Без мужика

«Нема раю…»[1]

…Но полноту бытия давали только деньги. Да, да, деньги, грубые деньги. Ни розовый свет, ни фиалковые сумерки, ни случайно услышанная прекрасная музыка. А деньги, деньги, пятерки и десятки, двадцатки и пятидесятки. Тот кретин, который сказал, что «не в деньгах счастье», сам, видимо, имел их достаточно. А в чем же оно, счастье? Ах да, в общении! Та що вы говорите? Сидеть с такой же, как ты, голодной подругой за чашечкой жидкого кофе и обговаривать новинки философской литературы! Наконец-то переведено полное собрание сочинений Гадамера! Посидел бы этот разумник без денег хотя бы неделю! Только с деньгами жизнь приобретает краски, запахи, вкус. И все равно, что деньги закончатся через три дня и все вернется на круги своя. Хотя бы сегодня, когда выплатили зарплату, ты человек, а не животное, которое давно не кормили. Появилось то дополнительное измерение жизни, которое дает возможность выбора. Можно купить кило сосисок, а можно — полкило шинки. Можно сделать широкий жест, купив два билета на спектакль гастролирующего театра и пригласить приятельницу, которой вообще никогда не платят. А еще нужно купить полкилограмма ливерки для котяры, который подрядился ходить на обед к соседям, у которых живет овчарка. «В благотворительную столовую», — шутит муж. «Вот бы и тебя где-нибудь кормили!» — думает тогда Гелена. И муж читает ее мысли. Она давно уже не спешит домой к голодному мужу на диване. Но без денег — все равно нужно идти домой, потому что больше — некуда. Сегодня же можно будет походить по магазинам, выбрать помаду и крем для лица. А потом зайти в приличную кофейную, заказать пятьдесят грамм и две хороших конфеты и, мечтательно потягивая янтарную жидкость, думать о жизни вообще, а не о том, как жить дальше.

Медленно падает снег, спокойный и розоватый. Он уже прикрыл наготу каменных кариатид. Вверху загорелось первое янтарное окошко. Знакомая улица, по которой хожено тысячу раз, снова стала далекой страной из детской книжки. Не хотелось нырять в сумрак накуренного кафе — прочь от этого снега, от смеси синей и розовой красок. Из уличного телефона-автомата Гелена набрала номер подруги, и лирику улицы вмиг разнес шквал оглушающих новостей… Оксана Краецкая выходит замуж. За бельгийца Рона. Ты что, ничего еще не знаешь? Эти никчемные законные жены только и держат в голове, как прокормить своих законных тунеядцев, ну и что же у вас сегодня на ужин? Творожная запеканка с изюмом по бабушкиному рецепту? А творог ты растираешь деревянной ложкой или перекручиваешь в мясорубке, чтоб драгоценный за это сделал тебе ненужного ребенка? А кто-то в это время лакомится мясом маренго — это тебе не…

— Послушай, Яна, про деревянную ложку я уже слыхала, но какое еще мясо маренго, что за поток сознания…

— Знаю я вас, преданных и любящих. Варите, парите, толчете деревянными ложками, крутите мясорубки, а свободных женщин тем временем угощают мясом маренго в лучших ресторанах Европы. Хотя, конечно, вина в Бельгии своего нет, если бы они не носились с экспортом, но во Франции, особенно в Провансе, да и в Перигоре…

— Яна, ты пьяна? Что ты городишь, какой Прованс, какой Перигор? Ты что — только оттуда?

— Это вы, законные жены, только и делаете, что перетираете домашний творог деревянными ложками…

— А свободные женщины едят мясо минегро…

— Ой, ой, кандидат наук… минегро! ма-рен-го! Ты где сейчас?..

И вот вместо прокуренной кофейной Гелена сидит у Яны на кухне. Значит, так… Оксана Краецкая… Сколько парней у нее было? А замуж не выходила.

— А может, не брали?

— Молчи, законная жена! Пойди перетри творог деревянной ложкой милому мужу для запеканки!

— Что ты привязалась к этой ложке? Я никогда не готовлю запеканку! Мы с Артемом не отягощаем себя бытом! И в рестораны ходили, когда были лучшие времена!

Деревянная ложка для перетирания домашнего творога для Яны является символом женского закрепощения. Когда-то Яна собиралась замуж за некоего Адрияна. И его мать озабоченно спросила будущую невестку, знает ли она, что творог для запеканки нужно перетирать деревянной ложкой, упаси боже, не металлической, а то у Адрияши может быть аллергия. Яна тогда ответила, что бьет мужчин по лбу той ложкой, какая оказывается под рукой, чем мгновенно разладила свой будущий брак. И не жалеет об этом. Ну что бы с этим браком было сейчас? Она достает кипу ярких фотографий, раскладывает их веером перед Геленой, но это еще не все, вот-вот Роже ей еще пришлет, а пока она собирает документы для оформления брака, ну и бюрократы эти французы! Одно хорошо, дочку Людоньку Яна родила вне брака, и поэтому не нужно брать разрешение на ее выезд от — прости Господи! — ее папашки, а вот у Нели Тимченко эта проблема есть.

— И Нелька тоже встречается с французом?

— Нет, у нее датчанин! Ты представляешь? Дания! Там вообще никто не был!

Гелена вспомнила недавний розовый снег на Ярославовом валу, когда знакомая улица стала похожей на иллюстрации к «Снежной королеве». Радостное возбуждение, возникшее в связи с получением денег, прошло. Охватила влекущая зависть к новым измерениям чужой жизни.

— И где вы понаходили этих иностранцев?

— Кто где.

— И у всех все так хорошо сложилось?

— У кого как. Среди них тоже много жлобов. А главное — скряг. Но все равно, девчонки мир увидели, опыт приобрели. Можно искать дальше! Нужно, чтоб мужчины у тебя были, но к ним не надо относиться серьезно, — выдает свое жизненное кредо Яна. — Ой, чем же мне тебя угостить — ты же после работы!

У безалаберной Яны не нашлось ничего путного поесть, а угощать подругу банальной колбасой и ординарным сыром — это себя не уважать. Вот только чай с бергамотом может подойти. От Яны Гелена уходит затемно. Мечтательный искристый снег превратился в фатальный снегопад. Он летит в лицо, нервно бьется вокруг редких фонарей. Идти трудно, так много снега под ногами, а домой не хочется.

Пятнадцатилетний сын звонил ей на работу, что идет на день рождения. Она разрешила ему взять из супницы в серванте последнюю десятку, потому что сегодня вечером будет что положить туда вновь. Гелена проверила, на месте ли во внутреннем кармане деньги. Столько стоят духи, которые Роже подарил Яне после того, как они впервые… Артем тоже приносил раньше Гелене «Фиджи». Как обесценились некоторые вещи с тех пор, когда, после занятий на первых городских курсах иностранных языков, Гелену встречал не сомнительный кавалер, а уже законный муж. Тогда девочки завидовали молодой жене, молодой маме чудесного малыша, с которым по очереди сидели обе бабушки, пока родители учились в университете, на курсах, в аспирантуре… А теперь бабушки отказались от банально непочтительного внука с культовым для его среды плейером в ушах. Мать же Артема вообще вышла замуж за своего соседа, забрала его к себе, а свободную квартиру сдает посуточно разным сволочам. Когда Гелена, бывает, видится со свекровью, та ругает чужого, невыносимого и никчемного Матвеевича. Чтобы невестка оценила, на какую жертву пошла мать, чтобы хоть изредка подбрасывать сыну немного денег, лишь бы гонористая Гелена не выгнала к бесу уже три года как безработного Артема.

