Безоружна и очень опасна

Девочка получила в поезде сполна, но скоро оклемалась, где-то учится — это нам неважно. Главное сейчас «дожать» ее, чтоб отец чувствовал за плечами наше дыхание и был готов сделать все, что нужно. Мы надеялись, что она в конце концов не выдержит постоянного грохота над головой, поднимется на этаж выяснять отношения и встретит старых знакомых. А им не составит труда припугнуть ее как следует и пообещать повторить сеанс, отработанный в поезде, если отец не будет послушным.

В то же время решено было взять в оборот пассию Филатова. Кстати, довольно симпатичная деваха, мужик знает в этом толк. Рассчитывали, что такое воздействие на близких ему женщин сделает его более покладистым. А заиметь в органах такого человека — просто мечта, тем более что решен вопрос о его переводе в ЦК. С нашей, естественно, подачи. Надо помочь ему согласиться занять новую должность.

Откровенно говоря, я не надеялся, что так просто удастся провернуть операцию с бабой Филатова. Он сразу сломался и готов был сделать все, чтобы только ее отпустили. Волжанина, который держал у себя деваху, я строго предупредил, чтобы ее не трогал, если Филатов не будет артачиться. Ну, а коли начнет воду мутить, разрешил делать с ней все, что захочет. Но все кончилось мирно, думаю, теперь он в наших руках и разговаривать с ним будет проще.

А вот с его дочкой вышла промашка. Еремея утром нашли мертвым на улице. Вначале была версия — упал по пьянке с балкона. Потом медицинская экспертиза установила, что смерть наступила раньше, до падения, после нанесенного сильнейшего удара в голову. И вывод: причина трагедии — драка.

С кем же дрался Еремей, наводивший в лагере страх даже на видавших виды урок и способный кулаком свалить быка? Доказано, что на тех троих, что были с ним в тот вечер, вины нет. Да если бы и не поладили, Еремей без особого труда мог уложить их всех. Словом, загадка. Может, и разгадаем когда-нибудь.

У меня лично есть своя версия случившегося, правда требующая домысливания и особенно подтверждения фактами. Ставлю себя на место дочки следователя. Приходит она вечером домой, а там ад кромешный — грохот такой, будто над тобой кони скачут и ржут, притом под железный рок. Ни отдохнуть, ни почитать, ни телевизор посмотреть. Никакие нервы не выдержат. Как тут быть? Самой идти — страшно. Утихомирить пьяную компанию может или милиция, или сила. В милицию уже обращалась: ни ответа ни привета. Значит, остается сила. Находит за деньги или другие посулы профессионалов, и те выполняют поставленную перед ними задачу, тем более что Еремей оказался один. Правдоподобно? Вполне. Остается проверить мою думку. Надо подключить еремеевских ребят, пусть попасут Ию. Гроши получают хорошие, а толку от них пока ноль целых ноль десятых. Правда, тогда в вагоне они постарались. В этом деле они профессора. А что-нибудь серьезное поручить — обязательно провалят. Нет людей, на которых можно по-настоящему положиться. Пахан икру мечет, грозится перекрыть кислород в смысле валютных поступлений, если в ближайшее время не найду надежного человека, которого можно подключить к каналу Сан-Франциско — Москва.

Ему там легко командовать, а здесь-то все сыплется. Главное — сохранить сейчас своих людей, уберечь от развала отлаженный механизм доставки и продажи товара. А для этого надо прежде всего блокировать Филатова, проявляющего непомерную резвость в раскрытии наших дел. Кое-что уже удалось сделать. Свистнули из сейфа документы, добились, кажется, его перевода на другую должность, но это пока мало что дает. Во-первых, все дела нетрудно при желании восстановить, особенно если есть дубликаты, а у такого педанта, как Филатов, наверняка они имеются; во-вторых, сам Филатов со своего Олимпа может влиять на дальнейшее расследование. Значит, его нужно полностью нейтрализовать, а еще лучше — заставить быть нам полезным. Вот почему работу с девочками надо продолжать, но прежде всего с Ией.

Пасти девчонку поручили Юрке-близорукому, из той же команды, что обрабатывала Ию в поезде. Она его знает, но это, может, и неплохо. Ежели она засечет его — не беда, ведь перепугается обязательно. Ей ничего не останется, кроме как пожаловаться отцу, а тот поймет, что мы не дремлем. Приказал Юрке, чтоб звонил мне каждый вечер и докладывал, где она была в течение дня, чем занималась, с кем встречалась.

Поручить-то поручил, но этот сукин сын пропал, целую неделю от него никакого сигнала. Я тоже хорош, дал ему задаток за труды, он, видно, и запил.

Только что позвонил приятель из милиции, сообщил, что в развалинах старого дома нашли тело Юрки. Очки целы, а башка проломлена. Отвезли в морг. По словам врача, травма как две капли воды схожа с той, что получил Слон.

И еще приятель сказал: «Бежал Жухов. Ему заменили вышку на максимум срока, и он при переезде из тюрьмы в лагерь попросился в туалет, выломил решетку окна в поезде и был таков. Теперь жди гостя». Прежде он знал, что дорожка ко мне заказана. Встречались мы с ним обычно в ресторане, в кафе, в парке или просто у магазина, на улице. У него была своя хата, где он ночевал, куда водил женщин и где устраивал иногда попойки с друзьями. Большую же часть времени Жухов находился в пути: встречал товар на железнодорожных вокзалах, в морских портах и аэропортах. Подчас подъезжал к самой границе и оттуда разными путями и всевозможным транспортом, бывало и на перекладных, поставлял товар в Москву, Киев, другие большие города. Но теперь, рванув из заключения, он обязательно причалит ко мне, больше деваться ему некуда. Я-то ведь пока вне подозрений, документы чистенькие, да и работа — комар носа не подточит. С Жуховым погорю сразу, он уже, наверное, находится в розыске. Стоит ему только выйти из квартиры, за ним тотчас прилепится хвост. Вот он и притащит его ко мне. Надо немедленно связываться с Паханом, пусть с ним решает. Хорошо бы Пахан забрал его к себе. Жухов, хоть блатной и выпить не дурак, зато любое поручение выполнит. Жаль, нельзя его снова подключить к транспортировке грузов. Вот ведь напасть, не знали раньше горя, работу он выполнял отлично, а теперь нельзя ничего поручить. Моментально вычислят и его и тех, кто с ним будет связан. Поэтому лучше всего предупредить появление Жухова и действовать так, как подскажет Пахан. Направлю ка я ему факс с описанием обстановки, пусть решает.

Что же получается? Двое из тех, кто участвовал в разработанной мной операции в поезде с дочерью Филатова, отправились к праотцам. Случайность это, простое совпадение или же кто-то намеренно по одному устраняет действующих лиц? Причем этот «кто-то» мстителен, беспощаден, работает по принципу «пленных не брать». Надо быть осторожным. Пошлю наблюдать за девчонкой Володьку-Громилу. Это еще один из четверых, кто поигрался с ней тогда в поезде. Главное его занятие — накачивать мышцы, он заклинился на этом, день и ночь торчит в подвале и резвится с «железками». Ехали с ним однажды в «Жигулях» и сползли на обочину: гололед. Так он один сначала передок сдвинул на дорогу, а потом и багажник. Сказали бы — не поверил. Все равно, хоть и силища у него неимоверная, предупрежу его, чтобы был осторожен. Вон, Слона тоже Бог силенкой не обидел, а как расправились с ним, будто молотом по кумполу, да вдобавок с балкона сдули. Кроме того, для страховки Громилы Мохнатого пошлю, чтобы издалека за ним поглядывал и, если понадобится, пришел бы на помощь. Мохнатый — это Арсен, в тюряге такое прозвище получил из-за густой черной шерсти, покрывающей его с головы до ног. Да и зверюга он, когда осерчает, и до баб страшно охоч: увидит юбку — все на свете забывает. Поэтому когда я предложил ему поучаствовать с дружками в обработке дочери следователя, он радостью согласился и, как рассказывали мне потом, так увлекся, что чуть было на тот свет девчонку не отправил, еле его оттащили. Но она видела только троих: Очкарика, Слона, Громилу. Мохнатый подключился уже после когда та вырубилась. Поэтому Арсену можно спокойно прогуливаться вокруг да около, не рискуя что она его узнает. И что бы ни произошло, он будет как сторонний наблюдатель. Его я строго-настрого предупредил: вмешиваться можно только в крайнем случае, на баб не заглядываться, иначе ни гроша не получит. А это для него самая страшная кара, он ничего делать не умеет, работать не хочет, только драться научен. Кого-нибудь припугнуть, поцарапать ножичком, трахнуть — это пожалуйста, готов в любую минуту. Кстати, за изнасилование и сидел, теперь, правда, стал осмотрительным, действует наверняка, как в том купе.

Словом, я раскидал всю свою команду, остается ждать, что получится.

Ирка готовилась к свадьбе. Приехал из армии Олег и сделал ей официальное предложение. Мне быть свидетелем в ЗАГСе, приятная процедура. Очень рада за подружку, после того злосчастного вечера она окончательно пришла в себя, старается забыть об этом, молодчина.

Но, оказывается, всего предвидеть невозможно. Неожиданное происшествие чуть было не сломало судьбы Иры и Олега.

Началось с того, что Олег пригласил Иру и меня в театр. После спектакля зашли ко мне поужинать и около полуночи стали прощаться. Я вызвалась проводить их до остановки автобуса: хотелось перед сном подышать свежим воздухом.

Только вышли, у Ирки идея — до метро идти пешком, всего-то около километра. Так и решили, полдороги шли вместе, болтали о том, о сем. Потом я развернулась и пошла домой, а они продолжили путь.

Только стала подходить к дому, догоняет меня Ирка, задыхается:

— Олег дерется, мне страшно, позови кого-нибудь на помощь.

Ни слова не говоря, я помчалась обратно, Ирка еле поспевала за мной. Возле стройки мы увидели Олега, он шел навстречу, пошатываясь и обеими руками зажимая живот. Мы еле успели его подхватить. Ирка заорала: «Помогите!» Прикрикнув на нее, я приказала ей бежать к автомату и вызвать «скорую». Мы усадили Олега на валявшееся рядом бревно, Ирка поспешила к телефону. Олег был в сознании. Морщась, он чуть слышно сказал: «Ножа не ожидал».

— Ну, как самочувствие? — Очкарик вырос словно из-под земли. — Сам виноват, полез на рожон. — Он шагнул ко мне. — Я ведь о тебе, лапуша, расспрашивал. Подумаешь, слегка по щечке его подружку погладил, чтоб не грубила, когда мужики разговаривают. Ну, а он, — Очкарик кивнул в сторону Олега, — неправильно себя повел — драться полез и получил свое…

Я не стала слушать дальше его объяснения. Он мог исчезнуть в любую минуту так же неожиданно, как появился. Поскольку я сидела перед Олегом на корточках, принять низкую стойку и потом «взорваться» не стоило большого труда. Вряд ли Очкарик ожидал, что я смогу с приседания взвиться вверх и нанести ему удар в грудь. Он среагировал скорее от испуга и немного уклонился. Поэтому удар мой пришелся по касательной. Очкарик упал, но тут же вскочил. В руках блеснула финка. Он пошел на меня, угрожающе взмахивая ножом. Мне не хотелось устраивать ему пытку с выламыванием костей, хотя подлец заслуживал суровой кары. От уличного фонаря было светло. Резкий прицельный взмах ноги — и финка отлетела в сторону. Он на мгновение оторопел, но тут же опомнился. Мы действовали почти одновременно, только я чуть-чуть опережала его. Когда он сунул руку в карман и выхватил пистолет, я была уже в прыжке, каблуком достала его лоб, и с ним было все кончено.

Я оглянулась. Оказывается, представление было при зрителях. Олег и Ира, которая, вызвав «скорую», уже вернулась, молча наблюдали, как я расправляюсь с Очкариком, не ведая, конечно, что у меня к нему свой особый счет.

— Ну ты и уделала его, Ийка! — восхищенно выпалила Ирка, впервые назвав меня уменьшительным именем.

— Ладно, ладно, — остановила я ее, — помоги лучше убрать эту тварь.

Вместе с Иркой мы оттащили убитого поближе к самой стройке, чтоб утром быстрее нашли. Удивительно, что очки оказались целыми и все еще сидели на носу. Они придавали бандиту вполне пристойный вид.

Рана у Олега оказалась не опасной. Врач «скорой помощи» прямо в машине наложил ему швы, перевязал и после долгих упрашиваний снизошел: Олега отвезли не в больницу, а домой.

Этот случай еще раз показал, что ко мне по-прежнему проявляют интерес и нагоняют страх, чтобы воздействовать на отца. Думаю, урок, который они получили, потеряв своих боевиков, заставит их призадуматься и переменить тактику. Надо предупредить отца, чтобы был осторожен. Вон и за Таню взялись, как бы не сломался мой папуля. Уже несколько месяцев он работает в ЦК, и, возможно, у преступников на него какие-то виды.

На следующий день я позвонила отцу и попросила его прийти вечером домой. На вопрос, что случилось, сказала: соскучилась и хочу кое-что сообщить. Отец пришел с Таней, это к лучшему, пусть и она проникнется моей тревогой за его жизнь.

Я рассказала, что случилось с Олегом, высказав свои опасения насчет того, что происшествие это связано с моими злоключениями.

— А нападавший пойман? — спросил отец.

— Убежал, — сказала я и, чтобы избежать дальнейших расспросов, стала обвинять милицию в беспомощности.

