СТИХОТВОРЕНИЯ

ЕВСТРАТИЙ{1}

<ПРЕДИСЛОВИЕ К АЗБУКОВНИКУ>{2}

Единому Богу в Троицы,

Славимому в Единицы;

Безначальному Отцу,

Без отца, без матери нерожденну,

Сыну, сначальному Отцу,

От Отца без матери порожденну;

Отчю же и Сыновину,

Духу животворящу,

Богу равнопрестольну,

Святому всесвятящу;

Богу в Бозе,

Свету от света,

В простом слозе

В вечныя лета

Воспевание и слава,

Честь, поклонение,

Величание, держава,

Благодарение,

Благословившему начати

Сей Алфовит

И способившему скончати

И сословит.

ИВАН ХВОРОСТИНИН{3}

ИЗЛОЖЕНИЕ НА ЕРЕТИКИ-ЗЛОХУЛЬНИКИ{4}

МОЛИТВА

Призри на мя, Боже, в сиа времена

И да смирятся гордости моей рамена[1].

Ты моя сила, мое и ограждение,

Ты крепость моя и утвержение.

Аз создание руку твоею,

Сокруши кости мои верою моею,

Да не скоростна будет ко греху душа моя

И да пребудет во мне благодать твоя.

Аз от утробы матере моея к тебе привержен,

Да не будет ум мой от благодати твоей отвержен.

Спаси милостию своею моя уды

И оцысти телеса моего суды[2],

Но не остави милости своей точию[3],

Но посещай всегда своею мочию.

Благодать сотвори по судбам твоим

И дай к подвигом бодрость костем моим,

Ты бо еси Бог благости,

Источник животныя сладости.

Пою тя вечер, заутра[4] и полудне,

И во всяком часе и во дне;

Последнюю услышу востаниа трубу,

И будеши милостивен своему рабу.

Господи! Ты еси паче всех жалостлив

И вся то устроити смыслив.

Сподоби ны со избранными стати

И во спасенное благодеяние пристати.

Ты еси Господь и Бог мой,

И аз недостойный раб твой;

Создал мя еси внегда[5],

Оттуду предстою ти всегда.

Молитва Христу Богу,

иже во христианех многу неволю от царей и от правителей неразсудных злобы приемлют многи, еще же и от еретик и чревоугодных человек; таков есть глагол прискорбных[6], краестрочие[7] имуще по буквам, на римские ереси

Полки[8] обнищавшие, Исусе, вопиют к тебе,

Речение сие милостивное приими, Владыка, в слух себе.

Еже на нас вооружаются коварством всего света,

Всегда избави, Господи, нас от их злаго совета.

Оне убо имеют в себе сатанину гордость,

Да отсекнут нашу к тебе душевную бодрость.

И твой праведный закон по своей воли изоображают,

Злочестивых к совести своей приражают[9],

Лестными и злыми бедами погубляют нас, яко супостаты,

А не защитят от твоего гнева их полаты.

Желаю бо аз единого тя, Спаса истиннаго,

Еже верую в тебе, Творца милостиваго.

Не предаждь нас, раб твоих, точию

И посещай своих благочестивою мочию[10].

Яко безсловесных скотов нас имеют,

Коварствы неправедными укоряют.

Но мнози убо на себе клятвы[11] наложили,

Яко злыми, лукавыми нас обложили.

Злой прибыток себе утвержают,

На нас души злостьми вооружают.

Владыка Вседержитель, ты нашу беду видиш,

А глаголющиа поистинне молитвы наши приимеш.

Не дай врагом вознестися злостию на ны,

А злостныя да не будут на нас их раны.

О ГОНЕНИИ НА СВЯТУЮ ЦЕРКОВЬ, КРАЕГРАНИЕ[12] СИЕ ПО БУКВАМ

Каин со Авелем две церкви знаменуют,[13]

Но из Адама два естества именуют,

Яже Богу всесожженную жертву принесли,

За нь же молитвы свои к тому вознесли.

Яко Каин грешный Богу не угоди

И лукавым сердцем к нему приходи,

Веселый Авель от Бога милость принял,

А егоже Господь дары и всесожжение внял.

Но внегда[14] молитвы Авель Богу воздал,

А Каин его тщателно[15] убити помышлял.

Но потом брата оного умертвив

И тьщаньми своими себе, окаянный, показнив,

И жертвы оного омерзив,

Мерзостным убийством сам ся погубив.

Родоначалие убийством первие погубися,

Иже кровь праведнаго, яко вода, пролиася.

Иже таковы Каиновы внуки,

Выникше[16] во останошныя веки,

Иже снопы злобы на жертву возлагают,

Часто души неправедно погубляют.

И похвалою людскою себе улучили,

Христово величество имя себе улучили,

Злыя далеко суть от святаго пути,

От беззаконник навыкли пребыти.

Радостную славу на земле коренят,

О божественней славе радети не хотят.

Собою нарекли на земле славы имяна,

Та и память им смертная не может быти имена.

И грады и села тысящми собрали,

За Христовы рабы дерзостно себе нарицали,

И хотением болшую земную славу наследили,

Но во дни и в нощи мамону стяжали,

И люди Божиа от них, яко класы, ся пожинали,

Иже своя враги во веки погубили.

И от нас любят приняти частую оферу[17],

И повелевают держати свою веру,

Без ереси и греха ему[18] являти

И послушанием оного почитати.

За послушание царство нам даруют,

За преслушание же муки уготовуют.

Яко Авель терпит от убийцы брата, —

И будет молитва наша пред Вышним прията,

Да любомудрия держит с Каином Рим,

И будут оне яко скорошедший дым.

Авеля восточную благую церковь именуем,

Каина же губителную западную церковь нарекуем.

Да того ради нас за Христа избивают,

Против закона и канона писание издавают.

Сего их учения прекословна отвращаемся,

Во благочестивой вере утвержаемся.

Слышите сия, боголюбивыя народы,

Не приимайте словес еретических в своя роды.

Ложь бо человечья с Богом не царствует,

И леность неправедных скоро погибает.

Кто любить Христа, на прелесть[19] не ходить

И терпение свое к нему принудить.

Но в остатний век спасайся,

И к папьскому собору не прилучайся,

И страхом уловляемь не буди,

И доброту Христову в сердцы своем нуди.

Веси[20], кто тя кровию своею откупил,

Да бых к противному от него не отступил,

Цену крови своей истинно за тя дал

И за избавление наше и душу свою отдал.

Аще и от единых святых соборов прияша,

Но много благолепия богословнаго отъяша.

Онаго же Бога чтут и в него веруют,

Но не подобна Бога в Троицы разумеют.[21]

Поминай милость твоего гроба,

В немже изтлевает твоя земная оздоба[22].

Украшенных бо словес не приимай в слухи,

Да не бы твое врази[23] не имели утехи.

И красная сего мира мудрость Богу неприятна,

Но истинно зело злостию превратна,

Ееже латинские учители имеют,

Злокознием души наши ловитвою[24] веют.

Изволим, братие, держати святую простоту,

Восточныя церкви божественную доброту,

Аще богословнейшии житие преходят,

Но по воле его умы своя водят,

А человеча мудрость Богу противна,

Превратна течением и злолстивна.

Но святый Павел, буйством[25] ея нарекше,[26]

Косну и всестрастну ея в делесех обретше,

За нею же жидовское и агарянское племя ходит,

Яко жена в безумие их множицею приводит.

Латина ею всех прельщают,

А от Божией мудрости всех обольщают.

Но, любимии друзи, все благоверныя,

Аще и творят вам многия пакости зловерныя,

Не напивайтеся от горкаго студенца[27],

Хвалите Бога даже и до конца,

Восточныя церкви разуму учитеся,

От тоя же любви благоразумия научитеся.

Рачители вы есте сего мира света,

Отрицайтеся папежскаго злокозненаго навета.

Сих же училища ересь разсевают,

Тако благочестиа еретичеством насевают,

Избави нас, Господи, и не дай во многия беды впасти,

И сокруши римския гордыя власти.

Аще и согрешившаго спасл еси Лота,[28]

Изсуши праведным солнцем греховныя болота.

Умиление же есть Божественное Писание,

Поздно любомудрецем прочитание.

Писмо[29] богодухновенно

И любящим его благо и спасенно.

Книги духовныя — разумныя цветы,

Научают воздати Христовы обеты.

Книги, аки солнцем, душевныя мысли освещают,

Чистое писание грехов темности убеляют.

Книги юных премудроствено творят,

Простых в страх Божий приводят.

Ни Платон, ни Пифагор, ниже Аристотель —

Не обретается из них духовный сказатель,

Ис которых латини хвалению поучают

И безумную ересь в себе полагают.

Христа ради, молю вас, на прелесть не ходите,

А ни чада своя на зло не водите.

О Господе братиа, христианския чада,

Избавите себя от темнаго ада!

Не в научениах латинских веру разумевайте,

Их вредами от православия не отступайте,

Не погубите святую боголепную веру,

Не приимайте латинскую сугубую меру.

Много злата на прелесть давают

И душевное благоразумие муками растерзают.

Егда вознесеся Богь на небеса,

И тогда яви нам многия чюдеса.

3 горы масличныя ко Отцу взыде,

Такоже с плотию судити нас приидет.

Тогда ученицы во вселенную проповедаша,

Народом и царем о нем возвестиша,

И в страны мира слово пронесеся,

И от лести к Богу народное множество обратися;

Всю землю на части себе пределиша

И Евангелием людей осветиша.

В них же бысть святый Андрей Первозванный,[30]

От числа полка[31] ученик Христовых избранный.

Из Иерусалима в Византию дойде

И оттуду паки в Россию прииде.

Таже в град Киев по Днепру ходяше

И посреде поган[32] крест знаменоваше.

На горах Киивских молитву сотворил,

Дабы там Господь благодатию одарил,

Дабы было в России имя его величано,

Христианьство им живущим даровано,

Иже о идолех были упражнены[33]

И во зловерии бесовском ослеплены,

Дабы бездушным престали служити,

Но в православии благолепно сподобимся жити.

Вострубив начало, проповедь святую,

И проповеда в России святыню благую,

Честныя быстрины Христова учениа на полунощь[34] принесе

И имя Христово пред всеми ясно изнесе.

И ныне хвалится полунощная страна,

Понеже их беззаконная вера предрана[35]

Христом, избавителем нашим,

Уже конец приведшим бывшим,

Яко красуется святыми церквами

И Богови служиши чистыми жертвами.

Поминайте жертвы апостол славных,

Просвещенны от веков давных.

Святое начало от них нам явлено,

Яко от самого Бога повелено.

Честный граде Киев! В тебе вера возсия,

В тебе же и богомудрыя зело просия.

Возлюбим непревратное[36] благоразумие,

И отринем от себе суетное суеумие,

И будем прости[37] работати,

Ни дохматы вечныя от себе отринути.

Не наши суть пастыри западныя отцы,

Но римский святители быша волцы.

Не мы быхом отметницы[38] святыя веры,

Но еретицы творят присныя[39] Богу оферы.

Не наши пастыри церковнии сопостаты,

Иже прелазят, а не входят истинными враты.

Не таков бысть Господь, иже наш Спаситель,

И Андрей апостол, российский учитель.

Не таковы римские учители,

Но всему миру великия мучители,

Несть бо их дух з Богом над земными,

Начало з богоненавистными убийцами.

Мы же возлюбим Христу угождати

И святое имя его величати,

И сохраним твердо гонимую веру,

И отмещем[40] мерзскую оферу.

И беды и страхи их скоро минуют,

Которые ныне на вас воставают,

Ибо Господь наш много за нас пострадал

И нам терпения свой образ[41] предал.

Таже святый Андрей крестную смерть приял,

В Патрех Ахайских за Христа пострадал,

Благих всемирный ловец,

Неложный пастырь Христовых овец,

Не бе в нем гордости, ниже златолюбьства,

И научив бо всех братолюбства.

Всему христианьству и Кииву граду,

Богом избранному верному стаду,

На вечныя лета церковь стоить

И добрым утвержением всех боголюбивых учит.

Бог бо нас к себе благоверием приближит

И милость паче первородных к нам умножить.

И мужи и жены, и дети и старцы,

Все православный братолюбцы,

Лукавых лихоимцев сих зрите

И в пути их тщателно не грядите.

ДВОЕСТРОЧНОЕ СОГЛАСИЕ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ[42] К ЧИТАТЕЛЮ

Зри, читателю, римскиа нравы,

Ты убо держися великия Божиа славы.

Не ищи истинны от чюжаго закона

И не пременяй святых отец канона.

Виждь заходныя[43] церкви уставы,

Наших телес разрушены быша составы.

Западная же церковь темна во дни и в нощи,

Горки бо бе их зело израстуют овощи.

Осмой собор не по истинне совершиша[44]

И многих святых томлением[45] предаша,

Муками и злыми томленьми осудили

И вои множественныя на них вооружили,

Велика бысть гнева их волна.

Аз обличитель бых ереси их издавна

И хотех убо нечто оставити народу,

Христианскому священному роду.

Но злы быша сопостатныя породы,

Смутили наши блаженныя роды.

Прострох[46] руку мою на спасение,

На еретическое известное потребление[47],

И в место чернил быша мне слезы,

Зане окован бех того ради железы.

В темницах пребых многа,

Время тамо бых долга.

И бегах[48] неправеднаго злата,

Аки сквернаго поганаго плата.

Скрывахся крамолныя ради злости,

Не прострох своей на писание трости.

В полконачалии[49] не дах хрепта[50] врагом,

Не сотворих ничтоже мана[51] своим другом.

Время печално бе внегда,

Уповах на Сердцевидца всегда.

Той моя крепость и утвержение,

Того помощника имех от рождения.

Закона его никакоже отринух

И многих ереси губителныя изринух

Учительными блаженными словесы,

Божественных отец правыми делесы.

Сыноположение стяжах[52],

Восточныя церкви веру держах.

Не обыкох с неучеными играти,

Ни обыклости нрава их стяжати.

Бедою многою изнемогох,

И никто ми помогох,

Точию един Бог,

А не народ мног.

Писах на еретиков много слогов,

Того ради приях много болезненых налогов[53].

Писанием моим мнози обличишася,

А на меня, аки на еретика, ополчишася,

Отревая[54] мя от Святаго Писания, —

То было мне от них воздаяния:

Яко еретика мя осудили

И злости свои на мя вооружили.

Зрите наши злыя нравы,

Будите душами своими здравы;

Но и рабы мои быша мне сопостаты,

Разрушили души моей полаты,

Крепость и ограждение отъяша

И оклеветание на мя совещаша.

Злы бо их зело беззаконныя злобы,

Творили на мя смертныя гробы,

Зла бо быша их порода,

Аки аспидскаго рода.

Пущали на мя свои яды,

Творили изменныя ряды[55],

Вопче на мя приносили[56]

И злочестем меня обносили.

Владыка Господи! Ты им суди

И с ними мя разсуди,

Ты веси[57] мое чювство,

Ты зриши их буйство.

Хлебы мои же вскормиша

И благость моя на зло их обратиша,

Слава быша в руце Господня

Краше сладчайшаго крина.

Проклято рабское господьство,

Скоро и отменно бо его коварство!

Не сыпте злата пред свиниами,

Да не осквернять своими ногами.

От раб приах многи налоги,

Сотворили на мя злыя прилоги[58].

Не помянули Христова слова,

И не избегнул аз от них злаго лова.

Они не боятся небеснаго Бога,

Иже всем дает добра многа.

Словеса их верна, аки паучина[59],

И злоба их — злая пучина.

Аз бых един над ними,

Над изменники своими,

Господином им поставлен

И от Бога паче их прославлен.

Но быша ми зелныя врази

И осквернили клятвою[60] душевныя прази[61]

Ради чесовыя[62] своей воли,

Хотяше отбегнути господьския неволи,

Они бо яко стрелу на господина своего мерят.

Дивно о тех, которыя им верят.

СПРАВЩИК САВВАТИЙ{5}

НАСТАВЛЕНИЯ УЧЕНИКУ{6} (князю Михаилу Никитичу Одоевскому)

Прещение[63] вкратце о лености и нерадении

Всякому бываемому во учении.

И поучение о любомудреном разумении

И о прилежном к нему постижении

От некоего нарочита дидоскала[64],

Чтобы во уме память не престала

Всякому во учении бываемому

И от Божия благодати назираемому,

И яко добро есть учение во младости,

Нежели во старости.

Аще и двоестрочием[65] слогается,

Но обаче[66] от того же Божественнаго Писания избирается.

Того ради достоит сие поучение почасту прочитати,

Чтобы ко учению крепостне прилежати

И леность и нерадение от себе отревати[67],

Яко леность и нерадение всякое благое дело,

Пачеже всего губить душу и тело.

Бодрость же и тщание много добра сотворяет,

Понеже сию бесмертную нашу царицу[68] горе возвышает.

Зде же тебе, зримому нами ученику,

И всем таяжде, всякому возрасту, реку:

Подобает вам учение любити,

Аки сладкую реку пити,

Понеже учение добро и похвално есть при всех,

Аще получиши его во младых ноктех[69],

Того ради достоит ти о сем не нерадети,

Но упразднившемуся прилежания мудрости не умети.

Како и что учнем писати к твоей младости?

Не тако бо бывает лепо учение в старости.

Якоже и мяхкому воску чисто печать воображается,

Зело и учение от младых ноктей крепостне во ум вкореняется.

И юность, и младость тобою владеет,

Многу же спону[70] изообилство[71] деет.

И ничтоже дражае мудроумного учения,

Хотя кто и много имеет в себе телеснаго наслаждения.

Аще еси и изобилен всем,

Да не будеши ленив и при всем,

Леность паки и нерадение добра не сотворяет,

Ум же и мысли на зло дело претворяет.

Ныне молим изрядное твое прирожение[72],

Иже бы тебе держати в себе крепкоумное разумение.

Какоже паки напишем к твоему младому возрастению,

Иже бы тебе прилежати к сему доброму разумению?

Тул[73] во время рати избавляет от телеснаго уязвления,

И твое бы уразумение избавило тя от словесного посрамления.

Честь и бесчестие мужу во устех,

Юность же и младость разумная преудивит всех.

Червит[74] виссон[75] багры[76] царския,

Есть же и учение попремногу украшает те же чины государския.

Реки и источники вся животная напаяют,

Не мнее же того и мудрии мужи учением своим всех наслаждают.

Ей, ей, неложно тебе от грешных устен своих изнесем,

Церковнаго же великаго светилника глаголы привнесем.

Свет убо есть и разум доброе учение,

Аще будет у тебе к нему крепкое рьвение,

И воистинну паки похвален будеши от всех,

А и ныне остроумие твое похвално есть при инех.

Токмо отрини от себе леность и нерадение,

Иже погубляют доброе разумение.

И зрим, что еси к учению остроумен,

Радуемся, что ты в то во учебное время был единоумен[77].

Аще надеешися на то свое остроумие,

Дерзо же паки рцем: леность погубляет и самое благоразумие.

Око нездраво ни чисто к солнцу зрит,

Вемы же: не всякий младый ум крепостне ко учению прилежит.

Аще Бог тя таковым даром обогатил,

Телесное же твое благолепие велми украсил,

И тебе бы всего того леностию своею не потеряти,

Со многим радением ко учению сему прилежати.

Аки сладкое ядение вкушати,

И отческаго повеления слушати,

Аки семидална[78] хлеба с сахары кушати.

И аще не восхощеш послушания имети,

То не можеш великия мудрости имети.

Прочее буди со здравием многолетен

И противу вопросов учинися быти ответен.

Во веки веком аминь.

А нас от своего жалавания не отринь.

А в том на нас гнева и досады не держи,

Но в разумении своем положи,

Что пишя к тебе якобы претително,

Чтобы было тебе разумително,

Лиха же тебе не хотим,

Токмо младый ум твой крепим,

Чтобы ты был мужествен и разумен во всем

И не посрамлен был ни в чем.

Аще ли ти ныне и тяжко мнится,

Но последи ум твой и сердце возвеселится,

Зря в себе тако все доброе учение,

Аки паки некое сладкое вкушение.

И ныне пишем к тебе акы к полному леты,

Чтобы тебе и днесь перенимати разумныя советы

И вышереченную ту леность от себе отревати

И децкому игранию не внимати.

А мы, грешнии, рождьшаго тя и твоему жалованию жадни[79],

И по вашему велению ради приходити к вам по вся дни,

И по своей силе убозей[80] тебя учити,

Чтобы тебе настоящее сие учение получити.

Вящши сего не имам что к тебе писати,

Младаго и колеблющаго ума с нуждею наказати.

И подобает ти сие писанейцо блюсти до своего живота[81],

Чтобы твоя всегда назирала разумичная острота,

Лености и нерадению тебе не вдаватися

И против их крепостне вооружатися.

Аще научиши себе в вышереченной той младости,

То и велия честь и хвала ти будет в старости.

Паки писано есть: учение — свет,

Понеже приводит в мудрых совет,

А неучение нарицается тма,

Понеже от мудрых посрамляется весма.

Адамант[82] камык[83] тяжек есть измерением,

Такоже любомудростныи муж драг есть своим разумением.

И паки наказанный[84] мудрости

И исполненный умной глупости —

Аки злат сосуд, бисера наполнен,

Или яко некий источник, сладкия воды исполнен.

А неученому — горе, аки сосуд скуделний[85] пусть,

Понеже ничтоже может добра изнести от своих уст.

И всегда ходят во своем неразумии

И не размышляют о своем безумии;

Токмо обычай ему мудрых укоряти,

И сердца их раздражати,

И свое безумие утешати,

И чтобы никому ничего не знати.

И ты сего деяния не внимай,

Но лучшее от всего избирай

И на уме своем полагай,

А нас, грешных, в памяти своей не забывай.

И сему писанейцу конец,

А всем наставник и учитель общий наш Творец,

Емуже слава и держава во веки веком,

А кроме его не тако жити ни о ком.

Прочее буди паки покровен Вышняго десницею,

Да воздаст ти разума и смысла сторицею.

Азбука отпускная тебе, моему ученику.

Истинно и неложно тебе изреку,

Яко не печалуюся тако ни о ком,

Понеже не зрю такова рачения ни в ком,

Якоже тебе Господь Бог подаровал,

Мню, яко от чрева материя таковым даром тебе назнаменовал.

Звание же твое тезоименито...

И тебе бы то даное от Бога разумение всегда на памяти своей держати,

И никакоже ти отбывати,

И выну[86] ему, Христу своему и Богу, молитися,

И о том даннем тебе от него даре трезвитися[87].

И обагатил тя аки неким драгим богатством,

Сииречь изрядным калигравством[88],

Еще же к тому и зелным тем великим рачением.

Всяка убо добро бывает Божественным мановением.

Без негоже паки ничтоже благодарится,

Всяк бо, моляйся ему, просимого от него не лишится.

Дает бо молящемуся ему независтны своя дары,

Якоже пресладкого пития налияны златыя чары.

Слогает же ся сие тебе посланейцо по алфавиту,

Чтобы ти от Бога по сему своему умению быти имениту.

Еще же и двоестрочием счиняется,

Обаче и твое остроумие тому да научается.

Аз бо, многогрешный имярек, твой дидоскал,

Много тебе от своих си калигравственных словес писал.

Божиею благодатию научил тебя своему умению,

И тебе бы держати к нему ревность велию,

Всегда бы тебе на памяти своей держати

И децкое бы тебе мудрование от себя отревати.

Грубо воистинну и неразумно, еже нашед, — погубити.

И многия труды ни во чтоже положити.

Добро убо есть о всяком таковом любомудрии упражнятися

И пустотных игр отвращатися.

Ей, ничтоже учения дражайши,

Некогда же бывает сребра и злата множайши.

Жити бо во младости всякому человеку без учения нелепо,

Якоже неученому коню ходити будет свирепо.

Зело убо есть непохвално неученому не учену быти

И недобрым именованием слыти.

Зря тя ныне в таковем учении велми разумна,

Да не услышу тя никогда леностию твоею и нерадением безумна.

Ничтоже честнее в человецех учения,

И тебе бы не преслушати сего нашего к тебе речения.

И аще не восхощеши сих наших словес себе слышати,

То не будеш семидална хлеба с сахары кушати.

Красно убо есть воистинну учена мужа зрети,

Яко злата сосуда подобает его имети.

Ленивых же и нерадивых о себе охуждают

И не умеющих же ничего велми не похваляют.

Муж мудр хвалим есть от всех,

Якоже и выше сего о сем рех,

Никакоже не мози ленитися,

Всегда бы тебе о досужестве[89] своем трезвитися,

Отроческому бы и детцкому обычаю не внимати

И их мудрование далече от себя отревати.

Похвала младым и старым — учение,

Того ради подобает ти о сем имети много рачение.

Ревность конная на рати познавается,

А мудроумный муж от своего досуга похваляется.

Срам есть мужу ничто не умети,

Глупо же и неразумно мудра себе имети.

Терние и волчец подавляет пшеницу,

Леность же и нерадение погубляет и хитротворную[90] десницу.

Учение паче злата и сребра бывает,

Понеже хитростию[91] своею всех удивляет,

Филосовския обычаи и нравы научат,

О всякой хитрости прилежно нам упражнятися велят.

Хитрость бо науки любит прилежание,

Понеже от того бывает многое притяжание,

От лености же и нерадения добра не бывает,

Но и паче многое добро погибает.

Царские дворы изрядне устрояются от разумных,

Хощу и тебе видети во многоумных.

Честно и славно в человецех богатство,

Похвално же велми бывает и хитроручное изрядство[92].

Шелковидное ухищрение[93] дивно есть зрети,

Не мнее же того и калигравство[94] чистое кому имети.

Щедрый Господь наш Бог Исус Христос,

Егоже учение во святей Божий церкви — божественный дискос[95],

На немже святое и пречистое Тело пологается,

И всяк достойный ему да причащается,

И на всех на нас милостию своею призирает,

И комуждо по своей милости таланты раздавает.

Такоже и на тебя своею милостию призрил,

Чтобы ты данный той талант от него вразумил,

И тако тя таковым даром обогатил,

А яз, грешный, по его же велицей милости тебя научил.

И тебе бы паки о сем не ленитися,

И всегда бы тебе о том трезвитися,

И будеши похвален в велицем сем государстве,

Да сподобит тя Господь быти в Небесном Царстве.

Вящи же того не имею что к тебе писати,

Глаголю: паче и многими словесы не наказати,

Разумный же и о малых словесех научится

И всегда о добром учении тщится.

Тако бо еси и ты к тому своему разумению такоже был рачитель,

И к нам зельною своею добротою был любитель,

И никакоже щадиши своего сребра,

Да не лишит тя Господь всякого добра,

И не токмо единаго сребра своего не щадиш,

Но за вся потребная нам не стоиш.

И за то паки велик ти дар от Бога будет,

И паки мног разум во уме твоем преизбудет.

Прочее буди покровен десницею херувимскаго Владыки,

Да причтет тя во свое время со избранными лики,

И во веки веком аминь.

АЛЕКСЕЙ РОМАНЧУКОВ{7}

«НЕ ДИВНО ВО БЛАГОПОЛУЧЕНИИ ВОЗГОРЖЕНИЕ...»{8}

Не дивно во благополучении возгоржение,

Едина добродетель — всех благих свершение.

Дом благий пущает до себя всякаго человека

И исполняет благостыню до скончания века.

Вина всяким добродетелем — любовь,

Не проливает бо ся от нея никогда кровь.

О благий мой друже, приими сие в памятный дом своего сердца,

О Христе юных люби яко братию, а старых почитай яко отца.

«АЗ ЖЕ ОТГОНИМ БЫВАЮ СЕГО СВЕТА...»{9}

Аз же отгоним бываю сего света,

Лишаются дние мои и кончаются лета,

Ерихона животнаго стены разрушаются,[96]

Шумения гласящих труб на торжищи приближаются.

К сим же и два мелющия преставают,[97]

А друзи и искреннии[98] дале отставают,

Рыдающий бо на торжищи расходятся,

А царица от места своего яко пленница изводится.

Мгла уже прочее обтече повсюды,

А животныя исторгаются уды.

Ныне убо, видяще мя, удалишася друзи,

Часто летающая же нападоша мнози прузи[99].

Уже и тебе лишихся, искреннаго моего,

К немуже имех упование всегда много.

От скорби же сея утешителя не имею разве[100] Христа,

Всех бо он Исцелитель, ты же мене удалися, благая верста[101].

Аще и многих у себе друзей присных имею,

Точна[102] же тя како имети кого довлею?

Аще и малым чем тобою отраду себе улучу,

В день помраченный света видети получу.

Ей, обща трапеза и общий покой нам да будут,

И никоторому дурну нравы наши причастны да не будут.

И порутчика в том Вседержителя представлю,

Что слова своего в ыстинне николи не преставлю.

Аще ли мыслию своею тебе и возмнится,

Что клятва моя преступна к тебе учинится, —

Бог таковым паче всех мститель,

Горши бо и самых убийц таковый злотворитель.

Клятвы ради преступления и гордости мнози цари погибоша,

Даже и фригийския претвердыя стены падоша,[103]

А от прочих ли кто в твердости бес порухи[104] будет,

Ей, без наказания от Бога таковый не пребудет.

Хранити же вся неложно обещеваю,

Аще что от тебя приймоваю,

И ныне молю твою к себе благость,

Лукава да не будет твоя правость.

НАФАНАИЛ{10}

Не прииди, душа моя, в твой совет,

Аще не разориши злообещанный завет.

Фараона бо, веси, Господь потопи за гордость;

А тебе не постигнет таковая злобность.

Не веси бо о себе, яже совещаеши,

Аще и многим творити от сего завещаеши.

И ныне молюся: преже о себе испытовай,

Любовь же духовную чистотою снабдевай.

МАРТИРИЙ

Меча гневнаго аще не поверзеши,

Аще копия посредственаго[105] не преломиши,

Радование дияволу подаси[106] завистнику,

Твердонырному[107] поработаеши прелестнику[108].

И прелесть его всякаго зла злейши,

Расколы же его на любовь паче всего жесточаиши.

Исусовым именем сей токмо побеждается

И духовною еже любовию прогоняется.

МАРДАРИЙ

Милованием и любовию нрав твой знаменуется,

Апостолскою проповедию подтвержается,

Руце бо свои утвердил еси к подателности,

Добродетель же духовную исполняеши в приятности.

Аз убо слышах твоя таковая благости,

Ревную от тебе прияти сердечныя правости,

И ныне всю мою совесть к тебе привлекох

И к твоему благоутробию без лености притекох.

МИХАИЛ ЗЛОБИН{11}

ПРОШЕНИЕ МИХАЛКА ЗЛОБИНА{12}

Аще твое благо впредь утвердится на мне,

Любителну быти во всех благодеяниих ко мне,

Еже Содетель[109] содействовати тебе таковая

К сим быти попремногу повелевая.

Слово же Господне верно кто исполняет,

Ей, таковый от неимущих в презрении не оставляет,

Ихже паче Христос в вечныя кровы вселити весть,

Слух, пособствующих в нужах и в бедах, повсуду проповесть.

Аще же мое и недостоинство пред тобою в чем,

Всячески бо милостиво надо мною учинйти в том,

И неисправления моего дела в прилучае каковом.

Что приобретение кому или прибыток иль богатство,

Подобно сему быти и равно вечное блаженство.

О сих ли кто усердно не внимает,

Желателно во благих како Бога призывает?

Аще же и многих в разуме свыше кто весть,

Любезно таковых благочестивыми кто проповесть?

Ущедряет ли нас чья безмерная милость,

И наипаче тем стократно обеща Богь подати благость.

Милостивым бо той весть попремногу воздавати

И имена их в сокровенныя книги писати.

Хранилища благочестивых в руце требующим влагаются,

Аще милостив нрав чей к неимущим является.

Люто же немилостивый в день Судный истязан будет,

Кто же и твое благородство к себе забудет.

Услышати молю со усердием

Вины[110] прошения своего тебе с милосердием,

И истинных и искренних щедрот от нас не умалити,

Наипаче же милостив и непременен нрав к нам явити.

Царство Небесное сим дарует Бог,

Аще кто ущедряет неимущих от своих благ.

К творящим бо добродетели сугубо возвращаются,

Аще к поданию неимущих руце простираются.

Кроники[111] описуют про нечестивых,

Твердости не имеюще благочестивых.

Елико же в злобе и безмилосердии бывают,

Больши только всуе погибают.

Ей, воистину добро по Бозе кому тещи,

Богатети же подаянием неимущих, рещи.

О тленных и мимотекущих[112] не тако вожделети,

Горняя же паче всего любезне достоит возжелети,

И за мала благая деяния здешних онамо[113]

За таковая вселитися в будущем Царствии тамо.

Весть подати тебе Господь небесныя тоя ограды,

Ей, со единокровными твоими и прочими домочады.

Слышану точию сотворити бедных призрением,

Таковых ущедрити неимущих подаянием.

И сице тебе, государю, начертати дерзнухом,

Твое же благодарство да осенено будет духом.

ИНО КО ИНОМУ О ЩЕДРОТСТВЕ{13}

Слово верно в законе кто по Бозе исправляет,

Обет свой таковый ни в чем не пременяет.

Весть бо благочестивый правостью жити во всем,

Еже и страх имети преступлению в чем.

Различная действа суть всех на земли от благих отводят,

Шествие же путей правых к жизни вечней приводят.

И сим еще закону хранение подтвержение бывают,

Грады же и страны бесчисленных народов в твердости пребывают.

Обета пременение ничтоже нигде содевает,

Слово единоверно вся повсюду созидает.

Правда праведных праведно избавляет от смерти,

О нейже суть мнози улучают[114] и навышшая чести.

Дар от Бога свыше сему велий бывает,

Аще кто обет свой хранить и в ыстинне пребывает.

Равно тех сочетание, иже не обретеся лесть во устех,

Сий нравом подобитися может самому Содетелю всех.

Всяк подражатель истиннаго благочестия

Отревает[115] от себе далече всякия неправды и нечестия.

Едини бо блази и щедри наследят[116] попремногу землю,

Мудроумных селения суть такова и како их не внемлю.

Истинно речеся, ходяй[117] без порока и делаяй[118] правду,

Любы же присносущная по Бозе не подвижет никого на неправду.

О благих бо своих всячески прилежит и вышняя мудрствует,

Совета любителна ничтоже повредить, иже кто в нем всегда бодрствует.

Тверд бо ум о Бозе тщетнаго не помышляет,

Иже ково ревность божественная к добродетели утвержает.

Весть же Господь таковых от напасти избавляти,

О суеумных же упражняющихся не тако избавляти.

Елицы духом Божиим водими, сии суть сынове света,

Како приобщаются таковии к злым совета?

Осеняет ли кого чем выну[119] благодать Божия, —

Мир весь и вселенная не может того совратити на путь безбожия.

Несть ли кто от века на земли, иже сотворит благое и не согрешит,

Елико же кому в чем вера успеет и в сих до конца не погрешит.

Страх Господень паче всего, и держай[120] его кому уподобится?

Любовь же имея ко всем, что боле сего быти сказуется?

О нейже небесная вся и земная выну обдержит

Всех паки, благ от Бога улучением его предлежит.

О сих ли подробну кто внимает,

Единыя же заповеди от всех любви да не разоряет.

Желателно таковый Бога како призывати может,

Еже в чем состояся закон и пророки, сего стяжати не может?

О истинне же прилежай, любы имея по Бозе всегда,

Безмилосердием нрава не бывает таковый никогда.

Егоже лествица утвержена к Богу благими бывает,

Щедротами сицевый и человеколюбием от всех не отбывает.

Аще природою в ком нрав добрый крепце состоится,

Зело таковый пребывати в должном своем тщится.

Слово аще истинно, ту и дело верно,

Ущедрити же весть попремногу благоверно.

Даровати что неимущим зело похвално

И недры[121] своя милостивно к таковым держати велехвално.

Ту и милость Божия свыше надзирает,

И на таковых око его всевидящее призирает.

ЛАРИОН

ПОСЛАНИЕ К ФЕОКТИСТУ{14}

С Сию боголюбивую пользу пишу,

Т Того благодарения от себе не лишу.

А Аще изволишь о нужных вопросити,

Р Реку сие, яко подобает ти мою немощь носити,

Е Еже аз ныне чего желаю, —

Ц Царствия Небеснаго видети изволяю.

Г Горняго убо Иерусалима хощеш восприяти,

О О нихже молих, изволи подати.

С Сей виною мя учини свободно —

П Покажу ти вскоре работно,

О От него убо разум всяк является,

Д Да и тобою единочастно познается.

А Аще убо обретох благодать пред тобою,

Р Работная покажу ти собою.

Ф Фарисейскую злобу от себе отрицаю,

Е Елико любителная твоя, в сие вницаю.

О Отнюду бо всех дыхание животворитца.

К К тебе все днесь желателная обновитца,

Т Та азбука и послание лаодикийское,[122]

И И твое многоискательство блиское.

С Сего ради тебе челом бью,

Т Такоже и слезы лью,

Д Да свое желание узриш вскоре,

А А в нем обрящеши разумное море.

И И о сем твою брацкую дружбу, —

М Мне сим покажи Бога ради службу.

И И в том тебе не будет утрата,

К К тебе от меня тотчас заплата.

Н Но отдам ти завтра рано,

И И что написать, та избрано.

Г Господа ради смилуйся надо мною,

У Учинит Бог милость над тобою.

С Сего бо негде искати,

П Понеже не с чево списати.

И И о сем велми нужном и потребен час,

С Смилуйся, помилуй нас.

А А по сем, государь, здрав буди,

Т Только меня не забуди.

ФЕОКТИСТ

ОТ ФЕОКТИСТА К ЛАРИОНУ СТАРЦУ ОТВЕЩАНИЕ{15}

С Сию боголюбительную ползу пишу,

Т Того благодарения от себе не лишу.

А Аще изволишь о нужных вопросити,

Р Реку сие, яко подобает ти мою немощ носити,

Е Еже аз ныне чего желаю, —

Ц Царствия Небеснаго видети изволяю.

Г Горняго Иерусалима хощеш восприяти,

О О нихже молих, изволи подати.

С Сею виною мя учини свободна, —

П Покажу ти вскоре работна,

О От того убо разум всяк является,

Д Да и тобою единочастно познается.

А Аще обретох благодать пред тобою,

Р Работное покажу ти собою.

Имя рек.

П Приникшему в духовную любовь всеусердне

О О Господе радоватися бы всегда прелюбезне.

Т Тверд ум о Бозе никакоже внешняго помышляет,

Р Ревность божественная всегда его утверждает.

У Умиляющаяся душа приходит в будущих помышление,

Ж Желающая плотцких, сама нисходит в погубление.

Е Елицы паки будущая в себе помышляют,

Н Не тако в сетех льстиваго увязаеми бывают.

Н Надеющейся на Господа яко гора Сион не подвижутся,

А А отвергшеися воля его в книгах животных[123] не напишутся.

Я Якоже огнь, пришед, изнуряет терние,

Т Тако и Дух Святый, нашед, потребляет согрешение.

О Око нездраво не может чисто к солнцу взирати,

Б Божиих судеб такоже не мощно испытати.

О Очищаются и прикрываются греси чистым покаянием.

Ю Юность и лепота плоти погибает зелным воздержанием.

Л Леность и нерадение всегда содевают муку вечную,

Ю Юродство же по Бозе исходатаит радость бесконечную.

Б Бог никогдаже радуется о погибели грешных,

Е Еликоже мы сами веселимся о житии внешних,

3 Зрим всегда пред собою Божественное Писание,

Н Никакоже хощем уклонятися в его наказание.[124]

Ехати со врагом всяко будет не безбедно,

В В Бога же любовь такоже будет не безместно.

О Острость и быстрость похвално есть уму,

С Смирение же и кротость украшение есть всему.

П Паки подобает ничим никому хвалитися,

Р Разве заповедми Божиими всегда веселитися,

И И о еже в них бывает души польза велика,

Я Якоже побеждает мысленнаго Аммалика.[125]

Х Хощет Бог, чтобы мы заповеданная им исполняли

И И всегда бы его, своего Творца, на помощь призывали.

П Покой и пища растит и питает тело,

Р Рыдание же и плачь по Бозе соделает благое дело.

О Одеяние красное прельщает очи телесныя,

Т Терпение же святых удивляет чины небесныя.

И Истиннии послушницы никакоже умирают,

В Воздержанием и терпением своим бесовския полки побеждают.

У Уядовленна[126] стрела сердцу человечю — лицо женско,

Т Твердыя же во уме вменяют то себе мерзко.

В Воистинну добро, еже по Бозе тещи и богатети,

О О тленных же и мимотекущих не вседушно подобает радети.

Е Еллини ищут премудрости на сем свете,

Г Горе же им будет, егда предстанут в будущем ответе,

О От сущаго источника истекают воды живы,

А А от земныя мудрости бывают мысли возносливы.

Щ Щедрин и милостивии, тии сами помиловани будут,

Е Емлющеи чюжая насилием вечных мук не избудут.

И Истиннии друзи познаваются во время напасти,

Н Немилостивии же и лютыя в суетней своей власти.

Е Елицы красных всех зде наслаждаются,

Т Тамо же будущих благ едва сподобляются.

А Аще ли кто не сам о своих гресех поскорбить,

К Кто ин душу его от лютыя муки свободит?

О Объядение же и упивание николи не содевает добра,

Н Нищета же со благодарением паче злата и сребра.

О Образ красен многим сердца изязвляет,

А А иже Божий страх имея, очи свои отвращает.

Б Беззаконницы и грешницы вси отидут во дно аду,

А А творящей волю Господню приидут вси во отраду.

Ч Чистота сердечная вся имать пред Богом представляти,

Е Еллинов же и еретиков ко истинней вере обращати.

В Воздержащеися и постящейся умерщвляют своя страсти,

О Обьядающеися упивающейся всегда впадают в злыя напасти.

С Смирение ж глаголется, еже ни в чем кому досождати,

П Погубление же велие, еже ближняго своего осуждати.

И Истинный же милостивец, иже не разсуждая всем подает,

С Смотряй[127] же и испытаяй[128] не тако свою душу спасет.

А Афинейския бо ради премудрости никтож спасется,

Х Ходяй же по заповедем Божиим к небеси вознесется.

Т Терние и волчец[129] подавляют семяна доброплодна,

И Истиннии же слезы ражают дела богоугодна.

В Весть Господь благочестивыя от напасти избавляти,

С Сатанинския же слуги и други во ад посылати.

Я Язык неудержан всегда вводит в злая,

К Кротость же и молчание содевают дела благая.

О Обьядайся и упивайся не будет божественный витий,

Т Токмо всегда уловляем бывает от бесовских сетей.

Ж Желаяй благих, спасет душу свою от смерти,

Е Еллин же и жидовин не хощет покоритися ни при смерти.

М Мерзко Богу в человецех высокоумие,

Я Яко не подобает уклонитися в таковое безумие.

В Велие дело, еже кому от тово удержаватися,

Т Твердостию же ума всегда вооружатися.

О Отвергшеися Бога погибнуть вси душою и телом,

М Молящей же ся ему восприимут от него по своим добрым деломь.

П Паки праведных душы яко солнце просветятся,

Р Ревнующих же злым яко тма помрачатся.

О Оружие потребно есть во время брани,

С Святых же и праведных душам в божественной длани.

Т Терпение убогих не погибнет до конца,

И И за истинное их страдание венчани от общаго Творца.

И Из мутны тины чиста вода не истекает,

Н Находящи печали[130], такоже здрав ум не бывает.

И Источник сладок — беседа с премудрым,

К Корысть не добра — любление з безумным.

О Облак темный покрывает солнечный свет,

М Милостыня же творит к Богу дерзостный ответ.

У Ум смущен не может избыти от забвения,

Ж Желание же благих от всегдашняго к Богу моления.

Е Еще ли хощеши к нам имети свою любовь,

В Воистинну ин никто к нам не таков.

О О сем сам Истинный Свет тому сведетель,

3 Зрит бо во всех нас злую и добрую детель.

В Восприими сие от своих плод з духовным люблением,

Е Емляся своима чесныма рукама со всем усердием,

С Сохранен буди от всех злых, находящих[131] ти,

Т Терпи же и благодари о всех, приключающихся ти,

И И будет ти многа мзда на небесех.

ФЕДОР ШЕЛЕШПАНСКИЙ{16}

ПОСЛАНИЕ КНЯЗЮ С.И. ШАХОВСКОМУ{17}

Горе небеснаго Иерасалима веления желателю,

От дел познаваему несуменно о сем упователю.

Сему дерзнух в скорби моей достизати,

По благоданному дару могущему в бедах утешати.

От благоразумия твоего насладитися хощу,

Да сего ради христоподобныя любве твоея ищу.

Авраамля дела слышу боголюбиве творима тобою,

Ревнуя тому, свершенне покажи ми образ собою.

Юже имееши в недрех милования гостинницу,

Мою душу с телом приими в сию яко странницу.

От благих боголюбиваго душевнаго ти дому ухлеби[132] мя,

Еже имаши, и вино словом Божиим разтвореное, сим напои мя.

Мое же к тебе благодарение противу воздарение,

У вышняго Царя милости о твоем здравии прошение.

К сему же прочее начну ти о моем скорбном пребывании поведати,

Но не достизает от многия печали язык мой потонку[133] изглаголати.

Яже попущанием Божиим грех ради моих случиша ми ся,

Зело от великих напастей и умныя ми детель[134] умалишася;

Юже имех от Бога дарованнаго ми разума красоту,

Сего ми оземствование[135] мое нынешнее явило тщету.

Есть убо сие мое настоящее к тебе беседование,

Многою скорбию изобилуемо и слезами текущее.

И аще якоже и прежде боголюбивый разум в тебе содержится,

О мне твое благородие, непщую[136], умилится.

Нищетою убо разума и в потребных зело содержим есмь,

Увы, и не помышляю, яко ин таков едва кто есть.

И естьли благовнимателный ти слух милосердие приклониши,

Вины, о нейже ти дерзнух писати, внятелне послушаеши.

Аще и зело грубо за скудость ума вещаю,

Но благолепная твоя разумения к милости поощряю.

О нихже сам пострада и искушен был еси,

В тех и нам напаствованным пособствовати мощен еси.

Ибо аз слышах тя прежде скорбная претерпевша,

Честь же достоинства твоего всех, разумеваю, не погубивша.

Юже по печалней тризне терпения мзду приял еси,

Философиею Божия помощи, мню, сию стяжал еси.

Еликоже обыче твое благородие благая творити,

Добрыя сея твоея и мы желаем получити.

Корень и верх всем добродетелем есть и глаголется любовь,

Аще сея свершен рачитель явишися, не будеши во благих убог.

Шествия твоя права по добродетелному ти пути слышу,

Еяже стези и аз всегда усердно обрести мышлю.

Лепо ти, благочестиве, и своиствено такову милостиву быти,

Еже и о нас, безутешных, братолюбие попечение имети.

Шуяя[137] части тоя ради добродетели Христос избавит тя,

Покоя же и веселия с праведными в десных сподобит тя.

Аще без пестроты[138] добрыя детели[139] совершиши,

Леть[140] без возбранения в вечная селения инех предвариши.

Сего ради, боголюбче, усердно ныне потщися,

К требующим благотворити не отрецыся.

О сем паче всего благородию твоему стужаю[141],

Ибо усерднее инех здравия твоего слышати желаю,

Чтоб мне тем в скорбех сих отраду приимати,

Еже часто светоподобная писания твоя прочитати.

Лютая[142] моя вся подробну изявити не возмогаю,

О нихже паче благоразсудна ведца самого тебе уповаю.

Малое сие и грубое мое писанейце, молю, приими,

Братолюбне же сотворив, своя ми благодарне возсли.

И прочее молю незабытлива тя о нас быти,

Еже о вашем пребывании к нам ведомо чинити.

Того есмь зело желатель,

Дабы еси был во благих пребыватель.

АЛЕКСЕЙ ОНУФРИЕВ{18}

СТИХИ ДВОЕСТРОЧНИ О КНИЗЕ СЕЙ, ОБРАЗУ СПАСОВУ БЛАГОДАРНИ И БОГОРОДИЦЕ МОЛЕБНИ, ОТ ЧЕРЛЕНЫХ[143] СЛОВ ИМУЩИ РАЗУМ НЕКАКОВ

Иисус руце имеет возвышени,

Сим бо врази мои низложени.

Христос имеет руце распростерти,

Сего бо ради злыя ми мысли стерти.

Спас мой матере своея прошения внят

И крестителя своего моление прият.

Владыко мой милость свою на мне излия,

Благодать бо в мя Пресвятаго Духа влия.

Господь мой человеколюбием си мя возвесели,

Мысли бо благи в сердце мое всели.

Бог мой благих своих мя преисполни,

Смысль бо мой буй добрых наполни.

Вседержитель рукама си благословляет,

Начати ми дело сие повелевает.

Рождьшая его и Креститель руце молебне простирают

И тако мя сим к делу сему вооружают.

Владычица премудрости, вразуми мя,

И ты, единородный Сыне, просвети мя.

Богородице, подаждь ми разум начати,

И ты, Христе Боже, смысль скончати.

Присно Богомати, к тебе прибегаю

И помощь твою призываю.

Дево пресвятая, способствуй ми, грешному,

И сотвори мя коснутися делу внешному.

Марие, Христа Бога Мати, о тебе хощу начати

И сие повеление царево написати,

Вразуми мя, госпоже Царице, скончати.

Аминь.

СТИХИ КРЕСТУ ГОСПОДНЮ ПОХВАЛНИ ДВОЕСТРОЧНИ

Крест — упование благое благочестивым,

Крест — победа велия злочестивым.

Крест — царю нашему на враги его победа велия,

Крест — святому его семени исполнения веселия.

Крест — православному их царствию утвержение,

Крест — благочестивей полате и воем их огражение.

Крест — на ляхов и мусулман победитель,

Крест — всем еретиком прогонитель.

Креста силою и действом дело сие начася,

Креста божественным дарованием скончася.

Аминь.

ИНИ СТИХИ ВСЕЧЕСТНОМУ И ЖИВОТВОРЯЩЕМУ КРЕСТУ ГОСПОДНЮ ИЗЪЯСНИТЕЛИ, БЛАГОДАРНИ, МОЛЕБНИ, ДВОЕСТРОЧНИ ЖЕ ПО АКРАСТИХИ, ЕЖЕ ЕСТЬ ПО КРАЕГРАНЕСИ

Словословлю тя, Кресте пресвятый,

Лобызаю тя, Кресте пречестный.

О тебе бо православнии царие царствуют,

Земнии владетели властвуют,

И архиереи слово истинный исправляют,

Патриарси и епископи престоли украшают.

Радуется чин монашеский,

Иерейский и церковный всяческий.

Князей лицы сликовствуют,

А множество народа торжествуют.

Земленороднии вси радуются,

Ужасно же в преисподних плачются,

Божественною ти силою попрани,

Одержими в тартаре связани.

Ликуют ти безплотных множество,

Шестокрылныи приносят торжество.

Апостолы с праотцы играют,

Господеви своему сице взывают:

«О Царю Боже, Иисусе Христе!

Дивно соделал еси на твоем Кресте,

Велия раба гордаго сим связав,

О всех праведницех того истязав».

Радуют же ся и пророчестии лики,

Цари со ерархи и мученики велики.

Адам и Евва ото уз разрешат та ся,

Первыя бо клятвы свободил та ся.

О твоем таинстве, Кресте пречестный,

Давыд во царех дивный и честный

Иногда убо, в гусли бия, взываше,

А гласом си пророчески вопияше.

Чюдну же песню научи пети тебе,

Егда провидев велие таинство о тебе:

Господа Бога нашего, — рече, — возносите,

О великой его таинстве хвалу принесите,

А подножию ногу его поклоняйтеся,

Любовию и страхом прикасайтеся.

Есть бо сие таинство свято и велико,

К сему бо притекающий приемлют толико.

Иногда Константин пред полки ношаше,[144]

Яковы победы вои его показаше.

Зде убо вторицею сотворися,

Алексий царь того ж сподобися,

Херугови бо его сим изображени,

А и враги его такожде низложени.

Ревность Михайловичь яви благочестиву

И сим одоле господарю злочестиву,

Еже не срамляяся носити распятаго на Кресте,

В херуговех же изообразити его везде.

Аще бо в ветсем врагов сим победили,

С Моисеом Аарон люди Божия свободили,

Из Египта бо сих извели,

Но и Чермное море превели.

Аще образом сим Аммалика победи,

Аще горкия воды в сладость претвори.

Но се все бысть действо Креста,

О сем вемы, чюдодействова бо той всегда.

Фараонову и Амаликову силу той победи,

Росийское царствие от поганов той свободи

И всеа Русии царя возвесели силою твоею,

Еже покори враги его мощию своею.

Верному правителю благочестия,

Алексию, искоренителю злочестия,

Православия скипетры содержати устрой,

Елико Константин обдержа, в руце его присвой.

Радость превелику сотвориши Константинуполю

Внегда, честный Кресте, совершиши твою волю,

О семь православнии вси тамо рыдают,

Еже от тебе великий милости ожидают,

Но свободиши сих от мусулманских рук,

Агарянских насилующих ими внук.

Престол християнский в первую лепоту возведи

И сих, не познавших пропятого[145] на тебе, низведи,

Седмихолмаго скипетры повели удержати,

Алексия царя семени Алексию ж содержати,

Сила бо твоя божественная явится,

Яко Византия в руце его утвердится.

Возвыси рог християн православных,

Силою твоею низложи злославных.

Людие, седяще во тме, узрят свет велий,

Аще свободятся таковы радости и веселии.

Восхвалят тя выну во вся дни своя,

Удивят бо ся, зряще благодеяния твоя.

Кресте, божественная сило недоведомая,

Разреши моих грехов пленица[146] несведомая,

Елико бо хощеши, вся сотвориши,

Силою твоею царьское сие веление совершиши.

Ты еси похвала моя и утвержение,

Устнама моима даждь твое поучение.

Аминь.

ТИМОФЕЙ АКУНДИНОВ{19}

<ДЕКЛАРАЦИЯ МОСКОВСКОМУ ПОСОЛЬСТВУ>{20}

Пять каменей Давид имел в пастуше тоболю[147],

Коли, не стерпев от неприятель сердечново болю,

Шол смело против страшново Галиада,[148]

Израильтянского верне боронячи[149] стада.

Голиада с пятью дух и гордости забила.

Тако и мы во имя Божие имеем с пяти смыслов готовых

На неприятеля пять вершей сложоных.

Хвала милостивому святому Богу!

От неприятеля бежав через осмь земель, не преткнулисмы[150] о камень свою ногу,

А не нарушили здоровья и чести и сана,

И ныне естесмы[151] под крылами милости турсково Ибрагим султана,[152]

Дву цесарств и сту царств и двухсот и пятидесяти кролевств трех частий света монархи,

Той может стерть неприятеляй моих карки[153];

Егоже слава поты[154] ся на земли пусть славит,

Поки в небе звезды и месяц светит.

НА ПОНОСИТЕЛЕЙ ОТВЕТ

О Москва, мати клятвопреступления,

Много в тебе клопотов[155] и нестроения!

И ныне ты неистовишся и крови жадаешь[156],

На своего господина клеветной лук напрязаешь.

Хто тебе што милой отчине здавна послугует,

На тово твоя неистовность всуе негодует.

Тех древних своих княжат уставы отверзаешь,

А новых выродков, мнимых князей, приемляешь

И их, наскакателей, почитаешь и обогащаешь,

А старожитных[157] от осми сот лет природных уничижаешь;

Новых же и злодейных гласом и жалованьем ся прелщаешь,

А чужими бедами отнюдь ся не наказуешь.[158]

Хощеши ли лстивое жалованье сих познати, —

Советую ти и разуму их и любви внимати.

Изрини от себе тех митрополитанчиков окаянных,

Наших и отца нашего государя царя изменных врагов непостоянных,

И послушай Христа и Спаса твоего,

А приими мене в дом достояния моего.

Я естем мнимый подьячей, а истинный царевичь московский,

Якоже иногда краль Аполлон Тирский.[159]

Я естем здесь непознаный князь Шуйский,

Якоже иногда Иовиан, цесарь римский,[160]

Егоже свои, ему познавше, на престол возведоша,

Також и ты, Москва, не призри мене, изнемогша.

А коли будут твои детки поносити нас чем,

Мы с образца своих родитель на винних[161] хврастия не будем

жаловать ни в чем.

НА ФИЛАРЕТА МИТРОПОЛИТА[162]

У трех товарыщев был один хлеб заветный:[163]

Тому из них съесть, хто сон увидит хвалебный.

А сами были розными обычьи товарыщи:

Один горд, другой лукав, третей вран на нарыщи[164].[165]

Но лукавый гордаго и враноподобного оманул,

Их ... лукавством потопил и сам в нем утонул.

Царствовати ж устроил сына своего митрополитскаго,

А гордому кролевичу польскому[166] царствование московское

яко бы во сне ся снило,

Враноподобному ж тушинскому вору[167] на ево безголовье

не долго власти было.

А все те от Филарета были злых браней дела,

Хотя Польска[168] благословеной Москвы не овладела,

Но усты[169] меча народ весь был пояден

И от конца до конца земли огнем попален.

Почто ж, Москва, зло все забываешь,

А мне, природному своему, повинности не воздаваешь?

НА НЫНЕШНЕЙ РОЗРЯД МОСКОВСКОЙ И МИТРОПОЛИТАНЧИКОВСКОЙ

Что ся ныне в нашем веку сотворило, —

Толь много ся злых дел расплодило,

Яко едваж ест ли нам у Бога милости место,

Коль тяшко от бояр народу и тесно.

Только умножися гордости и кривды,

Якож и отнюдь не знают суда и правды.

Древних бо княжат уставы отвергоша

И вся древняя судебники обругаша,

Новая ж своя вся суетне поставляют

И тем безчисленно народу укривжают[170];

Яко великие рыбы малых поглатают,

Тако они их и имения их снедают.

Еще ж и гради мнози суеумне згубиша,

А широкими поместьи и царство обнищиша.

Только сами ся изобильно обогатили,

Военный же чин ни во что наменили[171],

Но хотят тотором[172] и протчим соседством

Грозни и страшны быти своим богатством,

Счастие свое в немецких питиях пологающе,

Гради ж земля своея немцом и поляком раздавающе.

И татаром пустошить земли своея не возбраняют,

Аще от них и безчисленно человек, яко скоту, отгоняют.

Но еще имже за то выходы[173] дают и дани,

Чтоб могли от них целы пробыть сами.

Москва руце угрызает и оных ненавидит,

От нихже приношения пенязей[174] не видит.

Кто даст, того послушают от всей веры,

Кто не даст, — затворятся от него двери.

Что ж ты в том, Москва, добре оплошилась?

Блюдись, чтоб дверь милосердья Божия не затворилась.

К ЧИТАТЕЛЮ

Християнское есть — пад, востати,

А дьявольское есть — пад, не востати.

Сам, христолюбче, разумеешь,

Мой ласкавый читательнику[175], и познаешь,

Кому воздать честь и верность,

Помнячи природных государей давность.

К тому не будешь их поношати,

Но, и о преднем[176] каяся, прощати,

Понеже кто ся власти противляет,

Тот, по апостолу, Богу ся противляет.

Мой верне милый читательнику,

Не дивись настоящему враждебнику,

Что он в наследии нашем господствует, —

Так ему мир, а не Бог дарствует,

Который злых возвышает,

А благих отнюдь уничижает.

Смотри же не начала, но конца,

Да будеши мудр до конца.

Хто сначала скачет,

Тот напоследок плачет.

А так найдешь корысти не мало,

Что ся тут кратко собрало;

Само бо доброе себя хвалит,

А злых лукавство палит[177].

Здоров же, любимиче, буди,

А своево государича не забуди.

МИТРОФАН{21}

Море мысленое всегда волнуется,

И от волн его корабли сокрушаются.

Темность облачна закрывает свет сердечный,

Разлучение же от тебе наносит мрак вечный.

Огненый столп пути к тебе не являет,

Фараону подобно яко в мори потопляет.

Аще не приидеши ко мне в приятности,

Не могу стерпети великия печалности.

ЕПИФАНИЙ СЛАВИНЕЦКИЙ{22}

«КАКО ВОЗМОЖЕМ ДОСТОЙНО ХВАЛИТИ...»

Како возможем достойно хвалити,

песньми духовны тебе ублажити,

Дивна и чюдна отца Николая,

святаго славнаго всем архиереа.

Архиереом отец и началник,

нам же, монахом, ты добрый наставник,

Вси бо тобою спастися желаем,

молитвы своя к тебе возсылаем.

Церковь Христова всегда прославляет,

подвиги твоя преславно являет,

Нас, рабов твоих, от бед изимает,

лютых печалей всех нас свобождает.

Мы тя на помощ всегда призываем,

скорую милость твою почерпаем,

Буди заступник в день наших напастей,

горких болезней, душевных всех страстей.

Свет твой на свещнице светло сияет,

вселенную чюдесы озаряет,

Вся страны верных к тебе прибегают,

многую милость твою получают.

Ты на земли ангелски пожил еси,

немощи наша вся ясно ты веси,

Милостив нищим ты, отче, был еси,

милость Господню сам улучил еси.

На небесех ныне присно живеши,

ангелския песни Богу поеши,

Раб его верный истинно словеши,

добре всегда ему работаеши.

Егда на земли во плоти был еси,

многих от смерти ты свобождал еси,

Требища[178] идолов сокрушил еси,

церковь свободил святу от ереси.

Воинством крепким враги попирая,

вся сопротивных силы низлагая,

Духа мечем главы тех отсекая,

ереси злобу всю искореняя.

Ты делатель винограда Христова,

твердый хранитель и Божия слова,

Пасл еси добре словесныя овцы,

всех проводил их во вечныя дворцы.

Призри и ныне на нас, рабов твоих,

научи нас творити доброт своих,

Воведи нас в Царство нас Божие к себе,

тверду надежду имеющих к тебе.

Во веки бы нам с тобою там жити,

вечных у Христа благих получити,

Славити его со ангелы присно,

от всего сердца величати честно.

«БЛАГАГО ЦАРЯ МАТИ...»

Благаго царя Мати,

Что ти маю воздати?

Себе приношу,

Покорне прошу,

Не дай погибати.

Не допускай умерти,

В тяжкой греховной смерти,

Моли нам Сына,

Дево едина,

Не можем врагов стерти.

Так нас упановали[179],

Справитися не дали,

Стягают луки,

Берут нас в руки,

молчать заказали.

Я толко се складаю,

На небо поглядаю,

Не предаждь мене

Земным племенем,

Аз к тебе прибегаю.

Копием намеряют[180],

До боку ся складают,

Мечь изострили,

Порт заступили,

А серце пронзили.

Не маю ся, где дети[181],

Не могу ради мети[182],

Убивай же ся,

Укладай же ся,

Мати, за свое чадо.

Красная Дево моя,

Святая память твоя,

Полегла еси,

В Гефсиманстей веси,

На веки слава твоя.

Предстани одесную

И в землю словесную,

Учини чисту

И презрочисту[183],

Яко поднебесную.

«СВЯТИИ СВЯТИТЕЛИ, К ВАМ ПРИБЕГАЕМ...»

Святии святители, к вам прибегаем,

Вашими молитвами спастися желаем,

Восперите молитвы ваша ко Господу,

Сохранити ся вашему неврежденну стаду.

Вы бо на земли Богу угодили есте,

И яко солнце в мире светло возсиясте,

Петре, Алексие, Ионо пребогатии,

Пастырие российстии, отцы преславнии.

Святость и светлость в правду по вас обратися,

С небесною зарею Христом усрестися,

Светла ваша чюдеса, светло и житие,

И преславно на небо ваше возшествие.

Камение честное во церкви сионстей,

И венец многоценный есте земли рустей[184],

Яко небо церкви вы благоукрасили,

И рог[185] благоверному царю возвысили.

Поминайте нас присно, пресвященнии,

Иерарси славнии божественнии,

Пред престолом стояще Троицы Пресвятии,

Со аггелы поюще песни трисвятые.

Не забывайте чреды, ихже упасосте,

И скипетры царствия, юже вознесосте,

Покорите под ноги на нас востающих,

На нас сети[186] многия изобретающих.

Враги наша да падут пред лицем нашим,

Скорым заступлением, пастырие, вашим,

Благоверному царю крепость возвысите,

И всем верным людем здравие испросите.

Вы бо граду нашему столпы крепчайшии

И хранителие превысочайшии,

Богогласни трубы, радости трубящий,

И учением пресвятым печали губящия,

Кедри и кипариси благоуханнии,

Винограда Христова лозы презрелы,

Богодухновеннии гласи и органи,

Гусли Божественнии, струны и тимпаны.

Непрестанно молите верным всем спастися,

Во вашем учении присно упастися,

Да угодны явимся пред Христовым лицем,

Слава Святаго Духа з безначалным Отцем.

АРХИМАНДРИТ ГЕРМАН{23}

«АНГЕЛСКУЮ ДНЕСЬ ВСИ РАДОСТЬ...»{24}

Ангелскую днесь вси радость,

человеческую сладость,

Приидите, возвеличим

и о дни семь вси услышим.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Сей святый нареченный день,

в онже Христос возврати плен,[187]

Прежде лестию плененный,

ныне же Крестом спасенный.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Сына единороднаго,

Отцу сопрестолнаго

И Святому Духу купно,

пребывающю не смутно.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Воскресшаго днесь от мертвых,

не разрушшаго уз тленных,

Радуйтеся вецавшаго

и печаль всю разрушшаго

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!

Тем, новаго винограда

елика добрая чада,

Духовно возвеселимся,

агнцем святым учредимся.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя

Пиво новое пиюще,

Иисуса вси поюще,

Пребывший сперва в деле

и недоспевшии к тех мере.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Постившийся достойно,

приимите мзду безмолвно,

Яко раби усерднии,

ко Владыце любезнии.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Елицы же умедлиша

и с первыми недоспеша,

Не бойтеся медления,

своего закоснения.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Благодаряще празднуйте

и со всеми торжествуйте,

Не лишающеся манны,

от небеси нам поданный.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Радостию вопиюще,

песнь веселую поюще,

Светися, светися, новый

Иерусалиме добрый.[188]

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

И возведи очи своя,

Сионе, виждь чада твоя,

Издалеча приидоша

и в радость твою внидоша.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

От запада собранная,

от севера избранная,

И от моря и от юга

стояща окрест ти круга.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Господа славяще ясно,

елико мощно и гласно,

Рай нам ныне отверзшаго,

мертвых всех воскресившаго.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Аггелов царя поюще,

на слышание зовуще,

Еже вняти мольбы гласа,

свободити Отца всех нас.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Иже в житии семь сущих,

его пастырства ждущих,

Напасти зде избавити,

а онде мук свободити.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Пастыря и всел: пасомых

извести в место питомых,

Со святыми купно быти,

аггелом вечно сожити.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

«ГОСПОДИ! ВОЗВАХ К ТЕБЕ, УСЛЫШИ МЯ...»{25}

Господи! Возвах к тебе, услыши мя,

егда воззову к тебе, сам призри мя.

Руку моею милостивно прийми,

молебная воздеяния воньми,

Аще бо не ты мене услышиши,

на моления моя сам призриши,

Мне к тому несть прибежища инаго,

о тебе сокрушаю врага злаго.

Накажи мя, праведный, сам в милости,

аггельский и всех Царю, во благости,

Христе, туне мук вечных свободи мя,

Мое моление да исправится,

от тебе в кадило да ухается

Любовию, яко жертву всеприятну,

яви милость яко и заизрядну.

Спасителя нигдеже обретаю,

яко тя единаго Бога знаю.

Прегрешенми бо аще и связахся,

ибо веры никогда отлучахся,

Со гневом бо аще назриши наш грех,

абие мал обрящется во всех спех.

Христе, воскресением обнови мя.

«РАДУЙСЯ, БЛАГОДАТНАЯ...»{26}

Радуйся, благодатная,

аггел Царю дарованная

Дево, Мати Божия Сына,

умных Творца зачен[189] вместила

Избранием Духа со Отцем,

Слово носи, Творца всем концем,

Явно ти в чреве, преславная,

радуйся, благодатная.

Алфа перва и последняго,

денми ветха безконечнаго,

Утробою яко носила,

изряднейши ты породила.

Сопрестолна Отцу и Духу,

яко пророк познася слуху,

Бисер светлый, Дево красная,

радуйся, благодатная.

Драгоценен яко родила,

у сосец ти свет воздоила,

Из Персиды волхвов пришедших,

смирну, злато, ливан принесших,

Ясно зряще поклон творящих,

Бога, Сына и тя блажащих,

Любве гласом сим возванная,

радуйся, благодатная.

Усмотрила еси в радости

источника всея благости,

Седящаго среде учитель,

яко мудра между рачитель,

Болезненно, егоже дни три

людей обшед, искав, усмотри,

Аки детя взя всеславная,

радуйся, благодатная.

Имже зраком з брачна чертога,

сына зряше воскресша Бога,

Ядом лести падших возставлша,

Бога того чтущих спрославна,

Лучезарно вшедши в небеса,

апостолом явлша чудеса,

Гласом давша обещанная,

радуйся, благодатная.

Сама взята материю си

яве к Богу, сущу в небеси,

Болезненный оставша живот,

леть к Сыну благости живот,

Аггелов всех взыде превыше,

горних чинов в чести излишше,

Облак света, богоданная,

радуйся, благодатная.

Ясным девством аггел честнее,

блаженством всех святых славнее,

Ликуй, Дево, радуйся выну,

аггел болши имущи к Сыну,

Горе в небе дерзновение,

общий земли мир, смирение

Даеши всем, многославная,

радуйся, благодатная.

Без всякаго прекословия,

любовию богословия

Архаггели и вси жители,

горних небес сопребытели,

О Господе тебе послушни,

девством твоей власти подручни,

Адама дщи прежеланная,

радуйся, благодатная.

Любимаго Христа, едина

агнца блага, своего Сына,

Господа всех нас умолити,

обилие благ испросити

Дерзновенно и вся можеши,

аще что сама хощеши,

Таиннице светозарная,

радуйся, благодатная.

Голубице златоперая,

облеченна в драгоценная,

Дево, Мати беды терпящих,

алчющых всех помощь молящих,

Аки Мати Царю свободна,

Троицы сести близ бысть достойна,

На век века достохвалная,

радуйся, благодатная.

Архаггелов превозшедшая,

горе область всех приемшая,

Отца, Сына купно со Духом,

держаща всю тварь и с воздухом,

Тело и ум услаждаеши,

недуг и бед избавляеши

Аки Мати благонравная,

радуйся, благодатная.

Обилие радости вечны,

Дево, прияти бесконечны,

Аггелскаго Владыки в славе,

тебе, святей, в век быти яве,

Некончима радости в свете,

арамат всех лучший в лете,

Ясне вечнем богокрасная,

радуйся, благодатная.

Господь с тобою, пресвятая,

осенивый тя, всеблагая,

Святым Духом благодатно,

приуготовав ти приятно

Объяти чревом Содетеля,

Дево, и тебе Содетеля,

Си с речи благих таковою,

радуйся, Господь с тобою.

Тем, Владычице всех, Царице,

Отча невеста и Девице,

Богородице, спаси от бед,

облекши в покров радости всех

Юных и старых, тя поющих,

глас радостен тя в млеко ссущих,

Един песнию сицевою,

радуйся, Господь с тобою.

Радости твоя обносящих,

молбу тебе в тех приносящих,

Аки благая Творца Мати

нетление всем даждь прияти,

Проси твоего Сына Бога,

общны явити нас чертога,

Юнейша в век свободою,

радуйся, Господь с тобою.

«БЛАЖЕНСТВУ ТЕЗОИМЕНИТАГО...»{27}

Блаженству тезоименитаго

от Бога благословеннаго

глаголы чтем похвалении,

песньми вопием прославлении.

Любовно прежде яко дети

потщимся днесь руками воздети,

единаго Бога моляще,

да даст ум, мольбу приносяще.

Аггелы похваляемаго,

святыми ублажаемаго

разумно и нам похвалити,

от Жития часть предложити.

Живот наследивши превечный,

свет получивши безконечный

Макария, нашего отца,

свято пожившаго до конца.

Егоже убо по обету

прияша, яко сына свету,

аки младенцов покояше,

родители сего строяще.

Но той во время церковнаго

пения всесоборнаго

несом во церковь утешашеся,

в дому же слез наполняшеся.

Нужднейшаго и от младенства

познатие быти блаженства,

мало егда в возраст сей достиг,

разум книжный удобь постиг.

Оставляет мир с родители,

течет по Христе в учители,

остризает главы си власы,

приемлет власть скоро над бесы.

Минувшю немало времени,

познася коего племени,

любовь плотску отверже от отца,

за любовь возлюблыиаго Творца.

Умилно отца вопиюща,

лице показати зовуща,

явити не восхоте всяко,

глас же того послуша тако:

Мало келлии оконца укрыв,

руку десную токмо явив,

сим родителю скорби устави[190],

себе же повсюду прослави.

Абие в благих делех явлен,

хвалим от всех, яко совершен,

яже мерзко си вмени быти,

изволи в пустыню изыти.

К нему же в любви распалени

не быша и ту отдалеяи,

взыскавше всюду, обретоша,

братия много повнидоша.

Аггелоравный же сей муж

братство на брань крепко вооружь,

обретает себе любовно

Желтых вод местом угодно.

Распростирает же той селитву[191]

и храм, в немже творим молитву,

показует образ добрых деле,

превосходящь человечь предел.

Искушения не утече,

егда в добродетелех востече,

Иову подобно пострада,

братии ссеченных пред ним взрыда.

Юнцем подобно заключенных,

возвращся, погребе любезных,

юродство варвар Богь преложи,

сего отпустити ум вложи.

Много же в пути чюдодейств

отпущенных с ним явль благодейств:

лося отпущенна приведе

и в снедь благовременно даде.

Быв же на месте Унжи зиждет,

обитель братии воздвижет,

Господу угодив доволно,

аггелы веселыя в месте горне.

От нас, память творящих его,

моли Бога прославлшаго того,

недуги душ и телес отъяти,

егоже судит жизнь подати.

«НЕБО РАДУЕТСЯ СОГЛАСНО...»{28}

Небо радуется согласно,

воздух же да светится ясно,

блистая, сияя всебогатно.

Разверзи облаки темныя,

вожзи, солнце, лучи светлыя.

Ибо приспе день торжественный,

светел праздник и божественный,

немощным, скорбящим вселюбезныи,

архиерея всемирнаго

святителя превеликаго,

Ко Богу тепла заступника,

прескораго всем помощника,

в печалех, во бедах пособника,

достойно соблюдшаго звание,

ко всем любовное тщание.

Отца святаго Николая,

единаго днесь ходатая

любезно, прекрасно похваляя.

Услышавше, вси приидите,

о людие, праздник почтите.

Любовно со мною творяще,

весело молбу приносяще,

от скорбей и от бед вси просяще

явственнаго избавления,

рук вражеских восхлащения[192].

Архаггельскому подобнику,

архиерею праведнику,

святому, благому и постнику,

священному вси Николаю,

благосердому ходатаю.

Юноши и девы, зовите

юнаго избавлшему рцыте,

священяе, блаженне возгласите,

якоже воинов избави

и наш живот в мире пробави[193],

Паки яко корабль управи

и нашея жизни устави

смутныя, бурныя вся престави,

аду же волны подобныя,

лютыя и неудобныя.

Грубых низложи шатания,

еллин утоли смущения,

ревности, лютости прещения

мятежи враждебных отжени[194],

Ариа якоже посрами.

На мою молбу преклонися,

скверных ми уст не отвратися,

торжество поющу умилися

работы отреши вражия,

огнем впери любве Божия.

И вся молитвами си спаси,

твердо в злаце благом упаси,

ересей прещения угаси.

Любовным союз в благой мере

подаждь житие в правой вере.

Еже царствию нерушиму

честну же быти и храниму,

аггелы святыми огражденну,

лучами всегда осеняя

и мир и стадо сохраняя.

Отечество си яко сохрани,

болезни от мира отгони,

добрыми крилами си огради,

един бо еси толикаго

разума, блага великаго.

Животных[195] бо кто твоих словес,

аггелска языка и чюдес,

щедрости, милости твоих делес,

иже не насытитися всегда,

воеже бы жаждати когда.

Еще кий убо град не имать

любве твоея, с тем взывает

или весь и страна, еже приимает

конечнаго заступления,

о Бозе ти свобождения.

