Безопасный жалобщик

ОТЧЕГО КРАСНЕЕТ ПОМИДОР

Увлекательнейшее дело — статистика. С каким удовольствием читаю в газете, что завод, выпускающий прекрасные холодильники, выдал на днях свой семимиллионный аппарат. А вскоре слышу по радио, что ВАЗ выпустил свой семимиллионный автомобиль. Вот это шаги! Уже не семимильные, а семимиллионные.

А какое радостное удивление охватывает, когда узнаешь, что в Москве нынче живет 25 Пушкиных Александров Сергеевичей. Ну, кто бы мог подумать! А вот Лермонтов Михаил Юрьевич среди здравствующих ныне москвичей пока, к сожалению, один. Интересно, отчего же такая неравномерность?

Да, магическая, завораживающая сила цифры. На днях узнаю, что таджикский совхоз «Хавосхор» отгрузил по железной дороге в адрес Свердловского горплодоовощторга 15 тонн свежих прекрасных помидоров. Пусть масштаб этой цифры не очень велик. Пусть он даже микроскопически мал в сравнении с огромным потоком овощей нового урожая. Но малые цифры имеют свою особую прелесть. Малую цифру я себе легко могу вообразить. Например, могу представить, что из 15 тонн помидоров можно приготовить… ну, скажем, не меньше 30 тысяч салатов для средней семьи. А если к этим помидорам прибавить соответственно капусты, лука, моркови, свеклы и молодой картошечки, то средняя семья поставит на свой стол 200 тысяч тарелок отменного борща.

Вот какая продовольственная статистика получается из одной сравнительно малой цифры. Эту цифру так и тянет взять на язык, раскусить, задумчиво, словно дегустатор, пожевать, ощутить ее свежий аромат и вкус…

В Свердловске так и сделали. Цифру по всем правилам раскусили. Акт, составленный госинспекцией по качеству сельхозпродукции, с неумолимой достоверностью зафиксировал, что «стандарт», или доброкачественный помидор, составляет в прибывших 15 тоннах всего лишь 57,9 процента. «Нестандарт», который неловко предлагать покупателям, — 7,7 процента. Так называемый технический брак — 6,8 процента. И абсолютная гниль — 27,6 процента. Вкус у этих цифр весьма противный, особенно привкус.

Но, может, совхоз «Хавосхор» не виноват? Может, он и впрямь отправил замечательный товар, который в пути претерпел ужасные изменения? К сожалению, нередко бывает и такое. И вопрос об ответственности перевозчика — достаточно серьезный.

Звоню начальнику отдела хранения и переработки сельхозпродуктов Свердловского областного агропромышленного объединения.

— Нет, — говорит он, — в данном случае об этом нет речи. Вагон был исправен, сроки доставки не нарушены, и потому отправителю кивать не на кого.

— Понятно, — говорю. — И часты подобные случаи?

— Весьма, — говорят мне. — Только в июле мы получили около двух тысяч тонн брака и отходов.

И тут во мне с новой силой вспыхивает интерес к статистике.

— Скажите, — спрашиваю, — а сколько для этого понадобилось вагонов? Ну, для того, чтобы завезти это добро?

— Не менее ста.

— М-да… Это при нынешнем-то напряжении с вагонным парком… А сколько рабочих, служащих, инженеров, ученых потребовалось, чтобы «стандарт» отделить от «нестандарта» и гнили?

— Много… Но точно сказать не можем. Кто их считает…

— А может, скажете, сколько грузовиков нужно для вывозки образовавшихся только в июле отходов с ваших овощных баз?

— Около семисот, если считать на грузовики, но кое-где мы вывозим и тракторами.

Хорошо, что в статистике есть такие сравнительно малые цифры. Ведь эти семьсот грузовиков вроде 30 тысяч салатов. Их еще можно себе вообразить. А попробуй вообрази колонну автомашин, вывозящую «нестандарт» и гниль, в масштабах республики или страны… Нет, давайте уж не будем расставаться с малыми цифрами и узнаем, какую сумму штрафов получили свердловчане с поставщиков овощей предыдущего урожая.

Цифра, как всегда, меня увлекает. Нет, конечно, она по-своему печальна, так как свидетельствует о поставках большого количества всяческого «нестандарта». Но ведь она же и вселяет надежды. По крайней мере ясно, что такие дела не остаются безнаказанными.

А если учесть, думаю я, что недоброкачественная продукция согласно существующему порядку будет исключена в отчетности из доброкачественной и что производители и заготовители не только платят штрафы из казенного кармана, но и упускают доплаты и премии из своего собственного, если это учесть, в будущее можно смотреть с неиссякаемым оптимизмом.

С этими настроениями отправляюсь в Государственный арбитраж при Совете Министров РСФСР. Хочется из авторитетных уст услышать подтверждение своих прогнозов.

— Наши арбитры систематически направляют органам статистики данные о поставках недоброкачественных овощей и фруктов, выявившиеся при рассмотрении дел, — говорит главный государственный арбитр РСФСР. — В ряде случаев нам сообщают о принятых мерах. Иногда даже без наших напоминаний.

Мой оптимизм требует конкретного положительного примера, и я прошу главного арбитра по возможности в этом помочь.

— Пожалуйста, — говорит он. И просит сотрудников дать ему дело № 55–15.

Из этого дела узнаю, что совхоз «Белиджинский» Дербентского района Дагестана поставил орсу «Узловскуголь» Тульской области 20 тонн помидорной гнили. Это было вызвано тем, что совхоз отгрузил помидоры нестандартные и разной степени спелости. На сообщение арбитража о необходимости внести изменения в отчетность получен ответ статистического управления Дагестана, из которого следует, что необходимые изменения внесены. 20 тонн помидоров не засчитаны в выполнение плана закупок прошлого года.

Представляете, как горевали в совхозе «Белиджинский», как поливали слезами свою статистическую потерю. Но сквозь эти слезы наверняка был слышен смех: ведь все необходимые свои роли эта цифра уже сыграла. Всех, кого нужно, порадовала. Так стоит ли теперь сокрушаться оттого, что ее откуда-то вычеркнули?

Задумывалось, конечно, все очень хорошо. ЦСУ СССР еще в 1976 году направило всем, кому следует, свое инструктивное письмо, в котором предусматривалось, что исправление отчетных данных производится за тот отчетный период, в котором были допущены искажения. При этом, несомненно, имелось в виду, что выявление и исправление искажений будут делаться достаточно оперативно, чтобы повлиять на оценку результатов хозяйственной деятельности предприятий, колхозов, совхозов… Но оказалось, что оперативность здесь весьма относительная. Пока истекут сроки исковой давности для обращения в Госарбитраж (а по таким делам это полгода, и почему-то истцы используют их полностью); пока пройдет отпущенный арбитражам для рассмотрения месячный срок; пока истечет еще один месяц, в течение которого статистики должны внести свои изменения, урожай, из которого была отгрузка, давно уже становится прошлогодним, за который все, кому положено, уже отчитались. Рапорты сданы, победители определены, премии получены. Теперь в эти данные спокойно можно вносить изменения. Они уже никого не волнуют. Разве что самих статистиков, для которых это только лишняя морока.

Так не потому ли отправитель спокойно посылает нам свой гнилой товар, недрогнувшей рукой резко завышает в отгрузочных документах его качество? Заботы о сохранности овощей для него явно лишние. Для чего беспокоиться, если личные интересы ответственных за качество товарищей задеты никак не будут? А уплату штрафа из государственного кармана они считают делом сугубо государственным.

Короче говоря, дорогой читатель, в совхозе «Хавосхор» вполне свободно могут считать, что упомянутые 15 тонн помидоров свердловчане уже целиком съели. Потому что, когда примерно в мае следующего года прилежные статистики уменьшат эту цифру вдвое, никто этого и не заметит.

Не оттого ли краснеют отдельные помидоры?

ТАЙНАЯ ПРУЖИНА

Давно меня мучит вопрос: почему обувь некоторых наших фабрик порою хуже иных иностранных образцов? Казалось бы, все у нас есть: и натуральное сырье, и передовые методы труда… Ну каких еще условий нам недостает для выпуска отличной продукции? Может, покупательский спрос слабоват? Ничуть! Сами знаете, какой замечательный у нас спрос. Так в чем же дело? Почему в нашей жизни может иметь место предприятие, выпускающее продукцию, которая не только плохо смотрится, но и еще хуже носится? Должна же тут быть какая-то тайная пружина, технологическая тонкость, психологический нюанс, какой-то секрет производства. И я решил этот секрет разведать.

Сначала ознакомился с некоторыми вопросами технологии обувного производства, получил у знатоков этого дела несколько полезных советов, а затем приклеил бороду, усы, надел темные очки и отправился в одну из наших республик на такое предприятие под видом изобретателя-самоучки, желающего на общественных началах усовершенствовать и содействовать.

Справку об этом мне охотно дали в нашем ЖЭКе, так как у жены начальника были свои счеты с обувной промышленностью.

Итак, хожу по цехам, прислушиваюсь, вникаю. Задача, конечно, передо мной стоит чрезвычайно тяжелая. Я понимаю, что сделать плохую обувь не менее, а может быть, даже более сложно, чем хорошую. Представьте, что перед вами поставили задачу выпускать туфли только с отклеивающимися подошвами. Это же какие трудности надо преодолеть, сколько рационализаторских предложений внести, какие сорта клея разработать!.. А если она вовремя не отклеится? Нет, конечно, удача может свалиться в таком деле и случайно, но чтобы она превратилась в систему, для этого нужен большой талант.

А представляете, сколько смелой мысли, сколько неожиданных технологических находок потребовалось работникам предприятия для совершенствования поточной линии, которая была специально куплена за рубежом для выведения обуви на уровень лучших мировых образцов, а в результате выдала продукцию значительно ниже качеством, чем на прежних потоках.

Я пытался, конечно, выяснить у администрации, в чем тут дело. Но в ответ слышал только типичные отговорки. Мол, для обслуживания линии не были своевременно подготовлены кадры. Мол, фасоны обуви у нас не те. И вообще…

Я, конечно, сочувственно тряс своей фальшивой бородой и шевелил приклеенными усами, но мне было ясно, что основной секрет производства от меня все-таки ускользает.

Стал вникать еще глубже. Подхожу к прессу для приклеивания подошвы. Смотрю на часы. Сопоставляю время выдержки под прессом, предусмотренное технологией, с реальным временем этой операции. Ура! Попались, голубчики. Вдвое короче выдержка!

Так, так… Теперь проверим, как идет сборка заготовок. Наблюдаю. И вижу: то стежок пропустят, то закрепку… То стежок, то закрепку…

Перехожу к участку увлажнения заготовок. Снова удача: параметры увлажнения не соблюдаются…

М-да, думаю, тут Знаком качества дела не исправишь. Тем более торговля уже давно бракует товары, не глядя на знаки, которые делает ей промышленность.

Но неужели же все так просто? Неужели весь секрет в элементарном несоблюдении технологии? И местная обувь хуже завозной только потому, что один небрежно ставит закрепки, а другой недодерживает подошву под прессом?

— Извините, пожалуйста, — обращаюсь к человеку, обслуживающему пресс. — Не могли бы вы мне объяснить, куда вы торопитесь?

— Я? — говорит человек. — Никуда.

— А почему же, — допытываюсь, — вы сокращаете время приклеивания вдвое?

— Сокращаю? — удивляется человек. — А почему вы так решили?

— Да ведь это видно невооруженным глазом на циферблате моих часов.

— А-а… — говорит. — А у нас с контрольно-измерительными приборами туго.

— Но почему же вы на свои часы не посмотрите?

— А зачем? — говорит. — Все равно я не знаю, сколько времени следует эту подошву под прессом держать. Никто мне об этом не говорил.

— Никто? — спрашиваю я.

— Никто, — отвечает он.

Я нервно дергаю себя за бороду, чем едва не нарушаю всю конспирацию, и бегу к генеральному директору, которому представляюсь как уполномоченный нашего ЖЭКа.

— Послушайте! — говорю. — Только что я лично беседовал с вашим рабочим, который не имеет никакого понятия о технологии производимой им операции. Представляете?

— Представляю, — говорит генеральный директор. — Один, что ли, он у нас такой?

— Но почему же? — недоумеваю я. — Неужто трудно объяснить человеку, сколько времени надо держать подошву под прессом?

— А зачем? — спрашивает генеральный директор. — Он и так норму выполняет.

— А как же качество продукции?

— Неважное. За последние два года мы уплатили уйму штрафов.

— И не разорились?

— А нам министерство не позволит. Поможет. У вас есть еще вопросы?

