есть», — ответил Холт. — «Даже с закрытыми глазами в поле я мог бы определить, где они. Я знаю время года, чувствую различные нюансы. Температура, ветер — все это имеет значение». — Он вплотную приблизил лицо к иллюминатору. — «Фрагменты складываются в единую картину».

Морган искоса взглянула на него: «Может, это просто инстинкт — что-то, что не поддается просчету?»

«Нет», — просто ответил он.

«Интересно…»

Холт еще раз показал направление по компасу.

«Есть, сэр», — Морган положила ветроплан на северо-северо-восточный курс. В некотором отдалении смутно вырисовывался ряд остроконечных вершин.

«Ты был не особенно приветлив в городе», — заметила Морган.

«Не чувствовал искренности. Надеюсь, что сейчас встречусь с друзьями», слова прозвучали слишком дежурно, с чувством мнимого пафоса, словно на молодого человека, с которым Морган познакомилась в Вулвертоне, надели другую личину.

«Знаешь, кроме того, что ты, несомненно, знающий свое дело классный истребитель, ты еще очень привлекательный молодой человек…»

Холт не ответил. Морган показалось, что она увидела, как вспыхнули мочки его ушей. Она стала искать и другие признаки, задумавшись при этом о своих собственных ушах — не выдают ли они ее.

Наконец, как и предсказывал Холт, они нашли лагерь — или что-то похожее. Морган медленно покружила над ним, чтобы Рины были хорошо предупреждены. — «Это шкуры?» — спросила она. — «Они живут в шатрах из шкур?»

«Смотри выше», — ответил Холт. — «Там входы в вырытые в земле норы. Несмотря на то, что большую часть года они кочуют, в середине зимы Рины открывают земляные тоннели. Это возврат к прежней жизни. Они роют коридоры когтями. Ты увидишь».

И она действительно увидела. Морган посадила ветроплан и остановила пропеллер. Рев, издаваемый мотором, пошел на убыль и прекратился совсем. Холт с щелчком открыл входной люк, и они услышали завывание ветра. Тепло вырвалось из кабины, и внутрь проник колкий снег и пробирающий до костей холод.

Морган выглянула наружу и слегка отпрянула. Пока она закрывала ветроплан, Рины молчаливым кругом обступили машину. Хотя в такой буре она могла их и не услышать.

Она никогда не видела Ринов живьем. В фильмах их всегда изображали предвзято. Морган рассматривала их исподволь, прищурившись от слепящего глаза снега. Рины оказались довольно неуклюжими, и было похоже, что передвигаться быстро они не могут. Но женщина знала, что чувственное восприятие обманчиво. Она также знала, что Рины прекрасно передвигались на четырех ногах и могли ходить прямо. Те, что обступили ее, стояли на двух лапах и ростом были ей по плечо. Их мех коричневого цвета отливал богатой гаммой оттенков, начиная от темно-шоколадного и кончая золотисто-каштановым.

Внезапно на сером небе блеснули лучи солнца, и Морган увидела, как в их свете заблестели когти Ринов. Они были длинными и загнутыми, как турецкие ятаганы, и казались такими же крепкими, как сталь. В воздухе, если не считать завывания ветра, повисла тишина.

«Теперь все зависит от тебя, не так ли?» — наконец сказала она Холту Он издал звук, похожий на вздох, вышел из люка, опустился на одну ступеньку и спрыгнул на снег. Сквозь прямоугольник входа она видела, как он подошел к Ринам. Ветер ерошил их каштановую шерсть. Черные, как обсидиан, глаза следили за пришельцами.

«Куаг хрит'х, Пере-Сник тчо?» — баритон Холта, казалось снизился на целую октаву.

Сначала Рины как будто проигнорировали его слова, молча продолжая смотреть на него, и не шевелились. Они ответили, когда Холт сделал шаг вперед и показал свои поднятые ладони. Мужчина что-то коротко проговорил, но что, Морган не слышала. Рины ответили. Потом человек и Рины крепко обнялись.

Морган внезапно вспомнила, как она, будучи ребенком, стискивала в объятиях свои огромные, набитые соломой неуклюжие игрушки, смахнула непрошеную слезу и, задыхаясь, проговорила: «Это к добру!»

Теперь Рины обратили внимание и на нее. Морган пристально вглядывалась в немигающие светящиеся глаза на тупорылых мордах. Холт разговаривал с одним из них, артикулируя звуки в его манере. Потом он повернулся к Морган: «Имя этого Рина можно коротко передать как Mace-Грей (Серый Клубок). Он — подмастерье, художник, ученик Пере-Сника, шамана племени. Он просит передать тебе, что для него большая честь познакомиться с той, за кого поручился Он-сирота-и-беспо-мощный-кого-мы-обязаны-взять-но-почему-мы?»

«Так это ты?» — Морган не могла сдержать улыбки. — «Я бы хотела все это услышать на языке Ринов».

«Ты уже услышала», — Холт был серьезным. — «Язык Ринов очень экономный».

«Тчо Пере-Сник, тчо», — Рин по имени Масс-Грей повернулся и пошел в сторону убежища. Морган заметила, что при ходьбе круглые плечи Ринов выступают вперед. Холт последовал за ним. — «Идем со мной», — сказал он Морган, когда та заколебалась. — «Мы за этим сюда и прибыли».

«Знаю, знаю», — проговорила она. — «И это была моя идея…»

Остальные Рины, издавая ухающие и свистящие звуки, рассеялись среди шатров лагеря.

Масс-Грей провел их через дверной проем, завешанный для сохранения тепла тяжелой шкурой. Внутри убежище было скудно освещено мерцанием нескольких зажженных свечей. Морган увидела тонкий столбик дыма, поднимающегося откуда-то из центра помещения, потом она поняла, что дым шел из круглого отверстия в центре земляного пола.

«Мы идем туда», — обратился к ней Холт. — «Не беспокойся!»

Масс-Грей растворился в дыму. Холт и Морган последовали за ним. Морган обнаружила, что туда ведут ступеньки. Она спускалась вниз, стараясь не закашляться от дыма. У подножия лестницы горел огонь, пламя которого было защищено от вентиляционной шахты каменной панелью.

Это помещение тоже было освещено тусклым светом свечей. Оно было круглым и тесным. Здесь пахло свежей землей, дровяным дымом и мускусом, запах которого не был неприятен для Морган. Здесь их ждали пятеро Ринов. Морган поняла, что это старейшины. Их шерсть при свете свечей отливала серебром.

«Они выражают нам свое почтение», — сказал Холт. — «Рины — ночные существа. Партия, встречавшая нас наверху, специально покинула теплые норы, чтобы поприветствовать нас». Рины расположились в тени пещеры на роскошных мехах, устилавших пол. Потом самый крупный из них, с серебряной шкурой, поднялся и заключил Холта в долгие объятия. Морган слышала, как мужчина просто произнес: «Пере-Сник'т».

Потом он представил Морган, Женщина, сохранившая смутные воспоминания о том, что может означать для животных обнажение зубов, наклонила голову, но не улыбнулась.

Потом они все удобно расселись на груде черно-белых шкур скелка. «Нужно набраться терпения», — сказал Холт Морган. — «Нам обоим. Это не займет много времени. У меня небольшой словарный запас, слишком мало синонимов. Постараюсь использовать все свои познания в языке, чтобы передать главное».

«Я могу тебе помочь?»

«Вероятно», — ответил Холт. — «Я попробую импровизировать, комбинируя известные мне слова и звуки».

Пере-Сник что-то пророкотал.

«Он говорит, что ты очень приятно для него пахнешь», — перевел Холт.

Морган спрятала улыбку.

Масс-Грей, Пере-Сник и другие Рины очень внимательно слушали. Кроме языка Ринов Холт использовал язык жестов, поз и даже актерскую импровизацию, и так успешно, что Морган все понимала, когда речь шла и о прибытии буджама на орбиту Кирси, и о разрушении того мира, и об истребителях Алмиры. Она едва могла сдержать подступившие слезы, когда Холт своими длинными пальцами изображал гибель одного корабля за другим, при этом его выразительной мимики было достаточно, чтобы понять печальный конец его товарищей и друзей. Морган изо всех сил пыталась не дать воли чувствам. Потом у них будет достаточно времени для скорби, и оплакивать придется еще многих. Она подумала, останется ли кто в живых, чтобы совершить этот обряд.

Наконец монолог Холта закончился, и началось серьезное обсуждение предмета. Морган обняла колени, чувствуя, что от нее уже ничего не зависело. Она сыграла свою роль. Если все произойдет, как намечено, она снова выйдет на сцену. А пока остается сидеть здесь на мягких шкурах и слушать.

Разговор между Холтом и Ринами приобрел характер стаккато. Морган вспомнила о мяче, который ударами снова и снова посылают в сетку. Она ничего не понимала кроме того, что это были вопросы и ответы. Морган было ясно одно: среди среброшерстых Ринов шел спор не на жизнь, а на смерть. Издаваемое рычание наполняло пещеру звуками самого резкого тембра. Когти, длиною с ее ладонь, постукивали и поблескивали в догорающем свете свечей.

Масс-Грей, похоже, взял на себя роль третейского судьи. Он поддерживал мнение старейших Ринов, но непременно вмешивался, когда остальные рычали на Холта.

Несомненно, это плотоядные, думала Морган, рассматривая их все чаще обнажающиеся зубы. Они — хищники и должны ненавидеть нас за то, что мы с ними сделали. Всех, кроме Холта.

Дискуссия достигла кульминации.

Холт встал и сорвал свою ветровку. Рины умолкли. Он стащил через голову рубашку. Волосы на его груди были не столь впечатляющими; как шерсть Ринов. Холт медленно поднял голые руки и развел их в стороны, изображая крест.

Морган поняла, что он подставляет им свой уязвимый живот. Рины снова начали ворчать и рыкать. Морган опять подумала, что они были готовы убить Холта, а вслед за ним и ее. Оружия при ней не было. Холт настоял на этом. Она знала, что все равно не спасла бы его и не справилась бы с кровожадными Ринами наверху лестницы.

Холт лучше знает, что он делает. Mace-Грей что-то сказал. Пере-Сник что-то ответил ему. Холт заколебался, а потом медленно кивнул головой. Утвердительно. Он опустил руки, а потом вытянул ладони вперед.

Все произошло так быстро, что Морган не успела ничего разглядеть. Пере-Сник резко выбросил свою лапу вперед и полоснул Холта острым, как бритва, когтем; тонкая алая струйка побежала по внутренней стороне его указательного пальца. Черная при свете свечей кровь еще покапала немного, прежде, чем Холт сжал руку в кулак, чтобы остановить ее.

Рины снова молчали. Mace-Грей перевел взгляд с Холта на Морган, а потом опять на Холта. Дрожа от холода, Холт надел рубашку и ветровку. Он потряс рукой, словно она очень болела.

«Ты в порядке?» — спросила Морган. Он ответил на другой вопрос, который она произнесла вслух: «Все сделано». «Они нам помогут?»

«Вердикт еще не вынесен. Им следует посоветоваться. Нам придется подождать здесь».

Рины начали карабкаться по ступенькам вверх. Пере ушел, больше не сказав Холту ни слова. Последним поднимался Mace-Грей. У лестницы он повернулся и что-то быстро произнес.

«Он говорит, что нам следует оставаться в укрытии», перевел Холт. — «Разыгралась буря. Она не продлится долго, но задержит нас на несколько часов».

Рины исчезли в отверстии потолка.

«Что теперь?»

«Ждем», — ответил Холт.

«Думаешь, они согласятся?»

Мужчина пожал плечами.

«Ты просто устал разговаривать?»

Холт бросил взгляд на расстеленные кругом шкуры: «Просто… устал». Потом перевел взгляд на нее. Одна из свечей вспыхнула последний раз и погасла. Прошла секунда. — «Все это зашло слишком далеко», — сказал он и замолк.

«Да?» — произнесла она наконец, подсказывая ему.

Он спокойно встретил ее взгляд: «Мне холоднее, чем должно быть из-за бури. Ты не могла бы меня согреть?»