В ночном магазине Гелена купила кило сосисок и полкило ли верки для кота. А потом махнула рукой — один раз живем! — и взяла банку испанских оливок, датских мидий и бутылку французского вина. Хлеб дома должен еще быть. Впрочем, когда нет другой еды, его поедают тоннами. Так что купила и длинный багет, и заграничный кекс в целлофане. А еще — бутылочку соуса, виски и банку сладкой кукурузы. Один раз живем!

Муж, со своей койки, смущенно смотрит, как жена накрывает на стол. Гелена знает: он думает, дадут ли ему. Когда видит, что жена поставила на стол две тарелки, осторожно замечает:

— Сын на дне рождения, вернется сытый.

— Я знаю.

— Тебе чем-нибудь помочь?

— Принеси свечки, они на пианино.

Муж, пряча в сумраке счастливое лицо, выковыривает из подсвечника огарки, ставит и зажигает новые свечи. Сколько раз Гелена садилась ужинать только с сыном, беззаботно бросив:

— Папа весь день дома, он уже давно поел.

А сегодня она, хоть и вернулась поздно, решила накормить и его. Ого, вино! Еще и заморское!

— Ну а пробку ты сама не вытащишь, тут уж позволь мне! За что пьем?

— Не знаю…

— За твою зарплату?

— Это тривиально. За нашу давнюю молодость.

— Мы и сейчас молодые…

Артем продолжает разливать вино. Это их свадебные бокалы. Тогда, больше пятнадцати лет назад, разве они думали, что дойдут до такой жизни? Уже и забыли, когда в последний раз вместе садились за стол. Забыли и когда вместе ложились в постель. Они не ссорились, не ругались, просто однажды ночью, когда безработный муж обнял ее, Гелена раздраженно отрезала, что ей завтра на работу, она устала! Артем среди ночи перебрался на кушетку, где спал их сын до того, как перешел на диван в гостиную. И на следующую ночь Артем постелил себе на подростковой кушетке. С тех пор ему ни разу не намекнули, что он может вернуться. Но сегодняшний вечер плыл вне времени. Горят свечи, в хрустальных бокалах красное вино! Когда-то они были в Тбилиси, пили такой же необыкновенный напиток в ресторане «Дарьял» на проспекте Шота Руставели. Теперь, говорят, в Тбилиси холодно, нет электричества, нет воды и сам проспект полуразрушен. Что-то сейчас в том маленьком ресторане, где на стенах висели копии картин Пиросмани? Свечи оплывают, за окном снег. Звонит телефон, он берет трубку:

— Передай маме, что я выхожу, но мне еще полтора часа ехать.

Сын напомнил про его «второсортный» статус: «передай маме»… Он передает. Гелена улыбается.

— Ну что ж, мы успеем спокойно допить вино.

Свечи горят, догорают, их пламя вытягивается и дрожит. Снег, нападавший на подоконник снаружи, закрыл треть оконного стекла. Когда энное количество лет тому назад у них с Артемом все шло к этому впервые, он не был таким нерешительным… Его руки легли на плечи жены, лицом он зарылся в ее чудесные волосы. Все женщины мечтают о таких волосах. Сидят в парикмахерских, накручивают, травят их химикатами. Но все равно таких кудрей не получается. А у Гелены — свои, от природы. И божественный пепельный цвет, скрывающий первую седину. Сто лет они не целовались. Это все вино из долины Роны — или из долины Луары… Какой благородный хмель от дорогих вин! Скажи Гелена сейчас, что она устала, что ей завтра на работу, а он может себе лежать с утра до вечера, и Артем мгновенно отпустит ее. Но живем один раз — да, один!.. О, Господи, как она по нему истосковалась! Только взрослые люди знают что-то такое, чего не могут знать самые пылкие юные любовники. У Гелены с Артемом долгая память любви, их объединяет очень и очень многое. Солнечные дни были у них не только в юности. Когда начались перемены и все полетело в тартарары, Артему повезло устроиться в экспедиционную партию, работавшую в России, он уезжал надолго, но всегда возвращался с деньгами. Все вокруг копейки считали, а они жили более-менее, потому что хорошие профессионалы всегда выживают. А потом всех нероссиян из экспедиции выгнали, — у вас независимость, так, мол, и сидите себе сами. Артем пришел тогда домой чернее тучи. И что она могла сказать ему? В тот вечер за окном так же шел снег, как и сейчас. А сын, еще не лохматый, еще с детским голосом и без затычек в ушах, сидел над уроками в гостиной. Гелена с Артемом обнялись тогда крепко, как никогда. И дрожь их объятий говорила, что все беды мира можно одолеть, если Мужчина и Женщина вместе.

Свечи из гостиной осторожно плывут в спальную. Объятия становятся значительными и трагическими. Когда-то их супружеская любовь была игривой и задорной, и, казалось, так будет всегда. «Сие есть блуд!» — в соответствующий момент Артем строил из себя пуританина, и они хохотали, прикрывая друг другу рты ладонями, чтоб не проснулся сын в детской кроватке, которую потом сменила подростковая кушетка. Одна свеча догорела. А другая еще горит, хотя зажигали их одновременно. Все происходит так хорошо и так горько. «Словно в последний раз!» Нет, нет, нет, не в последний, не в последний! Никогда не бывает в последний!.. Гаснет и вторая свеча. В окно заглядывает яркий фонарь, окруженный туманными снегами. Считается, что в такие минуты обо всем забываешь. Нет, наоборот, — все схватываешь острее. И запоминаешь навек. И снег, что мечется за окном. И дым, что завис над подсвечником. И слезы на запавших щеках мужа. Он, бывало, неделями не брился. А сегодня — лицо выглядит как прежде… Только похудел. Выпирают плечевые кости. Снег идет… И где этот сын, уже бы должен быть дома… Впрочем, хорошо, что сейчас его нет. Пусть придет через пятнадцать минут. А снега мечутся, и дым над подсвечником стоит, и слова любви такие надрывные… Да, это любовь, любовь…

Почему утром просыпаешься так медленно, а среди ночи — так внезапно? Гелена села на кровати, стала искать халат.

— Боже мой, где он?

— Он вернулся в одиннадцать и уже давно спит. Успокойся, все хорошо.

— Что хорошо? Господи, что на этом свете хорошо?

— Сын вернулся в одиннадцать. Лег спать. Привел кота. Я дал ему сосиску. Он съел и тоже спит. И ты спи.

— Заснешь тут с вами! Он поставил обувь сушиться? В чем он пойдет завтра в школу?

— Сейчас проверю. Лежи.

— А где кот? Надеюсь, не у него в постели?