Да, к сожалению, ты права, — согласился отец. — Наши карательные органы оказываются бессильными перед организованными мафиозными группами, все чаще проникающими в государственные структуры. — Отец рассказал, что прокурор, который проявлял к нему большое участие и уговаривал согласиться уйти на другую должность, оказался связан с преступным миром. Это он помогал выкрасть из сейфа важные документы, передавал информацию, позволявшую преступникам выводить своих людей из-под удара. И еще отец сказал, что сейчас на его месте другой работник. Многие серьезные дела сворачивают, обходят вниманием главные объекты, а следственные силы сосредоточивают на мелочах. Отец признался, что ему уже несколько раз звонили на работу с предупреждением, чтобы он не вмешивался в дела прокуратуры республики. Недавно зашел в кабинет один аппаратчик, вроде бы для разрядки — рассказать свежий анекдот, и между прочим намекнул, что можно заработать хорошие деньги за небольшое одолжение. Отец постарался сразу же переменить тему, посчитав это за провокацию. Партработник свернул свой визит и быстро удалился. Отец считает, что симптом тревожный. Когда же он поделился своими опасениями с заведующим отделом, с которым учился в университете на одном курсе, тот вышел из-за своего внушительного стола и сел рядом. По-товарищески посоветовал не поднимать шума, работать спокойно и не стараться делать революцию. Никакой организованной преступности в стране нет и не может быть, все это досужие домыслы политиканов, которые хотят заработать дешевый авторитет. От таких людей здесь стараются избавиться. Не следует придумывать врагов, ибо даже плохой мир лучше хорошей войны.

— Выходит, надо подыгрывать бандюгам? — спросила я.

На мой вопрос отец не ответил, он лишь сказал:

— Очень боюсь за вас, девочки.

Я поняла, что отец не предпримет ничего такого, что вызовет недовольство начальства. Он, наверное, прав, и я на его месте, возможно, так же бы поступила. Уберечь близких от опасности — это же естественно. И все же я попыталась убедить отца, что сумею постоять за себя и в этом смысле у него не должны быть связаны руки. Что же касается Тани, о ее безопасности нужно подумать. Я предложила им временно не встречаться, пожить отдельно, сделав вид, будто рассорились, пока не пересажают всю верхушку преступного клана.

Отец слушал меня и грустно улыбался, назвал меня фантазеркой, сказал, что уже имел возможность убедиться, насколько я беззащитна, и поэтому не может и речи идти о том, что уже все опасности позади и что теперь можно как-то постоять за себя. Да и с Таней поступить так, как я предлагаю, не выход. «Один в поле не воин, — сказал отец, — тут надо всю систему менять».

Между тем отец не отказался от мысли отправить меня на время к матери в США. Я, в принципе, была с ним согласна, но прежде всего мне нужно было утрясти вопросы, связанные с поступлением в Высшую школу МВД. До начала занятий оставалось еще три месяца, надо было сдать необходимые документы и выяснить, по каким предметам готовиться, чтобы достойно предстать перед приемной комиссией.

Но все устроилось как нельзя лучше. Генрих обрадовал: иду без экзаменов — и сразу на второй курс. При поддержке генерала мне зачли университетские годы, так что до осени я была свободна. Поделилась с Генрихом своими планами о поездке к матери, он их одобрил.

В Союзе я был Виктор Макарович Холодов, а здесь, в США, для удобства стал Виком Макартуром. Получили, наконец-то, с Надей гражданство, ну а родившемуся здесь Сержу с момента появления на свет суждено было стать гражданином США. Не сразу здесь прижились, первые годы были особенно трудными. Я подрабатывал где и как мог. Так, наверное, и остался бы в ранге подсобного рабочего, если бы не встретил земляка — Николая Багрова. Он из бывших уголовников, с десяток лет провел в местах не столь отдаленных, хотя в свое время окончил институт, получил экономическое образование. Воровал он по-крупному. Окружил себя верными людьми и делал хорошие деньги, пока не попался. Отсидел, снова погорел и опять за решетку. Известным стал в уголовном мире, Паханом величали. Такой чин в этих кругах так просто не выдается, его надо уметь заслужить. Николай сумел. Вообще-то он голова. В нынешних условиях мог, конечно, и в России приспособиться, развернуть собственное дело. Но тесновато ему там показалось, и он слинял за рубеж. Приехал немного позже меня, а уже заимел свои каналы, связи, людей, и все четко действует, приносит, по моим расчетам, приличный навар. Он что-то продает, покупает, организует отправку партий товаров в Россию и другие страны.

А познакомились случайно. По приезде в Америку Надя как-то сразу захандрила, по дочке скучала, казнила себя за то, что так бессердечно обошлась с бывшим мужем. Узнав, что ее мать, оставшаяся в Москве, неожиданно умерла, засобиралась на похороны. Еле отговорил: куда она без денег… В общем, настроение у меня было — хуже некуда. Днем навкалываешься, а придешь домой — весь вечер выслушиваешь упреки, вздохи, сетования на тяжкую судьбу, в которой повинен я. Стал забегать в ресторанчик, пропускать рюмочку-другую. Однажды сижу за столиком, потягиваю виски и слышу рядом сочный русский мат. Обернулся. Двое наших разговаривают, пьют, закусывают. На столе две бутылки «Пшеничной». Не удержался, подсел.

— Ребята, — говорю, — извините, я на минутку к вам. Услышал родную речь, не смог с собой совладать, хочу засвидетельствовать вам свое почтение.

— Что ж, присаживайся, приятель, — пригласил тот, к которому я оказался ближе.

— Откуда ты такой взъерошенный и одинокий? — последовал вопрос второго.

— Живу здесь, кое-как карабкаюсь.

— Ладно, пей, потом расскажешь. — Этот второй придвинул мне наполненный бокал.

— Вообще-то не пью… в таких дозах, — поломался я для порядка и предложил тост за встречу и знакомство. Чокнулись. Порции как раз хватило на пару добрых глотков.

— Давай еще по одной, — засмеялся угостивший меня.

Я не возражал. Пили много, бутылки на столе сменялись одна за другой. Разговор наш становился все более теплым, откровенным и дружеским.

Удивительно, но голова оставалась совершенно ясной. Поведал я им о себе, о своей жизни. Они о своей. Тот, кто угощал, оказался Багровым Николаем, а ближайший мой сосед по столику — его приятелем, Михаилом Романчиковым, приехавшим из России в Штаты в качестве туриста. Меня, естественно, интересовал больше Багров. Договорились с ним встретиться в этом же ресторане через недельку и обсудить проблему моего трудоустройства.

Мой новый знакомый меня обнадежил. Он так и сказал на прощанье: «Найдем тебе интересное и денежное дело. Будешь доволен». Я сразу почувствовал деловую хватку. Такой человек даром слов на ветер бросать не будет. Какой ему резон трепаться? Мог ведь сразу меня отфутболить или вообще эту тему не поднимать. Посочувствовал бы в лучшем случае, и все. А тут сам назначил время и место встречи.

Дома я рассказал обо всем Наде. Она только поморщилась и чертыхнулась:

— Опять нализался!

— Жаль, что тебе совсем безразлично, где я буду работать и как мы будем жить, — изобразил я обиду.

Надя лишь зябко повела плечами, посмотрела на меня внимательно и сказала ровным и спокойным голосом:

— У меня тоже есть для тебя новость.

— Да? И какая же? — спросил я игриво, пытаясь хоть как-то растормошить ее.

— У нас будет ребенок, и я не знаю пока, оставлю его или нет.

— Как это не знаешь! — вскричал я. — Что же, по-твоему, я посторонний здесь человек и мое мнение ничего для тебя не значит?

— Чего же ты хочешь? — спросила Надя тем же бесстрастным тоном.

— Надюша, прежде всего ты должна успокоиться. — Я подошел к ней, поцеловал. Она меня оттолкнула и отошла к окну.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Конечно, оставить, — твердо сказал я и стал говорить о том, что накипело. — Мы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь. А ничего не получается, потому что нет ребенка. Ты и хандришь оттого, что все время одна, со своими думами и сомнениями. Ко мне относишься как чужая, более того, неприязненно. Разве я тащил тебя сюда силой? Сама ведь пошла со мной, порвав с прошлым, даже родную дочь остановила.

Она вздрогнула.

— Прошу тебя, не трогай эту тему. Хорошо, пусть будет так, я оставлю ребенка, попробуем еще раз сохранить семью. Я действительно виновата кругом — и перед ними, и перед тобой. Только не пей больше, пожалуйста.

Я дал честное слово.

Надя села за стол и взяла свое вышивание. Больше она не поднимала головы, как будто меня не было в комнате. Я смотрел на нее и думал: неужели это та самая жизнерадостная красавица, ослепительная улыбка которой сводила с ума всех мужиков в нашей лаборатории. До сих пор удивляюсь, как это мне удалось увлечь ее и увезти от семьи. Но вот прошли первые годы жизни под одной крышей, и я увидел, что Надя — обыкновенная, ничем не примечательная домохозяйка, к тому же быстро растерявшая свою привлекательность. Во мне она сильно разочаровалась. Так и живем. Я надеялся, что с рождением ребенка у нас все наладится, и в этой мысли я еще более укрепился после встречи с Багровым.

Как мы и условились, вечером я пришел в ресторан. Багров явился точно — секунда в секунду. Сели за столик, заказали пиво, соленую рыбку. Багров сразу же, без вступления, протянул визитку и сказал:

— Завтра двинешься вот по этому адресу к господину Чарльзу Венсу. Он о тебе знает и скажет, что будешь делать. Все. — Поднялся и добавил: — Когда будет надо, сам тебя найду.

— А как же пиво, закуска?

— Заказ оплачен, трудись сам. — Повернулся и, не прощаясь, ушел.

Я был немного шокирован скоротечностью нашей беседы и особенно таким неожиданно быстрым уходом Багрова. Тем не менее мне понравились его деловой тон и лаконичность в общении. Даже переход на «ты» ничуть не задел моего самолюбия. Напротив, это показалось мне добрым знаком, проявлением дружеского участия и доверия. Я был готов тотчас же мчаться по указанному адресу, чтобы не томиться ожиданием. Но разум диктовал другое: не торопись, в точности выполни все, что сказано.

Кое-как я проволынил день, ночь провел в бессоннице. Меня одолевали самые разные мысли, я старался сдерживать их и не строить особых иллюзий, чтобы в случае неудачи разочарование не было бы очень сильным.

Утром следующего дня я оказался у огромных, занимающих весь квартал складских корпусов. В центре квартала обрамленный со всех сторон пышной зеленью и цветами раскинулся шикарный офис. Мне указано было идти именно в это роскошное здание, где находился загадочный мистер Вене.

Швейцар, глянув на протянутую визитку, тут же повел меня к лифту, указав на 26-й этаж и 518-ю комнату.

Вскоре я стоял перед Чарльзом Венсом в его просторном кабинете и несколько секунд, пока он не протянул руку с предложением сесть, чувствовал себя словно в кабинете рентгенолога. Он поднялся, подошел к встроенному в стенку бару, в котором теснились бутылки с напитками, и вопросительно взглянул на меня.

— Если можно, мне какой-нибудь сок. Хозяин кабинета кивнул, наполнил бокал. Я поблагодарил. Американец располагал к себе. Высокий, довольно плотный, с проседью в волосах, он, приветливо улыбаясь, обошел вокруг кресла, в котором я утопал, и устроился напротив, присев на край своего огромного стола. «Интересно, — подумал я, — как мы будем беседовать без переводчика? Я не настолько знаю английский, чтобы свободно вести диалог».

Мистер Вене, видимо, удовлетворившись визуальным наблюдением, задал несколько вопросов о том, кто я, зачем приехал в Штаты, какая у меня специальность, где работал, при этом говорил он на чистейшем русском языке. Заметив мое удивление, пояснил, что много лет работал в России и прекрасно знает не только язык, но и обычаи русских, хорошо осведомлен о происходящих там событиях. Внимательно выслушав мои ответы, Чарльз Вене, в свою очередь, рассказал в общих чертах, чем занимается фирма, где он является управляющим. Вене не без гордости подчеркнул, что каждого нового работника с дипломом инженера он принимает лично, определяя соответствующую ему должность и заработную плату. Ему рекомендовали меня как хорошего специалиста с высшим медицинским образованием, поэтому он и пригласил меня на беседу. Он предложил мне работать в одной из лабораторий фирмы и быть там экспертом по определению качества лекарств, по-нашему, это ОТК. Для начала моя зарплата составит около 45 тысяч долларов в год. Затем, если я как следует овладею профессией и буду приносить фирме пользу, зарплата увеличится.

Итак, я получил отличную работу, довольно престижную и денежную. Интересно, знал ли Багров, что мне доверят такое дело? Если знал, то почему сразу не сказал? А может, для него мое назначение будет неожиданным? Как бы там ни было, я постараюсь, чтобы он не пожалел о своей рекомендации, а мистер Вене — о доверии ко мне.

Наконец-то сбылась моя мечта, от радости меня просто распирало. Комиссия единогласно присудила мне черный пояс. Но за него пришлось основательно побороться. Когда я в спарринге с одним из лучших каратистов школы Юрой Лапшиным показала серию самых разнообразных приемов ката и не проиграла ему ни одного балла, генерал, председатель комиссии, он же заместитель министра МВД, похвалил меня:

— Ты достойна красного пояса.

— Вы хотите сказать — черного, — уточнила я, набравшись нахальства.

Генерал нахмурил брови.

— До черного надо еще дорасти, — недовольно буркнул он.

Вмешался Генрих и разрядил обстановку.

— Давайте посмотрим девушку в дополнительных вариантах, — предложил он и повел членов комиссии в другой зал.

— Здесь все снаряды и приспособления предназначены специально для работы мастеров высшего класса, — пояснил он. И, обращаясь уже ко мне, скомандовал: — Действуй!

В этом зале мне все было хорошо знакомо.

Генрих уже давно разрешал мне здесь тренироваться, и я процентов на восемьдесят справлялась с комплексом самых сложных приемов и упражнений. Скажу честно, доползала домой совсем без сил. Казалось, кости трещат от боли. Но спустя два-три дня снова приходила в зал и тигрицей набрасывалась на снаряды. Генрих внимательно следил за тем, как я выполняю прыжки, удары, поправлял меня, давал советы, показывал сам, если не получалось. Я очень благодарна ему за все. И сейчас мне, пожалуй, больше для него, чем для себя, хотелось продемонстрировать, на что я способна. Генрих перед началом экзаменов предупредил:

— На красный пояс не соглашайся. Только черный. Это справедливо.

Он сам разработал для меня каскад головокружительных трюков, основанных на системе знаменитого теоретика каратэ Ояма. Они очень сложны и требуют от каратиста отменной выучки. Но вместе с тем эти трюки зрелищны и эффектны. Думаю, на это и рассчитывал Генрих, приглашая комиссию на своеобразное представление с моим участием.

