Капитан Рэй Тренкел смотрел на меня, точно директор школы — на злостного прогульщика. Интересно, как долго он собирается выдерживать меня, прежде чем обрушить на мою голову справедливое негодование. Стоявший на шкафу вентилятор с треском крутил лопастями, поворачиваясь от центра влево и обратно. Будь в кабинете еще градуса на два пожарче, со стены бы закапало. Рэй осторожно отхлебнул с верхом налитой воды из бумажного стаканчика, глотнул, одновременно покачав головой:
— А ведь вчера кто-то клялся, что Джек Хейджи преобразится до неузнаваемости.
— Да разве ж можно в этом городе кому-нибудь верить? А частным сыщикам — в особенности.
— Золотые слова. Не пора ли вам, сэр, утихомириться?
— Завтра же вывешу за окном объявление: «Просьба огонь не открывать, Я и так бедный и несчастный».
— Все шутишь. Я люблю, когда ты шутишь со мной. Знаешь, почему?
— Знаю. Это приносит свежую струю в твое затхлое существование.
— Нет, не поэтому. Просто человеку с таким чувством юмора будет не так обидно, когда в один прекрасный день ему оторвут яйца.
— И этот день, похоже, настал.
— Похоже.
Подобного рода беседы мы вели с капитаном Тренкелом время от времени, когда он давал мне понять, что не в духе. Когда же он вытащил из ящика полупустую бутылку без этикетки, где плескалась какая-то жидкость, я решил больше не нарываться. В комнате было так жарко, что пот тек по мне ручьями, собираясь вокруг стула лужей, просачиваясь на улицу и через люки в канализацию. До этого, впрочем, еще не дошло. Я расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и листком бумаги с капитанского стола промокал залитую потом грудь.
Рэй некоторое время не обращал на меня внимания, устремив пристальный взор на свою безымянную бутыль вместимостью в одну пятую галлона. У него было странноватое, на мой взгляд, обыкновение сливать в эту емкость все недопитое из всех окрестных бутылок, и за несколько месяцев нашего знакомства цвет таинственного напитка менялся от прозрачного до шоколадного. Сегодня там плескалось нечто зеленое, но, может быть, мне так показалось от жиры.
Он сделал еще глоток — свет попытался было заискриться на поверхности этой бурды, но принужден был с позором отступить — и предложил налить мне, но я поблагодарил, отказался и спросил, не пора ли начать неофициальную часть. Капитан улыбнулся.
— Конечно, Джек. Сейчас начнем. Позвольте ознакомить, вас с правилами нашего заведения. Итак: ты немедленно рассказываешь мне все о Миллере — зачем он тебя нанял, что за общество собралось в твоем офисе, зачем ты его собрал, и как это заседание отразится на тишине и спокойствии в нашем великом городе. Потом я выставляю тебя под зад коленом на улицу, где ты вкупе с разной швалью и наркотой зарабатываешь себе на пропитание тем, что сшибаешь с прохожих четвертачки.
— Изменения в программе не допускаются?
Он снова улыбнулся и покачал головой. Я со свистом втянул воздух. Делать было нечего. Все равно — от жары мозги мои были не в состоянии что-либо придумать. Оставалось покориться. Откинувшись на спинку стула так, что перекладина врезалась в лопатки, я поведал капитану Рэю Тренкелу о деле Карла Миллера.
Я рассказал ему о том, чего хотел от меня Миллер, и о том, почему он подозревал Байлера и прочую компанию, и о том, что я узнал от них про самого Миллера, про Мегги и Кимберли. Я ознакомил его с мнением мисс Беллард и с точкой зрения мисс Уорд, а на закуску позабавил его своими впечатлениями от семейки Филипс. Мы обсудили, кому бы это захотелось устроить сквозняк у меня в кабинете, но это так — для проформы.
Версий не было. Однако ведь кто-то вышел в грязный, душный, влажный, грохочущий город, чтобы освежить воздух в моем офисе. Кто? Стерлинг? Но ко времени выстрела ему, скорей всего, еще не передали, что я звонил. А если и передали, какой ему смысл стрелять в меня или в моих посетителей? Не всплывали пока даже самые неправдоподобные варианты.