«Да», — ответила она. — «И даже более того, если ты хочешь». Морган приблизилась к нему и нежно прикоснулась, когда погасла последняя свеча. Единственный свет давало играющее пламя костра.

«Я не имела в виду переспать», — подумала Морган, когда пододвинувшись к Холту, почувствовала приятную тяжесть его тела. Она не могла вспомнить, когда занималась этим в последний раз, и, наверное, поэтому сразу же отпрянула. Холт, который никогда не имел связей с женщинами, приподнялся на локтях, посмотрел на середину пещеры и что-то сказал на языке Ринов. Кто-то ответил. Морган повернула голову и узнала силуэт Масс-Грея, слегка освещенный тлеющими у подножия лестницы углями.

Холт бережно освободился от ее рук и встал на колени. На мгновенье ее тело напряглось. Он легко прикоснулся пальцами к ее вискам. Mace-Грей снова заговорил.

«Сейчас мы будем готовы», — ответил Холт. — «Они вынесли решение», — сообщил он Морган.

Мужчина и женщина быстро оделись. В конце концов, подумала с кривой усмешкой Морган, они были солдатами, товарищами по оружию…

«Они спустятся сюда?»

«Нет», — ответил Холт. — «Нам нужно выйти наверх».

Когда они поднялись по лестнице и вышли из покрытого шкурами шатра, то увидели над головой чистое, холодное звездное небо. Mace-Грей проводил их до ветроплана. Морган увидела, что теперь полозья были засыпаны свежим снегом.

Пере-Сник и остальные взрослые Рины, а не только убеленные серебром старейшины, ждали их. Сгрудившись вместе, в ночной темноте, они теперь не казались Морган ни зловещими, ни опасными. Просто здесь они были у себя дома.

Двое людей остановились в метре от Пере-Сника. Mace-Грей пересек какую-то невидимую границу и присоединился к племени. Он, как и все, смотрел на Холта и Морган.

Над горизонтом зажглись первые узкие полоски восхода Алмиры. Ленты поразительной синевы раскололи небо.

Пере-Сник что-то произнес. Морган показалось, что сказанное было удивительно коротким. Холт глубоко вдохнул.

«Ну, и…?» — спросила она тихо.

«Все в порядке».

«Они помогут?»

Темная масса Ринов заволновалась. Пере-Сник что-то бросил им через плечо.

«Постараются помочь нам», — сказал Холт. — «Думаю, они все поняли. Меня больше волнует то, чего я сам не могу постичь».

«О чем ты?»

«Они согласились». — Холт покачал головой, — «но условия сделки не определены. Я не знаю цены. И не уверен, что они знают».

«Сколько нам это может стоить?» — фактически она уже начала соображать. Ночные мысли.

Мужчина только улыбнулся. В колеблющемся эфемерном свете утренней зари эта улыбка не выглядела радостной.

…Машина с неумолимым постоянством неслась туда, где ее ждала вторая волна истребителей Алмиры. Весь флот оставался на месте, не наступая и не отступая. Корабли дрейфовали, выполняя роль жалкого шита между убийцей и жертвой.

Электронный мозг машины просчитывал безжалостно сокращающееся между ними расстояние. Машина не создала вероятностной модели человеческого поведения и не могла это сделать. В своих информационных банках памяти она искала подобные примеры. Ничего подходящего не попадалось. В свою очередь, машина рассмотрела вариант, который считала одним из видов человеческой тактики — поставить себя на место противника. Никакого ответа получено не было.

Электроны продолжали кружиться на своих орбитах, выплетая то, что можно назвать подражанием органическому интеллекту — только этот разум был гораздо лучше организован, чем человеческий. У нее не было никакого примитивного переднего мозга животных. Никакого сознания. Никакой иррациональности. Только парадокс. Голографическое представление забвения.

Буджам искал доказательства человеческого обмана, признаки ловушки, но не получал никакой эмпирической поддержки.

Он продолжал плавание.

И, если машина была способна, то она продолжала удивляться…

«Нет?» — спросила Морган. — «Нет?»

«Нет… Мои сожаления». — Д-р Эпсли выглядела несчастной. — «Решение пришло из офиса Принцессы Электы незадолго до вашего с Холтом возвращения. Я уже снарядила транспорт, чтобы взять Ринов, но теперь придется его отозвать».

Кабинет Д-ра Эпсли на летном поле в Вулвертоне был скромным, даже аскетичным. Танзин уже ждала Морган и Холта, когда приземлился их ветроплан — и теперь они сидели вчетвером вокруг головного стола на жестких стульях с прямыми спинками.

«Но почему?» — Морган подумала, что, если она еще крепче сожмет подлокотники, то или они, или ее пальцы хрустнут.

«Пена», — ответила Д-р Эпсли.

«Что-что?» — спросил Холт.

«Это слово использовал Премьер-министр». — Д-р Эпсли пожала плечами. — «Лунная пена, мозговая пена… Все дело в том, что он посчитал наш план самым глупым из всех, что были предложены к рассмотрению. Вот почему его прокатили».

«Признаться я его понимаю», — согласилась Танзин. Она откинулась на спинку стула и вытянула ноги, перекинув одну через другую. — «Как если бы мне сказали: „Привет! Есть классная идея — я думаю, что моя собака или кошка обладает телепатическими способностями и может загипнотизировать птичку“. Потом кто-нибудь ответит: „Привет, но это так глупо, что может сработать…“ Понимаете?»

«Я предварительно дала добро предложению Морган», — сердито сказала Д-р Эпсли. — «Вы что, предполагаете, что это все дым? Мы в отчаянном положении!»

«Минуточку», — сказала Морган. — «Постойте. Что, у ПМ[12] есть свой собственный план?» — Д-р Эпсли повернулась к ней и с отвращением покачала головой: «Его план — верная смерть. Я говорила об этом, но он ответил, что это единственное рациональное решение!»

«Самоубийство», — Танзин рассматривала свои сапоги. «Чистое и простое».

«Тебе не подходит ни один вариант», — сказал Холт.

«Нет», — голос Танзин был угрюмым. — «Нет, не подходит».

«Самоубийство?» — переспросила Морган. — «А что такого сказал ПМ?»

Д-р Эпсли жестом указала на окрашенное утренним румянцем окно, где плотными рядами стояли военные корабли: «Одна массированная атака. Корабли укомплектованы всем доступным вооружением. Масса против массы. Жесткая сила против силы».

«Машина победит», — сказал Холт.

«Я подозреваю, что ПМ знает об этом. Я также думаю, что машина выиграет в любом случае. Но как же, правительственный жест, хоть и обреченный на неудачу, лучше полуиспеченной идейки героя сражений и мальчишки-пилота!» — в заключение Д-р Эпсли обрушила свои маленькие ручки на крышку стола.

«Нет!» — возразила Морган. Все посмотрели на нее. Она обратилась к Д-ру Эпсли: «Вы можете с вашего телефона дозвониться в офис Принцессы Электы? Я хочу говорить с ней самой!»

Не говоря ни слова, администратор набрала код.

«Что ты делаешь?» — спросил Холт. — «Я слышал, что Принцесса Электа ничего не делает без одобрения ПМ…»

«Я тебе не читала свою лекцию о могуществе?» — спросила Морган и, не останавливаясь, стала отвечать на свой риторический вопрос. — «Я ненавижу, когда право на власть не заслуживают, а получают от рождения. Я никогда не пользовалась этим рычагом».

Д-р Эпсли до кого-то дозвонилась: «Передайте ей, что у телефона Морган Кай-Анила», — сказала она.

«Придется поступиться принципами. Хотя и не надолго», — сказала Морган. — «Пришло время этого» запачканного кровью привилегированного паразита на теле политика «дать кое-кому пинка».

Д-р Эпсли протянула ей трубку.

«Алло?» — проговорила Морган. Она натянуто улыбнулась, и позволила просочиться в свой голос слащавым интонациям. — «Алло, тетя Tea, дорогая, ты?»

Из реактивных сопл дротиковидных истребителей курился дымок. Ряды гладких фюзеляжей образовывали шеврон, острие которого было направлено от административного комплекса взлетного поля Вулвертона. Солнце клонилось к западному горизонту, вечерняя зарница окрасила вершины горной гряды Зубы Дракона.

Вокруг ракетных истребителей суетились группы рабочих, они заправляли баки горючим, заливали воду, проверяли и настраивали каждую единицу вооружения, устанавливали дополнительные кресла для пассажиров.

Зал заседаний превратился в вавилонское столпотворение, люди и Рины переполняли аудиторию. Атмосфера долго длившихся заседаний часто менялась. Выполняя фукцию переводчика, Холт служил связующим звеном между такими разными группами. Основная проблема состояла в том, что члены каждой из них считали, будто имеют дело с варварами.

Работающая с натугой система очистки воздуха больше не справлялась с запахом пота и мускуса. Все смешалось: звериные морды, человеческие лица, шикарный мех и голая кожа. Роскошные косые полосы на шкурах Ринов соперничали с по-театральному экстравагантной формой, слышалось рычание животных и ворчание пилотов, и над всем царила Д-р Эпсли, пытавшаяся поддерживать мир и порядок.

Ростом со среднего Рина, администратор была вынуждена стоять на стуле, чтобы ее видели изо всех концов зала. После первых заседаний многие пилоты не скрывали, что начали сомневаться.

«Знаю, что у вас есть вопросы», — продолжала говорить Д-р Эпсли. — «Да, мы просим вас принять все на веру. Я также сознаю, что мы просто не можем приказать нам поверить». — Кроме нее говорил Холт, он переводил сказанное для Ринов.

«Дайте мне все объяснить», — продолжала Д-р Эпсли. — «У большинства пилотов будет задание изматывать буджама по всем параметрам и во всех направлениях. Ваша работа будет заключаться в том, чтобы отвлекать внимание машины от группы ваших коллег, которые постараются доставить наших союзников Ринов как можно ближе к противнику», — на ее губах появилась кривая улыбка, — «так близко, как только вообще возможно».

Амарант стоял в первых рядах: «Вы думаете, этот план не обречен на такой же провал, как и идиотское предложение ПМ?»

«Если бы он был ни на что не годен, я бы ни за что под ним не подписалась!» — Д-р Эпсли устремила взгляд на ряд ракет за окном. — «Да, это будет опасно. Ваша жизнь будет зависеть от вашего ума и возможностей вашего корабля».

Амарант радостно кивнул: «Эти два понятия неразделимы!».

Выслушав перевод, Рины засопели и закашлялись. Для них это замечание также было справедливо.

«Мы тщательно изучили записи нашего первого вооруженного столкновения с машиной», — сказала Д-р Эпсли. — «И уверены, что наши корабли смогут маневрировать над защитными экранами до тех пор, пока будут избегать ракет и лучей буджама».

«Чрезвычайно тяжело избежать лучей, маневрируя с маленькой скоростью», — раздался чей-то голос с пола.

«Я думаю, именно поэтому все остальные будут уносить свои ноги», — высказался кто-то еще.

«Совершенно верно!» — сказала Д-р Эпсли. — «Машина не поймет кажущейся иррациональности».

«Вы так думаете?»

«Мы так думаем». — Поднявшийся шум грозил смести администратора с места.

«И тогда Рины разорвут буджама на части?» — бросил кто-то в шутку, но достаточно громко и отчетливо.

«Образно говоря, да», — подтвердила Д-р Эпсли.

Холт перевел это для Пере-Сника. Mace-Грей тоже услышал, и оба Рина довольно заворчали.

Д-р Эпсли с негодованием покачала головой и попросила Холта еще раз объяснить, что такое Призыв.

«Я все еще не могу поверить в этот мистический бред!» — выкрикнул какой-то пилот.

«Мне тоже кажется», — заметил Холт, — «что Рины не могут поверить, как это свет можно собрать в лазерный пучок».

«Но это разные вещи!»

Шум в зале заметно усилился.

Сумерки переросли в настоящую ночь.

В зале заседаний Холт поднял, чтобы всем стало видно, кусок блестящего сплава размером примерно метр на мерт. На нем была выгравирована решетка из серебристых линий, которые пересекались правильными пучками угловых символов. Панель с одинаковым успехом можно было назвать электронной картой или ювелирным дизайном. Это была искусно выполненная стилизация.

