Библия-Миллениум. Книга 1

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ АВРААМА

Сегодня Аврааму было дышать еще тяжелее, чем обычно. Тупая игла сидела рядом с сердцем, не давая ему биться в полную мощь. Стоило сердечной мышце хоть чуточку расшириться, как острие незамедлительно кололо живую плоть, заставляя Авраама задерживать дыхание и морщиться от боли.

Он старел — и с каждым днем все быстрее. Хуже всего было то, что Авраам, старея, не ощущал приближения смерти. Осознание того, что оставшиеся восемьсот лет придется прожить вот таким — сморщенным, с иглой возле сердца, с несгибающейся спиной, дрожащими руками и со всеми прочими атрибутами старости, — все более убеждало Авраама в бесполезности долголетия. Последнее всего лишь бесконечная пытка старостью, страданием наблюдать медленное, но неотвратимое разложение собственного тела.

Сарра — жена Авраама — тоже старела, но как-то по-другому. Она становилась все прозрачнее и незаметнее. Легко, как будто призрак, проносилась по дому, от одного прикосновения ее легкой руки работа завершалась, не успев начаться. У каждого из супругов был свой мир.

Мир Авраама — это полутемный чулан, набитый денежными сундуками, счетными книгами, в которых не хватало места для описания всего хозяйства. Единица в книге могла означать сотню или тысячу, о чем делалась запись на обложке. Авраам не пользовался компьютерными сетями или хотя бы просто калькулятором. И вовсе не потому, что жил в глуши, удаленно от людей, и не потому, что хранившееся в твердых золотых слитках и в купюрах богатство, записанное его руками в толстые фолианты, казалось так более весомым, а просто Авраам любил цифры. Он видел, как они складываются в мистические узоры, соединял мысленно на странице цифры 6 и 9 линиями, видимыми лишь его глазу. Эти линии всегда складывались в имена Бога. Каждая страница его бесчисленных толстых фолиантов была исписана именами Бога.

Авраам не просто вел учет, это было для него чем-то большим — он молился. Годами выписывал имя Бога, как бы обращаясь к нему каждый день и час своей жизни. О чем просил Авраам? Да он и сам и не знал. Просто просил, как будто Бог сам должен был догадаться, что ему (Аврааму) нужно.

Мир Сарры также довольно аскетичен, но по-другому. Если Авраам являлся пленником дарованного ему богатства и долголетия, то Сарра, напротив, жила в заточении собственной нищеты, под дамокловым мечом приближающейся смерти. В сущности, костлявая и так была рядом — стоило только протянуть руку, но никак Сарре не хватало смелости.

В своей половине дома, заставленной дорогой резной мебелью с золотыми ручками и замками, китайскими антикварными вазами, редким фарфором, удивительными растениями и аквариумами с чудесными рыбами, — она чувствовала себя так, будто ее на ночь заперли в музее. Ей никогда не спалось на огромной холодной кровати с балдахином, согреть которую невозможно. Сарра ежилась от холода, ворочалась в ней, но очень осторожно, словно боясь измять музейные простыни. Под утро она, совершенно измученная, перебиралась в большое зеленое кресло у окна, которое своей потертостью сильно диссонировало с окружающей обстановкой. Сарра привезла его когда-то из дома родителей. Только в этом кресле она могла заснуть, подтянув колени к подбородку. Так, скорчившись, Сарра и спала в течение сорока лет. Ее постоянно преследовало чувство, что ни на одну из окружающих ее вещей она не имеет права.

Временами Сарра задумывалась: а живет ли она вообще? Ее жилище, одежда, каждый съеденный ею кусок принадлежали Аврааму, безгранично любимый мужчина — ее сестре, как и столь желанные от него дети. Если убрать Сарру из картины мира, то ничего не изменилось бы. Ровным счетом ничего, но большие перемены всегда происходят в один день.

Сестра Сарры — Рахиль, ввиду многочисленности своего семейства, постоянно нуждалась в деньгах, которых Исаак по той же причине достаточно заработать не мог. Раз в несколько лет, когда гардероб детей приходил в негодность, а домашняя скотина была съедена, у Рахили просыпалась любовь к родственникам. Непреодолимое желание навестить сестру, а заодно и ее мужа Авраама на предмет получения «родственной заботы» подарками и живностью.

