Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30-ти т., т. 10. Л., 1974, с. 506. Здесь и далее цитаты из Достоевского даются по этому изданию в тексте: в скобках указаны том и страница. На цитаты из его художественных произведений ссылок не дается. Курсив принадлежит цитируемым авторам.
Приходит на память Апокалипсис: после того как вострубили Ангелы, «третья часть дерев сгорела», и «третья часть моря сделалась кровью», «и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла», и «третья часть вод сделалась полынью», «и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд», «умерла третья часть людей» (Откровение Иоанна Богослова, гл. 8, 7—12, гл. 9, 18).
Ахматова Анна. Стихи и проза. Л., 1976, с. 544.
Антонов С. От первого лица… (Рассказы о писателях, книгах и словах). Статья пятая. Ф. Достоевский. «Бесы». — «Новый мир»., 1973, № 8, с. 251.
См.: Володомонов Н. В. Календарь: прошлое, настоящее, будущее. М., 1974, с. 51 (Таблица 5. Действующий календарь: вариант 5). Ближайшие годы, когда второе воскресенье сентября падает на 12-е число, — 1858-й и 1875-й; обе даты никак не могут быть романным временем «Бесов». Интересно, что Достоевский, живущий в момент работы над романом в Европе, дает расчисление времени по новому стилю. Тогда как по старому стилю воскресенье, когда в храме после торжественной проповеди выносят крест в честь праздника Воздвижения, падает на 14 сентября. Таким образом, в художественной хронологии «Бесов» соединены православное Воздвижение и воскресенье середины сентября по европейскому стилю. Тот же факт, что центральный день хроники совпадает с праздником поклонения найденному в окрестностях Иерусалима и воздвигнутому кресту, на котором, по преданию, был распят Христос, значительно углубляет смысл этого «рокового» воскресенья.
Так, временной промежуток с 12 по 20 сентября, на первый взгляд не расчлененный на отдельные дни (Хроникер все эти восемь дней «приносит разные вести»), тем не менее может быть реконструирован: 13 сентября Петр Верховенский перевозит за реку Лебядкиных, а Шатов купил пистолет и заперся в доме; 14 сентября Петруша катался по городу с Гагановым, а 15-го и 16-го навещал отца, получал у него расчет за имение и в конце концов был выгнан из дома и т. д. Второй такой промежуток — с 20 по 28 сентября — также наполнен событиями, которые удается точно датировать: 21 сентября состоялась дуэль Ставрогина и Гаганова, 22-го — именины супруги предводителя дворянства, куда съехались «все», 23 сентября — визит генеральши к губернаторше (в этот день возник замысел бала для гувернанток), 24 сентября — ограбление церкви и т. д.
В романе по 27 лет Петру Верховенскому, Шатову и Кириллову. И Степану Трофимовичу во время писания «опасной» поэмы было 27 лет (что выясняется путем несложных расчетов). Самому Достоевскому было 27 лет именно в 1849 году, переломном в его жизни и центральном для хронологии романа. В 1849 году примерно одного возраста были многие петрашевцы — сам М. Петрашевский, Н. Момбелли, Н. Григорьев, А. Пальм, Н. Спешнев, П. Шапошников, Д. Ахшарумов и Ф. Толль.
См. об этом: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989, с. 243–318.
Даты учебы Ставрогина в петербургском Лицее имеют реальные обоснования. Выпуск XXIV курса из двадцати девяти лицеистов («ставрогинский») состоялся в декабре 1860 года. Предыдущий, XXIII курс был выпущен в мае 1859 года (это для Ставрогина рано), следующий, XXV курс был выпущен в мае 1862 года (это для него уже поздно). — См.: Памятная книга лицеистов. СПб., 1911, с. 63–66.
Исповедь не могла быть написана в Швейцарии, так как швейцарские события отразились в ней постфактум. С другой стороны, известно, что уже в середине августа Ставрогин встречался с Гагановым в Петербурге. И поскольку Николай Всеволодович ввез документ в Россию, значит, он мог быть создан в промежутке между концом июля и серединой августа.
Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963, с. 38.
Там же, с. 40.
Ковсан М. Л. Художественное время в романе Ф. М. Достоевского «Бесы». — «Филологические науки», 1982, № 5, с. 25, 27.
Роднянская И. Б. Художественное время и художественное пространство. — КЛЭ, т. 9, М., 1978, с. 777.
См.: Володомонов Н. В. Календарь: прошлое, настоящее, будущее. М., 1974, с. 51 (Таблица 5. Действующий календарь: вариант 5). Ближайшие годы, когда второе воскресенье сентября падает на 12-е число, — 1858-й и 1875-й; обе даты никак не могут быть романным временем «Бесов». Интересно, что Достоевский, живущий в момент работы над романом в Европе, дает расчисление времени по новому стилю. Тогда как по старому стилю воскресенье, когда в храме после торжественной проповеди выносят крест в честь праздника Воздвижения, падает на 14 сентября. Таким образом, в художественной хронологии «Бесов» соединены православное Воздвижение и воскресенье середины сентября по европейскому стилю. Тот же факт, что центральный день хроники совпадает с праздником поклонения найденному в окрестностях Иерусалима и воздвигнутому кресту, на котором, по преданию, был распят Христос, значительно углубляет смысл этого «рокового» воскресенья.
Хроникер многократно подчеркивает, что приступил к хронике четыре месяца спустя после событий сентября (или три месяца спустя после событий октября) — то есть в январе; январем 1870 года датируется и первая черновая запись к роману «Бесы».
В давней работе А. Цейтлина «Время в романах Достоевского» («Родной язык в школе», 1927, № 5, с. 9) приводятся другие данные: «Общая амплитуда Действия «Бесов» равняется 2 1/2 месяцам… Чистое время «Бесов» — 22 суткам». Нам, однако, не совсем ясны точки отсчета времени у исследователя. Так, если началом хроники считать приезд Дроздовых, 31 августа, а концом — январь, когда Хроникер приступил к работе, то амплитуда составляет более четырех месяцев. С другой стороны, «чистое время», равное 22 суткам, заключено, по-видимому, между «роковым» воскресеньем (12 сентября) и отъездом Петра Верховенского (3 октября). Но в таком случае странно, почему столь важные для романа финальные сцены, как смерть Степана Трофимовича и самоубийство Ставрогина, находятся вне «чистого романного времени».
Так, временной промежуток с 12 по 20 сентября, на первый взгляд не расчлененный на отдельные дни (Хроникер все эти восемь дней «приносит разные вести»), тем не менее может быть реконструирован: 13 сентября Петр Верховенский перевозит за реку Лебядкиных, а Шатов купил пистолет и заперся в доме; 14 сентября Петруша катался по городу с Гагановым, а 15-го и 16-го навещал отца, получал у него расчет за имение и в конце концов был выгнан из дома и т. д. Второй такой промежуток — с 20 по 28 сентября — также наполнен событиями, которые удается точно датировать: 21 сентября состоялась дуэль Ставрогина и Гаганова, 22-го — именины супруги предводителя дворянства, куда съехались «все», 23 сентября — визит генеральши к губернаторше (в этот день возник замысел бала для гувернанток), 24 сентября — ограбление церкви и т. д.
Волошин Г. Пространство и время у Достоевского. — «Slavia», 1933, № 1–2, р. 164.
Цивьян Т. М. О структуре времени и пространства в романе Достоевского «Подросток», — «Russian literature», 1976, IV—3,1и1е, р. 236–237.
Катто Ж. Пространство и время в романах Достоевского. — «Достоевский. Материалы и исследования», т. 3. Л., 1978, с. 45.
