Безоружна и очень опасна

— Ладно, Игорь, об этом после поговорим, — пообещала я, — а сейчас покажи мне мои апартаменты.

Только вошли в помещение, навстречу Хромой. Кажется, он еще сильнее стал припадать на ногу. Я его вначале и не узнала в элегантном темном костюме, при галстуке. Не скажешь, что бандюга первой гильдии. Игорь перед ним, в джинсах и кожаной куртке, несмотря на свои внушительные габариты, здорово проигрывает. Недаром говорят: по одежке встречают. Он приветливо поздоровался, первым протянул руку. Прямо-таки море симпатии. Никогда не подумала бы, что он может злость источать и в кровь драться.

«Интересно, куда подевался Виктор Макарович?» — подумала я и, чтобы перекинуться хотя бы несколькими словами с Хромым, спросила его об этом.

Мне показалось, что я осчастливила его своим вопросом. Он радостно засмеялся:

— О, Виктор настоящий трудяга. С самого рассвета уже работает, готовится показать, как говорят, товар лицом. Он сам подойдет к тебе, когда немного освободится.

Игорь привел меня в кабинет заведующего складом, бросил на стол пачку денег на бутерброды и ушел. Я осмотрелась. Это была небольшая комнатушка. Стол старенький, диванчик, три стула, на табуретке малогабаритный телевизор. Тумбочка с телефоном, который не работает, на полке несколько каких-то книг. Вот и все убранство. Не густо. Впрочем, что еще нужно кладовщику, который и бывает здесь только, чтоб принять да выдать товар. В окошко я увидела, как мимо пробежал Хромой, за ним Игорь. Виктора Макаровича не было видно. Подумала: наверное, гости едут. Вышла из кабинета в зал, прильнула к окну, что ведет на улицу. Действительно, кавалькада иномарок одна за другой причаливала к тротуару. Я не стала ждать, когда меня шуганут от окна, а смело направилась к выходу, имея официальное поручение купить еду. Пока хозяева и гости обменивались рукопожатиями, я незаметно выскочила за ворота и направилась в ближайший магазин за покупками. Из первого же автомата позвонила Генриху. В школе его не было. Звонок к дежурному по управлению — опять безрезультатно. И только после второго звонка, когда я уже накупила колбасы, сыра, хлеба, удалось его поймать. Сообщила, что здесь все идет по плану и пора действовать.

Возвратилась без препятствий. Похоже, охрана была уже предупреждена обо мне.

У входа стоял Игорь. Он взял у меня сумку с покупками и повел в обход «высокого собрания».

— На сколько человек готовить бутерброды и к какому времени? — поинтересовалась я.

— Сделай штук пятьдесят через пару часов. Пришлю кого-нибудь в помощники.

— Не надо, сама управлюсь, — отказалась я. — Не хватало еще мне надсмотрщика.

— Как хочешь, — согласился Игорь и пообещал: — Через часок забегу, если увидишь, что не успеваешь, что-нибудь придумаем.

Я принялась за дело. Надо же как-то отвлечься и убить время. Не спеша нарезала тонкими ломтиками колбасу, сыр, хлеб. Получились три большие горки. Глянула на часы — прошло уже сорок минут. Скоро начнется. Только успела подумать, как буквально влетел Игорь.

— Ия, беги, пока гости с Виктором занимаются товаром, я задержу Хромого и с ним двух охламонов, — на одном дыхании выпалил он.

— Что случилось? — всполошилась я.

— Беги, тебе говорят, — уже закричал Игорь. И, немного успокоившись, выдавил из себя: — Я случайно услышал, как к Хромому подошел парень и сказал, что ты из спецназа и здесь находишься по заданию ментов. Хромой подбежал к воротам и подозвал двоих своих людей. Через минуту они будут здесь. — Он глянул в окно. — Все, Ия, опоздала, прячься хотя бы под стол.

— Спасибо, Игорь, — поблагодарила я, — раз ты со мной, бери на себя Хромого, а я с двумя сама справлюсь. — Уже не слушая протесты Игоря, я выскочила навстречу троим. Игорь — за мной. Я заметила в руках Хромого пистолет с длинным стволом. Только успела подумать: «Глушитель надел, подлец», как тот вскинул руку. Я бросилась на землю. По ушам ударил резкий хлопок и тут же сзади — стон. Я оглянулась. Игорь, зажав бок, валился на пол. Я пружиной взвилась как можно выше и уже в воздухе выбила пистолет из рук Хромого. В следующую секунду я твердо стояла на ногах почти вплотную к бандиту. Коленкой достала его подбородок, услышала лязг зубов. С откинутой башкой он отпрянул от меня и повалился на спину. Не оборачиваясь, локтем нанесла удар напавшему сзади напарнику Хромого. Он охнул и растопырил кулак, почти добравшийся до моего плеча. Я поймала его ладонь и молниеносно провела прием. Здоровенный мужик заголосил, как баба. Ничего, пусть теперь полежит в больнице с гипсом месячишко-другой, умней будет в следующий раз, если придется встретиться. Я оттолкнула его от себя, чтоб не мешал, и занялась третьим. По-моему, он был в шоке, стоял вытаращив глаза и, видимо, ничего не мог понять, все произошло буквально в несколько секунд. Но когда я приняла стойку, он пришел в себя и его рука скользнула в карман. Я не стала дожидаться, пока он вытащит оружие, и, не дав ему опомниться, нанесла серию ударов в голову и в живот. Он свалился, как куль. Нокаут. Все, теперь к Игорю. Что с ним? Я опустилась рядом. Он с изумлением смотрел на меня, все еще зажимая бок.

— Потерпи, сейчас придет помощь.

— Я все видел, — прошептал он. — Это — высший пилотаж. Я бы так не смог.

Помчалась в свою каморку, нашла там какие-то тряпки — и к Игорю. Он был без сознания. Я кое-как перевязала рану.

Во дворе раздались выстрелы. Затем в тишине я услышала усиленный мегафоном голос Генриха: „Внимание всем, кто на складе. Вы окружены. Выходить по одному. У кого оружие, бросать у выхода на землю. За неподчинение открываем огонь без предупреждения». В зале стояли крики, ругань. Я увидела, как в мою сторону бегут несколько человек. Обшарила карманы нокаутированного. Так и есть — пистолет. Я направила его на бегущих, скомандовала: «Стой! Назад!» — и для убедительности пару раз выстрелила вверх. Остановились, прижались к полу.

Раздался грохот выбитой рамы и звон разбитого стекла. Это влетел Генрих, за ним четверо ребят из нашей школы. Генрих сразу увидел меня и бросился обнимать. Такого порыва чувств я от него не ожидала.

В двух словах, рассказала, что здесь произошло. Генрих приказал ребятам двигаться вглубь склада и ускорить эвакуацию участников сборища. По рации передал, чтоб вызвали «скорую».

Словно из-под земли вырос Виктор Макарович, бледный, с трясущимися руками, и сразу к Генриху:

— Вы можете рассчитывать на мою помощь.

Он, как только услышал выстрелы, воспользовался возникшей паникой среди гостей, перед которыми разложил товар, незаметно улизнул и спрятался среди старых ящиков, рядом с кабинетом заведующего складом.

Молодец, не растерялся, похвалила я мысленно отчима, тем более, что Генрих сразу же ухватился за его предложение.

— Вы будете нам нужны, — сказал он. — Я позаботился, чтобы в нашей операции приняли участие журналисты и работники телевидения. Так что сейчас здесь будет весело. Я ломал голову, кто сможет дать комментарии к части, касающейся самого товара. Лучше вас никто этого не сделает.

— Як вашим услугам, — расцвел Виктор Макарович, — расскажу все, что знаю. — На меня он уже поглядывал с победным видом: вот, мол, каков я, а ты меня недооценила. Виктор Макарович, кажется, не представлял, что залез в дерьмо, и ему придется, возможно, расплачиваться многими годами тюрьмы. Ведь насколько мне известно, он участвовал не только в изготовлении зелья, но и в организации контрабанды крупной партии товара. За это по головке не погладят, тем более что накрыли всех с поличным. Жаль, не сумел тогда вырваться. Может, одумался бы, подыскал себе там приличную работу. А теперь — поздно.

Пока мысли крутились вокруг отчима, действительно нагрянула веселая публика. Вмиг засветились прожектора, защелкали фото- и телекамеры. Генрих разрешил снимать только мешки, коробки и их содержимое, арестованных отвел в сторону и журналистов к ним не допустил. До следствия и суда все бандиты должны быть изолированы. Часть из них уже удалось отправить, остальные сидели в ожидании спецмашин. Генрих доложил по рации второму заместителю министра о том, что накрыта крупная банда с товаром и необходимы машины с нарядом милиции, чтобы отправить арестованных. Полковника вначале взбесило самоуправство Генриха, а потом, когда он узнал, что на место происшествия уже прибыла группа журналистов, в том числе и иностранных, взялся лично возглавить дальнейший ход и операцию. Негодяй, в открытую загребает жар чужими руками. А когда Генрих рассказал, как этот полковник его принял и в довершение прислал милицейский наряд, чтобы его арестовать, я сразу предположила, что тут вполне может быть цепочка, связывающая полковника с мафией. Потому и меня подставили, и если бы не Игорь, не знаю, как бы все обернулось. Генрих был согласен со мной. Он и пригласил журналистов, чтоб обезопасить нас. Не сомневался: раструбят на весь свет, такое не каждый день происходит.

Виктор Макарович был в ударе. Перед лучами телевизионных юпитеров он буквально захлебывался от собственного красноречия. Я и не подозревала в нем такого таланта. Говорил аргументированно, оперируя фактами, цифрами. Картина, которую он раскрывал, потрясала своей изощренной и вместе с тем наглой простотой. Это был расчет на американскую доверчивость и порядочность, на то, что вряд ли полиция догадывается, что в самом центре известной и авторитетной фирмы может раскинуть свое гнездышко наркомафия. До такого, пожалуй, только русские мафиози и могли додуматься. Виктор Макарович, по-моему, шел ва-банк. Он оказался не так прост, как мне казалось. Понимаю, ему терять нечего, а своим откровением он может заслужить прощение Фемиды. Но вот как отнесутся к этому его друзья по несчастью, страшно подумать.

— Все, — остановил его Генрих, заметив в дверях полковника, который давно уже подавал Генриху знаки, мол, пора кончать. — Остальное потом, в личных интервью и беседах.

Виктор Макарович замолчал, повернулся и подошел ко мне. В глазах его застыла такая тоска, хоть плачь.

— Что с вами? — не удержалась я.

— Ты понимаешь, чего это стоит? — спросил он.

— Да немало, миллиончиков на двадцать, — ответила я не задумываясь.

Виктор Макарович поморщился.

— Во-первых, если ты имеешь в виду товар, то здесь по самым малым подсчетам миллионов на сто, и не рублей, а долларов, — поправил он меня. — Ну а во-вторых, я говорю о своем выступлении, цены ему вообще нет. Думаю, что теперь возьмут не только Багрова и его команду, но и перекроют каналы, по которым шло сырье. А главное, полностью будет реабилитирована фирма, где все мы работали и пользовались ее мировой славой. Ее шеф Чарльз Венс только и успевал отбиваться от обвинений в адрес фирмы, ведь медицинские товары с наркотиками шли под ее маркой. Теперь он вздохнет свободно. — Виктор Макарович усмехнулся. — Надеюсь, он не забудет выплатить мне гонорар. А теперь я пойду.

— Куда же вы? Подождите. Сейчас поедем ко мне, обсудим, как быть дальше, — попыталась я его остановить. Но Виктор Макарович только махнул рукой.

— Вы меня не видели, я вас — тоже. Хочу пройтись, все обдумать, возможно, и зайду к тебе вечерком.

И ушел. Никто и не заметил. Вниманием всех завладел полковник, который в самых ярких красках расписывал свою собственную и доблесть, проявленную при проведении операции. Слушать его было стыдно, и я настояла, чтобы Генрих со своими людьми во избежание инцидентов потихоньку смотался отсюда. Что и было бесшумно сделано. Я последовала за ними.

Виктор Макарович не пришел. Он улетел Штаты первым же рейсом. Это была еще одна, пожалуй, самая трагическая его ошибка. Он недооценил Багрова. Пахан, являющийся одним из главарей русской мафии в США, раньше других узнал о случившемся и скрылся. Он установил дежурство своих людей в аэропорту, и когда Виктор Макарович прибыл, его «встретили».

Труп нашли на следующий день. Рядом лежал чемодан, в котором, кроме прочих вещей, нашли дневник, который убийцы, вероятно, не заметили. В нем Виктор Макарович день за днем записывал свои злоключения с момента приезда в США и до последнего прилета из России в Сан-Франциско. В заключительной записи в самолете он подвел итог своей жизни, предчувствуя скорую расплату, считал, что совершил много недостойных поступков и самый подлый — разрушил Надину семью. Умолял его простить.

Об этом рассказал мне отец по телефону из Сан-Франциско. И еще сказал, что он и мама с нетерпением ждут моего приезда.

В Сан-Франциско прилетели ночью. Из-за непогоды задержались на полпути в промежуточном аэропорту. Пройдя необходимые формальности, я очутился в огромном здании аэровокзала. И хотя в кармане у меня лежали деньги и адрес дома, куда я мог ехать, я чувствовал себя ужасно неуютно от мысли, что оказался один в чужом, незнакомом городе, без родных и друзей, с запасом в несколько английских слов. Правда, и в Москве у меня, кроме дочери, близких никого не осталось. Но там каждый камень — родной. А здесь сразу стало как-то одиноко и тоскливо.

И вдруг слышу:

— Андрей!

Этот голос я узнал бы из тысячи других. Все еще не веря, я медленно повернулся. Да, это была Надя. Мне показалось, что она ничуть не изменилась, только немного похудела. Ее глаза застилали слезы. В руках она держала букет красных гвоздик.

— Здравствуй, Андрюша, — голос ее дрогнул, она побледнела и пошатнулась.

Я подхватил ее, и мы неожиданно прильнули друг к другу.

— Прости, прости меня, мой родной, — шептала Надя, осыпая мое лицо поцелуями, — все это время я не переставала думать о тебе, очень скучала.

Я молча гладил ее по голове и не мог вымолвить ни слова, спазмы душили меня.