«Это изготовил подмастерье Mace-Грей», — сказал Холт, — «под руководством шамана Пере-Сника. Это сконцентрирует Призыв».

«Это — мозг буджама», — пояснил Д-р Эпсли.

Пере-Сник что-то проурчал.

«Сердце», — перевел Холт. — «Энергия. Электрическое поле».

«Схема может не совпадать с первичными компонентами той машины», — сказала администратор, — «но мы постарались приблизить ее к оригиналу на основе догадки и экстраполяции после тщательного изучения банков данных исторической памяти компьютера. Когда мы составляли единое целое со всей человеческой цивилизацией, наши предки помогали препарировать одного из буджамов. Надеемся, что логическая цепь все равно остается таковой, даже если требуется усовершенствование».

В комнате наступила тишина.

«Эй!» — раздался громкий и твердый голос Амаранта, — «я пристрелю его». Его губы раздвинулись в кривой ухмылке, обнажив широкий ряд белых блестящих зубов.

Рины одобрительно заворчали, когда Холт перевел им.

«Копии панелей фокусирования Призьюа мы поместили на каждый из кораблей, что возьмут Ринов. Чтобы координировать план, у наших друзей будет собственный корабельный канал связи», — Д-р Эпсли повернулась на стуле и посмотрела на Холта. — «Вам предстоит большая работа, молодой человек. Насколько я понимаю, Пере-Сник отправится с вами?»

«Он мне отец», — сказал Холт. — «Я ему сын…»

«Вы сможете одновременно и переводить?»

«Кроме меня никто не сможет» — сказал Холт обыденным тоном.

Пере-Сник что-то проговорил. Д-р Эпсли вопросительно посмотрела на Холта; молодой человек успел уже дать короткий ответ: «Он хотел узнать, не наступило ли время для песнопения, я ответил, что нет. Расстояние для молитвы еще слишком велико».

В первых рядах пилотов Амарант тяжело и беспокойно переминался с ноги на ногу. — «Давайте закончим», — сказал он. — «Уже становится поздно, и нам всем не терпится узнать, будем ли мы жить или умрем».

Это вызвало улыбки и одобрительные кивки окружающих.

Д-р Эпсли пожала плечами: «Вы услышали все, что я должна была сказать о нашей тактике. Делайте все возможное, чтобы доставить Ринов как можно ближе к машине».

Вопросов больше не было. Холт вывел Ринов к кораблям. Танзин прошла с пилотами. В дверях зала они смешались. Выстроившиеся аккуратными шеренгами дивизионы смутно виднелись в отдалении.

Д-р Эпсли помедлила, остановившись у двери. К ней подошла Морган. — «Симпатическая магия и ПК», — промолвила администратор. — «Следовало ли мне пожелать вам удачи? Помощи бога? Я просто скажу, что посылаю вас всех с наперстками и вилками, и надеждой!»

Морган стиснула ее руку: «Вас ждет сюрприз от тех, кто вернется». А про себя подумала: «Я знаю, что вернусь», и одобряюще улыбнулась.

Вместе они вышли на поле к кораблям. Умирающий закат, словно кровью, окрасил небосвод.

Внешне машина никак не отреагировала, когда заметила движение в рядах дальней флотилии истребителей. С поверхности планеты в небо стали подниматься и присоединяться к товарищам и другие корабли. Сенсорная система буджама регистрировала каждую боевую единицу, каждый параметр нараставшего объема энергии.

Истребители рассредоточились и в беспорядке начали движение навстречу машине. Буджан пытался определить подходящую тактическую модель и не находил.

Тогда машина, уже в который раз, выполнила еще одну проверку состояния систем вооружения.

Приближайщийся рой кораблей источал мощь и энергию.

Казалось, что все прекрасно. Дремавшее внутри машины Забвение ожидало пробуждения-формирования ракетных истребителей, поднимающиеся с поверхности Алмиры, казались серебряными косяками рыбы. Дроссельные клапаны были открыты корабли набирали скорость. Плюмажи перегретого пара, вырывающиеся из сопл, толкали их вперед в чернильное небо, где загорались первые звезды.

Декорации установлены, думала Д-р Эпсли, наблюдая за всем из окна башни терминала в Вулвертоне, действие начинается. Нарастающий звук ракет оглушил ее. Тут она поняла, что пальцы ее правой руки сжаты в кулак, а рука поднята вверх. «Покажите этому негодяю!»

Контрольный пункт Вулвертона/Все корабли: «Принцесса Электа желает вам удачи, и привезите для дворцового сада здоровенный кус от этого буджама».

Амарант/Вулвертон: «Сделаем из него чучело! Привезем его обломков до черта, чтобы дворцовые садовники соорудили из него настоящий публичный бельведер».

Богдан/Вулвертон: «Слово „бельведер“ ласкает мне слух. Не могли бы мы машине присвоить это имя вместо „буджама“?»

Вулвертон/Богдану: «Прости, парень, слишком поздно. Он — уже буджам!»

Аноним/Всем: «Проклятье! Он — это смерть!»

Холт/Ринам: «Наша-с-Волосами-как-у-Морган-вы-бранная-голосованием-руководитель-с-поверхн ости планеты желает вам всем хорошей связи и удачной охоты».

Пере-Сник/Ринам: «Разве не могла ты, которая у них лидер-шаман-кормилец, вызвать такое просвещенное чувство немного раньше сегодняшнего вечера? Как, вероятно, смогли ее предки три или четыре столетия путешествий назад?»

Разные/Рины: «Радость…»

Холт/Ринам: «Было столько печальных зим…»

Пере-Сник/Ринам: «Печальные зимы…?! Дерьмо Скелка, Сынок! То, что мы сейчас делаем, суть извращение Призыва, от которого меня тошнит. Это не добыча пропитания».

Холт/Ринам: «Это нечто большее».

Пере-Сник/Ринам: «Мое непродуманное высказывание не предназначалось ни для звериных, ни для человеческих ушей».

Разные/Рины: «радость…»

Холт/Ринам: «Я не подумал, простите меня!»

Пере-Сник/Ринам: «Давайте сконцентрируемся на нашем тягостном задании. Давайте выполним его с честью».

Все/Рины: «ожидание… „голод…“ экзальтация…»

«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Послушай, корабль, у твоего пилота индекс выживаемости высокий?

ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: У него есть удача, мастерство и храбрость. Мой уровень преданности — высокий. Почему ты спрашиваешь?

«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Уровень интереса моего пилота к твоему возрастает. А ее интересы — это мои интересы.

ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: Со стороны Холта я чувствую эквивалентное состояние. У меня нет ни малейшего желания, чтобы он как-то пострадал.

«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Тогда мы оба должны выжить.

ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: Перспективы меня не вдохновляют.

«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Мы будем жить с ними.

ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: С нетерпением буду ждать возможности обсудить это с тобой после сражения.

«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Аналогично. Мое почтение… Боб!

Морган приказала «Бродяге» отрегулировать искусственную гравитацию таким образом, чтобы сила перегрузки была все-таки терпимой, а не изнуряющей для пассажира — Рина и пилота.

Перегрузка, казалось, никоим образом не беспокоила Mace-Грея. Художник стоически перенес подъем в стратосферу, слушая голоса Ринов на связи. Он ничего больше не придумал, как закрыть свои сверкающие глаза, когда корабль вздрогнул, и запел. В нем пробудился Рин-охотник, когда на экранах возникло далекое изображение буджама. Он ощерился и показал когти.

Морган лежала в своем пилотском кресле, убаюканная и расслабленная от завораживающей мощи реактивной силы, толкающей ее корабль вперед. Она воздержалась от выполнения двойного переворота, так как время для высшего пилотажа еще не наступило. Но она подумала, что мощь, совершенство линий, необузданная сила толкающей ее в космос газовой струи вызывало в ней самое пьянящее из всех известных чувств.

В ушах стоял гвалт базара соревнующихся между собой информационных каналов связи: Алмира и Вулвертон, Флотилия впереди, ее коллеги, Рины, «Бродяга»… Морган приказала кораблю взять связь на себя, включая и канал Ринов, и сообщать ей только о поступлении важной информации.

«Это может тебя несколько запутать», — предупредил ее «Бродяга».

«Как нибудь переживу!»

«Бродяга» очистил атмосферу. Морган приказала включить звуковые имитаторы. Ее уши уловили дальний рокот других истребителей. Корабль под ней слегка содрогнулся, и она услышала близкий и успокаивающий рев острых, как ножи, стабилизаторов, рассекающих вакуум.

Холт бросил быстрый взгляд на среброшерстого Рина, лежащего в кресле рядом с ним. Его приемный отец, не отрываясь, смотрел на него.

«Буджам направляется в нашу сторону», — сообщил «Боб».

«Становится нетерпеливым…»

«Возможно, немного подозрительным», — ответил корабль.

«Иди на прямой перехват!» — Холт вздохнул и обратился к Пере-Снику: «Стоило ли нам переругиваться в присутствии всех на канале связи?»

На морде Пере-Сника появилась ухмылка: «А сейчас мы говорим не для всех?»

«Некоторое время мы можем говорить так, что кроме нас, никто не услышит».

Рин замолчал, что-то обдумывая: «Мой сын, теперь я понял, что недостаточно гонял тебя…»

Холт удивленно уставился на него.

«Я считал, что допустил ошибку, отдав тебя, такого юного, этим варварам на Северной Земле!»

«Я не мог вступить в Призыв. Не было…»

Пере-Сник поднял лапу, подушечка которой блестела, как хорошо отполированная кожа: «Вероятно, это произошло потому, что мое суждение было несколько примитивным. Не стыдно…»

«Нет!» — Холт отвернулся от Рина.

Пере-Сник медленно и печально покачал своей массивной головой: «Мне было бы грустно сделать вывод, что ты — в меньшей степени человек, чем я предполагал».

«Напротив, я слишком человек!»

«Что это, „Боб“?» — Холт обратил внимание на повелительно мигающий на консоли индикаторный огонек.

«Сообщение „Бродяги“, — ответил „Боб“. — Морган хотела бы переговорить с тобой».

Холт расплылся в глупой улыбке, которая действительно была слишком человеческой…

Амарант вырвал свой корабль из верхних слоев атмосферы. Не потому, что ему следовало первым нанести удар — это не изменило бы ситуации — просто он не хотел бы плестись где-нибудь позади.

«Первый в сердцах своих соплеменников», — распевал он, фальшивя. — «Первый в сражениии». — Последняя нотка прозвучала фальшиво даже для его собственного уха.

Голос Танзин прохрипел по линии связи: «Может, ты будешь петь, — если, конечно, это можно назвать пением — для себя, а не на весь эфир?»

«Она права!» — подтвердил голос Богдана.

«Это — военная песня!» — запротестовал Амарант. — «Я укрепляю боевой дух». — Он взял другую, еще более фальшивую ноту.

Всего в метре от него угрожающе зарычал Рин.

Амарант прекратил пение: «Ты меня тоже критикуешь, мой волосатый коллега?»

Из горла Рина вырвался, другой более длительный низкий рык.

«Тебя, наверняка, зовут Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу», — сказал Амарант охотнику-Рину. — «Может быть, Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу хочет петь со мной дуэтом?»

Корабельная связь дала сбой, за которым раздался треск помех, потому что все в одно время произнесли одно и то же слово…

«Хм, я… никогда не слышал ничего подобного на линии корабельной связи», — сказал Холт. Он подумал: интересно, на его лице что-нибудь написано?

«И, вероятно, никогда больше и не услышишь!» — По голосу было слышно, что Морган улыбается. — «Не беспокойся, никто не слышал. „Бродяга“ и „Боб“ отрезали связь».

«Нам лучше включить ее». — Это был голос «Бродяги», — «Дела с буджамом накаляются».

«Канал открыт», — заявил «Боб». — «Удачи всем!»

«Закажу тебе чашечку кофе, когда все кончится», — проговорила Морган.

Мозг машины просчитывал вероятности, определяя: стоит ли еще некоторое время игнорировать первые корабли, которые только что пересекли зону эффективного применения оружия, с тем, чтобы побольше выманить их сюда.