Совпадение не приблизительное, а самое точное: воскресная обедня Длится с 10 до 12; Лебядкина явилась «на половине проповеди», то есть в 11. Гости Варвары Петровны, пришедшие к условленным 12 часам, узнают о необыкновенном приключении, случившемся с генеральшей час назад. Поезд из Петербурга, привезший Ставрогина, прибыл в 10 часов. Прямо с вокзала Ставрогин везет Верховенского к Кириллову, откуда оба отправляются на собрание варвары Петровны. Таким образом, супруги лишь случайно не столкнулись у ворот дома.
С этой трагической датой, 11 октября, странным образом — совпадение? — сопрягается и другая. Марья Шатова приехала в город 1 октября, и вечером у нее начались родовые схватки. «Но что же ты не сказала заранее», — догадывается наконец Шатов. «А я почем знала, входя сюда? Неужто пришла бы к вам? Мне сказали, еще через десять дней!» — называет Марья Шатова срок предполагаемых родин: 11 октября.
Время пребывания Ставрогина у станционного смотрителя определяется по дате возвращения Варвары Петровны в город: «Все отсутствие Варвары Петровны из города продолжалось дней восемь», а выехала она 3 октября утром, еще ничего не зная об убийстве Шатова. Возвратилась генеральша 10 октября вечером, а утром 11-го получила известие, что Николай Всеволодович приехал в Скворешники.
Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, с. 406.
Там же, с. 397.
Там же, с. 398.
Там же, с. 235.
На основании этого отрывка из романа австралийская исследовательница С. Владив утверждает, что действие «Бесов» и в самом деле происходит в 1870-х годах. (См.: Vladiv S. В. The Structure of Dostoevskii's «The Devils». — В кн.: Essays to Honour Nina Christesen, Founder of Russian Studies in Australia. Kew (Victoria), 1979, p. 139–140).
См.: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 339.
Детали романа Лембке, рассчитанные на определенный круг ассоциаций, нарочито выпячены: фамилии героев созвучны — Игренев — Иртеньев; Лембке «в девятой, десятой, это все про любовь», — девятая глава «Детства» называется «Что-то вроде первой любви»; Петруша «за письмом Игренева чуть не занюнил» — грустная 25-я глава «Детства», — «Письмо».
См.: Симонова Л. Из воспоминаний о Федоре Михайловиче Достоевском. — «Церковно-общественный вестник», 1881, № 17, с. 5.
В скобках указано содержание разделов, не имеющих, в отличие от глав, заголовков.
Не эту ли книгу привез Ставрогин из Петербурга в подарок Марье Тимофеевне Лебядкиной? Читаем: «В углу, как и в прежней квартире, помещался образ, с зажженною пред ним лампадкой, а на столе разложены были все те же необходимые вещицы: колода карт, зеркальце, песенник, даже сдобная булочка. Сверх того, явились две книжки с раскрашенными картинками, одна — выдержки из одного популярного путешествия, приспособленные для отроческого возраста…»
Отрывки из сочинений Ратазяева, пародирующие распространенные литературные жанры 1840-х годов, открывают антологию пародий Достоевского на современную ему литературу.
«Честный вор», «Елка и свадьба», «Белые ночи», «Маленький герой», «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково…», «Униженные и оскорбленные», «Записки из Мертвого дома», «Зимние заметки о летних впечатлениях», «Записки из подполья», «Игрок», «Бесы», «Подросток», «Бобок».
В журнальном варианте роман имел подзаголовок: «Из записок неудавшегося литератора».
Лихачев Д. С. Литература — реальность — литература. Л., 1981, с. 55–56.
Здесь ирония в том, что Новгород был основан только в IX веке. См. об этом: т. 3, с. 507, 514.
В черновых набросках к «Крокодилу» мотив литературного творчества персонажей развит намного сильнее, чем в окончательном тексте. Иван Матвеевич, находясь в утробе «Крокодила», продолжает сочинять стихи и черновики содержат выразительные образцы его литературного творчества: стихотворения «Зайка маленький бежит», «Не гуманно совсем и не мило», «В долину слез гражданских», «Отчего ты кусаешь», «И прелестен, и ужасен», «Сенора» (5, 329–334). Поэтика и содержание этих текстов, откровенно пародийных и вызывающе вульгарных, предвосхищают поэтический феномен Лебядкина.
Из всех текстов «чужих рукописей» только романс Смердякова и составляет исключение. «Песня мною не сочинена, — сообщает Достоевский Любимову, редактору «Русского вестника», — а записана в Москве. Слышал ее еще 40 лет назад. Сочинилась она у купеческих приказчиков 3-го разряда и перешла к лакеям, никем никогда из собирателей не записана и у меня в первый раз является» (15, 448).
«Мне было тогда семнадцать лет, — признается Иван, — я был в гимназии… я этот анекдот тогда сочинил и рассказал одному товарищу, фамилия его Коровкин, это было в Москве… Анекдот этот так характерен, что я не мог его ниоткуда взять. Я его было забыл… но он мне припомнился теперь бессознательно — мне самому, а не ты рассказал».
«Геологический переворот» — самая «крамольная», самая болезненная фантазия Ивана, которой он сам и боится, и стыдится. «Раз человечество отречется поголовно от бога (а я верю, что этот период — параллель геологическим периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое… Человек возвеличится духом божеской титанической гордости и явится человеко-бог». Когда Черт рассказывал ему поэму, «Иван сидел, зажав себе уши руками и смотря в землю, но начал дрожать всем телом».
В рукописных материалах диалог Ивана и Алеши заканчивается так:
«— Больше не приходи, ступай к своему Зосиме.
— Жив ли твой Pater Seraphicus?
— Жив и последнее слово записал» (15, 230).
Достоевский говорит об этом неоднократно: «Я писал эту книгу для немногих, и считаю кульминационною точкой моей работы» (30, кн. I, 105); «Смотрю, однако же, на эту книгу шестую как на кульминационную точку романа» (30, кн. I, 102).
В отношении к стихам Ракитин буквально повторяет Смердякова («стихи — вздор-с»): «Я… написал в шутку, потому что считаю за низость писать стихи…» Но с амбицией добавляет: «Только стихи мои хороши. Вашему Пушкину за женские ножки монумент хотят ставить, а у меня с направлением».
Образцы журнальной прозы Ракитина интересно обсуждают между собой Митя и Алеша: «— Он мне с неделю назад статью одну начал читать, я там три строки тогда нарочно выписал, вот постой, вот здесь. — Митя, спеша, вынул из жилетного кармана бумажку и прочел: — «Чтоб разрешить этот вопрос, необходимо прежде всего поставить свою личность в разрез со своей действительностью». Понимаешь иль нет?
— Нет, не понимаю, — сказал Алеша».
Так, в «Преступлении и наказании» действующими сочинителями оказываются Раскольников (статья) и Разумихин (переводы), в «Идиоте» — Келлер (пасквиль) и Ипполит (исповедь), в «Подростке» — Аркадий и Крафт (дневник). И даже роман «Братья Карамазовы» с шестью литераторами и их одиннадцатью текстами не может быть сравним в этом отношении с «Бесами».
«Я знал одного генерала, который писал точь-в-точь такие стихи», — замечает Хроникер: так незаметно появляется еще один сочинитель.
Характерен и круг знакомств молодого Лембке: «Эта наклонность к стишкам свела его с одним мрачным и как бы забитым чем-то товарищем, сыном какого-то бедного генерала, из русских, и который считался в заведении великим будущим литератором».
Петр Верховенский обещает взяться за дело и устроить публикации в «Голосе» и «Биржевых ведомостях».
Именно эта поэма, написанная Степаном Трофимовичем в ранней молодости, ходившая в списках шесть лет, схваченная в 1849 году, находившаяся под запретом в течение двадцати пяти лет и наконец опубликованная без его ведома за границей в одном из революционных сборников, и создала ему репутацию крамольного и опального литератора, хотя на самом деле, как специально выясняет Хроникер, никогда Степан Трофимович не преследовался, никто ни разу на карьеру его не посягал и при малейшей опасности он первым принимал меры — писал оправдательные письма.