— Ну все, а то сейчас разревусь. — Надя слегка отстранилась и взяла меня под руку. — Поехали, дома обо всем переговорим.

Мы вышли на площадь. Она была буквально забита машинами всех марок мира. Надя подвела меня к шикарному «форду».

— Это моя машина, — скромно сказала она, открыла мне дверцу и сама села за руль. Когда двинулись, Надя предупредила: — Давай договоримся, Андрей. Ничему не удивляйся: ни машине, ни дому, ни здешнему уровню жизни. Здесь все иначе, чем в России: иное качество, иное измерение. У нас это обычный быт, и ты скоро к нему привыкнешь.

— Ладно, постараюсь ничему не удивляться, — пообещал я.

Но одно дело обещать, а другое выполнить. Попробуй не удивись, когда ты вдруг словно на другой планете очутился, и перед тобой наяву чудеса, которые ты мог лишь представить в своем воображении, по фильмам, книгам, рассказам очевидцев. Этот жизненный контраст я ощутил особенно остро еще и потому, что попал сюда, можно сказать, прямо с корабля на бал, то есть из ада советской тюрьмы в ухоженную и сытую Америку. И ведь так и сидел бы за решеткой, если бы не Ия. Никогда бы не подумал, что дочь организует мой побег. Себя я ни в чем не упрекаю, бежал не от правосудия, так как не совершал ничего противоправного. Наоборот, пытался предотвратить преступление. Оказалось, не по плечу задача. Меня легко устранили, как, наверное, и многих других смельчаков-одиночек, пытавшихся бороться со злом. Вот и стал я на родине изгоем. Выбора у меня не было: погибать в тюрьме или воспользоваться единственным шансом. Без колебаний я выбрал свободу. Какие тут, к черту, принципы. Жизнь-то одна.

Но Надя, видно, неспроста просила меня беречь нервы и спокойно воспринимать Америку, так как самый главный сюрприз ждал меня впереди.

Мы приехали почти под утро. Вилла показалась мне просто сказочным дворцом. На другой день у меня было время основательно осмотреть двухэтажный коттедж, окруженный кипарисами, с бассейном рядом с домом, с двумя гаражами. В самом доме восемь комнат. Сразу по приезде Надя предложила мне самому выбрать себе комнату. Я сказал, что здесь для меня любая — роскошь. Тогда Надя повела меня на второй этаж и показала, где я буду жить.

— Это спальня, — объяснила она. — Все в доме — в твоем распоряжении.

«Ничего себе спальня», — подумал я. Большая светлая комната, с огромными окнами и балконом, походила скорее на роскошную гостиную, чем, по нашим понятиям, на место для сна. Конечно, для меня все это было непривычно и я чувствовал себя довольно стесненно. Но успокаивал себя тем, что здесь я гость, постараюсь долго не задерживаться и, как только заработаю денег, сразу же найду себе жилье. Надя, видно, заметила мое состояние.

— Знаешь, Андрей, у меня тоже было вначале такое чувство, что все здесь не для меня, чужое и я кому-то обязана за все эти блага. Но потом прошло, я поняла, что и дом, и бассейн, и машина — не одолжение, а самые обычные, необходимые для нормальной жизни вещи. Будь проще, Андрей, хватит комплексовать.

Вначале я ходил сам не свой, прямо-таки на цыпочках, боясь что-нибудь задеть, нарушить. Быстро сдружился с Сережей. Он называл меня запросто: Андрей. Надя не возражала.

Я прилетел в воскресенье, а в понедельник уже позвонил Чарльзу Венсу. Он мне назначил аудиенцию на пятницу. Накануне я решил пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть и наутро быть в хорошей форме. Только собрался сыграть себе «отбой», как в дверь постучали. В такой час ко мне ни разу никто не входил. Обычно после ужина, который Надя всегда сама готовила, я уходил в свою комнату и до утра оттуда не выходил. Утром мы завтракали и отправлялись, как говорила Надя, на экскурсию. Она садилась за Руль, а мы с Сережей располагались на заднем сиденье. Надя возила меня по городу, показывала Сан-Франциско. Обедали где-нибудь в ресторане или кафе, возвращались к ужину.

Я открыл дверь. Это была Надя. В домашнем халате, волосы гладко зачесаны, что ей всегда очень шло, глаза смотрели ласково, чуть настороженно. В руках бутылка вина и два бокала.

— Можно к тебе? — спросила чуть слышно.

— Заходи, что за вопрос, — засуетился я. Надя вошла, поставила на стол вино, бокалы.

— Давай поговорим, Андрюша. Но разлей сначала вино.

Меня не надо было уговаривать. С этим я быстро справился.

Надя взяла в руки бокал.

— За тебя, Андрей, за твою порядочность, за твое терпение, за то, что ты есть.

— И за тебя, за твое счастье, — вставил я.

— И еще хочу добавить, — продолжала она, — я пью с надеждой, что ты меня простил.

— Это все позади, Надюша, — успокоил я ее, — жизнь идет по своим правилам, и я поднимаю бокал за твой тост.

— Спасибо, Андрей, — поблагодарила Надя, — а теперь я тебя за это поцелую. — И она чмокнула меня в щеку.

Это было только начало нашего разговора, который окончательно перевернул мою судьбу. Надя просила прощения, как призналась сразу после своего тоста, не просто чтобы облегчить душу. Она пришла к решению вернуться ко мне, так как поняла, что совершила ужасную ошибку и любит только меня одного.

Не знаю, может, в другой ситуации и не получилось бы у нас ничего: слишком глубоко сидела обида. Но после того, что сделали со мной на родине и как подло предала меня Татьяна, поступок Нади казался шуткой. Да и потом, чего греха таить, все эти годы я любил Надю и надеялся, что она вернется.

Проговорили мы почти до утра. Все было решено, мы снова будем вместе. По словам Нади, Виктор Макарович давно уже подготовлен к разводу. Семьи, по сути дела, нет. Он жил сам по себе, она сама по себе. Надя толком и не знала, чем он занимается. У нее успешно шла модельерская работа. Ее модели женских вечерних платьев и костюмов пользовались спросом и щедро оплачивались. Надя ждала приезда Виктора Макаровича, чтобы поставить точки над «i», узаконить свой развод и произвести необходимые процедуры, связанные с ребенком, а также с разделом имущества.

Я не держал на Виктора Макаровича зла ни раньше, ни тем более теперь. Мне стало даже жаль его, что так косолапо сложилась у него жизнь. Связался с жульем, вляпался в довольно темную историю, развалилась семья. Нелегко ему придется.

В эту ночь мы решили, что как только обустроимся и я определюсь с работой, вызовем Ию. Дочь должна быть с нами.

Хотя глаз мы не сомкнули, чувствовал я наутро себя превосходно. И, по-моему, Надя тоже. Она подвезла меня к офису главного управления фирмы, где находился Венс. Сказала, что никуда не уедет и будет в машине ждать моего возвращения.

Чарльз Венс принял меня сразу же, как только ему доложили о моем приходе. Встретил радушно.

— Я знаю все о ваших злоключениях, — сказал он, — и могу вас порадовать: документы, на которые вы затратили столько сил, времени и умения, наконец-то находятся в верных руках и по ним идет большая работа. Уже обезврежен ряд каналов, по которым наркотики поступали в виде медикаментов под маркой нашей фирмы в Россию и другие страны. Вашу заслугу трудно переоценить. В качестве гонорара, как я и обещал, на ваше имя в банке открыт счет на миллион долларов. Надеюсь, он будет расти.

Я поблагодарил Венса, признался, что никогда не рассчитывал на столь высокий результат своей работы. Я лишь старался честно выполнять свой профессиональный долг, однако в условиях, когда нашей страной управляет коррумпированная партократия, мой труд стал не только бесполезен, но и опасен. И мне пришлось бежать с помощью дочери и ее друзей.

— Не бежать, а эмигрировать, — поправил меня Чарльз, — и только по политическим мотивам. — Он нажал на кнопку звонка. В дверях появилась симпатичная девушка и он по-английски бросил несколько фраз. Она с готовностью кивнула и бесшумно удалилась.

Через минуту вошел молодой человек и на чистом русском обратился ко мне:

— Я к вашим услугам.

— Это ваш адвокат, — объяснил Венс. — Он поможет вам подготовить необходимые бумаги в Госдепартамент для получения политического убежища, что для вас очень важно.

Мы тепло попрощались. Венс дал мне свою визитку и обещал подумать над вариантами моего трудоустройства, если я этого захочу.

Конечно же, мне не хватало привычного трудового режима, занятий своим делом. Но прежде всего надо было решать проблему с языком. Надя выразила готовность мне помочь. Она еще в юности увлекалась английским, а здесь быстро его освоила и сейчас говорила совершенно свободно. Но мне нужна была квалифицированная подготовка, если я хочу здесь работать по своей специальности. И я подумывал о поступлении в какое-нибудь учебное заведение. Однако осуществить эту идею, пока не решен мой официальный статус, было невозможно. С помощью адвоката я подготовил документы, они уже находились на рассмотрении в Госдепартаменте с поручительством Чарльза Венса. И каждый день я с нетерпением ждал ответа.

В один из вечеров, когда мы только пришли с прогулки и собирались ужинать, неожиданно позвонил Венс.

— Вы смотрели телевизор? — спросил он. — Нет? Много потеряли. Сейчас показывали, как в Москве накрыли крупную наркобанду с товаром. Подробности об этом мне сообщили еще вчера, но я молчал в ожидании, когда прокрутят по телевизору пленку.

Венс поздравил меня с успешной операцией, проведенной моей дочерью и ее другом полковником Генрихом Радецким, и показанной только что по телевидению. Он и его коллеги оценивают это как факт чрезвычайной важности. Венс не скрывал, что если мои документы позволили ликвидировать в США несколько крупных подпольных банд по производству и экспорту наркотиков и восстановить в деловых кругах престиж его фирмы, то нынешняя телетрансляция операции по захвату крупной партии героина и марихуаны и выступление перед камерой одного из участников мафиозной группы, к сожалению, его бывшего работника, окончательно укрепляет пошатнувшуюся было мировую известность фирмы. Венс сказал, что он в долгу передо мной и дочерью и в качестве приза фирма финансирует обучение нас английскому языку на специальных курсах. А после их окончания фирма предоставит мне работу в качестве адвоката. И еще он сообщил, что по решению Госдепартамента мне предоставлено политическое убежище.

Откровенно говоря, я не ожидал такого благоприятного для меня развития событий. Порадовались мы с Надей и загордились дочкой. Уму непостижимо, как ей удалось так удачно провести мою «эвакуацию», ведь и переговорить с ней толком не удалось в той бешеной спешке, но еще более загадочным было то, как ей удалось накрыть преступную банду. Знаю, у нее есть близкий и надежный друг — Генрих. В те немногие дни, когда удавалось видеть ее, я каждый раз убеждался, что дружба с ним очень благотворно на нее действует. Она стала смелой, волевой и физически очень крепкой.

Надя просила срочно позвонить Ие и убедить ее приехать хотя бы на время.

Ия ужасно обрадовалась моему звонку. Я сказал, что мы с мамой с нетерпением ждем ее, что сейчас есть все возможности хорошо здесь устроиться и вместе жить. Ия обещала приехать. Может быть, даже не одна.

Наш министр попал в госпиталь с острым инфарктом, и его функции полностью перешли к полковнику Изюмову, который неожиданно для всех и, наверное, для себя оказался героем дня. Он долго красовался перед камерами и юпитерами телевизионщиков, оттеснив Виктора Макаровича, и представил дело так, будто это он со своими людьми давно следил за этой бандой и сегодня — кульминационная точка всей подготовленной им операции. Изюмов, кажется, сам поверил в это, ибо буквально на следующий день издал приказ, в котором объявлялась благодарность с поощрениями большому кругу лиц за смелость и находчивость, проявленные при выполнении ими важного задания под его руководством. Об Ие ни слова. Зато мое имя фигурировало более чем на половине всего текста приказа. Оказывается, это я чуть было не испортил все дело, неожиданно вмешавшись со своими людьми в тонко задуманную операцию. Более того, я даже хотел под предлогом окружения банды предупредить главарей мафии и дать им возможность уйти от возмездия. Кроме того, я оказал сопротивление офицерскому наряду, посланному меня арестовать. За попустительство и даже содействие вкупе с бывшим заместителем министра побегу опасного преступника, я отстранялся от должности, школа моя закрывалась, а на меня заводилось уголовное дело. Все время, пока будет проходить расследование, я должен находиться под домашним арестом.

По настоянию Ии мы на время укрылись у ее подруги Иры. Она с мужем уехала в свадебное путешествие, а ее мать отдыхала в санатории. Так что мы пока могли пожить у нее. А когда она приедет, решим, как поступить дальше. Оставаться дома у меня или у Ии было опасно: неизвестно, что придумает мой новый начальник. Он уже наломал столько дров, что будет теперь идти до конца. Дороги назад для него нет. Это грозит ему крахом всей карьеры, к вершинам которой он шагает напролом, по принципу: для достижения цели все средства хороши. Конечно, без поддержки сверху он не решился бы на такие авантюры. Все здесь шито белыми нитками, мало-мальски объективное расследование раскроет откровенную ложь и цинизм в его словах и поступках. Но полковник уверен в себе. Вокруг расставил подхалимов, готовых говорить и делать все, что он пожелает. А «наверх» отправляет реляции и более ощутимые вещи, которые ублажают власть имущих, еще надежнее «упаковывают» их быт. Вот так они живут и действуют, отбрасывая в сторону тех, кто путается у них под ногами. Каждый день можно ожидать и ареста, и суда, и высылки, куда Макар телят не гонял. Андрей Петрович — свежий пример.

Когда Ия рассказала мне о разговоре с отцом и о его приглашении приехать в Штаты, я готов был собираться хоть сейчас.

Однако нам предстояло выполнить кое-какие формальности. Первое — как можно быстрее оформить наш брак. Затем — получить официальное приглашение, о котором Ия предусмотрительно уже намекнула отцу. Наконец, получить визы, и все это надо было делать без промедления, чтобы сведения о наших намерениях не просочились в ведомство Изюмова. Иначе — пиши пропало.

