Бессердечное наследство

Моя рука замерла на фотографии Эми и меня в Париже летом после окончания школы. За несколько дней до того, как я встретила Пенна, и мир тогда навсегда перевернулся.

Я осторожно положила фото в стопку, а когда снова заглянула внутрь коробки, глаза зацепились за кусок блестящего металла, наполовину скрытого бейсболкой. Я сдвинула бейсболку в сторону. У меня перехватило дыхание, я осторожно потянулась вниз и вытащила «Замок любви».

Слезы выступили у меня на глазах, как только я взяла драгоценную вещь в руке. Маленький замок с буквами «П» и «Н». Пенн подарил его мне той ночью в Париже. Дань моим романтическим чувствам, так как мне было очень грустно слышать, что город снял все замки с мостов. Он хотел, чтобы у нас остался свой.

Когда я вернулась домой, то забросила его в свои вещи. Слишком злая на него, чтобы хранить на виду, слишком влюбленная в него, чтобы избавиться от замка. О, юная любовь.

Это была реликвия. Остаток той девушки, которой я была, когда впервые познакомилась с ним. Молодая, невинная, жаждущая и отчаянно нуждающаяся в том, чтобы кто-то разглядел во мне ту Натали, какой я была. Пенн оказался таким. И он все еще был таким. Он всегда был таким. Парень, с которым я сравнивала всех других парней. Одна прекрасная ночь, испорченная ужасным утром следующего дня.

Но обиды все исчезли, остались воспоминания о полутора лет совместной жизни. Улыбке, поцелуе и смехе. Как мне с ним писалось, Тотл, прижимающийся ко мне. Каждый раз как Пенн просто смотрел мне в глаза и знал. Как будто знала я. Все это время. Даже если мы оба совершали ошибки на своем пути. И пытались все разрушить.

И вот теперь он снова был там. В Париже, без меня.

Я сжала замок в руке и решила, что нет, нет, больше ничего не будем разрушать. Я не собиралась оставаться здесь ни минуты, ждать, пока он примет решение. Мучиться, вернется он с конференции раньше или мне придется ждать до конца лета. Интересно, сможет ли он меня простить за то, что я совершила?

Мои глаза скользнули к маме, она просто улыбнулась.

— Ты что-то решила?

— Я такая идиотка.

— Ты молода. Ты вырастешь из попыток стать кем-то другим.

Я поцеловала ее в щеку.

— Спасибо, мам.

— Я люблю тебя. А теперь иди и привези его.

Я сбежала вниз по лестнице и вошла в свою комнату. Нашла открытый чемодан, который привезла с собой из Нью-Йорка. Гору дизайнерской одежды, на которой настаивал Пенн, что она поможет мне вписаться в общество. Он был прав.

Я вывалила все эту гору на пол.

Потом нашла несколько нарядов, которые оставила здесь, в Чарльстоне, перед переездом в город. Богемный стиль, который всегда был моим основным. Вписывалась ли я в нем или нет в общество, раньше для меня это никогда не имело значения.

Мне нравились струящиеся рубашки, расклешенные джинсы и мокасины. Я хотела носить вышивку, красочные кофты и яркие узоры. Я хотела всего этого.

Я поспешно побросала свою бывшую одежду в чемодан. Схватила со стола нетронутую сумку с компьютером, купила первый же билет на самолет до Парижа и поклялась, что в этот раз все сделаю правильно.

39. Пенн

— Пенн, твоя работа как последователя Аристотелевского сексуального учения о партнерстве очень увлекательна, — сказала доктор Анжелика Дюваль, когда мы вышли с заключительной дискуссии и направились обратно в вестибюль.

— Спасибо. Мне тоже понравилась ваша последняя статья. Я был рад, что журнал по философии занял такую прогрессивную позицию, — сказал я ей.

Она улыбнулась мне. Та же улыбка, что и на протяжении всей конференции. Та, которой говорилось, что она самая красивая женщина в науке и привыкла, что с ней флиртуют. Что у нас схожие интересы и сейчас самое время пригласить ее на свидание.

Но я этого не сделал, а продолжил свой путь. В шумный бар, полный относительно занудных профессоров философии, слишком много пьющих и обсуждающих теорию в объемах, совершенно ненужных для этого места. Это было так, просто все куда-то ушло.

Двое коллег подошли поздороваться с нами и пригласили на обед на следующий день. Мы оба легко согласились, и они бросили на меня понимающий взгляд, прежде чем уйти. Возможно, все здесь думали, что Анжелика и я к концу конференции заведем интрижку. Или что мы уже завели интрижку. Никто не думал, чтобы я считал ее отличном философом и просто наслаждался ее работами.

С другой стороны, я был человеком, который писал профессионально о сексе. Чего можно было ожидать от моих коллег, которые думали обо мне подобным образом?

Я потер висок и подумал о виски, ожидающем меня в номере.

— Ты в порядке? — Спросила Анжелика, касаясь моего рукава.

Я поспешно убрал руку.

— Все отлично.

— Ты знаешь… Я никогда не делала этого раньше. — Она сделала шаг ко мне. — Не хочешь выбраться отсюда? Пойти выпить?

Я смотрел на ее маленькие розовые губы, шоколадно-карие глаза и розовые щеки. Выражение желания было написано на ее лице больше, чем мог скрыть макияж. Это было бы так просто. Если только вся эта идея не вызывала у меня тошноты.

— Вообще-то, я кое с кем встречаюсь, — сказал я, увеличивая расстояние между нами.

Находится сейчас вдали от Натали не означало, что я был не с Натали. Пришло время выяснить, что происходит с Натали, и это совсем не означало, что мне нужно повести себя идиотом. Я ни черта не хотел от этой женщины, стоящей передо мной, кроме ее компании на философских дискуссиях. И то, что она хотела от меня, она никогда не получит.

— О, — прощебетала она, выпрямляясь. — Я не знала. С твоими исследованиями, я подумала… я имею в виду, просто... забудь, что я сказала.

Румянец залил ее щеки, а затем она неловко отступила назад и исчезла в толпе. Ну, я был полным идиотом, еще хуже отшить ее было просто невозможно. Виски звучало все более и более приятно.