Всякая церковь вспевает

и вселенная возвещает,

делеса, чюдеса похваляет,

вси гради обогатишася,

чюдеса ти освятишася.

Тем убо и мене поюща,

в торжестве твоем празднующа,

сохрани и спаси ликующа

от печалей неначаемых

и мук онде[196] некончаемых.

«ФЕОДОР, СЛАВНЫЙ ВОЕВОДА...»{29}

Феодор, славный воевода,

добрый стратилат верна рода,

лепаго, благаго, избраннаго

царя подаде соименна,

Феодора нам благоверна.

Единаго нам примиряя,

ангел Владыку умоляя,

тайными моленми и явными,

авраамских дел был исполнен,

его и дара бысть сподоблен.

О нашем благом промышляя,

здравием царя окружая,

седмкратно, богатно, многократно

разум подая премудрости

от Бога всея пречюдности.

Днесь же и всем нам простирает,

алчющим правды представляет

тысящьми многими преболшими

ядий различных исполненну

добрых трапезу наполненну,

Обильну делес пречюдесных,

щедрости всея исполненны

сточислнна, безчислна, многовидна,

того любящим преблагая

облобызати дела тая.

Разума бо исполн и мудрости,

изящен и храбр от юности,

ограда преграда вертограда

Еллады всея показася,

ратник предобрый всеж позяася.

Аки от древле сущих явных,

щитоносец бе един славный,

светлыми, храбрыми победами,

занеже и вскоре прославися,

абие епарх поставися.

Величайшаго суща прочих,

аки избранна паче болшых,

многими славными изрядствами

оного града Ираклии,

унша и славна во Еллии.

Оборонитель и владетель,

егоже избра благодетель

десною рукою си святою,

иже и пасе благочестно,

соблюд от навет неповредно.

Сего не терпя враждотворец

тмы отец, верных ратоборец,

яряся и зляся, гневаяся,

мрачен облак на нь воставляет,

еже мучити воздвизает.

Христова ради благоверства,

уловлша иных от зловерства,

томиша, мучиша, изьязвиша,

еже и доблий, всеусердно

раны претерпе вселюбезный.

Великая и премногая,

мук томления прегоркая

шелыги[197], вериги, ины многи

неслышанная и от века

даже и до дне сего лета.

Агнца подража в терпение,

о нас подъемша мучение,

ста горких для горних, терпя скорбных,

нужяу смерть стражда, похваляше,

на кресте Бога прославляше.

Ликовнии, о сих прииидите,

лепотне память и почтите

во гласех, тимпанех и кимвалех,

аггельским царем явленнаго,

апостол венцем почтеннаго.

Яко воина прекрепкаго,

явленно врага побеждшаго,

осмый век, благий свет получиша,

гласно воспоем вси поюще,

глагол «радуйся» днесь зовуще.

Юродов врагов победивый,

юнеющу любовь явивый,

день от дне изрядне безпрестанне

общему твари вси Владыце

от негоже почтен святых в лице.

Умнаго света наслаждаем,

богатных щедрот насыщаем

изрядне и явне, немерцанне

Господа славы всегда моли

и спасай царя Росския земли,

Честное имя ти имуща,

единонравна в делех суща,

услади, возведи, сам совзыди,

ратники пред ним покаряя,

неверных в землю низлагая.

Единаго сам самодержца

царя всем яви и обдержца[198],

никого иного, токмо сего

государя царя, нас христиан

ему даждь племя и агарян.

Руку его на вся вознеси,

молитвою ти с царством спаси,

явленна, любезна, многолетна,

аки свет мира в вечна лета

наследна в Бозе святых света.

<ЭПИТАФИИ ПАТРИАРХУ НИКОНУ>{30}

1

Аще кто любит милость Бога к земным знати,

кий дар благим дает, се изволи читати.

Зде пришед, о лежащем сем во гробе внимай,

суща в мире вся како той остави, познай.

Горних ищай, родитель весма отречеся,

братства Анзер при море монахом причтеся,[199]

Един в Кожеозерской немало пустыни,[200]

от печали удален, живяше во святыни,

Рвы[201] врага и вся сети удобь[202] прохождаше,

хранити братство ради тех принужден бяше.

Манием дивным даде ему стражу стада,

постави Бог пастыря всего си ограда,

Архиерея России всей преименита,

и отца святейша, всем концем знаменита,

Никона патриарха, неверным всем страшна,

слогов правых, дел веры снискателя ясна.

Вся добре шесть лет с царем в совете исправлша,

узре враг того от многих бед лютых воставлша,

Подвиже в началных[203] и менших зависть дерзку;

реть[204] ту зря, он в обитель сходит Воскресенску,[205]

Абие зиждет во образ иерусалимский

Воскресшаго велий храм, яко палестинский,

Место всех страстей Спаса и Гроба святаго,

у тех же найдение и Креста честнаго,

Яко да видя тоя, присно поминаем,

сыновство, имже прияхом, да не забываем.

Тоя зря, диявол от злобы не престает,

огнь себе подгнещая[206], того изгоняет

От места сего, в немже поживе девять годов,

любезний, совершая подвиг многих трудов.

Тщателно во изгнании живот си проводи,

в лето пятонадесять того Бог возврати,

Царя егда воздвиже к тому благосерда

Феодора и ко всей церкви милосерда;

Алексиеви царю похвалу и славу

чадо благо отчю честь сотворше в сем праву

Самодержца великих царств тако преславна,

всеа России владыку яко преизрядна,

Егоже в милости от уз скорби бысть свободен,

в воли Бога преставися леты си доволен.

Положися и во гроб царскими рукама,

спричтен архиереом паки того ж устнама,

И елико в памяти творится всем явно,

седмь тысящ сто осмдесять девятаго славно,

Стократно воздающа дар Бога подражая,

сто девять десять агнь оставляя,

Августа в двадесятый з шестым за сим прииде,

господственне положи, яко той отиде,

Христу в надежде оставив земна, к нему же мы,

моляся, зовем: «Покой дух его с святыми!»

2

Господень образ зде есть и Плакидов,[207]

ту лежит в терпении вторый Иов,

Един познася Божия любви днесь

показание неложное нам весь.

Рода не спехом явися святитель,

Божиим судом сей бысть всем правитель.

Мног в потех подъем труд тяжка бед вкуса,

не прият отнюдь противна[208] искуса.

Аки столп камен или крепкий от древ

стояше твердо, яко в небо доспев,

Никон, отец и молебник наш к Богу,

приведий в благость человек часть многу.

Никон любезный и пастырь бе всех нас,

сего вознесе и паки царский глас,

Аки Даниила от рова печали,[209]

в нюже до смерти того бяху вдали.

Пресече святый царь предбывшихе дело,

являя свое во благости цело,

Изрядный Божий дар тезоименит,

Феодор,[210] в любви к Богу не отменить.

Сам принес в место, еже яви творец,

полож, целя вред, иже подъя отец.

Аще и не узре, яко хоте, жива,

но той молит за царя благочестива.

АРХИМАНДРИТ НИКАНОР{31}

<ЭПИТАФИЯ АРХИМАНДРИТУ ГЕРМАНУ>{32}

Нынешняго сто девяносто перваго

одиннадцатаго декабря дневнаго

Изначала степени шестоизбранный,

рачитель писания хитроученый

Ко Господу отыде в покой вечный,

храня закон Божий и отечный,

Архимандрит Герман обители сея

Никоном си всесвятейшим иерархом,

Московским и всея России патриархом.

Он бяше ученик его бывый присный,

аз же есмь овчато обще, многогрешный.

Рану на всех жалости оставя, скончася,

На месте сем тело его земле предася.

Пас церковное стадо год и девять месец,

дая образ всемь, имже бе присный отец.

Изрядная сочини псалмопения,

разумностию та и расположения,

Сложно писание над гробом положи,

известно о бытии отчи сотвори.

Аз же, любовь его к себе поминая,

таково подписание сочиняя,

Любящим прочитать сие положи,

аще кто разум имать, ино зримое лутше изложи.

ПРОТОПОП АВВАКУМ{33}

ВОПЛЬ КО ГОСПОДУ

Послушай мене, Боже, послушай мене,

Царю небесный, свет, послушай меня!

Да не возвратится вспять ни един от них,

И гроб им там устроиши всем!

Приложи им зла, Господи, приложи

И погибель им наведи,

Да не збудется пророчество дьявольское.

ХВАЛА О ЦЕРКВИ

Се еси добра, прекрасная моя,

Се еси добра, любимая моя.

Очи твои горят, яко пламень огня,

Зубы твои белы паче млека,

Зрак лица твоего паче солнечных лучь,

И вся в красоте сияеш, яко день в силе своей.

СТИХ О ДУШЕ

О душе моя, что за воля твоя?

Иже ты сама в такой далней пустыни

Яко бездомная ныне ся скитаешь,

И с зверми дивими[211] житие свое имеешь,

И в нищете без милости сама себе изнуряешь,

Жаждею и гладом люте ныне умираешь.

Почто создания Божия со благодарением не приимаеши?

Али ты власти от Бога не имееш

Доступити сладости века сего и телесныя радости?

СИМЕОН ПОЛОЦКИЙ{34}

СТИХИ УТЕШНЫЙ К ЛИЦУ ЕДИНОМУ{35}

Кто хощет людей на свете познати,

Изволь о умных меж вопрошати.

Сам я не дурак, да блюдусь сказати,

Чтоб мене в верх[212] не схотели взяти.

Видите мене, как я муж отраден,

Возрастом велик и умом изряден?

Кто ся со мною может поровнати,

Разве из мертвых Голиафу встати?

Ума излишком, аж негде девати, —

Купи, хто хочет, а я рад продати.

Вся глава умом велми ся наткала[213],

А мозгу мало что места не стало;

Временем сквозь нос разум вытекает,

Да Семен умен — языком приймает.

А сколько силы — не мощно сказати:

Лва на бумаге мощно мне раздрати,

Другий то Сампсон,[214] да нет с ким побиться:

Кого вызову — всяк мене боится.

Да кто с богатиром бороться посмеет:

Мечем, писталми[215] — все Семен умеет.

Мнози видают, как силно борюся,

Когда с рубашки в вечер раздегнуся,

Не один недруг тогда погибает,

А кровь от ногтей и в очи плискает.

По такой битве рад я спочиваю

На мяккой лавке так трудов збываю.

Все мне по мысли, одно то в печали,

Что злые люде жениться не дали.

Зависть проклята! Где мене полюбят,

Там злые люде тот час мя разгудят,

Кто таков, как я, — да щастя не многа.

Ожените мя, молю вас для Бога!

Ручайте! Есть с чим — молодец дороден,

Есть што есть и пить и велми заводен[216].

А про богатство хвалиться не смею,

Чтоб вор не окрал. А стану дарити,

Кто мя изволит скоро оженити.

И буду ему праведно служити:

Хлеб дармо[217] ести и вино добре пити.

ВЕРТОГРАД МНОГОЦВЕТНЫЙ{36}

ползы ради душевныя православных христиан, Божиим наставлением и пособием, а трудоположением многогрешнаго во иеромонасех Симеона Полоцкаго утяжанный[218] и насажденный в лето от создания мира 7186, а от Рождества еже по плоти Бога Слова 1678, совершися аугуста в ... день.

АКАДЕМИЯ

Платон философии идеже учаше,

Академия то ся место нарицаше.

Трус[219] земли тамо часто обыче бывати,

учившымся мудрости страх мног содевати,

Имже они к мудрости себе устрояху[220],

якоже учителем заповедь прияху.

АЛЕКСАНДР

1

Александр Макидонский елма[221] услышаше

многи миры вне сего быти, воздыхаше:

«Горе ми есть, — глаголя, — яко ни едина

доселе сотворих мя мира господина!»

Земный о земных плака, нам же подобает,

да о Небесном мире сердце воздыхает,

Яко в нем обители душам не стяжахом,

яже многи в небеси от Христа познахом.

Небесный он человек, темже[222] нам о небе

возвестил есть, амо[223] же достизати[224] требе.

2

Александр Леонида в нравех подражаше,[225]

егоже учителя в детстве си имяше.

И хождение[226] его того подобися

ступанию; никогда того отлучися.

Нрави же злии бяху. Отсюду да знаем,

како чада пестуны[227] злые развращаем.

АВГУСТ

1

Октавиан Августь в Риме кесарь бяше,

шед ко Аполлону лжебогу, прошаше:

Кто по нем на престоле имать наступити[228]

и скиптра держатель хощет в Риме быти?

Лжебог же словесе не даде едина,

а кесарь молит: «Есть кая того вина?»

Он же даде ответ: «Не могу вещати,

противу малому отроку стояти.

Отрок мя еврейский, Бог сам пребогатый,

правитель отселе велит уступати.

И во ад плачевный нудит отходити,

и ты молчя тщися отселе отити».

Он убо возвращея, жертвенник создал есть

первородну Богу, напис[229] тому дал есть.

Бысть же сие, егда Христос Бог родися,

от Бога истинна лжебог обличися.

2

Августа кесаря людие любяху,

в число написати богов и хотяху.

Но явися ему, близ солнца стоящи,

в крузе злате Дева, Младенца держащи.[230]

И та есть жертвенник во пресветлом небе;

нача помышляти оттоле сам в себе,

Яко болей[231] его той Младенец бяше,

егоже та Дева на руках держаше.

Абие возбрани себе нарицати

Господа, дондеже в мире обитати.

Бысть и сие, елма Христос Бог родися,

се поганым приход его возвестися.

3

Август преславный тогда царствоваше,

егда Христос Бог, спасение наше,

Изволил телом в мире ся родити,

еже бы люди своя искупити.

Сей божественных дел рачитель бяше,

с прилежанием тех испытоваше.

Слыша же, яко книги в мире бяху,

яже Сивиллы мудрыя писаху,[232]

Тех по всем странам велел есть искати,

велику цену злата за ня дати.

Сивиллы паки девы чисты бяху,

дар пророчества от Бога прияху,

Многия тайны веры написаша,

яко един есть Бог в мире, сказаша,

И яко хоте Бог человек быти,

от Девы чисты телом ся родити.

О волной страсти его прописаху

и смерть лютую писмены предаху[233],

И яко хощет вселенней судити, —

то даде им Бог мирови вестити.

И многи ины составы писаху

нашея веры, яже Богом знаху.

Сицевы книги Август си стяжал есть,

с прилежанием оны прочитал есть,

Из нихже изчерп, яко хощет быти

Царь новый в мире, с Девы ся родити.

Образ[234] оному изрядный создаше,

сый в нечестии, Христа почиташе,

Надписав сице: «Первородна Бога

жертвенник сей есть». Честь се Христу многа

От царя, веры правыя не знавша,

но в службе идол скверных пребывавша.

Возбудися же той образ ставити

знаменем, еже сподобися зрети:

Возвед он очи на небесну страну,

зрит на воздусе Деву преизбранну,

Лучесы солнца предивне светящу,

во объятии Младенца держащу.

Ту сразумел есть того Царя быти,

иже от Девы име ся родити.

Сице движеся образ соружити,

от Бога данну честь царю творити.

Сей же царь Август Аполлона чтяше,

идола скверна, и за бога знаше.

Отцем и своим выну нарицал есть,

храм ему в своей полате создал есть.

В некое время тому поклонися,

да будущая скажет, помолися.

А демон, иже в идоле живяше,

силою Бога нудим, ответ даше:

«Детищь[235] еврейский — Бог, богов правитель,

манием[236] своим бысть ми повелитель, —

Из места сего днесь ми уступити

и во ад мрачный возврат сотворити.

Ты же отселе молча да идеши,

ответов моих не к тому[237] возмеши».

То царь услышав, силе удивися

детища, иже от еврей родися.

Обаче веры правы не прияше,

в идолстей службе жизни конец взяше.

Пятьдесят шесть лет царство содержаше,

паче всех царей римских блажен бяше.

Восток и Запад, паче вся вселенна

его началству бяше покоренна.

Мир во дни его толик даровася,

колик от всех век едва в мире знася.

Се же бысть, яко царь мира хотяше,

в царствие его спасение наше

Строити в мире, Христос наш Спаситель,

рода нашего падша Возставитель.

Мир бысть, да слово его разширится

и сила чюдес везде прославится,

Да тако роди вси к Богу влекутся,

во нь[238] веровавше, душевно спасутся.

Ибо в дни мира удобно ходити

и слово благо мирови вестити;

И людем спона[239] к слову не бывает,

егда мир сладкий в мире пребывает.

БДЕНИЕ

Полезно выну бдети, не много же спати,

ибо силен сон делом злым пищы даяти.

БЕЗКАЗАНИЕ

Иже[240] злобы злобником без казни[241] прощает,

сам есть тать ли разбойник, яко попущает,

И зело люте Богом сужден имать быти,

яко мог — не хотяше злобы истребити.

<ИЗ ЦИКЛА «БЕСЕДА»>

1

Юже[242] кто пищу во стомах[243] впущает,

тоя он воню усты отригает,

Тако что в сердце свое кто влагает,

о том словеса часто составляет.

2

Беседуя со други, да ся не хвалиши,

но о немощех твоих умно да тужиши.

БЛАГАЯ МИРА ПРЕЛЩАЮТ

Безгласну рыбу пища услаждает,

юже на уде[244] она похищает,

не знающи, что внутрь тоя таится,

бедная лстится.

Ибо абие рыбарь ю терзает,

удою тую к себе привлекает;

тако в болезни[245] бывает ловленна,

таже снеденна.

Подобный случай есть в мире живущих,

благая[246] его в блаженство имущих:

ибо егда та тщиво[247] собирают,

уду глощают.

Егда же о них сердцем веселятся,

в житейстем море с удою носятся,

еюже потом бывают влачими,

врагу ловими.

В то убо время светло[248] познавают,

како благая мира я[249] прелщают,

но уже несть леть[250] тогда пособити,

в снедь аду быти.

БЛАГОДЕНСТВИЕ

1

Благоденствие грешных безблаженно зело,

яко разрешает я согрешати смело.

2

В благоденствии не превозносися,

в злоключении терпелив явися.

БЛИЗОСТЬ

Близ царя еси? Честь ти сотворися,

но тощно вины всякия блюдися:

Ибо тяжко есть оттуду падати

и неудобно есть паки востати.

<ИЗ ЦИКЛА «БЛУД»>

Аще блуда гонзнути[251] желателно тебе,

времене же и места гонзати есть требе.

Ибо время и место и святых прелстиша,

светилники чистоты, увы, угасиша.

<ИЗ ЦИКЛА «БЛУДНИК»>

Краль Наварры Каруль всеблудно живяше,

тем тепла природна скоро лишен бяше,

Еже врачи ему хотяше целити,

судиша Карула в сукно впеленити,

Во водце горящей[252] добре моченное,

по хитрости врачев на то строенное.

Един убо от раб сукном обвиваше

и, яко велеша, на нем обшиваше.

Приключися нужда обрезанной быти,

еюже обвива сукно, овей нити.

Не случися же нож, свещу раб хитил[253] есть

и нить помяненну огнем запалил есть,

От нити же сукно, в водце моченное,

якоже молние бысть запаленное.

Вопль велий врачеве и вси сотвориша,

но горящу кралю ничто пособиша:

Згоре огнем, яко похотми горяше

чрез всю юность свою, а не угошаше.

<ИЗ ЦИКЛА «БОГ»>

Бог есть все, мы же всячески ничтоже,

он всеблаг, аз зол. Помилуй мя, Боже.

Ты добра бездна, аз же бездна злобы,

ищу милости твоея утробы.

Без нея несть леть мне спасенну быти,

благоутробне изволь мя щадити.

БОГ ЧТО ЕСТЬ

Что Бог? Не может человек сказати,

дабы естество его описати.

Неизреченный он ся нарицает.

яко всякое слово превыжшает.

Августин рече: «Уне[254] есть явити,

что Бог несть, неже что есть, известити.

Мыслим ли небо, землю, воздух, море

и вся сущая низу же и горе,

Яже зеница может созерцати,

всех тех не леть есть Богом нарицати.

Огнь, звезды, луна и солнце самое

несть Бог, аще есть и велми светлое.

Дуси горний, воинства премнога —

не Бог, но раби истиннаго Бога.

Что убо есть Бог? паки вопросиши.

Не вем сказати, вотще мя трудиши.

Око не виде, и ухо не слыша,

и в сердце, что Бог, помысли не быша.

Аще же сердце не може пояти,

язык никогда возможет сказати.

БОГ ВСЕВИДЕЦ

Муж страннолюбец в сию злобу впаде, —

близка соседа свинию украде.

Посем Христос Бог оному явися,

в нища власата, странна[255] претворися,

Желая[256] его умиленным гласом,

еже стриженным быти себе власом.

Страннолюбец же в любви и приял есть,

власы острищи сам ножицы взял есть.

Начен же стрищи, к заду главы прииде

и ту две оце[257] светле зело виде.

Страхом одержим, к странну глаголаше,

каково чюдо сие, — вопрошаше.

Странный мужь к нему милостивно рече:

«Знай мя ты быти Христа, человече,

Иже отвсюду тайны созерцаю,

зрением моим бездны проницаю;

Тема очима аз видех с небеси,

егда свинию ты чюжду крал еси

И где заключи в яме устроенней, —

вся ми суть вестна во всей стране земней».

Сия известив, не увидим бяше,

странноприимец о гресе ридаше.

Виждь, читателю, яко бденно око

Божие видит и что есть глубоко.

Темже и втайне зла да не твориши,

завет Господень выну да храниши.

<ИЗ ЦИКЛА «БОГАТСТВО»>

Еллином богатств бог бе, нареченный Плутон.

Аз его именую: воистинну плут он,

Плутаеть бо излиха и зело вплетает

в сети диаволския, яже уловляеть.

Хрома же писааху, егда в дом вхождаше,

а крилата, оттуду елма исхождаше,

Знаменати хотяще косно стяжание[258]

богатств быти, скоро же тех изчезание;

Яко зело медленно стяжанна бывают,

а многажды в един час вконец исчезают.

Аще же и послужат до кончины кому,

но по смерти нужда есть лишити иному.

БОГАТЫЙ

Земля, злата и сребра жилы держащая,

не обыче та быти плодоносящая.

Точне[259], иже богати сокровищем многим,

неплодии суть Богови и людем убогим.

БОГАТЫХ ОБЫЧАЙ

Богатым есть обычай щедро раздаяти

сребро тым, иже ведят кощунства[260] деяти,

И на суеты мира. А где подобает

в ползу нуждную дати, богачь скуп бывает.

ВДОВСТВО

Закон естества[261] вдову поучает,

да ся от сластей всяких удаляет.

А в благодати мертва та зовется

вдовица, яже сластно питается:

Сласть бо грех родит, иже умерщвляет

душу; тако смерть душевна бывает.

Вредно есть вдове много раб имети,

часто на тыя весело смотрети;

Наипаче иже красно устроени,

брад не имуще, власы утрефлени[262]:

Лица их стрелы во сердце пущают,

неопасную[263] вдову уязвляют.

И девы красны, яже живут с нею,

дух красотою лстят ея своею.

Елма бо оны женихов желают,

между собою дерзостно играют, —

О тех их песни, о тех всяко слово,

а вдовы сердце любити готово.

Срам возбраняет любве изъявляти,

а в персех пламен — нужда есть страдати.

Аще девицу в супружество дает,

сама во тайне месте воздыхает;

Не реку, — плачет, тако бо явится

слезами, еже во сердци таится.

Глаголет вдова: «Мужа не желаю,

до смерти тако уже пребываю»;

Но не есть твердо сие ея слово,

сердце жениха любити готово.

Славится[264] токмо, да во чести будет,

но сей цвет славы не долго пребудет.

Егда бо жених лепый проявится,

абие ему в область[265] поручится,

Повержет вдовство, водит быти мати,

неже едина в ложи почивати.

Сия о юных вдовах провещаю,

о старых ино слово помышляю.

Обаче может и во юных быти,

яже до смерти хощет в вдовстве жити;

Сицевой велми блюстися есть требе,

зазора[266] в людех да не стяжет. себе.

Едва бо не вси обыкли зазрети

хотящей выну без мужа седети;

Что яст и пиет, камо, како ходит,

зрят и с коими лицы дружбу водить;

Мало от чина, то вси осуждают

и что не бяше миру оглашают.

Темже, о вдово, всесохранна буди

от дел таковых, яже блазнят[267] люди.

Не имей раба красна пред тобою,

ни в красну ризу одежди[268] плоть твою;

В доме ти пиров да не сотвориши

и на чуждыя да не участиши;

Гусли ушию да не услаждают,

очы на землю твои да смотряют;

Ягодиц[269] твоих да не румяниши,

бровей не черни, лица не белиши, —

Вся бо сия суть страсти буждение,

наводящая всех осуждение.

Аще начнеши вина довле[270] пити,

трудно можеши чистоту хранити; —

Вино бо мужы святыя прелщает

и девы в жены удобь претворяет.

Трезво, смиренно буди тебе жити,

аще хощеши в чистоте пребыти.

Блуднаго весма опасися ока,

да кроме[271] всяка живеши порока.

Молитва тебе выну подобает

и дело благо, еже рука знает.

Жилище твое яко церковь буди,

мало да видят по стогнам[272] тя люди;

Честныя вдовы тя да окружают,

девы чистыя ти да работают,

Да гнило слово от них не слышится,

но «слава Богу» всеми да гласится.

Тако в целости вдовство сохраниши,

за чистоту мзду в небе по лучший.

И у человек добре прослывеши,

правая вдова реченна будеши.

<ИЗ ЦИКЛА «ВИНО»>

Вино хвалити или хулити — не знаю,

яко в оном и ползу и вред созерцаю.

Полезно силам плоти, но вредныя страсти

возбуждает силою свойственный сласти.

Обаче дам суд сицев: добро мало пити,

тако бо здраво творит, а не весть вредити;

Сей Павел Тимофею здравый совет даше,[273]

тойже совет да хранит достоинство ваше.

<ИЗ ЦИКЛА «ВОЗДЕРЖАНИЕ»>

1

Воздержание аще безмерно храниши,

множицею души ти вред велий твориши:

Плоти бо изнемогшей ум не добр бывает, —

разсуждение в меру вся да устрояет.

2

Уне[274] есть мерно по вся дни вкушати,

нежели долго от пищ ся держати:

Пост бо безмерный силу истребляет,

дух уныния и печаль раждает.

ВРАЗИ ТРИ

Кийждо[275] человек врага си имеет,

иже пакости в пути ему деет:

мир, плоть и демон обычно стужают[276],

рай заключают.

Торжище[277] кратко, в пути беда многа,

нуждна[278] есть сладость Божия чертога.

Кто ж ту хищает, нужду деяй себе,

вселится в небе.

<ИЗ ЦИКЛА «ВРЕМЯ»>

1

Всяческое дело время устрояет,

безвремение же оно истребляет.

Добро есть во ино время глаголати,

во ино же лучше слово удержати.

2

Преступство, егда требе есть слова, молчати

и в молчания время слово разширяти.

3

Воин в потребно время мечь свой извлекает,

в таково же язык твой слово да вещает.

ГЛАС НАРОДА

Что наипаче от правды далеко бывает,

гласу народа мудрый муж то причитает.[279]

Яко что-либо народ обыче[280] хвалити,

то конечно достойно есть хулимо быти.

И что мыслить — суетно, а что поведает,

то никоея правды в себе заключает.

Еже гаждает[281] — дело то весма благое,

а еже ублажает — то бохма[282] есть злое.

В кратце, что-либо хвалит — то неправо в чести.

Мир сей непостоянный весь лежит в прелести.

Не веруй убо гласу общему народа,

ищи в деле правды человеча рода.

Слово ветр развевает, а кто тому верит,

безразсудно срамоты мзду себе возмерит.

<ИЗ ЦИКЛА «ГОРДОСТЬ»>

1

Говор[283] на воде вмале[284] исчезает,

гордый во мире тако погибает.[285]

2

Якоже вино пиюща прелщает,

подобны гордость мужа изумляет[286].

3

Гордии в небо очы возношают,

якоже демон высоты желают.

4

Пустынник некто чюдотворец бяше,[287]

но о святости горд быти начаше.

Усмотрев демон, в деву претворися

и, аки блудяй[288], к нему прилучися[289].

Нача со плачем онаго просити,

да во келию изволит пустити

Пренощевати, да не расторжется

зубами зверей дивых[290], но спасется.

Прояви милость пустынник блудящей,

именем Бога онаго просящей,

Впусти в келию. Оле люта врага!

Егда преступи предел храмна прага,

Нача беседу честную творити,

потом блудныя глаголы вносити,

Имиже разжже мужа пустыннаго,

иже сложи мысль до дела блуднаго

И нача себе к тому устрояти,

со заблуждшею блудодействовати.

Тогда диавол смех велий содея

и ко прелщенну глаголаше сия:

«Камо, монаше, уже ныне еси

непщевавый[291] тя жити на небеси?

Уже днесь даже сшел еси до ада,

идеже были не имать отрада».

То слышав, монах нача отпадати

надежды в Бозе, умысли бежати

В мир, и сотвори, еже смыслил бяше,

прочее[292] жизни во блуде живяше.

Оле, что гордость людем содевает!

Даже во адску бездну низревает.

Всяк убо ея верный да блюдется,

занеже с нею ни един спасется.

ГОСТЬ

1

Гостя чредит[293] радость

паче, неже сладость.

2

Аще косвенно[294] зриши,

зле ты гостя чредиши.

ГРАЖДАНСТВО

Како гражданство преблаго бывает,

гражданствующым знати подобает.

Разная седми мудрых суть мнения,[295]

но вся виновна граждан спасения.

Премудрый Виас даде слово свое,

гражданство быти преизрядно тое,

В немже закона, як царя, боятся

и царя, яко закона, страшатся.

Хилон блажит[296], где законов слушают,

велесловных же ритор[297] не глашают[298].

Клеопул паки той град похваляет,

где безчестия всяк ся устрашает

Гражданин паче закона самаго,

на преступники в книгах писаннаго.

Периандер же то славить гражданство,

в немже всем прочим, имущым равенство,

Добродетелми зовутся лучшая

и наричутся злобы вся хуждшая.

Питтак похвалу дает граду тому,

в немже началство не дается злому.

Фалес град блажит, где граждане мнози

ни пребогати, ни зело убози.

Солону град люб, в немже обид творцы

вся равно имут праведныя борцы,

Не токмо беду от них страдавшыя,

но ни едины тщеты[299] познавшыя;

Еще — идеже блазии[300] блажатся,

честь приемлюще, злии же казнятся;

Еще — и в немже граждане слушают

началных, — сии закон почитают.

Сия суть, яже крепят государства,

чинна и славна содевают царства.

ДЕНЬ И НОЩЬ[301]

1. ДЕННИЦА[302]

Темную нощь денница светла разсыпает,

красным сиянием си день в мир впровождает,

Нудит люди ко делу: ов в водах глубоких

рибствует[303], ов в пустынях лов деет[304] широких,

Иный что ино творить. Спяй же на день много

бедне, раздраноризно поживет убого.

2. ПОЛУДЕНЬ

Уже среде небесе солнце бег свой деет,

палит нивы, а скоты лучми зело греет,

Иже в сени при водах от трудов хладятся,

жнеци пищею и сном по трудех крепятся, —

Так естество отчески строить еже быти,

закон всем пишет вещем нуждный сохранити.

3. ВЕЧЕР

Як заря день вещает, так нощь вечер вводит,

в хлевину си скот идет, орач[305] в дом приходит,

Рало оставив, хлебом стомах укрепляет,

утружденныя силы пищми обновляет;

Таже сном сладким плоть си покоит стружденну, —

сон бо Богом дадеся в покой труду дневну.

4. НОЩЬ

Нощь мрачная тму страшну на землю наводит,

изветы часто, злобы и поводы[306] родит

В готовых на вся злая, что злый ум вмещает.

Обаче своя игры, утехи нощь знает;

Временем есть полезна; но мудр сый блюдется

тмы нощныя, день любит, да в ней не преткнется.

ДИАДИМА

Благоразумный некто, на царство избранный,

егда хотяше быти на то увенчанный,

Взем диадиму в руце, сице глаголаше:

«О честное увясло[307], крашение наше!

Честно ты паче еси, нежели блаженно,

ибо, аще бы то ким было разсужденно,

Кия скорби, печали и бедства по тебе

последуют, не взял бы тя из земли себе,

Оставил бы тя в персти земней истлевати

и перстом не хотел бы тебе ся касати».

ДИОГЕН

Диоген философ, егда умираше,

от друг обстоящих вопрошаем бяше,

Где изволить телу погребенну быти.

«Изволте мя, — рече, — в поли положити

На версе земленнем»[308]. Они отвещают:

«Тамо тело твое звери растерзают».

Он рече: «Палицу при мне положите».

Они: «Что ти есть в ней, друже нарочите[309]?

Не почюеши бо, сый души лишенный».

Он же: «Вскую[310] убо бываю смущенный:

Аще не почую, звери не досадят,

егда растерзавше тело мое снедят.

Где-либо хощете, тамо погребите,

мне во ин век с миром отити дадите».

ДОЛЖНИК БЕЗПЕЧАЛНЫЙ

Гражданин некто во Риме живяше,[311]

иже премного должен злата бяша,

обаче мирно век си проводил есть,

весело жил есть.

Концу пристигшу[312], иже вручьствоваху[313],

должнаго сребра судом поискаху.

Судия веле сущая ценити,

долги платити,

Все имение ни во что вменися[314]

противу злату, имже одолжися.

Тогда град римский почудися[315] зело,

что жил весело.

Август же кесарь веле одеяло

его купити, аще бяше мало.

Приглагола бо: «Благ сей покров бяше,

под нимже спаше

Толикий должник. Мощно и мне спати

под тем покровом, печали не знати».

Дворски[316] то рече, но печали знаше,

дондеже бяше.

ДОСТОИНСТВО

Детищем малым, не разсудным сущым,

близ гор высоких детски играющим,

Видится небо на горе лежати

и оверх ея солнце путь свершати.

Темже стремятся на ню восходити,

да бы близ солнца и небесе быти,

Еже бы персты оным ся касати,

каково небо есть и солнце знати.

Елма[317] же взидут на верх горы тоя,

суетны мысли видят быти своя, —

Ибо ту знают[318], яко ся прелстиша,

на горе небо егда быти мнеша.

Мысленне гора — всяко достоинство,

честь высокая и мироначалство;

Тех лишеннии, елма возглядают

на высоту их, умом помышляют,

Яко на них есть блаженство небесно,

душевное же купно и телесно,

И в чести сущих мнят в небеси быти,

яко аггелы безпечално жити.

Ризам их светлым, спире[319] раб дивятся,

красным полатам и пиром чюдятся[320],

Смотрят на славу и глаголют в себе:

«Ей, сии в мире живут, яко в небе.

О, кто бы нам дал на ту гору взити,

тако блаженным, яко они, быти!

Пожили быхом светли и весели,

якоже живут в небеси аггели».

К таким же мыслем дело прилагают,

на гору чести труды полагают,

Всякими средствы достигнути тщатся,

имением же и здравством томятся.

И елма тако взидут на верх ея,

постигнут хоти[321] сбытие своея,

В то время знают, яко ся прелстиша,

егда блаженство ту быти судиша.

Тогда искусят, что блаженни быша,

елма в юдоли мирно, лепо жиша.

Ту бо печали многи досаждают,

ту в своих скорбех людие стужают[322],

Ту многа бедства, зависти и ковы[323],

вражды и нужды, не объятны словы.

А болезнь равне тело грешно томит,

и смерть, яко ветр прежде древо ломит,

Еже на горе стоит вознесенно,

потом в юдоли еже есть смиренно.

Тогда бы ради возврат сотворили,

в юдоли паче, неже в верху жили;

Но человеческ срам я побеждает,

до конца в тузе[324] жити понуждает.

Кто-либо убо лишен еси чести,

не тщится ея высоты долезти.

Веру ми ими, уне[325] тако быти,

аще хощеши безскорбно пожити.

И спасенно же: ибо ничто тебе

препону деет, еже быти в небе.

О началных[326] же святый Златоусты

своими рещи изволил то усты[327]:

«Чюждуся[328], аще спасен может быти

кто от началных и на небо взити».

Аще же тако: Здравствуй, о начало,

несть ми с тобою дело ниже мало!

К небесней горе хощу аз творити

путь, дабы на ней во век веков жити.

<ИЗ ЦИКЛА «ДРУГ»>

1

Хощеши друга истиннаго знати,

послушай мало, имам ти сказати.

Друг есть, иже тя в гресех обличает

и злонравие твое обхуждает[329].

Друг есть, за очно тебе ублажаяй,

а в лице правду выну[330] ти вещаяй.

Друг, иже в нужде тебе помогает,

во день печали тщиво утешает.

Друг, иже за тя готовь изтрошати[331],

яже изволил Господь ему дати.

Друг, иже к благим делом увещает,

а в злых ни мало помощник бывает.

Друг, кто о благих твоих веселится,

о злых случаех купно печалится.

Друг, иже в скорби время не оставит

и неизменну любовь си проявить.

Сицева друга требе есть искати,

паче сокровищ богатых стяжати.

Стяжанного же истинно любити

и взаим добро оному творити.

2

Егда краснотеплыя весны дни сияют,

в то время ластовицы с нами пребывают:

Гнезда лепят на домех, сладко воспевают, —

зиме же приближшейся, от нас отлетают.

Точне[332] деют лжедрузи, ибо есть доколе

благо кому щастие, дружатся дотоле.

Блажат, служат, а егда щастие менится,

тогда лжедругов любы[333] к иным отвратится.

ДУШИ ЦЕНА

Хощеши ли твоея душы цену знати?

Христос за ню изволи кровь свою отдати.

ДЕВА

Срам честный[334] лице девы велми украшает,

егда та ничесоже не лепо дерзает.

Знамя же срама того знается оттуду,

аще очес не мещет сюду и онуду,

Но смиренно я держит низу низпущенны

постоянно, яки бы к земли пристроенны.

Паки, аще язык си держит за зубами,

а не разширяет ся тщетными словами;

Мало бо подобает девам глаголати,

много же к чистым словом ушы приклоняти.

ДЕЛАТИ

Алфонс краль арагонский неким обличися,

яко своима в деле рукама трудися.

Даде ответ краль мудрый: «Еда[335] Богом крали

и естеством не к делу руце восприяли?»

Научи сим ответом: царем не срам быти,

рукама дело честно своима робити.

ЕПИТАФИОН ПРЕПОДОБНОМУ ОТЦУ ЕПИФАНИЮ СЛАВИНИЦКОМУ, БОГОСЛОВУ И МНОГИХ ЯЗЫК МУЖУ ИСКУСНУ

Стани, путниче, зде и умилися,[336]

где Епифаний телом положися.

Иеромонах, богослов искусный,

честно поживый, днесь уже бездушный,

Душу бо вручил царствующу в небе,

идеже и ты строй жилище тебе.

Или сице

Зде Епифаний, муж исполнь мудрости,

иеромонах, спрята своя кости.

По честней жизни свято преставися,

ты, читателю, о нем помолися.

Или сице

В гробе сем кости Епифаний честный

положил своя, учитель известный,

Иеромонах. Ты за нь помолися,

а сам в путь той же присно готовися.

Или сице

Грядый человече, возри зде и стани,

идеже положен отец Епифаний.

Иерей, в монасех кроткий, мудрый, честный.

рцы: да водворит и Господь в рай небесный.

Или сице

Зде лежит честный отец Епифаний,

изследник правый Священных Писаний.

В многих языцех мнози его труди,

за что вечная память ему буди.

ЕПИТАФИОН ПРЕОСВЯЩЕННОМУ ПАВЛУ МИТРОПОЛИТУ САРСКОМУ И ПОДОНСКОМУ

Павел митрополит Сарский и Подонский,[337]

отходя с Египта мира в град Сионский,

В сем гробе остави честное си тело,

души подаждь, Боже, место всевесело.

Или сице

Павел митрополит зде преосвященный

многотрудным телом в гробе положенный.

Пастырь и учитель, страннолюбец велий,

душею да вселится во стране веселий.

Или сице

Павлу митрополиту Сарску и Подонску

даждь, Христе, со аггелы песнь пети сионску.

В семь гробе многотрудны мощи положившу,

Богу, Церкви и царству весь век свой изжившу.

Или сице

Зде лежит сирых отец и нищих питатель,

странных, книжных, церковных в дом свой призыватель.

Зде Павел митрополит положи си кости,

ты, Христе, всели душу в вечныя радости.

Или сице

Многотрудный зде Павел телом почивает,

митрополит бе саном, востания чает.

Странных, нищих, церковных и книжных чредитель[338],

за что да подаст ему пир в небе Спаситель.

ЕПИТАФИОН БЛАГОРОДНОМУ ГЕОРГИЮ ПЛАСКОВИЦКОМУ

Зри, како благородный в землю обращенный

Георгий Пласковицкий, в пути убиенный.

Зде плоть лежит, а душа к небеси желает.

рцы: вечна ему память, тебе упрашает.

Или сице

Грядый[339], помоли о мне милостива Бога,

да ми беззакония оставить премнога.

Георгий Пласковицкий, зде опочиваю.

ты чай гроба, аз уже востания чаю.

Или сице

Зде Пласковицкий Георгий ждет неба,

твоея молбы душы его треба.

Убит разбоем, тебе увещает:

живи опасно[340], татски[341] смерть хищает.

Или сице

Георгий Пласковицкий зде опочивает,

от разбойниц убиен, от тебе желает

Молитвы, читателю; «Кирие елейсон»[342]

рцы, а веждь, яко и тя смертный не минет сон.

ЕХИДНА

Ехидна, елма ся самцу совокупляет,

главу его, в уста вземши, огризает.

Но чада смерть отца матери отмщают,

ибо в чреве сущи, оно пригризают.

Тако в зачатии чад отец мертвится,

в рождении тех же зла мати губится.

ЕВАНГЕЛИСТИ

1

Род Христов по плоти Матфеем писася,

яко от Ессея в чине не прервася.

Имат же юношу себе прилученна,

сия есть честь, слава мужа божественна.

2

Марко благовестник глас нам провещает,

иже путь Господень строити вещает,

Глас вопиющаго во пустыни мира,[343]

темже при ногу си имееть два зверя.

3

Лука божественный имать тучна телца,

яко начать книгу от законна жреца,[344]

Иже в жертву Богу принесе кадила,[345]

егда во храме многа сияша кандила[346].

4

Орел выше всех птиц под небом летает,

тако Иоанн всех сверстник превыжшает.[347]

Ибо извести нам Слово божественно,

яко благоволи быти воплощенно.

ЖАБЫ ПОСЛУШЛИВЫЯ

Брать некий в обители смиренно живяше

и без прекословия началных слушаше.

Тамо близ бяше блато, во немже живяху

многи жабы и воплем своим досаждаху

Молящымся иноком. Такожде случися

жабам кричати, егда жертва приносися[348].

Началник, не претерпев, инока послаше,

да велить им молчати ему завещаше[349].

Се же рече смеяся, — а брат послушливый,

в правду посланна себе быти помысливый,

Иде к жабам и рече: «Именем Христовым

завещаю вам, жабы, не быти таковым.

Престаните отселе досадно[350] кричати!»

Оттоле гласа тамо жаб не бе слышати.

Ныне же человеци во церкви стояще,

молбы си при безкровной жертве приносяще,

Многим глаголанием досады[351] творяют;

речеши ли молчати — никако слушают,

Еще огорчившеся[352] хулят иерея,

обличения злобы не любят своея.

Наипаче щекочут язычныя[353] бабы,

досаждающе паче, неже овы жабы.

Тщитеся убо, бабы, жабы подражати,

во время жертв духовных глас свой удержати!

ЖАТВА

На ниве мира сего демон — севбы[354] жатель,

Бог же токмо оставших класов собиратель,

Ихже не може демон серпом си заяти[355],

тыя Бог благоволит в гумно си взимати.

ЖЕЛАНИЕ ДВИЖЕТСЯ ЧИМ

Зелену лву траву аще появиши,

алчбы во сирищи[356] его не взбудиши,

Яко по естеству к траве не сложися,

но мяса зверь лютый ясти научися.

Противне[357] чрез мясо, телцу предложенно,

алкание в чреве не будет рожденно,

Яко не обыче он мяса снедати,

но травою токмо чрево си питати.

Сице плотским людем глагол о небесных

несть в сладость, но слово сладко от телесных.

Духовну же мужу мерзка телесная,

желание родят, яже небесная.

<ИЗ ЦИКЛА «ЖЕНА»>

Нин царь Семирамиду толико любяше

подложницу[358], якоже сам оней служаше.

Та, видяши плененна царя себе быти,

рече к нему: «О царю, хощу тя просити

О вещь едину, токмо не могу дерзати,

дабы отречением[359] срама не прияти».

Царь рече: «О царице любезная зело,

ничто ти отреку[360] аз, извести ми смело».

Она лстивыя речи нача глаголати,

ласканием царское сердце умягчати:

«О царю прелюбезный, аще мя любиши,

едино прошение да ми исполниши.

Имам злата и сребра излише от тебе

и самаго ты еси мне поручил себе,

Едины токмо вещы лишенна тобою,

но, молю, ты мя тоя сподоби собою.

Желание ми в сердцы по вся дни стужает[361]

и возвеселитися право мне не дает;

Хотение мя томит, да мя ты почтиши

и поне[362] на един день царство да вручиши.

Да аз изиду яве царски украшенна

и от всех, якоже ты, да буду почтенна;

Веления моего вси да послушают,

слово абие делом вси да совершают».

Царь, слышав, разсмеяся и рече си слово:

«О любезная жено, сие ти готово».

И абие повеле миру возвестити,

яко царь хощет жену свою воцарити.

И назнаменова день, в онже быти делу,

тако Семирамиду сотвори веселу.

Приближившу ся тому дни, царь завещает,

да всяк Семирамиды гласа послушает;

И аще бы кто дерзнул не послушен быти,

того, якоже врага, смертию казнити.

Приде день нареченный, место сготовася,

безчисленно множество народа собрася;

Изводится царица, честно посадися,

в царская облеченна, народу явися:

Вси ей поклонение, аки царю, даша

и приветство пречестно оней глаголаша.

Она повеления различна творила,

яко власть имущая, винныя[363] судила.

Что-либо велела есть, во всем послушаху

и слово ея делом абие творяху.

По многих велениих — оле что дерзает! —

царя Нина связати воем завещает[364].

Сотвориша то скоро, потом представити

себе[365] повелела есть и обезглавити.

Послушливии раби слово сотвориша,

царя своего царства и жизни лишиша.

Тако зла подложница любовь возмездила,

воцаривша ю царя смертию казнила

И сама на престоле царстем утвердися.

Коварству злыя жены, читаяй[366], дивися

И веждь, яко несть злоба под солнцем лютшая,

по сведетелству мудрых, яко жена злая.

ЖЕНА ЗЛАЯ

Змий ядовитый тело усекает,

а жена злая душу убивает.

Тем[367] некто рече, муж добре учены,

яко несть злоба, яко злоба жены.

Ин же: Уне есть со лвом обитати,

неже с женою злою пребывати.

Та бо мужеви зело досаждает,

а лев за пищу покорен бывает.

Питай злу жену снедми всесладкими,

она ти воздаст кознми всегоркими.

За мед яд она уготует тебе,

никогда жене злой верити требе.

Тоя злы нравы демон добре знает,

тем ю на прелесть[368] он употребляет.

Где изнеможет сам демон прелстити,

тамо женищу злу тщится пустити.

Евва и не зла во Едеме бяше,

а что чрез ону демон содеяше?

Коль паче много зла чрез злыя деет,

мой известити язык не умеет.

Иову, егда чада враг побил есть,

не добру жену на зло оставил есть,

Да может того прелстити женою,

емуже не бе доволен собою,

Да непозыбна[369] всякими тщетами

лестными жены позыблет словами.

Но иже Богом крепким утвердися,

и тоя словом недвижим явися.

О злая буря на Иова бяше,

егда и жена на злая прелщаше!

Токмо укрепи и десница Бога,

яко творяше дела блага многа.

Точне Иосиф во зле бедстве бяше,

елма госпожа онаго прелщаше,

Да соизволить скверно с нею быти,

похоти ея блудом угодити,

И аще Господь его не хранил бы,

всячески красный юноша блудил бы.

И ини мнози от жен погибоша,

или блудиша, или в гроб падоша.

Сампсон женою пресилныи прелстися,

связан и врагом дан, обезочися[370].

И Соломона жены злы прелстиша,

от Бога жива к идолом свратиша.

Иоанн святый живота лишенный,

Ирод осуди, женою прелщенный.

И елма Христос, спасение наше,

чрез страсти своя и смерть содеваше,

Чрез Пилатову тщася демон жену

действию тому быти оставленну.

Во сне ей страхи и беды творил есть,

да бы таинство препяти, мыслил есть,

Еже бы Христу за ны страдати,

а спасения нам бы не прияти.

Всячески убо злы жены хранися,

яко ко огню, к ней не приближися,

Ибо конечно[371] имать опалити,

аще близ ея хощеши пожити.

Змий издалеча никого язвляет,

разве аще ся телу прикасает,

А злая жена, далече седящи,

может убити, токмо оком зрящи.

Глас ея — стрела, ядом напоенна,

еюже душа бывает мерщвленна.

Тем хотяй смерти от нея не знати

да опасется жен злобных и знати.

ЖЕН БЛИЗОСТЬ

1

Соль из воды родится, а егда сближится

к воде, абие в воду сама растопится.

Тако муж сый от жены, к жене приближенный,

зело скоро бывает ею растопленный

От крепости во мягкость, мужества забудет,

яко едина от жен во слабости будет.

2

Железо каменеви егда приразится,

огнь с того, а не вода действия родится.

Тако аще муж жене будет приближенны,

не вода слез — похоти огнь будет рожденны.

3

Честный муж честней да ся не сближает

жене: тако бо честность исчезает.

Ибо лен с огнем не может терпети,

нужда сгорети.

Друг другу лен есть, огнь взаим бывает,

демон углие плоти разжизает,

да пожар душам обою сотворить,

грехом уморит.

4

Хотяй чистоту свою сохранити,

должен есть с полом противным не жити,

сожитие бо похоть возбуждает,

девства лишает.

ЖЕНИТВА

1

Фороней, царь великий, егда умираше,

брату си Леонтию сице глаголаше:

«Совершенно прежих бых дни моя блаженны,

аще бых в супружество не приимал жены».

Брат вопроси: «Что тако?» Царь же отвещает:

«Кождо жену имеяй, вину[372] того знает».

2

Человек, иже мудрость от Бога прияше,

о нейже во юности труды полагаше,

Аще восхощет жену в супружество взяти,

нужду имать мудрости тщету восприяти, —

Ибо не будет мощно с книгами седети,

удалить от них жена, удалят и дети.

Епикур, аще лютый сластолюбец бяше,

обаче женитися мудрым возбраняше.

И Феофраст в книзе си того возбраняет,

препятие мудрости женитву вещает.

Ей, не удобно книги доволно читати

и хотение жены в доме исполняти!

А коль многи потребы жена вымышляет,

кождо оженивыйся совершенно знает.

Ризы драгоценныя, бисери и злато

промышляй, супружниче, да имать богато.

Одеяния нова часто вымышляет,

на своя угодия[373] весь дом истощает,

Рабынь хощет имети много украшенных,

в колесницах яздити драго позлащенных, —

Раби да последуют, вси да почитают,

камо ли двигается, да ю провождают.

А утружденну мужу не даст обнощь[374] спати,

в ложи обыче ему о нуждах стужати[375]:

Ту жалостне глаголет, мужа укоряет,

аки о ней не добре в нуждах промышляет.

Инех мужей во образ[376] супруги приводить:

«Се она красней мене одеянна ходит,

Ову же вси людие зело почитают,

а мене, за тобою сущыя, не знают».

К сим ревнивая жена обыче стужати:

«Что ты на ону жену любиши смотряти

И что со рабынею ты глаголал еси?

Где был еси в гостине[377], то ми да повеси»[378].

Из торжища грядуща гневно вопрошает:

«Что принесл еси?» — Аще ни, то люте лает.

В гости аще пустиши, то обыкнет пити;

аще же не пустиши, не хощет и жити:

«Увы ми! — возопиет. — Коль есмь не блаженна

за злым мужем, от добрых другин[379] отлученна!»

Сия и подобная досадно страдати,

а злыя изменити несть леть и продати.

Аще поймется[380] нища, — в питании скудность;

аще богата, — нравы претерпети трудность.

Хощет бо, да на ону выну светло зриши,

красоту лица ея и нравы хвалиши.

Аще на ину когда возрети случится,

то, аки презренная, велми оскорбится.

Честным именем выну хощет звана быти

и праздник именинный на всяк год хранити,

Да о здравии ея весело пиеши

и наследницу богатств ону содееши,

Да желаеши оней по тебе остати,

и все имение твое во область[381] прияти.

Хощет, да отца ея и рабыню чтиши,

а кормилице ея и дары носиши;

Кого-либо возлюбить, и ты да любиши,

по хотению ея присно да ходиши.

Аще дом ей вручиши, за нос возмет тебе,

аще же не вручиши, мнит презрену себе.

И тако к ненависти тебе обратится,

весь твой дом возмутити свары[382] устремится;

Аще не потщишися скоро примирити,

дерзнет о смерти твоей промысл сотворити.

Аще ризами ону светло украсиши,

многих очи на ея лице обратиши,

И она разгордеет[383]: ту бедство творится,

чистота ея в скверну да не претворится.

Аще же красны ризы жене отречеши[384],

ропот, свар и котору[385] ея понесеши.

Негли[386] же потщишися ону соблюдати,

не устрежеши, аще хощет ины знати;

Не верный чистоты стражь свое на ню око

впустит и чрез забрало, хотя есть высоко.

Не соблюдеши, аще сама не блюдется;

ейже леть, но не хощет, — чиста та зовется;

Красна ли: то многими любима бывает,

не лепа ли: то сама лепых лиц желает.

Любиму же от многих трудно сохранити,

а никому годныя не удобь любити, —

Обаче скорбь меншая нелепу имети,

неже лепыя нравы срамныя терпети.

Велие бедство тамо, где мнози желают

и различными кознми жену оболщают;

Не леть есть во целости той стене стояти,

на нюже тщатся от всех стран наветовати.

Суть и ина многая в супружестве злая,

яже ты, человече мудрый, добре зная.

На покойное место ко книгам склонися,

кроме[387] бед супружества век твой жити тщися.

ЖИВОПИСАНИЕ

Бе живописец добре изученный

в Роде, именем Протоген реченный.

Сей рябку[388] тако живо написаше,

да же к ней живых множество леташе.

Инде змий тако живописан бяше,

якоже в птенцех пение держаше,

Иже Лепиду не даяху спати;

змий за то страхом не дал им пискати.

На Клавдиеве феатре прелщаху

род вранов окна, яже от вап бяху[389],

Непщующе[390] бо праведная быти,

тщахуся теми на ветр излетети.

Апеллес коня тако написаше,

якоже кони живыя прелщаше,

Мняще бо того коня жива быти,

не престаяху рзание[391] творити;

Имже некая лица ся писаху,

яже знамена и черты являху

Живых, якоже бе возможно знати

физиогномом, что о них вещати.

<ИЗ ЦИКЛА «ЖИВОТ»>

Живот человеческий скоро претекает,

ибо, яко цвет селный, тако отцветает.

Здрав кто утро и весел, надеется жити

с Мафусаилом долго, силен, славен быти,

И се на вечер коса смерти посекает,

прекрасный цвет юности во тлю обращает.

Веселится кто ныне, славно торжествует,

а смерть невидимая косу на нь готует,

И се солнцу западшу, и он тожде деет,

падает в гроб, утро же смердит, ибо тлеет.

Оле непостоянства жития нашего!

Никтоже есть известен бытия своего.

Несть блаженство под солнцем, то бо токмо в небе,

хотяй жити блаженно, то заслужи тебе.

Тамо жизнь безсконечна и вечно блаженна,

тамо здравие присно, радость божественна.

Тамо мир есть без бедства, безбедство мирное

и вечность блаженная, блаженство вечное.

Любы[392] совершенная тамо обитает,

совершенство любимо вечно пребывает.

Тамо страху несть место и печаль не будет,

ликование, радость во веки пребудет.

Нощи тамо не знают, день выну сияет,

а никому никогда варом[393] досаждает.

Вси же единодушно в Бозе пребывают,

Его зрением умы своя услаждают.

Тамо здравие вечно, болезнь ни едина,

океан веселия, радости пучина.

Тамо правда царствует, никтоже прелщает

и сам ни от когоже прелщаем бывает.

Оттуду блаженнии никогда гонятся,

окаяннии тамо никогда впустятся.

Тамо ум без поблуды имать вечно быти,

память паки ничтоже возможет забыти.

Воля вовеки Богу будет подчиненна,

любы непритворная, сладость неизменна.

Чювства без вреждения имут пребывати,

никто печално имать тамо воздыхати,

Ибо отвсюду радость всего человека

извне и внутрь обидет без кончины века.

Живот тамо без смерти, без горести — сладость,

о Бозе, в Бозе, с Богом вечно будет радость.

О всеблаженная жизнь живущих на небе!

Кто тамо вечновати не желает себе?

Желайте, любимицы, вседушно желайте,

на всяко время и час в небо воздыхайте,

А зде тако живите, да бы угодити

делы Богу, и за ня[394] восприятым быти

Во страну вечны жизни, ибо не вхождает

тамо, кто жизнь во злобах свою провождает.

Благодатию убо Господь ны спасает,

но и добрых деяний от нас он желает,

Да содействуем его святей благодати,

тако удостоимся жизнь вечну прияти,

Еяже аз всем верным усердно желаю,

и сам ко Богу щедру о том воздыхаю,

Да, простив моя грехи по своей милости,

общника мя сотворить вечныя радости.

ЖИТИЕ НАША ПАРА[395]

Житие человека беднаго кто знает,

ни единей от вещей твердых уравняет,

Но скоропреходящым то уподобляют,

ихже во любомудрих[396] почтени бывают.

И в Писании Святом тожде обретаю,

Иакова святаго слово поминаю,[397]

Иже между многими подобии дал есть

житию имя пары; нимало солгал есть.

Ибо якоже пара всходит теплотою,

тако жизнь наша тою, обое малою.

Паки, якоже пара в аер[398] ся вращает[399],

тако житие наше скоро исчезает.

Третее, пара тонка и едва видится,

тако жизнь наша кратка и в немнозе зрится.

Еще: пару ветр малый скоро развевает,

тако жизнь нашу мала беда истребляет.

Пятое, пара мрачна во облак густеет,

тако в мраце невеждства вся жизнь наша тлеет.

Шестое, мятеж в паре премногий бывает, —

жизнь наша безмятежно стояти не знает.

По сих, пара обыче в воду ся вращати,

а жизнь наша во слезы вестся[400] изменяти.

Наконец, яко пара к земли ся вращает,

подобне тело наше в ту ся обращает.

Оле непостоянства! Оле изменности!

Скоро в тлю превратятся и бедныя кости.

Житие временное недолго пребудет,

а вечное каково кому, Бог весть, будет.

Ты, Боже, настави ны тако в мире жити,

еже бы вечность в небе светлом наследити.

ЗАВЕТ

Домовит некто живот временный лишаше[401],

призвав сыны, к ним слово сие глаголаше:

«Возлюбленная чада, се вы оставляю,

а где есть сокровище мое, извещаю:

В винограде[402] закопах. Того вы ищите,

а мене, отходяща во ин век, простите».

То изрек, преставися. Погребше и чада,

с мотыками идоша на труд винограда.

Воскопаша и везде, но не обретоша

искомаго, — лозы же плод мног принесоша,

Иже елма собрася, много сребра взяша

и то быти реченно от отца познаша.

Темже[403] яша на всяк год виноград когтати, —

не в земли, но от трудов сокровищ искати.

<ИЗ ЦИКЛА «ЗАКОН»>

Врачевства, во ковчезе[404] егда пребывают,

недужным ни малую помощь содевают;

Подобне аще злато замкненно хранится,

стяжателю[405] прибыток ни един творится.

Тако закони в книгах всуе положени,

аще прилежно в царстве не будут хранени.

ЗМИЙ

В некоей стране змий превелий бяше,

близ моста лежя, вред лютый творяше.

Кони и волы и всяк скот хищал есть

и путь творшыя люди поглощал есть.

Тем путем святый епископ пустися

Донат, а змий на нь гладный устремися,

Разверз челюсти, святый наплеваше

в гортань, и знамя крестно[406] содеяше.

Того не терпя, змий той умертвися,

о немже страна вся возвеселися.

Осмь супруг[407] волов зла гада везоша

на поле, тамо огнем и сожгоша.

ЗАБВЕНИЕ

Алверт Великий зело премудр бяше,[408]

тайны естества дивны исписаше.

Егда же века старости дожил есть,

мудрости всея конечно[409] забыл есть.

Феодорик же, Канисий реченный,

о смерти брата Петра увещенный,

Толь ужасеся, даже забы всего:

книг писания, имене своего.

Подобне Корвин, ветий[410] преученный,

недугом долгим люте удрученный,

Забы имене своего вещати.

Коль память слаба, мощно по сих знати.

ЗЕМЛЯ

Земли три части мокнуть под водами,

четверта токмо суха под ногами

всех есть ходящих и разум имущих,

и зверей сущих.

<ИЗ ЦИКЛА «ЗЛАТО»>

Краль галлийский Бреун[411] деву возлюбил есть

и яко с женою с нею нечто жил есть.

Она же не право онаго любяще,

но точию злато лестию взимаше.

Позна лицемерство краль хитрыя жены,

уразуме, яко бе ею прелщенны.

Умысли ю златом довле насытити

и лесть[412] не без казни должныя пустити.

Повеле воинству злато ей метати,

ей же седшей от них оно приимати.

Метающе убо, купу[413] сотвориша

толь велику, даже жену завалиша,

Яже не стерпевши тяготы от нея —

и злата лишенна, и жизни своея.

Златый гроб стяжала любившая злато,

но горе бяше ей тогда зрети на то.

ИСТИННА

Царь локренский Салевкий егда царствоваше,

закон во своем царстве сей народствоваше:

Да кто прелюбодейству виновен явится,

абие очию си света да лишится,

В мале времени по том сын его единый

тому преступлению содеяся винный.

Уведе отец о том, совет собирает,

на обезочение сына осуждает.

Граждане со слезами к царю припадают,

оставления казни сынови желают:

«Прости сына, о царю, грех его остави,

наследника царствия от казни избави.

Мы, иже под законом, должни казнь страдати,

аще веления ти будем презерати.

Но сын законодавец твой нам имать быти,

убо изволи его казни свободити».

Царь, истинны хранитель, вопреки вещаше,

всяко обезочити сына осуждаше.

По мнозем же прении царь гневен явися,

сей суд последний из уст его испустися:

«О, граждане честнии, болезнь ми отвсюду —

сын любезен, а правды не растлю отнюду.

Грех винен отмщению; от вас моление,

да преложу на милость злобы[414] отмщение.

Обое ми досадно: и еже простити,

и ваше желание презренно пустити.

В недоумении есмь, что лучши избрати:

вам ли или истинне делом угождати?

Но обема угожду: вас ради простится:

единаго сын ока весма да лишится.

За правду же другое мне изъято буди,

да не рекут неправа мене царя люди, —

Да очы, а не око, аще не в едином,

но во отце изъяты будут купно с сыном».

И совершися суд сей с великим ужасом,

в образ правды будущым сотворенный часом.

Подобне Бог изволи щедрый сотворити:

хотев роду нашему ослабу явити,

Дал есть сына своего до смерти страдати

плотию, да бы во век нам не умирати.

И тако довле правде Христом сотворися,

казнь на него и на ны полма[415] положися.

За наш он грех пострада, остави в нас око,

с нимже мощно нам взити на небо высоко.

Темже он есть свет мира, яко сам речеся,

его светом в свет вечный род наш возведеся,

За что ему честь, слава во вся веки буди,

«Слава ти, щедрый Боже», — да рекут вси люди.

ИКОНА БОГОРОДИЦЫ

Иконописец некто благочестив бяше,

ко Матери Божией любовь соблюдаше.

Обыкл же образ ея прекрасно писати,

а демона под ноги ея полагати,

Скаредно[416] писаннаго, — за что разъярися

враг и жестоко ему претяй[417] появися,

Обещая велику пакость сотворити,

аще не престанет и тако скаредити.

Зограф[418] же врагу рече: «Аз тя не боюся,

паче скаредство твое явити потщюся».

Исчезе демон с гневом. По том случай бяше, —

зограф образ Девыя[419] на стене писаше

В храме некоем, — тамо не забы явити

и скаредства вражия под ноги вместити,

Изображая, яко та есть она жена,

еюже змия того бе глава сотрена.–

Враг, не терпя досады, хотя и свалити,

потщася вся подставы древяны ломити.

Тым убо падающым, зограф он смутися,

но Божией Матери молебно вручися.

И простре образ руку, мужа похищая,

от падения смертна чюдне свобождая.

Падоша вси подставы, зограф же висяше,

держим рукою Девы. Оле чюдо бяше!

Что видяще людие, подмост пристроиша,

зографа кроме вреда к земли низпустиша,

А Христа Бога Матерь честно величаху,

содеянное чюдо миру возвещаху,

Демонския же козни в конец обругаша, —

егоже падению винна быти знаша.

КАЗНЬ СЫНУ ЗА ОТЦА

Отец некто изрядно сына воспиташе,

жене его сочетав, наследие даше.

По мале обнищав сам, нача приходити

в дом сыновень, еже бы алчбу утолити.

Питаше кратко время сын отца своего,

потом нача косвенно смотрети на него.

И ял есть бобом токмо онаго питати,

сам же сластная тайно с женою кушати.

В един день убо отец к нему прихождаше,

а он печена певня[420] с женою ядяше;

Сын восхитив то брашно во скров[421] сохранил есть,

отцу по обычаю бобы представил есть, —

Иже насыщся иде, Зидеже бе требе[422],

а сын потщася взяти ово[423] брашно себе.

Прииде к скрову, и се иже сохранися

петел[424] на снедь во жабу страшну преложися

И в ненасыщенныя злаго мужа очи

и на лице безстудно неизбежно[425] скочи;

Емуже тако силно чревом прилепися,

да же никим образом того отлучися.

И тако всескаредно на лици лежаше,

то гризущи, ядом си всего исполняше,

Да же от того яда оному умрети.

Кайтеся, не чтущий родителей дети!

Инии пишут, яко бысть ему ослаба —

за слезы прежде смерти отпаде та жаба.

КАЗНЬ ЗА СОЖЖЕНИЕ НИЩИХ

Епископ Могунтийский нищих не любяше,

туне[426] ядущы мышы оны нарицаше.

Егда же глад во стране велий сотворися,

тогда число убогих велми умножися.

Он нищененавистник скупством держим[427] бяше,

от демона лукавый совет восприяше.

Собра нищих множество в житницу пространну,

милостину сказуя им уготованну.

Егда же собраннии от глада стеняху,

от него хлеба в пищу умилно прошаху,

Рече ко рабом своим: «Се воплствуют мыши, —

восхити кождо[428] пламень, тыя да палиши».

Раби житницу с теми нищими спалиша,

веление безбожна мужа исполниша.

Но злому делу зла казнь Богом сотворися:

нечестивый епископ червми расточися;

И где либо на стенах имя его бяше,

дивне род мышей того писмо истребляше

В знамение известно, яко бяше тое

из книг жизни истренно имя проклятое

И душа, примерзкая яко в ад вержеся,

червием неусыпным ко снеди дадеся.

От праведна Судии прав суд сотворися.

Сия слышай, ко нищым милостив творися,

Да Господь нищых милость свою явит тебе

и питает тя хлебом жизни зде и в небе.

КАЗНЬ ХУЛЫ

В еретичестей стране жена една бяше,

яже во рождении болезни страдаше.

Стекошася другини, в нихже бе едина,

яже чтила есть матерь Бога отца Сына.

Та раждающей рече: «Аще ся вручиши

Деве Марии, помощь скорую узриши».

Она скверными усты хулу отригаше,

Деву чисту именем свинии назваше,

Глаголющи: «Не хочу свинии призвати,

не имам ся во веки аз оней вручати».

Оле скверная уста! Что не онеместа?

Како толику хулу глаголати сместа!

Но не стерпе ей Господь буйства изреченна,

ибо блядословица тужде бысть казненна:

Ибо в место младенца прасята родила,

черная и мертвая, темже ся явила

Сама быти свиния, мерзкая душею,

и вепрь адский живяше в супружество с нею.

<ИЗ ЦИКЛА «КЛЕВЕТА»>

Во граде превелице некто царствоваше,

многими земли, страны славно обладаше,

Емуже даде Господь супругу благую,

благочестным житием доброцветущую.

Той умыслил святая места посетити,

идеже страда Христос, поклон сотворити;

Восприем убо путь свой, странствие творяше,

а супруга во граде царственном осташе.

При ней же и брат царский, юный телом, был есть.

иже не мало время доброчинно жил есть.

Елмаже прият возраст, нача сверепети

и на красная лица женская смотрети,

А занеже царица зело красна бяше,

очы своя на ону часто обращаше,

И нача безвременно[429] к оней приходити,

таже не убояся мысли си открити,

Что любовию ея велми палим бяше

и плотека сожития с оною желаше.

Царица удивлшися безстудствию его,

не яви лица ему весело своего.

И яла есть к чистоте словом увещати,

да бы не мыслил братня ложа оскверняти.

Он, посрамлен тогда быв, печален явися

и воздержен на неко время сотворися,

Но демону палящу паки его тело,

еще дерзнул к царице приступити смело

И о нечистом деле точне[430] глаголати, —

даже не зна царица, что с ним содеяти.

Рече убо оному: «Имам на пирг[431] ити,

во еже бы ся нечто тамо утешити;

Ты мене аще тамо един предвариши,

желаемое дело удобь получиши».

Он с радостию иде и на пирг возшел есть,

ожидая царицы, на долзе седел есть.

Она в той час лествицу велела отъяти,

да бы не к тому дерзал словом ей стужати[432].

Пристави же два раба оному служити

и две деве нуждная по вся дни носити,

Яже свыше вервием[433] он к себе влачаше

и сосуды вниз тем же вервием спущаше.

Тако седе целое лето и другое,

да же царь возвратися во царствие свое.

Емуже близ пришедшу, царица мыслила,

да бы честь достойную царю сотворила.

Грады, веси и пути строити веляше,

сама во стретение царское идяше

С боляры и велможи. Но и заключенна

царска брата содея тогда свобожденна, —

Иже предварь[434] царицу ко царю течаше,

целование ему достойное даше.

Царь, видя брата бледа и во долгих власах,

непщева[435], яко болен бяше в многих часех;

Ят его о здравии плоти вопрошати,

худости и влас долгих хоте вину знати.

А занеже брат с царем на едине бяше,

на честную царицу клеветы вещаше,

Глаголя: «Яко жена не есть верна тебе,

многи прелюбодеи собрала есть себе,

С нимиже ложе твое выну оскверняше

и мене на зло дело часто увещаше.

Но бояся аз Бога, не хотех пребыти,

аще бы ми от нея и убиту быти.

Она, яко по воли мене не имяше,

на пирзе мене гладом и хладом томяше».

Царь, услышав глаголы, веру брату ял есть,

царицу погубити во ум себе взял есть, —

Яже о беде своей ни от части[436] знаше,

во стретение царю радостно идяше.

И пришедши смиренно ему поклонися,

лобзание подати царю приближися, —

Иже, гневом палимый, ону похитил есть

за власы и о землю люто ударил есть; —

Яже ели живая на земли лежаше,

ничто слышя слов мужа, ничто глаголаше.

И он в ярости блудом ону обвинил есть

и смертию казнити абие судил есть.

Призвав же рабы своя, веле восхитити

жену на колесницу, скоро овозити

В далекочюжду страну и смерти предати,

во еже бы никому о ней вести взяти.

Раби царское слово делом сотвориша,

вземше на колесницу, ону возложиша

И в далеку пустыню, бедну, отвезоша;

в нюже по мнозех дниех егда приидоша,

Зашедше во глубину, хотеша убити,

но сердца жену красну начаша любити.

Первие убо ону блудити хотеша,

потом же погубити волю си имеша.

И елма яша ону к земли полагати,

она к Господу яла слезы источати,

Просящи пособия, да не оживится,

но точию[437] от злых раб не осквернится.

Егда же паки ону нудиша лежати,

она гласом велиим яла есть кричати.

В то время некто силный близу путь течаше

и вопль сущий в пустыни во уши прияше.

Притек с людми, обрете борющуся жену

со скверными рабами, но не одоленну;

Мня разбойники быти, оны погубил есть,

а благочестну жену скверны свободил есть.

И зря благообразну, нача вопрошати,

да бы о случаи си хотела сказати.

Она достоинство си пред ним утаила,

да приимет во рабу прилежно просила,

Токмо да не понудит в чистоте страдати,

а она верно во всем хоте работати.

Велможа, видев беду, то ей обещал есть —

не прикоснутися ей — и с собою взял есть.

Пришед же в дом свой, жене по чину сказаше,

яко ту жену честну во рабу си взяше.

Жена, зрящи лепоту ея, удивися,

благонравию паче того почюдися.

Егда же дни доволны верно им служаше,

Божиим пособием всем любима бяше.

Князь убо со женою сына ей вручиста,

да наставляет его яко весть, просиста.

Она того младенца тощно[438] пествоваше,

здравие его паче своего храняше.

И о сане ни слова своем известила,

но елико можаше в тайне сохранила.

Присно же ко Господу молбы возсылаше,

во бдении и посте мнозе пребываше;

Емуже враг завидев, хоте спону[439] дати,

да бы ю в супружество кому-либо взяти.

В то время в дворе князя брат его живяше,

иже воинску службу храбро совершаше.

Тому демон во сердце любовь к ней вложил есть,

иже ю в супружество прилежно просил есть:

Она всеми образы ему отрицаше,

яко в чистоте жити имать, глаголаше.

Брат княжий разгневався, ял есть промышляти,

како бы отмщение жене той отдати.

Во едину убо нощь, егда утрудися

жена и с отрочатем спати положися,

Он во первосоние отрока заклал есть,

а ей спящей во руку нож держати дал есть.

Бедная, не знающи, что враг ей содея,

возбнувши[440], познала нож у руки своея;

Потом кровь отрочате многу ощутила,

страшным гласом абие[441] мног вопл сотворила.

Тогда со свещами к ней мнози притекоша,

отрока закланнаго при ней обретоша

И нож, во руце ея держимый, узреша, —

ону заклавшу быти вси согласно реша.

Родители со страхом ту же прибегоша,

от жалости о сыне едва не умроша.

И враг, брат княжий, ту же абие явися,

аки не знаяй дело, на жену ярися:

Всяких мук достойную осуждая быти

и не престаше брата к тому приводити.

Но Господь сердце его кротко сотворил есть,

о жене того дела никако мыслил есть;

Аггел Божий во сердце его полагаше,

яко онаго врага то зло дело бяше.

Темже не хоте жены на муки отдати,

точию умысли ю за море изгнати;

К корабленником убо слезную послал есть,

в чюждых ю оставити странах приказал есть.

Они, приемше жену, за море плаваху,

а зряще жену красну, похотми горяху;

Наченше ей безстудно о том глаголати,

да бы ся не отрекла с ними пребывати.

Она, яко глас змиин, сей от них слышаше,

всячески неистовым себе защищаше;

Яша убо лютии плачущей претити[442],

яко, аще не ляжет, имут утопити.

Она рече: «Убийте или утопите,

точию плоти грешней скверны не творите!»

Сквернии, елма ничто успети могоша,

на пустый остров некий ону извергоша.

По немже она хождши зело утрудися,

хладна сущи и гладна, спати положися.

Елма же уснула есть по молитве мнозе,

с упованием целым о Господе Бозе,

Тогда Мати Божия спящей ей явися,

еяже, яко солнце, лице просветися,

И рече ей: «О, жено, много ты страдала,

да бы супружескую чистоту сдержала.

Отселе не имаши искусов прияти,

Бог ти имать от всех враг свободу подати;

Обида и невинность твоя проявится,

а злокознство врагов ти светло обличится.

Собери токмо траву, яже под главою,

прокаженных будеши исцеляти тою;

Тем художеством имать Бог тя прославити

и пред лицем мужа ти здраву поставите».