Я сел за телефон. Несколько звонков — и получены твердые обещания друзей, что проблем у меня ни с одним вопросом не будет. Действительно, уже через три дня нам принесли свидетельство о браке и паспорта с визами. А приглашение передали из Сан-Франциско самолетом Аэрофлота. В кармане лежали и билеты. Оставалось самое трудное — прощание с родителями. У нас с Ией был такой уговор: если удастся нормально устроиться и с работой, и с жильем, тотчас вызовем их к себе. Если нет — вернемся и полной чашей изопьем то, что уготовано судьбой. Но им от этого не будет легче. Лучший вариант — первый.

Чтобы не рисковать — вдруг следят за квартирой и прослушивают телефон, — решили поступить таким образом: Ия возьмет такси и подъедет к молочному магазину, куда мои отец и мать приходят каждое утро за покупками, там их перехватит и привезет сюда.

Все получилось очень удачно, и мои старики, привыкшие никогда и ничему не удивляться, очень даже обрадовались предложению Ии проехаться с ней на машине. Они доехали без всяких происшествий и спокойно, как будто каждый день видят меня в новой обстановке, поздоровались, уселись за стол и попросили чаю. Ия умчалась на кухню, а я без подготовки обрисовал им сложившуюся ситуацию и назвал всего два возможных варианта: я уезжаю, а вслед за мной через некоторое время трогаются с места и они, мои родители; или же я остаюсь вместе с ними здесь и тогда хожу по лезвию бритвы, готовый каждую минуту сорваться и сломать себе шею.

— Надо ехать, — сказал отец.

— Я тоже так думаю, — поддержала мама.

Вместо чая Ия принесла шампанское и пирожные, которые ухитрилась прихватить по дороге.

— За что будем пить? — обрадовался отец. Вино всегда ассоциируется у него с праздниками. В будни он никогда спиртного в рот не возьмет. Но сейчас он на самом деле приготовился осушить свой бокал, который я наполнил.

— Ну что ж, за ваше счастье, дети, — это сказала мама.

Отец добавил:

— Пусть сбудется все, о чем вы мечтаете. Старики остались у нас ночевать.

Наутро мы уезжали. Но сначала проводили родителей. Вызвали им такси, распрощались.

— Готовьте чемоданы, — напутствовала их Ия.

— Она дело говорит, — поддержал я ее, — не теряйте даром времени, скоро пришлем вызов.

Следующее такси пришло через пять минут после отъезда стариков. У нас два чемодана — и все. Взяли только самое необходимое. Ия оставила подруге длиннющее письмо, в котором просила распорядиться ее мебелью и вещами, как та сочтет нужным.

Ия была уверена: обратно мы не вернемся.

Мы благополучно добрались до Шереметьево, прошли все формальности. Скоро наш самолет взмыл в небо.

В аэропорту Сан-Франциско нас встречали Андрей Петрович и Надежда Павловна — отец и мать Ии. Я подивился молодости, свежести Надежды Павловны. Она была очень красива. Ия вся в нее. Нас расцеловали, поздравили с законным браком, с прибытием в США и началом новой жизни. Правда, встреча была омрачена печальной вестью о гибели Виктора Макаровича. Его уже похоронили. Судя по записям в дневнике, который нашли у него, он ожидал расплаты за признания и разоблачения, которые сделал во время захвата в Москве главарей мафиозных групп. Убийцу не нашли. Полиция ведет расследование.

Пока ехали в машине, Андрей Петрович похвастался, что уже посещает курсы английского языка, делает успехи и продемонстрировал это, объясняя по-английски, какие улицы, площади, отели мы проезжаем.

Мне очень понравился их дом, в котором нам предстояло какое-то время жить, хотя и Андрей Петрович и Надежда Павловна в один голос заявили, что нас отсюда ни за что не отпустят. Сынишка Надежды Павловны — Сережка сразу же «оседлал» Ию, призывая и меня присоединиться к нему, чтобы всем вместе играть в войну.

Несколько дней пролетели как прекрасный сон, без забот и тревог. Я стал теребить Ию, что так продолжаться не может и что нам уже нужно приниматься за дело. Ия вполне резонно возразила:

— Успеется, мы в отпуске, в нашем распоряжении месяц, как и положено новобрачным. Будем купаться в блаженстве.

Я поймал себя на мысли, что Ия всегда оказывается права и с ней просто нельзя не согласиться из-за ее железной логики. А тут еще Надежда Павловна вмешалась:

— Сегодня мы будем ужинать в лучшем ресторане города, — объявила она. — Андрей Петрович скоро приедет после своих занятий на курсах, и мы все отправимся пьянствовать.

— В честь чего, мама, можно узнать? — поинтересовалась Ия, рассчитывая, видимо, услышать, что это стоит в плане нашего «купания в блаженстве», но была разочарована.

— В честь того, что я получила большие заказы и могу уже открывать свое ателье, — с гордостью ответила Надежда Павловна.

Мы ее поздравили и принялись за подготовку к вечеру. Ия сказала, что в здешние рестораны пускают только одетых с иголочки, поэтому нам надо постараться не ударить лицом в грязь.

— Не слушайте ее, — засмеялась Надежда Павловна. — Ия фантазирует. Подумаешь, однажды была в ресторане и уже составила себе мнение. На самом же деле здесь ходят в ресторан кто в чем горазд, никто никому ничего не навязывает. Как вам удобно, так и одевайтесь. — Это дополнение к фантазии Ии было очень кстати, так как в моем гардеробе был пока всего один более или менее приличный костюм, а приобрести новый еще не было возможности. Зато у Ии платье — последней писк моды. Надежда Павловна постаралась.

— Это будет моей рекламой, — с гордостью заявила она, имея, конечно, в виду свою новую модель, доверенную дочери. Но я не сомневался, в ресторане будут обращать внимание не на платье, а на Ию. Во всяком случае, на конкурсе «мисс Америка» Ия заняла бы первое место. Рядом с ней я казался себе просто замухрышкой, недостойным быть рядом С такой очаровательной женщиной. Ия, конечно, не могла не заметить в моих глазах восхищение и, довольная произведенным эффектом, покровительственно, как полагается королеве, улыбнулась, взяла меня под руку и повела к машине.

Андрей Петрович явился со своих занятий и был очень разочарован, не застав накрытый к ужину стол. Однако настроение его улучшилось, когда он узнал про ресторан. Мы все свободно разместились в салоне автомобиля. Андрей Петрович сел рядом с водителем, роль которого взялась выполнять Надежда Павловна. Мы с Ией устроились на заднем сиденье. Уже смеркалось. До города примерно километров двадцать, из них шесть ехать проселочной дорогой до шоссе. Надежда Павловна пожаловалась, что никак руки не доходят проложить здесь асфальт да как следует осветить проезжую часть. Ездят они обычно в светлое время, потому и нет вроде особой нужды. Видимо, срабатывает русский обычай: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». И когда машина вдруг резко тормознула, я, даже не зная причины остановки, почему-то сразу подумал: «Вот гром и грянул».

— Кто это?! — испуганно воскликнула Надежда Павловна.

Впереди дорогу загородил серый лимузин. Четверо мужчин стояли рядом, прислонившись к борту автомобиля. Трое были в черных плащах, один — в кожаной куртке. У всех руки в карманах. Глядят пристально, кажется, даже не мигая. Агрессивность — налицо.

— Всем сидеть на месте, я выйду, узнаю в чем дело, — приказал я своим.

— Я с тобой? — как бы между прочим спросила Ия.

Мне понравился ее абсолютно спокойный тон, и я повторил:

— Оставайся на месте.

Я открыл дверцу. Теперь главное — правильная тактика. Как можно дольше тянуть резину, не показывая своих намерений. И притворяться для них неопасным, даже немощным, делать все, чтобы притупить их бдительность.

Я вышел из машины весь скособочившись, прихрамывая, громко кряхтя и охая, и мелкими шажками направился к ним.

— Стой! — на чистом русском скомандовал тот, что в кожанке. В его правой руке уже был пистолет, которым он поигрывал.

Я вроде бы подчинился, присев на землю, а по сантиметру, почти ползком, — к ним.

— Ребята, что за шутки, меня сломал радикулит, едем к врачу, что я вам сделал плохого, чтоб меня задерживать… — У меня был такой заискивающий и жалостливый тон, что я сам чуть не заплакал.

— Заткнись! — рявкнул, распаляясь, все тот же с пистолетом. — Все вон из машины! Надо наконец рассчитаться! — Видя, что никто больше из «мерседеса» не выходит, он кивнул своим, и двое тотчас направились к машине, одновременно вытащив из карманов пистолеты.

Да, дело нешуточное. Надо действовать. Я крикнул Ие, чтоб она показалась «ребятам». Ей не надо было повторять команду. Во всем своем блеске она появилась перед этой аудиторией. Те, двое, которые уже почти подошли к машине, вытаращили глаза и, не зная что дальше делать, обернулись вопросительно к «кожаному».

— Ого, вот это девочка! — восхитился он. — Тебя сразу и не узнать. Давай двигай сюда, ты заслужила, чтоб я с тобой побаловался. А у вас что, столбняк? — это он уже к своим. — Вон ваша дамочка, в кабине, — поработайте. А мужички пусть посмотрят, мыс ними потом потолкуем.

Пока он разглагольствовал, я незаметно подполз к лимузину. На меня главарь уже не обращал внимания. По-моему, он и удивиться не успел, когда я вдруг вырос перед ним и ударом ребра ладони раскроил ему череп. Стоящий рядом в черном плаще моментально среагировал, выхватил из кармана нож и занес надо мной. Это пустячок. Я перехватил его руку, вывернул, и нож оказался в моей руке. Удар в пах — и он согнулся до самой земли. Затем я ударил его кулаком по затылку и ногой отбросил в сторону. Кинулся на выручку Ие. Однако помощь моя не потребовалась, Ия уже заканчивала со вторым. Ах, какая молодец Надежда Павловна, что скроила модель мини-платья! Ия действовала совершенно свободно, как на тренировке в своем костюме. Один уже лежал без движения. Второй еще стоял, покачиваясь из стороны в сторону, словно маятник. Ия отошла в сторонку и с небольшого разбега в прыжке двумя ногами в грудь прочно уложила и его.

— Жаль платья, — сказала она, когда я подошел, помогая ей подняться после нанесенного триумфального удара.

Новое сошьем, — успокоил я ее и похвалил: — Чистая работа.

Андрей Петрович и Надежда Павловна вышли из машины. Они уже пришли в себя, обнимали и ощупывали Ию, не веря глазам, что она осталась цела.

— Как же вам удалось так расправиться с бандитами? — недоуменно спрашивала Надежда Павловна, обращаясь сразу ко мне и к Ие. Этот вопрос застыл и в глазах Андрея Петровича.

— Мы давно занимаемся с Ией, чтобы уметь за себя постоять, — ответил я. И чтобы уйти от дальнейших расспросов, сказал: — Надо срочно сообщить обо всем полиции.

— Это Багров со своими дружками, — узнала его Ия.

Визит в ресторан пришлось отменить. Надежда Павловна съездила домой и вызвала по телефону полицию. Багров был мертв. Трое все еще находились в шоке. Но, как сказал врач, опасности для жизни нет. У нас в России затаскали бы до смерти, выясняя степень необходимой самообороны. Здесь же пригласили все семейство в полицейское управление города и объявили, что мы помогли обезвредить крупную и опасную банду, и теперь они хотели бы вручить нам награду, назначенную за их поимку. И мы получили двести тысяч долларов.

Конечно, предварительно прошло расследование происшествия, и мне пришлось подробно описать все, как было, включая и единоборство Ии. После того, как мы получили чек, меня и Ию попросили задержаться и побеседовать с самим начальником управления. Шеф полиции, совсем еще молодой человек, предложил нам работу в их ведомстве в качестве инструкторов по обучению полицейских, в том числе и женщин, приемам каратэ. Отказываться от такого дела было бы верхом глупости. И мы согласились.

На полученные деньги мы купили почти рядом с нашей виллой небольшой домик для моих родителей, обставили его, как полагается, и теперь ждем их приезда.

Как-то возвращались мы с Ией после работы домой. Ия вела недавно купленную «тойоту», наслаждаясь управлением послушной машиной. Я сидел, отдыхая, рядом. Вдруг она спросила:

— Как ты думаешь, мы сполна рассчитались с мафией?

Бережно, стараясь не мешать ей вести машину, я обнял ее за плечо и шепнул на ушко:

— Ты у меня сильный боец, и я горжусь тобой. Теперь мы всегда вместе, и нам ничего не страшно.

Ия улыбнулась уголками губ.

— Спасибо, родной, но ты не ответил на мой вопрос.

Уловив в ее голосе нотки нетерпения, я постарался завершить свою мысль:

— Они получили хорошую взбучку, и ты была на высоте, можешь себя поздравить, всем воздала по заслугам. Вряд ли теперь сунутся.

Ия помолчала, потом неожиданно возразила:

— Ты очень ошибаешься, Генрих.

В моей душе поднимался холодок тревоги. Я почувствовал, что Ия неспроста начала этот разговор.

Ия между тем продолжала:

— Сегодня во время тренировки меня вызвали к телефону. Голос на слух молодой, звонкий. Передал от старых знакомых привет и большое желание встретиться, чтобы обсудить очень важную проблему. Обещал скоро позвонить и передать более конкретные предложения.

— Обнаглели, гады! — в сердцах бросил я и спросил: — Сама-то как к звонку отнеслась?

— Спокойно. Я знала, что рано или поздно нам придется с ними встретиться.

Я слушал Ию и не мог не признаться себе, что и меня на покидало такое же чувство. Интуиция меня не обманула. Посмотрим, что им надо. Пока же мы должны быть начеку и готовиться к любому повороту событий. Ия была согласна со мной и обещала соблюдать осторожность, осмотрительность и, главное, не предпринимать без меня никаких самостоятельных действий.

Мы быстро подружились с Диком.