Рахиль была совершеннейшей противоположностью Сарры. Очень полная, она не шла, а грузно перекатывалась, отчего земля вокруг наполнялась глухим рокотом, как будто по ней тащили тяжелый валун. Густые сросшиеся брови и буйно вьющиеся черные волосы — и ни одного седого, хоть Рахиль на десять лет старше Сарры. Сестра напоминала ей перезревший плод, который уже подгнил, вот-вот лопнет и растечется соком. Сарра же, несмотря на то что была моложе и жила в гораздо большем достатке, поражала своей сухостью и сморщенностью. Ее тоненькие руки, будто постоянно сложенные в молитве, были так натружены в перебирании четок, что гладкие бусины натерли на них черные мозоли. В довершение всего Рахиль еще обладала неимоверно громким и раскатистым голосом, медный звон которого отдавался во всех закоулках дома, как в колоколе, тревожа стены, привыкшие к тишине.

Приезд сестры не радовал Сарру, если бы не Исаак. Много лет назад она полюбила его, но скрывала, прятала свои чувства, а когда Рахиль заинтересовалась Исааком, то Сарра, неожиданно для себя самой, выступила посредницей в налаживании их отношений. Вложила в это сводничество такой жар, словно решалась ее судьба, и даже больше. Она писала Исааку от имени Рахиль страстные, полные любви и огня письма, которые та слушала, жуя пирожные и восхищаясь слогом.

— Если бы ты, Сарра, так не старалась для моего счастья, можно было б подумать, что ты сама в него влюблена. Передай-ка мне вазу с вареньем, отличное в этом году варенье из лимонов и цукини, бочку бы съела! — и Рахиль продолжала свое чаепитие, лениво отгоняя ос от вазы с вареньем. Свадьба с Исааком, благодаря стараниям Сарры, была для нее таким же решенным делом, как и ежедневный ужин.

— А ты любишь Исаака? — тихо спросила Сарра.

— Что? — удивленно приподняла черную изогнутую бровь Рахиль. — Не знаю, я об том не задумывалась пока.

— Но как можно не думать о том, любишь ли ты человека, за которого собираешься выйти замуж? — возмутилась Сарра. Как она, эта женщина, не приложившая никаких усилий для обретения своего счастья, может еще раздумывать, любит ли она Его?! Когда сама Сарра ежедневно горит на собственноручно воздвигнутом жертвеннике, всеми силами отдавая безгранично любимого ею человека женщине, которая даже не знает, нужен ли он ей? Сарра ненавидела Рахиль за это.

— Но я его так мало знаю… — Рахиль почувствовала раздражение Сарры и слегка отвернулась от нее.

— Давай я договорюсь с ним о свидании, — схватив Рахиль за руку, почти с мольбой попросила Сарра, — наедине… — она сильно покраснела.

— Сарра, но это неприлично просить мужчину о таком, — строго сказала Рахиль, — и потом, скоро наша свадьба, друг на друга мы еще насмотримся.

— Но Рахиль, а вдруг выяснится что-то, что помешает свадьбе, то есть, я хочу сказать, вдруг есть что-то такое, что сделает вашу совместную жизнь невозможной! Ну, я хочу сказать… — Сарра умоляющим взглядом воззрилась на сестру.

— Ну ладно, в конце концов, это может быть и правда полезным — встретиться до свадьбы, — согласилась Рахиль, подумав, что особого вреда от этого не произойдет, а может, даже будет и какая-то польза.

Как Сарра готовила это свидание! Она была абсолютно уверена в том, что, лично встретившись с Рахиль и побыв с ней наедине, Исаак разочаруется и не захочет на ней жениться. Поймет, что все эти страстные письма, подарки, все, что посылалось ему от имени Рахиль, просто не могло исходить от этой жирной коровы (а к свадьбе уже все готово — приглашены гости, заказан ресторан) — и тогда Сарра ему все-все расскажет! Они займутся любовью в той самой, подготовленной для Рахиль комнате. И будет свадьба, и они будут счастливы бесконечно долго. Десятилетия безоблачного супружества оплатят годы самоистязания, налаживания отношений Исаака и Рахиль.