С первым упражнением — пробиванием подвешенного на двух нитках листа тонкой бумаги ударом кулака и пальцев руки — я справилась довольно легко. Не составило особого труда расколоть подвешенную на веревке доску вначале ударом кулака, затем локтя, потом ребром ладони и наконец в прыжке — передней частью стопы. С первых заходов удалось расколоть в прыжке три дюймовых доски, которые держали два ассистента. Мне поаплодировали, когда я отрубила ладонью горлышко стоящей бутылки. И в заключение, сосредоточившись, я выполнила удар «железная лопата», расколов двенадцать слоев черепицы.

Закончив упражнения, я подошла к членам комиссии. Генерал поднялся навстречу.

— Сдаюсь, сдаюсь, это прекрасно, — проговорил он, пожимая мне руку. Затем обратился к Генриху: — Оформите все протоколом, мы подпишем.

— Значит, черный пояс? — спросил Генрих.

— Разумеется, — сказал генерал, — все члены комиссии «за».

На радостях я расцеловала Генриха, он засмущался, покраснел, как мальчишка. Он стал мне еще ближе, не представляю, как я раньше обходилась без него. Позови он меня, пойду за ним хоть на край света, но увы, для него я только ученица, хоть и Талантливая, как он однажды сказал. Что ж, пусть будет так, я готова быть даже в этой роли, лишь бы рядом с ним.

Я летела домой как на крыльях. Решила обязательно позвонить отцу, Ирке, рассказать им, наконец, чем я все это время занималась, чего достигла, и пригласить отметить мое приобщение к клану мастеров-каратистов. Позвоню и Генриху, а вдруг придет, хотя я мало в это верю. Отец и Ирка, конечно, сочтут, это моей очередной фантазией и розыгрышем, но явятся обязательно. Откровенно говоря, я и сама еще не уверена, что все это происходит не во сне, а наяву.

Вот так, размечтавшись, я мчалась по улице, ничего не замечая вокруг, но вдруг остановилась как вкопанная, упершись в глыбу.

— Куда спешишь, девочка? — услышала я веселый голос.

Передо мной стоял, ухмыляясь, мой «квадратный» (так я его нарекла еще в первую встречу и уже не могла от этого прозвища отказаться), знакомый. Там, в купе, он был в кожаной куртке, а здесь предстал в яркой красной рубашке, из-под которой выпирала мощная грудь «а ля Шварценеггер». «Моднячий, стервец», — отметила я про себя и с вызовом спросила:

— Может, отодвинешь задницу и дашь пройти?

— Что-что? — переспросил он и залился смехом. А когда заткнулся, выдал тираду: — Ты, оказывается, храбрая на улице. В поезде была паинькой. Меня-то, надеюсь, помнишь? Если нет, могу напомнить.

— Заткнись, — лаконично предложила я, закипая злостью.

— А ну, вперед ножками вон туда, — показывая на здание школы, скомандовал «квадратный».

Он попытался взять меня под руку, но я решительно отбросила его лапищи и сама пошла к школе.

— Сейчас расскажешь мне по порядку, куда ходишь, где проводишь время, чем занимаешься, — с угрозой в голосе объявлял верзила, шагая рядом.

Я не отвечала. Поистине, день чудес и исполнения желаний! Столько времени я искала встречи с этим подонком, а он сам заявился.

Случайность? А может, специально ждал, следил за мной? Интересно, что ему от меня надо? Опять, наверное, на отца хотят воздействовать. Ну уж дудки, нынче все будет иначе, теперь, скоты, заплатите за все сполна!

Дверь в школу была заперта — летние каникулы. По всей видимости, там был ремонт, так как стекла были замазаны известью. Мой «партнер» подергал закрытую дверь, чертыхнулся и поддал ее плечом, створки распахнулись. Мы вошли. Кругом валялись доски, стояли ведра с краской. «Квадратный» уверенно вел меня по коридорам… Поднялись на второй этаж, мы вошли в спортзал, здесь оказалось довольно чисто.

— Бывали здесь не раз, — похвалился верзила. — Физрука пришлось воспитывать за неправильное отношение к одному «малышу», которому он не разрешил лапать одноклассницу. — Он хохотнул и добавил: — Правда, после нашего воспитания физрук попал в больницу, а «малыша» погнали из школы.

Я молча слушала его разглагольствования, потом спросила:

— Дальше что?

— Разденемся или так? — без обиняков спросил он, снимая с себя рубашку.

«Квадратный» совершенно превратно понял мое послушание, когда я без сопротивления вошла с ним в это здание.

— Лучше так, — ответила я и ткнула его кулаком от бедра в солнечное сплетение. Пока он с выпученными глазами усиленно заглатывал разинутым ртом воздух, я скинула жакетик и для разминки, разбежавшись, двинула его ногой по плечу, помогая занять горизонтальное положение, о котором он мечтал.

— Ну как, удобно? — поинтересовалась я. В ответ услышала полную обойму не совсем разборчивых фраз, явно относящихся к сексопатологии.

Я кивнула, давая понять, что смысл мне ясен, и спросила:

— Будешь лежать, козел, или поднимешься?

— Погоди, сейчас я тебя сделаю, — пообещал он и встал, вначале в партер, а затем в полный рост.

Следует признаться: я недооценила возможностей противника. Он быстро оклемался и уже в следующую секунду налетел на меня, обрушив шквал ударов. Попади в цель хотя бы один из них, осталось бы от меня лишь мокрое место. Но я легко уходила нырками и уклонами, и он что есть силы молотил воздух. Пришла пора его остановить. Применила технику Сюко-кай. Это принцип перехвата инициативы синхронной контратакой с использованием цепи прямых ударов — кулаком, ребром ладони, а также ногой из передней опорной стойки. Теперь уже глыба приземлилась основательно и надолго. Пощупала пульс: жив, а жаль.

Ладно, пусть молится Богу. Я сегодня добрая, у меня праздник.

Я уже собралась уходить, как раздался негромкий, с кавказским акцентом голос, усиленный гулким резонансом просторного зала:

— Постой, красавица, куда же ты, поговорить надо. Меня Арсеном зовут, а тебя?

«И этот — поговорить», — отметила я про себя.

Пришелец стоял у двери, поигрывая ломиком, и переводил взгляд с лежащего на меня и обратно. Не дождавшись ответа, задал еще вопрос:

— Что это с ним, почему он лежит?

— Откуда я знаю, иди и спроси его, — снизошла я.

Лицо Арсена — сплошная черная борода. Выделялся лишь длинный нос с горбинкой, придавая физиономии хищное выражение. Он поцокал языком:

— Нехорошо говоришь. Будем воспитывать. Подошел к лежащему, нагнулся и с силой похлопал по щекам. Тот открыл глаза.

— Слушай, я следил за вами, — говорил Арсен. — Видел, вошли сюда нормально. Я думал, вы трахаетесь, и заглянул, чтобы помочь — как там, в купе, — а застаю совсем другую картину. Объясни, что случилось?

Верзила молча стал подниматься, метая на меня яростные взгляды.

«Ах, так, значит, и ты, сукин сын, принимал там участие, — сделала я для себя открытие. — Что ж, сразу и расквитаемся».

— Дорогая, — обратился ко мне бородач, — скажи, что здесь произошло?

Я не удостоила его ответом. Ситуация, конечно, изменилась, и мне придется настроиться на боевой лад.

Арсен между тем настойчиво повторил свой вопрос. Я послала его, куда положено в таких случаях, и бросила на пол жакет, который собралась было надеть.

Мое движение кавказец расценил превратно. Он отошел от приятеля и, блестя глазами, направился ко мне, на ходу расстегивая брюки, применила самый простой прием, и он, взвыв, согнулся, зажав обеими руками свою драгоценность.

Такого отборного мата я еще не слышала в своей жизни. Чтобы он заткнулся, я крутанулась и врезала ему ногой по челюсти. Пока с него было достаточно.

Между тем первый клиент уже пришел в себя, подхватил оставленный бородачом ломик и ринулся на меня.

Хорошо, что они обращают на меня внимание по очереди, так проще. Но и с двумя, уверена, не было бы проблем. Черный пояс — это кое-что значит. Я уклоном ушла от атаки, и ломик со свистом рассек воздух. Поймав момент, когда нападавший по инерции пролетал мимо, я подпрыгнула и кулаком нанесла ему удар по затылку. Я знала — ему конец.

Внезапно раздался выстрел — стрелял бородач. Пуля, взвизгнув, пролетела в сантиметре от меня. И тогда я показала, на что способна. Ласточка не металась бы по залу быстрее меня. Думаю, у него в глазах рябило от моего мелькания. Он стрелял наугад, не успевая прицелиться. И когда пистолет, щелкнув, просигналил, что патроны кончились, я исполнила свой коронный номер. С пронзительным боевым кличем «и-й-а-а-а!» разбежалась и в двухметровом прыжке ногой рубанула его по башке. Он без звука свалился замертво.

С этими двумя бугаями было кончено, никто меня не может осудить. Я защитила свою честь, отомстила бандитам за все. Ради этого я пошла в школу, овладела оружием, которое использовала для исполнения своего приговора. И никогда больше не пущу его в ход.

Я вышла на улицу и спокойно направилась домой. По дороге позвонила в милицию, сообщила, что шла мимо школы и слышала оттуда выстрелы — принимайте, мол, меры — и повесила трубку.

Праздновать уже не хотелось, я чувствовала себя разбитой. Дома приняла ванну и легла в постель. Впервые за долгое время на сердце у меня было спокойно.

Ия — талантливейшее существо. Легко обойдя в учении своих старших товарищей, она может теперь сразиться с любым из них. Как известно, в современном каратэ принята единая система определения уровня мастерства, в целом сходная с подобными системами в таких видах восточных боевых искусств, как цюаньшу и тэквон-до. На первых этапах обучения у нас в школе проходят все разделы (кю) — от восьмого до первого с получением соответствующих цветных поясов: белого, красного, коричневого. Черный пояс приравнивается к званию «мастер спорта». Затем начинается восхождение по степеням — дан. На каждый дан, в том числе и на первый, сдается сложный экзамен, включающий спарринг с сильнейшим каратистом и комплексы ката. В свое время, когда я учился в Японии, у нас существовали промежуточные ступени между данами. К примеру, ни-дан-хо означал «приближающийся ко второму дану», то есть кандидат в мастера второго дана. Второй дан — мечта многих профессионалов. Мне удалось добраться до третьего. Дальше уже не было времени. Я знал, что для обладателя четвертого дана требуется владение не менее четырнадцатью ката, виртуозной техникой и выигрыш первого места на соревнованиях международного класса. Мне представляется, что я вполне мог попытать счастья, но нашей семье пришлось уехать из Японии. Так вот, черный пояс и первый дан — это то, чего я добиваюсь для каждого своего ученика. Ия уже готова к черному поясу. Ей по силам выполнение сложных комбинаций ударов и блоков с использованием целой серии бросков. У нее удивительное восприятие различных стоек, которые я показывал. Теперь она сама демонстрирует их на занятиях. Эффектно у нее получается так называемая стойка антенны (дзихо-камаэ). Она стоит вполоборота к противнику — одна рука вытянута вперед, пальцы в виде копья, другая рука согнута под прямым углом, пальцами вверх. В зависимости от ситуации она моментально меняет положение рук. Вот они уже скрещены перед грудью (дзюдзи-камаэ). Эти стойки позволяют ей уклоняться от ударов, отбивать удары и ловить руку атакующего в замок с применением болевого приема. Многие попадались на эту приманку и потом под различными предлогами уклонялись от спарринга с ней.

Во время экзамена Ия впервые применила низкие стойки. Изменение положения тела во время схватки дало ей большое преимущество. Она сбивала противника с толку, переключая его внимание и заставляя работать в непривычном сочетании. В один из моментов применения низкой стойки Ия провела удачную подсечку ногой и ушла в перевороте. Комиссия засчитала ей сразу три балла. А когда она, блокируя из такого положения удары ног с одновременным резким вставанием, вывела из равновесия и опрокинула очередного противника, ей засчитали победу.

Теперь у Ии — черный пояс, это прекрасно, однако нужно идти дальше. Настало время готовиться на первый дан.

Члены комиссии, а в ее состав входило девять человек из высшего руководства Министерства внутренних дел, заинтересовались девушкой. Пришлось подробно рассказать ее историю. Заместитель министра, внимательно меня выслушав, многозначительно изрек: «Очень интересно» — и добавил: «Есть заманчивая идея, завтра зайдешь — обсудим».

Назавтра утром я уже был у него в кабинете. В общих чертах он обрисовал мне обстановку с преступностью в стране. По его словам, радости было мало, а вот проблем хоть отбавляй. Впрочем, ничего нового я не услышал. Не для того же, подумал я, пригласили меня в этот кабинет, чтобы проинформировать о криминогенной обстановке в стране? И я не ошибся. Сказав, что в борьбе с преступностью надо принимать решительные меры, генерал перешел наконец к разговору по существу. Одной из таких мер он назвал создание в Высшей школе МВД специальной группы подготовки женщин. «Как в Америке», — подчеркнул он. Генерал недавно побывал в США, где подробно ознакомился с работой полиции. Ему очень понравилось, между прочим, участие в этой сфере женщин, их высокий профессионализм в борьбе с мафией. «У нас те же проблемы, — сказал генерал. — Проституция, наркомания, разврат, насилие, особенно среди молодежи, это для нас проблема номер один. Возьмите наркоманию. Колются юнцы, и мы никак не можем уничтожить эту гидру — расползается по стране. А мы — бессильны».

Генерал снова развернул передо мной безрадостную картину, и мне пришлось подождать, пока он вернется к своей идее.

— Да, я немного отвлекся, — спохватился он и вновь стал развивать мысль о привлечении женщин в милицию.

— Согласен с вами, — поддержал я его энтузиазм и выразил готовность принять посильное участие в реализации этого новшества. В программе главную роль должна будет сыграть Ия. Она поступает в Высшую школу МВД, сразу на второй курс, на заочное отделение, и одновременно стажируется на оперативной работе. Ей придется стать главным инструктором в группе женщин, которые будут приниматься в эту школу по конкурсу, проводить с ними занятия по специальному плану.

