Бессмертная

Глава 15

На поправку я шла достаточно быстро, по крайней мере, так говорили врачи. Нога срослась, но ей все еще лучше пока сильно не двигать. Швы на голове сняли уже через неделю, осталась небольшая проплешина, но это уж я как-нибудь переживу. Единственное, что держало меня в постели больницы — ожоги. Теперь, когда опасность миновала, и мне, наконец, сняли бинты, я смогла в полной мере оценить урон. Если стоять к зеркалу лицом, то почти ничего не заметно, только в некоторых местах сбоку на ногах виднелись края обожженной кожи. Но стоило повернуть чуть-чуть в бок, и их уже не могло ничего скрыть… Кожа повреждена почти от лопаток (совсем немного ниже них) и до щиколоток ног, где заканчивались кроссовки в тот день. Были повреждены и стопы, но не так сильно, поэтому они зажили быстрее. И теперь было понятно, что они смогут нормально зажить. Красные пятна на спине и ногах были сморщены и покрыты коркой. На моей очень светлой коже ничего не могло их скрыть. Ужасное зрелище.

В дверь палаты постучались, я лежала в постели и пыталась немного работать. Откровенно, у меня это плохо получалось, хотелось уже выйти отсюда и работать хотя бы из дома, где атмосфера была куда приятнее. Не дожидаясь ответа, дверь распахнулась. Те, кого я увидела на пороге, застыли в неверии.

— Рада, Мира! — Мои глаза наполнились слезами. Сколько я их не видела? Три недели? Больше?

Девочки нерешительно приблизились к койке. Мои ноги были под одеялом, поэтому они не могли оценить масштабов моего состояния.

— Мам, почему ты ничего нам не сказала? — У Рады было такое лицо, что мне стало не по себе. Она обижена и расстроена, а еще напугана. У Миры лицо было примерно такое же.

— Антон вам рассказал? — Голос не хотел слушаться, все же дрогнул.

— Он искал клинику по восстановлению кожи, мы просто случайно увидели. Ему пришлось… Так это правда? — Девочки осторожно подходили к моей кровати. Я смотрела на них и старалась не плакать. Если Рада сохраняла спокойствие (хотя бы внешнее), то Мира уже сидела вся в слезах.

— Ох, девочки, — я не стала ничего говорить, просто притянула их в свои объятия.

— Мамочка, скажи, что все еще можно исправить, — Мира уже истерически рыдала на моем плече. А я неосознанно начала гладить ее по голове, прося успокоиться.

— Все хорошо, все хорошо, все хорошо, — это единственное, на что у меня хватало сил в тот момент, потому что мое сердце рвалось от их боли и непонимания. И, если Мира уже даже не пыталась сдерживаться, то Рада просто уткнулись в мое плечо и тихонько гладила местечко между лопаток. И только в этот момент я осознала, что по моему лицу текут слезы. Я их так и не смогла удержать.

Все, Софи Константиновна, ты ведь взрослая, почему тебя успокаивает твой собственный ребенок? Они же дети, почему они должны проходить через такое? Я должна быть сильной ради них, и ради себя…

Мой взгляд уперся в дверной проем, там, не заходя в палату, стоял Антон. В его глазах была боль. В момент, когда я его заметила, наши взгляды пересеклись, и он понял меня без слов. Взялся за ручку двери и закрыл ее, так и не входя во внутрь.

— Ну все, поплакали и хватит, — с трудом, но мне удалось улыбнуться. Девочки отстранилась от меня. — Лучше расскажите, что делали, пока меня не было? Мира, как твое выступление на той неделе?

Я любила своих детей, но то, как они страдали, причиняло мне боль, их слезы, как маленькие кинжалы, впивались в сердце. Поэтому еще в раннем детстве я учила их, что не нужно расстраиваться, если ситуацию можно исправить. Но если нельзя, то и расстройство не поможет. Да, можно дать волю эмоциям и поплакать пять минут, но потом ты либо исправляешь ситуацию, либо просто идешь дальше. И они это приняли, они увидели в этом правильность, поэтому мы все втроем утерли глаза и носы салфетками и пошли дальше.

— Я блистала! Судьи сказали, что у меня хороший потенциал, и я прошла дальше, — на ее личике сияла искренняя улыбка.

— Я поздравляю тебя, моя хорошая, — Мире пришлось немного наклониться ко мне, чтоб я смогла чмокнуть ее в щеку. — Ты хорошо потрудилась! А поход с папой тебе понравился?

— Очень! Мы были в таких красивых местах. Там такие огромные елки. А еще там были дубы. Вот ты знала, что взрослый дуб сложно обхватить руками даже нескольких людей? — Мира всегда любила такие развлечения. Лес, природу, спорт, животных. Такие походы действительно приносили ей удовольствие.

— Знала. Удалось насобирать желудей? — С улыбкой спросила у младшей дочери.

— Да, но они нужны мне для другого дела, — и такая лукавая улыбка появилась на ее губах, что я невольно начала гадать, для чего же. Она могла придумать все, что угодно.

— Ты решила сделать из них гирлянду? Картину? Может…

— Ма-а-ам, не гадай, потом все увидишь, — и заливистый смех разнесся по палате. Я больше решила не спорить и не гадать, просто переключила внимание на Раду, которая все это время смотрела на нас с нисхождением.

— Ну а как твои дела? Понравился поход? — Хоть я и знала ответ на второй вопрос, решила все же уточнить и его.

— Издеваешься? Как может нравится пять дней сна в палатке и беспрерывное блуждание по лесу? — Ее аж передернуло. — Чтоб я еще хоть раз согласилась на такую авантюру, да ни за что.

Так и думала, старшей дочери такая поездка не по душе.

— А в остальном? — Рада постучала пальчиком по подбородку.

— Ну-у-у, если не считать лес и твое состояние, то вполне неплохо. Папа пообещал купить мне новый мольберт. Маленький такой, для удобной переноски. А еще у меня скоро конкурс. Как раз работаю над новой картиной для него…

— А тема какая?

— Свободная, там будет несколько номинаций, поэтому нет чего-то определенного. Решила изобразить показ мод. Как по мне, это достаточно необычно.

— Ого, а есть уже эскизы? Мне бы очень хотелось их увидеть, — Рада для своих девяти лет очень взрослая. И дело даже не в том, что она старшая, она будто уже была такой, с самого начала. Поэтому, когда она решила попробовать себя в искусстве, никто не стал ее отговаривать и предлагать другие варианты. Просто отдали туда, куда она просила. А через пару месяцев нам сказали, что у нас одаренный ребенок с великолепным будущем художника. И ей это нравилось, нравилось, что все воспринимают ее по-взрослому.

— Вот тебя выпишут, и сможешь увидеть. Выздоравливай скорее, мамулечка, мы очень скучаем по тебе, — и мои дети вновь приняли меня в свои объятия.

— Все хорошо, я обязательно скоро вернусь домой и мы устроим грандиозный девичник. Люблю вас, мои хорошие.

— И мы тебя любим, мамочка.