Сначала я направился к стойке регистрации, чтобы забрать пакет, который мне доставили. Днем я получил сообщение, но у меня не было времени покинуть конференц-зал, чтобы забрать его.

Человек за VIP-стойкой поднял голову при моем приближении.

— А, доктор Кенсингтон, — сказал он, поднимая руку. — Позвольте мне передать вам пакет. — Он достал мягкий конверт. — Вот.

Я взял его из его рук и посмотрел на безобидный конверт.

— Вы знаете, кто его прислал?

— Меня здесь не было, когда его доставили, но сказали, что сегодня утром его принесла женщина.

— Хм, — сказал я, пожимая плечами. — И никаких намеков на содержание?

— Вы обеспокоены? Может мне, стоит его сначала проверить? — встревоженно спросил мужчина. Как будто в нем могли находиться споры сибирской язвы.

— Нет-нет, все в порядке. Мне просто было любопытно. Я ничего такого не имел в виду.

— Хорошо, дайте мне знать, если вам еще что-нибудь понадобится.

— Спасибо, — ответил я, прежде чем отнести пакет наверх в свой номер.

Я бросил его на столешницу, с удивлением услышав глухой стук, когда он ударился о дерево. Что ж, теперь мне стало еще любопытнее.

Но сначала виски.

Это был долгий день. Одно обсуждение главы моей книги. Дальше дискуссия, где я был участником обсуждения трех довольно сухих статей и, к счастью, Анжелики. И еще три совещания, на которых меня уговорили присутствовать. Слишком много для одного дня.

У меня начинала болеть голова. Я знал, что это больше связано с попыткой избежать того, что я оставил Натали в Нью-Йорке, чем с дискуссиями. У меня было искушение каждый день написать ей с тех пор, как я приехал в Париж, но что я мог сказать? Прости, что бросил тебя там, не сказав ни слова?

И потом, чем дольше я откладывал наш разговор, тем труднее мне было найти нужные слова. Может, писать сообщения было неправильно. Это был разговор, который нам стоило провести лично, глядя друг другу в глаза. Если бы у меня не было этой конференции, я бы уже заказал билет на самолет домой. К черту смену часовых поясов.

Я сделал большой глоток виски и вздохнул с облегчением. Мне хотелось весь день выпить. Прошло много времени с тех пор, как я так отчаянно пил. Было удивительно, но видеть, как твоя жизнь рушится, может заставить человека увлечься спиртным.

Я опустился в кожаное кресло и уставился в открытое окно, откуда открывался вид на Сену и Собор Парижской Богоматери. Вернее то, что от него осталось. И у меня было такое чувство, глядя на этот обуглившейся фасад собора, что мои внутренности тоже были прожжены насквозь, и мне нужно было снова восстановиться к моей прежней славе.

Мои пальцы рефлекторно потянулись к конверту. Я поставил стакан и разорвал верхний клапан. Когда перевернул конверт вверх дном, мне на руку упал металлический замок, а на колени маленькая записка.

Я перевернул позолоченный замок и в шоке посмотрел на него. Легкая улыбка заиграла на моих губах. Это был замок любви, который я подарил Натали много лет назад. P&N — буквы, которые я изящно нацарапал на лицевой стороне фломастером.

В то время я был таким идиотом. Решив сделать все, чтобы заслужить ее доверие и преданность. Я наслаждался ею не только из-за своих манипуляций, но и из-за ее открытой радости. Она не знала, чем я занимаюсь, и, оглядываясь назад, может я тоже не знал. Тогда я увидел в ней что-то такое. Мне не требовалась целая ночь, чтобы гулять с ней по городу, чтобы залезть к ней в трусики. Но я все равно сделал это, потому что не мог насытиться ею. Вот свидетельство молодой любви, которое поразило меня еще до того, как я узнал ее истинную цель.

Мои пальцы сжали металл, крепко сжимая его в ладони. Если замок здесь, значит... Натали тоже здесь.

Мое сердце заколотилось в груди, когда я поднял выпавшую записку.

«Все началось на скамейке в парижском парке.

Встретимся?

Нат»

Она прилетела в Париж? И просто оставила записку и замок?

Я допил остатки виски и схватил куртку, прежде чем задумался. Если она здесь, то я не заставлю ее ждать. Скорее всего, она просидела там уже несколько часов, учитывая, что посылка была доставлена сегодня утром.

Выйдя из вестибюля на яркий дневной свет, я понятия не имел, что ей скажу. То, что она сделала... было так же ужасно, как и мои обвинения. Я был так же не прав. Ведь я сделал все, чтобы она оказалась в моем обществе.

Но это не означало, что я был готов простить ее или двигаться дальше. Мне нужно было повидаться с ней. Нужно было узнать, о чем она думает, прилетев сюда. Неужели она думала, что сможет изменить мое мнение о произошедшем, если удивит меня? Я сказал ей, что мы можем поговорить после Парижа. Я еще не знал, хорошо это или плохо, что она сама прилетела.

Я должен буду решить, когда увижу ее. Решить, что со всем этим делать.

Я сел в первое попавшееся такси и показал дорогу к саду Тюильри перед Лувром. Все началось после того, как мы выбежали из дворца Гарнье и спустились к набережной. Я был поражен, что она до сих пор помнит то место. Но, возможно, та ночь навеки запечатлелась в ее памяти так же, как и в моей.

Расплатившись с таксистом, я прошел через сад, который все еще был полон туристов, исследующих окрестности. Когда мы пришли сюда, был час или два ночи, и мы были здесь одни. Я обошел толпу и подошел к нашей скамейке в парке через черный ход. Я не хотел, чтобы она сразу же меня увидела.

Затем она появилась в поле моего зрения. Она сидела, скрестив ноги, на скамейке в парке, подтянув под себя широкие брюки с оранжевым рисунком. Ее рубашка была из струящегося белого прозрачного материала, который я видел на ней десятки раз, когда мы жили вместе в Хэмптоне. Ее серебристо-белые волосы были собраны высоко на макушке в пучок, слегка наклонившийся вправо. На коленях у нее лежал компьютер, и она яростно печатала что-то в нем.

Это было как шаг назад во времени. Увидеть богемное видение, которое околдовало меня прямо из Атлантики. Богиня, которая знала себя и не заботилась о том, что думают о ней другие.