Амарант всем кораблям: «Что ж, это было нетрудно!»

Холт/Ринам: «Хотя мы уже в пределах досягаемости его когтей, молитва пока не стала наживкой».

Танзин/всем кораблям: «Мы попадем в ловушку!»

ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: «Это — ловушка!»

Пере-Сник/Ринам: «Молитва, похоже, подводит нас».

Бродяга/ППОСЗОО1 — «Бобу»: «Это ловушка!»

Морган/всем кораблям: «О'кей, давайте все на форсаж!»

Внезапно машина ожила, ощетинившись ракетами. Ракеты вылетели как раз тогда, когда флотилия противника рассыпалась в разные стороны по совершенно немыслимым траекториям. Буджаму пришлось иметь дело с тремястами семнадцатью полноценными отдельными боевыми единицами, не говоря уже о тысячах и тысячах беспилотных ракет, которые сыпались из истребителей, как рой растревоженных насекомых.

Пучки соперничающих друг с другом лучей пересекали сферу прикрываемого щитами пространства, словно колеблющаяся сеть с машиной-пауком в середине. Щиты и оружие буджама действовали в тандеме. Подлетающие к нему ракеты с треском вспыхивали и сгорали, пылая ярким пламенем. Машина не была снабжена эстетической программой — следовательно, она не могла оценить красоту ядерных «цветов», пышно распускающихся в саду небесной тверди.

Машина продолжала поиск модели аналога полета кораблей человека — поиск во всех направлениях. Сначала она посчитала, что сможет выиграть битву в первые двадцать секунд. Теперь это было невозможно.

Победа все еще была очевидной вероятностью, но стало ясно, что она не достанется легко и просто.

Амарант/всем кораблям: «Мы прорвались! Черт, прорвались!»

Танзин/всем кораблям: «Спокойно! Мы просто блохи, и нечего брызгать слюной, если собака еще не решила почесаться!»

Холт/Ринам: «Близко, мы уже близко».

Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу/Ринам: «Отлично. Песнопение заглушит шум, производимый моим пилотом».

Масс-Грей/Ринам: «Во всяком случае, твой пилот не угробил тебя».

Холт/Ринам: «Пока мы все живы!»

Танзин/всем кораблям: «Смотрите! Он начинает чесаться…»

Морган заложила корабль в вираж, который она могла определить как петля Иммелмана, но никогда бы не смогла объяснить происхождение его названия. «Бродяга» выполнил петлю, перевернулся и хорошенько разогнался, чтобы стая выпущенных буджамом ракет прошла мимо.

Женщина бросила взгляд на ряд изображений, выведенных «Бродягой» на экран монитора. Голографические образы, лазеры и лучи были ярко расцвечены неоновыми красками для придания им четкости и ясности. Вокруг болезненно медленно движущейся к буджаму мошки, которой был «Бродяга», танцевали паутиноподобные всплески. От миниатюрного изображения корабля во все стороны сыпались каскады искр. Некоторые из них были боеголовками, некоторые — осколками и обломками.

Казалось, что все происходит в замедленном темпе.

Морган посмотрела на находившегося рядом с ней Рина и сделала повтор. Художник Mace-Грей взял на борт альбом, что дала ему Д-р Эпсли. Довольно ворча, он всматривался в изображения на экранах и дисплеях и с ожесточением рисовал.

Пилот покачала головой и снова вернулась к проблемам скорости и маневрам. Она бросила «Бродягу» в ложную лобовую атаку на вырастающего прямо на глазах буджама.

Пере-Сник заворчал, когда удерживающие его стропы врезались в покрытые густой шерстью плечи. «Боб» выполнил крутой зигзаг, и Холт молил, чтобы сработала искусственная гравитация. Если она не сработает, кабина приобретет такой вид, словно по стенам размазали ягодное варенье.

«Вы находитесь в тех пределах, о которых запрашивали», — сообщил «Боб». — «Удачи!»

Холт проверил приборы, бросил отрывистый взгляд на машинную громаду, бесформенной грудой маячившую перед ним на главном экране. Жертв среди Ринов пока не было.

«Пора!» — объявил он по корабельной связи. «По-ра!» — сообщил он Ринам.

«Хай!» — грянул хор.

Он искоса взглянул на Пере-Сника. Шаман Ринов крепко стиснул пластину с гравировкой. Его мех блестел и отражался в стилизованном изображении. Холт хотел прикоснуться к отцу, но побоялся нарушить его сосредоточенность.

Рин протянул к Холту лапу и сжал его руку: «Помни» — сказал Рин. — «Ты — настолько же я, насколько и они».

Холт улыбнулся.

Пере-Сник затянул песнопение. Его голос вибрировал и рокотал, пока другие настраивались.

«Ты близко!»

Обшивку корабля слегка передернуло. Каркас «Боба» затрещал. Холт не мог сам видеть это, но приборы показали, что опасный луч прошел всего в нескольких метрах от кончика крыла «Боба».

«Приходи».

«Как мы к тебе приходим!»

«Ближе!» — скомандовал Холт остальным пилотам. — «Нам нужно подойти так близко, чтобы изображение машины занимало весь экран…»

Голос Пере-Сника наполнил кабину корабля. Пение разнеслось по всему пространству, отделяющему его от остальной флотилии.

«С твоим прошением».

«Мы убьем тебя…»

Холт молился, чтобы те корабли, на которых не было Ринов, продолжали отвлекать внимание машины и вызывали огонь на себя.

«…И съедим тебя».

Он осознал, что сам тоже поет. Часть его мозга, его внимание все больше и больше попадали под влияние сгустка энергии. Я должен пилотировать корабль, говорил себе Холт. Будь осторожен. Осторожен…

«Чтобы мы, люди…»

«Я подошла к этому сукину сыну ближе, чем ты», — услышал он голос Морган. — «Давай сюда, любовь моя!»

«Могли жить…»

«Я еще ближе», — услышал он Танзин. — «Давай, Холт, вперед!»

«Ты близко…»

Пере-Сник снова затянул песнопение. Теперь Холт включился в хор с самого начала.

«Приходи к нам».

«Как мы к тебе приходим».

На экране перед его глазами вспыхивали, меняясь, картинки. На главном дисплее появилось изображение машины, которая, казалось, не имеет ни конца, ни края.

«С твоим прощением…»

Экран переполняли ассиметричные металлические формы. Песнь, корабль — в мозгу Холта все смешалось.

«Мы убьем тебя…»

Все работало. Он мог быть и тем и другим…

«Хай!» — разнесся голос Амаранта. «Мы — здесь! Ты когда-нибудь…» — Передача резко оборвалась. В космосе разлилась тишина вакуума.

Один из лучей буджама насквозь пронзил корабль Амаранта. Пораженные смертоносным оружием только что существовавшие предметы ушли в небытие.

Компоненты мозгового центра корабля, подвергшиеся мгновенному разрушению, вспыхнули в темноте ярким пламенем. Корабль умирал от тысячи и тысячи электронных кровоизлияний.

Пройдя через пилотскую кабину, луч нанес смертельное увечье Амаранту и изуродовал Того-Кто-Гуляет-В-Грозу.

И пока корабль корчился в конвульсиях и рассыпался на мелкие осколки, Амарант успел только взглянуть туда, где когда-то была его грудная клетка, но ничего там не увидел. Алый фонтан, затуманивающий глаза, свидетельствовал о том, что система искусственной гравитации не срабатывала.

Он знал, что будет больно, но ничего не почувствовал. Шок. Теперь уже ничего не будет. Слишком поздно.

Амарант увидел поле, усыпанное весенними трепещущими цветами, красными и золотыми, лужайку у подножья Зубов Дракона. Он умер прежде, чем картинка сменилась.

Этот же луч только слегка задел Того-Кто-Гуляет-В-Грозу. Но этого прикосновения было достаточно, чтобы испарить плечо Рина.

«Мы убьем тебя…»

Пение все еще звучало в голове Того-Кто-Гуляет-В-Грозу. И он продолжил.

«…и съедим тебя».

Корабль рассыпался на мелкие части. Последний воздух вырвался из кабины, разрывая легкие Рина. Оставаясь привязанным к креслу эластичными стропами, Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу смотрел на огромную машину, заполнявшую перед ним все пространство.

«Чтобы мы, люди…»

Рин-охотник умирал в море обломков корабля. Он протянул уцелевшую лапу, и его когти царапали пустоту. Внезапно они зацепили что-то осязаемое и шелковистое — это была кисть его оторванной конечности.

Он криво усмехнулся своей жертве, изображение которой переполняло его глаза и мозг. Он чувствовал, что пение достигает кульминации.

«Могли жить…»

Собрав остатки своей ярости, Тот-Кто-Гуляет-В-Гро-зу отвел уцелевшую лапу за голову и швырнул свою оторванную кисть что было сил прямо в «лицо» своей добычи.

Большего он сделать не мог.

Крошечный сегмент защитного отдела мозга буджама заметил странный объект, движущийся навстречу ему со стороны уничтоженного корабля. Электронные схемы сработали. Взметнулся язык луча и обратил останки лапы Рина в рассыпавшийся сноп ионизированного газа.

Совершенное действие было результатом хорошо продуманного решения машины. Если бы рука не вызвала огонь на себя, буджам избрал бы другую мишень.

«Боб» пронесся мимо буджама.

Холт посмотрел на Пере-Сника и сказал: «Сейчас!»

Шаман Ринов ощутил магию колдовства, которая уже вступила в силу. Жертва не отличалась от скелка — только была большой и несъедобной.

Его народ повторял теперь все строки заклинания.

«Мы убьем тебя».

«И съедим тебя».

Пере-Сник сконцентрировался и мысленно сделал рывок в направлении своей жертвы. Он парил вдоль жарко пылающих клапанов и проводящих путей мощного сердца буджама.

Трудно было вообразить всю силу энергии этого сердца, но ее было недостаточно, чтобы помешать Пере-Сни-ку. Шаман коснулся истинного сердца машины.

«Чтобы мы, Люди…»

В одну миллисекунду электроны бешено закрутились и разлились ручьями, в следующую — паутина энергии взметнулась волной, закачалась, захлебнулась…

«Могли жить…»

…и перестала существовать. Сердце вздрогнуло, огромная мертвая машина со свистом неслась своим курсом.

«Боб» круто свернул, чтобы избежать столкновения со случайной оборонной ракетой.

Теперь машина была инертным телом в центре разъяренного роя ос.

Холт посмотрел на Пере-Сник, Рин кивнул ему.

«Свершилось», — сообщил он по каналу связи с Ринами и перевел сообщение остальным пилотам.

«Амарант…» — скорбно сказал Богдан.

«Мы подсчитаем потери позже», — прервала его Морган. Ее голос прозвучал печально. — «Машина — вы уверены, что с ней покончено?»

Пере-Сник тихо проворчал.

«Она мертва», — повторил Холт.

«Теперь уничтожить ее», — предложил кто-то на связи.

«Как? Направить на солнце?» — это был голос Богдана.

«Может быть, сохраним ее?» — предложила Танзин. — «Выпотрошим, разберем на части, посмотрим, что там. Чем не доказательство, что мы заслужили наше вознаграждение?»

Радиопереговоры потекли своим чередом, пилоты начали подсчитывать потери.

Послышался голос Морган: «Холт? Когда мы вернемся на Алмиру с Ринами, я не думаю, что все останется по-прежнему». Холт знал наверняка, что она имеет в виду. Потом Морган добавила: «Я не забыла про кофе. Я очень хочу тебя увидеть!»

«Я тоже», — ответил Холт.

На канале связи послышался голос Д-р Эпсли, она выразила благодарность и поздравила всех от имени ПМ и принцессы Электы. Она попыталась сказать все, что положено.

«Как насчет буджама?» — спросил Богдан. — «Если мы разберем его по частям, то сумеем определить, откуда он взялся?»

Администратор на Алмире согласилась, что это вполне реально.

«А потом, раз у нас есть теперь секретное оружие, найдем по следу его логово и вытряхнем из проклятых машин все внутренности?»

Д-р Эпсли рассмеялась: «Может быть, и вытряхнем, а, может, и нет».