Генералу трудно было возразить, он мыслил масштабно. Меня в его программе устраивало все, кроме одного: зачем Ие оперативная работа? Конечно, если быть объективным, то она вполне пригодна для этой цели. Ну, а как быть мне? Ия для меня не просто талантливая ученица, она очень близка мне как человек, как женщина. Я люблю ее, но никто об этом не знает — даже Ия. Стараюсь ничем не проявить своего чувства к ней, правда, несколько раз провожал ее домой, в ресторан как-то пригласил. Между прочим, в этом ресторане она весьма умело поставила на место одного нахала, но наши отношения по-прежнему укладываются в рамки обычных контактов старшего и младшего, учителя и ученицы. Может, Ия кое о чем и догадывается, но виду не подает.

Я не сомневаюсь, стоит ей передать предложение генерала, как она сразу загорится. Тогда отступать мне будет уже некуда. А не говорить об этом нельзя, начальство не поймет. Что ж, постараюсь объяснить, какие опасности подстерегают ее на новом пути, дам понять, наконец, насколько она мне небезразлична, намекну, что для нее лучше было бы отказаться, а уж я постараюсь обосновать перед начальством ее отказ.

Как я и ожидал, Ия восприняла эту новость с восторгом. И слушать ничего не захотела про риск и опасности, которые будут ее подстерегать. Лишь посмеивалась, когда я старательно рисовал их перед ней, причем в самых мрачных красках. Правда, немного насторожилась, когда я коснулся своих чувств, и спросила:

— Как это понять?

Я поспешил закрыть тему — не хотел устраивать в школе спектакль, в основу которого была бы положена романтическая история любви тренера к своей юной подопечной. Признался, что мне будет нелегко расставаться с лучшей ученицей. Мне показалось, что Ия сникла после этих моих слов. Она бросила довольно сухо:

— Переживете! — Немного погодя поднявшись со скамейки, где мы беседовали, она спросила уже мягче: — Когда начнем подготовку к экзаменам?

В этом вся Ия — сжата как пружина, в любую минуту готова к действию, ничего не откладывает на потом. Скажи я, что начнем сейчас, и она тут же войдет в нужный рабочий режим, отключившись от всего остального, и будет делать все так, как я скажу. Может быть, в этом и есть моя заслуга. В школе трудолюбие, дисциплинированность, готовность часами отрабатывать приемы рукопашного боя воспитываются с первого и до последнего урока. Но теперь ей предстоит окунуться в мир, где ее бойцовские качества придется применять на практике. Так объяснял я все это девушке.

— Понимаю, — сказала Ия. Неожиданно она обняла меня и скороговоркой выпалила: — Никогда в жизни не встречала такого человека, как ты, Генрих. Мне тяжело расставаться со школой, с тобой. Когда будем прощаться, я тебе кое-что расскажу о себе. — Последнюю фразу, мне показалось, она произнесла с каким-то особым значением. Я был смущен ее порывом, неожиданным переходом на «ты».

— А разве я не все знаю о тебе? — спросил я.

Ия покачала головой:

— Нет, Генрих, не все, и это может повлиять на мою дальнейшую судьбу.

— Ия, твое недоверие обижает, неужели ты думаешь, что твои секреты, если ты доверишься мне, от меня перейдут к кому-либо?

— Нет, я так не думаю, просто не хочу, чтобы ты изменил свое мнение обо мне.

— Что за чепуху ты несешь! — возмутился я.

— Давай вообще прекратим этот разговор и больше никогда не будем к нему возвращаться.

— Хорошо, Генрих, я расскажу тебе все, — тихо сказала Ия, немного помолчав. — Только не здесь. Приходи ко мне после работы, и мы спокойно поговорим.

Признаться, этот разговор меня очень заинтриговал, я с нетерпением ожидал вечера.

Обычно я провожал Ию до подъезда ее дома и никогда не поднимался в квартиру, где она жила, хотя робкие приглашения с ее стороны были. Я считал, что это неудобно, не хотел компрометировать девушку. Но сейчас был совершенно другой случай. Ия пригласила меня, можно сказать, на сугубо конфиденциальный разговор, который много для нее значит.

Я позвонил. Ия сразу открыла. В белой легкой кофте и джинсах она выглядела совсем девочкой.

— Входи, — буднично, словно встречала меня здесь каждый день, сказала она.

Я переступил порог и протянул Ие цветы, которые купил по дороге. Держа букет в руках, она рассказывала:

— У отца теперь новая работа, он и раньше редко бывал дома, а сейчас я вообще его не вижу. Мне кажется, очень скоро он закончит свою жизнь холостяка — женится, будет жить у супруги. — Она говорила полушутя, но в ее словах явственно ощущался оттенок горечи. Я осмотрелся: в квартире было чисто, уютно. Ия, наконец, поставила цветы в вазу и, словно опомнившись, тихо поблагодарила.

— Чай, кофе? — предложила она.

— Если можно, чай, — попросил я, устраиваясь на диване.

Ия направилась на кухню, но на полпути остановилась, вернулась и присела рядом со мной.

— Что случилось? — спросил я. — Ты так взволнована…

— Знаешь, Генрих, я нарушила твои заповеди и убила четырех человек.

— Это что, шутка?

— Нет, я серьезно. Мне надо выговориться и рассказать все, что со мной приключилось в последнее время.

Ия начала с того, что относится ко мне гораздо нежнее, чем положено ученице относиться к своему учителю, что она долго откладывала этот разговор, боясь, что я разочаруюсь в ней.

Ее рассказ буквально потряс меня. А когда она призналась, что теперь никогда не сможет стать матерью, я почувствовал, что слезы навертываются на глаза. Боже мой, что же пережил этот ребенок! Мне хотелось прижать ее к груди, найти какие-то слова утешения, но я сдерживал себя, боясь показаться сентиментальным и слабым.

— Ты осуждаешь меня? — неправильно истолковала она мое молчание. — Но я же только отомстила тем, кто надо мной надругался. — Ия не сводила с меня вопросительного и тревожного взгляда.

Как ты могла так подумать! — поспешил я ее успокоить и упрекнул: — Надо было раньше поделиться со мной, не носить в душе такой тяжести.

Я постарался убедить ее, что поступила она справедливо: на нее нападали, и она обороняясь, наказала своих врагов.

— Забудь об этом, — посоветовал я. — Главное теперь, чтобы ни ты, ни твоя Ира с Олегом, которым все известно, не распространялись на эту тему.

— Ты действительно так считаешь?

— Конечно. А где же обещанный чай?

Засиделись допоздна. Пили чай, потом ели яичницу и снова пили чай. Когда я взглянул на часы, было уже за полночь. Я заторопился, стал прощаться, но Ия остановила меня.

— Уже поздно, останься.

— Очень дельное предложение, — согласился я, и мы оба рассмеялись — впервые за этот вечер.

За пять лет работы на фирме я сколотил небольшой капиталец. Теперь у нас свой дом, две машины, яхта. Есть и прислуга — садовник и гувернантка. Это русские эмигранты, Надя где-то разыскала их, чтобы в доме звучала русская речь. Гувернантка Катя не только смотрит за Сержем, но и учит его английскому и русскому. Это у нее неплохо получается — в России переводчицей работала. У Нади проявился талант модельера-художника, она делает неплохие образцы женских костюмов, прекрасно зарабатывает, довольна.

Но жизнь у нас постепенно разладилась. Я надеялся, что с рождением ребенка Надя изменит ко мне отношение, но ошибся. По-прежнему она холодна со мной, к себе близко не подпускает. Мы стали чужими, никуда не денешься, приходится мириться. Многие семьи так живут, и ничего. Зато есть хоть какой-то тыл, а это особенно важно, когда работа связана с риском.

Я ведь только делаю вид, что не ведаю, чем занимается фирма. И закрываю глаза, когда поступает партия наркотиков, которую мне предстоит замаскировать под таблетки от насморка, ангины, болезней желудка, сердца. Так бывает обычно два-три раза в месяц. В другие дни идет нормальная расфасовка настоящих лекарств. Когда поступают наркотики, Багров тут как тут. Молча проверяет содержимое готовых к отправке ящиков с адресом, ведет подсчеты, следит, чтобы никто не отрывался от работы. Четверть часа на обед, и снова за дело. Вечером подъезжает грузовик, четверо рабочих наполняют машину, и Багров уезжает с грузом в порт.

Со мной работают еще пять человек — тоже русские, я старший. Это, как сказал однажды Багров, проверенные люди. И тут же предупредил: «Но лучше с ними лишнего не болтать, ничего у них не спрашивать и самому о себе не распространяться. Их наняли за хорошие деньги, пусть трудятся, а поговорить можно в пивной».

Да, наши ребята и в Америке не пропадут, они делают здесь свой бизнес. Думаю, что полиция давно бы прихлопнула местных мафиози, займись они подобным делом. Но русские — ничего, действуют довольно спокойно, прямо под носом мэрии и полицейского участка, по своим правилам и традициям, и сбивают с толку сыщиков.

За 70 лет советской власти они научились приспосабливаться к государственным структурам, и порой примитивный, на первый взгляд, способ выкачивания денег таит в себе такую изворотливость ума, такую фантазию, что Шерлок Холмс поднял бы руки вверх перед ними.

Когда я пришел в лабораторию проверять качество лекарств, Багров усмехнулся и предупредил: «Будешь делать лишь то, что я прикажу, если не хочешь вылететь отсюда к чертовой матери». Я тогда промолчал.

Так я оказался составной частью хорошо отлаженной системы производства и отправки наркотиков. Лаборатория занимается изготовлением различных препаратов из всевозможных трав. Все это сырье в виде порошка доставляется в лабораторию и отсюда уже в форме лекарств отправляется в Россию. Там товар разбирается по специальному шифру — чего куда.

Багров как-то в сердцах сказал, что мы здесь из кожи вон лезем, чтоб было все «о'кей», а там, в России, все не могут наладить дело. И чтоб оно окончательно не развалилось, приходится выдергивать оттуда и переправлять сюда засыпавшихся деятелей. Поскольку я стал пользоваться у него доверием, он более или менее охотно отвечал на вопросы, которые меня интересовали. А мне было важно узнать, в конце концов, какую роль играю я во всей этой мафиозной структуре и что мне грозит, если нас накроют. Однажды я вытянул его в ресторан и щедро угостил. Его развезло, и он стал с гордостью демонстрировать свою осведомленность. Рассказал о той цепочке, по которой мы ходим с товаром отсюда до Москвы, о том, как важно иметь здесь профессионалов, способных квалифицированно выполнять свои задачи.

Слушая его откровения, я понял, что раскрывается Багров передо мной не зря. Он изучил всю мою подноготную, знает, что бывший Надин муж — ответственный работник в правоохранительных органах, а в последнее время занимает солидную должность в ЦК КПСС и обладает большими возможностями, чтобы влиять на уголовные дела.

— Как бы нам выйти на контакт с твоей падчерицей, дочерью жены, которая живет в Москве с отцом? — спросил он, трезвея прямо у меня на глазах.

Я смешался, не зная, что ответить, потому что действительно не владел информацией на эту тему. Надя как-то говорила, что дочь обещает приехать, я тогда промолчал, и об этом не было больше речи. Сказал Багрову, что подумаю. А он вдруг предложил:

— А почему бы не пригласить ее в гости. Познакомимся, введем в курс дела. Думаю, девчонка заинтересуется, если назначить ей стипендию, к примеру долларов триста в месяц для начала.

— Это идея, — согласился я и пообещал переговорить с женой.

Но моя инициатива не понадобилась. Надя сама объявила: «Приезжает Ия. Надо сделать все, чтобы ей было здесь хорошо».

Признаться, Надя удивилась моей готовности обеспечить все условия для приятного пребывания здесь ее дочери, ведь раньше я и слышать ничего не хотел о ее бывшей семье.

Багров не скрывал, что доволен приездом девушки, обещал сделать программу ее отдыха более разнообразной, заинтриговав меня тем, что сделает ей сюрприз, о котором ни она, ни кто-либо другой даже представления не имеет. Кроме того, он взял на себя расходы, связанные с оплатой стола в лучшем ресторане.

Мы с Надей встречали Ию вдвоем. Самолет прилетел без опоздания. Я увидел высокую, стройную девушку, ничего общего не имеющую с той малышкой, которую я когда-то знал. Она была очень похожа на Надю в молодости. И если бы вместо шатенки здесь стояла брюнетка, то от юной Нади и не отличишь. Должен признаться, Ия очень красива. Хотя, на мой взгляд, не в меру серьезна.

В ее глазах я заметил какую-то настороженность, граничащую с опаской.

— Мама? — спросила Ия нерешительно, и Надя тотчас бросилась к ней. Они обнялись, Надя, как полагается, всхлипнула.

— Да, доченька, это я, твоя мама, здравствуй, родная.

Ия протянула мне руку.

— Дядя Витя? Привет! — И ни малейшей улыбки, будто обычная, деловая встреча.

Я подхватил ее небольшую дорожную сумку, и мы направились к выходу. На улице нас ждал «мерседес». Я сел за руль, женщины расположились сзади. Надя засыпала дочь вопросами о житье-бытье, учебе, обстановке в Москве. Спрашивала, не собирается ли она замуж и не хочет ли совсем переехать сюда. Ия наконец-то улыбнулась.

— Знаешь, мама, чтобы рассказать обо всем, что тебя интересует, потребуется много времени, и я надеюсь, что у меня оно будет.

Она замолчала и, словно оправдываясь, попросила:

— Можно, я лучше буду смотреть в окно, здесь такие виды!

— Да-да, доченька, конечно, как ты хочешь, мы еще наговоримся, — торопливо согласилась Надя и, уже обращаясь ко мне, спросила, чтобы сгладить некоторую растерянность: — Может, заедем по дороге в магазин подкупить фруктов?

— Не надо, успокойся, дома же все есть. Только сегодня утром нам привезли бананы, виноград, яблоки, — напомнил я. — И потом, Ия сама закажет, что ей захочется.

Я видел в зеркало, как Надя откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, будто задремала. Ию полностью поглотило зрелище проносящихся за окном витрин, улиц, автомобилей, людей. Она словно забыла, что сидит рядом с матерью, которую не видела много лет. По правде говоря, я ожидал проявления с ее стороны более теплых чувств. Ничего не поделаешь, такой уж, видно, характер. А может быть, просто девушку смущает незнакомая обстановка, и она не знает, как ей лучше держаться. Ничего, успокоится, придет в себя, и все образуется.