Я остановился, когда увидел ее.

Но потом принял ее... действительно принял.

Я улыбнулся.

И двинулся к той Натали, в которую тогда впервые влюбился.

40. Натали

Может, он и не придет.

Я не думала о таком исходе, пока разрабатывала свой план. Он может злиться на меня и не оценить, что я прилетела сюда и разрушила его планы. Я пожевала колпачок ручки и уставилась на раскрытый документ. Это чертовски меня напрягало. Я была так уверена в себе, когда садилась в самолет.

Я бросила ручку на открытую тетрадь рядом с собой и вернулась к компьютеру, работая над новой книгой. Я ничего не могла поделать, появится Пенн или нет. Я не могла заставить его прийти. Единственное, что я способна была контролировать в данный момент — это написание новой книги. И я собиралась продолжать, пока он не появится. Или не появится вообще.

— Ну и наряд, — раздался голос у меня за спиной.

Я вскочила со своего места, едва успев подхватить компьютер, прежде чем тот рухнул на траву.

— Пенн.

Он не подал мне ни одного из красноречивых признаков, что был удивлен. Или даже... что рад меня видеть. Наверное, я сильно облажалась. Ну ладно, теперь уже поздно. Честно, я испытала такое облегчение, как только его увидела, что улыбнулась его прекрасному лицу.

— Натали, — спокойно произнес он, засовывая руки в карманы. — Что ты здесь делаешь?

— Я ошиблась, — выдохнула я. Я положила компьютер на скамью и повернулась к нему. — Я так сильно ошибалась. И ты был прав с самого начала. Я просто не понимала всего, пока не приехала к Энцо.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Энцо?

Я отрицательно покачала головой. Что-то я не то сказала. Я выстраивала свою речь во время полета, а теперь у меня в голове все перепуталось от того, что хотела спать.

— Я улетела домой в Чарльстон после твоего отъезда. И отправилась к Эми, а Энцо оказывается переехал к ней. Вот почему она отремонтировала гостевую спальню. Они жили вместе, а я даже не знала. Она моя лучшая подруга и не сказала мне, что они живут вместе. Эми сказала, что я была занята. Я не была занята. Я была слишком эгоцентричной, чтобы понять, что я делаю со своей жизнью. Я не видела ничего, кроме желания отомстить, при этом совсем не замечая, что происходило вокруг меня на самом деле. Ущерба, который я наносила даже моей старой дружбе.

Поэтому я решила сделать шаг назад и увидела, насколько я была оторвана от реальности. А потом Эми, Мел и я провели обряд очищения, чтобы замкнуть круг. Я даже не знаю, имеет ли это для тебя смысл, — осторожно взглянула на него.

— Ты сожгла еще больше вещей и пошла купаться нагишом?

— Фактически да, — сказала я с усмешкой. — Мы сожгли мою книгу. Вырвали все страницы и отдали их в жертву ритуальному сожжению, чтобы очистить то, что произошло между моим первым ритуальным сожжением и последним. Потом я позволила воде смыть все плохое. Речь шла обо мне. О том, что я хотела стать прежней Натали. — Я указала на свою богемную одежду. — Ты же узнал, меня настоящую.

— Ты думаешь, ритуальное сожжение и новая одежда изменят то, кем ты стала.

— Нет. Дело совсем не в этом. Дело в том, что человек, которым я была, когда совершала все эти поступки, та черная дыра, в которую я тогда провалилась, исчезла. Ну, что я сделала с Кэтрин и Льюисом, и горы, на которые взбиралась, чтобы они заплатили за все… Я больше не хочу быть таким человеком. Не хочу быть человеком, от которого ты отворачиваешься. Человеком, который, как ты подумал, мог бы вызвать полицию для моей самой близкой подруги в Нью-Йорке. То, что случилось с Джейн, было ужасно, но я тут ни при чем.

— Я знаю.

— Знаешь?

Он кивнул.

— Когда я навещал Корта, она сказала, что ты тут не причем. И просила тебе передать, она надеется, что ты сможешь ее простить. Она не хотела заставлять тебя страдать.

— Хорошо, — прошептала я. Мой желудок скрутило от этих слов.

Я беспокоилась о Джейн и не могла поверить, что она готова была нарушить закон, чтобы занять определенное место в обществе. Особенно, если учесть, что мы с ней очень хорошо подходили друг другу. При других обстоятельствах я могла бы быть похожей на нее. Но она так отчаянно хотела принадлежать элите, что переступила черту. Я была благодарна, что никогда у меня и мыслей об этом не возникало.

— Как Корт?

— Злиться, как черт. Но мама уверена, что все обвинения будут сняты. Он был рад, что я его навестил.

— Держу пари, так оно и было. Я рада, что вы двое ладите.

Пенн пожал плечами, словно ожидая, что я скажу больше.

— Итак, я хотела, чтобы ты знал, что я никогда не хотела, чтобы ты страдал. Знаю, что мои действия повлекли последствия, которых я не предвидела. И одно из них — это наши отношения с тобой. Или возможно я догадывалась, как ты ко всему этому отнесешься, — тихо произнесла я, — поэтому не рассказывала тебе плана своих действий.

Потом... Потом я нашла замок любви в своих вещах, помогая маме разбираться на чердаке. И поняла, какой идиоткой была. Сначала я винила тебя за то, что ты меня бросил в Париже. Я во всем винила тебя. Хотя должна была принять то, что произошло и двигаться дальше, как нормальный человек. Мои обиды... они всегда были частью меня. Я нелегко доверяю, мне тяжело забывать и прощать людей. Я хочу попытаться это перебороть в себе. Потому что в ту минуту, когда я держала этот замок, знала, как сильно я была влюблена в тебя той ночью. Глупой юной любовью, в которой не было никакого смысла, и все же она была написана на этом замке. Я сохранила его, потому что так на тебя злилась и так была влюблена. И я поняла, что все мои эмоции были связаны с тем, что я чувствовала к тебе. И все еще чувствую к тебе. Мы совершали ошибки. Мы заставляли друг друга страдать. — Я потрогала ожерелье с короной на груди. — Но наша любовь соединяла нас почти десять лет. И она все еще горит так же жарко. Я смогу все исправить. Мы сможем все исправить. Я так хочу этого, Пенн. Только ты. Только мы. И я не собираюсь уезжать из Парижа, пока мы все не обсудим и не решим.