«Непременно вытряхнем!» — сказал Богдан.

Но, когда Холт переводил это Ринам, он не чувствовал такой уверенности.

Находящийся рядом с ним Пере-Сник одобрительно промычал.

Теперь слушай.

Я рассказал правдивую историю. Это было время моей радостной дружбы с «Холтом», как называли его другие Люди, и моего узнавания чужого, но замечательного мира.

В том сражении я был еще совсем-совсем юным и горячим, когда летел на одном корабле с женщиной по имени Кай-Анила, вдыхая ее храбрость и воодушевление, и пытался внести свою жалкую лепту в общее дело.

А теперь я передохну немного, чтобы отдышаться и освежиться.

Только помните, мои щенята, мои малыши, моя надежда, что это — правдивая и правильная история о том, как, наконец, мы начали обретать нашу свободу.

Фред Саберхаген. ПЕРЕСЕКАЯ ЧЕРТУ

Видение Кирси/Алмира было столь продолжительно, что Ларс, почти вернувшийся в реальный мир своего заточения, все еще переживал последний заключительный момент контакта с Ринами. В мире телепатии с деформированным временем перед ним предстали из будущего Холт Калдер и Морган Кай-Анила. А последний прямой контакт с Ринами происходил уже в настоящем. Разум Ларса соприкоснулся с интеллектами двух представителей этой расы — старого Пере-Сника, который раньше являлся ему во сне в виде животного, заросшего темной шерстью, и художника Масс-Грея.

Именно тогда Ларс осознал, как мозг живого существа, этот сгусток протоплазмы, вступает в контакт с разумом, способным существовать внутри разграфленных металлических пластин — или внутри разграфленных устройств, которые в телепатическом сеансе выглядели как металлические пластины с выгравированными серебряными линиями.

«Никакого песнопения там», — пел Пере-Сник. А образ Масс-Грея на заднем плане, с кистью в руке, мудро кивал головой. Пение, поэзия, искусство значат многое. Не все, но многое.

Когда прервался последний контакт и Ларс вышел из телепатического транса, в его голове все еще звучали отголоски мыслей пилотов-истребителей системы Кирси/Алмира. Он все еще ощущал магию интеллекта Ринов, который так же отличался от разума его самого и Кампана, как они оба отличались друг от друга.

И, конечно, именно от Ринов исходило это последнее задиристое замечание о стихах, пении, искусстве. Ларс не знал, предполагалось ли и его сохранить в тайне. Несомненно, зонд берсеркера выудил эту мысль из сознания Ларса вместе с остальными эпизодами. Теперь не имело значения, была ли полученная информация секретной — берсеркер был знаком с ней не хуже Ларса, а, пожалуй, и лучше.

Заключенные едва успели вернуться в свое жилище, а дверь за ними — захлопнуться, как сквозь толщу скал раздался грохот взрыва и толчок, достаточно сильный, чтобы свалить пленников с ног. С укрепленного балками потолка посыпались осколки. В какое-то мгновение Ларсу показалось, что он снова очутился в шахте с Джеммой и Патом Девлином.

Наксос закричал: «Это — не рудниковые работы, это военная атака!»

Все переглянулись. Ларс увидел на лицах своих товарищей смешанное чувство страха, надежды и восторга. Возникшее минутное затишье показалось вечностью. Ларс затаил дыхание в ожидании, что берсеркер или его противник превратят их в ничто.

Потом титанический, раздирающий уши рев потряс скалу, воздух и самое пространство. Это — не взрывы, подумал Ларс, — а запуск. Берсеркер поднимал в космос свои боевые комплексы, пытаясь скорее ввести их в действие на безопасном от планеты расстоянии. Тот, кто напал на базу, поймал его врасплох.

Новые удары обрушивались на скалу, в недрах которой находились пленники. Мощные толчки и вибрация грозили переломать людям зубы и кости. Наксос скорчился, сжал кулаки, стиснул зубы и начал высоко прыгать — насколько позволяло помещение с таким низким сводом: «Давай! Достань его! Убей его! Размажь о стенку!»

«…вместе с нами…»

«Вместе с нами!» — капитан превратил эту фразу в клич триумфа. «Давай!» — Он весь дрожал. Ларсу казалось, что капитан переживал высшую точку неведомого экстаза.

Остальные смотрели на Наксоса так, словно он и в самом деле отдавал приказы уничтожить их. Потом напор атаки временно ослабел. Теперь стали слышны все те же непрекращающиеся звуки продолжающихся, как ни в чем не бывало, рудниковых и строительных работ, словно ничто на свете не могло их остановить.

Но теперь появился новый шум. Определенно похожий на рев, что издают двигатели при включении реверса, только более длительный. — «Что это?..»

Они все прислушались. Ларс сказал: «Какой-то объект идет на посадку… Мне кажется. Боевой комплекс, вернувшийся для срочного ремонта».

Берсеркер, контролирующий базу, все еще не разговаривал со своими пленниками. Но люди и не нуждались в словах, явно ощущая: кто-то (или что-то) начал штурм базы. Причем, удар наносила целая армада гигантской мощности. Или, думал Ларс, это была обезумевшая от отчаяния флотилия, управляемая людьми.

Или… В его голове родилась мысль о Куиб-куибе. Было что-то еще… еще одна тайна. Один из тех двух фрагментов, спрятанных в самом начале, когда Кампан уже мог знать, что скрывают все эти видения…

Нет! Забыть ее, ту, другую тайну. Она должна быть окончательно забыта.

От отчаяния и бессилия он вполголоса запел детскую песенку: «Не помнить об этом — пустяк, или в огонь угодит толстяк…» («You must not remember that, or into the fire will fall the fat…») Ларсу показалось, что Кампаны внимательно наблюдают за ним из своей комнаты. Он не осмелился посмотреть в их сторону. Допустим, человеку приспичило петь стишки — ну и что? Ларс подумал, что если он, в конце концов, вообще свихнется, это никого не удивит.

Но в действительности он рассуждал как никогда здраво и сейчас был уверен, что кто-то где-то пытается телепатическим путем передать ему сообщение, и почему-то в стихах.

Почему? Кто?

Опять Рины? Нет. Что-то… кто-то другой! Возник обрывок ответа: «…По нескольким причинам. Таким способом проще доказать, что я — человек. Проще избежать передачи тебе металлических мыслей… Чтобы доказать, что ты — человек… Кто ты? …Гейдж[13]…»

Похоже, это было имя. Вдруг Ларс понял, что сон о приборной панели теперь начал обретать определенный смысл. Но прямой контакт внезапно прервался. Пока ничего не говорило о намерениях берсеркера погубить своих пленников. Хотя было бы неразумно ожидать каких-то предупреждений. Он бы мог прислать для расправы машины сопровождения или устроить в пещере пожар — и все в мгновенье ока было бы закончено. А пока, насколько понимал Ларс, компьютер берсеркера старался по возможности защитить их от последствий штурма. Потому что некоторые из них, и в первую очередь он сам, уже доказали, как полезны в качестве живого телепатического коммуникационного устройства.

Наконец-то Ларс смог оглядеться вокруг. Кампаны сгрудились в дверном проеме своей комнаты и внимательно смотрели на землян, своих товарищей по заключению.

Опава уставился на них: «Что вы делаете? Чертовы животные, что это?»

«Пойте», — ответил один из них.

«Петь? — в изумлении заорал Наксос в ответ. — Вы что, все сошли с ума?»

«Пойте, читайте стихи, это поможет!»

«Поможет? Как?»

Шум рудниковых работ внезапно усилился и превратился в настоящую лавину звуков, что заставило Ларса немедленно обернуться. Его уши уловили резкое падение давления воздуха, которое было тут же скомпенсировано автоматической системой жизнеобеспечения.

В одной из стен их общей комнаты, где мгновенье назад была гладкая поверхность монолитного камня, теперь зияла огромная расщелина. На полу комнаты валялось множество обломков. Отверстие (около метра в поперечнике) было достаточно широким, чтобы в него можно было пролезть даже с полной боевой выкладкой. И в нем, действительно, появился человек в специальном обмундировании. Вслед за ним в комнату посыпались и другие человеческие фигуры с инструментами и оружием наготове. В своей тяжелой экипировке, делающей их похожими на роботов, они мало отличались от тех берсеркеров, воевать с которыми прибыли сюда. Ларс узнал нашивки на их скафандрах.

Пятерка без скафандров отпрянула, инстинктивно сжавшись от страха.

По внешнему динамику командир группы громко сообщил им: «Бузз Джеймсон. Флот Адаманта. Уйдите с дороги! Мы загерметизировали за собой другой конец тоннеля, так что вашему воздуху пока ничто не угрожает».

Пятеро человек начали кричать и задавать вопросы, перебивая друг друга.

«Мы — штурмовой отряд! Это все. Наверху идет атака».

В комнате рыскало с полдюжины солдат, словно они пытались найти дорогу обратно. Зев тоннеля, оставленный позади, теперь был узок, пуст и темен. Джеймсон, насколько позволял увидеть скафандр, был рыжеволосым и очень высоким — каким его запомнил Ларс, когда смотрел на этого великана глазами Джеменки Багази.

Джеймсон оглядел испуганных пленников: «Мы собираемся забрать вас отсюда, но прежде нужно сделать еще одну работу. Как пройти к этим проклятым промывающим мозги машинам? Они должны быть как раз где-то здесь».

«Но как вы узнали о…»

«Подождите, сейчас не до вопросов!»

Наксос уже указывал на нужную дверь.

В считанные секунды была установлена пластиковая взрывчатка, а люди нырнули в укрытие Когда берсеркер возводил эту дверь, он явно не рассчитывал, что ее будут штурмовать подобным образом Один небольшой заряд сделал свое дело. На этот раз падения давления воздуха не было. Очевидно, в помещениях с зондирующей мозг аппаратурой воздух находился постоянно. Джеймсон и пятерка из его команды ворвались во внутрь.

Ларс ждал, что вот-вот выскочат муравьинообразные аппараты и перебьют беззащитных узников, а потом набросятся на штурмовой отряд Адаманта. Но никакого вторжения не последовало. Машины сопровождения, видимо, были заняты, подумал Ларс к примеру, какими-нибудь ремонтными работами…

Через несколько секунд в проеме тоннеля появился Джеймсон и спросил, не знают ли узники, где находится центральный компьютер. Он предположил, что центральный мозг базы, скорее всего, располагается где-то недалеко от комнат со сканерами. Но есть опасность напороться на мины-ловушки: «Нам сказали, что лучше всего добраться до центрального компьютера из пещеры пленников и аппаратного зала, где заключенных заставляли работать»

«Сказал? Кто? Как вы узнали, где мы находимся? И откуда вам известно, где центральный компьютер?»

«Мы умеем собирать информацию по крупицам. А ваши толстые дружки не теряли времени понапрасну», — Джеймсон кивнул в сторону Кампанов. «Они постоянно держали нас в курсе событий».

Все Кампаны из своей комнаты смотрели на Ларса. При их виде ему безумно захотелось распевать всякие дурацкие стишки. Какую-нибудь ерунду о том, что «ни один кастрат никогда не пел так чисто» Он не имел ни малейшего представления, откуда всплыла эта строчка Джеймсон опять вернулся в тоннель за взорванной дверью, присоединившись к своим вооруженным товарищам. Оттуда донесся грохот еще одного взрыва и более глухой шум перестрелки с применением оружия, не рас ходующего свою энергию на звук.

«Боже, как они вообще могли здесь приземлиться?» Дороти передернула плечами, как будто ее возму ила сама мысль о таком безрассудном смельчаке.

«Если это была внезапная атака и они не знали, куда идти, то добраться до мозга означало бы вырубить всю базу!»

Перед уходом Джеймсон и его люди оставили целый пакет взрывчатки. Пока его товарищи давали волю своим эмоциям, Ларс напряженно, не отрывая глаз, смотрел на этот пакет. Теперь, подумал он, теперь один из нас… Больше всего он боялся взглянуть на Пат.