Наконец, настала долгожданная ночь. Рахиль отправилась в приготовленную комнату на другом конце дома, а Сарра, надев кружевную сорочку, купленную специально для этой ночи, ждала, пока Рахиль в истерике вбежит в комнату и кинется на кровать, сотрясаясь в рыданиях. Она ждала долго, но дверь не отворилась, и никто в нее не вбежал, никто не плакал в доме — стояла упоительная ночь, исступленно цвела магнолия, и пели птицы, мягкая дорожка связывала дом с луной, начинаясь на том самом подоконнике, на котором Сарра ждала своего часа. Но настал рассвет, и…

Сарра проснулась от гневных криков отца, который распекал Рахиль за распутство. Он застал свою старшую дочь спящей в объятиях мужчины. Мать уговаривала его не скандалить — все равно они должны скоро пожениться. Эти доводы подействовали — отец постепенно успокоился, перейдя на вялое брюзжание, за которым его и застала Сарра.

Вся семья сидела за завтраком, Исаак обнимал Рахиль и что-то ласково шептал ей на ухо, она смеялась и кормила его из своей тарелки, они ласкались друг к другу, когда отец не смотрел. Один раз, когда тот отвернулся к окну во время особенно патетической фразы о нравственности, молодые поцеловались так громко, что все находившиеся за столом безудержно расхохотались — отец беспомощно всплеснул руками и полез в буфет за бутылкой вина.

— За ваше счастье, дети мои, — и старик прослезился, а за ним мать и сам Исаак, глядя, как Рахиль катает яблочко по столу. Громче всех разревелась Сарра.

— Она так старалась, — мягко сказал Исаак, — пусть она на свадьбе сидит рядом с тобой, Рахиль. Если бы не она, я бы никогда тебя не нашел, — и Исаак поцеловал будущую жену в ухо.

Все, что было дальше, Сарра помнила как в бреду — три дня свадьбы, которые она беспробудно пила, громче и чаще всех кричала «горько!», желала молодым счастья, а затем, напившись до дурноты, уезжала, запиралась в своей комнате и рыдала горькими пьяными слезами, валяясь до рассвета в луже из слез, блевотины и мочи.

Рахиль и Исаак переехали в собственный маленький домик, где они и живут до сих пор. Теперь Сарра их видит редко, раз в год или в два, когда у них рождается очередной ребенок.

Первый ребенок — девочка — родилась через восемь месяцев после свадьбы. Разгорелись споры о том, как ее назвать.

— Назови ее Саррой, — как можно ласковее попросила несчастная сестра у Рахиль.

— Имя «Сарра» не приносит удачи! — отрезала Рахиль, отвернув колени с ребенком от умоляющей. Исаак, пьяный и веселый, влетел в комнату, осыпав Рахиль и дочь розовыми лепестками.

— РОЗА! — громко и на удивление отчетливо крякнул младенец. Девочка сама выбрала себе имя.

С тех пор прошло уже сорок лет. Сарра вышла замуж за Авраама — первого, кто предложил ей вступить в брак, через пять лет после свадьбы Рахиль.

Авраам был намного старше жены и очень богат. Рахиль постоянно говорила, что очень завидует Сарре. Сарра же никогда не говорила о том, что завидует Рахиль, хотя любовь к Исааку по-прежнему составляла стержень ее существа, была опорой, на которой держалась вся жизнь. Выбирая себе одежду, готовя еду, Сарра все делала для Исаака — он присутствовал в ее жизни постоянно, неотлучно. Был ее невидимым спутником и собеседником все эти сорок лет.

Теперь ей было странно наблюдать, как ее вечный незримый второй или, вернее сказать, навсегда первый супруг, который десятилетия жил внутри нее, неожиданно столкнулся со своим прототипом, который ходит, разговаривает, смеется, рыгает за обедом. Но реальный персонаж — это вовсе не тот Исаак, которого Сарра привыкла представлять, но, впрочем, «ее Исаак» и «реальный он же» друг другу не мешали, так как реальный видел в доме все, кроме Сарры, которую боялся задеть даже краем рукава, проходя мимо. Между ними образовалось взамоотталкивающее поле. Казалось, малейшее касание может вызвать взрыв, последствия которого могут быть непредсказуемыми. Первым, кто заметил это, был Авраам.

Дети Рахиль в количестве 20 штук приводили Сарру в восхищение и отчаянье одновременно: они погромили в доме все — дорогой антиквариат, посуду, мебель, разрыли все клумбы, разнесли чудесный зимний сад, разбили несколько аквариумов. Убытки от их взрывной жизненной силы и активности, жадной и агрессивной, были колоссальны, но своих погромщиков у Сарры не было.