У меня, конечно, вопросы были. Но уже не к нему, а к его министерству.

Расчесал я бороду, нафабрил усы и, была не была, пошел на прием к министру легкой промышленности республики.

— Добрый день, — сказал я. — Вот решил заглянуть к вам по поводу обувного прогресса…

Министр как-то смутился и, мне почудилось, даже покраснел.

— Если вы насчет заимствования передового опыта, — сказал он, — то лучше бы посетили другую республику. Наш опыт далеко не первосортный.

— Но почему же?.. — с глубочайшим сочувствием спросил я. — Почему же вы не велите руководителям объединений дать указание своим инженерам и технологам держать подошву под прессом ровно столько времени, сколько нужно?

— А зачем? — спросил министр. — Зачем, если планы по выпуску обуви мы все равно выполняем и перевыполняем, а эти штрафы чувствительны для наших предприятий не более, чем комариный укус для черепахи.

…Нет, мне так и не удалось разведать, в чем тайна низкого качества обуви некоторых наших фабрик. И министр, и генеральный директор, и тот человек у пресса хранили ее как зеницу ока. И правильно делали. А то, глядишь, конкуренты бы пронюхали, применили секретную пружину и довели бы свою продукцию до уровня худших образцов. Нет, пусть секрет остается секретом.

НЕТ СЧАСТЬЯ БЕЗ ЗАПЧАСТИ

До чего все-таки еще несовершенная и капризная штука эта современная техника!

Возьмите хотя бы трактор. Красавец красавцем, богатырь богатырем, герой героем. Но вот вышла из строя какая-нибудь мелкая деталь, вроде вентиляторного ремня или, скажем, цилиндра гидросистемы, и этот красавец, богатырь, герой замирает перед этой деталью, как кролик перед удавом.

Нет того, чтобы вентиляторный ремень работал отдельно, а трактор отдельно. Или, опять же, цилиндр гидросистемы — сам по себе, а трактор — сам по себе. Нет, все это взаимоувязано, взаимозависимо, взаимонеобходимо, и одно без другого — ни стоп, ни поехали.

И мечтают сельские механизаторы о том прекрасном времени, когда такой зависимости между отдельными узлами и деталями тракторов, комбайнов и прочих сельхозмашин уже не будет. Когда выйдет из строя какая-нибудь существенная деталь мотора, а трактор знай прет себе дальше без этой существенной детали. Выйдет из строя вторая существенная деталь, а трактор не останавливается, продолжает свое движение без двух существенных деталей. Даже вся ходовая часть выйдет из строя — тракторист только гикнет, свистнет, запоет удалую песню и продолжит движение вперед без ходовой части.

И полетят с наших нив в адрес нерадивых поставщиков запчастей вместе со словами песни гордые и независимые телеграммы: «Пашем зпт несмотря срыв поставки вашей продукции тчк Дальнейшем обойдемся без вас вскл Можете жаловаться тчк».

Но пока техника еще не достигла такого удивительного совершенства, механизаторам нет счастья без запчасти.

И шлют сельские механизаторы производителям запчастей вместо гордых текстов просительные. Дескать, не губите нас, братцы, ибо без ваших деталей наши тракторы не тракторы.

А те отвечают: «Да что вы, братцы, о каких деталях может идти речь, если у нас их производство еще даже и не освоено?».

— Как это не освоено? Для чего же тогда выделялись фонды? Для чего подписывался договор?

— Ну, насчет фондов это вы зря. Фонды, как вы знаете, не мы выделяем! А что касается договора, понимать надо…

Что надо понимать, механизаторы понимают. Им ясно, что, если бы заводчане после того, как их обязали поставлять эти самые детали, вдруг отказались подписывать договор под смехотворным предлогом «неосвоенности производства», им бы объяснили, как и что они недооценивают, и, вполне возможно, сделали бы необходимые оргвыводы.

Но если после подписания договора его элементарно не выполнят или сорвут сроки поставки и пришлют запчасти для уборочной, когда поля покроются снегами, в худшем случае дело обойдется сравнительно небольшим штрафом. Причем, заметьте, материальное благополучие непосредственных виновников задето никак не будет.

Вот в этом смысле современная техника, техника нарушения хозяйственных договоров достигла почти идеального совершенства. И, главное, эта техника прекрасно обходится без запчастей. Для ее бесперебойного функционирования достаточно лишь двух сверхпрочных деталей: личной безответственности ответственного нарушителя и сиамской привязанности получателя к поставщику.

А вы говорите — нет счастья без запчасти…

ДЖИНН ИЗ БАНКИ

Международная выставка «Пивоиндустрия-69» была в разгаре. Представители иностранных фирм с удовлетворением отмечали активный интерес советских специалистов. В результате по предложению Министерства пищевой промышленности РСФСР Техпромимпорт закупил ряд экспонатов и среди них — комбайн для стерильного наполнения пивом металлических банок. Правда, его решили использовать не для пива, а для кваса.

Итак, комбайн в числе прочих экспонатов выставки был куплен и доставлен в Останкино, где для его установки была демонтирована устаревшая бутылочная линия мощностью 500 тысяч декалитров в год.

Начался первый период освоения. Специалисты вникали в техническую документацию, восхищались отделкой узлов и деталей, даже поглаживали их, но пришли к единодушному заключению: братцы, да ведь мы гладим крокодила без головы и без хвоста! Ибо линия не имела ни конца, ни начала. Для того чтобы она работала, необходимо было докупить: автомат для выемки банок из коробов, элеватор для подъема их на второй этаж, машину для ополаскивания, установку для приготовления напитка, автомат для бракеража, туннельный пастеризатор, элеватор для спуска банок со второго этажа на первый, автомат для укладки банок в картонные короба, машину для заклейки этих коробов. Стоимость недостающего оборудования превышала стоимость уже приобретенного почти в три раза.

Вышестоящая инстанция Останкинского завода фруктовых вод — Росглавпиво — обратилась по этому поводу в Союзглавпиво. Союзглавпиво вышло на Госплан. Просьба о выделении валюты была рассмотрена и удовлетворена в полном объеме. Совершенно очевидно, что неполный имел бы в этом случае еще меньше смысла, чем покупка четвертушки крокодила в качестве целого.

«Как же так? — глубоко задумался автор. — Неужели специалисты пивоваренной и безалкогольной промышленности, купившие комбайн, все, как один, оказались некомпетентными?»

Один из руководителей Внешторгбанка СССР, обсудивший с автором эту проблему сугубо в теоретическом плане, высказался примерно так: ни за что не поверю, чтобы специалисты не знали, что берут. Просто это был тонкий ход, чтобы потом выпросить побольше валюты…

На втором этапе освоение линии пошло вперед семимильными шагами. Поставщик прислал голову и хвост крокодила точно по расписанию. Следом за оборудованием прибыли шеф-монтеры. Вскоре монтаж линии был закончен. И тут перед дирекцией завода, а также перед руководством Росглавпива и Министерства пищевой промышленности РСФСР во всей своей величавой наготе встал вопрос: а во что будем разливать? Ведь у нас нет ни банок, необходимых для этой линии, ни жести, необходимой для их изготовления, ни лака, необходимого для их покрытия изнутри, ни крышечек с клапанами, необходимых для их закрытия снаружи…

Вопрос этот, несмотря на всю наготу, был далеко не новорожденным. Он возник еще в середине 1969 года, одновременно с вопросом о доукоплектовании. По поручению Минпищепрома РСФСР банками занимался консервный комбинат в станице Крымская. Он изготовил опытную партию из отечественной жести. А Всесоюзный научно-исследовательский институт консервной промышленности разработал лак для их внутреннего покрытия. Насчет крышечки с клапаном решили не беспокоиться. В конце концов консервную банку можно пробить и гвоздем. Было бы чем стукнуть.

Завершение второго этапа было ознаменовано пробным пуском. Он происходил не без известной торжественности. Банки пошли сплошной чередой. Тысяча… Три тысячи… Пять тысяч… В итоге из 7128 разлитых банок были забракованы 7128. Оказалось, что жесть, из которой они сделаны, не выдерживает при пастеризации внутреннего давления газированного кваса, лак плохо покрывает нутро банки, и квас в результате имеет неприятный запах и странный вкус. А тут еще из Краснодарского научно-исследовательского института пищевой промышленности пришло письмо, из которого неумолимо следовало, что ни один из видов выпускаемой у нас жести для банок под «Русский квас» не годится.

Нагота вопроса была поистине оскорбительной.

И тут автора снова вынуждают впасть в состояние глубокой задумчивости. Неужели, рассуждает он, специалисты пивоваренной, а также безалкогольной промышленности, покупая автомат для наполнения банок, не догадались, что без банок наполнять будет нечего? Неужели они, эти специалисты, не знали, что для выработки этих банок у нас пока нет необходимых, выражаясь культурно, ингредиентов и когда будут — неизвестно? Неужели мнение Краснодарского НИИ нельзя было получить до того, как линия была закуплена, а не после того, как она уже была смонтирована?

…Третий этап освоения прошел под знаком борьбы за концентрат. Кому-то пришла в голову спасительная мысль использовать линию для выпуска концентрата кваса в банках. Хотя, конечно, это и полуфабрикат, хотя его просто так хлебать из банки в целях утоления жажды не будешь, но зато он не газирован и не рвет банку, а в своем названии содержит элемент преемственности. Ну, не квас, так концентрат кваса. Но кто после этого посмеет утверждать, что линия была куплена зря?

Лозунг «Даешь концентрат!» стал лозунгом года, вернее, даже двух.

Летом 1973 года на Останкинском заводе фруктовых вод готовились праздновать полную победу над зарубежной техникой. Автоматическая линия, предназначенная для розлива пива, была запущена под концентрат кваса.

— Уф-ф! — с облегчением вздохнули все причастные лица.

Но вскоре чувство облегчения сменилось у них другим, более ярким чувством. Линия вместо 4000 банок в час выдала 4872 банки, но за четыре месяца, после чего вообще остановилась. Оказалось, что соски наполнителей, рассчитанные на жидкий продукт, напрочь забиваются густой липкой массой. Два года борьбы за концентрат оказались прожитыми зря!

— Ничего не попишешь… — сказал в личной беседе с автором министр пищевой промышленности РСФСР. — Концентрат оказался этой зарубежной автоматике не под силу.

Автор не удержался и спросил:

— А ваши товарищи информировали вас о проблемах, которые неизбежно возникнут в связи с покупкой баночной линии?

— Знаете, — ответил министр, — я тогда в эти частности не вникал, решал все мой зам. Я только одобрял. Были общие заверения, что мы все эти вопросы решим. А потом выяснилось, что ничего не выходит. Но теперь мы, наконец, вопрос решили. Недавно подписан контракт с зарубежной фирмой на поставку шестисот тонн жести для этих банок…

Потом прошло еще полтора года. Автор терпеливо ждал. Но баночного кваса не дождался. Закупленная жесть так и не была использована по назначению. Говорят, что для изготовления из нее банок не оказалось необходимого оборудования.

Любознательный читатель может спросить: а как же остальное оборудование, закупленное на выставке «Пивоиндустрия-69»? И тут автор может порадовать читателя и разделить радость руководителей нашей пищевой промышленности. Остальное оборудование установлено на различных предприятиях и работает. Точно так же, как установлены и дают прекрасную продукцию многие другие линии, цехи и целые предприятия, купленные пищевиками за рубежом.

С каждым годом наши внешние экономические связи растут и крепнут. И это очень хорошо. Но чем шире закупки, тем выше должна быть ответственность за их целесообразность, за то, чтобы живая истраченная валюта не превращалась в бездыханных усеченных крокодилов или в сказочных джиннов головотяпства и бесхозяйственности, которые, будучи легкомысленно выпущенными из банки, наотрез отказываются в нее вернуться.

ПОЧЕМУ МЕРЗЛИ МАМОНТЫ

Очевидно, потому, что было холодно.

Но мамонты были хитрые. Они мерзли, не замерзая. Потому что в их организме был могучий генератор, превращавший подножный корм в густую шерсть и спасительное тепло. Лишь испустив свой доисторический дух, животное промерзало до последней косточки, превращаясь в предмет поисков и находок будущих палеонтологов.

Теперь в тех краях, где урчали мамонты, урчат могучие ЗИЛы, МАЗы, КамАЗы, «Колхиды»… Урчат круглые сутки. Работают — урчат. Отдыхают — урчат. Словно под их капотами не обычные двигатели, а генераторы на подножном корму, не дающие им преждевременно испустить дух, промерзнуть до последнего винтика и принести пользу разве что грядущим поколениям археологов.