Но не Пат, а Опава сделал движение в ту сторону. Этот мягкий спокойный человек выхватил из внутреннего кармана комбинезона спрятанный пистолет и направил его на мешок со взрывчаткой, чтобы взрывом обрушить потолок тоннеля на Джеймсона и его товарищей и тем самым спасти своего хозяина и господина.

«Пистолет! Он — „good life“! Они оставили ему пистолет…»

Первый выстрел прошел мимо, зацепив скалу, так как Ларс ударил Опаву по руке. Они схватились и начали кататься по полу, пока кто-то сзади не стукнул Опаву осколком скальной породы, что вывалился из тоннеля. Наксос (это был он) нанес еще один, более сильный удар.

«Проклятый… „good life“!» — Более непристойного ругательства нельзя было придумать.

Ларс посмотрел на Пат. Одна лишь мысль заполнила сейчас все: слава Богу, это была не она!

Они едва успели обменяться взглядами. Из тоннеля снова появился Джеймсон, с одним или двумя людьми. В руках еще дымилось оружие.

Хриплым, срывающимся голосом Джеймсон сообщил, что попытка подорвать мозг берсеркера не удалась. В последний момент боевые машины берсеркера перешли в контрнаступление и сдержали прорыв. Один из его людей выстрелил в тоннель, когда там появилась машина сопровождения. Ларс схватил Пат за руку. Вместе они бросились в коридор, где располагались их крошечные камеры, пытаясь найти укрытие.

Впрочем, спрятаться здесь было негде. Они сидели, скорчившись, в его келье, когда в дверном проеме появилась странная фигура. Она напомнила Ларсу машину сопровождения, только другой, не похожей на предыдущие, модели. Было видно, что машина побывала в боях.

Ларс прицелился в нее из маленького пистолета, отобранного у Опавы. Конечно, он сделал это, совершенно не надеясь, что берсеркеры снабдили любимца — человека — «good life» оружием, способным причинить им вред.

Машина обратилась к нему человеческим голосом, живой тембр которого не спутаешь ни с чем: «Ларс, программа Реморы…»

Его палец на предохранителе дрогнул и ослаб. Все еще не отпуская руку Пат, он встал на ноги: «Что нам делать?» Он снова почувствовал падение давления; или где-то утечка, или, наконец, мозг берсеркера решил отрезать их систему жизнеобеспечения. Пат молчала, словно экономила дыхание.

Появился двойник странной машины с парой космических скафандров, которые он кинул людям под ноги и сказал: «Поторопитесь!».

Прилаживая на себя скафандр, Ларс прошелся по короткому коридору от кельи до кельи, нашел Наксоса и Дороти Тотонак и в двух словах объяснил им, что они должны подчиняться этим новым механизмам. Оба землянина с изумлением повиновались, когда машины бросили перед ними космические костюмы. На них было написано: «Оборонная Служба Чанниты». Чаннита… Интересно, где это? У Ларса было чувство, что он должен знать…

«Стоять!» — В дальнем конце короткого коридора появился Джеймсон и навел на машины, что принесли скафандры, свое оружие.

«Нет!» — закричал Ларс. Успев облачиться только наполовину, он неловко запрыгал навстречу командующему Адаманта, чтобы остановить его и внезапно понял, что у него есть подмога. Откуда ни возьмись, появились Кампаны — некоторые тоже были в скафандрах. Они окружили Джеймсона и как-то уговорили опустить оружие.

Джеймсон и единственный оставшийся в живых, но тяжело раненный член его команды, присоединились к группе пленных землян и Кампанов, которые снова были выведены из их подземелья под открытое небо. Сейчас оно словно взбесилось от полыхавших фейерверков военной атаки. Бело-голубой солнечный свет казался более тусклым из-за загрязнения ближайшего пространства осколками снарядов и машин.

Новые машины сопровождения ввели узников в один из самых крупных занятых ремонтных доков, а затем — внутрь невероятно огромного берсеркера-монстра, большая часть корпуса которого находилась в глубокой яме ниже уровня поверхности планеты. Гигантский берсеркер имел значительные повреждения, вокруг него энергично работали машины-ремонтники: накладывали заплатки, заряжали орудия.

Чтобы попасть в его чрево, пришлось проделать долгий и опасный путь под небом, все еще безмолвно полыхавшим зарницами не такой уж далекой войны.

Оказавшись внутри громадной машины, люди услышали хриплый человеческий голос, раздавшийся сразу со всех сторон: «Канакуру, ты здесь? Очень хорошо. Это — Хилари Гейдж. Скажи им, кто я».

Казалось, что звук голоса распространяется в воздушной среде. Но Ларс предположил, что микрофоны его скафандра не в порядке. Он открыл шлем; воздух, ворвавшийся в легкие, был спертым, но вполне пригодным.

«Скажи им, кто я», — снова повторил голос. — «И что я», — добавил он.

«Я… не думаю, что я знаю».

«Ты должен знать. Кампаны сказали, что тебе поведали о том, как я попал сюда. Если…»

Теперь Кампаны, освобождаясь от шлемов и скафандров, окружили Ларса, как ранее они окружили Джеймсона. Каждый протягивал к нему руку.

Он почувствовал прикосновение. Много прикосновений. И не только плоти, но и мысли.

Эпизод, который был тайной, сообщение, которое следовало утаить, вставали в его сознании.

Ларри Нивен. ПАДЕНИЕ КАПЛИ СЛЕЗЫ

Двумя милями выше плотный воздух планеты Гарвест разрядился до нормального земного давления. Небо было невероятно синего цвета, но этот необычный цвет все-таки был синим, и никаким иным. Дышать пока еще было нельзя, но в атмосфере присутствовал кислород — более десяти процентов. В видоискателе плывущей камеры эффектно смотрелась на фоне белых облаков одна из биологических фабрик. Камера показала огромный пульсирующий шар в форме перевернутой капли слезы, с верхушки которого срывались уносимые ветром зеленые пузыри. С чувством гордости любовался видом Хилари Гейдж.

Это вовсе не означало, что когда-нибудь ему захочется попасть на Гарвест. Разноцветные осадки портили мелкие водоемы возле полюсов, что возникали из-за постоянных приливов и отливов. В зачаточной атмосфере плавало зеленое липкое вещество. Если оно опускалось слишком низко, то сгорало дотла. Планета была илистая и вязкая. Изменения происходили утомительно долго. Ошибки проявлялись через годы, а для их исправления требовались десятилетия.

Хилари Гейдж предпочитал внешнюю луну.

Когда-нибудь эта планета превратится в живой мир. Но даже тогда Хилари Гейдж не присоединится к колонистам. Хилари Гейдж был компьютерной программой.

Хилари Гейдж никогда бы не вызвался добровольцем для участия в проекте Гарвеста, если бы альтернативой не была смерть.

Смерть от старости.

Он был наслышан, что другие миры с подозрением относились к современным высокоразвитым компьютерам: они слишком походили на машины берсеркера. Только десятки тысяч миров были населены людьми. Со дня основания Чанниты берсеркеры для этого региона были не более, чем слухами. Хотя никто в действительности не сомневался в их существовании, но…

И все-таки для определенных целей было необыкновенно удобно использовать именно компьютеры, а для осуществления некоторых проектов требовался искусственный интеллект.

Компьютер, конечно, не был истинным спасением. Хилари Гейдж давно должен был умереть. Возможно, его последние мысли были о бессмертной компьютерной программе.

Компьютер не был новым. Его программное обеспечение состояло ранее из двух отдельных личностей, которые затем изменили решение и попросили их стереть…

Гейдж мог это понять. В его файлах были заложены развлечения. Они всегда были на месте, когда он к ним обращался, начало и конец, как зримые воспоминания.

Игру в шахматы, немного поэзии можно было пережить, а как насчет детективного романа, или игры в футбол?

Гейдж создал свои собственные развлечения.

За последние десять дней он ни разу не обращался к своей поэме. Его удивляла и радовала собственная выдержка. Возможно, теперь он сможет посмотреть на нее свежим взглядом…?

Вот и не правда. Вся работа промелькнула перед ним в одно мгновенье. Было впечатление, будто он закончил ее читать всего долю секунды назад. То, что всегда было настоящим богатством Хилари — его безупречная память — становилось теперь помехой.

За последние годы поэма разрослась до размеров небольшого романа, но компьютерная память Гейджа могла воспринимать ее сразу целиком. Эта поэма представляла собой историю его жизни, его единственный бросок в ворота бессмертия. Поэма отличалась единством и гармоничностью — по крайней мере, ритм и размер были совершенны, но присутствовала ли в ней динамика? Чтение поэмы от начала до конца оказалось неожиданно трудным для Гейджа занятием. Ее следовало читать по строчкам, как это делали нормальные читатели, а не воспринимать всю целиком. Оценить течение…

«Ни один кастрат никогда не пел так чисто…» Хорошо, но не к месту. Он заменил строку на другую. Никакая процессорная программа в мире не могла быть настолько легкой! Измененная эмфаза заставила его играть дальше… И это его описание взорванного берсеркерами мира Гармонии теперь приобрело новый импульс.

Дни и годы страха и гнева. Когда-то в юности он сражался с людьми. Чаннита должна была защищать свою сферу влияния. Где-то были союзники и где-то существовали берсеркеры, но он знал о них только понаслышке до того дня, пока не увидел Гармонию. Мятежники Свободной Геи хорошо сделали, что бежали на Гармонию, благодаря им он попал туда и увидел «работу» берсеркеров.

Завоевать мир так трудно, и так легко разрушить его! После этого он уже не мог воевать с людьми.

Его высшие начальники могли бы уволить его. Но вместо этого он пошел на повышение, и его отправили исследовать оборонную систему Чанниты, направленную против берсеркеров.

Они, по-видимому, представляли, что это простая подготовка будущего проекта создания рабочих мест.

Для Гейджа это было все равно, что проехаться туристом за счет правительства. В последующие сорок лет он ни разу не видел живого… то есть активного берсеркера, но путешествуя в мирах, где берсеркеры были реальностью, а не слухом, он, похоже, знал о них слишком много. Они могли иметь любые размеры и формы. Здесь они носились во времени. Там они передвигались в образе и подобии человека, который внезапно ощетинивался ножами и ружьями. Машины можно было разрушить, но никогда нельзя было внушить им страх.

Но пришел день, когда его подавил собственный страх. Гейдж потерял способность принимать решения… обо всем этом было написано здесь, в поэме. А удалось ли это передать? Он не чувствовал. Поэт во что бы то ни стало должен иметь железы внутренней секреции!

Он не был уверен, но побоялся вмешиваться дальше. Что касается формы, все было отлично. Его поэзия, наверное, слишком механическая…

Может быть, он сумеет кому-то дать прочитать поэму?..

Этот шанс может наступить неожиданно быстро. Своим периферическим чутьем он уловил на фоне космического шелеста какие-то пульсации на микроволне 2,7 — электрошок от космического корабля, приближающегося со сверхсветовой скоростью со стороны Чанниты. Неожиданный ревизор из родного мира? Хилари записал в память измененный фрагмент поэмы и сосредоточился на сигнале.

Слишком медленный! Слишком сильный! Слишком далекий! Масса 10 в двенадцатой степени граммов — даже колоссальный источник питания едва удерживал объект в возбужденном до сверхсветовой скорости состоянии в почти однообразном пространстве между звездами. Он находился на расстоянии многих световых лет, и ему оставалось проползти своим изнуряющим черепашьим шагом еще несколько дней пути; но уже он затмевал звезду Чанниты, и это испугало Гейджа.

Берсеркер.

Его сигнальный код можно было бы выразить как вспышку последовательности битов 100101101110, как пароль с элементами описания, но не как имя или звук.

100101101110 имел три идентичных мозга и рефлекс, позволяющий действовать при консенсусе двух из них. В битве он мог потерять один или два, но так и не почувствовать изменения. Столетие назад он был фабрикой, вспомогательным военным истребителем и комплексом машин для рудниковых работ на металлическом астероиде. Теперь эта тройка представляла единство. На следующей ремонтной станции три разных мозга должны были поместить в три отдельных корабля. То, что останется, должно было подвергнуться перепрограммированию, уничтожению или подключению к другой машине. Еще он мог быть разобран на комплектующие с какой-то иной целью — все равно в таком виде он уже не мог бы существовать. Названия этому состоянию нет.