Выдвинув на знание «стрелок недели» самого Миллера, я, в качестве сказочки на ночь, рассказал Рэю и про свою беседу с Каррасом и о прочих подробностях той ночи. И наконец — о своих бестолковых метаниях по улице в поисках злоумышленника, с вызове «скорой», о прибытии полиции и его людей.
— Когда вся сумятица улеглась, я позвонил Миллеру в гостиницу. Он отсутствовал.
— И долго?
— Точно сказать портье не мог.
— А неточно?
— Вроде бы всю ночь.
— И чем он занимался?
— На этот раз он прибыл в Нью-Йорк без своего пресс-секретаря.
— Это что значит:
— Это значит, что портье сказал мне: «Его нет». «Ушел давно», а как давно — мне сообщить отказались. Я попросил передать, чтобы он позвонил мне, когда вернется.
— Ему не придется это делать.
— Почему?
— Потому что ты сообщишь мне, в каком отеле он остановился. А я пошлю по этому адресу своих людей, которые приведут твоего клиента ко мне на чашку чая. Ибо мистер Миллер, что, должно быть, ускользнуло от твоего мощного аналитического ума, — наш единственный подозреваемый в покушении на убийство. Покушение в любую минуту может превратиться в совершение. Ясно?
— Как день, — ответил я.
Скрепя сердце я назвал гостиницу. Не в пример телевизионным сыщикам, я-то ведь вовсе не окружен магическим полем, которое не дает полицейским лишить меня лицензии или причинить множество других неприятностей, если я не буду сговорчив и покладист. Но все почему-то уверены: стоит частному детективу улыбнуться полицейским, как те сразу забывают о служебном долге. Нет, джентльмены, даже мафии приходится платить деньги, одними улыбками не отделаешься.
Люди, сочиняющие сценарии, где частный детектив раздвигает людей в синей форме плечом и смеется им в лицо, не знают жизни. Так не бывает. Полицейские — такие же люди, как все: они тоже не любят, когда им мешают. Хватит с них того, что приходится цацкаться с представителями всех видов меньшинств и с политическими кланами, где одна совесть на всех. Мне, например, связываться с полицией — немыслимое дело, себе дороже выйдет. Не говорю уж о том, что остановить хорошего полицейского, когда он взял след, — невозможно. Да и не нужно.
Рэй, дав инструкции одному из своих подчиненных, повернулся ко мне:
— Так. О чем ты говорил с теми тремя после того, как началась стрельба?
— Ни о чем. Когда там было разговаривать? Я выскочил на улицу, дождался «скорой», а минуты через две и твои подкатили.
— Ну, брат, с таким язычищем, как у тебя, за две минуты многое можно наболтать.
— Рэй... Сам посуди: один — без сознания, его кладут на носилки, двое других смотрят, как их приятеля уносят с дыркой в груди. Ну, вызови ты их сюда, дай нам очную ставку, все выяснится, — я поднялся — пот катился по лбу и по щекам — и заговорил громче, обостряя ситуацию: — Я дал тебе полную картину, и больше мне сказать нечего. На все твои вопросы я ответил. Теперь слезь с меня наконец, переключись еще на что-нибудь.
Рэй потянулся за своей бутылью, быстро налил и выпил, на этот раз не почтив меня приглашением присоединиться и показав тем самым, что недоволен мной. А мне плевать. Он вытер рукавом капавший с бровей пот и вдруг смягчился, выдав мне замешанное на сарказме «полицейское извинение»:
— Вот за это мы все тебя и любим, Джек. Ты удивительно приятная личность.
— А я-то думал, вам нравятся мои белые ровные зубки.
— И зубки тоже. Ну, ладно, осчастливь меня: расскажи, что ты обо всем этом думаешь.
Я ввел Рэя в курс дела, рассказал о своих подозрениях, на которые навели меня «плейнтонские ребята». Показал, как лепится один кусочек к другому. О Стерлинге и о Каррасе я упомянул вскользь, обоих я решил придержать. Не надо мутить воду, покуда я не выловил рыбку, хоть пословица гласит обратное.