Но в том-то и дело, что грузовики — не мамонты, и естественные биологические хитрости им недоступны. В их моторах сгорают не мох и кустарник, а весьма ценные в наше время нефтепродукты. Причем сгорают зря в таких количествах, которые даже железную счетную машину привели бы в ужас, умей она не только считать, но и страдать.

Ах, как хорошо живется среди непуганых счетных машин! Ах, как прелестно, что они не оскорбляют наш слух своими горемычными вздохами, не рассылают во все концы письма и телеграммы со страстными электронно-вычислительными призывами что-то наладить, что-то исправить, сэкономить, прекратить, начать или хотя бы ответить. Представляете, сколько лишнего шума было бы. Сколько лишних входящих и исходящих. А их ведь и так девать некуда. Люди-то ведь не машины. Они все пишут. Переживают и пишут. Пишут и переживают…

Получили мы такое письмо насчет работы грузовиков в северных условиях. Написал его Н. И. Першиков, который живет в райцентре Ягодное Магаданской области.

«Грузы в центральные районы нашей области, — пишет Н. И. Першиков, — доставляются из Магадана автотранспортом. Трасса протянулась на тысячу с лишним километров. Порядок работы водителей здесь строгий: отработал за рулем семь часов — ставь машину на стоянку у диспетчерской, а сам отправляйся в комнату отдыха. И это, конечно, хорошо. И вот, пока водитель отдыхает, двигатели машин, чтобы не замерзнуть, работают, не переставая. На трассе восемь диспетчерских пунктов, на каждом из них отдыхают в течение суток 50–60, а то и более машин. В общем, не ошибусь, если скажу, что в сутки на этой трассе не менее 500 машин зря сжигают на стоянках около 25 тонн топлива. И это я еще скромно взял? А в месяц? А за восемь зимних месяцев? Это же тысячи тонн, которые везут сюда танкерами за тысячи километров! Это же миллионы летят на ветер! И никому вроде до этого нет дела. А если так обстоит на всем Севере и на холодном Востоке страны, то, дорогие товарищи, потери здесь пахнут уже не миллионами, а миллиардами! Слыхал я, что налажен у нас выпуск специальных северных машин с пусковыми подогревателями. Но здесь их у нас пока так мало, что на общую заметную мне картину они не влияют. Просто сердце болит, когда обо всем этом думаешь. Надо обязательно что-то сделать!».

Вот что значит человек, а не компьютер! Может, он и ошибся в каких-то цифрах, но в чувствах своих он, безусловно, точен. Разве можно спокойно смотреть на такую урчащую бесхозяйственность? Тут обязательно надо что-то делать!

…Примерно в те же дни, когда наш далекий северный читатель отправлял свое письмо в редакцию, отдел балансов и планов распределения оборудования Госплана СССР разослал всем заинтересованным организациям письма такого содержания:

«Анализ поставок грузовых автомобилей и автобусов в северном исполнении показывает, что значительная часть этой техники поставляется заводами-изготовителями в климатические районы, в которых вполне могут эксплуатироваться автомобили и автобусы в обычном исполнении. В целях наиболее эффективного использования автомобилей и автобусов в северном исполнении и правильного определения потребности в них для организации производства в нужном количестве просим сообщить данные о потребности в автотранспортных средствах в северном исполнении».

Итак, Север должен быть обеспечен специальными экономичными машинами. И чем больше их будет, тем лучше.

Какая простая и ясная мысль! Экономически обоснованная. В производственном отношении реальная. Почему же эта мысль не овладела всеми, кто должен ее осуществить? Почему неизвестна даже потребность в северных автомобилях? Может, в заинтересованных организациях от напряжения сломались компьютеры, а считать на конторских счетах там уже разучились?

— Как ни странно, но у нас сложилось именно такое впечатление, — сказал автору заместитель генерального директора ЗИЛа по сбыту. — Читинский завод нашего объединения специализирован для выпуска машин в северном варианте. Создано новое производство. Подобран хороший коллектив. Завод продолжает расти. Но, представьте себе, наши читинские мощности загружены лишь наполовину! И даже при этом мы весь прошлый год буквально обивали пороги, навязывая северные машины. Союзглававтосельмаш уверял нас, что на них нет спроса. Стоит ли после этого удивляться, если такие машины попадали вместо Севера на Юг?

Ну и ну, растерялся автор, услыхав такие речи. На Севере мечтают о читинской продукции, завод мечтает ее производить, отдел Госплана хотел бы ее распределить, а Союзглававтосельмаш утверждает, что на них нет спроса. Да возможно ли такое?

С этим мгновенно наболевшим вопросом автор обратился к начальнику Союзглававтосельмаша.

Тот проявил полное понимание проблемы.

— Конечно, северные машины просто необходимы. Но, несмотря на это, министерства берут их очень мало…

Удивленный до предела, автор постарался выяснить причину столь странного поведения министерств, и оказалось, что, поскольку в северном исполнении грузовики выпускаются только ЗИЛом, министерства берут их в пределах фондов на эту марку. Но министерствам ЗИЛы нужны не только на Севере. Поэтому, скажем, Министерство автомобильного транспорта РСФСР из 1500 выделенных ему ЗИЛов возьмет только 390 в северном исполнении. Вместе с тем оно же направит в северные и восточные районы более трех с половиной тысяч грузовиков других марок. Ну не смешно ли? Просто до слез…

Вот если бы, говорили автору в десятке заинтересованных организаций, производство и распределение северных автомобилей планировалось отдельной строкой, то есть их заранее распределяли бы между основными потребителями, можно было бы за счет замены марок более гибко обеспечить нужды Севера и Востока. Тем более, если бы удалось организовать на Читинском филиале ЗИЛа выпуск северных самосвалов, если бы предприятия Минстройдормаша монтировали строительные краны и цистерны не на шасси ЗИЛов, а на шасси КамАЗов… Представляете? Поливалка в южном городе — ЗИЛ, а на этом шасси можно было бы выпустить отличный северный грузовик!

«Все ясно, — подумал автор. — Союзглававтосельмаш здесь ни при чем».

…Заместитель начальника отдела балансов и планов распределения оборудования Госплана СССР проявил полное понимание проблемы:

— Вот если бы Союзглававтосельмаш не отказался в прошлом году делать распределение машин в северном исполнении…

— Ну вот… — сказал автор, снова теряя почву под ногами. — А я было подумал, что он ни при чем.

— При чем! — без тени сомнения сказал собеседник. — Но и мы виноваты тоже. Понадеялись друг на друга, а в результате ваш магаданец прав. Но могу его порадовать. В ответ на наше письмо министерства и ведомства прислали заявки на нынешним год. На их основании мы дали распределение двух тысяч восьми сот северных ЗИЛов. Пока это было сделано в рабочем порядке. Но со следующего года мы уже будем планировать это производство отдельной строкой.

Наконец-то! Вот она — та самая «отдельная строка», о которой в связи с проблемой северных машин автор слышал уже и в Союзглававтосельмаше, и в Госплане Федерации, и в Министерстве автомобильного транспорта РСФСР… Теперь-то уж вопрос будет решен!

— На следующий год, — с чувством удовлетворения сказал ответственный госплановец, — мы запланируем дальнейшее увеличение выпуска читинских машин. — И он назвал предполагаемую цифру.

— Это было бы просто чудесно! — воскликнул автор. — Но завод уже сегодня может выпускать их вдвое больше.

— Это правда, — согласился собеседник. — Но министерства больше не просят. Мы их заявки удовлетворили полностью. Вот посмотрите эту таблицу…

Ну, не чудо ли, когда заявки удовлетворяются полностью! Ведь это значит, что в деле их удовлетворения нами достигнута полная хозяйственная победа. И автор стал внимательно изучать таблицу спроса и удовлетворения. Он выбрал из нее наугад министерство энергетики и электрификации ведущее значительный объем своих работ в районах Севера и Востока. Это министерство запросило и получило 50 ЗИЛов в северном исполнении.

Начальник автомобильного отдела Главэнергостроймеханизации этого министерства проявил полное понимание проблемы.

— Конечно, нам ЗИЛы нужны и в других районах страны, но для Севера и Востока мы могли бы, да что могли бы, очень хотели бы взять машин триста. И наши фонды на ЗИЛы это позволяют.

— Так в чем же дело?! — воскликнул автор, почувствовав, что он близок к разгадке северного автофеномена.

— Да ни в чем… Просто наш министерский Главснаб немного ошибся. Он решил, что эти машины предназначены только для Крайнего Севера и потому заказал всего 50 штук. А ведь мы отправим в этом году на наши стройки в Тюмени, Надыме, на БАМ не меньше трехсот машин в обычном исполнении. А о том, кстати, что Чита недогружена, мы даже и не слыхали…

Итак, дорогой читатель, на наших с тобой глазах вырисовалась довольно парадоксальная картина. Автомобильная промышленность может выпускать сегодня автомобилей в северном исполнении значительно меньше, чем их нужно. Но даже и эта возможность полностью не используется. Читинский завод недовыпустит тысячи северных машин ввиду того, что для них «не нашлось» потребителей. В то же время министерства и ведомства пошлют в северные и восточные районы страны, в том числе в Магадан, тысячи обычных автомобилей. И поскольку эти машины не имеют ни пусковых подогревателей эпохи НТР, ни генераторов на подножном корму эпохи мамонтов, они либо будут давать непуганым компьютерам новую пищу для вычислений, либо промерзнут до последнего винтика и принесут пользу разве что грядущим поколениям археологов.

…Нет, с мамонтами все же было проще. Паслись они себе, где природа велела. Пощипывали свой подножный корм. А если и мерзли, то вовсе не потому, что кто-то отнесся к ним с холодным безразличием, а просто потому, что было холодно.

КУДА ДЕВАЕТСЯ ВРЕМЯ

На перекрестках проспекта Вернадского в Москве установлены экспериментальные часы. Стрелки на них показывают не только часы и минуты, но и секунды. Для уличных часов это принципиально новое качество. Что касается автора, ему хочется видеть в этой секундной стрелке суровое напоминание о том, что в наше время следует бережно расходовать не только часы и минуты, но даже и секунды.

И как приятно, когда нам в этом помогают люди, не думающие о чужих мгновениях свысока. В последние годы в наших городах, а особенно в столице, мы видим все больше тому примеров.

Вы едете, скажем, по улице Горького и перед каждым перекрестком видите недавно установленные сине-белые указатели с названием поперечных улиц. Представляете, как это удобно для гостей, прибывших в Москву на автомобилях: не надо останавливаться, расспрашивать, забегать за угол, выясняя, что там за улица и не пора ли уже сворачивать. А указатели направлений у въезда в тоннели и над тоннелями? А прелестное объявление в одной из витрин Калининского проспекта: «Мастерская переехала», снабженное фотографией противоположной стороны улицы со стрелкой, точно указывающей то место, куда переехала мастерская? А возможность набрать «05», назвать кинофильм и узнать адрес кинотеатра и сеансы, на которых он демонстрируется? А городская телефонная справочная о наличии лекарств в аптеках? В общем, все это вещи довольно простые и вроде сами собою разумеющиеся: элементарная информация.

Но как часто нам в наш век бурного взрыва информации не хватает именно таких элементарных сведений.

Жителю г. Куйбышева понадобилась водоэмульсионная краска для побелки кухни. Заглянул он в один хозяйственный магазин, в другой — не нашел. «А вы попробуйте позвонить в хозмебельторг», — надоумил его кто-то. Попробовал. Но эта проба тоже успеха не принесла. «Мы справок о наличии товаров в магазинах не даем, — ответили ему. — Такая служба у нас не предусмотрена».

Целый день потратил покупатель на поиски нужной ему краски. Благо, была суббота, и для этого не потребовалось брать отпуск за свой счет. В конце концов краска была найдена в магазине на соседней улице, куда покупатель почему-то сразу не заглянул.

В данном случае мы с вами имеем дело, что называется, с нулем информации, примерно с тем же нулем, который вы обнаружите на многих загородных остановках автобуса, свято хранящих тайну его расписания, с нулем, который будет сопровождать вас, если вы пожелаете попасть на автомобиле в город, расположенный где-то неподалеку от автомобильной магистрали. Не ищите зря дорожные указатели, которые помогут вам свернуть с большой дороги на малую в нужном месте. Не ищите затем на развилках малой какие-нибудь намеки типа «Поедешь налево… Поедешь направо…» Лучше всего положиться на интуицию, и, не жалея времени на расспросы местного населения, действовать по принципу: язык до Киева доведет.