Он склонил голову набок на мою длинную тираду.

— Ты закончила?

Я сдулась от его слов.

— Не знаю. Ты все еще злишься на меня? Потому что я могу продолжить.

— Я не сумасшедший, — мягко заявил он.

Я прикусила губу.

— Нет?

— Я не злился.

С недоверием посмотрела на него.

— Ты пролетел через весь мир, убежав от меня, и ты... не злился?

— Ладно, ладно. Я немного злился. Но больше всего был разочарован.

— Ой, ой, — прошептала я.

И, наконец, он улыбнулся.

— Но я понял, что ты не такая, как все, когда увидел, как ты сидишь в одежде хиппи и что-то яростно пишешь на своем компьютере.

— Ты... ты понял?

Он кивнул.

— И ты... слушал мои разглагольствования целых десять минут?

Он широко улыбнулся.

— Я должен был убедиться.

— Пенн, прости, — выдохнула я.

Он поднял руку.

— Послушай, я беру на себя частичную ответственность за все, что случилось. В конце концов, я создал тебя. Я сделал тебя такой, какая ты есть. Освободил того монстра внутри и вывел в центр Верхнего Ист-Сайда. Это была моя вина.

— Нет, нет, это моя вина, — настаивала я. — Я попросила тебя помочь. Умоляла тебя помочь мне влиться в это общество.

— Знаю, но я видел, что ты была в полном замешательстве после действий Кэтрин и Льюиса. Я мог бы отказаться. Мог бы больше расспрашивать тебя, что ты собираешься делать, больше беседовать с тобой на эту тему. В конце концов, отправить тебя к психотерапевту. Но я так отчаянно хотел быть с тобой, что мне было все равно, как тебя заполучить. Мне следовало бы больше об этом побеспокоиться.

Я вздохнула, услышав его слова. Мы оба были в отчаянии, просто по разным причинам. И к тому времени, когда оба захотели друг друга, было уже слишком поздно.

— В любом случае, — продолжал он, — мне не следовало убегать. Это было несправедливо по отношению к тебе.

— Ты имел полное право уехать после моей мести, — сказала я ему. — Хотя мне собой от моих же действий было не очень комфортно.

— Нет, не имел права уезжать. Я сказал тебе, что буду рядом, что никогда не уйду, а потом смылся. Я с самого начала говорил тебе, что ты увидишь во мне ту сторону, которая тебе может не понравиться. Но я не учел, что я тоже могу увидеть в тебе ту сторону, которая может не понравиться мне. И несправедливо по отношению к тебе, что, увидев эту твою сторону, я бросил тебя и сбежал. Я не хочу, чтобы кто-то из нас каждый раз убегал, когда что-то пойдет не так.

— Я знаю, но... Мне все равно нужно было время, чтобы все понять и осознать. Значит, ты все-таки был прав.

— Только потому, что ты сама оказалась по ту сторону, не хочу, чтобы ты думала, будто я собираюсь улетать через весь мир, чтобы убежать от тебя. Я не хочу казаться тебе таким человеком. Не хочу быть похожем на своего отца, — твердо сказал он. — Я хочу заставить тебя переосмыслить, кто я и что ты значишь для меня, — мое сердце затрепетало от его слов. Он не собирался от меня отказываться. Мне просто нужно было протянуть руку и соединиться с ним.

— Я знаю, что ты значишь для меня, — сказала я, делая шаг к нему, — что ты всегда хотел меня, но я была слишком упряма, чтобы это признать.

— И? — спросил он, обняв меня на мой следующий шаг.

— Все. Ты значишь для меня все, — его глаза, изучая, смотрели в мои. Мы тонули в синим пространстве друг друга. У меня бешено колотилось сердце, надеясь вопреки всему, что мы сможем исправить все обиды и недомолвки между нами.

— Хм, — сказал он, отводя от меня взгляд. — Ты знаешь, я был на конференции всю неделю, обсуждая философскую теорию и выступая с докладом.

Я сглотнула.

— Да. Ты рассказывал мне, что представляют из себя философские конференции.

— Есть одна моя коллега из Стэнфорда, она пишет очень дальновидные статьи. Ее невероятно уважают и благосклонно публикуют в лучших журналах. Ее диссертация стала основополагающей книгой в этой области.

Я ждала. Интересно, к чему он клонит? Но в мозгу у меня почему-то вертелось одно слово. Она. Она — женщина-профессор философии, таких было немного.

— Многие мои коллеги считают ее невероятно привлекательной.

От его слов у меня перехватило дыхание.

— Многие думают, что у нас с ней завязалась интрижка.

У меня скрутило желудок.

— На самом деле сегодня днем, перед тем как я забрал твой пакет, она пригласила меня выпить.

— О, — пискнула я. — Понимаю.

Он приподнял мой подбородок, чтобы посмотреть в глаза.

— Не думаю, что ты понимаешь. От одной мысли с ней у меня скрутило живот. Меня физически тошнило при мысли, что мы пойдем с ней выпить. Все, о чем я мог думать, больше меня это не интересует. Что единственная женщина в моей жизни, о которой я переживаю и забочусь — это ты. И тебя не было со мной здесь. Я серьезно облажался. И я все время думал, как мне все исправить.

От его слов у меня на глаза навернулись слезы.

— Я так тебя люблю.

Он вытащил замок из кармана брюк и сунул мне его в руку.

— Я тоже тебя люблю.

Я обвила руками его за шею и уткнулась головой ему в грудь. Не могла сдержать слез, чувствуя облегчение. Я уже сутки не спала, поэтому слезы мне не помогали. Но сейчас все было просто... за пределами того, на что я могла надеяться.

— Прости, — всхлипнула я.

— Шшш, — прошептал он, поглаживая мои волосы. — Мы решим все вместе. Как и следовало.

Я кивнула и крепче прижалась к нему.

— Я не могу тебя потерять.

— Тебе не грозит меня потерять, любимая.

— Мне так показалось. Извини.

— Ох, заткнись. Не извиняйся. Это моя вина.

— Мы оба такие идиоты.