«Да чего вы так испугались, — доводит Петруша до нужной кондиции своего собеседника, — ведь у вас, Юлия Михайловна говорила, заготовляется всегда по нескольку списков, один за границей у нотариуса, другой в Петербурге, третий в Москве, потом в банк, что ли, отсылаете.
— Но ведь и Москва сгореть может, а с ней моя рукопись», — отвечает Кармазинов той самой сакраментальной фразой, которую «вынул» из него Верховенский.
За романом губернатора Лембке, содержание которого бегло пересказывает Петруша, как и почти за каждой «чужой рукописью», стоит литературная реальность, по поводу которой и высказывается Достоевский, как мы помним, столь причудливым, но очень характерным для него образом.
См. об этом: т. 12, с. 203, 303, а также: Оксман Ю. Г. Судьба одной пародии Достоевского. — «Красный архив», 1923, т. III, с. 301–303.
Вот основная пружина этой интриги: дезориентировать Лембке; не явиться на чтения самому, оставив Юлию Михайловну без поддержки; раздражить отца и спровоцировать его на скандал; одобрить выступление маньяка-лектора; дать деньги Лебядкину от имени Ставрогина; приказать Липутину отправить Лебядкиных в Петербург, но затем приостановить отправку и выпустить Лебядкина на сцену с чтением «Гувернантки»; устроить побег Лизы к Ставрогину, направить руку убийц на Лебядкиных; поджечь город.
Подробнее об этом см.: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989, с. 243–318.
Брандес Георг. Собр. соч., т. XIX. СПб., 1913, с. 223.
См… например, у Г. Гачева: «А разве это все без значения, что у него город, сырь, белые ночи, нет животных, есть кухни, углы, перегородки, пауки, вонь, лестницы, чахотка, эпилепсия, нет матерей, есть отцы, нет рожания, нет Кавказа, нет моря, но есть пруды?» (Гачев Г. Д. Космос Достоевского. — В сб.: «Проблемы поэтики и истории литературы». Изд. Саранского университета, 1973, с. 110). См. также у М. Альтмана: «В самом деле, почему Капернаумов и хром, и крив, и косноязычен? И почему вся его семья тоже косноязычна? Почему у его жены раз навсегда испуганный вид? Почему его дети с одеревенелыми лицами и открытыми от постоянного удивления ртами? Что так напугало мать и поразило детей? Люди Капернаумовы, кажись, добрые (радушно приютили отверженную Соню Мармеладову), занятие Капернаумова самое мирное (он портной), происхождение самое скромное (из дворовых), а между тем все члены семьи отмечены какой-то роковой печатью, над всей семьей тяготеет какая-то кара. Отчего и от чего? Обо всем этом Достоевский нас ни одним словом не осведомляет» (Альтман М. С. Достоевский по вехам имен. Изд. Саратовского университета, 1975, с. 56).
См.: Иванов Вяч. Экскурс. Основной миф в романе «Бесы». — В кн.: Борозды и межи. Опыты эстетические и критические. М., 1916; Булгаков С. Русская трагедия. О «Бесах» Ф. М. Достоевского в связи с инсценировкой романа в Московском Художественном театре. — «Русская мысль», 1914, апрель; Аскольдов С. Религиозно-этическое значение Достоевского. — В кн.: Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы, сб. I, под ред. А. С. Долинина. Пб., 1922; Зандер Л. А. Тайна добра (Проблема добра в творчестве Достоевского). — Париж, 1960; Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. — Париж, 1980 (1947).
Евнин Ф. И. Роман «Бесы». — В кн.: Творчество Ф. М. Достоевского. М., 1959, с. 247. Ср. также: «Физическое уродство и умственное расстройство Лебядкиной оттеняют ее внутреннюю красоту» (Чирков Н. М. О стиле Достоевского. М., 1964, с. 19). Аналогичные оценки содержатся и в комментариях к роману «Бесы» в полном собрании сочинений: «Чистота сердца, детскость, открытость добру, простодушие, радостное приятие мира роднят Хромоножку с другими «светлыми» образами Достоевского. Ее, слабоумную и юродивую, писатель наделяет ясновидением, способностью прозревать истинную сущность явлений и людей» (12, 230).
Евнин Ф. И. Роман «Бесы», с. 247.
Важная особенность: нигде даже не упоминается, когда и как случилось с Марьей Тимофеевной эта беда; хромота ее как бы исконная, от века.
См., например, запись, относящуюся к замыслу рассказа для «Зари»: «Можно так, что хромоногая не выдержала в ненависти, ревности (тщеславной и эгоистической)… Мертвая девочка, из злобы сама себя довела до смерти. Искалеченная от избитости» (9, 118). См. также язвительную заметку Достоевского из рабочих тетрадей к «Дневнику писателя» 1876 г.: «Байрон хром, будь его нога пряма — он был бы спокойнее… Байрон — жалкая хромоножка» (24; 82, 102).
Отчасти ситуация Хромоножки из «Бесов» проглядывает и в тайных желаниях Лизы Хохлаковой: «Я хочу, чтобы меня кто-нибудь истерзал, женился на мне, а потом истерзал, обманул, ушел и уехал». Не случайно также, что Лиза Хохлакова, невеста Алеши, интуитивно тянется к Ивану, который «с чертом знается».
Альтман М. С. Достоевский по вехам имен, с. 179.
Любопытно, что в записных тетрадях предположение о возможном несчастном случае в конце концов осуществляется — Лиза действительно ломает ногу. См., например, записи: «И вдруг сломала ногу»; «Сломала ногу. (Наивные мечтания о ходе по службе и о приданом)»; «В тот же день сломала ногу» (11; 33, 45, 50) и др.
См., например: «Как! Вы хромаете! — вскричала Варвара Петровна совершенно как в испуге и побледнела. (Все тогда это заметили, но не поняли…)»
Полонский Вяч. Бакунин и Достоевский. — В кн.: Гроссман Л. П., Полонский Вяч. Спор о Бакунине и Достоевском. Л., 1926, с. 53.
Иванов Вяч. Экскурс. Основной миф в романе «Бесы», с. 68.
Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество, с. 380.
Подробное описание такого «беснования» от лица повествователя содержится в «Братьях Карамазовых»: «Не знаю, как теперь, но в детстве моем мне часто случалось в деревнях и по монастырям видеть и слышать этих кликуш. Их приводили к обедне, они визжали или лаяли по-собачьи на всю церковь, но, когда выносили дары и их подводили к дарам, тотчас «беснование» прекращалось и больные на несколько времени всегда успокаивались. Подводившие ее к дарам бабы, а главное, и сама больная, вполне веровали, как установившейся истине, что нечистый дух, овладевший больною, никогда не может вынести, если ее, больную, подведя к дарам, наклонят пред ними».
Лотман Ю. М. Романы Достоевского и русская легенда. — В кн.: Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. Л., 1974, с. 309–311.
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989, с. 85.
Так, по имени своего прототипа Ивана Яковлевича Корейши, назывался Семен Яковлевич в записных тетрадях.
«Жанровая сцена с посещением праздной публикой Семена Яковлевича, — отмечает В. Туниманов, — входит в общую картину постепенно нагнетаемых кощунств, ведущих к трагическим убийствам и пожарищам» (см. его статью «Рассказчик в «Бесах» Достоевского». — В кн.: Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972, с. 147). Заметим, кстати, что современная Достоевскому критика восприняла образ Семена Яковлевича и его «кололацы» как синоним косности, дикости и бессмыслицы.
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10-ти т., изд. 4-е, т. X. Письма. Л., 1979, с. 146.
Булгаков С. Русская трагедия, с. 9—10.
Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество, с. 384.
Энгельгардт Б. Идеологический роман Достоевского. — В кн.: Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2, под ред. А. С. Долинина. Л.—М., 1924, с. 93.
Аскольдов С. Религиозно-этическое значение Достоевского, с. 28.