Муж встал. Пошел в смежную комнату. Кот обиженно замявкал, — очевидно, его все-таки вытащили из теплой постели. Артем вернулся в спальную.

— А бутылка от вина осталась на столе?

— Сейчас пойду уберу.

— Поздно. Какой смысл убирать ее теперь?

Артем снова вышел в соседнюю комнату, потом вернулся к своей подростковой кушетке, где белела смятая постель.

И снова обрыдлая утренняя суета. Гелена и сын собирались на работу, в школу. Артем, как всегда, тоже пришел в кухню, чтобы своим утренним сном не усугублять свою же никчемность. Нужно будет, когда они уйдут, пойти к маме, взять у нее немного денег. Он в который раз пытается сделать сыну бутерброд в школу и в который раз ему дают понять, что он этого не умеет, лучше б и не лез.

Они ушли, оставив грязную посуду и незастланные кровати, а он, как всегда, в доме не убирался. Потому что знал: только начнешь хозяйничать — это уже будет навсегда. А он еще надеялся найти себе достойное место на этом свете. Какое? Конкретика убивает чувство достоинства. Работать по специальности? По какой специальности? Он более десяти лет ездил по экспедициям, не боялся трудностей, спал в палатках, таскал на себе рюкзаки, полные камней и проб грунта. Теперь в этой сфере — кризис. Все это никому сегодня не нужно. Надо срочно менять профессию. Раньше они с Геленой об этом хоть разговаривали:

— Ты хочешь, чтоб я пошел в торговлю (наибанальнейший и самый распространенный сюжет)? В индустрию развлечений (Артем пописывал стихи, сочинял к ним музыку)? В политику (которая считалась наиужаснейшей проституцией и глубочайшим падением)? — спрашивал он Гелену, когда жена, тактично дав ему месяц на реабилитацию после стресса от увольнения, начала потихоньку намекать, что стоило бы заняться поисками работы.

— Ты, как я вижу, никуда не хочешь идти, тебе понравилось дома, — раздраженно говорила Гелена, собираясь на работу.

А потом на эту тему они уже не говорили. Гелена бралась за все работы, где платили — разве Артем отказался бы, если б ему что-нибудь предложили?! Сын рос, у него ломался голос, падала успеваемость, появлялись новые друзья и подруги. Все трое обитателей маленькой квартирки на последнем этаже старого дома в центре города равномерно удалялись друг от друга в разных направлениях. Жена и сын бывали дома все меньше и меньше. А Артем постоянно сидел в четырех стенах. Он мог часами стоять возле окна, тупо наблюдая чужую жизнь в окнах на противоположной стороне улицы. Думал, что становится похожим на старого деда в окне напротив — сколько раз он видел, как тот человек второпях ест на подоконнике, поставив возле себя лампу, отгородившись плотной шторой от тех, кто с ним живет, и голодный Артем завидовал старику: тебе, дед, хоть есть дают…

А когда Артем ходил к матери за продуктами, то всегда вглядывался в глаза прохожих и был уверен, что практически все, кого он встречал по дороге, такие же неприкаянные, как и он. Он видел глаза тех, кто раздает на улице рекламные проспекты. Видел тех, кто ходил по улицам с рекламными плакатами на спине и груди, призывая подключаться к наиновейшей сети мобильной связи или дорого продавать золото и платину. Видел людей с гитарами, что пели в подземных переходах — между прочим, он бы тоже так мог. Посадить на плечо кота, положить перед собой шапку и затянуть:

Он смотрел на бабушек, которые следили за теми, кто беззаботно пил пиво на лавочках в скверах, чтоб вовремя схватить пустую бутылку и бросить в свою сумку. Смотрел, как женщины из окрестных сел — среди них случались неожиданно молодые и красивые — продавали мясо или творог прямо на улице, а потом наспех собирали свои кошелки, быстро убегали от милиции, чтоб встать со своим товаром в другое место — шагах в двадцати от предыдущего, а он глотал слюну, готовый есть их мясо прямо сырым. И снова, и снова смотрел на нищих, как они протягивали жестянки из-под консервов и просили: «Подайте, люди добрые, подайте!» А он ходит по улицам голодный, но не пристраивается к этим попрошайкам, не собирает бутылки, не перепродает носки, купив их оптом, чтоб получить по пятьдесят копеек «навара» с каждой пары. Не раздает рекламные листочки, которые люди тут же выкидывают не читая. Наверное, он еще не дошел до глубины житейской пропасти или же ему, в отличие от этих людей, не хватает настоящего жизненного мужества, когда сам себе говоришь: нужно хоть как-то, но — жить?..

Он возвращался домой с пустыми руками, с камнем на сердце. В начале его безработного существования Гелена оставляла в холодильнике мясо и овощи, из которых можно было сварить суп. Но он никогда не вставал к плите — это был бы крест, на котором его распнут. Потом и Гелена перестала куховарничать, они с сыном ели продукты быстрого приготовления. Но никогда они не ели то, что он приносил от своей матери, косвенно намекая, что это, мол, — его. «Эта банка занимает половину холодильника! Когда уже ее отсюда уберут?» Артем доедал и относил грязную банку назад к матери. Три зимы и три лета прошли в таком молчаливом режиме! И неизвестно, предвидятся ли перемены — к лучшему, к худшему ли, — впрочем, куда уж к худшему! Хотя — всегда есть куда. Например, можно умереть…

Артем был прав, у Гелены и без того проблем хватало. Она работала в организации, занимающейся экологией, на которую, случалось, подбрасывали денег. Преподавала валеологию в коммерческом учебном заведении. А также, поскольку хорошо знала английский, переводила тексты на тему охраны окружающей среды. Денег все равно не хватало. К тому же платили нерегулярно, заказчики ей немало задолжали. Но иногда все-таки платили, и тогда наставали короткие, но бурные периоды жизненного подъема, когда казалось: вот-вот все будет хорошо.

После снегопада транспорт ходит плохо, Гелена опаздывает на свою лекцию, но все равно сохраняет счастливое спокойствие уверенной в себе женщины. Во-первых, вчера заплатили. Несколько дней можно жить спокойно. А потом, даст Бог, заплатят еще. Во-вторых, Гелена ощущает неимоверный прилив энергии от того, что произошло вчера у них с Артемом. Нужно будет почаще кормить его ужином, а потом брать к себе в кровать. Собственно говоря, это их общая кровать. И вообще, он ее законный муж. Сам Бог велел делить с ним ложе. В конце концов, если он опять осточертеет, она его вновь отправит в отставку — подумаешь, горе!

Безсобытийный период жизни закончился. Тот ночной снегопад повлек за собой лавину событий, преимущественно радостных. Заплатили за лекции. Дали аванс за перевод книги «Философия окружающего: антропологический аспект». Плюс одна организация согласилась оплатить ей поездку на месячную евростажировку в университете города Льеж, где была одна из лучших кафедр в Европе по гуманитарным проблемам окружающей среды. Так что надо как-то дожить до весны, а там будет и совсем все хорошо.