Я отстранилась и вытерла глаза.

— Я должна была тебя выбрать еще много лет назад и никогда не позволять тебе ускользать из моей жизни.

— Тогда выбери меня сейчас, — сказал он, крепко прижимаясь губами к моим губам.

— Я выбрала тебя, — выдохнула я.

— Выходи за меня, — выдохнул он в ответ.

Я удивленно отшатнулась и рассмеялась.

— Когда-нибудь, Пенн Кенсингтон. Когда-нибудь я так и сделаю.

— А сейчас? — поддразнил он.

— Прямо сейчас? — Сказала я, соглашаясь с его шуткой. — Не думаю, что нас ожидает свадебная церемония.

— Натали, я не хочу больше ни секунды жить в мире, где ты думаешь, что я не хочу, чтобы ты была моей женой, — спокойно произнес он. — Если только ты этого не хочешь.

— Я хочу, — заверила я его.

— Тогда выходи за меня.

Я перестала смеяться и серьезно посмотрела на него.

— Постой... ты серьезно?

Он приподнял бровь.

— Да.

— Но мы... мы только что серьезно поссорились и... ты же не всерьез. Я имею в виду... у нас же нет кольца. Или... и что-нибудь еще, — прошептала я, внезапно оказавшись на непривычной территории.

— А кто сказал, что кольца нет?

Затем он достал из внутреннего кармана пиджака маленькую синюю коробочку. Мои руки взлетели ко рту, когда он опустился на одно колено прямо перед Лувром, в нашем парке, у нашей скамейки, где все началось. Открыл коробочку, на простом кольце оказался бриллиант с идеальным нимбом.

— Натали, восемь лет назад все началось на скамейке в парижском парке. Сделаешь ли ты меня самым счастливым мужчиной на свете и начнешь ли наше следующее совместное путешествие отсюда?

— О боже, — выдохнула я, когда слезы снова наполнили глаза. — Да!

Он надел бриллиант мне на палец, затем поднял меня на руки и закружил по кругу, пока Париж расплывался перед моими глазами.

41. Натали

Три дня спустя я стояла в саду перед Эйфелевой башней, одетая в белое, босая. Мои волосы свободно развевались на ветру с Сены. Я держала в руках букет полевых цветов, который купила по дороге на местном рынке. Подвеска с короной висела у меня на шее. Пенн ждал меня в конце небольшой дорожки в сером костюме.

Сердце ритмично билось в груди. Волнение и удивление. Три дня показались мне недостаточным сроком, чтобы устроить свадьбу, но мы справились. Официально наш брак будет не до конца юридически оформленным, пока мы не подпишем документы дома, но все, что действительно имело значение для меня, было здесь и сейчас. Символический или юридический, не имело значения, потому что скоро я буду принадлежать ему.

Я не дрогнула, продолжая стоять босиком перед Пенном и священником.

Глаза Пенна загорелись, и он, казалось, ничего не мог с собой поделать. Он притянул меня к себе и коротко поцеловал в губы.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — выдохнула я с улыбкой.

Я нашла свободное платье в богемном стиле в самом первом свадебном магазине, в который заглянула. Оно подошло, идеально сев по фигуре, мягкое кружево на лямках, обвивалось вокруг талии, юбка спадала, как занавес, к моим ногам, я поняла, что это платье ждало именно меня.

Как судьба.

Как и мы.

Я наклонилась вперед и пожала руку Пенну, когда священник начал церемонию. Я едва слышала его слова. Мое внимание было приковано к Пенну. Взгляд его прекрасных голубых глаз, когда они смотрели на меня со всей любовью. Точно такое же выражение было на моем лице. Я не видела толпы, собравшейся на пешеходных дорожках, чтобы засвидетельствовать нашу маленькую церемонию. Не слышала звуки города в качестве нашей свадебной мелодии.

Только я и Пенн. Клятвы и соединение нашей любви. С этого момента клятвы связывали нас вместе. Обещание быть в любовь до последнего дня.

— Клятвы — это не просто слова, а обязательства, которые вы даете друг другу в браке на все последующие годы, — сказал священник.

Я сглотнула и кивнула. Пенн усмехнулся в ответ.

— Берешь ли ты, Натали, Пенна в законные мужья, чтобы с этого дня, в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит вас?

— Да, — выдохнула я.

— А ты, Пенн, берешь ли Натали... — начал священник, и непрошеные слезы навернулись на моих глазах.

Когда священник закончил, Пенн уверенно сказал:

— Да.

— Теперь перейдем к кольцам, — сказал он.

Пенн достал из кармана кольца и протянул мне свое. Я крепко держала его, так как у меня дрожали руки. Вот оно. Сейчас все стало так реально. Держа его обручальное кольцо и давая обещания друг другу.

— А теперь, Натали, надень кольцо на палец Пенна и повторяй за мной, — сказал священник.

Я сглотнула и двинулась вперед, надевая кольцо на палец Пенну. Я посмотрела на него с удивлением, как легко ему подошло золотое кольцо. Выглядело так, будто оно всегда должно было быть на его пальце.

— Это кольцо — знак моей любви, — сказала я, повторяя за священником. Мои глаза были прикованы к голубым глазам Пенна. — Я выхожу за тебя замуж с этим кольцом, со всем, что у меня есть, и со всем, чем являюсь.

Улыбка Пенна была широкой, когда он надел мне кольцо на палец, и я планировала носить его до конца своей жизни.

— Это кольцо — знак моей любви, — повторил он. — Я женюсь на тебе с этим кольцом, со всем, что у меня есть, и со всем, чем являюсь.

— Можете поцеловать невесту.

Пенн потянулся и подхватил меня на руки, прижимая наши губы друг к другу и скрепляя наш союз. Я прижалась к нему всем телом, чувствуя его надежную силу. Все, чего я хотела. И я каким-то образом оказалась здесь, в этом моменте, вопреки всему. Я боялась, что мы будем сломлены, разбиты, что наши отношения закончатся, но оказалось, благодаря этим трудностям мы стали еще сильнее. И я чувствовала каждую унцию нашей силы в этом идеальном поцелуе. Точно так же, как наш первый поцелуй перед Эйфелевой башней много лет назад.