Авраам напряженно наблюдал за женой, как та в восторженном упоении собирает бесценные осколки. Напевая, сметает землю и безнадежно погибшие цветы. Как из огромного совка выкидывает погибшее состояние в мешок для мусора. Радость стареющей женщины в тот момент, когда она уже полностью уверена, что убирает за своими собственными детьми. В этот момент мощный голос Рахиль, извергающий проклятия на головы своих отпрысков, выдернул Сарру из счастливого забытья. И Авраам увидел, как слезы покатились по лицу, что секунду назад светилось счастьем.

Через три года после их свадьбы Сарра пошла к врачу, который после осмотра и необходимых анализов выдал Аврааму сухой ответ:

— Патологии у вашей жены не обнаружено.

Авраам даже не пошел на обследование.

Весь день лил мелкий дождь, к вечеру тучи сгустились, поднялся ураганный ветер. Молнии били куда попало, уничтожив сотни овец, десятки столетних деревьев и двух раввинов.

Дети Рахиль с визгом попрятались в комнате своей матери и затихли. Сарра, сидя в своем старом кресле, наблюдала грандиозный спектакль природы. Смерть расположилась рядом, на полу. Внезапно дверь комнаты со скрипом тихо отворилась, и Сарра увидела Исаака. Вспышка молнии озарила его — огромные глаза блуждали, чудовищная бледность лица оттенялась черными намокшими волосами, он застыл на пороге, глядя в открытое окно.

Сарра бросилась к нему и усадила на кровать. Исаак дрожал, как маленький испуганный ребенок. Сарра успокаивала и обогревала его, накрывая одеялами и шепча различные ласковые слова. Она много раз представляла себе эту сцену, но наоборот — как огромные ласковые руки Исаака укрывают ее от грозы. Она говорила ему все то, что слышала от воображаемого ею Исаака, гладила его так, как «воображаемый он же» в мечтах и фантазиях гладил ее. Сейчас она сама стала им — мужчиной. Изливая на реального человека всю нежность, подаренную ей вымышленным им же. Странно, но она много раз представляла себе эту сцену именно так — как будто это она боится грозы и ищет у него защиты, и все вышло с удивительной точностью, только наоборот.

Она гладила его губы, целовала, собирала капли на его лице — вся жизнь пронеслась перед глазами и остановилась на этом моменте, так неожиданно пришло то, чего она ждала. Бог собрал в этом моменте исполнение желаний многих и многих женщин, страдающих от неразделенной любви.

Впервые за сорок лет крошечный островок огромной постели стал влажным и горячим. Смерть встала и тихонько вышла, сняв с тела Сарры свои одежды.

Этим утром природа ликовала, все краски были насыщенными до предела — огромная радуга впервые за сорок лет перекинулась над владениями Авраама. Маленькие радуги ниточками висели в воздухе. Авраам втянул их в себя, и тупая игла не кольнула его сердце, он вдохнул еще раз, набрав полную грудь маленьких радуг, — иглы не было. Авраам подошел к фонтану, ахнул и отскочил. Посмотрел еще раз — из зеркальной глади на него смотрел смеющийся молодой человек. Авраам стал молодым. Счастье заполнило все его тело, он высоко подпрыгнул и почувствовал, как поднимается все выше и выше — он летал, он весь стал счастьем. «Наверное, я умер», — подумал Авраам. Огромный светящийся шар появился перед ним и ослепил его.

— Авраам! — голос Бога заполнил землю и небо.

— Благодарю тебя, великий Бог! Сегодня в твою честь я совершу великое жертвоприношение — такое, что дым закроет небо на несколько дней! — воскликнул Авраам.

— Авраам! Ты совершишь жертвоприношение мне через тридцать три года! На горе Мориа принесешь великую жертву!

— Но какую, Господи?

— Твоя жена Сарра беременна. У тебя родится сын. Когда ему будет тридцать три года, ты принесешь мне его в жертву во искупление своих грехов и грехов потомков твоих!

Огромный шар исчез. Авраам очнулся лежащим на земле. Быстро вскочил и побежал, не зная куда, — просто проверял, сколько времени и с какой скоростью он сможет бежать. Он бежал прямо до захода солнца, забрался на самый высокий холм и кричал:

— Да, Господи! Да! Ты получишь жертву через тридцать три года! Они пройдут как один день!