Возбудившися она, зело рада бяше,

с молитвою слезною траву собираше.

И рукава оною своя исполнила,

потом, во корабль вшедши, чинно усушила, —

Ибо в третий час на день корабль приближися,

правлением Божиим к оней устройся.

Она корабленники яла есть просити,

да бы ю изволили в корабль свой впустити;

Они, видяще жену честну, сотвориша

милость с нею и в корабль, да плывет, впустиша.

Преплывши убо море, в град некий вступила, —

прокаженна травою тамо исцелила,

Потом и ины многи тою исцеляше,

мало ея во вине пити подаяше,

Слава о ней велика везде разширися,

даже и князю тому слышати случися,

Егоже брат, отрока при оней заклаше, —

той же враг проказою в то время боляше.

Хотя убо князь брата того исцелити,

посла рабы ту жену к себе умолити,

Яже по многих молбах в град его идяше

и в дом вниде, но никто оныя познаше.

Прием ю князь, начал есть прилежно просити,

да бы хотела брата его исцелити,

Она, Богом правима, сице глаголаше:

«Исцеления дело несть то сила наша;

Бог врачь есть всемогущий, убо того требе,

да грехи своя скажет брат твой при мне тебе

И при седми послусех[443], тогда исцелеет;

без того врачба моя силы не имеет».

Князь брату слово ея скоро известил есть,

а на исповедь его едва увестил[444] есть.

Собравшымся убо всем, грехи сказоваше

многи, а о убийстве сына не сказаше.

Целителница рече: «Вижду тя таити

грех некий, того ради не могу целити».

Князь брата всеприлежно нача увещати,

да бы, ничтоже тая, потщался сказати.

Видя же, яко болный страхом держим бяше,

аще бы на нь[445] смерть мыслил, сказати веляше,

С клятвою обет дея, что имать простити,

о отмщении злобы никогда мыслити.

Тогда веру ем[446] болный, нача воздыхати

и многия из очес слезы изливати;

С покаянием сердца грех свой изъявил есть,

яко он княжа сына иногда[447] убил есть,

Отмщая кормилице, юже он любяше,

а она в супружество с онем не идяше.

Сей глагол князь услышав, зело умилися,

изгнания честныя жены прослезися;

Жаль бе сына умерша, но одолеваше

жаль, яко невинную жену он изгнаше.

Поплакав же час некий, просил есть от жены,

да бы брат, аще и враг, был уисцеленны.

Она по обычаю вином напоила

с травою и абие целбу[448] сотворила.

Вси возрадовавшеся, жену ту блажиша,

но о изгнанней жене умилно тужиша.

Она же им рекла есть: «Печаль отложите!

Аз изгнанная вами, — Бога восхвалите,

Яко чрез мене, грешну, целбу сотворил есть,

здраву мя на ту вашу нужду возвратил есть».

Князь со женою слышав, зело веселися,

да с нима пребывает, прилежно молися;

Многая ей богатства радостно даяху,

исцеленному да есть супруга, прошаху.

Но она рече: «Несть леть того ми творити,

еще бо ми далече подобает ити».

И почивши ту нечто, в путь свой запустися,

от князя же ей почесть многа сотворися.

Даров от них прияти никаких хотяше,

но целением болных в пути ся питаше.

И прииде во град свой, в немже обитала,

но яко бе царица, никому сказала.

И тамо убо болных премного целяше,

даже глас ушес царских о ней дохождаше.

А в то время брать оный, ю оклеветавый,

близ смерти проказою бе изнемогавый.

Посла убо царь скоро жену пригласити,

да бы брата недуга того свободити.

Целебница пришедши, недуга смотряше

и о исцелении надежду творяше,

Аще токмо изволить вся грехи явити

пред царем, яже ему случися творити,

Пред архиереем же и пред всем сигклитом[449],

и не тяжка бысть царю тем она советом.

Царь убо рече брату вся грехи сказати,

нимало и о смертных страха содержати.

Собранным убо бывшым, грехи сказоваше,

но иже о царице, во сердце держаше.

Целебница рекла есть: «Нечто ты таиши,

от моего врачевства целбы не влучиши»[450].

Царь прилежно ят[451] брата о сем увещати,

да бы не боялся всех грехов си сказати.

Тогда он рече, слезы из очес пущая:

«Оле, беззакония моя суть тяжкая!

Аз невинну царицу разлучих с тобою, —

о царю! — яко она не пребысть со мною.

Аз, окаянный, ону умышлях прелстити,

а она никакоже хоте блуд творити;

Моею клеветою она погубленна, —

се великая злоба моя всем явленна».

Царь услышав, ят себе за власы терзати,

по лицу бити, «увы, увы!» глаголати:

«Како аз без вопроса дерзнух осудити,

тако чистую жену живота лишити?

О, горе мне, бедному! Имам ответ дати,

от Царя Небеснаго казнь люту прияти».

Сицевая прогласив, к брату обратися,

о гресе и болезни его умилися.

И плакався доволно, к целящей вещаше:

«Потщися исцелити, — се брат вся сказаше».

Она дала есть траву ему с вином пити,

и абие в здравие нача приходити.

И по мале времени весь здрав сотворися,

о немже царь с боляры радостен явися.

Но слезы радость его полма[452] преплетаху,

о невинной царице из очес течаху, —

Что и боляре зряще, умилно седеша,

о тойже во печали превелицей беша.

То видящи царица слез не удержаше,

но яко струи воды из очес точаше.

Егда же вины[453] тех слез от нея прошаху,

от словес ю царицу бывшую познаху,

Поряду[454] бо вся сказа, яже с нею быша.

Царь, егда ты глаголы от нея услыша,

Нападе ей на выю, нача лобызати,

прощения за грех свой, иже к ней, желати.

И в веселии мнозе хоте ю пояти

с собою, яко прежде с нею обитати;

Царь во супругу ону себе приимаше,

сигклит ю за царицу имети хотяше.

Но она ко епископу слово обратила:

«Веждь, отче, яко обет в скорбех сотворила,

Еже не к тому[455] мужа до кончины знати,

но в иночестем чине Богу работати.

Аще убо обет сей ты мой разрешиши,

аз не буду виновна, ты же да узриши:

Бог истяжет от тебе за мене ответа,

за зло преступление моего обета;

Аще ся человеком угоден явиши,

всяко разрешением Бога огорчиши».

То слышав, архиерей обет утвердил есть,

иноческия ризы на ню возложил есть.

И тако до конца си Богу работаше,

егоже пособием сохраненна бяше

От скверны и от смерти, — купно Матерь Бога

Марию прославляше за благая многа,

Яже ей в беде бывшей матерски явила,

егда траву сказавши целбы научила.

О, жены предоблия![456] Коль много терпяше

чистоты ради! — а Бог ону соблюдаше.

Тако всем женам требе доблественным быти

и во нуждах чистоту не вредну[457] хранити,

Паче нестерпимую смерть себе избрати,

неже осквернению плоть свою предати.

<ИЗ ЦИКЛА «КЛЕВЕТНИК»>

Петель ногами обыче копати

землю и пищи в ней себе искати.

И аще злату цату[458] ископает,

со молчанием ону презирает.

А случит ли ся червя ископати,

кричит и тщится кокоши[459] призвати.

Равне клеветник доброты честныя

презренны имать, что цаты златыя.

А черви грехов аще усмотряет,

всякое око зрети призывает.

О злобы люты! Яже таителна

явленна творит, таит явителна.

КЛЯТВА ВО ЛЖУ

Купец некто богатый во граде живяше,

но, расточив богатство, зело обнищаше.

Сей, пришед к жидовину, у него просил есть

взаим сребра на куплю, жид не отвратил есть

Лица от просящаго, токмо ему рече:

«Даждь ми залог на сребро, добрый человече».

Купец отвеща ему: «Не имам что дати,

но споручника[460] дам ти, ты изволи взяти,

Споручника же велми честна и благаго,

дам Николая тебе, отца пресвятаго».

Жидовин рече: «Слышу того мужа быти

праведна, ни обыкша никого же лстити;

Споручению его хощу веру яти

и тебе взаим сребра яко требе дати».

Совещавшася убо в монастырь идоста,

в храм свята Николая оба приидоста.

И внегда пред образом его има стати,

купец он христианин ял есть глаголати:

«Олтарь, пред ним же стою, и отца святаго

Николая даю ти, яко праведнаго

Споручника за сребро, — яко ти воздати

имам в день нареченный, а никако лгати».

Жид на глаголы сия сребра ему дал есть,

он тем благополучно куплю содеял есть;

Пособием Божиим богат сотворися,

скоро нужда нищеты бывшия забыся.

Пришедшу же дни, в онже долг нужда воздати,

моли купец ов жида, еже еще ждати.

Жид три краты оному время продолжаше,

а он в сердци лукавый умысл соблюдаше.

Напоследок, егда жид оному стужал[461] есть,

он со клятвами рече, яко долг отдал есть.

Жидовин пред судии онаго призваше

и суда правдиваго на лживца прошаше.

Судии жидовина судом оправдиша,

да купец сребро отдаст, чинно присудиша,

Или да клятву деет, яко долг отдал есть.

Он сие средство, точне и жид, восприял есть.

В день убо уреченный мнози ся стекоша,

с купцем и с жидовином в монастырь идоша.

Купец же злокозненный жезл свой издолбаше

и во нь[462] цену во злате за долг вложил бяше.

Егда убо нужда бе клятву содеяти,

дал купец жидовину жезл свой подержати,

Да тако правда будет, яко отдал ему,

яко взаим дателю что должен своему.

Жидовин жезл со златом в руках си держаше,

о козни купца того ниже помышляше.

Оному, жезл держащу, клятву сотворил есть

купец, пред Николаем люте согрешил есть.

По клятве паки жезл свой от жида прияше,

тако не во лже клятву быти непщеваше[463];

И с многим веселием в дом свой возвратися,

но не долго о лести[464] своей веселися, —

Ибо жид он к святому рече Николаю:

«Рабе Божий, аз тебе споручника знаю,

Не лживому аз купцу ях веру, но тебе;

буди убо прав ныне, воздаждь еже требе».

А в то время купец той в дом ся возвращаше

и, на пути быв, тяжким сном одолен бяше,

Егоже не претерпев, спати положися

на распутий, ничто того устранися.

Тогда же колесницу волове тягнуша

тяжку зело и спяща мужа не минуша.

Нашедше на нь бременем, лестца умертвиша

и жезл, при нем лежавший с златом, сокрушиша.

Он окаянно издше[465], злато источися, —

то видети путником многим прилучися,

Иже судиям града вестно сотвориша.

Тии, пришедше к трупу, зело ся дивиша

Скорой мести Божией и злато то взяша,

жиду таможь притекшу все цело отдаша.

Жид абие в монастырь путь скорый приял есть,

святому Николаю благодарство дал есть,

Глаголя: «Отче правый, благодарю тебе,

яко правду сотворил во моей потребе:

От споручения ты ныне свобожденный,

ибо долгь ми тобою цело возвращенный.

Имам тя яко раба аз Господня чтити

и правдотворение повсюду славити.

Аще же ину милость можеши явити,

со всем аз домом имам христианин быти, —

Аще того мертвеца жива сотвориши,

во Христа мя верити чюдом наставиши».

Сия ему изрекшу, люди приидоша,

о востании мертва вести принесоша.

По них и сам оживый с многими слезами

пришед паде святому отцу пред ногами,

Пред образом онаго усердно рыдая,

прощения лжеклятвы от Бога желая.

Плакав доволно, с жидом онем примирися,

о лукавом делеси яве обличися[466].

Жид тем чудодействием бывый удивленны,

потщася[467] со всем домом си быти крещенны.

И тако единаго мужа падение

другому устройся Богом в спасение,

Иже убо, якоже в жидовстве тверд бяше,

тако во христианстве доблестно живяше,

Имея в защитника Николая себе,

ему ся поручая во всяцей потребе.

КНИГА

1

Иероним блаженный зело книжен бяше,

но и еллински книги любезно читаше.

Единою от Бога болезнь на нь пустися,

и даже к смерти плотстей уже приближися,

И бысть в восторзе[468] страшном, показася ему,

аки уже представлен Судии своему,

От негоже вопрошен бяше: «Ты кто еси?

Коего муж закона, да ми исповеси».

Он же ответ сотвори: «Аз есмь христианин».

Судяй рече: «Лжеши, се кикеронияния

Ты еси, зане книги Кикерони[469] чтеши

паче христианских, тем казнь да приимеши».

И веле его бичми добре наказати,

да бы на теле язвы возможно считати.

Служителие убо язвы наложиша,

а инии молитву о нем сотвориша.

И бысть помилованны, во плоть отпустися,

и абие, якоже от сна, возбудися,

Но страха преисполнен, на теле язвенны,

аки по хребте бичми оными сеченны.

Оттоле преста книги еллински читати

и ятся христианским тощно прилежати.

Сам о себе святый муж сия извещает,

да никто паче святых книг ины читает.

О, аще толь святый муж тако наказася,

чесо грешный человек имать ждати на ся?

Лучше убо, братие, святым прилежати,

а ины книги разве[470] с потребы читати.

2

Различны книги нам суть Богом предложены,

да благонравно жити будем наученны.

Первая книга — мир сей, в нейже написася,

что-либо от Всемощна Господа создася.

То же мы писание в то время читаем,

егда от твари Творца силу познаваем,

И егда строение всяческих видяще,

величаем Строяща, премудрость хваляще,

И егда всех доволство[471] нуждных созерцаем,

за то благость Дателя славно прославляем.

Вторая книга перстом Божим начертася,

егда писанный закон Моисием предася

Роду Исраилскому, сия поучаше,

како богоугодно жити подобаше.

А занеже ту токмо един род читал есть

и во добродетелех мало успевал есть,

Третия всеизрядна всем книга дадеся,

живая, всекрасная с небес принесеся.

Та есть Иисус Христос, в немже написанно,

что яве усты его миру бе вещанно.

Всяких добродетелей учаше свершенства,

да будем причастници вечнаго блаженства.

Сию книгу полезно людие читают,

иже словеса его делом совершают

И образу жития его подобятся,

да снаследници Христу быти сподобятся.

Четвертая есть книга Девица Мария,

в нейже добродетели писаны всякия,

Яже кто житием си тщится подражати,

той сию книгу святу умеет читати.

В ней и превечно Слово, перстом написанно

Отчим, во спасение всем людем есть дано,

Егоже слова аще кто не почитает,

яко зверь безсловесный, неба не познает.

Пятая книга — совесть, комуждо свойственна,

яже ныне пред людми лежит заключенна,

Но на Всестрашном Суде она отключится[472]

и всему миру, да чтет, яве предложится.

О блажен, иже пишет ныне в ней благая!

Горе же тому люто, кто чертает[473] злая!

Благ бо за писание благих ублажится,

а злый за злая во огнь вечный осудится.

О братие, потщимся благая писати,

да бы Богом блаженство вечное прияти.

Не пишим же лукавых, да бы посрамленным

не быти пред всем миром, и в огнь воверженным.

Шестая книга тайна, сам ту Бог читает,

Церковь книгу живота[474] ону нарицает,

В памяти же Божией выну[475] содержится.

О, блажен муж, иже в ней написан явится,

Пишут бо ся имена в ней Богом избранных,

на вечную жизнь в небо предуготованных.

Обаче и инии пишеми бывают,

иже в благодати суть, потом же падают.

Сии начинателно[476], а не совершенне[477]

написани бывают в книзе божественне.

А до смерти живущих в своей благодати

совершенно изволил Бог в ней написати.

Мы, братие, потщимся совершенно жити,

да можем совершенно написани быти

В той книзе божественной, яже изъявится,

егда кождо на воздух правый восхитится

Во стретение Христа, грядуща судити,

в ихже сонме даруй нам, Христе Боже, быти.

3

Езекиилю книгу во снедь аггел даше,

та во устех мед сладкий, в чреве горка бяше.

Образ книг еваггелских аз непщую быти,

ты бо душу в начале силны усладити

Словом сотоподобным, потом огорчают,

егда в покаяние горкое вправляют.

Но вслед тоя горести вечна идет сладость,

по временней печали — безконечна радость.

КОЗЛИ, ИЖЕ ЗЛИ

В стаде Христове суть овцы благия,

обрящеши в нем и козлищи злыя,

Яко в ковчезе Ноеве держими

зверие быша добрии со злыми.

Ныне суть купно, но вся разделятся,

егда от добрых злии отлучатся

На казнь вечную, ови же во славу

на Суде Страшном вознесут си главу.

Козлищи во снед аду предадятся,

овцы во оград небесный вселятся.

Кто же козел есть, мощно познавати,

егда и от свойств будем разсуждати.

Козлом обычай чрез забор скакати

и во оградех древа огризати.

Забор есть закон, кто и преступает —

козел, и древа правил зле снедает.

Паки козлищи люте смрадни телы, —

грешници смердят скаредными делы.

Козлищь из паствы на ину бегает,

грешник из греха во грехи падает.

Козлищем мал есть обычай глашати,

грешник молитвы не рад возсылати.

На козле власы к земли обращенны,

грешных сердец мысли земным прелепены.

Козли рогами людей нападают,

грешници тако ж ближним досаждают.

Яве убо есть тыя козлы быти,

иже во гресех любят присно жити,

Иже на Страшнем Суде возмездятся,

демоном в руце творцы предадятся

Вечную муку за тыя страдати,

«горе!» и «увы!» выну воплствовати.

КОНЦА ЗРЕТИ

Егда хощеши дело начинати,

конец первее[478] требе разсуждати.

КОЩУН

1

Кощунник[479] некий князю глаголаше,

егда он ратно в чюждая идяше:

«Княже великий, тощно ты мыслиши,

како чуждую землю всю смутиши.

Но вижду, мало ум твой помышляет,

возвратитися како подобает.

А то первее достоит мыслити,

како бы цело в дом ся возвратити».

2

Два кощунника купно долго время жиста[480]

и смехотворством сребро у людей ловиста.

Един омерзив себе живот[481] свой прелестный[482],

обратися Божиим званием на десный[483].

Отиде во пустыню и в яму вселися

и не малое время тамо потрудися.

Друг же, о нем жалея, прилежно искаше,

от различных человек о нем вопрошаше,

Таже уведев, иде и нача и звати,

да ся возвратить паки с ним кощунствовати.

Он же на путь спасенный его увещаше,

да друг будет во слезах, яко в гресех бяше.

Но ничто здравый совет на нем успеваше,

темже[484] друг благий в мир с ним ити слова даше.

И, изшед из ямы си, нача путствовати[485],

мало же отшед ял есть аки сетовати:

«Увы, — рече, — друже мой, сребра забых взяти,

еже тщахся от щедрот муж добрих собрати.

Возвратимся, молю тя!» И вспять отидоша;

елма же над оную яму приидоша,

Рече затворник другу: «Брате, в яму слези,

да возмеши со чпагом[486] сущия пенези»[487].

Соизволша[488] вервию в яму низпустил есть,

вервь восхитив[489], каменем яму надвалил есть.

И глаголаше ему: «Брате, потрудися,

общник покаяния ты мне сотворися».

И тако затворенна надолзе[490] держаше,

а сам о нем Господа прилежно моляше,

Да от жестосердия в мягкость преложится

и друг в покаянии ему сотворится.

Ов же долго ярився, уже и моляше,

обаче из вертепа испущен не бяше.

По некоем времени нача помышляти,

яко лучше волею о гресех рыдати,

Ят ся покаяния и друга просил есть

о нуждных, яже ему друг тощно носил есть,

И обык во затворе волею седяше

и друг другу своему до кончины бяше.

3

Светилник да светит, огнем ся снедает,

кощунник да тешит, сам ся изнуряет.

4

Иже кощуннодеем дары умножает,

не ино, токмо жертву демонови дает.

Иероним глаголет[491] убо: не блюдите

кощуннодеев, паче нищыя храните.

За сих бо питание будете блаженни,

за овех держание от Бога суждении.

5

Иже кощунства деет, тать любый[492] бывает,

ибо любим есть людем, а он украдает

Время, Богом данное на дела святая,

за что ожидает и казнь свыше лютая.

КУПЕЦТВО

Чин купецкий без греха едва может быти,

на многи бо я злобы враг обыче лстити;

Изрядные лакомство[493] в купцех обитает,

еже в многия грехи оны убеждает.

Во-первых, всякий купец усердно желает,

малоценно да купить, драго да продает.

Грех же есть велий драгость велию творити,

малый прибыток леть[494] есть без греха строити[495].

Вторый грех в купцех часто есть лживое слово,

еже ближняго в вещех прелстити готово.

Третий есть клятва во лжу, а та умноженна,

паче песка на брезе морстем положенна.

Четвертый грех татбою[496] излише[497] бывает,

таже в мбре, в мерилех часто ся свершает, —

Ибо они купуют во меру велику,

а внегда продаяти, ставят не толику.

Инии, аще меру и праву имеют,

но не право мерити вся вещы умеют.

Инии хитростию вещы отягчают,

мочаще[498] я, неции худыя мешают[499].

А вся сия без греха немощна суть быти,

яко Бог возбраняет сих лукавств творити.

Пятый есть грех: неции лихоимства деют,

егда цену болшити за время[500] умеют;

Елма бо мзды чрез время неко ожидают,

тогда цену вящшую в куплях поставляют.

Шестый грех, егда куплю являют благую,

потом лестно ставляют ину вещь худую.

Седмый грех, яко порок вещы сокрывают,

вещь худую за добру купующым дают.

Осмый, яко темная места устрояют,

да худыми куплями ближния прелщают,

Да во темности порок купли не узрится,

и тако давый сребро в купли да прелстится.

О, сынове тмы люты! Что сия творите?

Летяще ближния вашы, сами ся морите.

В тму кромешную за тму будете ввержени,

от света присносущна вечно отлучени!

Отложите дела тмы, во свете ходите,

да взидете на небо, небесно живите.

<ИЗ ЦИКЛА «ЛАКОМСТВО»>

Екклисиаст богатство немощь именует,[501]

яко всяк негли[502] богачь выну недугует[503]

Болезнию лакомства, яже всего томить,

держателя си мучить, разслабляет, ломить.

Мучатся богатии, во-первых, главою,

ибо выну печални пребывают тою,

Безчисленными мыслми ону удручают,

да выну злато, сребро в ковчег прилагают;

Дручатся[504] промыслами, како я щадити,

да бы сохраненнаго ни мало изжити.

Еще и очима си тии болезнуют,

иже лакомо злато сокровиществуют;

Не могут бо оныма на нищих взглядати,

воеже бы просящым ничесоже дати, —

Яко богачь Лазаря никогда смотряше,[505]

иже пред домом его при вратех лежаше.

Недугуют и слухом, не могут слушати,

обыкоша ушеса своя отвращати

От просящих милости; всуе стенание

пред ними пущается и воздыхание.

Не слышать гласа сирых и вдовство терпящих,

ни вредами[506] тлеющих, на гнои лежащих;

Едино речение «на!» могут слышати,

а еже «дай!» во уши не любят впущати;

Умеют же добре «дай!» усты прорицати,

а еже «на!» никогда хотят глаголати.

Оле болезни злыя, творящыя глухи

люди, неврежденныя имущыя слухи!

Недужнии гортанем, тому бо хуждшая

пищь дают, а за сребро продают лучшая:

Паче ковчеги любят богатством полнити,

нежели чрево свое благоучредити.

Болезнуют и сердцем, то бо озябает,

егда в ковчезе с хладным златом пребывает;

Не в теплых персех сердца их суть утверженна,

но с сокровищем — увы! — многим погребенна.

Недужны имут руки, пребедно согбенны,

на даяние нищим зело разслабленны.

Томить болезнь и ноги, ибо ты не знают

во дни, в нощы покоя, но всегда бегают

По всем путем, еже бы прибыток имети.

О, коль много лакомым нужда бед терпети!

<ИЗ ЦИКЛА «ЛЕВ»>

Андрод раб некоему господину бяше[507]

и в бегство чрез пустыню от него ся вдаше.

Стрете его лев хромый, язву показуя,

терния[508] изъятия от него требуя.

Андрод, приступив к зверю, терн острый изъял есть,

оток язвы[509] очистив, ногу обвязал есть.

За то лев чрез три лета оному служаше

и во пещере своей ловом[510] препиташе.

Случися же некогда из тоя изъити

Андроду и от сверстник своих яту быти,

Иже господину си елма представися,

на снедь зверем в град Римский абие судися.

Но в то же время и лев ов бе уловленны,

на утеху кесарю во Рим приведенны.

Егда убо бысть время ему ся тешити,

на снедь зверем бедныя люди изводити,

Первый на позорище Андрод поставися

и по случаю ов лев на него пустися,

Иже уврачеван им и сожитель бяше

во единой пещере; лев же и познаше,

Начал есть ласкатися, к ногам припадати,

вместо жестоты любовь древнюю являти.

То кесарь чародейство вознепщева быти,

повеле люта рыся на него пустити.

Рысь гладный вержеся на нь, но лев защитил есть,

самого рыся вскоре мертва сотворил есть.

Тому кесарь удивлся, вины[511] взискиваше

и, егда праведную Андродом познаше,

Живот ему дарова: судив право быти,

прощеннаго от зверя кесарю простити.

Людие паки любовь ему проявиша,

кесаря, да Андроду даст лва, умолиша;

Иже прием лва в граде, в домы с ним хождаше,

подаяние злата и сребра взимаше.

Людие на смиренна лва цветы вергаху,

о вожде и водимом сице глаголаху:

«Сей лев бе человеку в пещеры сожитель,

сей же человек лву бе сему исцелитель.

Оле чюдодействия! Лви ся покаряют,

благодарствие свое за милость являют».

ЛЮБОВ К ПОДДАНЫМ

Егда за грех Давыдов Бог люди казняше[512]

всегубителством, тогда Давыд вопияше:

«Аз есмь грех сотворивый, Боже, обратися

на мя с казнию ти,. сим милостив явися».

Оле любве царския! Сам хощет умрети,

аки отец ли мати за любыя дети.

<ИЗ ЦИКЛА «МЕСТЬ ИЛИ ОТМЩЕНИЕ»>

Албоин, лонгобардов краль, жену имяше,

яже ся Росимунда по имени зваше;

Тоя отца Албоин некогда убил есть,

из кости главы его чашу устроил есть.

Во некоеже время с женою пияше

и в той чаши вино ей пити подаяше,

Глаголя: «Пий весела с отцем, рождшим тебе,

от меча десницы ми не соблюдшым[513] себе».

Росимунда в обиду то себе вменила,

отмщение творити в сердци положила.

Бе же в дворе лонгобард Хелмехилд реченный,

добротою лица си велми украшенный,

Мужь зело храбрый: той же девицу любяше

Росимунде служшую, еже она знаше.

И совеща девице блудно с онем жити,

чесого елма дева не хоте творити,

Проси ю, да зовет и на место известно,

сама с ним да пребудет, той отшедши лестно.

Сотвори дева тако, место показала,

на немже Росимунда того ожидала.

Хелмехилд в нощи время приде, девы чая,

пребысть с Росимундою, кто бяше не зная.

Егда же, грех содеяв, хоте отходити,

Росимунда, явлшися, ят слово творити:

«Виждь, что ти избереши едино от двою,

да можеши имети целу главу твою:

Или оглаголю тя кралю за се дело

и конечно лишится главы твое тело,

Или ти Албоина днесь да убиеши,

а с царством за супругу мене да поймеши».

Он окаянный избра краля си убити

и со Росимундою в супружестве жити.

Шед убо, уби краля, обагрил есть ложе

кровию его, — жена злобе допоможе.

Бывшу погребению[514], Росимунда тщится,

да злобник ону поймет и краль сотворится.

Лонгобарди вопреки тому делу сташа,

Хелмехилда онаго за краля не взяша.

Она с ним совещаше из страны бежати,

злата, сребра доволство великое взяти.

И тако сотворивше, кораблем отплыша

морем и до Равенны тем града приплыша,

Идеже некто Лонгин обладатель бяше

и приплывшыя гости всечестно прияше.

Жиша тамо убийцы, казни не прияша;

но зри, кую кончину жития си взяша.

Лонгин, видя прекрасну Росимунду быти,

к тому богатства зная, хоте с нею жити.

Нача ю, да погубить мужа, увещати:

«Благо, — рече, — со мною тебе ся счетати;

Будем бо Италии страною владети

и лонгобарды в нашей области имети».

А жена безумная зол совет прияла,

о смерти Хелмехилда тощно промышляла;

Уготова питие, отраву положила,

усмотревши час на то, мужеви вручила,

Иже пия познал есть смертну чашу быти,

похищь ону за власы, веле ей допити,

Еже оста во чаши, и мечем прещаше, —

она той же яд испи, аще не хотяше.

И тако отравою оба погибоста,

погубившая краля сама исчезоста,

А богатство многое в чюжди иде руки,

злыя же души в люты отидоша муки.

МЕЧЬ ИСТИННЫ

Дионисий, мучитель Сиракусов страны,

от ласкателя[515] бяше Дамокла прелщаны

Блажением щастия, богатства и славы, —

да же не утерпети царю тоя хвалы

И глаголати сладце к тому ласкателю:

«Хощеши ли то знати, любый приятелю?»

Емуже соизволшу, царь веле садити

Дамокла на престоле и всем его чтити.

Слузи абие слово царско сотвориша,

ласкателя на златый престол возсадиша:

Багряницу царскую вскоре принесоша,

в златозарную ризу его облекоша,

Венец златый на главу его возложиша,

скипетр неоцененный всечестно вручиша.

Приидоша краснии юноши служити,

повеления слово делом сотворити.

Представиша трапезу, златом украшенну,

брашны и питиями дивне исполненну;

Различный мусикии род ту предстояще,

сладкими гласы ушы с сердцем веселяше.

Вкратце буди рещи ми: вся ту дана быша,

яже царя самаго сердце веселиша.

Сице Дамокл почтенный превозвеселися,

в жребии блаженнейших быти воменися[516].

Но тогда повеле царь власом увязати

мечь острый и над главу его низпущати, —

Егоже узрев Дамокл, зело устрашися,

вострепетав всем телом, лицем изменися,

Преста ясти и пити, всепечален бяше,

песней слушати, зрети юнош не хотяше.

Моляше царя слезно, еже пущен быти

не на престоле злате, но в дому си жити.

Не желаше блаженства себе царска к тому,

но покоен седети возлюбил есть в дому.

Сицев есть во истинну живот человека,

от начала бытия до кончины века:

Егда бо яст и пиет, ничто ино деет,

егда в чести, в богатствах и во славе спеет,

В то время мечь истинны Божия блистает,

на тонце висящь власе, смертию прещает.

Что зная, человече, како ся смееши,

вскую[517] сластей от тебе плотских не вержеши[518]?

Остави о суетных в мире весел быти,

помни, яко смерть славных не знает щадити,

Избери в мире слезы, да радость на небе

Богом данная будет безконечна тебе.

МИЛОСТЬ ГОСПОДСКАЯ

1

У господ милость трудно есть стяжати,

труднее того выну ону знати,

Ибо во скоре та ся изменяет

и множицею в гнев ся прелагаеть.

2

Аще у муж велможных есть благодать тебе,

употребляти ея всеопасно требе:

Яко со огнем, с ними есть полезно жити, —

ниже ся удаляти, ни велми близ быти.

Огня удаляяйся озноблен бывает,

а близ зело сущыя сам огнь опаляет.

Тако иже от господь себе удаляют,

презрении и безчестни у онех бывают;

Иже паки дерзают ближитися зело,

мало за дерзость свою до конца суть цело.

Средство убо в житии семь хранити требе,

иже хощет безбедства и дружбы их себе.

МИР

Мир сей непостоянный не вем вскую честен,

Зане исполнь бед и велми есть лестен.

Егоже утро любить, пестует, лобзает,

того о камень смертный в вечер разбивает,

Александра Велика колико лобзаше,

едва не вся царствия ему в руце даше;

Но елма покой себе хоте сотворити,

понужден во тлю смерти и прах отходити.

Егда же во гроб златый тело положися,

монарха всего мира червием растлися.

Тогда от стран различных люди прихождаху,

измене того царя зело ся дивляху,

Ибо мнози Божия мняху сына быти,

не искуснаго[519] смерти имевшаго жити.

Тогда ж любомудреци трие присетиша

и стояще над костми глагол сотвориша.

Первый, хотя суетство мира показати

и царствия в нем тщетна, начат провещати:

«Сей царь вчера во мире целом не вместися,

днесь же малым сим гробом доволен явися».

Вторый хоте явити, яко есть суетство

злата, сребра многое имити[520] богатство,

Рече: «Вчера он злато в ковчезех храняше,

а днесь его ковчег злат в себе сопряташе».

Третий, желая словом людем то сказати,

яко буйство[521] есть тело сластми утучати,

Рече: «Вчера си тело сладостно питася,

днесь червием во пищу скаредным отдася».

Оле изменения! Како се бывает?

Все, еже зрится в мире, скоро претекает.

Тем не любите мира и в нем красных сущих,

яко облак воскоре мимо нас текущих.

Возлюбите же того, иже мир создал есть

и вещы в нем сущыя вам в потребу дал есть,

Да употребляюще онех, яко требе

в славу Божию, за то вселитеся в небе.

МИР ЕСТЬ КНИГА

Мир сей преукрашенный книга есть велика,

юже словом написа всяческих Владыка.

Пять листов препространных в ней ся обретают,

яже чюдна писмена в себе заключают.

Первый же лист есть небо, на немже светила,

як писмена Божия крепость положила.

Вторый лист — огнь стихийный под небом высоко,

в нем, яко писание, силу да зрит око.

Третий лист преширокий аер[522] мощно звати,

на. нем дожд, снег, облаки и птицы читати.

Четвертый лист — сонм водный в нем ся обретает,

в том животных множество удобь ся читает,

Последний лист есть земля с древесы, с травами,

с крушцы[523] и с животными, яко с писменами.

В сей книзе есть возможно комуждо читати,

коль велик, иже ону изволи создати,

И коль силен есть, могий ону утвердити,

ни на чемже основу ея положити,

И колико премудр есть, иже управляет

вся сущая и тайны всяческия знает.

Ту книгу читающе, рцем вси: слава тебе,

о, Человеколюбче, царствуяй на небе.

МОЛИТВА В СКОРБИ СУЩАГО И КЛЕВЕТУ ТЕРПЯЩАГО[524]

Господи всея твари, Боже Вседержащий,

естества благостию род Адамль любящий,

Призри оком милости на мене скорбяща,

от неправедна мужа клевету терпяща.

Супостат мой душевный на мя наступает,

лстивый язык онаго лгати поучает.

Ихже ум мой не мыслил, он на мя клевещет,

а душа в невинности от страха трепещет.

Крове моея хощет, пагубы желает,

но сердце мое в тебе, Боже, уповает,

Яко не попустиши без вины страдати;

Боже, изволи помощь ныне мне подати.

Тяжкия волны на мя ныне нападоша,

и скорби великия главу превзидоша,

От нихже не могу аз себе свободити,

ты, Человеколюбче, изволь исхитити.

Веси мою невинность, сердце мое зриши,

глас убо многослезный раба си услыши.

Не даждь ми, Владыко мой, без вины терпети,

пощади мя, якоже щадит отец дети.

Немощен аз есмь зело, не имам совета,

язык при невинности лишен есть ответа.

Токмо убо к милости твоей притекаю,

заступи мя, Боже мой, на тя уповаю.

Не даждь невинну сущу быти посрамленну,

от клевещуща мужа в суде одоленну.

Знаю аз вины моя, Боже, пред тобою,

тыя же безчисленны вем на душу мою,

Но настояща дела никакоже знаю,

Ты сам веси, Творче мой, к тебе прибегаю.

Защити мя, Всещедре, дажд руку помощи,

со слезами молю тя во дни же и в нощи.

И ты, о Пресвятая Христа Бога Мати,

благоволи ми руку помощи подати.

Благоутробие си изволи явити,

от лютыя напасти скоро свободити,

Ибо аз от печали вконец погибаю,

от туги безпрестанно тяжко воздыхаю.

Небесная Царице, на помощь потщися,

днесь милосердием си мати мне явися,

Да, тобою свобожден, тебе величаю,

скорую помощницу тя миру вещаю.

И вы, вси угодници истиннаго Бога,

честнии жителие небесна чертога,

Молящийся ему о всех правоверных,

о мне днесь молитеся, иже во безмерных

Печалех исчезаю, мне днесь помозите,

скорыя помощники себе проявите.

Заступите у Бога, да от бед избавить

мене, да глас мой выну имя его славит.

Но и вашу аз помощь имам прославляти,

скорыя помощники людем возвещати.

МОНАХ

1

Иже мирская монах содевает,

чину святому позор наношает.

2

Любяй зрим быти и прочыя зрети

монах несть могущь хвалу Богу пети.

3

Несть монах, хотяй часто целовати

и честь велику от мирских примати.

4

Пища, дар, хартия[525] монаха прелщает,

ибо от жен теми искушен бывает.

5

Око, прямо оку женскому не буди,

да иночестии не погибнуть труди.

6

Огонь есть со сеном — инок со женами,

не угасимый многими водами.

7

В кремень железо тогда ударяет,

егда пол женский инока касает.

8

Монаху подобает в келий седети,

во посте молитися, нищету терпети,

Искушения врагов силно побеждати

и похоти плотския труды[526] умерщвляти, —

Аще хощет в небеси мзду вечную взяти,

неоскудным богатством преобиловати.

Пагубно же оному по граде ходити,

из едина в другий дом преходяще пити.

Но увы безчиния! Благ чин погубися,

иночество в безчинство в многих преложися[527].

О честных несть зде слово: тыя почитаю,

безчинныя точию с плачем обличаю.

Не толико миряне чреву работают,

елико то монаси поят, насыщают.

Постное избравший житие водити

на то устремишася, да бы ясти, пити,

Тоже не поелику есть во славу Бога,

но излише, даже скорбь раждается многа.

Скорбь чреву, болезнь главе, а ум изчезает,

тако постник не знает, еже содевает.

Множицею есть зрети по стогнам[528] лежащих,

изблевавших питие и на свет не зрящих,

Мнози колесницами возими бывают,

полма[529] мертвии суще, народ соблазняют.

Мнози от вина буи[530] сквернословят зело,

лают, клевещут, срамят и честныя смело,

А за то во утрий день без казни бывают,

яко без обителей в граде ся скитают.

Неции постригшися посестры[531] питают

неправым собранием и с неми бывают.

Инии тайно от поп в струзех[532] пострижени

ходят, летяще мир, аки на то устроени.

Мнози не стрижении монашеско ходят,

безчинными делесы соблазнь в мире родят,

Оле развращения! Ах, соблазнь велика!

Како стерпети может небесе Владыка!

В одеждах овчих волци хищнии бывают,

чреву работающе, духом погибают.

Узриши еще в ризы красны облеченны,

иже во убожество волное[533] стрижени.

Ни жених иный тако себе украшает,

яко инок несмыелный, — за что погибает,

Ибо мысль его часто — да от жен любится;

под красными ризами — увы! — дух сквернится.

Таковии ко женам дерзают ходити,

дружество приимати, ясти же и пити.

Сродство себе с онеми ложне поведают,

или тетки, матери, сестры нарицают;

Под ними же имены хотят мужи быти,

без брачнаго союза зол брак сотворити.

О, безчиния люта! Оставлше сродныя,

притворяют сродники себе неправыя,

Имже делом от Христа себе удаляют,

суща Жениха своих душ пренебрегают,

За что, яко блудници, будут отлучени,

аще не обратятся, и вечно казнени.

Престаните, иноцы, сия зла творити,

тщитеся древним отцем святым точни быти,

Да идеже они суть во вечной радости,

будете им общници присныя сладости!

МУХОКОЛ

Домитиан злый кесарь, егда царствоваше,

в храме си мухи ловя, иглою бодяше[534]

В место утешения, но и сам заклася

от иконома, яко в безделие вдася.

МУЧИТЕЛСТВО

Махмет оттоман, солтан Цариграда,

вниде с отроки треми внутрь ограда

Красно утешна, и в нем веселися;

яблко едино ему возлюбися

На древе нецем, и не взем, отиде.

Потом же отрок отай[535] к нему прийде

И сластолюбне предал е[536] си чреву.

Солтан по часе возвратися к древу,

Да видит паки. Не обрет же плода,

на три отроки пречестнаго рода

Вселюте яр бысть, грозно вопрошаше,

кто от них плод ов во снедь себе взяше.

Они же за страх вси ся отрицаху,

клятвы велики на ся возлагаху.

Солтан же лютый веле сещи чрева,

да знает, имже снеден ов плод древа.

Взяша перваго, чрево разсекоша

и ту в стомасе яблко обретоша

Не у сваренно[537]. Тако утолися

от гнева звер ов, иже разярися.

Оле жестоты! Яблко оценил есть

паче юнош тех. Ума ся лишил есть!

<ИЗ ЦИКЛА «МЫСЛЬ»>

Еже корень есть в древе, то мысль в человеце,

обое же есть тайно в настоящем веце.

Корень есть под землею, не видим бывает;

мысль в глубине есть сердца, никто ея знает.

Но яко что в корени от силы таится,

то послежде во ветвех и в плодех явится;

Тако что сокровенно во мысли пребудет,

то по мале во делех проявленно будет.

Темже кто древо плодно имети желает,

да здрав корень пребудет, тощно промышляет;

Тако хотяй сам плоды благи приносити,

да тщится в сердце мысли добрыя хранити:

От добрых бо помыслов делеса благая

производна бывают, от злых паки злая.

МЫСЛЬ ЗЛАЯ

1

Змий аще кого в ногу усекает,

яд его всю плоть абие[538] вреждает.

Злая мысль яд есть, та аще вселится

в главу, вся душа весма повредится.

2

Злыя мысли в начале тщися истребити,

егда бо силу возмут, не леть[539] победити.

3

Людин обрете змия умерщвленна

мразом, и на путь во снег изверженна.

Милость сотвори, в недра[540] положил есть,

иже, согревся воскоре, ожил есть.

Нача ползати, потом уязвил есть

мужа безумна, иже и согрел есть.

Тако и тому обыче бывати,

кто злыя мысли любит согревати,

Ибо помалу ты ся оживляют

и мыслителя смертне убивают.

МЕРНОСТЬ

Елико дожда нивам сеянным желаем,

толико сами питий да употребляем.

Желаем же им воды, елико есть требе,

да токмо ся напиют по семен потребе.

Не хощем излишества, тем бо измокают

семена, а нивы их студены бывают.

Не хотим убо и нас излише пойти,

дабы семен Божиих и нив не вредити.

МЕСТО

1

Гордость и смирение не местом ся деет[541];

бывает выжший смирен, а низкий гордеет.

2

Дионисий мучитель некогда ярися, —

Аристипп им философ ниско посадися

С досадою. Обаче мудрый осклабися,

рек: «О царю, то место днесь мною почтися».

Тако есть воистинну от начала века:

место есть ради умна честно человека.

НАЧАЛЬНИК

1

Пастырь с овцами образ предлагает,

како нам жити в мире подобает.

Пастырь началны знаменует люди;

стадо подданых во образ нам буди.

Егда же пастырь стадо присещает,

овца на пути не лежит, но встает,

Аки честь ему хотящи творити;

таков к началным подначалный быти

Выну[542] да тщится, сиречь да говеет[543],

якоже овца, елико умеет,

И яко место Божие держаща,

о безбедствии подначалных бдяща.

Взаим же пастырь овцы соблюдает

и на рамах[544] си блудныя ношает;

Тако началник должен есть творити,

бремя подданых крепостно носити,

Не презирати и за псы имети,

паче любити, яко своя дети,

И то в памяти выну содержати,

яко земля тех и его есть мати.

Паче овчата пастырска боятся

жезла и свиста едина страшатся;

Подначалници страх должни началным,

о их целости по вся дни печалным;

Тем и апостол к страху увещает

и мечем острым началных прещает.

Пастырь же жезлом укрощает стада,

женет[545] на паству, женет и внутрь града;

Тако началник жезлом да управит,

винна накажет, невежду наставить,

Обаче косен да будет язвити,

идеже довле есть токмо страшити.

Еще глас пастырск овцы добре знают

и того выну прилежно слушают:

Шествуют тамо, аможе глашает,

едина другу в след его варяет[546].

То поддании должни суть хранити,

гласу началных послушливи быти:

Всякая душа властем да бывает

богопокорна,[547] — Павел увещает.

Пастыри взаим пред овцами ходят,

овцы на паству благую возводят;

Сице началных долг есть предходити[548]

стаду подданых, на пажит водити

Здраву, спасенну; Божию канону,

ниже гражданску противну закону;

Образ да будут себе подчиненными

еже ходити путем божественным.

К сим овцы млеком пастыря питают

и на одежды волну[549] свою дают;

Поддании же долг свой да воздают,

господы своя хлебом да питают.

И ины нужды должни исполняти,

не ропчюще же, но во благодати.

А яко пастыр от волк защищает,

во дни и в нощи мало усыпает,

Егда же стрижет, волну, а не тело

живое режет, то бо хранить цело

И кожу блюдет, да не повредится,

да паки стрищи волну прилучится.

Тако державци должни снабдевати,

подданыя си от враг защищати;

И егда дани от онех взимают,

долг свой да вземлют, а не изкожают[550],

Да и впред мощно будет постригати,

дань, яко волну, праведно взимати.

Но оле времен развращенных зело!

Режут днесь волну, и кожу, и тело.

Сам, Врачю Вышний, изволь исцеляти,

скудости бедных людей исполняти,

Да твою милость выну прославляют,

в звании своем честно пребывают.

2

Блаженна страна и град той блаженный,

в нихже началник благий поставленный,

Горе же граду и стране бывает,

юже началник не благ управляет;

Гнев тамо Божий, где начало злое,

милость тогожде, идеже благое.

Да будет же благ, должен есть хранити,

яже аз хощу сим словом явити.

Перва начална сия добродетель, —

благочестия да будет хранитель,

С благодарствием о всех Богом данных,

сану приличных, многими желанных.

Живущ же тако, Богом снабдеваем

бывает, правим, от бедств защищаем;

И яко Бога он выну говеет[551],

от подначалных точну честь имеет.

Вторая сану началных прилична

есть добродетель, в мире не обычна:

Та смирение есть божественное,

Христом Господем в конец храненное.

Имать началник в памяти держати,

яко не в веки будет обладати;

Смерть бо пришедши хощет власть отъяти,

с прочили людми во персти[552] сравняти.

Третия властей добротворение,

еже хранити им разсуждение

Во всяких делех, а не уповати

на един свой ум, выну вопрошати

Умных совета: тако бо вершити

блага вся мощно, а не грешити.

Очеса лучше видят, неже око,

никто о себе да держит высоко;

В мнозе совете есть спасение,

в едином уме поползновение[553].

Четвертая есть добродетель властей:

правду хранити, блюсти от напастей

Подчиненныя и чести даяти

достойным, а не на злато смотряти,

Равно судити мала и велика;

на лице зрящым прещает Владыка,

Не яко сеть им закон да бывает,

юже не крепку паук соплетает;

Та бо животно мало уловляет,

болшее — сети самыя терзает.

Не буди тако, но един суд буди

всем, иже в единой суть области люди.

Пятая — крепость прилична владущым

не склонным быти к прелесть глаголющым,

Ниже златыми вериги влеченным

быти, ни другов прошенми прелщенным.

Шестая — кротость и приступность буди,

за нюже Господь возлюбить и люди,

Яко Моисия кротка Бог любяше

и во всех нуждах ему помогаше.

<ИЗ ЦИКЛА «НЕБЛАГОДАРСТВИЕ»>

Филиппу Макидонску воин любый бяше,

иже в некое время кораблем плаваше.

Случи же ся кораблю сокрушенну быти

и воину живому ко брегу приплыти,

Егоже македонин некий в дом приял есть

честно, угодно чрез дни тридесят питал есть.

По сих во путь отпусти, дав доволно хлеба

и чесого либо в путь бе ему потреба.

Воин с клятвами рече: «Елма с царем буду

беседуяй, благих ти никако забуду,

Яже изволил еси ты ми сотворити,

бедника обнищавша обидно чредити»[554].

Возвращ же ся в отечество, к царю припущенный

и прежния милости онем сподобленный,

О корабли скрушенном часто глаголаше

и плавание на дсце[555] свое поминаше.

О странноприемце[556] же ни мало явил есть,

паче же пакость ему люту сотворил есть,

Ибо умолил царя, да ему дарует,

еже македоник ов село державствует.

О, треклята воина! Клятву преступил есть

и за благодать мужа злобу сотворил есть.

Но мало веселися, ибо весть приял есть

муж ов о его злобе и к царю писал есть

Писание молебно, дело извещая

и како за благодать воин творить злая.

Царь прочет писание, велми удивися,

на неблагодарнаго мужа разъярися.

И познав его злобу, веле крепость[557] дати

македонину, еже село си держати.

Воина же безчестно веле обнажити

и на плещех огненну печать положити,

Изображшу: «Се странник безблагодарственный!»

Тако имения бе и чести лишенный.

О, аще бы такия ныне знаменати,

не стало бы у купцев желез на печати!

НЕБО БЛАГИХ СОКРОВИЩЕ

К разным вещем человек сердце прилагает,

днесь сию, утро ону стяжати желает!

И, ту стяжав, покоя не может прияти,

ибо на всяк час иных обыче желати.

Се же, яко не может сердце сыто быти

ни единою тварей, донеле же жити.

Творец токмо доволен оно насытити

и желанием его конец положити.

Тем всуе, человече, тленных желаеши,

в неизвестных известна благаго ищеши.

Не в мире, во премирных то добро витает,

еже все желание сердца исполняет.

Ко премирным убо то тщися обратити,

единаго паче всех Господа любити,

Пренебрези земная, к небесным вратися,

тамо благ совершенных сердцем насытися.

Аще красоты светлость желаема тебе,

святии, яко солнце, просветятся в небе.

Аще свободы сердце твое днесь желает,

в небе всяк, яко аггел, свободен бывает,

Аще здравие долго хощеши стяжати,

на небеси то вечно Господь имать дати.

Аще желаеши зде алчбу утолити,

тамо вечно тя Господь имать насытити.

Аще ти жажда в мире суетном стужает,

тамо обилием си Господь упояет.

Аще глас мусикии пресладкий любиши,

в небе аггелских гласов сладость услышиши.

Аще благо дружество сердцу ти есть годе[558],

дружество всех святых есть в небесной породе.

Аще богатство и честь в желании кому,

то обое в небесном есть наипаче дому.

Сокращенне да реку, вся благая в небе,

ибо не инамо[559] тех всем искати требе.

На небо, человече, сердца пущай око,

не низу ищи тленных, но вечных высоко.

Оттуду ныне помощь стяжи благодати,

тамо по смерти имать Бог мзду славы дати.

НЕВЕЖДА

1

Невежда пути вожд да не бывает,

книг неискусный да не поучает.

2

Невежда мудраго елма поучает —

слепец очитаго мужа провождает.

3

Сова о лучах солнца разсуждает,

егда невеглас[560] о мудрых вещает.

НЕЗНАНИЕ

Не знаяй себе, ничесоже знает,

аще и звезды небесны считает.

НЕПРИСТОЙНАЯ

Дванадесят суть в мире непристойна

в людех чести, мзды свыше недостойна:

Мудрый человек, словом исполненный,

делании благих аще есть лишенный;

Мужь, сединами изрядно сияющь,

благочестия хранити не знающь;

Юноша кроме повиновения,

непослушливый старых учения;

Богачь лакомый[561] выну собираяй,

а милостыни никогдаже даяй;

Жена, еяже лице не срамится,

язык злоречив, яже не кротится;

Господин, иже рабы обладает,

добродетелей хранити не знает;

Мужь христианский, прение любящий,

не во кротости путем си ходящий;

Человек нищий, иже возгордится,

Богом и людми никако любится:

Царь, на престоле славы си седящий,

а суда права людем не творящий;

Епископ, овцы леностно пасущий,

прибытки, яко волну[562] их, стригущий;

Народ, лишенный сущь наказания,

в свободе живущь без обуздания;

Град без закона, ту бо изчезает

истинны благость, все ся зло раждает.

НЕУДОБНАЯ И НЕПОДОБНАЯ

Четыри неудобна[563] дела обреташе,

пятое неподобно, Платон глаголаше.

Неудобно, рекл, дело гордому служити

и от сребролюбива мужа что просити.

Еще со лживым мужем куплю совершати

и со искуства праздным[564] беседы творяти.

А неблагодарному доброе творити —

исповедую весма неподобно быти.

НИЩЕТА ЦАРЕЙ

Царие и князи, суще пребогати,

обыкоша скудость едину страдати:

Много рабов имут, сокровище в злато

соблюдают иным зело пребогато,

Но нищи суть в други, правду глаголивы, —

вси бо по их воли глагол деют лстивы.

НРАВ

1

Пси псами пса ядома притекше снедают,

людие скорбна мужа в скорби погружают.

Оле лютаго нрава! Вместо пособити,

псий нрав восприемлюще, тщатся погубити.

2

Древо старое трудно пресаждати,

такожде нравы старых изменяти.

3

Древо младое удобно[565] клонится,

тако юноша всяческим учится.

4

Имже туком[566] сосуд новый исполнится,

чрез многая лета той в нем сохранится.

Тако нрав юноши, от детства всажденный,

даже до старости бывает храненный.

ОБРАЗ

1

Франтиск именем первый краль францийский бяше,

сей яко писание и мудрость любяше,

Егоже родители его не любяху,

но подобием варвар в простоте живяху.

Абие честных дети писаний взискаша,

кралевску люблению тако угождаша;

И бысть в мале времени мудрость разширенна,

образом краля во всей земли умноженна.

Обычай бо есть в людех царя подражати,

еже ему любезно всем то возлюбляти.

Благо убо есть царству, егда благи нравы

царствуяй восприемлет ради всех исправы.

2

Александр Макидонский Тир град обстояше[567],

ров велий бывш пред градом засыпать хотяше;

Видя же воев леность, в первых насыпал есть

сам кошь[568] землею и в ров пред всеми всыпал есть.

То видящи ратници царя подражаху,

в яму ону носяще землю засыпаху;

И тако приход к граду себе содеяша

и по мале времени град силою взяша.

Сице царие делом своим возбуждают

на дело вои, елма образ им являют.

ОРУЖИЕ

1

Егда на Голиафа Давид исхождаше,

жезл в руце и пять камен пращеметных взяше.

Ты жезл креста и пращу молитвы святыя

возми, и пять слов умных на враги лютыя.

Сиречь не многословне, но часто молися,

мало да глаголеши — много же слезися.

2

Бог и естество зверем оружие дает,

много бо от животных с онем ся раждает.

Неким бо рози[569] дани, да ся защищают

и противники своя теми побеждают.

Иным ногты острыя изволи Бог дати,

ко еже наветники своя им терзати.

Иным сила во зубах естеством дается,

да от хотящих бити теми спасается.

Неции во копытах звери силни зело,

имиже поражают противныя смело.

Птицы в пазногтех[570], в носе силу свою знают

и крилами вся обще от беды гонзают[571].

Ежу шерсть оружие, иным люто жало,

иным яд прирожденный естество есть дало.

Человек ничтоже сих в оружие взял есть,

дабы не на брань себе созданна познал есть,

Но еже во покои безпрестанно жити,

единодушно Творца своего хвалити.

Но увы нам! не мирно в мире пребываем,

чесо Бог нам не даде, то мы сотворяем.

Смертная оружия тщимся устрояти,

теми ближния нашы на смерть убивати.

О, аще бы на враги токмо я вращали,

иже противны Богу себе содеяли,

Извинение неко могло бы служити,

не ожидали быхом осуждени быти.

Но то люте не благо, яко и на други

и на Божия мечь остр обращаем слуги,

За что милость не может быти нам от Бога,

но суд лютый и в вечном огни мука многа,

От еяже свободу стяжати потщимся,

со ближними нашими всеми примиримся.

ОТЧЕ НАШ

Благо есть Богу присно ся молити,

нуждных от него прилежно просити.

Отец он нам есть, вся готов сый дати,

токмо нам сердца требе устрояти

На достойное даров приятие,

инако труд наш суетен, братие.

Отче наш, вотще тщимся глаголати,

аще сыновне не хощем слушати.

Иже в небеси еси, тще читаем,

понеже сердцы земным привыкаем.

Да святится ти имя пречестное,

слово си несть нам благополезное,

Занеже грехи хулу содеваем,

имене его честь пренебрегаем.

Да придет Царство твое, что вещаем?

понеже князю тмы раби бываем?

Да будет воля твоя словим како,

суще противни воли его всяко?

Хлеб наш насущный даждь нам, вскую молим?

занеже нищим дания не творим?

Остави долги наша, в суд читаем,

понеже иным тех не оставляем.

Не воведи нас во искушение, —

в кую есть ползу сие моление?

Понеже сами себе искушаем,

в многая бедства волею вреваем,

Но избави нас сам от лукаваго,

без ползы молим Бога Всеправаго,

Зане не тщимся избавлени быти,

но во лукавстве годе нам есть жити.

Аще мы убо от Бога желаем

благих реченных, да ся исправляем.

Бог же готовь есть вся нам блага дати

по несказанней своей благодати.

2

Отче наш, иже еси создавый вся веки,

на небеси царствуяй, любяй человеки,

Дух гордости отъими от нас, и тщи[572] славы,

дажд смирение, молим, преклонше ти главы.

Да святится имя в нас твое пресвятое,

во всех делесех наших да славится тое.

Отъими от нас похоть суетств мира сего,

и любовь тленных богатств и всех красот его.

Да придет Царство твое нами обладати,

приносящее церкви дары благодати,

Да совершенне в сердцах ты наших будеши,

яко царь на престоле си, в них пребудеши.

Да будет воля твоя пребожественная

всескоро и радостне нами творенная.

Нашу же лукавую изволь отсецати,

яко обыче к вредным сердца привлекати.

Якоже на небеси, и на земли тако,

воля твоя от всех нас да хранится всяко.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь могущь живити,

плотский, тайны и слова, да бы о нем жити

Зде крепко на противных, потом в силе хлеба

тайственна внити в дом пресветлаго неба.

А яже излишняя, изволи отъяти,

яко не пособствуют, но ведят вреждати

И остави нам долги наша, яко и мы

оставляем должником нашым онех вины.

Не помняще их злобы, благих им желаем,

злии от тебе блага благих, Боже, чаем.

И не воведи нас ты во искушение,

даруй же нам крепкое того стерпение.

Но избави от врага нас вселукаваго,

от совета зла и от дела неправаго.

Аминь, аминь, молим тя верно твои люди,

отческая на чадех милость всегда буди.

ПАУЧИНА[573]

Елиогавал веле в Риме всем собрати

паучинныя сети, дабы ему знати

От их веса множество людей в нем живущих.

Оле, и на престоле в безумии сущих!

ПИЯВИЦА

Две пиявице во нас всегда пребывают,

непрестанно «Принеси, принеси!» вещают.

Едина хоть[574] есть души, та суетств желает,

другая похоть плоти, та сластей прошает.

А никогда ся могут теми насытити,

не престают, якоже море реки пити.

ПИЯНИЦА ДУШУ ПРОДАДЕ ДЕМОНУ[575]

В дому винопродажном людие седеша,

пиюще вино, иже беседу имеша

О безсмертии душ си, яко пребывают

и по смерти, не яко тело, истлевают.

Един от них неверен тому слову бяше:

«Неправду глаголете, оным отвещаше,

Ибо, якоже скотска душа исчезает,

тако и наша купно с телом погибает.

Прелщают духовнии[576] повестми своими,

да ся обогащают богатствы людскими.

Никогда глаголющым им веры имите,

но сладко вино пиите и сластно ядите».

Собеседници его тому ся смеяху,

в кощунныя глаголы безумство вменяху,

Он и паче начал есть буйство глаголати:

«Баснь то есть, что глаголют душы пребывати.

О кто бы душу мою изволил купити,

имел бым ныне за что вино сладко пити,

И за ваш долг отдал бым». Они ся смеяша,

надходящыя беды ниже мало знаша,

Ибо вниде муж некий, телом велий зело,

и ят беседовати со онеми смело,

Вопрошая: «Что, друзи, ныне глаголасте,

и чему ся утешно велми разсмеясте?»

Они ответ сказаша: «Яко друг продати

хощет душу за сребро, а нас чествовати,

Но купца душе своей где взяти, не знает.

Несть ли тебе известен? Рцы ему, желает».

Он рече: «И аз куплю, токмо оцените;

сребро имам готово, дела не дражите».

Смех велий между ними от слова восташе

а он душепродавца и цену сказаше.

Враг, засвидетелствовав, цену ему дал есть,

он же, в смех обращая, с радостию взял есть.

Яша убо весело и обилно пити.

а продавшаго душу словесы хвалити.

Вечеру же пришедшу, нача глаголати

душу купивый: «Время уже всем востати,

Да кождо во жилище свое возвратится,

ибо уже темная нощь близу творится.

Но прежде неже идем, изволте судити:

егда ся кому случит где коня купити,

Не с уздою ли того имать себе взяти,

еюже держимаго тщася торговати?»

Вси судиша согласно, яко подобает,

да ся конь со уздою купцеви отдает.

Тогда продавый душу ял есть трепетати,

ибо зла купца быти нача позновати.

Купец же, похитив й, высоко вознесл есть

душу купно и с телом в геенну понесл есть.

И тако окаянный погибе во веки,

а сбеседовавшыя ему человеки

Страх велий исполнил есть, и то сразумеша,

яко с демоном лютым беседу имеша.

Оле пиянства злаго! К чесому приводить?

Во вечную погибель грешника низводит.

<ИЗ ЦИКЛА «ПИЯНСТВО»>

1

Человек некий винопийца бяше,

меры в питии хранити не знаше,

Темже многажды повнегда упися,

в очию его всяка вещь двоися.

В едино время прииде до дому

и вся сугуба зрешася оному.

Име два сына, иже предстояста

ему четыри во очию стаста.

Он нача жену абие мучити,

да бы, ей, правду хотела явити,

Когда два сына новая родила

и с коим мужем она приблудила.

Жена всячески его увещаше,

«вино виновно быти» сказоваше.

Но он никако хоте веры яти,

муку жестоку нача умышляти;

Взял есть железо, огнем распаляше,

ко жене бедней жестоко вещаше:

«Аще ты инем мужем не блужденна,

сим не будеши огнем опаленна;

Аще же с инем блуд еси творила,

имать ожещи тя огненна сила».

Бедная жена в люте беде бяше,

обаче умно к нему глаголаше:

«Рада железо огненное взяти,

невинностью мою тебе показати,

Токмо потщися своею рукою

подати оно ты на руку мою».

А все железо распаленно бяше,

чесо пияный во ум не прияше.

Ятся железа, люте опалися,

болезни ради в мале отрезвися.

И се два сына точию видяше,

невинность жены, свою вину знаше;

Срамом исполнен, во печали был есть

и прощения у жены просил есть.

Тако пиянство ум наш помрачает;

всяк убо того верный да гонзает[577].

2

Велий недуг пиянство в людех содевает,

тело купно и душу люте растлевает.

Не точию онем плоть удесы[578] вредится,

но и дух растлению лютому общится.

В телеси глава болит, очеса темнеют,

руки студно трясутся, перси же хрипеют.

Язык косно глаголет, или зело тщится,

и яже в ногах сила излиха слабится.

Стомах излишествие нудится блевати,

чревеса помет своих не могут держати.

Всячески силу плоти вино истребляет,

но и душу сил ея пагубно лишает,

Ибо ума здравие тамо потребится,

идеже излишество сикеры[579] вселится.

Заблуждает ту разум, несть разсуждения

волею наводится ту изумление.

А о памяти хмелных что есть глаголати?

Якоже мех дирявый не может держати

Вложенных в себе вещей, но ты погубляет,

тако память пияных всетщетна бывает.

Слыша что, ли глагола вином исполненный,

утро пуст, якоже мех[580], будет изпражненный.

Наконец, сила воли весма погибает,

ибо не того хощет, еже подобает,

Но на душевредная тогда паче тщится,

яд смертный паче сота оней быти мнится.

Того ради пиянства, братие, гонзайте[581],

во трезвении ума выну пребывайте,

Да не заблудите в ад, огнем умноженный,

но прямо да идете во рай божественный.

3

Несть друг, иже тя пити много понуждает,

ибо недруга тебе Богу содевает,

Бог бо несть друг пияным, но иже трезвенни

бывают во дружестве его утверженни.

ПЛАКАТИ В МИРЕ

1

Иже пучину моря преплавают,

водам и ветром живот си вверяют,

выну суть должни Господа молити,

дабы преплыти.

И купец егда пустыню преходить,

яже разбои на путех си плодит,

не может светлым сердцем ликовати,

но воздыхати

Нудим ко Богу, дабы совершити

путь той в здравии, не разбиту быти

от разбойников, вся расхищающих,

убивающих.

Мир сей — пучина, мы по ней плаваем

в кораблех плоти, а где смерть, не знаем.

Несть убо в ползу зде веселовати,

но воздыхати,

Да не постраждет бедства превелика,

да преплавит ны Всесилный Владыка

в здравии целом ко брегу тихому,

к раю светлому.

Тойже пустыня мир ся нарицает,

кийждо человек путь в ней совершает,

а разбойници всегда наветуют,

ковы[582] готуют.

Демони злии, еже расхитити

добродетелей купли, и убити

душы. Кто убо может ся смеяти,

а не плакати

В толице бедстве? Аз не разумею,

и человека звати и не смею.

Кто претекл цело и в небо вселися,

той веселися

2

Не может должник, во узы всажденный,

в сердца веселость быти возбужденный,

яко не знает, что суд с ним сотворит, —

живит ли морит?

Тем непрестанно к Богу воздыхает,

к Судии молбы слезен посылает,

да и возможет в милость преклонити,

свободен быти.

Во узах плоти души нашя тлеют,

на суд о делех ко Судии спеют,

выну им убо нужда воздыхати,

молебствовати,

Да хотяй живым и мертвым судити

благоизволит вины им простити,

и в смерти место живот да дарует,

где сам царствует.

ПОГИБЕЛЬ

1

От главы начинает рыба истлевати,

от началных[583] обычай градом погибати.

Какови бо в начале[584] сущий бывают,

тако прочий жити весма подражают.

2

Корабль иногда извне от волн погибает,

иногда от бремене внутрня потопает.

Мы иногда от лукавств врага изчезаем,

иногда же от наших внутрних погибаем.

ПОГРЕБЕНИЕ

Симонид рифмотворец по мори плаваше;

егда у пристанища некоего сташе,

Обрете тело наго, земли не отдано, —

взем е[585], сотвори быти в яме закопано.

Обноществовав тамо, виде погребенна

человека собою, во сне си явленна,

Глаголюща то к себе: «Се тя увещаю,

утро[586] да не плывеши — милость ти воздаю».

Возбнув[587] Симонид, начат сон той разсуждати,

веру поем, не хоте от брега отстати.

Инии смеющеся от брега отплыша

и, возвеявшей бури, потоплени быша.

Видящу Симониду, тако возплатися

соблюдением милость, яже сотворися.

Он же в горнице нецей вечерю ядяше,

от предстоящих людей сие слово взяше:

«Се у врат два юноша на долзе толцают,

да изыдеши скоро, тебе призывают».

Он не ведый кто бяше, изшед соглядаше

и се ни единаго мужа обреташе.

А в то время горница она повалися

и кто либо в ней бяше, до смерти убися.

О чюдо! Егда кого Вышний соблюдает,

не обычными средствы от смерти спасает.

ПОКАЯНИЕ ОРИГЕНОВО

«Увы мне, мати моя, яже мя носила!

Горе мне, мати моя, яже мя родила!

Законоискуснаго убо мужа бывша,

но у беззаконием себе осквернивша.

Благочестива прежде, но уже явивша

нечестие, тем Богу люте согрешивша.

Яко столп превеликий древле вознесенна,

но внезапу до земли люте поверженна;

Яко плодоносное древо процветавша,

но уже изсохшаго и неплодна ставша;

Яко светоносную лампаду светивша,

но, увы, угашенна и зломрачна бывша!

Кто даст главе ми воду и источник слезный

очима? Да плачюся, увы, мужь болезный,

О мне самом, яко у[588] толь люте скрушихся,

преокаянный грешник пред Богом явихся.

Зрю иерейство с плачем, амвона рыдаю,

егда паука, сети тисуща[589] созерцаю.

Взищи мя, Господи мой, яко падох зело

от Сиона горняго, да зрю к тебе цело.

Увы мне, учителю прежде в церкви бывшу,

днесь же и учеников в месте не пребывшу.

Яко по нужде падох — ты, Господи, веси,

сердце мое ты зришы, живый на небеси.

Егда иныя люди тщахся просвещати,

сам, увы, помрачихся, не могох стояти.

Хотя в благочестии доблествен пребыти,

нужду приях противень тому ся явити.

Уязви мя диавол силою навета,

преобразивый себе во аггела света.

Ридах древле Сампсона, жалея слезихся,

а сам днесь горши его, увы ми! явихся.

Плаках и Соломона, яко он падеся,

а мое лице ныне лютей низвержеся.

Падох паче всех грешник и грешнейш явихся,

Создателя моего, увы, удалихся.

Сампсон власов на главе женою лишися,

из моея же главы венец низвалися.

Он женою своею бысть люте прелщенны,

аз языком моим в ров греха низверженны.

Поперите мя, иже мали и велици,

соль истлевшу топчите вси мя, человеци!

Недостоин есмь Бога, соль быв божественна,

сотворих мя в гноище быти воверженна.

Вижду, яко ми облак главу засеняет,

а солнце лучы своя от мене скривает.

Покрый мя, Господи мой, изволи послати

Духа Святаго на мя в дарех благодати,

Да огневидным зраком диавола злаго

проженет днесь от мене, мужа прегрешнаго,

И рукописание да будет раздранно,

еже от мене грехом тяжким ему данно».

Сице Ориген греха своего рыдаше,

аще же прият Господь, знати нам не даше.

Мнози суть учители, иже защищают,

мнози и иже его неба отсуждают.

Мы то судбам Божиим дело оставляем,

егоже не яви Бог, не испытоваем.

ПОРОК

На ногах блато мощно есть имети,

на главе паки не леть[590] есть терпети.

Тако всяк порок стерпим есть в смиренных,

зело безчестит лица вознесенных.

<ИЗ ЦИКЛА «ПОСОБИЕ»>

Плиний о слонех то нам поведает,

яко аще слон во яму впадает,

Друзии слони ветви древ вметают,

песок рыюще, во яму всыпают,

Да тако яма земли уравнится

и впадший в ону удобь свободится.

Оле чудесе! Во зверех колика

любы[591]! Кто бы дал, дабы в нас толика,

Во человецех, любовь могла быти,

дабы друг другу тщался пособити.

Но, увы, преко[592] в нас ся обретает:

яму друг другу — да впадет — копает,

Или впадшаго засыпати тщится,

да никогдаже беды свободится.

Что же за сие приимут от Бога?

Во адстей яме мучения многа.

<ИЗ ЦИКЛА «ПОХОТЬ»>

1

Похоть плоти не грех есть, но в ней ся сладити

и согласие воли грех есть приложити.

2

Похоть егда есть искра, тогда да гасиши,

егда воспламенится, ю не утолиши.

3

Похоть псу есть подобна, гонима гонзает,

аще же питается, в тебе пребывает.

4

Похоть есть естественна, но зле похотети

есть от воли: тоя Бог не велит имети.

5

В начале похоть тщися обуздати,

инако несть леть ея удержати.

Жестокоусту[593] коню подобится,

разпущенная, неудобь[594] держится.

6

Вражия стрела — похоть, лук — пресыщение,

отими сытость, мало будет стремление.

7

Жупел огня есть пища, а вино — похоти,

лиши вино, не бойся оныя во плоти.

8

Феотим некто очима боляше,

имаже целбы прилежно искаше.

Врачеве ему совет здравый даша,

не смеситися жене завещаша.

Он невоздержно выну обык жити,

не хоте слова онех сотворити.

Зная и ведя[595], яко ослепится,

аще с женою плотски свокупится,

Избрал есть паче слепоту страдати,

неже от жены себе удержати.

И рече буй[596] муж: «Здравствуйте[597], светила!

Сласть ми с женою вас паче есть мила».

То изрек, жене плотски свокупися,

по деле света очию лишися.

О безумия! О буйства велика!

Не имам сего аз за человека

И скота хуждша его нарицаю,

скот бы не деял тако, добре знаю.

ПРАВДА

Знающе правду, а о ней молчати,

есть злато в землю тщетно[598] закопати.

<ИЗ ЦИКЛА «ПРАВДЫ БЕЗМЕСТИЕ»[599]>

Камвизес царь персидский вину прилежаше,

что величеству его не прилично бяше.

Име же в друзех своих болярина думна,

вернаго себе во всем Праксаспа разумна,

Иже за любовь[600] к царю дерзнул увещати,

во еже бы пития многаго престати.

Огорчися Камвизес за увещание

и за праведна слова к нему вещание;

Рече: «В мале узриши, яко ум мой цело

в пиянстве пребывает и рук моих дело».

По времени не мнозе много вина пил есть,

сын же Праксаспов царю у стола служил есть.

Ему же царь повеле за прагом стояти

и леву руку горе подъемшу держати;

Сам же взем лук и стрелу остру наложил есть,

в сердце того юношы прямо угодил есть, —

Еже велев из персей юнаго изъяти

и обличителю си оно показати

С сицевыми словесы: «Вижд, не погрешает

рука царская, аще чашы истощает».

Оле лютаго правды ненавидения

и безчеловечнаго за ту отмщения!

Тиранское убийство пиянству придал есть,

кровь невинну за слово правды излиял есть.

Оле злобы пиянства! Того вси гонзайте,

правды слово любите, не месть содевайте.

<ИЗ ЦИКЛА «ПРАЗДНИК»>

1

Праздники подобает честно совершати,

божественная дела прилежно деяти,

От дел мирских и плотских всяко праздным быти,

песнми же духовными Господа хвалити.

Тако Богу празднуем, ему угождаем,

аще книги чтем или слов Божиих слушаем.

Инако диаволу празднество бывает,

егда кто в праздник дела его совершает.

Такова суть: пиянство и объядение,

играния нелепа, кощун[601] смотрение,

Безчинно плясание, ристание конско,

присещение скверных мест — дело демонско,

Картами играние, зерней[602] метание,

позорища безчестна, блуднодеяние

И ина сим подобна демона говеют[603],

яже вернии в праздник днесь всетощно деют.

Несть божественно дело и многоспание,

такожде с зазорными лицы[604] гуляние,

И рабская делеса Богом возбраненна,

пиршества нестройная весма отреченна.

И купледеяния не мощно хвалити,

то бо от божественных силно отводити;

В оном лакомство[605] и ложь с клятвою спряжеся,

прелщение вселися, правда изженеся;

Яже вся суть угодна демону, не Богу,

яко людем погибель содевают многу.

И риз красота, яже выше неже требе,

никого водворяет во пресветлом небе,

Паче же во ад мрачный премноги вселяет,

яко и красящася[606], и ины прелщает.

Сих всех в день празденственны несть требе творити,

хотящему празденством Богу угодити.

2

Некто от благоверных обычай имяше,

псами заяца в праздник поутру ловяше.

Потом жена оному родила есть сына

с песиею главою, с долгима ушима.

Уразумев вину си, слезы изливаше,

оттоле всякий праздник благопочиташе.

ПРЕХОДЯТ ВСЯ

Что-либо в мире украшает тело

и на что оку зрети есть весело,

подобне сени[607] все то претекает,

след не остает.

Ли яко гонец скоро пребегаяй

и на един час нигде почиваяй,

вся мимо идут. Печаль оставляют,

не утешают.

Еще подобне кораблю текущу,

морския воды носом си секущу,

иже океан всескоро преходить,

следа не родить.

Мощно и орлу быстру уравняти,

иже есть силен всескоро летати,

и недовидне[608] стреле в цель идущей,

аер[609] секущей.

Напоследок же, яко изчезает

безплодный облак, а не одождает

нив земных; тако все, что в мире красно,

тлится напрасно.

ПРЯ[610]

Елма словопрение начинает быти,

ты же хощеши правый победитель быти, —

Победи прежде тебе, потщися молчати,

тако скоро можеши победу прияти:

Вси бо тя мудра, кротка станут нарицати,

спорници прощения смиренно желати.