В нашей невольной толпе свидетелей раздались радостные возгласы. Мы рассмеялись, оторвавшись друг от друга, радостно улыбаясь.

— Я не ожидал толпы, — призналась я.

— Такова наша жизнь.

Я встала на цыпочки и еще раз поцеловала его в губы.

— Пока я с тобой, это все, что имеет значение в жизни.

— Ты моя.

— Да, а ты мой.

Он подмигнул мне и пожал руку священнику.

— Спасибо, что уделили мне время так быстро.

— Ну конечно. Поздравляю! — сказал священник. — Наслаждайтесь своим медовым месяцем в Париже.

— Обязательно, — сказал Пенн, а затем подхватил меня на руки и понес к фотографу, который делал один снимок за другим.

Час ушел на снимки, мы поблагодарили фотографа и направились обратно в квартиру Пенна.

Последние три ночи мы провели в гостиничном номере Пенна, как и планировали, прежде чем окончательно переехали в его квартиру. Он хотел, чтобы наша первая ночь в его квартире была как мужа и жены. И я была взволнована тем, что проведу ночь в его постели, где он был первым моим мужчиной. На самом деле, одна эта мысль казалась такой нереальной.

— Вот мы и пришли, — сказал Пенн, поворачивая ключ и открывая дверь.

Я шагнула вперед, но он остановил меня.

— Ты не можешь лишить меня такой возможности.

Он подхватил меня на руки и перенес через порог.

— О боже, я люблю тебя, — он не отпустил меня, когда мы вошли внутрь. Вместо этого пинком захлопнул за собой дверь и пронес меня прямиком в хозяйскую спальню.

— Я тоже люблю тебя... жена.

Я обвила руками его за шею и потеребила волосы. Мои щеки порозовели от его слов и еще потому, что я была невероятно счастлива.

— Жена, — прошептала я.

— О, да, — сказал он, входя в комнату и укладывая меня на середину огромной кровати. — Моя жена. Мне называть тебя миссис Кенсингтон?

Я покраснела еще сильнее.

— О, конечно, муж.

— Ммм, — пробормотал он, забирая цветы у меня из рук и отбрасывая их в сторону. — Повтори еще раз.

— Муж, — выдохнула я.

Он оценивающе посмотрел на меня.

— Насколько тебе нравится это платье?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я подумываю его разорвать, чтобы добраться до тебя.

Я усмехнулась.

— Ты же не думаешь, что я позволю его так быстро снять с меня?

— Нет?

Я слезла с кровати.

— Ты должен мне танец.

— Неужели?

— Да, и торт, я думаю, тоже.

— Как насчет макарун и шампанского?

— Это даже лучше.

Пенн исчез на несколько минут и вернулся с коробкой макарун и бутылкой «Кристала». Из динамиков полилась музыка, и я рассмеялась.

— «Ты — самое лучшее» Рэй Ламонтань, — сказала я. — Хороший выбор.

— Он мой давний любимый фаворит, — ответил Пенн, открывая шампанское и наливая каждому из нас по бокалу. — К тому же именно его мы слушали в тот первый вечер. Мне показалось, он очень подходит.

— Это прекрасно.

Он поднял свой бокал, я подняла свой.

— За нас, любовь моя. За то, что нам посчастливилось найти любовь всей нашей жизни, и за то, что мы достаточно упрямы, чтобы ее не потерять.

Я усмехнулась от его слов и кивнула.

— За нас.

Я сделала глоток шампанского, взяла макарун с маракуйей, затем двинулась в объятия Пенна, когда мягкая лирика унесла нас прочь. Пенн кружил меня на месте, а когда песня подошла к концу, наклонил меня со всем мастерством человека, у которого было слишком много уроков бальных танцев в рамках его обучения этикету.

Наши губы встретились, и песня канула в небытие. Его пальцы нащупали бант на спине на моем платье и медленно стали развязывать его. Бретельки соскользнули с моих плеч. Длинный, волнистый материал зацепился за мои бедра, прежде чем его потянули вниз, вниз, вниз. Приземлившись кучей ткани на полу.

Я потянулась к его пиджаку, стягивая с плеч. Потом к его рубашке. Дюжина маленьких пуговиц выскакивали из петелек, прежде чем он сбросил рубашку со своих мускулистых плеч, позволив ей упасть вслед за пиджаком. Следующим был ремень на брюках. Раздалось шипение, когда я вытащила его из петли. Мои пальцы щелкнули пуговицей, потом молнией, брюки сложились в кучу вместе с остальной его одеждой.

Пока он не оказался в боксерах, а я — в одних белых кружевных стрингах с надписью — «Миссис в драгоценностях» на бедре.

Он ухмыльнулся.

— О, мне это нравится.

Он повел меня назад к кровати, ощупывая кружевную ткань. Мои колени ударились о кровать, а потом он стянул стринги с моих бедер и снял боксеры. Он последовал за мной, как хищник, когда я поползла вверх по кровати.

На этот раз я не возражала быть его добычей.

— Мне нравится быть у тебя первым, — сказал он, снова соединяя наши губы.

— Можешь быть у меня постоянно первым.

— Первым и последним, — сказал он, входя в меня.

Мои глаза закрылись, и я выгнула спину от сладкого ощущения его тела. Он был прав. Он был моим первым. И боже, я хотела, чтобы он был моим последним. Вот так. Мой муж. И я, его жена.

Его руки опустились по обе стороны от меня, заключая в клетку, когда он начал двигаться. Наши груди были прижаты друг к другу. Мои ноги держались за него изо всех сил. Глаза распахнулись и уставились в его голубые глаза, которым я поклялась в верности всего несколько часов назад. Он еще раз поцеловал меня в губы и ускорил темп.

В нашем соединении не было быстрой, горячей интенсивности. Это было просто страстное желание. Знание тел друг друга приходит легко. Секс больше, чем секс. Это было занятие любовью самым интимным образом. Два сердца соединились с двумя разгоряченными телами. Давая обещания друг другу не только словами, но и действиями. Завершая клятвы, которое мы только что дали, любить друг друга вечно.

И когда мы соединились, наши тела отвечали тем же. Достигая новые высоты. Новые глубины. Новую реальность. Это было больше, чем мы когда-либо испытывали. Больше, чем я что-либо знала.