С. Булгаков, например, пишет: «Она рассказывает Шатову про своего, конечно, никогда не существовавшего ребенка, и это не только бред, это говорит сама рождающая женственность, хочется верить, что этот ребенок есть, хотя и никогда он не рождался» (Булгаков С. Русская трагедия, с, 8). Но дело обстоит как раз наоборот: даже если этот ребенок и рождался, его уже нет, ибо Хромоножка дитя в пруд снесла. Как в таком случае обстоит дело с ее женственностью, «исполненной воли к материнству и в девственности своей не хотящей бесплодия»?
Параллель Хромоножки с Маргаритой приводит, вслед за Вяч. Ивановым, А. Бем (Фауст в творчестве Достоевского. — В сб.: «О Dostojevskem». Прага, 1972, с. 200–201).
Вряд ли оправдана параллель: Лебядкина и дева Мария (Альтман М. С. Достоевский по вехам имен, с. 184) — богородица спасла, а не погубила своего младенца, хотя муж ее тоже «не знал ея; как, наконец, она родила сына» (Евангелие от Матфея, 1, 25).
Как здесь не вспомнить знаменитую реплику Порфирия Петровича: «Все это так-с, да зачем же, батюшка, в болезни-то да в бреду все такие именно грезы мерещутся, а не прочие? Могли ведь быть и прочие-с?»
Заметим, что хотя С. Булгаков и считал Хромоножку излюбленным созданием музы Достоевского, он тем не менее вынужден был констатировать: «В сущности и ее нет, как лица, как индивидуальности, она вся как будто расщеплена своим слабоумием, юродивостью, даже своим ясновидением» (Булгаков С. Русская трагедия, с. 9).
«До нас донеслась целая группа славянских преданий, — пишет А. Афанасьев, — повествующих о любовных связях огненного змея и похищении им дев. Вместе с усвоением змею богатырского типа ему придаются и человеческие страсти, и самое олицетворение это низводится на землю и ставится в условия обыкновенной людской жизни. Из представителя грозы, вступающего в брачный союз с вещими женами облачного неба, из молниеносного демона, низводящего плодотворное семя дождя, огненный змей становится обольстителем земных красавиц, их таинственным любовником и опасным врагом семейного счастья. Змей, говорят простолюдины, летит по поднебесью, дыша пламенем; над знакомою ему избою рассыпается он искрами и через трубу является перед избранною подругою и оборачивается молодцем несказанной красоты. С воздушных высот он высматривает красных девушек, и если очарует какую любовным обаянием — то зазноба его неисцелима вовеки…» (Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу, т. 2. М., 1868, с. 576; см. также: Афанасьев А. Н. Древо жизни. М., 1982, с. 273).
«ВООБЩЕ ИМЕТЬ В ВИДУ, — напоминает себе писатель в заметке «Нотабене от автора», — что князь обворожителен как демон…» (11, 175). Характерно, что воздействие Ставрогина на людей, его нечеловеческое обаяние Достоевский называл именно «обворожение» — от «ворожба», «ворог». «Он и его обворожает», — записывает в «Нотабене» Достоевский о влиянии Ставрогина на Шатова, специально выделив курсивом слово «обворожает».
«Не любя полюбишь» — формула, точно описывающая сложность любовного чувства Лизы Тушиной и Марьи Игнатьевны Шатовой к Ставрогину.
«Ненасытный», «аппетит у вас волчий!» — аттестует Ставрогина Петр Верховенский.
«От его поцелуев» — Марье Тимофеевне поцелуи мерещатся…
Афанасьев А. Н. Древо жизни, с. 273–274.
«Тошно» — здесь ключевое слово. «Считается, что видения, инспирированные бесами, вызывают тяжелое чувство смущения и тоски или, напротив, судорожной веселости, которыми они сопровождаются (обычно симптом видимой или невидимой близости бесов — тошнота; ср. название бесов в русском фольклоре — «тошная сила») (Мифы народов мира, т. 1. М., 1980, статья «Бесы», с. 170, 2 стлб.).
См. об этом у В. Туниманова: «Трудно оспорить двусмысленность и очевидное лейтмотивное выделение символического значения реальных предметов — примет, сливающихся с обликом Хромоножки. Быт здесь тяготеет к «инобытию», вещи из обыденного перемещаются в символический ряд» (Туниманов В. А. Рассказчик в «Бесах» Достоевского, с. 148).
«Сознание любви неисполненной должно быть всего ужаснее, и в этом-то ад и есть», — говорил Тихон в записных тетрадях (11, 190).
Первое послание к коринфянам апостола Павла, гл. 13, 4–7.
Вспомним: надежда на Лизу была его «последней надеждой».
Первое послание к коринфянам апостола Павла, гл. 13, 2.
Ср. признание Лизы: «Я дурная, я капризная, я оперною ладьей соблазнилась, я барышня».
«Только она не боится Ставрогина и знает ему цену, — отмечал С. Булгаков. — …Она знает, что он к ней придет, на ее плечо захочет положить слабую голову, ее кликнет. Она станет его сиделкой. Однако и она не в силах совершить экзорцизм, возродить Ставрогина. Он ее третирует, ее добродетель для него слишком пресна, элементарна, ограниченна…» (Булгаков С. Русская трагедия, с. 11).
Здесь Марья Тимофеевна удивительно предвосхищает и решение Лизы: «Куда нам ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»? Нет, уж довольно проб… да и медленно для меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в Москву, и там делать визиты и самим принимать — вот мой идеал, вы знаете; я от вас не скрыла, еще в Швейцарии, какова я собою».
Так и Лиза издевается над жалеющим ее Ставрогиным и требует: Будьте приличнее, будьте бесчувственнее…»
См.: «пробормотала она вдруг чуть ли не брезгливо», «неприятная, хлопотливая мина в лице», «презрительно усмехнулась», «лицо ее перекосилось какою-то странною улыбкой, подозрительною, неприятною», «проговорила она наконец насмешливо и брезгливо».
Ср. аналогичную мимику, гримасы и «надломанный язык» Лизы в главе «Законченный роман»: «проговорила с досадой», «криво улыбнулась», «с ненавистью на него поглядела», «вскочила… со стула с брезгливым и презрительным движением».
Иванов Вяч. Экскурс. Основной миф в романе «Бесы», с. 68.
См. утверждение Н. Лосского: «Глубокое и всепроникающее влияние гордости и самолюбия на все стороны душевной жизни дает право считать их стоящими во главе всех пороков» — В кн.: Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы, сб. 1, С. 87).
После ночного разговора с Хромоножкой Ставрогин откровенно покупает Федьку Каторжного, как бы санкционируя убийство жены; после общения со Старцем Ставрогин объявляет о своем браке, провоцируя тем самым Лизу на безрассудный приезд к нему.
Ср. одну из черновых записей о Ставрогине: «Иногда молчаливо любопытен и язвителен, как Мефистофель. Спрашивает как власть имеющий, и везде как власть имеющий» (11, 175).
Надо полагать, что первая жизнь — до Ставрогина, вторая — в браке с ним, «князем» и «ясным соколом», а третья — уже без мечты о князе. Любопытно, что Лиза о своей жизни рассуждает в тех же терминах: «одна жизнь прошла, началась другая, потом другая прошла — началась третья, и все без конца. Все концы, точно как ножницами, обрезывает».
Иванов Вяч. Экскурс. Основной миф в романе «Бесы», с. 59.
Пас Октавио. Наш великий современник Достоевский. — «Курьер Юнеско», 1982, март, с. 22.
Конрад Н. И. Очерки по истории японской литературы. М., 1972, с. 256.
Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. М., 1966, с. 423–424.
Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы. М., 1975, с. 18.
Акутагава Рюноскэ. Избранное в 2-х т., т. 2. М., 1971, с. 223. В дальнейшем цитаты произведений Акутагавы даются по этому изданию.