ПЕСНЬ О СВЯТОМ ФЕОДОРЕ СТРАТИЛАТЕ[611]

Хвалити Бога в святых подобает,

иже я славы венцем украшает

И дает силу враги побеждати,

преестественно[612] муки, смерть страдати.

Во Феодоре Стратилате убо

хвалити его зело нам есть любо,

Яко дал ему крепость превелику,

благородному бывшу человеку:

Ибо Феодор силою онаго

убил есть змия излиха лютаго,

Иже живыя люди поглощаше,

яже род еллинск ему пожираше.

И Ликиния царя посрамил есть,[613]

иже идолом жертвы приносил есть.

Идолы его, сокруш, обругал есть,

в препитание злато нищым дал есть.

Много ран прием, кресту пригвоздися,

от множества стрел умерщвляеж явися.

Но аггел Божий с креста и снял бяше,

он же народу Христа прославляше,

Обрати многи во веру святую;

царь веле главу отсещи честную.

Умре он убо за истинна Бога,

чюдеса бяху тогда зело многа.

Умер же миру, нача небу жити,

с аггелы вечно Господа хвалити.

Идеже живя, Феодоре святе,

молися Богу, честный стратилате[614],

О Феодоре царе православном,

Российским странам Богом дарованном:

Да подаст ему многа лета жити,

лютаго змия мечем поразити,

Иже царствия многа поглощает

и на ны ныне прелюте зияет.[615]

Потщися в помощь ты на того врага,

отжени его от российска прага,

Тезоименник твой да веселится,

род верных славен в силе да явится,

Церковь святая да возторжествует,

победителны песни восписует,

Во-первых, Богу, потом же и тебе,

егда тобою помощь стяжет себе,

О нейже к Богу царь руце возносить

с людми, и тебе о молитвы просить.

По имени ти Божий дар нам буди,

соблюдай царя, сохрани и люди

Правоверныи от меча поганска,

буди стратилат рода христианска.

Стани сопротив врагом невидимо,

моли, да Божий гнев преидет мимо

Без вреда верных; смирит, же поганы;

да аггел его будет с христианы.

Воинства окрест страшно ополченны,

имже да будет враг наш побежденны.

Мы тя за милость потщимся хвалити,

а в тебе Бога, всех Царя, славити,

Яко благ всяких Виновника суща

и безконечно всем Царя будуща.

РАБ ВЕРНЫЙ

Паноплион воин раба имеяше,

иже ему верен потолику бяше,

Якоже за н душу тому положите,

дабы господину токмо живу быти.

Бысть же дело сице: Паноплион бяше

чести отсужденны, темже и искаше

Сонм своинствовавшых, еже бы убити.

Раб то ведый, хоте его заступити.

Взят его одежды, украсися ими,

господина дверми испусти задними.

Взложил перстень на перст, в ложи положися,

Паноплион быти тако притворися.

Егда же воини ови прибегоша,

в ложи лежащаго его обретоша,

Непщующе быти собою искома,

разсекоша раба за Паноплиона.

Паноплион тако смерти свободися,

а раб за любовь си славы сподобися,

Яко и днесь в книгах его похваляют,

во образ служащым верность предлагают.

Аще умре телом, но слава во веки

обносима будет между человеки.

Во древния веки сицев раб живяше,

точна[616] ему время не раждает наше.

РАЗБОЙНИК

Марский разбойник, Дионид реченный,

от Александра царя вои хищенный,

Егда от царя вопрошаем бяше,

вскую на мори разбои творяше,

Отвеща: «Яко едным разбиваю

кораблем, за то злу титлу ношаю.

Разбойника мя люди именуют,

тебе же царя обычно титулуют,

Яко многими полки брань твориши

морем, землею вся люди плениши.

Аще то правда, изволи судити,

потом же мене по делом казнити».

Царь, слышав ответ, дерзости дивися,

обаче сердцем на нь не разъярися.

Обличение оному простил есть,

близ правды быти слово разеудил есть.

Увеща токмо разбоя престати,

паче же честно с враги воевати.

РАЗНСТВИЕ

Кто есть царь и кто тиран, хощеши ли знати,

Аристотеля книги потщися читати.

Он разнствие обою сие полагает:

царь подданым прибытков ищет и желает,

Тиран паки прижитий[617] всяко ищет себе,

о гражданстей ни мало печален потребе.

<ИЗ ЦИКЛА «РИЗА»>

Философ в худых ризах обычно хождаше,

емуже во двор царский нужда нека бяше.

Прииде убо к вратом, стражи и отгнаху,

дважды, трижды и паче то ему деяху.

Он шед премени ризу, к вратом запустися,

абие неудержно в двор царский пустися.

Пришед же к царю, нача ризу целовати

и елико можаше честь ей воздаяти.

Царю же вопросившу, что то знаменаше, —

«Чтущую мя чествую, — смело отвещаше,

Ибо егоже входа мудрость не имяше,

то ми сия честная риза содеяше».

Оле суетства суетств! Доброта не зрится,

красная риза паче человека чтится:

Яже добродетели дана не бывает,

та честь от людей ризе новей ся творяет.

Художничее дело во чести хранится,

а лице естественно не честно творится;

Аки бы художество человека тленна

изрядно было паче дела божественна.

РОЗГА

Плевелы от пшеницы жезл тверд отбивает,

розга буйство из сердец детских прогоняет.

<ИЗ ЦИКЛА «СКАКАНИЕ»>

Сываритове[618] в сласти всех себе предаша,

ядоша препространно[619], пиша и скакаша.

К тому же изучиша[620] кони си скакати

по гласу мусикии, внегда ей играти.

То кротониатове елма ощутиша,

брань на ня восприемше, удобь победиша,

Ибо не в ратны трубы велеша играти,

но гласом мусикии искусно пискати.

Что услышавше кони, скакати начаша,

седящия на себе на землю свергаша.

И тако полк смятеся, врази наступиша,

род, во утехах живший, хитро победиша.

СКВЕРНОСЛОВИЕ

1

Сквернословие да ся истребляет,

то бо скверная делеса раждаеть.

2

Устам, яже тело приемлют Христово,

зело неприлично есть скверное слово.

3

От негоже скверная словеса слышиши,

скверно того и сердце воправду возмниши.

Ибо сосуд из себе ту вещь изливает,

еюже сам исполнен доволно бывает.

СКОРПИЙ

Скорпий единадесять купно чад раждает,

десятицу же снед их, едно оставляет,

Да вид рода из мира их не истребится,

ядом же их не лише род наш повредится.

СКУПОСТЬ

1

Григорий папа римский егда преставися,

Савиниан на месте его посадися.

Гладу бывшу, пшеницы сей не раздаяше

нищым, яко Григорий пред онем творяше,

Но веле на немалой цене продаяти,

тако бе нужда многим глад лютый страдати.

Яви же ся Григорий, увещая его,

да от начинания престанет своего,

Да туне[621] даст пшеницу. Он же не слушаше,

святый увещание по трижды творяше.

Потом жесток явися, и в главу ударил,

изнеможе зле папа и мир сей оставил.

Шести месяц не прежив на власти толице,

иде ответ воздати всяческих Владыце.

2

Калифа вавилонск царь столп велий создал есть,

егоже златом, сребром довле[622] насыпал есть.

Выну[623] утешашеся богатством толиким

и каменей предрагих множеством великим.

Единою случися врагом обстояти

град, а он не хотел есть ратников наяти

В защищение града, сокровищ щадяше.

Темже полк супостатов град и краля взяше.

Победитель удивлся богатству велику,

во укор глаголаше скупу человеку:

«Вскую за сие злато полк не стяжал еси,

убо за скупство твое мзду сию отнеси:

Иди, живи со златом, и сребром питайся,

того ты выну желал, убо учреждайся»[624].

То рек, повеле его в столпе заключити,

возбранив хлеба ему и воды носити.

Заключен убо скупец, прегорко ридаше,

яко сребролюбитель и зол скупец бяше.

Но ничтоже успел[625] есть горкими слезами,

сокровище многое зряще под нагами,

А хлеба ни крупицы во пищу имяше,

все бы то за един хлеб злато отдал бяше, —

Но невозможно. Темже гладом изморенны,

на злате валяяся, бысть краль разлученны

Душею от телесе. Не поможе злато,

темже никто надежды да положит на то.

СЛАВА

1

Слава яко ветр скоро прелетает,

яко дым, в гору идущь, исчезает.

2

Кто ради славы сребро си дарует,

точен тому, кто ветр и дым купует.

3

Уне[626] есть мясо ясти, вино сладко пити,

неже ближняго славу злым словом вредити.

4

Добро ли друга в людех прославляти?

Добро; но лучше слово удержати.

Дотоле молчание нужда есть хранити,

даже[627] тя вопрос будет к ответу нудити.

<ИЗ ЦИКЛА «СЛАВОЛЮБИЕ»>

Князь карфагинский Ганнон нареченный

славолюбием бяше побежденный

И хотя в мире бог наречен быти,

птиц глаголивых веле накупити:

И учащым я тому наставляти,

«князь Ганнон бог есть» светло глаголати.

Егда же тыя изучены быша

то глаголати, волно я пустиша,

Да летающе то слово вещают,

Ганнона бога миру проглашают.

Но прелщен Ганнон, ибо спира[628] она

птиц изученных забыла Ганнона:

На воли суще на глас естественны

вся птицы скоро бяху возвращенны.

Ганнон же цены и труд отщетися[629],

сам в посмех людем умным обратися.

Точне и ныне славы ловители,

чести, достоинств, хвалы любители

Глаголивыя люди собирают,

хлебом и дары тому изучают,

Да глаголют я боги земны быти,

мудры, богаты, всяко нарочиты.

И поют убо добре глаголюще,

сребром и хлебом прикормлени суще.

Но внегда хлебом оным оскудети,

тщатся и птицы тыя отлетети

На волю свою; в нейже забывают

оныя песни, ину же глашают;

В похвалы место поют хуления,

ругателства, смех и поношения.

Несть убо требе славы нам любити

и птиц сицевых ловити, учити;

Божия славы нужда нам искати,

он же изволит в небе нам воздати

Велию славу и честь безконечну

в светлостех святых и радость превечну.

СЛЕПЕЦ

Слепец аще слепцу руковожд бывает,

и вожд, и водимый во яму падает.

СЛОВА НЕСЛУШАНИЕ

Слон нелеполичный и велбуд горбатый

имеют обычай естеством завзятый,

Еже внегда воду оным чисту пити,

первее ногами ону возмутити.

Сие негли[630] того ради содевают,

да нелепия си в ней не созерцают.

Подобне людие злие препинати

слово обыкоша и книг не читати,

Да худоличия си не усмотряют

и злых дел не видят, яже содевают;

Затыкают уши, да бы не слышати,

яже проповедник хощет обличати.

<ИЗ ЦИКЛА «СЛОВО»>

Птицу из клетки скоро мощно испустити,

но труд есть паки в тужде ону возвратити.

Точне без труда слово из уст ся пущает,

но никоим образом воспят ся вращает.

Егда убо хощеши нечто глаголати,

потщися прежде оно умом разсуждати,

Да не како печаль ти велику содеет,

егда в ушесех людских везде ся разсеет.

<ИЗ ЦИКЛА «СМЕРТЬ»>

1

Неправо есть смерть злу именовати,

яже весть[631] злобам конец полагати.

2

Доспевшая яблока сама отпадают,

старии аки сами хотно умирают.

Зеленыя же плоды нужда обивати,

смерть юныя видится силою хищати.

3

Ни мала радость воину бывает,

егда враг с мечем его достизает.

Всяк человече, смотри, за тобою

смерть есть с косою.

4

Красныя цветы человек терзает,

смерт же лютая его посецает.

5

Известно человеком, яко смерть всех чаеть,

никогоже безсмертно жити оставляет.

Но не благоволи Бог известия дати,

в кий день или час она имать кого взяти.

Ниже образа смерти комуждо явил есть,

токмо готовым всегда быти увестил есть,

Да не купно с плотию умрем и душею,

но да во живот вечный водворимся ею.

Аще убо здрав еси, к смерти готовися

и силою многою никогдаже лстися:

Весть бо смерть и здравыя люди умерщвляти

и силныя во гробех мужы полагати.

Множицею же мала вина им бывает,

яже сладкия жизни внезапу лишает.

Анакреонт поета ягоды ядяше,

от нихже во гортани единая сташе

И бысть смерти виновна. — Здрава умертвила,

безсилная силнаго во гроб низвалила.

Товий же благородный елма млеко ял есть,

случаем во гортани влас тонкий остал есть

Егоже не возмог он никако изяти,

нужду име кончину тако восприяти.

Оле злоключения! Иже не бояся

остра меча, той власом претонким скончася.

Ахилон спартаниский, егда веселися,

яко сын победитель егов сотворися,

Елма с радостию си сына обял бяше,

излишеством радости живот свой скончаше.

Оле развращения! И радость бывает

смерти виновна, яже живот продолжает.

Подобне Софокл мудрый, егда совершил есть

трагедию премудро и ублажен был есть,

От множества радости притече до конца,

ни к тому[632] сподобися видети свет солнца.

Точне Кандим торжество егда совершаше

и венец на главу си златый приимаше,

Веселия виною дух свой испустил есть,

радость велику в слезы многи преложил есть.

Такожде и Диагор, три сыны имевый

и за победу тыя венчаемы зревый,

Егда тии венцы си ему возложиша

на главу, яко отца любимаго чтиша,

За великую радость живота лишися.

Сия ты, читателю, слышя, удивися,

Како и радость мертвит, яже услаждает.

Колми же паче печаль, яже огорчает!

Дивяся паки, готов буди умирати,

да смертию можеши жизнь вечну прияти.

Ибо яже готовы смерть люди хищает,

не мертвит, но во вечность жизни преселяет.

А иже не готови ко смерти бывают,

зде телом, а душею вечно умирают.

СМЕРТЬ СУДИТ ПРАВО

Суд смерти праведен есть, лиц не избирает,

ни единому смертных прощение дает.

Равне обыче юных и старых хищати,

великия с малыми во тлю прелагати.

Не смотрит благородных, силных не боится,

честных жен и дев лепых нимало стыдится.

Богатыя с нищыми равны содевает,

егда равне в платенцех[633] во гроб полагает.

От мудрых муростию смерть не прехитрится

и буй муж буйства ради ею не презрится.

И сего и онаго не знает лишати,

должен кождо под косу ея главу дати.

Помни убо, всяк царю и великий княже,

яко яже смерть нищым и тебе есть та же.

Образ исхода разный, а всем отходити

едина нужда лежит, и в прах телом ити.

Знай тебе смертна суща и во гроб грядуща,

яко земля днесь еси, землю и будуща.

Разсмотри прежде тебе во мире жившыя,

тебе славою равны и честми бывшыя.

Где суть царие, иже роды победиша?

Где суть силници, иже весь мир покориша?

Где суть, иже торжества светла содеваху,

на лвах, еленех, слонех во град свой вхождаху?

Где страшнии тирании и где воеводы?

Где непобедимии монархи и роди?

Не все ли в земней персти трупы положиша,

и, из неяже взяти, в землю ся вратиша?

Инех едва немноги кости обретаем,

а чия оны бяху, ели неких знаем.

Сниди в древния гробы и виждь обнаженны

кости и разсуди ми, кто се положенны?

Раб или господь[634] его? Нищ или богатый?

На престоле седевый? С гноища ли взятый?

Разпознай от немощна во крепости бывша,

и от худороднаго в славе мнозе живша.

Воистинну несть мощно того разсудити,

знай токмо, яко долг есть в земли всем нам быти.

Чрез Навходоносором он образ виденный,

иже от различных бе крушцев[635] сотворенный,

Изрядно сила смерти есть изображенна,

яже на вся мирская саны низпущенна,

Ибо яко той образ каменем скрушися

малым, иже от горы некия свалися,

Тако всех санов мира смерть люди стирает,

честных, славных, богатых в землю обращает,

Сущи яко от горы сама отваленна,

чрез первозданных врагом во мир воведенна.

Тоя суд праведнейший в памяти держите,

вси живущий в мире, и тако живите,

Да бы добре умрети, пачеже уснути,

потом от земля в живот вечный воспрянути,

Еже не осужденным от Господа быти,

но во небесной славе с ним радостно жити.

СМЕРТЬ РАВНИТ

Различныя цветы поле прозябает[636],

имиже ся зело лепо украшает.

Цвет цвета изрядней, весело есть зрити,

количеством разни и качеством цвети.

Различна в них воня[637] и силы различны,

яже от благости прияху владычны[638].

Но едина коса вся ты уравняет,

егда без избора косец посецает.

Равно уведают, сохнут и во пищу

отдаются скотску алчному сирищу[639].

Тако во всем мире от начала веков

много различие в среде человеков.

Друг друга во нечем[640] знатне превосходит:

сего честный отец, того худый родит;

Сей в богатом доме, ов в нищем рожденны;

сей крепок плотию, ов силы лишенны;

Ин разума исполнь, ин мало что знает,

всяк же косы смерти неизбежно чает,

Яже вся во гробех имать уравнити,

в тление и во прах земный преложити.

Равне всех по смерти кости обнажатся

и тыя временем в землю претворятся.

Не хвалися убо, человече тленный,

аще выше инех еси вознесенный,

Но благодарствие да твориши Богу,

яко благодать ти сотворил есть многу;

Он же и приложить, еже тя почтити

и во Небесное Царствие вселити.

<ИЗ ЦИКЛА «СОВЕСТЬ»>

1

В белых древле одеждах в храм Божий вхождаху,

белу совесть имети пред Богом учаху.

2

Здравому постеля есть упокоение,

та же немощному есть мужу мучение.

Точне совесть есть мужу покой преблагому,

та же — ложе терново человеку злому.

3

Лучше есть совесть благу пред Богом стяжати,

нежели ведение сущих набывати[641].

Сие бо человеку грехи отягчает,

оная грехов тяжких бремя низвергаеть.

СОГЛАСИЕ

1

Камень фирреос,[642] егда цел хранится,

плавает верху вод, а не грузится.

Той же, на части малы сокрушенный,

во воде тонет, аки отягченный.

Тако община, аще есть согласна,

не убоится случая напрасна[643];

Аще же в разны части разделится,

крепости праздна, в скоре разорится.

2

Скиф некто умный, богатый сынами,

при конце жизни даде тул[644] с стрелами,

Повелевая им той преломити, —

но не могоша того сотворити.

Таже особно комуждо си сыну,

еже ломити дал стрелу едину.

Удобно тии стрелы преломиша,

нимало труда к тому приложиша.

Тогда ко чадом отец возглашает,

еже согласно жити увещает.

«Аще союзни будете, — вещаше, —

не преломимо странство[645] будет ваше;

Аще же союз будет разрешенный[646],

удобь от врагов будете сотренны».

СОЛОМОН

У Соломона царя егда Савска бяше

царица и мудрости его искушаше,

Отроки и девицы собравши младыя,

вся в одежды устрой весма подобныя

И представивши царю, от него желаше,

да разпознает пол их, аще премудр бяше.

Царь, видя вся младыя, веле лица мыти,

да от умовения возможет судити

Вси убо умывати лица си начаху

и платенцы послежде она отираху.

Девицы зело мягко то твориша дело,

а отроци мышася и трошася[647] смело.

По тому разсудив, царь царице сказаше,

кая из них девица и кто отрок бяше.

То видящи царица, мудрости дивися

и исповеда, яко точный не родися.

Мы же лица совести елма умываем,

отроцы, а не девы да ся проявляемы

Крепко она да мыем слезными водами

и довлетворения да трем пеленами.

Тако отроцы бодрии и красни явимся,

знания Соломона горня сподобимся.

<ИЗ ЦИКЛА «СТАРОСТЬ»>

Лакон некто, седыми власы украшенный,

от юных человеков бяше вопрошенный,

Всякую[648] браду пространну любезно держаше

и множицею на ню очы обращаше, —

Рече: «Того ради ю держу и смотряю,

да видя в ней седины, присно поминаю

Ничтоже не достойно тех седин творити,

но тщуся, яко лепо мужу стару жити».

Слышите то, старии, старость почитайте,

ничто вам неприлично и на ум пущайте,

Наипаче таковых делес не творите,

яже старости вашей нечестна узрите.

СТИХИИ ЧЕТЫРИ

1

Четыри Богом стихии созданны:

земля, вода, огнь и воздух пространный.

Земля во жилище людем сготовася

и зверем, всех же нижше основася.

2

Во водах рыбы хладных преплавают,

по ним корабли путь свой совершают,

Жадным[649] в прохлад суть, в них ся снедь готует,

ими круг земный весь ся обшествует[650].

3

Воздух над воды висит и землею,

ты легкостию преходит своею,

Тягший от огня, им птицы летают

и вся животна онем отдыхают[651].

4

Огнь воде ратник, с кремене сечется,

в различны нужды людем придается,

Сваряет пищы, вкус благий дарует

невкусным ядем, в хладе пособствуеть.

СТОМАХ[652]

Иже сластолюбиви, тощно[653] промышляют,

да пищы и пития сладко устрояют.

Что либо по аеру пернато летаеть,

того стомах лакомо во пищу желает,

И яже либо рыбы во водах плавают,

тыя сетми рыбари их ради хищают,

И что зверей пустыня[654] обыче питати,

все то сластолюбивый желает заяти.

Домашняя животна скудна суть во пищу,

вся негли суть работна несытну сирищу[655].

Поля и вертограды что либо раждают,

все то в насыщение стомахом отдают.

Древа плодоносная и плод винограда

не могут утолити жажды их и глада.

Оле сластолюбия! Оле несытости!

Еюже лишаемся вечныя сладости.

<ИЗ ЦИКЛА «СУД»>

Траян кесарь на войну из Рима идяше;

егда уже на коня своего вседаше,

Се вдовица некая ногу похитила[656]

и со многими слезы суда есть просила,

Да изволить праведный суд свой сотворити

на дерзнувшыя сына оныя убити.

Глаголаше ко царю: «Ты царство правиши,

аз же обиду стражду; молю, да судиши».

Кесарь рече: «Потерпи, егда возвращуся,

тогда ти суд праведный творити потщуся».

Она рече: «Аще ся, царю, не вратиши,

како ми праведный суд, бедней, сотвориши»?

Царь паки: «То наследник мой содеет тебе».

Она: «Како то могу обещати себе!

Но аще и содеет, то в ползу не твою,

он тем делом прославить правду людем свою.

Аз от тебе требую, да ся ты славиши,

егда обиду мою судом ти отмстиши.

Ты мне днесь должен еси: твое то есть дело;

жаль мой нудит мя к тебе глаголати смело.

Лесть же есть, егда того кто-либо не дает,

что по долгу звания дати подобает.

Наследник твой за себе имать то творити,

ему мзда, еще право потщится судити,

Тебе ничтоже за то; ты ми да явиши

милость, да бы во мире славу получиши».

Сими глаголы кесарь в сердци умягчися,

абие суд ей дати правый приложися.

Ссед с коня, дела ея абие слушаше,

взыскав правду, осуди яко подобаше.

И тако жалость вдовы тоя утолил есть,

возсед на коня, в путь свой стопы положил есть.

СУД СНА ПРЕЖДЕ

Пес утружденный егда хощет спати,

обыче прежде сам ся обращати[657],

Нежели ляжет. Егда осмотрится

окрест на месте, тогда положится

Он по естеству, нам же подобает,

да кождо во нрав то себе взимает:

Еже на ложе спати отходящу,

быти окрест ся прилежно смотрящу,

Еже есть весь день умом разсудити,

не случи ли ся во нь что согрешити.

И аще кая злоба усжотрится,

абие овцы да уподобится,

Овца бо, егда приидет время спати,

нрав[658] на колена имать припадати.

Овчествуй кождо, прежде преклонися

на колена ти: сердцем сокрушися

О твоих гресех, таже положися,

Божией стражи говейно вручися.

Полезно к тому ложе измывати,

Давидски слезми постель омочати.[659]

Ибо кто сице в вечер умилится,

в утрий день светло той возвеселится.

СУДИЯ

Судия, злых не казняй, без ума мечь носит,

за ту милость милости свышше не упросит.

СЫТОСТЬ

1

Ястреб сытый из руки аще испустится,

сед на древе, к пустившу не скоро вратится.

Подобне и человек, егда сыт бывает,

Бога отбег, не скоро к нему ся вращает.

2

Никогда огнь во воде возпален бывает,

сокрушения сердца сытость не раждает.

СЕДИНА

На нивах класы егда оплавеют[660],

уже во жатву серпу остру спеют.

Главы людския елма убелятся,

к смерти ближатся.

Тем на седину всяк муж да смотряет,

ко смерти чинно да ся устрояет,

дабы готову от мира отити

и в небо внити.

ТАЕНИЕ

Медведь, хотяй во ложи своем почивати,

задом в не[661], да след губит, обыче вхождати.

Заяц же издалеча обыкл есть скакати,

еже бы ловцем следа к ложу си не дати.

Тако нам подобает души си хранити

в ложах добродетелей, еже бы не быти

Уловленным от ловца, на всяк час ловяща,

вечныя погибели присно нам хотяща.

ТАЛАНТ

1

Талант в земли сокрыти[662] — есть то благодати

данныя на тлетворны вещи обращати[663],

Яко аще кто разум к земным прилагает

и сердца ко небесным никако взношает.

Елма мирская гонит, дух пренебрегает

и душы забывает, плоти угождает.

2

Таланты чювств телесных той в землю копает,

иже не во ползу си тех употребляет:

Аще кто видение от благих отвратить

и на срамна, нечестна волею обратить.

Слушание же аще на Божие слово

заткнено[664], а суетных слушати готово;

Вкушение ко сластным егда приложится,

пренебрегше простая, овеми сладится;

Обоняние елма сладких вонь[665] желает

и в тех ся паче меры всегда услаждает;

Осязание, аще будет обращенно

ко срамных касанию, еже возбраненно.

Не копайте вы сице талантов чювственных,

аще хощете быти в селех божественных.

3

Всякий дар Божий леть[666] есть талант звати,

и нужда сего есть употребляти.

Аще кто силен, той да защищает,

аще кто мудр есть, сей да поучает.

Богатый нищым податель да будет,

тако к таланту и другий прибудет.

ТРИУМФ, ИЛИ ТОРЖЕСТВО ПОБЕДНОЕ

Рим ветхий, егда в силе своей бяше

и негли[667] весь мир во власти держаше,

Внегда случися на нь кому востати,

брань кровавую мечем воздвизати,

Ратныя люди против посылал есть

и воеводе все дело вручал есть.

Той аще промысл знатный проявляше

и силны враги бранию смиряше,

Аще воинства римска не губил есть,

а враг пять тысящь боем поразил есть

Единем, — тому закон ликовати

повелеваше ли триумфовати,

Еже есть светло в град Римский входити,

славу победы народно явити, —

Иже вход каков бяше да знается,

се пером моим миру предается.

Во-первых, иже вожд торжествоваше,

собрав вся воя[668], крепость их блажаше[669]

И раздаяще венцы им различны,

по коегождо службе преприличны:

Овым златыя, иным сребреныя,

неким же в почесть токмо дубовыя.

Различнии же их образы бяху,

противу[670] делу вси ся устрояху:

Аще кто первый на стену возиде,

стенообразный тому венец приде;

Аще кто град взя, тому венец бяше

дан, иже града образ имеяше;

Аще на мори корабль вражий ял есть,

тако образный венец восприял есть.

Раздель же венцы, яко подобаше,

на колесницу пресветлу всхождаше,

Торжеству сличну[671], — под нюже впряжени

иногда бяху скории елени,

Иногда паки лвове прелютии,

иногда кони, яко снег, белии.

Теми вожд возим, чрез врата вхождаше

торжественная, яже град создаше

Во славу его нарочито зело,

да торжествует грядый в град весело.

Но в преде его мусикия бяше,

яже различне радость восклицаше:

Трубы, органы, кимвалы звяцаху,

сердца зрителей в радость возбуждаху.

По них волове венцы украшени

златорозии бываху ведени,

Иже ся в жертву Дню закалаху,

не у[672] бо Бога истиннаго знаху.

Таже користи, титлы побежденных

род и образы градов заплененных

Преднесошася, и водими бяху

звери страннии, народ удивляху.

Тужде древеса ношаху странная,

во Римстей стране не у виденная;

В след их ступаху иже побежденни

и железными оковы скрепленни;

Изряднее же вожди вражих полков

сляцаху[673] выя от тяжестных оков.

По сих златии венцы возблистаху,

яже вождеви страны присылаху.

На конец сам вожд, седя в колеснице

в порфире, в злате явствова си лице,

Запястиами златыми блистая,

венец дафниев[674] на главе ношая,

Такожде и ветв в деснице держаше,

чрез украшенна в град врата вхождаше.

О, воистинну честь велика зело!

Име в нем быти сердце превесело.

На торжество то людие бежаху

белоодеждни и вси восклицаху,

Приветствующе победы оному,

яко вождеви преумнохраброму.

В той же самый час бяху отверзени

идолов храмы, венцы украшени,

Дым фимиама сладкий испущаху,

обоняюшых чувство услаждаху.

Торжествуяй же в главное здание,

в Капитолиум твори ступание,

Идеже пленных, якоже хотяше,

или в работу ли на смерть даяше.

И до конца дне он бе повелитель,

в делех известных по воли правитель.

Но прежде тех дел жертвы приносил есть

благодарныя Дию и просил есть,

Еже и во пред Рим ему хранити,

противу врагом в пособие быти.

Потом народне сам пиршествоваше,

царства велможы к себе призываше;

Но к тым же скоро посыла молити,

да не изволят на пир приходити,

Еже бы болшу не прийти кому

и не преяти в той день чти[675] оному.

В конец торжества к людем исхождаше,

сребро за радость щедро раздаяше,

Иже весоло ему восклицаху,

подобных торжеств и на пред желаху;

В домы отшедше, во книги писаша,

веком последним память оставляша.

Сию же светлость не всуе твориша, —

иныя вожды к рвению будиша

И люди ратны: да сии ратуют[676]

храбро, ови же умно вождествуют.

ТРУД

Чрез[677] лето пчелы тощно[678] работают,

сладкий из цветов мед людем сбирают.

Аще не хощет кая работати,

не дадут в рои своем пребывати,

Огрызше криле, вон ю извергают,

гражданом мира образ проявляют,

Да праздных людей не имеют в себе,

ибо комуждо трудитися требе,

Да своим трудом питаем бывает,

а не чуждыя труды поглощает.

Не хотящым же трудов полагати

не подобает хлеба подаяти.

«Праздный да не яст», — апостол сказаше,[679]

иже от Христа правде учен бяше.

Подобает же вон я изгонити,

да научат ся в трудех выну[680] быти.

ТЕЛО КРАСНОЕ

Красное тело зрети весело,

егда растлится, мерзско явится.

Тое кто любит, душу си губить,

ибо то будит, да всяк с ним блудит.

Не люби тела, и будет цела

душа конечно поживет вечно

При жизни хлебе со Христом в небе.

Душы любите, тело мертвите,

Да его страсти вас во напасти

никогда вводят, но да отходят,

Ничто вредивше, целы лишивше.

<ИЗ ЦИКЛА «УЧЕНИЕ»>

1

Долгим путем водит словом поучаяй,

кратко наставляет образ делом даяй.

2

Якоже любезни суть прекраснии цвети,

тако научении всем приятии дети.

3

Не тако чювства услаждают цвети,

якоже отца искуснии дети.

УЧИТИСЯ И УЧИТИ

Ихже не вемы, тым ся нужда есть учити,

яже вемы, та иным верно изъявити.

ФЕБРА[681]

Фебра, егоже держит, мужа искушает,

да хладною водою жажду утоляеть.

Егда же он испиет, огнь велий родится,

имже люте недужный человек дручится[682].

Подобне похоть деет, влечет соблудити,

а казнь Божия за то имать ны томити.

Фебра то проклятая, елма искушает

воды блуда испити, никто да слушает,

Аще хощет вечныя муки не страдати,

но здравие душевно от Бога стяжати.

Фебра сребролюбие, то бо подущает,

да чюждая кто крадет или похищает.

Егда же вещь кто чужду крадет или злато,

от судии бывает люте мучим за то.

Фебра любочестие, искати[683] бо учит

началства, а обретша безпрестанно мучит.

Фебра есть ярость сердца, ко брани приводить,

потом язвы и плоти, и душе наводить.

Не слушайте убо сих Фебр лукавых зело,

аще хощете здраво пожити и цело.

ФИЛОСОФИЯ

1

Философии конец[684]: тако людем жити,

еже бы по-силному Богу точным[685] быти.

2

Фалес Милеский любомудрец бяше,

философию велми похваляше.

Неции ему словом досаждаху,

яко нищь бяше, — мудрость укоряху.

Он отвеща им: «Люблю нищо жити,

яко не хощу злату пленник быти,

Яко вы есте. Аще же потщуся,

скоро паче вас аз обогащуся».

Они начаша ему ся смеяти,

рекше: «Не леть ти того доказати».

Он паки рече: «Чрез лето ми ждите,

да мя богата паче вас узрите».

Они во буйство[686] глаголы вменяху[687],

истинны слова никогда чаяху.

Он же с хитрости то своея знаше,

яко в будущ год плод быти хотяше

Мног на маслицах; сады откупил есть,

тем весь маслин плод тогда его был есть, —

Иже он собрав, маслом сбогатися,

а за то златом велми умножися.

И, призвав люди оны, глаголаше:

«Знайте, истинно слово быти наше;

Се вы богатствы преодолеваю[688],

но в них утехи аз не полагаю.

Мудрость ми годе[689], с нею хощу жити,

а о богатстве не имам мыслити,

Ибо егда ми того восхотети,

не трудно могу доволи[690] имети,

Якоже ныне видите имуща

и впред стяжати множае могуща».

То суперници егда услышаша

и богатств много велми созерцаша,

Посрамившеся прощение взяху,

любомудрие много почитаху.

И тому мужу честь многу твориша,

елико в мире со гражданы жиша.

3

Естество дает токмо еже жити,

философия учит благо жити:

Ово со скоты обще нам бывает,

сие аггелом нас уподобляет.

4

Диогена человек некий вопрошаше,

кая с философии ему полза бяше,

Он рече: «Доволно мя она совершает,

егда всяку премену нести наставляет;

Аще бы ничто ино могла ми даяти,

за то само[691] должно ми ону прославляти».

5

Аристип вопрошенный: «Что ползы имяше,

яко философии весь век прилежаше?» —

Отвеща: «Предоволну ползу обретаю,

яко со всяким саном глаголати знаю;

Силных аз не боюся, ни пренебрегаю,

яже во смирении люди познаваю».

6

Дионисий мучитель Аристиппу рече:

«Кая в философии полза, человече? —

Зрю, яко философи пред богатых враты

часто стоять и в домы их тщатся вхождати».

Аристип ответ дал есть: «И врачи то творят,

часто в домы богатых человеков ходят,

Но здравия им ползу плоти подаяти, —

а философи нравы онех исправляти.

Никтоже болен паче возжелает быти,

нежели врачь искусный у человек слыти».

7

Яко врачевство болезнь исцеляет,

философиа нрав зол душы исправляет.

8

Пчела мед сладкий из цвет собирает,

их красотою ся не подвизает[692];

Тако философ тщится собирати,

яже и могут добре ползовати,

Красная в ничто себе воменяет,

яко та мал ветр в ничто изменяет.

ХВАЛА СЕБЕ САМАГО И ХУЛА

Аристотелес рече, что себе хвалити

есть суетство; глупство же есть себе хулити.

ХУДОЖЕСТВО

Художество художеств есть себе познати

и наученну быти добре умирати.

<ИЗ ЦИКЛА «ОТЧАЯНИЕ»>

Плутарх о милисийских девах написал есть,

неистовство их мира памяти предал есть.

Тыя без вины[693] всяки сами ся вешаху,

токмо: «Хощу умрети»! вину полагаху.

Граждане не ведяху, что деяти с ними,

печаль многу имеша со дщерми своими.

Даде некто муж мудрый совет тому делу,

да повесившу себе саму всяку деву

Паки яве повесят весма обнаженну,

в посмеяние миру всему представленну.

Сице егда с онеми творити начаху,

за срам наготы себе вешати престаху.

Точне[694] отчаянници себе содевают,

кроме всякия вины смерти ся предают.

Тошнят[695] в житии, к смерти самохотно тщатся,

но лукавым демоном окаянне лстятся.

По смерти бо временней вечну начинают,

нагость, скаредство, буйство тамо ся являют.

Ихже срама достойно им ся убояти,

от смерти творения руки удержати.

ЧАДОМ БОГАТСТВ НЕ ОТДАЯТИ

Некто богат муж две дщере питаше

и в супружество чинно сочеташе,

Яже ко отцу любовь проявлясте

и воли его зело угождасте.

Егда же в старость века прихождаше,

глагол от нею сицевый слышаше:

«Отче любезный, изволи внимати,

еже мы хощем тебе глаголати.

Кровь твоя есмы, не можем терпети,

в печалех тебе, сердце наше, зрети.

Пристиже[696] время в покои ти жити,

по трудех многих сладостно почити.

Сам век старости тебе досаждает,

егда недуги в теле умножает, —

В нихже что ино требе помышляти,

точию к смерти себе готовати,

Да та обрящет совесть очищенну,

а не прелестми мира помраченну, —

Не в сокровищех сердце лежащее,

но любовию к Богу горящее,

Еже не может ко Богу горети,

аще кто богатств не хощет презрети:

Та бо ко земли сердце низвлекают,

горе[697] летети никако пущают.

Всяко отсещи она подобает,

кто с Богом жити в небеси желает;

Нищих есть царство, — Господь глаголаше,

а не богатым оно обещаше.

Годствует[698] убо, отче наш, и тебе

нищету взяти, да будеши в небе.

Раздажд все злато, яко подобает,

да твоей души оно не стужает[699];

Возверзи печаль на юныя люди,

сам до кончины в покой пребуди.

Супрузи наши могут ся труждати,

мирское бремя за тебе двизати;

Оным богатство твое да вручиши,

промысл изрядный оком ти узриши.

Мы же ти хощем всеработны быти,

по твоей воли до конца служити.

Бог сердцевидец сих глагол свидетель,

неправдующым он буди отмститель».

Сладкий глагол сей старца умягчает,

всездравый совет быти помышляет.

Хотя в покои в старости пожити

и о блаженстве вечном помыслити,

Пригласи зяти, умысл изъявил есть,

злато и сребро оным поручил есть.

Зяти же злато с радостию взяша,

всяко доволство ему обещаша

И чрез некое время почитаху

сами и жены ему угождаху.

Потом же старец много лет живяше,

паче нежели сердце их желаше.

Темже начаху его презерати

зяти и дщери и не угождати;

Не яко отца к тому почитаху,

но аки чужда нища назираху.

Прииде старец во раскаяние

за богатств своих им раздаяние;

В место покоя в скудости живяше,

честную старость в слезах провождаше.

Но зане мудр бе — хитрость сотворил есть,

старый юныя всечюдне прелстил[700] есть.

Во нощь едину неусыпен бяше

в своей коморе, в нейже обиташе;

Возжег светилник, цатою[701] бряцаше,

юже едину или две имяше.

Бряцая паки приложи считати,

еже бы зятю и дщери слышати;

Начита много, набряца толико,

аки имеяй богатство велико.

Ковчег же велий песком исполнил есть,

замки крепкими, хитрец, утвердил есть;

Зять же с дщерию глас звука слышаша,

еще богата отца помышляша,

Темже в день утрый отца присетиша,

о неспании вины вопросиша.

Он даде ответ: «Потщахся считати

останки злата и хощу отдати

Тому, иже мя довле препитает

до конца жизни, — ин же да не чает;

Отдах бо части, яко подобало, —

сие тому, кто схранит мя, остало».

Они повнегда[702] сия услышаша,

отца доволно чредити[703] начаша;

Едина другу сестру предваряше,

зять зятя паче службу проявляше:

Вси злата хотят, старца учреждают,

на ковчег тяжкий очы обращают.

Таже скончася старец умудренный

и зело честно от чад погребенный.

Посем пришедше ковчег отверзоша,

песок — не злато — в онем обретоша

И верху того велику палицу,

сице чертанну[704] к родителей лицу:

«Чесо говейность[705] не може створити,

к тому лакомство[706] веде убедити.

О, родители, чадом не вручайте

всех богатств ваших, сами обладайте;

Лакомство бо их хотяще заткати,

вину злым многим имате подати.

Образом моим вси ся накажите[707],

буии[708], раны палицы страждите»[709].

ЧАРОДЕЙСТВО

В немощи к чародеем иже прибегает,

яд пия, не врачевство, душу убивает.

Или во огни ищет безумник прохлада, —

погибель ту известна, ни мала отрада.

Кто виде волка овцу зубами целяща

или лва гладна в зубах часть мяса щадяща,

Той и от чародеев может ожидати,

яко леть помощь в скорби недужным прияти.

Не лститеся, братие! Демон не желает,

да кто от правоверных здрав долго бывает.

Хотел бы он в един час вся ны поморити,

аще бы аггель Божий престал нас хранити.

Аще же видится вам нечто помогати,

лстит вы, да дерзаете болше согрешати.

На мал час пособствует, да уморит вечно,

душы вринет в езеро огнем безконечно.

Бог врачь есть всеистинныи, к нему притекайте,

а естественных врачеств не пренебрегайте, —

Ибо естества средствы он ся не гнушает,

но чрез та силу свою мирови общает.

Не право убо деют, иже обхуждают[710]

врачевства художество и врачы хухнают[711].

Бог врачы и врачевство в ползу сотворил есть,

а от чаров пособство проклято судил есть.

Лучше убо от скорби верным умирати,

неже бабы, шептуны в помощь призывати.

Тако бо отходящым спастися удобно,

а от шепт[712] спасение никогда подобно.

ЧАСТОСТЬ

Не сила капли камень пробивает,

но яко часто на того падает;

Тако читаяй часто научится,

аще и не остр умом си родится.

ЧЕЛОВЕК

1

Граду леть человека есть уподобити,

в немже Царю Небесну угодно есть жити..

Пятерица в нем врат есть, чувств пять разумейте,

но затворенна она имети умейте,

Врази бо окрест выну того усмотряют,

да чрез отверста врата на град нападают.

Но и внутрь града вои ковы[713] содевают, —

страсти глаголю, — врагом град дати желают.

Тыя убо во-первых укротити требе,

таже от враг блюстися полезно есть тебе.

2

Человек якоже цвет, красен ся являет,

но, яко тойже, зело скоро увядает.

И яко друг по друзе цвети исчезают,

тако и человеци жизни ся лишают.

3

Мир малый человек есть, а конец познает,

да изменою смерти вечность зачинает.

Седмьдесят лет предел есть во мире сем жити,

не многим выше того дается пребыти,

И то в болезнех плоти; потом неизменна

нужда лежит отити всем до гроба земна

Телом. А душу Богу живу отдаяти,

да изволит по делом место вечно дати.

Тело убо во земли в землю обратится,

душа в небеси или во аде вселится,

Дондеже в конце веков паки тожде тело

восприимет, оживит будущее цело.

Тогда же Христос Господь, приидет судити

вся, иже от Адама, и мзду сотворити,

Благим убо благую, яже есть жизнь вечна,

злым же злую, яже есть мука безконечна.

Тогда кождо предстанет Судии правому,

ответ дати о делех всяческих оному.

Тогда яже днесь тайна, народно явятся,

вси деющий злая люте посрамятся

И будут на вечныя муки осуждении,

от пропасти геенски с огнем поглощении,

В нейже пламеней силу нужда есть страдати,

во обществе с демоны вечно пребывати,

А то во веки веков. Оле страшно зело!

Не сгорит же никогда и душа, и тело!

Противно[714] праведници имут восприяти

от божественны славу и честь благодати.

В страну жизни вечныя будут воведени,

в немерцающем свете честно водворени,

Идеже веселие будет безконечно.

ликование с духи небесными вечно.

То нам изволи, Христе Боже, даровати,

да тя выну с аггелы будем прославляти,

Злых же части избави. Аще согрешихом,

но разве тебе Бога инаго не чтихом.

Твои мы раби есмы, ты Бог наш во веки,

спаси, Христе, грешныя твоя человеки.

<ИЗ ЦИКЛА «ЧЕСТЬ»>

1

Честь и слава менит нрава,

мало в лучший, часто в худший.

2

Родителей на сына честь не прехождает,

аще добродетелей их не подражает.

3

Лучше честь собою комуждо стяжати,

нежели предков си честию сияти.

ЧЕСТНАЯ

Первое чести место душе положися

от Платона, на втором тело посадися.

Третие он богатству место полагал есть,

подобне о гражданстве он же мудрствовал есть.

Добродетелем перво место полагает,

на втором силы плоти честно посаждает,

Третие дал богатству. Аз же предлагаю

славу, ту бо от богатств лучшу быти знаю.

Аще бо вся (глаголет некто) погубиши,

тщися, да во целости славу сохраниши.

И паче сил телесе мощно ю вменяти,

зане за ню и живот волим полагати.

ЧТЕНИЕ

Ходяй при водах, всяко омочится,

приседяй огню, тепла исполнится.

Тако читаяй книги божественны

аки по нужде будет умудренны.

ЩАСТИЮ НЕ ВЕРИТИ

Из числа седми мудрых муж избранный,

собственным Солон именем прозванный,

с царем лидийским Крезом глаголаше

и увещаше,

Да во щастии си не уповает,

непостоянство того помышляет,

яко обыче оно не стояти,

люди прелщати.

Он же из детства име имармену[715],

всегда работну, аки бы плененну;

ни в коей вещи противства познаше,

прещаслив бяше.

Темже Солона словес не приял есть,

надежду в щасти своем полагал есть:

на вся дерзаше, щастие безмерно

мня быти верно.

Но прелестное веры не сдержало,

ни брани с Киром не пособствовало;

егда бе нужда, тогда отступило,

Креза прелстило;

Ибо от ратник кировых пленися,

Киром же на смерть люту осудися,

еже на дровах быти положенну,

огнем соженну.

Внегда и убо на та полагаху

и огнь всеядущ возжещи хотяху,

слово Солона мудра помянул есть

и воздохнул есть,

«О, Солон, Солон!» гласно провещая,

Кир же глагол сей прилежно внушая[716],

повеле Креза о том вопросити,

что хощет быти[717],

Яко Солона поминает себе,

лежа на дровах в последней потребе.

Крез даде ответ: «Того поминаю,

ныне бо знаю,

Яко истинну он ми глаголаше,

не уповати егда увещаше

в щастии мнозе, еже ми служило,

а днесь прелстило».

Кир же то слово к себе обратил есть,

о щастии си тожде помыслил есть;

абие веле Креза свободити,

волна пустити.

И ты, кто-либо еси та читаяй,

не буди в щасти твоем уповаяй,

но всю надежду обрати ко Богу

в щедротах многу,

Иже ни хощет, ни может прелщати,

кто в нем надежду весть[718] всю полагати,

но яко отец чадо соблюдает

и ущедряет.

ЮНОША

1

Юноша весма юнец сотворится,

егда юнице лстивей приближится.

2

Беседа с жены юны умягчает,

яко огнь воска, близ суть, растопляет.

3

Новая лоза грозды обилные родит,

но старая лучшыя в сладости изводит.

Тако юнии болше словес изпущают,

но яже полезнейша — старии вещают.

4

Юных советы нездрави бывают,

по страстем дело всяко разсуждают.

Что ум намыслит, сие им любится,

искушение на мысль не впустится.

Старых словеса суть им ни во чтоже,

глаголют: «Стар муж умом изнеможе».

И тако, еже хотят, содевают,

совещаема и себе прелщают.

Сын Соломонов Ровоам такими

советниками прелщен бысть своими.

Презрев старыя, юных послушаше,

дани народу многи налагаше.

Но что успел есть? Молва сотворися,

царство надвое его разделися.

Мнози избраша Иеровоама,

мали осташа в службы Ровоама.

Тогда он позна вреден совет быти

юных, но ничто леть бе пособити.

Раба своего воцаренна знаше,

тщеты и бедства выну воздыхаше,

Тогда и старых совет не поможе.

Даждь юным старых совет знати, Боже!

ЯЗЫК

Малая часть телесе язык человека,

но не виде злейшия никтоже от века,

Ибо аще малое слово изпущает,

хулно или клеветно, многи убивает.

Легко оно исходить, но язву велику

и зело тяжку в сердце деет человеку;

Мягко аер проходить, но в сердце жестоко

вонзается и рану творяет глубоко;

Из уст, якоже птенец малый, излетает,

но яко велбуд с горбом абие бывает.

И ни кими мерами может ся сокрити,

весть же сердца человек многих озлобити.

Убо разсудно слово всякое пущайте,

да не будет стрелою, прилежно смотряйте;

Аще бо яко стрела пойдет, то вратится

не к языку, но в сердце и в смерть преложится.

ПСАЛТИРЬ РИФМОТВОРНАЯ{37}

Благочестивейшему, тишайшему, самодержавнейшему, великому государю царю и великому князю Феодору Алексиевичу, всея Великия и Малы я и Белыя России самодержцу здравия, долгоденствия, победы на враги и во всех благоначинаниих благословения Божия и добросовершения смиренный рифмотворец вседушно желает.

Псалми святии царя велика суть дело,

паче Духа Святаго, повествую смело,

Ибо егда Давид я усты провещаше,

иже на израилско царство избран бяше,

Самем Господем Богом бысть он умудренны,

пророчествия даром дивне исполнении

От Духа Пресвятаго, иже наставляше

его на глаголы си, онже я пояше[719].

Орудие словесно бе Духу Святому,

бяше бо муж по сердцу Богу истинному.

Царь Небесный земнаго на то умудрил есть,

тайны сокровенныя чрез него явил есть,

Ибо книга си Псалтирь теми исполненна,

честна, мудра и свята, вся есть божественна,

Толико же полезна Церкви сотворися,[720]

даже нужднша от солнца быти известися.

Иоанн Златоустый елма прошен бяше,

егда Псалтир престати чести подобаше,

Рече: «Уне[721] есть солнцу в течении стати,

нежели псалмов святых верным не читати».

Темже я Церковь-мати по вся дни читает,

во всяких си пениих их употребляет.

Полезно же и в домех оны честно пети,

но без глас[722] подложенных трудно то умети;

И разум сокровенный спону содевает[723],

чтый бо ли поющ псалмы, со трудом той знает.

Тем во инех языцех в метры[724] преведени,[725]

разумети и пети удобь устроени.

Имже аз поревновав[726], тщахся то ж творити,

в славенском диалекте в меру устроити,

Да ся от чтущих удобь уразумевают

и в подложенных гласех сладце воспевают.[727]

И помощию Бога дело совершися,

се бо Псалтирь метрами ново преложися.

Неции прежде мене негли[728] начинаху,[729]

но за трудности многи от дела престаху.

Аз, Богом наставляемь, потщахся начати,

Бог же даде и концем дело увенчати.

Еже яко первое в метры преложенно,

подобаше да будет первому врученно

В православных ти сущу, пресветлейший царю,

ты даждь место у тебе сему нову дару —

Прежде царем Давидом от Духа строенну,

днесь рабом ти в словенский рифмы[730] преведенну.

Под трудами Давида мой аз полагаю,

мой давидовых ради труд прийми, желаю.

Он царь о тебе, царе, молит Бога в небе,

аз, раб Царя сил и твой, зде молю о тебе,

Да многая ти лета изволит подати,

здравие, мудрость, славу, враги побеждати.

Юн Давид Голиафа силнаго преможе,

даждь ти юну силнаго турка збити,[731] Боже.

Сего ти, богомолец твой, верно желаю,

милости царстей труд сей и сам ся вручаю.

Твоего пресветлаго царскаго величества

раб смиреннейший и присный

богомолец Симеон Полоцкий,

иеромонах недостойный

К БЛАГОЧЕСТИВОМУ ЖЕ ЧИТАТЕЛЮ

Благочестивый книги читателю,

во писаниих жизни искателю!

Молю тя, здравым умом да судиши

труд, иже в книзе предлежащей зриши;

Не слов измену тощно[732] разсуждая,

но в тех разума единство лобзая.

Псалтирь се царя купно и пророка

Давида свята, тайна в ней глубока,

Яже Дух Святый оному сказаше,

та пророчески в псалмех он писаше.

Всякая служба теми украшенна

во Церкви святей, вся в них божественна.

Без псалмов Церкви невозможно быти,

яко без воды рыбе не леть[733] жити.

Та в своем чине, яко преведенна

древле, во Церкви да будет храненна.

Тужде аз рифмы тщахся преложити

не дабы тако в Церкви чтенней быти,

Но еже в домех часто ю читати

или сладкими гласы воспевати

Во славу Богу, ибо услаждает

рифм слух и сердце чести понуждает.

Коль же есть лучше сию прочитати,

неже в суетах время погубляти, —

Знает то кождо, а то извещаю,

поелику сам спастися желаю.

Яко аще зде зрится ново дело,

обаче разум псалмов хранить цело.

Толк слова менит[734], множить, уменшает,

подобне в рифмех нужда содевает.

Само сущее в Церкви цело тебе,

зде метафразис[735] к домашней потребе.

Во мнозех местех толк зде положися,

еже во сущем глубоко сокрыся,

Тем не дивися, видя ино слово —

разум един есть, речение ново

Светлости ради ли за нужду меры,

толк отверзает сих сокровищ двери.

Не слушай буих и ненаказанных[736],

в тме невежества злобою связанных,

Имже обычай все то обхуждати,

егоже Господь не даде им знати.

Не буди общник расколы творящым,

всю мудрость в себе заключенну мнящым,

А в самом деле пребезумным сущым,

упором своим в погибель текущым;

Ни завидящым подражатель буди,

имже чуждии сердце гризут труди,

Иже благая за зависть хухнают[737],

совесть поправше, вся уничижают.

Но буди правый писаний читатель,

не слов ловитель, но ума искатель,

А всяко полза имать быти тебе,

токмо прилежно разсуждати требе.

Веждь же и сие, яко псалми сии

от древних времен писани святии

Стихов мерою от муж умудренных,

добре еллинским книгам изученных;

И во прочиих суть стихотворени

языцех честных и святи вменени[738].

Ревнуя убо тщахся написати,

нашим славенским в рифмех миру дати,

Тем[739] благодарно прими труды сия,

иным обычны, в России новыя.

Чти, пой разумно, хвали ими Бога,

от негоже мзда будет тебе многа.

И за мя, грешна, ему помолися,

хулником уста заграждати тщися.

Защищай добро, Бог защитник тебе,

даст зде век долгий и вечность на небе,

Еяже верно аз тебе желаю,

милости твоей сам ся поручаю.

ПСАЛТИРЬ ЦАРЯ И ПРОРОКА ДАВИДА РИФМЫ ПРЕЛОЖЕННАЯ

Псалом 1

Блажен муж, иже во злых совет не вхождаше,

ниже на пути грешных человек стояше,

ниже на седалищех восхоте седети

тех, иже не желают блага разумети,

Но в законе Господни волю полагает,

тому днем и нощию себе поучает.

будет бо яко древо при водах сажденно,

еже даст во время си плод свой неизменно.

Лист его не отпадет и все еже деет,

по желанию сердца онаго успеет.

не тако нечестивый, ибо исчезает

яко прах, егоже ветр с земли развевает.

Темже нечестивии не имут востати

на суд, ниже грешницы в совет правых стати,

весть бо Господь путь правых, тыя защищает,

путь паки нечестивых в конец погубляет.

Псалом 4

Внегда возвах тя, Боже, живый на небеси,

свидетелю правды ми, услышал мя еси

и распространил в скорби и впредь да щедриши,

глас молитвы моея теплыя услыши.

Вы, сынове людстии, доколе живете,

в тяжкосердии тщетных и ложных ищете.

Ведите, яко Господь щедрый удивил есть

преподобна раба си и чюдне хранил есть.

Внегда воззову к нему, изволить ми вняти

от всех наветов ваших и впредь защищати.

Гневайтеся во сердцех, а не согрешайте,

яже в них глаголете, на ложех смывайте.

Пожрите жертву правды, в Бозе уповайте,

оставите лукавство, правду содевайте.

Глаголют нецыи: кто явит нам благая,

аще будем творити делеса правая?

Се знаменася на нас свет лица ти, Боже,

иже делес истинны мзду знати поможе.

Дал еси веселие до сердца моего

от плод пшеницы, вина, елеа своего.

Умножение взяша, аз же имам спати

во мире купно с ними и здраво востати;

яко ты мя в надежду, Боже, вселил еси,

егда о стяжании Царства явил еси.

Псалом 5

Глаголы моя изволи внушити,

Ко званию мя ушы приклонити,

Вонми молб гласу, Царю и Боже мой,

аз бо есмь раб твой.

Яко аз к тебе имам ся молити,

Господи, утро изволи внушити,

Утро предстану тебе, ты узриши,

милость явиши.

беззакония неси Бог хотящий[740]

Ты, не близ тебе будет зло творящий,

Ни лукавнуяй тебе приселится,

злый удалится.

Ты беззаконных муж ненавидиши,

Глаголющыя лжу вся погубиши;

Мужа лети, крове Господь ся гнушает,

скоро отмщает.

Аз же, на милость многу уповая,

Вниду во дом твой, поклон сотворяя

К храму святому твоему, бояся,

сердцем страшася.

Правдою ти мя, Господи, настави,

Враг моих ради путь мой весь исправи,

Яко от уст их что право — отметно,

сердце суетно.

Гортань их гробу точна[741] отверзенну,

Гноем смердящым с костми исполненну,

Языки лщаху. Тщися им судити,

Боже, и мстити.

Да от мыслей си отпадут конечно,

По нечестию их рини я вечно,

Господи, яко прогневаша тебе

врази на себе.

Да веселятся, иже уповают

На тя, и вечну радость получают,

А ты, Господи, сам ся в них вселиши,

милость явиши.

И похвалятся весело о тебе,

Иже имя ти чтимое на небе

любят, праваго ты благословиши,

ибо любиши.

Ты сам, Господи, щитом ти небесным,

Благоизволом твоим о нас деснымь[742]

Изволил еси торжество нам дати,

главы венчати.

Псалом 8

Господи Боже, коль чюдно есть твое

По всей вселенней имя пресвятое.

Ибо лепота твоя вознесеся

выше небесе.

Из уст младенец, еще сосца ссущих,

Свершил ты хвалу ради врагов сущих,

Да местника[743] зла скоро разрушиши,

врага смириши.

Яко небеса имам созерцати,

Яже изволи рука ти создати,

Луну и звезды, и вся, яже еси

создал в небеси?

Что человек есть, яко ты помниши,

Ли человечь сын, яко и любиши?

Благоволиши его посещати,

милость являти.

Мало от аггел он есть умаленный,

Славы и чести венцем украшенный:

Над делы рук ти ты его постави,

зело прослави.

Покорил еси под нозе онаго

Овцы вся, волы и скота всякаго,

Птицы и рыбы, все еже летает

и что плавает.

Господи, Господь наш! коль чюдно твое

По всей вселенней имя пресвятое!

Весь сонм небесных оно прославляет,

песнь воспевает.

Псалом 12

Доколе мя, Господи, в конец забудеши?

Доколе отвращати лице ти будеши?

Доколе печаль душу будет ми снедати?

И болезнь сердцу во дни и в нощи стужати?

Доколе враг мой лютый на мя вознесется?

Призри на мя, Боже мой, да раб твой спасется.

Просвети очи моя светом божественным,

Да не когда усну в смерть сном невозбужденным.

Да не речет враг о мне: аз на нь укрепихся[744]

Аз бо помощи твоей, Боже мой, вручихся.

Аще ся аз подвижу[745] — то возвеселятся,

Иже выну стужати души моей тщатся.

Аз же на милость твою всегда уповаю,

О спасении твоем веселия чаю;

Благо ми творшу Богу имам воспевати,

Имя Бога вышняго вечно прославляти.

Псалом 27

Господи, к тебе слезно воззываю,

Даждь святый ответ, того ожидаю;

Аще ты, Боже, глас свой удержиши,

в гроб мя вселиши.

Услыши глас мой, егда ти молюся

И руце мои воздевати тщуся

К Церкви святей ти, Боже мой, и к тебе,

живущу в небе.

С грешники мене да не вомениши[746],

С творцы неправды да не погубиши,

И с теми, иже мир усты вещают,

сердцы прелщают.

Мзду им по делом их да сотвориши

И по лукавству мыслей их отмстиши,

Да по заслугам приимут от тебе

казни на себе,

Яко дел твоих не хотеша знати,

Что мя хощеши ты сам возвышати.

Темже тобою будут разорени,

ни воздвижени.

Благословен Бог, молитвы внушивый,

Мой пособитель, мене защитивый,

На нь сердце мое силно уповаше,

он помощь даше.

Темже моя плоть весела явися,

Волею сердце пети устройся

Господню славу, он же утверждает,

люди спасает.

Христа своего Господь защититель,

Буди людем ти, Боже, сам спаситель,

В достоянии паси человеки

сам во вся веки.

Псалом 28

Сынове Бога жива, Господу несите

яко сыны овния, хвалу воздадите.

Имени его славу несите премногу,

поклонитеся, в дворе святем его, Богу.

Глас Господень на водах престрашен явися,

Бог славы возгремел есть, кто не устрашися?

Господь на водах многих волны возбудил есть,

егда в них фараона с вои погрузил есть.

Глас Господень в крепости егда низхождаше,

глас во велелепоте, егда закон даше.

Глас Господень велия кедры сокрушает,

и ливанские кедры Господь сотирает.

Силныя яко телцы на Ливане может

истнити[747], а противу кто стати возможет?

А иже бысть милости его возлюбленный,

сыну единорога есть уподобленный.

Глас Господень пламени огня пресецает,

всегустыя пустыни силно сотрясает.

И пустыня Каддийска онем сотрясеся,

никто противный ему никогда спасеся.

Глас Господень елени к роду совершает

и темныя дубравы светло открывает.

В Церкви его всяк славу должен глаголати,

Господь потоп на земли силен населяти.

Господь седить яко царь преславно во веки,

аггелы обладая, купно человеки.

и благословение с миром им подати.

Псалом 34

Суди, Господи, мя обидящыя,

Возбрани, Боже, мене борющыя,

невинна суща.

Возми мечь и щит, стани в помощь мою.

Взем оружие, яви милость твою —

запни[748] гонящих.

Рцы души моей: «Аз есмь твой спаситель»,

Сотвори, да всяк оныя гонитель

посрамлен будет.

Злаго ми любцы вспять да возвратятся,

Яко пред ветром прах да расточатся

в разныя страны.

Аггел Господень их да оскорбляет,

Аггел Господень их да погоняет

в тме путем ползким[749].

Яко ми сети пагубы сокрыша

И души моей всуе поносиша

зело досадно.

Еяже не весть, в сеть враг да впадется,

В ловитву[750], юже сокры, да вплетется

за свою прелесть.

Душа же моя да возвеселится

О Бозе спасе, яко свободится

от сети ловчи.

Вся моя кости рекут: Живый в небе

Боже! Кто и где есть подобен тебе

в милосердии?

Ты нища из рук креплших избавляли,

От хищных врагов мене свобождаяй,

сам един еси.

Лжесвидетели на мя клеветаху,

Ихже не ведех, мене вопрошаху,

да мя погубят.

За мою благость воздаша ми злая,

Душу загнаша в места неплодная,

да гладом таю,

А внегда они стужаху ми зело,

Смирях дух постом, а вретищем[751] тело,

да Господь призрит.

Молитва моя в недра ми вратися[752],

Господь всещедрый милостив явися

за смирение,

Яко ближнему тщахся угождати,

Яко о братних случаех рыдати,

тако смиряхся.

Они же на мя собор сотвориша,

Со веселием раны ми мыслиша, —

аз аки не чух.

От любве должны вси разделишася,

Оней же злобе не умилишася,

братия суще.

Подражнением люте мя дражниша,

Искусиша мя и скрежет твориша

зубы своими.

О, Господи мой! Когда то узриши

И душу мою благоустроиши

от их злодейства?

Иже яко льви гладнии рыкают,

Единородну мою умышляют

зубы терзати.

Аз в Церкви мнозе тя исповедати

Имам и в людех тяжцех восхваляти

за милость твою.

Врагом без правды ненависть имущым,

На мя очима си помизающым[753],

не даждь радости.

Яко мне убо мирно глаголаху,

А в сердцех лести на гнев помышляху,

да мя погубят.

Уста си на мя люте разширяху:

«Благо же, благо видят, — глаголаху, —

очеса наша».

Ты, сия видев, да не премолчиши,

Боже, от мене да не отступиши,

во скорби суща.

Встани, Боже, сотвори суд правый!

Господи, зри прю[754], даждь суд, да лукавый

не веселится.

Да в сердцех своих о мне не вещают:

«Благо нам, благо!», ни да обещают:

«Уже пожрем и».

Срам да обымет и да постыдятся

Вси врази вкупе, иже веселятся

о злых ми сущих.

В студ и срамоту да суть облечени,

Иже великим хулам изучени

мне глаголати.

Иже по моей правде поборают,

Веселие и радость да познают

во сердцех своих.

Иже ми мира желают от Бога,

Выну да поют: «Буди слава многа

Господу Богу!»

Аз же языком правду ти хвалити

Моим и славу имам возносити

в мире на всяк день.

Псалом 41

Якоже елень, ловцы утружденный,

Воды желает быти прохлажденный,

Тако аз, Боже, к тебе воздыхаю,

зрети желаю.

Возжада[755] душа моя ко живому

Богу святому и Богу крепкому,

Когда прииду к нему и явлюся,

возвеселюся.

Слезы ми в место хлеба тогда быша,

Егда день и нощь врази мя просиша:

«Где Бог твой? Аще тебе не остави,

того нам яви».

Сия помянух, таже веселихся,

Яко в дом Божий ити известихся,

До крова дивна, в гласе светла лика

шума велика.

О, душе моя! Вскую ты скорбиши,

Мя смущаеши? На Бога да зриши,

Того исповем, он ми Бог спаситель

и покровитель.

Во мне смятеся зело душа моя,

И воспомянух аз щедроты твоя,

Яже ты явил нам при Иордане,

в Ермонстей стране,

При горе мале. А скорбь скорбь глашает,

Что бездна бездну хлябий ся решает;

Волны Божия по мне преидоша,

всего сотроша.

Но уже чаю день той приходити,

В онже ми хощет Бог милость явити;

Аз же и в нощи песнь воспою ему,

Богу моему.

Молюся Богу живота моего,

Ты мой заступник, — аз реку до него, —

Почто мя забы? Дух мой унываеть,

враг ми стужает[756].

Внегда ся кости моя сокрушаху,

Тогда ми врази мои поношаху:

«Где Бог твой? Рцы нам выну стужающе,

посмех деюще».

Но ты, о душе, вскую скорбна еси?

Уповай в Бозе, сущем на небеси.

Еще аз ему имам воспевати,

за Бога знати.

Псалом 45

Бог нам сила, прибежище,

от волн скорбей пристанище.

Аще земля вся смутится,

наше сердце не боится.

Аще горы преложатся,

в сердце морско вовалятся,

душа наша не смутится,

в Бозе силном утвердится.

Воды быша возмущенны,

горы Богом потрясенны,

яже облак достизаху,

неподвижны от век бяху.

Град Господень веселится,

егда река близ точится,

и в нем Вышний освятил есть

селение, в немже жил есть.

В среде града Бог витает,

тем недвижим той бывает,

утро тщится в помощ ему,

яко дому Бог своему.

Язык[757] роди ся смятоша,

и царствия упадоша,

егда Вышний глас свой даше,

люте земля трепеташе.

Нас Господь сил заступает,

Иаковля чада знает.

Семо, роди, приидите,

Бога чюдна дела зрите,

Яже в мире сотворил есть,

брань на земли утолил есть.

Лук сокрушит, меч сломити

имат, огнем щит спалити.

Приидите, разсмотряйте,

яко аз Бог, познавайте:

во языцех вознесуся

и на земли прославлюся.

Господи сил с нами буди,

храни от бед своя люди.

Бог Иаковль Защититель

наш, в печалех Утешитель.

Слава.

Псалом 60

Услыши, Боже, моления моя,

молитвы в уши да впустиши твоя,

от конец земля аз возопих к тебе,

унывшу сердцу во тяжцей потребе.

Ты на камени мене вознесл еси

от рва пропасти к свободы небеси.

Упование мое в тебе бяше,

столпом крепости ты ся мне творяше

От лица врагов. Темже аз вселюся

в сень твою во век и возвеселюся;

в крове крил твоих ты мя защитиши,

се бо молитвы ты моя слышиши.

Достояние изволил ты дати

тщащымся тебе выну ся бояти;

день ко дни, Боже царю, приложиши,

лета в род и род его продолжиши,

Да пред тобою во век пребывает

милость и правду ти кто постизает,

тем тя во веки имам воспевати,

молитвы моя в день всяк воздаяти.

Псалом 63

Услыши, Боже, глас мой, егда ти молюся,

тобою от вражия страха да измуся.

От сонма лукавых мя изволи покрыти,

от собора неправду смеющих творити,

Иже язык свой яко мечь зол изостриша,

на лук свой на вещь горку стрелы наложиша,

Еже непорочнаго в тайне состреляти,

состреляют и, ниже будут ся бояти.

Еже сеть скрыти, — слово в себе утвердиша

лукаво, — кто узрит ю? — с собою мыслиша.

Беззакония во мне излиха[758] искаша,

но исканием своим во исчезе[759] сташа.

Приступил есть человек, се сердце глубоко,

Бог же, разсыпав совет, взнесется высоко.

Стрелы младенец язвы люты оным быша,

языцы их во онех силы ся лишиша.

Всяк, иже виде сия, смущен удивися

и всяку человеку страх в сердце вселися.

Дела Бога праваго миру возвестиша,

его то творение быти разсудиша.

Правый же о Господе муж возвеселится

и упованием си во оном вселится.

Иже прави суть сердцем, будут ликовати,

ибо Господь изволить от бед я спасати.

Псалом 73

Вскую, Боже, до конца нас отреваеши[760],

на овцы твоя ярость и гневь являеши?

Помяни сонм людей ти исперва стяжаный,

жезл достояния ти из всех род избраный.

Помяни Сион гору, юже ты избрати

изволи, еже на ней в храме обитати.

Воздвигни руце твои на гордыя люди,

отмститель врагом твоим за их злобы буди.

О, коль много зла в твоей святыни твориша!

Ненавидящий тя в силе ся хвалиша.

Посреди праздника ти знамения своя

возставляху на места высокая твоя,

Яко победители, а никако знаша,

яко ты подал силу за грехи им наша.

Яко в дубраве, в граде сечь многу твориша,

ечивы и оскорды[761] дверь, стены ломиша.

Храм твой святый, ах, горе! огнем возжегоша,

жилище ти осквернше, в пепел повергоша.

В сердцех своих мыслиша с ужики[762] своими:

отставим вся праздники в Иерусалиме.

А мы знамений твоих ни мало видаем,

пророка не имамы, конца бед не знаем.

Мним, яко не к тому[763] нас Господь хощет знати.

яко изволил в руки злых поган предати.

Но доколе, Боже наш, враг ти поношает,

имя твое святое в конец раздражает?

Вскую десницу твою в недрех содержиши?

Время, да руку твою на враги пустиши.

Ты Бог и Царь наш, древле явил спасение

посреде земли, решив[764] людей пленение.

Ты силою твоею море утвердити

могл еси и в нем главы змием сокрушити.

Тобою и глава их тамо сокрушенна

и в брашно черным людем с ними положенна.

Тобою из камене воды изведенны,

а струи ифамския сухи сотворенны.

Твой есть день, твоя и нощь, ты совершил еси

светлу зарю и солнце в безмерном небеси.

Тобою предел всякий земли утвердися,

и лето со весною чрез тя сотворися.

Помяни, Боже, яко врази ти стужиша

нечестивии, имя твое раздражиша.

Не предаждь тым зверем душ, тя Бога знающих,

не забуди в конец душ, тя прославляющих.

Воспомяни завет твой, се бо исполнении

домов неправды, иже умом помрачении.

Да смиренный со срамом вспять не возвратится,

да нищым и убогим имя ти славится.

Воскресни, Боже, и прю твою да судиши,

хулы, яже ти весь день, буим да отмстиши.

Глас рабов ти в памяти твоей да витает,

гордость нелюбящих тя в гору возрастает.

Псалом 81

Бог ста во сонме судей разсудити,

како во людех тщатся суд творити.

Доколе ложный суд извещаете,

лица муж грешных права являете.

Сира и вдову право разсуждайте,

смиренна, нища в правду оправдайте.

Нища, убога от силных измите,

из рук грешничих правых избавите.

Но они сего в разум не впустиша.

лиц приятием помрачени быша.

Основания земли ся смущают,

вся развращенна во мире бывают.

Аз рех: вы есте бози в человецех,

вышняго чяда в настоящих вецех.

Вы же, яко плоть, тли ся общаете

и яко един от князь падаете.

Воскресни, Боже, земли да судиши,

яко в языцех всех ты наследиши[765].

Псалом 84

Возлюбил еси землю твою, Боже,

Десница твоя плененным поможе,

Еже из плена им ся возвратити,

в отчестве жити.

Изволил еси людем ти простити

Беззакония и грехи покрыти,

Укротил ярость, от гнева вратился[766],

щедр им явился.

Возврати, Боже, сердца наша к тебе,

Утоли ярость, яже на ны, в себе,

Ярость, еяже не держиши в веки

на человеки.

Егда к нам, Боже, ты ся обратиши,

Благодатию вся ны оживиши,

Людие твои к тебе обратятся,

возвеселятся.

Изволи милость твою нам явити

И спасение твое нам дарствити:

Егоже выну от тебе желаем

и ожидаем.

Услышу аз, что Бог о мне вещает,

Мир людем своим дати обещает,

И иже сердца к нему обращают

того да чают.

Близ боящихся его спасение

И славы в земли нашей вселение,

Яко истинна и милость явися,

в людех вселися.

Правда же с миром взаим ся лобзают,

Тема людие Богу угождают,

Истинна с земли, егда возсияше,

свыш правда зряше.

Господь даст благость, земля плоды родит,

Пред лицем его везде правда ходит,

В путь стопы своя имать положити,

при нем ходити.

Псалом 89

Господи, прибежище ты во скорбех наше

был еси от рода в род, ты ны защищаше,

Прежде всех гор на земли, светил на небеси,

прежде всех сущих вечно, Боже наш, ты еси.

Человека во низость да не отвратиши

ты и обращатися к благости учиши.

Тысяща лет у тебе яко день преходить

вчерашний или стража нощная отходить.

Лета человеческа якоже ничтоже

воменяются тебе, о превечный Боже!

Якоже трава утро красно прозябает,

таже цветет, на вечер падши изсыхает,

Тако век наш, гневом бо твоим исчезаем,

яростию твоею смущени бываем.

Беззакония наша пред лицем держиши,

век наш и деяния ты пресветло зриши;

А дние наши скоро вси оскудевают,

от ярости твоея с словом исчезают.

Якоже паучина[767] ветром ся терзает,

тако удобно век наш пресечен бывает,

Век дней человеческих до лет седмидесят,

силен есть достизаяй до лет осмидесят.

Аще выше, то труд есть и болезнь велика,

мех[768] болезней непщую[769] того человека.

Яко кротость прииде на ны, накажемся,

от лукавых налога[770] делес распряжемся.

Гнева твоего крепость кто может познати

и от страха ярость ти под число обяти?

Десницу твою тако изволь ми сказати

и наказание сердце во мудрости дати.

Доколе, Боже, годе[771]? Уже обратися,

рабом твоим смиренным умолен явися.

Утро милости твоя, Боже, получихом,

веселия, радости исполнени быхом;

Вся дни веселихомся за дни смирения

и за лета лютаго от враг пленения.

Призри на рабы твоя и на дела своя,

и настави сыны их, буди милость твоя.

И буди светлость на нас Господа нашего,

яко мы уповаем на благодать его.

Дела рук наших на нас, Боже наш, исправи

и все дело рук наших утверди, управи.

Псалом 100

Милость ти и суд, Боже, прославляю,

чист путь шествуя, пою, да познаю.

Когда ты ко мне хощеши прийти,

тайны святыя рабу ти явити.

Незлобно сердце хранюсь в моем дому,

не желах вещи отъяти никому;

иже закон твой делы преступаху,

во ненависти тии моей бяху.