Рэй собрался было сто о чем-то спросить меня, но за стеклянной перегородкой возникла фигура в синем. Полисмен пошевелил двумя пальцами: я уже знал, что это условный знак «срочное сообщение». Дверь распахнулась, но молоденький полицейский остановился на пороге, всем своим видом показывая, что время дорого.
— Получен рапорт с 14-й улицы, сэр. На крыше дома напротив того, где расположен офис мистера Хейджи, нашли свежую гильзу. Отпечатков пальцев нет.
— Калибр?
— 9,3 х 74 R, сэр.
— Соответствует диаметру пули в стене кабинета?
— Соответствует, сэр. Эксперты подтвердили.
Рэй послал людей оцепить здание, на крыше которого была обнаружена гильза. Было слишком темно, чтобы продолжать поиски, тем более, что искать-то было особенно нечего. Теперь они знали «что», «когда», «где», «как». Я знал, что капитан Тренкел, как истая ищейка, не успокоится, пока не получит ответы на вопросы «кто» и «зачем».
По правде говоря, рвение полицейских, намеренных во что было ни стало дознаться, кому же принадлежит палец, нажавший на спуск, вызвало у меня смешанное чувство.
С одной стороны, никому не придет в голову жаловаться что полиция слишком уж печется о его безопасности. Меня, однако, поджидала веселая перспектива: в дело, касавшееся только моего клиента и меня, вламывалась целая орава посторонних, столь же мало склонных снисходительно относиться к моим интересам, как я — к их. Можно было не сомневаться, что для Рэя главное будет — сделать свою работу. Ясно было и то, что он се сделает, и раньше, чем я свою. Мне уже не раз приходилось это от него слышать.
Оставив на время соображения личного порядка, я взялся за дело. Мы с Рэем стали изучать гильзу и пришли к выводу, что это скорей всего — германское производство. Я не сказал капитану о пристрастии Миллера к коллекционированию оружия. Однако нам предстояло работать вместе, и лучшего временя для такого заявления было не найти.
— Рэй, у меня к тебе просьба.
— Опять?! — рявкнул он, шаря в ящике стола в поисках своей бутылки. — Что на этот раз?
— Попроси своих держать меня не слишком плотно.
— С какой это стати?
— Потому что иначе я не расскажу тебе, что у Миллера — одна из лучших коллекций оружия, куда входят несколько уникальных охотничьих карабинов европейского производства. Не скажу тебе и о том, что некоторое время назад он заявил в полицию, что большую часть его собрания уперли. А не зная двух этих обстоятельств, подчиненные твои будут ходить по кругу, нюхая друг у дружки под хвостом, а след так и не возьмут.
Рэй поглядел на меня, давая понять, что ни духота, ни зеленоватое пойло, которое он потягивал, не заставят его оценить мое остроумие. Я поглядел на него, показывая взглядом, что мне на его оценки в высокой степени наплевать. Наконец он вздохнул и кивнул в том смысле, что ладно, он распорядится, чтобы Myни и другие не топтались возле меня. Он подвинул телефон и начал названивать: надо было доставать регистрационные документы Миллера. Я попросил копию и был поднят капитаном на смех. Вот тебе и сотрудничество.
Мы продолжали вертеть дело так и сяк, но пока говорить было не о чем. Единственным подозреваемым или, вернее, единственным, кого имело смысл подозревать, был Карл Миллер. Размышления наши были прерваны приходом полисмена. Мы оба уже по выражению его лица догадались, какую новость он нам припас.
— Джордж?..
— Да, сэр. Умер на столе несколько минут назад.
Рэй отослал его и снова полез за бутылкой. На этот раз он церемониться с нею не стал, а глотнул прямо из горлышка и предложил мне. Мой клиент с непостижимой для меня быстротой повысил свой статус, перейдя из покушавшихся в основные подозреваемые в преднамеренном убийстве. Так что бутылку я взял и сделал основательный глоток.
Вкус поразительно соответствовал цвету.