Образ «Мертвого дома» возникает и в рассказе Акутагавы «Обезьяна» — по ассоциации с военной тюрьмой в Урага.
Цит. по кн.: Гривнин В. С. Акутагава Рюноскэ. Жизнь, творчество, идеал, 1980, с. 161.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 9.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 20.
Там же, с. 160.
Там же, с. 161.
Конрад Н. И. Японская литература. М., 1974, с. 454.
Ким Р. Три дома напротив соседних два. М., 1934, с. 36–37.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 25.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 37.
Сюжет повести «Расёмон», содержащейся в «Кондзяку-моногатари», как сообщают исследователи, весьма лаконичен: вор тайком пробирается на верхний ярус ворот Расёмон, где видит старуху, вырывающую волосы с головы мертвой женщины. Вор срывает одежду с трупа и со старухи и исчезает. Никаких исторических, социальных и прочих деталей повесть из средневекового сборника не содержала.
Мера длины, равная 3,3 см.
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989, с. 88.
Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти т., т. IX. М., 1957, с. 550.
Там же.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 29.
Сент-Бёв Ш. Литературные портреты. М., 1970, с. 49.
Карякин Ю. Ф. Самообман Раскольникова. — В кн.: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 156.
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 75.
В «Словах пигмея» Акутагава писал о том, как люди обманывают себя искуснейшим образом: «…самообман распространяется не только на любовь. Лишь в редких случаях мы не окрашиваем действительность в те тона, что нам хочется… Самообману подвержены, как правило, и политики, которые хотят знать настроения народа, и военные, которые хотят знать положение противника, и деловые люди, которые хотят знать состояние финансов. Я не отрицаю, что разум должен это корректировать. Но в то же время признаю и существование управляющего всеми людскими делами «случая». И, может быть, самообман есть вечная сила, управляющая мировой историей».
Литературовед В. Н. Захаров, сравнивая сюжет и фабулу новеллы «В чаще», считает все-таки, что убила самурая его жена: «Две детали (развязанная веревка и гребень возле убитого) подтверждают признание женщины, не сказавшей, впрочем, всей правды о преступлении (по версиям разбойника и самурая, женщина не была возле связанного мужа, не развязывала веревку и, естественно, не могла обронить гребень). Это обстоятельство меняет смысл произведения. Всесилие лжи в сюжете разрушается фабулой. Так что дело не в том, что ложь — закон человеческого существования, а в том, кто скажет правду. Разгадка тайны дознания о преступлении заключена не в сюжете, а в фабуле рассказа» (Захаров В. Н. О сюжете и фабуле литературного произведения. — В кн.: Принципы анализа литературного произведения. М., 1984, с. 135–136). Однако этим наблюдениям исследователя противоречит текст. «Подавляя рыдания, я развязала веревку на трупе» — это слова женщины. «Я развязал его и сказал: будем биться на мечах. Веревка, что нашли у корней дерева, это и была та самая, которую я тогда бросил» — это слова разбойника. «Когда жена убежала, разбойник взял мой меч, лук и стрелы и в одном месте разрезал на мне веревку» — это слова самурая. Как видим, во всех трех случаях улика — веревка, найденная у трупа, — неизменна. То же и с гребнем: во всех трех случаях женщина так или иначе оказывалась возле привязанного к дереву мужа и могла обронить гребень.
Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963, с. 92–93.
См.: Ф. М. Достоевский и мировая литература. «Круглый стол». — «Иностранная литература», 1981, № 1, с. 203.
Цит. по: Гривнин В. С. Ук. соч., с. 7.
Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22-ти т., т. 22. М., 1984, с. 250–251.
Там же, с. 250.
Этот раздел написан в соавторстве с С. Д. Серебряным.
Tagore R. Towards Universal Man. Bombay, 1961, р. 62.
Tagore R. Towards Universal Man. Bombay, 1961, р. 131.
Там же, с. 132.
Тагор Р. Собр. соч. в 12-ти т., т. 11. М., 1965, с. 292–293.
Тагор Р. Собр. соч. в 12-ти т., т. 11. М., 1965, с. 381.
Ср.: «Роман Достоевского (т. е. «Бесы». — Л. С.) настолько сложен, необычен и «горяч», что и на современном этапе литературоведения нет единодушия среди ученых как в интерпретации смысла и идеологической сути, так и в оценках художественной значимости этого произведения» (Туниманов В. А. Рассказчик в «Бесах» Достоевского. — Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972, с. 87).
Сучков Б. Л. Великий русский писатель. — В кн.: Достоевский — художник и мыслитель. М., 1972, с. 15.
См., например: Евнин Ф. И. Роман «Бесы». — В кн.: Творчество Ф. М. Достоевского. М., 1959, с. 238–243. См. также комментарии к роману (12, 253–257).
François-Roncet A. Souvenirs d'une ambassade à Berlin. Septembre 1931 — Octobre 1938. Р., 1946, р. 52. Контекст этих слов таков. А. Франсуа-Понсэ обсуждает вопрос, какой диагноз с точки зрения психиатрии следовало бы поставить Гитлеру, и пишет заключение: «Так или иначе, несомненно, что он не был человеком психически нормальным; это было существо извращенное, едва ли не безумное, персонаж Достоевского, человек, «одержимый бесами».
См.: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 201–216.
Там же, с. 342.
Впрочем, уход Тагора с политической сцены не был полным. Так, в феврале 1908 года поэт принял избрание на пост председателя бенгальской провинциальной конференции Конгресса и произнес очень интересную речь, в которой изложил свое понимание ситуации и уроков «движения свадеши». В этой речи он, в частности, сказал: «Экстремистская политика — это политика без руля и без ветрил, поэтому никто не может с уверенностью сказать, куда она в конце концов приведет. Сторонники экстремизма не в состоянии обуздать его энергию. Экстремистскую политику легко начать, но трудно ее остановить» (Тагор Р. Речь председателя. — Собрание сочинений в 12-ти т., т. 11. Статьи. М., 1965, с. 169).
Период после окончания «движения свадеши», 1903–1908 годы, — один из самых продуктивных в творчестве Тагора. В 1909 году был написан знаменитый роман «Гора», в котором запечатлены идейные поиски индийской интеллигенции: размышления об Индии, ее культуре и ее роли в мире. Именно в эти годы (очевидно, не без влияния уроков «движения свадеши») Тагор окончательно сформулировал свои представления об универсальном, всечеловеческом значении индийской культуры, которая призвана объединить в себе различные традиции: Восток и Запад, индуизм и ислам, высокую духовную культуру и кровную связь с землей, с «почвой».
Роман «Гора» исследователи считают художественным откликом Тагора на проблемы, обостренно поставленные «движением свадеши», и одновременно — ответом на критику лично в его адрес за отход от этого движения, когда оно было в самом разгаре. Другим «ответом» на те же проблемы и на ту же критику называют и роман «Дом и мир», написанный в 1915–1916 годах. Этот второй ответ — как бы еще более прямой. В «Горе» действие происходит в 70-х годах XIX века, и с эпохой «свадеши» роман связывает лишь общая проблематика. В «Доме и мире» само действие происходит именно во время «движения свадеши» и непосредственно обсуждаются события и лозунги этого движения.
Обзор откликов русской печати на роман «Бесы» см. в т. 12, с. 257–272. Достоевского часто обвиняли в том, что его «нигилисты-бесы» «фантастичны», «нереальны», порождены раздраженным воображением. Однако через сто лет после публикации романа Б. Л. Сучков писал: «Таких околореволюционных бесов, как Петр Верховенский, и сейчас хоть пруд пруди среди тех, кто сегодня на Западе и на Востоке крайнюю левизну сделал своим знаменем» (Сучков Б. Л. Великий русский писатель, с. 20). Ср. также признание американского русиста: «…подобно Белинскому, он (Н. К. Михайловский. — Л. С.) возражал против нетипических персонажей в сочинениях Достоевского — например, против Раскольникова или заговорщиков в «Бесах». Но, когда мы читаем этот роман в Америке семидесятых годов, нас поражает именно правдоподобность и типичность этих фигур» (Stacy R.H. Russian Literary Criticism. A Short History. Syracuse, 1974, р. 95).