Сердце лукаво мне не прилепися,

презрех, кто от нас к злобе уклонися.

Иже ближних си тай оклеветаше,

из моих лика[772] изгонимь бываше.

Со гордым оком гшщ не причастихся,

с несытным сердцем хлебом не сытихся[773].

Очеса моя верных муж искаху,

мне сицевии везде приседаху[774].

И непорочным кто путем хождаше,

сей в дворе моем раб мне честен бяше.

Творяй гордыню не жил в моем дому,

лживому спети[775] дах ни единому.

Грешныя тщахся скоро избивати

из земля, дабы им не постояти,

Вси, иже закон делы преступаху,

з града Господня истреблени бяху.

Псалом 102

Душе моя, Господа да благословиши,

утробо моя, имя его да славиши.

Благослови, о душе моя! пресвятаго,

не забывай всех благих творений онаго,

Иже беззакония твоя очищает

и вся недуги твоя скоро исцеляет.

От истления жизнь ти избавляющаго,

милостию, щедроты тя венчающаго;

Иже ти желание в благих исполняет,

в юность тя, яко орла ветха, обновляет.

Творяй милостыню Бог и суд обидимым,

от врагов нечестивых жестоко томимым,

Сказа пути Моисию си изволения,

сыном израилевым своя хотения.

Щедр и милостив Господь и долтотерпящий,

и кающимся милость многую творящий,

Не в конец гневается, ни вечно враждует,

не по беззаконием нашым казнь действует.

Ни по грехом нашым нам изволил воздати,

но елико от земля небу отстояти

Утвердил есть милость си над страх имущими

и пресвятое имя егово чтущими.

Елико от запада восток удаленны,

толико злобы наша от нас отриненны

Богом, иже якоже отец ущедряет

сыны, боящымся й, милость проявляет.

Ибо той создание наше совершенно

позна, яко персть[776] есмы, творение тленно.

Человек, яко трава, а век исчезает,

якоже цвет на селе[777] скоро отцветает,

Ибо духу, изшедшу с него, не бывает,

к тому места своего в мире не познает.

Милость же Господня есть от века до века

на право боящася его человека,

Правда, его на чадех чяд имать пребыти,

хранящих завет тщивых заповедь творити.

Господь в небеси престол себе утвердил есть

и вся царствия власти своей подчинил есть.

Вси аггели силнии, ублагословите

Бога, иже в крепости глас его творите.

Благословите Бога и вся силы его,

слузи, творящий глас Господа своего.

Благословите Бога, вся его делеса,

вся, яже мир содержит и яже небеса.

На всяцем месте, имже Господь обладает,

душа моя Господа да благословляет.

Псалом 103

Душе моя, Господа да благословиши!

Господи, коль велик ты и страшен ся зриши!

Во славу и лепоту еси облеченный,

яко ризою, светом многим обвиенный,

Ты небо, яко кожу, изволи пропяти,

превыспрняя водами своя покрывати,

Ты в восхождение ти еси полагаяй

облаки и онеми аер претекаяй.

На крилех скоротечна ветра ты ходиши,

невещественны духи аггелы твориши, —

И во виде паляща огня служат тебе

раби твои, иже тя песнословят в небе.

Тобою на тверди си земля основанна,

и во веки не будет та поколебанна.

Ону, якоже риза, бездна одеваше,

и на горах высоких вода везде бяше.

Но запрещением ти воды низпадоша,

на глас грома твоего в море низтекоша;

Горы быша велия, поля ся постлаху,

идеже основу си и место прияху.

Предел водам изволил еси положити,

егоже не возмогут вечно преступити.

Ни обратятся паки землю покрывати,

но в ложах своих имут во веки стояти.

Во дебрех источники, Боже, изводиши

и посреде гор воды обилны точиши,

Да вся звери селныя в жажде напаяют

и онагров[778] притекших жажду утоляют.

К тым небесныя птицы тщатся прилетати,

в каменех поющыя, жажду утоляти.

Тобою от превыспрних[779] горы пиют воды,

земля ся насыщает делес твоих плоды.

И сыта сущи, пажить[780] скотом прозябает,

траву людем во службу и хлеб в пищу дает;

Вино во веселие человеком родит,

елей лице мастити, хлеб во крепость[781] плодит.

Теми древа польная себе насыщают

и кедри ливанстии ветви оживляют,

Иже саждение суть твоея десницы,

в ихже зеленых ветвех гнезда виют птицы;

Ту и еродий[782] свое гнездо полагает,

иже яко вождь птицам всем оным бывает.

Еленем высокия горы прибежище;

камень паки заяцем малым пристанище.

Ты в знамение времен луну создал еси,

солнце тобою запад[783] весть свой на небеси.

Дал еси тму, и бысть нощь: в нейже претекают

зверие дубравнии, пищу уловляют;

Скимни[784] исходят, да бы зверя похитити,

рыкают от Бога снедь себе испросити.

Солнцу же возсиявшу, паки ся сбирают

и, шедше в ложа своя, сыти возлегают.

Тогда человек дело исходить творити

и даже до вечера в трудех своих быти.

О, коль велия дела тобою явленна,

вся суть мудростию ти, Боже, сотворенна!

Земля твари твоея везде исполнися

и море пространное с недры сотворися;

В немже безчисленнии гади преплавают,

малая с великими, по водам играют;

Ту корабли плавают, и змий лют играет,

иже от малых рыбиц ругаемь бывает.

Вся же сия от тебе, Боже, пищи чают,

юже во благо время данну получают;

Иная собравше ю тщатся сохранити,

да бы во будущее время сытым быти.

Отверзшу тебе руку — благ ти исполнятся

вся; отвращшу же лице твое — возмутятся;

Аще отимеши дух — вся та исчезают

и в персть, из неяже суть, паки ся вращают;

Пославшу же ти дух твой, — все ся созидает,

и лице земли светлость свою обновляет.

Буди убо Господня слава безконечно,

возвеселится Господь в делех своих вечно!

Иже егда на землю свыше призирает,

трястися ей пред лицем своим сотворяет:

А егда ся высоким горам прикасает,

тогда множество дыма на них возкуряет.

Воспою Господеви аз Богу моему,

дондеже имам жити, пою славу ему.

Токмо беседа моя ему да сладится,

а дух мой о Господе превозвеселится.

Да исчезнут от земля злобнии грешницы,

да к тому ниже будут вси беззаконницы.

Ты же, о душе моя, потщися хвалити

Господа, дондеже ти во существе быти.

Псалом 111

Блажен муж, иже Господа боится,

Заповедь его соблюдати тщится;

Силно на земли будет его семя,

на всяко время.

Род правых будет преблагословенный,

И дом в богатство, в славу умноженный,

И правда его вечно пребывает,

Бог соблюдает.

Правым и во тме обыче сияти

Свет, яко живут выну в благодати

Бога всещедра и праведна суща,

их милующа.

Благий муж любит от своих даяти

И слово в суде умом разсмотряти,

Да не погрешит, но недвижим будет,

в правде пребудет.

Во память вечну правый сохранится,

От слуха злаго он не убоится,

Готово сердце уповати его

в Бога своего.

Утвержен сердцем сый не устрашится,

Даже враг его поражен смирится,

Расточи нищым, между человеки

прав есть во веки,

Рог же онаго в славе вознесется,

Что грешник видя, гневом разжежется,

Схнущ[785] поскрежещет, а чесо желает,

все исчезает.

Псалом 114

Возлюбих, яко Господь гласу молитв вняти

моих изволи, ухо приклоненно дати;

того аз выну имам в помощь призывати,

донележе дух в плоти будет пребывати.

Уже болезни смертны обяли мя бяху,

беды адовы, мене обретше, стужаху,

скорбь и болезнь лютую обретох, убогий,

и бех пред гонившым мя в конец изнемогай.

Призвах имя Господне: «Боже, душу мою

избави от всех лютых за всеблагость твою».

Господь же щедрый, правый, милость проявляет,

иже, яко младенцы, простыл; соблюдает.

Смирихся, и спасе мя. Ты же, душе моя,

возвратися во сладость твоего покоя,

яко благо сотвори благий Господь тебе,

избави тя от смерти живущий на небе.

Очи моя избави от слез точения,

нозе паки мои от поползновения.

Аз убо пред Господем благоугодити

хощу, во стране живых вечно и хвалити.

Псалом 129

Из глубины аз сердца воззвах, Боже, к тебе,

услыши глас мой, иже царствуеши в небе,

Да будут уши твои ко мне приклоненны,

глас молитвы моея да будет внушенны.

Аще беззакония, Господи, назриши,

никто от нас постоит, яко сам то зриши,

Яко очищение у тебе самаго,

пречиста и пресвята, суща единаго.

Ради имене свята твоего, мой Боже,

терпе тя душа моя и не изнеможе.

Терпех слова твоего, дух мой уповаше

на Господа, иже ми еже быти даше.

От стражи утренния до темныя нощи

да чает от Господа Израиль помощи,

Ибо Господь людем си милость изливает,

избавление много от него бывает.

А Господь Израиля имать избавити

от беззаконий его и щедр ему быти.

Псалом 132

Се что толь добро или красно зрится,

Яко в братии аще сохранится

Любовь правая: еже вкупе жити,

друг друга чтити.

Якоже миро благовонно бяше,

Еже из главы на браду схождаше

Ааронову и на риз ометы[786]

прекрасных цветы.

И яко роса, яже Аермона

Плоднаго творить и гору Сиона

Благополезна: тако есть благая

любы святая.

Ибо идеже та ся обретает,

Ту вся благая Господь посылает

и благословить жити человеки

долгия веки.

Псалом 136

На реках вавилонских седяще плакахомь,

егда град любезнейший Сион поминахом.

на вербиих органы повесихом наша,

яко пленивший ны излиха стужаша[787],

О словеса пения прилежно нудяще,

«Воспойте нам от песней сионских», — веляще.

Мы же како воспоем песнь Бога живаго

на земли чуждей, в плене царя поганскаго?

Аще тя, граде Божий, дерзну аз забыти,

забуди, рука моя, дела си творити;

прилпни, язык, гортани, аще поминати

не буду тя, Сионе, внегда ми в лик[788] стати.

Помяни, крепкий Боже, что нам сотвориша

сынове едомстии, егда град плениша,

вопияху сверепо: «Весь град истощайте[789]

до оснований его, род зол истребляйте!»

Но, о дщи Вавилона, окаянна зело!

Блажен, иже воздаст ти за ны равно дело,

блажен, иже потщится твоя похищати

младенцы и о камень твердый разбивати,

Псалом 139

Изми мя, Боже, от мужа лукава,

От человека избави неправа,

Иже в сердцех си лести умыслиша

И брани на мя по вся дни строиша.

Язык свой яко змиин изостриша,

Ядом аспидским уста исполниша.

Храни мя, Боже, от рук нечестивых,

От человек мя изми неправдивых,

Иже стопы ми запяти[790] смыслиша,

Сети и ужа[791] ногам моим скрыша,

При стези моей соблазн полагают,

Но уста моя к тебе восклицают.

Ты Бог мой еси, изволь мя внушити[792],

Яко изволил в спасение быти

В день брани, силу на враги ми дая

И от тех главу мою покрывая.

Не даждь мя врагом, иже мя желают,

Не остави мя, да ся не взношают.

Вождь обстоящих мя да возмутится,

Совет уст лстивых в зло им да вратится,

Огнь да сожжет я, ты же низложиши,

В страстех отрады им не сотвориши.

Муж велеречив зде не исправится,

Неправый во тлю злобы уловится.

Аз познах, яко Господь сотворити

Суд имать нищым, за убогих мстити.

Праведнии же имут хвалу дати

Имени его и честь содевати,

За что пред лицем Господним вселятся

Правии сердцем и возвеселятся.

Псалом 145

Хвали, душе моя, Бога твари всея, —

До конца и жизни восхвалю моея.

Песнь Богу моему имам воспевати,

Дондеже в существе даст ми пребывати.

Надежды во князех вси не полагайте,

В сынех человечих вы не уповайте,

Яко спасение в них не обитает;

Изшедшу бо духу, плоть ся в прах вращаеть,

А помышления тогда исчезают,

Ибо умышленных дел не содевают.

Блажен человек есть, емуже от Бога

Иаковля помощь и надежда многа

На Господа жива, иже сотворил есть

Небо, землю, море и вся исполнил есть;

На Господа, во век истинну храняща

И суд обидимым людем си творяща,

Алчущым доволство пищи дающаго,

Окованныя же люди решащаго[793].

Господь умудряет во людех слепыя,

Возводить падшыя, любить праведныя,

Господь хранить странных[794], сира же и вдову

Восприяти имать десницу готову.

Путь человек грешных имать погубити,

Сам же имать вечно Царь превелий быти,

Бог твой, о Сионе, от рода и в роды,

Един Царь и Господь небесны породы.

К гаждателю

Хулник стихов Омирих[795] некто Зоил бяше,

писанием си славу онаго терзаше;

Но ничто успе в людех, всеми бо познася,

яко с зависти его та хула зачася.

Славу хотя во мире хулою стяжати,

во веки имать не честь зависти страдати.

Тем обычно ся в книгах Зоил нарицает,

кто чужда писания без вины гаждает.

Мню аз, яко и ныне живет Зоил в чадех

нрава хулы своея и в российских градех;

Не мню токмо, но и вем, — ибо еще труди

сии света не зреша, ни внидоша в люди,

А уже хулители завистнии слово

лукавое[796] имеша во устех готово.

Колми паче узревше потщатся хулити

труд сей, да бы хулою славу получити!

Но, злый Зоиле, полза тебе о семь кая?

Зависти, хулителства, слава злому злая —

Конец Зоилев зол бе, и ты соблюдися,

да не тожде страждеши: от зла отвратися.

Вскую труды моя зле тщишися судити,

сам не хотя, ни могущь точных положити?

Не разум тя, но злоба на то понуждает:

завистник вся, як сова солнце, обхуждает.

Друже, престани зубы твоя изощряти, —

аз есмь сын Церкве верный, а она ми мати;

Аще погреших негде, она весть простити —

и немоту чад своих весть мати любити,

Ейже аз всесмиренно главу преклоняю,

прощения, аще где погреших, желаю.

Ты вскую[797], любве праздный[798], идеже есть право

яве, да мудр зришися, судиши лукаво?

Но не сей путь есть славы в людех стяжания,

паче вред се добраго есть непщевания.

Аще ти дал Бог разум, ты сам потрудися,

не в чуждих делех смыслен, но в твоих явися:

Ибо то буйство паче, не мудрость судится,

егда кто хулением чуждих дел хвалится.

Виждь же, камо тя зависть твоя устрояет,

идеже отец ея демон обитает.

Но аз не желаю ти тамо с врагом быти,

паче, любовь стяжавшу, с Богом вечно жити.

АРХИМАНДРИТ ТИХОН{38}

ВИРШИ ИЗ «ЛАТУХИНСКОЙ СТЕПЕННОЙ КНИГИ»{39}

Творец и Создатель Бог всему,

и всей твари, служащей ему;

Христос, истинный всех Спаситель,

Отец явися и Зиждитель;

Неизреченным же советом

многим сый озари нас светом;

О твари бо всей той промыслил,

но и нас спасти всех умыслил.

Аще и в последнее время,

хотя облехчити нам бремя,

От тмы нас на свет произведе,

благодать крещения даде,

Омыл наше согрешение,

загладил все прегрешение.

Егда у российских жителей

не бысть благих учителей,

Андрей апостол к ним приходил,

человек там сущих просветил:

А прежде его учения

ходиша во тме блужения,

Купно вси идолом служаху,

немало отрочат им жряху[799],

И по семь паки прелстишася,

грехми зле обременишася,

Идолом вся покоришася,

солнцу и огню поклонишася.

И еже они то творяху,

яко тем Бога раздражаху,

Но той о них же промышляет,

еже бы спасти, умышляет:

Треми времени[800] их уверял,

разных философов присылал,

Учитель приходил к ним Кирилл,

другий же святитель Михаил.[801]

Но они жестосерди быша,

о ползе своей не рачиша[802],

Писмена азбуки прияша

и паки о вере не вняша:

Сердца бо их окаменена,

а злоба люте вкорененна.

Христос же сам, благий учитель,

дивный о нас промыслитель,

Олгу, великую княгиню,

в россах избра сию едину.

Она убо в Царьград отиде,

любезно в крещение вниде,

Немедленно же возвратися,

учити россов укрепися.

Желаше бо сына своего,

еже бы окрестити того.

Младому же своему внуку,

зело дая ему науку,

Да егда той в возраст прииде,

учение се благо виде,

Закону святу научися,

а потом Владимер крестися.

Сего ради и киевляне,

еже по них и россияне

Вси крещение восприяша,

зело же сие возлюбиша,

Яко единеми устнами

хвалу Богу приносят с нами.

Возвещает о них преславно

летописец книга пространно.

А еже зде преднаписася,

велми же мало изяснися —

Российских князей всех начало,

у варяг Рюрику зачало.

Живяще сей князь некрещенный,

егоже сын непросвещенный.

Летом же многим мимошедшим,

трием князем уже прешедшим,[803]

От техже колен порожденный,

Владимер князь первокрещенный,

Он в России веру насади,

древний же закон в ней расплоди.

С того убо бывшаго лета

купно вся сыны быхом света,

Увери бо Христос всех киян,

юных и старейших россиян,

От перваго князя благаго

до днешняго царя святаго.

Архиереи, учители,

Христовы же вся святители

Вся народы увещавают,

любовно в закон научают.

Егда же се мы презираем,

тогда неблаг путь избираем.

От любви бо все содержится,

свято жити нам поспешится,

Един добраго предуспеет,

добрым делом обогатееть.

Мнози в России просияша,

трудами во царство внидоша,

Иночеством и постничеством,

страдалческим мученичеством;

Яже от варвар пострадаша,

щедроты от Бога прияша.

Сих бо всех писахом жития,

трудна[804] их благая бытия.

О царех и князех россииских,

о святителех всех московских

Сей летописец возвещает,

многий нам разум просвещает:

Древле бывшая вся времена,

единоверных нам племена,

Степени царския и роды,

яже державства их и годы,

Тех же времен благоденствие,

страшно же бысть и злодеяствие:

Единоверных междоусобство,

диаволе же всеудобство

Многих человек погубило,

острием меча порубило.

Егда кто хощет испытати,

вся тыя мятежи исчитати,

Много сию книгу прочитай,

егоже вся вещи познавай.

Совершенно в ней все будешь знать,

еже и иным можешь сказать:

Царства российскаго зачало,

еще и Киева начало,

Но и о Казани сказася,

о Сибири не умолчася;

Егда же сам Бог благоволиль,

множество сих царств соединил

В едино царство Московское,

рекомое Всеросийское.

И еже о сем зде писася,

ибо и о всем не солгася.

МАРДАРИЙ ХОНЫКОВ{40}

СТИХОТВОРЕНИЯ К БИБЛИИ К БИБЛИИ ПИСКАТОРА{41}

К ЧИТАТЕЛЮ

Мудрости слава буди Богу Подателю,

Отцу, Сыну и Духу, мира Создателю,

Научившему дело се благо начати,

А благоволившему в ползу всех скончати,

Художне[805] лица в книзе сей изображенна,

Мерными славенскими стихи изьясненна.

А сие бысть тщанием мужа всеблагаго,

Рачителя писаний весма предрагаго.

Добр убо сей, добрых же желатель совершен,

Афанасий именем, Иоанном рожден,

Рекомый Федосиев, иже мя понуди;[806]

Иисус же Христа сей царства общник буди!

И сице аз преслушник зол в сем не смех быти,

Худоумен сый, дерзнух сия сочинити.

Обаче, читателю, изрещи дерзаю:

Не даждь зоилу места, тебе умоляю,

Иже завистлив сый враг и благих не щадяй,

Коварен бо злый, сему никогда же внимай,

Онаго злобу тщетну присно повергая,

Весело же на худы труды призирая,

Твоею мудростию грубая исправи,

Рабу же милостиве твоему остави.

Усердие мое в сем более возлюби,

Долгих же моих трудов вотще не погуби.

Издавый седмь тысящь сто оемьдесят седмаго,[807]

Лепо хвалити должнетвую Творца благаго,

Строящаго все, еже есть угодно ему,

Яко Царю и Богу, за вся слава тому.

Зрелище сие есть книг божественных,

Ветхих и новых повестей священных.

Медными деками бысть изображенно,

Хитрыми зело творцы сотворенно,

Иже прежде сих времен в мире быша,

И иже в сия времена пожиша:

Преизрядныи икон писатели

И мудрии сих весма ваятели.

Сия же собра с велиим тщанием

И произведе в мир с прилежанием

Муж мудр Николай сын Иоаннов сый

Пискатор зовом, художество се имый,

Тысяща шесть сот седмьдесят в четвертом

Лете по Христе, на кресте простертом.

<БЫТИЕ>

Дела Божия зде изображенна,

Яже в сем мире дивно сотворена,

Зрителю честный, на сия взирая,

Благотвори же, Творца прославляя.

Да будет свет сей, Бог повелевает,

И от тмы его дивно разделяет.

Свет убо день, тму же нощь нарицает

И, яко премудр сый, се содевает.

Бог словом воды многи разделяет

И твердь премудро зело устрояет,

Часть убо вод сих горе возвождает,

Доле[808] же паки их совокупляет.

Во едино Бог воды собирает,

Сушу же землю быти уставляет.

Собрание же вод море назвася,

И земный красен всяк плод показася.

Светил бытием вся Бог просвещает

И красоту звезд преславно являет,

Устрояя им чинно хождение,

Времен же и лет во управление.

Земля различны скоты испущает,

Море же рыбы многи порождает,

Птиц же множество парящих бывает,

Яже премудрый вся Бог содевает.

Животна многа земля производит, —

Гады и всяка зверя, иже ходит.

По сих Творец Бог соблаговоляет

И человека святейша сотворяет,

Прочих умнейша и твари владыку,

Ему бо быти достоит толику.

Еще же ему помощь устрояет, —

Из ребра его жену созидает.

Господь в Адама вдохну дух живота,

Да божественна в нем будет красота.

Скотов же и птиц представи пред него,

Да нарекутся имена от него.

Господь Бог жену Адаму сотворив

И супружество свято благословив,

На востоц рай красен насаждает

И в нем убо их жити устрояет.

Хитрейший зверей змий Еву прелщает

И заказан[809] плод ясти ей вдавает.

Она же плодом прекрасным прелщенна,

От лстиваго же змия наущенна,

Вдаде Адаму, да яст от него,

И бысть убо всем смерть вечна от сего.

Господь Адама таящася зовет

И со гневом: где еси ты, — вопиет.

Он же со страхом к нему отвещает

И, яко наг есть, о себе являет.

Господь же, казнив всех, в век проклинает,

На них же ризы кожные[810] налагает.

Аггелом Адам из рая гонится

И окаянно зде жити строится.

Се же сотвори им преслушание

И в бедно введе их пребывание.

В болезни[811] Ева отроча раждает,

Адам же беды многи обретает,

С болезнию бо присно труждается,

Да сам нужно[812] брашны препитается.

Благи дары Бог Авеля приемлеть,

Каиновы же молбы злы не внемлет.

В сем на брата зле Каин смущается,

От Бога же зол сый обличается.

Завидев[813], Каин брата убивает

И свята мужа, зол сый, погубляет,

За сие же мзду должну приимает

И в вечней клятве[814] злый сей погибает.

Горце рыдают сына убиенна

Отец и мати, зряще умерщвленна,

Богу же жертву о нем приношают

И ужасшеся о сем разсуждают.

Енох в Божий страсе прежил лета

И, угодив, взят бысть от сего света,

Подав образ всем в вере зде живущим,

Яко вземлются от зде к тамо сущим.

Ною повеле Бог ковчег создати

И от всех родов во нь два два[815] прияти,

Да человеческ род в потоп спасется,

Такожде и всяк зверь жив соблюдется.

Вниде Ной в ковчег со всем своим домом,

Птиц же и зверей всех со всяким родом,

Яже на земли и воздусе зрятся,

Да и от потопа вся вкупе хранятся.

По днех же бездны отверзошася вод

И потопиша землю и всяк жив род.

Сташа же воды многи над горами,

Ковчег же бяше блюдом[816] над водами.

Из ковчега Ной со всеми исходить,

Звери же и вся, яже с ним, изводить,

Паки на земли строя селение,

Да будет от всех плод и рождение.

Принесе Богу Ной всесожжение,

Господь же прия се приношение,

Ноя и сыны в век благославляя

И завет вечный с ними поставляя,

Яко не имать потоп паки быти,

Знамя[817] им мира изволи явити.

Ной успе[818], вином упився, обнажен,

От злаго сына Хама бысть осужден.

Сим же и Афет, вспять[819] шедше, покрыша

Наготу отца, а не укориша.

Востав же, сия вся Ной познавает,

Прокляв зла сына, сих благословляет.

Егда в языце едином люд бяше,

Столп же вавилонск здати умышляше.

В земли Сенаар жити вселяется

И к делу столпа уготовляется.

Высоко зело бысть столпа здание

И презелное[820] людей в сем тщание,

Да до небес верх его имать быти,

В нем бо желаху безбедно прежити.

Бог человеческ совет слаб являет,

Зело же высок здан[821] столп разоряет,

Смесив языки, сим казня злу дерзость,

Высокое бо все есть пред ним мерзость.

Темже друг друга гласа не познаша

И, разделшеся, столп здати[822] престаша.

*

Иосиф, иже отцем любящеся

Паче всех братии, сему се сяяшеся[823],

Яко бы в поли с братиею жняше

И вкупе с ними во свой сноп вязаше;

Но его сноп, став прямо, утвердися,

Оных же ниско сему поклонися.

Пакиже — солнце зряще со звездами

Поклоншиися пред его ногами.

Сия сония[824] ему честь являху,

Но во братии злу зависть раждаху.

Иосиф отцем к братии послася,

Но ими, яко злодей, сей прияся.

Той ношаше им благословение,

Они же тщатся на убиение:

Емше бо его, в ров глубок ввергают,

По сем извлекше, купцем продавают.

Иосиф в Египет купцами отведен,

В немже велможе честну бяше вручен.

Сей над всем домом его поставляет

И, да владеет во всех, власть вручает.

Сего зла жена Иосифа нудит,

Похитивши и нагло, да соблудит.

Он же, оставив ризу, вон бежаше,

Творити бо зла сего не хотяше.

Седяй в темнице Иосиф толкует

Сны, соседящих с ним исповествует,

Яко честь паки винарю[825] вратится,

Житар[826] же по днех царем умертвится.

Сония царю фараону зрятся —

Тучныя седмь крав худыми требятся[827].

Такожде класы седмь пресовершенны,

Яже от седми тощих зрит снеденны.

Сия Иосиф ему излагает,

Седмь крав и класы седмь лет предъявляет.

В нихже обилство плодов всяких будет,

По сих седмь же лет глад велий пребудет.

Братии жита Иосиф продает,

Устрашая же, их злодеями зовет;

О отце бо их хощет вопросити,

Себе же от них мыслить утаити.

Тии же пред ним от страха падоша

И, яко вси суть братия, рекоша,

Сказавше еще юна брата в дому,

Он же повеле прийти и тому.

Паки братия в Египте приидоша,

Иосифу же брата приведоша

Вениамина, яко заповеда,

И быша царска общницы обеда.

Иосиф же, зря брата, умилися,

Таяся же их, отшед — прослезися.

Таже повеле жита наложити

Во вретища[828] их и чашу вложити

В юнаго брата мех[829], да их удержит

И, яко брат их есть, о себе явит.

По сем, даровав честно[830], возвращает

К отцу, егоже узрити желает.

<КНИГА РУФЬ>

Руф иноверна люд свой оставляет

И при свекрови в дому обитает.

Орфа бо в свою страну отхождает,

Онаже паче свекровь возлобляет.

На нивах класы Руфа собирает,

Вооз же ону к себе присвояет,

Повеле рабом ю отгоняти,

Да от его жит имать ся питати.

Свекрове совет Руф исполняет,

К спящу Воозу у ног возлегает.

Ощутився[831] же он, ю познавает

И в мужа быти ей обещавает.

Близший южики[832] сапог изувает

Во свидетелство, яко не желает

В жену сродную Руфу восприяти,

Да Ваозов брак может состояти.

<ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ>

Давид, еще юн сый, овцы стрежаше

И челюсть зверя люта сокрушаше,

Медведя и лва крепце преборая

И от зубов их агнцы исхищая.

Сице и Христос о нас поборает,

Жало смерти же и ада стирает,

От зубов злаго верных сохраняя

И в горню пажить[833] присно возвождая.

Голиада зла Давид побеждает,

Велика зело, мал сый, умерщвляет;

Исторгнув же меч, главу отсекает

И противных полк в бегство обращает.

Злохитрый Саул Давиду зло творит,

Поучается, да его погубить.

Егда же злый дух Саула томяше,

Давид, играя в гусли, отгоняше.

На нь же копие Саул устремляет,

Но Давида Бог дивно сохраняет.

В пустыню Давид зелну отхождает,

Пищи же ради рабов посылает

К Навалу, овцы своя пасущему,

И стяжание многа имущему.

Он же, злонравен сый, их презирает

И Давида, зле хулив, укоряет.

Авигеа зло, еже бысть, познавши,

Хлебы же многи и вино приявши,

Грядет Давиду сия предложити,

Да возможет гнев его утолити.

Грядуща з брашны Давида сретает

Авигеа, сим его примиряет,

К ногам же падши, прощения просит

Своему мужу и дары приносить.

Он же мудру ю жену нарицает

И, уставив[834] гнев свой, благословляеть.

Навал пирствуяй вскоре умирает,

Внезапу бо смерть его похищает,

Богу творящу за грех отмщение,

Яко рек царю зло поношение.

В нощи ко шатром царским прихождает

Давид, Саулу спящу се бывает.

Давид же, зане благ сый, не дерзает

Его убити, зла не воздавает,

Токмо копие и сосуд взимает

И, укорив вся стражи, отхождает.

Саул царь с вои поражен бывает,

Еже зря, сам ся мечем прободает,

Такожде и раб его сотворяет,

И в смерти царя сей не оставляет.

<ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ>

Вестник к Давиду скорбящ притекает

И смерть Саула ему возвещает,

С главою же злат венец предлагает,

Но Давид его смерти предавает,

Желающу мзду от него прияти,

Повелев главу за сие отъяти.

О Сауле же сам горце рыдает

И, раздрав ризы, убийц проклинает.

Зрит мыющуся Давид Вирсавию

И, разжегся зле зело, возлюби ю.

Послав же, к себе ону призывает

И зол блуд с нею скверно сотворяет.

Давид Урию к себе призывает

И о здравии воев вопрошает,

Брашны же его царскими питает

И, да идет в дом свой, повелевает,

Прелюбодейства грех хотя покрыти

И Вирсавию в сем обезвинити,

Яко от мужа заченш своего,

Яже зачала уже плод от него.

Не восхоти в дом свой Уриа внити,

Но в царских с рабы возляже почити.

Царь же паки в полк его отпущает,

Зане по воли его не бывает,

Тамо повелев на брани предпослати

Урию, да мысль злу может скончати.

И сице воля его совершися,

Предсразився бо, Урий умертвися.

Давида Нафан пророк обличает

И грехи его притчею являет,

Блуд и убийство, яже он соверши;

Давид же познав, яко в сих согреши,

Пад же на землю, просить прощения,

Яко достоин за грехи мщения,

Покаяние к Богу приношая,

И «помилуй мя, падшаго», взывая.

За грех Божию казнь пророк являет

Давиду и смерть сыну прорицает.

Давид же, слышав, ризы раздирает

И скорбна[835] сына жалостно рыдает,

Пред Бога грехи своя предлагая

И, да живет сын его, умоляя.

Авесалом люд с лестию лобзает

И всех лукавно к себе примиряет,

Хотяй отчее царство восхитити

И ругателно его изгонити.

Давид от злаго сына убегает,

Семей же скверный его поношает

И камение на нь злый он вергает,

Давыд же кротце вся претерпевает,

Хотящим ему мстити возбраняя

И злым достойна себе нарицая.

Ахитофел злый злых совокупляет

И погубити царя умышляет.

Бог же совет их вскоре разоряет

И от всех лютых Давида спасает.

Авесолома зла зло постигает,

Своими бо сей власы увязает,

На древе повис, яко злых творитель,

Отца же царя лютый досадитель,

Вои же его мечи прободают

И, яко врага царска, умерщвляют.

Числив[836] Давид люд, Бога прогневляет,

Его же пророк, представ, обличает,

Три же казни: мор, глад и меч являет,

Да юже из них хощет, избирает.

Давид же царь в руце Бога предается,

Да от противных меча люд спасется.

Внегда уже Давиду престаревшу

И всех противных в Бозе одолевшу,

Соломон наследник отца бывает

И на царск высок престол восхождает,

Егоже отец зря, царя седяща,

Восхвали Бога, сице се творяща,

Радостно зело возблагодаряя,

Соломона же в благих укрепляя.

Царица к сыну Соломону вниде,

Он же срести[837] ю тщателно изыде,

В десных[838] же себе матерь посаждает

И словес ея прилежно внимает.

Она же ему молбу предлагает

Братню, яко он Авесы желает.

В сем Адонии лесть царь познавает

И смерти его вскоре предавает.

Царь премудро прю[839] дву жен разсуждает,

Единыя же злобу познавает,

Яко не мати та младенцу бяше,

Яже на полы[840] разсещи желаше.

Повеле же сей младенца прияти,

Яже моляше жива и отдати.

Царь Соломон храм Божий созидаеть

И вся премудро на се устрояет,

Да зело славен Богу дом создастся

И за всех ему жертва в нем воздастся.

Царица Савска дары предлагает

И величество царя искушает,

Такожде премудрость и вся присущая,

Яко велик ум сама имущая.

Но Соломоня мудрость ю ужаси,

Зело бо хвалящи его, возгласи:

«Блажен ты, царю, и иже при тебе,

Да будет слава во веки о тебе».

<ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ>

Соломон царь сый зело богатейший,

Никтоже бо ин бысть краснейший

Мудростию и мнопш державством,

И велик бе всяким благоприятством,

От Бога честным даром препочтенный,

Имеяй престол злат преухищренный,

Многи в довольстве имущ человеки,

Не будет же ин сицев[841] во веки.

Сей песни песней сладце воспевает,

Таинственны же зело составляет,

Христа жениха Церкви описуя

И друг другу их любовь показу я.

«Аз есмь цветь полный[842], — жених возглашает,

Невесту же крин[843] чистейший взывает,

Егоже яблонь в древах нарицает,

Под егоже сень витати[844] желает

Невеста, плодом его сладящися

И вином любве зде веселящися.

«На ложи моем исках тя, любезне, —

Невеста зовет жениха усердие, —

Не обретши же, всюду притекаю,

Тя, любимиче, обрести желаю

По улицам же и по стогнам[845] града,

Да души моей явится отрада.

Сей одр Соломон зело украшенный

И избранных вои лики окруженный,

Столпы имеяй от злата чистейша,

Почи бо на нем мудрость всечестнейша,

Правда, мужество и разсуждение

Одра бо сего есть украшение».

«Се краснейшая моя», — нарицает

Невесту жених, юже ублажает

Чудне и ея красоте дивится,

Да в любви его тая восперится[846].

От Ливана ю по себе взывает

И зело теплу любовь к ней являет,

От гор Ермона и Ам глашает

И благовонен сад ю нарицает,

Смирны, аллоа и кассии полный,

И в немже есть всяк различен цвет полный.

Она же духа любве на ся просит

И ему плоды вся своя приносить.

Невесту жених к обществу[847] взывает

И в виноград ю свой внити глашает,

Вкупе благих всех с ним наслаждатися

И в свете его присно вселятися.

Она же зело сном бе преклоненна,

Сердцем слышащи, бысть же возбужденна.

Жених бо простре к ней руку в оконце

И осия ю светом, яко солнце,

Внутрь сердце ея к себе распаляя,

Да долняя в прах вменив, ю пленяя.

«Любезный мой мне», — невеста глашает,

И ся самую ему поручает.

Он же слово ей жизни подавает

И велию в ню благодать вливает,

Зело к ней любовь велику являя

И паче многих девиц украшая.

Едину же ю чисту нарицает

И светлу, яко солнце, объявляет.

<ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАТФЕЯ>

Блажени, иже духом обнищаша

И, весь презревше мир, Бога познаша,

Упование на нь возлагающе,

Оставиша вся, горних желающе.

Сии Небесно Царство получают,

Аще и мечи их зде разсекают, —

Якоже Иов, иже злострадаше,

Но, благодарен быв, небо стяжаше.

Блажени, иже слезы источают

И непрестанно за грехи рыдают.

Сии благодать от Бога приемлют,

Аще и малу скорбь в мире подемлют,

Скорбящих бо Бог присно утешает

И щедроты им своя изливает.

Егда бо жена ко Христу припадаше

И нозе его слезами мочаше,

Тщетна от него та не возвратися,

Но плачущей всяк грех отпустися.

И сице убо всяк скорбен да творит,

Утешение бо плача получить.

Блажени, иже вся претерпевают,

Живуще кротце, злых же не отмщают,

Изволяюще паче скорбь носити,

Да благая вся могут получити.

Тем наследницы на земли бывают

И страны многи тии обладают.

Кротких бо Господь преславно венчает,

Священники же и цари являет,

Сердца смиренна не уничижая

И во обещанну землю возвождая.

Кроток Моисей священный он бяше,

Темже[848] его Бог присно озаряше.

Блажени, иже правду возлюбиша

И паче брашен алчна сия быша.

Сии небесным даром питаются

И Христа, Спаса всех, наслаждаются.

Той убо правда есть сущая един,

Напаяет сей жаждущих паче вин.

Сея Симеон правды алчен бяше

И много лет жив сей присно жадаше[849].

Узрев же, правду сущу познавает

И алчен той насыщен бывает;

Прием на руку в Церковь принесенна

Христа, от Девы святыя рожденна.

Блажени, иже милость содевают

К ближним и нищих сущих их питают,

Благоутробно в дом ввождающе

И всяку нужду их исполняюще.

Сим милостивно имать Бог воздати,

И славы в Царстве своем показати,

Якоже древле Товии воздаде

И от всех скорбных на нь бывших изведе

За сие, яко всем благотворяше

И умершия присно погребаше,

Иже убози и безродни бяху,

Непогребенни же в путех лежаху.

Блажени, иже сердца суть чистаго,

Сии бо Бога всех узрят истаго[850],

Ум непорочен весма имущий

И суетея мир сей небрегущий[851].

Чиста бо сердцем Дева весма бяше

Мария, ум же горе возвождаше.

Темже во чрево ея Бог вселися,

И человек спас сый мира явися,

В зачатии к ней аггела ниспослав,

Иже «радуйся» рече, с страхом представ,

Живота чисту матерь нарицает,

Дух же Святый ю нисшед осеняет.

Блажени, иже гнев злый утоляют

И человеков ярых примиряют.

Сии сынове Бога нарекутся

И в небесный мир святи возведутся,

Диаволь навет разоряющий

И в любви жити наставляющий,

Якоже жена некогда сотвори,

Яже Давида ко мужу примири,

Иже убити его яр течаше,

Но Авигея честно усреташе[852],

Хлебы и вино в дар предлагающи

И гневна царя сим примиряющи.

Блажени, иже изгнани бывают

И правды ради вся претерпевают,

Всяк зол глагол в сем мире приемлюще

И за Христа скорбь и смерть подемлюще,

Тех есть Горнее Царство стяжание,

Тамо бо их мзда и пребывание.

Внегда бо Стефан святый злострадаше

И за биющих его той моляше, —

«Не постави им, Боже, в грех», вопия,

Узрев же в славе Творца твари всея,

Иже его сам в небо призывает

И, приим его дух, в горних вселяет.

<ДЕЯНИЯ АПОСТОЛОВ>

Веры зде члены расположишася

И художне вся изобразишася,

Кия же в себе тайны заключают,

Зрителю сия иконы[853] являют.

Бог бо верою сердца очищает

И во имени Христове спасает.

В сем грехов вземлет всяк оставление,

Ибо той веры есть совершение.

Верую в Бога безначальна Отца

Зримых убо всех и незримых Творца,

Неба и земли и елика суть в них

Той Совершитель и Вседержитель сих,

Иисуса Христа, Сына его,

Сприсносущна же и суща из него,

Господа тварей якоже явися,

Внегда на горе сый преобразися;

Во чреве Духом Святым заченшася

Марии Девы и в плоть облекшася,

Рождшагося же нетленно из нея,

Невредившаго ключи девства сея;

При Пилате же нас ради страдавша

И на кресте кровь свою излиявша,

Умершаго же, бывша погребенна,

Сим бо явися зла смерть умерщвленна;

Низшедша во ад пленных свободити

И диаволю крепость разрушити,

Из мертвых же в день третий воскресшаго

И весь род Адамль от уз изведшаго;

В небо возшедша, апостолом зрящим,

И зело, яко отиде, слезящим,

Седящаго же тамо Отца в десных,

Сподобляюща нас жилищь небесных;

Отнуду же грядуща судити

И Царство свое во век утвердити,

Живым и мертвым по делом воздати,

Оных в жизнь, сих же в геену отслати.

Верую в Духа Свята, жизнь дающа,

Отцу и Сыну Бога сприсносуща,

На апостолы преславно низшедша,

В виде огненных язык к ним пришедша.

Святую Церковь, в Христе утвержденну,

Православну же и соединенну,

В нейже и святых вземлем общение,

Яже мати всех есть и спасение.

Во Христе грехов всем оставление,

Апостолское вземшим учение,

Иже веруют и крестятся в него;

Не спасется бо ни един без сего.

Жизнь же вечная праведных явится,

Небесный Сион, в немже Бог вселится.

Христос со Отцем и Духом во веки

Возводяй во град оный человеки.

Ожидаю же дне Воскресения,

Божиим Духом всем оживления,

Вси бо во плоти имамы востати

И якоже кто содея прияти.

<ОТКРОВЕНИЕ ИОАННА БОГОСЛОВА>

Яже Иоанн Богословец зряше,

Егда во остров Патмос изгнан бяше,

Зрителю, честне тебе представляем

И ясно сия вся изображаем.

Седмь бо евещник седмь церквей знаменаша,

Яже Христово слово восприяша.

Седмь же аггелов — седмь труб имущий,

Инии седмь фиал[854] лиющии.

Иже таинства различна являху

И много на мире злая знаменаху,

Книга же таинств бяше божественныхь,

Юже никтоже отверзе от земных,

Седмь бо печатей оная имяше,

Яже агнец Сын Божий разрешаше,

И ангел, иже ключь бездны ношаше,

Той диавола ем[855], ужем[856] вязаше.

Таже красен град с небесе явися,

В немже с праведных лики[857] Бог вселися.

Иоанн, егда бе в заточении,

Во Патмосе же сущ в восхищении,

Слыша убо глас, яко трубу гремящь:

«Аз. есмь начало и конец», ся зовущь.

Повелевающь же к седми писати

Церквам, зримая от него послати,

Обращся, зряше апостол зовуща,

Виде окрест седмь светильник имуща,

Ихже посреди сам звавый стояше,

Иже яко Сын Человеческ бяше,

Седмь же в деснице звезд зримый держаше,

Лице же солнцу подобно имяше.

Богослов, духом в небо восхищенный,

Зрить престол Божий, зело украшенный,

На немже седящь сардису[858] подобен

И аспису[859] же, Бог сый благороден,

Окрест же его двадесять четыре

Престоли старцев во небесном мире.

Трисвятое же животна пояху

Четыре, ему день и нощь глашаху,

И старцы, венцы положше, взываху,

Поклоншеся, «честь, слава» восклицаху.

Зрит на престоле феолог[860] седяща,

В руку же книгу с печатьми держаща.

Агнца же яко заколенна суща,

У седящаго же книгу емлюща,

И старцев с гуслми пред агнцем упадших,

Фимиажы же молитвы отдавших.

Агнец первую печать отрешает,

Животное же едино глашает,

Ити и зрети Иоанну велит,

Оны же с луком во венце ездца зрит.

Паки печати агнец отрешает,

Животное же коеждо глашает,

Особь к коейждо их отрешение

здца же с весы происхождение.

И смерти, егда по нейже идуща,

Гладом же земли часть зле вреждающа,

Пятую печать агнец отрешает,

Побитых святых души объявляет,

Иже зовяху сице велегласно:

«Мсти избившим ны, владыко, напрасно».

Ихже белыя ризы облекоша

И «ждите, братии», — сице отрекоша.

Шестую агнец печать отрешает,

Солнце и луну мрачны объявляет,

Звезды, небеса весьма разоренна,

Вся же зелнейшим ветром превращенна[861],

Рабов, купцов же и царей текущих

В горы, тамо же погибели ждущих.

Се Богослов зрит аггелов стоящих

На конце земли и ветры держащих,

Не вредити же инаго веляще

Землю и море и зело гласяща,

Печатлети[862] же хотяща избранных

Множество от всех язык богозванных.

Зрит же и народ безчислен поющий,

«Честь, слава агнцу», с финики же сущий.

Агнец седмую печать отрешает,

Седми же аггел с трубами являет,

Единаго же кадило держаща,

Святых молитвы к Богу возносяща,

Еже поверже со огнем от престола, —

Быша громи из небесна кола[863].

Се первый аггел явися трубящий,

Огнь же третий часть древес палящий,

Всю же снедает траву земляную

Веселящую зрак и любленную[864].

Егда же вторый аггел воструби,

Третию часть море огнем погуби,

Часть же душ, в мори сущих, умертвися,

Кораблей множество имже растлися.

Аггел же третий явися трубящий,

И звезда, яко светилник горящий,

Спаде на часть вод и источник земных,

Исполни же я горестей подземных.

Яже апсинфос[865] звание имяше,

Горестию же вод люд умерщвляше.

Четвертый аггел, егда бе трубящий,

Солнца, луны же и звезд треть вредящий,

Такожде и дней, еже не светити,

И во мраке ся им весма претворити,

Аггель же зрится в небеси летающ,

И «горе, горе, горе!» — возглашающ.

Егда же пятый аггел трубяше,

Богослов звезду падшу с небесе зряще,

Ейже студенца[866] бездны ключ дадеся,

Множество же пругов[867] и дым вознесеся,

Солнце и воздух дымом омрачися,

От пругов же люд зол сущ уязвися.

Егда же шестый аггел трубяше,

Един от рогов олтаря глашаше,

Разреши аггел в Ефрате четыре,

Да избиют треть люда суща в мире,

Всадник же кони лвоглавны имущих,

Зряще Богослов со бронями суще.

Се аггела зрит от небес идуща

Богослов, во облак облеченна суща,

Солнцелична же и дугу[868] имуща

На главе, книгу к нему же несуща,

Иже на земли и на мори сташе,

Ноги же яко столпы сей имяше,

Книгу же даде Иоанну ясти,

Сказа же ему быти во напасти.

Святии по трех днех воставляются,

Побиты бывше — в небо ввождаются,

Ихже умучи зверь, из бездны сущий,

Прежде брань с ними зле возвизающий.

По сем града часть десятая паде

И погибели многий люд предаде.

Жена преславно одеяна сущи

В солнце, звезды же за венец имущи,

Явися в небе, на луне стоящий

Змий седмоглав явися, ю зрящи.

Стояше же сей, хотя поглотити

Плод жены, иже хотяше родити,

Но рожденное к Богу вознесеся,

От вод же змия жена свободися.

Иоанн, егда на песце стояше,

От моря зверя восходяща зряше,

Иже седмоглав и роги имяше,

Честно же ему люд поклон творяше,

Ин же от земли звер происходждаше

И оному честь творити веляше.

Агнец на гору Сион стоящ зрится,

С небесе же песнь новая гласится.

И аггел среди небесе парящий,

Евангелие Божие носящий,

Ин же «паде град Вавилон!» зовяше,

Паки ин чашу гнева злым являше.

Сей на облаце зрится со серпами,

Ихже дает аггелом руками,

Жати траву же и вся винограды,

Яже воздают земны вертограды,

Поженше же я, в точило вложиша,

Божия гнева и крови пролиша.

Се аггели седмь фиал изливают,

Землю, море, люд и реки вреждают,

Солнце же жещи творят люд злохулен,

Богохулен же сущ и злопреступен,

И зверя престол весма разорися,

Он же из уст жабы испусти, умертвися.

Иоанн, духом в пустыню хищенный,

Зрит жену и люд от нея прелщенный,

Юже ношаше зверь сущ седмиглавеи,

В руку же ея кубец сущ сквернавен,

Яже пияна бе кровию святых,

Вавилон сущий и мати проклятых.

Аггел с небесе зряше парящий,

Властитель же сущ и зело гласящий, —

«Паде, паде град великий Вавилон!»

Ин же веляше люду изыти вон,

Камень велий сущ в море низвергающ,

Сим Вавилона погибель являющ.

Богослов небо отверзенно зряше,

И се Сын Слово Божие ездяше

На беловидном коне царствующий,

Многи же венцы на главе имущий,

Иже из уст меч острый испущаше

На противен люд и тем их бияше.

Ят же бысть зверь со пророком лживым

Жещися огнем вечным негасимым,

Сниде аггел, ключ бездны с ужем имущь

К змию, иже зол и древний демон сущ,

На тысячу лет в бездну заключити,

Мир же от лести его свободити.

Зряше Богослов престол поставленный,

Седящ же на нем Бог благословенный

Явися, мертвых всех возставляющий,

Книги же суда и дел являющий,

Воздающий же комуждо по делом,

Грешным же муку и злым же духовом.

Егда на гору Богослов возведен

Зряше град святый сущ и преукрашен,

Сходящ с небесе, и аспису сличен[869],

Злат же имущ всяк камен различен,

Глаголяй же с ним злату трость имяше

И на стадии многи град меряше,

Зрящ же и слышащ сия, поклонися,

Но от аггела поклон возбранися,

«Аз, рече, клеврет, Бога же воспочитай,

Его, уже грядуща, скоро ожидай».

ЕВФИМИЙ ЧУДОВСКИЙ{42}

НА ЗВЕЗДУ ВЕЛИКУЮ, ЯВЛЬШУЮСЯ 189 ГОДУ ДЕКАБРЯ ПРОТИВ 15-ГО ЧИСЛА{43}

Комита егда в небе видена бывает,

никое благо быти на земли являет,

токмо гнев Божий и казнь людем возвещает.

Место пророка сие есть показание,

зовущаго грешникы на покаяние,

да отвратить Бог свое негодование.

Не презорно[870] указу сему да внимаем,

неправд всяких и обид себе да ошаем[871],

благодеянми Бога щедра сотворяем.

Еда како Господь Бог от нас умолится,

яко о ниневитех, благ сый, ущедрится[872],

о злых имущих на ны быти раскается.

И показанный нам знак на многое злое,

превратить, Всеблагий сый, на всяко благое,

токмо покажем делы покорство драгое.

Комита страшнейшая не туне сияет,

казнь и гнев Божий людем всем предвозвещает

и на покаяние к Богу призывает.

<ЭПИТАФИИ>

ТВОРЕНИЕ ОТЦА ЕВФИМИЯ ПРЕОСВЯЩЕННОМУ ПАВЛУ МИТРОПОЛИТУ{44}

Отец сирот, вдовиц же и нищих питатель,

мудролюбцев церковных и странных приятель,

Всероссийску престолу хранитель бодренный,

между патриаршества трикратно вверенный,

Павел митрополит зде своя вложи кости,

душу же преотложи в вечныя радости.

Церкве православныя твердый защититель,

мятежников злоумных крепкий низложитель.

Архипастырь сый Сарский, купно и Подонский,

преселився на веки в горний град Сионский,

Живяше бо по Богу, царствующу в небе,

идеже всяк жилище уготовляй себе,

В седмитысящное лето миротворения

сто осмдесят чвертое в девятый септемвриа.

ПРЕПОДОБНОМУ ОТЦУ ЕПИФАНИЮ{45}

Преходяй, чловече, зде ставь да взираеши,

дондеже еще в мире семь обитаеши.

Зде бо лежит мудрей отец Епифаний,

претолковник изящный Священных Писаний,

Философ и иерей во монасех честный.

Рцы же: да вселить его Господь в рай небесный

За множайшия его труды в писаниих

тщанномудролюбныя в претолкованиих.

Память его да будет

вечно и не отбудет.

<НА СИМЕОНА ПОЛОЦКОГО>{46}

1

Новосоставленная книга сия «Обед»

подвлагает[873] снедь, полну душетлителных бедь.

2

Новосложная книга, зовемая «Обед»,

не имать обрестися без неких души бед.

«СМЕРТЬ ПОСЛЕДНЕГО ЧАСА ВСЕГДА ОЖИДАЕТ...»{47}

Смерть последнего часа всегда ожидает,

яко траву, чловека вскоре посекает;

Царя и князя острою косою,

богата и нища, яко злак с росою.

Лишает славы, богатство хищает,

вся сокровища в блато превращает.

Блажен оный человек, иже не прелстися,

но всех зде сущих тленных волею[874] лишися,

Иже свою мысль к Богу превсегда вперяет

и на всяк час о смерти своей помышляет,

Той превечныя славы не убо лишится,

но в Небесное Царство от зде преселится.

Вся равно восприемлет земная долина

честнаго властелина, яко селянина.

Смерть яко убогаго из хижи хищает,

тако и богатаго в дому посещает.

Равно вся пожинает, яко селянина,

не щадит царя, отнюд ниже властелина.

Никто от тоя может в тайне сокрытися

и в твердыни яковой где утаитися.

Смерть на всяк час чловекы зрит и наблюдает,

сама ни от кого ся отнюд соблюдает.

Смерть никогоже щадит, вся сечет косою,

иже падают, яко листвие с росою.

Писание святое истину вещает,

яко земля в землю ся паки возвращает.

Присно, чловече, сему потщися учити,

яко всякаго имать смерть в гроб заключити;

И не помышляй тщетно писма сего стерти,

ибо не избудеши и ты отнюд смерти.

Понеже земля еси, в землю отидеши,

но мзду дел взяти паки из тоя приидеши

За благая небесных благ получение,

за злая в неугасном огни мучение.

Смерть вся равно хищает — ничто имущыя,

яко многая в мире сем преимущыя.

Ни бо царя пощадит или убоится.

ниже от безпомощна и нища толится[875].

Не туне бо пишется смерть косу носити,

зане она обыче чловеки косити.

«ЗРИ, ЧЕЛОВЕЧЕ, НА СЕЙ ОРОЛОГИЙ...»{48}

Зри, человече, на сей орологий[876],

умудришися паче феологий,

Како часами жизнь определяет,

месяцы днями время скончевает.

Дние и лета скоро мимо текут,

юна отрока ко старости влекут.

В старости дряхлость и разслабление,

всея крепости и сил лишение.

По сем лютая зла смерть восхищает

и, яко траву, косою ссекает;

Богатство, славу прах быти вменяет,

злато и сребро калу предавает.

Аще хощеши муж быти блаженный,

помни всегда день и час совершенный,

Смерть, ад, геенну во уме содержи

и вся суеты от себе отвержи,

Горня Сиона буди подражатель,

и всех прелестей умный презиратель,

Да возможеши премирно пожити,

в горних жилищах на веки почити.

СИЛЬВЕСТР МЕДВЕДЕВ{49}

ЕПИТАФИОН{50}

Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися,

О смерти учителя славна прослезися.

Учитель бо зде токмо един таков бывый,

Богослов правый, Церкве догмата хранивый.

Муж благоверный, Церкви и царству потребный,

Проповедию слова народу полезный,

Симеон Петровский, от всех верных любимый,

За смиренномудрие преудивляемый.

Имже полза верныя люди наслаждала,

Незлобие же, тихость, кротость удивляла.

В немже вера, надежда, любы пребываше,

Молитва, милостыня, пост ся водворяше.

Мудрость со правдою им бысть зело храненна,

Мерность же и мужество опасно блюденна.

Многими дары Богом бе преодаренный,

Непамятозлобием весма украшенный.

Иеромонах честный, чистоты любитель,

Воздержания в слове и в деле хранитель.

Ни о чесомже ином оный промышляше,

Но еже Церковь нашу мать увеселяше.

Не хоте ино Божий раб что глаголати,

Токмо что ползу может ближним созидати.

Ничесогоже ина творити любляше,

Точию еже Богу не противно бяше.

Иже труды си многи книги написал есть,

И под разеуждение церковное дал есть.

С Церковию бо хоте согласен он быти,

А ничтоже противно Церкве мудрствовати.

Ибо тоя поборник и сын верный бяше,

Учением правым то миру показаше.

В защищение Церкве книгу Жезл создал есть,[877]

В еяже ползу Венец и Обед издал есть,[878]

Вечерю, Псалтырь, стихи со Рифмословием,[879]

Вертоград многоцветный с Беседословием.[880]

Вся оны книги мудрый он муж сотворивый,

В научение роду российску явивый.

Обаче и сего смерть от нас похитила,

Церковь и царство ползы велия лишила,

Егоже ползы ныне людие лишенны,

Зри сего во гробе сем кости положенны.

Душу же вручил в руце Богу Всемогущу,

Иже благоволил ю дати везде сущу,

Да приимет ю яко свое создание

И исполнит вечных благ его желание.

Телом со избранными даст ему востати,

С нимиже в десней стране в веселии стати

И внити во вечную небесную радость,

Неизглаголанную тамо присно сладость.

<ПОЗДРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЕ ТАТЬЯНЕ МИХАЙЛОВНЕ ПО СЛУЧАЮ ИМЕНИН>{51}

Небо звездами зело украсися,

Церковь святыми светла сотворися,

между нимиже изрядно блистает,

еяже память днесь ся совершает,

И Татиана, свята мученица,[881]

славна девица и чюдотворица.

За терпение в лик святых вселися,

вечныя славы со Христом сподобися,

Имже именем имы нареченна

государыня, Христом возлюбленна.

Дщерь велика царя и преславна,

от Бога же и человек похвальна.

Празднующи день сей всеторжественно,

живи много лет здраво и спасенно.

Мене же, раба, ты изволь имети

в твоей милости, всегда мя хранити,

Яже ти выну готова служити,

донелиже Бог даст ми в мире жити.

Темже к стопам ти главу преклоняю,

празднеством светлым верно поздравляю.

Днесь Татиану Церковь величает

мученицу и песньми похваляет,

Яже за Христа кровь излияла,

нетленный венец в небе восприяла.

Ейже ты еси тезоименита

и любовию к Христу знаменита.

Празднующи день сей, мя да щадиши,

в милости своей выну да храниши,

за еже должен верно ти служити,

всем всюду милость ти всегда хвалити.

ВЕРШЕ В ВЕЛИКУЮ СУББОТУ{52}

Плача и ужаса день ныне совершаем,

егда Творца всех сущих в гробе созерцаем

бездушна и безгласна, иже всех жизнь бяше,

недуги уврачева, мертвых воскрешаше.

Сего Благодетеля жидове убиша,

от век неслышанное дело сотвориша.

Кто бы слыша, дабы тварь Творца си убила?

Иудейска сонмица[882] то зло сотворила.

Зависть же проклятая того не терпяше,

яко многая блага Христос Бог творяше.

Силою Божества си яко все на слово

веления онаго бываше готово.

Завистию движими, яша[883] Христа Бога,

лжи и клеветания нанесоша многа.

Неправдою хотяше правду победити,

Судию всего мира на смерть осудити.

Емше[884] же, злочестнии, Господа вязаху,

имже от фараоних юз свободни бяху.[885]

От едина судии к другому водиша

того, имже в пустыни проводимы быша.

Во лице пресвятое сквернии плеваху,

то покрывше, в ланиту того заушаху[886],

иже плюновением слепцы просвещаше

и сухия имевших руки исцеляше.

Водим бе ко Пилату и к Ироду злому

изведый Израиля из работы дому[887].

Вопияше ко Пилату, да судит Господа распяти,

а Варавве свободу подати.

О, безумия злобных скот, не человеков,

невиданна под солнцем от начала веков.

Благодетеля на смерть молят осудити,

а убийцу лютаго свободно пустити.

Злии злаго избраша, ибо не леть[888] быти,

да благо лукавый восхощет любити.

Неправый же судия, аще добре знаше,

яко во Христе вина ни едина бяше,

изнесе суд неправый, еже и распяти,

но впредь[889] лютыя раны невинну задати.

Вземше убо и вои, тело обнажиша,

во многия премены[890] без пощады биша.

Тече кровь пресвятая, все тело язвися,

ты, душе правоверна, зрящи прослезися!

Пусти ума ти очи на язвы Христовы,

от телесных же слезы да будут готовы.

Он тебе ради кровь си святую лияше,

его деля[891] да точит слезы сердце наше.

Точат вси сердца верных, но наипаче Мати

не хощет от слез горких и мало престати.

Реки слез в стенании горких изливает,

а от умиленна сердца сице припевает:

«О всесладкий мой Сыне, Сыне возлюбленный,

без мужа зачатый, без болезни рожденный!

Како сия изволил страсти ты терпети,

тварь своего убила Творца, Отца — дети.

О Чадо всесладкое, Чадо божественно,

в радости зачатое, весело рожденно!

Вскую[892] днесь сердце мое горесть исполняет[893],

Симеоном сказанный мечь[894] ей прободает.

Мертва тя зрящи, како жива могу быти,

без Живота моего аз не хощу жити.

Свет очию моею, кажо зашел еси,

вскую мя во гроб и во ад с тобою взял еси?

Без тебе солнце — тма мне, тма же — свет при тебе,

с тобою аз на земли пожих яко в небе.

Утоли слезы, Чадо, имам бо рыдати,

доколе не имаши от гроба востати!»

О, рыдания горька тоже утоляет,

кто з Мариею смерти Христовы рыдает.

Потщимся убо и мы слезы изливати,

Матери Бога печаль тако утоляти.

Да егда Господь, востав, содеет ей радость,

она общу сотворить с собою нам сладость.

О Христе Вселюбезный, раны ти лобзаем,

гроб твой и прах стоп твоих святых почитаем,

и якоже пение глас хвалы приносим,

умерша за ны, тебе всемирно просим:

Христе, Боже Истинный, пострадавый за ны,

спасай от бед, соблюдай твоя христианы.

Первых убо — великих православных царей,[895]

храни здравых и сильных руских государей,

Даруй им царство мирно по вся дни стяжати,

здраво, спасенно выну многолетствовати.

И благоверных цариц изволи щадити,

даждь им в здравии блазе[896] долголетно жити.

Благоверныя спаси, помилуй царевны

и великия княжны и государыни.

Святейша патриарха изволи хранити,

всему причту церковну отец щедрый быти

Князи, боляры, вои изволь укрепляти,

вся христианы от враг всяких защищати.

Спаси, Христе, помилуй чтущия тя люди,

во всяких скорбных делех сам помощник буди.

Прослави имя твое, имже ся мы хвалим,

со Отцем тя и со Святым Духом выну славим.

Радость велия днесь мир исполняет,

всех верных сердца превозвеселяет.

Христос Спаситель светло торжествует,

лик[897] святых аггел ему сликовствует[898].

Торжество его о семь сотворися,

яко враг лютый сильно победися,

И град державы его — разоренный

ад всеядущий, а плен — свобожденный.

Праведных души, яже во тме бяху,

истинный солнца светлости не зряху,

Днесь его светом светло озаренный

и на свободе вечней поставленный.

Адам я первый во ад предал бяше,

плод возбранный[899] егда во снедь взяше.

Адам же вторый[900] оны свободил есть,

ельма[901] душею сам во ад изступил есть;

Изводить отцы святыя от ада,

хощет ввести я в свет небесна града,

да по тме лютей светом усладятся

и по печалех превозвеселятся.

И нам путь строит во страну небесну,

желая спасти тварь свою словесну.

За что и Церковь песньми прославляет,

имны[902] веселы пресладце глашает.

С нею извольте и вы воспевати,

пресветлы цари, и честь воздавати

Христу Воскресшу, о милости его,

яко не забы создания своего,

Он же изволит вас благословити

здравие ваше благоутвердити.

Благоденствие благоволит дати

и вся, ихже благ можете желати.

И супостаты вашея державы

под стопы ваша склонят главы.

Якоже орла вся птицы страшатся,

тако вас врази ваши да боятся,

и яко солнца мрак нощный гонзает[903],

тако от вас всяк враг ваш да бегает.

Или яко лву вси звери неспорны[904],

тако вси роди да суть вам покорны.

Царь силам Христос то вам да дарует,

и в небе царство вечное сготует.

Того светлости аз вашей желаю,

а до стоп ножных поклон сотворяю.

смиренно прося мя выну щадити,

иже вам имам раб всеверный быти.

<ПОЗДРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЕ СОФЬЕ ПО СЛУЧАЮ ПАСХИ>{53}

День светозарный во мире сияет,

духовным светом род наш озаряет

Благодатию превечнаго Бога

и путь являет горняго чертога,

иже погублен еще в рай бяше,

егда змий Евву и Адама льщаше[905].

Даже Христос Бог день сей сотворил есть,

себе за путь нам в небо положил есть.

Еще и вождь всем благий бывает,

кто токмо его прилежно слушает.

Но ты, велия и славна царевна,

премудра Софиа Алексиевна,

Его, воскресша, зело слушаеши

и волю его усердно твориши.

И путь течеши им, заповеданный,

убо внидеши во свет всежеланный,

Иже во веки не имать мерцати,

тамо будеши солнечно сияти.

Того усердно аз желаю тебе,

государыне нашей, зде и в небе.

Мене же изволь в милости щадити,

хотяща рабом твоим верным быти.

Ныне же поклон ниский содеваю,

под стопу главу мою повергаю.

СТИСИ КРАЕГЛАСНИИ[906] В ПОХВАЛУ ПРЕПОДОБНЫЯ МУЧЕНИЦЫ ЕВДОКИИ{54}

От православных кто днесь не возвеселится,

о благодати Божией не удивится?

Кто от творящих грехи не прибегнет к нему,

Христу Спасу, душ наших Врачю истинному.

Иже нам кающимся грехи оставляет,

Небеснаго Царствия жители являет;

Иже хощет грешным нам всем спасенным быти,

с ним, Творцем нашим Богом, вечно в небе жити!

О, даждь нам, Христе Боже наш, то улучити,

дабы с тобою, Царем нашим, в небе жити!

Разными образы нас к себе призывает,

разныя ко спасению пути предлагает.

Жития святых на всяк день почитаются,

разныя ко спасению пути являются,

Во еже бы житию святых подражати,

словом и делом Христу работати, —

Якоже празнуема днесь святая мати,

по гресех достойна быти благодати;

Оныя житию да возподражаем,

о гресех наших слезы присно проливаем.

Темже о жизни слово ныне предлагаю

тоя святыя, Христа тепле умоляю:

Даждь нам, Христе Боже наш, слично[907] глаголати,

преподобну и святу матерь прославляти!

И тебе, Евдокия мати всесвятая,

невеста Христу Богу прелюбезная,

Молим: подщися сама ходатайствовати

о нас к Богу и ум наш право наставляти,

Житие твое сказав, жити спасенно,

чисто, свято, безгрешно и многолетственно.

Блажен, имеяй очи светом просвещенныи,

еже познати вещи мира быти тленны,

Яко вся красная в нем, яже зрятся быти,

во прах и во пепел вся имут ся вратити.

Злато есть блато, и прах — земна сокровища,

вся лиц красных доброта — червиеж суть пища.

Вся сласти телесныя в горесть обратятся,

веселия временна в слезы изменятся.

Блажен, иже, презрев мир, Богу работает,

радосте и веселия в небе ожидает.

То Евдокия, мати святая, провиде,

темже от тленных вскоре днесь отиде.

Красоты мира весма она обругала,

прелести и богатства дивне вся попрала,

Плотския совершенно страсти умертвила,

егда тело си постом присным утрудила.

Познася, яко велий зело враг плоть бяше,

душу ея в телесней скверне содержаше,

Темже ту она постом многим уморила,

дух свой Христу Владыце весма покорила,

В покоянии живот свой провождаше,

оставления грехов у Христа прошаше.

Чесого деле виде во ужасе на небе

восприемшия радость анггела в себе,

Ефиопа же черна излиха стеняща,

аки многу обиду от нея терпяща.

Темже сокровище си скоро расточаше[908]

странным, убогим, еже зле собрала бяше.

Того ради достойна бысть небесна лика[909],

в онже причте ю Христос, Бог и всех Владыка.

Зело есть претесный путь пресветлаго неба,

в скорбех и нуждах итти во оно потреба.

Тернием острым весь той путь преисполнися,

но шипок[910] благовонный в кончине явися,

Зело красной вонею[911] своею слаждаяй[912],

душу и тело купно превозвеселяяй, —

Еже есть веселие на небеси вечно,

слава, честь и блаженство весма безконечно.

Той Евдокия свята вседушно желаше,

темже путь тесный в мире и скорбны течаше,

Днем и нощию плоть си крепко томила есть

постом и трудами, а Бога молила есть.

Хлеб ея сух бе, вода жажду утоляше,

присным течением слез людей удивляше,

Негли анггели ся тому почюдиша,

како во дни и в нощи в хлеб ей слезы быша.

За что Отец Небесный в дщерь любезну себе

приобщи ю и венча в емпирийском небе,

Во мире учреждает премирному с своими,

со анггелы вечными брашны и святыми.

Идеже за тя, царю от Бога нам данный,

ко оному ходатай есть она непрестанный, —

Да тя благоизволит зде благословити,

царствие твое всюду миром оградити;

Под твоя ноги врагов твоих да смиряет,

пределы твоя славно да роспространяет;

Славну ти, здраву, честну да даст пребывати

премногая лета, и небо пристяжати;

Ихже благ всеусердно хощем тебе,

Господь Бог ти да подаст, царствуяй в небе.

О, преблаженна еси, Евдокие мати,

сподобльшаяся радость вышним силам дати,

С нимиже сама ныне живеши в радости,

за земныя горести в небесней сладости;

О немже мы блаженстве приветство ти деем,

о пособие молитв молитися смеем:

Умоли у Господа Феодору царю

здравие лета многа, верну государю,

Да изволить он его в мире прославляти,

крепость, храбрость и силу ему даровати,

Весело, здраво, мирно многолетствовати,

благополучно царство свое управляти.

От Господа же ему поданной царице,

государыне нашей, скорой заступнице,

Агафий зде здраво многолетно жити

и во наследие чад благоплодной быти.

Благоверной царице тщися умолити

Наталии во здравии многолетно жити.

Благоверный царевичь Иоанн от Бога

да имать дар здравия на лета премнога.

Пресветлой царевичь Петр здрав да возрастает,

в пособие царствию силен, мудр бывает.

Пресветлыя царевны сам да соблюдает

во здравии и в благоденстве прилагает.

Умоли, Евдокие, Господа, святая,

да изволит послати людем вся благая,

Премрачную же луну турския державы

да просветит своея светом вскоре славы,

И кто-либо враг царю нашему явится,

абие мечем его славно да смирится.

Упроси мир мирови и плодов лета,

да во радости славим Подателя света.

За ту милость имамы тя вси прославляти,

пеньми и песньми во вся лета величати.

Велию радость хощу аз днесь глаголати,

милость Христову ко грешным светло возвещати,

Како он кающихся и грешных прощает,

чюдотворения и неба сподобляет.

Ибо днесь празнуема пресвятая мати

Евдокия по гресех бысть во благодати.

Во граде Ерополе самарийстем бяше,

в блуде первее, забывши смерть си, живяше,

Зане она превзыде ины красотою,

тем бысть в погибель многим мужем добротою,

С нимиже желание си зло исполняше,

от нихже и богатство велие собраше,

Мня присно скаредство[913] радость себе быти

и во оной утехе хоте вечно жити.

Яже начало жизни злолюто живяше,

тоя конец свят, честен и блажен бяше.

Донележе пребы во тме она язычестей,

тогда работа страсти зле человечестей.

Егда же в ня благодать дхну Духа Святаго

к познанию единаго Бога истиннаго,

Тогда Германом она вере научися,

от злых, Богу мерских дел весма отлучися.

К епископу абие радостно течаше,

о крещении того прилежно моляше,

Да исхитит работы люты демонския

и избавить от вечны муки геенския,

И сотворить дщерь Богу, Отцу Небесному,

а невесту жениху, Христу любезному.

Плакате зельне, у ног пастырских лежащи,

милосердия его пастырска просящи.

Пастырь же добрый рад быв о обращении

тоя овцы и правом ея возвращении,

Потщася, довольне ю наказав, крестити,

от греховной скверности всечисто омыти,

Егда же, от грех яко вран бывша черная,

от телесных скверн что сажа чермная,

Паче чистейшаго снега убелися,

от скверн, аки от блата, чюдне очистися,

Тогда бысть раба Богу, Отцу истинному,

и невеста жениху, Христу любезному.

О нейже небесныя силы ликоваху

и о радостной оной вси ся веселяху.

О сей радости Христос Бог сам изявляет,

яко о грешном в небе едином бывает.

О сем нам, грешным, требе в веселии быти,

толику царску милость всюду всем гласити.

Егда в небеси радость многа сотворися,

еже бо Евдокия святая крестися,

Тогда демони люте зело возстенаша,

о спасении ея вельми сетоваша,

Яко им та удица, тая сеть отяся,

еюже человеческий род во ад уловляся.

Виде сама святая те сетующия,

анггелы же святыя ся веселящия,

Ибо, яко апостол Павел, просвещенна

бывши, во возсторзе бысть в небо восхищенна,

Отнуду же от силы в силу поступаше,

добродетели многи зело проявляше.

В чистоте восхоте плоти и духа пребыти,

во чине иноческом Христови служити,

В немже плоти си и страсти тако умертвила,

яко и анггелы вся превозвеселила.

И моцно бе анггелом ону нарицати,

ангельску житию ся ея удивляти.

Не толь угодна бяше бесу блужением,

елико любезна бе Христу служением.

За житие си злое и пиянственное

восприят трезвение повседневственное;

За сладкия пищи сух хлеб скудне вкушаше,

за сладко вино хладну воду приимаше;

За златы ризы зати[914] себе украшаше,

в раздранно рубище себе облачаше;

За скверны песни псалмы певше духовныя,

за скакание творя поклоны всенощныя;

За мяхки постели на земли валяшеся,

за многий сон бдение же совершашеся;

За скверны любители Христа единаго

возлюбила всем сердцем Бога истиннаго.

Злато же и сребро все убогим раздаше,

нас ради Обнищавшу в нищете служаше.

За богатство мирское, скверны собраное,

купи себе Царствие вечно Небесное;

За присное плотское си угождение

яви Богу духовно выну служение;

За вседневну веселость слезы изливаше

во дни и в нощи, аки хлеб сладкий ей бяше,

Яже вреда и блазни камень прежде бывый,

юным то источники слезныя явивый,

Имиже молитву си жертв преуслаждаше,

зело преугодную Богу сотворяше;

Всесожжение тогда тучно является,

егда смиренна сердца слезы смочается.

Темже подобает нам слезы изливати,

многия наша грехи теми омывати,

Да чисты пречистому Господу явимся,

в небесный чертог внити с ним удостоимся.

Тако убо святая Господу служаше,

яко от него чюдес силу восприяше

Толику, яко словом своим умерцвляти,

и паки мертвых тем же чюдне воскрешати.

Некто Филострат, ея красоты рачитель,

предварший паче многих усердно любитель,

От лукаваго беса бысть зле наученный,

на прелесть всехитростне ко святей пущенный,

Хотя преподобную лукавне прельстити,

похотствование си скверно совершити.

Якоже Еву егда демон искушаше,

тогда во змиин образ себе воображаше,

Тако Филострат хоте святей сотворити,

к сотворению греха удобну явити.

Облече в монашеско ся одеяние,

да возимеет с нею беседование.

О, люты в погибель души лести демонские,

злолукавыи хитрости вся сатанинския!

Волк в овчей коже хощет овцу поглотити

Христову и от жизни к смерти преложити.

Приходит раб демонск, сын тмы, ко дщери света,

хотя прельстити, яко в предваршая лета,

И свет благодати в ней грехом помрачити,

от стези святыя в дебрь скверны низринути.

Но единою себе Богу вручившая,

вся красоты плоти возненавидевшая,

Вся сласти, вся красоты мирския презрела,

вся бо та душегубны ей благи узрела.

Тем Филострата прежде, тлнувше[915], умертвила,

таже удобно паки словом воскресила.

И научи вечныи смерти ся бояти,

временная в тленная весма презирати.