Кстати, о Киеве. Если в Куйбышевском хозмебельторге полезная информация измеряется цифрой «0», то в киевской фирме «Обувь» она поставлена уже значительно выше. Об этом нам сообщила киевлянка, которая хотела приобрести туфли летние текстильные на резиновом ходу. Желая приобрести туфли и не желая тратить на это лишнее время, киевлянка решила воспользоваться услугами справочной, существующей, как ей это было достоверно известно, при оптово-розничной фирме «Обувь». Не сумев дозвониться в справочную, отправилась туда лично. Служащая бюро информации встретила ее весьма приветливо и сообщила, что искомых туфель в продаже ни в одном из 43 магазинов фирмы нет. Это был уже не нуль информации, это уже было кое-что. Но надо же, чтобы у нашей киевлянки оказался такой недоверчивый характер. Не положившись почему-то на точность полученной справки и пользуясь слухами, она все же обошла ряд магазинов фирмы «Обувь» и обнаружила нужные туфли в магазине № 13. Так что в данном случае вместо нуля информации мы имеем дело с видимостью информации. Кстати сказать, и многие московские торги, учредившие справочные службы, тоже пока не очень радуют покупателей: дозвониться до этих справочных почти невозможно, а оперативность их информации оставляет желать лучшего.

Автор уверен, что читатели при желании могут подсказать ему немало других примеров из разных областей нашей жизни, когда время безнадежно уплывает из-за отсутствия точной и своевременной информации: что, где, когда. И потому ему остается только призвать заинтересованные организации: товарищи, берегите наше время, ибо это такое же национальное богатство, как наши реки, леса, полезные ископаемые. Берегите часы, минуты и мгновения, ибо в конечном счете жизнь из мгновений-то как раз и состоит. Об этом нам убедительно напоминает и песня из известного кинофильма, и новые экспериментальные уличные часы с секундной стрелкой.

ХОЖДЕНИЕ ПО КРУГУ

Автор долго раздумывал, с чего ему начать этот фельетон. В поисках подходящего к случаю сравнения он обращался к мифам древней Эллады, к легендам и сказкам разных народов, а также к произведениям литературной классики. Но ничего ярче самого факта, изложенного в письме группы партийного контроля Руставского металлургического завода, не нашел. И потому решил по доброму примеру Антея не отрываться от земли и сразу познакомить читателя с этим письмом.

«Наш завод, — говорилось в письме, — использует в производстве металлолом. И свой собственный, и поступающий со стороны. Несмотря на это, нам ежегодно планируют поставку металлолома другим металлургическим предприятиям. Кто-то где-то заготавливает лом и отгружает Вторчермету. Вторчермет теми же вагонами отправляет его нам. А мы тот же лом теми же вагонами переотправляем на другой завод. И при этом все выполняют план сбора и поставки металлолома».

Да, вряд ли до такого сюжета мог бы додуматься какой-нибудь сказочник, не говоря уже о древнегреческих мифотворцах!

«Мы по этому вопросу обращались к руководству нашего завода, — говорилось в письме, — оно, в свою очередь, обращалось в нашу вышестоящую организацию, но все остается по-прежнему. Просим помочь в решении этого довольно несложного, но важного для нас вопроса».

Итак, все ясно, подумал автор. Вопрос действительно довольно простой. Надо только связаться с их вышестоящей организацией и тактично намекнуть, что требовать сдачи металлолома от тех предприятий, которые должны его сами использовать, по меньшей мере, нелепо.

И автор направился на площадь Ногина, в объединение Союзтрубосталь Министерства черной металлургии СССР. Краснея и запинаясь от неловкости (ведь так неловко обращать внимание людей на их явные промахи), он стал рассказывать, в какое нелепое положение попали руставцы. Ведь вы подумайте! Они получают и отправляют один и тот же металлолом!

— Да, нехорошо это получается, — согласился заместитель начальника Союзтрубостали. — Свой металлолом они, конечно, должны использовать сами.

— Вот и хорошо, вот и прекрасно! — воскликнул автор. — Я так и думал, что это недоразумение! Значит, можно им сообщить, что вы снимете с них план поставки металлолома? Поверьте, они будут так рады!

— Охотно вам верю, но сделать этого мы никак не можем. Министерство устанавливает нам такие высокие планы сдачи металлолома, что требовать их выполнения только от заводов, которые в своем производстве лом не используют, иными словами — от неметаллургических, невозможно. Приходится планировать сдачу и металлургическим. В том числе Руставскому. И как мы ни доказываем министерству, что встречные перевозки металлолома недопустимы, картина из года в год остается прежней.

Все ясно, подумал автор. Союзтрубосталь не виновата. Виновато во всем министерство. Надо пойти туда и тактично намекнуть товарищам, что следовало бы прислушаться к доводам трубосталевцев и не толкать их на встречные перевозки металлолома.

Не выходя из огромного здания на площади Ногина, автор перешел с одного уровня вопроса на другой и оказался в кабинете заместителя начальника планово-экономического управления Минчермета СССР. Краснея и запинаясь от неловкости (ведь так неловко неспециалисту уверять математика, что дважды два — четыре), автор стал рассказывать, в какое нелепое положение попали союзтрубосталевцы. Ведь вы подумайте! Они вынуждены планировать своим металлургическим заводам получение и сдачу одного и того же металлолома!

— Вы правы, — согласился его собеседник, — это, конечно, ни в какие ворота не лезет. И терпеть такие факты нельзя.

— Вот и хорошо, вот и прекрасно! — воскликнул автор. — Немедленно бегу к трубосталевцам и скажу, что вы освобождаете их от встречных поставок металлолома. Представляю, как они обрадуются.

— И я представляю, но сделать этого мы сами никак не можем. Ведь планы сдачи металлолома мы получаем от Госплана. И сколько мы ни доказываем при их согласовании, что неточности планирования вызывают встречные перевозки, с нами соглашаются далеко не всегда. Да и не только с нами. Сходите в Союзвторчермет, и вы узнаете, как обстоят дела со встречными перевозками по другим министерствам.

Автор поспешил воспользоваться этим советом и отправился с площади Ногина в Мечников переулок. Привычно покраснев и запинаясь от неловкости, он спросил, много ли известно случаев встречных перевозок однородного металлолома.

— Сколько угодно! — щедро ответили ему и показали толстую папку с копиями писем, направленных Союзвторчерметом в различные министерства. В одном из них говорится, что министерствам и ведомствам запрещено устанавливать предприятиям планы сдачи лома черных металлов по тем видам, по которым им выделяются фонды на получение лома от других предприятий. Несмотря на это указание, министерства продолжают создавать нерациональные встречные перевозки.

Далее в письме перечислялось «для примера» пять объединений и предприятий, которые должны были в нынешнем году получить в целом немногим более 19 тысяч тонн металлолома, а сдать немногим менее… 90 тысяч.

— Конечно, — сказали притихшему автору, — полностью избежать встречных перевозок металлолома нельзя, так как не всякие отходы металла могут быть использованы там, где они образовались. Но, как правило, мы возим по кругу лом одной и той же категории…

— Ну и как министерства и Госплан реагируют на ваши письма? — с надеждой спросил автор.

— Почти никак, — ответили ему.

Странно, подумал автор. Он отправился в Госплан и поднялся на верхний уровень затронутого вопроса.

Краснея и запинаясь от своей ничтожной компетентности (ведь так неловко, когда она является результатом явного отсутствия сообразительности), автор стал рассказывать соответствующему Начальнику, в какое нелепое положение попадают министерства, которые вынуждены планировать своим объединениям, которые в свою очередь вынуждены планировать своим предприятиям встречные перевозки одинакового металлолома.

— Знаю, — сказал Начальник. — Это безобразие. Допускать такое ни в коем случае нельзя.

— Значит, все в порядке? — воскликнул автор. — Значит, можно написать в газете, что ничего подобного впредь не будет, что Госплан будет полностью учитывать потребности министерств и объединений в собственном металлоломе? Воображаю, как обрадуются в министерствах и ведомствах!

— Не торопитесь, от Госплана это зависит далеко не полностью.

— Но от кого же? — с замиранием сердца спросил автор.

— От объединений и министерств, — ответил Начальник.

Из дальнейшей беседы автор уразумел, что если бы министерства при обсуждении планов вовремя указывали, что такая-то часть металлолома будет использована их предприятиями на собственные нужды, Госплан бы это учитывал.

Кроме того, автор с интересом узнал, что есть еще одна замечательная возможность борьбы со встречными перевозками металлолома и состоит она в том, чтобы все министерства планировали своим объединениям — а те предприятиям — сдачу амортизационного лома не «по факту», т. е. по количеству, сданному в прошлом году, а в соответствии с планами замены и реконструкции оборудования. Это наверняка в одних случаях обнаружило бы скрытые резервы, а в других — устранило искусственный дефицит металлолома, который нередко покрывают за счет металлургических предприятий.

Вот теперь все ясно и убедительно до предела. Неясно только, почему эта ясность не овладела еще умами плановиков во многих министерствах и объединениях. Может быть, тут есть какая-то скрытая от автора причина?

И тут, надо сказать, автор глубоко пожалел о том, что ввязался в эту историю с металлоломом. Честно говоря, он рассчитывал встретить на своем пути хотя бы одного-единственного головотяпа, этакого сказочного упрямца, который свято верит в разумность и необходимость встречных перевозок и готов отстаивать их до победного конца. Ах, какой это был бы прекрасный сатирический образ! Какими убийственными могли бы стать его литературно-деловые характеристики! До какого великолепного абсурда можно было бы довести его смехотворную приверженность к заведомо нелепым решениям!

Но, как видите, упрямца нигде не оказалось, никто нигде не попытался отстоять очевидную нелепость. Все были категорически против. И тем не менее нелепость продолжала существовать. Тысячи железнодорожных вагонов, тяжело груженных одинаковым металлоломом, со свистом и колесным перестуком мчались по просторам страны навстречу друг другу. И только красные шапочки дежурных по станции отдаленно роднили эту картину со сказкой.

ЕСЛИ ВЕРИТЬ КОМПЬЮТЕРУ

Как вы думаете, какая профессия самая перспективная в райцентре Новоколдобинске, кому здесь будет принадлежать пальма первенства в 2000 году?

Наладчикам станков-автоматов?

Операторам электронно-вычислительных машин?

Физикам с атомным уклоном?

Химикам на молекулярном уровне?

Нет, пальма первенства в городе Новоколдобинске будет принадлежать в 2000 году… кочегарам. Каждый четвертый работающий будет вынужден гордиться именно этой профессией.

Автор делает такое довольно смелое предположение на основе простейшего анализа статистических данных. Судите сами. Ныне примерно треть Новоколдобинска живет в общественном секторе, который отапливается небольшими котельными. Таких котельных в городе 68. Их обслуживают 550 кочегаров, что составляет 7,3 процента работающего населения. При увеличении общественного сектора в жилищной застройке до 90—100 процентов (а именно таковы планы) и сохранении нынешней системы отопления (а именно таковы перспективы) удельный вес кочегаров в трудовом балансе города приблизится к 25 процентам. Вот вам и каждый четвертый!

Кстати, если вы думаете, что Новоколдобинск является редчайшей энергетической аномалией, вы глубоко заблуждаетесь. Там по крайней мере вокруг одной котельной греется в среднем по 294 человека. А в райцентре Светлое число греющихся снижается уже до 271. Что же касается райцентра Кочки, то оно тут и вовсе достигает 193. А это значит, что к 2000 году в Кочках может оказаться кочегаром уже каждый третий.

А откуда он возьмется, этот третий?

Нет, конечно, если молодежь возьмет шефство над Кочками, выступит с почином и пришлет сюда энтузиастов из других городов и районов области, то дело пойдет. Но если и в других городах и райцентрах положение сложится не лучше кочкинского? Ведь число карликовых котельных здесь неуклонно растет.

Вы думаете, кочегары не понимают, что цифры такого роста на праздничных диаграммах не рисуют и под рубрикой «Наши достижения» не печатают? Наши кочегары читают газеты и прекрасно знают, что такие котельные — это перерасход топлива и энергии и разбазаривание трудовых ресурсов. Кроме того, на личной практике кочегары сумели убедиться в неустойчивой работе этих полукустарных источников тепла. Но что, скажете, что могут предпринять в этом вопросе даже самые сознательные представители кочегаров? Обменяться друг с другом мыслями? Написать письмо в редакцию? Убедить застройщиков возводить свои жилые дома и объекты культурно-бытового назначения, объединяясь для строительства общих котельных?