Дик Робсон — начальник управления полиции города. Он пригласил Генриха и меня на инструкторскую работу, и мы стали довольно часто встречаться. Дело в том, что Дик сам разносторонний спортсмен, увлекается легкой атлетикой и борьбой. Но из всех видов спорта предпочитает все же каратэ. И когда Генрих предложил ему свою программу занятий, он был в восторге, высоко отозвался о ее авторе и тут же выразил желание стать равноправным членом его спортивной команды. Генрих, разумеется, был польщен и не преминул поведать мне об этом событии в тот же вечер, причем в самых ярких красках. Признаться, я сразу не поверила, решила, что Генрих меня разыгрывает. Все еще не могла отрешиться от стандартов нашей «совковой» психологии, мол, как это такой высокий чин будет запросто общаться на равных со своим подчиненным. Но все было так, как рассказал Генрих. И в этом я убедилась, когда своими глазами увидела Дика, прилежно выполняющего упражнения, которые ему показывал Генрих.

Дик оказался простым, общительным и очень неглупым парнем. На вид я дала бы ему не больше тридцати. Но это было, когда он сидел в своем кабинете, окруженный телефонами, в строгом темном костюме при галстуке. А в спортивной форме его и не отличишь от совсем молодых ребят — полицейских из команды Генриха.

Однажды после очередных занятий Дик подошел к Генриху и спросил, как он смотрит на то, чтобы всем вместе поужинать.

— С моей стороны было бы непростительной ошибкой упустить шанс получше узнать своего ученика, — нашелся Генрих.

Ответ пришелся по душе Дику. Он дружески хлопнул Генриха по плечу и назвал адрес, где они с женой будут ждать нас в семь вечера.

В установленный час мы уже переступали порог небольшого, утопающего в клубах дивных роз и акаций дома, расположенного в двадцати километрах от города. Встречал нас сам Дик с очаровательной женой и прелестным белокурым, как мать, малышом — Майком. Мы были приятно удивлены, когда жена Дика, назвавшаяся Ольгой, заговорила на чистейшем русском. Оказывается, ее предки приехали сюда из России после революции. Выросло у них в семье уже несколько поколений, а язык родной не забывают.

Тот наш первый вечер прошел славно. Радушные хозяева угощали нас великолепным вином и настоящими русскими пельменями, которые специально для нас приготовила Ольга.

В нашей небольшой компании оказалось много общих тем для разговора, и время пролетело в один миг.

Эта встреча стала хорошим началом для наших дружеских отношений. Меня радует, что у нас здесь появились близкие люди, которым, как мне кажется, всегда можно довериться. И у Генриха такое же чувство. Правда, мы не обменивались с ним мыслями на этот счет. Но когда Генрих в ответ на мой эмоциональный всплеск, выразившийся в желании свернуть шею моему российскому абоненту, сказал, что не мешало бы посоветоваться с начальством, я поняла, что наши мнения о Дике сходятся. Ну, а случай поговорить с ним по этому поводу скоро представился во время ленча, на который мы пригласили чету Робсонов в один из воскресных дней.

Пока я и Ольга колдовали над плитой, Генрих, как он потом мне рассказал, успел обсудить с Диком последние события, связанные с телефонными звонками. Стоило нам появиться в гостиной с блюдами закусок, как наши мужчины замолкли, а Дик стал проявлять живой интерес к салату с кальмарами, который я подала на стол. Оказывается, Дик, не в пример Генриху, избегает разговоров с женой на профессиональную тему, оберегая ее чересчур восприимчивую натуру. Но Дик глубоко заблуждается насчет неосведомленности Ольги. Пока мы хлопотали на кухне, она успела со мной поделиться своими тревогами по поводу профессии Дика, из чего я заключила, что Ольга прекрасно знает, чем Дик занимается и что с этим связано. Но раз у них в доме так заведено, я не стала поднимать «свой вопрос» и полностью положилась на Генриха, подыгрывая Дику в его попытках выяснить секреты приготовления разных русских блюд. При этом недвусмысленно дала ему понять, что делаю это не бескорыстно, а с надеждой, что в следующий раз он порадует нас собственноручно приготовленным чисто американским блюдом.

Такое обещание было дано.

Когда мы распрощались с Робсонами, я забросала Генриха вопросами о его разговоре с Диком. Прекрасно знаю своего мужа: чтобы его раскрутить на мало-мальски доверительную беседу, надо забить с десяток мячей в одни ворота. Иначе услышишь короткое «да» или «нет», из которых ни черта не поймешь. На этот раз Генрих оказался красноречивее, чем обычно, быстро клюнул на мою затравку и стал описывать свой диалог с Диком. К моему разочарованию, он продолжался очень недолго. И не потому, что мы с Ольгой помешали своим появлением. Просто Дик воспринял информацию довольно спокойно, сказал: «Подождем, что будет дальше, держите меня в курсе», — и все.

Я вопросительно посмотрела на Генриха.

— Ну, а что ты думаешь сам?

— Может, действительно за этим ничего не стоит и мальчики просто забавляются.

— Хороша забава, — помрачнела я. — От нечего делать меня разыскали в многомиллионной стране, предлагают встретиться для важных переговоров. Намекают на старых знакомых, которые ждут от меня каких-то действий, а я все буду сидеть и гадать, кто это и что им надо.

— Тем не менее ничего не будем предпринимать — последуем совету Дика, — снова повторил Генрих и добавил: — Не забывай, мы не у себя дома и не можем действовать по своему разумению.

Конечно, Генрих только сделал вид, что его это не особенно тревожит. На самом деле он беспокоится за меня. Иначе зачем бы он не отпускал меня одну ни на шаг, мотивируя тем, что соскучился и хочет все свободное от работы время быть со мной? Конечно, такое внимание приятно, но оно было бы намного более приятным, если бы не было связано с тем инцидентом на дороге.

Через несколько дней, вернувшись вечером после работы, мы нашли дома конверт, просунутый сквозь дверную щель. Генрих прочитал текст вслух. В письме вновь предлагалось встретиться, но теперь уже мне и Генриху, для очень интересного дела, затрагивающего нашу дальнейшую судьбу. Встреча ничем нам не грозит и может сразу же закончиться без всяких для нас осложнений, если разговор не вызовет у нас интереса. Указывались дата, время и место свидания. В случае согласия мы должны оставить на ночь свет в одной из комнат. Естественно, наш визит должен проходить без свидетелей и без всякого сопровождения, иначе встреча не состоится.

Вот такое получили мы послание.

— Любопытная весточка, — резюмировал Генрих и спросил: — Что думаешь делать?

— Надо соглашаться. Генрих кивнул.

— Только предупредим Дика.

— Ни в коем случае. Дик обязательно организует засаду. Они не идиоты, поймут сразу, что мы их дурим. Так мы ничего не выясним.

Если решим идти, то пойдем одни. Зачем им нас убирать так сложно? Есть ведь много способов убийства — простых и без всякого риска.

— Но это ведь и есть простой способ, — справедливо заметил Генрих. — Нет, давай еще подумаем, как нам быть.

— Хорошо, подумаем, — согласилась я. — Но свет в спальне оставим сегодня на всю ночь.

На этот раз Генрих не возражал.

Вот и снова я в знакомых палатах. Будто не уходил отсюда. Здесь я познакомился с Паханом, здесь прошел его университеты. Получил по совокупности — двенадцать. Это при том, что адвокат бился до последнего патрона, выворачивался буквально наизнанку, чтоб дали по минимуму, ну хотя бы — восемь. Все было бесполезно. Игорь «помог» — раскололся полностью. Навесили полный кошель: наркотики, покушение на убийство, организация бандитских групп… Сам Игорь заработал, с учетом раскаяния и помощи следствию, пять лет. Надеюсь, и этого срока ему будет достаточно, чтоб убедиться, как он был не прав, предав своих друзей.

Нас с ним выписали из больницы почти одновременно. Игорь лежал с моей пулей, я — с травмой, полученной от тигрицы. Иначе ее не назову. Чтобы в доли секунды вырубить меня, превратив в гармошку челюсть с ее содержимым, — на это нужны поистине ловкость и сила дикой кошки. Никогда не думал, что девчонка на такое способна. Теперь-то понимаю, чьих рук (и ног) это дело с ликвидацией моих ребят. Хотя, если по справедливости, то воздала она каждому по своему личному к ним счету. Но это вовсе не значит, что я ее оправдываю и могу простить. Дудки. У меня закон — нанесший оскорбление поплатится кровью. А тут, во-первых, чуть Богу душу не отдал. В больнице хоть и подлечили, но идиотская вставная челюсть плюс головные боли — это на всю оставшуюся жизнь. Ну, и во-вторых, пожалуй, самая главная ее «заслуга» — втерлась к нам в доверие и развалила всю нашу фирму. А это ох какие денежки. Так что от меня ей причитается. Пока не расплачусь, не успокоюсь.

Здесь теперь мой дом. Свой уют, своя кухня, всеобщее уважение. Почтение оказывают как ветераны, так и молодежь. Приятно, что и охрана относится с пониманием. Не дергают понапрасну на работу. Захочу — пойду в цех, где мебель сколачивают, а нет — на нарах полежу или прогуляюсь по лагерю. Ни у кого ко мне нет претензий. Наоборот, с просьбами да пожеланиями часто обращаются. Знают, завязки у меня — и здесь, и на воле — такие, что можно позавидовать. К тому же информация поставлена — как в генеральном штабе.

Быстро донеслась до меня печальная весть о том, что Пахан приказал долго жить. Подробностей, правда, не сообщили. Сказали только, что это дело рук наших, русских. Ничего, выясню. Время есть, чтоб как следует обдумать свои промахи и просчеты, навести новые мосты на волю. Долго здесь не задержусь. И все, кто мне задолжал, получат сполна.

Первый — Игорь. Он в соседнем бараке располагается. Послал к нему четверых ребят для ночного «разговора». Но он их так отделал, что попали они в лазарет. Забыл совсем, что парень накачан и голыми руками его не возьмешь. Тут нужен иной подход. Например, невзначай на прогулке перышком в бок, или в суп порошочка подбросить. Подумаем.

Вчера сам заявился. Подозвал. Хочу, говорит, выяснить наши отношения.

Я не возражал. Побеседовали по душам.

— Смерти моей желаешь? — прямо глядя в глаза, спросил Игорь.

— А ты сам как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Думаю, что так оно и есть.

— Ты предал меня, друзей, с дерьмом смешал всю нашу работу. А ведь она кормила нас, и довольно обильно. На что рассчитываешь?

Вижу, побледнел Игорек, сник, сразу спесь с него сошла. Знаю, теперь сделает все, что поручу.

— Могу ли я еще загладить вину? — Тон тусклый, заискивающий.

Я промолчал, ожидая от него конкретных предложений.

— Хочешь, стану твоим телохранителем или по-другому буду служить тебе верой и правдой? — предложил Игорь.

Это уже было что-то дельное.

— Я подумаю, — бросил ему кусочек. Смотрю, чуть порозовел Игорек, глазки ожили.

— Ты мне поверь, для меня это урок на всю жизнь, больше никогда не подведу, — уцепился он в затравку.

Я глядел на него в упор, окончательно уложив его на пол. Игорь не выдержал взгляда, опустил голову на грудь. Он мне напомнил нашкодившую собаку, которая, виляя хвостом, просит у хозяина прощения.

— Ладно, — снизошел я, — посмотрю, как будешь работать. И ежели еще раз подведешь хоть в малом, пеняй на себя. Учти, твое благополучие и здесь, и на воле зависит только от тебя. Примешься за старое — из-под земли достанем и тогда сочтемся за все.

Игорь схватил мою руку, крепко сжал.

— Спасибо, друг, что поверил мне. Не пожалеешь.

Я осторожно высвободил свою ладонь из его клещей, сотворил улыбку-гримасу на лице (то, что получалось после операции) и милостиво кивнул:

— Хорошо, гуляй.

Глядя вслед ему, подумал: «А что, этот малыш еще пригодится. Все же знаю его давно, работал он неплохо. Пахан ему доверял, даже к себе перетащил. А что сломался, с кем не бывает? Важно, что понял сейчас: иной дороги ему нет, как только со мной».

В минувшее воскресенье вызвали меня на свидание. Ума не мог приложить, кому это я понадобился. И вдруг вижу знакомую рожу. Ба, да это ведь мой старый знакомый, к нему я ходил по заданию Багрова. Работник ЦК КПСС, у которого мощные связи и который, как говорил пахан, может сделать все вплоть до вручения подарков самому Генеральному секретарю. Значит, жив курилка. Напрашивались вопросы: где он сейчас пристроился после разгона ЦК? Зачем я ему понадобился? Я устроился на скамейке за огромным столом. Рядом сидели такие же, как я. Напротив каждого расположились родные и близкие зэков. Передо мной — мой старый знакомый.

— Привет, Валера! — открыл он улыбчивый рот.

— Привет, Александр Васильевич, — вспомнил я его имя, хотя виделись всего один раз. Что-что, а на память никогда не жаловался.

Гость просиял.

— Валера, давай на «ты», а то нехорошо вроде получается. Я к тебе запросто, а ты с церемониями. Для тебя я — Саша. Договорились?

Я кивнул. Саша так Саша, мне все равно. А он между тем сразу быка за рога:

— Дело к тебе наиважнейшее. Я заправляю крупной ассоциацией. Мне нужны верные и надежные люди. Хочешь поработать у меня?

— О чем разговор, готов хоть сейчас, — рассмеялся я, приняв его предложение за розыгрыш. Мало ли что придет в голову чинам, подобным ему? Захотел малость порезвиться, и вот он тут.

— Я не шучу, Валера, — посерьезнел Саша. — К тебе на днях подъедет мой адвокат, поможет написать бумагу на пересмотр твоего дела, остальное моя забота. Думаю, скоро выйдешь.

Саша, как приказал себя называть бывший партийный босс, оказался человеком дела. Ровно через два дня после нашего свидания заявился адвокат. Он сказал, что Саша занимает довольно высокое положение в мире бизнеса, что он, адвокат, постарается сделать для меня все возможное и даже больше, чтоб дело мое было пересмотрено и я был оправдан.

И все же с уходом Сашиного человека меня снова охватили сомнения. Томительно тянулись дни. Мне уже думалось, что все это какая-то инсценировка и я понадобился для какой-то хитрой игры. И вдруг, о радость! Меня вызывают в суд, в Москву. Сразу, без всякого предупреждения, без следственных экспериментов и протоколов предстал я перед грозными очами судей и выслушал речь председателя. Всё, меня освобождают, и я могу идти на все четыре стороны. А может, я сплю, вот сейчас я открою глаза и увижу серые стены и нары, освещенные тусклыми лампочками? Но нет, все наяву. Я выхожу за ворота — прямо передо мной «вольво», на фоне которой стоит мой адвокат с распахнутой до ушей улыбкой. Приглашающий жест — и я уже в роскошной кабине.

