Проходя по Бродвею, Джонни заметил маленький магазинчик, расположенный на Седьмой авеню между Сорок пятой и Сорок шестой улицами. И когда шум движения на мгновение утих, он услышал музыку, доносящуюся из динамика, висевшего над его входом. Хозяин крутил записи не столько для развлечения гуляющих по Таймс-сквер, сколько для привлечения покупателей.
Джонни остановился у перехода и стал ждать зеленого света. Наконец он зажегся, и, когда Джонни стал пересекать улицу, из динамиков донеслось: «Я люблю леденцы на палочке…»
Продолжение песни потонуло в реве моторов. Джонни резко остановился, и такси, которое в эту минуту поворачивало на Бродвей, чуть не сбило его. Водитель бросил вслед ему несколько грязных ругательств, но Джонни, не обращая на него внимания, двинулся дальше. Выйдя наконец к магазину, он стал вслушиваться в слова. Голос продолжал: «Я люблю леденцы на палочке, сладкие и липкие, сладкие и липкие, леденцы на палочке».
Джонни вошел в магазин. К нему тут же подбежал продавец:
— Чем могу помочь?
— «Я люблю леденцы на палочке…» — как пароль процитировал Джонни начало песни.
— Конечно, сэр, — сказал продавец, заметно огорчившись.
Он вернулся к прилавку, который занимала высокая стопка пластинок. Взяв одну из них, он назвал цену:
— Один доллар девяносто пять центов…
— Можно хоть сначала ее послушать? — спросил Джонни.
— Конечно, — ответил продавец и тяжело вздохнул. Подавая пластинку Джонни, он сказал: — Можете прослушать ее в любой из этих кабинок, но, если вам не трудно, прикройте за собой дверь.
— А вы разве не любите музыку? — удивился Джонни.
— В том-то и беда, что люблю, — грустно отозвался продавец пластинок.
— Может быть, вы не считаете это за музыку?
— Я здесь работаю, и моя обязанность — продавать пластинки, — объяснил он. — Раз в две недели мне случается продать хорошую вещь. Обычно же у меня только и покупают, что рок-н-ролл вроде того, что попросили вы.
Джонни усмехнулся. Устроившись в кабинке, он внимательно рассмотрел конверт, на котором значилось: «Музыка и слова Эла Доннелли. Исполняет Элвин Ли». Установив проигрыватель, Джонни посмотрел на продавца сквозь толстое стекло кабинки. Тот внимательно следил за ним. Джонни закрыл звуконепроницаемую дверь и включил воспроизведение.
«Я люблю леденцы на палочке, сладкие и липкие, сладкие и липкие, леденцы на палочке», — тут же зазвучал низкий голос.
Джонни достал из кармана текст песни, написанный покойным Вилли Воллером, и стал сверять его с тем, что пел исполнитель. Слова «фруктовая ириска» были заменены по всему тексту на «леденцы на палочке», в остальном же песни ничем не различались.
Джонни дослушал пластинку до конца, снял ее с проигрывателя и положил обратно в конверт. Выйдя из кабинки, он поймал на себе вопросительный взгляд продавца.
— Отлично! — воскликнул Джонни с показным восторгом. — Песня станет хитом.
— Это уже хит, — сообщил ему продавец. — Она появилась на прошлой неделе и теперь занимает первое место по продажам.
— А вы продаете ноты к песням? — спросил Джонни. — Хочу попробовать сыграть ее на своем инструменте.
Продавец прошел к одному из стендов и достал из толстой пачки лист с нотами. Джонни взглянул. «Я люблю леденцы на палочке. Музыка и слова Эла Доннелли» — было написано сверху. Далее было указано: «Издательство „Лэнгер“».
— Что у вас появляется раньше: пластинки или ноты? — спросил Джонни.
— Откуда мне знать? Я здесь просто работаю, — пожав плечами, сказал продавец.
— Здесь указано имя исполнителя: Элвин Ли. На ваш взгляд, у него хороший голос?
— Как у зазывалы!
Выйдя из музыкального магазина, Джонни заглянул в табачную лавку на углу и нашел по справочнику адрес фирмы «Дэйзи рекордс». Она оказалась на Пятой авеню.
Он прошел по Сорок шестой улице, пересек Шестую авеню и добрался до Пятой. В двух кварталах от него возвышался сверкающий небоскреб из стали и бетона. Указатель внутри гласил, что «Дэйзи рекордс» занимает два этажа — двадцать первый и двадцать второй. Руководство располагалось на двадцать втором.
Когда Джонни вышел из лифта на двадцать втором этаже, ему показалось, что он попал в сумасшедший дом. Приемная была забита музыкантами, коммивояжерами, певцами, композиторами, другими странными людьми. Многие из присутствовавших были бородаты. Большинство женщин были худощавы. Платья некоторых из них были сшиты словно из мешковины, одежда же других представляла собой бесформенные разноцветные изделия, какие носят на Гавайских островах.
В углу настраивала инструменты группа музыкантов. За столом в приемной возвышалась очень худая секретарша за сорок. Джонни отметил ее накладные ресницы и фиолетовую помаду.
— Я к боссу, — сказал ей Джонни.
— Сгинь, — бросила секретарша.
Джонни расплылся в широкой улыбке:
— Скажи боссу, чтобы он перестал резвиться. К нему пожаловал Джонни Флетчер для важного разговора.
— Кто такой Джонни Флетчер?
— Смеешься?
— Еще бы! Я смеюсь целый день, иначе на этой работе можно спятить. Так кто такой Джонни Флетчер?
— Я, крошка.
— Ты, крошка?