О том же прекрасно сказано в одной из посмертных публикаций Ю. В. Трифонова: «…Достоевский — отгадчик будущего. Правота его отгадок становится ясна не сразу. Проходят десятилетия, вот уже минул век — и, как на фотобумаге, под воздействием бесконечно медленного проявителя (проявителем служит время) проступают знаки и письмена, понятные миру… Особенно поразительна в этом смысле судьба романа «Бесы»… Современники, даже наиболее проницательные, не оценили «Бесов» по-настоящему… Книга, написанная впопыхах, по жгучим следам событий, почти пародия, почти фельетон, превратилась под воздействием «проявителя» в книгу провидческую…» (Трифонов Ю. Загадка и провидение Достоевского. — «Новый мир», 1981, № 11, с. 239).
Что же касается романа «Дом и мир», то приведем емкое высказывание В. Я. Ивбулиса: «Самое характерное в разноголосице мнений относительно этого произведения то, что оно сильно критиковалось индийскими авторами в годы после его публикации… за неправильное отображение движения свадеши и даже аморальность — и восхваляется сегодня за… критику отрицательных сторон того же движения» (Ивбулис В. Я. Человек и общество в романе Рабиндраната Тагора «Дом и мир». — Проблемы индийского романа. М., 1974, с. 143).
Кряжин В. Индия по роману Рабиндраната Тагора. — «Печать и революция», 1923, № 5, с. 86–99. Стоит процитировать и последующие рассуждения В. Кряжина (хотя в них сказались «вульгарно-социологический» подход к литературе и не вполне верное представление о социально-экономической истории Индии):
«О чем же говорят эти аналогии? Они с несомненностью указывают, что в основе их лежат социально-экономические процессы, общие для России (60—70-х годов) и Индии (конца XIX и начала XX в.). Миросозерцание разночинной интеллигенции и русских революционеров эпохи нечаевщины явилось характерным выражением буржуазного Sturm und Drang'a, начавшегося тотчас же после освобождения крестьян» (там же, с. 91–92).
Тагор Р. Дом и мир. Роман. Пер. В. Новиковой. — Тагор Р. Сочинения в 8-ми т., т. 3. М., 1956, с. 112. Далее роман будет цитироваться по этому изданию.
Ср. в комментариях к последнему советскому изданию «Бесов»: «Достоевский… указывал, комментируя впоследствии свой роман и отвечая его критикам, что он не считал своей задачей изображение реальной нечаевщины и что «Бесы» следует рассматривать как роман-предостережение, а не как историческую хронику» (12, 154).
Днепров В. Идеи, страсти, поступки. Л., 1978, с. 367.
См.: Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 261.
Цит. по кн.: Чокроборти К. Индия — Россия: изучение России бенгальцами (1757–1917). Калькутта, 1976, с. 89 (на бенгальском языке).
Chirol V. India. L., 1926, р. 113—114.
Новая история Индии, М., 1961, с. 564.
См.: Чокроборти К. Индия — Россия, с. 872–888.
The Possessed. A Novel in Three Parts by Fyodor Dostoevsky. From the Russian by Constance Garnett. London, 1913.
Brewster D. East-West Passage. A Study in Literary Relationships. London, 1954, р. 162.
Установить с полной достоверностью факт чтения Тагором «Бесов» затруднительно по двум причинам. Во-первых, творческая лаборатория Тагора доступна исследователям в гораздо меньшей степени, чем, например, творческая лаборатория Достоевского. Черновики, подготовительные материалы и т. д., если таковые вообще существуют, еще не изданы. Переписка Тагора также опубликована далеко не полностью. Во-вторых, Тагор предпочитал умалчивать испытанных им влияниях и иногда даже публично оспаривал высказывания критиков (вполне благожелательных) на этот счет.
Вопрос о том, читал ли Тагор «Бесы», авторы этой работы задали в письме бенгальскому литератору профессору Шибнарайону Раю. В любезном ответном письме (от 27.XII. 1982) профессор Ш. Рай, работавший тогда директором «Рабиндра-бхавана», сообщил: «В наших архивах я не нашел никаких свидетельств того, что Тагор читал «Бесы» до написания «Дома и мира». Позволим себе, однако, высказать предположение, что такие свидетельства еще могут обнаружиться в будущем.
Брюсов В. Я. Пушкин-мастер. — Брюсов Валерий. Собрание сочинений в 7-ми т., т. 7. М., 1975, с. 165–166. В статье не приводится никаких конкретных примеров из творчества Пушкина, но прекрасной иллюстрацией к этим словам В. Я. Брюсова может служить, например, статья С. Лурье «Ирония и судьба (Заметки о «Капитанской дочке» Пушкина)» («Аврора», 1978, № 6, с. 65–75).
Есть английский перевод: Tagore R. Four Chapters. Calcutta, 1950.
Kripalani K. Rabindranath Tagore. A Biography. Second Revised Edition. Calcutta, 1980, р. 402.
См.: Naik M.K. Mulk Raj Anand. New Delhi, 1973, р. 19.
Переверзев В. Достоевский и революция. — «Печать и революция», 1921, № 3, с. 7.
Ключевский В. О. Сочинения в 8-ми т., т. III. М., Госполитиздат, 1957, с. 27, 40.
Короленко В. Г. Современная самозванщина. Полн. собр. соч., т. 3. СПб., 1914, с. 357.
Мифы народов мира, т. 1. М., 1980, с. 85.
Короленко В. Г. Современная самозванщина, с. 272–273, 315–316.
Исключение составляет разве что мадам Виргинская, повивальная бабка, принявшая роды у Марьи Шатовой.
«Прежний мягкий губернатор наш оставил управление не совсем в порядке; в настоящую минуту надвигалась холера; в иных местах объявился сильный скотский падеж; все лето свирепствовали по городам и селам пожары, а в народе все сильнее и сильнее укоренялся глупый ропот о поджогах. Грабительство возросло вдвое против прежних размеров».
Хроникер предает огласке лишь незначительную часть имевших место злоупотреблений: «Мне не стать, да и не сумею я, рассказывать об иных вещах. Об административных ошибках рассуждать тоже не мое дело, да и всю эту административную сторону я устраняю совсем… Многое обнаружится назначенным теперь в нашу губернию следствием, стоит только немножко подождать».
«Два центра существовать не могут, — негодует Лембке, — а вы их устроили два — один у меня, а другой у себя в будуаре… но я того не позволю, не позволю!! В службе, как и в супружестве, один центр, а два невозможны…»
«Флибустьеры… бунтовщики… розог!» — так отреагировал Лембке на толпу шпигулинских рабочих перед губернаторским домом. Розги, явившиеся «как-то уж слишком поспешно», и были знаком истинных убеждений губернатора, одобренных местными консерваторами. «Так-то бы и сначала, — говорили сановники. — А то приедут филантропами, а кончат все тем же, не замечая, что оно для самой филантропии необходимо».
Здесь важны показания Хроникера: «Если бы не самомнение и честолюбие Юлии Михайловны, то, пожалуй, и не было бы всего того, что успели натворить у нас эти дурные людишки. Тут она во многом ответственна!»
