Бессмертная

Глава 38. Софи

Я пританцовывала у плиты, блинчики скворчали на сковороде, на всю квартиру играл мой любимый музыкальный плейлист. Настроение было просто потрясающим. Вчера я стала самой счастливой женой. И пусть сегодня мой муж улетел в другой город, теперь у нас была вся жизнь впереди.

Короткие шорты не стесняли движений и открывали мои ноги по максимуму. Я уже привыкла к красноватым шрамам на моем теле, они уже не болели, не доставляли дискомфорта, они просто были. Кроп-топ также не скрывал, что на спине и боках были последствия пожара. Больше я их не боялась. И все благодаря моему теперь уже мужу. Он каждый день заставлял меня верить в то, что я красива даже с ними. Что я прекрасна даже в домашней одежде с гнездом на голове. Он заставлял меня верить в себя и себе. Только благодаря ему и его поддержке я не сломалась.

При мыслях о Германе все мое тело наполнило ощущение трепета бабочек. Мне показалось, что я сейчас взлечу. Такая легкость наполнила меня, что губы сами растянулись в счастливой улыбке. Интересно, он уже прилетел в Москву? Как пройдет разговор с родителями? Я надеялась, у него все хорошо.

Мысли мои прервал настойчивый звонок в дверь. Видимо, звонили уже достаточно давно, но из-за громкой музыки я не смогла расслышать его раньше. Пришлось остановить музыку и поспешить к двери. На ходу я поправила волосы, собранные под заколку-краб, но несколько прядей все же упали у лица.

Даже не взглянув в глазок, распахнула дверь. Я была уверена, что это Антон привез девочек домой. Ведь наши планы с Германом поменялись в последний момент. Утром я отправила смску Антену с просьбой все-таки привезти девочек сегодня. Но это был не Антон. Моя улыбка потихоньку спала с лица, а сердце сделало сальто в груди и остановилось…

— Здравствуй, дочь, — спокойный голос отца заставил меня вздрогнуть. Карии глаза Константина Сергеевича прошлись по мне, словно сканер. Зрачки расширились при виде красных, уродливых шрамов на моем теле. Но он ничего не сказал. Он изменился с нашей последней встречи. Темные волосы разбавила седина, на лице появилось еще больше морщин, взгляд потускнел. А вот мама почти не изменилась, ее шикарные светлые волосы были убраны в прическу, на лице появились морщины, но макияж все также лежал идеально. Она стояла рядом с папой и молча меня разглядывала. Я видела, что ее тоже шокировал мой вид.

— Здравствуйте, — тихий шепот был не похож на мой, словно меня заменили. Будто я смотрела на все это со стороны и не могла поверить. Перед глазами проплывали картины давно минувших дней. Я облизнула губы. — Как вы меня нашли?

— Хочешь поговорить на лестничной клетке? Не боишься соседских пересудов? — Отец поднял взгляд со шрамов и посмотрел прямо в мои глаза. Мама все еще сохраняла молчание.

— Ладно, входите, — и я отступила от двери, пропуская родителей в квартиру. — Чай? Кофе? Просто воды?

Отец, с гордо поднятой головой, вошел в квартиру первым. За ним безмолвной тенью вошла мама. Я указала, в какую сторону им стоит пройти и прошла первой на кухню. От хорошего настроения не осталось ничего. В этот момент мне очень не хватало моего Гера, моей опоры. Но с другой стороны, хорошо, что он этого не услышит, я была уверена, что ничего хорошего ждать не стоило.

— Кофе. Черный. Маме чай.

— Зачем вы приехали? — Стоя спиной к родителям спросила я, чтоб хоть как-то начать разговор. И поскорее избавиться от их общества. Я все еще не могла им простить то, что они отвернулись от меня, когда были так нужны.

— Это правда? То, что написали в газете? — Я взглянула через плечо. Отец с ровной спиной и сосредоточенным взглядом сидел за кухонной баркой. И делал вид, будто это я от них отвернулась. А по щекам мамы бежали ручейки слез. Она закусывала губы, чтоб не разрыдаться. Мое сердце споткнулась, видя ее такой, сломленной и виноватой. Повернулась обратно к разделочному столу, где варился кофе в кофемашине. И в пустую чашку для мамы насыпала чай с ромашкой. Когда он заварился и кофе был готов, я повернулась и поставила чашки перед родителями. И все в тишине.

— Если вы о свадьбе с Германом Светко, то правда, — оперлась поясницей в столешницу. Не рискнула сесть рядом с ними.

— А с телом что? — Мама все еще молча плакала. Смотря на нее, ком встал в горле, мешая говорить.