— Если ты не найдешь там себе мужика, то будешь последней дурехой, — сказала Гелене Яна. — Можешь подобрать пять-шесть козлов из того региона из списка брачных объявлений, разослать им письма — можно один и тот же текст, только имена менять — а потом назначить встречу уже там.

Но у Гелены не было времени на брачные каталоги. К далеким берегам тянет тогда, когда на родных становится совсем невмоготу. А тут начался подъем. Отовсюду сыпались деньги за давние работы, и, казалось, так будет всегда. Иллюзия полноты бытия делала ее стройнее, улучшала цвет лица. Она постоянно слышала комплименты:

— Пани Гелена! Вы прекрасно выглядите!

Снег уже таял, сквозь грязюку пробивается неприлично запашистая весна. Дома вечером, после изматывающего дня, ее встречает Артем. Снимает с нее пальто, снимает сапоги, шепчет: «Будешь сразу ужинать или немного отдохнешь?» Жаль даже, что нельзя взять его с собой в Льеж.

Они прощались и страстно, и щемяще, и радостно, как в те времена, когда Артем ездил в свои экспедиции. Если бы не частые разлуки — не сберегли бы они так надолго свою любовь. И сейчас все будет, как раньше. Просто так сложилась жизнь, что теперь едет Гелена. Через месяц она вернется, а он будет ждать ее, сладко вспоминая каждое слово и каждое прикосновение в их последнюю ночь перед разлукой.

А Яна все-таки позвонила накануне отъезда:

— Счастливого пути, Гелена! Желаю хороших впечатлений и новых встреч! — Яна сделала особое ударение на «новых встречах».

Когда в ресторане на приеме в честь иностранных специалистов по проблемам экологии голова аж кружилась от разнообразия предлагавшихся блюд и дорогих напитков, Гелена чувствовала гордость, что за это платит не какой-то мелкий буржуа, имеющий половые проблемы, которые он надеется решить с помощью Восточной Европы, а международная научная организация. Вина, шампанское, коньяк, виски смешивались в невероятных пропорциях, но это были высококачественные напитки, от которых наутро ничего не болит. Их поселили в отеле недалеко от Сен-Круа, и, вернувшись к себе, Гелена долго слышала хохот своих коллег в коридоре и торжественное молчание старинного города, где лишь изредка раздавался удар колокола.

Шла первая неделя ее здесь пребывания. Суетная киевская жизнь каким-то образом отошла в ирреальные, потусторонние сферы. Казалось, она испокон веков живет в этом городе, в состоянии светлого и необременительного одиночества. Утром встает рано, пешком идет на работу, а вечером — обратно, по дороге заходя в супермаркет, и, блуждая по огромному залу, выбирает себе что-нибудь на ужин. После ужина стоит возле окна, невольно посматривая в чужие окна на противоположной стороне узкой улочки. Прямо перед окнами ее номера — мансарда, где в окошках нет занавесок. И Гелена видит, как абсолютно седая женщина что-то медленно ест, а потом долго сидит возле неубранного стола, очевидно, не имея сил вымыть свою тарелку и чашку. Гелене казалось, что она знает эту женщину очень давно.

Наступил уикэнд. Организаторы не озаботились тем, как именно проводить стажерам выходные дни, и каждый сам решал, чем ему заняться. Уставшая от киевской суеты, Гелена не стремилась к новым знакомствам. Первый день она одна бродила по старинному городку с туристическим путеводителем в руках, а в воскресенье, устав от хождений по умопомрачительно красивым, но довольно однообразным улочкам в готическом стиле, долго сидела в маленькой кофейне, лениво листая все тот же путеводитель, зная уже все про славных уроженцев славного города Льежа, название которого, оказывается, на фламандском звучит как Льойк.

Кофе был очень хороший, ароматный и крепкий, но после второй чашечки пить его уже не хотелось. Во рту было горько, и Гелена остро ощутила, что ей тоскливо, что здесь, в этой кофейне, в этом спокойном городе, где время остановилось, она напрасно тратит свою жизнь. Кроме нее в кофейне был еще только один посетитель. Он читал газету, потягивая пиво «Августин» из бокала на ножке — специального бокала именно для этого пива. От сознания того, что этот человек смотрит на ее ноги, чувство зряшности жизни усилилось и стало невыносимым. Гелена заплатила за кофе и вышла из кофейни. Она поняла: тот человек заметил, что она разговаривала с официантом по-английски. Когда Гелена медленно пошла по узенькой улочке по направлению к Сен-Ламбер, то услышала, как у нее за спиной хлопнула дверь кофейни.

На следующий день, в понедельник, Гелена все время думала, что надо бы познакомиться с другими стажерами, чтобы не быть такой одинокой в следующие выходные. За обедом подсела к белоруске Асе. Завела с ней разговор ни про что и узнала, что та ездила на выходные аж в Брюгге, ведь когда еще случится побывать в этой стране? А в конце рабочего дня к Гелене подошел доктор Мартин Керт, человек, с которым они работали и который еще в первый день знакомства просил называть его просто Мартом.

Март поинтересовался, не скучала ли Гелена в выходные дни. А потом спросил у нее разрешения представить ей пана Антониуса ван Ремера — владельца магазина антикварной посуды, расположенного недалеко от Сен-Мартина. Этот магазин на протяжении семи поколений принадлежит семейству ван Ремер, а сам Антониус — чрезвычайно порядочный и уважаемый человек — Март протянул руку в сторону мужчины с лысиной и животиком, тот галантно поклонился Гелене. Она узнала в нем человека, который вчера пил пиво «Августин», наблюдая за ней из-за газеты.

Невзирая на брюшко и лысину, Антониус ван Ремер оказался на удивление приятной и даже привлекательной особой. Он сказал, что очень любит свой родной город и хочет, чтоб приезжие полюбили его с такой же нежностью, как он, потому что Льойк лучше Парижа, лучше Антверпена, лучше даже чем Брюгге. Все предки Антониуса ван Ремера по мужской линии были уроженцами Льойка, а все женщины — привозными (everything what comes from far is good). Только у него, Антониуса, жизнь не сложилась, потому что он, нарушив традицию, женился на своей соседке, промучился двадцать пять лет и в конце концов развелся. Но до сих пор верит в счастливое будущее для себя и своего города — с этими словами Антониус ван Ремер вытащил вдвое более толстый, чем был у Гелены, путеводитель и протянул ей.

— Здесь представлены гораздо более точные планы отдельных районов, а также содержится намного больше познавательной информации. Вы узнаете, что в Льеже родились не только Сезар Франк и Андре-Модест Гретри, но и Жорж Сименон. А неподалеку, в селении Эрстал, живет всемирно известный художник и целитель Рене Тевиссен, у которого установлена связь с космосом, он лечит абсолютно все болезни. Лечит даже тех, кто в него не верит, и тоже вылечивает.