А застройщики и сами в этом не сомневаются. Но что, скажите, что могут предпринять даже самые сознательные из них, если сроки строительства у всех разные и финансирование им спускается с разрывом в несколько лет? Получается одно из двух: если хочешь скооперироваться с кем-то на предмет общего тепла, то либо жди, либо догоняй. А что значит — жди? Это значит — построй многоквартирный жилой дом, сдай его под ключ и не заселяй по крайней мере года два или три, пока не дадут тепло. Но кто на это пойдет и чьи новоселы это выдержат? Ну, а не хочешь ждать — вложи заранее свои средства в строительство коллективного теплоузла, а потом строй вдогонку свои объекты. Но кто это тебе сегодня позволит?

Так что остается застройщикам лишь обмениваться друг с другом критическими мыслями насчет тепла и горячо просить проектировщиков что-нибудь эдакое придумать.

А проектировщиков и просить не надо. Они давно уже разработали схемы централизации теплоснабжения малых городов на базе строительства крупных источников тепла. Реализация этих схем требует по 5–7 миллионов рублей в каждом городе. Пока таких денег нет.

Есть другие деньги, которые расходуют на строительство в тех же городах мелких ведомственных котельных.

Но их никто не считает, никто не хочет взять в руки хотя бы простой карманный компьютер. То ли слишком это нудная работа — облекать разные мелкие нюансы в колонки крупных цифр. То ли без них результаты получаются настолько лучше, что просто не хочется огорчать себя и других въедливыми подсчетами. Потому что, если подсчитать, то может оказаться, что недостающие по каждому городу деньги на централизацию давно бы уже окупились и, более того, даже принесли значительную экономию, гораздо больше той, которую могут обеспечить нам все кочегары, вместе взятые, от всей души откликающиеся на все наши призывы о рачительном ведении кочегарного хозяйства.

Так возьмем же в руки компьютер, не дожидаясь, пока каждый третий станет кочегаром. Ибо тогда найти человека, владеющего электронно-счетной техникой, будет гораздо труднее, чем сегодня.

ШИПЫ БЕЗ РОЗЫ

И все бы ничего, если бы не роза ветров. Как назло преимущественное движение воздуха происходит не от Корытовского лесопарка в сторону старых свинарников, а наоборот: от свинарников к зоне отдыха. И потому воздух в зоне пахнет не озоном, а навозом. Вот вам и роза. С шипами.

Нет, конечно, псковитяне, отдыхающие зимой и летом в Корытовском лесопарке, знают, что сельское хозяйство пахнет не только розами и что отделить выполнение Продовольственной программы от ароматов кормокухни и хлева просто невозможно. Но в том-то и дело, что наличие в лесопарке свинарников не подкрепляет наращивание мясных ресурсов, а наоборот — тормозит.

Дело в том, что двенадцать лет назад Псковский облисполком принял решение о расширении подсобного хозяйства Псковского горпродторга и о переносе в связи с этим старых корытовских свинарников за городскую черту в район деревни Клишово. Там намечалось строительство свинокомплекса на шесть тысяч голов.

О предстоящем строительстве, а также о предстоящем оздоровлении зоны отдыха псковитяне говорили с немалым энтузиазмом. С высоких трибун не только проектировались вдохновляющие перспективы, но и назывались конкретные сроки. Присутствующие аплодировали.

Все дело должно было быть завершено к 1975 году. Конечно, с порога 1971-го эта дата выглядела не такой уж близкой. Но для тех, кто привык мыслить масштабами пятилеток, она звучала вполне убедительно. И потому гуляющее в лесопарке население, затыкая носы от антисанитарного запаха, тихо считало годы, остающиеся до конца пятилетки. Четыре… Три… Два… Один…

Но до пуска нового свинокомплекса еще было далеко.

Пока малоинформированные энтузиасты считали оставшиеся до конца пятилетки годы, за стенами городских и областных заинтересованных организаций шла упорная и кропотливая работа по воплощению в жизнь вдохновляющих перспектив Корытовского лесопарка.

Не прошло и двух лет, как по просьбе горисполкома и при содействии облисполкома было начато проектирование нового подсобного хозяйства. Облисполком выделил и подрядчика. Дело едва не дошло даже до согласования проекта. Но тут подрядчик обнаружил, что проектируемый объект в плане подрядных работ на 1973–1975 годы не значится, и от строительства отказался.

Кропотливая работа продолжалась. В конце того же 1973 года областная плановая комиссия определила нового подрядчика. Но оказалось, что на практике это решительно ничего не значит. Новый подрядчик сразу сказал «нет!», и облисполком не нашел ни доводов, ни сил, чтобы его урезонить.

Впрочем, проектирование подсобного хозяйства шло своим чередом, и в 1974 году разработка документации была закончена. Нашелся и подрядчик. Вернее, не нашелся, а был с превеликим трудом найден облисполкомом. «Облмежколхозстройобъединение» не стало отказываться от почетного поручения. Оно довольно быстро рассмотрело проектную документацию и… тут же вернуло ее на переработку как безнадежно устаревшую. Прошло еще три года, пока эта переработка была завершена.

Теперь оставался сущий пустяк: добиться выделения капитальных вложений на строительство, быстро их освоить и выполнить, наконец, давнее решение о переносе свинарников с одновременным увеличением производства свинины.

Нельзя сказать, что горисполком, облторготдел и облисполком отмахнулись от этого пустяка. Напротив, им даже удалось добиться согласия Российской конторы Стройбанка на выделение необходимых кредитов. Но при одном условии: сроки строительства не должны превышать нормативных. Это значило, что в первый же год строители свинокомплекса должны освоить до двух миллионов рублей. А возможности «Облмежколхозстройобъединения» по этому объекту не превышали двухсот тысяч. Стоит ли удивляться тому, что Стройбанк отказался финансировать такой заведомый долгострой, а псковские заинтересованные организации не стали настаивать?

Но малоинформированные энтузиасты сверкающих корытовских перспектив тем временем не дремали. Выждав для приличия вместо одной пятилетки две и ничего не зная о незаметной титанической работе в этом вопросе местных организаций, они обратились с письмом в «Известия». Газета напечатала это письмо под заголовком «Беречь лесопарки». Псковский горисполком не замедлил подтвердить правильность выступления газеты. В своем ответе он громогласно заверил общественность в том, что все необходимые работы по благоустройству Корытовского лесопарка вскоре будут осуществлены. С этой целью, мол, горисполком обратился к облисполкому с просьбой «о выделении лимитов подрядных работ для строительства животноводческой фермы в деревне Клишово». Или, говоря иными словами, о конкретном поручении конкретным строителям построить, наконец, Клишовский свинокомплекс.

Облисполком не замедлил подтвердить правильность решения горисполкома, но в своем решении записал: «Исполкому Псковского городского Совета народных депутатов совместно с управлением торговли облисполкома обеспечить перевод подсобного хозяйства горпродторга из Корытовского лесопарка в район д. Клишово».

Обеспечить — и точка! Пусть население радуется. А разговор о выделении лимитов и прочей нашей кропотливой созидательной работе оставим для посвященных, которые отлично знают, что заводить его с нами сейчас по меньшей мере бестактно.

Итак, Корытовская роза ветров исправно продолжала снабжать лесопарк ароматом навоза, а малоинформированные энтузиасты терпеливо ждали, когда горисполком с облторготделом «обеспечат».

Выждав для приличия вместо одного года два, они вновь обратились к редакции с просьбой о помощи. Редакция запросила горисполком. Ответ был оглушающе положительным. Из горисполкома сообщили: «Поднятый вопрос о неправомерности размещения в Корытовском лесопарке вредных в санитарном отношении производств решается. Разработана проектная документация по переносу свинарников подсобного хозяйства продторга в деревню Клишово…»

Придумать что-либо более вдохновляющее и менее информационно насыщенное было просто невозможно. Ура! Вопрос уже решается. А как давно — это не имеет значения. Ур-ра! Разработана уже проектная документация. А то, что она уже дважды устарела и сдана в архив, никого интересовать не должно.

Но редакцию это все-таки заинтересовало. Желая на месте проникнуться духом оптимизма и неиссякаемой бодрости, доносящимся из эпицентра Корытовской розы ветров, а заодно подкрепиться недостающей информацией, автор этих строк решил посетить псковские заинтересованные организации.

Поначалу с ним беседовали как с малоинформированным энтузиастом. Никак не могли припомнить, было ли принято в свое время решение облисполкома о переносе подсобного хозяйства в деревню Клишово. Очень туго прорывались воспоминания о причинах, тормозивших это дело. Путешествуя по местным коридорам власти, автор переходил из кабинета предгорплана в кабинет предгорисполкома, оттуда — в кабинет предоблплана, из кабинета предоблплана в кабинет предоблисполкома. Беседовал он и с главным архитектором города, и с руководителями облуправления лесного хозяйства, и с руководителями облуправления торговли… И постепенно превратился из малоинформированного энтузиаста в Посвященного. И теперь он точно может сказать, что хотя никто от строительства нового свинокомплекса не отказался и оздоровление Корытовского лесопарка по-прежнему считается актуальной задачей, кропотливая созидательная работа в этом деле фактически приостановлена. И никаких изменений в обозримый плановиками период не предвидится. А громогласные оптимистические прогнозы, исходившие от местных организаций, ничем не обоснованы.

Автор считает необходимым немедленно довести это до сведения публики, гуляющей в Корытовском лесопарке и до сих пор наивно полагающей, что вопрос уже решается, а проектная документация вот-вот будет воплощена в жизнь. Пусть публика не питает напрасных надежд. Ибо ничего не может быть хуже для настроения, чем несбывшаяся надежда. Уж лучше совсем до поры до времени ее не иметь, чем трижды разочароваться в том, кто обещал тебе ее осуществить.

Да, громогласностью гласности не заменишь. Быть может, честно информировав граждан о всех встретившихся на пути строительства нового свинокомплекса трудностях, заинтересованные организации нашли бы в себе гораздо больше сил и упорства, чтобы эти трудности преодолеть. А если не вышло бы, стоило бы отказаться публично на какое-то время от своих безусловно прекрасных планов, более точно взвесив свои возможности и наметив реальные рубежи. Можно не сомневаться, что такая откровенность в обращении с энтузиастами привела бы к сочувствию и безусловному пониманию с их стороны.

А понимание — великое дело. Оно может породить веру и надежду в отношении корытовских перспектив гораздо более стойкую, чем самый стойкий аромат невыполненных обещаний, доносимый на территорию местного лесопарка. Но это уже шипы. Без розы.

ПОРАЖЕНИЕ ВЕЗДЕХОДА

Жители деревни Юркевичи с большим интересом наблюдают весной и осенью за движением могучих автолесовозов. Им радостно сознавать, что по главной деревенской улице, а затем по дорогам родного района могучим потоком движется необходимая нашему народному хозяйству древесина. Это движение, думают они, наглядное свидетельство трудовых успехов производственно-заготовительного объединения, которое рубит и пилит в недальнем лесу могучие деревья.

Но почему же, спрашивает в своем письме в редакцию председатель исполкома Юркевичского сельского Совета, почему успехи лесорубов должны оборачиваться для жителей нашей деревни сплошными неприятностями, особенно осенью и зимой? И тут выясняется, что интерес местных жителей к лесоперевозкам связан не только с их законной гордостью за нелегкий труд лесорубов. Это, конечно, само собой. Но дело в том, что могучие лесовозы в распутицу разбивают сельские грунтовые дороги до такой плачевной степени, что по ним не могут пройти не только рейсовые автобусы, но даже знаменитый «газик», который, как известно, по праву считается вездеходом.

— Дорогие товарищи, — обращается к лесозаготовителям предсельисполкома, — скатертью вам наша дорога, но не сочтите за труд эту скатерть заштопать, так как терпеть дольше в распутицу нашу полную оторванность от окружающей цивилизации мы не в силах. Даже если бы и очень захотели.

— Уважаемые друзья! — отвечает директор объединения. — За отдельными вывозимыми деревьями вы не видите большого леса, который, как известно, является нашим общим богатством.

— Но наши дороги — тоже богатство. Даже плохие. По крайней мере ни мы, ни вы обойтись без них не можем, отвечает ему от имени и по поручению Советской власти на местах председатель исполкома сельского Совета. — Так что уж, пожалуйста, отремонтируйте то, что вы разрушили.

— Ни в коем случае, — отвечает на это директор. — Ибо это не входит в наши прямые обязанности. И вообще, стоит ли поднимать шум из-за нескольких колдобин?