Еще в 1914 году С. Н. Булгаков задумывался о духовном диагнозе той группы интеллигенции, которой принадлежала руководящая роль в русской революции: «Вопрос этот, который за четверть века до революции (речь идет о революции 1905 года. — Л. С.) с таким изумительным ясновидением поставил Достоевский, можно на язык наших исторических былей перевести так: представляет ли собою Азеф-Верховенский и вообще азефовщина лишь случайное явление в истории революции, болезненный нарост, которого могло и не быть, или же в этом обнаруживается коренная духовная ее болезнь? Речь идет, таким образом, не о политическом содержании революции и не о полицейской стороне провокации, но о духовном ее существе. Страшная проблема Азефа во всем ее огромном значении так и осталась неоцененной в русском сознании, от нее постарались отмахнуться политическим жестом. Между тем Достоевским уже наперед была дана, так сказать, художественная теория Азефа и азефовщины, поставлена ее проблема» (Булгаков С. Русская трагедия. — «Русская мысль», кн. IV, 1914, с. 23).
Именно Кармазинов, «умнейший в России человек», «ума почти государственного», укрепляет в Петруше (которого считает коноводом всего тайно-революционного в целой России, посвященным в секреты русской революции и имеющим неоспоримое влияние на молодежь) уверенность в неизбежности «смуты великой». Именно ему, Кармазинову, которому надо успеть «выселиться из корабля» до того, как «начнется», Петруша открывает тайну сроков: «К началу будущего мая начнется, а к Покрову все кончится».
Один из персонажей романа, участник сходки у «наших», хромой учитель резонно отмечает: «…разговоры и суждения о будущем социальном устройстве — почти настоятельная необходимость всех мыслящих современных людей. Герцен всю жизнь только о том и заботился. Белинский, как мне достоверно известно, проводил целые вечера с своими друзьями, дебатируя и предрешая заранее даже самые мелкие, так сказать кухонные подробности в будущем социальном устройстве».
Любопытно ироническое наблюдение поэта Олжаса Сулейменова: «Учение Фурье еще в XIX веке получило репутацию наивной утопии, но образные представления о социализме у Фурье и Сталина странным образом совпали. Если почитать книги, посмотреть фильмы и спектакли тех лет (30-х годов. — Л. С.), создается впечатление, что у нас основой экономически-социального проектирования был именно четвертый сон Веры Павловны… Этот текст и тональностью, и стилем очень похож на сценарии наших фильмов о колхозной жизни 30-х — начала 50-х годов, от «Трактористов» и до «Кавалера Золотой Звезды» («Советская культура», 1988, 7 октября).
Общество, созданное Нечаевым, — «Народная расправа» — также имело своей эмблемой топор.
Политические процессы 60-х годов. М. — Пг., 1923, с. 264, 269.
Полонский Вяч. Николай Ставрогин и роман «Бесы». — В кн.: Полонский Вяч. Спор о Бакунине и Достоевском. Л., 1926, с. 173.
Знаменательно, что левые критики сразу берутся за коренной вопрос — о пригодности наличного «человеческого материала» к будущему земному раю. И если «центр» считает, что этот материал в принципе нуждается в переделке, то «левые» посягают на генотип человечества, стремясь добиться органического перерождения человека, «переменить личность на стадность». В этой иерархии Лямшин, с его предложением не нянчиться с человечеством, а девять десятых его взорвать, конечно, «ультра», бес из бесов. В контексте дискуссии у «наших» контрапунктом звучит диалог Тихона и Ставрогина (из черновых материалов к роману):
«Архиерей доказывает, что прыжка не надо делать, а восстановить человека в себе надо (долгой работой, и тогда делайте прыжок).
— А вдруг нельзя?
— Нельзя. Из ангельского дела будет бесовское» (11, 195).
Смысл решения в духе Петра Степановича точно формулирует сторонник Шигалева, хромой: «Нам вот предлагают, чрез разные подкидные листки иностранной фактуры, сомкнуться и завести кучки с единственною целию всеобщего разрушения, под тем предлогом, что как мир ни лечи, все не вылечишь, а срезав радикально сто миллионов голов и тем облегчив себя, можно вернее перескочить через канавку». Петр Степанович возражает: «Кричат: «Сто миллионов голов», — это, может быть, еще и метафора, но чего их бояться, если при медленных бумажных мечтаниях деспотизм в какие-нибудь во сто лет съест не сто, а пятьсот миллионов голов?»
«Ну и наконец, самая главная сила — цемент, все связующий, — это стыд собственного мнения, — прогнозирует Петр Степанович перед сходкой. — Вот это так сила!.. Ни одной собственной идеи не осталось ни у кого в голове! За стыд почитают».
Едва добившись «морально-политического единства», Петр Степанович изощренно издевается над «единомышленниками», презирая их за головокружительно легкую победу: «Вот вы все таковы! Полгода спорить готов для либерального красноречия, а кончит ведь тем, что вотирует со всеми!.. А, может, потом и обидитесь, что скоро согласились? Ведь это почти всегда так у вас бывает».
«Ах, как жаль, что нет пролетариев! — бросает загадочную в контексте времени фразу Петр Верховенский. — Но будут, будут, к этому идет…»
Так использует Петр Верховенский интеллект Шигалева и жажду общественной деятельности членов пятерки, нравственный порыв Виргинского и фанатическую веру в «общее дело» Эркеля, легкомыслие Юлии Михайловны и глупость Лембке, смерть Шатова и самоубийство Кириллова, тайну брака Ставрогина и его страсть к Лизе.
Как именно Петр Степанович будет поддерживать режим правления, ясно из признания самого верного и фанатически преданного ему исполнителя убийства Эркеля: «Я пойму, что вам нужно сберечь свою личность, потому что вы — все, а мы — ничто».
«Тот самозванец, которого хочет найти в Ставрогине Верховенский, конечно, есть он сам, а еще более тот, кто им владеет, — настоящий и подлинный самозванец», — писал С. Н. Булгаков (Русская трагедия, с. 22).
Переверзев В. Достоевский и революция. — «Печать и революция», 1921, № 3, с. 9, 7.
Подозрения Ставрогина, что опасность может грозить и лично ему, подтверждаются позже. «Теперь ты мне сызнова угрожаешь и деньги сулишь, на какое дело — молчишь, — произносит перед Верховенским свою обличительную речь Федька Каторжный. — А я сумлеваюсь в уме, что в Петербург меня шлешь, чтоб господину Ставрогину, Николаю Всеволодовичу, чем ни на есть по злобе своей отомстить, надеясь на мое легковерие. Из этого ты выходишь первый убивец».
«Пожалуйста, не смейтесь, — убеждает Ставрогин Шатова, — он (Петруша. — Л. С.) очень в состоянии спустить курок… По-моему, тут уж нечего обижаться, что опасность грозит от дураков; дело не в их уме: и не на таких, как мы с вами, у них подымалась рука».
Корнилова-Мороз А. И. Перовская и кружок чайковцев. — В кн.: Революционеры 1870-х годов. Л., 1986, с. 76—77
Революционеры 1870-х годов, с. 14–15.
Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1966, с. 272–273.
Михайловский Н. К. Литературные и журнальные заметки. — «Отечественные записки», 1873, № 2, отд. II, с. 323.
Там же, с. 331.
«Убийство Иванова и все обстоятельства, с ним связанные, публикация в прессе расшифрованного «Катехизиса» способствовали почти единодушному осуждению и резкой критике деятельности Нечаева и его общества радикальной и революционной интеллигенцией России. Н. К. Михайловский, Г. А. Лопатин, В. И. Засулич, А. И. Герцен и многие другие оставили недвусмысленно ясные отрицательные оценки «нечаевщины» (12, 195), — утверждают комментаторы ПСС.
Цит. по кн.: Пирумова Н. Бакунин. М., 1970, с. 330.
Там же, с. 310.
Там же, с. 332.
Там же.
Революционеры 1870-х годов, с. 77.
Там же, с. 26
Революционеры 1870-х годов, с. 26.
«Всем станет ясно, как день, что пропаганда совершенно бессильна дать что-нибудь заслуживающее название результатов», — писал, например, С. Кравчинский (там же, с. 42).
Та же самая В. Н. Фигнер писала о том, что теория Нечаева «цель оправдывает средства отталкивала нас, а убийство Иванова внушало ужас и отвращение» (Фигнер В. Н. Полн. собр. соч., т. 1. М., 1932, с. 91).