Ночью проезжавшие мимо пастухи, ошарашенные увиденным чудом, привезли домой хозяина, но каково же было их удивление, когда навстречу им вышла хозяйка, такая молодая и прекрасная, какой они никогда ее еще не видели, но больше их был потрясен сам Авраам.

Они смотрели друг на друга и не могли узнать — сегодня как будто первый день их встречи. Любовь с первого взгляда через сорок лет совместной жизни — может ли такое быть?

Бог, Смерть и воображаемый Исаак, ставшие неотъемлемой частью дома Авраама, удивленно наблюдали за происходящим. Они стали как мебель, крыша или сарай — все привыкли к их присутствию и перестали замечать.

Молодые Сарра и Авраам начали жить. Это так странно — начать жить после шестидесяти, обретя вдруг счастье и молодость, жадно вдыхая каждый глоток воздуха, стремясь поймать капли дождя, смеясь над молниями и громом, чувствуя себя частью воды и ветра, земли и неба. Их миры слились наконец в один — и этот новый их общий мир не имел ничего общего с исходными. Земли Авраама превратились в Рай — скот плодился с необыкновенной скоростью, земля давала по три урожая в год. Авраам забросил свои счетные книги и нанял сорок пять бухгалтеров, установил единую компьютерную сеть в своих владениях и нанял менеджера. И все удивлялись, как он раньше один вел учет, управлял и контролировал свое хозяйство, никто не замечал имен Бога на каждой странице его книг, но Авраам знал, что они там есть.

У Сарры родился сын, которого она назвала Исааком. Любовь, которой она посвятила всю свою прежнюю жизнь, вышла из ее тела только вместе с ребенком. После его рождения воображаемый Исаак умер, возродившись в своем реальном, осязаемом сыне.

Незаметно прошло тридцать лет, Авраам стал постепенно терять свою жизнерадостность — близился срок платы по счетам, над его владениями снова стали сгущаться тучи.

Произошли некоторые изменения и в семейных отношениях — Сарра стала бояться, что Авраам узнает, что Исаак не его сын, и семейное счастье разрушится. На самом деле счастье разрушилось уже в тот момент, когда в ее сердце появился этот страх и густым чернильным облаком расплылся по дому. Первым его результатом стала ссора между Саррой и Рахиль, когда та в очередной раз появилась во владениях Авраама. Сарра, не сказав мужу ни слова, грубо выпроводила ее вместе со всей семьей, обозвав лентяями и попрошайками. Затем она стала пользоваться любым предлогом, чтобы отправить сына подальше от дома — сначала это была учеба, затем работа на отдаленных землях. Все что угодно, лишь бы тот как можно реже попадался на глаза Аврааму. Авраам радовался тому, что отдаляется от сына, судьба которого предрешена. Исааку предстояло оплатить грехи родителей. Исаак, прочувствовав, угадав все это, постепенно возненавидел их. Поначалу он изо всех сил старался завоевать их любовь — отлично учился, работал на Авраама как каторжный, без отпусков и выходных, приезжал на все праздники, но чем сильнее он стремился бывать дома, тем активнее Сарра его выпроваживала, выдумывая какие-то срочные дела, которые ждали десятки лет до этого и могли бы ждать еще столько же. Исаак выполнял эти дела, но награды не получал. И тогда ненависть стала его жизнью. Смерть переселилась за его плечо и ходила сзади, как жена. Исаак действительно был обручен с ней с самого рождения.

Настал назначенный день.

С утра Авраама разбудили громкие крики во дворе, извергавшиеся всевозможные проклятия, которые посыпались на его голову, голову его жены и всех потомков.

С трудом он узнал в старой, седой, всклокоченной женщине в черном рванье Рахиль. Только голос остался прежним и, как медный колокол, чеканил обвинения, рисовал ужасы их будущей жизни, требовал от Бога возмездия.

Работники Авраама пытались выпроводить ее, но он их остановил.

— Рахиль, объясни, почему ты так зла на нас? Разве мы сделали тебе или твоей семье хоть что-то плохое?

— Нет у меня больше семьи! Из-за моей суки сестры нет!

— Что ты говоришь? — Авраам ничего не знал о том, что Сарра выгнала Рахиль.

— Все умерли! Умерли от болезни! От вашей жадности!