— На, глотни, — протягивает он мне элегантную флягу.

Все еще не могу прийти в себя и жест моего спасителя оцениваю как струйку кислорода в газовой камере. «Армянский», высший сорт, угадываю по аромату и вкусу. Не могу оторваться.

— Хватит, — останавливает меня адвокат и отбирает живительный напиток. — Предстоит важный разговор, и ты должен быть как стеклышко, — объясняет он свой недружественный жест.

Киваю головой в знак того, что понимаю и готов подчиниться.

Проезжаем Арбат, ныряем во двор высотного дома и останавливаемся у одного из подъездов. На лифте поднимаемся на 22-й, самый последний, этаж и оказываемся в уютной двухкомнатной квартире.

Встречает Сам, в домашнем халате. Мы обмениваемся крепкими рукопожатиями, как старые и добрые друзья.

— Вижу, что все в порядке, и потому ни о чем не спрашиваю, — говорит Саша и отпускает адвоката со словами: «Спасибо, Володя, сегодня же переведу на твой счет, как договаривались…» — Ну, а мы — к столу, — приглашает он меня в комнату, — закусим, поговорим.

Меня не надо было уговаривать. После тюремных харчей, хоть и разбавленных дежурными блюдами из кухни служебного персонала, содержимое Сашиного стола показалось мне фантастикой. Икра, салаты, язычок, колбаска разных сортов и прочие деликатесы сделали бы честь самому изысканному банкету. Вот только кроме «пепси-колы» и «фанты» никаких напитков.

— Крепкое потом, после разговора, — успокоил Саша.

А разговор оказался очень интересным. Суть его состояла в том, что Саша сейчас возглавляет фирму, занимающуюся нелегальным сбытом оружия, производимого на заводах военно-промышленного комплекса. Меня он хочет подключить к особо деликатному делу, о котором я узнаю в свое время. Пока же я должен буду подобрать себе помощника, на которого можно положиться. Саша просил также подумать и представить ему свои предложения насчет того, как войти в контакт и привлечь к нашей работе на любых условиях хорошо знакомое нам семейство, живущее в Штатах. Кстати, по сведениям, которыми Саша располагает, именно они ликвидировали Багрова и его команду. Я сразу догадался, о каком семействе идет речь, и почувствовал, как непроизвольно заходили желваки под скулами и затряслись руки от клокотавшей в груди ярости. Никто еще в моей жизни не наносил мне столько ударов, сколько сделали эти правдолюбцы. Саша заметил мое состояние и захохотал:

— Проняло? Это хорошо, значит, я попал в яблочко, — потом посерьезнел и заговорил командным тоном: — Значит так, Валера, о всякой там мести, обидах, расплате и прочей ерунде с этой минуты забудь навсегда. Переходишь ко мне на службу со всеми своими потрохами, и ни малейшего самовольства, особенно по отношению к нашим бывшим «друзьям». Ты меня понял?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть головой в знак согласия. Чем возвращаться обратно в свой каземат, я мог поклясться выполнить любое его задание. Саша угадал мои мысли и продолжал развивать тему:

— Ты только не думай, что сможешь меня облапошить. — Он подошел к бару и взял бутылку коньяка. Наполнил два бокала, молча выпил. Я сделал то же самое. — Так вот, — возобновил он свой монолог, — хочу предупредить сразу: если переметнешься, продашь или даже заикнешься обо мне, сделаешь что-то по своему разумению, вопреки моей воле, в лагерь уже не попадешь. — И, не дожидаясь моего вопроса «а куда же?», поднял глаза к небу. — Надеюсь, понял?

— На меня можно положиться, не подведу никогда, — заверил я его.

Мне казалось, что тема исчерпана и пора разбегаться. Ожидал, что он скажет, куда мне идти и где залечь. Но он, ни слова не говоря, засобирался сам, поглядывая на часы, а я, естественно, принял это как намек, что пора уходить. Пошел за ним к вешалке, надел свою куртку.

— А ты куда? — удивился он. Я пожал плечами.

— Оставайся здесь. На столике номер моего телефона. Понадоблюсь, звони. Тебе три дня на раздумья. Готовь свою программу. Принимаются и бредовые идеи, но, конечно, на тему нашего разговора. Потом обсудим твои и мои задумки. Отдыхай.

Дверь за ним захлопнулась, и я остался один в шикарной квартире, со своими мыслями, путающимися от пережитых неожиданностей и волнений.

Так жизнь повернулась ко мне новой стороной, обещающей свободу и хорошие деньги. Ради них я готов на многое. А что работа предстоит рисковая, можно было догадаться сразу. Иначе зачем ему было вытаскивать меня, выкладывать, по моим догадкам, немалые бабки? Что ж, мне не привыкать. Вместо Багрова пусть Паханом будет он, Саша, лишь бы платил щедро, а там видно будет.

Мне всегда легко было разговаривать с нашим мэром Джоном Каупервудом. И не только потому, что он мой ровесник. Просто мне кажется иногда, что у нас с ним одинаковый взгляд на многие вещи и, вероятно, поэтому мы всегда приходим к согласию. Я имею в виду прежде всего проблемы, связанные с работой моего ведомства, с порядком и спокойствием в городе. А тут Джона словно подменили. Как узнал, что я взял к себе двух русских, из бывшего Советского Союза, взъерошился и довольно жестко упрекнул: «Что, вам американцев не хватает в нашем городе. Выпишите тогда из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса». Я в долгу не остался.

— Сэр, — говорю ему, — свою команду я набираю сам, отчитываюсь перед вами только за результаты работы, а если у вас имеются в этом плане ко мне претензии, готов их выслушать внимательно и принять к сведению.

Обмен любезностями произошел у дверей кабинета Джона, куда он собирался войти, но задержался, встретив меня. Высказав все, что хотел, и убедившись в том, что его слова вызвали с моей стороны весьма негативную реакцию, он демонстративно повернулся и скрылся в своем офисе. У меня после этого разговора испортилось настроение и осталось чувство уязвленного самолюбия. Надо было что-то предпринять. В тот же вечер повидался с Генрихом. Занятий в нашей группе не было, и я зашел в спортзал, где Генрих учил новичков. Он тут же устроил перерыв и подошел ко мне.

— Все в порядке, Дик, или есть проблемы? — спросил Генрих. Вопрос был оправдан, ибо я никогда просто так сюда не прихожу, если сам не занимаюсь.

— На горизонте пока чисто, но надо кое-что с тобой обсудить, — уклонился я от конкретного разговора под перекрестными взглядами любопытствующих глаз.

Генрих кивнул и подозвал к себе старшего группы, чтобы дать ему указания насчет тренировок в его отсутствие. Когда мы уединились, я попросил Генриха подготовить несколько пар лучших каратистов для показательных выступлений.

— Прекрасная идея, Дик, — одобрил он предложение и в свою очередь посоветовал: —Чтобы программа выступлений по-настоящему «заиграла», пусть в ней примут участие и наши женщины. Беру это на себя.

Я не возражал. К тому же Генрих сам взялся продумать и организовать спортивный вечер.

Мне нравятся эти русские ребята. Абсолютно безотказные. Работают как боги. В короткий срок создали школу по каратэ с отлаженной системой занятий. Посещают ее и женщины. Посмотрим, что скажет Каупервуд, когда увидит результаты этой работы. Ведь даже в Нью-Йорке нет пока четкой системы подготовки полицейских, владеющих столь грозным оружием, как каратэ. Но Генрих и Ия не только блестящие мастера и классные педагоги — качества, которым любой профессионал может позавидовать. Они на редкость привлекательны по своим душевным свойствам. Целеустремленность и самоотдача в работе сочетается у них с отзывчивостью и мягкостью характера, умением ценить дружбу и быть верным ей. И во всем этом они удивительно похожи. Потому, видно, судьба и свела их друг с другом, насколько мне известно, после долгих и мучительных жизненных передряг.

Да, по душе мне люди такого типа. Не случайно поэтому мы сдружились семьями. Ольга от них без ума. Мы часто встречаемся. Познакомили нашего малыша с братом Ии — Сержем. Мальчики почти одногодки — быстро нашли общий язык. Играют вместе то у нас дома, то у них. Серж очень привязан к Ие, скучает, когда подолгу не видит свою сестру. И мы уже привыкли видеть его рядом с ней.

Я знаю все или почти все, что произошло с нашими русскими друзьями на их родине. Не на шутку встревожился, когда узнал, что кто-то звонит им по телефону, передает приветы из России и предлагает встретиться. Вида, конечно, не подал, но меры принял. На всякий случай установил наблюдение за их домом и взял под контроль линию связи, чтобы определить адрес, а потом и личность того, кто звонит. Пока тихо, спокойно. Может, напрасная тревога, баловство какое-то, но не исключается и продолжение той истории, участниками которой они оказались. Дело может принять самый неожиданный и опасный оборот.

На следующий же день после разговора с Генрихом я отправился в резиденцию Каупервуда, как ни в чем не бывало заглянул к нему в кабинет, поприветствовал, поинтересовался, как обстоят дела и не нуждаются ли здесь в помощи полиции. Джон оторвался от бумаг и удивленно уставился на меня. Кажется, он не остыл еще от вчерашнего диалога, но на приветствие ответил, правда довольно кисло, сказал, что у них все «о'кей» и в помощи полиции нет необходимости.

— Прекрасно! — с воодушевлением произнес я, делая вид, что собираюсь уже прикрыть за собой дверь, но тут же, будто вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу: — Да, совсем забыл, у нас на днях намечается большое представление с участием чемпионов по каратэ. — Это я, конечно, загнул относительно чемпионов, но в остальном все было правильно. Вижу, Джон заинтересовался и уже мягче поглядывает на меня.

— Да ты заходи, Дик, чего торчишь в дверях, — пригласил он, совсем уже преображаясь из буки в радушного хозяина. — Так что, говоришь, у тебя там намечается?

Я знал, что Джон не останется равнодушным после такой информации. Большой любитель и участник спортивных игр, он не пропустит такого зрелища, как выступления по каратэ, да еще, как я объявил, чемпионов.

— Ничего особенного, Джон. Просто мои ребята покажут, на что способны.

— Вы посмотрите на него, намечается необыкновенное зрелище, а он скромничает! — воскликнул Джон, поднимаясь со своего кресла. — Да мы на весь город протрубим об этом событии, пусть люди поглядят на силу и ловкость тех, кто их охраняет, и проникнутся гордостью за нашу полицию.

Это было уж слишком. Я не ожидал, что моя робкая попытка загладить небольшой конфликт и развеять сомнения у городского начальства относительно моих русских друзей вызовет такой резонанс. Но дело сделано, и придется по-серьезному готовить спортивный праздник. Пообещав Джону заранее сообщить день его проведения, я поспешил в свое управление, чтобы предупредить об этом Генриха. Однако последующие события нарушили все мои планы, и мне пришлось срочно звонить мэру не по поводу единоборств каратистов, а в связи с очень неприятным событием.

Не успел я войти в свой кабинет, как дежурный ошарашил меня известием: из Нью-Йорка сообщили о побеге из тюрьмы троих заключенных, среди которых двое русских из бывшей банды известного Багрова. Предполагают, что они направились в Сакраменто. Приказано принять меры к поимке.

Я тут же набрал номер Каупервуда и передал ему слово в слово это известие. Он, как обычно, хмыкнул и после небольшой паузы забил гол:

— Вот вам возможность показать своих ребят не на сцене, а в настоящем деле, и пусть это будет экзаменом для Генриха и Ии, так, кажется, зовут ваших друзей? — И повесил трубку.

Да, тут счет, конечно, 1:0 в пользу Джона. Но откуда он узнал их имена? Оказывается, с самого начала он раскусил мою хитрость с показом команды каратистов, подготовленных Генрихом и Ией. Выходит, его возмущение, вызванное якобы принятием на работу в полицию русских, просто розыгрыш. Да, купился я довольно просто. Ну ничего, Джон, за мной должок. Потом расквитаемся, а пока все силы на поиск.

Я собрал весь состав, свободный от дежурства, постарался объяснить ситуацию, вызванную возможным появлением в городе преступников, и там, где они могут оказаться, распределил усиленные наряды полиции. Группа из пятнадцати наиболее опытных и подготовленных ребят во главе с Генрихом будет находиться в постоянной готовности отправиться в пункт обнаружения бандитов и принять участие в их захвате. Я высказал также свое мнение о том, что бежавшие из тюрьмы наверняка имели адрес для укрытия. И если выбрали наш город, то скорее всего скрылись в доме у своих «коллег». Поэтому вполне вероятно, что встретиться придется не с тремя уголовниками, а с гораздо большим их числом.

Не исключается и иной вариант. Они могут попасть в Сакраменто случайно, как и в любой другой город, и здесь, ворвавшись в любую квартиру, взять в заложники проживающую там семью и шантажировать власти, предъявив свои условия. Словом, всем нам надо быть начеку и быстро реагировать на малейший тревожный сигнал.

Итак, посты расставлены, меры приняты, город под контролем. Я, как обычно в напряженные моменты, нахожусь в оперативном зале. Это мозг управления. Сюда стекается вся информация, отсюда я могу подать необходимую команду на любой участок, каждому полицейскому в отдельности и всем сразу. Пока тихо. Знаю, идет тщательное наблюдение, внимательно прочесываются квартал за кварталом, проверяются кафе, рестораны, идет опрос жителей.

— Шеф, вас к телефону, из дома, — объявляет во всеуслышание моя секретарша Кэти держит трубку, пока я подойду к ее столу.

Ольга звонит редко, только когда что-нибудь случится. Это, видно, тот случай.

— Дик, у тебя все в порядке? — интересуется Оля для начала разговора.

— Да, дорогая, — отвечаю я и, в свою очередь, спрашиваю: — А как у тебя?

— Все нормально, Дик, я только хотела сказать, что сегодня у Сержа день рождения и мы все приглашены в дом его матери. Когда тебя ждать?