Возможно, он дремал. Вселенная вокруг представлялась простой, но в ней иногда встречались энергетические течения — приходилось корректировать курс, чтобы до него доходили приказы. Приказ могла отдать жизнь или берсеркер.

Масса приближающейся звезды искривила пространство. Когда оно стало слишком изогнутым, 100101101110 пришел в состояние сверхскоростного возбуждения. Его скорость упала до одной десятой скорости света, и 100101101110 продолжал торможение дальше. Теперь он не дремал.

С расстояния в миллионы километров жизнь представляется в виде зеленых, оранжевых или фиолетовых полос спектра. С расстояния в сотни километров можно уже уловить многочисленные разнообразные излучения, испускаемые пучками живых нервов. Но необходимость подходить так близко наступала очень редко. Гораздо проще оставаться где-нибудь возле звезды, в полной боевой готовности и искать в спектре кислородного мира полоску, соответствующую температуре жидкой воды. Кислород и означал жизнь.

Там.

Иногда жизнь защищала себя. До сих пор 100101101110 никогда не подвергался атакам. Но жизнь обладала разумом. Пока берсеркер осматривался, он оставался в состоянии боевой готовности номер один.

Голубая точка с булавочную головку имела еще более крошечные луны: большую — на значительном расстоянии, и поменьше, которая находилась слишком близко, отчего приливы придали ей форму капли.

Размер большей луны был неподходящим даже для 100101101110. Меньшая, массой 4 на 10 в пятнадцатой степени граммов, будет как раз то, что надо. Берсеркер-крепость двинулся к ней, обострив восприятие до предела.

Хилари Гейдж не представлял, чего можно было ожидать.

Когда он был моложе, когда он был человеком, он построил для Чанниты оборонные сооружения, защищавшие от берсеркеров. За те четыреста тридцать лет, что Чаннита была колонией, берсеркеры ни разу не появились в ее пределах. Хилари много путешествовал. Он видел разоренные миры и разрушенные обгоревшие берсеркеры; он собирал и изучал записи людей, которые сражались и победили машину-убийцу; записей проигравших у него не было.

Его заботил Гарвест. Он просил, чтобы мониторную станцию уничтожили. Не потому, что программа (в то время, Сингх) могла восстать. Гейдж боялся, что на Гарвест могут прийти берсеркеры, могут найти мониторную станцию, могут разобрать компьютер по частям и обнаружить, что эти части превосходят их собственные.

Над ним посмеялись. Когда Сингх подал прошение, чтобы его индивидуальность была уничтожена, Гейдж снова обратился со своей просьбой. На этот раз его опять загрузили бессмысленной надуманной работой: найти способ, как обезопасить ситуацию.

Он пытался. Он создал субпрограмму Реморы, но ее следовало сделать универсальной! Удар обрушился раньше, чем была завершена программа, полностью удовлетворявшая Гейджа. Оружия на внешней луне не было никакого.

Берсеркер пришел.

Зверь был ранен. Его корпус ужасающей толщины был пробит. Никаких тонкостей и загадок в этой толстостенной массе не было, ее единственное назначение заключалось в том, чтобы сдерживать мощь атак. Тогда Гейдж спросил себя, не получил ли аппарат это повреждение на Чанните. Он бы узнал больше, если бы позволил себе воспользоваться радаром или лучом нейтрино, но ограничился пассивными инструментами, включая телескоп.

Двухсотлетний проект был завершен. Теперь берсеркер будет уничтожать все виды жизни, вплоть до микробов в воде и воздухе Гарвеста. Гейдж приготовился посмотреть, как будет умирать планета. Он попытался представить себе, что, когда все будет готово, у крепости не останется ни оружия, ни энергии, и она превратится в легкую добьиу для любого охотника, станет доступной военным кораблям людей… Но на мониторной станции луны не было никакого оружия. Поэтому Хилари Гейдж мог только записывать события для архивов Чанниты.

Существовали ли те архивы до сих пор? А может быть, эта штуковина уже побывала на Чанните? Узнать об этом не было никакой возможности.

Что сделал берсеркер, когда цель не ответила ему огнем? Два столетия назад Гарвест был безжизненной планетой с редеющей атмосферой, какой когда-то была сама Земля. Теперь жизнь брала свое. Для берсеркера этот шар разноцветной слизи и осадков был жизнью, то есть врагом. Он непременно нападет. Но как?

Ему не нужно было привлекать внимание берсеркера к себе. Несомненно, машина чуяла жизнь… но Гейдж не был живым. Будет ли он уничтожать беспорядочно разбросанную технику? Гейдж не был спрятан, но он не использовал много энергии: солнечных пластин было достаточно, чтобы станция работала.

Берсеркер совершал посадку на Капле Слезы.

Шло время. Гейдж наблюдал. Теперь двигатели берсеркера изрыгали голубое пламя.

Берсеркер не расходовал горючее, его моторы питались за счет энергии самого космоса. Но что он там пытался завершить?..

Потом Хилари понял умом и нутром почувствовал: берсеркер не расходовал свою собственную энергию. Он нашел оружие в самой природе.

Фиолетовая звезда распустила веер вдоль орбиты Капли Слезы. Надежно сидящий на астероиде берсеркер, чья масса всего в три тысячи раз была меньше массы спутника, развил усилие, в шестьдесят раз превышающее силу гравитации, тем самым замедляя движение Капли Слезы на 0,02 G в час.

Труд на целое столетие. Он должен рискнуть, сыграв — Гарвест против него самого… Полусформированный мир против компонентов для ремонта поврежденного берсеркера.

Прежде, чем записаться самому, он изучил записи предыдущих сообщений берсеркера. В компьютере уже содержались подобные сведения.

Тут были даны частоты и коды: ориентиры звезд и миров, данные о запасах топлива, массы и энергии, описание степени поражения, опасные ситуации, очередности целей по степени важности, специальные термины для описания тайного вооружения, применяемого жизнью для самозащиты, код перевода на язык людей или союзников, упрощенный код для берсеркера с серьезными повреждениями мозга.

Гейдж отбросил прочь свое оригинальное намерение. Он совершенно не мог выступить в роли берсеркера. Смешно, но он перестал бояться. Органов внутренней секреции у него уже не было, но человеку так свойственно испытывать страх… неужели и это тоже потеряно? Орбита Капли Слезы сужалась, затягиваясь, как аркан. Выступить, как кто-то еще! Обдумать все хорошенько. Ему нужен был не только голос. Пульс, дыхание: у него были соответствующие записи. Вицепрезидент Керли Барнес попрощалась с ним перед тысячью репортеров, когда Гейдж стал уже записью, и ее речь находилась здесь, в его банках памяти. Жесткая старая леди, Керли была слишком надменной, чтобы быть похожей на «good life», но он бы использовал свой собственный словарь… не забыть об этом. А как насчет техника, который болтал с ним, пока проверял свои рефлексы? Анжело Карсон был старым заядлым курильщиком, которому было уже слишком поздно чистить легкие. Глубокие хрипы в них — как раз то, что сейчас нужно!

Он настроил свой мазер и, пока размышлял, прослушал хриплое дыхание. Что еще? Может быть, картинка? Лучше обойтись без нее. Не забывать останавливаться, чтобы вздохнуть, когда говоришь. Сначала вдох, потом выдох.

«Это „good life“ говорит за лунную крепость. Лунная крепость имеет повреждения».

Веер света, исходящий от Капли Слезы, не шевельнулся, и ответ не пришел.

Записи были старые, они были гораздо старше Гей-джа-человека, гораздо старше Гейджа в его новом нынешнем состоянии. Другой интеллект, даже два разных интеллекта когда-то управляли этой компьютерной системой. Гольдштейн и Сингх были престарелыми людьми, почтенными гражданами, которые предпочли смерти такое существование. Хотя потом оба попросились быть стертыми. Гейдж пробыл компьютером уже восемнадцать лет. Может быть, он использовал вышедший из употребления компьютерный язык?

Нет, это глупо. Никакой код не может быть для берсеркера устаревшим. Некоторые из них не бывают на ремонтных станциях столетиями. Им нужно как-то общаться… Была ли эта штуковина думающей? Конечно, повсюду были станции по обслуживанию берсеркеров, но многие из них продолжали участвовать в военных действиях до полного истощения или разрушения. Военные силы Чанниты никогда не отличались надежностью. Попробуй снова. Только постарайся показаться как можно равнодушнее. Это — не мыльная опера. «Good lifе» — люди — приспешники берсеркеров — несомненно, научены подавлять свои эмоции. А, может быть, у него не очень хорошо получается их имитировать…

«Говорит „good life“. Крепость луны…» — очень красивая фраза получилась! — «крепость луны имеет повреждения. Все передающие устройства вышли из строя в сражении с… Альбионом».

Выдох. Вдох. — «Крепость луны хранит информацию, касающуюся оборонительных сооружений Альбиона».

Альбион был его сиюминутной импровизацией. Его воображение зацепилось за звезду желтого карлика с семейством из четырех мертвых планет, что находилась позади, если смотреть в сторону Чанниты. Берсеркер пришел со стороны Чанниты и ни о чем не догадается.

Теперь задержать дыхание Анжелоку и продолжить: «Система жизнеобеспечения повреждена. „Good life“ умирает». Он хотел добавить: «Пожалуйста, ответь», — но передумал. «Good life» не стал бы просить, не так ли? И у Гейджа была гордость. Он снова повторил. «Я… (теперь сделать глотательное движение) — „Good life“ умирает. Крепость луны нема. Передающее оборудование вышло из строя, моторы не работают, система жизнеобеспечения пострадала. Странствующая крепость должна снять информацию непосредственно с компьютерной системы крепости луны».

Выдох — (только послушай этот свист, бедняга сукин сын, и впрямь умирает!) — вдох: «Если странствующую крепость интересует еще и незаписанная информация, он должен захватить с собой кислород для „good life“.» Это, по мнению Гейджа, должно было дать нужное ощущение: просьба без выпрашивания.

В его приемном устройстве послышалось: «Закончу миссию и жди рандеву».

Гейдж вскипел… и ответил: «Понятно». Для планеты Гарвест это означало смерть. Дьявол, это должно было сработать! Но у берсеркера приоритеты определены четко, «good life» не может спорить.

Сумел ли Гейдж обдурить его? Если нет, значит, он ничего не знает о берсеркерах. Чаннита никогда его не увидит: Гейдж умрет. Превратится в горстку пепла или распадется на части.

Когда свет, испускаемый двигателями крепости, сошел почти на нет, Капля Слезы, сияющая сама по себе, уже входила в атмосферу Гарвеста. Камеры вздрогнули от воздушной волны и начали выходить из строя одна за одной. Белая вспышка, запечатленная последней из них, превратилась в фиолетовую черноту… вот и ее не стало…

Крепость, гребнем вздымавшаяся на Капле Слезы, сделала резкий разворот и ушла по кривой в направлении к внешней луне, навстречу Гейджу. У берсеркера были мощнейшие двигатели. Он будет здесь уже через шесть часов, подумал Гейдж. Он начал имитировать тяжелое прерывистое дыхание и стон: «Good life» умирает. Уже мертв. Крепость луны сохранила информацию в памяти… жизнь сама себя защищает… место Альбион, координаты…

Установилась тишина.

Капля Слезы теперь находилась по другую сторону Гарвеста, но ее сияние окутало планету кольцом белого пламени. Свечение ярко вспыхнуло и начало меркнуть. Гейдж видел, как ударная волна разорвала атмосферу в клочья. Кора планеты раскололась, и выступила лава; набежавшая океанская волна накрыла расселину. Почти сразу Гарвест превратился в белую жемчужину. Еще до того, как завершится этот день, океаны Гарвеста станут водяным паром.

Берсеркер прислал сообщение: «Good life», отвечай или будешь наказан. Назови координаты Альбиона.

Но Гейдж уже оставил карьеру продажной шкуры. Берсеркер не обнаружит жизни на лунной базе. Бедняга «good life», преданный до последнего вздоха.