От Сан-Франциско до Сакраменто рукой подать, всего час хорошей езды. Вот мы и дома. Надя показала Ие ее комнату, познакомила с Сержем, с гувернанткой Катей, которая будет сопровождать Ию, когда она захочет поближе познакомиться с городом, пройтись по его улицам и магазинам. Поскольку вечером нас ожидал обещанный Багровым ресторан, мы слегка перекусили и оставили Ию в покое, дав ей возможность отдохнуть и привести себя в порядок.

По случаю приезда гостьи Багров освободил меня от работы, тем более что в этот день поступления сырья не ожидалось, и я мог позволить себе немного расслабиться.

В назначенный час мы все были готовы к отъезду на ужин. Надя надела шикарное длинное платье, которое ей очень к лицу, сделала макияж и сразу помолодела лет на десять. А когда появилась Ия, я подумал: нет, черт возьми, краше русских женщин на свете не сыщешь. В строгом элегантном костюме она была неотразима. Длинные каштановые волосы, синие глаза и словно выточенная фигурка просились прямо на обложки самых популярных американских журналов. «А почему бы и нет, — пронеслась вдруг шальная мысль, — попробую предложить, а вдруг согласится». И Наде Ия понравилась.

— Прекрасно, доченька, у тебя неплохой вкус, — похвалила Надя, а она умеет красиво одеваться.

— По-моему, на ней и телогрейка засверкает, — вставил я неуклюжий комплимент, но он, на удивление, пришелся дамам по вкусу. Надя, горделиво поглядывая на дочь, рассмеялась, а Ия снизошла до скупой улыбки.

— Ладно, поехали, а то опоздаем, — напомнил я, показывая на часы.

Наступали сумерки. Почти новенький «форд», который я приобрел по сходной цене, поблескивал лаком, что придавало автомобилю роскошный вид.

— Тоже ваш? — спросила Ия.

Да, эта машина у нас недавно, — опередила меня Надя, — на ней я езжу по своим делам. А теперь она в твоем распоряжении. Возить тебя будет Коля, он и шофер у нас, и садовник. — Коля подошел к машине и поздоровался с Ией.

— Очень приятно, — Ия протянула руку. — Будем знакомы.

Парень пожал протянутую ладошку. Садясь за руль, я обратил внимание, что он, морщась, потирает пальцы, и услышал: «Черт, словно клещами». Тогда я не понял, к кому и к чему это относится.

Когда мы приехали, Багров уже сидел за столом и ждал нас. Даже этот тип, прошедший огонь, воду и медные трубы, не мог скрыть восхищения, увидев моих женщин. Всем своим видом он стал показывать, что здесь он на правах хозяина. Багров подзывал официанта, отдавал ему распоряжения, куда-то уходил с загадочным видом, то и дело спрашивал дам, что они будут пить и какое блюдо хотели бы отведать из огромного меню.

Надя просто растерялась от такой суетливости, а Ия, как ни странно, восприняла ее спокойно и с достоинством. Она только морщилась и, выбрав момент, когда Багров поставил перед ней букет роз, попросила:

— Пожалуйста, успокойтесь, от вашего мелькания у меня в глазах рябит.

«Ай да девушка! — восхитился я про себя. — Дала по зубам обормоту». А Ия между тем задала Багрову еще вопрос:

— А почему мы не начинаем, кого-то еще ждем? — И показала на незанятое за столом место.

Один стул действительно был свободен и на столе красовался лишний прибор.

— Прошу прощения, мой друг что-то задерживается, — извинился Багров.

— Не опаздывает, а задерживается, значит, очень важная персона, — тут же съязвила Ия. И, пользуясь тем, что Багров в очередной раз куда-то удалился, взяла инициативу в свои руки.

— Давай, дядя Виктор, разливай. — Подставляя свой бокал, попросила: — Мне немного вина.

Откупорив бутылку, я наполнил вином бокалы женщинам, себе и Багрову налил коньяк. Посмотрел, не идет ли наш хозяин. Наконец он появился, и не один. Рядом с ним, улыбаясь, шел высокий, широкоплечий парень.

Ия вскочила, опрокинув бокал с вином, снова села. Побледнев, она чуть слышно произнесла: Игорь?! Не может быть…

Мне кажется, я перешла в какое-то новое жизненное качество. Мое тело стало легким и послушным, походка и движения — плавными, но и в тоже время я готова в любое мгновение среагировать на выпад, на удар. Могу увидеть, вернее, почувствовать опасность не только впереди себя, но, не поворачивая головы, с боков и даже сзади — ну и, соответственно, парировать нападения и атаковать самой.

Мастерство и самообладание, как учил Генрих, — две стороны одной медали. Без наличия этих двух качеств не может быть настоящего бойца. Мне удалось овладеть и первым, и вторым. Так было подчеркнуто в протоколе комиссии при вручении мне черного пояса. Что означают эти качества? Прежде всего они говорят об умении бойца правильно оценить обстановку, в которую он попал, уровень опасности и избрать наиболее оптимальный вариант единоборства. А их три: первое — измотать атакующего, второе — нейтрализовать его, оставив ему возможность ретироваться, третье — атаковать на поражение, не исключая и летального исхода для нападающего.

То, что при встрече с моими старыми знакомыми я выбрала третий вариант, было, можно сказать, мною заранее выстрадано и морально подготовлено. Я не могла поступить иначе. Генрих меня понял. И не осудил. Это был исключительный случай, который не должен когда-либо повториться. Я дала себе зарок — ни при каких обстоятельствах, если не будет смертельной угрозы мне или моим близким, не применять третьего варианта.

Но я изменилась не только физически. Раньше я была мягкой, стеснительной, ужасно боязливой и жалостливой. Теперь же стала жесткой, резкой, решительной, не ведающей страха. Сказалось, конечно, и «знакомство» с солдатами мафии, но главное — школа, которую я прошла у Генриха.

Могу признать, что все эти черты характера и даже физические данные присущи скорее мужчине, чем женщине, особенно если судить со стороны. Но лично для меня — это воплощение моей мечты, и я счастлива. Нет-нет, я не потеряла женской привлекательности и обаяния. Говорю это с уверенностью, потому что стоит мне показаться на улице, как встречные мужчины начинают поворачиваться в мою сторону и долго провожают взглядом. Чего скрывать, мне приятно такое внимание. Я знаю себе цену.

Когда летела из Москвы в Сан-Франциско, я размышляла, как воспримут там мой не совсем ординарный характер. Одолевали сомнения — правильно ли я поступила, что решилась на эту поездку. Предстояла встреча с матерью, не вызывающая особой радости, ведь все эти годы меня не покидало чувство обиды. По сути дела, мамочка не только оставила мужа, но и бросила своего ребенка. И за столько лет — лишь два письма. Разве это можно понять и оправдать? А к отчиму у меня вообще нет никаких чувств, это чужой человек. Помню его смутно: он приходил к нам домой, приносил какие-то сладости, сюсюкал со мной. Потом они с матерью исчезли.

Теперь мне надо изображать радость по поводу встречи с ними, быть страшно благодарной за приглашение и гостеприимство. Получится ли это у меня?

И вот я на американской земле. Встреча, как я и предполагала, получилась натянутой, во всяком случае, теплоты явно недоставало. Не могла я преодолеть себя, и в машине, по дороге из аэропорта в город больше молчала, сославшись на интересный пейзаж за окном.

В первый же вечер мы направились ужинать в ресторан. По всему было видно, хозяева из кожи вон лезут, стремясь поразить меня своим достатком — и дом с бассейном, и автомобили, и обстановка. Я им подыгрываю, восхищаюсь на каждом шагу. Мать, да и ее муж, дядя Виктор, в общении с которым я сразу же установила определенную дистанцию, прямо-таки млеют от счастья. На самом деле мне все это до лампочки. Я привыкла к своей квартире, своей обстановке, к отлаженному спартанскому образу жизни, когда день заполнен тренировками и, как любит повторять Генрих, самосовершенствованием.

Я спокойно восприняла визит в шикарный ресторан, держалась с достоинством и дерзко. Нельзя было не заметить, как обалдели, увидев мою персону, вначале отчим, а затем, в ресторане, и его приятель Багров. «Приятель» все время мельтешил перед глазами, стараясь обратить на себя внимание. Совался с советами: какое выбрать блюдо, вино; спрашивал, какая музыка мне больше нравится и какой концертный номер я хотела бы увидеть.

Я попросила его не уделять мне так много внимания и дать мне, наконец, возможность осмотреться и расслабиться.

Багров удалился, сославшись на необходимость дать официанту распоряжения, а мы, оставшись за столом, беседовали о «трудной» жизни в Америке. Я на секунду подняла глаза и обомлела. К нашему столу приближался Багров, он был не один, рядом с ним шел Игорь. Живой и невредимый.

Игорь подошел ко мне, нагнулся, поцеловал в щеку.

Я сидела как изваяние, не шелохнувшись, и долго не могла прийти в себя.

«Может, я сплю», — мелькнула мысль, и я даже незаметно ущипнула себя.

— Это я, Игорь, понимаешь? — присев рядом, он тормошил меня за руку. — Все тебе расскажу, ничего особенного тут нет. Была просто инсценировка.

— Зачем? — спросила я.

— Объясню после.

— А как же выстрелы, «скорая», похороны?

__ Я же сказал, инсценировка, — снисходительно повторил он. А потом, видя, что я все еще не верю своим глазам, расхохотался и предложил: — Знаешь что, считай меня привидением.

Я не проронила ни звука — мне нужны были разъяснения. Я не слышала, какие произносились тосты, машинально глотала из своего бокала, что-то жевала, не ощущая вкуса.

— Ты не заболела, доченька? — забеспокоилась мать. Это был хороший повод смотаться из ресторана, мне уже порядком надоело. Стоило привести в порядок свои мысли.

— У меня действительно болит голова, хорошо бы в постель, — отозвалась я.

Виктор Макарович меня поддержал и предложил последний тост, с тем чтобы на этом закончить. «Наша гостья устала после длительной и утомительной дороги и хочет отдохнуть», — объяснил он.

— Если Ия не против, я поеду с вами, — первым поднялся Игорь, — мне надо объяснить свое появление. — И, обращаясь к матери, сказал: — Мы с ней давние и близкие друзья.

— Знаешь, Игорь, давай отложим наш разговор на завтра, — попросила я. — А то у меня сегодня от неожиданностей и впечатлений голова кругом идет. Надо все это переварить…

Как хочешь, — согласился Игорь. Кажется, он обиделся, ну ничего, переживет. Во всем, что случилось, я усмотрела какой-то подвох, злой умысел. Иначе как расценить воскрешение Игоря в Америке? Он объяснил это инсценировкой. Значит, принимал меня за дурочку, использовал для какой-то цели. Интересно, для какой?

На следующий день Игорь появился в доме спозаранку. Я только проснулась и делала в своей комнате обычную утреннюю разминку. Серж сидел в большом кресле и молча пялил на меня глазенки. Зашла Катя, сообщила, что меня спрашивает какой-то молодой человек. Я попросила передать, чтобы подождал. Закончив последнее упражнение комплекса, накинула халат и вышла к гостю.

— Привет, ты прекрасно выглядишь, — были первые его слова. Игорь старался выглядеть бесстрастным. Он так же, как в ресторане, подошел и по-свойски чмокнул меня в щеку. Потом обнял и крепко прижал к себе.

— Я очень соскучился, — шепнул в ухо.

— Привет, Игорь, — довольно холодно ответила я, решительно отстранив его от себя. Сделала широкий приглашающий жест: — Устраивайся поудобней и поподробнее расскажи о том, что же с тобой в действительности произошло.

Игорь сел на диван и, попросив разрешения, закурил.

— Боюсь, что мой рассказ может быть неверно истолкован, — сделал он вступление.

— А ты не бойся, начинай, — подбодрила я его.

— Хорошо бы чего-нибудь выпить, — размечтался Игорь, явно рассчитывая развеять холодок недоверия с моей стороны и создать интимную обстановку.

— Но это совсем другая тема, и потом, не я здесь хозяйка, — спокойно вернула я его на землю.

— Тогда попробую проявить инициативу сам, — не сдавался Игорь. С этими словами он встал и направился в гостиную.

Он появился через несколько минут, в одной руке держа бутылку коньяка, в другой — хрустальные рюмки. Наполнил обе.

— Мне не надо, я не пью, — отказалась я.

— За встречу, Ия, мы ведь столько времени не виделись, — настаивал Игорь.

— Не будем об этом, — остановила я его. — Ты, если хочешь, пей, а я не хочу. Садись и спокойно рассказывай, я тебя внимательно слушаю.

Он, видимо, ожидал, что я кинусь ему на шею, потеряв голову от радости. Мое спокойствие и серьезный вид сбили его с толку, он, наверное, объяснил себе это нервным потрясением, которое я испытала от неожиданной встречи с ним. Поэтому со словами «успокойся, милая, это у тебя пройдет, главное, что мы снова вместе» он уселся, наконец, и стал рассказывать.

Когда Игорь закончил свое повествование, часы показывали двенадцать пополудни. Я попросила его оставить меня, чтобы осмыслить все происшедшее.

— Ты воспринимаешь все слишком драматично, — улыбнувшись, сказал Игорь и добавил: — Это просто жизнь, Ия. Спускайся на землю и, если хочешь нормально существовать, иметь все блага на этом свете, а не там — он показал пальцем наверх, — оставайся со мной, вдвоем мы горы свернем. Учти, обратной дороги у тебя теперь нет, ты знаешь слишком много.

— Я все поняла, Игорь, теперь иди, я дам тебе знать, когда приду в себя и как следует обдумаю твое предложение.

Он ушел, а я снова и снова прокручивала в своем сознании все то, что он здесь нагромоздил.