Поскольку позиции сторон предельно ясны, на этом можно было бы и поставить точку. Но автору кажется целесообразным увидеть за конкретным «деревом», за описанным случаем большой лес, в котором доныне блуждает проблема наших сельских дорог. Ведь за состояние проселка никто персональной ответственности не несет. Это при том, что дорога — условие, без которого удержать людей в селе очень трудно. Но что, скажите, может сделать с разбитой дорогой исполком Совета, у которого для таких работ нет ни механизмов, ни средств? Вот тут-то и возникает вопрос о «прямых обязанностях» и «нескольких колдобинах».

Сперва о колдобинах. Как сообщил в беседе с автором директор районной автобазы, весной и осенью упомянутые дороги становятся благодаря лесовозам совершенно непроходимыми. Автобусное и всякое прочее автомобильное движение, в том числе и карет «скорой», полностью прекращается.

— А как же больные? — спросил автор.

— Терпят, если могут… — ответил ему директор автобазы.

Вот вам и «несколько колдобин».

А теперь об обязанностях. Вот что сказали автору по данному конкретному поводу в Министерстве лесной и деревообрабатывающей промышленности СССР: «Хотя эта обязанность пока нигде не записана, безусловно, дороги, о которых пишет вам председатель исполкома сельского Совета, должны ремонтировать мы».

Вот это и называется, по мнению автора, «видеть за деревьями лес».

КИРПИЧ НА ГОЛОВУ

Вот вы говорите: борьба за качество. И я говорю: борьба за качество. И не только говорю. Даже на плакатах пишу и в цехах вывешиваю. Ну, не сам, конечно, а с помощью мастеров слова и кисти. Потому что все это должно выглядеть солидно, красиво и, главное, вдохновлять. Тем более, что и продукция у нас вдохновляющая: мы делаем кирпич. Тот самый кирпич, из которого золотые руки строителей возводят стены промышленных, хозяйственных и культурно-бытовых объектов, обеспечивая тем самым грандиозный размах нашего строительства.

А попробуйте построить кирпичное здание без кирпича… Даже если этот кирпич вам и не очень нравится, даже если на других предприятиях он и получше. Не нравится — не берите! — твердо говорим мы. — Все равно вы от продукции нашего завода никуда не денетесь. Фонды на кирпич, сами знаете, распределены, и менять вам по вашему капризу поставщика никто не будет!

Так что, если уж откровенно говорить, получатели к нашей продукции не очень-то и придираются. Берут, что даем, да еще и в ножки порой кланяются. Кирпич в нашем крае пока еще штука дефицитная. Не до качества им, родимым. Удалось бы положенное количество выбрать. Иногда просто смешно видеть, как они готовы тащить эти кирпичи прямо из печи. Какое там ОТК? Какая отбраковка? Давай, давай! — говорят. Нам некогда, мы спешим, на нас будущий новосел смотрит с большой надеждой. Мы не можем нарушать наши планы и сроки!

Но бороться за качество, вы сами понимаете, надо. В конце концов каждый из нас должен помнить, в какое время он живет и какие задачи решает. Я об этом не раз говорил, и меня очень внимательно слушали. У нас с вами, говорю, здесь не сборочное производство, комплектующих узлов и деталей нет, кивать не на кого. Смежник, говорю я в шутку, у нас с вами один — природа-матушка. От нее и песок, и глина. И претензий к ней не предъявишь.

Вообще, надо сказать, шутку я люблю. Один получатель как-то упрекнул меня в откровенной беседе: ваш кирпич, мол, недожжен и впитывает воду, как губка. Ничего, сказал я ему в ответ, на хорошей стройке губки тоже нужны. Например, в душе после смены. Но он почему-то даже не улыбнулся. Наверное, у них на стройке нет душа.

А другой получатель мне говорит: ваш кирпич весь в трещинах, он такой хрупкий, что буквально в руках разваливается. Вот и хорошо, отвечаю, если он кому-нибудь невзначай на голову упадет, треснет не голова, а кирпич. И в смысле техники безопасности на производстве это будет большим успехом.

Да, так о чем это мы? Ах, о качестве… Просто обидно иногда становится, когда об этой теме глубоко задумаешься. Так и хочется одернуть тех, кто перестает понимать шутки и начинает всерьез требовать, чтобы качество обыкновенного кирпича равнялось чуть ли не качеству транзисторного приемника.

Не успели мы эту мысль как следует рассмотреть и обсудить, на завод для проверки качества продукции явились представители прокуратуры. То ли их наши получатели надоумили, то ли они сами нашу слабину почуяли… Ну, все, думаю, теперь держись, теперь только оперативность может нас спасти. Только срочные меры по выправлению создавшегося положения.

Прокурорская проверка еще не закончилась, а я уже собрал командиров нашего кирпичного производства и говорю: так и так, дорогие товарищи, да разве ж можно так работать? Да ведь у нас непосредственно под вдохновляющими плакатами грубо нарушаются технология и трудовая дисциплина, принижена роль отдела технического контроля, потери от брака скрываются, виновные в его выпуске остаются практически безнаказанными… Лично я предлагаю принять самые энергичные и решительные меры, пока дело не дошло до прокурорского представления руководству нашего объединения.

Не успели… Пошло-таки представление в адрес нашего объединения. Подписал его сам прокурор края. Он потребовал принять необходимые меры к строгому соблюдению законов об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции на нашем заводе и дал месячный срок для сообщения о принятых мерах. Представляете? Такой момент, кругом все борются за качество, а меня как раз за это самое дело с треском снимают с директорского поста. Это ж надо! Чтобы человеку так не повезло, чтобы злополучный кирпич свалился именно мне на голову.

В общем, наше объединение ответило прокурору точно в срок. Моя судьба была решена ясно и недвусмысленно: за недостаточное внимание к вопросам качества продукции (так сформулировали в приказе) мне было объявлено… как вы думаете, что? За-ме-ча-ние. Я, честно говоря, прочитав этот приказ, поначалу даже глазам своим не поверил. Неужели, думаю, это вроде нашего плаката в цехе? Ведь там, в объединении, такие серьезные люди. Но потом я понял, что просто борьба за качество не зашла еще так далеко, как мне сперва показалось. Так что кирпич нашего производства, свалившийся мне на голову, оказался действительно безопасным.

Ну и ладно… Ну и хорошо… А вопросами улучшения качества мы, конечно, занимаемся и окончательно их решим. Как-нибудь потом… Может, тогда, когда наш кирпич перестанет быть дефицитным. А может, когда собственный технический контроль на предприятиях заменят государственным и вместо наших милых и все понимающих работников ОТК к нам зашлют представителей Госстандарта или еще каких-нибудь вневедомственных контролеров… Слухи об этом ходят довольно упорные, и, глядишь, неровен час, они подтвердятся. Вот уж когда наши кирпичи станут действительно опасными, и лично я свою голову под такой предмет ни за что не подставлю.

ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ МОРОЖЕНОЕ?

— Говорят, будто за границей уже есть мороженое для женщин, желающих сохранить фигуру, — рассказывает мой приятель.

— А для мужчин? — с надеждой спрашиваю я.

— И для мужчин. Разницы тут никакой нет. Главное, что его готовят без сахара.

— А-а… — разочарованно говорю я. — Без сахара ешь сам. А я, знаешь ли, еще с детства привык к сладкому мороженому. Сколько слез, помню, пролил, когда из-за диатеза мне его не давали…

— А между прочим, оно хоть и без сахара, но сладкое. И детям, больным диатезом, его как раз можно. И взрослым, больным диабетом. И людям пожилого возраста. И вообще всем, кому не рекомендуется злоупотреблять сахаром. Там, за границей, говорят, они давно это дело раскусили. А раскусив, облизнулись от удовольствия.

— А это не пропаганда? — говорю. — Они там, знаешь, в рекламных целях как загибают… Родную мать не узнаешь.

— Не-е… — говорит. — Мой сосед недавно был в загранкомандировке, сам лично пробовал. Говорит, что готовят его на натуральных продуктах — сорбите или ксилите, и что по вкусу от обычного мороженого его ни за что не отличишь.

— Ну и ну! — говорю. — Вот это прогресс! Не понимаю, куда наши смотрят.

— А ты разберись, — говорит приятель. — Может, и в газете об этом напишешь.

И стал я разбираться.

Обращаюсь к главному производителю мороженого — в контору Росмясомолторга.

— Скажите, вы слышали, что за границей уже есть диетическое мороженое?

— Слышали. А что?

— Так, может, надо не пожалеть валюты, купить технологию?

— А зачем? Технология у нас есть.

— Тогда, может, оборудование заморское требуется?

— А для чего? Наше отечественное оборудование универсальное. Ему что с сахаром, что без сахара — все едино.

— Вот это техника! — говорю. — Выходит, не только они там где-то что-то могут насчет мороженого… Но чего же у нас тогда нет? Может, ксилита? Или сорбита?

— Да нет… Есть и то, и другое. Хотя, конечно, и перебои бывают.

— А может… Может, у наших граждан не бывает склонности к полноте? Может, у нас уже нет диатеза и диабета?

— Да нет… Все у нас есть: и то, и другое, и третье…

— Так чего же, в конце концов, у нас нет? Чем мы обделены?

— Спроса у нас нет. От торгующих организаций нет заявок!

Вот это — да! Граждане, берегущие свою форму, есть, пожилые люди с ограниченным потреблением сахара тоже есть, больные диатезом есть, диабетики есть, а спроса на диетическое мороженое нет!

Обращаюсь в Автоматторг — главную московскую организацию, торгующую мороженым.

— Любите ли вы мороженое? …А диетическое? … Никогда не пробовали? …А почему не заказываете? …Никто не спрашивает? Понятно. Начнем с рекламы…

Нет, оказалось, что начинать с рекламы Автоматторг не хочет. Пусть Росмясомолторг этим занимается. Его продукция.

А Росмясомолторг тоже не хочет. Рекламировать можно то, что производят. А они не производят потому, что нет заявок. А заявок нет потому, что нет спроса. А спроса нет, потому что нет рекламы. А рекламы нет, потому что не производят…

И вдруг в ходе моих многодневных переговоров с заинтересованными организациями пришла благая весть: произвели! Целых две тонны. Того самого. Диетического. Которое раньше водилось только за рубежом. О котором мы ранее даже и не мечтали. Потому что не знали, что это можно.

По точным данным, полученным в Росмясомолторге, новый замечательный продукт уже отправлен в ряд московских кафе. Вот это, думаю, оперативность! Вот это действенность! Газета еще только заинтересовалась вопросом, еще даже не выступила, а вопрос уже решен.

Поздравляю вас, полнеющие женщины и толстеющие мужчины! Поздравляю вас, граждане пожилого возраста! Поздравляю вас, больные диатезом и диабетики! Сегодня на вашей улице праздник. Ну, если и не непосредственно на вашей, так на соседней. Я снабжу вас адресами кафе, куда завезли диетическое мороженое, и вы сможете посетить их в любое, удобное для вас время.

Но прежде чем я направлю вас по известным мне адресам, объеду-ка их сам и лично «убедюсь», что чудо действительно свершилось.

Кафе «Звездочка» на Пятницкой. Закрыто на ремонт.

Кафе «Морозко» на Люсиновской. Закрыто на капремонт.

Кафе «Березка» в Сокольниках. «Нет, не завозили. А что это такое? Мы про него и слыхом не слыхивали».

Кафе «Северное сияние» на Селезневке. «Первый раз слышим».

Кафе № 55 на площади Восстания. «А разве такое выпускают?!»

Звоню главному товароведу производственного отдела Росмясомолторга:

— В указанных вами кафе диетического мороженого нет, а два кафе и вовсе закрыты.

— Не может быть! — отвечают мне. — Ведь эти сведения нам дал холодильник № 8, а он отправлял по адресам, указанным Автоматторгом.

Звоню заместителю директора Автоматторга.

— Ничего подобного, — слышу в ответ. — Никаких адресов мы не давали, просто сказали, что каждому кафе, заказавшему весовое мороженое, можно дать в ассортименте и это.

— А вы предупредили свои кафе, что к ним поступит не совсем обычный продукт?

— Нет… Мы же не знали, куда он поступит.

— А можете назвать кафе, куда оно уже действительно поступило?

— Могу. Ну хотя бы кафе № 62 на проспекте Мира.

Еду по указанному адресу. Наконец-то мне улыбается удача. Диетическое мороженое есть. Заказываю полновесную порцию. Стою у буфетной стойки в ожидании, пока его взвесят. Пробую. Съедаю. С удовольствием прошу добавку. За мной подходят к стойке две молодые женщины с нескрываемой склонностью к полноте. Слышат, что я беру вторую порцию. Спрашивают, что за мороженое. Буфетчица отвечает:

— Да ну… Что-то там для диабетиков. А вы, я вижу, люди здоровые, вам это ни к чему.