100101101110 имел свое собственное мнение о «good life». Опыт подсказывал, что «good life» всегда оставался верным себе: он часто поступал плохо, становился опасным. Но от него всегда при случае можно будет избавиться. Только не сейчас.

Техника и записи — это совершенно другое. Пока берсеркер приближался к луне, его телескопы изучали детали пойманной в ловушку машины. Телескопы разглядели груды лунной породы, насыпанные в виде купола. Сенсорные датчики проникли внутрь. Техника занимала почти все пространство, что он мог видеть. Для системы жизнеобеспечения места было маловато — скорее ящик, а не комната, и немного воздуха в запасе, и трубопровод, чтобы робот или человек могли осуществлять ремонтные работы. Никаких признаков ходовой части не было, так же как и брошенных обломков. Гипотеза: один из этих кратеров и был местом катастрофы; калека спрятал свой мозг или что-то еще из того, что сохранилось, в эту построенную органической жизнью установку.

Что-либо ценное из памяти «good life», если таковое и имелось, теперь было утрачено. Но, может быть, память «крепости луны» уцелела? Она должна содержать сведения о типе жизни в этом районе. А ее информация о технологии защиты, применяемой здешней жизнью, могла оказаться просто бесценной.

Гипотеза: это западня. Не было никакой лунной крепости, только человеческий голос. Берсеркер приближался с опущенными щитами и включенными двигателями. Чем ближе он подходил, тем быстрее мог увернуться и скрыться за горизонтом… но он не замечал ничего, что хоть отдаленно напоминало бы оружие. В любом случае берсеркеру не возбранялось уничтожить саму планету. На ней не было ничего, что могло бы ему угрожать. Тем не менее он оставался начеку.

На расстоянии ста километров он еще не обнаружил никаких признаков жизни. Пятидесяти километров — тоже.

Берсеркер приземлился в районе кучи лунной породы, которую «good life» называл «крепостью луны». Машина не стала утруждать себя операцией по спасению. То, что уцелело от поврежденного берсеркера, еще послужит здравствующему. Итак, нужно вытянуть кабель, найти мозг…

Что ж, он приземлился, а страха так и не было. Раньше Гейдж видел обломки, но никогда не видел целого и невредимого берсеркера. Гейдж не осмелился применить никакой лучевой сканер. Но он свободно мог использовать свои органы чувств, например, глаза. Он увидел выбирающийся из берсеркера транспортный аппарат, с кабелем направляющийся прямо к нему.

Это было похоже на сон. Ни страха, ни гнева. Ненависть — да, но как абстрактное чувство и абстрактная жажда мести… что, конечно, было нелепо, ведь чувство мести всегда казалось нелепым. Ненавидеть берсеркера было все равно, что ненавидеть сломавшийся воздушный кондиционер.

Потом зонд проник в его мозг.

Образ мыслей был странным. Здесь они были острыми и основательными, здесь они были сложными и размытыми. Может, это был старый образец с устаревшей моделью данных? А, может быть, мозг был поврежден или модели спутаны? Сигнал сброса памяти; нужно посмотреть, что поддается восстановлению.

Гейдж почувствовал контакт, обратную связь, как свои собственные мысли. То, что последовало дальше, уже не подчинялось его контролю. Рефлекс приказал ему бороться! В его мозгу поднялся ужас и импульсы, совершенно запрещенные традицией, образованием — всем тем, что делает человека человеком.

Наверное, то, что с ним происходило, было похоже на изнасилование, но как мужчина мог это определить? Ему хотелось закричать. Но он запустил программу Реморы и понял, что она пошла. Внутри берсеркера он почувствовал реакцию берсеркера на Гейджа.

Он победно воскликнул: «Я лгал! Я — не „good life“!»

Я — …

Плазма на релятивистской скорости пронзила Гейджа. Связи были обрезаны, он стал глух и слеп. Следующий удар уничтожил его мозг, и Гейджа не стало.

Что-то случилось. Один из комплексов берсеркера заболел, он умирал… изменялся, становился уродливым. Берсеркер почувствовал в самом себе зло и отреагировал. Плазменная пушка, уничтожившая «крепость луны», развернулась и прицелилась в него самого. Нужно выстрелить в себя и уничтожить больной мозг, пока еще не слишком поздно.

Но уже было поздно. Рефлекс сработал: три мозга консультировались перед принятием любого важного решения. Если один был поражен, точка зрения двух других брала верх.

Три мозга посоветовались, и орудие отвернулось.

Кто я? Хилари Гейдж. В течение жизни я сражался с берсеркерами; но тебе я оставлю жизнь. И выслушай, что я сделал с тобой. По правде говоря, я не ожидал, что у меня будут слушатели. Три дополнительные головы? Мы сами иногда применяем этот способ.

Я — не живое существо. Я — не «good life». Я — запись памяти и сознания Хилари Гейджа. Я руководил проектом. Формирования планеты, а ты сгубил его и ответишь за это.

У меня было ощущение, словно я клялся отомстить своему воздушному кондиционеру. Все правильно: если мой кондиционер предал меня, почему бы и нет?

Шанс, что Гарвест привлечет внимание берсеркера, существовал всегда. Моя запись бьша сделана вместе с программой, которую мы называем «программой Реморы». Я не был уверен, что она сработает с незнакомым типом оборудования. Но ты сам решил этот вопрос, потому что на протяжении тысячелетий берсеркеру приходилось приспосабливаться к изменениям и модификациям внешнего облика.

Я рад, что мне дали сознательный контроль над программой Реморы. Две из твоих голов теперь — это я. Третий мозг я оставил нетронутым. Ты будешь давать мне информацию для управления этой… грудой железа. Ты сейчас в плачевном состоянии, если я не ошибаюсь. Чаннита, должно быть, немного потрепала тебя. Ты ведь пришел с Чанниты?

Бог проклял тебя! Тебе придется пожалеть об этом. Ты сейчас едва в состоянии достичь ближайшей ремонтной базы берсеркера, а ведь мы могли бы попасть туда без проблем, правда? Где она?

Ага…

Прекрасно. В путь! Я собираюсь записать в твою память поэму. Я не хочу, чтобы она бьша утрачена. Нет, нет и нет — расслабься, машина смерти, и наслаждайся, пока я буду читать. Тебе она должна понравиться. Тебе нравится пролитая кровь? Я прожил кровавую жизнь…

Фред Саберхаген. БАЗА БЕРСЕРКЕРА

«…это — не берсеркер. Нет…»

«Что?» — вопрошающее лицо Наксоса, склонившееся над Ларсом, было первое, что он увидел, когда обрел способность воспринимать окружающий мир. Ларс был распростерт на спине, но теперь над ним хлопотали не берсеркеры. Наксос и Дороти Тотонак держали его руки, и над всеми ими словно парила Пат.

Ларс повторил то, что он только что открыл: «Он — не берсеркер. Эта машина, что несет нас». В том, что она их несла, сомнения быть не могло: искусственная гравитация в космическом пространстве бьша очень неустойчивой, так что тело Ларса слегка отрывалось от пола с людьми, которые пытались его удерживать. Для Ларса, слишком хорошо представлявшего, как сильно было повреждено их транспортное средство, ощущение было жутковатым.

«Ты сошел с ума», — спокойно сказал ему Наксос.

«Вовсе нет. Он был берсеркером раньше, но не сейчас. Я потом расскажу вам подробнее. — Ларс повысил голос. — Гейдж, скажи этим людям что-нибудь успокаивающее».

Из динамиков откуда-то поблизости раздался хриплый свистящий голос: «Сейчас я занят, но постараюсь придумать что-нибудь, а вы тем временем наденьте скафандры».

Ларс, уже наполовину снявший свой, снова надел его и застегнул.

Голос Гейджа, звучавший совсем по-земному (фактически это и была запись человеческого голоса), продолжал: «Я собираюсь открыть для вас дверь; думаю, что вы будете в большей безопасности, если войдете».

Соседний люк открылся. Ларс двинулся первым. Другие, несколько помешкав, скользнули следом, словно боялись остаться одни. Там было небольшое помещение, едва вмещающее всех — камера, имеющаяся почти у всех берсеркеров для «good life» и случайных пленников, которых машина считает полезными.

Люди, ожидавшие увидеть здесь своего властелина, в недоумении огляделись.

Пат легонько ткнула Ларса локтем: «Если он — человек, то где же он?»

«В записи. Он — компьютерная программа».

Она в недоумении захлопала глазами. Не сразу, но до нее дошло: «Боже…»

«Но когда-то он был человеком, он и сейчас сочиняет стихи. Кампаны и их наиболее одаренные союзники смогли телепатическим путем общаться с Гейджем через стихи. Они пытались связать его непосредственно со мной, но это чуть не свело меня с ума…»

Снова раздался лишенный плоти голос Гейджа, который сжато объяснил им, как удалось устроить их побег. Его приземлению на базе никто не помешал. Центральный мозг базы берсеркера был слишком занят решением тактических задач, чтобы детально исследовать этот странный израненный в битвах комплекс, хотя в другом случае он непременно занялся бы этим. Он также не заметил, что необходимые для телепатических сеансов узники тайно похищены. Своим третьим мозгом, который по сути был мозгом берсеркера, Гейдж приказал ремонтной бригаде осуществить наиболее срочные восстановительные работы и подготовить его для полета, что и было сделано…

Наступила короткая пауза, был слышен гул отдаленных голосов — разных, но определенно человеческих. Местная радиосеть была настроена Хилари Гейджем на связь с бывшей тюрьмой беглецов.

Из разговоров и доносящихся звуков следовало, что флот Адаманта и его союзники проводили массированную атаку базы берсеркера. Джеймсон приободрил всех и дал некоторые объяснения о причинах этого штурма:

«Есть такой народ, называется Котаботы. Они считают, что Адамант несет ответственность за все, что происходит во Вселенной. Они живут на скалистой планете — вы, вероятно, никогда не слышали о таком названии — „Ботеа“…»

«Вот как!»

«… они вдруг начали жаловаться нам, что их мучают ночные кошмары и прочая чертовщина. Странные плохие сны о людях, которые замурованы в скалу…»

«Ох», — вздохнул Ларс.

«Но это повлекло за собой другое. Ваши толстые дружки Кампаны, как я уже говорил, тоже начали посылать многочисленные просьбы о помощи. Мы очень хотели найти эту базу и были почти у цели, когда встретили два других флота, с теми же намерениями. Один — настоящая армада от Адама. Второй, почти такой же по мощности, из Нгуни. Их поддерживали многие другие миры неземного происхождения — мы объединили усилия. В противном случае мы бы повернули назад, когда увидели б эту базу».

Пространство вокруг них вздрагивало, пронзаемое энергетическими лучами, и сотрясалось от разрывов снарядов и ракет, тучами выпускаемых армадой кораблей, скопившихся над базой, и от ответных ударов самой базы. Мощь освобождаемой при этом энергии ощущалась во всем.

Пат спросила: «А что сейчас делают Кампаны?»

«У меня такое ощущение, что они изо всех сил стараются отвлечь внимание штурмующих кораблей от этого берсеркера».

Она вздрогнула. По-видимому, этот ответ был для нее неожиданностью.

Поблизости полыхнула ослепительная вспышка, и все содрогнулось. В тюремной клетке, где находились узники, не было экранов, чтобы наблюдать за ходом сражения, но Ларс вспомнил, что однажды уже испытал нечто похожее на эту вспышку и взрыв. Но не на собственном опыте. «Куиб-куиб», — проговорил он.

«Что такое „Куиб-куиб“?»

«Это другая история, которую я когда-нибудь расскажу тебе». — Ларс подумал, успел ли последний во Вселенной Куиб-куиб создать и наладить производство себе подобных до того, как совершил свой последний полет камикадзе. И решил, что да, успел.

Постепенно взрывы и грохот, раздававшиеся в пространстве, стали менее ощутимы. Гейдж, слишком израненный для участия в сражении, сделал все от него зависящее, чтобы избежать столкновения с врагом. Мало-помалу Ларс стал верить в то, что все они сумеют выжить.

В тесном пространстве комнаты кто-то вдруг начал петь…