Гелена и Антониус ужинали вместе. Антониус предложил взять пива, и когда Гелена сказала, что вообще пиво не любит, Антониус возразил: это, мол, потому, что она не пробовала здешнего. Тут есть такие сорта пива, за которые платят неимоверные деньги, как и за отборные вина. Есть специальное пиво под рыбу, под птицу, под свинину, под дичь. Он с радостью будет каждый вечер угощать ее чем-нибудь новым. Также новый знакомый настоятельно заверил, что это ни к чему ее, Гелену, не обяжет. Он совершенно бескорыстно хочет сделать приятное гостье его города, которая к тому же такая умная и образованная. Однако ее семейным положением поинтересовался.

— У меня есть сын, — ответила Гелена, подумав, что в данный момент ее сын где-то валандается, а его отца это не беспокоит и он пишет свои стихи.

Антониус ответил, что у него есть две дочери и четыре внучки — Рея, Солана, Марианна и Офелия. Но он еще раз сможет стать отцом и успеет ребенка вырастить. Антониус не спросил, куда ее везти, он знал, где Гелена живет, потому что вчера, оставив свое авто, ходил за ней, завороженный ее походкой и пышными пепельными волосами. А по понедельникам его магазин открывается позднее, и он с самого утра сидел в своем автомобиле вот тут, смотрел на двери отеля. Когда увидел ее, тихонько двинулся за ней. Потом она пошла по узеньким улочкам, где нельзя ехать, и он, оставив свое авто, пошел следом и узнал, куда и с какой целью эта пани приехала в Льойк.

Откровенность этого человека средних лет с большой лысиной и большими синими глазами зачаровывала и удивляла. Это были абсолютно новые, не переживавшиеся ранее ощущения, абсолютно незнакомый жизненный путь, по которому хотелось пойти дальше. Оставшись одна в комнате отеля, Гелена листала страницы нового туристического путеводителя и не могла вчитаться ни в одно предложение, хотя книга была даже не на английском, а на русском. Буквы разбегались, иллюстрации расплывались, сердце колотилось от того, как он, прощаясь, сжал ее руку и как попросил разрешения увидеть ее еще раз.

На следующий вечер они встретились снова и был нежный намек: не могли бы, мол, они познакомиться ближе, не каждый же день случаются такие невероятные встречи…

Антониус был фантастическим любовником. А банальная внешность обыкновенного престарелого буржуа с брюшком неимоверным образом делала его еще более привлекательным. Гелена нырнула в невыразимо сладкий любовный туман, которого, казалось, не знала даже в годы ранней юности, когда ей было девятнадцать лет и они с Артемом только-только стали любовниками.

«Тесное общение со вторым мужчиной дает очень много», — слышала Гелена от одной из своих коллег, которая вышла замуж второй раз и была поражена новым опытом. Антониус тоже был вторым мужчиной Гелены. Артема она встретила очень рано. Они рано поженились, а любовниками стали еще раньше. Гелена прежде многих своих ровесниц познала тайны любви и гордилась этим. Но вскоре их опыт сравнялся. А потом у подруг и знакомых начались неудачные браки, стали появляться новые мужья, новые друзья, любовники и спонсоры, и они стали опытнее, чем она со своим Артемом.

Гелена все время сравнивала своего мужа, который даже на дне глубокого жизненного кризиса оставался высоким стройным красавцем, и этого небольшого смешного толстячка. Но как он умеет обращаться с женщиной! Какое лицо у него становится при этом! Как он касается, как целует, какие слова говорит! Артем всегда был классным. Но есть ли слова, чтобы сказать, каким любовником оказался Тони! Особенно Гелену трогало, когда он шептал, что мечтает еще раз стать отцом. Гелена не могла не пожаловаться, что ее муж Артем не занимался сыном. Когда тот был маленьким, Артем воспринимал его не как дитя любви, а как тяжкую обузу, хоть и был героически готов разделять хлопоты о малыше вместе с женой. Когда сын был еще грудным и было необычайно тяжело, Артем сказал Гелене: «Перетерпим это время и больше не станем делать таких экспериментов. Нам обоим нужно жить!» А Тони страстно шептал, что поздние дети — это такое счастье, которое могут оценить только те, кто его познал. Если они с Геленой дойдут до женитьбы, он будет стоять на коленях и целовать ей ножки, чтоб она родила ему ребенка. О, как сладко они будут его делать! Так, что им позавидуют боги любви всех религий! Редкие волосы на голове Тони становились дыбом, напоминая рожки, и Гелене казалось, будто у нее любовь с античным сатиром.

А пока Тони хочет знакомиться с ней все ближе и ближе. Он непременно приедет в Киев познакомиться с ее сыном — а вдруг он сможет найти с ним контакт? И Гелена ужасалась, не ведет ли она слишком рискованную игру, которая может окончиться неведомо чем?!

Днем, сидя на лекциях и участвуя в обсуждениях, она сладко вспоминала ночи с Тони и с тревогой думала о недалеком будущем, делая вид, что слушает, как сотрудница всемирной экологической организации, старательно выговаривая английские слова, рассказывает о системах очистных сооружений в общественных парках. Гелена перебирала в уме возможные ужасы, которыми может закончиться их фатальный роман с Тони: Артем убьет их обоих, когда льежский гость приедет в Киев. Или убьет себя. Или, наоборот, руки на себя наложит Тони, когда узнает, что прекрасная незнакомка со стройными ногами и пепельными волосами оказывается замужем за киевским безработным, который, преодолевая суицидальные состояния, ест из банок супы, не доеденные мужем его мамы, и, сидя дома, пишет щемящие стихи, оставляя их на видном месте, чтоб любимая жена читала их после тяжелого рабочего дня.

Если бы она не позволила событиям развиваться в том направлении, как это произошло, а проявила твердость духа и выпроводила Артема к матери, проблем бы не было. А то держала про «черный день», думала, вдруг понадобится, а вернее, ничего не думала. Просто было очень много работы. Не хватало времени разобраться с тем, что валяется в доме. Стоит, к примеру, в углу целый мешок одежды и обуви — сын из всего этого повырастал, и нет времени разобрать и отдать кому-нибудь, кому бы пригодилось, — вот и стоит, занимает место…

И снова наплывали дурманящие весенние вечера, и Тони встречал ее у выхода, и они ехали куда-нибудь ужинать, а затем к нему. Гелена ходила по комнатам на втором этаже над магазином и рассматривала портреты на стенах и удивительные книги на полках, и Тони снимал с полок фолианты в кожаных переплетах — французские и фламандские старинные книги, листал перед Геленой пожелтевшие страницы, между которыми иногда встречались засушенные поблекшие цветы с неожиданно пьянящим запахом. Новых книг в этом доме не было. Зачем они? Навряд ли какую из новых захотят открыть через триста лет. Эти же книги, если мир не рухнет, и тогда будут привлекать еще не родившихся сегодня читателей. Из библиотеки они переходили в спальню, и в интервалах между поцелуями он говорил ей, что давно мечтал познакомиться с женщиной из Восточной Европы, потому что наилучшие женщины именно оттуда. Но хорошо, что не дал брачное объявление, дождался случая, когда женщина издалека сама приехала к нему.

Беззаботное время экологической евростажировки подходило к концу. Участникам выдали свидетельства, что они прослушали, изучили курс и отныне будут развивать в своих странах передовую экологическую культуру. Оставались только три дня экскурсий по стране для участников стажировки. Антониус договорился с Мартом Кертом, что сам организует для Гелены экскурсионное обслуживание и сам отвезет ее в аэропорт.