Оказывается, Игорь тесно связан с преступной группой, которая уже много лет доставляет контрабандный товар в Россию. В Москве он выполнял какую-то важную роль, погорел, его вот-вот должны были взять. Ко мне же он подъехал с дальним прицелом, предполагая через меня выйти на отца и застраховать себя и своих дружков от ареста, но не успел. И они нашли выход из положения — инсценировали убийство в парке, стреляли холостыми патронами. Врачи были куплены заранее. А вместо него хоронили какого-то умершего бомжа без роду и племени. Мне же отвели роль свидетеля. В случае, если начнется расследование — вот вам очевидец, кстати, дочь следователя, слову которой можно верить. Потом Игорь под видом туриста с вымышленным именем и с соответствующим паспортом перемахнул через океан и очутился в Штатах. Здесь его ждали «компаньоны», которым был нужен его опыт, и они включили его в свою обойму. О том, чем он занимается, Игорь особенно не распространялся, говорил в общих чертах, нажимал на то, что прекрасно «упакован», что за короткий срок заимел столько, сколько в России и за всю жизнь не накопить. Сейчас уже подумывает открыть свое дело.

На все его вопросы о моей жизни я отвечала односложно и дежурными фразами: «да, училась в университете», «конечно, ни с кем не встречалась», «дома все в порядке».

Не знаю, удовлетворили ли его мои ответы, но в конце концов он отстал от меня, поняв, что ничего вразумительного все равно не услышит.

Итак, я обещала подумать над его интересным предложением и вернуться к этой теме в самое ближайшее время.

Ну просто напасть какая-то! Теряюсь в догадках — кто же это убирает моих людей? И ведь что характерно: смерть зафиксирована не от ножа, не от пули, а от сильнейшего удара в голову. Как будто каждый из них специально подставлял свой кумпол под кувалду. Бред, да и только. Ведь все отнюдь не новички в потасовках, кулаками владеют так же отменно, как финкой и пистолетом, действуя всегда наверняка. Просто так в драку не ввяжутся, даже в «поддатом» состоянии. Знают, что за это по головке не поглажу, рассчитаю без всяких разговоров. А местом они дорожат, где же еще такие деньги они получат играючи. Куда пойдут? Кассу грабануть и опять в тюрягу? Потому и держатся за меня, делают все так, как я им говорю. Риск у них небольшой: последить за кем-то, припугнуть кого-то, иногда съездить по морде, чтоб понятливей был. Если же дело посложней, вроде той истории в поезде, продумывается все детально. Естественно, гонорар особый. Одним словом, ничего не могу понять. Такое у меня впервые — чтоб дело поплыло, да еще и с потерями. И в милиции руками разводят, никаких следов, одни догадки, да такие, что обхохочешься. Ну, например, месть конкурирующей мафиозной группы. Или девчонку между собой не поделили. А в последний раз, когда в спортивном зале школы нашли трупы Мохнатого и Громилы, в милиции не могли ничего умнее придумать, как сделать заключение, что оба решили побаловаться на спортснарядах и погибли от несчастного случая.

Я, как мне кажется, в своих рассуждениях и выводах более близок к реальности. Например, девчонка, которую они пасли, была под охраной ребят из спецназа — а что, отец ее все может. Но здесь вопрос: зачем мужиков убивать, не проще ли было скрутить им руки, привести в милицию и пришить статью, чтоб раскололись? И потом, довести конфликт до такой крайности совсем непросто, нужна ситуация, а мои мальчики на рожон не полезут. Значит, вариант с охраной не подходит. Что же тогда? Кто их валит мощнейшими ударами?

Ладно, все равно дознаюсь, а пока надо быть вдвойне осторожным. Тем более имея такого квартиранта, как Жухов. Заявился он в одну прекрасную' ночь, подняв меня с постели, и вот уже две недели как прячется у меня. Пьет по-черному, сигарету изо рта не выпускает и спит как сурок. Все просит найти ему бабу, а то, говорит, сам пойду на охоту, и, если погорю, будешь ты виноват, а Пахан не простит. В этом он прав, мне строго-настрого наказано обеспечить ему крышу над головой, пока не подготовят документы на выезд. Скажу знакомым ребятам, чтоб привели ему кого-нибудь, пусть отведет душу, а то действительно выкинет какой-нибудь номер. Мне это ни к чему, надо сидеть тихо, не портить свою репутацию перед соседями.

Давно, конечно, мог познакомить Жухова с красоткой, да закрутили более важные дела, и я все откладывал на потом. Правильно говорят — сытый голодного не разумеет. У меня этот вопрос как-то решился сам собой. До женитьбы дело пока не доходит, да и не резон семью заводить, а ночку провести всегда есть с кем. Частенько соседка Верка забегает — поужинать и остается до утра. Бывают знакомства с провожаниями и приглашениями в гости. Словом, голова в этом смысле не болит.

Однажды после очередной дневной закрутки прихожу домой и буквально сталкиваюсь в дверях с Жуховым. Он в костюме, при галстуке, гладко выбрит, одеколон на весь дом — и совершенно трезвый.

— Куда собрался? — интересуюсь, а сам думаю: приди я на минуту позже — и ведь ушел бы.

— Хочу прогуляться, — говорит, — может, какого бабца подцеплю.

— Ты что, спятил, давай разворачивайся. — Я запихнул его в комнату. Он не сопротивлялся. — Надоело на воле? — спрашиваю. — Зачем тогда напрягался с побегом?

Жухов помолчал, потом злобно прошипел:

— Не могу больше, целый день один, понимаешь, в тюряге и то лучше — братва вокруг, картишки.

Ладно, подожди, сейчас я тебя развеселю — Идея пришла неожиданно. Я вспомнил, что сегодня приезжает из отпуска Верка. Позвоню, скажу, что соскучился, пусть с Жуховым порезвится, не убавится от нее.

Верку не надо было приглашать дважды. Она тут же заявилась и заполнила собой всю квартиру. Тарахтела без умолку о том, как чудесно провела время, купалась, загорала. Жухов не сводил с нее глаз, Верка это чувствовала и старалась подать себя в лучшем виде. Мы поужинали чем Бог послал, благо в холодильнике нашлись шпроты, колбаса, сыр, а выпивки у меня всегда вдосталь. Сам я почти не употребляю, язва дает о себе знать, да и есть особо не хотелось. Так, за компанию немного закусил и, сославшись на деловое свидание, оставил их одних.

У меня действительно было срочное дело. Нужно было нанести визит одному из важных партийных боссов, вручить ему письмо, которое привез для него из США посланец Багрова. Но доставка пакета была лишь прелюдией к главной задаче. Мне предстояло, как велел Багров, провести с ним переговоры. Задача — попытаться любыми путями блокировать действия Филатова против наших. Багров заверил меня, что письмо сделает адресата податливым и услужливым.

Ехать пришлось в Кунцево. Там целый комплекс цековских домов высшей категории. Отыскать нужный мне дом оказалось не просто. Хорошо, что встретилась приятная дамочка с детской коляской, она довольно охотно показала кратчайший путь, и уже через несколько минут я был на месте.

Дверь открыл моложавый мужичок с солидным брюшком, он, оказывается, меня уже ждал.

— Только что позвонила жена по автомату и передала, что меня разыскивает некий молодой человек, — сообщил он, приглашая войти.

Вот оно что, та молодушка с коляской, оказывается, его жена, потому-то она так точно и указала, куда идти. Как в сказке!

Меня провели в шикарную гостиную и усадили в глубокое кресло. Хозяин занялся письмом, я молча рассматривал картины, роскошную мебель. Вот, значит, как живут партбоссы. Интересно, какая у них зарплата?

Между тем хозяин всего этого богатства закончил изучение текста письма и представился:

— Александр Васильевич.

Я тоже назвал себя. Заметив, с каким вниманием я рассматриваю обстановку, и, видимо, желая застраховать себя от моих расспросов, объяснил:

— Все это я получил в наследство от моих предков, которым оно также досталось от родных.

«Ладно, — подумал я про себя, — дури мозги другим. Не затем я пришел, чтоб слушать эту брехню». А сам поддакивал, мол, понимаю все, как не понять.

— Давайте лучше перейдем к делу, — закруглил он свои оправдания и спросил: — Какие у вас конкретно предложения? Условия, что изложены в письме, меня вполне устраивают, только нужны предварительные авансы.

— Насчет авансов не уполномочен. — Я сразу поставил его на место, так как Багров говорил, что в письме оговорено все о «зелененьких».

— Да-да, конечно, — заторопился Александр Васильевич, — это я так, к слову, думал, вы в курсе.

— Ладно, — успокоил я его. — Поскольку условия приняты, обсудим, что вы сможете для нас сделать.

Откровенно говоря, я не предполагал, что мне сразу удастся получить от него гарантии беспрепятственного прохождения товара. Оказывается, он уже давно действует в нашей упряжке и довольно активно, главным образом в области кадровых перестановок. С его участием назначаются директора и начальники в нужных нам организациях и, наоборот, снимаются с работы те, кто не оправдал надежд. Связи у него огромные, только вот на правоохранительные ведомства влиять не решается, опасается за свое кресло. Хотя и здесь кое в чем преуспел, например с Филатовым. Прицел у него дальний. Решив задачу с переводом Андрея Петровича в ЦК, он рассчитывает полностью подмять его под себя и диктовать, что и как делать.

— Человек он сложный, подход к нему нужен неординарный, — заговорил о Филатове Александр Васильевич. — И думка в отношении его у меня тоже весьма оригинальная. — Хозяин квартиры загадочно улыбнулся и придвинул кресло поближе ко мне. — Надо найти парнишку, лет не больше тридцати, приятной наружности, эдакого женского соблазнителя. Улавливаешь? — Он вдруг перешел на «ты».

Я пока ни черта не понимал из его рассуждений, но на всякий случай кивнул, надеясь, что дальнейшие объяснения прольют свет на его загадку. Между тем Александр Васильевич, решив, что я уже вник в суть его мыслей, продолжал:

— Филатов на прямые контакты не пойдет, и вы его не купите ни за какие посулы. Но у него молодая жена. Представь на минуту, что его подруга начинает капризничать, упрекать в безрадостной жизни. Недостает, мол, ей нарядов, безделушек, поездок за границу и так далее. Кто ее на это может надоумить? Любовник! А когда понадобятся деньги для любимой жены и чтобы ее не потерять, муж будет сговорчивей. — Александр Васильевич удовлетворенно потер руки, откинулся на спинку кресла и с видом превосходства поглядел на меня.

Да, это был ход. Но тут же напрашивался вопрос — во-первых, как среагирует на ухаживание «шикарного молодого человека» сама жена Филатова, а во-вторых, пожалуй, самое главное, как поведет себя ее муж, когда она начнет требовать от него красивой жизни?

Поделился с ним сомнениями. Вместо ответа Александр Васильевич предложил:

— Найти подходящего человека — ваша забота, моя — помочь созреть Филатову.

Мы еще не закончили разговора о деталях этой операции, а я уже знал, кто с блеском выполнит роль Дон-Жуана. Жухов. Этот артист, если на него найдет вдохновение, может предстать перед вами и ангелом, и сатаной. При этом он изменит не только свою внешность, но и поведение, обхождение. Он и внутренне преображается, нет, все же великий актер в нем пропадает. Ну, а вдохновить его в моих силах: это деньги и гарантия свободы. Посоветуюсь с Багровым, уверен, он даст добро.

Мы расстались с Александром Васильевичем, довольные друг другом, придя к обоюдному решению не встречаться больше, если к тому не принудят чрезвычайные обстоятельства. Договорились, если будет необходимо, перезваниваться, используя закодированные фразы.

Поздно ночью у меня состоялся телефонный разговор с Багровым, итоги переговоров ему понравились. Но, кажется, он так и не понял, зачем нужен финт с женой Филатова, хотя и не возражал использовать Жухова. Предупредил только, чтоб все хорошо продумали и особенно учли, что, возможно, Филатов знает Жухова по уголовному делу, может, даже видел его фотографию. Сообщил, между прочим, что дочь следователя находится в Сакраменто и уже почти готова к сотрудничеству. Багров не преминул меня пнуть: «А вы сколько носились с ней, идиоты?» Я проглотил пилюлю — Пахан — все же, лучше не связываться. Тем более, что он прав.

Жухов без колебаний согласился сыграть свою роль в новом спектакле. Попросил лишь несколько дней, чтобы понаблюдать за объектом и выбрать подходящий момент для знакомства.

— А насчет того, что Филатов может узнать меня, — не дергайся. Такую сцену у фонтана ему устрою, что и рот не посмеет открыть. — Жухов самодовольно рассмеялся.

Я не сомневался, у него все получится, и не такие дела раскручивал. Решили, что выдаст он себя за некоего Георгия Валентиновича Терехова, а для друзей будет просто Жора.

Чего греха таить, я надеялся, что с переходом в ЦК получу возможность быстро завершить дело по наркомафии, накрыв ее главные очаги. Мне удалось полностью восстановить по сохранившимся копиям документов и по памяти все украденные следственные дела. В моих руках снова были неопровержимые доказательства прямого участия в преступном бизнесе некоторых организаций и отдельных лиц, в том числе и занимающих крупные должности в партийном и государственном аппарате. И, что очень важно, можно было определить зарубежные источники — выйти на экспортеров марихуаны. Но прежде чем дать делу законный ход, я обратился с письмом к министру МВД и заведующему отделом ЦК, в котором, не раскрывая карт, сообщил, что готов принять участие в раскрытии дела, связанного с контрабандой наркотиков. Я надеялся, что поддержка со стороны главных ведомств, контролирующих криминогенную обстановку в стране, поможет мне без всякого риска передать документы в суд.

Результат был для меня неожиданным: я предстал перед очами своего начальника и членов комиссии ЦК и получил такую взбучку, после которой долго не мог прийти в себя. Мне прямо сказали, что я превышаю свои полномочия, вмешиваясь в чужие дела, не имеющие ничего общего с моими прямыми обязанностями, и что если я не прекращу своей «пустой и вредной мышиной возни», то в отношении меня будут сделаны далеко идущие выводы. Мне недвусмысленно намекнули, что эта моя инициатива может вызвать ко мне нездоровый интерес со стороны КГБ.