Покаявшая же ся настави грешника,

от скверн очищенная — сквернаго блудника.

Да яко прежде с нею общник злобы бяше,

тако покояние подобное взяше.

Не престай же супостат брани на нь творити,

но паче, паче прежня зело ратовати.

Чрез рачители ея пакость ей творяше,

Уалериану же царю глаголаше,

Ибо чтет она Христа распятаго,

поведает и — благий Бога истиннаго.

Емуже представ, Бога исповеда быти,

и яко готова за нь душу положити.

По страдании сына царева воскресила,

самого царя вере во Христа научила.

И елико враг паче на нь устремляшеся,

толико ею славне той побеждашеся.

За что ята бысть рабом его Игеметом,

по муках свобождает прияти Диагеном.

Егда от Диагена свободу прияше,

в посте и молитве выну пребываше,

Не преста имя Христа Бога прославляти

и за имя его смерть желает прияти,

Да оно тело, еже много согрешаше,

приметь наказание, усердно желаше.

По некоем времени сие ей сотворися,

за Христа Викентием во главу посечеся.

Посечеся в тело — душею спасеся,

уби ся в плоти духом в небе вознесеся,

В немже Христу предстоит весма украшенно,

славою царскою и венцем удобренна.

Ко Царю Небесну имать же дерзновение —

за творящих ю память честно моление.

Темже и умильно молим тя, мати святая,

буди нам ходатаица к Богу теплая;

Умоли Феодору царю здраву быти,

много лет на Божию славу зде пожити.

Ибо Феодор царь наш Божий дар зовется,

без всяка вреда дар сий в мире да блюдется.

То даром Божиим есть благо в мире людем,

о немже к Спасу сице гласити мы будем.

Спаси, Боже, помилуй Феодора-света,

царя нашего здрава на многа лета.

Благо есть с мудрым царем нам зде жити

и ему, верну рабу твоему, служити.

Подаждь враги под ноги его покорити,

пределы царства зело много разширити;

Поели анггелы твоя хранити державу,

разшири во вселенней российскую славу.

Пресветлейшей царице Агафий дати

изволи во здравии долгоденствовати.

Царицу Наталию изволь щадити,

Даждь ей во здравии блазе долголетно жити.

Пресветла царевича блюди Иоанна,

здрава в благости избранна.

Пресветлу царевичю Петру изволь дати

здраву, мудру и славну долголетствовати.

Благоверным царевнам даруй многа лета,

да тя хвалят и славят, истиннаго света.

Святейший патриарх и весь чин священный

во крове[916] ти милости да будет храненный.

Князи, боляры здравы, сильны да храниши,

вои и вся верныя люди да щадиши.

Утоли, Евдокиа, преподобна мати,

да благоволить Господь силу воем дати

На злолютыя враги, иже разоряют

неповиныя люди и во плен хищают.

Умоли нам житие мирное стяжати,

нашествия от врагов лютых не страдати;

Церкви разширение тщися упросити

и в ней бы согласию, не расколом быти;

Земли благоплодие и вся нам благая,

да приобрящет твоя молитва святая,

Изряднее дабы всем благочестно жити,

Богу угождыие, в небе по смерти в век быти.

Мы же благодарствие имамы творити,

помощь любве твоея немолчно славити,

И ныне тя славяще главы преклоняем,

Евдокия святая, тебе величаем.

СКАЗАНИЕ О СТРАСТЕХ ГОСПОДА БОГА И СПАСА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА, КАКО ПРЕТЕРПЕ БЕЗВИННО СОЗДАТЕЛЬ ВСЕХ ОТ БЕЗЗАКОННЫХ ЖИДОВ ПОРУГАНИЕ И КРЕСТ И СМЕРТЬ РАДИ ГРЕХ И БЕЗЗАКОНИЙ НАШИХ{55}

Кто ся не дивить и не ужасает,

от своих очес слез не изливает?

Солнце бо наше како изменися,

радость во слезы, день в нощь преложися!

Велий дождь слезны очи заливает,

дух от печали внутрь нас исчезает,

Вся темный облак плачевно заводит,

камень — не сердце, аще слез не родить.

Творец бо за тварь си что содевает,

зри, какову к ней любовь являет!

Ради бо ея душу полагает,

свобождь от ада, в небо водворяет;

Юже любовь нам подаждь, Христе, знати,

волю ти творя, выну прославляти,

О страдании ти днесь глаголати,

благоволи нам помощь твою дати.

Новый Израиль, от Бога избранный,

прийди и виждь страх, трепет несказанный!

Во Ерусалиме от всех старцев, судей,

архиереев и жидовских людей,

Днесь на всей земли, Богом сотворенный,

всему преясно миру проявленный,

В первых на Творца совет сотвориша,

яже у раба зла она купиша

Иуды, сребреник за нь тридесять даху

и, како и взяти, совет восприяху;

Егоже злаго с вои посылают,

Иисуса им яти завещают[917].

Иуда, прияв вои, иде искати,

во вертограде Христа обретати,

Иже за Кедрским потоком стояше, —

Иисус бо в нем часто пребываше;

И во оный час тамо пребывая,

колена своя ко Отцу преклоняя,

В молитве Отцу и Богу глаголя:

«Отче, да будет твоя во мне воля!»

Сице в молитве Христос утрудися,

лице бо кровавым потом все покрыся.

Ведя Иисус вся на нь грядущая

и от Иуды быти имущая,

Благоизволи с места поступати,

на волную страсть[918] воем отдати.

И, мало с места поступивше,

воем, ищущим его, возопивше:

«Кого с свещами зде в нощи ищете

и з дреколием изобретаете[919]?»

Иисуса же рекоша искати,

он благоволи «Аз есмь» глаголати.

Егда Христовы уста се рекоша,

воини воспять на землю падоша.

Иисус паки рек: «Кого ищете

и сице крепце изобретаете?»

Вои же его рекоша искати,

той благоволи «Аз есм» глаголати.

Тогда Иуда Творца си лобзаше,

с вои лестию без милости яше.

Злии же вои Иисуса взяху,

ужем[920] прекрепко того увязаху,

Аки злии волцы начаша терзати,

на Агнца кротка зубы скрежетати.

Страх велий ему они твориша,

безмилостивне Иисуса биша,

Святыя руце прекрепко связаху,

яко злодея, связана влечаху.

Праведный Агнец смиренно терпяше,

ни едина впрек слова глаголаше.

Апостоли же вси отлучишася

От Христа, разве[921] Петра, и скрышася.

Иисуса же вели одинока.

и, до Кедрскаго достигше потока,

От воев тамо на землю падеся,

лице его в нем о камень притреся[922].

Воини его абие подяша,

во двор Анны, тестя Каиафы, взяша.

Егда введоша во двор злаго Анны

Христа, давша им изобилно манны,

Анна на месте прегордо седяше,

на Иисуса яростно взираше.

Иисус пред ним умилне стояше,

а на изводство делесе[923] смотряше.

Обаче пред ним, зело преяростным,

человеком злым, весма нежалостным,

В ланиту рабом тако заушися,

яко телесе крепости лишися,

На землю пред ним, псом скверным, упаде;

к Каиафе он от него ся веде,

Иже восхоте совет сотворити,

еже едина за всех уморити:

Един той за нас умирает

и всех нас вечны смерти свобождает.

Егда же во двор к нему приведеся

и к Каиафе и старцом вдадеся,

Они же сердцы ся возвесилиша,

в немилость ему вси ся обратиша.

Начаша старцы ему ся ругати,

свидетелства на нь неправды слагати.

О, колико ти бысть поношения

от них, злотворцев, и укорения!

Кто то возможет все изглаголати

ли писанию подробну предати?

Светлое лице его заплеваша,

друзии платом очи закрываша;

Нецыи его в ланиту бияху,

прорицания слышати хотяху:

«Прорцы, прорцы нам, Христе Иисусе,

сый покровенный от нас во убрусе[924],

От предстоящих кто тя ударяет?»

Тебе ся, Царю, иудеи ругают.

Многия страсти ту сотворишася,

жиды же в домы вси возвратишася.

Иисуса в темницу ведоша,

с верха лествицы в ону низвергоша.

В нюже толико люте поразися[925],

яко весь вельми о землю разбися.

Пречисте нозе в кладу заклепаху[926],

милости ему никияже даху.

Много бяше в ней ему стенания,

а жидом в ту нощ о муце тщания,

Во еже бы и жестокши мучити,

пред всем народом пресрамно явити.

Во ону же зимне[927] нощь презельно бяше,

весна теплоты уступаше,

Зане весна нам радости страдает[928]:

Христос от жидов ругаем бывает.

У Каиафы в дворе огнь горяше,

имже вои ся тогда согреваше.

Христов ученик Петр от них назвася,

темже от него клятва дася,

Яко Господа Христа си не знает;

другий от воин его обличает,

Яко: «Со Христом тя во вертограде[929] видех»

Петр же ему рек, яко: «Ту с ним не бех».

Абие же петел[930] воскричаше,

Петр, из двора шед, много слез лияше.

Во утрий же день совет сотворяху,

немилостию сердца их горяху:

Иисуса, всех Господа, убити,

на древо в понос[931] его пригвоздити.

О всезлии, что се содеваете,

себе в вечный огнь уготовляете!

Совеща[932] и Пилату предати,

о смерти его крепце всем прошати;

Из темницы и связана введоша

к Пилату и их множество внидоша.

Мнози словеса ту на нь глаголаху,

аки злодея пред ним поношаху;

Поношения неправды терпяше

Христос и ничтоже впреки глаголаше.

Пилат не смерти и достойна быти

познавает, но весма свободити,

Но слышати то жиды не хотяху,

смерти достойна его нарицаху.

Услышав Пилат з Галилеи быти

его, не хоте Господа судити,

Ко Ироду его скоро отсылает

и о всем ему деле изявляет.

Онже восприят Господа радостно,

о многих вещех вопрошает гласно[933].

Христос, предстоя ему, все молчаше,

яко безгласен не отвещеваше.

Четвертовласник Ирод поругася,

с вои своими ему насмеяся,

Повеле в ризу светлую одети,

дабы из него людем смех имети.

Воспять к Пилату его посылает,

над ним в суде власть ему поручает.

Егда же его в путь вои ведяху,

заушаху и зелне[934] бияху,

Дабы вси града жители то знали,

ему аки бы злому ся смеяли.

В дом ко Пилату приведеся,

во претор[935] от них, всезлейших, дадеся.

Егда Пилату о сем известиша,

что Иисуса в претор посадиша,

Абие Пилат жидов созывает,

из претора к ним изшед, возглашает:

«На мужа сего что порицаете

и вину кую в нем изявляете?».

Они же злодея его нарицают,

смерти достойна быти извещают.

К ним же вещает Пилат: «Вы имите

и по закону вашему судите».

Они же реша: «Несть нам убивати

леть, точию вам винных предавати».

Во претор Пилат паки сам вступает,

Иисуса вопрошает:

«Ты ли еси царь — рцы ми — Иудейский

и вождь избранный славный Израильский?»

Иисус рече: «Се ты мне глаголеш,

сам убо мене так быть истинствуеш»[936].

Архиереи же на нь клеветаша,

и старцы присно вси лож соплеташа.

Он вся ни во что сия вменяет[937],

яко безгласна себе всем являет.

Пилат безгластву его удивися,

по неколице над ним умилися,

Ищет, како бы его свободити,

и нача к жидом сам ясно вопити:

«Аз неповинна его знаю быти,

хощу убо вам царя свободити».

Народи крепце гласы восклицаша,

токмо кесаря себе нарицаша,

Иисуса же вси отрицахуся,

на вящий зелно глас подвизахуся:

«Возми, возми и распни, Пилате!

Кесарю будешь друг и всей полате».

Виде се Пилат, что не успевает,

но паче в жидех зла молва бывает, —

В умывальнице воду принимает,

сквернии руце свои умывает,

Рек: «Аз не винен сего праведнаго

крови, в смерть сию от вас преданного».

Они же реша: «Кровь та на нас буди

и на всех детех наших в век пребуди!»

Тем Пилат нача Иисуса бити,

Варавву веле от уз свободити.

О, что се страшно и чюдно явися,

яко Владыка к мукам осудися!

Разбойника же от мук свобождает,

архиереом Господа вручает;

Жидовский же род превозвеселися,

желание их яко исполнися.

Игемоновым воином вручают,

мучити его зело поучают.

Воини в народ Христа изведоша

и при всех ризы с него совлекоша,

К столпу и злии лривезаху

и без милости презельно бияху.

Тако и вои проклятии биша,

даже и кожу от тела отбиша,

Едва при костех и тело держася,

и от знаемых ни единым познася.

О, колико ту Иисус стеняше

и от лютых ран болезни терпяше!

Но ни от кого помощ подадеся,

токмо отрешен от столпа, — падеся.

Таже принужден в ризы ся облачати,

пред ними, злыми, ему предстояти;

Хламидою и одета явиша,

на высоце же месте посадиша,

На немже они ему ся ругают

и венец тернов на главу возлагают.

Но от терния ости[938] проницаху,

главу до мозгу люто пробиваху.

Трость в десницу его ему даша,

тем они ему яве ругаша:

На свои пред ним колена падаху,

ему, Господу, тако ся ругаху:

«Радуйся ныне, дарю Иудейский,

рекий, яко Спас еси Израильский!»

Начаша в лице царское плевати,

многу хулу на нь в народ глаголати,

Таже, вземше трость, во главу Христа биша

и ни малыя милости явиша.

И тако Христа крепце биша, биша,

яко доброты всея и лишиша.

Красное лице причерно явися,

уста, очеса, весь зрак[939] изменися,

Завет живота язык вещателныи[940],

присно всем благо нам глаголателныи,

Глаголати у[941] от труда престаше,

паче и вся плоть нас деля страдаше.

Власы кровию главы смочишася,

лице, все тело очервленишася[942],

Яко нигдеже целу месту быти,

еже бы крови множества не точити[943].

Уведев же се род жидов злозлывы[944],

в милость нимало он ся преклонивыи,

Яко-Иисус тако умучися,

даже красота его погубися.

Во двор к Пилату его поведоша,

и, в он егда с ним жидове внидоша,

Скоро из окна Пилат изницает[945],

Иисуса же в крови усмотряет.

Зело он Пилат над ним умилися

и немилости жидов удивися.

Старцем всем в окно его являет,

злых иудеев о нем упрошает,

Дабы невинна смерти свободили;

иудеи же зело возопили:

«Пилате, возьми, возьми и вели распяти

дерзнувша царем себе яазвати!»

Видев се Пилат, что не успевает,

но паче в жидех зла молва бывает,

К Гаввате месту нача поступати,

идеже Христа на смерть осуждати.

И егда убо в место оно прийде,

во народ глас свой преясно возведе:

«Назарянина, развращающаго

люди, Иисуса, ся противящаго

Кесарю, како рекут иудеи

и невинному цареви злодею, —

Архиереи, оного возмите,

на лобнем месте днесь распните!»

Егда же Пилат на креста осудил есть,

спекулаторем[946] его злым вручил есть,

Они убо крест на рамена[947] его

тела избита пречистаго всего

Претяжкий егда злии возложиша,

велию тягость к мукам приложиша.

И единому ему, пресвятому,

нести велеша, Господу благому,

До того места, идеже пропяти[948],

и в пути с него не хотеша сняти.

Иисус скорбми преизнемогает

и во пути с ним много упадает.

Таже с оного крест тягостный сняша,

Киринею и нести завещаша.

Вероника же ко нему приступи,

лентион[949] Христу Иисусу вручи,

Дабы с лица кровь ему отирати

и от милости ю не отревати[950].

Оттоле мало Спаситель поступи,

обращся к женам плачющим, возопи:

«О жены, о мне вы да не плачите,

но о себе и о чадех плачите!»

Егда же Христа со крестом ведяху,

тогда злодея два вкруг его бяху,

Иже и окрест и распяты быша,

един в рай, вторый в муку улучиша[951].

Егда же убо на место лобное,

всему народу зрети удобное,

Иисуса Христа они приведоша,

злотворцы на крест его возведоша.

Первее руце его прибивают,

на крестном древе зело вытягают.

Даже бысть мощно вся составы зрети,

от страха всеми сердцами болети.

Таже честныя нозе пригвоздиша,

землю кровию его омочиша.

На землю скоро с крестом ударяют

и вся прежния раны отворяют.

О, колико ту ему было страсти,

егда Господу с крестом бяше пасти!

Все сие Иисус нас деля приемлет,

падающих нас любезно подемлет.

Воини убо ризы разделиша,

Пилату вину[952] на кресте возложиша.

Гречески, римски писано, еврейски:

«Иисус Назорей, царь Иудейский».

Совет еврейский Пилату ропташе:

«Вскую сице над Христом писаше?»

Он же жидом злобным сице отвещаше:

«Что писах — писах, несть то дело ваше».

Егда Иисус бысть на кресте воздвиженныи,

разбоиником крест той утвержденный.

Глас милосердный ко Отцу изрицает[953],

Своим убийцам милости прошает:

«Отче любезный, ко всем милосердный!

Отпусти вины за нрав их злосердый,

Зане не ведят, что мне сотворяют,

и так безумно мне ся поругают».

О, милостивый мой любезный Боже,

кто твою милость выславити может?

Воистинну всю тварь преудивляеш

и нас от страстей страстьми[954] свобождаеш.

Но и вторый глас к Матери вещает,

Иоанна ей сыном нарицает,

Марию ему материю быти,

да во всем числе возлюбить служити,

На кресте убо его повешена,

доброты плоти и славы лишенна.

Архиереи окрест обхождаху,

главы своими на него киваху:

«Аще сын еси Божий, — с креста сниди,

пред еврейский наш сонм свободно прийди!

Будем мы тебе тогда веровати,

Аще можеши чюдо показати:

Соломонову церковь разориши

и треми деньми паки соружиши.

Но како иных ты хотел спасати?

Се не можеши себе с креста сняти».

Много же они хульных слов вещаху

И ни едини им то запрещаху.

От разбойника едина хулися,

вторый над оным зело умилися,

Хулившему бо о том запрещает,

Христу Господу мольбу предлагает,

Дабы Иисус имел помяненна

в Царствии своем и от грех прощенна.

Прощает Христос и рай обещает,

егда сицев глас от уст испущает:

«Се аминь, аминь аз тебе глаголю,

днесь приимеши в рай моем долю!»

Четвертое же слово изречеся,

от Христа жидом во уши внесеся,

Еже на кресте пити возжадаша;

они оцет[955] и желч ему даша.

Пятое слово Иисус прояви:

«Боже, Боже мой, вскую мя остави?»

Шестое слово сие услышася:

«Вся писанная усовершишася[956]!»

Тварь, на своего Создателя зряше,

прегорко зело невинно стеняше,

Не гласы она жидом испускала,

но паче гласа в вещех показала,

Чювственное бо солнце изменися,

в необычную темность преложися.

Луна одеся в кровавую ризу

и преустраши плежущия[957] низу.

Что се есть странно и чюдно явися?

Яко внезапу свет тмою покрыся.

Тма и мрак часа от шестаго быста

до девятого, в оньже возописта

Устне[958] Христовы: «Отче мой небесный,

дух предаю ти, сын твой прелюбезный!»

Седмыи то бысть, последнее слово,

абие мертво тело бысть Христово.

Тогда ужасно чюдо сотворися,

ибо всей твари живот умертвися,

Естество всяко страхом трепетася.

Жесток жидовский род не убояся

Творца своего люте умертвити,

благодетеля с злодеи вменити[959].

Ах, каков велий страх бысть несказанный,

от безсловесных тварей показанный.

Нача от неба, от земли трус[960] быти

и без гласа вещми самыми вопити,

И церковная раздрася запона[961],

сотворенная от синет висиона[962],

Вдвое чюдесно от края вышняго

раздрася даже до края нижняго.

Ветры и бури ходити начаша

и страшно вещи в ничто обращаша.

От оснований земля потрясеся,

многих камений твердость распадеся.

Гроби умерших себе отверзоша,

и многих святых плоти[963] воскресоша.

Сотник же Логвин и иже стрежаху,

вси дивитися бывшим не можаху:

От труда[964] страха так ся ужасает

сотник, якоже сице возглашаеть:

«Воистинну сей есть Сын Бога жива,

страда от сонма жидовска вселжива!».

Таже от воин един приступает,

в ребра Иисуса Христа прободает,

Из нихже вода и кровь излияся,

верно пиющим во спасение дася.

Како же Мати, зря сие, терзася,

болезненными стрелы пронзася!

Како душа не изступи тела

от таковаго ужасного дела!

Како составы не разступишася,

иже от Творца совокупишася?

Егда гвоздие в руце проницаху, —

тоя же сердце копие пронзаху,

И безчестие удесе[965] всякаго

Иисус Христа-света пресладкаго, —

Болезньми тоя душу уязвляше

и от очию слезы извождаше.

Сие ей вместо стрел бысть вонзение,

предстоящих ту злых досаждение

И приходящих же посмевания,

поношающих на нь глаголания,

Равно убийству вси слагающеся,

Христу и Богу наругающеся.

Тогда Девая[966], прелюте стонавши

и отшествия иудей дождавши,

Ко кресту скоро, чистая, приступаше,

пречестнейших ног язвы обемлюще,

На язвы и кровь Девая взираше,

горкия слезы точащи[967], вещаше:

«Иисусе мой прелюбезныи,

прелюбезныи же весма и Царь Небесный!

Сия ли тебе за нисхождение[968],

сия ли же тебе за благодеяние,

От злосердых раб Христу воздаяния,

от злолютейших воздарования?

О дерзнутия[969] людей беззаконных!

О суда на тя от непреподобных!

Осужденнии тебе осудиша,

И неповинна виннии укорша,

В место великих благ ти умыслиша,

в благодеяний место[970] се воздаша.

За мертвых вставших тебе укоряют,

смертию тако страшно умерщвляют.

За очесами людей просвещенных,

и от различных недуг свобожденных, —

Телесны твоя очеса смежиша,

пресладкаго ми света обнажиша[971].

О Чадо мое, мне прелюбезное,

радование земных небесное!

Како понесу твое терпение

и невинное злое мучение?»

Таже Мария, Иосифу зряше,

к нему, чистая, тогда глаголаше:

«О Иосифе! Телесе просити

Иисусова и в землю сокрыти

Тщыся[972] к Пилату, дерзай то творити,

себе безсмертну славу улучити[973].

Аще подобно человеку страдал,

но землю, яко Бог, всю поколебал,

Ибо тварь сея страсти бояся,

в естестве своем вся поколебася».

Иосиф убо скоро се сотвори,

тело со креста он сняти испроси.

Тогда Мария сама ту служаше,

со креста тело Иисуса снимаше,

Язвы чистая удес лобзаше,

тело слезами все обмываше.

Снемше же с креста, положиша в гробе,

от Иосифа устроенном нове.

Всех Марииных подробну стенаний

написати не леть есть и страданий,

Никто бо тако возможет слезити

и умильныя слова износити,

Како Мария по сыне слезила

и умильный слова износила,

Иногда «Сыне мой, Сыне!» зовяше,

«Чадо, Чадо, свете мой!» вопияше,

«Увы мне, увы, сирей зде оставшей,

выну при тебе мне жити желавшей!»

Овогда на тварь всяку возглядаше

умильныя гласы издаваше:

«О ерархии трие небеснии

и слуги Богу присно нелестнии!

Сие странное чюдо созерцайте,

Творца своего ныне познавайте.

Серафими, вы близ его стоите,

от страха лица си сокрываете;

Херувими, вы мудрость его зрите,

купно со мною о оном слезите;

Престоли, на вас Бог сей почивает,

жиды распять, днесь плотию бывает;

Господьства, мира работы[974] свободны,

в начальный зрети свет Творца удобный;

Силы, зрители света силотворна,

делатели в людех дела чюдотворна;

Власти, имате силу властотворну,

всехитростну и от всех чюдотворну;

Начала, славы зрители чюдимой,

от всех сладости той непостижимой;

Арханггели же, тайнам служебнии

и над анггели вы учиненнии;

Анггели, вы сил небес скончание —

зрите днесь мое Сына стенание.

О всехитрое Бога творение

и его всечюдна строение!

В сей премудрости Творца созерцайте,

жалостныя же песни воспевайте:

Небеса, звезды и вся седм планеты,

времена суть вся веков и вся леты.

О земле, твердость вечных оснований,

горы и холми, древа чюдных зданий,

Море, реки и все устроение[975] —

зрите Христово днесь умерщвление!

От тех, ихже имел прелюбезных,

и прославился им в делех чюдесных;

От тех, которых Египта избавил,

в землю, точащу[976] мед, млеко, наставил;

От оных, имже море разделися,

без всяка бедства прейти сотворися;

Имже из горких вод сладки творяше,

манною с неба, крастельми[977] питаше;

Кем из камене вода истекаше

и в пустыни от змий ся храняше.

О Иисусе, Свете мой сладчайший,

животе мира всего вседражайший!

О Чадо мое любимое! Вижду

тя и скорбь в себе превелию зижду,

Яко не могу мертва тя аз зрети,

матерним моим сердцем не болети.

О Иисусе, Сыне мой любезный

и во благих делех чюдесный!

Что ино имам днесь аз сотворяти?

точию себе скорбию снедати,

Сердцем о тебе, Сыне мой, стонати,

слезы из очей моих изливати.

И како убо аз не возрыдаю,

егда умерша тебе созерцаю?»

Темже тя, Дево пресвятая, молим,

со слезами милости твоей просим,

Молим тя, Дево, чрез слезы драгия,

излиты в страсти твоя премногия,

Молим: упроси у Сына твоего,

Христа, нашего Бога любезнаго,

Царю нашему Феодору дати

целость здравия, и в нем пребывати

Многая лета во всяком здравии,

в радости же и веселии,

И никюгдаже ему скорбну быти,

но во здравии Сыну ти служити

И тебе, Мати, небесной царице,

православных всех скорой помощнице.

О пречистая непостыжная[978] Мати,

преисполненна еси благодати!

Молим тя: Сына упроси твоего

Христа, нашего Бога любезнаго,

Царю нашему здраву пребывати,

вся супостаты своя побеждати.

И кто-либо враг ему сотворится, —

абие мечем его да смирится,

Слава его мир весь да исполняет,

идеже либо свет солнца сияет.

Яко светила от солнца свет вземлют,

тако от него честь вси да приемлют;

Потщися ему, Мариа, воздати,

радость во Царстве его содеяти,

Замыслы врагов вскоре разрешати[979],

царства пределы славно разширяти, —

Подаждь твоему благоверну рабу,

А нам от Сына ти данному дару[980] —

Хулящих Христа и тя побеждати,

Сына твоего гроб от турков взяти,

Ибо он весма и зрети желает,

темже зде создав и преукрашает.

Даждь ему здраво многолетствовати,

всяким богатством прейзобиловати,

Даждь с царицею в веселии жити,

со Марфою дни благи числити[981].

Поели убо им, Дево, благоплодство,

даруй в мире сем мир и благоденство.

Даждь Наталии царице

жития светлость, якоже деннице.

Даждь Иоанну, царя славна сыну,

здраво, блаженно пребывати выну.

Подаждь и Петру, от царя рожденну,

многолетствие быти умноженну.

Светлым царевнам даруй многа лета,

да тя Сына славят, миру света.

И весь дом царский изволь соблюдати,

что кому в пользу, то всещедро дати.

Пастыря Руси изволь соблюдати

здрава многа лет в твоей благодати.

Архиерейский лик, чин весь священный

в милости твоей да будет храненный.

Князи, боляре да благословиши,

русския вои сама укрепиши

На враги турки, на скифы поганы.

Защити от них весма христианы!

Причту церковну во покров ты буди,

храни иноки и мирския люди,

Да вси благодать твою величают,

заступление выну прославляют.

Молим тя, Дево, чрез слезы драгия,

излиты в страсти твоя премногия,

Молим: упроси у Сына своего

присно всем жити в благодати его,

Страсти же его в памяти имети,

сице нас ради страдавшему пети:

Покланяемся страстем твоим, Христе,

покланяемся страстем твоим, Христе,

Покланяемся страстем твоим, Христе,

Яви славное твое Воскресение!

ВРУЧЕНИЕ БЛАГОРОДНОЙ И ХРИСТОЛЮБИВОЙ ВЕЛИКОЙ ГОСУДАРЫНЕ, ПРЕМУДРОЙ ЦАРЕВНЕ, МИЛОСЕРДНОЙ СОФИИ АЛЕКСИЕВНЕ, ПРИВИЛИЯ НА АКАДЕМИЮ В ЛЕТО ОТ СОЗДАНИЯ МИРА 7193. А ОТ ВОПЛОЩЕНИЯ БОГА СЛОВА 1685 МЕСЯЦА ИАННУАРИЯ В 21 ДЕНЬ{56}

Премудраго царя Соломона о премудрости в книгах его сицевая вещания: Премудрости ради прииму безсмертие и память вечную сим, иже по мне, оставлю. Прем. гл. 8.

Взыщите премудрости, да живи будете. Прем. гл. 9

Почтите премудрость, да во веки царствуете. Прем. гл. 6

Вожделение премудрости возводить к царству вечному. Прем. гл. 6

Множество премудрых спасение миру. Прем. гл. 6

Ни единаго бо возлюбить Бог, токмо сего, иже с премудростию пребывает. Прем. гл. 7

Суетни убо вси человцы, в нихже не подлежит премудрость о Бозь. Прем. гл. 13

Премудрость бо и Наказание уничижаяй[982], не честен есть, и праздно упование их, и труды безплодны, и неключима суть дела их. Прем. гл. 3

БЛАГОРОДНАЯ И БЛАГОВЕРНАЯ, БОГОМ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ, ПРЕМУДРАЯ И МИЛОСЕРДНАЯ, ВЕЛИКАЯ ГОСУДАРЫНЯ ЦАРЕВНА И ВЕЛИКАЯ КНЯЖНА СОФИЯ АЛЕКСИЕВНА!

Несть дано людем совершенно знати,

кто от них сосуд духа благодати.

Обаче яко огнь явлен бывает

чрез знамения, где ся обретает,

Тако Дух Святый творить знамения,

благодати си в душах вселения.

Егда убо той в душу ся вселяет,

три благодати действом исполняет:

Ум умудряет, что есть благо, знати,

волю же движет благаго желати,

А память нудить[983], еже совершити

дело благое, дабы ползе быти.

К томужде, яко дом си управляет,

благодатию окрест ограждает.

Яко учитель в своем училище

премудрость дает в ума хранилище,

Яко царь править в своем царсте граде

и вертник плодствит во своем ограде[984],

Яко солнце ту присно освещает,

теплотою си лучес согревает,

И яко кормчий добре управляет,

Богу любезна творить наставляет.

Та душа присно тщится Бога зрети,

в ней живущаго весела имети.

Темже обиды всяки забывает,

подобство Бога в себе сохраняет,

Иже подает свет си, яко благим,

В тожде время той дарствует и злым.

Всем, яко себе самому, благ желает,

молитву о них к Богу возсылает,

Подобясь Христу, о вразех молившу

Отца, свободы грехов им просившу.

Все тщание си та имать о Бозе,

о его чести и славе премнозе,

Усердствует бо того прославляти,

словом и делом выну величати.

Никое тако любит веселие,

яко Господу в Церкви хваление.

Ни о чем тако увеселяется,

яко егда что в честь созидается

Господу Богу, Творцу Всемогущу,

присно оному в той душе живущу.

Веру, надежду, любовь сохраняет,

милость, правду, суд цело соблюдает.

Мудрость, мужество и мерность имеет

и Духом Святым в благодати спеет.

Присно бо она душа есть готова

послушна быти Божиего слова.

И совершенства усердно желает,

в добродетелех выну поступает.

Благохотна же Богу работати,

не весть во скорби ропта испущати.

Та знамения, где ся обретают,

Духа Святаго жилище являют;

Ибо сия вся не могут пребыти,

аможе[985] Господь не изволить жити.

Но сия в тебе суть вся заключенна,

яко в ковчезе людем предложенна.

Темже дом еси Духа Пресвятаго,

от всех избранный Бога преблагаго.

В твоем бо сердце любезне витает,

жити спасенно той тя устрояет.

Ты же того свет не мрачен храниши

в сосуде сердца, и нам тем светиши.

Яко в зерцале солнце образится[986],

тако в души ти Дух Свят нами зрится,

Емуже годе[987] в душе твоей быти,

яко на горнем престоле си жити.

Храм еси Богу, иже живя в тебе,

благостроит тя, верну рабу себе.

Пресветлая дщерь пресветлаго царя,

многих царств и княжств и земль государя,

Благоверная велия царевна,

премудра Софиа Алексиевна,

От Пресвятыя Троицы возлюбленна,

ея святыми дары одаренна!

По имени ти жизнь твою ведеши,[988]

дивная рчеши, мудрая дееши.

Слично[989] Софии выну мудрой жити,

да вещь с именем точна[990] может быти.

Премудростию во вселенней славна,

в милосердии ко всем нам прехвальна,

Мудрых и благих ты любителница,

милостию си тех снабдителница.

Сама ты Богом самем умудренна,

премудростию свыше предпочтенна,

Яже мудрость тя учит божественным,

сущим духовным, вышеестественнымь.

Елико небо земли удаленно

и паче ея светло украшенно,

Толико мудрость, юже небо родит,

земную светом правды превосходить.

И паче земли коль небо велико,

мудрость небесна надземну толико,

Еюже, царство правящи, трудишься,

и тою россы просветити тщишься.

Якоже Ольга свет веры явила,[991]

за еже небо вечно улучила,

Тако и ты свет наук явити

хощешь России и в небе век жити,

Ведяще, яко без пищи пребыти,

не леть без тока воде исходити

Или без очес ясный дне свет зрети,

без души убо живу кому быти, —

Тако разумну быть без учения

и без прилежна всем попечения.

Иже не ведят и не разумеют,

пророк глаголет, те во тьме шествуют.

Тьма мрак без солнца, без мудрости тоже,

тобою ону утверди в нас, Боже,

Дабы в России мудрости сияти,

имя ти всюду в мире прославляти.

И понос[992] от нас хощеши отъяти,

яко Россия не весть наук знати.

Егда же от тя тою просветится,

вся вселенна о том удивится,

Яко ты перва зде мудра явися,

тобою мудрость весьма возлюбися.

Тоя от тебе свет нача сияти,

в Москве невежества темность прогоняти.

И имать вечно слава ти сияти,

мудрости ся ти имя прославляти.

Аще и тако имя ти славится,

во вселенней ти премудрость хвалится.

Яко предивне Господь тя избрал есть

и дар си царства правительства дал есть.

Имже учима, царствие правиши,

от всех бедств яко зеницу храниши.

Яко око си в своей благодати,

и царство сие дивно управляти.

Точию да Бог век ти приумножить,

на славу си лета твои продолжить,

Наипаче, аще свет нам да явиши,

наук и россы вся да просветиши.

Имя ти во всем мире славно будет,

паче всех доброт ти во век пребудет.

Да не тому нам страннии[993] смеются,

яко без света сущим ругаются.

Мнози в России прежде тебе быша,

велии князи и цари пожиша,

Монастыри и иная создаху,

и тем те славу си приобретаху.

Но ни едину той дар Бог подати

изволил, мудрость россом показати,

Аще и много тщание твориша

о том, а в деле того не явиша.

Якоже Давид царь много собрал есть

всяка богатства, но церкви не здал[994] есть,

Не благоволи бо Бог ему здати,

но Соломону веле оставити,

Да он, яко мудр, ту церковь содеет[995]

и мудрости дом при ней, как довлеет[996].

Тако любезный ти брат Феодор царь,

мудростилюбец, великий государь,

Яко бы злато многое собрал есть,

Академии привилей создал есть.[997]

Но не изволи Бог той укрепити

ему и славу ону улучити.

Благоволи бо тебе оставити

и то начало делом совершити.

Мудрости бо ти имя подадеся,

Богом Софиа мудрость наречеся,

Тебе бо слично науки начати,

яко премудрой оны совершати,

Да за то дело славу улучити

во всем мире, и в небе будешь жити.

Еже да будет, вседушно желаю,

будет же, крепко в Бозе уповаю.

Любиши бо ты их всею душею,

умом и всею мыслию своею.

Любиши искрних[998], яко себе саму,

темже обрела еси мудрость праву,

Еже Божия люди разсуждати[999]

и дивно правду от неправды знати.

Люба есть любовь любимому Богу,

юже являешь убо по премногу.

И страх ты Божий крепко да храниши,

Он творить волю боящихся его,

темже не презрит и гласа твоего.

Премудра Софиа Алексиевна,

Богу любезна велия царевна,

О немже его имаши молити,

даст ти в славу си удобь исполнити.

Того премудрой ти выну желаю,

Академии привилей вручаю,

Иже любезна ти брата создан есть

повелением, чинно написан есть,

Мудра и щедра Феодора царя,

Богом даннаго царству государя.

О источниче, Христе, премудрости,

ради твоея к России благости

Возлюбленною от тя царевною,

премудростию ти одаренною,

Тщащеюся тя выну прославляти,

яко Творца си весьма восхваляти,

Благоволи нам свет наук явити

и наданием[1000] в век ся утвердити!

Да оною зде мудрость утвердится,

при твоей славе и ея хвалится

Имя, от тебе, Царя, преизбранной,

на славу твою и хвалу созданной.

Подаждь убо ей, о том тщательнице,

благочестия охранительнице,

Премудрой Софии царевне,

прославляющей тя государыне,

То дело начав ей и совершити,

и якоже леть есть и утвердити.

Да не якоже прежде разрушится,

но мощию ти безвредно хранится.

Аще бо о сем ты благоволиши,

то сердце ея на се укрепиши.

В твоей бо руце оно содержиши,

аможе хощешь, тамо уклониши[1001].

Уклони, Христе, ей в се и укрепи,

от всех препятных случаев[1002] заступи.

Сотвори с нею знамение во благо,

постыдна яви в том ей противнаго,

Да вси познают в том ей помощь твою,

прославляющу ю, избранну свою.

Подаждь ей вскоре то дело начати,

яко премудрой о том прилежати.

На земли же лет много здраво жити,

славу имени ти распространити,

Идеже солнце лучи разсыпает,

воды океан своя разливает.

А по довольство многих лет с тобою

жити ей в небе радостью благою.

Мудрой, премудрость ти в век созерцати,

оною присно ся увеселяти.

Того светлости ти весьма желаю

ко стопам твоим главу приклоняю.

Чая щедротством ти хранимый быти,

богомолец ваш, дондеже ми жити.

Вашего царскаго великаго милосердия пресветлой и богатой щедрости всякаго блага времяннаго и вечнаго истинно усердный желатель, недостойный монах, грешный Сильвестр Медведев рукою моею.

КАРИОН ИСТОМИН{57}

ДОМОСТРОЙ {58}

Сию книжицу возми в десницу,

Чти[1003] и помни стихи словни,

Младый, старый, в разум правый.

1

О человецы вси и юныя дети!

Потщитеся вы благий нрав имети,

Учения зде краткаго внемлите,

честь себе, славу в Бозе росплодите.

Умнословна[1004] бо душа в человеце,

учитися долг всяк в своем веце[1005].

Аще же свята нрава та навыкнет,

повсюду Богу песнь сладку воскликнет.

Кто не радеет, не делавш ленится,

за безчинство той и бити годится,

Да не навыкнет душа та измлада

всякой срамоты и греховна яда.

2

От сна скоро встав, яко сотворенный,

Бога помяни, яко в то вчиненный[1006].

Крест свят образуй на себе рукою,

моли же и зри Творца пред тобою.

Елико мощно держи ум и мысли,

сует и соблазн в то время не числи[1007].

С молитвою же умыйся, одейся,

главу очесав, мый уста, не смейся,

И родителем чинно поклонися,

приятством ко всем в дому си явися.

Дева ли, отрок сице не содеет,

ударений седмь за то возимеет.

Поклонов 30

3

Кто кому вчинен в должности служити,

готовность тщится в требство[1008] сотворити.

Светилник горящ в доме уготови,

обувь, одежду держав, не многослови.

Воду, платенцо, лахань же и мыло

умыти лице неси, чисто б было.

Гребень, зерцало подаждь господину,

да сотворить он по своему чину[1009].

В храмине[1010] вещи по местом убрати,

везде пыль и сор добре уметати.

Человек, дела сего не хранящий,

пять ударений да будет терпящий.

Поклонов 20

4

Непраздну[1011] быти юну подобает,

всякий приличну делу да внимает.

В доме и в торгу, в вотчине, в приказе

ремесло свое твори во указе[1012].

Лицем и сердцем являтися благо,

ничтоже давай знати в себе злаго.

Но во всем честность буди показуя,

не произноси скверна слова буя[1013].

В подменство[1014] не даждь на тебе порока,

в воздержании блюди твоя ока.

Ленив, небрег[1015] — се восприимет раны,

в ученье десять будут ему даны.

Поклонов 50

5

Ити по пути, кому где надлежит,

во убрании[1016] всяк чин свой да держит,

Господин и раб, госпожа, рабыня,

ход[1017] свой сохраняй, очей не раскиня.

Руками не маш, не прыскай[1018] ногами,

не стой на пути, где ждут тя часами.

Срелся[1019] кто честен[1020], знаемь, — поклонися,

дело, ответ взяв в дом свой, скоро вратися,

И что неееши, блюди то сохранно,

да не презорством[1021] ти будет попранно,

В сем не радев юн, какова ли чина,

тому по делу дает семь ран хворостина.

Поклонов 40

6

Домовладыкам, когда час обеда,

служащым блюсти чиннаго в нем следа:

Осмотрети стол, скатерть белу стлати,

хлеб, соль и лжицы, тарели собрати,

Ножи и вилки с платы[1022] разложити,

воды принести — руки долг измыти.

Ястие на стол стави благочинно,

сосуды чисты имей неповинно[1023],

Сткляницы, чаши с питием готовы

смотри давати господскими словы[1024].

Несмотрелива душа сего дела

ударений пять да бы возимела.

Поклонов 25

7

Кто ясти имать, достоит внимати:

молитву прежде тщись Богу воздати,

Кушай помалу, чего доведется,

поядши испий, егда поднесется.

Брашны, питием юн не тяготися[1025],

словом, вежеством всем честен явися.

Не обращайся[1026] легкомысленно вскоре,

при честных людех не глаголи в споре

И не разгребай на блюде рукою,

не обляжи на стол, не колышь ногою.

Презревшу си, удара три дати,

да не смеяся будет срам зевати.

Поклоновь 15

8

По обеде же никто будет пиан,

ниже чем-любо небрежно облиян.

С стола собери всякы на нем вещы,

на помост[1027] костей и кусков не мещы[1028].

Ядьми жирными кого не помажи

и с свещей на стол не покладываи сажи.

Вся орудия разнеси по местом,

в вечерю[1029] буди где взяти извеством.

Ясти ввечеру твори службу тако:

вещы, кушанье честно неси всяко

Се небрегущий восприимет казни

ударений шесть, впредь ради боязни.

Поклонов 35

9

Провождати день за полезным делом,

тще[1030] не гуляти мыслию и телом, —

Душе умней жизнь нравами святыми,

во чистых мыслех молбами частыми,

Благочестие держи христианско,

учися наук свободных гражданско.

Христианских бо детей се порода[1031] —

не лишаться в церковь святу входа.

Славити за все соборне долг Бога,

без нуждь не оставь тамо умна слоги

Кто всеусердно сему не приложить,

двадесяти ран той да не избежит.

Поклонов 100

10

Пришед к вечеру, осмотри все в доме,

чтобы от кого не было в погроме.

Светилник с светом где требно постави,

щипцы, мракуль,[1032] должн чин весь исправи.

Аще кушанье в вечер имать быти,

не сонливо тщися господам служити.

Изуй[1033] сапоги, снеси и онучи,

ризы дав в место, людем не докучи.

Стели постелю, положь одеяло

и возглавие, что ложе прияло.

Не сотворь служай сего господину,

приимет слово и рану не едину

Поклонов 50

11

Во всем исправя указную службу,

не ходи с двора в неподобну дружбу.

Ядши, почивай во месте обычном,

готов к вопросу будь в деле приличном.

Во дни и нощи спати человеку

токмо шесть часов — не утратить веку.

В многоястии, в пьянстве дней не знают,

вредно здравие люди провождают.

А и господски да кушав пьют дети

легки снедь, питье, чтоб здрав сон имети.

Опасность[1034] добре всяк себе стяжи,

писание сотворь, брани ран бежи.

Поклонов двесте

12

Еще и сие юнии да знают:

шапкою носа да не отирают,

И одежд своих гнусными руками

поглаживати перестанут сами.

Очи, нос, уста отирати платом,

в посмех не молвити с отцем и братомь.

Мокроты своей пред кем не поверзи,

отвратись, притри, никого тем мерзи.

В постели уды срамны прикрывай

и спи на боках, честно везде бывай.

Аще кто о сем глупостию воздремлет,

всегда по пяти ударов да вземлет.

Поклонов 150

13

Но и возрастным юных назирати,

ради отрады дать время играти.

Игра же детем приличная буди,

да не вредятся очи их и груди:

Мечик и кубарь[1035], городи и клетки,

бегают, плетут, ловят, мещут сетки.

Костми и карты в денги возбранити,

за кратбу[1036], лаю[1037] всегда тыя бити.

Меж себе и с кем те да не бранятся,

без всякаго зла кротки да творятся.

За срамны слова и всяко безчинство

и старому знать осмь ран не в единство.

Поклонов 300

Наук изрядность сим дети вся дарит,

приятность любве и старым говорить,

Чтоб благоумни вси того смотрели,

науку и страх в должности имели.

Ударений кто дати не восхощет,

винный, поклоны творя, да не ропщгт.

Душеспасенно всем обучение,

в домовом, ратном деле строение.

Измлада бо кто сего не научится,

разумна суща бити не годится.

В противность смысла людем война, рати,

в Бозе надежда безстрастием стати.

СТИХИ ВОСПОМИНАТИ СМЕРТЬ ПРИВЕТСТВОМ{59}

1

Воззрю на небо — ум не постигает,

како в не пойду, а Бог призывает.

На землю смотрю — мысль притупляется,

всяк человек в ту смертью валяется.

По широте ли ум зде понесется —

конца и края нигде доберется,

Тварь бо вся в Бозе мудре содержится,

да всяка душа тому удивится,

Что небо держит, кто землю строит,

человек како благу жизнь усвоит?

Усвоить, смотря времена и лета,

да насладится зренства[1038] Бога света.

Внимати должно, како мрут зде люди,

вси сыплются в прах, хоть крепкия груди,

Цари и князи и всякия власти,

не обходят вси, бывше в плоти, страсти.

А страсти младым и старым грех родят,

иже в роскошах всю жизнь свою водят.

Много бо ясти, быть пьяну зазорно,

кто безчинует, бьют того позорно.

И умирают мнози ненадежно[1039]

грешние люди, живше зде небрежны.

Кратко житие, но много препоны[1040],

на то у Бога просить обороны

И у Марии, Пречисты Девицы,

всех небесных сил и людей царицы.

Господь спасает от напасти всяки,

Богородица дает в помощи знаки.

Тем[1041] кождый смотри: будь во всем воздержен,

не будеши бо неба в век отвержен;

Лицам доволству, чести не дивися,

о всем славь Бога, всегда веселися.

2

Несть ина чюда человека зданна[1042],

благородна бо душа в нем избранна.

Господь сотворил к своей его славе,

жити бы ему в святой всей исправе.

Неба смотрети — то его и дело,

чистота смыслов[1043] всех в рай введеть смело.

А и к потребе должно промышляти,

что ясти, пити, чем ся одевати.

Еже и жити при добрых бы людех,

да очи станут в сердечных им грудех,

Лености и сна гораздо стрещися,

о воздержности во всем попещися.

Удивленна есть душа таковая,

будет истинно ко всему святая.

Прославится бо паче царей земских,

Дариев, Поров, Александров темских[1044],[1045]

И которыя в сластех век изжиша,

в злой своей воли Бога прогневиша.

Недобрым людем похвалы напрасны,

смерть бо их губить, в землю шлет безгласны.

Никто дивися жителем скаредным[1046],

смотри и тщися, где есть свет праведным.

Свет Христос Господь вся ны призывает,

в нем ваша милость радость да взимает.

Он дарует вам пожити зде много,

по сем наследство и век века иного.

Удивляйтеся мудру человеку,

на вся вещи смерть емлите улеку[1047].

Не попустит бо комуждо грешити,

Бог бо изрядство всем веле творити.

Небесно Царство за то уготова,

грядите, молю, без всяка в не слова.

3

Кто ли в мире сем радость прямо емлет, —

знаю, что оком к Богу той не дремлет.

Вышних желая, нижним не внимает,

к Творцу твари вся мысли простирает.

Надеждою тех и в скорбех держится,

вещей и тела в смерти разлучится.

А когда смотришь по земскому кругу,

какия скорби не сказал бы другу.

Ах, нужда оно людем говорити,

чтоб не могли чем в лестех повредити.

По нашым окном внезапна смерть ходит,

токмо когда ли чувство грех породить.

А и по долгу в жизни смерть явленна,

но благожившым зело есть спасенна.

Стало ся сие от перва Адама,

егда изгнася из райскаго храма.

Ах, и одежды тамо обнажися

боготканныя, стыдясь, — в лист покрыся.

Вси жители зде набрашася страсти,

едва избегнет грехов кто напасти.

Под смоковницу цари ся склониша,

властели[1048] мнози в лестех соблазниша.

Исчитати вся не станет ми время,

которых велможь ссече смертно бремя.

Ах, аз истинно не вем, како быти,

како бы мне в рай безгрешно преплыти.

Но и всем тамо жити усердствую,

да купно с вами вечно возведрствую[1049].

Красоты в небе святым преизбранны,

входите, молю, чисты и сохранны.

4

Как благ явлюся, недоумлюся.

И в моя лета смерть без ответа

Младых ссекает, в землю ввергает.

Зрю и великих, в славе коликих,

Смертию взяты вся наша браты

Не остается, кто жить зде пнется[1050].

Бог се содела, чтоб душа пела,

Его к нам благость, успнет[1051] всяк в сладость,

О сем мыслити, молбы творити,

Во всяко время не будет бремя

Ити в небеса, там святых краса,

Желаю всем вам, да даст то Бог нам.

СЛАДКАЯ БЕСЕДА{60}

1

Христе, сладосте велия утеха,

В беседу твою даруй ми поспеха[1052],

В ней мене услади во вечное время,

Да не тяготит всегда греховное бремя.

Ты убо к себе вся призываеши,

Щедроты твоя нам изливаеши,

Темже всеусердно мы к тебе прибегаем,

С тобою быти всюду в беседе желаем.

2

Иисус себе всем людем являет,

В добротворство[1053] же образ подавает;

Воля бысть Отца Бога спасти человеков,

Христос тыя небесных удостой веков,

За единую безмерну си благость

Чрез ведение[1054] даде оным радость.

Ведения твоего сподоби, о Боже,

В немже мудрости святы пресладкое ложе.

3

Любы безмерна, Христе Иисусе,

Даждь искати тя в сокрушенном дусе.

Душе любящей Господь является,

О немже она сладце утешается.

Дает любезный свой знак себе знати,

Та усердствует ему угождати.

4

Искати Христа зело подобает,

Яко жизнь наша в онем пребывает.

Простирает он свое учение

Во всегдашнее всем свобождение.

5

Желающий, тщание творите

Како Господу праве[1055] угодите,

Он на то помощь дати есть готовый,

И наследствит[1056] всяк Иерусалим новый.

Горяще сердце душа свое носить,

Свершенны любве у Господа просит.

6

Истинно душа темностей решится[1057],

Егда прияти Дух Свят сподобится.

Приход бо Духа вся увеселяет,

Даров великих оны исполняет.

Небесны утехи душ наших ты мехи

Налий благодати и то содержати

Подаждь присно.

7

Рая порода зело есть избранна,

Всеми святыми тая пожеланна.

Мариа где с Иисусом — тамо рай свершенный.

Буди, человече всякий, о том извещенный.

Во оном рай восхощи с ним быти,

Потщися присно Христу послужити, —

Прекрасна рая имать наследие дати

И веселием вечным тамо услаждати.

8

В Царстве Небеснем красота:

С Сыном Мать, Дева Пресвята,

Лики[1058] небесных чинов воспевают.

Святии купно честь им приношают.

Оно аще кому созерцати,

Весма внутрь себе искати.

9

Велия суть зде людем смущения,

Жизнь бо исполнь[1059] есть многаго лщения,

Темже достоит[1060] в том умудрятися,

Помним смерть, время грех удалятися.

Добре размышляй — не сгрешиши в веки,

Излиются от чрева ти веселия реки.

10

Иисус Христос душу венчавает,

Яже усердно любви и желает.

Любит бо Господь зело таковую,

Дает той сладость и радость благую.

Возлюби и нас, о Царю! Тя просим,

В божественную любовь твою носим.

11

Готовящийся непрестанно к Богу

Приемлет бездну милости и многу,

Истинно многа щедрот его бездна —

В таинстве святом благодать безмездна[1061],

Таковых бо есть безмерна утеха,

Яко дается им блаженство спеха[1062].

12

Аще что Богу благоугодится,

Кто от человек не возвеселится?

Зело изрядно в веселии быти,

Токмо тщися всяк евангелски жити,

Часть[1063] бо на земли живых ти готова,

Держися присно божественна слова.

13

О человече, ими ся работы[1064],

Аще хощеши небесны доброты,

Ибо Иисус егда в плоти бяше,

В таковых делех присно пребываше,

Нам образ дая, да труд подимаеж,

Мудрование плоти умерщвляеж.

Тем отженеши[1065] злолютыя страсти,

Не лишишся же сим благия части.

14

Светлый Иисус, победитель ада,

Избавивый люд от греховна яда.

О нем мыслити — сладость превелика,

Иже желает небеснаго лика.

Услаждайтеся в Христе Иисусе,

И не постигнет смерть страшная в трусе[1066].

15

Идеже любовь Бога пребывает,

Тамо болезни и страсть отбегает,

И гоним быти всякий не стыдится,

Благоискусен той во всем явится,

Якоже злато будет очищенно

И яко солнце в любовь просвещенно.

16

Сеющых в дусе блаженны суть плоды,

Напоеннии от слезныя воды.

В радости пожнут, яко себе вдаша

Господу Богу, тем царство прияша.

17

Рай божественный пресветл красотою,

Текущим в него отверзает правотою.

Он сокровище всех святых драгое,

Приятелище[1067] умных есть благое..

Всюду никого доброе не срящет[1068],

Аще кто внутрь ся рая не обрящет.

18

Создан человек Всетворца властию,

Спасен же его бысть благодатию.

Не может Творцу тварь чесо воздати,

Аще не будет в любовь и метати.

В благодати же и тамо не успеет,

Идеже солнце правды, Христос, греет.

19

Кто непрестанно Бога поминает,

Той благость его во всем созерцает,

Подобитися ему той потщится,

Да любви его во век не лишится.

Господь же за то таких душ венчает:

В небесных селех жити устрояет.

20

Уповающе души Бога любят,

Мзду себе в Царстве Небесном сугубят[1069].

Не постыдится жаждущь то блаженство,

Получить всюду изрядно священство.

Не разлучится от любве Христовы

Со твердившийся евангелски словы.

21

Пришедша в любви достоит смотряти,

Со усердием его усретати.

Бог человек бысть человека ради,

Терноносный путь крестом си у глади[1070],

По немже тещи, крест носив, удобно,

И отверзется ему рай благоутробно.

22

Спасителны суть Христовы нам страсти,

Память бо оных хранит от напасти,

В язвах врачевство его известное,

Мирския сласти прогонит, лестное.

Темже достойно тыя поминати

И вся соблазны ими отревати[1071].

23

Кого противность[1072] кая соблажняет,

Язвы Христа той да размышляет,

В нихже возможет злобу победити,

Бед же и скорбей себе свободити.

Господи, крест твой в сердцы вообрази,

Да расточатся[1073] душегубни врази.

24

В любовь Христову человек учася,

Должен внимати, како он создася,

И в первых веру ему несуменну[1074]

Стяжати годно[1075] к Богу неизменну.

Подобствова же в делех и благих,

Исполнится той сокровищ драгих.

25

Зде человеку законно зерцало

Аггел являет, дабы и спасало,

В неже[1076] смотряся бело, черно знати

И камо мысли своя обращати.

В законных делех аще той пребудет,

Мира сего злоб конечно[1077] избудет.

26

Егда истинна народы учаше[1078],

Христос знанием свободу даваше,

И во правду кто истинну познает,

Прелести жизни удобь презирает.

Сам убо в себе оный удивится,

Во Господе же сладце умудрится.

27

Егда Дух Святый в сердца наша сходит,

Благодатию мысли святы родить;

От действа его сердце воспалится,

Во всяку детель благу[1079] поспешится.

Тем сего от нас, Боже, не остави,

Пути в волю ти нашя вся исправи.

28

Вси праведный о Господь Бозе

Лета си живут в радости мнозе;

Идеже любовь Бога пребывает,

Ту вся добрая и благая Господь посылает.

Кто деланию божиему внемлет,

Той непрестанно в жизни сей не дремлет,

Очеса своя возводить ко Богу,

Размышляет к нам милость его премногу.

29

Всегда годствует[1080] всяку человеку

Усердно тещи к будущему веку,

Сердцем ко Христу выну уповати,

И не будет зла коего страдати;

Аггел хранитель того стрежет присно,

Да узрит Христа в небе очевистно.

30

Вся люди к себе Господь призывает,

Приходящих же упокоевает,

Зане в мире семь зело неполезно

Любящим его от напастей слезно.

Сего ради и всякий отрицайся,

Ко Христу царю званный поспешайся.

31

Человек зрети Бога сотворися,

Греха же ради онаго лишися,

Темже Христос Бог смертну пиет чашу,

Дая зрение в горнюю жизнь нашу.

Отвергших убо зло греха пианство

Не постигнет тех мира окаянство.

32

Иисус благость изволил явити,

Умнословесных светом просветити.

Ловит оныя во свою ограду,

Соединяя небесному стаду.

В благости его крепце утвердимся,

Аще во службу ему предадимся.

33

Идеже Иисус — ту утешение,

С ним всегда радость и наслаждение;

Аще ли душа беседы и жаждет,

Нигде оная беды не постраждет,

Утешится бо якоже о друзе

И в веки будет на небесном крузе.

34

Дево Царице, к тебе прибегаю,

Крайнюю благость царя Христа знаю;

О милости моли прекрасна ти Сына,

Его желати блажайша едина.

С желанием тем изрядно есть всюду

Жизненна новость христианску люду.

35

Зрите зде любовь меж святых согласну,

Упование и душу прекрасну.

Упование незримо спасает,

Единомысленных в дом божий вселяет.

Надеятися на Бога есть требе.

Хотящим жити со святыми в небе.

36

Исполнившимся вечнаго живота

Отверсты внити небесна суть врата;

Входящий в них покой приимают,

Сладце Господа тамо прославляют.

Твоея, Христе, вся ны благодати

Сподоби в славу твою приимати.

ЭПИТАФИЯ П. Т. СЕМЕННИКОВУ{61}

Всякий путствующий, зде гробу присмотрися,

в нем разумен муж диак телом положися

Порфирий Трофимовичь Семенников знатный,

Ведущь дел и книг, к людем всем благоприятный.

Християнско скончася в таинствах церковных,

прияв надежду в Бозе умов богословных

Мира седмь тысящ двести четвертаго года[1081]

ноемвря десять осма дне от здешняго рода;

В перву четверть в третий час душа распряжеся,

волею Бога в ин век она поведеся.

Верныя люди к Христу просить о молитву,

да, вселив в небо душу, даст вечну гоститву[1082].

Иисусе, Боже наш, Порфирия верна,

раба твоего вспокой, где радость безмерна.

Живе он лет седмдесят, лето, осмь месяцев,

двадесят два дни в труде книг святых писцев,

От того очей своих лишися зрения,

лет девять страда, многа прият терпения.

Ныне Порфирий уже в видении целом,

в пределном месте душа, потом будет с телом.

ДИМИТРИЙ РОСТОВСКИЙ{62}

КАНТ ДИМИТРИЮ СОЛУНСКОМУ{63}

Добраго воя, цареви избранна

Иисусу Христу, врагом не попранна,

Мученика славу Димитрия чтемо

и песней венец ему соплетемо.

Триумфуй вечне над врагов соборы,

радуйся между ангельския хоры

Иисуса, яко сладка, возлюбивый

и за честь его душу положивый!

Сему подражай, копием пронзенну,

алчущу, с оцтом[1083] желчью напоенну;

Вдался на горькия за сладкаго раны,

исповедающи Христа пред тираны.

Чашу спил смертну, в любовь рожденный,

агнец за агнца умер заколенный;

Ребра копиям любезно предавый,

Христу с любовию славно сострадавый,

Испустил крови обильныя реки —

мертвен вред[1084] людем омыти на веки.

Алчущим днесь спасения токи

не возбраняют от гробной опоки[1085]:

До раки его приходить кто верно,

ранам приемлет врачество безмерно.

И мы к тебе вси спешно прибегаем,

твоей помощи усердно желаем.

Не отрини нас, воине избранный,

от полков, идеже еси сочетанный;

Врагом в сем мире ты стерый[1086] главу,

Господа твоего пришедый во славу,

Отъими от нас вся смертный раны,

разжени[1087] ума злокозныя браны[1088].

Обрати сердца горе всегда быти,

даждь молитвами долго зде пожити.

Стани в помощь, всегда вооруженный

копием, крестом, да ти, возлюбленный,

Именоносец ту долго здравствует

и вечне в небе со Христом да царствует.

«ИИСУСЕ МОЙ ПРЕЛЮБЕЗНЫЙ...»{64}

Иисусе мой прелюбезный,

сердцу сладосте,

Едина в скорбех утеха,

моя радосте.

Рцы души моей: твое есмь

аз спасение,

Очищение грехов и

в рай вселение.

Мне же тебе, Богу, благо

прилеплятися,

От тебе милосердия

надеятися.

Никтоже мне в моих бедах,

грешному, поможет,

Аще не ты, о всеблагий

Иисусе Боже!

Хотение мне едино

с тобою быти,

Даждь ми тебе, Христа, вь сердце

всегда имети.

Изволь во мне обитати,

благ мне являйся,

Мною грешным, недостойным

не возгнушайся.

Изчезе в болезни живот

без тебе, Бога,

Ты мне крепость и здравие,

ты слава многа.

Радуюся аз о тебе

и веселюся,

И тобою во вся веки,

Боже, хвалюся.

СТЕФАН ЯВОРСКИЙ{65}

«ТЫ, ОБЛЕЧЕННА В СОЛНЦЕ, ДЕВО БОГОМАТИ...»{66}

Ты, облеченна в солнце, Дево Богомати,

да како аз, сень[1089], к тебе дерзну приступати?

Ты — красота, аз — мерзость, в тебе несть порока,

мене же потопляет бездна скверн глубока.

Ты — благодать, аз — злоба, ты — рай, аз — геенна,

ты вся еси Святаго Духа исполненна.

Аз диаволскаго весь исполнен навету[1090],

несть убо причастия мне, тме, к тебе, свету.

Обаче с надеждою к тебе приступаю,

ибо тя всех грешников прибежище знаю.

Не отрини мя, молю тоя ради вины[1091],

ибо свойство есть быти тернию при крини[1092],

Нощи темной при луне обычно бывати,

тожде и аз да буду при тебе, о Мати!

Змий древле приближися ко красному раю,

того приближения к тебе и аз чаю.

О Девице, рождшая всех тварей Первенца!

покрый мя кровом крыле ти[1093], недостойна птенца.

EMBLEMMATA ET SYMBOLA QUAEDAM DE MONUMENTO P.M. ILLUSTRISSIMI ET REVERENDISSIMI PATRIS BARLAAMI JASINSKY D.G. ARCHIEPISCOPI KIIOV., HALIC. ETC. AB ILLUSTR. ET REVERENDISSIMO D.G. METROPOLITA REZANENSI ET MUROMENSI STEPHANO JAWORSKI ELABORATA{67}

EMBLEMMA

I

Сень и примрак[1094] обнося[1095] мертвеннаго тела,

не могох ясно зрети тройчнаго светила,

Но аки во зерцале далече без меры

видех Творца моего зеницею веры.

Но се уже сокруши смерть зерцало сие

чаю убо видети Бога явственные.

II

Блаженство смерть ми дает вместо укоризни,

егда мой разлучает соуз краткой жизни;

Не мене бо, но моя терзает пленицы[1096],

имыже бех утеснен в скорбной сей темницы.

Даде ми желание мое получити,

желах разрешитися[1097] и со Христом быти.

III

Храмина тела, юже смерть непостоянна

разрушает, от худой персти[1098] бе созданна.

Но иное есть жилище на небеси наше,

то дом мой, то покой мой, — се странница[1099] бяше.

Убо и о падежи[1100] сей не печалую,

достигох в дом отческий, странниц не требую.

IV

Ведий[1101], где сокровище требе сокривати,

всегда духом восходих в горняя полати.

Тамо бысер мой драгий, тамо злато наше,

тамо и сердце мое выну пребываше.

Всуе бо смерть подкопа ми дом сей телесний,

аще цел и безбеден храм ми есть небесний.

V

Луну, рода моего знамение красно,[1102]

умираяй, на себе изобразих ясно;

Идеже бо землею покровен бываю,

тамо, якоже луну, свет мой помрачаю.

Но горе свет тройчнаго солнца безконечний

выдящи, сам на себе прийму зрак[1103] солнечний.

VI

Слышах о Иакове, на камени спящем

и простерту до небес лествицу видящем.[1104]

Ревновах ему, и гроб себе рождшей Девы

избрах во возглавие,[1105] сном смерти почивый.

Вижду тя, о лествице, сведшую нам Бога!

Доведи мя, Марие, горняго чертога.

VII

Вся рекы изначала малые бывают,

но, текуще пут долгый, воды умножают.

Подобне и Варлаам, учения ради

пройде страны многия и многие грады.

И тако, от отчества далече странствуя,

зело себе умножи премудрости струя.

VIII

Корабль во волнах морских хотя спасен быти,

не жалеет користи и купле[1106] губыти.

В мире, аки на море, видех люти волны,

Варлаам сотворися нищий произволний.

Отвержеся и купель сотворил спасенну,

приплы ко пристаннищу, добру нареченну.

SYMBOLUM

I

Громогласием страшной трубе бяше равна

твоя, о Варлааме, проповедь преславна;

Имуща в себе силу и дух Божественний,

даде в полцех Божиих глас многодейственний,

Крепляше сердца верних, веселяще слухы,

зловерным же и гордим отъемляше духы.

II

От вара, бед, и браны[1107], и лютих гонений

изсох бяше в Киеве вертоград учений.[1108]

Излия в нем Варлаам учения роды

и первих множайшие произнесе плоды.

Жезль его правителский, прежде обетшалий[1109],

якоже Ааронов прозябе цвет здравий.

III

Жилища новой Еввы, Девия[1110] святия,

рай красний воистинну ест обытель сия,

Ибо Божиим сущи престолом хранима,

всегда имать при себе добра херувыма.

Таков бяше Варлаам, пастир Богом данний,

весь ревносты Божией огнем одеянний.

IV

На престол Российския церквы возведенний,

пастир сей бе светилник всленней явленний,

Полний дел благих, полний здраваго совета.

Бяше свет не без огня и огнь не без света,

Горяше внутрь имея чистий огнь святины,

светяше, дая инним образ благостины.

V

Зри от рукотворенна орудия дело,

тому пастир сей добрий подобствова зело.

Той егда единою стопою круг водить,

другою от средняго места не отходить

И сей труди и дела обходя премнога,

обаче никогдаже не отступи Бога.

VI

Что звезда есть морская по морю пловущим,

то Бог есть рабом верним, во Бозе живущим.

Ко небеси Варлаам всегда возираше,

на земли ключения[1111] злая презираше.

Аще когда на его найде навет лютий,

радост име в болезнех Бога помянути.

VII

Стрела, яже бо острий магнит сокривает,

ко звезде полунощной себе обращает.

Варлаам же бяше всем во сладость едину,

ко Богу ум и сердце возводящи выну,

И ниже совратися всякиим наветом,

ибо любвы Божией влеком бе заветом.

VIII

Молчит злато под млатом, разнствуя от меди,

подобне и Варлаам поношаше беды.

Тихостию роптания, тихостно многажди

претерпе ненависти, клевети и вражды.

Се тихостию прият всех бед, зол и млати,

тело убо перстное имело дух златий.

IX

Светлост свещи, проходя сквозе сосуд скляннии,

множится и болшия осязает страны[1112].

Варлаам свет смерти ума чистотою

прием и зело того умножи собою.

И зри: светлост повсюду излия толику,

облиста[1113] всю Россию, Малу и Велику.

X

Сии цену являют: на них бо худия

возносятся, долу же низходят драгия.

И добродетель любит тоежде мерило;

зело бо честний во всем смирается зело.

Се же и в Варлааме изрядне явися:

честен, добр и паче всех, паче всех смирися.

XI

Дивну приять илектор[1114] от естества силу,

тайним бо узом сламу привлачит коснилу[1115].

Подобное Бог свойство даде Варлааму:

влечаше к себе нищих мнимий гной и сламу.

Дом его бяше странним странница[1116] готова,

илектор в сердце его бе милость Христова.

СТИХИ НА ИЗМЕНУ МАЗЕПЫ, ИЗДАННЫЕ ОТ ЛИЦА ВСЕЯ РОССИИ{68}

Изми мя, Боже, — вопиет Россия, —

от ядовита и лютаго змия,

Егоже ждаша адския заклепы[1117], —

бывшаго вожда Ивана Мазепы.

Ах! Тяжку горесть терпит мати бедна,

утробу мою снедает ехидна.

Кто мне даст слезы, якоже Рахиле?

Восплачу горько в моем смутном деле.

Се вторый Ирод, исполнь смертна яда, —

Мазепа лютый убил мои чада.

Уподобися Россия Давиду,[1118]

иже от сына терпяще обиду.

Авессалом сын был неблагодарный,

подобен ему Мазепа коварный.

Возлюбих его, яко мати сына,

откуду убо такова измена?

К нему бысть моя матерняя любы,

тойже изостри люте на мя зубы.

Аз сотворих и с вельможи сидети,

той же смертныя сплете на мя сети.

Аз яко чадо носих во утробе,

той же мя хощет видети во гробе.

Аз напоих и из камене меда,[1119]

той же пагубна исполни мя вреда.

Толику на мя отрыгнул есть злобу,

люте снедающь материю утробу.

Аз любящь его, мати, выше меры,

чаях от него сыновския веры.

Той же бысть на мя бритва изощренна,

от неяже есмь люте уязвленна,

Яко прельсти мя, и не познах веса

аггела видом, прелестию ж беса.

Мнях, яко агнец, но волк ядовитый,

овчею лестно кожею покрытый.

Сладок языком, но прегорькой делы,

утаи на мя пагубныя стрелы.

Сахар во устах и сладкия слова,

в сердце желчь, в руках погибель готова.

О лицемере! О сатанин сыне!

Тернием острым красящийся крине[1120]!

Како простерти дерзнул еси длани,

люте матери уязвити раны?

Аще бы ми враг поносил сугубо,

претерпела бы казни его любо.

Но от своего чада прелюбима,

О, коль матери язва нестерпима!

Что моя вина? Что творих ти худо?

Чесо ради мя гониши, Иудо?

За моя хлебы, за моя трапезы

горькия в жажду даеши ми слезы.

Горе, проклятый, тебе, лицемеру!

Како дерзнул еси изменити веру,

Юже пред крестом и Евангелием

утвердил еси твоим лобзанием?

Горе ти, горе, злобы исполненну!

Подобен еси гробу повапленну[1121],

Иже снаружи является красен,

внутрь ядовитым червием ужасен.

Горе ти, горе, второму Каину!

Горе ти, горе, погубленну сыну!

Пролиял еси зверски кровь премногу,

яже вопиет гласно на тя к Богу.

Божия храмы быша днесь вертепы

от шведскаго льва и волка Мазепы.

Друг твой лев, ты волк, ты ярость сугуба,

а людем бедным последня пагуба.

И что речеши на Страшном Судищи,

лишенный неба и райския пищи?

В крови невинной осквернивший руце,

повинен еси нестерпимей муце.

Иным речет Бог: благий рабе верный,

понеже благ есь и нелицемерный,

Вниди в радости в рай Господа Бога

за твою веру се тебе мзда многа.

Тебе же горе, преступниче веры!

Восприимеши часть со львом, лицемеры.

Известен буди, яко тебе, вора,

ад ожидает и погибель скора.

Боже мой, к тебе молитву пролию,

услыши горце стенящу Россию.

Ты нам сам суда и матерь, и сына,

виждь, чия правда, виждь, чия измена.

Суди, Господи, обидящыя мя,

посрами гордость востающих на мя.

Прими мечь и щит, буди помощь моя,

возсияй ми свет мира и покоя,

Мене, Россию, возвесели бедну,

а ядовитую попри ехидну!

СТЯЖАТЕЛЯ СИХ КНИГ ПОСЛЕДНЕЕ КНИГАМ ЦЕЛОВАНИЕ {69}

Книги, мною многажды носимы, грядите,

Свет очию моею, от мене идите!

Идите благосчастно, иных насыщайте,

Сот ваш уже прочиим ныне искапайте!

Увы мне! око мое от вас устранено,

Ниже вами может быть к тому насыщено.

Паче меда и сота вы мне сладши бесте,

С вами жить сладко бяше, горе, яко несте.

Вы богатство, вы слава бесте мне велика,

Вы — рай, любви радость и сладость колики,

Вы мене прославили, мы меня просветили,

Вы мне у лиц высоких милость приобрели.

Но более жить с вами (ах, тяжкое горе!)

Запрещает час смертный и горких слез море.

Уже мне вечным слепнут очеса сном смерти,

Не к тому[1122] дерзну ко вам рук моих простерти.

Иной книги очесам моим не минути,

Юже Бог, хотяй прийти, хощет мне разгнути[1123].

Всяк вся дела своя в сей книзе обрящет,

И по делам всякого своя мзда усрящет[1124].

О книга престрашная, яже всех всецело

Земнородных обличить пред Судищем дело!

О сей книзе аз, страстный[1125], егда помышляю,

Трепещу и трясуся, сердцем увядаю.

О Боже милосердный, о щедрот пучино,

Источниче милости, благости вершино!

О царю веков, небес и земли всесилие,

Смирителю волн морских едине презелне,

Звездоносныя круги иже устрояяй,

Тя молю, червь ничтожный, зело восклицаяй:

Призри на мя и впиши в книгу мя животну

Кровию Христа, юже имам в жизнь истотну[1126].

Вы же, вся писания моя и вся книги,

Простите, не суть на вы больш мною вериги.

Людие и братия, вси мя, вси простите,

Мати земле, прости мя, к сему не клените!

Приими мя в недра своя, земле, тя прошаю,

Дух мой Богу предаю, тело ти вручаю.

«О ТИТУЛЫ, ПРОПАСТИ ПАЧЕ ВАС НАЗВАТИ...»{70}

О титулы, пропасти паче вас назвати,

коль вы многих обыкли людей пожирати!

И что же суть титулы? Мрак, тма, ветр и сени,

пузырь водный, пыщащся скорыя отмены!

СТИХИ НА СМЕРТЬ ДИМИТРИЯ РОСТОВСКОГО{71}

Стихи памяти смертной,

Всякому потребной.

Читатель благоразумный,

Ум имей не темный,

Сокрушенно и смиренно сердце в Бозе полагай,

покаянию время день от дни не отлагай.

Приходит смерть внезапно, где тя обрящет, помыслы сердца

и дела твои вси суть у Всеведца.

Взирай с прилежанием, тленный человече,

како век твой преходить, и смерть недалече!

Готовися на всяк час, рыдай со слезами,

яко смерть тя восхитить с твоими делами.

Ангел твой хранитель тебе извествует,

краткость жизни твоей перстом показует.

Текут времена и лета во мгновении ока,

солнце скоро шествует к западу с востока.

Содержай меч мщения во своей деснице,

увещает тя всегда и глаголет сице:

Убойся сего меча, отселе покайся,

да не посечет тебе, зело ужасайся.

Приидите, людие в вере просвещеннии,

грядите во святый храм кротцы и смиреннии,

Молитву прилежну к Богу возсылайте,

на сие писание умильно взирайте.