Оказывается, один из детей Рахиль чем-то заболел — лечение было дорогостоящим, и Рахиль хотела попросить у Сарры денег, но не успела изложить свою просьбу. В результате болезнь перешла в завершающую стадию, в которой оказалась заразной, и все дети Рахиль и муж умерли.

— Это кара! Кара Божья за ее распутство!

Сарра появилась во дворе, лицо ее было смертельно бледным. Увидев сестру, Рахиль издала дикий вопль и кинулась на нее — повалив на землю, она била ее всем, чем могла, — руками, головой, словно старалась вогнать в землю, вопила, что Сарра виновата в смерти ее детей. Рахиль с трудом оттащили.

— Тебе мало было лишить меня мужа! Ты всегда мне завидовала — ненавидела меня за то, что он женился на мне, я все знаю! А ты сказала своему мужу? Авраам, она сказала тебе?

— Что ты несешь? — лицо Авраама стало темным, из неразборчивого бреда постепенно стал вырисовываться смысл, но Авраам еще надеялся, что ошибается.

— Она, твоя шлюха, спала с Исааком, с моим мужем! А чтобы ты ничего не узнал, выгнала нас потом, оставив без гроша! Жизнью моих детей закрыла свой грех! Убью, слышишь, все равно тебя убью! — Рахиль вырвалась, хоть ее удерживали четверо мужчин, и снова кинулась к Сарре, но вдруг схватилась за грудь и упала с отчаянным стоном, судорога пробежала по телу — когда ее перевернули, она была мертва. Ненависть и боль разорвали ей сердце.

Сарра смотрела на труп сестры. Много раз она представляла себе это в молодости, строила планы убийства, а теперь ничего не чувствовала. Ни горя, ни радости — только досаду, что перед смертью Рахиль разрушила и ее счастье. Сарра была уверена, что сестра получила по заслугам, никто не заставлял ее бежать в их дом с обвинениями. Она умерла по собственной вине — ненависть наказуема.

— Уберите и похороните ее, — тихо сказал Авраам, — он опять постарел. Пошел к дому. Каменные плиты ломались под его ногами — таким тяжелым он стал.

Сарра смотрела ему вслед, несколько раз делала шаг, чтобы догнать, но боялась. Боялась того, что хотела сказать, но потом решилась. Когда она догнала мужа, тот стоял перед домом.

Темная аллея напротив крыльца, где кроны деревьев уже образовывали арку, такую густую, что неба не было видно. В аллее всегда было темно и сыро. Авраам хотел срубить вековые деревья и сделать пространство открытым, но не решался — ведь все эти деревья росли именно для дня жертвоприношения. Сарра неслышно подошла к нему сзади, на ней был легкий утренний халат, делавший ее похожей не то на невесту, не то на привидение.

— Тебе пора готовить жертвоприношение, Авраам! — ее голос прозвучал как выстрел. — Исаак будет с минуты на минуту, я вызвала его вчера.

Авраам смотрел на Сарру с ужасом, который леденящим потоком разливался от его ушей по всему телу. Он не верил, что мать может это говорить. Авраам считал, что Сарра станет защищать Исаака, пытаться спасти! Однако по-настоящему жутко Аврааму стало после того, как он увидел, что его отражение в зеркале снова помолодело и радовалось словам жены! Его руки дрожали не от страха, не от желания принести эту жертву. Все решилось с пользой для него, он оставался богатым и молодым и избавлялся от ставшего за один миг ненавистным пасынка.

— Пора спилить деревья, Сарра, — сказал Авраам, показывая рукой на окружавшие их клены, и ушел, оставив ее в аллее.

Исаак приехал около полудня, был удивлен приветливостью матери при встрече, но радости не ощутил. Наоборот, короткие волоски на его шее встали дыбом.

— Сегодня день жертвоприношения, сын, — сказал ему Авраам. — Мы вместе поедем к горе Мориа и принесем великую жертву.

— Хорошо, отец. Что ты собираешься пожертвовать Богу?

— Жертва давно приготовлена, сынок. Очень давно, — странный блеск глаз выдал Авраама. Исаак, не зная причины, забеспокоился, увидев мелькнувший огонек в глазах отца.

Они сели в машину, захватив с собой жертвенный нож, благовония, дрова — все необходимое, и выехали.

Отъехав на приличное расстояние от дома, на половине дороги к горе Мориа, Авраам вдруг забеспокоился.

— Исаак, мне кажется, что-то шумит, ты не посмотришь? А то я ничего не понимаю в машинах, — попросил Авраам.