— Ты поезжай с Майком, мы с Генрихом будем позже, начинайте там без нас, — дал я жене указания и поспешил к главному аппарату. Руководитель одного из нарядов лейтенант Хаммер сообщил, что из магазина украдены три мужских костюма, три пары обуви и несколько сорочек. Хозяина нашли связанным, без сознания. Придя в себя, он рассказал, что поздно вечером накануне, когда все сотрудники уже разошлись и он, сдав инкассаторам выручку, собрался уходить, ворвались трое в черных масках, ударили чем-то тяжелым по голове, и больше он ничего не помнит. К сожалению, никаких следов в помещении не обнаружили.

Так, значит, первый сигнал есть. Теперь ясно, что бандиты находятся в нашем городе.

— Продолжайте поиск, — приказал я лейтенанту и сообщил всем постам полученную информацию, чтобы знали наверняка, кого ищут.

Зашел Генрих. Ему я также рассказал об ограблении магазина.

— Считаешь, что это они? — спросил Генрих.

— Без сомнения. Три костюма, три пары обуви, сорочки. Совпадения маловероятны.

— Может, нас пустишь по горячему следу? — предложил Генрих.

Я сказал ему, что следа-то пока никакого нет и надо повременить, чтобы впустую не отмерять километры. И тут вспомнил о звонке Ольги.

— А ты знаешь, что сегодня нас ждут в гости?

— Знаю конечно, — улыбнулся Генрих. — У Сержа день рождения, и Ия вместе с матерью готовят по этому поводу настоящий пир.

— Вряд ли мы попадем на него, — выразил я сомнение. — День, да и ночь могут быть очень горячими.

— Не беда — поздравим мальчугана по телефону, — нашелся Генрих.

— Это выход, — согласился я. — Да и потом, для него главное не мы, а Ия, его друзья.

Звонок, поднимаю трубку. Голос Джона Каупервуда.

— Что нового, Дик? О магазине все знаю, других сообщений нет?

— Это пока все, Джон. Мы работаем, надеюсь скоро выйдем на них.

— И больше никаких новостей? — продолжал допытываться мэр.

— Никаких. Все время нахожусь у пульта управления, если что мне сообщат, дам знать обязательно.

— А как же с визитом на день рождения? Джон опять нанес удар ниже пояса. У меня перехватило дыхание, и я несколько секунд не мог ничего сказать, только слышал, как хмыкает он на той стороне провода, пытаясь сдержать смех.

— Так вы и это знаете? — только и смог я ответить.

— Плохо ты, дружище, информирован, пора на пенсию, — продолжал Джон свою партию. Потом вдруг снизошел и приложил компресс: — Ладно, не буду больше мучить, а то лишусь лучшего полицейского в городе. Дело в том, что моя жена Грейндж с нашей малышкой Элис тоже получили приглашение и уже направились туда. Грейндж работает вместе с миссис Надеждой, матерью Ии, над конструированием новых моделей женской одежды, а Элис учится в той же школе, что и Серж. Мы бывали у них в гостях, они — у нас. Приятные люди, — и он уже открыто захохотал. Я ответил ему тем же. Все же это приятно, когда находишь общий язык с начальством.

Между тем время шло, а результатов никаких.

Наконец посыпалась информация от дежурных нарядов: «Видели трех подозрительных типов в кафе», «Шесть человек сильно избили хозяина оружейного магазина и похитили пятнадцать автоматических пистолетов и большую партию патронов», «Угнан «мерседес», его видели мчавшимся в предместье города»…

Я вызвал Генриха и приказал:

— Бери своих шесть человек и на двух машинах прочешите весь район, куда предположительно скрылись бандиты. Держите со мной постоянную связь, действуйте по обстановке.

Только он удалился, новое сообщение: «На шоссе за городом из «мерседеса» обстреляна полицейская машина, пытавшаяся его остановить. Один полицейский убит, двое тяжело ранены и уже доставлены в госпиталь».

Не успел я как следует переварить это известие, как последовало еще одно. ««Мерседес» исчез, словно провалился сквозь землю», — взволнованно доложил тот же лейтенант Хаммер.

— Ищите, Хаммер, ищите, они не могут испариться, — как можно увереннее сказал я и посоветовал: — Сворачивайте с главной дороги на проселочные, ведущие к отдельным коттеджам, возможно, в них где-то укрываются преступники.

— Правильно, шеф! — обрадовался лейтенант. — И как это я сам не догадался? Но у меня мало людей, всего трое. Хорошо бы добавить столько же, тогда веселее пойдет работа.

— Не беспокойтесь, Хаммер, скоро к вам подоспеет группа захвата, действуйте вместе.

Наступил вечер. Потом — ночь. Поиски ничего не дали. След преступников пропал. Пришлось дать отбой до рассвета, но я приказал оставаться всем на местах, чтобы утром возобновить поиск.

Глаза слипались. Устал. Я решил чуточку подремать и, оставив за себя капитана Йорка, отправился к себе в кабинет прилечь на диван. Дойти успел только до двери. Телефонный звонок вернул меня к главному пульту.

— Слушай, Дик, что происходит, есть у нас в городе полиция или нет? — Джон Каупервуд говорил очень серьезно и, по-моему, С большой долей тревоги.

— Брошены все силы, но пока безуспешно. Завтра найдем подонков, — заверил я.

— Дик, ты меня удивляешь, они уже нашлись, он перешел на теплый, дружеский тон, а это было свидетельством бушевавшей в нем бури.

— Как?!

— Очень просто, Дик, их шесть человек и они забаррикадировались в известном тебе доме, куда мы все были приглашены на день рождения. Наши дети, жены, мать и отец Ии и она сама взяты в заложники.

— Этого не может быть! — только и мог я воскликнуть.

— Это правда, Дик, — печально молвил Джон. — Один из бандитов позвонил мне, позволил поговорить с Грейндж и выдвинул условия: до рассвета им должны быть доставлены пять миллионов долларов, вертолет с полной заправкой и пилотом и обеспечен свободный вылет с территории города. С собой они заберут только детей и одну женщину. Отпустят их по прибытии в район посадки, который назовут пилоту. Разумеется, исключается какое-либо преследование полиции. Невыполнение условий повлечет тяжелые последствия. Им терять нечего, и они пойдут на все, вплоть до ликвидации заложников. Что будем делать, Дик?

Пока Джон обо всем этом рассказывал по передатчику, я включил микрофон, настроенный на всю команду, находящуюся в поиске, и, слушая его, одновременно передавал приказания:

— Всем следовать на двадцатый километре поворотом к коттеджу. Бандиты засели в доме, захватили заложников, предъявили ультиматум. Обложить дом со всех сторон. Без меня ничего не предпринимать. Скоро буду.

Отдельно Генриху:

— Ты там рядом, дружище, действуй со своими ребятами. Но будь осторожен, наши семьи под дулами пистолетов.

Удивительная все же страна Штаты. Интересно здесь жить — и прежде всего потому, что здесь каждый, наверное, может найти применение своим силам и возможностям. Сужу по себе и своим близким. Я и Генрих получаем огромное удовлетворение от своей работы. Чувствуешь, что твой труд здесь нужен, встречает понимание и благодарность. Не говорю уже о том, что он щедро оплачивается.

Мама тоже с головой ушла в свое дело, только и разговоров при встрече, что о новых моделях, о творческих поисках, о том, что демонстрации ее моделей скоро будут проходить по городам Соединенных Штатов и, может быть, даже в других странах, в том числе и в России. Между прочим, мама очень высоко отзывается о творческих задатках своей компаньонки Грейндж, супруги мэра города, с которой тесно сотрудничает. Побывали всем семейством у них в гостях. Как ни странно, живут они довольно скромно, я отметила, что дом мамы и папы выглядит значительно роскошнее, чем их «лачуга», как назвал свою обитель сам Джон Каупервуд. Представляю себе нашего чиновника на месте городского головы. Вот бы соорудил себе хоромы за счет казны! А тут все по закону, по строгим правилам. Здесь даже самая высокая должность не дает права жить не по средствам. В общем, обрастаем дружескими связями и в довольно авторитетных кругах.

Отец тоже делает успехи. Как и раньше, вижу его редко. Мама с гордостью говорит: «Папа горит на работе». Хотя теперь командировки ему не грозят, он все равно с раннего утра до позднего вечера пропадает в фирме. Возглавляет ее по-прежнему Венс. Он очень ценит папу, доверил ему важный и, кажется, в какой-то мере засекреченный участок работы. Насколько мне известно, папа контролирует юридическую сторону международных коммерческих сделок, связанных с химическим оружием.

Осталось сказать о Сереже. Это наш главный член семьи, в котором все мы души не чаем. Не представляла даже, что смогу так полюбить своего маленького братика. Мы с ним почти неразлучны. Он учится в начальном классе местной школы и после занятий следует прямиком к нам домой, а иногда — и ко мне на работу. Обычно я заканчиваю свои дела к двум часам. Подваливает Генрих, мы все вместе отправляемся обедать в ресторан. Потом Генрих возвращается в управление, а я с Сережей — домой. Там мы переворачиваем все вверх дном, носясь по комнатам друг за дружкой, а если хорошая погода — во дворе. Я незаметно, плавно, исподволь приучаю его к нагрузкам, к незамысловатым приемчикам, вырабатываю у него чувство опасности и умение на нее моментально реагировать. Мальчишка чудесный, понимающий, схватывает все на лету, и я уверена, что со временем из него выйдет отличный мастер. Главное же, он в восторге от наших игр, и я, конечно, тоже.

К дню рождения Сережи мы с Генрихом купили ему велосипед.

Решили отпраздновать событие в доме родителей. Пригласили гостей — Дика с Ольгой и Майком, а также чету Каупервудов с их Элис, подружкой Сережи. Я постаралась в этот день пораньше вырваться с работы, благо Дик вызвал всех сотрудников на совещание. Заехала по дороге в магазин, накупила деликатесов и в полдень была уже в мамином распоряжении. На мне лежала закуска и отбивные. Мама колдовала над пирогами, изобретать которые ей нет равных. Помню еще в детстве мамин «Наполеон». Могла есть его круглые сутки. Кажется, Сережка весь в меня. Когда его спросили, какой пирог ему испечь, он не задумываясь ответил: «Наполеон».

Папа отвечает за напитки. Так у нас было условлено. И хотя в домашнем баре имеется неплохой набор различных вин и коньяков, папа обещал подкупить кое-что дополнительно.

Звонил Генрих. От себя и Дика поздравил Сережу с днем рождения и просил извинения, если опоздают, — дела. Интересно, что у них там стряслось? Когда я уходила, вроде бы было все спокойно. Правда, слышала краем уха, что в городе появились какие-то беглые. Да мало ли по улицам шастает бродяг и подозрительных типов? Повод ли это для тревог? Ничего, опоздавших оштрафуем по-русски.

Зато папа пришел раньше обычного. Притащил огромную кошелку разных бутылок, среди которых целая батарея всевозможных соков. Он тут же предложил свои услуги на кухне, но мама замахала руками:

— Самая лучшая твоя помощь — не мешать нам. — Она предложила папе топать в ванную, а потом часок полежать с закрытыми глазами, чтобы к приходу гостей быть молодым и красивым.

Папа подчинился с чувством исполненного долга.

Первыми явились Оля с Майком, потом Грейндж с Элис. Гостей встречал сам виновник торжества. У нас все было готово, и после небольшой разговорной разминки взрослые и дети сели за стол. Папа на правах старшего и единственного пока мужчины провозгласил длинный тост за нашего Сережу, и мы все по очереди его расцеловали. Каждое новое блюдо встречалось аплодисментами и оценивалось по высшему баллу. Но особое восхищение вызвал поданный к чаю «Наполеон». Пожалуй, никогда еще так не удавалось маме сделать его столь фантастически привлекательным. Только разрезали и разложили по тарелочкам, раздался звонок.

— Это наши мужчины, — уверенно сказала мама и пошла открывать. Но ее опередил Сережа. Все правильно: именинник обязан встречать гостей.

И тут произошло нечто ужасное. В комнату ворвались вооруженные люди с криком: «Всем оставаться на местах!», рассыпались по дому, заглядывая в каждый уголок.

— Кто вы такие и что вам здесь нужно?! — вскричала мама. Этот же вопрос повторил отец.

— Заткнитесь вы оба! — заорал самый длинный из них. — Будете здесь сидеть, пока власти не выполнят наших условий. Если кто пикнет или предпримет что-либо против нас, пусть пеняет на себя. Пострадают прежде всего дети. — Он приказал своим согнать ребят на диван и строго их охранять, поручив это рыжему.

И тут заговорила Грейндж:

— Я жена мэра, он вам хорошо заплатит, если вы не причините нам вреда и выпустите хотя бы детей…

Длинный не дал ей договорить, схватил телефонную трубку и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Вот и позвони мужу, обрисуй ситуацию, а мы с ним обсудим финансовые и другие проблемы.

Грейндж подчинилась. Разговор состоялся. Длинный выдвинул свои требования, но что ответил Каупервуд, неизвестно. Надеюсь, он согласился на встречу, а тем временем поднял тревогу и сообщил Дику.

В первые секунды я не могла прийти в себя, не веря в случившееся. Мне казалось, что это дурной сон, вот сейчас я открою глаза — и все станет на свои обычные места. Но нет, это реальность. В доме бандиты, как и почему они здесь — это выясним после. Сейчас надо действовать и принимать какие-то меры, причем обдуманно, осторожно — под прицелом дети. Да и женщины совершенно беззащитны. А что может отец против таких слонов?

Решение пришло мгновенно. Я обратилась к своим со словами:

— Давайте будем благоразумны и терпеливы. Надеюсь, ничего плохого нам не сделают. Они хотят, чтобы мы оставались на своих местах, — пожалуйста. Подождем, пока власти выслушают их требования.

Все это я произнесла громко, чтобы меня могли услышать и непрошеные гости. Я добилась своего. Длинный даже присвистнул от удивления.

— Вот кто, оказывается, здесь главный! — Он ощерившись, подошел ко мне ближе, нагло оглядывая меня с ног до головы. И вдруг заговорил по-русски: — А что, братва, может, займемся с дамами по очереди? Вначале я с этой, — ткнул пальцем в мою сторону, — потом вы с ними, — указал на других женщин.