И сегодня потрясает хронология террора — 1878–1879: 1 февраля 1878-го — убийство шпиона Никонова, 23 февраля — покушение на товарища прокурора киевского окружного суда Котляревского, май — убийство киевского жандарма Гейкинга, август — С. Кравчинский на улице закалывает кинжалом шефа жандармов Мезенцова. Февраль 1879-го — убийство харьковского губернатора Кропоткина, март — убийство шпиона Рейнштейна и покушение на шефа жандармов Дрентельна, 2 апреля — А. К. Соколов стреляет в Александра II.
Гинев В. Н. Блестящая плеяда. — В кн.: Революционеры 1870-х годов, с. 52.
Революционеры 1870-х годов, с. 352.
Революционеры 1870-х годов, с. 352.
Там же, с. 355.
Там же, с. 356.
Там же, с. 357.
Революционеры 1870-х годов, 357.
Там же, с. 363.
Трифонов Ю. Нетерпение. Повесть об Андрее Желябове. М., 1973, с. 468—469.
Цит. по кн.: Пирумова Н. Бакунин, с. 332.
Иванов Вячеслав. Собр. соч., т. IV. Брюссель, 1987, с. 607.
Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20-ти т., т. 9. М., 1966, с. 413.
Достоевский Ф. М. Статьи и материалы. Под ред. А. С. Долинина, Пг., 1922, с. 1.
Антокольский П. «Петербург» Андрея Белого. Послесловие. — кн.: Белый Андрей. Петербург. М., 1978, с. 335. В дальнейшем цитаты из романа даются по этому изданию.
Там же.
Иванов Вячеслав. Ук. соч., с. 619. Двумя годами раньше, в 1914 г., С Н. Булгаков утверждал: «Петербург»…оказывается как бы прямым продолжением «Бесов», и это тем более поразительно, что, очевидно, лишено преднамеренности» (Булгаков С. Русская трагедия. — «Русская мысль», 1914, кн. IV, с. 6).
Среди убитых — два министра внутренних дел, Сипягин и Плеве, министр просвещения Боголепов, генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, член Государственного Совета тверской генерал-губернатор граф А. Игнатьев, уфимский губернатор Богданович, санкт-петербургский градоначальник фон Лауниц, военный прокурор Павлов и другие.
Булгаков С. Русская трагедия, с. 23.
Мы намеренно обходим проблему других влияний — Пушкина, Гоголя, которые очевидны при чтении «Петербурга» и которым посвящена специальная литература (см., например: Долгополов Л. К. Творческая история и историко-литературное значение романа А. Белого «Петербург». — В кн.: Белый Андрей. Петербург. Л., 1981).
Ф. М. Достоевский в русской критике. М., 1956, с. 389–400. Далее все цитаты из Горького приводятся по этому изданию.
Луначарский А. В. О Достоевском. — В кн.: Ф. М. Достоевский в русской критике. М., 1956, с. 434.
Там же, с. 399.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 28. М., 1954, с. 348.
Ф. М. Достоевский в русской критике. М., 1956, с. 386. В дальнейшем статьи Горького о Достоевском цитируются по этому изданию.
«Литературное обозрение», 1988, № 12, с. 89. В дальнейшем все цитаты из публицистических статей М. Горького в «Новой жизни» даются по изданию: «Литературное обозрение», № 9—10, 12, с использованием цитат А. М. Горького из предисловия И. И. Вайнберга «Революция и культура» («Литературное обозрение», № 9—10).
Переверзев В. Достоевский и революция. — «Печать и революция», 1921, № 3, с. 6.
«Литературная газета», 1935, 24 января; «Правда», 1935, 24 января.
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989, с. 244.
Цит. по: «Литературное обозрение», 1988, № 12, с. 99.
См.: Баранов В. «Да» и «нет» Максима Горького. «Советская культура», 1989, 1 апреля.
Сталину была хорошо известна брошюра Горького «Из прошлого. О русском крестьянстве», в которой писатель объяснял жестокость форм революции исключительной жестокостью русского народа и предвещал, что «вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень — все те, почти страшные люди… и место их займет новое племя — грамотных, разумных, бодрых людей» (издание И. П. Ладыжникова, Берлин, 1922, с. 218).
Баранов В. «Да» и «нет» Максима Горького, с. 9.
См.: «Вопросы литературы», 1989, № 3–5.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 25. М., 1953, с. 228.
Баранов В. «Да» и «нет» Максима Горького, с. 9.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 27. М., 1953, с. 125.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 27. М., 1953, с. 126.
Там же, с. 390.
Там же, с. 385.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 27. М., 1953, с. 385.
Там же, с. 463.
Там же, с. 465.
«Вопросы литературы», 1989, № 5, с. 183.
Горький М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 27. М., 1953, с. 466.
Там же, с. 430.
«Вопросы литературы», 1989, № 5, с. 183.
Булгаков С. Русская трагедия. — «Русская мысль», 1914, кн. IV, с. 2.
Волошин М. Избранные стихотворения. М., 1988, с. 18.
Там же. с. 19.
См. сон Раскольникова: «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселяющиеся в тела людей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими… Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали… Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе…»
Волошин М. Избранные стихотворения. М., 1988, с. 358.
Волошин М. Избранные стихотворения. М., 1988, с. 21.
Письма В. Г. Короленко к Луначарскому цитируются по изданию: «Новый мир», 1988, № 10, с. 198–218.
«Если б даже и справедлива была ваша программа, — возражает, например, сыну Степан Трофимович Верховенский в черновой программе «Вопросов и ответов», — то она веками может быть принята, веками мирного практического изучения и развития… Неужели же вы не видите, что подобное перерождение человека, какое вы предлагаете, и лично, и общественно не может совершиться так легко и скоро, как вы уверены» (11, 103–104).
«Необходимо лишь необходимое — вот девиз земного шара отселе», — провозглашает Петр Верховенский; исчезновение необходимого, как показывает Короленко, прямое следствие этого девиза.
«Даугава», 1989, № 3, с. 103. Цитаты из «Окаянных дней» Бунина приводят® по этому изданию (.№ 3, 4, 5).
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века, с. 288.
«Юность», 1989, № 3, с. 47. В дальнейшем все ссылки на повесть Б. Савинкова даются по этому изданию.
Замятин Евгений. Мы. — «Знамя», 1988, № 4–5. В дальнейшем роман цитируется по этому изданию.
Зазубрин Владимир. Щепка. Повесть о Ней и о Ней. — «Сибирские огни», 1989, № 2, с. 11–12. Предисловие В. Правдухина, с. 4–5. Далее повесть цитируется по этому изданию.
Оруэлл Джордж. 1984. — «Новый мир», 1989, № 2, 3, 4. Все цитаты из романа даются по этому изданию.
Можаев Б. Мужики и бабы. — «Дон», 1987, № 1–3. Далее роман цитируется по этому изданию.
Сучков Б. Л. Великий русский писатель. — В кн.: Достоевский — художник и мыслитель. М., 1972, с. 20.
Как продвинулись, как осмелели богохульствующие тихановцы по сравнению со своими предшественниками из «Бесов», другой провинциальной хроники. Можно ли сравнивать: «В одно утро пронеслась по всему городу весть об одном безобразном и возмутительном кощунстве. При входе на нашу огромную рыночную площадь находится ветхая церковь Рождества богородицы, составляющая замечательную древность в нашем древнем городе. У врат ограды издавна помещалась большая икона Богоматери, вделанная за решеткой в стену. И вот икона была в одну ночь ограблена, стекло киота выбито, решетка изломана и из венца и ризы было вынуто несколько камней и жемчужин… Но главное в том, что кроме кражи совершено было бессмысленное, глумительное кощунство: за разбитым стеклом иконы нашли, говорят, утром живую мышь».