— Я ничего не слышу, по-моему, все нормально, — ответил Исаак.

— Ты не знаешь этой машины, я к ней привык и слышу, когда она барахлит, — настаивал Авраам.

— Может, тебе самому тогда посмотреть, ты же лучше знаешь эту машину! — саркастически заметил Исаак, продолжая держаться за руль и глядеть на дорогу.

— Тебе что, лень заглянуть под капот?! — взорвался Авраам, пружина, сжимавшаяся весь день, начала раскручиваться с неожиданной силой и скоростью.

— Хорошо… — Исаак, испуганный неожиданным взрывом раздражения отца, вылез из машины и открыл капот. — Я ничего не вижу пока, сверху все чисто! — крикнул он Аврааму. — Дай мне фонарь!

«Конечно, фонарь!» — мысль вихрем пронеслась в голове Авраама.

— Сейчас… — он торопливо полез в багажник, трясущимися руками нашел тяжелый фонарь с длинной ручкой. Он подходил к Исааку очень быстро, но расстояние в три метра преодолевалось для Авраама вечность, ощущалось плохо, как во сне. Было страшно, что он не успеет подойти, что Исаак обернется. Тот стоял, нагнувшись, опираясь руками о края капота, и спросил не оборачиваясь:

— Ты нашел фонарь?

Авраам, сильно размахнувшись, ударил Исаака по голове.

— Да…

Исаак очнулся, голова гудела, запекшаяся кровь залепила глаза — он сделал попытку протереть их, но, к удивлению, рука не пошевелилась. Придя в себя окончательно, он понял, что привязан к жертвеннику. Авраам, еле шевеля губами, дочитывал молитву, его рука, лежащая на жертвенном ноже, дрожала. Авраам читал, глотая окончания слов, быстро и без выражения «отговаривал» положенное Богу.

У Исаака помутилось в голове, он осознал, что собирается сделать Авраам. Желание жить взорвалось в нем с невиданной силой, он стал кричать и биться. Рывками ему удалось немного ослабить веревки, но держали они все еще довольно прочно. Исаак кричал, пытался отговорить отца, проклинал его, но все бесполезно. Тот не смотрел на жертву, движения стали суетливыми, Авраам заторопился, зажег факел, воткнул его в землю, чтобы поджечь дрова, как только жертвенная кровь прольется на них, подошел к Исааку, готовясь завершить жертвоприношение. Исаак посмотрел на его лицо и затих. Авраам напевал какую-то песенку, его глаза были совершенно пусты! Отец бесстрастно примерялся, как лучше сделать надрез на шее сына, чтобы кровь брызнула сильнее, — делал это так, как будто готовился кроить шторы!

Исаак закрыл глаза, решив, что все это ему снится, сейчас он откроет глаза и проснется в своей постели. Снова открыв глаза, он увидел занесенный над собой жертвенный нож. Крик Исаака потряс гору Мориа до самого основания, вся его жизненная сила собралась в этот миг воедино, веревки, державшие его ноги порвались, еще одно усилие, и он освободится — мозг Исаака полыхал, он хотел жить, хотел жить! Он забил ногами, расшвыряв дрова, но руки были привязаны крепко, и веревки не поддавались, к тому же прошло уже много времени и суставы одеревенели.

Исаак рванулся с жертвенника, увлекая за собой поленья, и тяжело упал на другую сторону его.

Ярость, ненависть, страх за свою жизнь и молодость разорвали душу Авраама, тормоза скрипнули на бешено вертящихся колесах и отказали — он схватил нож и, перепрыгнув через огромный жертвенный камень, обрушился на спину Исаака. Тот, собрав все силы, сбросил отца со спины и отскочил в сторону. Смертельная опасность заставила мышцы совершить невозможное — Исаак освободил руки, разорвав прочные путы. Отец и сын сцепились на небольшой площадке верхушки горы Мориа — древнего места самых значимых жертвоприношений.

Исаак удерживал руку Авраама с жертвенным ножом, не давая ей приблизиться к себе, они катались по земле, молча, глядя друг другу в глаза — каждый был полон решимости и ненависти. Периодически один брал верх над другим. Наконец молодость восторжествовала. Исааку удалось схватить Авраама за горло и придушить до потери сознания. Встав, он поволок тело к жертвеннику. Привязал и поджег во славу Бога.