Мы легли на спину, тяжело дыша и насытившись. Сила нашего завершения пульсировала между нами, выходя во Вселенную и за ее пределы.

Наши пальцы переплелись. Мы молчали.

— Я не знала, что такое возможно, — прошептала я.

Он притянул меня ближе.

— До тебя я ничего этого не знал.

— Это похоже на сон.

— Тогда надеюсь, что мы никогда не проснемся, — усмехнулась я.

— Не думаю, что даже во сне мне могло бы присниться что-то столь удивительное, как ты, — рассмеялся он. — Скорее всего, нет.

Я засмеялась над его самоуверенностью.

— Повезло, что я люблю тебя.

— Именно, — согласился он. — Пойдем. Давай приведем тебя в порядок.

— Почему? Разве ты не собираешься снова меня запятнать?

Он одарил меня дьявольской ухмылкой.

— Совершенно верно.

Я прижала руку к его груди, чтобы удержать на мгновение, прежде чем он потащил меня в душ, даже не пытаясь скрыть своего явного желания секса.

— Что мы будем делать, когда уедем отсюда?

— Нам обязательно решать это сегодня?

— Нет, — тихо ответила я. — Но…

— Ш-ш-ш, — сказал он, проводя пальцами по моим волосам. — Наше будущее видится мне простым. Мы доверяем друг другу, а остальное само собой уладится.

— Жаль, что мы не можем остаться здесь навсегда. Может мы сможем остаться здесь навсегда?

— Увы, нет. У меня работа в Нью-Йорке, — напомнил он. — Но ты не хуже меня знаешь, что мы не можем убежать от того, кто мы есть, просто покинув город.

Я вздохнула.

— Ты прав. Спрятавшись здесь, ничего не решит.

— Точно. Пытаться сбежать из Верхнего Ист-Сайда бессмысленно. Мы должны доверять друг другу и найти золотую середину.

— А есть ли такая золотая середина?

Он кивнул.

— Нам необязательно быть селебрети, Натали. Мы можем просто быть собой. Никаких ожиданий. Если у кого-то есть проблемы с этим, то нам на это должно быть наплевать. Ладно?

— Раньше это никогда не срабатывало, — напомнила я ему.

Он ухмыльнулся и схватил меня за подбородок, притягивая к себе для горячего поцелуя.

— На этот раз мы не убегаем и не играем в игры. Я не хочу править Манхэттеном. И тебе необязательно быть светской львицей. Ты можешь быть Натали, а я буду твоим Пенном. Остальное мы выясним по ходу дела.

— А как же твоя команда?

— Думаю, ты их убила наповал, Нат. У меня такое чувство, что все изменится, когда мы вернемся, — его рука скользнула обратно в мои волосы. — Льюис и Кэтрин устали вести войну. Роу и Ларк просто хотят вернуть своих друзей. Мы не должны быть такими, какими были раньше. Но мы можем стать чем-то новым. Больше никаких секретов. Больше никакой лжи. Больше никакой преданности до самой смерти.

— Ты имеешь в виду... перемирие, — пробормотала я. Но в этом был свой смысл. Это было именно то, чего я хотела. То, чем я занималась последнее время в городе и кем стала, сильно изматывало. И это была даже уже не я. Может я уже и не была той, кем была до всех этих событий, но я не собиралась снова пытаться стать новой королевой на троне. — Перемирие звучит неплохо.

— Мы решим это вместе.

— Вместе, — согласилась я и поцеловала его еще раз, уступая его горячему взгляду.

Я знала, что не все мы решим завтра или даже послезавтра. Верхний Ист-Сайд все еще ждал нас. Но я больше не боялась его. Не было у меня и неистового желания сжечь это общество дотла. Каким-то образом Верхний Ист-Сайд стал частью меня. Частью того, кем я стала как личность.

Так же, как и Пенн. И я знала, что вместе мы сможем не только выжить, но и найти в этом безумном высшем обществе свое место. Золотую середину, которую мы оба искали всю свою жизнь.

Чтобы он оставался самим собой, а я наконец-то принадлежала ему.

И чтобы мы жили так, как мы хотим.

Эпилог

Натали, прошло четыре года

— Ладно, ладно, — проворчала я, поднимая бутылку «Океана Джефферсона» над головой и входя в гостиную особняка Кенсингтонов в Хэмптоне. — У меня есть нужная выпивка. Теперь вы все можете остыть.

Пенн фыркнул. Он прислонился к двери в кухню, засунув руки в карманы, и выглядел самым бесспорным очаровашкой, в которого я влюбилась много лет назад.

— Как будто нам все еще нужно пить прямо из бутылки. Думаю, у нас достаточно стаканов, куда мы можем налить.

— У нас традиция, — протянула Кэтрин со своего места на диване.

— Точно. У нас традиция, — согласилась я.

Было чертовски странно соглашаться с Кэтрин. Даже сейчас, спустя четыре года после нашего «большого взрыва» на благотворительном вечере.

Когда Пенн и я вернулись из медового месяца в Париже, нас уговорили пойти на прием, устроенный его матерью. Я опасалась присутствия остальных членов его команды, но, честно говоря, это был предлог, чтобы поговорить с Кэтрин. Было неприятно. На самом деле, разговор был просто отвратительным. Но мы заключили шаткое перемирие. И это перемирие продержалось уже четыре года, и с каждым годом оно становилось менее шатким, чем, когда мы на него согласились.

— Все ополчились против меня, да? — Пробормотал Пенн.

Адди хихикнула и скользнула к Льюису на колени.

— Это как раз то, ради чего мы здесь собрались.

Льюис обнял Адди.

— Ты уже должен к этому привыкнуть, парень.

С Льюисом все было хуже и лучше, чем с Кэтрин. Он извинился за преследование и за то, что мне было отказано в судебном ордере. Потому что у меня была тогда причина попытаться получить ордер в первую очередь. Но он взорвался, потеряв все свое спокойствие, чуть ли с ума не сошел, когда я ему рассказала, что была причастна к скандалу с его компанией.