— У тебя неплохо выходит, крошка. А теперь скажи в свой аппарат, — Джонни указал на телефон, — мистер босс, к вам идет мистер Флетчер.
Секретарша с сомнением посмотрела на Джонни, но все же сняла трубку и набрала двузначный номер.
— Мистер Прескотт, пришел Джонни Флетчер… хорошо…
Она зажала трубку ладонью и обратилась к Джонни:
— Он спрашивает, кто такой Джонни Флетчер.
— Узнаю босса, — усмехнулся Джонни. — Всегда шутит. Скажи ему, что я — приятель Эла Доннелли.
Она повторила слова Джонни, кивнула и положила трубку на место:
— Проходите.
— Я знал, что это сработает. Эл велик. Где сидит босс?
— У себя в кабинете.
Джонни прошел через вертушку и зашагал по коридору. За одними дверями проигрывали какие-то записи, за другими, похоже, пели вживую. Вдруг из одного офиса раздались звуки трубы. Джонни сперва отпрянул, чуть не потеряв равновесия, но потом продолжил идти вперед, полагая, что кабинет шефа должен располагаться в конце коридора.
Он оказался прав. Коридор заканчивался дверью с надписью: «Мистер Прескотт. Управление делами».
Джонни открыл дверь и увидел очень толстого мужчину с усами, сидевшего на стуле без подлокотников за письменным столом, заваленным бумагами.
— Кто ты? — резко спросил он.
— Джонни Флетчер.
— Ты сказал, что тебя послал Эл. Он ушел отсюда полчаса назад. Ты пришел за его чековой книжкой?
— Вот умора! — сказал Джонни. — Помнишь то время, когда у Эла еще не было чековой книжки?
— Не тяни! — отрезал толстяк. — У меня работа стоит. Что нужно Элу?
— Речь не об Эле, а обо мне, — уточнил Джонни.
— Да? А кто ты такой?
— Ну что ж, начнем сначала. Меня зовут Джонни Флетчер. Я пришел предложить сделку. Мы оба знаем, что Эл присвоил себе песню «Леденцы на палочке».
— Вон отсюда! — завопил толстяк Прескотт.
— Я-то уйду, но вместо меня придут мои адвокаты, и тебе это встанет вдвое дороже. Я же сейчас готов обсудить компенсацию.
Толстяк щелкнул пальцами.
— Эл предупреждал меня, — сказал он, — что придет какой-то шутник и заведет речь об украденной песне. Только фамилию он называл другую: Стрэгг или Брэг…
— Крэгг, — поправил его Джонни. — Он мой деловой партнер, и я пришел от его имени. Он владеет правами на песню «Фруктовая ириска», которую украл Эл…
— Выметайся отсюда! — вновь закричал Прескотт. — Если не уберешься сам, то встану я, и ты пролетишь прямо сквозь дверь.
— Мое предложение — сто тысяч долларов, — спокойно сказал Джонни, — однако сюда следует добавить гонорары адвокатов, судебные издержки…
Прескотт вскочил на ноги. Стул, на котором он сидел, отлетел назад. Прескотт обладал телом чудовищных размеров — метра два ростом и весом куда более ста килограммов.
Он выбирался из-за стола. Джонни бросил последний взгляд на приближающегося к нему гиганта и пустился наутек. Выбежав в коридор, он захлопнул за собой дверь и столкнулся нос к носу со стильным юношей, на подбородке которого пробивались первые волоски растительности.
— Привет, — сказал юноша, — я все слышал. Старик Том чуть не сцапал тебя, да?
— Что? — не понял Джонни.
Молодой битник показал пальцем на кабинет Прескотта и повторил:
— Старик Том. Я слышал его голос.
Джонни усмехнулся:
— А ты что здесь делаешь?
— Просто тусуюсь.
И тут битник вдруг потерял интерес к Джонни Флетчеру — из-за двери ближайшего к ним офиса полилась музыка, и юноша принялся щелкать пальцами ей в такт. Джонни достал из кармана монету в пятьдесят центов и бросил на пол. Юноша еще четыре раза щелкнул пальцами, прежде чем нагнулся и взял пятидесятицентовик.
— Это на что?
— На еду голодающим, — сказал Джонни. — Знаешь Эла Доннелли?
— Я знаю, а он нет.
— Что значит «он нет»?
— Я иногда встречаю его, но он не разговаривает с такими, как я. Он общается только с большими людьми, вроде старика Тома.
— А ты знаешь парня по имени Вилли Воллер?
Юноша сложил ладони лодочкой и жестом изобразил нырок.
— Он — мертвец!
— Вилли когда-нибудь заходил сюда?
На этот раз битник показал, как дают пинок.
— Он-то приходил, да его никто не слушал. Он был ничего парень.
— А ты слышал его песни?
Парень быстро оглянулся и сказал:
— Добавил бы деньжат-то…
Джонни порылся в кармане, но в нем звенели только мелкие монеты. Тогда с мрачным видом он протянул парню долларовую бумажку. Тот быстро схватил ее:
— За такие деньги я даже спеть могу.
— Когда Воллер заходил сюда последний раз?
— Сегодня — это сегодня, — начал перечислять битник, — вчера было вчера, а позавчера…
— Пришлось на позавчера! — закончил за него Джонни.
— Точно! Позавчера!
— К кому он приходил?
— К нему самому, к старику Тому. Слышал бы ты, как они там друг на друга кричали. Но старик Том, видимо, одержал верх, потому что Вилли пулей вылетел из кабинета и орал как резаный. Вот так…
Неожиданно битник бросился бежать, крича во все горло, и куда-то исчез. Джонни покачал головой и пошел к выходу.