Вызов на ковер я кое-как пережил, посчитав, что произошло недоразумение, что все вот-вот прояснится, станет на свои места. Но когда все арестованные мною наркодельцы были выпущены на свободу «за неимением доказательств», а дела их закрыты, я кинулся к начальнику отдела, чтобы объясниться и получить полномочия для восстановления справедливости и наказания виновных. Но тот, узнав, о чем, а главное, о ком я хочу повести речь, замахал руками и буквально вытолкнул меня из кабинета, заявив:

— С такими мыслями тебе здесь не место. Наивный я человек, решил в одиночку справиться с коррупцией. Да разве по плечу одному человеку такая махина? Знаю, что вмиг сомнут и растопчут, как только почувствуют с моей стороны хоть малейшую опасность. Ан нет, все равно суюсь, на что-то надеюсь. Действительно привычка — вторая натура. Настроение ужасное. А тут Татьяна что-то захандрила, стала раздражительной, плаксивой. Пробовал с ней поговорить, однако из разговора ничего не понял. Выяснил только, что она бросает учебу и устраивается на работу. Видите ли, моей зарплаты ей не хватает. Раньше хватало, а теперь нет. А кто имеет больше? Торгаши, спекулянты, теневики. Правда, часть заработка идет дочери, но все равно остается вполне достаточно, чтобы прилично питаться и одеваться. Можно, конечно, порассуждать по-другому, скажем так, взглянуть на вещи ее глазами. Получается несколько иная картина. Молоденькая девушка выходит замуж за человека, у которого за плечами не только годы, но и опыт, положение. Она вполне может рассчитывать на безбедную жизнь и хотя бы небольшие вольности в приобретении тряпок и побрякушек. А что дал ей я? Свою любовь и так называемый прожиточный минимум? Вряд ли это ее удовлетворит. И то, что происходит с ней сейчас, не что иное, как проявление разочарования, крушение ее надежд. А кончится все это тем, что она повернется и уйдет, вернее, мне придется уйти, живу-то я в ее доме. И буду снова один-одинешенек со своей дохлой работой. Ия ведь тоже отрезанный ломоть, с утра до вечера где-то занята, месяцами ее не вижу. Была в Америке, в гостях у матери. Говорит, понравилось, подробно не расспрашивал, а она и не рассказывала. Кажется, у нее кто-то есть и у них все по-серьезному. Так что, думаю, Ия скоро расправит крылья и улетит из отцовского гнезда.

Одним словом, радости мало и надо что-то предпринимать, чтобы не остаться совсем «вне игры». Но прежде всего — выяснить отношения с Татьяной, понять, обычные ли это женские капризы или нечто другое, более серьезное.

Не откладывая в долгий ящик, я выбрал первый же выходной день, когда ей можно было не спешить в институт, а мне на работу, и дома была обстановка, вполне подходящая для откровенного разговора. Я сам приготовил щи, которые Таня обожает, поджарил мясо с картофелем. Заранее купил торт к чаю, даже бутылку сухого вина принес.

Обед получился на славу. Танина мать гостила у подруги где-то под Москвой, и мы пировали вдвоем. У Тани было приподнятое настроение. Она похвалила мои кулинарные способности, жаловалась, что так и не научилась вкусно готовить из-за своей постоянной загруженности учебой, и обещала восполнить этот пробел, конечно, с моей помощью.

После обеда мы допили вино, и тут Татьяну словно прорвало. Она горячо обнимала меня, повторяла, что очень любит и никогда ни на кого не променяет и что она дурная, чокнутая, совершенно недостойная меня женщина. Я тоже не оставался в долгу — говорил, что она дорога мне и что я готов сделать все, чтобы ей было со мной хорошо. Потом Таня стала рассказывать, как шикарно одеваются ее подруги и что у них нет проблем с поездками за рубеж, путешествиями.

— Давай, Андрюша, и мы куда-нибудь съездим, — предложила Таня. — Ведь ты так высоко сидишь, а своими привилегиями не пользуешься.

— Откуда тебе известно про мои привилегии?

— Подружки все уши прожужжали, а разве это не так? — Таня вопросительно посмотрела на меня.

— Ничего ты обо мне не знаешь, — ответил я как можно спокойнее, хотя слова ее неприятно меня кольнули. — Просто нужны хорошие деньги, и все. Положение, должность, во всяком случае для меня, ничего не дают.

— Скажи, а ты можешь достать деньги? — спросила она прямо. Чувствовалось, что вопрос дался ей нелегко.

— А ты как думаешь?

— Думаю, у тебя не хватит силенок, — откровенно призналась она. — А вот я знаю человека, который за небольшие услуги с твоей стороны готов нам помочь. — Таня набрала скорость и шла уже напролом. — Ты же знаешь, никто сейчас на зарплату не живет. У всех, особенно в твоем окружении, есть дополнительные доходы, и только дураки, вроде тебя, не пользуются данной им властью…

— Таня, остановись, — прервал я ее.

— Нет уж, извини, дай мне сказать до конца. — Татьяна показывала характер, о котором я и не догадывался. — Сейчас мы подошли к такой точке, после которой мы или останемся вместе, или разбежимся. Тут все будет зависеть от тебя. Но прозябать, как прежде, когда вокруг все так быстро меняется, я не намерена. Ты очень хороший, я тебя люблю, но быть домашней хозяйкой и постоянно считать копейки — это не для меня.

Ну вот, теперь все ясно, это не каприз, а позиция, и проявилась она, несомненно, под чьим-то влиянием. Как теперь быть, что делать? Уйти? Вот так, сразу? Неожиданно вторгшись в мою жизнь, Татьяна заполнила всю ее собой, я даже на мгновение не представлял себе существования без нее. Нет-нет, буду за нее бороться. Чего греха таить, за текучкой дел я и забыл, что женщине от мужчины нужны внимание и забота, умение быть для нее единственным, незаменимым. Короче, сейчас один выход — уступить. Соглашусь с ее предложением, а там посмотрим.

— Ладно, познакомь меня с этим человеком. — Кое-как я заставил себя улыбнуться.

Таня замерла на полуслове и пристально посмотрела на меня: шучу или нет.

— Ты как следует подумал?

— Разумеется, у меня же нет выбора.

— Хорошо, завтра вечером он будет здесь, постарайся не задерживаться на работе. — Таня все еще не верила, что я так сразу соглашусь, и потому на всякий случай сказала: — Я тебе позвоню, напомню.

Я не возражал. Между тем меня одолевали сомнения: откуда взялся этот тип, кто и для какой цели ее с ним познакомил как давно она его знает? Я не стал спешить с расспросами, решил набраться терпения и выяснить все после знакомства с «благодетелем».

Я, как и обещал, пришел домой вовремя. Поужинал, почитал газеты. С Таней перекинулись двумя-тремя словами. Я чувствовал, как она напряжена, и не стал ее тревожить. Татьяна ходила из комнаты в комнату, то и дело поглядывая на часы.

Ровно в девять раздался звонок. Таня кинулась открывать. В комнату вошел молодой человек высокого роста, стройный, плечистый. Широкая улыбка выгодно выделяла ямочки на щеках, открывала ровные белоснежные зубы. За гостем показалась Таня с букетом алых роз. Она раскраснелась, была явно смущена и, оставив нас одних, удалилась в другую комнату.

Лицо пришедшего мне показалось знакомым, но, как я ни напрягал память, не мог припомнить, где я его видел.

— Георгий Валентинович Терехов, — представился он, довольно крепко пожимая мне руку. На мое короткое «Филатов» я услышал: «Очень приятно».

— Мы раньше с вами не встречались? — спросил я после того, как гость расположился на диване и закурил.

— Не думаю, — сказал он и, взяв со стола свежую газету, стал ее просматривать. Держался он вполне свободно. Я терпеливо ждал, когда он начнет разговор.

— Друзья зовут меня просто Жорж, — оторвался он от газеты и предложил: — Если вы не против, давайте сразу перейдем к делу. Я не возражал. Само собой получилось, что инициатива оказалась в руках у гостя.

— Татьяна сказала, что вы не против нам помочь, — начал он.

Ссылка на Татьяну мне не понравилась, и чтобы сбить с него спесь, я вызывающе вставил:

— Смотря в чем и как.

— Естественно, только исходя из ваших возможностей и интересов, — уточнил Жорж.

— А если поконкретней? — попытался я перехватить инициативу.

— Терпение, мой друг, — остановил он меня. Взял новую сигарету, закурил, потом спохватился и протянул пачку мне. — Простите, забыл предложить.

Я поблагодарил, сказал, что не курю, а он, если желает, может сколько угодно. Пауза затянулась, я уже хотел было напомнить, что пора, наверное, раскрыть карты и объяснить, что они хотели бы получить от меня, как Жорж объявил:

— В коридоре я оставил кейс. В нем деньги. Это аванс. От вас требуется одно — забыть о деле по наркомафии, которое вы начали на своей прежней работе и которое буксует уже больше года, держа в напряжении многих нужных нам людей. Мы подозреваем, что вы все еще располагаете фактами, которые в один прекрасный день могут заиграть против нас. Поэтому вы должны в печати, а еще лучше по телевидению признать всю свою работу ошибкой, а факты — блефом.

— А вы понимаете, что после такого выступления, — я выдержал паузу и продолжил — если, предположим, я соглашусь и если мне предоставят место в газете и время в эфире, в чем, кстати, очень сомневаюсь, я себя дискредитирую и меня просто выгонят с работы?

— Такое могло случиться и до нашего с вами разговора, — снисходительно улыбнулся Жорж. — Теперь же к вам будут относиться иначе — будут всячески поощрять ваши действия в направлении, о котором идет речь. Если, конечно, мы придем сегодня к согласию.

«Вот это размах, — невольно подивился я, — вон куда добрались, прут как танки, любого сомнут, кто не подчинится». А вслух сказал:

— Ну, если помогут, попытаюсь, но гарантий дать не могу. Вы же понимаете, что все будет зависеть от обстоятельств, которые сложатся.

— Уверен, что и обстоятельства не станут препятствовать, — засмеялся Жорж и встал, удовлетворенно потирая ладони. — Может, выпьем за удачу?

— Нет, извините, здоровье не позволяет, — отказался я.

— Ну тогда мы с Таней отметим, если вы, конечно, разрешите?

И опять меня резанул его фамильярный по отношению к Тане тон.

— Она тоже не пьет, — твердо сказал я.

— Разве? — откровенно удивился он. — Что-то не замечал. Ну да ладно, как хотите.

Он уже было направился к выходу, как появилась Таня. Она несла поднос, на котором красовались три наполненных бокала.

— Ну вот видите, — остановился Жорж, подошел к ней, взял бокал и молча выпил. — Счастливо оставаться! — Блеснул зубами и ушел.

Ия — девочка с характером. Надя полностью под ее влиянием, забыла даже о Серже. Все время старается побыть рядом с дочерью, наконец, та взмолилась: «Мама, отдохни от меня». А Серж, тот еще глаза поутру не протер, а уже мчится в ее спальню, усаживается где-либо в укромном месте и наблюдает, как сестра зарядку делает. И весь день за ней ходит по пятам. Она только посмеивается. А уж если сестра заговорит с ним, мальчишка просто млеет от счастья.

Со мной Ия обращается дерзко, вызывающе. Не пойму, чем я ей насолил. Хотя, по большому счету, ей есть от чего на меня дуться: все же мамочку увел. Я, правда, стараюсь и так и сяк к ней подкатиться, но всякий раз наталкиваюсь на колючий взгляд и открытое нежелание разговаривать. Ладненько, переживем.

Между прочим, я уже говорил: девчонка — красотка. Даже Багров, которого кроме денег, кажется, ничто не волнует, и тот не выдержал, сказал: «Не ожидал, что у тебя родственница — чудо, прелесть, и если б не Игорь, с ходу женился бы». Можно подумать, дело только в Игоре. Да плевала она на Багрова вместе с Игорем. В первый же вечер дала понять им обоим, что фамильярничать не позволит. Игорь до сих пор как пришибленный ходит, хотя у них в Москве, как я слышал, какой-то романчик был. Багров, конечно, в курсе, но не считает нужным муссировать эту тему. Мне дозволено знать лишь то, что на Ию возлагаются большие надежды в смысле приобщения к нашему делу. И тут от меня кое-что зависит. Я должен сделать так, чтобы Ия согласилась на предложение Игоря принять участие хотя бы в двух-трех наших операциях. Ее задача — заручиться поддержкой отца в решении вопросов, связанных с доставкой груза в Москву. Всем известно, что у Андрея Петровича широкие связи в правоохранительных органах. Если он захочет, то, пользуясь своим авторитетом и нынешним высоким положением, добьется режима наибольшего благоприятствования для нашей фирмы. А за услуги тут расплачиваются щедро, еще никто не был в обиде. Багров сказал, что если Ия сможет обеспечить даже одну ходку товара, ей устроят кругосветное путешествие с остановками в лучших отелях мира. Отцу же будет открыт валютный счет в банке на кругленькую сумму.

Между тем идут дни, Багров нажимает, чтобы я форсировал разговор с Ией. Игорь не решается, боится провалить дело. Она на него — ноль внимания, под резными предлогами уклоняется от встреч. То сказывается больной, то ужасно занятой, а то попросту не склонной к общению. Игорь считает, что это временное явление, говорит, что она еще помнит обиду, которую он нанес ей в Москве. Однако надо действовать, и здесь лучше всего использовать Надю, мать все же. Если уж она сама не сможет вразумить дочь, то пусть хоть подготовит ее к разговору с нами.

И вот как-то вечером, когда Ия ушла к себе смотреть видик, благо у нас набор кассет на любой вкус, а у Нади было приподнятое настроение, я выложил ей все как на духу. Откровенно говоря, я мало верил в успех, зная наши с Надей отношения, но, к моему удивлению, серьезно поговорить с дочерью она согласилась сразу. Может, просто под настроение попал, а может, подействовали мои слова о том, что от согласия Ии зависит и ее и наше благополучие. Конечно же, я несколько раз подчеркнул, что никакого риска ни для Ии, ни для Андрея Петровича нет. И потом, ведь речь идет всего лишь о планах, о намерениях сторон. Всегда ведь можно отказаться, если что-то не устроит партнеров.

Надя, не откладывая дела в долгий ящик, в тот же вечер провела с дочерью беседу. Я уже задремал над газетой, когда появилась Надя, выразительно посмотрела на меня и коротко бросила: «Она согласна». От неожиданности я вскочил с кресла, решив, что дело сделано, но жена быстро привела меня в чувство, добавив: «Поговорить согласна, время назначит сама».