— Я буду тебе писать и звонить. Мы скоро увидимся, если только ты этого захочешь, когда вернешься домой, — шептал Тони, и Гелена каким-то невероятным образом чувствовала, что его, так же как и ее, что-то очень беспокоит. Может он ближе пообщался с Мартом Кертом, и тот посмотрел в ее анкету и сказал Тони, что она замужем? Но это же ни о чем не говорит! Случается, люди давно не живут вместе, но по каким-то причинам не оформили развод. Тем более что в нашей стране — попробуй не жить вместе, если большинству просто вообще негде жить. И супружеские отношения хочешь не хочешь, а периодически возобновляются, раз этот тип все время под боком…

Наступил ее предпоследний вечер в его доме. Они — на софе в гостиной. Он положил ей на колени свою голову, едва прикрытую остатками рыжеватых волос, осторожно ласкает косточки ее ног, чуть притрагиваясь, и она боится пошевелиться — так ей хорошо. Внизу раздается шум, это стучат во входную дверь. Кажется, ее хотят выломать. Он неохотно поднимается и выглядывает в окно, видит, кто там внизу стучит, и на его лице появляется апокалипсический ужас.

— Иди открой, — говорит она ему, и он спешит вниз, попросив ее оставаться здесь, наверху. Господи, кто же это испортил им ТАКИЕ минуты? Гелена припомнила, что в течение дня кто-то несколько раз звонил сюда, и Тони бросал трубку, объясняя ей, что это были ошибочные звонки. Встревоженная Гелена сбегает вниз и, замерев на ступеньках, видит, как Антониуса страстно обнимает молодая женщина, прижимаясь к его лицу то губами, то щекой. А Тони растерянно слегка похлопывает женщину по заду.

— My baby! My teddy-bear! — воркует гостья.

Заметив Гелену в пеньюаре, новоприбывшая сразу же наградила Тони звонкой пощечиной. Гелена шустро сбежала по ступенькам и сильно ударила ту по лицу.

— Why me, — весело расхохоталась гостья, — you would better… ой! Как его?.. be so kind…

Сомнений нет, она — соотечественница Гелены. Или гражданка какой-то из соседних северных стран. Той, что больше, или той, что меньше. Женщина молодая, не старше тридцати. Видная, хотя немного и вульгарная. По-английски говорит гораздо хуже, чем Гелена, но пристала к Антониусу и, помогая себе русскими фразами, провозглашает гневный монолог-допрос…

— Так вот как ты заканчиваешь дела по разводу и разделу имущества! Вешаешь лапшу на уши очередной? Думаешь, я не видела, сколько амурных писем лежит у тебя в секретере? Эта уже которая по счету? Пятнадцатая? Двадцать пятая? Аж разум отшибло, когда к тебе в руки пошли дешевые бабы с Востока!

— I can’t say it was cheap… — пролепетал Антониус.

— Старый развратник! — не успокаивалась гостья. — Одна баба за порог, а другая в дом! Вот пришлю к тебе твою полицию! Пусть тебя оштрафуют за аморальное поведение! Тоже мне средний класс! Уважаемый буржуа!

— Ты как здесь оказалась? — наконец опомнился Антониус.

— Ты не отвечал на письма, на телефонные звонки, — начала она драматически всхлипывать. — Я думала, что-то случилось! Ты болен или в тюрьме, нужно спасать! Русская баба всегда так думает! А ты, оказывается, открыт дома филиал антверпенского борделя! Сейчас приведу полисменов! Ты мне за это заплатишь!

— Сколько? — простонал Антониус.

Гелена побежала наверх, в спальню. Опрометью стянула с себя полупрозрачный пенюар с бантиками, надела то, что собиралась надеть в дорогу. Успела подумать, что это один из костюмов, которые Тони купил ей на пасхальной ярмарке. Но куда уж теперь сортировать или перепаковывать вещи…

Тем временем Тони вместе с гостьей тоже перешли наверх, в гостиную.

— У меня есть письма, в которых ты утверждаешь, что собираешься жениться на мне, как только разделишь имущество с бывшей женой! — разносилось по всему дому. — Заплати сейчас хотя бы тысячу, и я дам тебе расписку, что больше не стану тебя беспокоить!

— У меня нет наличных денег…

— Пойди в магазин, в кассу!

— Но это будет в местной валюте…

— Ничего.

Гелена вошла в гостиную с сумкой в руках. Тони тихо застонал и поволокся вниз.

Послышался звук, с каким открывалась дверь в магазин.

— Таня. — Гостья протянула Гелене руку. — Мне очень жаль, что все так получилось.

— Гелена. Мне тоже жаль.

— Ты откуда?

— Из Киева.

— В Киеве еще можно жить. А я из Бородулина. Мы едем туда на машине, можем и тебя взять.

— Вы на машине?

— Да! Брат ждет возле собора.

— У меня самолет послезавтра рано утром.

— Тебе он купил билет на самолет? Мне покупал только на автобус.

— Я здесь в командировке. На стажировке.

— Тогда понятно. Мы можем отвезти тебя в аэропорт. Там есть отель. Ты тоже возьми с него моральную компенсацию.

Антониус вернулся в гостиную, стараясь не смотреть на женщин. В руках у него были деньги.

— Это и все, что ты можешь дать? Я приехала за свой счет! Теперь мне нужно обратно! Да еще чем-то питаться в дороге! — заголосила Таня.

— У меня больше нет. Здесь намного больше, чем дорога в оба конца.

— Мне тоже нужны деньги, — твердо сказала Гелена, — я больше не хочу оставаться в твоем доме, а мне надо где-то перебыть до утра послезавтра. Если б не ты, я бы отправилась на экскурсию со своими…

Антониус обреченно кивнул. Взял ключи от сейфа, пошел в библиотеку.

— Пойдем пока что в спальню, проверим, не забыла ли ты какие-нибудь вещи, — велела Таня. — Вот, смотри, чтоб ты не думала, что я вру. — В спальне Таня выдвинула один из ящиков комода и достала огромную пачку писем с марками и штемпелями стран СНГ. — Глянь, какая разветвленная сеть!

Гелена вытащила наугад из одного конверта женскую фотографию, на обратной стороне которой была надпись: «Ту my baby». Куда она вляпалась? В какое болото?

— Проверь, взяла ли ты зубную щетку. Я свою прошлый раз забыла. И вот — вернулась…

Антониус ван Ремер сидел в гостиной, низко опустив голову. Когда женщины вошли, он протянул каждой из них по одинаковой пачке американских долларов. Таня пересчитала бумажки, Гелена спрятала не считая. Взяла сумку и направилась к выходу. Таня тоже не задержалась. На улице стоял теплый весенний вечер. Интересно, какая погода в Киеве?

Они немного прошли пешком и остановились возле старого «фольксвагена» с украинским номером.

— Витюша, операция сорвалась! У нашего зайчика гостила пани Гелена из Киева. Ее надо отвезти в аэропорт, а потом подумаем, что делать дальше.