Я метнула взгляд в сторону мамы, Ольги, Грейндж и папы, глазами показала, чтоб ни звука. Теперь я узнала длинного и того, рыжего, что охранял детей. Это они были тогда в последний раз с Багровым, преградившим нам путь. Головорезы вряд ли меня запомнили. Иная прическа, другой наряд, да и вырубила я их тогда сразу. Дик потом рассказывал, что они не скоро пришли в себя после моих ударов. Так вот почему нелегкая занесла их в наш дом! Вспомнили, видно, что машина наша шла отсюда, значит, живем где-то поблизости и, следовательно, есть место, где можно укрыться. Конечно, это были мои личные выводы, но логика подсказывала, что именно так оно и есть. Между тем предложение длинного вызвало у его приятелей общее оживление, особенно когда было повторено на английском. Значит, заключила я про себя, среди них, по меньшей мере, двое русских, остальные американцы. Это дела не меняет, но все же какая-то зацепка. Может, признаться, что мы русские? Хотя есть опасность усугубить наше положение. Вдруг вспомнят нас, в том числе и меня, взбесятся, перебьют всех… Нет, буду действовать по обстановке, не опережая событий.

Длинный не терял зря времени. Он поманил меня пальцем и приказал следовать за ним. Я сделала вид, что не подчиняюсь. Тогда он наставил на меня пистолет и заорал:

— А ну, топай за мной!

Отец и мать вскочили со своих мест. К ним тотчас бросились двое из команды длинного и замахнулись ножами.

— Не смейте! — закричала я что было силы. — Я иду.

— Оставьте их, — приказал длинный и уже ко мне: — Будешь послушной, никто никого не тронет.

Проходя мимо отца, я успела шепнуть:

— Не волнуйся, за себя постою. Обернувшись, я увидела, как отец обнял маму и что-то ей говорит. Правильно, папуля, успокой ее, скажи, что дочь себя в обиду не даст.

Длинный остановился, пропустил меня вперед со словами: «Веди в спальню». Мы поднялись по лестнице на второй этаж в бывшую мою комнату. Длинный прикрыл дверь и сбросил с себя пиджак, оставшись в белой сорочке с модным галстуком. «Нарядились, мерзавцы, как на праздник, — возмутилась я про себя. — Ничего, сейчас попразднуешь». Я обернулась к нему в ожидании его дальнейших действий. Он хотел было продолжить стриптиз дальше, но, увидев, что я жду его, раскинул лапищи и зверем кинулся ко мне. Я нырнула под его правую руку, и он с маху врезался в стену.

— Ого, поиграться захотела, — засмеялся он, потирая расшибленный лоб, — а ну, иди ко мне. — Видя, что я не двигаюсь, сам стал приближаться, но теперь уже медленно, громко сопя, не сомневаясь, что сейчас меня схватит. Когда его рыло оказалось на расстоянии вытянутой руки, я сделала короткий выпад и наотмашь дала ему по зубам тыльной стороной ладони. Обычно кирпич не выдерживает. Но этот гад крепок. Его глаза налились кровью, а из глотки сквозь выбитые зубы вырвался бешеный рев. Такой не пощадит. Правой нанесла хлесткий тычок в ребра. Он сложился пополам и повис на мне, стискивая в кулаках мою нарядную кофту. Тогда я схватила его галстук и принялась накручивать на руку до тех пор, пока физиономия бандита не стала наливаться синевой. Он сразу обмяк и повалился на пол, хрипя и дергаясь. Я перепрыгнула через него и, разорвав на полосы простыню, связала ему руки и ноги, для полной гарантии, так всегда учил Генрих. Вытащив из кармана его пиджака пистолет, стала ждать следующего. Он должен был появиться. Долгое отсутствие вожака не могло не вызвать внизу беспокойства или хотя бы любопытства.

Я не ошиблась. Через некоторое время услышала возгласы: «Эй, сколько можно? Мы тоже хотим, давай спускайся, ты что там, заснул?» Потом послышались шаги по лестнице. Кажется, топает один. Хорошо. Вот бы по очереди наведывались, так, по одному, всех бы уложила. Но надеяться на это не стоит.

Дверь медленно открылась и рыжий ублюдок протиснулся в комнату. Он ошарашенно уставился на валявшийся на полу связанный куль и, чего я никак не ожидала, выскочил из комнаты. Я успела лишь подставить ногу, и он грохнулся на лестничной площадке всей своей квадратной тушей, заорав во все горло. «Как бы не переполошились там эти козлы, не подняли стрельбу», — встревожилась я. Надо отдать должное рыжему, он хоть и напугался до смерти, но соприкосновение носа с полом привело его в чувство. Он тут же оказался на ногах и схватился за пистолет. Но это было совершенно лишнее движение. Я сделала привычное сальто, выбив в полете одной ногой оружие, а другой — припечатав окончательно его длинный нос. Рыжий взвыл и опрокинулся навзничь.

— Что у вас там за вопли, бабу не поделили? — послышался голос снизу.

Я приставила пистолет к виску рыжего.

— Отвечай, подонок, что да, подрались с длинным, и что сейчас вы спуститесь вниз.

Рыжий помотал головой, мыча что-то невнятное. Я поняла, что даже при большом желании он сейчас ничего не скажет, и решила рискнуть:

— Эй, вы там, — прокричала я. — Эти идиоты сцепились из-за меня и сейчас зализывают раны, велели вам сказать, чтобы не шумели и ждали их спокойно, они скоро придут.

Примитивно, конечно, но что мне было делать? К моему удивлению, наживку скушали. Я слышала, как они, посмеиваясь, отпускали сальные словечки в мой адрес.

Рыжего я загнала под дулом пистолета в комнату и заставила связать себе ноги. Затем уложила мордой вниз, вывернула назад руки и накрепко опутала их остатками простыни.

— Вспомнил тебя, красавица, — прошамкал вдруг рыжий. — Это ты тогда со своим дружком ухайдакала нас с Багровым. Ничего, поплатишься за все.

— Ладно, заткнись и отдыхай пока, радуйся, что цел. Попадешься в следующий раз, не пощажу. — С этими словами я пнула ногой его жирную задницу и закрыла за собой дверь.

Что дальше? Спуститься вниз — сразу заподозрят неладное. Оставаться здесь — тоже не лучший выход, хотя единственно правильный в этой ситуации. Может, еще один попадется на удочку и поднимется сюда.

Однако в третий раз уже не получилось. Снизу стали требовать длинного или рыжего. Когда никто из них не отозвался, спуститься к ним приказано было мне. Опасаясь за жизнь близких, я пошла.

— А где же они? — спросил седовласый с обвисшими усами, видимо, командовавший здесь в отсутствии длинного.

Я пожала плечами.

— Отвечай, иначе испорчу твои прекрасные глазки, — потребовал он, играя перед моим лицом ножичком.

— Они спят после игры со мной, — сказала я первое, что пришло в голову.

Усатый недоверчиво оглядел меня.

— Врешь, тут что-то не то, пойду посмотрю.

Он подозвал к себе всех троих и отдал распоряжения. Я не слышала, что он им говорил, но судя по тому, как они распределились по ролям, взяв на мушку сидящих за столом взрослых, устроившихся на диване детей и отдельно меня, поняла, что усатого на мякине не проведешь. Он правильно распределил силы, чтобы владеть ситуацией. Я не сомневалась также, что наступает критическая минута. Сейчас он обнаружит длинного и рыжего, развяжет их, приведет в чувство, заставит рассказать, что с ними произошло, — тогда не жди от них пощады. Будь я одна, показала бы им на что способна. Но в такой ситуации, как сейчас, рисковать я не имела права.

Я увидела, как усатый стал подниматься на второй этаж. В моем распоряжении оставалось еще немного времени. Я рассчитывала, что бандит, ткнувшись в запертую дверь, ключ от которой находился у меня в кармане, потребует меня наверх.

Так оно и вышло. Покрутившись по комнатам и не найдя там никого, он обнаружил, что дверь в одну из комнат заперта.

— Поднимись-ка сюда, красавица, — елейным тоном попросил он. Ничего не оставалось, как подчиниться.

Да, этот тип был и осторожней и хитрей. Он сразу же взял на изготовку свой пистолет, отошел на приличное расстояние, как бы почувствовав опасность с моей стороны, и внимательно следил за каждым моим движением.

— Открой, и побыстрее, — приказал он. Я пожала плечами.

— Эта дверь всегда закрыта, там никто не живет.

— Ничего, открывай, не могли же они испариться.

— Ключа у меня нет, — отрезала я.

— Ах, нет? Тогда отойди в сторону.

Я и это сделала без возражений. Он выстрелил по замку. Пуля прошли навылет, но безуспешно. Дверь по-прежнему не поддавалась.

— А если ухлопаешь своих? — наивно спросила я.

— Заткнись, дура, — рявкнул он, свирепея, и, разбежавшись, двинул ногой по двери.

До сих пор усатый действовал безошибочно. На этот раз он допустил просчет. Первый и последний. Он вспомнил обо мне уже с опозданием, когда я приняла боевую стойку, повернулся чтобы заставить первой войти в комнату, и тут же рухнул навзничь. Молниеносные удары ногой в грудь, затем в голову сделали свое дело. Так, третий готов. Принимайте гостя. Я подтащила усатого к тем двум, связанным и лежащим на удивление смирно, и стала искать, чем бы его тоже спеленать. И вдруг над головой просвистели пули. Я метнулась в сторону от входа, успела схватить взглядом стоящего у порога негра с лицом, испещренным шрамами. Это был один из шести, и стрелял он почти в упор. Я прижалась спиной к стене, ожидая, когда этот урод рискнет войти. Но он не спешил. Сколько же его ждать? Не высовываться же самой. Наконец шаг, еще шаг. Я приготовилась. И только показалось плечо, сделала резкий выпад правой рукой, но неожиданно наткнулась на блок. «Профессионал», — мелькнула у меня мысль. Я крутанулась на 180 градусов, чтобы силой инерции сбить его ногой на пол. Он легко увернулся, и я лицом к лицу встретилась с… Генрихом.

Ия все же настояла на том, чтобы не посвящать Дика в письмо с далекой родины. Я уступил, но в душе сомневался. Дик свой парень, и можно было ему рассказать об этих сигналах, чтоб был в курсе на всякий случай, да и посоветоваться не мешало, как нам лучше поступить. А то получилось, что мы действуем на свой страх и риск и ставим Дика в какой-то мере под удар: мы все же его сотрудники. Я понимаю Ию. Во-первых, она не хочет, чтобы у Дика сложилось впечатление, будто мы струсили, и во-вторых, она считает, что поскольку дело касается только нас лично, сами и должны выпутываться, зачем сюда еще кого-то привлекать, тем более Дика, занимающего ответственный пост. Но, повторяю, я согласился, а значит, дал обет молчания. Посмотрим, чем все это кончится.

Мы оставили на ночь свет в одной из комнат, просигналив тем самым, что согласны на встречу. Однако от автора письма пока ни слуху, ни духу. Может, там раздумали, может, наоборот, готовятся к свиданию. Время покажет. И все же неопределенность вносит в нашу, можно сказать, размеренную жизнь некоторую нервозность, ожидание каких-то со бытии, чувство, похожее на то, которое мы постоянно испытывали в России. Там, бывало, уже просыпаешься с камнем на сердце: что день грядущий мне готовит? Казалось, мы позабыли уже об этом, да вот земляки напомнили.

И когда Дик срочно вызвал меня и сообщил, что в доме родных Ии засели бандиты, сразу мелькнула мысль — а не связано ли это каким-то образом с игрой тех, кто звонил и писал нам? Конечно, это может быть чистым совпадением, случайностью, но и такой вариант нельзя сбрасывать со счетов. Теперь, однако, есть ясность. У меня развязаны руки, и я знаю, что делать. Пришла привычная уверенность и жажда действовать. Я выбрал шесть человек, самых лучших в моей группе, которые, уверен, не подведут в самой сложной ситуации.

Когда мы притормозили на подступах к дому, нас встретили парни из команды Хаммера и группы усиления, патрулировавшие в других районах. Они засели в укрытиях, взяв под прицел все входы и выходы.

— Дик приказал окружить дом и не предпринимать ничего до его приезда, — объявил лейтенант, подойдя к машине.

— Что ж, Хаммер, поступайте, как вам приказано, у меня на этот счет другие указания, — сказал я и стал обсуждать со своим экипажем план дальнейших действий. Он, собственно, у меня уже созрел по дороге сюда. Мы отогнали наш «мерседес» в сторону и стали готовиться. Тут подъехал Дик, а через минуту показался и сам мэр. Сразу — ко мне с вопросом: что намерен предпринять?

— Будем брать дом штурмом, — ответил я и предупредил: — Только не мешайте и не предпринимайте ничего, пока мы не возвратимся.

— Как это — штурмом? — удивился Дик. Этот же вопрос застыл и в глазах мэра. Не говоря больше ни слова, я со своими ребятами приступил к работе. Мы врассыпную метнулись к дому и по стенам стали подбираться к окнам и балконам. К сожалению, они были закрыты, и нам предстояло одновременно ворваться в комнаты, пробив оконные и дверные рамы. Когда все семеро, включая меня, добрались до цели, я громко свистнул, и мы мощными ударами ног снесли препятствия и оказались сразу во всех комнатах. На себя я взял второй этаж, предполагая, что бандиты спрячут там детей, чтобы изолировать их от взрослых и держать всех в напряжении. Кроме того, со второго этажа хорошо просматривалась местность и оттуда можно было следить за происходящим снаружи и диктовать свои условия. Поэтому я считал, что здесь будет, по меньшей мере, двое, а то и трое из шести. Но я обманулся в своих ожиданиях. Я это сразу понял, когда ворвался через балкон в коридор второго этажа и увидел стрелявшего негра. Тот палил сразу из двух пистолетов в комнату, где, как я предполагал, находилась Ия, так как, кроме нее, никто не мог противостоять бандитам. Мне некогда было с ним церемониться, и я с ходу в прыжке врезал ему двумя ногами чуть выше ягодицы. Он без звука вытянулся плашмя и затих. Неужели перестарался? Нет, пульс есть. Я подобрал пистолеты и двинулся в комнату, Но не успел сделать и шага, как почувствовал справа взмах руки. Закрылся блоком. В следующую секунду нырок в сторону и захват ноги. Знакомый почерк. Я не ошибся. Передо мной глаза в глаза родная мордашка. И расплывающееся на лице удивление стерло с него маску боевого ожесточения.