Но несмотря на это, я все равно все выложила в открытую. К счастью, к тому времени, как мы вернулись в Штаты, худшее с его бизнесом уже было позади. Его мать вернулась на работу послом ООН, а Льюису разрешили остаться в компании. Но он решил, что это не его стезя, и с помощью Адди выяснил, в чем его страсть. Никто из нас не ожидал, что он купит бейсбольную команду низшей лиги и приведет ее к небывалому успеху.

Я сделала первый глоток бурбона и передала бутылку Кэтрин, которая сделала большой глоток.

— Уф, — сказала она, качая головой. — В этом все и дело.

Она передала бутылку Роу, который практически закатил глаза из-за своего компьютера и передал молча бутылку Пенну.

— Ты же меня знаешь?

Кэтрин закатила глаза. Ларк только рассмеялась, когда вошла в комнату и схватила другой стул. Я полюбила Ларк. Она не была глупой. Она нашла свою собственную золотую середину в этом обществе. И парня, который идеально ей подходил.

Чего я не могла сказать о Кэтрин. Каким-то образом она с Кэмденом все еще были женаты. Хотя никто не понимал, был ли их брак счастливым или нет. И мы все решили, что это не наше дело.

— Что? — Проворчала Кэтрин, все еще держа бутылку.

— Очевидно, Роу не пьет после других, — сказала Ларк.

— Он пьет только после Николаса, — заметила Адди так, как могла только его сестра.

— Это мой муж, — сказал Роу, пожимая плечами.

— А где сегодня твой кавалер? — Спросила Адди.

— Сегодня собирается только команда, — решительно заявила Кэтрин.

— А почему Натали здесь? — Добавила Адди, как делала каждый год.

Кэтрин лукаво улыбнулась и пожала плечами.

— Я думаю, Натали — команда.

Это был не первый раз, когда она говорила так, и не первый раз, когда у нас был этот разговор, но я все равно удивилась, услышав это.

Мы все были не очень близки. Команда уже не тусовалась, как раньше. Но в этом не было необходимости, потому что Пенн был прав. Мы все нашли золотую середину, он мог бы дружить с ними и не позволять им быть единственными своими друзьями. Наш мир расширился.

Мы обедали с его коллегами по работе и обсуждали философскую теорию, о которой я понятия не имела. Они устроили для него вечеринку, когда его книга наконец вышла в свет. И я тоже устроила вечеринку, когда он получил должность.

Я отправилась в тур, издав свой первый литературный роман, собрав дружную группу друзей-писателей, которые жили в Нью-Йорке. Мы встречались на девичниках, которые не включали в себя нанесение ударов в спину. Иногда мы даже не вылезали из компов, не расчесывали волосы и не принимали душ. Но у нас были писательские марафоны. И мужья, которые понимали, что это значит, жаловались Пенну, вздыхая о ночных сеансах написания романов и о том, что персонажи были реальными.

Мне казалось, что Пенн не жаловался. На моих книгах значилось имя Натали Кенсингтон. Именно он постоянно приносил мне новое вдохновение. И он всегда делал эту жизнь для меня лучше.

Но даже когда у нас был весь этот новый, прекрасный мир, у нас все еще был Верхний Ист-Сайд. И у нас все еще была команда.

— Кто хочет в этом году сказать тост? — Спросила Ларк, потягивая бурбон и передавая бутылку Адди.

— Я скажу, — сказал Пенн, делая шаг вперед.

Льюис выпил большую порцию бурбона, прежде чем передать бутылку мне.

— Четыре года назад мы отложили наши разногласия в сторону, — сказал Пенн. — Мы договорились приехать в Хэмптонс на выходные в День труда, чтобы наконец обсудить случившееся с Ханной и почтить ее память. Ее смерть была ужасной. Наша роль в этом была еще хуже. Я бы все отдал, чтобы вернуть и все исправить, что мы тогда натворили. Но мы ничего не можем уже исправить. Мы можем двигаться только вперед. Поэтому я рад, что мы снова здесь, чтобы отдать дань уважения Ханне Стрэттон. Мы не можем загладить свою вину перед ней. Но мы можем почтить ее память.

Все потянулись к напиткам, которые стояли перед ними, прежде чем я нашла наш традиционный бурбон. Мы подняли бокалы за Ханну, как делали это последние четыре года, молча, за человека, которого они довели до самоубийства. За всех людей, которым мы принесли страдания. И жизнь, которую мы вели, чтобы быть этими людьми.

Мы пили большими глотками. Отпуская прошлое. Двигаясь дальше, но не забывая.

Это был момент единения, который был хорош для всей вечеринки. Теперь у нас была своя жизнь, но было важно хранить память, чтобы не совершать подобных вещей дальше.

Когда меня прибило к берегу в Хэмптоне, я и подумать не могла, что попаду в эту удивительную, пугающую и ужасающую компанию друзей. Я осязаемо чувствовала связь между ними. И эта далекая тоска росла во мне. Их объединяли не только деньги, статус и власть, а нечто большее. Они твердо знали, что всегда будут рядом друг с другом. Своей командой они создали себе, как бы семью.

Я не понимала этого, даже когда нырнула в их команду с головой. У меня никогда не было ничего подобного. Только я и Эми, которой, как мне всегда казалось, для меня было достаточно. И каким-то образом... меня наконец-то приняли. В тот момент, когда я была уверена, что это не для меня.

Как и каждый год, мы отправлялись в бассейн с подогревом. Они также жаловались на музыку Пенна. Шутили, что Кэтрин осталась такой же стервой. Попытались выманить Роу от компьютера. Мы засиделись допоздна, предаваясь воспоминаниям о нашем прошлом и создавая новые воспоминания о нашем настоящем.

И когда все наконец сдались и отправились спать, Пенн взял меня за руку и повел на пляж. Ветер усилился, когда мы приблизились к Атлантике. Но мы не обращали на это внимания и смотрели на звезды, покрывающие ночное небо.

— Вот, — сказала я, найдя корону и указывая на наше созвездие.

— Да, вот. — Пенн потрогал корону на моей шее, как я и предполагала.

Каждый год, проведенный здесь с Пенном, казался началом чего-то нового.

Подтверждение того, что мы поступили правильно, найдя золотую середину.

Я стала членом команды.

Стала Кенсингтон.

И осталась просто собой.

Серия «Мир Верхнего Ист-Сайда» #3,5 — «Его на сезон» про Ларк