— Зачем вы приехали? Явно не узнать, как дела у вашей НЕ дочери. Говорите и уходите. Скоро девочки приедут, не хочу, чтоб они с вами встретились.

— Зачем ты так? — Тихий голос матери заставил сердце вновь споткнуться. В ее голосе было слышно, что она на грани рыданий.

Перед глазами поплыло, но я не дала ни одной слезинки упасть на мое лицо. Прочистила горло.

— Как "так"? Я от вас не отказывалась, это вы не хотели больную на голову дочь. Это вы от меня отказались, когда я в психушку загремела. И теперь ждете, что встречу вас с распростертыми объятиями?

Мой голос был холоден, ни разу не споткнулся. Но сердце медленно умирало, унося меня в те дни, когда я сидела в палате. Когда мне кололи успокоительные. Когда я не хотела жить. Когда они оставили меня одну с моим внутренними демонами. Прикрыла глаза, чтоб не сорваться на крик. Нет, это я не смогла пережить и простить. Давняя детская обида вновь затопила мое сердце. Тяжелый вдох вернул меня в реальность.

— Зачем. Вы. Приехали?

— Поздравить с бракосочетанием и увидеть дочь. Нельзя? — Металл в голосе Константина Сергеевича намекал на то, что он на пределе спокойствия. Но мне было плевать.

— Уходите, — я подняла взгляд и посмотрела в карие глаза отца. Я была уверена и тверда в своем решении.

— Послушай…

— Нет, это вы послушайте, — моя стальная броня дала трещину, больше я не могла держать себя в руках. — не было девятнадцать, когда вы отказались от меня. Знаете, каково это, остаться одной с незнакомым мужчиной? Делить с ним насильно постель? Родить ему двоих детей и остаться одной с ними на руках? Разрываться между грудничком, годовалым ребенком, учебой и работой? Остаться без семьи, друзей и поддержки? Вам было плевать на меня пятнадцать лет! Вам было все равно, как я живу! И жива ли вообще! А теперь, когда я вышла замуж за влиятельного человека, вы пришли ко мне как ни в чем не бывало!

Рыдания сотрясали мое тело, слезы лились градом по лицу. От моего спокойствия не осталось ни следа. Это было выше меня. А голос стал тише листвы.

— Думаете, я обо всем забыла? Почему вы не пришли раньше? Когда мы с Антоном развелись, и я поднимала двоих детей одна? Или когда я лежала в больнице после того, как чуть не умерла в пожаре? — Я переводила взгляд с одного родителя на другого. Мама вся побледнела, глаза расширились, а ее руки задрожали. Отец так и изображал глыбу льда, но по глазам я видела, что ему тоже больно. Больно от осознания, на что они обрекли свою единственную маленькую девочку. — Вы хотели узнать откуда вот это? — Я показала на красные отметины на теле. — В торговом центре был пожар. Меня придавило горящей балкой и другими горящими обломками древесины и пластика. Как в результате, множество ожогов от лопаток до щиколоток. Несколько недель в реабилитации, а до этого врачи бились за мою жизнь. Почему вы тогда не пришли ко мне? Ведь я так в вас нуждалась…

Я больше не могла стоять. Тело ослабло, колени подкосились, и я осела на пол. Через доли секунды мамины руки обнимали меня, прижимая к ее груди. Она тоже плакала. Плакала и гладила меня по голове, спине, рукам. Целовала в макушку и шептала мне на ухо:

— Прости… Прости нас Сонечка… Прости…

Волкова Нина Алексеевна, жена серьезного бизнесмена Константина Сергеевича Волкова, серьезная и, даже, немного надменная леди, сейчас сидела со мной на полу в своих дорогущих одеждах и плакала. Я обнимала маму и плакала вместе с ней, освобождая свое сердце от боли и обиды. Я давно уже забыла, что это такое, когда родители чувствуют твою боль и отчаяние. Когда они переживают и поддерживают. Впервые за эти годы мне не хотелось убегать, строить из себя сильную и независимую. Мне просто хотелось, чтоб мои мама и папа меня защищали и любили. Высказав им свои страхи и обиды, мне стало легче. Давно нужно было это сделать, но я же и подумать не могла, что это принесет такой эффект.

Неожиданно я почувствовала, что нас обнимают еще одни руки, такие сильные, но в то же время неуверенные. Я знала, кто это, но все равно подняла взгляд и встретилась с карими глазами. По лицу отца было видно, что ему жаль. Жаль, что они не пришли раньше.

— Прости, дочка… Мы были так глупы и горды, что не увидели очевидного… Прости, если сможешь, — по папиной щеке потекла скупая, мужская слеза.

— Папа… Мама… — и рыдания начались пуще прежнего. Мне так их не хватало.