— Это ты?! — на самой низкой ноте выдыхает Ия. Следующий вопрос: «Как ты сюда попал?» — звучит уже гораздо спокойней. Она умеет брать себя в руки.

— Потом расскажу, — говорю я и вхожу в комнату, разглядывая аккуратно лежащие фигуры.

— Твоя работа? — спрашиваю для порядка, хотя прекрасно знаю, чьих рук это дело.

Ия молчит и довольно улыбается.

— Отлично выполнено, — похваливаю я ее. — А где же остальные?

— Там, внизу, надо спешить, — спохватывается женушка и уже мчится к выходу.

— Погоди, — я успеваю схватить ее за руку. Мои ребята, думаю, уже управились. Но все же будем осторожны. Первым пойду я.

Я не ошибся. Двое бандитов мирно лежали на полу, а мои парни в ожидании меня сидели за столом и спокойно беседовали с хозяевами и гостями. Тут же рядышком пристроились и дети.

Полицейские действовали стремительно. Прорвавшись сквозь окна в комнаты первого этажа и обнаружив, что в них никого нет, все, как и было условлено, устремились в гостиную, где уже работали двое из наших. Грохот разбитых окон и стук распахнутых настежь дверей повергли бандитов в шоковое состояние. Они не успели опомниться, как были скручены профессионалами. Мои уроки даром не пропали. Потом я проанализировал шаг за шагом работу моих подопечных и не нашел ни одной ошибки. Главное — мы действовали без единого выстрела, еще раз показав, что владеющий искусством каратэ в большинстве случаев не нуждается в применении оружия.

На всю операцию мы затратили пятнадцать минут. И когда вывели двоих в наручниках, а остальных вынесли на носилках, нас окружили репортеры и закидали вопросами о том, как же нам все это удалось. Дик и Джон Каупервуд первым делом бросились к своим. Убедившись, что все целы и невредимы, они подхватили меня под руки, отбивая от окруживших корреспондентов, и потащили к машине. Понятно, хотели получить информацию из первых рук, считая меня героем дня. Объяснять что-либо в этот момент не было никакого смысла. Громкие возгласы собравшейся толпы, шум телекамер, снующие полицейские, восторженная встреча заложников — все это отвлекало и не давало мне возможности лаконично доложить, а им — выслушать. И только когда мы наконец уселись в машину, я поведал обо всем, что случилось.

— В общем, нам оставалось лишь завершить то, что сделала Ия, — заключил я свой рассказ.

— Невероятно! — воскликнул мэр.

— Да-а-а, — протянул многозначительно Дик и развел руками, поглядывая на Джона.

— Не надо на меня так смотреть, — тотчас отреагировал Каупервуд. — Я не виноват, если ты шуток не понимаешь. Ты же прекрасно знаешь мое отношение к каратэ и к тем, кто несет это искусство в полицию.

— Ладно, забудем тот инцидент, — примирительно сказал Дик. — Давай лучше подумаем, как нам отметить отличную работу сотрудников нашей полиции.

— Мне кажется, будет правильно, если и Генриху, и Ие, как инструкторам городской полиции, отличившимся при выполнении важного задания, присвоят звания лейтенантов, — предложил Каупервуд. — Напиши ходатайство, я подпишу.

— Прекрасная идея, — ответил Дик. — Сегодня же подам рапорт.

Пока мы обсуждали результаты происшествия, к машине подошла Ия. Она успела уже привести себя в порядок и выглядела свежо и эффектно. Сидевший впереди Джон Каупервуд выскочил из машины и, распахнув дверцу, галантно пригласил Ию занять его место.

— Прошу вас, а мне срочно надо в мэрию, — объяснил он.

Мы распрощались с Джоном. Дик тем временем распорядился, чтобы на полицейских машинах женщин и детей отправили по домам.

— Время уже позднее, — поглядев на часы, сказал он. — Поедем-ка и мы отдыхать. Вам это особенно необходимо после такой напряженной работы.

Мы не возражали. Дик подбросил нас до дому, а сам поехал дальше, наверное, в свое управление.

Когда мы приходим к себе вдвоем, первым обычно вхожу я. Так уж у нас заведено. Открываю дверь, Ия — за мной. Застываем оба в изумлении. За столом, как ни в чем не бывало, сидят двое — один молодой, другой в возрасте — и играют в карты. Тот, что постарше, тотчас поднялся и заговорил:

— Не удивляйтесь, пожалуйста, и извините за вторжение. Мы вам все объясним, и вы, надеюсь, нас поймете. Наш визит связан с приглашением вас на переговоры. Поскольку вы от них не отказались, мы посчитали наилучшим вариантом встретиться здесь, чтобы ни у вас, ни у нас не было никаких недоразумений относительно «хвостов» и прочих лишних свидетелей. Открыть замок, как вы сами понимаете, не представляет большого труда. Разговор должен быть строго конфиденциальным. И если вам это не подходит, мы тотчас удалимся и не будем вас больше никогда беспокоить.

Ия молча подошла к столу и уселась напротив наших непрошеных гостей, я последовал ее примеру.

— Слушаем вас, — сухо бросила Ия.

— Прежде всего надо договориться о том, — продолжал пожилой, — что мы выйдем отсюда без осложнений, независимо от темы разговора и его результатов.

Мы снова переглянулись с Ией, и она кивнула в знак своего и моего согласия.

— О'кей, — удовлетворенно произнес незнакомец, все еще, видимо, не решаясь отрекомендоваться, хотя мог, на мой взгляд, назваться любым именем. Словно прочитав мои мысли, он представился: — Меня зовут Григорий Николаевич. — Своего товарища он не посчитал нужным представить. Наверное, «шестерку» взял с собой для пущей важности, а может, как телохранителя. Нам это совершенно безразлично. Пусть быстрее выкладывает, зачем мы им понадобились, и проваливает на все четыре стороны.

— Так вот, — возобновил между тем свое выступление Григорий Николаевич, — нам поручено сделать вам очень интересное предложение.

— Для кого интересное и кем поручено? — вставила вопрос Ия.

Григорий Николаевич растянул губы в улыбку, бросил поощрительный взгляд на Ию и ответил:

— Очень приятно, что вы так живо воспринимаете мое вступление. Но то, о чем выспрашиваете, узнаете из последующего моего повествования. Наберитесь терпения.

Говорил он спокойно, рассудительно и довольно откровенно. Суть состояла в том, что известные нам в Москве люди, конкретно назвать которых он отказался, вышли на русскую фирму, официально действующую в США, и поручили установить связи со мной, Ией, а также с Андреем Петровичем для привлечения к участию в акции, связанной с переправкой плутония из России в Штаты, а затем в одну из третьих стран. Мы, даже не сговариваясь с Ией, сразу сказали «нет».

— Не торопитесь с отказом, — парировал Григорий Николаевич. — Мы найдем других, кто выполнит эту роль. Но тогда вы, во-первых, теряете возможность заработать два миллиона долларов, и во-вторых, привлечение к этому делу посторонних, неквалифицированных людей может привести к нежелательным для всех нас последствиям: утечке радиации, передаче груза в чьи-то «грязные» руки, использованию плутония корыстных целях.

— Хорошо, мы подумаем, — взял я на себя инициативу и тут же уловил удивленный взгляд Ии. — Нам нужно время, чтобы принять решение, — уточнил я.

— Хорошо, — согласился Григорий Николаевич и предупредил: — Надеюсь, решать будете только вдвоем, ибо в противном случае мы прекращаем с вами всякие контакты.

— Разумеется, — заверил я.

— Что ж, вашего слова для нас достаточно, — заключил Григорий Николаевич. — Два дня вам на размышление. На третью ночь свет в окне означает ваше согласие. — Он встал, протянул руку. Я пожал ее. Ия нагнулась, поправляя туфлю, чтобы избежать «теплого» прощания. Григорий Николаевич пошел к выходу. За ним поспешил, оказавшийся, судя по фигуре, крепким малым, его коллега. В дверях Григорий Николаевич обернулся.

— Да, совсем забыл — к происшествию в доме ваших родных мы не имеем никакого отношения. И еще: если вы вдруг случайно или намеренно проговоритесь Дику о нашем предложении, сведения об этом быстро дойдут до нас. Привет!

Дверь захлопнулась. Последняя фраза «гостя» повергла нас в смятение. Откуда он знает Дика и как ему станет известно, если мы вдруг надумаем сообщить об этом визите? Конечно, тут может быть элементарная «пустышка». Узнали имя начальника полиции, и вот тебе небольшой шантажик. Но, может, действительно у них и там все схвачено. Ведь для закрутки такого дела с плутонием нужны большие деньги и огромные связи. Не сомневаюсь, они и без нас начнут действовать — и, возможно, успешно. Значит, нужно соглашаться, чтобы предотвратить беду, и срочно выяснить, в чем заключается моя и Ии роль и для какой цели потребовался им Андрей Петрович. Наверняка они хотят использовать возможности его нынешнего положения. Ну, а что касается тех, кто вывел фирму Григория Николаевича на нас, то тут сомнений нет. Это русские мафиози, с которыми пришлось столкнуться мне и Ие, а также связанные с ними партийные и государственные чиновники, хорошо знающие Андрея Петровича и следившие за его карьерой в США.

Дальнейшие события показали, что я был прав.

Ия — герой дня. Иначе не скажешь. Конечно, и Генрих со своими удальцами показал класс, но Ия — вне конкурса. С тремя громилами справилась играючи. Просто уму непостижимо. Если бы не видел, как она в два счета усмирила тогда подручных Багрова, ни за чтобы не поверил, что Ия, моя маленькая, нежная девочка, способна «вырубить» здоровенных, не знающих пощады детин. Не сомневаюсь, что они прошли в уголовном мире богатую школу, и хрупкое на вид создание просто не заслуживало их внимания. Так они, видимо, посчитали, да глубоко ошиблись. Не каждый мужик, даже умеющий за себя постоять, решится с ними потягаться. А вот Ия не побоялась.

Недаром, ох недаром, овладевала она искусством каратэ. Спасибо Генриху. Без него она не достигла бы таких бойцовских качеств. Что ж, это, видно, судьба. Рад за Ию. Генрих — надежный друг. За ним она как за каменной стеной. Правда, сама Ия так не считает и при каждом удобном случае подчеркивает, что Генрих без нее давно бы пропал. А он только посмеивается и не возражает. Мне кажется, ему даже нравится, когда Ия говорит об этом вслух. Главное, они нашли друг друга и очень счастливы.

У них оказалось много общего — и взгляды, и интересы, и редкостная целеустремленность, и честность в большом и малом, и многое другое, что отличает цельные натуры. Поэтому, когда ребята без обычного предупреждения, неожиданно к нам нагрянули — а после того злополучного Сережиного дня рождения прошло почти три месяца, как мы не виделись, — я сразу понял: этот визит неспроста.

Разговор завела Ия. Генрих лишь поддакивал и вставлял уточнения и некоторые ремарки.

Слушал я внимательно, так как Ия предупредила, что все это серьезно, и просила меня сосредоточиться, ничего не пропустить из сказанного, чтобы потом принять правильное решение. Надя хлопотала на кухне, Сережа прогуливался недалеко от дома со своим любимцем Джеком — огромным догом с удивительно доброй душой, так что нам никто не мешал спокойно обсудить, как оказалось, действительно острую проблему.

Мне было хорошо известно, что после провалившейся в СССР перестройки и распада Союза партийные и государственные функционеры, лишившись там власти и связанных с этим всевозможных благ, стали искать «теплые места» во всевозможных коммерческих структурах, нередко весьма сомнительного свойства.

Их брали довольно охотно, учитывая прежние связи и влияние. Особое предпочтение отдавалось тем, кто имел дело с предприятиями военно-промышленного комплекса, ибо «оборонная» продукция пользуется большим спросом на мировом рынке. Выход на него — голубая мечта молодого бизнеса стран СНГ и связанного с ним, увы, далеко не юного преступного мира. Но здесь, как известно, конкуренция. Хорошо идет не просто продукция высокого качества, а прежде всего редкая и перспективная — такая, которую не могут предложить другие.

— Но при чем здесь мы? — возмущенно воскликнула дочь, когда я так пространно объяснил возможную причину выхода на них посредника с диким, на ее взгляд, предложением.

— А ты не догадалась? — в свою очередь удивился я.

Ия отрицательно качнула головой. Я взглянул на Генриха. Он пожал плечами:

— На их месте я не стал бы рисковать, идя на контакты с нами: подвести можем.

— Риск для них безусловно есть, — согласился я. — Но что это за риск по сравнению с возможностью получения валюты, выражающейся цифрой со многими нулями? — Вслух поразмышлял: — Нашли нас просто. Думаю, не без помощи моих прежних коллег, посвятивших себя приключениям явно криминального характера. Схема тут, на мой взгляд, проста. Встал вопрос о сбыте строго засекреченного и дорогостоящего товара, такого, как плутоний, достать который им удалось посредством той же самой «оборонки». Кинулись на поиски компетентных людей, главным образом имеющих связи за рубежом, а еще лучше — живущих там. Вспомнили обо мне, загорелись, узнав, где я работаю. И стандартный ход: посылают посредников. Их не смущает, что однажды попытка втянуть нас в грязную игру уже дала осечку. Правда, мы с Ийкой пострадали, но и они получили сполна. Видно, урок не пошел впрок. А скорее всего, интерес тут настолько высок, что можно и переступить через себя, отбросить в сторону законы уголовной вендетты. Не исключено, что командуют, как и прежде, чиновники, стоящие у руля власти, приказывающие своим «шестеркам» идти в бой, невзирая на жертвы. Но как бы там ни было, дело чрезвычайно серьезное, решать самим нельзя. Посоветуюсь с Венсом, — заключил я.

Генрих и Ия согласились, предложили вдобавок посвятить в «проблему» и Дика, тем более что он знает о телефонном звонке и, естественно, спросит — имел ли он последствия. Скрывать что-либо от него нет необходимости и просто не корректно.

— Если вы ему доверяете, то возражений нет, — сказал я, посоветовав в то же время подождать до следующего вечера, когда переговорю с Венсом.