Безмолвный свидетель

О чем рассказали надгробные плиты

Когда мы пришли на базарную площадь, я вспомнил, что фамилия мистера Габлера говорящая: он был порядочный болтун[1]]. Пуаро согласился со мной:

— Этот сладкоречивый господин очень разочаруется, когда мы не вернемся, так как считает, наверное, дом уже проданным.

— Наверное, вы правы. А хорошо бы позавтракать здесь, прежде чем вернемся в Лондон.

— Мой дорогой Гастингс, по-моему, рано уезжать, мы еще не сделали того, зачем прибыли.

Я с удивлением уставился на Пуаро:

— Вы думаете о внезапной кончине старой леди?

— Вот именно.

Тон, каким это говорилось, заставил меня еще пристальнее взглянуть на моего друга. Было очевидно, что он вспомнил о, чем-то в том непонятном письме.

— Но если она умерла, Пуаро, что можно сделать? Теперь узнать ничего нельзя.

Я знал по опыту, что спорить с Пуаро бесполезно, тем не менее не успокоился и собрался протестовать дальше, но в эту минуту мы подошли к порогу гостиницы и Пуаро прекратил всякие разговоры. Нас проводили в кофейную комнату, которая оказалась уютной, с легкими занавесками на окнах. Старший официант, медлительный, тяжело дышащий человек, подошел к нам. Мы оказались единственными, желающими позавтракать. После сыра и бисквитов официант принес нам две чашки жидкого кофе. За завтраком Пуаро с помощью официанта приобрел некоторые сведения о «Литлгрин Хаус».

— Я видел дом снаружи, по-моему, он в хорошем состоянии, да? — обратился он к официанту.

— О, сэр, помещение прекрасное, черепичная крыша. Несколько старомоден, никогда его не обновляли. Зато сад — картинка. Мисс Арунделл обожала свое гнездо.

— Я слышал, дом принадлежит мисс Лоусон.

— Правильно, сэр, мисс была компаньонкой старой леди, и когда та умерла, все досталось ей, и дом тоже.

— В самом деле? Разве у хозяйки не было родственников?

— Почти что не было, кроме племянниц и племянника. Но мисс Лоусон была ведь с ней до последнего часа.

— Наверное, кроме дома было и немного денег?

— Старая леди почти не тратила денег, непонятно, на что жила, и оставила приличную сумму.

— Удивительное дело, просто волшебная сказка, не так ли? Бедная компаньонка неожиданно стала наследницей. Она еще молода, эта мисс Лоусон? Может ли насладиться свалившимся на нее богатством? — спросил Пуаро.

— О, нет, сэр, женщина среднего возраста.

Слово «женщина» было произнесено с особой интонацией. Стало ясно, что бывшая компаньонка — предмет многочисленных толков и пересудов в Маркет Бейсинге.

— Мисс Арунделл жила здесь в течение многих лет, не так ли?

— Да, сэр, она и ее сестры, а еще раньше генерал Арунделл, их отец. Не помню его как следует, но человек, говорят, был с характером. Он долго служил в Индии. Я знал трех его дочерей. Первой умерла мисс Матильда, потом Агнесса и, наконец, Эмили.

— Случилось это недавно?

— В начале мая или, возможно, в конце апреля.

— Некоторое время она болела?

— Прибаливала понемногу, здоровьем хорошим не отличалась. Чуть не умерла год назад от желтухи, долго еще оставалась желтой, как лимон. За последние пять лет здоровье ее совсем ухудшилось.

— Здесь, наверное, есть хорошие врачи?

— Да, доктор Грейнджер. Он уже около двадцати лет лечит у нас многих и к ним часто заходил. Мужчина своенравный, с причудами, но врач хороший. У него молодой помощник, доктор Дональдсон, работающий по-новому, некоторым нравится. Есть еще один эскулап, Гардинг, но к нему мало обращаются.

— Каждый должен хоть немного узнать о месте, где собирается обосноваться. А хороший врач — не последнее дело, — заметил сыщик.

— Совершенно верно, сэр.

Пуаро заплатил по счету, добавив значительную сумму в качестве чаевых.

— Большое спасибо, сэр. Надеюсь и даже уверен, что вы поселитесь здесь.

— И я так думаю, — с лукавой улыбкой ответил Пуаро.

— Уже удовлетворились? — спросил я, оказавшись на улице.

— Совсем нет, мой друг. — И он повернул в другом направлении.

— Куда же вы теперь, Пуаро?

— В церковь, мой дорогой, там всегда можно встретить что-либо интересное: архитектура, старинная скульптура…

Я усомнился в его словах. Но Пуаро в самом деле внимательно оглядел интерьер храма, потом как бы бесцельно побродил по церковному двору, читая эпитафии на могилах. Я не удивился, когда он остановился перед мраморной плитой, на которой было следующее: «Священной памяти Джона Лавертона Арунделла, генерала, родившегося 24 марта 1819 года, а умершего 19 мая 1888 года, в возрасте 69 лет. Борьба и только борьба в этой жизни». А дальше: «Матильда Анна Арунделл, умершая 10 марта 1912 года. Я восстану и пойду вслед за отцом». Потом: «Агнесса Джорджина Мария Арунделл, умершая 20 ноября 1921 года. Проси да и воздастся». И наконец: «Эмили Гарриет Лавертон Арунделл, умершая 1 мая 1936 года. Твоя воля будет выполнена».

Пуаро некоторое время смотрел, глядя на надписи, бормоча чуть слышно:

— Первое мая.., первое мая, а день, когда я получил письмо, — двадцать восьмое июня. Понимаете или нет, Гастингс, что такой факт требует объяснения?

Я понял одно: Пуаро решил искать объяснение этому факту.