Но и это был успех. Я тут же созвонился с Игорем, на его вопрос «когда?» ответил, чтоб в ближайшие дни он никуда не уходил из дома.

Ия не заставила себя ждать и уже на следующий день пригласила Игоря к нам на ужин. После чая мы втроем прошли в мой кабинет. Первым взял слово я, за мной выступил Игорь, Ия внимательно, не перебивая, слушала. По лицу девушки нельзя было определить ее отношение к тому, что она услышала. Когда мы полностью исчерпали тему, Ия нахмурилась. Мне даже показалось, что сейчас она даст нам, как говорится, от ворот поворот. Но она сказала другое:

— Вот что, ребята, хватит темнить, выкладывайте всю правду.

— Какую? — воскликнули мы в один голос. Ия улыбнулась, пристально поглядела на Игоря и спросила:

— Если честно, Игорек, ты все еще видишь во мне дурочку, которая гуляла с тобой в парке?

— Ну что ты, Ия, — запротестовал Игорь. — Я всегда относился к тебе очень серьезно.

— Не бери в голову, это все прошлое, и я не в укор тебе задала этот вопрос. — Ия легкими, пружинистыми шагами прошлась по комнате. Уселась на диван и продолжала: — Я согласна работать, но только с одним условием: на равных. Это значит, что мне должно быть доподлинно известно, какой идет груз, куда он идет и кто будет со мной рисковать. Ее требования были понятны, с ними можно было согласиться, если бы решал я или Игорь. Но мы не владели такими сведениями. В нашем деле каждый знал лишь свой участок работы — и ни на йоту больше. Поэтому Игорь сразу отмел претензии Ии на особое положение, объяснив, что она будет в курсе только тех задач, которые ей придется самой решать, и что в настоящий момент нам ее согласие нужно только в принципе. О деталях работы будет особый разговор и, возможно, в другом составе.

— Нет, — отрезала Ия, — кота в мешке покупать не намерена. Не хочу быть девочкой на побегушках. Будем считать вопрос закрытым.

— Постой, постой, — испугался Игорь, — зачем торопиться, ты ведь даже не представляешь, какой у тебя будет гонорар.

— Отлично представляю, — успокоила его Ия. — Но для меня главное — престиж. И уж если вы во мне заинтересованы, постарайтесь пойти на мои условия. — Она встала, давая понять, что разговор окончен. Мы тоже поднялись и стали прощаться, хотя я был в своем доме и просто оставлял Ию на ее территории.

— Скажи, есть ли у нас шанс договориться? — заискивающим тоном спросил Игорь, прежде чем за ним закрылась дверь.

Ия неопределенно пожала плечами:

— Зависит от вас.

Мы с Игорем вышли прямо-таки убитые. Что делать? Задание не выполнили, убедить ее невозможно. Взбалмошная, вздорная девчонка с отвратительным характером. Решили посоветоваться с Багровым, хотя прекрасно понимали, что никто не будет раскрывать перед ней карты и подставлять под удар все предприятие. Кто знает, что девице может взбрести в голову? Здесь наобещает нам с три короба, а приедет домой — и в милицию. Да и неизвестно еще, как Андрей Петрович себя поведет. Так что знать ей полагается почти ничего.

С Багровым встретились у него дома. Он недавно въехал в прекрасный двухэтажный флигель с видом на залив живет один, ведь, насколько мне известно, у него ни родных, ни близких. Мы устроились на большой террасе за круглым столом, на котором вмиг появились виски и фрукты.

— Ну, орлы, рассказывайте, в чем преуспели, — без обиняков пригласил он нас к разговору, видимо, поняв, что наш срочный визит — не от хорошей жизни.

Инициативу взял на себя Игорь. Он подробно описал нашу беседу с Ией и повторил условия, которые она поставила.

— Она что у вас, чокнутая? — глядя на меня, хмуро спросил Багров, успев уже сделать добрый глоток виски. — Шеф попросту уберет нас и будет прав. — Наполнив снова свой бокал, он вдруг встрепенулся и, сделав загадочное лицо, проговорил:

— А что, ребята, может, все же уступим женщине? Создадим легенду на все ее требования и выдадим ей как секрет огромной важности, разглашение которого карается смертью.

Это была гениальная идея. И как она не пришла мне в голову? Игорь тоже подивился простому выходу из положения. Откроем ей тайны наших дел. Что, проверять будет? А если даже захочет, то как она это сделает, ведь здесь все покрыто мраком.

Позвонили Ие, для большей убедительности говорил с ней сам Багров. Он сказал, что условия ее рассмотрены на большом совете фирмы и приняты. Вся информация, которая ее интересует, будет передана через известных ей лиц в ближайшее время.

Ия выслушала, сказала: «Прекрасно» и положила трубку.

Багров удовлетворенно щелкнул пальцами и пригласил нас поднять бокалы за успех и процветание фирмы. Это был пятый его заход, отметил я про себя машинально, зная, что Багров не пьянеет. Закалка отменная. Мы выпили.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — торжественно провозгласил Багров. Интересно, что он хотел этим сказать?

С Ией договорились таким образом: она обрабатывает отца, обеспечивает получение товара в порту и доставку его к месту назначения. Если все оборачивается удачно, она получает интересующую ее информацию и двадцать пять тысяч долларов. В последующем вознаграждение будет увеличиваться. Пока работать будет в паре с Игорем. Он — здесь, она — там, в Москве. Связь через Валерия Сизова (он же Хромой), все его данные были ей вручены.

Вот уж никогда не думал, что придется быть в одной упряжке с падчерицей. Не знаю, радоваться этому или, наоборот, печалиться. Конечно, если она оправдает надежды шефа, то и мне кое-что перепадет. Ну, а ежели провалит, ей, конечно, несдобровать, пощады не будет, но и я в тенечке не отсижусь, выкинут на улицу. И это в лучшем случае. Скорее всего, просто уберут, чтоб помалкивал. И такой вариант вовсе не исключен. Ия в любой момент может расколоться, не случайно ведь, когда обговаривали условия участия ее в работе, пригрозила:

— Узнаю, что пудрите мне мозги, не обижайтесь, вся ваша команда будет горько плакать.

Вот и получается, что хожу я по острию ножа, а впрочем, наверное, не я один.

Не успел я как следует прочувствовать создавшуюся ситуацию, как она еще более осложнилась, вернее, стала загадочной и для меня просто непредсказуемой. Дело в том, что шеф неожиданно пожелал познакомиться с Ией и поговорить с ней. Багров сам провел ее к нему и почти час ждал за дверями кабинета, пока там шли переговоры. Время немыслимо долгое, если учесть, что хозяин обычно беседует с глазу на глаз с посетителем не более двадцати минут.

Ия вышла из кабинета спокойная и по-деловому сосредоточенная, будто каждый день общается с миллионерами. На вопросы Багрова, о чем говорили и что сказал шеф, отвечать отказалась, мотивируя тем, что «это наше дело» и «вообще секрет».

Оставалось только ломать голову, во что выльется для нас троих — Багрова, Игоря и меня — визит девочки к нашему Главному.

Да, Жухов работает лихо. С тех пор как получил задание, ни капли спиртного в рот не берет. Даже Верку, о прелестях которой отзывался весьма высоко, от себя шуганул. Та ужасно оскорбилась таким обхождением и пообещала напрочь выбросить его из своего сердца. Однако не выдержала и уже через час после того, как он ее отшил, появилась снова. И напоролась на меня. Мне тоже недосуг было с ней возиться, и я, изобразив оскорбленного любовника, пригрозил ей страшными карами за измену.

— Но ты же сам оставил меня с ним и ушел, — пролепетала в полном недоумении Верка.

— А это была проверка, — нашелся я. — Хотел узнать, можно доверять тебе или нет. Выходит, нельзя.

— Что, бить будешь? — виновато спросила она.

— Вот еще, руки о тебя марать. — Верка начинала мне надоедать. А выпроводить ее, расплевавшись, не хотелось. Все же большое это удобство, когда есть рядом кадр, притом безотказный. Поэтому, выпроваживая ее, я оставил лазейку для отступления: — Иди и думай, с кем хочешь быть. Скоро позову, тогда и признаешься.

Не успела Верка исчезнуть, на пороге вырос Жухов. Прямо-таки интеллигент высшей пробы: костюм, манеры, речь.

— Ладно, брось заливать, — прервал я его тираду из заученных где-то книжных фраз. «И когда только успел нахвататься», — подумал про себя. Он послушался и радостно изрек:

— Завтра гуляй отсюда прямо с утра — и на сутки, для гарантии.

— Это еще зачем? — заподозрил я неладное.

— Приду с кралей по имени Татьяна, — ответил Жухов, не скрывая самодовольства.

— Не шутишь?

— Обещаю на сто двадцать процентов, что она придет. Можешь подглядывать из-под кровати, — сострил он.

— Ну, ты молоток, — его артистический талант меня просто восхитил, — рассказывай, как состоялось знакомство.

— Не только состоялось, но и перешло в дружбу и любовь, — поправил меня Жухов. Он сбросил шикарный костюм, который я по случаю приобрел для него в комиссионке, и облачился в мой халат. Закурил, выпустив клубы дыма, и с сосредоточенным видом зашагал по комнате.

Одно слово — актер. Ему, видимо, казалось, что это он прохаживается по сцене и читает свой монолог. Он так живо и выразительно описывал свои похождения, что передо мной, как на киноэкране, развертывались кадры фильма, в котором главным героем был, конечно, он, Жухов, ну и, естественно, Татьяна, жена Филатова.

Действовал Жухов настолько же банально, насколько, как оказалось, верно. Он нашел в одном пэтэушном общежитии ребят, которые согласились за мизерную плату быть ассистентами в его инсценировке. До этого он до детали продумал детали предполагаемого спектакля. Один раз в неделю Татьяна возвращалась домой поздно вечером после семинарских занятий. Примерно на полпути от автобусной остановки до ее дома есть участок, обычно слабо освещенный и безлюдный, здесь Татьяну, как правило, встречает муж, который, кстати, совсем недавно уехал в командировку. Был учтен и оставшийся в душе Татьяны страх, связанный с ее пребыванием в качестве заложницы. Несмотря на сравнительно давнюю историю, она до сих пор не может прийти в себя и порой боится собственной тени.

Мальчишки сделали все, как полагается. Лишь только Татьяна ступила в полосу слабого освещения и ускорила шаг, чтобы пробежать этот участок, как дорогу ей преградили четверо парней. Рослые, в масках из черных чулок, они производили жуткое впечатление. Татьяна ни жива ни мертва от страха взмолилась:

— Только не убивайте, вот вам деньги, — протянула сумочку, — я сделаю все, что хотите.

— Тихо, не шуметь! — прикрикнул один из них. — Вон стоит машина, топай вперед, — приказал он и подтолкнул ее в спину.

Неподалеку действительно были припаркованы «Жигули», на которых приехали ребята с Жуковым. Пэтэушники накануне угнали машину со стоянки, чтобы все было правдоподобно. И вот когда Татьяна была уже близка к обмороку, появился он, ее спаситель. Жухов вмиг разметал парней, причем двоим досталось по-настоящему. Они вскочили в «Жигули» и умчались, как и было предусмотрено, но с условием бросить машину на первом же повороте.

Татьяна горячо благодарила своего рыцаря. Еще бы, избавил ее от ужасной опасности. Она была убеждена в том, что это была реальная опасность, и умоляла проводить ее до самого дома. А потом — и до квартиры.

Когда мать Татьяны дверь открыла и услышала сбивчивый рассказ дочери о том, что с ней произошло, обе в один голос стали упрашивать «рыцаря» зайти на чашечку кофе, Жухов сделал вид, что колеблется — войти или нет. Татьяна потянула его за рукав и снова — уже более подробно — стала рассказывать, как Георгий — он уже успел отрекомендоваться — бросился на вооруженных до зубов бандитов и спас ее от неминуемой гибели. Мать не знала, куда и посадить, чем попотчевать дорогого гостя. Жухов особенно не церемонился — с удовольствием ел, пил и успевал описывать в красках все, что произошло. По его словам, он научный сотрудник «закрытого» предприятия, направлялся по одному очень деликатному делу к видному юристу для консультации. На вопрос, как зовут этого юриста, ответил: «Филатов Андрей Петрович». Закуривая с разрешения хозяек очередную сигарету, Жухов из-под опущенных век видел, как застыли в изумлении женщины, и в душе поиздевался над их наивностью.

— Так ведь это мой муж! — воскликнула Татьяна. — Он сейчас в отъезде, но вы попали по адресу, и мы, если сможем вам чем-либо помочь, будем счастливы.

Теперь, как и рассчитывал Жухов, удивляться была очередь уже ему, что он и не преминул проделать довольно естественно.

Дамы обрадованно засмеялись, стали его тормошить, убеждать, что это судьба привела его в дом, двери которого с этой минуты для него всегда будут открыты.

Жухов поблагодарил за гостеприимство, за угощение, сказал, что ему тоже очень приятно познакомиться с такой замечательной семьей и он будет рад прийти сюда еще раз, чтобы снова окунуться в атмосферу уюта, теплоты и засвидетельствовать свое почтение. Тем более что живет он один и ни родных, ни друзей в этом большом городе у него нет.

Жухов понимал, что на первый раз важно не переиграть, нужно действовать небольшими порциями, чтобы было все наверняка. Поэтому он, побыв немногим более часа, поспешил раскланяться.

На другой день к вечеру он явился с букетом красных роз, восхитив женщин своим утонченным вкусом. Следующий его визит был с шампанским и огромным тортом. А через неделю, когда Жухов уже был с Татьяной на «ты», он принес три билета в театр. Мать ее идти с ними отказалась, сославшись на головную боль, и они пошли вдвоем. После спектакля допоздна гуляли по московским улицам. Потом был ужин с вином у Татьяны дома и разговоры до рассвета. Жухов, следует воздать должное его выдержке, не допускал никаких вольностей. Он терпеливо ждал своего часа. И дождался. В один прекрасный вечер, когда они завершали свое очередное турне по городу, возвращаясь с последнего сеанса в кино, Татьяна призналась, что любит только его, Георгия.