И она с чувством исполненного долга отвешивает толстушкам по двести граммов самого сахарного в мире пломбира.

Да, при такой организации дела и при такой рекламе спроса и вправду не будет.

Как нет его и на торты с пирожными, приготовленными на том же сорбите. Как нет его и на варенья и джемы того же свойства. Нет спроса, потому что нет таких изделий. Хотя могли бы и быть. Ведь у нас для этого все есть. Точно так же, как и для производства диетического мороженого. И технология. И оборудование. И сырье. И потребители. И, безусловно, спрос. Хотя и не выявленный. Одного не хватает — здоровой социалистической предприимчивости. Ею многие наши хозяйственники и вправду обделены. Хотя, конечно, любви к мороженому им, как и нам с вами, не надо ни у кого занимать.

ПОСЛЕДНЯЯ ПУГОВИЦА

Для начала, дорогой читатель, разрешите пригласить вас на небольшую экскурсию по цехам нового замечательного предприятия. По объему своей продукции оно — самое мощное в мире. Его изделия — от солидного дорожного чемодана до изящного чемоданчика фасона «дипломат» — задуманы на уровне лучших мировых образцов. Технологически безупречный процесс каждые семь секунд завершается выходом с конвейеров на автоматические поточные линии готовых изделий, которые здесь пакуются и подаются на механизированный склад.

Давайте же и мы войдем туда, возьмем в руки большой чемодан, запаянный в полиэтиленовую пленку, с разрешения дирекции нарушим эту упаковку, мягко щелкнем замками и поднимем крышку чемодана.

Что мы увидим?

Мы увидим упакованный в гофрокартон и спрятанный в большем чемодане меньший.

Раскроем и его. Что мы увидим?

Мы увидим упакованный в гофрокартон и спрятанный в меньшем чемодане самый маленький. Тот самый. «Дипломат».

Будем последовательны до конца. Раскроем и его.

Что мы увидим?

Мы увидим, дорогой читатель, как из маленького чемоданчика стремительно выскакивает большая неувязка.

Выглядит неувязка весьма живописно. На ней — длинное бумажное платье со шлейфом, сшитое из многочисленных входящих и исходящих, прекрасно увязанных между собой.

…«Министру химической промышленности СССР. Своевременный ввод в эксплуатацию производства чемоданов находится под угрозой срыва, так как Союзглавтара отказалась выделить объединению гофрокартон… Директор Северодонецкого объединения «Азот».

«Директору Северодонецкого объединения «Азот». Прошу Вас рассмотреть вопрос о возможности использования для упаковки чемоданов других видов упаковочных материалов. Заместитель начальника Управления материально-технического снабжения Минхимпрома».

«Ворошиловградская база Укроптгалантерея категорически возражает против замены гофрокартона на бумагу. Упаковка чемоданов в оберточную бумагу приведет к ухудшению их качества при транспортировке и хранении, а также ухудшит их товарный вид… Окончательное решение по вопросу о замене гофроящиков на оберточную бумагу может вынести Министерство торговли СССР».

«…Главкультбытторг Министерства торговли СССР настаивает на упаковке из гофрированного картона, так как бумага не сможет обеспечить сохранность чемоданов при транспортировке».

Стоит ли после этого объяснять, дорогой читатель, что весь процесс упаковки на автоматических линиях чемоданов и чемоданчиков, который мы с вами наблюдали, — не более чем плод нашего богатого воображения. Великолепное производство оказалось в глухом картонном тупике из-за какой-то долговязой неувязки.

Как и у каких родителей оно родилось, это своевольное дитя, которое всего за год набрало такую силу, что с ним не могут справиться два солидных министерства?

Неужели в нашем плановом хозяйстве, легко поддающемся не только ближнему, но и дальнему научному прогнозированию, в прошлом году еще не было известно, что ресурсы гофрокартона нынешнего будут крайне ограниченными? И неужели наши серьезные научные силы, занятые изысканиями в области тарных проблем, не могли в связи с этим заранее подсказать инициаторам создания фабрики и составителям технических условий на чемоданы, что для упаковки их можно использовать нечто не столь дефицитное в наши дни, как позарез нужный многим отраслям гофрокартон. И, может быть, тогда, год назад, неувязка была бы ликвидирована, что называется, в самом зародыше.

Хотя, впрочем, почему это год назад? Ведь предприятие было решено строить семь лет назад. Не тогда ли в Минхимпроме и должен был возникнуть совершенно естественный вопрос: братцы, а во что будем паковать? Но этот вопрос тогда почему-то ни у кого не возник. Подумаешь, мелочь какая-то — упаковка, последняя пуговица на солидном костюме!

Вот он — тот самый момент, когда наша неувязка появилась в колыбели, издала многообещающий писк и задрыгала ножками. Но в тот момент подкидыша никто даже не заметил.

И вот проектировщики где-то уже чертили изящные и экономичные проекты упаковочных автоматов.

Изготовители оборудования тщательно воплощали их начертания в жизнь, монтажники выстраивали строго логические поточные линии упаковки. И только в одном не было логики: гофрокартон для всего этого технического великолепия даже не предвиделся. «Авось не понадобится…» — утешали себя минхиммашевцы.

Ох уж это «авось»! Сколько разочарований и убытков нам стоили все эти недоучтенные мелочи, отложенные на последний момент второстепенные вопросы, недодуманные до конца серьезные проблемы.

— Мелочь! — отмахнется и на сей раз от наших рассуждений иной масштабный хозяйственник.

Но в плановом хозяйстве мелочей быть не может. И доказательством тому — самая крупная в мире фабрика чемоданов, которая попала в цейтнот из-за того, что на ее производственной спецовке не хватало последней пуговицы.

ОБМАН НА САМООБСЛУЖИВАНИИ

К нам обратился с письмом начальник отдела Всесоюзной конторы «Строймехзапчасть» Минтрансстроя СССР. Он пишет:

«Предприятия нашего министерства испытывают острую нужду в запасных конусах к дробилкам. 35 комплектов, выделенных нам на нынешний год, обеспечивают нашу потребность лишь на 4,5 процента. Кому нужна техника без запасных частей? Непонятно, для чего выпускать машины, заранее обреченные на бездействие? Кого мы обманываем? Похоже — самих себя…»

Прочитав это тревожное письмо, автор подумал, что обман на самообслуживании — дело отнюдь не самое трудное. И к тому же взаиморадостное: и для того, кто удачно обманул, и для того, кто охотно обманулся. Никто не сумеет изобрести столь убедительные фальшивые доводы и облечь их в столь привлекательную форму, как самообманщик. А кто, как не самообманутый будет до последнего отстаивать свои прекрасные заблуждения, ограждающие его от истинных трудностей и проблем?

«Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Вот именно — возвышающий! Тут уж и не грех не только самого себя провести на мякине низких истин, но и другого убедить в том, что черное — это не что иное, как белое, но только в той самой тьме. А уж как жадно иное ухо ловит чужую ложь во спасение. Тем более если это спасение не только для обманщика, но в еще большей мере для обманутого…

Один мой знакомый директор предприятия, производящего автозапчасти, был недавно вызван на межотраслевое оперативное совещание. Надо сказать, что ехал он туда с тяжелым сердцем. План выпуска ряда деталей безнадежно срывался. Перед Мысленным взором нашего директора стояли шеренги застывших в неподвижности грузовиков. Рядом с ними, прикрыв ладонями глаза от яркого весеннего солнца, стояли шоферы. Они напряженно глядели вдаль: не покажутся ли на горизонте долгожданные запчасти.

Но горизонт был чист. И наш директор знал, что это надолго.

Нет, конечно, он с дорогой душой сделал бы все, чтобы оправдать надежды шоферов. Но его подводил подрядчик. Который год уже валялось на заводском дворе оборудование для выпуска дефицитных запчастей. Устанавливать его было негде. Новый цех, вопреки всем срокам и планам, застрял на нулевой отметке. А руководство СМУ только пожимало плечами.

Нет, конечно, оно тоже болело за дело и с дорогой душой сделало бы все, чтобы оправдать надежды завода. Но его подводил поставщик металлоконструкций. Который год он срывал поставку своей продукции, несмотря на то, что фонды на нее своевременно выделялись и распределялись и, казалось, нет такой силы, которая могла бы нарушить хорошо спланированный ритм поставки.

Но такая сила была. Поставщика металлоконструкций подводил поставщик металла, которого в свою очередь подводил поставщик металлолома.

Если бы нашего директора спросили, что же нужно делать, он ответил бы, что нужно, по крайней мере, заинтересовать в сдаче металлолома всех, кто имеет к этому какое-либо отношение. Ведь ресурсы этого добра у нас практически неисчерпаемы. Но директор знал, что на сегодняшнем совещании его об этом не спросят. Его спросят о запчастях. И, должно быть, довольно крепко.

…Председательствующий предоставил слово нашему директору и попросил вкратце доложить о ходе выполнения решения предыдущего оперативного совещания об окончательной ликвидации дефицита самых существенных деталей.

— В силу известных вам объективных причин, — начал было директор, — ход выполнения наталкивается на затруднения. До тех пор, пока подрядчик не выполнит свои обязательства…

Но его перебили:

— А вы нас заверьте.

— Как? — проявил недопонимание директор.

— Понятно как… — сказали ему. — Торжественно.

— А в чем? — спросил директор.

— Как в чем? Понятно, в том, что запчасти будут.

— Но ведь мы…

— Это не важно.

— Но подрядчик…

— Это мы слышали.

— Но его поставщик…

— Это мы в курсе.

— Но поставщик металла…

— Это мы знаем.

— Но поставщик металлолома…

— Не отвлекайтесь. Вы понимаете, что грузовики не должны стоять?

— Понимаю.

— И что мы не можем не реагировать…

— Это ясно.

— И что у нас должна быть уверенность…

— Несомненно.

— А откуда она у нас возьмется, если вы не заверите?

— М-да… — сказал наш директор. — В таком случае мне ничего не остается.

И шумно вздохнул.

— Разрешите считать ваш вздох торжественным заверением?

— Разрешаю! — великодушно сказал директор и сел.

На завод он возвращался с неожиданно легким сердцем. Перед его мысленным взором, говорил он потом, по-прежнему стояли шеренги застывших грузовиков. Но шоферы уже не смотрели напряженно вдаль. Они торжественно заверяли друг друга, что запчасти в их шоферской жизни — далеко не самое главное. Главное — это уверенность в том, что они в конце концов будут.

НЕ ВИНИТЕ ЗЕРКАЛО

Производственное объединение «Восход» встретило новую пятилетку повышенными обязательствами. Провели собрания и совещания, наметили ряд конкретных мер, вскрыли причины имевших место недостатков и активизировали работу отдела управления качеством. Отдел, понимая важность поставленной задачи, ввел замечательную новинку: специальный контрольный талон, сопровождавший изделия на всех стадиях производства. Ежемесячный анализ талонов позволял делать выводы о положении с качеством на любом участке.

Эти выводы обнадеживали.

Прошло немного времени, и руководители «Восхода» могли при случае с гордостью отметить результаты своих усилий. В производственном объединении уже насчитывалось 75 отличников качества, 61 мастер «золотые руки», 8 человек пользовались штампом «Рабочая гарантия качества», 5 человек — штампом «Комсомольская гарантия качества», 30 бригад соревновались по известному почину «Обязательствам бригад — экономический расчет и инженерное обеспечение»…

Неподалеку от входа был установлен красочный транспарант: «Качество продукции — зеркало предприятия».

В городе стали поговаривать, что «Восход» находится на верном пути. На родственных предприятиях легкой промышленности соседних городов и областей уже подумывали о заимствовании передового опыта. Среди оптовых покупателей прошел слух, что с будущего года фонды на швейные изделия «Восхода» будут выделяться только в порядке поощрения за перевыполнение плана товарооборота. Вокруг распространился тонкий запах грядущего дефицита.

И тут Госторгинспекция запретила всем торгующим организациям республики принимать женские зимние пальто высшего качества производства объединения «Восход» по причине брака.

— Как же так? — искренне удивился автор, убежденный, что предприятие, насчитывающее в своих рядах 75 отличников качества, 61 мастера «золотые руки», 8 человек со штампом «Рабочая гарантия качества», 5 человек со штампом «Комсомольская гарантия качества» и т. д., не может выпускать плохую продукцию.

— А это не они… — смущаясь, ответили руководители «Восхода». — Это не отличники виноваты и не те, что со штампом… Это другие, малоквалифицированные…

— А может, здесь какая-нибудь ошибка? Может, здесь досадное недоразумение? А как же контрольные талоны качества, сопровождавшие эти изделия на всех этапах производства?