Прочитая всяк усердно, много прослезися,

и от многия ревности сердцем умилися,

Как смерть вселютая вземлет человеки,

преселяет от мира на вечныя веки.

Преселила есть ныне пастыря блажайша,

архиереа же честна и вожда крепчайша.

Вси вы Ростова града людие, рыдайте,

пастыря умершаго слезно поминайте,

Димитриа владыку и преосвященна,

митрополита тиха и смиренна,

Егоже митрополит со псалмопением

Стефан Рязанский со благоговением

И со священным собором погребе всечестно,

и со множеством народа, яко всем известно.

Иже во святем храме сем мирно положися

и в темнем гробе земли твердо заключися;

Да подаст ему Господь в Царствии жити,

со святыми мученики и ангелы во веки пребыти.

Емуже и от нас вечная буди память.

АНОНИМНАЯ ПОЭЗИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ К «ШЕСТОДНЕВУ» ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО{72}

Солнце свелостию своею аще и всю твар озаряет,

Сия же писания вящши того всех человек наведение разрешает.

С сотворении твари премудраго хитреца толико,

Небес удобрение и земли украшение быти колико.

Вся же суть Владыко словом точию творяше,

Но и самыя превышшия вои аггельския чины устрояше,

Тмы тмами служащих неисчетно

И тысяща тысящами предстоящих неизреченно.

Не требова содетеля, ни советника верна совета,

Человека же аще и бренна, не созидаше ни едина без совета.

Прочее же, ум имея, кто да разумевает

И елико Дух Святый свыше дарова да познавает,

Сим писанием испытно внимая умудряется,

Такова великаго светилника словесы луч озаряется.

Несть мужества без подвига ратоборска бывати,

Ни сил крепости без искусу верне познавати.

Не тако воин уготовитися на брань без трубнаго гласа можеть,

Тако и недоведомая кому уразуметися в чем возможет[1127],

Аще неучения бремя весть кто на собе содержати,

И книги богословныя разума не будут преподавати.

Несть воин храбр дивне тако бывает,

Которой на рати зелне распалаяся побивает.

Но той вящши[1128], иже повсюду своих от неприятелей укрывает,

В любомудрецех же от Божественных Писаний ни в чем не скрывает.

Якоже сей великий светилник от своих писаний справь[1129],

Всяк вид о тварех подробну нам истинне описав.

Бездны и тмы ту сказуются како быша,

Дух, иже ношашеся верху вод, писания явишя.

Аще и самыя бытейския Моисеевы книги сказуют,

0 сотворении всего мира верне нам показуют.

Но несть тако, якоже речеся, разумевати,

Чтущий же сия и оная писания весть той истинну разрешати.

Прочая же суть книги о своем существе кождо единословит,

Сия же о сотворении всея твари изящне многословит.

Иже и породу райскую проходити нам собою изглашает,

И право ступающих путем царьским тоя не лишает.

Всеми же образы благих дел всех подвизая,

Како скоряше, не почивая, тещи, горних постизая,

Высокопарными тамо крилы воздетая,

Оного князю века сего мытарства прелетая[1130].

О добрых же детелей и начало сия книга являет,

Аки великое сокровище на селе всем объявляет.

Имиже содержится в нас тем вся благая,

И не успеют сим ничтоже вражия коварства злая.

Постом целомудренным предлагая нам

Освятити сего, сказует, или освящаемся им.

И тысящами ублажает от неправд воздержащихся,

Паче же нежели з злобою суть постящихся.

Ничтоже бо тако крепце благочестие подтвержает,

Якоже молитва и милостыня лествицу к Богу водружает.

Сих крыле обоих имея, на высоту возлетает

И прах прилепший к ногам злобы удобно отметает.

Адам бо во области[1131] всю землю име,

Изрядное обиталище райское и владыческое себе.

Навета же злобы ослушанием себя того лишает

И преслушанием заповедей раискаго селения погрешает.

Нам же всем буди едино о Христе селение,

Вечных благ того заповедей сохранение.

СТИХИ НА ГРОБНИЦУ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО{73}

Гроб, егоже зриши, путниче,

Златом, сребром, драгими камении

Гроб никако,

Но столп яко Давидский он.

Тысящи щитов, тысящи мечей,

Тысящи броней, тысящи стрел

Висят из него.[1132]

Отзде святия, оттуду трепетство,

Тая своим, сия чюждим,

Обоим же ужас, удивление.

Тому притекут началницы, царие и господие,

Всякий же его отдаст обет верный.

Молящии

Обретают благополучный

В бедах исход.

В плаче —

Сладкое утешение,

В пагубе — спасение,

В брани — победы,

В печалех всех — вся благость.

Хвалится, возносится, воздвижится

Божественный сей мужь

Сергий.

И всякий язык отдаст славу Богу,

иже дивный, иже хвалится

во святых своих.

Сей блаженнаго Сергия гробь,

Смиренно зело тое и устроено место,

Небо его, а не земля содержит.

В немже яко звезда

Просиявает в севере северная,

Неподвижимая всегда, присно непреложная,

На кую зряще держащий

Северная кормила царства

Ведет на правыя пути

Государства великаго карабль.

Прием же добрыя из нея крепости,

Обилия исполнится и благополучения,

Аще же левая дойдет некогда пакость,

Сия, от нея приидущая,

Не злая

К вышнему всегда доброму бывает.

Да озарит ея потом болше свет,

Да лучи ея теплейшия искусится.

Тако солнце скудостию наипаче светит,

Тако облаки наветующия проидущая

Луна

Светы ея пресветло стреляет.

Соблюдитеся, супостати, и накажитеся

Доселе толкуется смелость

И главы тому смиряйте ваши.

Вы же, скверная татарская стада,

Будите прочее, абие оскудейте.

Земленый вышних силнейший никто.

МОЛИТВА{74}

О Боже, Боже мой, светых ты всех светейший

И света всякого и ангелского чистейший,

На тя и херувими бо не могут взирати,

Принуждени вины со страхом трепетати.

Величество твое не может ум объяти,

И всяких род язык не мощен есть сказати;

Щедрот же твоих к нам есть море превелико,

Иже грехи наши потопи, обретших в нас елико,

Зане[1133] грешнику погибнуть не желаешь,

Но тому обратитися любовию принуждаешь.

К тебе, о Творче мой! колени преклоняю

И руце грешныя к тебе аз воздеваю.

Сердце же мое внутрь пред тя си изливает

И милости твоей с верою ожидает.

Возри, возри на мя! Зри, како побежден

От врага и плоти мира весма есть поражен,

Разбойники весма всего мя обнажили,

К тому же многи раны на теле возложили.

Немощен есмь себе помощи сотворити

И сих злых врагов весма ми отогнати,

Иже ищут совершенно во безну совлещи

И тамо до дня судного все мя стрещи.

В тебе же, Боже, мое есть прибежище,

Зане во бури все ту мое пристанище,

Избави мя от сих и даждь ми помощь свою,

Да могу исцелити душу мою.

Исцелев же ю, к тому на тя взираю,

Ту супостатов сих усердно ж призираю.

К сему ж аз требую: да даси ми мой мечь,

Иже козни дияволские может словом пресечь.

Над всеми веры щит достоит ми имети,

В негоже стрелы лукавого возмогу угасити

И шлем спасения на главе полагаю,[1134]

Да в брани сей прелюты си врага побеждую.

В-первых, гордость злую смирением попру,[1135]

Желании имене[1136] в щедротах разорю,

Нечистоту и блуд чистотою одолею,

Гнев, ярость, злую мысль[1137] терпением успею,

Ядение ж чрезмерно, иже здравие повреждает,

Душу зело теснит, — пост, бодрость исцеляет;

Зависть же окояну любовию истребляю,

Уныние ж и леность трудами исправляю.

Но горе, горе мне! егда аз помышляю

Силу сих супостат, тогда аз устрашаю,

Кроме[1138] бо помощи твоея, Боже мой,

Не могу одолети, и аще раб есмь твой,

Сего ж ради аз днесь ся ти предоваю,

Душу свою и мысль с верою ти вручаю,

Да будеши всегда во бранях сих со мною

И аз, яко с вождем, пребуду во всех с тобою,

И вместо всех честей, богатства и мира славы

Да будеши мне един, о честь моя славы.

Утеха б ми будет тебя в себе имети

И выну будущия сердцем горе зрети.

Егда же приидет время, иже имам разлучити

От жития сего, в ыной ся водворити,

Воспомяни тогда, о Боже, Боже мой!

Аще зело грешен есмь и был всегда раб твой,

В средине грехов да мя не разлучиши[1139]

И со враги моими в муку не осудиши,

Но ради милости, еюже мир возлюбил,

И еже дани[1140] Сына того не пощадил,

Иже есть Христос, мой Бог, дражайший мой Спаситель,

Власти темныя великий победитель,

Егож ради аз тя, Боже, умоляю,

Да возмеши сия вси, аз припадаю,

Да во дни вся моя, дондеже велишь ми жити,

Тя во ипостасех трех сердцем буду хвалити.

Скончав же сия вся, в надежде пребываю,

Еже получить вся сия, аминем заключаю.

Слава Богу, давшему начати и совершити.

Рифмы краесогласнии{75}

о прелести суетнаго сего мира и буйстве, како мир другом своим, ихже прелщает вмале, зле ругается вечно. Нравоучителны же, обличителны, зазрителны[1141] и укорителны зело самим себе, великим людем, неправедным судиам, хищником злым и мздоимцем. И изъявителны бедств, кая зла страждут в мире сем живущие сановитии, богатии и убозии людие. Вразумително чтый сия, велие умиление и ползу обрящет. И буйство мира, яко вся, яже в нем сущая, суетна, изменна, непостоянна, скоропреходна, паче же и окаянна, удобь познати может. Написашася лета 7200-го [1692] году, месяца ианнуария

Размышляй си в вину[1142], | О человечь сыну,

И умствуй то себе, | Яко вмале[1143] требе

В персть снити.

Вникни в мир очима | Прилежно твоима

И виждь, коль суетна | Есть же и преметна

Жизнь наша.

Зри непостоянство | Мира окаянство,

Виждь, яко мир лестный | Враг есть всем известный

В нем сущим.

Виждь, яко он губит | Другов, ихже любит,

Вмале бо прельщает, | Но зле ся ругает

Им вечно.

Ибо днесь честь дает, | Славою венчает,

Утре вся отъяти | И зле обругати

Тя тщится.

Днесь тя всем обилна, | Крепка же и силна,

Утре немогуща | И ничто имуща

Являет.

Днесь повелителя | Тя и властителя

Славна творит многим, | Утре со убогим

Равняет.

Днесь тя возвыжшает, | Богатства вручает,

Род и други множит, | Утре зле убожит

От всех сих.

Днесь в виссон, в порфиру | Облачит, и миру

Славна тя являет | И вся покаряет

Под нозе.

Утре вся та блага | Отемлет и, нага

Сотворь, тя самаго | В работу инаго

Предает.

Честь же, славу дому | Преносит иному,

Да и того равне | Прелстит мир сей явне

Лукавый.

Прелстив же и того, | Возносит иного,

Тому же вся злая, | Первому Точная,

Наводит[1144].

О, мира буести, | Суеты и лести!

И мы вся очима | Сия зла своима

Зрим ясно.

Зряще же не тако, | Но горшая всяко

Зла премнога деем | И нимало спеем

К благому.

Вси то добре знаем, | Яко ветр гоняем,

Нимало ж имемся[1145], | Обаче мятемся

Вси всуе.

Ищуще зде земных, | Желающе тленных,

Уский же путь тесный | И живот небесный

Днесь презрим.

О, неразумия | И зла безумия!

Вси помрачихомся, | Во тме явихомся

Блудяще.

Не хощем востати | К свету благодати,

Вечных не желаем, | Яко их не чаем

Прияти.

Достойно чудесе | И дивно ми есть се,

Яко пред очима | Зрим лежащ своима

Путь жизни.

Не хощем же всяко | Ходити им тако,

Якоже ся реем[1146], | В погибелный спеем

Путь злобы.

О, главо глупая, | О, окаянная,

Почто мир любиши | И ему служиши

От сердца?

Что имеши веры | Лживому без меры

Миру прелестному, | Врагу известному

От древле?

Но помысли всяко, | Коликих и како

Мир лукавый прелстил | И коль зле погубил

Безсчетно.

Помяни Амана[1147] | И славна гетмана

Олоферна,[1148] како | Погубил я всяко

Мир сей злый.

Что Авесалому,[1149] | Сыну царску злому,

И что Езавели[1150] | Мир сей злый — не зле ли

Содеял?

Силнаго Сампсона, | Мудра Соломона

Прелстил мир сей како? | Ей, плакати всяко

Достоит.

И о иных себе, | ихже зде не требе

Подробну писати, | Изволь сам внимати

Разумно.

К тому присмотрися | Всяк и вразумися,

Что и наша лета | Коло[1151] сего света

Показа.

В кия бо напасти | Велможи и власти

Мирския впадоша, | Кия постигоша

Их бедства.

Ох, ох, ох, коль злая, | Ох, коль безчестная,

Ох, коль сановитым, | Ох, коль превеликим

Бысть людем!

Не токмо бо странно | Изрещи, но страшно

Бе и помышляти, | Кто бы мог отъяти

Честь оным.

Тех бедства смотряя | Всяк и разсуждая,

Дивися измене | И скорой премене

На свете.

И рцы: Оле, оле | Сего света в коле,

Суетства и буйства, | Оле и безумства

Нашего!

Оле, оле, како | Не казнимся всяко,

Видя сия злая, | И в дела благая

Не вникнем.

Оле, оле, како | На другов си всяко

Бедства не смотряем, | Но злейши бываем

И оных.

Не разсуждаем злых | Смертных бед, постигших

Сверстник наших вчера, | Но вся днесь вечера

Презрехом.

Что вчера своима | Видехом очима,

Вся та днесь забыхом | И ум приложихом

К злым вящшым.

Ибо о том тщимся | И сердцы ретимся[1152],

Да с чести сложенных, | Славы обнаженных

Достойной

Примем имения, | В их мест сидения

Вступим всяко смело, | В правителства дело

Велие.

Вземше же то бремя, | Злое сеем семя,

Себе токмо славим, | А вся хуждьши правим

И прежних.

Правду яко любим, | Но криво суд судим,

Мзды же не взимаем, | А преуспеваем

В богатствах.

Смирни образом есмь, | Блази и зли не есмь,

Словеси ласкаем, | Но делы снедаем

Всех люте.

Постна есмь жития, | Не пием пития

Хмелна, а богата, | Судом виновата,

Зле правим.

Лучше бы нам пити, | Да прав суд судити,

Не пост бы хранити, | Но обиды мстити

В прящихся.

Даров не приемлем, | А откуду вземлем

Бисер, ризы златы, | И строим полаты?

Чюдно есть!

Разве нам излише | Невидимо свыше

Бог вся посылает, | Богатеем — знает

Никтоже.

Аще же не тако, | То знатно есть всяко,

Яко притворствуем | И лицемерствуем

Пред миром.

Ей, что мы не емлем, | Но о сем не внемлем,

Яко за потворством | Нашим, со злотворством

Лютейшим.

Чада наши, зяти | Готовы мзду взяти,

Иже заступают | Нам и зле стужают

В неправде.

За винна, лукава, | Якобы за права,

К нам ходатайствуют, | Нас молителствуют,

Глаголя:

«Помилуй, пречестный, | Пожалуй, любезный

Отче наш, — не сего, | Но нас паче всего,

Чад своих.

Яви милость ему | И благ буди к нему,

Право его дело, | Сотвори е смело

Нас ради.

Он бо нам знаем есть | И в деле сих прав есть,

К тому во всем его | До конца ты всего

Отправи.

А он тя хвалити | И Бога молити

За тя не престанет, | дондеже в нем станет

Дух жити».

Сих мы от чад лестных | Глагол, Богу мерских,

Послушаем зело, | Топим душу, тело

В грех смертный.

Речет ли некто в нас: | «Есмь пожалован аз

И доволен своим»? | Ей, хвалимся мы сим

Вси всуе.

Аще нам не во гнев | Обличат, не возмнев,

Тщеславца такого, | Иже «Сыт без того»,

Глаголет.

Лучше есть молчати, | Велим поне знати

От дел самим себе | Мощно и не требе

Свидетель.

Яко яже многа, | Врученна от Бога

Дела правителства | Нам и строителства

Земская, —

Зле в сем поступаем, | Зле вся устрояем,

Ово созидаем, | Ово разоряем,

А что в том?

Велия убогим | Мука людем многим,

Царству же убыток, | А себе нажиток

В том стяжем.

Безопасно себе | Вся, еже нам требе —

Плинфы[1153], камения, | Емлем на здания

Домов си.

И пенязи[1154] к тому, | К строению дому

Многи емлем всяко. | Оле, оле! како

Несть срама!

Не токмо бе себе, | Но всяко в потребе

И красных си знаем | И обогащаем

Все царским.

Та ж изнурения[1155] | На иждивения

Царская все пишем. | Оле, како пишем,

Сие просим.

На бедна ж за един | Пенязь зело кричим,

Еже изрещи смех, | Ставим в велик грех

Оному.

Образом есмь овцы, | Но делы си волцы

Тяжки, хищни зело, | Или рещи смело —

Всеядни.

Злобы всех снедаем, | Зле всем досаждаем

Гладними словесы, | Всезлыми делесы

Своими.

Яко правды не зрим | В суде, но лиц смотрим,

Виним мы убогих | Людей зело многих

Не делом.

Суду ж непристойна, | Без суда достойна

Казни злы — богата | Правим ради злата

Мзды многи.

Аще совершенну | И делом явленну

Убог речет правду, | Вменяем[1156] в неправду

Речь того.

Паче же ю в посмех | Ставим себе. О грех

Велий нам в сем деле | На души и теле

Есть смертный!

А иже нам равен, | Богат сын и славен,

Аще совершенно | Обличен явленно

Злым делом, —

Крыем и толико, | Силы нам колико,

И глаголы злобных | Уст его, лжи полных,

Внушаем.

Слушаем их в радость, | Аще вред, но в сладость

Приемлем мы тая, | Иже нам вся злая

Наносят.

О суеумия | И неразумия

О тех ласкателех, | Лестных приятелех

Нашего!

Поне убо тии — | Во время блазии,

Не во время ж сии | Первии и злии

Нам врази.

И неприятели | Оны ласкатели

Всячески бывают, | И дела ругают

Вся наша.

Увы, ох нам, како | Помрачени всяко

Буйством мира сего, | Аки лести его

Не знаем.

Воистинну знаем | И вся разсуждаем

Добре между себе, | И воздыхаем в небе

К Сущему.

Но скоро вздохнувше, | Прежних помянувше,

Гибель забываем | И паки взираем

К суетным.

Не умствуем себе, | Еже выну требе,

И не разсуждаем, | Ниже размышляем

Вси сего,

Яко где суть тии, | Прежде нас сущий

Царие и князи? | Не вси ли суть нази

Онамо!

Идеже вси славни, | Худородным равни,

И домов владыки? | Причтены суть с лики

Убогих!

И где суть тираны, | Разных чинов саны,

Крепки воеводы, | Монарси и роды

Славныя?

Где силнии вои? | Не вси ли суть свои

Главы положиша, | Иже вмале быша

Пред нами?

Где неправеднии | Мздоимцы всезлии,

Крив суд судящий | И богатящии

Тем себе?

Не вси ли прейдоша, | Что дым исчезоша,

Яко сень минуша | И люте гонзнуша[1157]

Сей жизни?

Домы их пусты есть, | И живуща в них несть,

Поне бо их яко | С шумом память всяко

Погибе.

Сия разсуждайте, | На сия взирайте,

О, вожди слепии, | О, помраченнии

Разумом!

Сих ся ужасайте, | Тех ся бедств спасайте,

О, зищницы злии, | Крив суд судящий

Мзды ради!

О, неразумнии | Людие думнии,

Не ходите по них, | Ни наследуйте их

Злых нравов,

Да не погибнете | И не изсчезнете

И вы, злоумнии, | Яко безумнии,

И они.

Но правду творите, | Праведно судите,

Да не возопиют | И слез не пролиют

Премногих.

Обиднии к Богу, | Иже вскоре многу

Имать сотворити | Месть и погубити

Вы люте.

Праведен бо Бог есть, | И неправды в нем несть,

Правду возлюби той, — | Праведен суд и твой

Да будет!

Аще тя прелщает | Мзда и помрачает,

То помысли, яко | Оставиши всяко

Вся вскоре.

Мзды ли чюждь ты еси, | И Бога в небеси

Боишися свята, | То и дела клята

Стрегися.

Вся зри оком твоим, | Вся и суди своим

Разумом, а злаго | Не слушай чюждаго

Совета.

Мнози бо клевещут, | Яко пси зли врещут

Ложная вам во уши, | И топят тем душы

В грех вашя.

Тем отнюд не буди, | Слушаяй в чем люди,

Но сам вся святою | Суди правотою

Самою.

Едина бо вечна, | Свята, безконечна

Пред Богом во веки | И пред человеки

Есть правда.

Прочая жь преходна | И зело безгодна

И непостоянна | Суть и окаянна

Вся в мире.

Самая бо царства, | В мире государства

Скор конец си знают, | Ибо изменяют

Ся дивне.

Колики бо страны | И вещи избраны

От начала света | И в днешняя лета

Вся погибнут,

Яко Вавилонско | Или Македонско.

Где суть ныне царства, | Силы и державства

Сих грозны?

Где власть ассирийска, | Греческа и римска

Велия держава, | Монархов их слава

Над весь свет?

Вся бо мира тая | Минуша благая,

Яко и своима | Зрим мы днесь очима

Суетства.

И что хощем зрети | Или что имети

В мире можем благо, | Кроме бо в нем злаго?

Ничто же!

Полн той стенания, | Полн воздыхания,

Несть в нем веселия, | Много же велия

Печали.

Поне бедства многа | Снедают убога,

Яко не весть всяко, | В злом мире жизнь како

Прежити.

Выну воздыхает | И горце рыдает,

«Ох, ох, ох!» — вещает, | От сердца взывает:

«Увы мне!»

Истинно «ох» тому | И «увы» бедному

Жити человеку | Жизнь свою в сем веку

Суетном.

Иже излишних чюждь, | Но едва самых нуждь

Может про дом себе; | Жены, чад к потребе

Стяжати.

А часто бывает, | Яко недостает

И самых нуждь в дому. | Горе, горе тому

Жизнь сия!

Паче же иному | И самого дому

Во обитание несть. | Ох, сугубое есть

Тем горе!

Мнози же в толице | Горе превелице

Мира обитают | И зле ся скитают

Людие.

Вем же убо, яко | Тех ни един всяко

Послужити Богу | Восхощет за многу

Мзду вечну.

Но яко начати, | Тако всяк кончати

Хощет своя лета | В злых суетах света

Сей жизни.

И страждут то мнози | В мире сем убози,

Временных лишени | И ниже вселени

В вечная.

О прелести света | Коль сугуба тщета

Сицевым бывает, | Зле бо ся ругает

Им мир сей.

Зде бо жизнь их горе, | Онамо же море

Родства огненнаго, | Неугасимаго

Пожрет.

Разверзи ушеса | И внуши словеса,

Яже глаголати | Имам и вещати

О славных.

В богатстве бо сущим, | Честь, славу имущым,

И тем не велия | В мире веселия

Бывают.

Ибо от убога | Вящая злая многа

Страждут, зде живуще | И ничто имуще

Весело.

Выну бо печали | Велицы и мали

Сердца их снедают | И зелне терзают

Утробы.

Сущым в славном чину | Безпокойство выну

И опасение | От царска велие

Им гнева.

Мыслит выну всяко, | Дабы вомог како

Царю ся явити | И подручным быти

Угоден.

Не рад имению, | Честь, славу велию

Всяко презирает, | Но паче желает

Покоя.

И купецка чина | Сущих всех кручина,

Скорбь, туга снедает, | И бедна бывает

Жизнь оных.

В путех от разбоя, | Нужды, зимы, зноя,

И вод в преплытии, | Дому в отбытии

Их далнем.

Страждут то, а в путь[1158] ли | Не ведают купли,

Чаще бо убыток | Им, неже прибыток

Бывает.

Чем еще убози | Люди имут мнози

Многу си отраду | И сердцу охладу

От сует —

Противу богата? | Несть бо кому злата,

Ниже имения, — | Без спопечения

Спит болши.

Буйства же мирскаго | И мятежа злаго,

Крамол душегубных, | Всяких дел плутных

Не леть[1159] есть

Кому исписати, | Ни изглаголати,

Яже в мире сущих | И мира ищущих

Обдержат.

Но оле нам, оле! | В сем плача юдоле

Коль горко есть жити! | Лучше бы не быти

Рожденным.

Дабы сей печали | Мира не познали

И, рождьшеся мали, | Почто ся не взяли

На он светь?

Дабы зла избыли | И жизнь получили,

Еяже стяжати | От днесь и прияти

Потщимся.

О Христе сладчайший, | Иисусе дражайший,

Царь и Творец веков, | Грешных человеков

Питатель!

На кресте страдавый | И кровь излиявый,

Хотя свободити | Мир и искупити

От клятвы,

Чрез святыя раны, | Яже приял за ны,

Даждь нам поизлише | Свою милость свыше,

Наш Боже!

Даждь выну желати | Твоя поминати

Пречистыя страсти, | Мира же напасти

Избыти.

Да мира избывше | И в жизнь ся вселивше,

Имамы хвалити | И благодарити

Тя сице:

Свят, свят, свят сый еси, | Царствуяй в небеси,

Царь и Господь славы, | Во век века хвалы

Достойный!

Тебе бо едину | Богу славу Сыну

С Отцем безначалным | И самоначалным

Ти Духом,

От всех хваление | И поклонение,

Царство, сило, слава, | Честь же и держава

Да будет,

От земных и горних | И от сущих в долних,

Днесь и присно вечно, | Века безконечно

В век аминь.

О СМЕРТИ{76}

О смерте злосливая и гневливая,

всем живущим человеком немилая!

Что ты, яко тать в нощи, тихо ходиши

и без проповеди[1160] тайно приходиши

Неготова мене заставаеши

и любимое мое отимаеши?

В нечаяние[1161] всего мя обнажила

и между смрадными трупы положила,

Недвижима еси мене показала

и неразрешимым поясом связала.

О смерте гневливая и злосливая,

на плач мой и слезы не жалосливая!

Что себе прибытка во мне получила,

еже мене с телом моим разлучила?

Сродницы и любими зелне плачут,

а врази мои ныне радостно скачут.

Приятели мои далече осташа,

якобы уже и незнаеми сташа.

Друзи и ближни гроб мой златом крыют,

а инии глубокую яму рыют.

О смерте страшливая и злосливая,

слепая, глухая, немилостивая!

Вчера были слуги ордами за мною,

а ныне несть ни единаго со мною.

Но токмо они днесь в том послужили,

что мя в темный гроб на веки положили,

Землею убо и каменем покрыли,

дабы мене тамо черви расточили.

И тако мое веселие минуло,

богатство и слава навеки уснуло,

О смерте немилосердая и злая,

страшнообразнейшая и неблагая!

Что ты мене рано еще уморила,

двоякое диво на мне сотворила?

Кому мое имение и полаты,

сосуды сребрены и одежды златы?

Краснии мои сади и винограды

днесь твоими ногами вси потоптаны,

Преминули ми радостотворных смехи

и всякия мусикийския утехи.

О смерте несытая и прелютая,

неблагодарнейшая и злолютая!

Вем убо, вем, яко не мною начало,

но всем дело твое зело огорчало.

На всех ты преострый мечь вообнажила,

и тем сильных света сего положила,

Богатых и славных на веки побрала

и под ноги свои равно потоптала.

Всех еси, смерте, под солнцем покосила

и купно вся со земным прахом смесила.

О смерте непобедимая, гордая,

жестоконравная и непокорная!

Вси от тебе стрелою люте уязвлени

и во вечной темнице и затвержени.

Горко рыдаю и плачу, а ты не зриши,

кричу и молю, а ты свое твориши,

Дееши красоту мою безобразну,

тлению и персти месиш сообразну.

Милостивно, смерте, не поглядаеши

и от плача ушеса своя затыкаеши.

Где убо ныне бывши миролюбцы,

славныя и лакомыя златолюбцы?

Где ныне во премудростех спеющии,

дивная и преславная деющии,

Иже яко свет в жизни своей сияли,

разумом и красотою лиц блистали?

Твоим, смерте, мечем вси испресечени

и во тме непросветимой заключени.

Веселящиеся богатствы многими,

вси и те смесишася со убогими.

Где ныне гордо возвышающися

и лакомствы си насыщающися?

Вси от тебе, смерте, потребишася

и без памяти вечно погубишася.

Где главныя великопородныя паны?

Устроила еси их яко болваны.

О смерте, велми есть страшна память твоя,

трепещет убо тело и душа моя!

Везде ты, смерте, выну притекаеши

и никого никако обтекаеши.

Ты царем златыя венцы отимаеш

и главы их без милости отсекаеш.

Ты дивных князей и боляр извергаешь

и во темныя гробища засылаешь.

Воеводам ты булавы отбиваешь

и недвижима до гроба провождаеш.

Ты сладкоглаголивый язык связуеш

и безсловесна пред всеми показуеш,

Премудрых философов без ума дееш

во вечное молчание одееш.

Где, иже светло и весело почили?

Всех их тамо уже черви росточили.

Силных исполинов от света згонила[1162]

и в небытие всех еси изгонила,

Злым смехотворцем истлила еси губы,

и насилу осталися ли и зубы!

О смерте, приход твой зело есть страшливы

и час исхода смутливы и плачливы!

Без проповеди нас, яко тать, крадеши

и у всякого на гортани сядеши.

Молодости и красоты не знаеши,

жалости же и милости не маеши[1163],

Богатства и славы не разсмотряеши,

нищеты же, бедности не созерцаеши,

В радости и здравии обираеши,

во скорби же и гною[1164] не гнушаеши.

Несть тебе потребно воздыхание,

ни многослезное лияние.

Великих и малых в равенстве береши

и тако помалу и всех преведеши[1165].

Брала еси, смерте, от начала века,

дойдеши же и до последняго человека.

Зрите, людие христоименитии,

во всех чинех, простьцы и знаменитии!

Кто от вас ныне умрет, вы провождайте,

а о своей смерти выну разсуждайте,

Пришествия ея всегда ожидайте

и всякаго греха себе соблюдайте.

Ко Богу воздевайте в молитвах руки,

дабы вас избавил от вечныя муки.

ЛЕСТВИЦА К НЕБЕСИ[1166] ЧЕТВЕРОПОЛОЖСЯ[1167], ИЖЕ ЕСТЬ ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТЫРЕХ ПОСЛЕДНИХ ВЕЩЕЙ, РИФМАМИ КРАТКО ОПИСАННАЯ{77}

Непостижиме щедры и всеблаги Боже!

Десница всесилная мне днесь да поможе

Сия благоначинати, тако совершити.

Смерть, суд, геенна, царство, еже имать быти,

Обаче земним умом не суть описанна

в геенне мука, в небе радость несказанна.

Плачи и рыдай горко, свете окаянне,

пленицами[1168] грех многих отвсюду связанне,

Виждь и внемли, что ти днесь есть уготовленно,

се ти к познанию да будет явленно.

ВЕРШИ ЕДИНОДЕСЯТОГО СЛОГУ

СМЕРТЬ

Кто похвалится ныне на сей земли быти,

иже бы могл в телеси безсмертно пожити?

Никто. Но, взят от персти, в туже возвратится,

по глаголу пророка всяк тамо явится.

Александр Македонски славны воин бяше,

уби цари крепкия, смерти не можаше.

Смирил, пленил многия даже от Востока

до мрачнаго Запада и моря глубока,

Восхоте странам света всем господьствовати,

славы себе земныя желая взыскати.

Кая полза бысть ему в свете слава сия,

понеже есть смертию усеченна выя?

Царие, власти, князи премногой державы

лишаются смертию временныя славы.

Гектор от града Трои крепки есть во брани,

силным людем смертныя налагаше раны,

Сопротивныя полки убил воинственно,

одолеваше врагом всегда мужественно.

Противу смертной силы не могуще стати,

ниже я воинскима ногама попрати,

Сам оружием ся оста убиенний,[1169]

в место персти малое на мног час вселенны.

Аннебаль вождь,[1170] ветхаго[1171] Рима разоритель

и многих стран на земли жестоки пленитель,

Пленника смерть таяжде себе сотворила,

до дне часа страшнаго тело в гроб вселила.

О Ксерксе, царе перском, неудобь молчати,[1172]

разумную о нем вещь чту ся поведати.

Внегда с вои многими во поле изыде,

на высокия холми видети я вниде,

Обращся к предстоящим, с плачем глаголаше

сие слова, от скорби зелной вопияше:

«Коль многая воинства суть и безчисленна,

по немнозе смертию будут убиенна!»

Силни от силы смертной вси изнемогоша,

со оружием своим язвенни падоша.

Мнози крепци, премудри на свете семь быша,

не убо горкой смерти во веки избыша[1173],

Всех острою косою усекну во главу,

погуби их со шумом суетную славу,

Удивление свету Самсон сотворивши,

единою щекою[1174] тысящи убивши,[1175]

Паде на оружие смертное, скончася,

смерти силной победа и на нем познася.

Кроме того, иже ся на свет не раждает

и матере своея утробы не знает,

Смерти лютой таковый никогда хранится,

раны, общой всем земным, смертной не боится.

Всякого бо возвраста не щадит смерть тая,

на всех светожителей является злая,

Незлобивую юность, процветшую леты,

посекает, якоже в вертограде[1176] цветы.

И средних лет живуща в мире человека

от жизни сей изгонит во гроб у полвека.

Подносить оружие и на честну старость,

побивает такожде, якоже и младость.

Жнет, идеже не сеет,[1177] жизни нашей класи,

исторгает главнии[1178] человеков власи,

Бдит, ходить безпрестанно, ниже усыпает,

ищуще восхитити, аки лев рыкает:

«Кто есть раб и владыка, царь, князь или воин,

тоея моей казни быти есть достин».

Несть живущаго в свете, не узревша смерти.

но язвенно от нея всякому умерти.

Како, недоумею, имам ю назвати,

евангелисти словес хощу испытати,

Иже божиим духом так свидетелствует:

«не входяй в дверь разбойник и тать»,[1179] — повествует.

Тать, разбойник смерть сия и мне мнится быти,

в бездверие понеже навыкла ходити.

Не толкущи[1180], в храмину во тайне приходит,

на что люта пришла есть, тоеже и творит,

Не зрит ни на заклепи[1181], ниже на огради,

течет прямо, жестока, убития ради,

Что убо, земленнии[1182], на свете сотворим,

егда горкия смерти ничим не умолим?

Не требует богатства, сребра, ниже злата,

точию на тление всех кладет до блата,

На самих святителей руце простирает

и, снемше диядими, во гроб низлагает.

Такожде и от стражей никто может знати,

како аки тать вниде в царския полати

И, вземше драгоценну от царя порфиру,

красоту венца от каменя самфиру,

Опровергши на землю фрон, или столицу[1183],

самого посаждает гроба во темницу.

Якоже наперснику Христову[1184] явися

конь блед и сидя на нем — се есть смерть — открыся,

По нейже ад, темности гроб последоваше,

сиего видения зело ужасаше,

Бегает по вселенной, люте побивает,

вместо мяхкаго одра в темны гроб влагает.

Искони век смертную сию чашу пиют,

согрешивше в Адаме, реки крове лиют.

Дана ей власть от Бога, да всем господьствует,

сего ради жестоко началствует.

Воистинну суету видим мира сего,

исчезаем, смертнии, внезапу от него,

Ныне живем, а вскоре телом умираем,

всуе света к суете сердце прилагаем.

Кому в притче Христове человек подобный?[1185]

Плодом земным насыщен мужь непреподобны,

Емуже изобилно нива угобзися[1186],

в сей надежду имея, ума си лишися.

Никогда неминущей смерти помышляше,

неисчетну долготу дней своих чаяше.

Всегда буи и несмысленни глаголаша в себе:

«Богатому мне сущу, множае не требе,

Что сотворю — имею умноженны плоды,

жить буду с веселием в премногия годы.

Реку ко души моей: яждь, пий и веселися,

почивай и торжествуй, радость ти явися».

Что же ему за глас бысть: «О рабе лукавый,

развращение безумие, грешниче неправый!

Вскую[1187] на временная сия уповаешь?

Сея нощи душею люте умираешь!

Плод же кому останет, прокляте, не веси,

внегда дух твой истяжут прелестник беси».

Иже многим богатством зде изобилует,

буйству сего грешника да не поревнует,

Но страннаго[1188] зде себе всяк да помышляет,

и пришелца в семь свете лестном да познаеть.

Ныне бо о множестве злата веселится,

утро же, лишен сего, в персть земли вселится.

Человеку, любящу временне благая, —

восприемлет напрасно безконечно злая.

Убиется смертию прегоркою грешний,

снидет на плачь и горесть тяжку во ад вечный.

Яко вода текуща вспять не возвратится,

подобне смерть, на кого егда устремится,

Ни бысть, ни есть, ни будет никтоже от века,

егоже не побиет аки человека.

Во темноту смертнаго гроба всех вселяет,

богатаго и нищаго тамо вмещает.

Даниила от уст лвов цела сохранивый,

Иону от морскаго зверя избавивый,[1189]

Спаси мя, Боже, Творче, смертоносна яда,

снабди от люта зверя — геенскаго ада,

Идеже вторая смерть вечна обитает,

сицевою умерий[1190] во веки рыдает.

Иже прохлажд отроки в пещи вавилонской[1191]

и извел еси Лота з пагубы содомской,[1192]

Изведи мя от пекла пламене огненна,

да будет твоя слава во век прославленна!

Коль горка есть смерть, вечна и ужасна зело,

которая томит душу и скверное тело!

Восплачем, возрыдаем, да возвеселимся,

жизни неудаленнии, смерти да лишимся.

Волную[1193] смерть на кресте, Христе, претерпевый,

род от ада смертнаго падши свободивый,

Темже не даждь и мене смерти, окаянна,

за множества грех многих мерзска, отчаянна

В горести души моей аз вопию к тебе:

подай помощь, живущи в высоком небе!

Призри на смирение молитвы моея,

не удали от грешна милости своея,

Блюди от смерти душу, грехми умерщвленну,

да улучить ко жизни на стезю спасенну.

Плача неутолима смертна избави мя,

страдания вечнаго, Христе мой, спаси мя,

Прийди на взыскание мене заблужденна,

молю, небеси небес тя превознесенна.

Скоро, скоро погибох — предвари, потщися,

егда уже час смертный ко мне приближися,

Изми от оружия смерти изощренна,

хранить от язвы вечной учини спасенна.

Аще в кий час смерть сия вечна помянется,

толикаго трепета кто не ужаснется,

Юже ни ум человек может постигнути,

ниже язык изрещи о горести люти,

Да не погибну, молю, милосердны Христе,

Царю веков безсмертный, едине пречисте,

Даждь со ангелы тебе песнь сию воспевати,

буди от всех хваленный на век прославляти.

СУД

Грядет час Суда и кончина лета,

Прийдет погибель вскоре сего света.

Вострубит труба ангел велегласно,

Возбудит спящих от гробов напрасно,

Телеса мертвых востанут от праха,

Будет в то время всяк исполнен страха:

От зверей лютых в пустыни съеденни,

В пучине морстей люди утоплении,

Огнем сожжени тогда вси явятся,

Скончании гладом тамо обратятся,

Всяко колено — неверни, погани,

Предстанут страсти и вси християни.

Солнце и луна от яснаго зрака

Вместо светлости наполнятся мрака,

Звезды от тверди небесныя спадут,

Светила нощи сияти престанут,

Небо свиется[1194] яко одежда тленна,

В оное время будут вся отменна.

Оскверненная земля воспламенится,

Пламенем огня всюду возгорится.

Сядет судити на облаце славы

Царь царствующих и Господь господьствующих.

Якоже пастырь овцы разлучает

От козлищь, купно не соединяет,

Тако и Пастырь сотворить небесны,

Разно люд людски поставит телесны:

В десне[1195] праведних, грешних ошуюю[1196],

Даст муку грешним, мзду правым благую.

Книги разгнутся, всяк увидит дело,

Что сотворило злосмрадное тело.

Во мгновении ока осудятся,

Оле грешницы, где тамо явятся!

Нелицемерний Суд будет Господний,

Скверных отошлет во ад преисподний.

Имея веру и любовь ко Богу,

Обрящет тогда благодать премногу,

Судящи сиру и убогу прямо,

Не осуждении появится тамо.

Кто может судбы Божия сказати,

Егда ангелы не возмогут знати,

В кий час и время тайна будет сия,

Праведным радость, скорби грешным злыя.

Един Бог токмо благоволи тако,

Да чаем Суда вси на время всяко.

Всяк от дел добрых своих оправдится,

Мерзостны грешник тамо осудится.

Что аз, отчаян, болше ожидаю?

Точию муки; почто согрешаю?

Ждет мя вечная пагуба огненна,

От Бога Слова за грех удаленна.

Како Божию лицу появлюся?

Не имущь брачной одежди,[1197] стыжуся.

Советом злаго змия обнаженний,

В отчаянии лежу посрамленний.

Враг раздра Богом одежду истканну,

В ризу смертную облече раздранну.

Како, безстудны, в той день отвещаю,

Понеже винна Богу себе знаю?

Никогда чаю Судии предстати,

Во дни и в нощи навык согрешати.

Повем и притчу о мужи едину,

Иже той суда не бояся выну,

Токмо любитель бяше сего света,

Мняще жить себе в премногие лета.

Со стяжанием радость имеяше,

Всякие злобы зело исполняше,

На всяк день светло з други веселяся,

Никогда Бога, безумны, бояся.

Им в полате небо сотворенно,

Солнцем, луною, звездами украшенно.

Гордым до небес умом вознесеся.

Дивна вещь — тако последи спасеся.

Бог всемогущи, Творец всея твари,

Крепки, велики над земными цари,

Хотяще грешну прийти в совершенство,

В вышнем Сионе получить блаженство,

Во едину нощь богатому спящу,

На мяхком одре телесне лежащу,

С высоты бысть глас, сице глаголющи,

Слышащи во сне — к нему вопиющи:

«Сыне пагубы, конец приближися,

Семо[1198] судищу, грешниче, явися!»

Абие[1199] душа изыйде от тела,

егоже скверни дом себе имела,

Нача горкими слезами рыдати,

Сими словесы плоть скверну стязати.

ПРЯ МЕЖДУ ТЕЛОМ И ДУШЕЮ

Душа

Тело смрадное, что днесь помышляешь,

Еще ли грешне жити в мире чаешь?

Ныне гнев Божий на тя разъярися,

Почто в тя корень грех многих вселися.

Приспело время суднаго ти часа,

Не услышиши в онь благаго гласа,

Лежиши ныне, исполненно смрада,

Осужденное, снийдеши до ада,

Идеже муки терпети во веки

3 грешными будешь тамо человеки.

Где ныне друзи, что тя оставиша,

Вскую обычно прийти замедлиша?

Всяк тя безгласну днесь плоть презирает,

Понеже паки востати не чает.

Вчера бо еси в власти пребывала,

Грехом по всяк час себе убивала,

Мимошедшая слава сего мира,

Всякого вечно сотворяет сира,

Видиши, что ти богатство ползует?

В радости место сию скорбь дарует.

Где украшенна бисери одежда?

Погибе твоя в богатстве надежда.

Вся бо сия днесь вскоре изгибоша,

Яко дым огня — тако исчезоша.

О окаянна плоть и оскверненна!

Суетным светом будущи прелщенна,

Что возглаголешь или отвещаешь?

Судии-Творцу днесь ся ужасаешь,

Иже власть имать воврещи в геенну

Тебе, злобою грехов помраченну.

Пред лицем твоим, тело, обличу тя,

Грехми твоими скверно укорю тя,

Что заповеди Божия отложши,

Противитися врагом изнемогши,

Ходящей грехов в пространние пути,

Праведно, о плоть моя, досажду ти.

Се ти зеница очес заключися,

Лице от зрака перва изменися,

Уста неправди твоя умолкоша,

Уды с составы твоими умроша.

В путь погибелны ходящие нозе

Будут на веки в болезни мнозе.

Чрево несытно, хотящее сласти,

Утолстевше на временной власти,

Снийдет в геенну на вечныя муки,

И кто избавить мщения от руки?

Дастся гортани сосуд неоскудны,

Исполнен серы кипящей, в День Судны,

Ярости чашу Божия испиет.

Всех тако грешних Судия убиет.

Тело

Кто се сверепо днесь ко мне вещает,

Ложь и неправду на мя поведает,

Вину толику всуе прилагает,

Судом, мукою вечною стращает?

Чии словеса во уши прийдоша,

Умерщвленную плоть мя ужасоша?

Ты ли, о душе моя, глаголеши,

Напрасну на мя клевету влечеши?

Противу сего имам отвещати:

О, той лжи сосуд неоскудны!

Вестно ти буди, разумей, колику

Вину на себе узриши велику.

Вся ти по ряду глаголати буду:

Повинна болше явитися суду,

Не обрящется притча ни едина,

Иже бы раб был болши господина;

Повеленное всегда сотворяет,

Еже повелит, то соделовает.

Аз тебе, душе, подобне врученно,

От Творца твари в раба приставленно,

Да тебе во всем рабски послушаю,

В повелении твоем пребываю.

Аки челюсти мску[1200] что востягает,

На хотение его не пущает,

Тако и тебе, душе, подобаше,

Вскую от грехов мя не воздержаше.

Внегда восхотех сластем работати,

Добре бысть постом труды умерщвляти.

Ничим же иным, токмо вещми сими

Страсти бывают тела укротими.

Аще кто бремя тако налагает,

Тело мучений вечных избавляет.

Тебе, толика блага не творящей,

Будешь со мною в геенне горящей.

Довлеет ми днесь вотще испущати

Словеса от уст; время есть престати:

Зане надежды отнюдь не имамы

Избыти суда, суще со грехами.

Душа

Люте мне ныне, ничтоже творившей,

Купно во мире с плотию бывшей!

Грехам мя своим присовокупляет,

Бедну, невинну душу ужасает.

Права бех, чиста; плоти примешенна,

Ея делами днесь порабощенна.

Неба и земли искони Творитель,

Неоскверненну созда мя Зиждитель,

Добродетели светом просвети мя,

Непорочную от грех сотвори мя.

Злобы никако в себе обретаю,

Почто с тобою купно муки чаю?

Ты, плоть, убийца и враг мой досадны,

Гнев подвигнувша божий днес нещадны,

Проклята есмь аз в творениях твоих.

Лишенна хвалы и радостей многих,

Вся злая прийму вечно тебе ради,

Осужденная буду без отрады,

Лучши бых прежде не была на свете.

Неже с тобою во злобном ответе.

Како Господу Богу отвещаем?

Се во век веков во ад умираем.

Ризы спасенний есми обнаженны,

Огня пламенем будем облечении,

Покрыет мене и тебе огненна,

Уготованна всем врагом геенна.

Покаяние по смерти есть ложно,

Души к телеси бысть паки несть можно,

Единыжды аще грешник умирает,

Милость Божия на нем не бывает.

Ныне познаю, яко месть от Бога

Будет грешником без конца премнога.

И мы с тобою во аде явимся,

В сем втором веку не возвеселимся.

Тело

Суд Божий — правда, мы есми не правы,

Грех ради наших пред Господем славы.

По делом нашим будет нас судити,

Мне же и тебе восхощет отмстити.

Мзда нам благая ни есть ни едина,

Токмо гнев, ярость Божияго Сына,

Днесь спасение от нас удалися,

Душе, со мною горце восплачися!

Месть нас Божия обоих постигнет,

Надежда наша в век веков погибнет,

К избавлению ничтоже успеет.

Прение сие нам ныне довлеет.

Внегдаже тако себе глаголаша,

Внезапу Суду Божию предсташа.

Рече им Господь с яростию слово:

«Се вам есть место в геенне готово,

В пламень и пропасть от мене идите,

Безконечную муку претерпите!

Алчну ми ясти не хотяща дати,[1201]

Не возможете за то мзды прияти,

Или от жажды уста изосхоша,

Напоити мя жаждна не могоша.

Страннаго, в дом свой мене не приясте,

От путних трудов почити не даете,

Устыдестеся[1202], наготою суща,

Не приодесте[1203] ризы не имуща,

Лежах немощен, вы же мя презреша,

Был еслгь в темнице — и не посетиша».

Сице же душа и тело отвещаша,

Права Судию истинна познаша,

Реша: «Господи, видехом тя когда

Алчнаго ясти, не подахом тогда;

Или жаждуща в кий час тя видехом,

Воды студени дати не хотехом.

Странствующаго под кров не прияхом

Утружденну ти покоя не дахом,

Ниже немощи покрыть восхотели,

Милосердия на тя не имели».

Отвеща же им Господь Вседержитель,

Милуяй грешных всеблаги Зиждитель:

«Когда от менших блага едину

Не сотвористе, ниже мне самому»

Вскоре демони во образе страшнем

Ту же предсташа, и зело ужаснем,

ихже мерзости никто написати

«Нашь еси ныне, любезны приятель,

Жития с нами вечнаго искатель,

Обрати оце, что ти зготованно,

Воздаяние неизглаголанно!»

Егдаже спящи виде, — трепеташе,

Воспрянув от сна, надолзе стеняше.

Потом возопий: «О всещедры Боже!

От сего страха дух мой изнеможе;

Не вем, что сия страсти знаменуют.

Или дни моих конец извествуют?

Ти злобы грешных победити можешь,

Милосердием спасти грешна хощешь.

Согреших, Отче благи, пред тобою,

Умножишася греси предо мною,

Вопиющаго с плачем не презри мя,

Покаянием от зла очисти мя!

Познах днесь, яко можешь укротити

Гнев свой, и милость грешному явити;

Устрой вещь сию о мне, недостойном,

Да буду жити на месте покойном,

Якоже благости зде накажи мя,

Но геенскаго огня избави мя.

Благодарствие тебе возсылаю,

С сокрушением сердца воздыхаю,

Яко изволи тако сотворити,

В сию нощь гнев свой и месть отвратити!»

Воста от одра, плача умиленно,

Милости прося от Бога смиренно,

Возможет, ниже устами сказати.

Тело и душу осужденну взяша,

В геенски пламень на муки пояша.

Егдаже люте оныя несоша,

Прочий беси встреть сим изыдоша.

Многая оних полки,

Преисподния собрашася волки.

Начаша гласом велиим рыкати,

Грешному сему тако досаждати:

Подаждь, дондеже[1204] буду в мире жити.

Егдаже дние мои умалятся[1205],

Щедроты твоя, Боже, да явятся;

И число веку моего свершится.

Плачу, вопию, сердцем болезную,

Да в суд не прийду, щедре милоствую.

Якоже девы мудре сотвориша,

Светила своя в нощи украсиша,

Возненавиде, яже суть мирская,

Возжделе себе в небесех благая.

Попра ногами ризу многоценну,

Желая в небе получить нетленну,

Прият рубища, изыйде от дому,

Хотящь послужить Богу единому,

Мира и сластей сего отщетися[1206],

На спасение в пустыню вселися.

Тамо Господу добре угождаша,

На радость благу кончину прияша.

Не давый сему, Христе, погибнути.

Смири мя, Творче, благо да живу ти!

На спасения пути мя настави,

Окаянное житие исправи,

Угодно тебе подаждь содевати,

На всяко время тебе величати,

Вечер и утро хвалу ти творити,

Во стретение тебе изыйдоша,

В чертог на браки готови внидоша,[1207] —

Подобие мене сподоби творити,

Огнь любве в сердце моем разъярити.

Когда напрасно прийдеши, женише,

Благодать поели мне, грешному, свыше,

Светилник сердца да не угасает,

На всяк час тебе, Судию, да чает.

Даждь ми бодренно, Христе, ти усрести[1208],

Радость в небесном чертозе обрести.

Не повеждь гласа з гневом таковаго,

Молю Господа блага единаго:

«Не вем тя, иди во пламень геенны!»[1209]

Просить усердно раб твой отчужденны:

Вне врать небесных да не обрящуся,

За благость твою в небе да явлюся,

Во триех лицех Отца же и Сына

Со Святым Духом буди честь едина.

ГЕЕННА

Горе, горе, трикраты глаголю — о горе!

Геенское на грешных волнуется море

Сверепеет жестоко бурними волнами,

в несытную глубину пожрет со грехами.

Полна земле мерзости, восхощи слышати

словеса си во уши потщися внимати;

И живущи в тебе сему да ревнуют,

который душею, телом жителствуют;

Приклонить на глас сей ушеса тщалива[1210],

кого свет сей содержит в себе еще жива!

Приклонить на ползу, яже глаголати

начну, во слух о муках будущих вещати.

Мука отчаяния скоро приближится,

в нейже плоть з духом своим скверная явится.

Прейдут сия две части, яже суть реченна,

но вящая страсть будет всем врагом геенна.

Будет оной начало, кончины не меет,

упадшему же тамо ничтоже успеет,

Ниже отец чад своих, болезненна мати

от вечныя горести возмогут спасати;

Ни чада родителей з геенни ужасной,

лютой, неутолимой изведут и страшной.

Несть чаяния грешным во огни горящем,

злосмрадною серою, смолою кипящем;

Но без конца с душею и телом горети.

в неисчетное время ту муки терпети.

Аще бы человецы, иже обитают

в мире и в плоти своей дух животен[1211] мают,

Богатство требующим свое расточили,

дабы душу грешную ада искупили!

Никакоже возможно сего сотворити,

грешной души за цену геенны избыти.

Прежде морска глубина дно свое открыет,

и огнь воду хладную от себе излиет,

Светозарное небо человек измерит, —

сему же неудобству всяк лучши да верит, —

Нежели души страстной спастися мучений,

грех ради воздаянних Господьних отмщений.

Елико благ Создатель человеку праву,

толико зол бывает грешнику сквернаву.

Сему даст почесть венца в пресветлом Сионе,

грешника же посадит в темном Вавилоне,[1212]

Идеже змий прелестни — демон обитает,

связаний на погибель узами, страждает.

Ту будет плачь и скрежет, вопль неутолимы,

егда снийдут грешни во огнь неугасимы,

Восплачут от болезни, небеси лишенны,

туги отчаяния вечной наполнении.

Поскрежещут от огня палима зубами,

страдание терпяще духом, телесами.

Ничтоже услышит ся, токмо рыдание,

болезненно в геенне на век стенание.

Люте рекут грешни в пламени будущим,

кончине сей пагубе никогда имущим:

«Почто болезненная материя утроба

вместо потемненнаго не бяше нам гроба?

Проклят день той, нощь и час, в онже ся рождахом,

дух животны и тело от ложесн прияхом!»

Тако будут грешницы во огни рыдати,

отца своего, матерь в муках проклинати:

«Дабысте[1213] ся в камени были претворили,

нежели нас в бездну огня породили.

Тяжка нам ныне болезнь и неутолима,

страсть вечную приемшим огня негасима.

Кто нам, грешним, поможет, есми отчаянии,

в жупел ада падши, бесом зготованни!»

Пространни путь, вводящи в пламень нестерпимы,

человеки грешныя несытно палимы;

Стопы беззаконнаго в нем не пояолзнутся,

человек окаянных нозе не поткнутся,

Безпреткновенно ведет во отхлань[1214] геенны,

ходящий сим путем будут поглощенны.

От пути истиннаго во ад заблуждают,

вшедши в онь греховне, во веки рыдают.

Притча Иисус Христова подобне являет,

человека богата суща возвещает,

Который по пути адском в телеси хождаше,

в пространстве онаго всегда ликоваше.

Единыя утробы имееши брата,

ненавиде убога, изверже за врата,

Иже умре, достиже прекраснаго рая,

на лоне Авраама восприя благая.[1215]

Бывшу же и богату на путном пространстве,

ходящему во всяком грехов окаянстве,

Внезапу бысть беси люте восхищении,

в пламень огня геенска на веки вержени,

Идеже, егда муки тяжкия прияше,

узревше Авраама в рай, вопияше:

«О, отче Авраамле, простри свое око,

виждь мя в вечном пламени лежаща глубоко,

Терпящаго безмерно сей геенски пламень,

понреннаго в глубину, аки тяшки камень!

Услыши мя, мой отче, и даждь ми отраду,

поели брата моего подати охладу,

Да омочит перст в море десницы своея

и устудит язык мой з благости твоея!»

Тщетное богатаго бяше прошение,

понеже последнее блага лишение.

Кая полза, отрада в глубочайшем аде?!

Но в лютости пламене быти, не в охладе,

Вечна безконечная времена рыдати,

врагом, Богу противным, в той бездне страдати.

Непостижна есть вечность земленными умы,

ниже самих ангелов благими разумы,

Толко сие всяк себе может разумети:

безконечной вечности безконечно быти;

Яже в муках геенских жилище имеет,

на грешныя таможде зело сверепеет.

Аще бы з неищетна песка, иже в мори,

были сотворенныя под небеса горы,

Дабы ангел приходил на лето едино,

брал по праху[1216] и носил на пространство ино,

Неисчетному песку конец бы явился,

ангелом бы в иное место преносился, —

Мукб смертной пагубы не будет кончина,

но грешником во аде есть вечность едина.

Восплачут, возсетуют на вечное время,

болезни несказанной отяхчит их бремя.

О вечности! Колико еси глубочайша,

падшим в жупел геенски грешником тяжчаиша,

Различная мерзостным мука в век будущи,

при кончине световой вскоре грядущи.

Иже который человек враг Богу бывает,

по всяки час и время Творцу досаждает,

По стези соблазненной со противни ходить,

заповедей Господних и воли не творить, —

Достояния муку таковы восприймет,

на вечную тяготу скорбь в вечную прийдет,

Идеже мук сотворил Господь безчисленно

на грешныя, нам ныне есть неизреченно.

Ту алчба, глад стужими ими обладает,

разну за грех сотворши всяк беду страждает.

Грешницы ту терзати скверна будут тела,

хотящи сытости, восплачут до зела,

Мраз вечныя пагубы грешным одолеет,

лютость свою и крепость на веки открыет.

Умучит досадныя Богу человеки Богу,

си идящи обрящут в нем тяжесть премногу.

Червь неусыпаемы востанет движимый,

язву вечну и болезнь зелную творимый,

Не умрет никогдаже, но имать снедати,

тела в непроходное время угрызати.

Люте будущу тамо погибелну сьшу,

в отчаянии вечном страждущему выну.

Демонов вселукавых, Богом побежденных,

гордынею в пламень вечны воверженных,

Сожитие явится на вечныя веки

с погиблшими грешными тамо человеки.

Живущий на свете сем, тяжце восплачися

и смиренным к Богу сердцем обратися!

От очию твоею пусти слез источник,

да будет ти в лютое время Бог помощник,

И его тя крепкая десница заступит,

в преисподни ад вечной смерти не погубит.

СЕДМЬ ГРЕХОВ ГЛАВНЕЙШИХ[1217]

1. Блюди себе гордости, в погибель ведущой

падения в геенну по всяк час ищущой,

Яже богомерская ада наследствует,

вечными временами тамо болезнует.

Всяк, иж гордынею мерскою несется,

скорейшим падением в бездну низвержется.

Вознесыйся к небеси, в геенну снийдет,

оттуду, окаянни, никогда изыйдет.

Равен кедру ливанску иже быти тщится,

место его гдеже бысть вскоре не явится.

Сей бо стремглав достигнет ада преисподня,

гнев и ярость убиет точнаго[1218] Господня.

2. Лакомство[1219] — враг лукавы Создателю всего;

подобную первому приймет месть от него,

Вечнаго томления во муки вселится,

по преждереченному не возвеселится.

3. Убийцу, душевную нечистоту мерзку,

Вышняго всея твари прогневати дерзку,

Погубление злое объемлет велико,

яко несть во свете от века толико.

Ляжет на геенское палимое ложе,

страждущей и болящей никтоже поможе.

Бежи сей всяк, угонзай[1220] в жизни сей, хранися,

от разбойника плоти и души блюдися,

Да тя, сластьми прелщенна, вечно не убиет

и пламенным жупелем нага не покрыет.

Иди, противоборством ту да победиши

и воин ся прехвалны в небесех явиши,

Избудеши геенска стужения многа,

достигнеши небесна пресветла чертога.

4. Объядение — скверна, подобие что древо

в несытное адское ввержется чрево,

И тамо насытится смолы же и серы,

аще и не восхощет, дастся ей без меры.

5. Многохотная зависть где ся тогда явит?

Пути согрешения в пагубу направит,

В бурном огни пекелном[1221] ей жителствовати.

тучу слез безпрестанных тамо проливати.

6. Гнев и ярость кому ся в сердцы разъяряет,

сего греха смертнаго да ся уклоняет,

Донележе вечная смерть не разъярится,

которою человек вскоре победится,

Аще в таинстве сердца почнет ся вмещати,

не приложи Богови онем согрешати,

Терпением потерпи. Господь Вседержитель

сохранить тя от огня, благий Защититель.

7. Проклятое ленивство смертно согрешает,

обитель си в геенском огни созидает,

Соделовает люта мучения храмы,

ту с вышереченными погибнет грехами.

Сия богомерская грехи сотворивы

падет без сумнения в огн неугасимы.

Две части зде предлежат смертну человеку

в мимошедшем житии и временном веку:

Вышний Иерусалим и Сион прекрасны,

ад бесов вселукавых и гордых ужасний.

Где кому желание пространство избрати,

души своей и телу покоя взыскати, —

Во царство ли на радость неисповедиму

хощешь или на печаль в пещь неугасиму?

Помысли, человече смертни, та глаголи,

буди по хотению твоему и воли,

Дондеже есть ти время, о сем разсудися,

сопричастник, желаю, святым сотворися.

Имущь язык якоже изощренну бритву

зубом ада смертнаго падет во ловитву[1222].

Лживая бо клевета, неправду творяща,

не избудет в геенне пламене горяща.

Сребролюбие, корень злобы, погибает,

на вечныя в геенну муки умирает.

Многие ея ради небес отчуждении,

на плачь и рыдание во аде положении.

Боже вечны, Царю долготерпеливе,

Создателю всех вещей, Агнче незлобиве!

Огня нестерпимаго, Всеблагий, храни мя,

десницею крепкою скверна заступи мя.

Умрох сими грехами, ихже не счисляю,

в погибелное море огня умираю.

Буди мною, грешником, Боже, умолений,

не пошли мя грех ради в огнь неизреченны,

Даждь ми тучу слезную — оний угасити

и вечное блаженство в небе получити

Якоже со Дафаном Авирон,[1223] прокляты

от отец преподобных в соборах трикраты,

Пожреннии землею, ко аду снийдоша,

в бездну муки пламенной живии падоша, —

Да не сниду таможде, много согрешивши,

никогдаже благое тебе сотворивши.

Даждь ми благо творити, Творче, да спасуся,

в мучение вечное да не преселюся.

Извлецы мя, падшаго в мрежу[1224] беззаконий,

и введи на радость в Яерусалим горний.

Сердце мое, многими грехми отягченно,

сотвори на похвалу себе сокрушенно,

Да тя чистим, Владыко, должно величаю

и в небе похвалную песнь ти воспеваю.

ВЕРШИ ЕДИНАДЕСЯТОГО СЛОГУ

Царствие Небесное

Преблаги Господь, бездна благодати,

Мзду блаженную хощет правым дати,

Радость велию пресветла Сиона

И седалище небеснаго фрона,

Еже никтоже зеницею ока

Виде блаженство неба превысока.

Оное воздаст всех щедрот Воздатель,

Всем возлюбленным, всея твари Создатель,

Славою честно будут одеянии

Телеса святых — сосуды избранны,

Венцем небесным всяк будет почтенны,

Имже прелестни[1225] мир бысть побеждены,

Яже от земных не слыша никтоже,

Ниже на сердцы вместитися може.

Щедрот Бог море уготова сия,

Любящим его в небесех благия,

Емуже, Творцу, зде кто есть угодни, —

В век предидущи будет преподобии,

На главе своей узрит диядиму

Славы вечнаго Иерусалиму,

Небесных воев услышит песнь красну

К похвалению Богу велегласну.

Отец небесны праведныя дети

Светом божества имать просветити.

Мученик тамо, страстотерпец хоры

Трисияннаго света внидут во дворы,[1226]

Узрят честь, славу, зрак неизреченны

Троицы, в единстве в небе просвещенны,

Милость, Божию, дары и преблаги,

Блаженство в небе наследят святы,

Идеже плача, ни воздыхания,

Ниже слезнаго очес рыдания,

Токмо вечное тамо веселие

Богу избранным, праведным велие;

Радостей вечных будут насыщенны,

В свет неприступны славы облечении,

Облистает их свет незаходимы,

Бог в триех лицех неисповедимы,

Подобие, яко Иисус на Фаворе[1227]

Показа славу апостолам горе;

Онаго света зрети не терпяху,

Бывший тамо с Христом, ниц падаху.

Лице бо его паче солнца бяше,

Свет неприступны чудны нисхождаше

И лучи светлы Господа славима

Вышняго, паче всех превозносима,

Тако по суде, напоследок летом,

Увидят себе с плотию сущих,

Светлость на себе преславну имущих,

Испустит лучи зрак преизряднейши,

Паче светила дневнаго краснейши.

О, коликих благ тамо насладятся

Святии, егда вси в небо вселятся!

Велия светлость всех верных покрыет,

Благодать на них Божия почиет,

Уязвленнии будут лепотою,

Небес чудною зело красотою,

Вси, иже Богу избрании быша,

Благу надежду небес улучиша,

Еяже в мире ради зло прияша,

От мучителей люте пострадаша.

Любовию бо к Богу разъяренни,

Быша во главу мечем усеченни,

Избыша муки, терпящия раны,

Нуждно[1228] внидоша в пресветлыя страны,

Кто бо возможет в сия ся вселити,

Аще не нужник может наследити?

Аки бо птенец высокопарящий,

Возлетит в небо до конца терпящи.

Святии точним облекутся светом,

Гражданин тамо вечны прозовется,

Терпети скорби иже попечется,

От бед и скорбей сего сохраняет

Господь, и в место злачно посаждает

Нуждно есть царство, нуждницы приимут,

Который алчут, жаждут, наготуют.

Отцы святии тако сотвориша,

Все свое время в скорби иждиша[1229],

В горах, пустынях оскорблении бяху,[1230]

За се от Христа Бога жизнь прияху,

Ангел идеже, лицы ликовствуют,

Тамо с нимиже купно торжествуют,

Град Сион Божий прекрасни взыскаша,

Жилище себе вечно в нем избраша,

Равную ангел славу обретоша,

На месте хвалы в небеси седоша.

Аки крылами — труды возлетеша,

В царство на радость вечную успеша.

Дар пребогаты такому бывает,

Который скорбь, нужду в мире страждает.

Ангелским чином явится причтенни,

Славе небесной присовокупленний.

Искони мира честь правым от Бога

Уготовася прекрасна чертога.

ДЕВЯТЬ БЛАЖЕНСТВ[1231]

В немже блаженства девять обитают,

Троицу в единстве вечно прославляют.

1. Еже первое в небе обретеся:

Нижета духом — в богатство спасеся.

Лепоту небес, доброту преславну

Восприя духом бестелесным равну.

2. И иже аще в слезах пребывает,

Мзды ради вечной в горести рыдает, —

Красоту Царства Вышняго очима

Узрить, и славу Бога невидима,

И на век веков светло возсмеется,

В Царстве Небесном велий наречется.

3. Хвалы и кротость будет исполненна,

От Бога земных всех превознесенна.

Лестнаго врага сети пройдет сквозе,

Направит в радость вечну свои нозе.

Увеселится смиренно ходящий,

Наследит[1232] землю Господа славящий.

4. К жизни безсмертной в радость вхождает,

Которы истинны и правды взалкает,

Насыщен будет благих воздаяний

И неисчетных славы дарований.

5. Егда милостив и щедр кто к убогим,

Причастник будет щедротам премногим.

Благость и милость в превысоком небе

От Всесилнаго восприемлет себе.

6. Елико может чистота нескверна!

Зрит лице светло Господа безсмертна,

Зрак трисиянни видит откровенно,

Ангелом сие чудо удивленно.

И Бог колику тайну обретает;

Лицем ко лицу на Творца взирает.

Аможе агнец незлобив шествует,

Чистота сердца ему последует.

7. Господа Бога чадо наречется,

В сыновство Троицы святой приведется, —

О творении мира иже тщится,

Отца Вышняго блага наследится.

8. Истинны ради от лживых изгнани

Дарь наследствуют вечны, несказанны,

Емпирейское небо[1233] восхищают,

Идеже сладость, радость получают.

9. Разве царствия ничесоже взыщут,

Которыи правды блаженныя ищут.

Ублагословит Господь сицевыя,

Исполнит хвалы своея святыя.

Слышите ныне, понос[1234] терпящий,

Мыслию, сердцем Бога любящий:

Аще неправой лжи, клеветы слово

Будет злых сердце вам рещи готово, —

Ликуйте о сем вси ся веселите,

Божия ради имени терпите.

Ибо мзда многа вам, жизни блаженной

Не лишитеся, надежды спасенной.

Мирови яже лестному умроша, —

В жизнь безсмертную плоть, душу спасоша.

У Христа Бога дар блага нетленны

Прияща — живот в небе возжделенны.

Богат в щедротах Бог неописанны,

В вертоград верных вводит избранны.

Любовь которыи к нему стязаша,

Обещанную землю восприяша.

Бездну, Египет, люта фараона

Избехше, в радость внидоша Сиона,

Жития море о Бозе преплиша,

В нем мучителя грех, смерть зануриша[1235].

Есть ли кто хощет благодати тоя,

Из работы люты вечнаго покоя —

На помощь Бога вместо Моисея

Нозми прейдеши море жизни сея.

Сион царственны неба наследиши,

Змия лютаго, врага победиши.

Ты в работе сей, Израилю новый,

Избежи мира в покой сей готовы!

Изыщеши тамо источник текущи,

И воду живу студенец[1236] имущи,

Оныя воды будешь напоенны,

Прехождением путным утружденны.

От скорби в светлость, в радость от печали

Прийдеши; вечной исполнишься хвалы.

Выше есть умов человеков земных

Благодать святым радостей небесных.

Сын Божий — воды источник живыя —

Потоком жизни напаяет святыя,

Еяже аще кто желает пити,

Да грядет тамо — и имать вкусити.

Мира жители, студенца взыскуйте,

К воде живота тщателно шествуйте,

О то любовне Бог всех призывает,

Источник жизни иже ся взалкает.

Грядите к нему, воду живу пийте,

Верою сердца туне приемлите.

У источника жизни кто испиет, —

Толику Господь благодать излиет

Щедрот, и жизни испившая реки

Плоть человеков не умрет во веки.

Адамант яко, от млата биенны,

Зелне[1237] никогда бывает врежденны, —

Господа жизни яже насладится,

Телом и душею смерти не боится.

Он бо несмертных плоть, душу сотворит,

Да не коснется смерть, тако изволит,

Благовония тых исполнит хвалы,

Которы тело от грехов спасали.

Обогатятся богатством небесным,

Неистощимым, вечным и пречестным,

Где ни молие обидно снедает,

Ниже тать крадет и тля растлевает,[1238]

Алчбы несть брашен плоти преподобной, —

Насыщается сладости животной.

Животны хлеб есть Бог превознесенны,

Снедию его правы насыщенны,

Егоже пища меда слатчайшая,

Всех земных вещей в небе дражайшая.

Лехкая будет плоть, не отяхчена

Угодних Богу — и скорошественна.

Аромат вонних и благоуханних

Обогатятся телеса избранных.

Юность, не старость Бог подаст имети,

Процветут, яко вертограда цветы.

Плоть преподобных, воскресша из мертвых,

Мзду толикую приймет благ безсмертных,

Гдеже точатся сия благодати, —

Твоей милости зде желаю стати:

Да взыдешь тамо в небесныя дворы

И да поешь песнь Богу, ангел с хоры.

Лета многие ождивше о Бозе,

Буди во вечном веселии мнозе,

Идеже присно свет есть трисиянный,

То да узриши в небе, преизбранны,

Иже всех тамо благих просвещает,

Тебе же тако он да осеняет;

Яже ни ухом никогда слышанно,

Что святым в небе есть уготованно,

Сие ти раб твой усердствует зрети,

И вечну благость от Бога имети.

Иже премощни Царь всея державы,

Той тя в Царствии да исполнит славы.

Ему да будет хвала от всех многа,

Да знает вся тварь Создателя Бога!

Достодолжное Всемогущему Богу воздавши благодарение, протчее глаголати недоумеваю о сих четырех, первее реченных, понеже грешником в геенне мука неизреченная, такожде возлюбленным Божиим ни самыя последния части в Царствии Небесном — всего мира человецы светлостию разума и остротою ума своего в познание привести могут, ниже тщательною начертати тростию. Темже и аз не велеречую, но токмо глаголю: грешним мучения вечность, праведным же неисповедимаго блаженства; которую вечность нарицают философи сугубую: первую отчасти прежде, вторую отчасти последи. Кто есть, иже бы содержал в себе сугубую вечность? Един неведомый, непостижимый Бог и Творец всяческаго дыхания, не имеющи начала, ниже кончины. Той есть вечный един от обоих сих частей, первее и последи. Ангели бо токмо и вси силы небесный вечнии суть отчасти, последи, зане сотворенный премудростию славимаго Господа, якоже и земнии человецы и начало имеша: всяк бо безплотным и телесным, вышним и нижним, Делатель есть Господь безначалный, емуже безначалному и безконечному, единому, двовечному честь, слава, поклонение должное к Создателю от всего создания в веки буди.

А чем преступил, в том молю простити,

Не всяк бо знает разумно творити.

Аз скудоумна себе быти знаю,

Недоуменный, умну ся смиряю,

Не бо в славенских речех искусихся,

Первее ныне сему поучихся.

Тем да не будет сие удивленно,

Егда где силы[1239] не знах совершенно,

Молю: изволь мя, чтущь, не осуждати,

Но малоумна разумом прощати.

О сем просяще, главу прекланяю,

А жизни вечной в небе ти желаю.

Конец и Богу слава.

ПЕРЕВОДНАЯ ПОЭЗИЯ{78}

ЯН КОХАНОВСКИЙ{79}

ПЕСНЬ{80}

Царю стран земных и в пресветлом небе,

Слава в Сионе готова есть тебе;

Тамо обети, иже обещанни,

Будут ти данни.

К тебе, иже молбе не презераеши

Во плоти сущих, паче внушаеши,

Прийти имут, славу вси несуще

И песнми чтуще.

Древния ныне злобы нам стужают,

Но раби твои на тя уповают,

Боже всещедрый, яко нас простиши,

Милость явиши.

Блажен, егоже избрал еси тебе

За друга, имать той жити на небе,

И мы от благ ти чаем полни быти,

В храме ти жити.

Услыши, Боже щедрый, твоя люди,

В мире живущих ты надежда буди,.

Иже пучины моря преплавают,

Тя помощь знают.

Горы тобою ставлены бывают

И воды моря волны возвыжшают

От глубин своих — ты люди кротиши,

Мир в них твориши.

Твой гром престрашный люди ужасает

И в концех мира страх мног содевает,

Утро и вечер твой свет озаряет,

Возвеселяет.

Промыслом твоим вода прохлаждает

Землю, а она плоды прозябает[1240];

Реки вод полны тобою бывают,

Вся оживляют.

Ты росу нощну веси низпущати

На землю суху и дождь изливати;

Благословиши ты безчисленному

Плоду земному.

Ты венец лета сам благословиши,

Множеством плодов онаго красиши,

Тобою из нив нам полность бывает,

Мир насыщает.

Пустыни красны, горы веселятся,

Тобою стада животных множатся,

Юдоли плодны, а кто засевает,

Песнь восклицает.

НА МЛАДОСТЬ{81}

Яко без весны лето быти хотят,

Иже прежити младым в твердости мнят.

НА СТАРОСТЬ

Бедная старость, вси тебе желаем,

Внегда же уже будеши, рыдаем.

НА СМЕРТЬ

Прелестный мире, якоже се зрится,

Почих аз, паче сей многим глумится[1241].

ЯКОПОНЕ ДА ТОДИ

Почто мир суетней славе работает,{82}

еяже блаженство в часе исчезает?