— То есть здесь ничего не выходит?

— Я же тебе говорила, что он старый развратник!

— И что теперь?

— Ой, ну человека нужно отвезти в аэропорт. Она не виновата, что так получилось.

Витюша вытащил карту автомобильных дорог, сказал, что до аэропорта далеко. Уже поздно, а он гнал авто два дня почти без остановок, сейчас не доедет, нужно где-нибудь переночевать, но спать в машине втроем невозможно. Нужно искать отель на дороге. А они здесь ужасно дорогие. Даже те, что считаются дешевыми.

— Я заплачу за отель, — сказала Гелена, у которой были только что полученные деньги от Антониуса, а также — сэкономленные из стипендии стажера.

Быстро выехали из Льежа. Разве думала Гелена, что будет так бездарно прощаться с этим волшебным городом? Потом они долго ехали по ярко освещенной трассе — Антониус рассказывал, что автомобильные дороги его страны можно увидеть даже из космоса. Витюша ехал к так называемому «недорогому» отелю, где они с Таней однажды уже ночевали. Только бы там были свободные места!

Ехали молча. Молчание было напряженным и недобрым. Всем было не по себе. Наконец Таня, обернувшись к Гелене с переднего сиденья, сказала:

— Нам был нужен этот опыт…

— Извините, что я вас ударила.

— Да ладно… Я, в принципе, привыкла. Говори мне «ты», сколько можно «выкать»?

— Как ты с ним познакомилась?

— По объявлению. Я со многими знакомилась. У нас в Бородулине жизнь вообще невозможная. Но как-то жить нужно. Это тебе не Киев, где есть даже командировки в Европу.

— Даже в Америку.

— Ну вот, видишь. А у нас одна дорога, точнее, две. На базар или на трасу. Ну и третья — за границу. Но навсегда за границу я ехать не могу — у меня больная мать, и у Витюши очень больные родители.

— Так разве у вас с ним разные родители?

— Ну, если честно, он мне не совсем брат. Мы работаем с ним в паре уже два года. Надо же как-то жить! Даже в Бородулине!

— Как это — работаете в паре? Вы муж и жена? Так зачем тебе понадобился этот Ремер? — удивилась Гелена и тут же вспомнила, что она тоже замужем, но ей Ремер для чего-то понадобился.

— Не очень-то болтай, — прогудел Витюша.

— Мы еще не проехали поворот к отелю? — сменила тему Таня.

В отеле свободные места были, и они заняли двухместный номер. Витюша сказал, что поспит в машине, а девушки пусть спят в комнате.

— Вы, наверное, хотите вместе? — спросила Гелена.

— Нам сейчас не до траханья, — грубо ответил Витюша.

Таня достала продукты, которые они с Витюшей взяли в дорогу: сало, соленые огурцы, вяленую рыбу. Достала и бутылку водки. Гелене есть не хотелось. Она поужинала с Тони. Пить, тем более водку, тоже желания не было. Они лишь делала вид, будто пьет, чтобы не обижать своих странноватых спутников. После второй у них развязались языки. Они откровенно признались Гелене, что уже давно практикуют брачный евробизнес, а именно: Таня с помощью своей пикантной фотогеничной внешности знакомится с евроженихом, приезжает к нему в гости, проводит «разведку боем» и «рекогносцировку на местности», а затем они с Витюшей грабят буржуя. Муки совести и сомнения их не грызут — Гелена только что собственными глазами увидела моральный облик всех этих антониусов и Корнелиусов.

— Но ведь в этих странах хорошо работает полиция! Вас могут поймать!

— Да они же не заявляют в полицию! Знают, что слишком много придется про себя рассказывать!

Таня с Витюшей сказали, что до сих пор все у них было спокойно. Никто не связывает Витюшин «фольксваген» с хорошенькой Таней, которая по паспорту совсем не Татьяна, а Ирина. Единственное правило безопасности, которого она придерживается, это то, что со своими евродрузьями она Таня, а также никогда не ездит по их приглашениям, а берет туристическую визу.

— Работать так гораздо лучше, чем по бардакам, как наша с Витюшей школьная подруга Лена… Но работать нужно, потому что нужно жить.

— Да, нужно жить, — твердо сказал Витюша, а Таня-Ира положила голову ему на плечо.

Потом они выпили еще и рассказали, что непременно собираются достроить свой дом в Бородулине, потому что нет на земле лучшего места. И еще у них обязательно будет ребенок. Только надо подсобрать денег.

— Могли бы сейчас отхватить хороший кусок, если б не ты! — люто закричал на Гелену пьяный Витюша, хватаясь за нож, которым резал сало.

Ира-Таня схватила его за руку:

— Витюша, ты что, спятил?! Ты сам виноват! Нужно было ехать к нему, когда он меня ждал!

Гелена испуганно вскочила.

— Не бойся, — зашептала ей на ухо Ира-Таня, — он скоро заснет! И тебя грабить мы не будем, разве можно грабить своих? Я просто не хотела говорить Витюше про деньги, о которых ты знаешь, потому что он выбросит их на постройку забора вокруг хаты своей матери, а я, наоборот, хотела бы их отложить на наш дом…

— А когда Антониус ждал тебя? У вас была назначена встреча?

— Да, сначала мы договорились, что я приеду в мае. Во второй половине. А Витюша говорит: поедем сейчас! Потому что в мае у нас как раз пять лет свадьбы. Я и решила: приеду раньше, сделаю «деду» сюрпризик! Вот и сделала!

— А когда ты была у него до этого?

— Больше месяца назад, в начале марта.

Таня-Ира отвела пьяного мужа в машину, там его и уложила.

— Пусть бы тут спал, — сказала Гелена.

— Он привык. Дома иногда встает с койки среди ночи и бежит спать в машину. Он очень переутомляется. Работает как зверь. Иногда по сорок восемь часов за рулем. Вот и срывается. Все-таки он у меня настоящий мужчина, — с нежностью сказала о своем муже молодая женщина, — не то что некоторые, — впадают в депрессию от жизненных стрессов и ложатся на диван. Ты, наверное, знаешь таких!

Потушили свет и легли спать. Со стороны соседней койки вскоре послышался пьяноватый храп. Гелена попробовала проанализировать, что самое плохое в ее ситуации. Трезво разложила все по полочкам, как учил ее Артем, когда брал с собой в экспедиции. Вряд ли эти люди ограбят ее и оставят здесь. Она положила под подушку сумку с деньгами и документами. Она не пила, в отличие от своих новых знакомых, так что проснется, если вдруг полезут в ее сумку. Если же ее оставят здесь, в этом отеле, то у нее на всякий случай есть номер мобильника Марта Керта. Ну и телефон Антониуса ван Ремера тоже. Гелена заставила себя успокоиться и заснуть на несколько часов, как ее научил Артем. Впереди еще одна нелегкая ночь вне дома, нужно выспаться — неведомо, что еще приключится…

Но далее все происходило без экстрима. Встали рано, и выспавшийся Витюша пришел умыться в их номер спокойный и вежливый. Они позавтракали остатками вчерашнего сала. Гелена предложила своим спутникам угостить их кофе в кафе при отеле. Но Таня-Ира велела ей беречь ТЯЖКО ЗАРАБОТАННЫЕ ДЕНЬГИ и не тратить их на всякую ерунду. А сама вытащила кипятильник, банку растворимого кофе, банку с сахаром и пластиковые стаканы.

Витюша ухарски вел авто, наслаждаясь тем, что хорошо выспался, и тем, что на этих дорогах можно гнать со скоростью сто шестьдесят. А впереди проклятая Польша, где снова нужно будет переходить на девяносто. Таня-Ира тоже была в хорошем настроении, потому как, призналась она Гелене, удалось лишний раз не паскудиться с европейским средним классом. Когда у нас появится средний класс, то и у нас исчезнут всякие паскудства!

— Но вот у них же есть средний класс, и все равно… — возразила Гелена.

— У них это от переедания.

— У них от ПЕРЕедания, а у нас — от НЕДОедания.

— Нет рая на земле, но нет и на небе, — к месту процитировал великого Кобзаря Витюша за рулем.

Больше на общефилософские темы не разговаривали. Гелена молчала. А из тех реплик, которыми семейство с пятилетним стажем обменивалось между собой, Гелена поняла, что Витюша просто не может ехать домой с такой малой добычей. Нужно окупить дорожные издержки. Как только отвезут свою попутчицу в аэропорт, сразу же отправятся на новое дело. У Тани-Иры есть еще один потенциальный жених в одной из стран шенгенской зоны.

— Нам действительно был нужен этот опыт, — сказала Гелена, прощаясь с новыми друзьями, с которыми только что обменялась адресами и телефонами.

— Приезжайте к нам в Бородулин, — хором сказали оба, — если и есть где-то рай — так это у нас, в Бородулине, летом.

В аэропорту скучно и тоскливо, но спокойно и безопасно. Время идет бессовестно медленно, но все-таки идет. Наступила ночь. Гелена не пошла искать отель, дремлет в кожаном кресле в окружении транзитных пассажиров из стран Ближнего и Дальнего Востока. Она время от времени просыпается, чтоб удостовериться, что деньги и сумка с дорогими обновами на месте. А потом снова забывается сном, и неприятные мысли летят к ней сюда, в зал большого международного аэропорта. То она судорожно ждала Тони — почему он не приехал, он же знает, что ее рейс завтра утром. Он должен приехать и объяснить, что с этой бородулинской авантюристкой у него все давно кончено, и любит он только Гелену. А во время следующего забытья думала уже об Артеме и о том, что не позвонила ему ни разу, хоть деньги на телефонную карточку были. Просто сказала точную дату своего возвращения. Пусть ждет. А вдруг с ним что-то случилось? Может, он наложил на себя руки, пока она тут развлекалась? Не каждый может, как этот Витюша, терпеть авантюрный заработок своей жены, который она получает без всяких угрызений совести, — и вполне довольна. Недаром получила по физиономии от Гелены! Да и ту сумму, которую хотела, выкачала из льежского «жениха» именно благодаря ей! Гелена сильно сжала кулаки и зубы и вновь проснулась. Опять проверила, на месте ли деньги. Все на месте. Денег везет домой неожиданно много. Не в деньгах счастье, но без них нет полноты бытия. А сейчас такое время, что, как говорит ее новая подруга Таня-Ира, денег без блядства не заработаешь.

Настало раннее утро. Объявили посадку. Гелена увидела на регистрации других стажеров, которые с ней поздоровались. Ее сумка уехала по ленте багажа. Если б не та бородулинская лахудра, Тони сейчас провожал бы ее до паспортного контроля, а перед этим они бы долго сидели рядом, сжимая руки друг друга. Но, наверное, так оно лучше, подумала Гелена, плывя по движущемуся полу бесконечного коридора, который выходил к терминалам, возле которых стояли самолеты. Теперь хотя бы не надо думать, что именно врать Артему и куда прятать Тони, если тот приедет. Антониус не приедет, и Таня-Ира тоже к нему не поедет. Только бы с Артемом все было в порядке. Господи, только бы у него все было хорошо…

Артем встретил Гелену в Борисполе. Он отметил новый роскошный костюм, в котором она вышла к нему из раздвигающихся дверей. Всю дорогу в такси ехали молча, потому что сказать друг другу могли только очень значимые слова, которые не скажешь в присутствии хмурого водителя. Артем сжимал ее руку, и она ее не отнимала, и они молчали, и молчалось им легко.

Артем не позволил Гелене расплатиться с таксистом. Они поднялись к себе.

— Ты голодна?

— Я ела в самолете. На международных рейсах хорошо кормят…

— Я знаю. Но все-таки я кое-что для тебя приготовил.

В гостиной накрыт стол. Вино, бокалы, закуски. Артем наблюдает за реакцией Гелены. Господи, она, кажется, даже скрывает слезы. Садится за стол в дорожной одежде, хотя, обычно, с дороги прежде всего хочется пойти в душ. Артем садится напротив.

— Вина?

— Откуда у тебя деньги?

— Две из моих песен купил один театр для нового спектакля. Расплатились сразу. Это не бог знает сколько, но будут и другие заказы, а еще я устроился в тот же театр работником сцены. Опять же не бог знает что. Но все же кое-что… мы с сыном выучили одну песню дуэтом. Сегодня вечером споем ее для тебя… Экспедиций больше нет, но надо как-то жить.

— Да… надо… — тихо сказала Гелена, вспоминая, что вчера она неоднократно слышала эти слова от бородулинского семейства.

— Тебя долго не было. Я тебя ждал. Когда тебя не было рядом, я понял, что должен встретить тебя… Наверное, мне был нужен этот опыт… — закончил он и сразу поменял тему. — Как тебе ездилось, Гелена?

Она вздрогнула. А потом все же заговорила:

— Будто ты не слышал от друзей и знакомых, что такое заграничная стажировка? Месяц оплаченного безделья и полное выпадение из обычной жизни.

— Стихи — это тоже выпадение из обычной жизни…

— Ты можешь издать свои стихи. У меня есть деньги. — Гелена вытащила из кошелька новенькие зеленые купюры, которые позавчера вечером получила от Антониуса ван Ремера.

— Зачем ты хочешь пустить эти деньги… на ветер? Ты же их заработала. Тебе столько всего нужно!

— Это не те деньги, на которые можно жить. Я их не заработала, а… можно сказать… выиграла в какую-то дикую лотерею. Помнишь те деньги, которые ты когда-то привозил из экспедиций?

— Полевые? Которые экономил и под которые писал фальшивые отчеты? Как их забудешь?

— Так разве на них можно было что-нибудь купить? Мебель или хоть шторы на окна? Их можно было только пропить, прогулять, пустить на ветер. Так и эти деньги. Их можно только пустить на ветер. Или на стихи.

— Спасибо, Гелена, не представляю, где ты могла их взять…

— Могу лишь сказать, что не украла.

— И они, если ты так решила, будут оправданы.

— Дай Боже.

— Потому что каждая строчка стихов посвящена тебе…