— А вот тут мы вас можем порадовать: талоны в полном порядке! Но, к сожалению, их нельзя носить вместо изделий.

Короче говоря, на «Восходе» был объявлен новый решительный этап борьбы за качество. Получивший взыскание от министра генеральный директор в свою очередь наказал виновных. В коллективе провели собрания и совещания. Наметили ряд конкретных мероприятий. Вскрыли причины имевших место недостатков, активизировали работу отдела управления качеством и на видном месте повесили новый транспарант: «Пятилетке — максимальную производительность труда, эффективность и качество на каждом рабочем месте».

И, представьте, не прошло и месяца, как контролеры Госторгинспекции, снова проверив качество женских зимних пальто, не нашли, к чему придраться, и разрешили возобновить их отправку торгующим организациям.

В городе снова заговорили о «Восходе» с чувством известного восхищения. На родственных предприятиях легкой промышленности соседних городов и областей стали подумывать о заимствовании опыта столь быстрого устранения дефектов производства. Над проходной «Восхода» снова взошла заря грядущего повышенного спроса…

Весть об энергичном и быстром выпрямлении кривых линий в цехах «Восхода» докатилась и до нашей редакции и вызвала, если и не повышенный спрос на женские зимние пальто смоленского производства, то уж во всяком случае повышенный интерес к роли торгового запрета в борьбе за качество продукции. Автор снова выехал в командировку, посетил производственное объединение и встретился с его генеральным директором.

— Скажите, — спросил автор директора, — наверное, случай с этими пальто был единственным?

— Нет, почему же? — ответил директор. — Мы уплатили в минувшем году нашим получателям за поставку недоброкачественной продукции около двухсот тысяч рублей штрафа.

— Но это наверняка значительно меньше, — догадался автор, — чем в предыдущем году, когда вопросы борьбы за качество еще не стояли так остро?

— Ошибаетесь, — вздохнул генеральный директор, — это почти в два раза больше.

— Не понимаю, — развел руками автор. — Ведь ваш собственный опыт показывает, как можно быстро улучшить качество изделия… Достаточно усилить воспитательную работу, провести дополнительные собрания и совещания, повесить новый транспарант…

Генеральный директор искоса глянул на автора, проверяя, не шутит ли он.

— А знаете ли, — спросил директор, — что мы навалились на эти несчастные пальто всем объединением, сняли квалифицированных людей со многих других участков, поставили под угрозу качество ряда других изделий?

— А зачем? — удивился автор. — Неужели пришить воротник без перекоса может только отличник качества, а прямой шов доступен только мастеру «золотые руки»? Что же тогда говорить про обычных рабочих?

— И то правда… — вздохнул генеральный директор. — Конечно, во многом мы сами виноваты… Но, согласитесь, никакая технология не поможет, если сырье поступает не то, что надо, если квалификация многих рабочих низкая…

— Так требуйте от поставщиков надлежащее сырье, — стал давать полезные советы автор. — Повышайте квалификацию ваших рабочих.

— Требовали, — отвечал директор. — В арбитражи не раз обращались, порой штрафы взыскивали, а нередко и слышали, что на нет и суда нет. А что касается повышения квалификации… Вы что-нибудь знаете о текучести кадров? Так вот, на нашем предприятии она такая, что мы едва успеваем обучить человека, а его, глядишь, уже и след простыл. Квартиру мы ему практически дать не можем… Сто восемьдесят метров, которые мы получили в прошлом году на триста семьдесят очередников, — это же слезы. Бытового цеха со столовой, душевыми и прочими помещениями никак не построим… Необходимого до зарезу производственно-технического училища у нас нет. Восемьдесят процентов наших контролеров не имеют даже полного среднего образования! А вы говорите, «Качество — зеркало предприятия».

А может, верно, а может, правильно, подумал автор, глядя в зеркало. Может, дело не только в ошибках и просчетах, допущенных на «Восходе», но и в том, что проблему качества нельзя решать лишь на одном каком-то участке, улучшая, скажем, технологию и откладывая улучшение бытовых условий на предприятии, вручая единицам штамп «рабочей гарантии» и отказывая сотням в возможности получить рабочую квалификацию в ПТУ. Может, стоит поговорить об этом с товарищами, от которых зависит и обеспечение сырьем, и строительство, и подготовка кадров, и прочное закрепление их на предприятии. А может, товарищи и сами об этом знают и уже готовятся принять необходимые меры, вскрыть причины имевших место недостатков и вывесить в своих кабинетах убедительный транспарант: «Пятилетке — максимальную производительность труда, эффективность и качество на каждом рабочем месте».

Именно — на каждом!

МОЛОКО В КОЛЬЦЕ

В уже известном вам фельетоне, размышляя о неизбежной зависимости между сельхозмашинами и запчастями к ним, автор пришел к философскому выводу, что, хотя счастье — категория не материально-техническая, без запчасти его нет и быть не может. Свой вывод он облек в общедоступную форму и изложил на страницах «Известий» под прямолинейным, как орудийный ствол, заголовком «Нет счастья без запчасти».

С тех пор многое переменилось. Если раньше автору казалось, что далеко не все всё понимают, то теперь он глубоко убежден, что почти все стали понимать едва ли не всё. И это, конечно, отрадный факт.

Так, например, столкнувшись недавно вплотную с проблемой отсутствия чепуховой ремонтной детали, ну, до смешного примитивной штуки — какого-то там поршневого кольца для компрессоров холодильных установок на молочнотоварных фермах, автор заметил, что никто не считает, что без такой чепухи можно прекрасно обойтись. Никому не пришло в голову утверждать, что компрессор может работать и без колец, холодильник — без компрессора, молочнотоварная ферма — без холодильника и что вообще прокисшее молоко значительно лучше непрокисшего.

Напротив. Автору доподлинно известно, что Госкомсельхозтехника СССР обратилась к Министерству химического и нефтяного машиностроения с таким письмом:

«В настоящее время в сельском хозяйстве страны эксплуатируется около 75 тысяч холодильных машин и агрегатов… Из-за отсутствия поршневых колец крайне затруднена эксплуатация указанного парка холодильных машин, что приводит к порче молока и других продуктов. Сложившееся положение требует принятия неотложных мер. Госкомсельхозтехника СССР просит рассмотреть вопрос об изготовлении и поставке в 1981 году поршневых колец на укмергском заводе «Венибе» Минхиммаша в счет имеющихся фондов на запасные части».

Как вы сами понимаете, в Минхиммаше отнеслись к этой просьбе с полным взаимопониманием и целиком поддержали мысль о необходимости принятия неотложных мер. Да разве могло быть иначе? Ведь речь шла о молоке нашем насущном!

Но дело в том, что в холодильных установках, выпускаемых Минхиммашем, десятки лет использовались кольца, сделанные автостроителями. Более того, попытки Минавтопрома избавиться от такой кооперации закончились неудачей. Госплан СССР рассмотрел этот вопрос и предложил кооперацию сохранить. В связи с этим Минхиммаш предложил Сельхозтехнике добиваться принятия неотложных мер именно от автопромышленности.

Предложение «добиваться» было просто прекрасным. По идее оно должно было сверкнуть лучом маяка в бурном море хозяйственных неувязок и навести работников Сельхозтехники на спасительную мысль… Давая столь ценный совет, товарищи из Минхиммаша наверняка испытали чувство исполненного долга и могли теперь со спокойной совестью наблюдать дальнейшее развитие событий вокруг кольца.

Говорят, вся прелесть советов в том, что их можно не выполнять. И даже более того: их можно внимательно выслушать и поступить наоборот.

Но одно дело — частная жизнь, а другое — хозяйственно-бюрократическая. Природа совета здесь несколько иная. Представьте, что Госкомсельхозтехника пропустила этот совет мимо ушей. Пропустила, хорошо зная, что кольца, выпускавшиеся только на Мичуринском заводе моторных деталей, давно сняты с производства ввиду отсутствия производственных мощностей и не поставляются ни Сельхозтехнике, ни Минхиммашу. Представьте, что совета она не послушалась, а колец все равно нигде не добыла. Что могут сказать в этом случае минхиммашевцы на любом узком или даже расширенном совещании? Они могут сказать, что товарищи из Сельхозтехники сами виноваты: не приняли всех необходимых мер, не прислушались к хорошим советам. И пострадавшим придется признавать свои ошибки.

Нет, Госкомсельхозтехника СССР не стала доводить дело до столь драматического поворота. Добиваться — так добиваться! И на имя заместителя министра автомобильной промышленности было отправлено весьма убедительное письмо.

Замминистра реагировал четко и незамедлительно. Да и как могло быть иначе? Ведь речь шла о Большом молоке.

Телеграмма, отправленная из Москвы в Заволжье генеральному директору производственного объединения «Автодвигатель», которому подчинено производственное объединение «Мотордеталь», в которое входит Мичуринский завод им. Ленина, гласила:

«Несмотря неоднократные указания Минавтопрома Мичуринский Мотордеталь отказывается поставить кольца поршневые ремонтно-эксплуатационные нужды тчк Прошу лично разобраться зпт принять незамедлительные меры отгрузке указанных колец зпт виновных привлеките административной ответственности тчк Исполнение доложите».

Какая прекрасная, оперативная телеграмма! Суровая и решительная. Бескомпромиссная и обнадеживающая. Несмотря даже на «неоднократность» предыдущих указаний. Пусть кто-нибудь теперь скажет, что в Минавтопроме прохладно отнеслись к вопросу охлаждения Большого молока.

Дальнейшие события, несмотря даже на то, что Мичуринск по-прежнему упорно колец не давал и молоко на фермах по-прежнему кисло, оказались весьма обнадеживающими. В конце января Госплан СССР подтвердил свою прежнюю позицию относительно колец и сообщил заинтересованным министерствам:

«Учитывая, что организация производства поршневых колец на предприятиях Минхиммаша является экономически нецелесообразной, Госплан СССР настаивает на сохранении производства указанных колец за Минавтопромом СССР».

Минхиммаш мог праздновать победу. А Госкомсельхозтехнике надлежало снова обратиться к Минавтопрому. Поршневое кольцо замкнулось.

Ответ Минавтопрома был краток:

«…Минхиммаш комплектует холодильные установки поршневыми кольцами, изготавливаемыми на предприятиях своей отрасли. Они и должны поставляться в запасные части к холодильным установкам».

Это был уже новый виток спирали. На нем следовало вводить в бой главные резервы. Теперь письмо на имя самого министра химического и нефтяного машиностроения подписал сам председатель Госкомсельхозтехники. Это была приятная новость. Узнав о ней, заинтересованные лица вздохнули с облегчением. Ну теперь уже, надо думать, вопрос решится. Ведь министры зря друг другу не пишут.

И вопрос, действительно, решился. Поняв всю важность проблемы охлаждения молока, особенно в летнее время, Минхиммаш обратился к Минавтопрому с убедительной просьбой отдать часть колец, причитающихся ему для выпуска холодильных установок, непосредственно Сельхозтехнике. Это была вторая приятная новость.

Ну вот наконец животноводы должны были быть довольны. Кольца, которые уже давно не поставляются мичуринцами Минхиммашу, теперь добавятся к тем кольцам, которые давно не поставляются мичуринцами же Сельхозтехнике.

Какой широкий и щедрый жест! Какое понимание текущих задач! Какая забота о Большом молоке проявлена Минхиммашем. Отдать то, что ты сам никак не можешь получить, поделиться тем, чего ты сам не имеешь!

В связи с этим автор может порадовать животноводов еще одной приятной новостью. Союзглававтосельмаш Госснаба СССР выдал наряд на поставку Госкомсельхозтехнике СССР колец, высвободившихся благодаря щедротам Минхиммаша. О чем официально известил начальника производственного управления Минавтопрома и просил дать по этому поводу Мичуринскому заводу все необходимые указания.

Так что, как видите, если все всё понимают и дружно берутся за дело, любой сложный вопрос можно решить. И, наверное, вопрос о кольце здесь не исключение.

При этом одно лишь обстоятельство смущает автора. В беседе с ним начальник производственного управления Минавтопрома откровенно сказал, что поставка колец по-прежнему нереальна. В Мичуринске нет для этого производственных мощностей. И в обозримом будущем не предвидится. И это все знают. В том числе и в Союзглававтосельмаше.

— Так неужели вы не дадите необходимых указаний о поставке? — ужаснулся автор. — Ведь молоко же прокиснет?

— Нет, почему же? Указания мы можем дать. Мы ведь тоже все понимаем…

Хорошо все-таки, когда все всё понимают.