Толь скоро власть ея зде ся изменяет,

коль сосуд скуделен[1242] сокрушен бывает.

Повеждь, где Соломон, славою почтенный,

или где есть Сампсон, вожд непобежденный?

Где есть Авесолом, лицем украшенный,

где Иоанафан сладкий возлюбленный?

Камо обратися он Кесарь вельможный,

или богатый он пировник безбожный.

Повеждь, где днесь Туллий сладкоглаголивый

или Аристотель претонкомысливый?

Толь мнози вельможи и славныя страны,

толици владыци и вещи избранны,

Толь мнози князие во вселенней быша,

вси ся в мгновении ока измениша.

О тли, снеди червей и пепеле земный,

о росо, суето, что тако надменный?

Не веси, аще день грядущий узриши,

днесь егда можеши, всем да угодиши.

Не дажд убо сердцу в мирских уповати,

что бо мир дарует, то хощет отъяти.

Пецися о вечных умом в небо зрети,

блажен, иже мир сей возможе презрети.

ВЕСПАСИАН КОХОВСКИЙ{83}

ПОСМЕЯТЕЛЬНЫЕ СЛОВА ЖОЛНЕРОМ[1243] ПОЛСКИМ{84}

Гей, не дело, не дело, и нам непристойно,

Братия мои, храбрых ляхов сынове, —

В обозе по скляницам[1244] налитого вина,

А в словах война.

Заслан стол — то нам воинское поле,

Осадной город — винной погреб, та крепость велика,

Гетманом Бахус, наряду[1245] началщик —

Лутчей запивалщик.

Блюда то город пряженьем[1246] утыкал,

Куропатми шанец великой усыпал,

Сахарна башна город очищает,

Все оберегает.

Круг него пушки по станочкам[1247] стоят,

Бутто из наряду из рюмок загремят.

Пейте заздравну, слов не теряйте!

Из рюмок стреляйте!

Как в той побудке согреется глава,

Послышишь у вас богатырски слова:

Я не боюся крымца полетая[1248],

Взял уж Нечая.[1249]

Я Карашмурзу[1250] и Суфказы громил,

А я Кениксмарковы швадроны[1251],[1252] проломил,

А от моей храброй сабли Долгоруки[1253]

Изсечен в штуки[1254]!

Постойте, братья, тще[1255] не погибайте,

От сладких питей вы не отбегайте.

Вино проливая, кровь проливати —

Добро почитати?

Иной цвет крови, а иной у питья,

Иного хрусталь от железа бытья,

Языку дело — слова метати,

Руке — воевати.

Покинте хвастать, велика причина,

Понеже сами смеются вам вина.

Тот мне богатырь, что молча при столе

Готовится в поле.

В ПЕСНИ 20, КАК ПОЛЬСКОЕ ВОЙСКО ОТСТУПИЛО ОТ КОРОЛЯ ЯНА КАЗИМЕРА, А ПОДДАЛИСЬ ШВЕДОМ ПОД КРАКОВОМ В ЛЕТО 1655-е {85}

Великого бесчестья пота[1256] не лишимся

И вечного срама, покамест движимся,

Никоторой никогда век наш не укроет

И николи нам мутен Днепр не обмоет

Греха, которой нас ныне осквернил,

Что поляк государю своему изменил.

В людех сих свободных разразненной веры

Невозможно миру быть никоими меры.

Сверх того, уж навыкли — в постели б лежало

Наследие, нежели б в поле воевало.

На быстрой сести не смеет лошеди,

Скучив[1257] в креслах, не скочит с копьем по площеди,

Ни лука не вытянет крепка на побеге.

Тешится отец, как в домовом ночлеге

Сыночик молоденек девочку схватает

Или с нею в полате песни воспевает.

Пусть смотрят крепко ныне отцов своих дела,

Сколь чюжих стран рука их к своему задела

Государству — где были полские рубежи,

Сколь далече мерены просторны чертежи.

Предосадные крепко жестоки морозы

Безтрудно проходили з своими обозы.

Не задержали Волги мутной воды,

Не трудны нам болотных озер были броды;

Не были помешкою[1258] до одоления

Полунощны упором княжения.

АНДРЕЙ БЕЛОБОЦКИЙ{86}

ПЕНТАТЕУГУМ, ИЛИ ПЯТЬ КНИГ КРАТКИХ ТВОРЕНИЯ АНДРЕЯ БЯЛОБОЦКАГО, О ЧЕТЫРЕХ ВЕЩАХ ПОСЛЕДНИХ, О СУЕТЕ И ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА

Первая книга о смерти. Другая книга о Страшном Суде Божиим. Третия книга о гегене и муках адских. Четвертая книга о вечней славе блаженных. Пятая книга о суете мира, нареченная «Сон жизни человеческия»

ПЕРВАЯ КНИГА. О СМЕРТИ ТВОРЕНИЯ АНДРЕЯ БЯЛОБОЦКАГО. ДУМА СМЕРТНАЯ

О смерте, яко горька ти есть память человеку мирну, во имении его живущу.

Иисус Сирах, глава 41

Песнь 1

О светлейше злата солнце, луно, чиста паче сребра,

Смерть блискую слышит сердце, мне умрети, вам жизнь добра.

Два светила в день и ночи, ваш век старости не знает.

Нам сон смерти лезет в очи, старых и младых стращает.

2

Звезды на небе светите, планиты кругом ходите,

Сестры Плеады, простите, дождь нам в жарах посылайте.[1259]

Кастор и Полюкс, ваша милость явна по морю пловущим.[1260]

Нам не поможет звезд ясность, с кораблем жизни тонущим.

3

Луги, травки, цветки, рощи, поля, горы, винограды,

Земля и древес овощи, огороды, лесы, сады,

Источники крусталных вод, думы птиц сладко поющих,

Жизни нашей кончится год[1261], простите умирающих.

4

Вся живуща, Бог вам в помощь, и вы, животных начала,

Овладала мною немощь, смерть мя на он свет позвала.

Вся тварь под небесным кругом, в местах своих движимая,

А ныне во веки Богом буди хранимая.

5

Смерть лютая, смерть горькая стрелу острит и лук тягнет.

Хощу, не хощу, силная скоро мя к себе потягнет.

Ни прозбою, ни грозьбою зладить[1262] с нею не мощно,

Дар не емлет, но косою сечет, грабит безконечно.

6

Скоро в двери постучится, прощайся с своим животом.

Егда умрешь, престанешь ся друзьям нарицати братом.

Оле, в далекой путь идеши, а запасу тебе мало,

Денги тамо не внесеши, одно дело ти остало.

7

Лице, что воск, растопится, ясне очи помрачают,

Дух твой в горле затворится, язык, уста обнемеют.

Спадет с лица краска, жилы крови ся лишатся,

Обледеешь[1263], брате милый, егда ти Харон[1264] явится.

8

Тверда будет постель главе, мила, что соль кому в очи,

Рекут друзья прежде в славе, ну, мертвече, в темне ночи.

Днесь до лица земли челом всяк биет твоей милости,

Утро ляжеши под полом, в сердц их неблагодарности.

9

Смрадом своим всех отгонишь, заткнуть нос и уста себе.

Приятства их не преклонишь, отвратяся рекут тебе:

«Прочь з палаты, ну, вон з двора, почто мертвеца держати,

Се изнил[1265], хоронить пора, час[1266] ему в земли почивати».

10

Едва з тебе дух изыдет, в темну могилу тя кинуть.

Плач и рыдание пойдет, жена и дети покинуть.

Схронивши тело в земли, вечная память пропевши,

За обедом приближении смеются, тебе забывши.

11

В гробе твоем вся гадина, черви, мыши с легушками

Жити будут, господина караулить змеи с ужами.

Каков двор твой: и дворяне, роты, полки кругом тебе,

Приготуй им жалованье, дай в пищу самаго себе.

12

Черно платие — кручину потужил год, — сродник скинет.

Под себе справить отчину, жена за другого выдет.

Душу твою поминати по церквям инным прикажут,

А сами ся прохлаждати твоими добрами будут.

13

Не прешел год, твоя милость уже в прах ся обратила,

Всяк спрашает, чья то кость лежит, едва не вся згнила.

Тмы в очах глубокия, мозг росплылся головою,

Ребра изсохли голыя, попирают тя ногою.

14

Неизвестный день последний, кто з нас об нем угадает?

Стучит смерть, человек бедный горко жизнь свою кончает.

Старых, младых без розбору, кто попадет, возсхищает,

Отобравши скипетр, царю просту палку в руце дает.

15

Жил еси в палатах честных, в темней тюрме поживеши,

Заболит бок от стен тесных, смрадныя чаши спиеши.

Боярин крестианину, царь холопу равни будут,

Златая риза в холстину пременится, чести збудет[1267].

16

Кому добра останутся после тебе, не ведаешь;

Кто на престол твой всадится, сын или странний, не знаешь.

Села, городы и крепости, и стены падут каменне,

Не останут токмо кости с плоти тебе обнажение.

17

Смерть, яко тать и разбойник, с тиха[1268] крадется до тебе,

Вяжет веревку с крепких лык, притягнет тя силно к себе.

Порчь смесивши, пить ти дает, утробу ти прегрызает;

Мысль, страх за сердце хватает, душу с телом разлучает.

18

Лежи убо на сем ковре, не жди от нас челобития,

Яко в очах, в сердцу равне память твоя пременится.

Все приятство, всяка дружба в гроб с тобою положенна,

Власть господня, рабов служба на век вечный отложенна.

19

Морщишь чело, дуешь губы, уши персты затыкаешь,

Косо смотришь, скрежешь зубы, лице назад отвращаешь.

Вскую[1269] хари не збрасаешь, лице красишь, самолюбче?

Или удобь ты не знаешь, иже сице адской муце?

20

Может сей день быти конец, а ты не радишь[1270] о себе,

Добродетель всему венец, святым приготован в небе.

Мнози внезапу помроша, и днесь еще помирают,

Перво солнца западоша, иже ста лет ожидают.

21

Хощешь не устрашитися смерти, буди готов к бою,

Бди, стой крепко, не ленися, жди ея днем и ночию.

Усмотрена лекша рана, не вдруг тебя смерть преглотит,

Сломлет стрелу окаянна, юже в крови твоей смочит.

22

Змени всю тварь яко блато[1271], Творца люби, а не греши,

Отдаждь за медь чисте злато, стократну мзду обретаеши.

Охотно работай Богу, мала ти будет заплата,

Егда станет на порогу смерть, а душа с тела взята.

23

Темных гробов владычице, могилянно жизни в разса...,[1272]

Кто тя славил, зменил лице, смертней врученной проказе.

Кто написал, кто слушает и кто чтет, смерти к себе ждет.

Всех ногами попирает, всех нас, яко траву, смерть жнет.

КНИГА ВТОРАЯ. О СТРАШНОМ СУДЕ БОЖИИМ ТВОРЕНИЯ АНДРЕЯ БЯЛОБОЦКОГО

Близ день Господень великий. Близ и скор зело. Глас дне Господня горек и жесток учинися. Силен день гнева, день мой, день скорбен и беден, день безгодия и исчезения, день тмы и мрака, день облака и мглы, день трубы и клича.

Софония, глава 33[1273]

Песнь 1

Сюды, сюды поспешайте, монархове[1274] мира сего.

Песней моих послушайте, власть чина церковнаго.

Цари, князи с болярами, вельможа купно с рабами,

Усопший ту з нами живущий изгнанцами.

2

Сердце дрожит, мысль ся мутит, язык слово пресекает,

Страх утробу мою мучит, дух ся в горле запирает,

Смехи, потехи, радости, прочь от мене побегайте,

Жилы ся рвут, сохнут кости, очи, слезы изливайте.

3

Где посмотрю, везде гроза, страх, болесть[1275], замешание,

Огненная стоит лоза, на грешных наказание.

Планиты, звезды погасли, солнце, луна помрачели,

Ветры вольны страшне стали, трусы[1276] пропасть сотворили.

4

Кипит море, камень дикий крушится, дивно потеет[1277],

Крик, вопль и шум превеликий, и небесна твердь ся хвеет[1278].

Паде мир в гору[1279] ногами, претворился с городами,

Остаток згореет с нами, живущими мертвецами.

5

Молчание в мире стает, в пепел созженным докола[1280],

Ночь темна от моря встает, не звонят нам колокола.

Птица не поет, конь не ржет, лев и бык не рычит,

Пес, волк не выет, не ревет медведь, барашек не бечит.

6

Темных гробов владычица досель дань за умерших брала,

Всем живущым ненавистница, люто в мире царствовала.

3 могил гробы, з гробов кости выбрасала та богиня,

Ложна без всеа милости сокращала нам жизни дня.

7

После того страшни трубы голос во уши наши входит,

Альт высокий и бас грубый по всей земли ся разсходит.

Востайте на суд вси живии с усобшими, повещает.

Идет правый Судия славы, ангел гробы отверзает.

8

Ту чудеса страшне вельми начинают ся творити,

Трус востает по всей земли, болесть учнет надходити.

Носяще в чреве рождают в болестях чада неживе,

Тела к костям присыхают, сны стращают проказливе.

9

У одного лоб великий, рот страшный, назад скривленный,

Той ся родил, что зверь дикий, ов в чувствах несовершенный,

Един лицем благолепний, звезды светят в очах его.

Другий яко солнце светлий, не имеет подобнаго.

10

После врата отверзают и запоры[1281] небесныя,

Стройне роты выступают на хоры пределенныя,

Хощешь число воинов знати? В одным полку сто тысящи,

Богатырев силных роты, святым Божиим в помощи.

11

Знамя несет воинственно сам знаменщик именитый,

Знаме честно и спасеное, на котором Бог розпятый.

Роги его смерть убодли, побеждена умре сама,

Ад стиснули, души ж извели, попран оными сатана.

12

Судия в гневе, ярости, на престол судный садится.

Твердь небесна аки трости тресется, земля потится[1282].

Осужденны места ищет, рад бы быти под землею,

На очну ставку не хощет пред прегневанным Судиею.

13

Но всем нужда, вси явятся в лице на сем смотру страшным,

Праведники становятся близ Судии сердцем смелым.

Во твердей ада пропасти дрожат духи проклятии,

От Адамли плоти кости стоят внуки рожденнии.

14

Плоть трепещет, сердце тлеет, рвутся жилы, сохнут кости,

Бог сыщиков посылает розыскивать тайне злости.

Вся подробну розбирают, мысли, словеса и дела,

Мзду такую воздавают, како Богу служба была.

15

Указ дани[1283] от безбожных праведники отлучати,

Идет полк духов безплотных, всех судимых собирати.

По указу скоро творят воини Царя Небеснаго,

Одесную того ставят, а ошуюю другого.

16

Крик по горам, гром ходится, плач великой, рыдание;

Всякой направо тиснется, но трудно припущение.

В златых ризах не пускают, кто в сермяги, той возваный,

Козлов смрадных отганяют, тихия емлют бараны.

17

Оле, зри лице страшное, одеяние лютое,

Доныне невиданное, мрака смертна страшнейшое.

Идут сынове щасливи с радостию в жизнь вечную,

А отцове нещасливи идут во тму кромечную.

18

Паки отец в небо идет, сына злаго во ад отдает.

Муж яко звезда яснеет, жена с козлы пребывает.

Противне жена с звездами, муж стоит между козлами,

Розвод с горькими слезами творится между супругами.

19

Сродник не причитается славным никогда сродником,

Брат с сестрою не делится отчинами во век веком.

То же сестра слез братерных[1284] и сестр своих не слушает,

З слез по смерти проливаных смех и гнев святым бывает.

20

Видя роздел между собою, добрии и лукавии

Поклонятся пред Судиею, к славе вечней избраннии;

Грехотворцы «Увы, горе, горе, горе нам!» заревут.

Праведники пойдут в горе, внизу грешники останут.

21

Едва одно слово речет Судия в гневе ярости —

От страха мир затрепещет, задрожит от жестокости.

Иулий царь мечем славний с Юлианом розбачают[1285]

И свет в он день опасный, а грешники что делают.

22

Но Судия обнадежить святых своих в усумнении,

Слово ласкаво испустит о их вечном спасении.

К тому в небе показует обещанным радости,

Которых им завидует послан в адския темности.

23

Посем влево посмотривши на злых рабов непотребных,

Яко гром, слово спустивши, творит указ о безбожных.

Древо земли отворися, пожри сердца каменныя,

Юдоль пропасти стечитеся, идите в муки вечныя.

24

Аз алках, вы пировали, просил у вас милостыни,

Вы же ми отказывали, не дали хлеба крошины[1286].

Но ваш голод отменной был, людей, что хлеб, снесте цело,

Алчи вечно, кто тако жил, такова мзда, яко дело.

25

Чреву есте работали, с брюхом ходя, что с бочкою,

Нищих словом отбывали, обтягчали работою,

Еже летит, плывет, ходит, в брюхо ваше все входило.

Уже посту час приходит, чрево ся вам вычистило.

26

В потех, в жарах, что в дни жатвы просил у вас охолоды,

Не помнили есте клятвы, не дали ми капле воды.

Изсохл во мне язык с болем[1287], вы в меду, в вине плавали,

Темже сохните с Танталем,[1288] ему же последовали.

27

Вы Бахуса суще внуки, чаши, крушки выпивали,

Душком пити[1289] ваша штуки, даже бочки пусты стали.

Жаждет Лазарь,[1290] не поите, сами жарку смолу пейте.

Море пити возжаждаете, в котле жарени будете.

28

Аз в морозах наго ходил, дрожах у вас под окнами,

Одежды на мя не положил никто, не покрыл шубами.

Стужа тресла зубы, кости, погретися не пустили,

Смех вам бысть з моей нагости, в леднике будете жили.

29

Вы платие сундуками делали всеми годами,

Шубы, шубки с собалями, гроностайны з огонками[1291],

Рысьих, лисьих, бельих много, мне не дали и овчины.

Дрожите, ходите наго, не дам вам и рогозины[1292]!

30

Седях в тюрьме, главы моей безвинно врази искаша.

Сироте по мощи своей помощи в суде не даша.

Кто посетил, кто потешил? Лютый народ — без милости

Пойдут в тюрьму, час приспешил[1293], не минуть мук жестокости.

31

Хворы, скорбны лежах, горко печаль болесть умножала,

Не помогла ми их рука, ран моих не привязала.

Пал есмь, силы ми не стало, вси отрекошася мене,

Гори ж им, с душею тело, лежите вечно в гегене!

32

Не могл еси лекарствами скорби моей облекчити,

Мощно было словесами печалнаго потешити.

Но ты мимо мене прешел, очи свои отвративши,

Иди, где фарисей пошел немилостивой, погибши.

33

В мелких домах равна ми честь, под кровлю не припущенный.

В дом богатой гость пришелец в шыю з двора выбиенный[1294].

Не обретох где склонити главу мою, зла гра[1295] идет,

Шахом небо хощеш взяти, мат ти скоро в аде будет!

34

Странных, бедных, утомленных с пути в дом твой приходящих

Изгнал еси посрамленных, места у тебе просящих.

Ты на мякком пуховнику лежал, а они не спали.

Полежишь в будущем веку в аде, они в небе стали.

35

В ад, в ад и вы, прелестники, душ беззлобных обманщики,

Клеветники и ушники[1296], хитрым сиронам[1297] сродники.

Вы своими хитростями многих неба отлучили,

Пропадайте с лукавствами, гиньте[1298], яко есте жили.

36

И вы, тати, розбойники, девичества разстлители,

Малакейчики, блудники, чюжых добр грабители,

Садитеся на ожоги[1299] огненныя в печь горящу,

Сломятся вам тамо роги, мир мой от скверных очищу.

37

Збор[1300] преклятой с кумирами змеев, кошек с лягушками,

С камением, с древесами, в пропасть со всеми чортами,

Врази Богу истинному, противники вере его,

К змею идите адскому, раби духа лукавого.

38

И вы, правде противники, в Церкви святей росколники,

В тихом мире бунтовщики, в муках живите во веки,

Суща совесть вам являет, грехи ваши обличает,

Суд истинна на вас дает, на смерть вечну осуждает.

39

О указе страшни, болнии, ах ти, идут обвинени,

Идут тамо, где век вечный живут в огненном пламени,

Дышит едко ада окно, з громом пожар выпадает,

Тамо ему жити вечно, кто ся о грехах не кает[1301].

40

О сих вещах поучают писмом, словом, но безстрашни

В ум свой того не внимают, слушают яко бы басни.

Ядят, пиют, грехи плодят, но вкратце по сей радости

В мгнении[1302] ока в ад исходят, в вечней гегенней темности.

КНИГА ТРЕТИЯ ТВОРЕНИЯ АНДРЬЯ БЯЛОБОЦКОГО О ГЕГЕНЕ И МУКАХ АДСКИХ

Кто совестник[1303] вам, яко огнь горит, кто совестник вам место вечное.[1304]

Исайя, глава 33

Песнь 1

Розжми, аде, рот собачый, покажи страсти гегенны.

Цербере, з нуры[1305] выскочи, троезубний пес[1306] бесенный.

Время злости мира сего явит и наказание,

Где человека грешнаго з демоны обитание.

2

Вскую перо не движется, мысль ся боит, ум ся мутит,

Муза помощи ленится, рука дрожит, язык молчит.

По державе страх ходити Екады троеглавныя,[1307]

В тюрмах, в муках страх смотрити жильцов гегены вечныя.

3

Под лавою в аде спрятан, изыде, Анокреоне![1308]

Муки, имже еси предан, всему миру скажи явне.

Аще звязан и прикован, изыти к нам не можеши,

За грехи тако наказан, плачи сам, а нас не теши.

4

Ворота ся отверают до неприступней крепости.

Тму кромечную являют, пропасть безденную страсти.

Печи и ледники, и крюки, аще бы у ворот не были,

Проклятием и безруки сами бы ся затворили.

5

У ворот гостей стречают ведьмы, ада сторознице[1309],

Людей, которых ласкают, с телом и душею жраще.

Злату чашу ти подают, но в чаши порчь растворена,

Прикусил кто, хватают, садят в лодку Ахерона.[1310]

6

Ту ся гордость надымает[1311], Купидин з лука стреляет,

Ту ся богач прохлаждает, гнев огнем ся разжигает,

Ту зависть сама гризется, рвется дружба лицемирна,

Сваволя[1312] в нечести смеется, ложь отцу бесу покорна.

7

Сила грабит, скупость ся жмет; «Подай» кричит брух[1313] несыты,

Резвость скачет, леность тлеет, молчат от боязни шуты.

Упрямство стоит на ногах, ломлет закон и уставы,

Караулы при порогах, — беси душам их приставы.

8

Мегери страшне[1314] проказы с кимерами[1315], [1316] поскакуют,

Казни Божия указы осужденным показуют.

О елицы образ красний лица Бога наивыщшаго,

В огнь беси бросают вечный человека нещастнаго.

9

Ржаве крюки заскрипели, пещери ся отверают.

Все мерзостни зашумели, еже в пропасть сплывают.

Яко небо далекое от земли есть в высокости,

Тако ада глубокое окно к безденней[1317] пропасти.

10

В сей ров глубокой и темный грехотворцы изыдоша,

Иже, что скот невоздержний, грехами ся упиваша,

В нечистостях, в грехах, злостях лежа без покаяния,

Скончахуся в неправостях, лишилися спасения.

11

Греки и римляне древни, басней ваших не сказуйте;

Правдою живемы верни, истинных дел послушайте.

Аще бых сто уст, языков имел и голос железний,

Одныя муки человеков не могл бым сказать ужасни.

12

У порога хитри стали о двух телах, седми главах,

Зубы на нас заострили, страшне проказы в составах.

Палачове[1318] страсти муки, смерть лютую повещают,

Жгут огнем, рвут тело в штуки[1319], мучат, кричат, убивают.

13

Шумят, громят пыток зборы, веревки, цепи, вериги,

Кнуты, пилы и топоры, ножи, мечи, кола, кругии,

Остре древа, висельнице, кипят котлы, смолу льют,

Одных тягнут, рвут по штуке, инных в водах потопляют.

14

О ужасна пременности! Боль, плачь идет по радости,

Не остало живой кости от тяшких мук жестокости,

Перлы[1320], злато их не красить, слуг множество отступило,

Богатый ся не возносить, ничто же от потех мило.

15

Цепочка — на шыи ужи, змей под горлом ожерелье,

На спине грязный рогожи, гад различный по всем теле.

Чювства вельми зменишася от природныя доброты,

Яко тверд мрамор сталися, ни до чего несть охоты.

16

Темже скоро их приставы мрачнии приимут в двор сатаны,

Взглянет на них бес лукавый, страшным лицем загневаны.

Тогда страх, отчаяние, збежать оттуду не мощно.

В щели смотрят, но тщание всуе, ту им жити вечно.

17

Окном з ямы скры[1321] выходят, дно пучины огненное,

Громит стрельба, пуле летят, шум, дым под небо самое,

А в пропасти вопль престрашный, пещеры ся выискрили,

С печи едны огнь ужасный, пожари ся умножили.

18

О мой Боже, како кипит в огню глубока пучина!

В одно место жар ся копит, сера, смола, известь, глина.

Где не пойдешь, везде тошно, беда, горе, слов не стает[1322],

Вся описать несть ми мощно, в разум ся нам не вмещает.

19

Что ся вертишь, чего стоишь, человече окаянный?

Прозбы к Богу всуе вносишь, уже еси осужденный!

Взгляни на низ окном себе, отворенным, а пропасти

Присмотрися, та ждет тебе в преисподней глубокости.

20

Лети в дол лбом, нечестивий, лети, законопреступче[1323],

Не изыдешь, доколь живий, оттуду, идии, грешниче!

Двери замком затворенный — не избежишь, не вылезешь,

Ключи в море суть брошенный — тюрмы зубы не прегрызешь.

21

Елице зла з облак горных земли может ся случити,

Или от потопов водных бед, убытков умножити,

Непримерно вяще того исполнится ад бедами,

Вся изыдут на грешнаго человека з демонами.

22

Темна, вечна ночь востает, солнце з далека обходит,

Туман мрачний ад сполняет, дым в очах болести родит.

Проказ страшных умножится, жилцы убо подземнии

Сами в мрак, в дым претворятся, вси в аде заключении.

23

Аще огня много зело кругом горшков под котлами, —

Не светит тамо нимало, токмо жрет тело з душами.

Пожар велик, аще лесу скудость, сами тюремщики

За дрова себе дают бесу, горят во аде во веки.

24

Кий кипарис, сандал черный таковой пламень воздает?

На заводах тако страшный железных огнь не бывает.

Кладут в стопы лес живущий, древо на древо падает,

Горят вечно, а горящий в пепел ся не превращает.

25

Смущающим бесом радость в аде мучимых сорити[1324].

Всяк суседу творит пакость, не могут на ся смотрити,

Рвут ся, дерут и кусают, ранами ся уязвляют,

Беси з угла поглядают, з драки ся их улыбают.

26

Мимо рота Танталови плывут яблока алчнему,

Труд напрасной Сизифови, в гору камень движущему.

Корш[1325] одному сердце клюет, змей глотает. Прочь с баснями!

Похорон кто ту не имеет, мала вещь между муками.

27

Иже бывши христиане, не жили благочестивне,

Но, по делам бисурмане, не служили Христу верне.

Очистившеся Тайнами Пресвятыми, согрешили,

Стязаются ту язвами, яко в жизни заслужили.

28

Славный богач в письме святых, ежедневно пирующи,

Псов кормит под столом своим — алчет Лазарь, крошек ждущи.

Сей вельможа ныне просит в жажде своей капле воды,

Огнь утробу его сушит, не дадут ему охолоды[1326].

29

Язык, яко пес, высунул, назад в рот втягнуть не может.

З ада кто когда выплынул, вечно в муках изнеможет.

Иглою не заколеши в тело, где бы боль не мучил,

Жылки здравыя не изыщеши, кости и волосы змякчил.

30

Светло светяще искрами алмазными очи наше,

Катящеся крузечками[1327], всех зерн земчужных[1328] чистейше.

Место[1329] красных кринов, цветков и лица благолепнаго

Увидят адских арапов царьствиа преисподняго.

31

Ушам гроза от лвов рыка, от всех сторон изданнаго.

Ревет медведь. Та музыка не тешит осужденнаго.

Комедии Орфеуса[1330] уже ся в аде скончали.

Потешники злаго беса в свои суремки[1331] заграли.

32

В рот им лиют место вина кисель дехтяной[1332] доволно,

В горле гнездится гадина, ужом ходить везде вольно.

Порчь сподобие[1333], подливка на их преславней пирушке.

Чрева мышей им закуска, черви, пауки, легушки.

33

Роздуло нос нюхание смрада от стерва гнилаго,

Занялося дыхание, воздух заразился с него.

Что балсамы[1334] прегрешили, масла, духи благовоние,

Сера, смола исправили, розжигание угленне.

34

Место одра слоноваго[1335] престрашна кузница дана,

Вынята с тела грешнаго, на нем душа привязана.

Не в три плети ту стягают, но сто ломят молотами,

Биющ и битый устают, оба мучатся бедами.

35

Збитень с телным в прасу[1336] кладут, котлы з смолою кипеют,

Огня, жару прибавляют, телеса с душами варят.

Рожнов много и сковород, бань, печей розженных,

Бритов острых, кипящих вод, жир плывет, что з лавок мясных.

36

Тако збиты и столчени, зрезани и розрублени,

В своим жиру выпраженни, во аде лежат осуждении.

О сан тяшкой живо зженных мертвецов неизреченно!

Паки живут в муках вечных, гловням[1337] гаснуть запрещенно.

37

Слышите ли, беззаконии? Ведаю, иже слышите,

Обаче же, окаянни, в грязи греховней лежите.

Паче обиду творите земли и небу самому,

По земли в грехах ходите, недрузья вас спасавшему.

38

Горе руцем кризмованым[1338], плешам[1339] на главе стриженным,

В чын священской посвещенньм, но на душе своей скверным,

Жертвы Богу безкровныя в грехах смертных приносящим,

Сами жертвы бесовския, в дар послются в аде сущим.

39

Горе господам жестоким, раб своих утесняющим,

Наследием недоволным, землю к земли прибавляющим.

Вси в гегене мучими, в одной точке уместятся,

Аще в мире умножении, песку морску уравнятся.

40

Горе осудчиком власти, царей, чинов предложенных,

Непокорным в выщшей чести правителем дел домашных.

Вложить на них цепь тяжкую Промофей,[1340] крепко сковавши,

Будут покорни нуждою силному, в гегене бяши.

41

Горе гладким[1341] лицам женским, душам, сердцам, надежам,

Гордящимся, яко павлин хвостом, в прелщение мужам.

В креслах огненных их милость сядет, слуги кругом станут,

Ради служить во всю вечность, огню гаснути не дадут.

42

Горе красиком[1342], щепетком[1343], кудрявчиком и чупринком,

Ставиногом[1344], вертипядком[1345], поколенным кафтанчиком;

Кудерки[1346] их и чупрунки[1347] станут с болем колтунами,

Пламень от них, смрад великий, згореют з ними и сами.

43

Горе скупым, денег своих затворником, караулом,

Всяких земель поднебесных Еуклеона внуком, сыном,

Морща чело, нос, ус тягнут, егда нищий деньги просить,

Беси от них не отстанут, чим кто грешит, казнь относить.

44

Горе нощным нетопирем, за блудом плоти ходящим,

Содомщиком, малакием, блудником розтлевающим.

На огненней вси кравати положат их, ростягнувши,

Брюх справляти, ламать кости, к лаве адскей притиснувши.

45

Горе рукам, везде лгнущим, в чужих добрах увязенным,

Татям, волю им дающим, обидами исполненными

В щоте тати у палача, разне пытки на них в аде,

Не будет им ту удача, штуки их тайне[1348] наяве.

46

Горе телцом воспитаным[1349], толстым брюхом розвязанным[1350],

Целым быком ненатканым[1351], душком пити приученым.

Калом и блевотинами пса адскаго накормятся,

Горящей серы реками поневоли напоятся.

47

Горе злобным изменщиком, бунтовщиком и ссорщиком,

Насилником, обидником и бездушным ябедником.

Егда в зубы попадутся лютым ведмам преисподним,

В крови их ад погрузится, — тошно, горко будет бедным.

48

Горе злых вер заводчиком, еретиком, расколником,

Веры святыя отступником, Церкви Божия смутником;

Како здесь новыя веры вщинают[1352], сеют и учат,

Тако их люто без меры новыми страстьми замучат.

49

Горе идолпоклонником, в немых богов верующим,

Сатанинским угодником, жертвы твари приносящим,

Ту увидят богов домы, которым ся поклоняли,

Ту Иовиша[1353] стрелы, громы, ожоги скипетром стали.

50

Горе всем, не послушавшим заповедей, Богом даных,

Спасения не искавшим, токмо прохладов времянных.

Уже, уже написано, указ в гегене ти быти,

Не на час[1354], вечно сказано, в огню негасимом жити.

51

Земля тебе не пособит, небо не даст ти помощи,

Пинь, пропадай, Бог тя судит, в гегене несть грешным прощи[1355].

Связан еси, осужденный, надежда тя отступила,

Вечность, вечность без премены в гегене тя затворила.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ТВОРЕНИЯ АНДРЕЯ БЯЛОБОЦКОГО ПЕСНЬ 4. ВЕЧНА БЛАЖЕННЫХ СЛАВА

Око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыде, яже уготова Бог любящим его.

Коринфом, глава 2

1

Вскую еще унываешь, в сухих костех хранилище,

Чесо ради воздыхаешь в темном смерти пристанище?

Где ся борют, колебают смерти жизнь в бедах пременне,

А надежных з ног збивают на свое щастие буйне.

2

Не стой, глупче, забавися[1356] беседою со звездами.

А мыслию поспешися к небу с своими нуждами.

К двору вечныя радости, светлому неизреченно,

К обители щастливости[1357], всем радостям неприменно.

3

Взгляни, се воз златый править Боот[1358] в звездечном наместе[1359].

Полюкс и брат Кастор стоит, седьм сестр Плеад в одном месте.

Се Орион[1360] мечь являет, Стрелец с луком выступаеть,

Звезда звезду настигает, светла дорога их стает.

4

Виждь Арктура[1361] на полночи[1362], присмотрися ту Дианне,

Пределяют дни от ночи, Фосфор и Еспер[1363] предивне.

Здесь Еркулес побеждает хитру Скорпия лютаго.

Волна злата[1364] ту яснеет, взята с царства Колхицкаго.[1365]

5

Душе моя, воздвижися, остави земли низкости.

Встаяи, скоро вознесися к выщщей мира высокости.

Вышше облак и аера[1366], стань в средине круга неба,

Где ся кончить пояс мира, тамо спешити потреба.

6

Правда или прелыдаяся[1367], уже в гору аз восхожу.

Горы, городы скрышася, едва стень[1368] их внизу вижу.

Храмы, столпы высокия очам моим не кажутся,

Прощайте, жилцы земныя, вся под мною оставшася.

7

О колице рад есмь тебе, отчизна моя любимая,

Держи, мире, дары себе, мне та мила украина.

Кто язык мой словом своим наставит тебя славити?

Благо ми в щастии моем, благо в небе вечно жити.

8

Христа преславный ключаре[1369],[1370] прошу, двери отвори ми,

Апостоле святый Петре, гостя к тебе в небо прийми.

Поведи мя, где желаю, по улицам златом сланых,

Да в полатах царьских стану, без трудов, никому даных.

9

Слава Богу, отверзают двери на столпах жемчюжных,

В двор кедровой припускают в вечном жилище блаженных.

Сел прекрасных великости оком пресмотрить не могу,

Вспою убо от радости, живет душа моя Богу.

10

Оле, чюдо великое, чюдо неисповедное!

Основание златое, в стенах злато избранное,

Врата, крюки и запоры, замки, злато само суще,

Златыи площади и дворы, переулки, и улице, и гульбище.

11

Ту иаспис, сапфир, халкидон, змарагд, сардоникс, сардиос,

Хрисолит, биримос, топазион, иакинф, амефист, хрисопрасос —

Что в глубине рек индийских родится многоценнаго,

Во источниках вод небеских всех морских больше того и лучшаго.

12

На огненных конях солнце в златом возе туне ездить,

И с рогами луны лице того места не наследит,

Агнец Божий просвещает сам собою место тое,

Свет от лица испущает, солнце неба предвечное.

13

Мрака тамо не бывало, ниже ночи и темности,

Светило ся не скрывало, полно от агнца светлости,

Ветры шумов не творили, снегов же, градов и дождей,

Облаки не испустили вредливых с себе ненастей.

14

Столко солнцов с коретами с златыми ту увидиши,

Сколко князей тысящами многими в небе сочтеши.

Столко дворян, полководцов царьствия преблаженнаго,

Сколко жилцов и пришелцов града непобедимаго.

15

Славлю тя, покланяюся, благодарю, величаю,

Троице Святая, радуйся, раб твой, тебе поздравляю.

Един Боже в триех персонах, вечной престол твой честь, слава.

Всех вселенных сторонах и во мне твоя держава.

16

Радуйся и ты, одесную Троицы Святыя седяща,

Жизнь нам родивша вечную, Мати Дево присносуща.

Ты бываешь Помощница всем притекающим к тебе,

О Владычице, помощию (и аз) в раю вечным...

17

Стоя ту же херувимы, на низ крила отпускают,

Купно с ними серафими песнь святую воспевают;

«Свят, свят Господь Бог Саваоф», — глас сей небо исполняет,

«Свят Господь Бог наш Саваоф», — земля небу возглашает.

18

Ошую Предтеча седит, ядая мед и акриды,[1371]

Лекка ему власенница, юже носил Бога ради.

Главу, под мечь наклоненну нечестиваго тетрархи,[1372]

Прямо держит возвыщшену над всего мира монархи.

19

Ту же седят и отцове, долгодневне поживши,

Святии патриархове, Моисей пророк и протчие.

Аврам, сына в жертву Богу по указу приносящий,

Стоить возле его боку сын, меча ся не боящий.

20

После отцов рядом долгим, всяк по своей достоиности,

Седят на месте высоким пророки в вечней радости.

Давыд, держа лютню, грает[1373], всех пророков веселя,

Верстатся[1374] с ним не дерзает лютня славнаго Орфия.

21

Синклит Царя Небеснаго, в креслах седят апостолы,

Правители мира сего, близ же Христа их престолы,

Трубы быша спасения, учителя явилися,

Слава их без скончения, весь мир ими просветился.

22

Что извещу о столицы победоносцов Христовых?

Ликуют ту мученицы, смеются с убойцов[1375] своих.

Победы своея знамение держат в руках различный збор:

Крест, мечь, лук, огнь, камение, вериги, когсие, топор.

КНИГА ПЯТАЯ. СОН ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА ИЛИ СУЕТА ТВОРЕНИЯ АНДРЕЯ БЯЛОБОЦКОГО НА РУСКОМ ДИАЛЕКТЕ

Неразумиву мужеви тщи и лжи суть надежди, и сония вперяют безумия: якоже емляяй ся за стень и гоняй ветры, такоже емляй веру сном, сие на сие сон узрения; прямо лицу подобие лица.

Иисус Сирах, глава 34

1

Был некогда град преславный Троя, Илином реченний.

Был дарданский народ древний,[1376] в мире великоименни.

Днесь лютии Марса бои пашню на стенах зделали,

Где была столица Трои, землю хлебем засеяли.

2

Такс, еже чаем вечно быти, и в другая пременяет

Век и случай злый вседневно вся в мире сем превращает.

К тому концу неошибно[1377] всяке вещи поспешают,

Боря ся междоусобно, пременно ся побеждают.

3

Всеа твари естество нам сию правду объявляет,

Оттого рик[1378] страшний лвам множицею припадает.

Ревут медведе, псы лают, кричат волы, врещат[1379] слоны,

Ржут лошади, волки выют — вся значют жизни премены.

4

Что ся родит, умирает, в мире ничтоже векует,

Случай и смерть осиляет, нас как хощет потчивает.

Яко луны кругь пременний колесом по небе ходит,

Тако земли круг вселенний колесем премены бродит.

5

Ничто в мире вечно живет, вся по времени падают,

Хрост[1380], траву скот выдептует[1381], ветри и кедры поваляют;

Везуви городам грозит, Аракс мосты понуряет[1382],

А на горы гром ся срожит, розлев[1383] внизу потопляет.

6

Сама старость лесы гризет несостарелыми зубы,

Аще долгой век, что живет, крошит идельския[1384] дубы.

Не руби их топорами, аще хощешь да знищеют[1385],

Века секутся зубами, в себе кончину имеют.

7

Краткой жизни моток аки нить ся преривает,

Не одному где начаток, тамо и конец бывает.

Яко беседу окончивши, глаголи ми слово: «Рекл есмь»,

Тако век свой докончивши, рци, человече: «Пожил есмь».

8

Всяка радость скоро гаснет, аще лестит обманчиве.

Тако явне показует, иже суетна правдиве.

Мгнение ока пребывают любви вечно оскверняще,

Едва тронешь, улетают радости, душы вредяще.

9

О, сны пусте, снов образы, безделне привидения,

Чювствам покойным заразы, суетния мысления!

Коими ни есть вороты — костянными в мир входите,

Или роговыми — псоты[1386], ложь, обману приносите.

10

В древнем веце мир ся славил седмикратными чудами,[1387]

Иже стень рукою схватил, не почтет того с баснями.

Всуе рощь и стены славишь, Семиражидо, камение,

Всуе солнца столп возносишь, Роде, — труды в том даремне[1388].

11

Пирамида в Мемфим была, удивления хитрости,

Яже на милю творила стень от своей высокости;

Днесь з землею зравнялася, стень намале[1389] престраняет,

Местем з грыбем зверсталася[1390], време вещи пременяет.

12

Храм Дианны славный велик, создан тисящей руками,

Един бездельный висельник сожегл с своими воинами;

Худым делом имя свое думал вечно прославити,

Херост...[1391] (постой, перо мое!), нелеп его поминати.

13

Столпы медны, еже набил в море Еркулес по Гады,

Нептун веслом все заграбил, потопили чуда воды.

Мавсолеа мраморовий[1392] гроб где ныне пребывает?

И каменным век гробом намале спускает.

14

Идол дивний во сне явлен[1393] Навухудоносорови,

Яко в росте есть убавлен, явственно есть разумови;

Медь, железо, сребро, злато камень, с неба падши, скрошил[1394],

Осталася глина, блато, и то век давно разбросил.

15

Злату главу идолови мечь сирейской прочь отрубил,

В сребрне[1395] перси балванови[1396] грек копие остро забил;

Брух набитий меди толстой греку римлянин вычистил,

Стал на ноги век железной, злато, сребро и медь стравил[1397].

16

Смотри, каков сам Рим в лице против древния честности,

Посмотрится в Тибре реце, постыдится пременности:

Чело желто, бледо лице, румянца на нем не видать,

Пали столпы по улице, на стенах ковров не спрашать[1398].

17

Во дни отца Ромулюса нужно дитя си казало,

Говорить за Еринуса, за Камилля рости стало.

Девица Аннибалови замужна ся показала,

Едва не дана грекови, по отцу осиротяла.

18

Но на свадьбу Африкана, гречина не изволила.

Кроме земляка латина, жениха не припустила.

Подавши бой велик ему с обнаженными грудями,

Оперлася насилному, славна его полонами.

19

Тогда Брутус с Катонами Риму были правителе,

Владаючи[1399] народами, статов[1400] римских рачителе.

А Цицерон, седя дома, по приказах советовал,

Не мечем, ниже рукома — языком силно воевал.

20

Скоро Акце и Ромули снурок[1401] жизни розервался,[1402]

Рим слуги его смутили, господин раб сотворился.

Всяк Римови отчим быти одноконечно желает,

Прав и неправ покорити господьство себе дерзает.

21

От дву сторон брань востает междоусобна гражданов,

Сусед суседа ганяет, воинских много приборов,

Под ровнеми знаменами трубы к бою голос дают,

Биются полки с полками, копием ся сокрушают.

22

Идет встречу зять свекрови[1403], мечем ся преведивают[1404],

За неправду умреть готови, но виннейший побеждает.

Тако егда мира чести часть малую пределяют,

Для их гордей упрямости поля в крови восплывают.

23

В том времени обмирает Рим, тоскует, страсть ся боит,

Едва в печали зевает, на ногах своих не стоит,

Составы ему ослабели, кровь ся в жилах помутила,

Очи, руце почернели, смерть ся к нему приближила.

24

В конец трижды отчихает, яко скорбний, мокротою,

«Ох, ох, — с плачем призывает, — Аугусте, буди со мною!

Здравствуй, живи, царю славний, вручаю ти мир и себе»,

Тем в ад выплюнь дух военний, ложно становится в небе.

25

Осквернил ся мертвецами могилник, Рим нареченний.

Отчим Неро пожарами сожегл, он немилосердный.

Третяя часть не остала, с дымем пошла[1405] нова Троя,

Похороны зле приняла, не от царя, но злодея.

26

Каков днесь Рим, как здешевял, како разни от онаго,

Что Волску землю звоевал,[1406] збил силу царствия греческаго.

Нуманчиком[1407] зломал роги, картагинчики[1408] победил,

Реце Рену спутал ноги,[1409] розлев Дуная усмирил.

27

Тако страшне римлян силы, всем народом ищезоша,

Егда внуки разорили, что отцове припасоша.

Мало было дедицови[1410] всего мира дани, зборы.

Что остало Неронови, Алярик[1411] взял в готтов дворы.

28

Наследники днесь римляне ищут древния честности;

Врата твои, о Трояне,[1412] подгризли зубы старости.

Паде столп седмилесничный Севера[1413] милостиваго

И двор Люкулля столичний,[1414] не знать валу Титоваго.

29

Уже столы не потеют балсамем[1415] царя Нерона,

Царей теплице грязнеют, вода с калом помешана.

В твоих банях, Антонине, гусята ся полоскают.

В твоей, Тибуре, равнине[1416] козы душных трав нюхают.

30

Показы дивовиск[1417], з езды строи[1418], злата бросаниа,

Борения лвов з медведи, различныя играния,

Потешние комедие с творцами и зрителями

Век пременил в трагедие, вся днесь лежать под ногами.

ГЕРМАН ГУГО{87}

ЖЕЛАНИЯ БЛАГОГОВЕЙНАЯ

Не смышлиша разумети сия вся да восприимут во грядущее время.

Второзакония глава 32, стих 29

Что жалостнее и ужаснее помыслити возможно, яко «идите»? И что приятнее изрещи яко «приидите»? Два глаголы сия, от нихже ничтоже страшливее перваго и ничтоже сладчае втораго слышатися может.

Св. Августин в Единоглаголствии, гл. 3

Оле! мысль людска потоль слепа пребывает —

Дондеже[1419] не узрит бед, сих быти не чает.

Настоящая токмо знает разумети,

О грядущих бедствиях несть ея радети.

Пред гласом трубным воин мечь свой изощряет,

Слышащ трубу, ко брани себе устремляет;

Предзрит навклир[1420], откуду ветров грядет сила,

Потому котвы решит[1421] и ставить ветрила[1422];

Земледелец, готовящ своя на зябль[1423] нивы,

Кий плод с них приимет в лето — предвесть прозорливый;

Предвидя зиму тожде пекущийся мравий[1424]

Носит корм за времени[1425] в мравник свой диравый.

Что твориши, о роде! несведущ будущих

Времен оных лютейшых, конца не имущих?

Что ти ся мнит? Тебе ли не должно умрети?

Мниш креплши над адамант[1426] жизни твоей сети?

Ох, лстишися[1427]! Кому смерть дасться ублагати[1428]?

Ей свойственно еже есть живот пресекати.

Не мниш ли, яко вечным миром сопряженны

Смерть и живот друг другу верно сприсяжены?

Ах, лстишися излишше миром сим притворным,

Смерть и жизнь Пребывают случаем подзорным[1429], —

Яко снег легким варом[1430] егда исчезаеть,

А водою талою и огнь погашает.

Прежде мир свой содержать нощь дни, день же нощи,

Пожрут волки со агнцы от своих вражд тощи.

Вся сущая под солнцем повинна суть смерти:

Лук медян мышцам его как его отперти?

Стрелы ея вредныя кого не пронзают?

Всех выи язвы[1431] в себе от сих ощущают.

Улучает смерть детищ в матерней утробе,

Иных от сосц отъемля полагает в гробе,

Умерщвляет младенцы обоего рода —

От смерти несть юношам, ни старым исхода.

Славных вождов и простых воинов вдруг трупы.

Стрелы смертны смешают вместо[1432] — суть не скупы.

Не в златой песок и Крез богат претворися,

Не лучший прах Ревекки прекрасной[1433] явися;

Царие, самодержцы, князи и владыки

Тлеют в земли с нищими равно человеки.

Несть надежды в богатстве, несть в силах, несть в сласти,

Вся оставив, всяк смертный подпадает власти.

Ко гробу бо вси прямо течем убежденны:

Скорей ли или позде будем во нь вверженны[1434].

Не избежит родшийся всяк сего предела,

Егоже бы под леты смерть не одолела!

Но когда бы дух в воздух претворялся исто[1435],

Яко пар во облаки исчезающ чисто!

И дабы смерть кончину тако сотворила,

Обы душу и тело вкупе окончила!

Кую ж бы смерть над сию достойней блажити,

Еюже бы болезни мощно окончити?

Всяк з жиющих[1436] паче бы возлюбил умрети,

Неже жиющ в многих бед углебати[1437] сети.

Но оле! увы мне! Смерть! Несть кончины на ю.

Плоть смертну, а душу вечну быти знаю,

И как скоро от тела душа разлучится,

Абие[1438] пред Судию Бога становится.

Сей сидит и праведен и неумолимый,

Глава его и очи — огнь неугасимый.

Она очес возвести от страха не смеет,

Оковану узами совесть си имеет.

Сей взыскует тайная сердца в жизни сласти

И несоделанная видит ея страсти.

Она всяк грех сознает, студом побежденна,

Камо[1439] бежать? — не видит, страхом ослеплена.

Сей вкупе и Судиа и верен Свидетель,

За вся грехи неложный и Истец и Мститель.

Та, видящи ничимже его умолима,

Напрасно в слезах тает. Оле, неключима[1440]!

О, кий смысл! О, кий промысл души оставленной!

Тамо бо несть помощи, в горе осужденной.

Гласить[1441] холми, вертепы, приглашает горы,

Да сниидут на ню живу, приимут ю в затворы[1442].

О душе! О Судие! Суде праведнейший!

Кто не будет, помянув сия, печалнейший?

Но не у[1443] конец скорби, страстей и болезни,

Ины еще надстоят и смерти, и жизни —

Жизнь, во веки радостей конца не имуща;

Смерть, мук некончаемых во веки будуща.

Ох, киих! Ох, коликих мук смерть не приемлет,

Живот же вся радости, вся блага отъемлет.

Жизнь кормит души своя сотом божественным,

Смерть своя напаяет питием огненным.

Жизнь аггельским пением своих услаждает,

Смерть своих стенанием и воплем смущает.

Жизнь творить на небесех своих ликовати,

Смерть своя во тму и червь творит низвергати.

Жизнь блаженна не терпит ни мраза, ни зноя,

Смерть же в огне и мразех не имать покоя.

В местах злачных и светлых жизнь ся упраздняет,

Смерть же в работе адской выну пребывает.

Жизни несть болезни, несть плача, несть печали,

Смерть страждет вся зла, яже во ад ся собрали.

О, коликих триумфов и благ жизнь благая,

О, коликих зол и мук полна есть смерть злая!

Сея ли или тоя жребий падет на мя?

Благое ли, злое ли будет его знамя?

Ах, всем сердцем, ах, сице надлежит пещися,

Да злый жребий возможет от мя отмещися.

Исчезе в болезни живот мой и лета мои в воздыханиих.

Псалом 30, стих 11

Не достоит ли воздыхати, яко есмы на земли чуждей и во страну далечайшую от отечества згнаны?

Св. Златоуст, гомил. на псал. 115

Сия ли в рождение мое бысть планета,

Да всяк мой день обыдет[1444] темных скорбей чета?

Вся дни моя повсегда в бедах изнуряю,

Аще и светло себе утро предвещаю.

Но ни един еще день бысть мне просвещенный,

Зане всяк прешедший есть скорбми помраченный.

Чаях частми житие разделено быти,

Скорбь радостей, радость скорбжи взаим пременити.

Равно якоже солнце всю тму проганяет,

Егда день подсолнечным ясный поставляет,

И, яко луна, хотяй возбурити море,

Мещет ветры во воды на болшое горе.

Сице мнех[1445], окаянна, моей быти доли,

Еже совершатися всем по моей воли.

Обаче печаль моя толь есть болезненна,

По мужу слезам женским ниже есть сравленна,

Двенадесят месяцей по мужу сетует,

Гроб и дом оплакует, егда удовствует[1446],

А по сих умышляет жалость[1447] низложити

И вретище[1448] на светлы ризы пременити.

Вся лета, вся месяцы, вся дни моей жизни

Исчезают в печалех, в скорбех и в болезни.

Несть средствий на жалость мою и несть закона,

Беда беду раждает весма нескончона.

В слезах, в воздыханиих, в воплех пребываю

И малейший час жизни в сих аз изнуряю.

Многажды волнение ветр силен возводит,

Но краткое елижды[1449] сверепей находить,

Зима з древес листвия люте восхищает,

Но сия паки весна оным привращает.

Часто и воздух движет облаки дождевы,

По сих лучи являет светлейшия дневи;

Мне же смерть соплетает узы нерешимы[1450]

Скорбей, яже не чаю быти разрушимы.

Плачевна не престает бряцати цевница[1451],

Перси — гусли, жаль — струны, цевничник — десница.

При сих гуслех и нощи и дни провождаю,

Все жития моего время истощаю.

О! коль краты тяжесть духа тщахся сокрушити,

Внегда в недрех глаголы желах утаити!

О! елижды день бяше, весь во скорбех бяше,

Нощи вся, яже имех, вопль мой провождаше.

Не стеняти елижды имеях уветы[1452],

Стенанию запретить прилагах наветы!

В радость разрешити ся совет ваш бысть, друзи,

Абие вся решилем веселия узы[1453]?

Но егда вопль мой смехом хощу укротити,

И при смеху силен вопль мой возшумети.

Множицею желая аз мирно уснути,

Но в слезах утренюю[1454] нощи вся минуты.

Аще же заключаю плачь в себе крепчае,

То яко море от волн бежит жесточае.

Вы есте сведители, дебри и потоки,

Удолия[1455] и холми, коль плачь мой жестокий.

Весте[1456], с воздыханием колико аз брахся[1457],

Но стенанием сердца всегда побеждахся.

И само ехо воплем моим подвиженно

Жалостныя отглашать[1458] гласы убежденно.

То аз, то оно в воплех и ламентах выну[1459],

Плачем ся и стеняем взаим на премену,

Яко пандионийски ответ имут сестры,[1460]

Егда своих жалостей счытают реестры.

Плачется Прогне ложа, мужем оскверненна,

Рыдает Филомела, девства си лишенна;[1461]

Една другую в воплех своих вспомогают,

Обе слезящи жалость свою воспевают.

Тако и Алциона гибель мужа в море

Рыдает,[1462] возвышшая гласы своя горе,

Или яко горлица, друга си лишенна,

Стеняет непрестанно, многоболезненна.

Сице есть и живот мой, на семь основанный,

Да ни един ему день преидет безпечалный.

Повседневно наводят жизни моей борбы

Непрестанны болезни, непрестанны скорби.

Но яко вопль бысть моим глаголом начало,

Воплем ся и житие дабы окончало!

ПОЛЬСКАЯ АНОНИМНАЯ ПОЭЗИЯ{88}

БЛАГОДАРЕНИЕ ЗА ДЕНЕЖНУЮ КАЗНУ

Щедра твоя рука, отче преподобный,[1463]

Достойна мзды есть — Господь праведный

С небес да воздаст! — шла твоя казна

Полше полезна.

Но какая помочь нам от твоей казны?

Бог весть сребролюбца лукава соблазны,

Вовремя прислана злому волку-вору,

Угодило в пору.

Хоть надежен друг француз, шалберов[1464] старшина,

Не дал ему сукон в долг ни аршина.

На слово голо кто бы условился,

Хотя б исполнился

Тою казною, чтоб бедны силы

Вспомочь, которы по крепостям были;

Бедну пехоту, которую Бог дает,

В муку предает.

По милости его, также и панов,

На пагубу дал Бог таких гетманов,

Что для адова бруха[1465] своего

Наполнились всего.

Хоть мало запасу, однак вин венгерских

Караваны ходят, толь-то чин жолнерский[1466]! —

Курки[1467] печены, сахары привозят,

Нам голод множат.

Только бы в обоз[1468] или в кой город

Строем бы ввести свою хоругов,

Тотчас по дорогам запас разбивает[1469],

Голоден не бывает.

Хлеб для пехоты — везде виселицы,

Дай бы на толсту шею те вервицы[1470],

Не на нас, бедных, что будто сластями —

Кормимся псами!

Наши овощи — мышь, а телятина —

Кошка, хотя мертва и кобылятина —

Как есть не голод! На хлеб[1471] не помысли,

Пока король пришлет.

А король умной[1472] на нас призирает[1473],

Твою казну в Крым, отче, отсылает,

Дает хану золото — хан поноровляет[1474],

Будто уступает.

А лицемеры за то возванье

Повели волка на коронованье.

Не дивно, что слепые мурзы поздравляют,

С послы величают.

Из войска так же многие началники

Посполство[1475] губят, вместе и сверстники

Пехоту (поистинне мучеников!) с нами

Своими руками

Извели в розных прилучаях панство[1476]

Горлом своим винным и различным пьянством,

Моря их з голоду, остатки погане

Секли нещадне.

Как отступили татары ис подо Лвова,

Лукаво с литвою[1477] идет волчья глава.

Весь мир знает, естьли б литва не пришла,

Нога б их не ушла

Из-под Хотина[1478] как за бусурманы

Вслед шли, не было бе хулы на поганы,

Когда б дал волю сердцам кавалерским,

Умам рыцерским.

Только не ослы литва, знала ужа,

Метясь за Хотим, хотел съесть у литвы мужа,

Не ныне на пагубу та дуда надута

Играет, прокленута.

Тож сотворил, отче, и с твоим бряцалом[1479],

Ты ему дал золотем, а он нам ни салом.

Кому король з женою[1480] твою казну дает,

Посол твой ведает.

Та богобоязненна пани — побожником[1481]

На комедии, так же плясалником.

А что за пляски, пусть твой посол скажет,

В Кракове укажет,

Какая комедия бывала в Варшаве,[1482]

В каково там цесаря дала поруганье,

В небытии короля смех строя скаредный,

Но Бог праведный

Снишел в то время з громом, с молниею,

Обличал то канцлер, студенты со всею силою,

Для того достоин ада твой посол,

Естьли не отписал.

Х КАЗНОДЕЕМ[1483]

Дивно нам на вас, милы казнодее,

Бутто вы не знаете, что ся в мире деет.

Велят вам на нас кричать полские бискупы[1484],

Смрадные трупы.

Первый шалбир[1485] и лстивец великой Требицкий,

Олшовский, арцыбискуп[1486] и третей Варшицкий.

Естьли вы спите, а служилой видит,

Хто ково обидит.

Не ныне король губить своею рукою,

Не рубить, толко мучит горкою мукою,

Молит епископов: «Бога для[1487] пастыри,

Мои шалбири!

Велите ксендзом, паче ж казнодеем,

Пусть на амбоне[1488] кричать тем злодеем,

Которые из войска скоро побежали,

Королю отказали,

Знамена голы побросали в поле,

Ни по городам, ни при самом короле,

Пусть к знаменам своим возвращают,

Сколь возмогают.

А у меня, де, казна им готова,

Денги и всякой запас дадут снова —

Хочет ли хто на мушкет, хоть на висилицу,

Емлите пленицу»[1489].

ОТВЕТ НИКОЕГО СЛУЖИВОГО Х КОРОЛЮ

Сам на ту мзду иди, Яне, з бискупами

И сенатори, твоими лесцами[1490];

Мало что добрых и между бискупы,

Вместо их скопи[1491].

Збери каноников-милишев[1492] с собою,

Ксендзов, пралатов[1493], не пропадут с тобою.

В шелковых чюлках целой их собор

Пусть в прямой побор

Пойдут до беса, а пусть на их место

Жиды множатся. Пожди, Яне, еще

Возми всех панов, с коими в Кракове

Был на розговоре.

Во всю там зиму весело пировал,

Спал до полдня, в вечеру[1494] сеймовал,

А ночью «буди здрав!» или играл балеты

Для той кобеты[1495].

А мы б хоть здохли, понеж условлены

Станы[1496] имели — кровли соломяны.

Пусть, де, радеють[1497] как и я о себе.

Сто чертей тебе!

К КСЕНДЗОМ

Тогда просим вас, ксендзы, до обозу.

Нет там голоду, нужды, ни морозу,

Там кельи теплы, перины пуховы,

Шутки пороховы,

Французский посол в золотой корете,

Вина довольно зимою и в лете[1498],

Там хан в грехах прощает —

Головы срывает.

О, дай! бы не было бискупов-кабанов,

Которых носят, что жирных баранов,

Время[1499] и плебанов[1500], с ними каноников

И исповедников.

И тех боровков, обман-езувитов,

Болши всех лести, правды — что у жидов.

О! сколь того лиха везде намножилось:

В ксендзы и в чернцы, в спеваки[1501] збежалось.

Обоз им смердит, а на амбоне

Бьют в ладони.

Лутчи быть мнихом, а чотки имети,

Нежели пулку[1502] в ребрах — учнет там свербети.

Постники, на смерть не много скорбите,

Шалберы, молчите!

Или вы слепы? Король коль тверд в полю,

Сам за зайцы гоняет, а нам велит к бою.

Ныне в Яворове[1503] на удах сидит,

На сельди глядит.

Будучи в Кракове на коронацыи,

В трубы и в сурны[1504], в французски факцыи[1505] —

«Лей-поливай на всяк день, братчина!

Дай, дьяволе, вина!»

А мы, квартьяные[1506], удалы молодцы,

Буде кому силно, чево не отняли хлопцы.

Проподаем з голоду, а конь от соломы

На зубы хромы.

Отведайте, ксендзы, нынешней сладости,

Не старых королей поступок в нынешней пакости,

Переполощите дождем свои колнерики[1507],

Статны черевики.

Есть у вас соболи, куницы и рыси,

Берите в службу стаканы, серебряны мисы.

Даст вам и примас[1508] свои златы фляши[1509],

Будут те часы[1510].

Воскресит вскоре нам Господь Богдана,[1511]

Вывлечет на двор не одного пана,

И не одному топором отделит

Лоб от гардели[1512].

ПЬСНЬ, ИЗ ПОЛСКАГО ДИАЛЕКТА, ПРЕВЕДЕННАЯ НА СЛАВЕНСКИЙ, О ПРЕЛЕСТИ МИРА{89}

Есть прелесть в свете,

як в полном[1513] цвете,

ту ты остави,

Возлюбленная

душе грешная,

от злоб воспряни.

Преходит время,

а грехов бремя

тя угнетает;

Демон же смелый

на тебе в стрелы,

яд свой впущает.

От лва лютейша,

от змия злейша

смерть предбодрствует,

Сласть услаждает,

жизнь обещает,

а гроб готует.

Та багряницы

и власяницы

в тлю прелагает,

Та крали губить,

Кесари губит,

вся разорряет.

Вращает[1514] в блато

бисер и злато,

черви раждает,

Силным гетманом

и поселяном

сердце вреждает.

Егда честныя

в рубы[1515] худыя

приоблекает,

Воикску славу,

мечь и булаву

в гроб вовергает.

Матерем чада

хищати рада

и ослезяти,

Яко цвет красный

видом си ясны

вскоре терзати;

И воспитанных

сынов избранных

не долго зрети

Смерть попущает,

нагло[1516] хищает

до гробной клети.

Яко с росою

траву с косою,

сечет юныя,

Воя от боя

емлет до гноя

зело силныя;

В страх обращает,

сердце скрушает,

велми печалит,

Борца свергает,

кровь изливает

и во гроб валит.

Неумолимо

ни утолимо

смерть убивает;

Аще не вскоре

жди ея во дворе:

та не минает.

Мафусаила

смерть похитила

о тысящи лет,

Иосиф красный,

славою ясный,

увяде як цвет.

Авесолому,

сынови злому

в красной уроде[1517],

Светлость увяде,

сам в крови паде,

что камень в воде.

Златыя власы,

як серпом класы

суть подсеченны,

А сам на древе

с копийми в чреве

зависл збоденны.

Плоть согнивает,

червь ся раждает,

ах, смрадный зело!

Птицы до плоти

летят с высоты

терзати смело.

Светлое чело

все здиравело[1518],

а устна красна

Смрад изливают,

гной источают,

лежат безгласна.

Бедное око

изгни глубоко,

а где жь ограды?

Источник воды,

речныя броды,

где винограды?

Шипок увяде,

кипарис паде,

а ты гниеши.

А тех утехи

даже во веки

не познаеши.

Бедное ухо,

ты бяше глухо

на спасенная;

Где твоя сладость,

от гласов радость

она тленная?

Гусли, тимпаны,

струны, органы

днесь изтлевают.

А тебе смело

купно все тело

черви снедают.

Нозе гнилыа,

где суть милыя

вам оны лики[1519]?

Где плесание,

где плескание?

Сгибе во веки.

Чрево сладкаго

вина драгаго

днесь отщетися.

За скочны лики[1520]

во аде во веки

юнный вселися.

Ризы багряны

из шелку тканы,

кто вы днесь ценит?

Нищь от гноища

своя рубища

на вас не менит.

Чим убо летите,

чим вы губите

неискусныя?

Влечете к себе,

что овцы к требе,

люди юныя.

Брашно благое,

вино драгое,

вы нас вредите.

В тленном бо теле

злых червей веле

умножаете.

Яждь же доволно

и пий своволно[1521] —

мзда за то будет:

Чаша смолная

во век полная

и преизбудет.

Оле суетна

вся и преметна,

яже в сем свете!

Менится злое,

равне благое

в зиме и в лете.

Красная младость,

белая старость

скор конец знают,

Поты проливше,

бед искусивше,

в гроб ся вселяют.

Главо глупая,

окаянная,

что мир любиши?

Что его сластьми

и плоти страстьми

аду служиши?

От добра многа

не зриши Бога,

аки несть требе.

Преживше лета

в суетах света

быти на тебе.

Богачь жестокий

во ад глубоки

в огнь вовержеся,

За сребро, злато,

земное блато,

весь истечеся.

Глас свой возносить

о каплю просит

воды студены,

Иже пояше

и довле бяше

благ исполненны.

Суетство суетств

и буйство буеств

вся, яже зрятся.

Обаче пьянство,

слава, богатство

нами любятся.

Добре то знаем,

что ветр гоняем,

мирских ищуще,

А вси охотно

миру работно

служим живуще.

Жил лета многа,

гневаше Бога

во твоей сладости.

Красота, злото

вратятся в блато, —

ты без радости

Во гроб вступиши,

вся оставиши

не веси кому.

Саван твой токмо

в земное окно —

все же иному.

Суета дети,

ихже хотети

обыче мати.

Кая бо радость

по них и сладость,

не может знати.

Отец есть честный,

а сын прелестный[1522]

часто бывает —

Вся пропивает

и разбивает,

и побивает.

По страсти прежде

с злобы послежде

своеволствует,

Юности лета

в неправдах света

зле вождествует[1523].

Тако на брата

Сплывает тщета,

а мир лукавый

Из честна дому

несет иному

знамена славы.

Многащи давный,

силный и славный

род погибает,

А дедичь[1524] благий,

як сродник драгий

добро взимает.

Сын же прелестный

есть враг известный:

вся погубляет.

Злато и славу

и свою главу

в вино втопляет.

Мы изумлени[1525],

грехми сожжени,

нимало знаемь,

Яко от врага

до адска прага

гнани бываем.

Отселе злато

и сребро за то

тщимся роздати,

Да в светлом небе

жизнь вечну себе

можем стяжати.

Храмы созидай,

нищыя питай,

иноки вселяй,

Сира воспитай,

вдовы заступай,

вся возвеселяй.

Сия бо тебе

схранятся в небе,

а ради света

Что сотворивши,

та погубиши —

вечна то тщета.

Ты стяжал скупо

а сын твой глупо

вся расточает.

Что тя ползует,

смолу готует[1526],

огнь разжигает.

Чистота, благость,

всех доброт драгость

не изчезает.

Из тех отрада

Небесна града

ти исплывает.

Тамо ти радость,

Небесна сладость

по трудех будет,

А дух горести

и мира лести

вечно забудет.

Несть тамо зависть,

несть и ненависть,

несть рыдание;

Всем мир, тишина

от Бога Сына

дарование.

Страстей ти ради,

Иисусе драгий,

даждь нам востати,

А смерть лютую,

косу острую

даджь поминати.

Изволь подати

слезы лияти

за многи грехи;

В небо вселити,

общники быти

вечны утехи.

СТИХИ ИЗ «ЗЛАТОГО ИГА СУПРУЖЕСТВА»{90}

К ЧИТАТЕЛЮ

Живяй на земли, разумным оком

смотряй на все по свету широком,

Человек ничтоже имать миляе про себя,

кроме супруги и насущна хлеба,

Которую толко Бог с небес посылает,

единить сердца и нравы равняет.

Сице супруги в рай в красном белведерье[1527]

неразлученно берут перемирье.

Ныне бы молвил, что порозплетались

в своих союзах и порозметались.

Для того безжение Творец похваляет,

да и женитбу ничем не гоняет[1528].

Свято супружество должный почитати,

толко совет мой головки избрати[1529].

У всякой жены суть свои приметы,

в желудке не сварив, збросиш недоспеты.

Трудно с приметы коня добра купить

и жену со нравы уклонными[1530] нажить.

Дабы не было в ней что похулити,

надобно в далных рубежах смотрети,

Однако бы я, хто что любят, хулил, —

одному удалося, а другой погубил.

Голодному всякие укусны суть еды,

а юному человеку женские беседы.

*

Невозможно познати — в чюжой коже ходят,

хотя и другу времянем угодят;

Лицемерные слуги, что обещаются

добром всяким служити, а пролыгаются[1531].

У жонок бо учатца такова зла чина,

понеже несть едина из них благочинна,

А самая простота в деревню бежала,

лесть[1532] повсюду нам ныне госпожею стала.

О Владыко, не подай обозреть им света,

которые нынешний испортили лета.

*

Приемляй жену, зелно себе отягчает,

от еяже тягости ни смерть свобождает,

Муж жене раболепен, жена розсылает[1533]:

что прежде был свободен, ныне раб бывает.

*

Поемляй жену, во ярмо ведется,

и бегаяй казни, х казни сам влечется.

Пленяй жену, болши пленяется,

всегда рабствуя, раб ей збывается.

*

Сый под супругою, под игом теснится,

умрети желаяй, слабети нудится.

Та болезнь превелика, казнь нарицаема,

аки купина горяй,[1534] а не згараема.

*

Что реку вкратце быти женидбище?[1535]

Ничтоже, токмо тартар и злых чистилище.

Несть в тартаре покоя, но всяка досада,

ни скорби супружественной бывает отрада.

Кто может женские претерпети беды,

работы различные и несносный вреды?

Труд велик и тоскотя? остают во браце,

бегай, молю, злой жены, аки смерти в зраце[1536].

Посмотрите на любовь, что насилу восходить[1537],

а уж в лыках[1538] великих богатырей водить.

А се дело чюдняе: волосник[1539] плетены

одолевает времянем скипетры и короны.

*

Укусно краденое, чюжое, не свое,

во своем укус один, а в соседском вдвое.

Вешать татя господин велел за две рыбы,

и, в горохе поимав, велит бить у дыбы.

Ты чюжаго полотка[1540] дерзнул смело рушать[1541]

и, преступив заповедь,[1542] не свою ядь кушать.

Не уйдеш наказания, ни поп тя разрешить,

то слово «не леть»[1543] ти есть, пусть на ум твой спешит.

*

Не добр тот хлеб, что его дважды пооряют[1544],

и та сука, что ю два мужа понимают.

Лучши у извощика в злой дороге возить

и в воинском походе зной и вар[1545] поносить,

И лучше в монастыре под уставом жити

или у поваров при поварне быти,

Лучше в пустой храмине зимою сидети,

под кровлею худою ненасье[1546] терпети,

Неже стоять на ковре в браце со вдовою,

хотя бы с прелючшею честною женою.

Какие со вдовою веселые лета?

Никогда не увидишь с нею в любве света:

Премного выговоров, покойник на чело[1547],

как с нею, да и когда может быть весело?

*

В третие уж женишся, и та была смела,

которая бысть в третию жену похотела.

О четвертой не думай[1548] ни в доброй денницы,

ибо будут боятись вдовы и девицы,

А есть чего, — будто бы жити не желала,

когда бы с тобою брак четвертый приимала.

Норови[1549] сей ты третей: как ее лишишся,

вечнаго уже сиротства и бед наполнится.

А ты молвиш: без друга невозможно жити,

такова добра себе не хочю лишити.

*

Где бывает истинно сердец любование,

там тяжкое обоих живет разставание.

Скорбь не равно подобна, слезы неуемный,

жене жаль мужа, мужу жаль жены смиренный.

*

Ты кисло смотришь, Венус веселится,

как что уловить, бутто печалится,

Оком то самим всяка показует,

как ей что любо, аки негодует

Или вздыхает, ступая уставно[1550],

А кого любит, не кажет то явно.

Но искра горит, запущенна в сердце,

знать по кислым очесам и по бледном лице.

*

По взглядования до смеяния,

во смеянии до играния.

По игрании до трепания,[1551]

во трепании до осязания.

По осязании до опочивания,

в опочивании до грехования.

По греховании насилу когда до раскаяния;

любовь и меда, и жолти[1552] многоплодняя.[1553]

*

Умна жена — дар Божий. Имев здоволь хлеба,

с мужем живет согласно, аки дана с неба.

Отец ее не купит, власти не имеет,

моли неба, понеже женами владеет.

*

Люта зверя узнаешь, посмотря на рожу,

а жене диавол в сердце, а другой влез за кожу.

*

Прежде мя пожри, земле, перво в гробе тело

в пепел да обратится и дабы истлело,

Неже с воли бокову кость[1554] в горло воткати[1555];

там очи, где что любим, и рука отдати.

*

Дородство твое красно и умныя смыслы[1556]

попортили, девице, тех строев[1557] вымыслы.

Лутчи строев перестань; хотя бы нага была,

моя б тебя доброта и с телом прикрыла.

Дешев строй без доброты[1558]; девка красовита

без доброты — палата, соломою крыта.

*

У босурман на мужьях жены умирали,

а ныне на гробах их ради б танцевали.

Не то чтоб за здоровье мужа умирала, —

трикраты бы и сама его потеряла.

Чють душа из одного, а другой на ковре

стоит, в красные ризы приодеян добре.

*

Хотя ярясь аки барс, иже свои дети

погубив, а сам впадет ярым ловщам в сети,

Или медведь свирепый, копием раздразнен,

бежит лютой собаки, ранами изъязвлен,

А та за горло давит, что кровей посоки[1559]

по раненому бегут борзы зело токи, —

Однако природа в том поноровила[1560],

что х твоей красоте злобы прибавила.

Красна ты или лиха, то грех, а се добрит,

буде будеш доброю, всяк тебя обозрит.[1561]

*

Малый свет — человек жив; там небо — глава,

чювства — планиты, разум — солнце, при том слова,

Грешить свет, в нем человек, небо вратится[1562],

смерть с востока на запад, день с ночью катится.

Если бы пременна жен луна нам не дала,

свет на ногах не остал бы, что ж бы глава была?

*

Орех, ишак и жена в одну меру живут,

ничтоже добро творят, когда их не бьют.

*

Умилнаго глаза лучь солнцу ся равняет,

из круглой шеи белый шипок[1563] проникает,

Влас кудрявый преходить[1564] злато и румяны,

устне[1565] аки в черленном багру[1566] омаканы,

Как отверзет сахаром уста посыпанны,

многих сердца топятся, хотя оловянны.

*

Играяй и пияй с красными девицы,

славы и денег не имать на лицы[1567].

Емляй бабу з денгами, той златом прелстися,

понял денги[1568], а баба в приданом вручися.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги